что касается ХИКАРИ, то правда в том — а там, где ХИКАРИ там всегда правда, — что он ничего не знал про анжелику. да и не хотел знать, он был далек от мирских забот, монастырская жизнь очистила его разум, наполнив его пустотой, дел было немало: сад, огород, планирование меню для трапез, небольшая ферма, не говоря уже о медитациях при ходьбе, медитациях сидя и медитациях под чтение мантр, из-за пустоты, наполнявшей разум, и из-за всеобъемлющей безбрежности сердца, его кожа светилась нездешним светом все сильнее и сильнее — с каждым днем, чем глубже он погружался в служение, тем свободней и чище становился его дух. он вдохновлял даже меня, хотя после общения с Предводительницей меня почти невозможно очаровать — на это способны очень немногие.

— на самом деле, анжелика была совсем рядом, на расстоянии броска камня, в соседнем храме, тут же, на восточных холмах, но монахи в том монастыре, даже те, кто не был связан обетом молчания, не одобряли досужую болтовню, восточную часть киото — разумеется, за исключением круга гейш, — никак нельзя было назвать мельницей слухов, это была территория тишины, где самыми громкими обитателями были маленькие ^ручейки, разливавшиеся в сезоны дождей, и цикады, поющие в темноте.

я говорю это только затем, чтобы отметить, что когда ХИЁКО потом обвиняла ХИКАРИ, что он утаил от нее информацию, она была неправа — случай редкий и вполне простительный, даже самых благородных из нас любовь превращает в тщеславных зазнаек, ум Предводительницы, при всей своей всеобъемлющей бесконечности (мне он виделся как безбрежные небеса разума), не мог — или просто отказывался — мириться с тем, что этот святой человек, такой суровый и строгий, что он казался буквально пропитанным чистотой, не питал к ней интереса, и ее можно было понять, я имею в виду, я ее понимала, для ХИЁКО это действительно был удар.