Польша. Познань (Позен)

В танковой роте, в которую попал Янек, служба была нелегкой. В отличие от большинства своих сослуживцев, капитан Межицан считал, что разбираться в технике для танкиста важнее, чем уметь ходить строевым, и носить чистый и подогнанный по фигуре мундир. И его поддерживал весь командный состав роты, все субалтерн-офицеры и все старослужащие унтера. Другие в этой роте просто не приживались. Поэтому первый год службы для подпоручника превратился в настоящий ад.

Новенький, полученный из Англии "Виккерс" особой капризностью не отличался, но капитан заставлял изучать все, вплоть до последней гайки. И разбирать, причем не привлекая механика-водителя. И уметь все это ремонтировать, опять же самостоятельно. И помнить все необходимые параметры наизусть.

— Как же вы будете требовать от своих подчиненных того, в чем не разбираетесь сами? — не раз наставлял он краснеющего от собственного невежества Янека.

А уж сколько вечеров просидел молодой офицер на съемной квартире, за чтением самых разнообразных книг, вместо веселого застолья в ресторане…

Пожалуй, столько читать ему не приходилось со времен учебы в гимназии. Зато Эймансбергер, Хейгль и "Наставление по эксплуатации танка "Виккерс" стали его настольными книгами, а к лету тридцать шестого он мог заменить любого из членов экипажа и поспорить о тактике танковой войны даже с заезжим капитаном из Командования Бронесил. Если же подумать — то и заменить во время боя капитана и командовать ротой не хуже его. Что подтвердилось на летних учениях, когда посредник "уничтожил" танк Межицана, а остальных офицеров подчинил Янеку. После же образцово проведенной по всем требованиям наставлений и устава танко-пехотной атаки Кос получил благодарность в приказе командира батальона. Почему батальона? Потому что весной все отдельные бронетанковые части объединили в восемь батальонов, а бронедивизионы подчинили командирам кавалерийских бригад.

Так незаметно, в служебных и хозяйственных хлопотах, в нарядах и построениях пролетело время, а на осень Януш запланировал отпуск и поездку домой. Хотелось отдохнуть от службы, побездельничать, проведать родных. Ну и узнать заодно, как поживает соседская Кася, которая нравилась ему еще в школе. Единственное, о чем он жалел — что нельзя пригласить с собой всех своих друзей, в первую очередь поручника Ольгерда Яроша, подпоручника Гжегоша Пресса и капитана Межицана. Все четыре офицера роты жили очень дружно, пусть и несколько отстранено от других офицеров гарнизона. И Янеку это нравилось. Приятно было чувствовать себя знающим специалистом, особенно когда в приходивших от Романа письмах встречались поразительно дилетантские вопросы, которые он мог легко и просто объяснить, даже не заглядывая в книги. Приятно было в компании, занятой обсуждением очередной попойки, спросить у самого задиристого из недоброжелателей, что он думает о новой книге Дютиля. И в ответ на недоумевающий взгляд небрежно добавить, что обсуждал ее с капитаном Межицаном и тот считает, что в некоторых местах французский теоретик ошибается. И объяснить, в чем. И смотреть, как медленно краснеет оппонент, не способный возразить ни слова и как молодежь посматривает на тебя с уважением. Еще приятнее было выехать на танке из парка, слушая ровный рокот хорошо отлаженного мотора и грохот гусениц по булыжнику. Стоять в люке, сверху вниз поглядывая на паненок и шныряющих вокруг любопытных мальчишек, ощущая сосредоточенную в восьми тоннах брони и оружия мощь. И чувствуя запахи бензина, масла и пороха во время учебного "боя", понимать, что так пахнет для танкиста победа.

Подводя итоги, следовало признать, что подпоручнику такая жизнь пришлась по душе. Он уже нисколько не жалел, что не поступил в кавалерийское училище, тем более, что "элиту армии" с этого года вдруг начали сокращать и реформировать. Дивизии вообще расформировали, а часть бригад начали преобразовывать в бронемоторизованные. Причем вновь созданные бронебатальоны должны были войти в состав этих бригад, что добавило забот всем офицерам. Любая реорганизация — это прежде всего куча непредвиденной и самой неприятной работы на нижнем уровне. К тому же появились упорные слухи, что командира роты забирают на повышение.

На фоне этих забот сообщение о военном мятеже в Испании не особо заинтересовало Януша. Ну, мятеж, и что тут такого? Если правительство в этой стране такое же, как было в Польше до майского переворота, то своя санация им не помешает. К тому же терпеть коммунистов во власти ни один нормальный офицер не сможет. Так думал не только Кос, так полагало и большинство офицеров батальона.

