– Георгий Васильевич, – мне с трудом удалось подобраться к высокому седоволосому мужчине, державшемуся в толпе горюющих родственников особняком. Славкин отец то ли не услышал меня, то ли сделал вид, что не услышал, поэтому мне пришлось дотронуться до его локтя, чтобы привлечь внимание. На этот раз мужчина одарил меня взглядом, в котором, правда, ничего не читалось. Штыменко-старший смотрел сквозь меня пустым взором, явно находясь мыслями где-то в другом месте.
– Георгий Васильевич, – я приложила руки к груди, – примите мои самые искренние соболезнования. Слава был замечательным парнем, и его безвременная кончина…
– Вы кто? – прервал меня на полуслове мужчина.
– Коллега Славы. Вернее, его начальница, руководительница… – я запнулась. – Георгий Васильевич, – словно прыгая в воду с высокой вышки, выдохнула я, – мне очень нужно с вами поговорить. Понимаю, сейчас не лучшее место и время, но это очень, очень важно.
Убитый горем отец задумался, вперив в меня отсутствующий взгляд. Я даже не была уверена, дошел ли до него смысл моих слов. Но, видимо, все-таки дошел, так как через минуту он кивнул и произнес решительно:
– Поехали, обсудим все по дороге в ресторан.
– Ресторан? – запинаясь, спросила я.
– Да, конечно, – удивился мужчина моему удивлению, – а вы разве не едете? Славу же нужно помянуть по христианскому обычаю. Хотя какой он, к черту, христианин… Да и церковь считает таких, как он, самоубийцами. Вы, кстати, знали это?
Я отрицательно помотала головой.
– Да, – задумчиво произнес Штыменко, – вот так-то… А впрочем… Какая теперь уже разница? А там, – мужчина поднял вверх указательный палец, – все равно разберутся. Славик ведь был хорошим парнем, правда? – в голосе сильного влиятельного мужчины послышались умоляющие нотки, и я, конечно, не решилась ему возразить, поэтому, изобразив китайского болванчика, яростно закивала:
– Конечно, хорошим! Просто замечательным.
Отец удовлетворенно кивнул и, направляясь решительным шагом к машине, бросил:
– Идемте!
Мне не оставалось ничего другого, как потрусить савраской следом.
– Что у вас с лицом? – равнодушно поинтересовался отец только что похороненного парня, просто чтобы что-то сказать. Совершенно очевидно – ответ на заданный вопрос его не волновал. Он забыл вопрос сразу же, как только его озвучил. Поэтому я просто махнула рукой, мол, ничего особенного, не стоит и внимания.
Оказавшись внутри лимузина, я аккуратно осмотрелась. Открытое проявление любопытства в данной ситуации вряд ли было бы уместно, но я впервые оказалась в таком автомобиле, и потому его внутреннее устройство меня очень интересовало.
Обитый черной кожей салон производил одновременно величественное и удручающее впечатление. Конечно, именно этот цвет наиболее приличествует траурному автомобилю, но, черт возьми, неужели его создатели всерьез полагают, что, используй они в отделке белый или там серый цвета, это как-то умалило бы скорбь по усопшему? Будто друзья и родственники покойного, сев в светлую машину, тут же начнут петь, гулять и веселиться. Зачем еще больше давить на психику, окружая скорбящих людей мрачными оттенками?
– У вас есть дети? – вопрос Штыменко-старшего вырвал меня из плена собственных мыслей.
– Н-н-нет, – запинаясь, ответила я, догадываясь, в каком направлении пойдет сейчас беседа. Честно говоря, становиться жилеткой для убитого горем отца в мои планы не входило. Я сюда совсем не за этим явилась. С другой стороны, не в моих силах предотвратить неизбежное.
– И не заводите, – мужчина говорил бесстрастно, что вряд ли могло кого-то обмануть. Очевидно, за видимым спокойствием скрывалась такая боль, которая способна свалить и не такого слона.
– Я вам искренне советую, – продолжил Штыменко, – никогда не допускайте такой ошибки. Только подумайте, какая же это глупость – сознательно полностью подчинять себя другому человеку! Конечно, поначалу все идет чудесно – нет ничего милее маленьких детей. Но они имеют свойство очень быстро вырастать. И тут вас ждет немало сюрпризов, – мужчина усмехнулся и добавил, сжимая кулаки: – И не думайте, будто сможете воспитать их по своему образу и подобию! Это иллюзия, обман! Они – другие! Когда вы это поймете, будет уже поздно, и тогда останется лишь пустота.
