Однако, собираясь спуститься с дерева, Мук наткнулся на неожиданное сопротивление Рама. Напуганный мальчик хныкал, вырывался из рук старика, когда тот, рассердившись, хотел стащить его силой. Наконец Мук залепил непослушному такую затрещину, что тот взвыл, хватаясь рукой за вспухшую щеку, и всё-таки продолжал по-прежнему крепко держаться за ветку. Неизвестно, что сделал бы ещё рассерженный старик, как вдруг он оставил мальчика в покое, вытянул шею и наклонил голову, напряжённо прислушиваясь. Рам взглянул на него и сразу понял: старик услышал что-то страшное. Вытянув шею и наклонив голову, он и сам прислушался и тут же опять задрожал мелкой дрожью, прижался к тёмному стволу, стараясь слиться с ним, сделаться незаметнее. В лесу послышался тихий шорох торопливых шагов, трещали ветки, их раздвигали поспешно и недостаточно осторожно, ближе, ближе… И вот за кустами то здесь, то там замелькали рыжие косматые головы, залитые кровью тела и зверские лица.
Рыжеволосые! Но теперь они бежали обратно, робко оглядываясь и переговариваясь, раненные, битые, они явно ждали и боялись погони. Мук и Рам напрасно прижимались к стволу, прятались в ветвях: рыжеволосые не поднимали глаз, они спасались от кого-то бегством. Жалобный шёпот, приглушённые голоса, они появились и исчезли, как грозные тени; страшные рваные раны на их телах напоминали скорее укусы мощных клыков, а не удары оружия. Они пробежали под деревом и исчезли, а мальчик и старик долго ещё не смели шевельнуться. Муку было понятно: где-то впереди была битва. Побеждённые, рыжеволосые бегут назад, путь вперёд свободен! Это понял даже Рам. Теперь он не только не отказывался спуститься с дерева, но нетерпеливо теребил руку старика, требуя поторопиться. Тот, в свою очередь, согласился не сразу: выжидал — не появятся ли отставшие. Но они не появились, и Мук медленно спустился с дерева, оглядываясь и принюхиваясь. Лес был полон отвратительным запахом рыжеволосых, следовало быть осторожным.
Так двинулись они вперёд, сначала затаивались, выжидали, пугались каждого шороха, взлёта птицы в кустах. Но постепенно приходила уверенность, а с ней — всё большее нетерпение увидеть своих. Орда была впереди и недалеко. Мук это чувствовал, смутно понимая, что рыжеволосые бежали, вероятно, побеждённые людьми орды — их людьми. Старик шёл всё быстрее, изредка тихо стонал от боли в ноге, но не отставал от Рама, бежавшего впереди. Скорей, скорей! Запах рыжеволосых заставлял их морщиться от отвращения. Но он же убеждал: они идут по верному пути.
Лес вскоре кончился. Это было для них так же удивительно, как раньше для людей орды. Старик и мальчик растерянно остановились под тенью последних деревьев: открытое, залитое солнцем пространство пугало их.
И вдруг… Рам с криком упал на землю, прижался к ней лицом, шумно втягивая воздух, обнюхивая каждый пучок травы, каждую сломанную ветку. Мук понял: опустившись на колени, тоже прильнул лицом к земле, вдыхая затоптанный рыжеволосыми слабый, но явственный запах — запах людей орды. Они прошли здесь, и рыжеволосые гнались за ними по пятам. Но что это? Слабый жалобный стон донёсся из ближних кустов. Яснее слов он говорил о том, что здесь не только затоптанные следы: здесь, в этих кустах, живые люди — свои.