СССР. Москва

Опять горела лампочка под зеленым абажуром на столе. И опять усатый человек с трубкой в руке неторопливо перелистывал документы, словно просто просматривая их.

Надо было решать, что делать с несколько неожиданным предложением поляков. Мелочь, казалось, на фоне внешне- и внутриполитических проблем. Но мелочь, внезапно ставшая неожиданной причиной весьма серьезных споров в руководстве. И проявила некоторые расклады в группировках, причем весьма неприятные для хозяина кабинета и его сторонников. Поэтому он очень внимательно изучал неотредактированную стенограмму заседания коллегии Наркомата Обороны.

Сталина нисколько не удивило, что Тухачевский резко высказался против продажи. Следовало ожидать. Он великолепно помнил, что этот непризнанный "военный гений" не простил полякам собственных ошибок. Как и ему лично за то, что Первая Конная не успела прибыть на помощь войскам, которые бывший гвардейский поручик загнал под удар польских армий. Но то, что Ворошилов его поддержал, было ожидаемо, но неприятно. Сколько он объяснял Климу, что сейчас с поляками выгоднее дружить. С учетом того, что они сами не против, и даже пошли на заключение торгового договора, и согласны получать часть оплаты техникой, пусть и военной, что для нас весьма выгодно. Лишние полсотни танков панов сильнее, чем есть, не сделают, зато привяжут к нашим технологиям и лицензиям. Но военные никак не поймут, что ситуация изменилась. Пока руководство Польши согласно на сотрудничество, надо пользоваться моментом. Но что говорить о военных, если даже члены ЦК не все это понимают. Даже дипломаты, за исключением одного Литвинова. Все живут старыми представлениями. Готовы продолжать враждовать соседями и в то же время рвутся помогать Испании. За три моря лаптем щи хлебать собрались. Кому помогать? Троцкистам из ПОУМ? Анархистам? Социал-демократам, пособникам фашистов? Правы французы — не стоит вмешиваться в эту заварушку, не наше это дело. Небольшую помощь оказать, инструкторов послать. Продать технику, но за полноценную оплату.

Раздраженно отодвинув бумаги, Сталин встал и прошелся по кабинету. Негромкий звонок телефона заставил его вернуться к столу.

— Слушаю. Несите, — ответ звучал уже совершенно спокойно.

Очередная папка с документами НКВД, принесенная Поскребышевым открывалась документом иностранного отдела. Словно Ягода знал, о чем сейчас думал Сталин.

"СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ИНО ГУГБ НКВД получил от серьезного польского источника следующие сообщения, почерпнутые из документальных данных Министерства иностранных дел Польши:

I. ОТНОШЕНИЯ ПОЛЬШИ С ЧЕХОСЛОВАКИЕЙ.

Согласно директивы Тарновского необходимо активизировать работу по установлению дружественных отношений с Чехословакией… В связи с этим полностью прекращена проводившаяся раньше активная работа в отношении польского и словацкого нацменьшинств. Ликвидируются мелкие конфликты, пограничные инциденты и т. п. Систематически смягчается тон польской прессы, избегаются личные нападки…

Эти перемены в польско-чешских отношениях вызваны, как подчеркивается, следующими причинами:

1. Еще в половине декабря прошлого года Ватикан предпринял шаги в Варшаве, имеющие целью улучшение отношений между Прагой и Варшавой, причем им указывалось на то, что нажим со стороны Польши толкает Чехословакию в объятия СССР…

Кроме того, была проведена большая дипломатическая акция в смысле сильного нажима на Польшу с целью приостановить ее античешскую политику, а затем в был также оказан нажим на Венгрию, и, наконец, по настоянию Ватикана была предпринята поездка Шушнига в Прагу, которая должна послужить началом установления дружественных отношений между Чехословакией и ее католическими соседями, а затем повести к налаживанию отношений в Дунайском бассейне. Bсe это имело одну цель: помешать сближению Чехословакии с СССР…

2. Тарновский охотно пошел на уступки по отношению к Ватикану, так как нажим Польши на Чехословакию потерял свой смысл ввиду чрезвычайного обострения чешско-германских отношений и сильного нажима Германии на Судеты (поджоги школ, избиения, убийства и т. д.)…

Важным моментом, оказавшим влияние на вышеуказанный поворот, можно также считать воздействие на внешнюю политику более осторожных тенденций ген. Смиглого и президента Мосцицького…

После этого Тарновский в разговоре со своими сотрудниками давал им указания внимательно следить за развитием событий, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох возможными неожиданными осложнениями. В особенности он велел обратить внимание, как будет реагировать на это Германия.

