«Помочь… помочь ему…»

Рей, задыхаясь, летела вперед, петляла между галереями и переходами, руководимая лишь одной надеждой — не опоздать. Она видела, в каком состоянии был Кайло, и отлично понимала, что дорога каждая минута.

Видение заставило ее позабыть собственные слезы. Теперь она не думала о прошлом, не пыталась разгадать его загадок — для этого у нее попросту не имелось лишнего времени. Важным было только настоящее: растерзанное тело среди огня и пепла, полный страдания и усталости взгляд и зов, до сих пор звучащий в ее мозгу:

«Помоги! Помоги мне!..»

О, Сила… у Рей болезненно сжималось сердце.

У нее не было права медлить. Не было ни одного лишнего мгновения для раздумий. Она не могла сейчас гадать, отчего так рьяно, так неистово стремиться вновь вытащить злейшего своего врага из передряги, в которую тот угодил, вероятно, опять-таки исключительно по собственной вине. Ведь она, Рей, оставила его в руках любящей матери, в безопасности, окруженного заботой и любовью, которых он, к слову, нисколько не заслужил.

Он был злодеем; он был убийцей. Он погубил одного ее друга и тяжело ранил другого. И, вероятнее всего, если останется жив, то попытается при следующей их встрече убить ее саму.

Помогать ему, по зрелому размышлению, было безумием.

Жалеть его — безумие. Верить ему — безумие. Любить его — безумие…

Но сейчас все эти доводы разума не имели ровно никакого значения. Рей отбросила их, не задумываясь и не пытаясь задумываться о последствиях своего решения. Быть может, она бессознательно руководствовалась той самой простой и безусловной истиной, что не философские воззрения и не умения владеть Силой отличают джедаев, истинных служителей Света и Добра; только любить и сострадать означает быть джедаем. Такова была ее детская убежденность, всецело продиктованная сердцем. Она постановила для себя идти этим путем; и отныне ничто не способно было остановить ее. А значит, в этот раз, решив помочь Кайло Рену, Рей шла на этот шаг уже не из страха перед собственными демонами, но по другим, более высоким причинам.

Ее душой владел испуг; однако было и еще кое-что, скрытое за самой тайной из дверей сознания — упоение открывшейся в ней решимостью и даже, возможно, облегчение. Облегчение, в первую очередь, оттого, что теперь, после всего, что она видела, ее внутренняя борьба — борьба, которую девушка вела столько месяцев, — вдруг странным образом потеряла всякий смысл. То, что ее недруг был слаб и нуждался в помощи, и то, что он призывал именно ее, смирив ненависть и гордыню, — эти обстоятельства при всех пугающих их сторонах, имели одно преимущество, которое Рей, быть может, не сознавала, но зато чувствовала всей душой — именно оно уничтожало всякие границы между жалостью и любовью, превращая оба эти чувства лишь в две ипостаси одной сути. Оно освобождало ее от сомнений, давая право больше не задумываться — право, идущее от самой Вселенной, и потому являющееся непреложным.

Ах, Рей! Ах милая, гордая девочка! Если бы она только могла представить, как опасно ее сорвавшееся с цепи и стремительно растущее чувство! Если бы она знала, как похожа в своем очаровательном безумии на юную Лею Органу, которая без малого год разыскивала любимого, похищенного у нее злой судьбой, по всей галактике; а отыскав Хана, она собственноручно задушила его мучителя, короля преступного мира, которого побивались даже некоторые прихлебатели Палпатина. Повинуясь своему чувству, такому же пламенному и стремительному, Лея оставила Альянс и посвятила себя их самопальному браку с генералом Соло — пусть лишь на несколько месяцев, зато самозабвенно и без остатка. В вихре этого чувства был зачат Бен, и уж в нем-то оно, это самое чувство — эта смесь стихийной страсти и всепоглощающей отваги — воплотилось наиболее полноценно.

