Знатный мастер в княжьем тереме пол стелил. Половицы одна в одну. И в цвет подобраны, и по рисунку древесному. У стен – чуть ли не черные, а на середину сбегаются уже белыми. И ни скрипа малейшего под тяжелыми княжескими шагами не слышно. Только грохот. Князь мечется разъяренным зверем, опрокидывая лавки и топоча сапогами. Слава Роду, посуды нет, а то бы в стены метать начал. Со звоном в разные стороны… Хоть и не пристало подобное владыке земли Русской.

Половики, может, и смягчили бы топот, да нет половиков. Игорь сам излишнюю роскошь презирает и помощников с друзьями таких же подобрал. Все ключник, старый да опытный, третьего князя на сундуках своих переживший, упрятал поглубже для пущего сохранения. Князь не вечен. А следующему может и в пригоде стать. Жизнь – штука такая. Повторяющаяся с прикрутом да с хитрыми разворотами…

В дальнем углу, привалившись к стене, увешанной оружием, прислонился человек в простой поношенной рубахе, лишь по вороту украшенной вязью шитых красной нитью волков, приличествующих волхву, но не воину. Впрочем, человек и был волхвом. Но и воином тоже. Достаточно на шрам посмотреть, наискось тянущийся через лицо. Да и меч, прислонившийся в гордой страже к стене, недвусмысленно намекал, что одно другому не мешает, если с верной стороны подойти…

Еще один человек примостился около входа. По этому сразу видно – воин. Уверенно говори, не ошибешься. Кто еще к князю может почти голышом заявиться? Лишь простые холщовые штаны, поддоспешник простеганный без поддевки, напяленный прямо на тело. На руках кожи и не видно почти – все в черной вязи перуновых знаков, голова почти полностью выбрита, оставлен только на темени длинный, вершков в шесть, чуб, выкрашенный в ярко-фиолетовый цвет.

Оба наблюдали за бушующим князем. Воин, хмурясь и терзая в руках подобранную по дороге веточку, а волхв – улыбаясь уголками губ.

– Княже, от твоего мельтешения меня стошнит скоро, – наконец не выдержал последний. – И все угощение твое на пол выверну. А он красивый у тебя, ладный. Неохота столь дивную работу извержениями брюха портить. Золотом ведь плочено. Мастер не Кукуй будет?

Игорь остановился рывком. Словно наткнулся на невидимый утес. Замедленно повернулся к наглецу. А тот продолжал улыбаться, даже поймав бешеный взгляд.

– Кукуй, говорю, пол стелил? Аль другой кто?

Сообразив, что все идет совершенно не так, как должно, Игорь выдохнул. Провел обеими ладонями по лицу, словно нехитрым этим движением снимая все беды. Отряхнул брезгливо. Сделал несколько шагов, больше не похожих на метание по загону плененного зверя.

– Да я откуда знаю?

– Аль не хозяин в своем же доме? – хитро усмехнулся человек. И дернулся в сторону, уходя от увесистой княжьей оплеухи, пролетевшей совсем рядом.

– Хозяин, – тихо ответил Игорь. И присел рядом. – Только понимаешь, друже Вукомил, иногда не хозяин.

– Не нравятся пришлые? – тут же спросил Вукомил, верно уразумевший причину.

– Нравятся, не нравятся, – скривился князь, помотал головой. – Не жену выбираю, чтобы дупу на ухват проверять. Странные они.

– И что, что странные? – спросил скрытник. – Вои из них, по всему судя, отменные, и доброго немало уже наворотили. Хазарам неплохо вложили. Дружине нашей и мечи доставать не пришлось. И в лекарском деле поправка какая вышла! – Вукомил восторженно причмокнул, вспоминая доклады лазутчиков.

– Как вломили, видел? – князь осушил братину с квасом, до того прячущуюся от начальственного гнева под лавкой. – Видел бы, так тоже забеспокоился.

– Сам не видел, – с готовностью согласился Вукомил. – Но если глаза не видят, то уши слышат. Рассказывали. И даже рисовали.

– А Светлен видел, – отрезал князь и махнул в сторону дернувшегося воина. – Перед собой, как тебя сейчас.

– Видел, – с готовностью повторил древлянин. – И в деле видел, и в быту. И оружие видел.

– И что? – спросил волхв. – Справные воины. Мог им и Перун помочь. Он таким вежество оказывает. Да и с Тенгри степным знаются. Небо своим помогает.

