В понедельник утром я примчалась на работу в прекрасном настроении. В сумке у меня была только смена белья и косметика. Собирать какие-то чемоданы на глазах у всех у меня просто не было сил.
«Потом, потом, все это ерунда такая. Еще сто раз придется домой заходить», – автоматной очередью простреливало у меня в голове.
В 11.30 у меня на работе появился он. Распахнул дверь в мой кабинет, чмокнул меня в щеку быстро и резко, так что я не успела ответить. Поцелуй мой ушел в воздух. Он с размаху рухнул на стул возле меня и весело сказал:
– Ну, вроде все.
– Ну, рассказывай, – вальяжно улыбнулась я.
– Планерку провел, с работы слинял.
– А дома? – осторожно поинтересовалась я.
– Что – дома?
– Что за привычка отвечать вопросом на вопрос? Мы не в Одессе.
– Ну да, дома. Юлька замуж выходит.
– Ты мне позавчера об этом сообщил.
– И еще. Ты помнишь, что я хотел обои сменить?
– При чем тут обои-то? – недоумевая, спросила я.
– Нет, ну ты помнишь, что я купил новые обои?
– Ну, помню, ну и что?
– Представляешь, – он хохотнул, – Гальке они не понравились.
– И что? – заорала я. – Что?
– Что ты твердишь как попугай одно и то же?
– Я уже молчу, – раздраженно сказала я.
– Да, как же – от тебя дождешься! Я всегда говорил – какая ж ты красивая в злости!
– Я не злюсь.
– Так вот: они ей не понравились, и мне их нужно заменить.
– При чем здесь я?
– Ты ни при чем. Просто их нужно заменить.
– А потом что?
– Что потом? Клеить нужно. Я бы и сам поклеил, да мне помощник нужен.
– Ты что, зовешь меня себе в помощники?
– Какая-то ты сегодня неродная и непонятливая. И шутишь, прости, не слишком удачно.
– Да не шучу я. Никак не врублюсь, зачем ты мне про все это рассказываешь. Пусть Галя тебе поможет.
– Да она все болеет.
– У нее всегда очень вовремя открывается язва. Я не знаю – найми людей. Меня это не интересует, как ты будешь с обоями управляться. У тебя там, помнится, с батареями еще какие-то нелады, так что и их сменить не забудь. Уж делать так делать.
– Короче, Оль, ты не язви зря. Батареи действительно тоже нужно сменить.
– З-зачем? – будто просыпаясь, спросила я.
– Ну, ты странная, право. Они уже свой срок отслужили.
– А потом что? Что потом-то? – ослино твердила я.
– Что? Ты же умная женщина... – философски заметил он.
– Я? Умная? Но не настолько же, чтобы понять связь между обоями с батареями и нашей дальнейшей жизнью вдвоем, – прошептала я.
– Что ты шепчешь? Ты кого-то боишься? У тебя неприятности? – бодро вопрошал он.
– Я... боюсь... тебя, – раздельно сказала... не я, «она». Меня больше не было.
– Выйдем на улицу, – мягко предложил он.
– Никуда я не пойду.
– Почему?
– Не хочу.
– Что случилось?
– Это я у тебя должна бы спросить.
– Кстати, как у тебя отношения с твоими учредителями? Не наезжают?
– Прекрасные отношения. Чего им на меня наезжать? Дивиденды они получают исправно.
– Смотри, если что, я могу с ними и разобраться.
– Ты лучше с собой разберись, – «не я» плакала.
– Дорогая моя, любимая, родная, что ты плачешь? Я так люблю тебя, – говорил он ласковым голосом.
«Она» увидела, что у него грязные волосы.
– Помой голову, – глупо сказала «она», захлебываясь слезами.
– Слушай, Олюшoк, поедем к нам – я свободен.
– Ты? Ты свободен? – рыдала «она». – Да это смешно в конце концов. Ты зафлажен со всех сторон. Только ты – не волк. Ты – запуганный кролик. А кроликов... их жалеют... их нельзя любить. Они слишком жалкие. Слишком жалобные. Уходи, пожалуйста.
