Однажды Цмипкс услаждал самого себя. В ярком, красно-юрком месте, которое он сам создал, он пронизывал все кружочки и палочки. Казуары были заслонены синью крышки, нависающей над усложем Цмипкса. Он был свернут в гигантскую светлую кишку, походящую на выделенную из грунта некую сложную нору, и, настраиваясь на свет, пытался ликвидировать цвет. Пробирающийся мимо Хун дунул и засунул щупик в Цмипксов кокон.
— Ва! — вздернулся Цмипкс, ничего не ожидая.
— Как же ты хорош, как чудесен… — влажно зашонил Хун, — какая у тебя цепонька… Я дребещу… Я срю…
— Чего же ты хочешь? — просто вспроснул Цмипкс, преображаясь в булькающий тромб.
— Ты так свеж… Так сален… Так намочен… Так струен… Ты — сталь! Сталь!
— Что это? — недовольственно смял Цмипкс.
— Я смолею, увиживая твой стон, Цмипкс! Я жарюсь, когда ты ешь, когда ты сышь, когда ты мнешь. Засыпь мне под поньку свой порошок, настри мне в парк, наси на мой кущак! Выбзди меня, вылижи, вынь! Займемся блюбовью?
— Что это?…
— Блюбовь! Блюбовь! Акт злочатия новозвезда, высшая услсдада, онаслаждение!..
— Я не знаю, — растерянно, приобретая обыкновенный центрово-щупиковый вид, молвил Цмипкс.
— Ты никогда этим не занимался?
— Не.
— Ты — ежик?… У, прелесть, у, мечта! Сейчас мы тебя гермафлорируем.
— Что?
— Гетерастически гермафлорируем!..
— А как?
— Как хочешь. Всё может быть блюбовью, и всё может быть гермафлорацией. Для нас ведь все возможно, мы же звезды?…
— Звезды!
— Звезды, ответь, не слышу?
— Звезды!!!
— Ну, вот. Ну, изобрази мне какую-нибудь стеночку, или штопорик.
Цмипкс немедленно изогнулся длинной проволочной сероватой змейкой.
— Ну… нормально. Для моей коллекции это будет чем-то новым, — удовлетворенно пыхнул Хун. После этого он взметнулся, отлетел вон из этого места мира и белым тяжелым метеорцем стремглав обрушился на змеящегося Цмипкса. Змейка сжалась в черный
оскорбленный шар, вновь возникла штопориком и вбуравилась в Хуна.
— Все, все! — взвоплил тот. — Уже все!
— Что?… — обиженно сявкнул Цмипкс, вывинчиваясь из стеночного тела Хуна, которое он успел проткнуть.
— Я тебя уже гермафлорировал, сжав дальше можно разнообразить блюбовь!
— Это что, и есть гермафлорация? — спросил Цмипкс.
— Да.
— Фу, — сказал Цмипкс, — в таком случае, я гермафлорирован еще в бздетстве!
— Это заметно… — злобно прошептал Хун. — Ты, наверное, никакой и не ежик. Ну, неважно. Ты ведь можешь стать ежиком, если захочешь, мы же звезды? Давай же, давай же займемся блюбовью, мой слинь, моя чумичка, моя любимейшая рвонь!..
— Это вот так? — угрожающе спросил Цмипкс.
— Могу показать классическую позу, — важно заявил Хун.
— Это как?
— Прими свой вид!
Цмипкс послушно стал характерным центрово-щупиковым звездом. Хун тоже возник в этом главном облике, тут же немедленно кинулся к Цмипксу и принялся прижимать свой центр к его, переплетая их щупики.
— А, а, а, — сряхтел Хун, трясь об Цмипкса. Цмипксу стало противно, и он отскочил, высвобождаясь.
— Куда!! — гнойственно крикнул Хун. — Я только начал!
— Мне не нравится, — сказал Цмипкс. — Я не люблю блюбовь.
— Ты ж еще ничего не знаешь!
— Покажи.
— О, какой ты вспучный!..
— Если б ты был моим другом, иным, установленным, тонким, грубым… Ты ж — звезд?
— А?… — растерялся Хун.
— И я — звезд. Не интересно.
— Но мы можем быть любыми!.. — обескураженно сюкнул Хун. — Мы — высшие! Наша блюбовь — венец и предел! Давай превратимся в вазелиновые кубы! В выпиливание ротозеек!
— Какая разница? — срезал Цмипкс. — Ты — как я, а я — звезд.
— Мы — звезды! — непонятливо воскликнул Хун.
— Не интересно.
— Ты ж еще ничего не знаешь!
— Покажи.