II. ПОЛЬСКО-РУМЫНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ.

Польское посольство в Бухаресте энергично ведет пропаганду за польскую формулу нормализации отношений между Румынией и СССР… Однако посольству запрещено противодействовать нормализации советско-румынских отношений в том случае, если она пойдет по линии формул обязательств о ненападении, неоказания помощи агрессору и консультации. Кроме того, военному атташе полковнику Ковалевскому дано указание добиться более тесного сотрудничества… На возобновлении военного сотрудничества особенно настаивает Рыдз-Смиглый.

В настоящее время с Румынией заканчиваются переговоры о передаче заказа на ручные гранаты, а также переговоры относительно заключения договора об участии польской промышленности в развитии производства автоматических винтовок в Гойша Мика.

III. ОТНОШЕНИЯ ПОЛЬШИ С ПРИБАЛТИКОЙ И СКАНДИНАВИЕЙ.

Согласно сообщения польского посольства в Таллине, установлено участие в последнем путче в Эстонии финских лаповцев, а также финансовой помощи со стороны Германии. Как по мнению Тарновского, так и польского главштаба участие Германии в этом путче несомненно, так как Германия целенаправленно вмешивается во внутренние дела окружающих государств для установления в них удобных для нее режимов…

В Швеции у Бофорса польская армия якобы должна разместить заказы на зенитные орудия. Переговоры ведутся в Стокгольме. Кроме того, шведам якобы должна быть дана концессия на постройку асфальтированных дорог. Все это должно оплачиваться польским углем.

IV. ПОЛЬША И ГЕРМАНИЯ.

В отношениях Польши с Германией сильного охлаждения нет, но возникает ряд затруднений, как, например:

1).Не найден путь к разрешению вопроса об уплате Германией задолженности за транзитный провоз товаров через Польшу… Польское правительство предполагает применить ответные меры.

2).Вносит недоразумения вопрос Данцига…

3).Не урегулирован также вопрос положения польского нацменьшинства в Германии…

Гитлер зондировал почву через своего посла в Польше относительно возможности нового обмена мнениями путем личной встречи.

V. ПОЛЬША И С.С.С.Р.

По отношению к СССР никакие новые инструкции Тарновского не были даны ни отделам министерства, ни посольству. Только Бюро прессы получило дополнительное подтверждение старой инструкции, чтобы воздержаться от нападок на СССР. Мосцицкий лично дал указания организовать приезд советских артистов в Польшу и придать их визиту дружественный характер. Он был очень недоволен инцидентом, который имел место с ними на границе и поручил произвести расследование…

Из всего этого видно, что Тарновский во что бы то ни стало хотел бы исправить атмосферу в отношениях Польши с СССР.

В экономическом совете министров подтверждено решение о расширении торговли между обеими странами на базе товарного кредита…

По поручению Варшавы польский посол в Лондоне наводил специальные справки у английского министра финансов относительно возможного предоставления займа СССР. В ответ ему было сказано, что СССР в настоящее время является единственным государством, которое выполняет свои обязательства, и что такого рода заем был бы полностью гарантирован, если бы не приходилось иметь в виду неизбежной советско-японской войны, которая должна вспыхнуть в течение ближайших пяти лет.

VI. ПОЛОЖЕНИЕ В ПОЛЬСКОМ ПОСОЛЬСТВЕ В МОСКВЕ.

Гжибовский все еще болен. Он собирался вернуться в Москву в конце сего месяца. Перед отъездом он должен будет прочесть доклад о СССР в совете четырех (президент, премьер-министр, Тарновский и Смиглый). Ожидается, что в докладе будет поддержана линия президента и Смиглого на улучшение отношений с СССР. После отъезда Сокольницкого из посольства поступают более взвешенные материалы о положении в СССР…

НАЧ. ИНО ГУГБ НКВД СССР

КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ

БЕЗОПАСНОСТИ 2-го PAНГА (Слуцкий)"

— А я что говорил, — Сталин бросил сам себе реплику и, отложив в сторону бумаги, начал прикуривать трубку. При этом он с удовлетворением подумал, что если следующий документ будет про Испанию, то и там все будет соответствовать его предположениям.

Германия. Берлин

Роман поднял свой бинокль, рассматривая противоположную трибуну. Началось! Немцы вдруг заволновались и вскочили, загораживая обзор и дружно подняв правую руку в пародии на римское приветствие. Ликующая толпа на той стороне казалось, в своем энтузиазме была готова снести стоящих в проходе охранников в черной парадной форме СС, чтобы дотронуться хотя бы пальцем до невысокого человека с маленькими усиками, в партийной форме, перетянутого ремнями портупеи.