– И оружие дарит? – скривился князь, словно хлебнув перестоявших и скислившихся медов.

– Всякое бывает, – пожал плечами Вукомил. – С неба камни падают, руда из них чистейшая. Чем не Перунов дар справному вою?

– Так то руда. А то – готовый самострел. Который по десятку выстрелов без перезарядки дает, – князь выставил указательный палец. – Или полтора десятка за раз мечет. Но и то ладно. Спроси у кузнецов, с какой руды такие мечи сковать можно, что они в дар прислали? Ни с какой! Так бывает?

– Бывает, – снова повторил Вукомил и повернулся к Светлену. – А что корешки твои говорят? Воевода-то, понятно, темнить будет. Ему уставом положено. А Заслав прямой, как меч. Или молчит?

– Отчего молчит? – удивился Светлен. – Между побратимами таиться никак не можно. Все как есть рассказал. За морем-океаном купили. За самострелы по весу смарагдами отдали. А за мечи – рухлядью мягкой.

– Полвоза мечей! Одинаковых, – чуть ли не взвыл князь, которого загадка терзала хуже каленого железа. – Не бывает так! Песчинки, и те разные!

– Княже, а тебе какая беда? – тихо спросил волхв. – Плохого в том нет. Снова повторю, раз ты отупел от гнева. Вот как на чем черном за руку поймаешь, тогда и будешь пардусом скакать да желчью исходить. Говорят же тебе, купили. За морем-океаном. По весу смарагдами отдали. Вот и копи смарагды с мехами, коли и себе такие клинки хочешь. Или дары вятичские прими, а от дани откажись. Ярослав нам доброе дело предлагает.

– Ладно, – Игорь окончательно обуздал гнев. – Рассказывай, сыне. Все, без утайки.

– Так рассказал уже, князь, – недоуменно ответил Светлен. – Чего лишний раз языком трепать?

– Ничего, повторишь, от этого только польза. А надо будет – еще и запишешь. В подробностях.

– Вплоть до того, сколько соли в кулеш сыпят, – поддержал князя Вукомил. – В нашем деле любая мелочь мелкая зело полезна может стать. Но лучше я вопросы задавать буду, а Мал мне отвечать. Обоим легче пойдет.

– Спрашивай, – согласился Игорь. – А я в сторонке посижу.

– Посиди, княже, посиди. Может, и сам чего спросить решишь.

Игорь отсел подальше, чтобы не мешать разговору, больше похожему на допрос.

Волхв со Светленом пересели поближе к окну. Вукомил вытащил из кисета, плотно примотанного к бедру, стопку нарезанной бересты, разложил на тряпице десяток угольков. Светлен, глядя на происходящее, только крутил кончик чуба. И смотрел во двор, где дворовые девки шуршали метелками, наводя порядок.

– Откуда они, мы знаем, – начал волхв. – Вернее, мы знаем то, что нам хотели сказать.

– Но ни я, ни ты им не верим, – продолжил Светлен, все так же шаря взглядом по двору. – Если не смотреть в глубину, вроде бы все гладко выходит, не придраться. Нет причин не верить. Но…

– Во! Вроде бы все хорошо и гладко, но ховрашьи норы на каждом шагу. Ноги так норовят поломаться, – поднял указательный палец Вукомил. – Про то доложено уже. И выводы те же самые.

– Ты своих доглядчиков ко мне приставил? – вспылил Светлен.

– А что? – подмигнул Вукомил. – Боги против и слова не сказали. Так что не пыли. Можно подумать, не знал. Ну? Еще поддоспешник на груди рвать начни. С волосами вместе. Или ко мне никого не заслал? Ты себя дурнем выставить хочешь или меня таковым считаешь? – Волхв не дождался ответа и продолжил: – А еще люди говорят, что из баек русинских Буревоя уши торчат.

– Так что? Доглядчики вятичские? – уточнил с места Игорь.

– То ясно, раз послами пришли, – Вукомил улыбнулся. Из-за давнего шрама, улыбка показалась больше схожей с оскалом. – И старшего пришлых лесовики князем выкликнули. Хазары подвернулись ко времени, да и Ходота смерть свою нашел уместно.

– Думаешь, помогли Ходоте помереть? – спросил Великий. Не выдержав, князь подсел за «допросный стол».

