4

Трусы, майка, носки. Неудачно потянувшись за лежавшим на бюро бумажником, я скинул его на пол. Опустился на колени, чтобы подобрать его, и тут же ударился головой о выдвинутый ящик комода. И ничего не почувствовал. На ощущения у меня не было времени.

Могла ли она и вправду сделать это? Конечно, не могла.

Все, можно идти. Нет, погоди, — ключи. Я выскочил из спальни и бросился прямиком к столику у дивана. Маленькая керамическая чаша из Мексики. В ней я их всегда и держал. Ключи. Да где же они? Я обшарил всю кухню. Ключи лежали в пустом стакане, из которого я пил бурбон с водой.

Каждая секунда отнимает у нее кусочек жизни.

Я сорвал с вешалки пальто, захлопнул за собой дверь квартиры. Вниз на лифте, бегом мимо швейцара, крепко спавшего за своим столом. На улицу — я не поймал такси, а скорее бросился под колеса одного из них.

— Восемьдесят пятая, к западу от Центрального парка, — рявкнул я водителю. Постой, постой. Адрес был другим. — На самом деле мне нужна Восемьдесят…

Я умолк. Восемьдесят какая? Никак не мог вспомнить.

— В общем, поезжайте к Центральному парку и восьмидесятым, и как можно быстрее, — сказал я.

Таксист щелкнул рычажком счетчика, и мы поехали.

Впереди загорелся желтый свет. Если водитель поднажмет, может, и проскочим. Однако он затормозил еще до появления красного. Понятно, ему нужны дополнительные стимулы.

— Даю вам два доллара за каждый красный, на котором вы не остановитесь.

Таксист принялся чесать подбородок.

— За такие деньги и рисковать-то не стоит, — пробормотал он.

— Ладно, пусть будет пять, — сказал я.

Это, похоже, подействовало.

— Сделаю, что смогу.

Через два квартала мы, чтобы не торчать в хвосте остановившихся на светофоре машин, выскочили на отведенную для автобусов полосу, и таксист заработал свою первую пятерку. Он вертел головой из стороны в сторону, высматривая идущие наперерез машины, не говоря уж о полицейских.

Полицейские. Я им не позвонил. Это ошибка. Я повел себя как Дэвид Ремлер-мужчина, а не как Дэвид Ремлер-врач.

Я быстро обшарил карманы. Сотовый я, разумеется, забыл.

— У вас кровь, — сказал водитель. Я глянул в зеркальце заднего вида, и он указал пальцем: — Там, на лбу.

Я ощупал свой лоб. Тут сухо, тут тоже… а вот тут мокро. Что-то вязкое и теплое на правом виске. Поднеся пальцы к глазам, я увидел кровь. Порылся другой рукой в карманах, отыскивая платок или бумажную салфетку. И ничего не нашел.

— Держите, — сказал водитель. Я перевел взгляд на него — таксист протягивал мне смятое в ком бумажное полотенце. Я развернул его и сложил квадратиком. Прижал полотенце к ране, пытаясь остановить кровь.

Мы уже приближались к нужному месту. Семидесятые, к северу от западной оконечности Центрального парка. Я вглядывался в окно, надеясь увидеть что-либо, способное подстегнуть мою память. Магазин. Дом. Вывеску.

И увидел. Перед самым углом 81-й — неоновая вывеска в окне второго этажа: ЗАЙМИТЕСЬ ЙОГОЙ! Я видел ее ночью, когда ехал с Сэм.

— Поворачивайте на Восемьдесят первую! — рявкнул я водителю.

Он повернул, визжа покрышками, на красный свет.

— Какой номер? — спросил он, выровняв машину.

— Я узнаю с виду, — ответил я. И через несколько домов закричал: — Вон там, слева! Это он.

Особняк Сэм. Каменный орел.

Таксист остановился. Выключил счетчик. Тот показывал 8.50.

— Плюс девять раз на красный, — напомнил мне таксист.

Вообще-то, их было всего лишь семь, однако спорить я не собирался. Уже наполовину выбравшись из машины, я перебросил через перегородку шестьдесят долларов. Машина унеслась, едва я захлопнул дверцу.

В особняке не было ни одного освещенного окна. Я взбежал по ступенькам к дверям. Ударил кулаком.

Неожиданно ручка повернулась. Я не мог в это поверить. Сэм хотела, чтобы я примчался и спас ее. Она нарочно оставила дверь незапертой. Я вошел внутрь. В доме было темно, и только отблески уличных фонарей создавали причудливую игру теней, ничего толком не освещая. Однако я чувствовал то, чего не мог видеть, — пустынный простор большого холла и тишину окружавших его комнат. Я пошарил в поисках выключателя, нащупал круглую кнопку. Над моей головой вспыхнула хрустальная люстра.

— Сэм! — крикнул я. Никакого ответа.

Я снова крикнул, громче. И опять тишина.

Направо и налево вели арочные проходы, прямо передо мной поднималась огромная, красного дерева лестница. Я помедлил, размышляя: где бы я находился, если бы только что убил мужа и пытался покончить с собой?

Наверху, ответило мне мое нутро. Я побежал, выкрикивая имя Сэм. На втором этаже я включил свет. И увидел широкий коридор с двумя дверьми по каждую его сторону и еще одной, в самом конце. Все были закрыты.

Тревога, приток адреналина, нетерпение и прежде всего — страх. Боязнь обнаружить худшее за каждой из дверей. Первая — гостевая. Минималистский облик почти не используемого помещения. Но и не более того.

Я бросился через коридор и ворвался во вторую комнату. Здесь оказался маленький кабинет. Я увидел диван, кресло, множество книг и письменный стол. Но никаких признаков Сэм. Равно как и ее мужа.

За следующей дверью — еще одна спальня. Побольше, но тоже необжитая. Я снова выкрикнул имя Сэм. По моему лбу струился пот, я принялся вытирать его. На тыльной стороне ладони осталась широкая кровавая полоса.

Новая пробежка по коридору. Я ворвался в ванную комнату. Раковина, унитаз, душ прикрыт занавеской. Я замер на месте, испытывая приступ ужаса. Медленно приблизился к занавеске. Приготовился к тому, что может находиться за ней. Ухватил занавеску, рванул ее в сторону. Всего лишь пустая ванна.

Четыре двери. Осталась одна.

Дверь эта бросилась мне в глаза, едва я поднялся по лестнице. Я вдохнул, выдохнул, потянулся к дверной ручке, повернул ее. Заперто.

— Сэм! — крикнул я и ударил в дверь кулаком. Тишина.

Она должна быть там. А следом другая мысль: «Они там оба — Сэм и ее муж. Убийство плюс самоубийство?»

Необходимо выяснить, что и как. Я отступил на шаг, собрался с духом.

Снова и снова колотил в дверь. С каждым ударом дерево содрогалось, и наконец дверь распахнулась, стремительно повернулась на петлях и ахнула о стену. Я вошел внутрь. Остановился, ощутив напор холодного воздуха — все окна здесь оказались открыты.

Из коридора в комнату падал свет. Я щелкнул выключателем. Торопливо окинул взглядом комод с зеркалом, туалетный столик, неразобранную постель с толстыми одеялами. Слишком толстыми, вдруг сообразил я.

И тут я начал понемногу понимать, что вижу. Очертания головы… возможно, руки… то, что может быть парой ног. Я подошел к кровати, отогнул угол одеяла и тут же вскрикнул.

На кровати лицом вниз лежал мужчина. Мертвее мертвого. Его тело и все вокруг было залито кровью. Я разглядывал его спортивные брюки и футболку. Футболка вся изодрана — там, где в тело вонзался нож. Самого ножа не было.

«Я убила его, — сказала Сэм. — Убила своего мужа».

