Как известно, спускаемся мы с покорённых вершин. А на той самой вершине я чувствовал себя всякий раз, находясь на месте силы или, возвращаясь оттуда. Уже несколько раз я побывал в этом удивительном месте. Результатом всякий раз становилось ощущение полного физического и психологического здоровья. Но после этого я всё так же всякий раз оказывался снова в прежней обстановке в городе, который сразу охватывал своим укладом и необходимостью решать какие-то вопросы.

Первое время после возвращения и довольно долго я не поддавался его влиянию, даже усмехался, с лёгкостью рассматривая все ситуации откуда-то сверху, не давая ему возможности вовлечь меня в свою игру. Даже возникала мысль, что я победил и больше уже не смогу скатиться к прежнему мироощущению. Это казалось просто невозможным. После событий, происходящих на месте силы, я чувствовал себя другим человеком. Было столько энергии и силы, что я мог какое-то время совершать любые действия и не чувствовать ослабления. Даже не в энергии дело. Я чувствовал себя каким-то иным, попавшим в странные условия города и цивилизации. Но сила уходила постепенно, вслед за вниманием, уделяемым самым разнообразным делам. Всё, что было связано с обслуживанием подсознательных страхов и повседневных забот, вырастало в целый клубок действий, поглощавший огромное количество внимания, а значит и силы. Я, наконец, реально почувствовал этого чёрного вампира под названием «житейские заботы». Здесь было всё, начиная с пробок по утрам, заканчивая взятием каких-то обязательств и приложением каких-то трудозатрат.

Тогда ещё не оформилась новая картина мира, позволившая впоследствии исключить или свести к минимуму такие гигантские потери энергии. Пока не открылось понимание, позволившее мне сбросить ненужный прессинг и расправить спину. Мироощущение того момента сводилось к слабеющему страху перед будущим и необходимостью заботы о близких. Что разбавлялось стремлением к абстрактным понятиям, таким как свобода, сила, независимость. В голове прочно сидела цитата из Экзюпери, ставшая лозунгом: «мы в ответе за тех, кого приручили». Тогда я ещё не задавал себе вопроса, а в чём собственно состоит этот «ответ за тех…», и могу ли я дать своим близким что-то хорошее, если сам страдаю, мучаюсь и рычу на окружающий мир, как раненный зверь.

Примерно через месяц после каждого возвращения, поездка к месту силы казалась сном. А ещё через несколько месяцев, в сон превращалась моя повседневная осознанность, снова вовлекая в пустые людские игры. Взгляд на проблемы сверху угасал, давая волю предсказуемости и автоматическим реакциям. Словом осознанность снова засыпала, лишь давая знать о себе по вечерам. Лишь по вечерам я вспоминал, что что-то не то делаю. Если ещё на месте силы или сразу после возвращения я уже задумывался об открытии новых горизонтов как в освоении внетелесной практики, так и в управлении событиями повседневной жизни через моделирование будущего, то потом всерьёз опасался потери уже достигнутых результатов. Падал даже общий интерес к теме, а это однозначно свидетельствовало о потере тонкой энергии. Ну, в общем надо было признать, что возвращения в город меня придавливали. Кроме того, я ещё не знал, что вследствие произошедшей самоинициации, я уже просто не должен был жить и думать прежним образом.

Кому-то может показаться надуманной моя тогдашняя проблема. Кто-то скажет, что я вполне мог не зацикливаться на ней, а просто найти способы отвлекаться на развлечения и другие удовольствия. Но ведь я это делал. Здесь были и спорт, и поездки за город и в увеселительные заведения. Если я показался со своей проблемой такой занудой, похожей на королеву Несмеянну, то это совсем не так. Я отвлекался многими способами, стараясь сохранять бодрый и оптимистичный настрой. Но дело в том, что тонкой энергии практически всё равно утекать ли из оптимиста или пессимиста. Она в основном утекает через внимание и эгрегориальный или бытовой энергетический вампиризм. Поэтому отвлекающие мероприятия не приводили ни к каким полезным для моей практики результатам. Скорее даже вредили, отвлекая не только от проблем, но и от их решения. Достижения и успехи всякий раз уходили сквозь пальцы. Снова раздражённо погружался в ежедневные заботы и проблемы, чувствуя свою беспомощность что-либо изменить.

