Сукхрам шел и напряженно думал, пытаясь разобраться в себе. Неужели он действительно так изменился под влиянием Каджри? Вот ведь Пьяри сразу это заметила. Вчера еще такой покорный и податливый, неужели он обрел сегодня свою независимость и чувство собственного достоинства? Еще вчера он только и думал о Пьяри: ее хрупкая фигура казалась ему высокой, стройной и прекрасной. Что же теперь случилось с ним? Сегодня Пьяри не раз с горечью замечала, что теряет власть над возлюбленным. В ее глазах светилась любовь. Она смотрела на него, как зачарованная лань. Волшебными звуками вины охотник остановил ее стремительный бег, покорил ее, но, не воспользовавшись своей победой, равнодушно отпустил свою жертву на волю… Пьяри не могла взывать к справедливости, она стала теперь любовницей Рустамхана. Она ушла к нему, не посчитавшись с Сукхрамом.
Но появление Каджри она приняла как незаслуженный удар. Почему? Ведь Пьяри всегда говорила, что тело может принадлежать многим, а сердце, душа — одному. Но можно ли в действительности отделить душу от тела? И не оканчивается ли стремление овладеть телом победой и над душой?
Пьяри не умела разбираться во всех этих вопросах. С нее достаточно было того, что она любила Сукхрама. Она не пролила ни слезинки, когда умер отец, сама добровольно рассталась с матерью. Пьяри была поглощена только собой, вокруг себя она мысленно очертила круг своего господства и теперь вдруг обнаружила, что все ее счастье построено на песке.
Ее страдания усугубились тем, что Сукхрам унизил ее в глазах Каджри.
И Сукхрам понял это. Он опустил голову. Но почему, почему он не решился сказать ей, что и у него есть свое «я», что он тоже хранит чувство собственного достоинства?
Каджри говорила правду. Она страстно влюбилась в Сукхрама и пришла к нему, бросив мужа. Она отрезала все пути к отступлению. Теперь ничто не связывало ее с прошлым, она не позволила себе никаких оговорок, которыми могла бы воспользоваться, если придется вернуться на старое пепелище. Ей не у кого будет просить о помощи, но она никому и не должна. Каджри сдалась сразу и безоговорочно, и в этом заключалось все величие ее победы, потому что она отдала все, что имела, оставив себе только право любить Сукхрама.
Каджри придется пойти к Пьяри. Она постарается выглядеть гордой и надменной, хотя в душе она будет сгорать от стыда. Зачем он этого требует? Может быть, потому, что до сих пор не может забыть Пьяри? Какое смятение внесет это в ее душу! Ей придется смиренно склонить голову перед его первой женой. Но разве это главное? Что будет потом?
Пьяри будет втирать краску в ее ноги, Каджри сядет на кровать, Пьяри сначала вымоет ей ноги. Как все это странно! Да сможет ли Каджри усидеть? Неужели она так надменна и зла?
А Сукхрам? Останется ли он только равнодушным наблюдателем? Что он будет делать, когда руки Пьяри коснутся ног Каджри?
Нет, Сукхрам не подумал, когда соглашался на это!
Каким оскорблением это будет для Пьяри! Сможет ли она это снести? Особенно теперь, когда она стала любовницей полицейского! Тот казался ей воплощением могущества и богатства. Зачем она польстилась на это? Теперь ей придется искупить свой грех!
Ради кого?
Ради Сукхрама.
Кто он для нее?
Он ее любовь.
А если она откажется подчиниться?..
После ухода Сукхрама Пьяри не находила себе места. Она злилась на себя. Неужели Сукхрам заставит ее склониться перед Каджри? Однако чем провинилась Каджри? Будь Каджри на месте Пьяри, разве ушла бы она от Сукхрама?