У меня в голове теснились картины того, что здесь, должно быть, произошло. Я смотрел мужу Сэм в спину, не находя сил взглянуть ему в лицо. Что показалось мне неправильным. Не знаю почему, но я чувствовал, что должен увидеть его лицо. Как будто, пока я не увижу его, все случившееся останется нереальным. Ухватив труп за правое плечо, я начал приподнимать его. Так вот что такое мертвая тяжесть. Наконец тело перевернулось.

Я получил целый набор впечатлений, каждое из которых заставило меня содрогнуться. Кровь, густая и липкая, залившая грудь покойника. Открытые глаза, наполненные ужасом и, казалось, впившиеся в мои. Но самым тревожным было вот что: взглянув в лицо мужа Сэм, я невольно подумал: «Я с ним где-то встречался». Я уже видел этого человека. И не на фотографии, а вживую. Я только не мог вспомнить, где и когда.

Однако эти мысли тут же отступили на второй план. Я же нашел мужа Сэм, а не ее. Значит, остались еще комнаты, которые следует обыскать.

Выскочив из спальни, я спустился по лестнице. И начал перебегать из комнаты в комнату.

Из библиотеки рядом с фойе — в гостиную, оттуда в столовую. Из небольшой комнатки в кухню, потом в кладовку. Я обшарил каждую комнату, открыл каждую дверь. Никаких следов Сэм. Я спустился в подвал.

Где же она?

Единственное, что я знал точно, — в особняке Сэм не было. Она могла уйти куда угодно. Могла в эту самую минуту лежать на тротуаре какого-нибудь проулка, погруженная в вечный сон. Надо звонить в полицию.

Я поднялся из подвала по лестнице. В кухне на рабочем столе кто-то оставил беспроводной телефон. Я шагнул в его сторону.

— Стоять!

Я резко развернулся и увидел в дверях кухни двух копов. Один низенький, другой высокий. Оба с револьверами, дула которых были направлены прямо мне в грудь.

— Слава богу! — с силой выдохнул я.

— Поднимите руки! — рявкнул в ответ коротышка.

Руки мои взлетели вверх.

— Кто вы? — спросил меня второй коп, рослый.

— Доктор Дэвид Ремлер, психотерапевт, — сказал я. И потянулся к бумажнику.

Полицейские снова вздернули револьверы.

— Не опускайте руки! — прокричали они.

— Простите! Простите! — Я поднял руки повыше. — Я лишь хотел показать вам свои документы.

— Лучше скажите, что вы тут делаете, — потребовал первый коп.

— Мне позвонили… моя пациентка… Сэм Кент, — начал я. Чем дольше я смотрел на револьверы, тем труднее мне становилось дышать. — Собственно, Сэм — это сокращение, от Саманта. В общем, она сказала, что убила мужа и…

Первый коп:

— Минутку, кто это сказал?

— Ее имя — Саманта Кент. Она живет здесь, — ответил я.

— Она сказала вам, что убила мужа?

— Да.

— Где она? — спросил второй коп.

— Не знаю, — сказал я. — Я думал, что здесь. Потому и приехал сюда. Но я обыскал тут все, а ее не нашел.

Второй коп:

— А как насчет…

— Он наверху, — поморщившись, ответил я. — Боюсь, она сказала мне правду. Там очень много крови.

Тут я увидел, что оба копа разглядывают мой лоб.

— Сами-то вы как поранились? — спросил первый коп.

— А, это, — ответил я. — Это я ударился головой в своей квартире, когда спешил сюда. Не то, что вы думаете.

— А что мы думаем? — нараспев поинтересовался первый.

— Возможно, что я имею какое-то отношение к…

Меня перебил второй коп:

— Как, вы говорите, вас зовут?

— Дэвид Ремлер, — ответил я. — Доктор Дэвид Ремлер.

Он кивнул:

— Доктор Ремлер, покажите нам ваши документы, только медленно.

— Да, сэр, — сказал я и вытащил свои водительские права, визитную карточку и карточку «Американского психологического общества».

Второй коп подошел ко мне, по-прежнему целясь револьвером мне в грудь, просмотрел документы и кивнул своему товарищу.

Ко мне мгновенно вернулась мысль о Сэм.

— Есть кое-что еще, — сказал я. — Нам надо спешить. Я уверен, где бы ни была сейчас Саманта Кент, она успела проглотить горсть снотворных таблеток.

— Почему вы так думаете? — спросил второй коп.

— Я ее психотерапевт.

— Вы хотите сказать, что она склонна к самоубийству? — осведомился второй коп.

— Я говорю только, что я ее психотерапевт, — ответил я.

Первый коп:

— Вы уверены, что в доме ее нет?

— Почти наверняка, — сказал я. — Мы можем осмотреть окрестности?

— Для начала покажите нам ее мужа.

На Манхэттене произошло очередное убийство.

Жертву обнаружили. Скоро здесь появится куча людей, которые зарабатывают свой хлеб на чужой смерти.

Однако пока тут были только я да пара копов.

Вверх по лестнице, потом по коридору. Перед входом в спальню я повернулся к ним.

— Тут было заперто, — сказал я, увидев удивление, с которым они смотрели на следы взлома. — Мне пришлось выбить дверь.

Мы вошли. В комнате стало еще холоднее. Я чувствовал, как меня, несмотря на пальто, пробирает дрожь. Копы осмотрели ванную, стенной шкаф. Все чисто. Затем они склонились над кроватью и уставились на труп.

Первый коп поднял глаза:

— Вы его таким и нашли?

— Он лежал под одеялами, — ответил я. — Я их стянул.

— А само тело? — спросил он. — Вы его трогали?

— Убитый лежал лицом вниз. Я его перевернул, — сказал я.

Коп внимательно посмотрел на меня:

— Зачем?

— Наверное, чтобы увидеть его лицо.

— Зачем? — снова спросил он. — Вы его знали?

Мне по-прежнему казалось, что знал, я только не мог понять откуда. Ответ «возможно» представлялся мне никуда не годным в сложившихся обстоятельствах. Это слово из тех, какими пользуются люди, которым есть что скрывать.

— Нет, — сказал я. — Я его не знал.

В дальнейшем этот мой ответ и попал в протокол.

Они не стали изводить меня новыми расспросами, ничем не показали, что не поверили мне. Они приступили к исполнению обычной процедуры. Второй коп позвонил в участок, сообщил о преступлении, дал адрес Сэм. Когда он положил трубку, я снова заговорил о необходимости попытаться найти ее.

— Ладно, — сказал второй коп. — Как она выглядит?

— Сантиметров сто шестьдесят пять. Худая. Светлые волосы.

— Во что она одета, знаете?

— Нет.

Второй коп снова позвонил в участок, попросил сообщить всем патрульным, чтобы они «поглядывали по сторонам». И попросил также проверить отделения «скорой помощи». Передавая информацию о Сэм, он говорил бесстрастно и монотонно, как будто речь шла не о жизни и смерти, а об обеденном меню. Но меня это не рассердило. Все делалось правильно. По крайней мере у нас еще оставалась надежда.

— Пойдемте, — услышал я.

Копам нужно было убедиться в том, что в особняке никого больше нет. Первый отвел меня вниз и остался со мной, второй принялся осматривать комнату за комнатой.

Стоя рядом с копом, я услышал донесшиеся с улицы звуки пальбы. Я повернулся к двери и почти уж собрался броситься на пол. Однако коп даже не шелохнулся.

— Фейерверк, — сказал он. — Сегодня Ночь проходимцев.

Мне потребовалось лишь мгновение, чтобы привести календарь в соответствие с его жаргоном. Я сообразил, что сегодня 30 октября, ночь перед Хэллоуином. В том пригороде, где я вырос, она называлась Ночью проказ. По-видимому, в Нью-Йорке она называется по-другому.

