Конференц-зал, заполненный людьми до отказа, встретил Рей встревоженными пересудами, которые не прекращались здесь уже несколько часов к ряду, и потому определенная раздраженность среди присутствующих была вполне понятна. Руководство Сопротивления, офицерский состав, рядовые пилоты, даже персонал базы, не занятый исполнением первостепенных обязанностей, окружив голографический экран, глядели то на сменяющие друг друга изображения, то — в большей степени — друг на друга, и практически каждый говорил, не переставая. Стало быть, можно смело утверждать, что здесь происходило не одно, а сразу несколько отдельных совещаний; у каждого говорившего, несмотря на суматоху, все же находились свои слушатели. Что же касается общего предмета всех звучащих разговоров, их вероятной связности друг с другом, — об этом оставалось лишь догадываться.

Первое, что пришло бы в голову любому, видящему подобному картину — будто все самые важные слова присутствующие уже успели сказать и выслушать. И в настоящий момент не расходятся разве что потому, что так и не успели услышать четких инструкций, как им теперь себя вести.

Едва ступив на порог, Рей почувствовала, что совершенно теряется в этой хаотичном скоплении обеспокоенных лиц и голосов. Она двинулась туда, где собралась компания самая обширная и мало-мальски знакомая. Генерал Органа, адмирал Акбар, адмирал Статура, По Дэмерон и еще несколько человек, кого девушка еще не успела узнать, активно что-то обсуждали и, кажется, даже спорили.

Упоминание обжигающе знакомого имени вдруг заставило ее вздрогнуть и несколько воровато оглядеться кругом, словно тот, о ком шла речь, стоял сейчас прямо возле нее.

— Кайло Рен говорил, что фрагмент, хранящийся у BB-8 — это последняя часть карты, которая ведет к Люку Скайуокеру.

Эти слова принадлежали По. Он стоял, подбоченившись, высоко вскинув подбородок, с самым что ни на есть волевым видом истинного мужчины, будто бы и не коротал половину минувшей ночи в медицинском центре.

В этот момент Рей впервые поразила догадка — ведь молодой человек тоже побывал в руках у Рена. И до сих пор он не имел понятия, что его обидчик находится здесь, на базе.

— Но где же остальные фрагменты? — вопросил пилот.

Его приятный, внушающий доверие голос помог девушке совладать с неуверенностью. Рей произнесла как можно громче, стараясь взять верх над царившем вокруг пчелиным гулом:

— Они есть у Первого Ордена. Извлеченные из архивов Империи.

— Империи? — По изумленно уставился на нее.

— В этом имеется смысл, — вставил Статура. — Агенты Империи разыскивали пропавшие Храмы джедаев. Предположительно, чтобы завладеть древними голокронами, хранящимися в заброшенных святилищах.

— В любом случае, нам сейчас следует подумать, в первую очередь, об эвакуации базы Сопротивления, — заметил Акбар, почтя за обязанность возвратить коллег к более насущным делам. — Первый Орден нанес нам страшный удар, уничтожив систему Хосниан; мы ответили тем же, разрушив «Старкиллер», но наши враги все еще сильнее.

— Два побитых хищника, разбежавшихся по углам, чтобы зализать раны, — хмыкнула Лея.

Она стояла в первом ряду у самого борта проектора, подперев рукой щеку.

— Зачем Первому Ордену нападать сейчас, когда у нас есть преимущество? — изумился кто-то.

— Они нападут. И довольно скоро, — печально констатировала генерал Органа. — Им известно, что промедление даст Сопротивлению возможность исчезнуть.

Она вывела на экран модель здешней звездной системы.

— Вот здесь, — указала Лея, — нам удалось засечь вражеские позывные. Сигнал вскоре пропал, но мы предполагаем, что неприятель просто активировал сенсорные глушители.

— Тогда каков будет ваш приказ, генерал? — осведомился По Дэмерон с самым решительным видом. Как и всякий военный, он не скрывал своей привычки к максимальной конкретике.

— Произвести эвакуацию в течение ближайших суток, — распорядилась Лея. И добавила: — Я предлагаю нам разделить наши силы, так в случае возможного преследования у врага будет меньше шансов на успех. Адмирал Акбар…

Каламарианец разом приосанился, преданно взглянув на генерала Органу добрыми рыбьими глазами.