Видно, такова уж природа женской натуры — чувства женщин, даже самые искренние и жертвенные, содержат какую-то долю самолюбования и надменности. Как будто влюбляясь в мужчину, женская душа на самом деле влюбляется лишь в само свое чувство — влюбляется тем сильнее, чем большей самоотдачи оно, это чувство, от нее требует; мужчина в этом случае становится не конечной целью, а лишь проводником. Оттого-то жалость и любовь в сердцах прекрасной половины человечества чаще всего и ходят рука об руку.

Все это так. Но кто посмеет это осудить? И кто, в конце концов, способен понять разницу между тщеславием и подлинной жертвенностью, если и то, и другое ведет к одному результату?..

… Впереди показался слабый, мерцающий огонек. Рей, уже немало истомленная спешкой, нашла в себе силы прибавить шагу.

Когда свет приблизился, время, проведенное в темноте, дало себя знать. Девушка поневоле зажмурилась и выставила вперед руку, защищая глаза. Перед нею показались очерченные сумерками силуэты двух подростков, младших служителей храма.

Рей, подрагивая, подошла к ним.

— Братья Рен повсюду ищут вас, — сообщил один из послушников, узнав ее.

Это было кстати, ведь она тоже искала рыцарей, чтобы рассказать обо всем, что видела.

— Ступайте за нами.

Девушка кивнула и безоговорочно двинулась следом.

Дорогой она то и дело отчаянно поторапливала своих юных провожатых, вновь и вновь повторяя, что у нее есть особое дело, и это дело не терпит промедления.

Они поднялись выше, в помещения так называемого «верхнего храма» — того небольшого каменного строения, которое находилось на поверхности.

Высшее сословие ордена дожидалось гостью в полном своем составе и при полноценном рыцарском облачении у ворот древнего амфитеатра, в том самом месте, где шесть лет назад Кайло сразил прежнего магистра. Именно это место было продиктовано церемониалом и для сегодняшнего собрания, которое также решало судьбу братии.

Войдя туда, Рей не сразу почувствовала угрозу. Слишком много всего собралось в ее душе — оттого девушка пребывала в ужасном смятении, и определенная рассеянность была сейчас ей простительна.

— Мейлил! — сперва она обратилась к старшему из братьев, уверенная, что уж он-то сумеет помочь в случившейся беде.

Видя ее возбужденной и напуганной, рыцарь скачками ринулся навстречу, и другие братья Рен поторопились приблизиться.

— Все хорошо, сестра, все хорошо… — Мейлил Рен уверенным и почти властным движением привлек ее к себе. Он назвал ее «сестрой», скорее всего, намеренно, хотя прежде не позволял себе этого теплого, доверительного обращения. — Расскажи, что тебя напугало.

Рей коротко оглянулась, ища глазами Тея, и, увидав его, пугливо съежилась. В иной ситуации она поостереглась бы сообщать при нем столь важные новости, касающиеся магистра, чьим недругом Тей именовал себя уже почти безо всякого стеснения. Однако сейчас у нее не было ни одного лишнего мгновения, чтобы добиваться приватности, да и другие члены братства этого наверняка не одобрят.

Поэтому она решила сказать все, как есть. Возможно, что сложившаяся ситуация играла даже на руку — в первую очередь, самой верхушке ордена Рен, которой давно пора было определиться со своими воззрениями и дальнейшим своим курсом.

— Кайло жив! — почти выкрикнула девушка, глядя на Мейлила широко распахнутыми глазами.

За спиной старшего рыцаря раздался встревоженный шепот.

— Ты в этом уверена? — спросил Мейлил, нахмурив брови и про себя наверняка подумав что-то вроде: «Не ко времени, ох, не ко времени эта весть…»

— Уверена, уверена… — Рей, как заведенная, принялась кивать головой. — Однако он ранен и нуждается в помощи. Если промедлить, ваш магистр умрет.

Голоса вокруг стали громче. Рыцари растерянно переглядывались друг с другом. Краем глаза девушка заметила, как побледнел Тей и как он инстинктивно отступил на полшага, казалось, подавляя в себе желание стать как можно незаметнее.