И вновь наступила тишина. Я чувствовал, как во мне нарастает нетерпение.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросил я у копа.

— Еще успеете, — ответил он. — С минуты на минуту появятся детективы, вот им и поможете.

Тут мне пришел в голову новый вопрос.

— Еще одно, — сказал я. — Вы приехали, как раз когда я собрался набрать девять-один-один. Как вы здесь оказались? Позвонил кто-то из соседей?

— Сигнализация сработала, — ответил коп. — Беззвучная. Должно быть, вы привели ее в действие.

— Да, но входная дверь была открыта, — сказал я.

— Пока система включена, это значения не имеет. — Он повел головой в сторону потолка: — Детекторы движения.

Именно в это мгновение к нам присоединился второй коп.

— Ничего, — сказал он, имея в виду произведенный им обыск особняка.

— Хорошо, — отозвался первый.

Он взглянул на часы. И словно по сигналу появились двое детективов из отдела убийств. За ними последовала пара медицинских экспертов и еще двое криминалистов. Вскоре после этого приехали еще два человека — из морга.

Осмотрев спальню наверху и несколько минут посовещавшись с двумя копами, детективы из отдела убийств подошли ко мне и представились:

— Доктор Ремлер, я детектив Джозеф Трентино, а это мой напарник, детектив Фрэнк Лопес.

Трентино было лет сорок — лысеющий, среднего роста, крепко сколоченный, с квадратной челюстью. Он носил очки в толстой оправе. Его напарник, Фрэнк Лопес, был немного выше ростом, худощавее и вообще — благодаря копне густых волос — выглядел моложе.

Первый их вопрос оказался вполне предсказуемым.

— Как вы здесь оказались? — спросил Трентино.

Я рассказал им все. О том, что Сэм — моя пациентка. О ее телефонном звонке. О том, как я примчался сюда и лихорадочно обыскал дом. Дальше пошли уточнения.

— В какое, вы говорите, время позвонила вам миссис Кент? — спросил Трентино.

— Около половины третьего.

— Почему вы в этом уверены?

— Уже в такси, по дороге сюда, я в первый раз за ночь посмотрел на часы. К тому времени было без чего-то три.

Трентино записал это в блокнот.

— Входная дверь была открыта?

— Да.

— А дверь в хозяйскую спальню заперта?

— Да.

— И вы ее вышибли?

— Да.

— Оказавшись внутри, вы увидели на кровати жертву, так?

— На самом деле не так, — сказал я. — Я увидел нечто, похожее на тело, накрытое одеялами. Как я уже говорил полицейским, одеяла я снял.

— Труп лежал на спине? — спросил детектив Лопес.

Я настороженно взглянул на него. Не исключено, что он ничего не знает. Не исключено также, что он проверяет меня.

— Я перевернул его. Поначалу труп лежал ничком.

Лопес поморщился:

— Вы перевернули его потому, что…

Я пожал плечами:

— Я сам не понимаю, зачем сделал это.

Трентино перевернул страницу своих заметок.

— У меня тут записано: вы сообщили полицейским, что с жертвой не знакомы, — сказал он, глядя в блокнот.

Выбрать меньшее из двух зол. Держаться прежних своих слов или попытаться объяснить, что я, возможно, и был знаком с убитым. У меня немного кружилась голова.

— Нет, я не знал этого человека, — заявил я.

Вот теперь эти слова и вправду попали в протокол.

Последовали новые вопросы. Главным образом насчет того, что сказала мне по телефону Сэм. Затем они заинтересовались моим лбом. Я снова рассказал, как ударился о ящик комода, и детектив Трентино подозвал к нам медэксперта.

— Давайте попробуем стереть с вас кровь, доктор Ремлер, — сказал Трентино.

Медик послушно принялся за работу. Орудуя влажной салфеткой и ватной палочкой, он стер кровь и, промокнув мне лоб, залепил его двумя кусками пластыря.

— Ну вот, теперь у вас вид хоть куда, — сказал медик.

Хоть куда. Прекрасная мысль, подумал я. Получить возможность уйти отсюда, отправиться домой, в постель. Адреналин, выплеснувшийся в мою кровь, когда позвонила Сэм, уже выдохся. От усталости меня даже пошатывало. Я взглянул на часы — четверть пятого.

— Ребята, можно вас на секунду?

Трентино и Лопес только-только возобновили свои расспросы, но тут к ним подошел первый коп. Он отвел обоих в сторону. Я ждал, наблюдая, как коп рассказывает им что-то. Минуту спустя я узнал что.

— Нам удалось проверить некоторые факты, — сказал Трентино. — Прежде всего, Саманта Кент действительно живет здесь. Правда, Кент — ее девичья фамилия. Вы это знали?

— Нет, не знал.

Трентино продолжил:

— Мужа зовут Конрад Берч. Вернее, звали, потому что там, наверху, именно он и лежит.

Конрад Берч… Берч… Берч. Я повторял про себя это имя, с облегчением осознавая, что оно ничего мне не говорит.

— И наконец, — сказал Трентино, — похоже, вы действительно тот, кем назвались, доктор Ремлер. Мы проверили ваш домашний адрес. Так что у нас остался к вам только один вопрос. А именно: вы ведь не собираетесь в ближайшее время уезжать из города, верно?

— Нет, — ответил я. — Из города я уезжать не собираюсь.

— Хорошо, — сказал он. — Можете ехать домой.

— А как же Саманта? — спросил я.

— Наши люди ищут ее, — ответил Лопес.

— Путь так, но я хочу быть поблизости, когда вы ее найдете, — сказал я. — И я хотел бы участвовать в поисках.

— Мы вам за это признательны, — сказал Трентино. — Однако лучшее, что вы можете сделать для себя и для нас, — это отправиться домой и отдохнуть. Когда мы найдем миссис Кент, вы узнаете об этом первым.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда я дам вам мой домашний номер.

— Мы его и так установим, — заверил меня Трентино.

Я пожелал детективам доброй ночи. Хотя правильнее было бы пожелать им доброго утра. Выйдя из дома Сэм, я увидел в небе первый, едва приметный проблеск зари.

Добравшись наконец до дома, я проверил автоответчик. Вдруг Сэм попыталась дозвониться до меня. Однако лампочка ответчика не мигала. Я набрал номер Милы.

Ни о случившемся, ни о том, где был, рассказывать я не стал. Она услышала от меня только одно — я не очень хорошо себя чувствую. Назначенные встречи с пациентами придется отменить. Доктор Ремлер берет отгул по болезни.

 

5

И снова меня разбудил телефон. Трезвонивший в спальне. Трезвонивший у меня в голове. Я перекатился поближе к ночному столику. Неловко ухватил трубку и нетвердым со сна голосом пробормотал «алло».

— Доктор Ремлер? — осведомился голос. — Это детектив Трентино. Мы познакомились…

— Да, прошлой ночью.

— Не уделите ли вы нам несколько минут?

— Э-э, конечно, — ответил я. — Есть новости о Сэм?

— Как раз об этом мы и хотели бы поговорить, — сказал Трентино.

— А сразу вы мне сказать не можете?

— Мы и скажем вам сразу, доктор Ремлер. Мы, собственно, стоим у вашей двери. Мы стучались, звонили…

— Я спал. Простите. — Я взглянул на часы: уже почти полдень. — Дайте мне минуту, я вам открою, — сказал я.

Одевшись, я направился к двери, чтобы впустить детективов.

— Извините, — открыв дверь, сказал я.

— Пустяки, — ответили оба.

С мгновение мы простояли в прихожей.

— Так что? Вы нашли ее? — спросил я.

— Нашли, — ответил Лопес.

Я выпустил из груди воздух:

— Она жива?

— Более чем.