— Вот и сам пан Гитлер, — негромко прокомментировал сам себе происходящее Братный. Оглядев трибуны, он констатировал про себя, что энтузиазм немцев выглядит неподдельным. Можно считать, что Гитлера они уважают и поддерживают.

Наконец, Гитлер занял свое место на трибуне и шум на стадионе начал стихать. Роман внимательно рассматривал трибуну для важных гостей и пропустил начало торжественного прохода делегаций. Но гимн Польши заставил его отвлечься и обратить внимание на дорожку стадиона. Самым шокирующим для Братного фактом стало прохождение французской делегации с поднятыми в германском приветствии правыми руками и приспущенным флагом, так что аго полотнище временами волочилось по земле.

— Вот так вот, панове, — невольно произнес вслух Роман, мысленно вспоминая услышанное от "пришельца из будущего". Похоже, не зря пан генерал отправил его на эти Игры. Хорошее косвенное доказательство готовности французов подчиниться нацистам. Особенно после того, как увидел, что кроме французов, так прошли только итальянцы.

В целом, первый день Роман больше занимался наблюдением за поведением Гитлера, чем за происходившим на стадионе. Мельком он отмечал великолепную организацию празднества. Появился бегун с факелом, обежавший стадион и поджегший олимпийский огонь в гигантской чаше. Гитлер, произнесший речь, со словами: "Я объявляю открытыми Олимпийские игры в Берлине, празднующие одиннадцатую Олимпиаду современности", встреченными очередным взрывом энтузиазма зрителей. Выпущенные в небо тысячи голубей и сочиненный Штраусом гимн завершили впечатляюще красивую церемонию.

Наблюдение за состязаниями наскучило Роману довольно быстро. И через прау часов он уже сидел в ресторане "Фатерданд", пока еще не забитом немцами и гостями Германии. Заранее заказанный столик, стоящий в стороне от основного зала ждал его и его собеседника, который несколько запаздывал.

Наконец он появился и, не тратя времени на разговоры с метрдотелем, прошел прямо к столику.

— Dobry den, pan, — поздоровался он по-чешски.

— Dobry den, pan, — ответил ему на том же языке Роман. Оба они усмехнулись и дружно перешли на польский. Первая встреча прошла быстро. Собеседники познакомились и договорились о встрече на следующий день. Так началась Олимпиада и тайные переговоры представителей генерального инспектора Войска Польского и начальника генерального штаба Чехо-Словацкой армии.

Сравнительно молодые, в невысоких чинах — польский поручник и чехословацкий капитан быстро нашли общий язык. Оба — патриоты своих стран, страстные лошадники, интересующиеся политикой больше, чем считалось допустимым в их среде, они осознавали, чем может грозить их странам германское нашествие.

— Да, без второго Грюнвальда нам, как я думаю, не обойтись, — высказал как-то в разговоре Роман.

— Грюнвальд? Хороший пример братства наших войск, — ответил Карел. — В моей семье имеется предание, что мой предок, Франтишек Павлик, участвовал в этой битве оруженосцем самого Яна Жижки.

— Жижки? — удивленно переспросил Роман. — Что-то я не помню о его участии в битве.

— После того, как он стал таборитом, об этом старались не вспоминать. Но он там был, как и остальные чешские рыцари.

— Тогда мы отбили натиск тевтонов на наши земли совместными усилиями. Удастся ли нам это сейчас? — заметил Братный, продолжая наблюдать за потоком машин, проносящихся за окном ресторанчика, по улице увешанной красными флагами с черной свастикой в белом пятне.

— Должны, пан Роман, обязательно должны, — ответил Карел, — прочел я на досуге сочинения их вождя нации. Прямо и откровенно написано, что мы, славяне, навоз для их цивилизации. Призывает к войне с большевистской Россией и захвату земли на Востоке, а про то, как тевтоны туда попадут — умалчивает…

Переговоры с чешским представителям не помешали Роману наблюдать за соревнованиями и даже лично увидеть, как разозленный Гитлер покидает трибуну после победы в эстафете американского спортсмена — негра Джесси Оуэнса, получившего четвертую золотую медаль. — Повезло американцам и англичанам. Негры выносливы и работают, если их заставить, хорошо. Колонии приносят англичанам огромные доходы. Поэтому эти коварные островитяне и не захотели делиться с маленькой Польшей даже частью захваченных немецких колоний, — подумал он.