– Нет. Если так, да хоть одна мысль бы мелькнула, не быть Ярославу князем в Кордно. Ни дружина, ни скрытники такого не допустят никогда. Не слепые ведь. И не дурнее нас. А ведь кликнули их Буривой с Туримом. Светлен самолично видел. Так?

Древлянин кивнул.

– Вот и получается, – продолжил волхв, – что прошлое туманом покрыто, но Буревой их доверия своего не лишил. Наоборот. А в россказнях мелкими глупостями наследил. Чтобы мы поняли. Считай, знак подал, мол, на несуразности не смотрите. Не касаются вас они и делу не вредят.

– Вслепую тыкаться предлагаешь, волхв? – Игорь опять начал заводиться. – Как кутята новорожденные?

– Зачем? – тихо спросил Вукомил. – На то я и приставлен к делу, чтобы княжье око видело, что под стрехой каждой делается. В поруб русинов тащить – глупость несусветная. От них в друзьях больше толку. А думать нам никто не мешает. И смотреть – тоже. Мне вот чубы древлянские покоя не дают. Никогда такого цвета не видел. И Малу к лицу. Оттеняет, так сказать, гневную бледность благородного зраку.

– И чем тебе цвет не нравится? – Светлен решил сдерживаться. Любит Вукомил поиграть на нервах у сильных мира сего. Так ведь окупается это. И всякий сильный про то знает и помнит. К чему повод давать волхву, чтобы обиду затаить.

– Цвет нравится, – хихикнул Вукомил. – И как выкрутился ты из глупости этой – нравится. И как русины девку дурную из беды вытащили, тоже нравится. И придумка новая нравится. Вот скажи, не сам ведь «Стрибоговых детей» придумал? – волхв с вопросом уставился на древлянина.

– Жерех подсказал, – буркнул Светлен, – но мысли давно бродили. Малая дружина – хорошо, но не везде ее применить можно.

– Что не везде, то я с тобой согласен полностью. И как воев набирать будешь, вспомни старого волхва. Может, и подскажу кого, – взгляд Вукомила был полон искренней доброты. Но Светлен со всего размаху рубанул на дереве памяти здоровенную зарубку насчет отбора. Не хватало еще, чтобы новая дружина вся из скрытней состояла…

Волхв ничего не сказал. Но «зарубание» явно увидел. И снова улыбнулся. Мол, там видно будет. Какие счеты между своими?

Молчание затянулось. Светлен пялился в окно, Вукомил рисовал на бересте какую-то ерунду: кругляши, стрелочки, черточки…

– А Жерех у тебя мыслитель великий? – первым надоело Игорю. – Никогда за ним не замечал такого.

– Вот именно, – отложил исчерканный квадратик Вукомил. – Не отвечай. Ему эту мысль тоже подкинули. На пользу подкинули, спорить не буду. Но подсказали не для того, чтобы гнев княжий унять из-за чуприны испорченной. Ко времени пришлось. И времени этого ждали впустую. Жереху сказки сказывали. И не только Жереху. Всем ближникам Светлена. И самому – тоже. Так, княже?

– Так, – подумав, подтвердил древлянин. – Вашко тоже что-то такое говаривал. Мельком.

– То есть умные слова нам подсказывают, – подытожил волхв, принявшийся за второй кусочек березовой коры. – За то думают, чтобы дружина наша сильнее становилась.

– Зачем им это, вот что никак не пойму? – усмехнулся Игорь. – Не враги мы вятичам, но всякое бывает. А сильней всего братья между собой рубятся. Усиление кордновское – как ежика против шерсти рожать. Если по старой мерке глядеть. Но выходит, не собираются они с нами больше ратиться. И уверены, что мы первыми не начнем. А от дани отказываются…

– Дань их – мелочь. Дары принесенные дороже в дюжину раз, – сказал Вукомил, – но и это мелочь. Русины собираются с нами плечом к плечу против хазар и ромеев встать. И сильно и тех и других не любят. С чего вдруг? Жили за тридевять земель, дрались с татарами неведомыми, а не любят хазар да ромеев. Хотя с ними межу ни разу не делили. А за вятичей вступились по своей воле.

– И почему? – спросил Светлен, привыкший, что скрытник всегда имеет ответ на любые вопросы.