— Где вы ее нашли? — спросил я.

Дальше говорил Трентино:

— В том-то и штука. Это она нас нашла. Когда вернулась этим утром домой… из Бостона.

Надо полагать, мое лицо точно выразило охватившее меня чувство. Чувство совершенного недоумения.

— Не понимаю.

— Вот и мы тоже, — сказал Трентино. — Однако прошлой ночью она точно была в Бостоне. Собственно говоря, она провела там весь уик-энд.

— Бессмыслица какая-то, — сказал я.

— Верно, бессмыслица. И уж во всяком случае, она никак не соответствует тому, что рассказали нам вы. Но вот что действительно странно, — продолжал Трентино. — Саманта Кент говорит, что никогда с вами прежде не встречалась.

О чем они говорят? Что значит Сэм была в Бостоне? И почему она уверяет, будто никогда со мной не встречалась?

— Мы ведь говорим о Саманте Кент, так? — спросил я. — Где-то сто шестьдесят пять сантиметров. Худощавая. Светлые волосы до плеч.

— На самом деле Саманта Кент, с которой встречались мы, та, что живет на углу Пятьдесят шестой и Западной Восемьдесят первой, несколько выше, — сказал Трентино.

— Но она худощава и светловолоса, верно?

— Да, верно.

— Ладно, значит, с ее ростом я немного ошибся.

— Как сказать, — произнес Лопес. — В Саманте Кент, с которой мы разговаривали, — той Саманте Кент, что была замужем за Конрадом Берчем, — росту сто семьдесят пять сантиметров.

— Невозможно. Такой высокой она быть не может, и потом, что это за история с Бостоном?

— Саманта Кент провела в отеле «Риц-Карлтон» пятницу, субботу, воскресенье и ночь с воскресенья на понедельник. Ездила туда на какую-то конференцию…

— «Общества помощи детям», — вставил Лопес.

Трентино кивнул:

— У нас есть показания и участников конференции, и персонала отеля, подтверждающие, что ее там видели. Послушайте, вы не могли бы дать мне стакан воды?

Столь неожиданный поворот разговора показался мне странным.

— Как? — переспросил я.

— Простите, — сказал Трентино. — Ночь выдалась долгая. Хочется пить. Вы не могли бы налить мне немного воды?

— Сейчас принесу.

Войдя в кухню, я вытащил из шкафа стакан и начал наполнять его водой.

— Хорошая кухня, — произнес за моей спиной Лопес.

Обернувшись, я обнаружил, что оба детектива решили составить мне компанию. Я протянул Трентино стакан.

— Я думаю, что мне необходимо встретиться с женщиной, о которой вы говорите, — сказал я.

— Вы имеете в виду настоящую Саманту Кент? — спросил Лопес.

В его словах был намек на то, что я либо спятил, либо вру, либо и то и другое сразу. Я его проигнорировал.

— Так вам не кажется, что я должен с ней встретиться? — спросил я.

— Да, ваша встреча должна состояться непременно, — сказал Трентино. — Хотя она сейчас сильно потрясена и гостей принимать не склонна.

— Эй, а вы заметили, что у вас тут ножа не хватает?

Я повернулся к задавшему этот вопрос Лопесу и обнаружил, что его взгляд направлен на деревянную подставку около плиты. В подставке было восемь отделений, однако ножей в ней осталось лишь семь. Вот тут-то я и понял, что происходит.

— О чем это вы? — спросил я.

Лопес подошел к подставке, вытащил один из ножей.

— Я спросил, известно ли вам, что в вашем наборе не хватает одного ножа. Только и всего. А вы что подумали?

Я переводил взгляд с одного детектива на другого, словно впервые увидел их.

— Детектив Лопес, — произнес я, — мы с вами видим семь ручек, торчащих из подставки для ножей, плюс одно пустующее отделение. Начнем, однако, с того, что вы не можете знать, составляют ли эта подставка и ножи единый комплект. Поэтому, когда вы спрашиваете, известно ли мне, что у меня не хватает ножа, я задаю вам ответный вопрос: известно ли вам, что это действительно так?

— Не надо на нас сердиться, доктор Ремлер, — сказал Трентино. — Простите, если мы создали у вас ошибочное впечатление. — Тон его стал более спокойным и учтивым. И куда более деланым. — Мы благодарны вам за чистосердечие и очень хорошо понимаем, что вы старались помочь нам. Будьте уверены, мы сумеем во всем разобраться.

— Да, — подтвердил Лопес. — И очень скоро.

Я проводил их до двери. Прежде чем покинуть квартиру, каждый из них одарил меня долгим, многозначительным взглядом.

— Счастливого Хэллоуина, — сказал Лопес.

Оставшись в квартире один, я вернулся в кухню, чтобы сварить кофе. Там, на столе, стоял стакан с водой, которую попросил у меня детектив Трентино. По-прежнему полный. Трентино не отпил из него ни глотка.

Секретарша соединила меня.

— Привет, что-нибудь случилось? — послышался голос Паркера.

— Много чего. Мне нужно поговорить с тобой. Могу я прийти в твой офис?

— Да, разумеется. У тебя все в порядке? — спросил он.

— Не уверен.

— Тогда давай так, встретимся здесь в час дня, идет?

— Идет.

Я быстро принял душ, переоделся, поймал такси. Паркер ждал меня в своем офисе.

— Что случилось? — спросил он, взглянув на мой заклеенный пластырем лоб.

— Это длинная история, — ответил я. — Ты помнишь, несколько дней назад мы обсуждали одну мою пациентку?

— Это ты о женщине с малышом?

Сердце у меня упало. С малышом. Детективы не сказали о нем ни слова. А я и не спросил. Где он находился все это время? Надо полагать, с ним все в порядке. Впрочем, похоже на то, что мне придется пересмотреть многие из моих предположений.

Собравшись с мыслями, я приступил к рассказу о случившемся, стараясь, чтобы он получился как можно более связным.

— Прежде всего, — наконец проговорил Паркер, — существует два набора фактов: то, что ты знаешь, и то, что тебе говорили. Первый набор — факты, тебе известные, — включает в себя только то, что ты в состоянии доказать. С другой стороны, то, что тебе говорили, — второй набор — образует большую часть твоей истории.

Я смотрел на него, недоумевая.

Паркер наклонился ко мне:

— Тебе не следует относиться к обоим наборам как к истинным. Возьми тех же детективов. По их мнению, ты что-то скрываешь, и они хотят выяснить, что именно.

— Но я ничего не скрываю.

— Не имеет значения. Итак, первое. Способность отличать то, что существует в действительности, от того, что представляет собой просто чью-то уловку.

— Уверения в том, что Сэм Кент не было в городе, что она не знает меня, — могут оказаться враньем?

— Нет. Я клоню к другому — не следует верить всему, что тебе рассказали, — ответил Паркер. — Например, по твоим словам, детективы заявляют, что Сэм находилась в Бостоне, в отеле «Риц-Карлтон». Она могла находиться там, однако у детективов не было никакой возможности получить доказательства этого. И пока они их не получат, оба будут делать вид, будто доказательства у них уже в кармане. Они всегда так делают.

— Это законно?

— Все относительно. Убит человек, а это, знаешь ли, в список законных деяний не входит. Думаю, детективы получили то, что можно обозначить как «свобода действий».

— Так что же мне теперь делать?

— Именно то, что ты и сделал, — ответил он. — Обратиться к адвокату. Приход детективов в твою квартиру, фарс со стаканом воды — все указывает на одно. Более того, на то, чего они тебе, я в этом уверен, не сказали.

— А именно?

— Они нашли орудие убийства.

— Нож? — спросил я.