Хун сотворил малиновую мягкую мель среди лилово-бурдящих, испаряющихся ласковых вод бездонного потока, струящегося по мерцающей желтыми всполохами равнине, окаймленной красной полоской низеньких ласковых гор. На мели был лаковый гамак, и в нем бежево-радужным слизняком распластался сам Хун. Он издал призывный метазвук, засиял и втянул в свою пору обращенного в элементарную анти-частицу Цмипкса. Цмипкс погиб; визгливый мощнейший взрыв разломал реальность на энергетические сгустки. После вечности удовлетворение затопило каждый щупик Хуна. Он сказал:
— А?
Цмипкс недовольно зыкнул.
Хун взрастил из себя красивое кольцо, покатился по саду, где стояли тени восторженных божеств. Он вздымал синюю пыль; клубки чар кружили над ним, как нимбы, лишенные святых. Он упал на грунт, засияв, и вырос столбиком надежды перед превращенным в волосатую присоску Цмипксом.
— О, растение конца, вздыбь меня, откинь, отлучи!.. Я — твой, мы — наш, вы — ее… Я стану единоцветным, если ты не упишешь мою волю к победе над кругом…
Цмипкс сгогнил.
— Главное, что было меж нами — след трухи индольной, галактика нити, страх…
Хун навис над жгутом Цмипкса, брызнул коричневой взвесью и расколол пространство. Они замельтешили в поисках цветоформ; наслоения их друг на друга пахли ароматом смолеющего козырька. Мигали световые всплески, природа вертелась вокруг них каруселью загадочных палочек. Четырехпазуховый Хун обнажил толстую цепочку и обкрутил ею отделенный от кучки пульс Цмипкса. Цмипкс засмердел, разбрасывая яблочные катышки, Хун умялся.
— Это что: блюбовь? — раздражился Цмипкс.
— Блюбовь, блюбовь!
— Это — бздетский бред!.. Одинаковая тщета.
— А так?
Хун стал ореолом, центр его горел раем. Фигура его, восстающая над вспучезарием сладотравным, зияла предчувствием иных миров. Не двигаясь, он пролетел над водой, не возвращаясь, он находился в начале. Он был одет в свежую парчу, психодробные черевички и шар. Он казался лучшим из сущностей, меньим из гадостей, вазелизой прибежища. Мудрозвонно он висел между вселенской дверью и косяком и был притягателен, как ангельский артист.
Цмипкс дерьмом устремился к высшему. Хлюпая, он возопил в ужасе, моля обо всем. Низ его положения возжаждал возникшего небесного сранника. Хун взмахнул волшебной закорючкой, милостиво опустил Цмипкса и поковырялся в нем. Фон их игр покрылся алыми
крапинками. Цмипкс стал дырой.
Неожиданно Хун обратился большой желтоватой планетой, восоздав Цмипкса в виде точно такой же планеты, крутящейся рядышком. Он завертелся вокруг оси, убыстряясь и убыстряясь. Цмипкс кружился в другую сторону. Планеты были гладкими, словно чьи-то выбритые щеки. Хун приближался к Цмипксу, усиливая верчение. Цмипкс начал инстинктивно отступать. Хун ринулся вперед, замерев прямо перед Цмипксом, потом подтянулся к нему, чтобы они еле-еле коснулись друг друга. Прогремел катастрофический свист, переходящий в скрежет; искры пронизали космос. Хун, будто циркулярная пила, неотвратимо стал въедаться в Цмипксов грунт, выбрасывая его в окружающий черный простор в виде огромных глыб и пыли. Цмипкс отпрянул. Хун насел. Хун явно был тверже. Цмипкс
напрягся, пытаясь высвободиться, но Хун образовал позади него силовой заслон и еще резвее закрутился, внедряясь уже в планетную мантию, которая чавкающим заревом вылетала из-под Хуна. Цмипкс стал глобальным липким образованием и покрыл собою Хуна.
Хун дернулся вперед, и они врезались в комету.
— Вот оно!.. — удовольственно выпрел Хун, счастливо расправив щупики.
— Это — блюбовь? — хмуро тявкнул Цмипкс.
— Блюбовь.
— Скукота, — заявил Цмипкс.
— А так?
Хун стал средоточием вони, малюткой-капелькой на склизкой булькающей поверхности. Плюгаво дрожа, он мерзко зазеленел. Цмипкс бурым пятнышком лежал у красной ватки. Хун пикнул и упал на Цмипкса. Началась непреходящая ласка, взаимопроникновение, сдавленное тепло, чудесная вечность единой неги. Возникла шипящая лужица страсти. Дымок услад воспарял ввысь. Общая капля вонюче разрасталась, впитываясь краем в ватку. Все происходило блаженно-долго, будто здесь скрывалась дверь в счастливую страну, не сразу поддающаяся напору нашедшего. Наконец, они выкристаллизовались, образовав из себя игольчатый кремовый порошок. Сверху хлынула красная вязкая жидкость и утопила их, растворяя в себе, точно суровый сок рока.
— И это — блюбовь? — уныло спросил Цмипкс.
— Да! Да! — клюкнул Хун.
— Одно и то же, потуги на реальность.