– Но...
– Уходи, прошу тебя. Мне одной надо побыть.
Он пожал плечами и ушел. Хлопнула дверь, «она» сорвалась с кресла, рывком схватив из сумки пакет. На ходу вытирая слезы рукой, увидела своих сотрудников. Они смотрели на нее жалобными глазами. Как кролики.
– Романов! – позвала она.
Он притормозил свое усаживание в машину, вопросительно-раздраженно глядя на нее.
– Забери деньги!
– Солнце мое, ты зря это делаешь.
– Я не солнце – погасшая звезда. Забери! – «Она» кинула ему на сиденье пакет.
– Как знаешь. Я позвоню.
– Нет!
«Она» повернулась к нему спиной и помчалась обратно до того, как он включил зажигание.
Вернулась к себе, выпила полстакана водки и заплакала опять.
И тут пришло абсолютно ясное ощущение, что ее больше нет. Есть только телесная оболочка. Рот, который что-то спрашивает, говорит и отвечает, руки, которые что-то делают, ноги, которые ходят. Что-то стучит внутри – только не сердце это – маленький моторчик. Попрощавшись, «она» ушла. Дела сейчас не интересовали – договоры, сделки – все полетело к чертовой бабушке.
Следующий день прошел как в тумане.
Вечером она пришла домой, отстраненно взглянула на себя в зеркало. На нее смотрело серо-черное лицо измученной старухи с темными впадинами на месте глаз. С этим лицом ей теперь предстояло жить. Ольге оно не нравилось, но выбирать было не из чего.
Второй день дома ее никто ни о чем не спрашивал. Наверное, она выглядела достаточно глупо: вернулась после того, как объявила, что уходит к любимому человеку. Она не знала, что думают по этому поводу мама, дочка, Алешин. Ей было на это просто наплевать.
Она надела на себя черные одежды, легла поверх кровати и пролежала так несколько дней.
Подъемы были – сходить в туалет и попить воды. Звонили с работы – она говорила, что не может прийти, а когда сможет, не знает. В конце концов пришла ее главбухша – толстая смешливая Света, принесла кипу договоров, платежек, накладных. Не глядя – что, зачем, куда – она накарябала свой автограф.
– Ольга, может, тебя полечить? – спросила Светка – бухгалтер по обязанности, а по призванию – мастер рейки, специалист по бесконтактному массажу и выпускница всевозможных народноцелительских курсов.
– Только хирургическим путем. Вырежи мне душу. И вообще мне кажется, что в таком состоянии уже не лечат, у меня, так сказать, летальный исход, – призналась ей Ольга.
– Между прочим, он звонил, – мимоходом сообщила Светлана.
– Предполагаю, – тяжело выдохнула Ольга.
– И что? Ты не обижаешься, что я лезу в твою личную жизнь?
– Да нет у меня жизни. Ни общественной, ни частной, никакой.
– Не права ты, Ольга. Ты вот просто поговори со мной, легче ведь будет.
– Да не тяжело мне, понимаешь? Я будто под наркозом. Это бесчувствие. Я сама по себе, а все окружающее никакого ко мне отношения не имеет. Я его только вижу, никаких ощущений не испытываю. Мне не больно. И вообще – меня будто нет.
– Так это шок у тебя, надо выходить из этого состояния.
– Я не хочу. – Она дала понять, что разговор закончен.
– Мало ли, что не хочешь. Ты не одна и не в безвоздушном пространстве живешь. И между прочим, у людей, что в том пространстве, есть души и сердца. И вообще вспомни Экзюпери: «Ты всегда в ответе за тех, кого приручил». Работы невпроворот. Что за капризы, в самом деле? Подумаешь, мужик ее бросил – невидаль, какая...
И тут вдруг Ольгу понесло:
– Хочешь – слушай: я тут все эти дни отчетик о последних прожитых днях писала. На, почитай. – Она бросила Свете несколько листов бумаги.