— Вы отведете основные силы Сопротивления на Корусант.

Почему именно туда, никто из слушателей интересоваться не стал. Всем и так было очевидно, на Корусант — поскольку там, в исторической столице Республики располагалась временная штаб-квартира уцелевшей части правительства.

— Мы должны держать совет совместно с оставшимися сенаторами и определить дальнейшую стратегию в отношении Первого Ордена.

Голос женщины гневно дрогнул. Воспоминания о подлом и жестоком ударе врага задели в ее сердце другую болезненную струну, хранившую отзвуки событий тридцатилетней давности. Когда на глазах Леи погиб мир ее детства, который она — наполовину набуанка — до сей поры считала единственной своей родиной.

— Но генерал, если речь идет об интересах Сопротивления, никто не сможет представлять их лучше, чем вы, — возразил Акбар, только начавший осознавать беспрецедентность прозвучавшего приказа.

Лея мановением руки остановила поток возражений.

— Я полностью полагаюсь на вас, адмирал. Уверена, вы оправдаете мое доверие. — Она продолжала: — Тем временем я вместе с небольшой эскадрильей укроюсь на планете Эспирион. Мне хорошо знаком этот мир. Лейтенант Тэслин Бранс, коммандер По Дэмерон, майор Калуан Иматт, майор Хартер Калония и еще несколько человек из медицинского корпуса на ее усмотрение отправятся со мной. Мы также возьмем с собой двух раненых, которые были доставлены на базу вчера вечером.

Решение генерала заставило всех присутствующих в зале — от мала до велика, не исключая самые низшие чины, — умолкнуть на пару мгновений, а затем зайтись новым приглушенным жужжанием, на сей раз с нотами сдавленного ропота.

— Вы осознаете, генерал, что высказали намерение, фактически, покинуть ряды Сопротивления? — спросили из глубины зала.

— Это недопустимо! — гневно выкрикнул кто-то с абеднедонским акцентом. — Вы не имеете права слагать с себя обязанности в столь важный момент, когда на Корусанте будет решаться судьба дальнейших военных действий против Первого Ордена.

— Генерал, ни для кого не является секретом, что вы — не просто глава Сопротивления, вы живой символ, вдохновляющий бойцов. Только вы способны привести нас к победе.

Это говорила темнокожая женщина с лицом столь же добрым и доверительным, что и у Леи. Ее — как Рей успела услышать чуть ранее — звали Табалой. Из ее уст подобные слова ни в коем случае не звучали обычной лестью.

Собрание заголосило на новый лад и, кажется, не собиралось униматься. Каждому было очевидно, что у Леи Органы должны быть довольно веские причины, чтобы оставлять Сопротивление именно сейчас. Однако понять ее мотивы не мог никто.

Лея печально вздохнула, на миг потупившись. Ее вновь посетила горькая мысль о брате. Если бы Люк только узнал, что ей как никогда необходима его поддержка!

В момент всеобщего смятения никто не заметил огонек, зажегшийся на макушке старого астромеханического дроида типа R2, который пребывал в «спячке» с того времени, как исчез Люк Скайуокер…

* * *

Осторожно коснувшись его щеки, Рей шепотом, на выдохе позвала Финна, хотя отлично знала, что юноша, все еще пребывающий в искусственной коме, не может ее услышать.

Уже с час она находилась в медицинском центре, возле капсулы интенсивного ухода, со слезами на глазах рассказывая бессознательному другу обо всем, что ее волнует.

Она поведала, что генерал Органа просила ее, Рей — никому не известную мусорщицу с Джакку, отправиться на поиски Люка Скайуокера. Причины подобного решения, на первый взгляд неординарного, генерал не стала озвучивать, упомянув лишь, что однозначно считает его наиболее правильным из всех возможных, особенно в свете недавнего рассказа девушки. Более того, Лея загадочно добавила, что даже она сама, сестра легендарного джедая, вероятно, не справилась бы с этой задачей лучше. Рей оставалось только догадываться, что она имела в виду — догадываться примерно с тем же тяжелым чувством, которым она встречала каждую угнетающую недомолвку со стороны Кайло Рена, когда тот шаг за шагом подводил ее и себя самого к мысли, что он знает о ней то, чего не ведает она сама.