Никто, однако, не тронулся с места и не проявил беспокойства, хотя бы отчасти отвечавшего беспокойству, плещущемуся в душе Рей.

Мейлил сильнее обхватил своими пальцами ее тонкие предплечья.

— Как ты узнала?

— Я видела. Сила показала мне.

— Где? Когда?

— Около двадцати минут назад в нижних отделениях храма, возле склепа.

— Склеп? Что ты там делала? — продолжал допытываться рыцарь.

Только теперь Рей смутно ощутила опасность и слабо забилась в тяжелой его хватке.

— Это не важно, — поспешно сказала она. Для объяснений не было времени. — Я уверена в том, что видела. Ваш друг, ваш брат, ваш лидер нуждается в вас. Вы должны поспешить!

Мейлил не стал ее удерживать; вероятно, в какой-то момент он осознал, что его движения недалеки от осознанной грубости.

Почувствовав свободу, Рей слегка покачнулась. Ей прошлась приложить усилие, чтобы удержаться на ногах.

— Где сейчас Кайло? — неуверенно вопросил из толпы голос Шива.

— Я… я не знаю… — Рей замялась, на сей раз по-настоящему не ведая, что ответить.

Несколько мгновений она молчала, отчаянно кусая губы. С одной стороны, это место, этот буйный огненный мир, явленный Силой в ее видении, в самом деле был ей неизвестен. С другой же стороны, даже зная точно, где он находится, почему-то теперь Рей не решилась бы слепо, сходу назвать его, тем более — опять-таки — в присутствии Тея.

Она неторопливо огляделась. Рыцари молчали, угрюмо пряча глаза. Увиденное на их лицах выражение мрачной уверенности, заставило девушку вздрогнуть.

— Послушай, Рей, — Мейлил попытался смягчить удар, — ты ведь даже не знаешь толком, что ты видела. Мы находимся в опасном положении. Нельзя лететь, очертя голову, неведомо куда, повинуясь лишь тому, что ты считаешь Видением Силы.

— Ведь тебя предупреждали, сестра, что этот храм, особенно нижние его части, скрывают множество аномалий, — это сказал еще один рыцарь по имени Терулло Рен. — Временами здесь всех посещают видения, не имеющие, однако, никакого отношения к действительности.

Рей поняла: они желают делать вид, будто не поверили ее рассказу, потому что так проще снять с себя ответственность.

— Умоляю вас, — прошептала она, глядя в пол и словно стыдясь того, что просит за своего врага. Но затем внутри нее что-то перевернулось, и девушка, разом вскинув голову, повторила отчетливее: — Умоляю! Мейлил… Шив… Терулло…

Она поочередно металась к каждому из них, протягивая руки в исступленной мольбе. В ее голосе звучали слезы. Кажется, она сама не ожидала от себя такого невероятного рвения, таких горячности и искренности.

Внезапно голос подал Тей. Он говорил торопливо, со смесью страха и твердости, как будто спешил подвести черту, покуда чаши весов не дрогнули вновь, и запальчивые уговоры девушки не перевесили его собственные доводы. Это, как ни крути, было его задачей — прямо озвучить решение, принятое братией за несколько минут до появления Рей; решение, которое он, Тей, открыто отстаивал с самого первого дня ее пребывания в храме.

— Раб Галлиуса Рэкса отныне не является нашим лидером. Никто из нас не станет рисковать ради Бена Соло — человека, который, предав свое наследие, связался с одним из злейших врагов Дарта Вейдера.

Не веря ушам, Рей еще раз окинула испуганным взором шестерых мужчин, стоявших вокруг, и ей показалось, что вот теперь-то, пребывая во власти прозрения собственного чувства, она, как никогда, способна видеть каждого из них насквозь.

Без Кайло все они были ничем, и каждый осознавал прискорбное это положение. Их предательство — а озвученное Теем решение означало именно предательство; вероятно, никто из рыцарей не стал бы с этим спорить, — шло не иначе как от стремления доказать значимость ордена, значимость своей веры и, наконец, свою собственную значимость независимо от того человека, кого Верховный лидер провозгласил наследником Избранного.