Назрел очередной кризис. Хотя я, в общем, начинал понимать, что развитие идёт по спирали или какой-то синусоиде, легче от этого не становилось. Ведь всякий раз требовалось новое решение. Тривиальные и привычные решения были недостаточны. Если бы всё можно было решить испытанными приёмами, то и кризисов бы не было. Назревший кризис носил скорее стратегический, а не тактический характер. Требовались капитальные, а не косметические изменения. Любая попытка решить всё лишь очередной перегруппировкой сил уже казалась бесполезным тактическим приёмом, который бессмыслен без стратегического, глобального решения. Даже очередная поездка к месту силы казалось ничего не может решить, а лишь отсрочит те решения, которые должен принять я сам. Время полумер и средних успехов заканчивалось.

Я отгонял эту мысль и этот вопрос, пока он не встал передо мной вполне предсказуемой и очевидной стеной. Готов ли я идти по пути? Готов ли, или так и собираюсь всю жизнь оправдываться и придумывать разные веские причины, лишь бы не двигаться с места.

С этого момента начался, так сказать, конструктивный подход к моей духовной работе и событиям жизни. Конструктивность эта состояла в том, что я решил собраться и решить возникающие трудности, а не только пытаться это сделать. До этого момента все попытки изменить ход жизни неизбежно терпели провал, так как изменения происходили лишь в горизонтальной плоскости. Теперь же я был готов произвести изменения и по вертикали, проникнув в глубину, а, возможно, и пожертвовать чем-то. В тот момент я уже действительно дошёл до ручки, пытаясь изменять ситуацию, не изменяя её. Моя раздвоенность достигла критических значений. Я как-то неправильно понимал цитату из «Маленького принца». Зато другое я понимал теперь вполне отчётливо. А именно, что если всё так и будет продолжаться, то я, скорее всего, заболею чем-нибудь трудно излечимым, и уже не смогу быть в ответе ни за кого, даже за себя.

Пришла знакомая решительность. Точно так же я себя чувствовал, когда решил, во что бы то ни стало пережить первый раз отделение от тела.

Хорошо помню, каким приливом энергии это сопровождалось. Решения подобной силы освобождают такое количество связанной энергии, что это становится физически ощутимо, хотя энергия и тонкая. Сразу возникло чувство, что проблемы легко разрешимы. «Что же это за энергетические игры такие», — подумал я тогда. Самым правильным в описании посетившего меня состояния, было бы сказать, что я очнулся от нудного и тягучего сна.

Я прекрасно понимал, что посетивший меня приход, не является интеллектуальным, как от принятия какой-то философской идеи, а имеет под собой мощную энергетическую основу. Возможно, основа эта была заложена на месте силы и спрятана во мне в виде энергетического блока, подобного блоку защиты. А в момент кризиса через специальную команду она была запущена в сознании.

Впоследствии был сделан один из основополагающих выводов, ставших основой моей энергетической грамотности. Звучит он так.

Внимание к проблемам, которые человек обозначает для себя как неразрешимые или трудноразрешимые вызывает не только потерю тонкой энергии, но и блокирование соответствующего энергетического канала, лишая силы и трезвости в оценках и действиях.