Но, несмотря на недосказанность, девушка была полна уверенности исполнить свою не совсем обычную миссию, причем, исполнить наилучшим образом.

Рей взглянула на время — пора.

Она поднялась на ноги и, нагнувшись, насколько позволяла капсула, поцеловала Финна в лоб.

— Мы еще встретимся, друг мой. Я верю в это. Спасибо тебе.

Сзади раздались мягкие, едва слышные шаги. К девушке подошла Лея, одетая в синее платье с фигурным вырезом, с прической, подобные которой умела носить только она. Не воинствующий предводитель сил Сопротивления, а гражданское лицо, член сената.

— Не беспокойся, — сказала она, — мы позаботимся о нем. Сколько у тебя осталось времени до взлета?

— Еще несколько минут, — ответила Рей.

— Позволишь мне поговорить с тобой?

Они вышли в коридор и неторопливо двинулись в сторону посадочной площадки. Лица коснулся слабый ветерок.

— Я хотела сказать тебе, Рей, — начала генерал, — что горжусь твоим решением. То, что ты собираешься сделать для нас, крайне важно. Без Люка нам не победить в этой войне.

Бывшая принцесса Альдераана внезапно понизила голос.

— Сопротивление сейчас не в лучшем положении. Наших сил не достанет, чтобы бороться с угрозой Первого Ордена в одиночку. Большая часть флота Республики была уничтожена вместе с системой Хосниан. Стало быть, самым разумным шагом будет объединиться — на сей раз, в открытую — перед лицом начавшейся войны.

Всем, не исключая руководящие чины Первого Ордена, было известно, что правительство Новой Республики оказывают всяческую поддержку Сопротивлению. Однако до сих пор их сотрудничество происходило неофициально. Чтобы не скомпрометировать сенат в глазах противника, с которым со времен падения Империи действовал договор о ненападении — договор, на десятки лет ввергнувший две самые могучие армии в галактике в состояние холодной войны, от которой официальные власти Республики предпочитали до последнего держаться в стороне. Сейчас, когда Первый Орден нанес удар, весь смысл секретности был утрачен.

Лея продолжала:

— Да, чтобы победить, Сопротивлению придется окончательно встать под знамена Республики. Но если этого не случится, мы окажемся в наиболее уязвимой позиции — под ударами врага.

Рей тотчас нахмурилась.

— Но почему? — спросила она.

Что может помешать правительству Республики и руководству Сопротивления объединить свои военные ресурсы? Рей не хотелось думать, что в глубине души она знает ответ. Это наложило бы на нее еще большую ответственность за происходящее.

Генерал внимательно поглядела ей в лицо.

— Если правительству Республики станет известна правда о Бене, они потребуют выдачи военного преступника. А я не пойду на это, — сухо пояснила несчастная мать. — Поэтому я посчитала, что лучшим решением с моей стороны будет временно переложить свои обязанности главы Сопротивления на Джиала Акбара. Я знаю его много лет, уверена, он не подведет.

Рей почувствовала, как у нее неприятно сосет под ложечкой.

Между тем неторопливый шаг вывел обеих женщин на улицу. Взлетная площадка полнилась оживлением — в ином состоянии Рей еще не доводилось ее созерцать. Пилоты сновали туда и сюда, в спешном порядке подготавливая корабли к предстоящей эвакуации. Несмотря на некоторую общую тревожность, их действия со стороны казались максимально выверенными, слаженными, а короткие диалоги, которыми время от времени перебрасывались молодые люди между собой, — не лишенными задора.

Среди других Рей заметила По — и на долю секунды задержала взгляд на его пляшущей в отдалении летной куртке, позабыв обо всем.

Коммандер Дэмерон руководил подготовкой к отбытию личного кореллианского корвета CR90 «Радужный шторм», принадлежавшего генералу Органе. Корабль, всем своим видом напоминавший давно утерянный «Тантив IV» и, фактически, являющийся его модернизированной копией. С тем лишь различием, что на «Радужном шторме» имелась возможность для перевозки истребителей.

— Вам не удастся долго скрывать правду, — с дрожью в голосе проговорила Рей. — Рано или поздно, придется рассказать обо всем. Хотя бы тем, кто будет вас сопровождать.

Генерал угадала ее мысль.