— А если я стану зарей? Жуком? Жочемуком? Божеством? Припрыжкой? Кусачками? Ничем? Казуаром?
— Не ври, — заухмылялся Цмипкс.
— Как? Мы же — звезды! Для нас все возможно! Блюбовь — дар! Мы верим в Соль!
— Блюбовь скучна, — сказал Цмипкс. — Она не дает чувства истинной рвоты, подлиной склизкости, плотности. Зачем мне эта блюбовь, если я сам могу?
— Но так ты не можешь! — пыхнул Хун и кинулся к Цмипксу, мгновенно прижимая свой центр к его центру.
— Вот так, так, так… — хрюкотал он, елозя.
— А! — вздернул Цмипкс, резко отбрасывая Хуна.
— Ты что?… Это ж блюбовь! Все звезды…
— Поганая суета, — выжал Цмипкс. — Гнилая суть. Маразм!
— Как?
— Гной субстанции, — сказал Цмипкс. — Скучные сны.
— Чего же ты хочешь? — спросил Хун. — Может, мне расчетвериться…
— Нет. Кажется, я знаю.
— Ну, давай теперь ты меня, — добродушно зашонил Хун.
Цмипкс подхватил Хуна, скрутил его щупики и стремглав унесся. Он летел с ним над огромной желтой равниной, которой не было конца.
— Куда? — жалостливо дернулся Хун.
— Туда. Это — мочка.
— Сапожок Доссь?… Но зачем?… Мы ж — звезды, мы не зезды, мы же высш…
— Уткнись!! — рявкнул Цмипкс, пнув Хуна в центр.
Хун пычился, стараясь отодраться от сжавшего его Цмипкса. Цмипкс мрачно вцепился в него и падал в темно-желтую трубу, в конце которой виднелся приглушенный свет и неясные загадочные очертания. Труба расширялась, напоминая мистический туннель. Вдруг возник светлый выход, и они упали на каменистую желтоватую почву, замерев на ней, но как будто бы совершенно ее не касаясь.
— Что это? — в ужасе спросил Хун.
— Звезда! Точнее, Зезда. Здесь метан и жочемуки, — насмешливо ответил Цмипкс. — Сейчас ты увидишь подлинную блюбовь, ты — мешок озарений! Уть!
Вокруг них простирался пугающе-желтый гористый пейзаж, слегка фосфоресцирующий под мраком неба, в котором зияли яркие точки казуаров и изумрудно горели свалы двух Пулек. По грунту ползали четырехугольные прозрачные существа, с мерзским шумом засасывающие в себя редкие зеленые лужи. Они были гигантскими.
— Что это? — спросил Хун, озираясь. — Это — низ, прошлое, пыль! Сейчас мы — звезды! Зачем нам эта Звезда? Зезда?
— Уткнись, — сказал Цмипкс.
— Здесь нет блюбви. Звезда уже преображена, откуда это все? Это сделал ты?
— Я провел тебя через мочку, — самодовольно объяснил Цмипкс. — Теперь мы в настоящем мире. Я не знаю, почему я сюда пришел, но я чувствую, что я хочу… Я так хочу… Стой! Вот он!
— Кто? Что значит "настоящий мир"? Вот этот кал, что ли, настоящий мир? А Звезда?
— Вот Звезда. И вон там моя блюбовь…
Хун зыркнул во все стороны и обнаружил под камешком притаившееся небольшое зеленое существо, похожее на длинную тонкую ножку со шляпкой, на которой был красный квадратик. Это существо замерло в своем укрытии и думало:
— Яж, яж, яж, яж.
Тут раздался резкий всплеск. Это Цмипкс обратился тяжелым, расширяющимся кверху сосудом.
— Ты что делаешь? — заукоризнил Хун. — К чему это одерьмвление? Полетели лучше в свободный стук…
— Уззззь!! — издал Цмипкс и вдруг, резко подпрыгнув, бросился на камешек, за которым сидело Яж.
— Что это?… — поразился Хун, приподнимаясь над поверхностью. — Ты так пал… Так мерзко скачешь, ты…
Сосудообразный Цмипкс склонился над замершим Яжем, втянул в себя его шляпку и гулко заурчал. Яж дергалось, пятаясь освободиться, но Цмипкс засасывал его все глубже и глубже. Наконец зелено-желтое основание Яж скрылось в Цмипксе. Выпустив из своего зева коричневый дымок, Цмипкс что-то громко протрубил и резво отпрыгнул от камешка.
— Ты его умял!.. — сраженно воскнул Хун, отлетая. — Но это же древняя дрянь! Нельзя же! Ты же звезд! Эй! Цмипкс! Цмипкс!
Цмипкс-сосуд что-то просусонил и запрыгал в сторону пыльного хмурого холма.
— Он одуел, — вымыслил Хун, уничтожая холм. — Надо кого-нибудь звать.
Тут же появились Чсмит и Тьюбющ.