Возродить угасающий интерес к теме моих исследований оказалось на удивление не сложно. Для начала я очень безответственно провалил все свои текущие обязательства, сказав всем, что заболел и дней пять на меня рассчитывать нельзя. Конечно, это касалось тех дел, проблем и обязанностей, где моё отсутствие не привело бы к какой-нибудь катастрофе, а значит, я мог быть полностью свободен. Я взял этот перерыв, чтобы провести необходимую перегруппировку своих сил, выпав из клинча ежедневной текучки. Требовалось провести переоценку жизненных ценностей и принять соответствующее решение. Казалось бы маловато пять дней на такую-то переоценку. Но дело в том, что идеи и мысли, по которым требовалось принять решение, уже сформировались и были где-то совсем близко, ожидая, чтобы их оформили в конкретные слова и решения. Я уже дозрел. Требовалось лишь снять неизбежный урожай.

Первым вопросом, который требовал решения, стал такой: «зачем я принимаю участие в том, что меня так ослабляет?». Естественным следствием этого вопроса становился вопрос-действие: «как этого избежать, занимаясь тем, что прибавляет силу?». Поскольку обладание силой связано с её течением, то есть получением и расходованием, значит, здесь и следовало искать.

К получению той самой необходимой мне энергии и силы вело несколько путей. Первым и самым важным для меня был путь получения энергии через пребывание в месте силы. Вторым, длительное пребывание просто в чистом природном месте. Третий связан с работой с сексуальной энергией. Существовал ещё и четвёртый, связанный с энергетическим вампиризмом, который я сразу отверг не только из этических соображений, но и из-за того, что на этом пути потерять можно больше, чем приобрести. Возможно, безопасным вампиризмом можно считать лишь состояние взаимной любви, хотя звучит, конечно, чудовищно.

Можно конечно пуститься в долгие философские размышления о том, почему и зачем человек занимается разной пустой и бесполезной тратой времени и сил. Да и могу ли я нравоучительно говорить о каком-то абстрактном человеке или людях. Вероятно, нет, а только о себе.

Мне уже давно не были интересны те игры, в которые мне постоянно предлагали поиграть. Это игры «кто успешнее», «кто талантливее», «у кого машина, квартира круче, дети умнее, жена красивее», «кем гордятся родители» и тому подобное. Эти и многие другие внешние раздражители меня не беспокоили. Тогда что же мне надо? Почему я как какой-то зомби возвращаюсь «с покорённых вершин», чтобы снова испытать состояние тоски и утраты. Я постарался вникнуть в самую суть этого вопроса. И мне кажется, я что-то понял. Это СТРАХ, а кроме всего прочего всё тот же недостаток энергии. Страх перед будущим, страх за завтрашний день, страх смерти. Страх, стыдливо прикрывающийся и оправдывающийся заботой о близких или мнимой эффективностью и нужностью своих действий. Этот страх заставлял постоянно делать какие-то запасы. То денежные, то продуктовые, то запасы отношений и знакомств и так далее. Я всё время работал на какой-то абстрактный завтрашний чёрный день, который никогда не наступал, делая серым настоящее. Это был страх человека, прожившего всю жизнь с рождения внутри человеческой цивилизации, и цепляющегося за неё, как за единственную опору. Я мог сколько угодно долго думать, что куда-то там развиваюсь и двигаюсь. Но мой страх лишь посмеивался над этим. Посмеивался тихонько, чтобы я не мог понять кто мой враг, чтобы я не смог осознать, что он во мне. Страх знал, что пока он держит меня за горло, всё будет лишь игрой со своим эго. Не более того.

Ну что же, я распознал своего главного врага. Но насколько же он силён? Можно ли с ним вообще справиться? Мне захотелось вспомнить, с чего всё началось. И вдруг в моём сознании всплыл эпизод из детства, который, как я потом понял, был самым первым осознанным эпизодом моей жизни. Да, с того момента я начал себя осознавать, то есть я был совсем маленьким. Комната в общаге. Утро. Я описался или чего ещё похуже и лежу в кровати, а мамы нет. Отец, которому или противно было со мной возиться или он решил провести воспитательный момент, не даёт мне вставать. Мои попытки подняться сопровождаются его басистым приказом лежать. И мне страшно от его голоса. Я боюсь и лежу, стараясь не двигаться. Надо же, первое в жизни воспоминание, а в нём уже присутствует страх. Да, страх трудный противник. Но, как говорится «доколе!?»