— Я не собираюсь утаивать правду от моих друзей, — уверила Лея. — Поэтому и выбрала себе в спутники лишь тех, кому могу доверять.

— А другие? Сколько пройдет времени прежде, чем власти Республики, или Первый Орден, поймут, где скрывается Кайло Рен? Ведь рано или поздно, им все станет известно.

— Разумеется. Именно поэтому мне необходима помощь Люка, и как можно скорее. Одна я с Беном не справлюсь и не смогу укрывать его долго.

«Тысячелетний сокол» ожидал девушку в самом лучшем виде, на какой еще оставалась способна эта старая посудина. Рей широко улыбнулась, встретившись взглядом с Чубаккой, выполнявшим в это время последнюю проверку внешних систем звездолета.

Лея закусила губу, отлично понимая, что собеседница чувствует ее волнение, которое она, генерал Сопротивления, почему-то никак не могла сейчас обуздать.

— Вы боитесь за меня, — серьезно заметила Рей, которая сейчас могла читать лицо стоящей рядом с нею женщины, словно открытую книгу. — Вами владеют воспоминания.

Генерал лишь отмахнулась.

— Я уверена, — грустно сказала она, — судьба Бена тебе не грозит.

В тот миг — самый последний перед их разлукой — Рей вдруг странным образом передалась уверенность Леи в том, что все их действия являются правильными. Несомненно, они поступают так, как должно, и другого быть просто не может.

Девушка уже отошла на несколько шагов, направляясь к посадочному трапу, когда Лея вновь окликнула ее, побудив обернуться. Царственный силуэт пожилой женщины в лучах зенитного солнца Ди’Куара, строгое синее платье, полный теплоты и надежды взгляд. Седеющие волосы, уложенные в красивую форму, подобную которой Рей в былое время не могла даже представить. Лицо, быть может, некрасивое, однако на удивление гармоничное, а еще — как и у сына — преисполненное скрытой чувственности и сильной воли. Такой бывшая мусорщица запомнила генерала Органу на всю оставшуюся жизнь.

— Да пребудет с тобой Сила, — произнесла Лея.

Рей лишь благодарно кивнула.

Изящная фигурка в серых одеждах, всем своим видом напоминающая юркую пустынную мышку, поспешила скрыться внутри корабля. Заработали двигатели, разрывая душу воем предвкушения. «Сокол» взмыл вверх и вскоре вовсе исчез из поля зрения.

* * *

Прежде, чем войти в изоляционный бокс в отделении интенсивной терапии, куда был помещен по ее приказу один из раненых, генерал Органа отпустила недавно выставленную охрану из двух человек и попросила лично доктора Калонию проследить, чтобы ее здесь никто не потревожил. Лее было необходимо остаться с сыном наедине.

Каким бы оптимистичным не был ее настрой, генерал чувствовала, она должна знать наверняка, что за существо угодило к ней в руки, и сколько в этом существе осталось от мальчишки, который, по крайней мере, до восьми лет являлся как бы неотъемлемой частью ее самой — ее духа, ее природы. Оттого ее визит сюда не был неразумной данью материнскому чувству, или был ею в наименьшей степени. Наиболее правильно теперешнюю роль генерала Органы охарактеризовало бы слово «охотник»; или — того лучше — «следопыт». Лея шла по следам прошлого, отчаянно надеясь воскресить ушедшее.

Само по себе помещение не имело ничего примечательного. Узкое, немного вытянутое, со светлыми, холодно-медицинского цвета стенами, на которых располагались приборные панели. Одна — для регулирования температуры и освещения в боксе; другая, напротив, для того, чтобы транслировать основные показатели состояния пациента на центральный компьютер. В дальнем углу пустовала пара ветхих стеллажей, где ранее содержался какой-то не особо важный инвентарь, вроде старых сканирующих датчиков. Однако скупое верхнее освещение и отсутствие окон вызывали жуткие глубинные ассоциации — со склепом.

Капсула, удерживающая Бена Соло в плену долгого сна, стояла у дальней стены, начисто скрывая его тело и бледное, заклейменное ожогом лицо. Только приблизившись, мать сумела разглядеть обострившиеся, как у покойника, черты, ужасную неподвижность рук и сухость губ. Новая одежда — не такая приметная и торжественная, как утраченная черная туника, — довершала картину отвлеченности, чуждости всему естественному и привычному, даже самой жизни.