Поляки, к сожалению Братного, такими успехами похвастаться не могли. Но на пятнадцатый день его порадовало выступление Здислава Кавецкого. Он легко прошел хердль, но, к огорчению Романа, сбил верхнюю планку. Зато жерди, параллельные брусья и бревенчатый барьер конник одолел играючи… Конь и всадник, словно слившиеся в единый организм, буквально пролетели на канавой и вышли прямо на кирпичную стенку. Прыжок, похожий на полет, и лошадь, гордо встав на точеные ноги, застыла на несколько секунд памятником самому себе. Но всадник и лошадь продолжили почти немедленно скачку. Не делая ни единой ошибки, лошадь снова одолела препятствия, и широким галопом выскочила на финальную прямую под непрерывные аплодисменты трибун. Вместе с ними аплодировал и, забыв на минуту обо всем, радостно кричал, приветствуя медалиста, Братный.

Потом он вместе с остальными зрителями долго смеялся над мучениями спортсмена, выступавшего в конном троеборье, три часа ловившего убежавшую лошадь, и радовался сразу трем серебряным медалям польских конников.

Возвращаясь в Варшаву, Роман думал, что не зря провел время. Точно так же полагал и Карел Павлик, возвращаясь из Праги к себе, в Мистек, в казармы восьмого Силезского полка. При этом, однако, не переставая удивляться, как и откуда командующий Пражским округом генерал Сергей Войцеховский узнал о нем и поверил настолько, что доверил это секретное и важное задание. Он и не подозревал, что обязан этим нескольким словам умирающего человека…

Польша. Коло

Янек сошел с поезда и осмотрелся. Никого не видно, ни матери с отцом, ни знакомых. Похоже, телеграмма еще не дошла, правильно ему говорил Гжесь, что надо ее пораньше послать, а не перед посадкой в вагон. Но после проводов в ресторане "Пжеж Бамберки " ему совершенно не хотелось не только идти на почту, но даже идти домой. Поэтому Януш отправил сообщение о том, что будет завтра к полудню, прямо с вокзала.

Вздохнув, Янек подхватил чемодан и напевая себе под нос:

Воскресеньем последним Расстаемся навечно Разойдемся сегодня Мы навсегда

Но грустный смысл песни не слишком соответствовал его настроению и Кос перешел на фривольную песню "Блондинки, брюнетки". Тем более что ему встретилось несколько незнакомых молодых девушек с удивлением и восхищением разглядывавших неожиданно встретившегося блестящего офицера.

Пройдя от вокзала мимо ратуши, Януш услышал сзади звонок и пропустил крутящего педали велосипедиста в фуражке почтовика.

— Это, наверное, моя срочная телеграмма спешит, — иронически подумал он, сворачивая с центральной улицы на свою. И сразу останавливаясь перед сгоревшим зданием, торчащим в ряду ухоженных фасадов, словно сломанный зуб на челюсти.

— Матка Бозка Ченстоховска, что же случилось с паном Абрамсоном? — вырвалось у него. Посмотрев на непонятную картину еще некоторое время, но так и не придумав, что произошло, он решил не терять времени, перехватил чемодан другой рукой и пошел дальше.

Впереди, на дальнем перекрестке, опять мелькнул велосипед почтовика. Но Янушу было уже не до того. Миновав заросший цветами палисадник Кшеминьских, он прибавил шаг. Еще два дома, незнакомые имена на почтовых ящиках, по-другому выглядящие палисадники. Но отвлекаться на мелочи уже не было никакого желания, впереди появился знакомый фасад и цветущие в палисаднике розы. Именно розы, их очень любила мать Янека. Они всегда росли в палисаднике, даже в трудные годы Войны.

Из дома выскочила какая-то высокая длинноногая паненка и с радостным визгом бросилась на шею оторопевшего и чуть не уронившего чемодан Коса.

— Марыська, ты меня перепугала, — наконец, опомнившись, заметил Янек.

— Не узнал, да? Ну ты, братик, нас порадовал, — затрещала Марыська, — что телеграмму раньше отбить не мог? Пан Здун только что уехал на своем велосипеде. Мама в панике, сейчас выйдет. А ты у нас кто? Улан, гусар или просто пехотинец? Но форма тебе точно идет, девчонки обзавидуются, когда увидят…

— Стой, стой, совсем заболтала, — только и успел сказать Янек, как из дома, на ходу вытирая руки о фартук, вышла мать.

Потом были и обнимания, и слезы, и негромкое материнское, — Как же ты вырос, — и рассказы о том, что отец получил очередное повышение к жалованию, а сейчас на службе. Что в городе открыли новый кинематографический театр и даже показывали не просто фильм, а фильм со звуком. Всей толпой, к которой прибавилась и служанка, с гордостью глядящая на "молодого пана официра", они вошли в зал.