– Не знаю, – совершенно не расстроенным тоном ответил волхв. – Может, узнаю когда, но вряд ли. На воде следы не держатся. А за русинами – вода. Льда ждать и головы ломать – ерундой заниматься. Важно, что татар они не так боятся, как про то трещат во все стороны. Боялись бы – на ромеев не подзуживали походом идти. И нам не след неведомого народа бояться. Может, и нет совсем никаких татар. Как и южаков неведомых, что Тенгри поклоняются и шаманов имеют… Что там за мавку ты выловил в Оке, а, князь?

– Да какая мавка, – махнул рукой Светлен, – обычная девка. Маленькая еще и глупая. Правда, боги ее любят, то верно, но юродов везде любят. А в девке есть это. Только не южанка она. Русинка.

– А поподробней, – уточнил Вукомил. – Признаюсь, не копали ее. И в сторону мавочью не смотрели.

Древлянин улыбнулся. Ага! «Не копали»… Прямо-таки «и в сторону не смотрели»…

– Девка речи нашей совсем не знала, – продолжил Светлен. А русинам ее говор знаком. И не просто знаком, родной он им. Ругательства русинские – из южанского. Девка ругается так же. Говорить на любом наречии можно. Но ругаться, когда на ногу бревно уронил, будешь только на родном.

– Ты сам теперь на русинском лаешься.

– Так слова у них душевные. Сами на язык ложатся, – смутился Светлен.

– Так что ругань не доказательство, – волхв плотно зачеркнул на бересте не читаемую на первый взгляд вязь, больше похожую на ту, что змея на песке брюхом оставляет. Но раз зачеркнул, значит, все что-то значит. – А еще?

– Русины за нее готовы были мечи обнажить. Против всей дружины пошли бы. Хотя в первый раз ее видели. Удивились сильно, когда из дна потайного выволокли. И радовались. Будто сестру нашли, которую уже и не чаяли увидеть. Ты готов за дреговича или радимича смерть принять? Зная, что не спасешь и сам погибнешь? А они были готовы. Так только за своих встают, и то не всех. Только потому ей голову и не срубил за непотребство это, – Светлен коснулся рукой чуба.

Игорь вопросительно посмотрел на Вукомила. Тот кивнул:

– Согласен, русинка. А зачем было ее южанкой объявлять, понял?

– Нет. Не понял. В чем признаюсь, – ответил Светлен. – И еще кое-что. Хоть и говором родные, и стеной встали как за свою, а все же разные они. И одежда другая, и повадки. Думал я, да не придумалось ничего. Может, ты подскажешь. Все же уже знаешь не хуже меня.

– Я слышал, ты видел. Потому и расспрашиваю который раз. Давай предположим, что воевода с князем не просто так до нас шли, цель какую-то имели. А девку боги в шутку подкинули. Они любят шутить не к месту. Что тогда сможешь сказать?

– То может быть, – согласился древлянин. – Потому и одежда у нее такая. Крепкий народ эти русины. Если обычная девка против восьми оружных хазар бьется да троих сразить успевает…

– Так вроде же одного убила, – удивился Вукомил. – Или напутал кто чего?

– То правда, – кивнул Светлен. – На месте одного убила. Только еще двое побитых не бойцы уже были. Муди всмятку, и колено костями наружу. На богов не кивай. Божья помощь тогда в жилу пойдет, когда и сам не промах. Перун или Тенгри ихний руку направят, а силу свою иметь надо. До дружинника русинского мавке далеко, но с весянином сладит. А повезет, так не с одним. Великий Князь, дай кваса, что один хлещешь, как не родной прямо! – неожиданно попросил Мал.

Игорь, усмехнувшись, протянул братину. Светлен напился, обмахнул пену с усов и продолжил:

– Еще скажу, к нам они точно зла не держат. Я ж спытал девку ту. Специально проходу не давал, к ерунде всякой цеплялся. Сам толком не знал, чего добиться хотел. Но добился…

Светлен опять протянул руку к голове.

– То да, – засмеялся Игорь, – добился…

– Не понимаешь ты, батя! А еще Великий Князь! Скрытник твой давно въехал, в чем дело.

– Куда въехал? – недоуменно переспросил князь. – На лавке сидит же.

– Тьфу, нахватался у русинов! Понял он. Девка мне отомстила. Но могла ведь и ножом горло перехватить. То быстрее, чем волосы цветной грязью мазюкать. Раз пробралась сквозь охрану, то и сделать могла что угодно. А она злого не сделала. Пошутила только по разумению бабьему. Могла, да не схотела, хоть обиженная сильно была. Не держат они зла. Наоборот. И не только вои, весь народ нас своими считает. Если с чем и послали воев этих, так с добром и помощью.