Лея почувствовала головокружение скорби. Ей не нужно было догадываться — хотя доктор уверяла, что жизни юноши в настоящий момент ничего не угрожает — сейчас перед нею, точно в гробу, лежал мертвец. Человек с искаженной, погибшей душой, лишенный личности, по собственной воле растерзавший самого себя.

Лея, не спеша, приблизилась и склонилась над капсулой, напряженно изучая, ища. Все, что угодно, что могло бы подарить ей надежду. Объяснить, почему он сделал то, что сделал.

Ее рука робко поднялась вверх, едва не касаясь рассеченного лица.

Большинство людей, чуждых путям Силы, полагает, что способные чувствовать потоки космической энергии творения обращаются к ней лишь время от времени, когда это необходимо. На самом же деле — Лея это знала — джедаи непрестанно живут в единении с Силой, и обращаются к ней каждое мгновение своей жизни — иногда неосознанно, а иногда принося самим себе тяжелые страдания. Невозможно представить человека, способного чувствовать Силу, однако не прибегающего к этому умению, как не может быть глухого, который не слышит лишь потому, что не желает слышать.

Лея Органа не была джедаем в общепринятом смысле. Однако Сила проявлялась в ней с самого детства, особо приумножая свой поток, когда рядом находился близкий человек, также наделенный этим странным даром Вселенной. Такой, как ее брат. Такой, как Бен.

В былое время Люк пробовал научить сестру распоряжаться своими способностями в соответствии с правилами погибшего ордена, и это принесло определенные успехи. Она неплохо владела некоторыми элементами боевой медитации, простейшими приемами телекинеза. И, как и Люк, достаточно рано обнаружила в себе исключительную способность к ментальным техникам — ту самую способность, которая некстати перешла к ее сыну и через него долгое время служила интересам Первого Ордена.

Теперь она прибегла к такому приему, который адепты Темной стороны называли Пыткой разума, а их противники использовали другой, не столь ужасающий термин — Прогулка по памяти. Исконно техника ситхов, подразумевающая насильственное и временами весьма болезненное проникновение в чье-либо сознание. Именно то, что использовал Кайло Рен, вторгаясь в разум По, а после — и Рей с целью получения информации. То, чему пришлось в свое время обучиться Люку Скайуокеру и самой Лее против их общего на то желания лишь для того, чтобы эффективно оградить себя от влияния Сноука и ему подобных — приспешников Шива Палпатина, его побочных учеников, тайных агентов разведки, или инквизитория, мечтавших о возрожденной Империи. В те времена они с братом еще были молоды, лишь начинали осваивать неведомые доселе просторы Силы и за отсутствием умудренных наставников могли рассчитывать единственно друг на друга.

Овладеть этим зловещим умением, несмотря ни на что, близнецы сумели благодаря тем обрывкам знаний, которыми располагал Люк, остаткам архивов ордена джедаев, своевременно обнаруженным на Оссусе, и — лишь в последнюю очередь — природной расположенности.

Это умение мать была намерена обратить сейчас против сына и одновременно ему во благо.

Она старалась проникнуть в его разум медленно и спокойно, не причиняя дополнительной боли и без того кровоточащему сознанию. Чем менее он будет ощущать ее вмешательство даже через призму своего вынужденного бесчувствия — тем лучше будет для них обоих.

Приходилось признать, что в ее действиях есть элемент насилия; вовсе исключить его без согласия самого Бена было попросту невозможно. Однако это невольное насилие нисколько не подразумевало жестокости. Лишь твердость врача, которому приходится идти на самые решительные меры, чтобы добиться исцеления пациента. Впрочем, Лея отдавала себе отчет, что, окажись Бен в сознании, он легко дал бы ей отпор — хотя бы потому, что большая часть ментальных техник не эффективна против равных, чувствительных к Силе. Однако пока юноша находился в беспамятстве, был шанс увидеть, прочесть, что же происходит в его больном мозгу.

