О мира черного жилец! Сочти все прошлые минуты. Быть может, близок твой конец И перелом судьбины лютой! Ты знал ли радость — светлый мир, Души награду непорочной? Что составляло твой кумир Добро иль гул хвалы непрочной? Читал ли девы молодой Любовь во взорах сквозь ресницы? В усталом сне ее с тобой Встречал ли яркий луч денницы? Ты знал ли дружества привет? Всегда с наружностью холодной Давал ли друг тебе совет Стремиться к цели благородной? Дарил ли щедрою рукой Ты бедных золотом и пищей? Почтил ли век под сединой? И посещал ли бед жилища? Одним исполненный добром И слыша стон простонародный, Сей ропот робкий под ярмом, Алкал ли мести благородной? Сочти часы, вступя в сей свет, Поверь протекший путь над бездной, Измерь ее — и дай ответ Потомству с твердостью железной. Мой век как тусклый метеор Сверкнул, в полуночи незримый, И первый вопль — как приговор Мне был судьбы непримиримой. Я неги не любил душой, Не знал любви как страсти нежной, Не знал друзей, и разум мой Встревожен мыслжю мятежной. Забавы детства презирал, И я летел к известной цели, Мечты мечтами истреблял, Не зная мира и веселий. Под тучей черной, грозовой, Под бурным вихрем истребленья, Средь черни грубой, боевой, Средь буйных капищ развращенья Пожал я жизни первый плод, И там с каким-то черным чувством Привык смотреть на смертный род, Обезображенный искусством. Как истукан, немой народ Под игом дремлет в тайном страхе: Над ним бичей кровавый род И мысль и взор казнит на плахе, И вера, щит царей стальной, Узда для черни суеверной, Перед помазанной главой Смиряет разум дерзновенный. К моей отчизне устремил Я, общим злом пресытясь, взоры, С предчувством мрачным вопросил Сибирь, подземные затворы, И книгу Клии открывал, Дыша к земле родной любовью; Но хладный пот меня объял Листы залиты были кровью! Я бросил свой смущенный взор С печалью на кровавы строки, Там был подписан приговор Судьбою гибельной, жестокой: "Во прах и Новгород и Псков, Конец их гордости народной. Они дышали шесть веков Во славе жизнию свободной". Погибли Новгород и Псков! Во прахе пышные жилища! И трупы добрых их сынов Зверей голодных стали пища. Но там бессмертных имена Златыми буквами сияли; Богоподобная жена Борецкая, Вадим, вы пали! С тех пор исчез как тень народ, И глас его не раздавался Пред вестью бранных непогод. На площади он не сбирался Сменять вельмож, смирять князей, Слагать неправые налоги, Внимать послам, встречать гостей, Стыдить, наказывать пороки, Войну и мир определять. Он пал на край своей могилы, Но рано ль, поздно ли — опять Восстанет он с ударом силы!