Ужасная ночь миновала. Наутро дом Хачо имел такой печальный вид, точно там находилось несколько покойников.

Из дому вывели Вардана. Он был спокоен. На лице его не отражалось и тени печали или волнения. Казалось, ничего не случилось с ним. Презрительная улыбка на его лице словно говорила: «Что могут сделать со мной эти глупцы?..» Пять солдат стояли наготове для того, чтобы сопровождать его к паше. Вардана посадили верхом и связали ему ноги цепью под брюхом лошади. Он не сопротивлялся, хотя сидеть на лошади связанным было очень мучительно, и только заметил:

— Напрасно делаете это. Если я захочу убежать, то ваши цепи мне не помешают… — Солдаты, не обратив внимания на его слова, скрутили ему назад руки, концы же веревки взяли два верховых солдата, — кроме них, были снаряжены в путь еще трое.

Хотя невежественная масса любит подобные зрелища, никто из крестьян не пришел смотреть, как уводят Вардана, того самого Вардана, который так много для них сделал… Все избегали теперь дома Хачо, как места, зараженного чумой.

Женщин дома не было. Апо и Айрапет ждали своей очереди после Вардана. Остальные сыновья Хачо, бывшие на свободе, не показывались; один только Хачо пришел попрощаться с Варданом.

Несчастный старик был совершенно убит. События последних дней, насилия и зверская жестокость турок совсем его доконали. Он подошел к Вардану, обнял его, но не в силах был произнести ни слова. Только по его щекам покатилось несколько капель.

— Крепись, отец, — сказал Вардан спокойным голосом, — кто полез в воду, тот не должен бояться, что замочится… Будьте здоровы…

Солдаты погнали лошадь Вардана. Старик долго смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду.

Погруженный в грустные думы, Хачо вернулся домой. Почему увели одного Вардана и оставили Айрапета и Апо? Почему не арестовали его самого и оставили на свободе, хотя и под надзором? Какая тут скрывается тайна? Старику еще не была известна настоящая цель всех действий Томаса-эфенди. Последний же так обставил дело, чтобы в случае, если Хачо не примет его предложения, иметь возможность отомстить семье старика. Он выдал Вардана и Салмана, потому что считал их опасными для турецких властей. Но эфенди не подозревал ни в чем Хачо и его сыновей и впутал их в эту историю только для того, чтобы иметь возможность явиться спасителем сыновей Хачо и требовать Лала как вознаграждение.

Вот какие расчеты толкнули его на такое злодеяние, печальных последствий которого не мог предвидеть даже он со своим сатанинским умом.

Эфенди не показывался у Хачо целый день, хотя старику очень хотелось его увидеть и выяснить, чем все это кончится. Хачо верил еще обещаниям эфенди и помнил его слова: «Старшина Хачо, я не допущу, чтобы тронули хоть один волос у тебя на голове»…

Вместо эфенди пришел отец Марук. Хотя в минуты несчастий присутствие священника и утешает человека, однако на этот раз его приход произвел на старика неприятное впечатление. У него было особенное предубеждение против попов: встречу с ними он считал дурным предзнаменованием. Но святой отец отозвал его в сторону, сказав, что имеет к нему важное дело. Это несколько успокоило старика. Они отправились в глубь сада и сели под деревьями.

Духовный отец начал с большой утешительной проповеди, ссылаясь на святое писание. Приведя в пример страдания Иова, он сказал, что нередко бог посылает своим слугам всякие мучения, дабы испытать силу их веры. Надо быть терпеливым и не падать духом, говорил Марук, потому что бог спасает верующих от всякого зла, удостаивая их вечного блаженства.

Окончив свою проповедь, священник приступил к настоящей цели своего визита и, подобно всем сватам, начал с притчи.

«Однажды царский сын, — начал он, — отправился на охоту, но до наступления темноты не смог вернуться и остался в лесу, в хижине пастуха. Он был очень доволен гостеприимством пастуха, но более всего был пленен его прекрасной дочерью. На следующий день, вернувшись домой, принц объявил царю о своем желании жениться на дочери пастуха. Отец назвал его сумасбродом и страшно разгневался. Но увидев, что уговорить сына невозможно, он послал к пастуху одного из своих придворных сватать его дочь для принца. Придворный вернулся с ответом, что пастух отказался отдать свою дочь. Крайне удивленный, царь послал придворного чином выше первого, но и тот вернулся с тем же ответом. Тогда царь отправил главного визиря, но и он вернулся ни с чем. Наконец царь вышел из себя и пошел сам лично, и тоже потерпел неудачу. Он удивился и созвал совет вельмож. Один из них, человек умный и опытный, посоветовал царю послать к пастуху пастуха: „Они поймут друг друга, и, быть может, пастуху удастся уговорить упрямого отца“. Выбрали одного из царских пастухов и отправили его сватом. Последний без всяких приготовлений и подарков взял свой посох и направился к дому отца девушки, где был принят очень любезно. Два пастуха пообедали, выпили и разговорились. Царский пастух объявил просьбу царя, опросив при этом: — „Почему ты не хотел выдать свою дочь за принца?“ Пастух ответил: — „Чудак, я ведь тоже человек, и у меня есть самолюбие; разве царь посылал ко мне такого почтенного человека, как ты, чтобы я мог согласиться выдать свою дочь за его сына?“» Окончив притчу, священник прибавил:

— Я тоже такой же пастух, как и ты, старшина Хачо, мы оба пастыри общества: я — сельский священник, ты — старшина. И я пришел к тебе, как пастух к пастуху, с подобным же предложением.