Забыв осторожность, мальчик и старик, перегоняя друг друга, кинулись к кустам. Тела! Тела, зверски связанные, скрученные гибкими лианами и сваленные в кучу, но живые. Маа! Она тоже здесь, связанная, беспомощная. И острые зубы Рама впились в крепкие верёвки. Стоны смешались с робкими возгласами радости, омертвевшие, безжалостно стянутые руки и ноги зашевелились. Женщины, женщины, похищенные рыжеволосыми в день первой битвы с людьми орды. Враги тащили их за собой, преследуя остатки орды. Отправляясь на новое сражение в логово длинномордых, они предусмотрительно связали бедняжек, чтобы помешать им бежать. Рыжеволосые рассчитывали вернуться после битвы, но разбитые, бежали, забыв о пленницах. Похоже было, что женщины не очень покорно шли за похитителями: тела их покрыты свежими ранами и следами ударов. Но сейчас, казалось, женщины не чувствовали боли. Они смеялись и радостно вскрикивали, хотя тут же боязливо оглядывались, не смея верить полной безопасности. Они показывали руками в сторону каменной гряды, туда, в конец равнины, всеми силами стараясь объяснить происшедшее. Но Муку и так было ясно: люди орды победили и были уже недалеко.
Радость освобождения удивительно быстро восстановила силы женщин. Маа первая схватила Мука за Руку и пыталась увлечь его по следам орды, на равнину. Мук и сам не противился этому. Рам тихонько потёрся лицом о руку Маа — лучше выразить радость встречи он не умел. А старый Мук вдруг почувствовал себя вождём этой горсточки измученных женщин, и это наполнило его гордостью. Выдернув руку из руки Маа, он решительно вышел из тени деревьев на равнину, обернулся и крикнул резко и повелительно, подражая крику Гау. Женщины с радостными возгласами устремились за ним. Лес казался им страшнее непривычного солнечного пространства: там были рыжеволосые.
Рам гордо выступал рядом со стариком. Он смутно чувствовал, что сам причастен к освобождению женщин, и оглядывался на них, шедших сзади, с чувством превосходства. Мальчик становился мужчиной.
Мятая, потоптанная трава, смешанный запах следов друзей и врагов безошибочно указывали дорогу. В пути то одна, то другая женщина вдруг быстро наклонялась и хватала валяющиеся на земле рубило или искусно вырезанную дубинку — оружие, брошенное рыжеволосыми в поспешном бегстве. Женщины радостно кричали, махали руками, показывали друг другу находки. Ещё бы! Теперь и они могли постоять за себя! Степь, казалось, не таила в себе опасностей, но женщины знали: ночная темнота вызовет их из берлог и ущелий. Сейчас трава мирно звенела кузнечиками, кишела ящерицами — безопасной и вкусной едой. Изголодавшиеся пленницы не упускали её.
Вдруг одна из женщин, Така, споткнулась и с жалобным стоном опустилась на землю. Маа была дочерью Таки. Может быть, они обе уже этого не помнили, но относились друг к другу гораздо заботливее, чем к другим. Маа и сейчас, в пути, протягивала Таке то гусеницу, то быструю ящерицу, а иногда ласково её поддерживала. Теперь Така сидела на земле, обхватив руками больную распухшую ногу, и с грустной покорностью следила за проходившими мимо женщинами. Её судьба была решена, и ей в голову не приходило осудить закон орды. Но вот с ней поравнялась Маа и нерешительно задержала шаг. Така не выдержала, с жалобным возгласом протянула к молодой женщине худые руки. Вспомнила ли она, как когда-то эти руки, молодые и сильные, носили и охраняли маленькую беспомощную девочку? Вспомнила ли те дни и молодая сильная женщина, нерешительно стоявшая перед ней?
Мук обернулся и повелительно крикнул, приказывая не отставать.
Маа быстро нагнулась и опять выпрямилась. Но теперь рука матери обвивала её шею, а руки дочери прижимали старую мать к молодой груди. Женщины удивлённо оглядывались: такого в орде ещё не случалось. Оглянулся и Мук, на минуту задержал шаг. В его маленьких, глубоко сидящих глазах мелькнуло что-то тёплое, участливое. Но тут же, словно спохватившись, он выпрямился и опять крикнул резко, повелительно. Жизнь сурова, отстающим пощады нет. Знала это и Маа, убыстрив шаг, она сравнялась с передними. Така старалась меньше стеснять её. Говорить было не о чем, если бы они и умели. Обе понимали: судьба матери зависела от того, хватит ли у молодой женщины сил донести её до места стоянки.