…Несчастный Рустамхан беспомощно лежит на кровати. Куда девалась вся его спесь! Какие муки и страдания ему приходится терпеть! Гниет из-за собственного распутства. Господь это неплохо придумал: распутничал с чужими женщинами, вот и сгнивай теперь заживо. Не окажись здесь Сукхрама, он умер бы, как собака. А Пьяри с презрением отвергла бы его и сбежала.
Зачем вообще она пришла к нему? Как случилось, что он показался ей сильным человеком? Только лишь потому, что он говорил зычным солдатским голосом и мог по своей прихоти потащить в участок любого ната? Она думала, что сможет держать его под башмаком и тем заставит уважать свою общину. Но только ли эта мысль толкнула ее к нему?
…А Пьяри чувствовала беспредельное презрение к Рустамхану. Какой он отвратительный, жалкий, и как прекрасен Сукхрам!
Пьяри тяжело вздохнула.
Она вспомнила волшебные ночи, которые проводила в объятиях возлюбленного под открытым небом возле их шатра. Свобода — великая сила. Ее утрату ничем нельзя возместить. Как счастлива была Пьяри! Не было ни Каджри, ни мучительных забот. Она рядом с Сукхрамом засыпала ночью и вставала утром. И ночь, и день — все принадлежало им.
Почему Сукхрам позволил ей уйти?
Потому что не хотел, чтобы Пьяри терпела лишения?
Нет.
Тогда почему?
Потому что Сукхрам считал себя тогда ничтожным человеком, покорным и смиренным нищим и в присутствии полицейского не смел поднять головы. Отчего же он так изменился теперь?
Тогда он не осмеливался так властно разговаривать, как теперь. Он приходил и молча склонял голову перед Рустамханом. А теперь тот самый Рустамхан, который восседал перед ним подобно грозному льву, вертел хвостом, как трусливый шакал.
Потому что настоящим львом всегда был Сукхрам.
Пьяри совершила роковую ошибку. Она посчитала слишком маленькой ту лодку, на которой плыла по морю жизни, и перебралась на корабль, привязав к нему свою лодку. Но крысы прогрызли днище корабля, и он стал тонуть. Теперь Пьяри хочет пересесть в свою лодку и направить ее к берегу, но лодка отказалась ей повиноваться!
Сукхрам так осмелел, что рискнул отвести руку полицейского!
И это у всех на глазах? Храбрец! А как он стоял, гордо подняв голову, как будто никогда ничего не боялся!
Пьяри впервые видела Сукхрама таким.
В тот момент она и ненавидела его, и гордилась им. В ее душе столкнулись противоречивые чувства.
Она встала и напилась воды. Немного успокоилась и устало зевнула. Потом легла на кровать, закрыла лицо руками. Не хотелось ни о чем думать, но мысли сами собой лезли в голову. А она очень устала, смертельно устала.
Сукхрам позорит ее. Но почему?
Да потому, что он стал теперь мужем Каджри. Он больше прислушивается к ее словам. Ей и пристало держаться надменно и высокомерно. Но почему, почему? Потому что сын всегда перестает слушаться мать, когда приведет в дом молодую жену. Мать вырастила и выкормила его, проведя столько бессонных ночей у его колыбели, а другая женщина приходит на все готовое и живет в свое удовольствие и наслаждается жизнью! Но и она, став матерью, в конце концов сталкивается с тем же самым.
Ох, деньги, деньги, горестно размышляла Пьяри. Когда-то у меня были деньги. Теперь деньги у нее. Но чьи это деньги? Покупают сами деньги, а не Пьяри или Каджри? Деньги не знают себе цены, об этом знает продавец. Здесь же деньги торгуют продавцом. Все наоборот!
И Пьяри опять думает. Стремилась ли она к богатству или к этому ее принудила всегда голодная и холодная, вечно и неотступно следующая за ней нищета?
А разве Каджри толкнули в объятия Сукхрама не те же причины?
Пьяри лежит с закрытыми глазами и молит Всевышнего: «Возьми мою жизнь, не хочу больше ее терпеть! Ты приносишь мне одно несчастье за другим, но не даешь умереть. В чем мой грех? В том, что я провожу ночи с чужими мужчинами? Но ты же сам создал таким мое племя, лишив его всех прав. Зачем ты сотворил меня женщиной? Разве не потому я страдаю сейчас?»