— Ага. И теперь хотят знать, не мог ли он принадлежать тебе. Ты должен сосредоточиться на том, что́ знаешь наверняка, что́ способен доказать. Собрать все факты, свидетельствующие, что Саманта Кент — твоя пациентка. Для начала, как она расплачивалась с тобой, чеком или по кредитной карточке?

— Она платила наличными, — еле слышно ответил я. — По ее словам, она не хотела, чтобы муж узнал о ее визитах к психотерапевту. Сказала, он просматривает ее счета.

— Кто-нибудь из других пациентов видел ее в твоем офисе?

Я поразмыслил над этим.

— Нет, не думаю.

— Постой. Чтобы попасть к тебе, она должна была поговорить с Милой, так?

— Электронная почта. После первого контакта с моей телефонной службой она и Мила обменялись сообщениями.

— Дэвид, ну как же можно… — начал Паркер и умолк. — Прости, — сказал он.

— А мои записи, — вспомнил я. — Они не помогут?

— В том-то и проблема. Это твои записи. Они ничего не доказывают.

Я вспомнил кое о чем еще:

— Слушай, она же звонила мне домой. Мы сможем установить ее номер?

— Она звонила на сотовый?

— Нет. На обычный телефон.

Он покачал головой.

— ПЛИ охватывает только исходящие вызовы.

— Что еще за «пли»?

— «Подробности локального использования», система регистрации твоих телефонных звонков.

Тут в моей голове что-то щелкнуло, и всплыло новое воспоминание.

— Прием, — сказал я. — Коктейль, устроенный «Обществом Кеспера». Она была на нем.

«Оп-ля», — сказали глаза Паркера.

— То есть множество людей видели вас там вместе?

— Нет, этого не было, — мрачно ответил я. — Она подошла ко мне, когда я уходил, уже на улице. Но при этом была одета для приема и спустилась по ступеням музея — так, словно вышла оттуда.

— Как она могла узнать, что ты там окажешься? — спросил Паркер.

— Понятия не имею.

— Хотя, вообще говоря, она могла прочитать об этом в газете. Служба Кеспера выпускает пресс-релиз, в котором перечисляются приглашенные на коктейль организации. Она могла увидеть где-то упоминание о «Доме полумесяца».

— Но ведь ей же пришлось объяснить тебе, как она там оказалась, верно?

— Она сказала, что муж управляет благотворительным фондом «Общества Кеспера».

— То есть она была одна?

— Да. Сказала, что муж в отъезде.

Паркер медленно покачал головой.

— Если вдуматься, все это кажется просто невероятным, — произнес он тоном почти благоговейным. — Я о том, что за этим стоит. Планирование, маневрирование и…

— Есть кое-что еще, — сказал я.

И рассказал о том, что произошло после приема Кеспера, — как Сэм приехала ко мне домой и приготовила ужин. Своего рода гармония — безымянная вермишель, приготовленная женщиной, назвавшейся чужим именем.

— Скажи, ты не… — Голос его замер.

— Нет, — ответил я. — Она всего лишь состряпала ужин.

— А она хоть на минуту оставалась на кухне одна?

Я задумался.

— Да, я выходил за бутылкой вина.

— Интересно, куда она спрятала нож, — сказал Паркер. — Ей же нужно было вынести его из твоей квартиры.

— Ты думаешь…

— Чего уж тут думать. У тебя пропал нож. Тот самый, которым убили Конрада Берча. — Паркер откинулся на спинку кресла. — Прими мои поздравления, Дэвид. Тебя подставили, и теперь ты — убийца.

Спасибо и на том, что мне не надо спешить на работу.

— Отмени и завтрашние приемы тоже, — сказал мне Паркер. — Нужно, чтобы ты был под рукой — на случай, если мне удастся как-то прижать детективам хвосты.

— Зачем?

— Чтобы они поостыли. Однако прежде всего ты должен сделать пару вещей, — сказал Паркер. — Постарайся вспомнить, откуда ты знаешь Конрада Берча, если ты его знаешь. Раз эта женщина взялась морочить голову именно тебе, значит, существуют шансы, что тебя можно как-то связать с Берчем. Если мы будем знать, в чем состоит эта связь, я смогу разговаривать с детективами более уверенно.

— А если я не вспомню?

— Тогда нам останется надеяться на удачу и ждать. Чего у детективов нет, так это даже намека на мотив убийства.

— Что я еще должен сделать?

— Просмотри свои записи о сеансах с этой женщиной, — ответил он. — Поищи какие-нибудь ключи, несоответствия, что угодно, способное ее обличить. Как она ни умна, никто ведь не совершенен. И купи диктофон — вдруг ей хватит глупости позвонить тебе еще раз.

— Хорошо. Что еще?

— Думаю, это все, — сказал он. — Хотя постой, ты бы выяснил, что у тебя со лбом. Может быть, стоит наложить швы?

— Медик сказал, что пластырей будет довольно.

— Какой медик? Тот, что был прошлой ночью в особняке?

— Ну да. Детективы попросили его осмотреть рану.

— И что, он ее очистил?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

Паркер на секунду задумался.

— Да нет, ничего. Просто держись, ладно?

— А у меня есть выбор?

Паркер покачал головой и рассмеялся.

Я решил прогуляться до своего офиса пешком. И каждый пройденный мной квартал, казалось, приносил мне новые откровения. Новый фрагмент мозаики, которой была поддельная Саманта Кент. Моя Таинственная пациентка.

Вот, скажем, ее няня. Как ее звали? Селиной? Селестой? Вроде бы Селестой. Из-за нее-то нам и пришлось ужинать у меня дома. А при звонке Саманты из дома она, предположительно, находилась на другом конце провода и записывала номер моего телефона. Не занесенный в телефонную книгу. И понадобившийся две ночи спустя, когда мне позвонили домой.

Услуга, о которой меня попросила Сэм, — проводить ее до такси. Она нашла очень ловкий способ сообщить мне свой адрес. Для того, чтобы я вспомнил его, когда придет время. Когда я должен буду полететь ей на помощь.

И как же я облегчил ей задачу! Уселся в такси, поехал с ней вместе. Правда, она слишком уж положилась на мою память. Адреса-то я толком и не запомнил. Впрочем, Сэм знала, что дом я найду в любом случае, просто мне придется попетлять ради этого по кварталам верхнего Вест-Сайда. А для пущей надежности она постаралась привлечь мое внимание к орлу над входной дверью.

Моя Таинственная пациентка. Надо полагать, она-то и убила Конрада Берча. Надо полагать, у нее имелся ключ от дверей его особняка. И надо полагать, она знала, что настоящей Саманты Кент в городе не будет. Но зачем ей нужна была смерть Конрада Берча и почему именно меня выбрали на роль подставного убийцы? Я испытывал все большую уверенность в том, что откуда-то знаю Берча. А это означает, что мы оба, я и она, были знакомы с ним, оставаясь незнакомыми друг с другом. И все же между нами двумя должна была существовать какая-то связь. Отыскала она ведь именно меня. Но зачем?

 

6

Ощущение было почти жуткое. И создавали его безмолвие и полумрак, царившие в моем кабинете. Я столько часов просидел здесь в одиночестве, однако на этот раз кабинет внушал мне чувства для меня новые: я словно бы незаконно вторгся в свои собственные владения.

Включив свет, я подошел к шкафчику с архивом, выдвинул ящик. Я начал перебирать папки на букву «Б». БАББИ… БАКСТЕР… БЕРНШТЕЙН… и, наконец, вот она: БЕРЧ, КОНРАД.

Все верно, я действительно где-то встречался с ним. И этим «где-то» был мой кабинет. Я вытащил папку, перенес ее на письменный стол, сел, открыл. И едва открыв, понял, почему мои воспоминания о нем настолько расплывчаты. В папке лежал один-единственный листок бумаги. Запись, посвященная нашему первому — и последнему — сеансу.