— С каким предложением? — спросил старик с неудовольствием, так как в эту тяжелую минуту ему было не до священника.

Отец Марук объяснил старику, что бог пожелал утешить его в таком трудном положении, открыв перед ним врата спасения: Томас-эфенди просит руки Лала и обещает спасти Хачо и его дом от постигшего несчастья. «Нужно возблагодарить бога, что человек, подобный эфенди, протягивает руку дружбы и помощи».

Как ни ловко повел свою речь священник, он не добился успеха. Быть может, в другое время, при других обстоятельствах его слова были бы приняты со вниманием, тем более, что старик Хачо и сам подумывал выдать свою дочь за эфенди. Но теперь обстоятельства приняли другой характер. В то время, когда двое его сыновей сидели в тюрьме и сам он находился под надзором, когда женщины его дома скрывались у чужих людей, а друзей его — Вардана и Салмана — выдали в руки властей, в то время, когда имущество его грабили при нем же — ему объявляли предложение человека, подготовившего все эти несчастья. Словно пелена спала с глаз старика, и перед ним открылась яма, которую копали ему умелые руки эфенди. Он вспомнил слова Вардана о том, что эфенди был несколько раз женат и бросал своих жен. Не такая ли судьба ожидала Лала? Он припоминал поведение эфенди, которое с начала до конца было подозрительным и имело лишь одну цель — завладеть Лала. Он вспомнил, что эфенди первый объявил ему об аресте Салмана. Откуда он мог узнать об этом, когда арест совершился поздней ночью, так что даже из крестьян никто не знал. Томас-эфенди первый сообщил ему о предстоящем обыске в доме и, притворившись другом, обманул его, взяв ключи от подполья, куда они спрятали бумаги Салмана. С какой целью сделал он это? Разве не мог он взять бумаги с собой и уничтожить? Очевидно, он сделал это для того, чтобы в случае надобности указать полиции место хранения бумаг, доказав этим участие старика в заговоре.

Все это, одно за другим, вспомнилось старику, и он с ужасом увидел, что стал жертвой подлого обмана.

— Батюшка, — ответил Хачо с горечью, — ваша притча совсем не подходит к вашей роли посредника. Будь Томас-эфенди настоящим царем, и тогда я не выдал бы свою дочь за эту собаку. Будь что будет! Лучше мне видеть разрушение моего дома и гибель всей моей семьи, чем искать спасение у этого злодея, который сам подготовил погром. Теперь я все понимаю… Он обманул меня. Но больше уже не проведет…

Отец Марук не понимал причины гнева старшины и смысла его неясных слов. А старшина не захотел продолжать разговора, вспомнив, что отец Марук крестил Степаника, и, кроме него, никто другой не мог знать, что Степаник — девушка; следовательно, кто, как не он, священник, выдал эту тайну эфенди?

Отец Марук ушел из дома Хачо очень недовольный, думая про себя: «Прежде чем лишить человека богатства, бог отнимает у него разум».

Эфенди был в доме священника и ждал его с большим нетерпением.

— Какую весть принесли? — спросил он.

— Не знаю, что и сказать, — ответил отец Марук в смущении. — Этот человек совсем рехнулся.

— Отказал?

— Да.

— Я ожидал этого…

Точно небо обрушилось на голову эфенди и раздавило его. В глазах его потемнело, и он повалился на пол. Долго лежал он без чувств, потом, придя в сознание, начал бить себя по голове и рвать на себе волосы, крича: «Что мне делать теперь? Ах что мне делать!»

Ничто в мире так сильно не покоряет человека, как любовь; самые ужасные деспоты и изверги, разрушающие целые государства и вселяющие в народы страх и ужас, покоряются женщине, преклоняются перед той, которую любят, становясь людьми со всеми их слабостями.

Томас-эфенди теперь любил Лала искренно и горячо. Его жестокая натура изменилась под влиянием этого чувства. Демон, полюбив, становится ангелом; Томас-эфенди, полюбив, начал терзаться угрызениями совести. Он никогда не любил, и этим объяснялось то, что раньше для него не существовало ничего святого. Насколько он был расчетлив в житейских делах, ловок и хитер, когда добивался намеченной цели, — настолько же он был далек от чистых и высоких чувств.

Любовь к Лала зажгла в его потухшем сердце огонь и осветила его мысль ярким лучом сознания Эфенди, увидев свои злодеяния, содрогнулся.

— Боже, что я натворил, — кричал он и рвал на себе волосы.

До этой минуты он не сознавал всех последствий содеянного им, думая, что любое средство позволительно для достижения цели. Теперь он почувствовал, какое совершил зло. Сначала он думал начать легкую игру со стариком и, как ребенок, играющий с огнем, попугать его. Но искра произвела неожиданный и страшный пожар, потушить который он был не в силах.

— Ах, что я наделал?.. — причитал он без конца.

Отец Марук с ужасом смотрел на страдания эфенди. Ему казалось, что тот находится в предсмертной агонии.

Долго лежал эфенди без чувств, вздрагивая всем телом и судорожно сжимая губы. Наконец он открыл глаза и сказал:

— Все, что говорил старик Хачо — справедливо. Я недостоин его дочери. Что может связать такого преступника, как я, с невинным ангелом? Прокляни меня, батюшка, я заслуживаю только проклятия.

Он опять лишился чувств, а священник подумав, что эфенди умер, воскликнул:

— Эх! Пропали теперь мои деньги… пропали…