А где-то рядом взывал к своему богу Рустамхан: «О всемогущий Аллах, прости мне мои прегрешения! Я совершил столько грязных и подлых дел, я грешен, но я исправлюсь!»
Пьяри прислушивается. В его голосе звучит тревога, он задыхается, кажется, что его слова доносятся из самого ада. Созревший нарыв лопнул, и из него сочится смердящий гной.
Пьяри ворочается с боку на бок. А Рустамхан бормочет: «О Аллах! Какой жестокий удар ты мне нанес! Неужели ты сам не понимаешь, я не заслужил этого. О я несчастный!»
Он тяжело вздыхает. Его вздох комариным писком отдается у Пьяри в ушах, она не может его выносить, он не дает ей забыться даже на мгновение.
Тело Пьяри горит как в лихорадке, но ее знобит, и она натягивает к самому подбородку простыню. Как хорошо и приятно лежать укрывшись. Молча, спокойно. Когда не хочется шевелить ни ногой, ни рукой. Она больна. Но ее радуют страдания Рустамхана. Ей даже начинает казаться, что они смывают ее грех и позор.
А Рустамхан стонет и молит своего бога голосом, полным тоски и отчаяния:
«О всемогущий заступник! Ты милосерден! Я признаю все свои грехи, да, я грешил по своей воле, никто не принуждал меня. Но ты милостив к правоверным, ты не оставишь меня в беде. Я каждый день стою перед тобой на коленях и бью низкие земные поклоны».
Пьяри кажется, что жизнь покидает ее, она лежит, как скованная.
Почему она не взывает к Всевышнему?
Может быть, потому, что ее охватывает мучительный стыд, когда она слышит, как взывает к богу такой страшный грешник, как Рустамхан. Она тоже считает себя великой грешницей.
Почему?
Потому что она бросила Сукхрама. Пьяри отворачивается к стене, сжимается в комок, обхватывает колени руками и понемногу согревается. Тепло приносит успокоение.
Теперь ей лучше. Она накрывается с головой, и жар от ее дыхания согревает воздух под одеялом, теплота приятно разливается по телу.
Лекарство подействовало. Сукхрам говорил, что лекарство может даже вызвать лихорадку, и чем сильней она будет трепать, тем лучше.
Неужели можно вылечиться? Снова стать здоровой? Тогда она убежит от полицейского и вернется к Сукхраму. Как она будет счастлива! К ней снова вернется радость.
Почему к Сукхраму? — думает Пьяри. Разве здесь мне плохо? Разве там меня ожидает только счастье? Тут по крайней мере я хозяйка. А в таборе? Жизнь в постоянной тревоге, в ожидании полиции; женщины поджидают чужих мужей, чтобы накормить своих голодных чад. А что их ждет? Одни лишь страдания и нищета.
Но Сукхрам ведь тоже там! Вот почему ее так тянет туда. Она хочет быть с Сукхрамом… Мир населен множеством людей. Но мы пытаемся удержать подле себя лишь того, кто для нас один на свете. Вот и она хочет выловить из общей суповой миски самый лакомый кусок. Почему вдруг кружится голова при виде одного человека, почему сердце стремится только к нему, почему он, не другой, оставил неизгладимый след в твоей душе?
Ей вспоминаются ночи, проведенные в объятиях Сукхрама, одна, другая, третья — сколько их было! Бессонные темные ночи, когда устаешь считать звезды, бессонные лунные ночи, когда не можешь сдержать нежной улыбки, глядя на освещенное лунным светом лицо любимого; бессонные дождливые ночи, когда небо, расколотое вспышками молний, грохочет и неистовствует за пологом шатра; бессонные холодные ночи, когда сидишь у костра, тесно прижавшись к другу, и поддерживаешь живительный огонь. Тогда они забывали обо всем на свете. Их души наслаждались безмятежным покоем. Веки смыкались, и сон вступал в свои права.