Решение было принято быстро. Сомнений, метаний и тому подобной смуты больше не было. Требовалось стать максимально независимым. Это касалось всех сторон жизни. Понимая, что подо всем есть энергетическая основа, я знал, что любая патологическая зависимость превращается в воронку, через которую теряется энергия.

У многих людей есть мечта о каком-то особенном образе жизни, ведя который они были бы счастливы, чувствовали свободу, полноту и независимость. И в голове всё складывается вроде бы хорошо, но до тех пор, пока дело не дойдёт до попыток рассчитать такие возможности. И здесь возможные планы, как правило, снова возвращаются на стадию далёкой мечты. Хотя именно такие мечты о свободе не только кажутся, но и являются наиболее простыми в осуществлении. Просто чтобы подойти к пониманию, что всё достаточно просто, нужно сначала освободиться или хотя бы осознать то болото взаимосвязей и самообманов, делающее мечту трудноосуществимой, вызывающее скептическую мысль, что всё это слишком наивно. А болото это не только снаружи, но и внутри человека. Причём подлость ситуации в том, что человек может даже не понимать, что именно сдерживает его полёт. Просто глубина патологических взаимосвязей слишком велика и избавиться от них разом невозможно. Требуется длительная осада. Сначала человек пропитывается тем, что ему впоследствии будет ненужно, называя это приобретением жизненного опыта, а затем по капле выдавливает из себя раба. Но взять верное направление человек всё же способен и без просветления. Каким-то внутренним чутьём.

Примерно в таком состоянии находился и я, когда чувствовал пока лишь необходимость перемен, хотя и не видел какую-то выгоду, которую сулит путь.

Я уже давно мечтал о том, чтобы поселиться рядом с местом силы в каком-нибудь посёлке. Меня уже не пугало то, что пугает почти всех, думающих о возможности такого переезда. Где брать средства к существованию? Этот вопрос всегда из возможных героев делает трусов. Я просто взвесил те гигантские затраты сил на обеспечение себя и своих близких в Москве. И мне стало смешно и даже как-то грустно за то, что это решение о жизни на природе не пришло мне раньше. А, кроме того, за свою жизнь в цивилизации я приобрёл столько навыков, включая способность к выживанию, и разных специальностей, что просто так пропасть мне будет уже очень трудно. Да и идея будущего занятия всё же существовала. Я собирался заняться экологическим туризмом, а возможно и эзотерическим туризмом, погружая уставших от цивилизации людей в дикую природу, водя их козьими тропами, встречая с ними рассветы, и провожая закаты. Это решение не воспринималось, как заурядное бегство от проблем из-за слабости и невозможности их разрешения. Я не хотел убегать, а просто вполне осознанно уйти. Ведь паническое бегство отличается от сознательного ухода. И это не воспринималось, как стремление к фанатичному аскетизму. Скорее это было стремление упростить жизнь, выбросив из неё всё лишнее, наносное.

Почувствовал, как решение перерастает в намерение, испытав при этом то, что вообще трудно описать. Сказка возможна. Я уже в шаге от неё. Хотя я и знал, что рая на Земле не существует. Такое намерение, зарождение которого чувствовал в себе, казалось, невозможно будет преодолеть даже мне самому. Да и зачем? Это было то самое намерение, приход которого так ждал. Это была та самая решимость иметь и действовать, которая горы сворачивает. Если бы я переезжал один, то, вероятно, осуществил бы это настолько быстро, насколько это вообще возможно. Но моим близким потребовалось некоторое время, чтобы осознать, принять, подготовиться и действовать. Меня это не беспокоило. Даже успокаивало, что действие окажется полностью взвешенным и осуществлённым с холодной головой, хотя и горячим сердцем. Теперь я даже к московским пробкам стал относиться иначе. Они мне уже не казались бесконечными, не казались проклятием или судьбой. Теперь я точно знал, что скоро это всё кончится. Я знал, что скоро перестану быть винтиком той странной и непонятной машины, сосущей из меня все соки. Расширить свободу оказалось вполне возможно. И я благодарен своим близким, решившим переехать со мной, за понимание правильности этого шага.