Чемодан открылся как-то сам собой, под продолжающийся рассказ о том, кто женился, кто куда уехал, Янек начал доставать подарки, когда Марыська вдруг выпалила. — А Кася то замуж вышла, за владельца кинематографа…

И сразу все изменилось. Янек продолжал что-то говорить, раздавать подарки, о чем-то спрашивать. Но все это автоматически, словно во сне. Даже появление отца не так сильно обрадовало. Кася, обещавшая быть только его, вышла замуж за какого-то торгаша. В голове крутилось:

Воскресеньем последним Расстаемся навечно Разойдемся сегодня Мы навсегда Воскресеньем последним Не жалей же мне взгляда Погляди же ты нежно Последний раз

Но он же был офицером, а не каким-то гражданским штафиркой. И умел владеть собой. Поэтому никто из домашних, кроме матери, ничего заметил. А потом ему стало все равно. Подумаешь, какая-то провинциальная паненка не захотела его дождаться. Его, блестящего офицера-танкиста. Ну и черт с ней, а он себе сотню таких найдет.

Но радость от встречи с домом была уже не такой полной и за ужином он, к огорчению матери, употребил водки не меньше, чем отец.

Польша. Варшава

Роман, сидевший в приемной Рыдз-Смиглы и, прислушивавшийся к изредка доносившимся из-за обитой кожей двери звукам, улыбался. Расположившийся за столом напротив его кресла адъютант каждый раз понимающе улыбался в ответ. Генерал явно не сдерживал себя. Неожиданно адъютант вскочил и зашел в кабинет, плотно притворив за собой дверь.

— Кто сегодня попался под тяжелую длань пана генерала? — лениво подумал Роман. — Неужели наши доблестные авиаторы?

Появившаяся из двери кабинета группа возбужденно переговаривающихся людей, возглавляемая, по контрасту, молчаливым и задумчивым генералом Райским, полностью подтвердила его мысли.

— Заметно, что пан Эдвард задал им хорошую трепку, — усмехнулся про себя Братный, наблюдая, как не заметившие его представители управления авиации и конструкторы покидают приемную. Только шедший последним пулковник Зайонц ответил на приветствие Романа и дружески кивнул ему.

"Понятно, кому не понравится выделение дополнительных средств на подчиненные ему части", — поручник вспомнил, как инспектор ПВО был обрадован, получив неожиданную поддержку своих требований от личного порученца самого генерального инспектора вооруженных сил. Но даже пулковник выглядел сегодня расстроенным.

— Проходите, пан поручник, — появившийся адъютант услужливо придержал дверь, пропуская Братного в кабинет.

— А, Роман! Проходите, проходите, — стоящий у окна генерал брони повернулся к входящему поручнику. — Чем дальше, тем больше я завидую большевикам, пан Братный. Так и тянет отправить всех несогласных в Березу-Картузскую. А потом, по примеру большевиков, заставить работать там под контролем, — Смиглы прошел к креслу и уселся, жестом предложив Роману присаживаться, и приказал. — Докладывайте.

Роман, присев, достал из портфеля папку и положил перед собой.

— Начну с 25TP. Большевики наконец-то согласились продать нам не менее пятидесяти экземпляров, модернизированных под наши требования. По лицензии еще идут переговоры. Пулковник Ровецкий считает, что соглашение будет заключено не позднее следующего года. Пока нас не удовлетворяет сумма выплат и запрещение внесения любых изменений без согласования с конструкторским бюро производителя.

— Хуже, чем я ожидал, но тоже неплохо. Сроки поставки согласованы? — подвел итог генерал, собственноручно сделав пометку в лежащей у себя на столе записной книжке.

— Так точно. Начало поставок — через пять недель. Первые танки уже закончены сборкой и сейчас проходят военную приемку. По донесениям капитана Межицана, требования русской военной приемки намного ниже, чем наши. Но на боевых возможностях техники, как он докладывает, это практически не отражается. Поэтому мною составлена записка с предложениями пересмотреть комплекс требований к приемке, с целью увеличения выпуска бронетехники, — Роман достал из папки и положил перед генералом лист с отпечатанным на пишущей машинке текстом.

— Сами печатали, пан Роман? — исправив в тексте обнаруженную ошибку и улыбнувшись, заметил Эдвард. После чего поставил подпись и положил в кожаную папку с надписью "К исполнению".