— И кого же вы прочите в магистры теперь? — спросила она с вызовом, не пытаясь утаить презрения.

Если подумать, каждый из них был рабом гораздо худшим, нежели Кайло — их магистр научился быть свободным в своих целях и даже, частично, в своих действиях, несмотря на внешнее подчинение Верховному лидеру; они же сами, его вернейшие спутники, непоправимо увязли в сомнениях, в страхе, в неверии и в зависти, освободиться от которых гораздо труднее, чем от любых цепей.

Взгляд Рей метнулся к зачинщику всего этого:

— Уж не тебя ли, Тей?

— Нет, — он покачал головой и улыбнулся. — Тебя.

Они оба знали, что это — одно и то же; то, чего Тей добивался с самого начала. И потому его ответ был обычным лукавым пустословием.

— Ты одна имеешь на это право.

Рей в ярости сжала кулаки.

— Но ведь это ложь!

Даже хуже того. Ложь, допускаемая законом братства; отвратительное, лицемерное манипулирование тем, что должно быть по природе своей твердо и свято. Они защищались пустым фактом ее победы над Кайло тогда, на «Старкиллере», прежде всего, от голоса собственной совести; так пошло и глупо они оправдали свою измену, потому что иного оправдания этому поступку быть не могло.

— Верно, — вмешался Мейлил. — Ты еще многого не знаешь и не готова возглавить орден. Но твой потенциал огромен, в тебе есть воля и тяга к знаниям. Мы — все шестеро — готовы учить тебя. Для этого мы хотели предложить тебе покинуть храм, где и тебе, и всем нам отныне небезопасно находиться, и отправиться на Фелуцию, чтобы там без препятствий и без тревог продолжить твое обучение. Что ты скажешь на это?

— Что скажу? — с горечью ответила девушка. — Я могу лишь повторить то, что уже говорила: это ложь, и каждый из вас прекрасно знает, что ваши цели ложны, а ваши обещания, как, судя по всему, и клятвы верности, и обещания защиты — все это лишь слова на ветер. Вы не меня хотите скрыть на Фелуции, а самих себя. Ведь вам известно, что сделает Верховный лидер, прослышав о предательстве ордена Рен. Из страха вы готовы бросить храм, что стал вам домом, и своих младших братьев.

— Наша вина перед Первым Орденом состоит, в первую очередь, в том, что мы согласись дать тебе приют в храме, хотя были предупреждены, что тебя разыскивает Верховный, — напомнил Терулло.

— Вы пошли на это не ради меня, — язвительно отозвалась девушка. — Мои способности, мой потенциал — скажите прямо, все это не интересует никого из вас.

Этим людям нужен был повод для измены; им нужна была собственная марионетка у власти, живой символ справедливости их действий. И потому, окажись на месте Рей кто-то другой — кто угодно, — братия Рен бы привечала бы его с той же подобострастной и лживой готовностью.

— Довольно обвинений, — оборвал ее Мейлил достаточно мягким, однако не терпящим возражений тоном. — Мы двинемся на Фелуцию, как только будем готовы, а ты, Рей, вольна решать, отправишься ли ты с нами или своей, отдельной дорогой.

— Верно, — поддержали сразу несколько голосов, — тебе пора окончательно решить: сестра ты нам или нет.

— Рей… — Тей сделал шаг к ней; девушка инстинктивно попятилась. — Прошу тебя, поверь мне. Разве я когда-либо подводил тебя? Разве я подвергал тебя опасности? Разве пытался навредить тебе, как это сделал Кайло? Нет, все, что ты получала от меня за то время, что мы провели бок о бок — это поддержка и защита. Скажи, разве было не так?

Рей поневоле кивнула, тут она не могла поспорить.