Славкин отец задумался, устремив взгляд в окно, за которым медленно проплывали кресты и памятники.
– Для этого совсем не обязательно терять детей физически. Я ведь давно похоронил Славку. Того, которого знал и любил. А сегодняшнее прощание, – мужчина махнул рукой, – это ведь пустая формальность. Своеобразное подведение итогов, – собеседник горько усмехнулся. – Вот так-то…
Ошеломленная и опустошенная чужим горем, я не нашлась что сказать. Да и что тут скажешь?
– А вы знаете, что Славка родился недоношенным?
Я отрицательно замотала головой, сглатывая подступивший к горлу ком.
– Ну, да, – невидящим взглядом посмотрел на меня Штыменко-старший. – А как вы думаете, это могло как-то повлиять на то… На то, что… – мужчина запнулся, борясь с волнением. – Как бы то ни было, но Славка всегда был не такой, как я. Он вообще был не такой, как все. В детстве слабый и болезненный, тихий, не умеющий за себя постоять. Как такому жить в этом мире? Разве я мог допустить, чтобы мой сын… Мой… – мужчина немного помолчал, вновь пытаясь взять себя в руки. И продолжил уже спокойно: – Видит бог, я старался. Школа единоборств, бокс, хоккей, что только ни делал, чтобы разбудить в нем мужика. Какое там! – мужчина махнул рукой. – Все без толку. На ринге его просто избивали, на катке он только путался под ногами, раздражая товарищей по команде. В раздевалке мальчишки над ним издевались. Вы знаете, насколько жестокими бывают дети? – я кивнула, борясь с желанием обнять сидящего передо мной человека.
– Но я был упорным. Можете не сомневаться! – мужчина усмехнулся. – Надежды не терял. Я думал, рано или поздно в моем сыне непременно проснется мужик. А как же иначе? Ведь он мой сын.
Штыменко достал сигарету и зажигалку. Прикурил, заслоняя огонь сложенной корабликом рукой, как будто защищая его от сильного ветра, которого в машине, разумеется, не было. Заметив мой недоуменный взгляд, усмехнулся:
– А-а-а, это? Привычка с тех пор, как… Я ж начинал простым бурильщиком. Вахтовиком в Сибири. Это уж потом дослужился до начальника участка, ну и понеслось. Тут перестройка, приватизация. И вот… Я все еще нефтяник, хотя теперь уже, конечно, не простой.
– Так что же Славка делал в «Мелене»? – изумленно воскликнула я.
Штыменко посмотрел на меня так, будто видел впервые.
– Простите за невольные откровения, хотя в моем положении это позволительно. Или нет? – мужчина усмехнулся. – Я, знаете ли, не очень силен в траурном этикете. Что полагается говорить отцу, похоронившему сына? О чем следует разговаривать?
Я не нашлась, что ответить. Да, думаю, мой собеседник и не очень-то на это рассчитывал.
– Как Славка оказался в «Мелене»? – Штыменко задумался, будто вспоминая о чем-то. – Когда я понял, что сделать из него мужика не удастся, то махнул рукой. Просто перестал замечать. Даже не старался скрыть своего разочарования. А Славка будто только того и ждал. Он и до этого каждую свободную минуту проводил у компьютера, а тут словно с цепи сорвался. На каникулах сутками мог не выходить из своей комнаты. В учебное время, подозреваю, тоже с удовольствием не ходил бы в школу, если бы я позволил. Но и там были постоянные проблемы – он учился из рук вон плохо, если бы не мои деньги и влияние, подозреваю, аттестат Славке не получить. Зато в компьютерном деле неожиданно проявил удивительные способности. Впервые узнал я об этом, когда в наш дом ворвались омоновцы. Грешным делом подумал, что по мою душу – сами понимаете, в моем деле от тюрьмы и от сумы… Ан нет. Оказалось, сынулька порезвился. Он с такими же оболтусами наловчился деньги с карточек красть. Всех тонкостей до сих пор не понимаю, но потерпевшими по делу выступали иностранцы – деньги списывались с заграничных счетов, и не сказать, что большими суммами, поэтому преступление долго оставалось незамеченным. Но, как известно, сколько веревочке ни виться… От тюрьмы Славку спасли мои связи, а также относительная новизна преступления. Подобные прецеденты российскому правосудию почти не были известны, потерпевшие находились за океаном, так что дело удалось замять. Я еще и подкупил Славкиных подельников, которые взяли всю вину на себя. В общем, в тот раз он вышел сухим из воды – даже без судимости.