— Так точно, пан Эдвард, — ответно улыбнулся Роман и продолжил. — Лучше обстоят дела по поставке башен и вооружения для 7TP. Принято уже десять танков с новыми пушечными башнями. Поставки остальной техники будут осуществляться по утвержденному графику и к концу следующего года в армии будет не менее девяноста таких танков. Танк 14TP, — Братный замялся. — Прототип уже построен, но пока без башни. Планируется поставить на первый танк ту же башню, что и у семерки. С новой башней пока не решено. Как и с двигателем. Есть предложение закупить у Советов еще и их танковую пушку, но большинство в Комитете против. В качестве альтернативы предлагается заказать сорокасемимиллиметровую пушку у "Шкоды" и уже под нее разработать или заказать у той же "Шкоды" новую башню.

— Пожалуй, я тоже поддержу второй вариант. Но с условием — все должно быть готово не позднее августа следующего года. Давайте бумагу, — еще одна бумага легла в ту же кожаную папку. — А что у нас с автоматом? — неожиданно перевел разговор Рыдз.

— В настоящее время инженеры Марошек и Скрипинский ознакомлены с чертежами "Берила", составленными мной. Марошек признал некоторые решения любопытными, но считает, что переделывать его карабин под новую схему смысла не имеет. Скрипинский, напротив, согласен заняться конструированием оружия по этой схеме под маузеровский патрон. Создавать новый патрон они оба считают нерациональным. Но мне удалось заинтересовать этой проблемой профессора Вильневчица. Но и он считает, что пока лучшим решением в настоящее время будет создание оружия под имеющийся патрон.

— Думаю, он прав. Нет у нас сейчас лишних денег на перевооружение еще и новым калибром. Одно переоснащение патронных заводов сколько средств потребует… Так и решим. Пусть работают все. А что решил Комитет с пистолетами-пулеметами?

— Ничего. Все считают, что это полицейское и специальное оружие. Только генерал Кутшеба предложил закупить некоторое количество финских пистолетов-пулеметов, таких же, как поставленные ранее для полиции, для частичной замены ручных пулеметов в кавалерии.

— Финские? А какие у них характеристики? — генерал взял поданную поручником записку и углубился в чтение.

Польша. Коло

Янек осторожно обогнул коленки очередной паненки и облегченно вздохнул про себя, одновременно думая, что этот жлоб-владелец мог бы сделать проходы и пошире. Они с Зосей успевали добраться до своих мест как раз к моменту выключения освещения. И успели. Только они уселись, как свет начал постепенно меркнуть и погас, погрузив зал в темноту.

Содержание киножурнала Януш не смог бы припомнить даже под угрозой немедленного расстрела. Потому что он этот журнал не смотрел, углубившись в свои мысли и переживания. Причем за время демонстрации ему удалось добиться двух тактических успехов — его ладонь лежала на ладони Зоси, а нога сквозь ткань брюк и платья чувствовала тепло ноги соседки. Которая, вроде бы, совершенно не замечала этого…

Как правильно решил в свое время обиженный на неверную подругу подпоручник, появление в провинциальном городке блестящего молодого пана офицера, холостого и не связанного обручением, вызвало настоящий ажиотаж среди молоденьких паненок. А также среди их матерей, приглядывающих достойную кандидатуру в женихи своим ненаглядным дочкам. "Танкист, конечно, не столь аристократичен, как кавалерист, это же почти механик. Да и семья у пана офицера не очень богата. Но зато впереди у молодого подпоручника возможная карьера, которую вполне может разделить и даже украсить своим присутствием моя… (нужное имя подставить легко, если вы знаете кого-нибудь из жителей этого славного города)" — примерно так рассуждали многие из них. Поэтому скромный домик семьи Косов оказался в центре внимания населения города. Каждая же прогулка Януша сопровождалась "случайными" встречами с фланирующими по той же улице паненками и паннами, с лукавыми улыбками стреляющими глазами в сторону "пана официра".

Так и получилось, что одиночкой Янек пробыл недолго. Уже через неделю его повсюду сопровождала София (Зося) Медвецкая. Как например, сегодня, на премьеру кинокомедии "Любовные маневры или дочь полка". Премьеру в городе Коло, конечно, сам фильм был снят в прошлом году. Но ни Янек, ни Зося его видели, поэтому с удовольствием смотрели незатейливую историю об уланском поручнике. Красавец-улан Нико, живущий в европейской стране Скумбрия, на балу встретил и влюбился с первого взгляда в красавицу-баронессу, носившую на лице черную полумаску (тут Зося крепче сжала пальцы). Но семья поручника уже решила женить его на другой, богатой невесте — тоже баронессе, по фамилии Кольмар (Зося попыталась убрать руку, но не стала сильно настаивать). Вот уже переодетый адъютантом поручник везет переодетого же адъютанта на встречу с невестой. Не подозревая, что невеста — это переодетая служанка. И началось! Зося и Янек смеялись, и, затаив дыхание, следили за ночными гонками и признанием поручника своим родителям, что он любит другую (Зося подозрительно всхлипнула). Но тут неожиданно все выяснилось и счастливый главный герой поцеловал баронессу под одобрительные аплодисменты с экрана, повторенные в зале.