Взгляд мой сразу уперся в верхний правый угол листа. В дату. Прошло уже чуть больше года с тех пор, как Конрад Берч побывал в моем кабинете. Я попытался припомнить о нем хоть что-то. Бесполезно.

Я быстро просмотрел заметки. Конрад Берч пришел ко мне с проблемой настолько же распространенной, насколько и сложной. У него был роман, внушавший ему тревогу. Он сказал, что не может бросить жену и понимает — с любовницей придется расстаться. Однако его тревожит возможная реакция этой женщины. Она вспыльчива. Способна на низкие поступки. Берч хотел понять, как справиться с этой ситуацией.

Вот и все. Последняя строчка гласила: «Обсуждали, как порвать с любовницей».

Так может быть, его любовницей была моя Таинственная пациентка? Отвергнутая возлюбленная, жаждущая мести? Разумеется, мотив для убийства тут имелся, однако оставалось непонятным, почему она решила превратить в козла отпущения именно меня.

Я снова подошел к шкафчику, перебрал папки на букву «К». Указательный палец мой остановился на самой свежей именной бирке: КЕНТ, САМАНТА.

Я просмотрел записи. Три страницы, посвященные двум сеансам. Я пытался найти какую-нибудь ошибку, обмолвку. Что-то, способное ее уличить.

Беда в том, что уличало ее почти все. «Я пришла к вам потому, что хочу убить мужа», — заявила она.

В большей мере раскрыть свои карты было невозможно. Она хотела одного — я должен был поверить, когда она позвонит и скажет, что сделала это.

Я закрыл папку. Точнее сказать, захлопнул. Чем больше я читал, тем яснее понимал, каким оказался идиотом. Такое может случиться со всяким, говорил я себе. Да, но случилось-то со мной, и потому чувствовал я себя отвратительно. Хуже того, ощущал полную беспомощность.

Худощавый мужчина с посеребренными сединой волосами облачался в дорогое пальто. Я увидел его, едва прошел сквозь вращающуюся дверь. Он тоже меня заметил.

— Слава богу, вы вернулись, доктор Ремлер! — воскликнул он.

Прихватив обе папки, я на такси приехал домой. Человеком в вестибюле был Роберт Гордон, владелец дома.

— Я пришел сюда по первому зову. Ни в одном из моих домов такого прежде не случалось. Я позвонил своему адвокату, спросил, вправе ли они делать подобные вещи.

— Мистер Гордон, боюсь, я не…

— Оказалось, что ордер на обыск развязывает им руки.

— Что?

— Ордер на обыск, — повторил он. — Они пришли с ордером. Двое детективов и полицейский. Приказали Жавье, управляющему, открыть вашу дверь. Жавье сразу же позвонил мне и — доктор Ремлер, постойте…

Но я уже спешил к лифтам. Мистер Гордон подбежал ко мне, когда я нажимал кнопку ВВЕРХ.

— Когда, вы говорите, это произошло? — спросил я.

— Часа за полтора до вашего прихода, — ответил он, отдышавшись. — Они покинули квартиру минут десять назад.

Пришел лифт. Я вошел, нажал кнопку двадцать второго этажа. Когда двери начали закрываться, мистер Гордон произнес:

— Как вы понимаете, мистер Ремлер, мы проведем собственное расследование этого случая.

Двери лифта открылись. По какой-то причине я ожидал, что вся моя квартира будет оклеена желтой лентой. Однако, подойдя к двери, я не заметил ничего, что указывало бы на визит гостей, приятных или неприятных.

Открывая дверь, я приготовился к худшему: к перевернутым ящикам комода, разбросанной повсюду одежде, вспоротым подушкам и летающим в воздухе перьям.

Я стоял в проеме двери, озираясь. Перьев не было. Собственно говоря, квартира выглядела почти такой, какой я ее оставил. Почти. Я все-таки обнаружил следы обыска. Подушки лежали не на своих местах, занавески немного съехали в сторону.

Войдя в кухню, я сразу увидел именно то, что и ожидал увидеть. Вернее сказать, не увидел. Комплект ножей исчез вместе с подставкой. Я представил, как детектив Лопес, радостно улыбаясь, засовывает ножи в пакет для вещественных доказательств. Да и Трентино тоже не преминул повеселиться. Стакан с водой, который я ему дал — и из которого он не отпил ни глотка, — стоял на прежнем месте. Теперь стакан был пуст.

Эти ребята нравились мне все меньше и меньше.

После ухода мистера Гордона я налил себе выпить. А затем снял с телефона трубку и набрал номер Паркера.

— Эти мерзавцы обыскали мою квартиру.

— Знаю, — ответил Паркер. — Услышал об этом минут двадцать назад. От приятеля из управления.

— Они забрали ножи.

— Логично, если учесть, что они нашли орудие убийства.

— Где?

— В проулке рядом с особняком. Нож был вытерт — ни крови, ни отпечатков пальцев, но лежал прямо под окном хозяйской спальни.

— Значит, они имеют право врываться ко мне и забирать мои вещи?

— Среди прочего.

— А это что значит?

— Пока не знаю, но кроме ножа они нашли еще что-то, указывающее на тебя, — сказал Паркер. — Что там значится в списке?

— В каком списке?

— Они должны были оставить список изъятого.

— Я его не видел, — сказал я. — Где он может лежать?

— Должен быть на видном месте, хотя иногда они шутки ради приклеивают его лентой к сиденью унитаза.

— Как смешно.

Я заглянул в ванную комнату. Заглянул в спальню. Список лежал в библиотеке — на кресле, стоящем за письменным столом. На месте список удерживала книга, несомненно «шутки ради» снятая с полки, — «Преступление и наказание» Достоевского.

Я зачитал список Паркеру. Собственно, кроме ножей там значились какие-то «различные документы».

— И что это должно означать? — спросил я.

— Вот этого они нам пока открывать не хотят. Приглядись к письменному столу. Там ничего не пропало?

Я порылся в нескольких стопках бумаг.

— На первый взгляд ничего.

— Ладно, выясним. Тебе удалось найти что-нибудь в офисе?

— Удалось. Я просмотрел папки. Конрад Берч приходил ко мне чуть больше года назад один раз. У него был роман, и он хотел с этим романом покончить. Берча беспокоило то, как отнесется к этому его любовница.

— Ты думаешь…

— Вполне возможно, — сказал я, — что моя Таинственная пациентка и была его любовницей.

— Это могло бы многое объяснить, не так ли?

— Да, за вычетом моей причастности к убийству.

— Верно, — сказал Паркер. — Больше ты с Берчем не встречался? Помимо того сеанса?

— Нет, ни разу.

— Хорошо, а теперь просто скажи мне, что за сеанс он заплатил не наличными.

— Да, это было бы нечто, — с усмешкой ответил я. — Впрочем, я уверен, он расплатился чеком или по кредитке. Попрошу Милу выяснить.

— Не то чтобы нам не терпелось доказать наличие некой связи, — сказал Паркер. — Я имею в виду: то, что ты выяснил, откуда его знаешь, — это хорошо. А вот то, что ты сказал полиции, будто не знаешь его, — плохо.

— А мы не могли бы просто объяснить полицейским все обстоятельства?

— Могли бы, хотя об этом мне нужно еще подумать. Потребовать от тебя предоставления записей о пациентах они не могут, а значит, удастся ли им выяснить наличие связи между вами — это большой вопрос.

— Мне не хочется лгать, Паркер.

— Так ведь тебе и в тюрьму садиться, наверное, не хочется.

Я тяжело вздохнул:

— А это и вправду может случиться?

— Боюсь, что да.

— И когда же мои дела пойдут на лад?

Он не ответил. Молчание его показалось мне зловещим.

— Паркер, ты чего-то недоговариваешь?