Между тем зоркие глаза Мука давно уже всё пристальнее всматривались в гряду каменистых холмов и двигающиеся по ним странные существа. Чем яснее они становились, тем больше замедлял он шаг. Незнакомые существа не внушали доверия, резкий лай, доносившийся издали, движения, чем-то напоминавшие человеческие… Мук сделал ещё несколько шагов и вдруг резко свернул вправо, в сторону реки. Существа там, на холмах, были незнакомы. А всякий незнакомец — скорее всего враг. Длинномордые тоже заметили приближение новой кучки людей и издали с любопытством их разглядывали. Но, убедившись, что те приближаться к ним не собираются, успокоились и занялись своими делами.
Пройдя немного в сторону, женщины встревожились: они нагибались, усиленно втягивали воздух широкими ноздрями, вопросительно поглядывали на Мука и друг на друга.
Что случилось?
В траве, густой, местами примятой чьими-то ногами, переливались волны запахов, но… чужих! Незнакомых! След орды, так радовавший их, исчез! Правда, исчез и отвратительный запах рыжеволосых. Женщины понимали: следы орды и следы рыжеволосых остались на тропинке, идущей к холмам, заселённым странными существами. Почему? Это было выше их понимания.
Мук тоже обеспокоился. Он то останавливался, пригибался к земле, то выпрямлялся во весь свой маленький рост, старательно ловил вести, какие нёс сонный разморённый жарой ветерок. Наконец он решился: след исчез, это плохо, но зато теперь они возвращаются к реке! К реке, вдоль которой столько дней шёл путь его орды. И, больше не колеблясь, Мук снова стал впереди своего смущённого отряда. Женщины поняли: вождь ведёт их с прежней уверенностью и, обрадованные, смело заспешили за ним.
Время шло. Ноги, привыкшие к мягкой лесной почве, горели от резавшей их жёсткой травы, но женщины не думали об этом: солнце клонилось к закату, жар спадал, и в воздухе словно пронеслось чьё-то влажное дыхание — река была уже близко. Она манила не только влагой, которую так жаждали пересохшие потрескавшиеся губы: там, впереди, зоркие глаза уже различали группы деревьев, росших на берегу. Это был ночлег в ветвях, безопасный от врагов, которые скоро выйдут на ночную охоту.
Рам, уставший не меньше женщин, постепенно отставал от Мука. Он старался держаться около Маа, терпеливо несшей старую Таку. Но усталость и тяжёлая ноша замедляли её движения, и они незаметно оказались в хвосте отряда. Шаги Маа становились всё тяжелее, она дышала с трудом, но вдруг вздрогнула, оглянулась и ускорила шаг. Така испуганно пробормотала что-то и тоже показала рукой назад. Рам, ещё не понимая, в чём дело, бросился за ними. Услышав возглас Таки, Мук остановился и обернулся. Ему сразу всё стало понятно: вдали, где у края степи уже густели вечерние тени, слышался тихий звук, точно шорох от движения чьих-то быстрых лёгких ног.
С тихим тревожным возгласом Мук поднял руку, показывая вперёд. Там, на ярком закатном небе, ясно виднелись раскидистые кроны деревьев — спасение от приближающихся врагов. Женщинам не требовалось объяснений, забыв раны и усталость, они устремились вперёд, сколько было сил. В руках крепко сжимали рубила и дубинки рыжеволосых: они убегали, но если бегство не поможет — дорого продадут свою жизнь.
Мук, как вожак и защитник, мужественно пропустил бегущих мимо себя. Неумолимый шорох лёгких ног слышался всё ближе, уже различалось чьё-то тяжёлое разгорячённое бегом дыхание.