– В тот раз? – вырвалось у меня. – А были и другие? – Похоже, я очень многого не знаю о своем сотруднике.
– Были, – Штыменко снова усмехнулся. – Много чего еще было, о чем я сейчас не хочу вспоминать. О мертвых ведь или хорошо, или никак, да? Как бы то ни было, – мужчина громко вздохнул, – но закончилось все в итоге наркотой. Я даже не знаю, как он умудрился на дрянь эту подсесть, ведь из дома почти не выходил. А я, как обычно, ничего не видел. Когда же все вскрылось, оказалось, что Славка уже крепко увяз. Конечно, я лечил его. Много раз. Много, много раз. И в итоге мне даже показалось, что успешно. Во всяком случае, Славка больше года был чист. Вот тогда-то его доктор и посоветовал начать жить обычной жизнью. Мол, пусть парень почувствует себя как все. Мне он запретил давать ему денег, порекомендовал больше доверять и отпустить.
Мужчина задумался.
– Знаете, я ведь даже облегчение тогда испытал. Будто ждал, что кто-нибудь наконец-то разрешит мне снять с себя этот груз ответственности. Я устал. Впервые в жизни понятия не имел, что делать. Вот так Славка и оказался в «Мелене». Он сам нашел эту фирмешку, сам устроился, мне даже договариваться не пришлось ни о чем. Поначалу я, конечно, присматривал за сыном. Периодически подсылал к нему людей, но все шло гладко, и я успокоился. Ну а потом это, – мужчина кивнул на унылый кладбищенский пейзаж за окном. – Я ведь был к этому готов. В глубине души всегда был уверен, что этим все и закончится. Но все равно не ожидал, что будет так тяжело, – Штыменко вновь взял паузу, чтобы справиться с чувствами. Сделать ему это удалось довольно быстро – по всему видно, этот мужик сделан из прочной стали.
– А ведь вы вовсе не об этом хотели со мной поговорить, – словно очнувшись, проговорил он. – Что именно вы хотели узнать?
– Георгий Васильевич, что вы знаете о «Мелене» и Славкиной деятельности в ней?
Собеседник равнодушно пожал плечами:
– Не так и много на самом деле. Но о ваших неприятностях с Захаровым я все же осведомлен. Иногда думаю, а не могли ли они повлиять на то, что… Ну, – мужчина подавил рвущийся из груди тяжелый вздох, – на Славин срыв. Как думаете?
Я недоуменно посмотрела на Штыменко-старшего.
– Вы полагаете, будто неважные дела на фирме могли вывести вашего сына из равновесия настолько, что он вновь стал употреблять наркотики? – я задумалась на мгновение, а затем решительно мотнула головой. – Исключено! Преданность вашего сына компании не выходила за обычные рамки. Он был в меру лояльным сотрудником, но уж точно не настолько, чтобы близко к сердцу принимать наши дела. Кроме того… – я замялась, не решаясь рассказать убитому горем отцу об участии его сына в преступлении, но в конце концов все же решилась. Хоть и не без труда. Набрав полные легкие воздуха, я поведела все, что знала о последних днях жизни и смерти Славы.
Если известие об участии сына в похищении и потрясло Штыменко, вида он не подал. Какое-то время мужчина молчал, а потом спросил спокойно:
– А от меня-то вы чего хотите? Компенсации за моральный ущерб? Денег, которые Славка якобы похитил? Чего именно?
– Я и сама не знаю, – ответила я честно. – Просто помощи, наверное.
– Чем же я могу вам помочь? – Штыменко недоумевал совершенно искренне.
– Хоть чем-нибудь, – я в отчаянии прижала руки к груди. – Георгий Васильевич, понимаю ваше горе. И очень ему сочувствую. Не имею цели как-то порочить память Славы. Кто старое помянет… – я махнула рукой. – Мне нужно хоть что-то. Пожалуйста, хоть что-то, за что можно уцепиться. Хоть что-то, чтобы найти того сообщника или сообщников вашего сына. Пожалуйста, – я сложила руки как в молитве.
Безуспешно. То ли отец и впрямь не был осведомлен о делах своего отпрыска, то ли по каким-то своим причинам не желал делиться доступной ему информацией, только ничего я своим визитом на кладбище не добилась. Хотя, конечно, как посмотреть – поработала жилеткой для убитого горем отца. Получила плюс к карме. Уже неплохо.