— Тут дело такое, — замялся он. — Но только, прежде чем ты начнешь бушевать, постарайся поверить тому, что я тебе сейчас скажу. Все не так плохо, как кажется… Короче говоря, завтра тебя арестуют за убийство Конрада Берча.

Разумеется, я начал бушевать.

— Ладно, ладно, послушай, о чем мне удалось договориться, — сказал он. — Я получил согласие копов. Они не собираются приходить и забирать тебя. Мы сами к ним придем. И дело обойдется без репортеров и фотовспышек. Оказывается, Конрад Берч был большой шишкой на Уолл-стрит. От ареста нам все равно никуда не деться, к тому же ты узнаешь, что они на тебя имеют.

— Ты полагаешь, это способно улучшить мне настроение?

— Да, потому что обвинение тебе предъявят в тот же день, не придется проводить ночь в тюремной камере.

— На это они тоже согласились?

— Пришлось попотеть. Теперь давай поговорим о залоге. Что у тебя есть? Акции, облигации, сбережения. Попробуй назвать примерную цифру.

Я приступил к подсчетам. Гонорары за «Человека-маятника» определенно свалились на меня очень вовремя.

— Три с половиной миллиона, — сказал я Паркеру.

— Какая часть этой суммы ликвидна?

— Примерно два миллиона.

— Хорошо, — сказал он. — На худой конец я всегда смогу стать твоим поручителем.

— Спасибо.

— Для того и существуют друзья.

— Я всегда знал, что ты мой друг. Но кто бы мог подумать, что ты окажешься еще и моим адвокатом?

— Так я и не окажусь.

— А в чем дело? — спросил я. — Конфликт интересов?

— Нет, не то, — ответил он. — Я действительно хороший защитник по уголовным делам. И хорош я отчасти еще и потому, что способен понять, нуждается ли будущий подзащитный в чем-то, отличном от того, что я могу ему предложить. Или, в определенных ситуациях, в чем-то лучшем.

— По-моему, ты себя недооцениваешь, Паркер.

— Только не в этом случае. Ты — фигура известная. И твою защиту должен возглавить известный человек, привыкший к делам подобного уровня.

— Ты уверен?

— Никогда еще так уверен не был, — ответил он. — Я уже обо всем договорился. Встретимся завтра в девять утра в холле Крайслер-билдинг.

— Собираешься познакомить меня с человеком, который превосходит тебя?

— Нет, — ответил он, — с человеком, который превосходит всех.

В ту ночь, прежде чем лечь, я позвонил Миле и сказал, что завтра работать опять не буду. И подтвердил то, о чем она уже давно догадалась: болезнь тут решительно ни при чем.

Я извинился за то, что был с ней не вполне откровенен, — и за то, что не могу объяснить ей все. Заметил только, что дело касается моей последней пациентки, Саманты Кент. Вернее, сказал я Миле, женщины, выдававшей себя за Саманту Кент.

А следом спросил, не может ли она отыскать сведения о Берче, о том, как он со мной расплатился.

— Тут есть какая-то связь? — спросила она, роясь в своих файлах.

— Вполне возможно, — не вдаваясь в подробности, ответил я. Других вопросов Мила задавать не стала.

— Вот он, — сказала она. — Заплатил чеком. Июнь прошлого года. Хотите, я перешлю вам эти данные?

— Нет. Просто сохраните их у себя. Я дам знать, когда они мне понадобятся.

— Конечно. Что-нибудь еще?

Да, было и кое-что еще. Я спросил о письмах, присланных по электронной почте моей Таинственной пациенткой.

— Вы их сохранили?

Она их стерла.

Меня это не удивило. Моей Таинственной пациентке определенно везло.

— Простите, Дэвид, — сказал Мила.

— Ладно, не расстраивайтесь.

Я положил трубку и уставился в стену. Теперь оставалось надеяться лишь на то, что мне поверят на слово.

Назавтра, сразу после девяти утра, я встретился с Паркером в вестибюле Крайслер-билдинг. Пока лифт вез нас на сорок пятый этаж, Паркер кратко рассказал мне о человеке, с которым нам предстояло встретиться.

— Его зовут Виктор Гласс.

Он был старшим партнером юридической фирмы «Зандер, Лок и Оушен» — одной из самых старых в городе, — фирмы, которую уважали не меньше, чем боялись.

— Ее основатели были людьми безжалостными, — пояснил Паркер. — Из тех, кому ничего не стоит пнуть собаку или отнять у ребенка конфетку, в общем, сам понимаешь. А если не понимаешь, присмотрись к аббревиатуре ее названия.

Он подождал, пока я сложу слово из первых букв названия фирмы.

— Разумеется, все это было давно, — продолжил он. — Никого из них уже нет в живых. По моим представлениям, заседают сейчас в правлении компании «Ад инкорпорэйтед».

Что снова возвратило нас к Глассу.

Паркер описал его как способного вести себя жестко, но обаятельнейшего человека, умеющего в единый миг переходить от нажима к чарующему поведению и обратно. Добавьте к этому ум блестящего юриста, и вы получите адвоката по уголовным делам, ухитряющегося выигрывать больше восьмидесяти процентов своих дел.

Покинув лифт, мы вошли в просторную, ультрасовременную приемную компании «Зандер, Лок и Оушен». Минималистская мебель, мягкий свет и экстравагантные скульптуры. Неожиданно, решил я, если учитывать давнюю историю фирмы.

— Они изменили дизайн, — сказал, оглядываясь, Паркер.

Мы подошли к элегантной секретарше, она нажала какую-то кнопку и сообщила о нашем появлении в микрофон украшавшего ее головного телефона.

— Мистер Гласс присоединится к вам через пару минут.

Мы уселись на кожаное подобие садовой скамьи. Паркер открыл свой кейс.

— Держи, — сказал он, протягивая мне глянцевую папку. — Здесь посвященные Виктору материалы из прессы.

Я принял папку и, приподняв бровь, взглянул на Паркера:

— Материалы?

— Ага.

Открыв папку, я начал перебирать вырванные из журналов страницы и перепечатки газетных статей. Кто только не писал о Викторе Глассе — начиная с «Гарвардского юридического вестника» и заканчивая «Плейбоем». Вглядевшись в фотографию Гласса, я понял, что где-то его уже видел. Скорее всего, на экране телевизора.

Я продолжал рыться в бумагах. Написано о Викторе Глассе было немало. А затем я наткнулся на нечто, написанное самим Виктором Глассом. На статью в «Нью-Йорк таймс», озаглавленную «Туповатое правосудие». Доводы, в ней содержавшиеся, были просты. От юристов требуется наличие высшего образования. От судей тоже. Почему же его не требуют от присяжных?

Чтение оказалось увлекательным. Особенно последние два абзаца:

Девять из двенадцати присяжных, заседавших на процессе О. Дж. Симпсона, университетского образования не имели. Служит ли это помехой для того, чтобы позволить им наслаждаться всеми свободами, которые гарантируются нашим обществом? Разумеется, нет. Служит ли помехой для того, чтобы позволить им ограничивать свободу другого человеческого существа? Решайте сами.

Обстоятельства, помешавшие человеку поступить в университет, еще могут как-то учитываться, когда его принимают на работу, но для системы правосудия они никакого значения не имеют. Однако уровень образования непосредственно сказывается на способности человека выстраивать умозаключения, в том числе и на способности оценивать показания и улики. И какие же обязанности сопряжены с большей ответственностью, чем обязанности присяжного?

— Просто чтобы вы знали, дизайнера мы уволили, — произнес чей-то голос.

Я поднял взгляд и увидел стоящего посреди приемной Виктора Гласса. Он был без пиджака, с закатанными до локтей рукавами рубашки. И он не послал за нами свою секретаршу, а предпочел выйти сам. Приятный штрих.