— Так послушай: кем бы ты ни была, ты создана для того, чтобы служить нашей вере. Я провел с тобой достаточно времени и готов поклясться, что в тебе есть Тьма — великая сила Тьмы скрыта в твоем сердце, окруженная светлой короной из благородных мыслей и стремлений. Как в том месте с координатами «К-11», что мы с тобой пролетали по пути сюда, помнишь? И в этом нет ничего плохого; напротив, это прекрасно! Вожделенный баланс между Тьмой и Светом, к которому Сила безнадежно стремилась тысячи, миллионы лет, скрыт в тебе. Это невероятный дар, самое драгоценное из всех сокровищ. Мои братья лишь допускают такую мысль, но для меня уже не представляет сомнений, что это ты — ты, а вовсе не Кайло, — являешься Избранной. Твой дар… он может принести огромную пользу, если развивать его и совершенствовать; и, напротив, он способен повлечь немалые бедствия, если позволить ему развиваться стихийно, подобно дикорастущей траве.

В тот момент, хотя Рей всей душой препятствовала этому, червь сомнений все же вгрызся в самое ее сердце. Соблазн был слишком сладок, чтобы вовсе ее не тронуть.

Однако мгновение спустя, девушка решительно отказалась ото всех предательских колебаний — для этого ей оказалось достаточно вновь воскресить в памяти истерзанное тело Кайло на раскаленных камнях. Если посулы Тея и всего ордена Рен, сколь бы они ни были многообещающи, требуют такой цены: оставить его на смерть, — она, Рей, не готова уплатить такую высокую цену.

Разом припомнились и былые ее искушения, начиная с того загадочного голоса, что она услыхала на «Старкиллере», когда стояла над поверженным своим противником, готовая нанести последний удар; и заканчивая чередой заманчивых посулов и мягких угроз Верховного лидера. И, разом вспомнив все это, девушка опустила взгляд и, улыбаясь, покачала головой. «Нет уж… — подумала она с иронией, — я преодолела прочие соблазны, преодолею и этот. А ты, Тей… знал бы ты, насколько жалок и неубедителен в сравнении с другими искусителями!»

— Я — ученица джедая, — холодно ответствовала она. — Вы все знали, кто я, когда пустили меня под кров своего святилища. И за все дни, что я провела здесь, я ни разу не давала понять, что намерена сойти с выбранного пути.

— Джедаев больше нет, — заметил Шив. — Люк Скайуокер был последним из них. Подумай, что за судьба тебя ждет: до конца жизни гнаться по следам прошлого, которому не суждено воскреснуть. Нужно смотреть в будущее, только оно имеет значение.

— Кому из нас решать, что имеет значение в этой жизни? — без страха парировала Рей. — Не забывай, Красный, огонь не погаснет, пока тлеет хотя бы один уголек. Вера не исчезнет, пока существует даже один-единственный ее приверженец.

Движимый именно этой истиной, Кайло и желал разделаться со Скайуокером. Вероятно, магистр прежде не раз повторял ее, эту истину, перед своими товарищами.

Ни Шив, и никто другой не нашли, что возразить.

— Если уж нам настала пора разойтись, — твердо продолжала девушка, — то хотя бы позвольте мне взять корабль. Клянусь, я не попрошу у вас большего.

Поначалу ответом ей послужило только недовольное молчание. По выражениям их лиц Рей догадалась, что рыцари сейчас раздумывают об одном и том же. Хотя едва ли они тайно совещались друг с другом при помощи Силы — кажется, им этого и не требовалось. Их напряжение и без того красноречиво выдавало преступные их намерения.

Девушка едва сумела подавить в себе гневную дрожь.

— Вы ведь не станете удерживать меня насильно?

Нет, они не посмеют пойти на такую низость! Ведь даже сомнительная их честь и оказавшийся весьма пластичным и многоликим закон их ордена не в силах отыскать этому никакого мало-мальски пристойного оправдания.

Никто из рыцарей не отозвался, однако они продолжали обмениваться друг с другом хмурыми и многозначительными взглядами.

Наконец, Мейлил снова взял на себя обязанность держать слово.