А после сеанса Янек провожал Зосю домой. Но хотя от кинотеатра до ее дома было всего полквартала, они заблудились и оказались где-то на окраинной лице тускло освещенной одним единственным фонарем. И впервые поцеловались.

Через пять дней на перрончике вокзала двое вели вечный, как жизнь диалог:

— Ты только обязательно пиши, хорошо?

— Обязательно, милая. Жди меня, хорошо?

— Конечно, милый. Обязательно буду ждать. И ты жди.

— Конечно, дорогая. Я буду каждый день ждать встречи с тобой.

Диалог, прерванный гудком подошедшего состава, колокольным звоном и объявлением дежурного:

— Стоянка поезда — две минуты! Прошу отъезжающих занять свои места в вагонах!

И вот уже снова звенит колокол, гудит паровоз и под эту музыку железной дороги уходит вдаль перрон, на котором стоит та, которая стала для Янека единственной на свете. На эти дни, во всяком случае…

Польша. Познань

Поезд прибыл на вокзал рано утром. Но найти таксомотор не составило никакого труда. "Жить надо в городе, а не в провинции, — подумал Януш, пока шофер, уложив его чемоданы в багажник, заводил машину. — Пусть город и не совсем польский, — продолжил он, рассматривая едва различимые в темноте вывески. — Но будет польским, обязательно. Не такими грубыми методами, — он поморщился, вспомнив рассказ отца о том, как парни из Фаланги изгоняли евреев из Коло. — Сожженный дом, сгоревший в нем младший из Абрамсонов, Макс, это слишком жестоко, — думал Янек. — Мы, поляки, не должны опускаться до такого варварства. Оставим это швабам и русским. Но с засильем иностранцев и евреев в нашей стране мы мириться не должны, — расплачиваясь с таксистом, которого звали Гансом Майером, размышлял Янек. — Такие вот гансы и абрамсоны много лет давили все польское, а теперь сидят в нашей стране на наших шеях. С этим обязательно должно быть покончено".

Домашняя обстановка, завтрак и подготовка к выходу на службу успокоили Януша, заставив на время забыть о навеянных чтением газет мыслях. К тому же, политика и политические темы не одобрялись у них в роте. Его сослуживцы предпочитали старый, проверенный армейский принцип: — Наше дело стрелять и помирать, а в кого и за что — пан пулковник скажет. — Косу уже несколько раз намекали, что его разговоры на эту тему не совсем подходят для офицера. Возможно, поэтому он чисто инстинктивно постарался забыть о своих размышлениях.

А на службе Януша ждал очередной сюрприз. Недавно назначенный командир роты, выслушав его доклад о прибытии из отпуска, улыбнулся и заявил:

— Вольно, поручник. Идите в канцелярию батальона, сдайте документы и получите предписание.

— Какое, пан капитан? Меня куда-то отправляют?

— И не одного вас, пан Януш. Ваш бывший командир забрал у меня всех толковых субалтерн-офицеров. Жаль, я надеялся, что сам смогу поздравить вас с поручником и капитаном.

Попрощавшись с капитаном, Кос, не заходя в расположение роты, отправился в штаб батальона. И не очень удивился, увидев стоящих около него поручника Яроша и подпоручника Пресса, о чем-то разговаривающих с третьим, незнакомым ему поручником.

— А вот и наш пан Кос, — поздоровавшись, Ольгерд представил Янека собеседнику.

— Очень приятно, — подавая руку Косу, ответил поручник, — Атос Арцишевский. Имени не удивляйтесь, мой отец был большим поклонником Дюма. Читали книгу о трех мушкетерах?

— Нет, прошу пана. Зато смотрел английский фильм. И про Атоса помню, — улыбнулся Янек. — Вы уже получили документы? Я, как видите, только иду в канцелярию.

— Тогда могу вас сразу обрадовать — улыбнулся ответно Атос, — мы все едем в Варшаву, а оттуда в новую часть к майору Межицану.

— Отлично, прямо три мушкетера и д" Артаньян. Едем за подвесками королевы… — пошутил Янек.

— Мы, если быть точными, четыре танкиста. И едем служить Польше, — рассудительно заметил Ольгерд.

— Ну, тогда будем, вчетвером, — полушутливо, полусерьезно заметил Атос, — один за всех и все за одного…