К своему удивлению обнаружил, что я далеко не одинок в своём намерении покинуть «суету городов». Можно было сказать, что подобных мне целое сообщество или даже целый народ. Оказалось, что моё решение уже трудно назвать редким. Даже отшельничеством в большинстве случаев это назвать было нельзя. Люди уходили и уходят жить на природу уже целыми группами, основывая новые поселения или занимая старые нежилые. Я уже готов был поддержать это новое движение полностью, когда начал замечать, что не всё так безоблачно. Уходили то люди группами, а жить долго сообща не умели. Про их жизнь и отношения в большинстве случаев можно было сказать, что они разбивались о быт, как у молодых романтичных супругов. Или люди, влекомые своими романтическими и идеалистическими мотивами, попадали в руки аферистов, оказываясь без денег и земли. Кроме того, групповые переезды всегда попахивали каким-то тоталитарным сектантством, когда очарованные последователи следовали за вполне прагматичным лидером. Я с большой симпатией отношусь к людям, решившим создать своё небольшое общество, построенное на романтических идеалах, и искренне желаю им удачи. Но сам я в такую удачу почти не верю. Для того чтобы достаточно крупное сообщество существовало долго нужна как минимум преемственность идеалов из поколения в поколение. А такая преемственность мне представляется практически невозможной из-за разной мотивации основателей поселения и подросшей в ней молодёжи. Мотивацией основателей было бегство из суетного и порочного, как им казалось, мира. А молодёжи наоборот захочется расширить границы этого поселения и мировоззрения, царящего в нём. Без такой преемственности молодёжь рано или поздно восстанет против основателей поселения. В результате всё это рано или поздно превратится в заурядную деревню, жители которой ходят на голосование, как все. И это в лучшем случае. В худшем всё развалится или превратится в закрытый монастырь какой-нибудь секты.

Каждый человек находится на своей ступени духовного роста, поэтому такая жизненная трансформация дело сугубо индивидуальное. Объединение в свободное сообщество, пусть даже основанное на единых взглядах на жизнь, дело очень сложное, особенно когда вопрос касается совместного проживания на ограниченной территории. Наиболее устойчивым общественным образованием в таком случае является, как мне кажется, небольшая семья. Живущая без попыток территориального или идеологического объединения с другими семьями, пусть даже близкими по духу. Причём глава или главы такой семьи должны предоставить молодёжи полную свободу выбора. Полностью отрываться от цивилизации в таком случае очень опасно для существования этой семьи. Ведь дети подрастают и им надо общаться со своими сверстниками, им надо вступать в разные расширяющие кругозор взаимоотношения, включая сексуальные. А значит решивший уйти в полную изоляцию глава семьи должен понимать, что рискует остаться в одиночестве.

Поэтому для себя я не рассматривал вариант изоляции от общества. Просто мне хотелось быть от него на приемлемом расстоянии, дающем возможность и чувствовать себя достаточно свободно и пользоваться его, так сказать, удобствами.

Я уже предвкушал, какой скачёк в развитии своей практики смогу получить, живя без особых забот на природе, да ещё рядом с местом силы. Однако оказалось, что уже само это намерение, подкреплённое различными подготовительными мероприятиями, обрушило какую-то очередную стену. Вдруг я начал резко прогрессировать как в своей внетелесной практике, так и в способности моделировать события своей жизни в материальном мире. Этот прорыв, хотя и далеко не полностью, описан в дальнейших главах. Я надеялся на что-то подобное, но уже живя там, и купаясь ежедневно в энергии места силы, а не в городе. Тем не менее, почти все последующие события и открытия произошли ещё до окончательного переезда, хотя им и предшествовали новые поездки к месту силы.