Самым удобным с ее точки зрения являлось то, что от нее и не требовалось абсолютного проникновения в глубины памяти. Обрывки мыслей, чувств, воспоминаний Бена лежали на поверхности и были доступны без крайних усилий. Сила окружала его, наполняя собой помещение плотно, словно вода — сверху донизу. Он не таился, не закрывался, а наоборот, являл собой целый комок разного рода самых обжигающих эмоций — гнева, боли, страсти, уверенности и силы воли. Все это — яркое, непреодолимое — жило в его душе, раня ее и одновременно даря какое-то извращенное наслаждение. Целый вихрь, далекий, впрочем, от той разрушительной бури, которую испокон веку славили ситхи и эпицентром которой себя называли.

Обуздать этот вихрь оказалось куда сложнее, чем увидеть его, однако Лея чувствовала, что у нее получается. Понемногу последние условные внутренние границы, еще оберегавшие разум юноши, совершенно исчезли под мягким, но в то же время весьма уверенным напором, всецело открывая матери доступ к его потаенным видениям.

Она поняла, что это существо, скрытое в нем, агрессивно, неистово и крайне опасно. Но за внешней яростью оно таит лишь собственную малость, неуверенность, желание сделаться больше, чем оно есть на самом деле.

Первое, что угадала Лея — то, что определенным чутьем сумела распознать даже чуждая Силе доктор Калония, — упрямое нежелание молодого человека к дальнейшему существованию. Иначе говоря, он не хотел жить, неосознанно совершая своей волей то, что можно было назвать в определенной мере самоубийством. Кровное проклятие горестной Падме Наберри, усугубляемое, тем более, чувствительностью к Силе и врожденным упрямством Скайуокеров. Подсознательное стремление исчезнуть, убежав от тяжкой ноши. Таким образом, победа врачей оказалась поистине выдающейся, однако в ней ли одной было дело?

Вместе с отвращением к настоящему витку своей жизни в его душе сидело некое чувство, которому трудно отыскать название, и которое, как это ни удивительно, препятствовало его окончательному уходу; поддерживало, так сказать, над бурей, не позволяя погибнуть. Таким образом, выходило, что юноша оставался жив вопреки и одновременно благодаря, главным образом, себе самому. Изматывающее противоречие, в любом другом случае способное показаться абсурдным. Но в отношении Бена Соло, чье существование замешано на борьбе с собой, одинаково проигрышной и выигрышной во всех случаях, подобное противоборство его бойкой души с тем грузом, что она на себя приняла, можно считать вполне объяснимым и естественным.

Еще одно. Вновь и вновь в своих мыслях Бен обращался к девичьему образу. Хрупкое тело в железных объятиях темной фигуры. Рей — без сомнения, это она — вызывала в нем не только необъяснимое ощущение родства, но и какой-то странный стыд, и ярость на грани почти благоговения. Это стало вторым его секретом, до которого Лее удалось добраться. И на ее губах прорезалась полная нежного стеснения улыбка.

И вот, наконец, то, что она искала. Узкий мост над пропастью главного осциллятора на базе «Старкиллер». Вероятно, именно молния этого видения пронеслась в ее голове за секунду до того, как смерть поглотила Хана. Горе полоснуло по сердцу острыми когтями. Для любой женщины нет зрелища хуже того, что должна была видеть Лея. И все же, она заставляла себя смотреть, не разрывая незримых уз между собой и Беном, добровольно отдавая себя страшнейшей пытке.

Два силуэта, сошедшиеся на самой середине моста — двое мужчин, дороже и ближе которых ее душа не знает. Тяжелый шлем с глухим, коротким стоном приземляется у ног молодого человека в черных одеждах, открывая глазам отца растерянное, полное скрытого терзания лицо и ласково-темные глаза, подобные глазам Леи, блестящие от слез.

— Меня разрывает на части. Я хочу избавиться от этой муки, — в голосе лишь дрожащая душевная мольба. — Мне известно, что следует делать. Но хватит ли сил? Помоги мне.

«Помоги мне…» — едва услыхав эти слова, Лея ощутила, как ее материнское чувство, оправдывавшее преступника все минувшие годы, справедливо восторжествовало. Именно это она искала сейчас здесь, в нем, в его голове — просьбы о помощи, смирения, веры. Подобное не могло быть произнесено чуждым существом, порождением Тьмы; это говорил Бен, никто иной.