Виктор подошел к нам и крепко пожал Паркеру руку. Они обменялись репликами о том, как приятно им видеть друг друга. Я тоже встал, и Паркер представил меня:

— Виктор, это Дэвид Ремлер.

— Не сомневаюсь, — сказал тот. — Я так понимаю, вам не очень-то везло на этой неделе.

— А ведь еще только вторник, — ответил я.

Виктор улыбнулся. Зубы у него были белее белого. И я вдруг понял, что такое внешность кинозвезды. Холеный и подтянутый — такими мы обычно видим адвокатов на киноэкране. Но Виктор был адвокатом настоящим и, если Паркер прав, одним из самых лучших. При этом лет ему было не больше сорока.

— Почему бы нам не перебраться в мой кабинет? — сказал он. — Поговорим о том, каких удач могли бы мы ожидать от остатка этой недели.

Мы прошли за Виктором по длинному коридору. Кабинет его, расположенный в углу здания, охраняли две стражницы — блондинка и брюнетка.

— Не соединяйте меня ни с кем, Эшли, — попросил он блондинку. Брюнетка последовала за нами в кабинет Виктора.

— Хотите кофе? — спросил он.

От кофе мы отказались. Секретарша № 2, вежливо улыбнувшись, удалилась.

— Ну хорошо, — сказал Виктор.

Он отвел нас в ту часть кабинета, где стояли четыре больших мягких кресла. Я опустился в одно из них, огляделся вокруг. Вдоль ближайшей ко мне стены тянулся гигантских размеров книжный шкаф. В углу, перед огромным окном с видом на Ист-Ривер, стоял массивный письменный стол Виктора.

Все уселись.

Паркер уже обрисовал Виктору картину в целом. Тем не менее адвокату захотелось слышать меня. Я рассказал ему все — насколько мог внятно и спокойно.

По ходу рассказа Виктор задал мне несколько вопросов. На первый взгляд он просто восполнял пробелы — проясняя моменты, о которых я либо высказался не слишком ясно, либо просто забыл упомянуть. Однако на деле он подвергал мой рассказ проверке. И похоже, его интересовали не столько мои ответы, сколько то, как я их даю. То есть вспоминаю ли я подробности или подтасовываю их.

— Вот из-за этого мы и оказались здесь, — закончил я.

Виктор несколько мгновений просматривал сделанные им заметки. Потом взглянул мне прямо в глаза:

— Так это вы убили Конрада Берча или не вы?

— Я только что сказал вам, что не убивал его, — не без вызова ответил я.

— Ну да, — отозвался Виктор. — Ваш рассказ говорит в пользу этой версии.

Тон его мне определенно не понравился.

— Да нет, все в порядке, — сказал он. — За вас говорил язык ваших жестов. Конрада Берча вы не убивали.

— Приятно, что мой адвокат мне верит, — пошутил я.

— Да, разумеется. Однако адвокатом вашим я не буду, — ответил он.

Я взглянул на Паркера — он выглядел не менее обескураженным, чем я.

Я всплеснул руками:

— Меня что же, никто представлять не хочет?

— Я о другом, я не буду основным вашим адвокатом, — сказал Виктор. — То есть в случае, если дело дойдет до процесса.

— Но почему? — спросил я.

— Потому, что я мужчина, вот почему.

Он хотел было объяснить мне, в чем дело, но тут встрял уже понявший все Паркер:

— Потому, что тебя будут судить за убийство мужчины, а ты, чтобы оправдаться, станешь валить все на женщину.

— Женщину, само существование которой мы пока доказать не можем, — добавил Виктор. — Обвинитель заполнит скамью присяжных симпатичными цыпочками и постарается, чтобы они хорошо видели сидящую в первом ряду убитую горем вдову. А значит, я там буду не к месту. Без моего присутствия, конечно, не обойдется. Однако что вам действительно требуется, так это хорошая пара буферов.

— И чем они будут красивее, тем лучше, — произнес чей-то голос.

Мы все обернулись. Она стояла у двери — в белой блузке и черной юбке до колен — и уверенно улыбалась. Я наконец увидел своего основного адвоката.

— Упомяни о дьяволе, и он тут как тут, — сказал Виктор, пока она шагала в нашу сторону. Мы встали, все трое.

— Нет, Виктор, дьявол у нас ты, — сказала она. И, повернувшись сначала к Паркеру, протянула ему руку. — Терри Гарретт.

— Паркер Мэтис, — сказал он. Последовало рукопожатие.

Затем она повернулась ко мне. Однако руки не протянула, а просто оглядела меня с головы до ног.

— Хорошо. Вы привлекательны, — сообщила она. — Возможно, заполненная симпатичными цыпочками скамья присяжных нам все же не повредит.

Паркер бросил взгляд на Виктора. Заполненная симпатичными цыпочками скамья присяжных? Это была его фраза.

— Я ошибаюсь или у здешних стен имеются уши? — осведомился Паркер.

Виктор пожал плечами:

— Простите. Дело лишь в том, что оказавшийся в трудной ситуации мужчина говорит в присутствии женщины с большей сдержанностью. А с учетом положения Дэвида, мне не хотелось, чтобы нам пришлось фильтровать то, что мы услышим. Как не хотелось и заставлять его дважды повторять один и тот же рассказ. — И Виктор указал на микрофон, стоявший на столике у стены. — Благодаря этому Терри не придется нас догонять.

— Терри — последнее наше приобретение, — сообщил Виктор. — Перешла к нам из лос-анджелесской фирмы «Вейсс, Стоун и Уилкокс».

— Прекрасная фирма, — сказал Паркер.

— О да, Вейсс со мной до сих пор разговаривать не желает, — сказал Виктор.

Терри улыбнулась:

— Виктору нравится думать, будто он меня умыкнул. На самом же деле я всегда мечтала о Восточном побережье.

— И была второй в своем выпуске юридического факультета Гарварда, — добавил Виктор.

— Верно, однако все, что интересовало мою мать, так это кто оказался первым, — сказала Терри.

— Похоже, мать у нас с вами была одна, — сказал Паркер.

Терри рассмеялась. Паркер тоже. Виктор, с некоторым запозданием, позволил себе улыбнуться. Я смотрел на них с выражением, говорившим: «Не хочется мешать вашему веселью, но меня сегодня должны посадить под арест!» Все трое это заметили, и мы быстро вернулись к делу. Собственно говоря, меня это «мы» не включало. Я словно послал им мяч, и теперь они гоняли его по полю, изобретая новые подходы и возможности. К примеру, имеются ли в моем доме камеры слежения, позволяющие регистрировать, как и когда я прихожу и ухожу — и с кем? Если имеются, где и как долго хранятся записи?

Я подбросил им еще одну идею — отыскать таксиста, который отвез меня в ту ночь к особняку. Он наверняка помнит парня, заплатившего ему по пять долларов за каждый проезд на красный свет.

— Боюсь, в качестве алиби это не подойдет, — сказала Терри.

Причина состояла в том, что в спальне Конрада Берча были открыты все окна. Ночь стояла холодная, тело сильно охладилось, и потому оценить время смерти можно было лишь с точностью до нескольких часов. А это давало мне кучу времени на то, чтобы убить Берча, съездить домой, а после вернуться назад на такси — под предлогом помощи пациентке.

В конечном итоге тройка юристов перешла от связанных с делом фактов к обсуждению стратегии, которой нужно будет придерживаться весь остаток этого дня.

— Пора, — наконец сказал Виктор.

— Да, верно, — согласился Паркер и повернулся ко мне: — Ты готов?

— Куда уж готовее, — ответил я.

Все встали.

— Ну хорошо, — сказал Виктор, подходя ко мне. — Пойдемте, сдадим вас в арестанты.