А разве можно забыть их первую ночь?
У Пьяри забилось сердце. В ту ночь она пришла домой поздно, пошатываясь от выпитого вина. В шатре бодрствовали Исила и Сауно. А у шатра ее ждал Сукхрам. Он нежно принял ее в свои объятия. Холодная пелена тумана спускалась на землю, и, казалось, этой ночи не будет конца. Пьяри уже познала мужскую ласку, но в ту ночь она впервые испытала блаженный неповторимый трепет. Так началась ее первая и единственная любовь к желанному и верному другу детства Сукхраму, ставшему в ту ночь ее мужем.
Пьяри переворачивается на другой бок, ее мысли путаются, одна перебивает другую.
Чего только не испытаешь на жизненном пути! Но пока не найдешь близкое сердце, ты еще не видел жизни, не познал мира. Так говорят люди, умудренные опытом. Человеку верят только тогда, когда видят, что он не одинок.
Пьяри села на кровати, подобрав под себя ноги, упершись подбородком в ладони, и застыла, не двигаясь.
Полуденное солнце стало клониться к западу, и по безлюдным дорогам поползли кудрявые тени от деревьев и кустарников — казалось, вся земля покрылась светлыми и темными заплатками. Прозвучал одинокий птичий голос, будто птица пыталась вспугнуть сонную тишину полудня, но, почувствовав, что ей это не под силу, умолкла.
Пьяри снова легла. Она довольна. Мысль о том, что Сукхрам думает и заботится о ней, делает Пьяри почти счастливой. Всем известно, что, если мужчина привел в дом вторую жену, на первую он уже не смотрит. Но Сукхрам не такой.
Пьяри снова натянула простыню повыше. Больше она ни о чем не хотела думать. Стоит только прилечь, как в голову лезут горькие, тяжелые мысли. А если подумать, то кроме воспоминаний, которыми она еще могла себя утешить, у нее ничего не осталось.
Ничего!
Пьяри опять вспоминает.
Жестокий, он ни словом не обмолвился о том, заберет ли ее с собой.
Каджри, видно, прочно поселилась у него в душе…
Застонал Рустамхан.
Пьяри вздрогнула. Она забыла, что не одна в доме. Она дрожит от звука его голоса; неужели он все еще жив?
Неужели ей придется общаться с этим ничтожеством?!
Отчаяние овладевает Пьяри. Она кажется себе попугаем, рвущимся на волю из золоченой клетки. В бессильной ярости птица машет крыльями, долбит клювом железные прутья, не причиняя им никакого вреда.
— Пьяри! — зовет Рустамхан.
Пьяри молчит.
— Пьяри! Ты что, уснула?
Пьяри не отвечает.
— И вправду спит, — бормочет Рустамхан.
— Что случилось? — сонным голосом спрашивает Пьяри. — Ты звал меня?
— Да!
— Зачем?
— Ты спишь?
— Нет.
— Но я два раза звал тебя.
— Может быть, только задремала.
Рустамхан молча сопит.
— Ну что тебе? — не выдерживает Пьяри.
— Просто так.
— Ну так дай мне покой! — возмущается Пьяри. — Я решила, случилось что-нибудь.
— А тебе не страшно?
— Нет.
— Пьяри, я хочу спросить тебя.
— Ну спрашивай.
— Если я умру, ты тогда…
— Что тогда?
— Что ты тогда будешь делать?
«Я тут же сбегу отсюда», — хочет сказать Пьяри, но успокаивает Рустамхана:
— Ты не умрешь. Еще поживешь, и немало.
— Да продлит твои годы великий Аллах!
— А кому это нужно? Женщина должна жить до тех пор, пока молода, потом она уже никому не нужна.