— Прости, Рей, — скорбно произнес он, давая понять, что ему самому глубоко неприятно то, что им всем приходится говорить и делать. — Но мы не можем отпустить тебя. Ведь очевидно, что, освободившись, ты отправишься на помощь Кайло. Но воля братии такова, чтобы он никогда не возвратился.

От этих слов Рей как будто окатило ледяной водой. Ее глаза застило каким-то туманом, голова закружилась, и на долю секунды девушку одолело чувство, словно ноги ее готовы оторваться от земли. Ладонь сама собой нашарила в складках туники рукоять меча.

— Что ты говоришь, Мейлил? — она, побледневшая, с перекошенным от страха и неверия лицом, посмотрела на рыцаря.

Ее взгляд, заклинающий и испытывающий одновременно, заставил Мейлила Рена торопливо отвернуться.

— Тей, — в последней надежде окликнула его девушка, — ты ведь давал мне слово…

— Я говорил лишь за себя, — напомнил рыцарь. — Сейчас же решение принадлежит не мне, а братьям. Нашему совету. Я не смог бы воспрепятствовать ему, даже если бы захотел.

— Поверь, дитя, каждому из нас мерзко поступать так, — уверил старший из братии. — Но свобода не всегда достигается достойным путем. Если Кайло вернется к нам, он не уступит своего права так просто. А кровопролитие никому не нужно.

— Ты защищаешь чудовище, Рей, — вставил Тей, — ты сама это знаешь.

— Когда-то магистр в самом деле был душой и сердцем ордена, — вздохнул Пятый. — Но теперь его одолело безумие; он давно стал неуправляемым и опасным. Кайло подчиняется только своим страстям, его не заботит будущее ордена. Это проклятие всем нам. Проклятие, которое мы должны преодолеть, чтобы двигаться дальше.

На мгновение Рей закрыла глаза рукой. Она видела и чувствовала, что убеждениями ей ничего не добиться; слова себя исчерпали.

В следующую секунду она активировала сейбер. Звездно-белое сияние клинков легло на ее лицо, полное отчаянной решимости, и осветило его.

Никто из рыцарей не принял ее вызов. Их оружие, хотя удерживаемое наготове, оставалось праздным и безмолвным.

Мейлил лишь усмехнулся.

— Мне не известно, в силу каких обстоятельств ты сумела победить магистра. Но тебе не выстоять против всей братии, дитя. Я видел твои тренировки; пока в тебе сильно только рвение. Опусти меч. Никто здесь не желает тебе зла.

— Ты говоришь, как мужчина, — с вызовом процедила Рей, — но твои поступки, Мейлил Рен, как и поступки твоих братьев, отдают трусостью. Сразись со мной, если желаешь. А нет — так позволь мне уйти. Я не могу медлить.

Стоило ей только представить себе, сколько времени она потеряла впустую, и девушке становилось жутко. Любая минута могла оказаться для раненого Кайло роковой.

Мейлил с сожалением покачал головой и нажал кнопку включения на рукояти собственного сейбера. Его пурпурно-розоватого оттенка клинок гордо воспрянул ото сна.

Другие рыцари также активировали мечи, отчего в чертоге Тьмы загуляли по стенам красные, пурпурные и фиолетовые отсветы.

Противники обступили Рей, зажимая в кольцо.

Было видно, что рыцари Рен стремились только обезоружить ее, не причиняя вреда. Но даже в свете этого обстоятельства девушке приходилось нелегко — одной против шестерых обученных и сильных одаренных. Она едва успевала блокировать удары, которые сыпались со всех сторон. Сияние ее мечей искрилось в бешеной пляске.

Бой продолжался не больше минуты — впрочем, даже это время рыцари готовы были счесть впечатляющим для новичка вроде Рей. Большинство из них полагало, что девчонка, несмотря на ее славу, не выстоит и нескольких мгновений — даже притом, что ни один рыцарь так и не нанес ни единого удара в полную силу.

Конец схватке положил Шив Рен, сумев телекинезом выбить оружие из рук противницы. Специальная технология заставила клинки погаснуть еще до того, как рукоять коснулась пола.