Повелительный крик Мука остановил женщин. Сильных мужчин, всегда окружавших их в минуты опасности, теперь не было, но они и сами знали, что надо делать: быстро образовался плотный круг, спинами внутрь, грудью вперёд. Оскаленные зубы, наморщенные лбы, сильные вооружённые руки, лица, обращённые к невидимому врагу. Потеряв надежду спастись на деревьях, они готовились к последней отчаянной битве.
Маа быстрым движением бросила Таку в середину круга, впихнула туда же упиравшегося Рама, а сама повернулась и стала в ряд женщин-бойцов, ожидая врага. Деревья, чёрные на красном зареве заката, были так близко, но времени добежать до них уже не было.
Мук удачно выбрал место для остановки — каменистую, почти бесплодную площадку. Враги, невидимые в густой высокой траве, здесь должны были обнаружить себя. И они показались. Острые рыжие морды то здесь, то там высовывались среди стеблей травы и также молниеносно исчезали. Теперь площадка была окружена уже со всех сторон, путь к реке отрезан. Женщины и Мук понимали: собаки ждут темноты и тогда…
Однако сильным своей многочисленностью зверям не терпелось сократить ожидание: они высовывались из травы нахальнее, прятались медленнее. Молчание нарушалось всё чаще нетерпеливым сдержанным визгом, озлобленной грызнёй.
Оправившись от первого испуга, Рам сердито оттолкнул руку, которой Така обняла его, и вытащил из сетки драгоценное зеленое рубило. Ещё недавно он не подумал бы сделать это. Но поход рядом с Муком не прошёл бесследно: он теперь хотел биться не только за себя, он чувствовал потребность защитить и женщин.
Круг собак медленно, но неуклонно сжимался: уже отовсюду из травы торчали и не собирались прятаться разъярённые морды с блестящими белыми клыками. От красных висящих языков, казалось, шёл пар, когда визг и рычанье умолкали, слышалось тяжёлое разгорячённое Дыхание.
Наконец, один крупный черномордый пёс не выдержал: со страшным рычаньем он молнией вылетел из травы и кинулся на одну из женщин. Нападение было так стремительно, что женщина взмахнула рубилом, но ударить не успела. Оскаленная морда оказалась у самого её лица, сильным толчком в грудь разъярённый зверь сбил её с ног. Миг — и они оба свалились в середину кольца, открывая отверстие в обороне. Теперь в кольцо могли ворваться и другие звери. Но Маа быстро повернулась, раздался глухой удар, и её сильная тёмная рука подхватила мохнатое тело собаки; мелькнув в воздухе, оно упало в густую траву. Разноголосый вой и визг были ответом: собаки злобно кинулись в драку над трупом, каждая, забыв о людях, норовила урвать кусок побольше.
Мук крикнул и дал знак: не рассыпая строя, женщины по-прежнему плотным, ощетиненным оружием, кольцом медленно двинулись к деревьям, хорошо видным на золоте заката.
Собаки в драке заметили, что более крупная добыча готова от них ускользнуть. Оставив растерзанный труп валяться на траве, они, разгорячённые вкусом крови, устремились на кучку отступавших. И тут женщины не выдержали: пронзительный крик их раздался с такой силой, что собаки вздрогнули и, казалось, готовы были отступить, но задние с рычаньем навалились на передних, кусая и тесня их в общей свалке. Кучка женщин вот-вот исчезла бы под лавиной рыжих тел.
Но тут ответный крик, яростный рёв мощных мужских глоток послышался со стороны реки. Тёмные человеческие фигуры отделились от группы деревьев и мчались к месту сражения с воплями, способными привести в ужас зверей и пострашнее диких собак.
Собаки поняли: приближаются враги, более опасные, чем кучка женщин. Самые храбрые кинулись было навстречу мужчинам, но тут же покатились по земле с раздробленными головами. Стая дрогнула, и через несколько минут жалобный злобный вой её замер вдали.