Рустамхан ничего не отвечает. Ему не хочется вступать в спор. А Пьяри вновь начинает мечтать о том, как она будет спать под открытым небом, любуясь звездами. Кто-то будет нежно распускать ее косы, а она засмеется робким, счастливым смехом.
Но в мир ее грез снова безжалостно вторгается Рустамхан.
— Пьяри! — зовет он. — Лекарство Сукхрама, кажется, действует.
Но Пьяри не слышит. Она мечтает. Она лежит рядом с молодым красивым парнем. Как стосковалась по нему Пьяри! Во всех ее мечтах о счастье присутствует мужчина. В ее сердце нет места тому, что противоречит голосу природы. Она не понимает высоких материй, она женщина, всего лишь женщина.
Сукхрам! Юноша с большими красивыми глазами!
Опять стонет Рустамхан.
— Что, что? — спрашивает Пьяри.
— Страшно, жжет все тело. Воды!
Пьяри охватывает раздражение. У нее тоже жар. Так и хочется сказать: «Встань и напейся сам!» Но она не может, не смеет.
Пьяри спускается с кровати. Каждое движение причиняет боль. В голове стоит колокольный звон. Ухватившись за спинку кровати, Пьяри прижимает руку ко лбу, покрытому испариной. Затем открывает глаза, но тут же зажмуривается: перед глазами все вертится и плывет, в зыбком свете возникают большие красные круги.
Неверными шагами она подходит к столу и наливает полный стакан воды.
— На, пей, — говорит она, входя к Рустамхану.
— Где же ты? — жалобно произносит он и приподнимается на локте. От боли его лицо искажается, но Пьяри не жалеет его. Жалкий, тощий пес с грязной, облезлой шкурой, он уже не скалит зубы, а только умильно виляет хвостом.
Напившись, Рустамхан бессильно валится на кровать.
Пьяри возвращается к себе и тоже ложится.
Как она устала! Как кружится голова!
Пьяри плачет.
О чем?
Она и сама не знает; у нее такое чувство, будто ее столкнули в бездонную яму и теперь ей не выбраться оттуда. Она беспомощна! Из глаз, в которых еще недавно искрились радостные огни любви, льются слезы отчаяния. Внутренний голос нашептывает: «Поплачь, поплачь. Теперь не скоро придет твое время улыбаться!»
— Пьяри! — в который раз зовет Рустамхан.
Она затихает.
— Ты плачешь?
— Нет.
Пьяри вытирает слезы и покрасневшими глазами оглядывается вокруг. Нижняя губа ее дрожит, она пытается прикусить ее, чтобы унять дрожь.
— Чего это ты? — не унимается Рустамхан.
— Мне очень больно.
— Не плачь, Пьяри, все будет хорошо.
Какое сострадание! Где оно было у него раньше, когда Рустамхан был здоров? Сейчас это говорит жалкий нищий, сулящий богатство своему собрату.
— О, боже! — причитает он. — Эта женщина принадлежит к самой низшей касте, но такой ее сотворил Ты сам. Из-за меня она терпит эти муки. Избавь ее от них. Облегчи ее страдания! Она невиновна. — Рустамхан заливается слезами. — Как прекрасна эта женщина, которая молча переносит свои страдания! — голос его срывается.
Пьяри поражена. Неужели это животное тоже может стать человеком?
«До чего довела его болезнь, — думает Пьяри. — Только останется ли он таким, когда поправится?»
Пьяри ни во что не верит. Она прислушивается к его стенаниям и молитвам: что ни слово, то лицемерие.
Она присаживается к нему на кровать.
— Послушай, Рустамхан, — начинает она.
— Что, Пьяри? — замолкает Рустамхан.
— Ты-то чего разнюнился?
— Я — большой грешник.
Пьяри не выдерживает. Она встает и, держась рукой за голову, уходит в соседнюю комнату, чтобы быть подальше от него.
В комнате царит полумрак. Узкие полоски света, пробивающиеся сквозь частую решетку окна, как бы сражаются с темнотой, пронзая ее своими сверкающими мечами.