Она жадно всматривалась далее. Раздирая свою душу в клочья, созерцала воочию, как отец и сын сошлись в объятии смерти. Издали и вовсе могло показаться, словно они на несколько мгновений соединились в одну фигуру, что всецело отвечало их природе и чувству родства, которому даже Бен, даже Кайло, похоже, перестал противиться. И как безжалостный алый луч вклинился между ними, когда на небосклоне угасла последняя искра света. Лея, сжав до боли кулаки, заставляла себя смотреть, как один силуэт растворился в пурпурном мареве внизу, а другой застыл на коленях безвольным изваянием, пораженный и раздавленный содеянным.

В этот миг — женщина по-прежнему видела и чувствовала сквозь боль своего сердца — огонь безжалостно обрушился на душу ее сына, уничтожая все то, что прежде внушало ему силу; убивая в нем волю и надежду. Стало очевидно, все, к чему стремился Кайло, разом обернулось против него. То, что задумывалось как акт чудовищного жертвоприношения в пользу грядущего могущества; то, что должно было сделать его сильнее, на деле лишь ослабило. Глупый мальчик хотел спастись от губительной двойственности, но вышло так, что сам обрек себя на страдания, много худшие.

Лея не ведала, стоит ли радоваться своему открытию. Сын стоял перед ее взором, раздавленный внезапным пониманием необратимости и одновременно тщетности свершившегося жертвоприношения. Ошибка, которую проще допустить, чем осознать.

Она смотрела еще. Как его изумление, горе и боль несостоявшегося перерождения внезапно взорвались гневом, когда перед глазами вновь возникла Рей. Как он непреклонно гнался за нею, ведомый горьким наитием, и на исходе сил теребил рану в боку — в надежде, что это поможет ему собраться с духом, побороть разочарование. Как кричал оскорбления в спину тому парнишке, Финну, повинуясь двум одинаково сильным порывам — сеять боль и самому ощущать ее, — которые в этом случае ничуть не противоречили один другому. Как самозабвенно дрался, в тайне полагая, что противник сейчас должен уничтожить его на месте, и как в действительности просто, играючи расправился с ним. Как наступал на Рей, беззвучно проклиная ее за то, что она стала значить для него слишком много, гораздо больше, чем Кайло Рен мог себе позволить. И как, наконец, упав на снег, зло возликовал. Как горечь всеобъемлющей ненависти подкатила к самому его горлу. Как боль от ожога торжественно вспыхнула на лице, открывая дорогу в безумие…

В какой-то момент Лея, будучи больше не в силах наблюдать за падением сына, в порыве страха отвернулась и прикрыла рот рукой. В этот самый миг юноша чуть заметно дернулся, превозмогая путы сна и беспомощности. Его веки задрожали, обнажив муть в бархатных черных глазах. Это заставило Лею вновь обратить на него взгляд. Ее бросило в холодный пот.

Доля секунды — и покой вновь возобладал. Голова пленника поникла, дыхание сделалось ровным и тихим. А мать, переведя дух, двинулась к выходу.

Она утратила контроль над собой и над ним тоже, однако сумела увидеть то главное, что ее интересовало.

Минуту спустя она, пошатываясь, выбралась из бокса и активировала комлинк, чтобы вновь вызвать охранников. Кто-то из медицинского персонала, увидев бледность ее лица и больную, лихорадочную улыбку, искрящуюся на тонких губах, стремглав рванулся к генералу Органе с предложением немного отдохнуть, присесть, выпить воды. Лея ответила печально-благодарным взглядом и действительно опустилась в ближайшее кресло, чтобы немного успокоиться.

Увиденное было неоднозначным. С одной стороны, ее уверенность именно в одержимости сына так и не получила подтверждения. С другой, присутствие инородной сущности в его сознании было самым очевидным объяснением, отчего Бен совершал поступки, идущие в разрез с любыми понятиями о совести и чести, от которых личность молодого человека еще не отошла.

Принесли воды. Лея сделала глоток и тяжело вздохнула: «Нет, мальчик, как бы ты не мечтал убежать, ты сделаешь это не раньше, чем сможешь примириться со своей совестью».

Ее сын должен жить. Теперь это было не просто желанием исстрадавшегося материнского сердца, но и естественной обязанностью дитя перед родителем. Чтобы искупить свои злодеяния — искупить их здесь и сейчас, не списывая все на высший суд. Чтобы жертва его отца не пропала втуне. Чтобы обратить собственные сомнения во благо, а не предать их забвению.