А женщины с радостными криками уже бежали навстречу спасителям. Слов не было и не было в них нужды. Люди хватали друг друга за руки, прыгали, кричали, от радости хлопали друг друга по плечам, по спине. Увесистые затрещины оставляли на теле порядочные синяки, но обижаться на это никому не приходило в голову. Люди орды нашли друг друга, они, женщины и мужчины, опять были вместе. О тех, кто не дождался встречи, не спрашивали и не вспоминали!
Но вот Гау неожиданно столкнулся с Маа. От удивления он остановился и перестал кричать. Маа, не шевелясь, смотрела на него. Так стояли они несколько мгновений молча среди орущей, беснующейся толпы. И вдруг Маа протянула руку и обняла Гау за шею. С криком испуга он откинулся назад. Но Маа крепко удерживала его рукой, и понемногу он успокоился. Так стояли они ещё некоторое время, глядя друг на друга. Наконец Гау поднял руку и опустил её на плечо женщины, лицо его странно исказилось, из горла вырвались хриплые, самому непонятные звуки. Но Маа поняла: что-то тёплое промелькнуло в её лице, почти человеческая нежность. Но тут же, словно испугавшись, они опустили руки и в задумчивости разошлись по сторонам.
Вскоре общее грубое веселье захватило и. их. Люди орды кричали, прыгали и пировали при свете луны: убитых собак оказалось достаточно. А вдалеке хохотали от зависти голодные гиены. Но людей было слишком много, чтобы осмелиться подойти поближе. Кроме того, гиенам удалось перехватить несколько раненых собак. Словом, в эту ночь все были довольны. Люди, опьянённые мясом и радостью встречи, скакали и кричали, сколько у кого хватало силы. В изнеможении они залезли на деревья, где мужчины ранее заготовили себе для ночлега грубые помосты из веток. Шум веселья стих только к самому рассвету. Шакалы, прокравшиеся на место пиршества, нашли лишь кости, так чисто обглоданные и высосанные, будто над ними потрудилась целая компания гиен.
Рам кричал и прыгал вместе со всеми. Давно уже он не испытывал такого чувства безопасности. Кругом — большие сильные мужчины. Как легко они обратили в бегство страшных свирепых собак! Мяса на долю мальчика тоже пришлось достаточно. А когда захотелось спать — он быстро отыскал дерево, на котором Мук уже в темноте успел наскоро устроить удобный помост из веток, и мгновенно заснул, крепко прижавшись к мохнатому боку старика. Спали они так спокойно, как давно не приходилось: голод физический и голод душевный — тоска по орде — равно получили полное удовлетворение. Для Рама было ещё приятно и другое. Вак, ленивый и жадный мальчишка, по старой памяти вспомнил, как он всегда издевался над Рамом — отнимал у него еду, даже когда сам не был голоден. Так было и сегодня, едва увидев в руках у Рама хороший кусок мяса, он сразу вцепился в него. Как бы не так. И влепил же ему Рам затрещину. Вак катышом покатился по отмели, вся орда над ним потешалась. Сам Рам, уже засыпая, вспомнил об этом и весело заверещал: смеяться люди орды ещё не умели. Мук недовольно проворчал: не мешай спать.
Во время пиршества Мук вдоволь наелся горячего мяса и тоже кричал, прыгал и радовался со всеми от души. Правда, старые бока побаливали — силач Урр на радостях здорово прошёлся по ним мохнатой лапищей. Но сейчас, в уютном гнёздышке, старый Мук возился и не сразу заснул не только от боли в боках. Что-то мешало ещё, а что — он так и не разобрался. Старик очень удивился бы, если бы понял, что ему недостаёт удивительно приятного чувства, какое он испытал, шагая по равнине во главе кучки испуганных женщин. Это длилось недолго, но он первый раз в жизни чувствовал себя вождём, бедный старый Мук.