Как долго тянется день!
Если бы она сейчас лежала у себя в шатре и возле нее сидел бы Сукхрам, на душе было бы спокойно и безмятежно. Отчего рядом с ним ей всегда было так хорошо и спокойно? Задумывалась ли она когда-нибудь над этим раньше?
Нет, раньше такая мысль не приходила ей в голову. День за днем шли своей чередой, как тянется нить запущенного мальчишками змея. Дни можно было бы сравнить с круглым мячом: он катится, и нет ни начала, ни конца.
Пьяри вспоминается детство. Сегодня впервые вспомнила она о своей матери, об Исиле, о том, как они любили ее. Куда девалось все это? Сорвав красный цветок, она втыкала его в волосы и кружилась в лихом танце, высоко поднимая юбку. Когда Сауно давала ей просяные лепешки с патокой, она садилась вместе с Бхурой, ела сама и кормила собаку. Однажды она с разбега прыгнула на спину неоседланного коня, который спокойно пасся на лугу. От неожиданности конь понесся вскачь, и Пьяри тут же свалилась. Ничуть она не испугалась. Где теперь эти дни?
Живут же в таборе и другие натни, они, наверно, счастливы.
Раньше она никогда не задумывалась об этом. Да, они счастливы, и никому нет дела до нее.
Почему Пьяри не подумала о будущем? Там, в таборе, живут, и любят, и рожают детей, и дерутся, и весело шутят. Зачем она пришла сюда? Чтобы мстить? Много ли добьешься в одиночку? К чему стольких людей она сделала своими врагами?
Она потянулась за властью, но обрела лишь оковы, и ей осталась только бессильная ярость пленника, закованного в кандалы… Пьяри снова погрузилась в воспоминания. Когда-то она ходила к канджарам. Она любила вино и лакомства. Сколько раз она помогала этим людям совершать кражи! Она вспомнила молодую канджарку, которая с усмешкой рассказала ей много такого, что привело ее в страшное изумление; в ту пору Пьяри была еще маленькой девочкой.
Вспомнила она и своего дружка, с которым первый раз в жизни пила вино. Тогда они оба быстро опьянели, и больше она уже ничего не помнит.
Но тот парень еще долго ходил за ней. Пьяри сама его бросила. А он ее любил.
Что, если ей вернуться к нему? Прийти и сказать: «Теперь я одна».
«А где Сукхрам? — спросит он, — что, бросил тебя? Так же, как ты тогда меня бросила?»
Помнит ли он ее? Наверное. Хотя вряд ли. Он с улыбкой всадит в человека нож, это для него привычное дело. А как он заразительно смеялся! И врать умел так, что и не расскажешь. Но стоило ему увидеть полицейского, он начинал вилять хвостом, как собака. Он насквозь фальшивый. Не пойдет она к такому!
Интересно, есть у него жена? Теперь Пьяри привлекает даже та нищая, полная опасностей жизнь. Тогда она не была скована по рукам и ногам. Она была свободна. И не было у нее этой проклятой болезни, и не корчилась она от боли. В те дни она жила безмятежно, не задумываясь. Пила вино, плясала, во всех своих поступках стремилась только к одному — получить, хоть украсть частицу счастья…
Сукхрам ее бросил. Тот, кого она любила, ушел к другой. Счастье, которое однажды пришло к ней, теперь переметнулось к Каджри…
Почему?
Потому что она сама его разрушила.
В ее ушах опять назойливо звучат стенания Рустамхана: «Аллах! Сжалься!..»
Над кем? Над этим паршивым псом?
Господи! Никогда! Никогда!..
Ненасытная жажда счастья жжет ей сердце. Она утратила душевный покой, красоту, которая сверкала и переливалась в ней всеми цветами радуги.
Все кончено.
Теперь она совсем одна! Беспомощная, беззащитная, безутешная! И никого рядом!
В тоске и отчаянии Пьяри бьется головой о железный переплет кровати.