Рей отступила к стене. Все было кончено — для нее, для Кайло. Однако она не желала верить этому; ее душа еще не готова была смириться с поражением.

Девушка прикрыла глаза, прислушиваясь к Силе; но не к потоку энергии, проносящемуся извне, а к тому, что было скрыто в ней самой. К голосу Тьмы, дремавшей в ее сердце. Некая сущность, наполняющая ее дыханием своей Силы, она манила к себе Рей, искушая и подчиняя ее — блудное дитя, призываемое назад, к лону матери; в объятия своей истинной природы: «Вернись!»

То же самое маленькая Кира Дэррис кричала вдогонку отцовскому кораблю, когда ее родитель, как оказалось, опрометчиво торопился к Сноуку, чтобы предъявить ему свою ложь. Теперь что-то кричало ей самой — во всяком случае, тому, что осталось от Киры, или напротив, тому, чем она стала теперь: «Вернись! Вернись!.. откройся, отдайся…»

Этот голос был тем самым, что она слышала во мраке «Старкиллера»; неясный, грубый, всеобъемлющий — однажды услыхав который, невозможно было перепутать его ни с чем.

Она не желала этой горькой сделки; но выбора не было. Вся ее решимость толкала девушку на ужасный, однако, необходимый путь. Ведь если она не сделает того, что требуется, тогда Кайло… он погибнет.

Рей прислушивалась к звучанию таинственного голоса, и сознание ее постепенно растворялось в нем. Что-то невыразимо большее, чем она сама, поглощало ее личность, пробуждая пламя в недрах ее души; пламя, которое теперь радостно расходилось, разгоралось все сильнее, одновременно согревая и опаляя.

Сжав кулаки, Рей погрузилась в это невероятное, пьянящее и мучительное ощущение — ощущение колоссального могущества.

Поначалу она не поняла, что происходит. Страшные крики и стоны, переходящие в предсмертный вой, не сразу достигли ее, погруженную в себя и уже как будто не являвшуюся собой. Впрочем… нет, как раз теперь-то, полноценно подчинившись и отдавшись, та, что до сих пор звалась «Рей с Джакку», впервые по-настоящему почувствовала связь с новой, пробуждающейся в ней Силой. Никогда прежде она не сознавала свою целостность так, как в эти мгновения.

Наконец, она набралась уверенности, чтобы открыть глаза.

Первое, что предстало ее взгляду — слабое золотисто-алое сияние, опоясавшее радиус вокруг нее на несколько метров. Расчерченная Силой окружность была какой-то ужасающей границей, пересечь которую и приблизиться к девушке не мог никто, а что станется с теми, кто попытается сделать это, наглядно демонстрировал пример Шива Рена, который стоял к Рей ближе, чем другие, и, вероятно, попросту не успел отойти на безопасное расстояние.

Теперь иктотч лежал у ее ног, обезумивший от боли, в чудовищных корчах. С его телом происходило нечто непонятное и пугающее: казалось, оно сжимается, иссыхает, словно воздушный шарик, из которого стремительно выходит воздух. Кожа его приобрела серый, как у мертвеца, оттенок. Дорожки широких, вздутых вен, заметных на шее и на лице, наполнились легким сиянием — движением энергии, которая, покидая тело обреченного, переходила к девушке.

Рей стояла над умирающим рыцарем, выставив руку, питаемая его жизнью; и даже когда Красный испустил дух, она не отпускала его тела. Ее лицо отображало уродливую плоскую радость, каковой эта невинная юная душа не ведала прежде. Тело ее сотрясалось от удовольствия. Она млела, поглощая чужую душу и чужие способности, и не скрывала своего торжества.

Только когда поток Силы окончательно иссяк, а тело Шива превратилось в груду почерневших костей, она оставила его и взглянула на остальных братьев Рен, стоявших рядом в полнейшем недоумении. Только теперь они увидели Тьму в ее взоре, подобную бездонной пустоте; Тьма зловеще взирала на них хищными золотыми глазами.

— Так будет с каждым, кто посмеет удерживать меня, — это говорила и она, и не она. Казалось, что вещает не один, а два голоса: первый был знакомым голосом Рей, однако преисполненным небывалой доселе уверенности и власти; о другом трудно было судить наверняка, принадлежит он мужчине или женщине, он был глухим, мрачным, абстрактным, словно сама Бездна. — Вам меня не остановить. Бен Соло будет жить, а вы… вы умрете, если станете противиться.

Мужчины стояли неподвижно, будто их ноги намертво срослись с полом. Кто-то пугливо прошептал одними губами: «Это… это оно…»

Каждый из них был наслышан о технике, которую продемонстрировала Рей; но до сих пор никто из них не видел, чтобы эту технику применяли в столь мощной форме. Слишком сложным и загадочным было это искусство — искусство похищения жизненной энергии, к которому зачастую опасались прибегать даже именитые мастера старинного темного ордена.

* * *

Рей получила небольшой TIE-перехватчик; более легкого и быстрого корабля в распоряжении служителей храма не было, а девушка настаивала на том, что ей необходимо добраться до места назначения как можно скорее.

Она не сразу разобралась, как пилотировать незнакомый ей доселе звездолет. Но оказалось, что древние имперские посудины не отличаются особой затейливостью в управлении.

Покинув орбиту планеты и убедившись, что за нею нет погони, Рей попыталась сконцентрироваться, хотя сейчас это было непростым делом. Ее сердце бешено стучало, а в душе властвовали сожаление и стыд. Никогда прежде она не переживала столь резкого и мучительного отвращения к себе самой; даже когда ее чуть было не изнасиловал приятель констебля Зувио, чье пьяное дыхание у своего лица и чьи похабные руки у себя между ног она живо вспоминала по сей день…

Наконец, она взяла себя в руки и обратилась к Силе, раскрывая свое сознание для телепатической связи, и, плотно стиснув зубы, отважилась на мысленный зов:

«Магистр Скайуокер…»

… Проникшись ее волнением, мастер Люк не стал тратить время впустую и выспрашивать подробности. Он лишь сообщил название планеты, которое без труда угадал даже по беглому и весьма упрощенному описанию; эта планета имела, увы, слишком большое значение в судьбе их горестного семейства. Затем девушка сама поторопилась разорвать ментальный контакт с учителем, сообщив напоследок, что выдвигается к нему навстречу.

Она отыскала нужное место на карте и принялась расторопно вводить координаты в систему навигатора. Сектор Атравис, Внешнее кольцо. Путь туда должен был составить не больше часа для Скайуокера, находившегося в системе Приндаар, а для самой Рей — и того меньше.

Когда судно ушло в гиперпространство, девушка, крепко сжав штурвал, тихо зарыдала, оплачивая непредвиденную, ужасную смерть Шива Рена и собственную душу. Ей не нужно было объяснять, что она зашла слишком далеко, поддавшись опьянению могуществом и вседозволенностью. И на сей раз у нее никак не получалось списать вину на некую темную сущность, ведь это она сама, Рей, обратилась ко Тьме за помощью.

Она все-таки переступила черту, которую опасалась переступить. Спасая одну жизнь, она забрала другую — забрала алчно и безжалостно, позабыв в жаре своего удовольствия обо всем на свете. Она подчинялась какому-то сумрачному, хищному инстинкту. Прежде ей не приходилось ощущать в полной мере этого экстаза от поглощения чужой энергии, этого больного, невообразимого голода, который на сей раз сумел охватить ее целиком.

Теперь Рей обещала себе, что впредь никогда не допустит такого. Сгорая от боязни и позора, она, не останавливаясь, снова и снова клялась самыми страшными клятвами, что возненавидит сама себя раз и навсегда, если подобное произойдет с нею опять. Однако вынуждена была признать, что после всего случившегося ее заверения стоили немного, ведь ни одно из этих слов, даже произнесенных в искреннем порыве раскаяния, не могло исправить того, что уже случилось. Ей не дано воскрешать умерших. А невинность можно утратить лишь единожды.