Светлен остановился. Игорь не отрывал глаз от волхва. Тот повернулся к князю, почуяв взгляд, и произнес:

– Вот и я так же решил. Боги мавку эту не только русинам послали, но и нам. Как знак, что друзья у нас новые появились. Необычные и сильно полезные. Но точно – друзья. И то, что они разницы между вятичами и нами не делают, тоже знак. Решать-то тебе, князь, но к предложениям их надо серьезно отнестись…

Книга

«Еще не успели дух перевести, как нам выделили для размещения неплохой теремок с обширным подворьем. Очень хотели обеспечить поварской бригадой во главе с Утехой, дородной бабой лет тридцати с такими сиськами… Выглядела она очень даже привлекательно, да и имечко говорящее явно оправдывала. Но Серый решил не связываться. Кроме желания завалить половину отряда прямо посреди подворья, от бабенки на пол-Киева разило скрытной службой. В конце концов у нас было все свое, вятичское. И кухарки, и скрытники. На кой нам местные, если те уже как родные?

Впрочем, особых иллюзий насчет отсутствия лишних глаз и ушей в наших рядах никто не питал. Про доброго дяденьку Вукомила еще от Буревоя наслушались.

А через пяток дней нарисовался у нас и сам отец русской государственной безопасности. На вид – правильный такой пролетарий от копья. Шрам через рожу, меч на боку. Глаза, конечно, выдают натуру. Как посмотрит – сразу ясно, у нас рентгеновские лучи изобрели, у нас. Насквозь прошивает. Но что хорошо, вроде, как и второй человек в государстве, а в общении простой, как валенок. Представился чин чином, походил по подворью, уделив немало внимания тренировкам ребят. Сам попробовал помахать с Заславом мечами для разминки, с ироничной улыбкой наблюдая, как тот картинно делает вид, будто не справляется с гостем. Наулыбался до того, что Зас психанул и вышиб меч скрытника так, что тот метров двадцать пролетел и на два вершка вглубь забора ушел. Потом, как ни странно, прощения попросил. Вукомил еще шире заулыбался. Жуткое зрелище.

Намахавшись, зацепился языками с Вашко и Изей (пожалуй, этот поединок был поинтереснее, чем с Заславом). А потом вдруг, не понять с какого перепугу, возжелал схватиться без оружия с Галкой.

Девка, после вставленного за свои парикмахерские проказы фитиля, бросила страдать фигней, переоделась в нормальные вещи (мужские, правда, но, повторюсь, здесь на такие условности чихали со смотровой башни) и начала активно тренироваться. А как поняла, что ее карате работает только против худосочных из-за общей недокормленности речных пиратов, как с цепи сорвалась. Работала до десяти часов в день, к вечеру падая от усталости. К приходу Вукомила уже отличала рукоять меча от клинка. Не всегда, правда, но иной раз угадывала верно. Вот она «особисту» не поддавалась ни разу, что, впрочем, мало помогло. Среди современников Вук был не последним бойцом… Скрытник остался, кстати, ужасно доволен. Конечно, не легкой победой над «мавкой» – не тот уровень у человека. Просто прояснил для себя еще какую-то мелочь и утопал переваривать информацию.

Потом появился еще разок, опять пошептался с Вашко и Изей и исчез. Больше у нас на подворье не светился, если не путаю ничего. Зато эта парочка стала регулярно куда-то пропадать, отмалчиваясь в ответ на шутки и о «красных девках», и о «подвалах кровавой гэбни».

Официальной аудиенции мы так и не получили. Дары тихой сапой перетащили куда надо гридни Светлена прямо с лодей. Серый пару раз натихую встречался с Игорем. Светлен появлялся почаще, поскольку именно мы тренировали новый «спецназ». А пока ребята доводились напильником и мелкой наждачкой до нужного уровня, мы дивились переплетениям местных отношений.

Уж больно непривычно. Древлянский князь создает личные части специального назначения. Не у себя в Искоростене, а в Киеве. Ничего, что в известной нам истории Свенельд через неполные шесть лет отправит Игоря под дерновое одеяльце? Согласен, только одна версия, по другой это сделает Мал. Но нюанс в том, что Мал и Свенельд – один человек! Игорь спокойно смотрит, как древляне совершенствуются в воинском искусстве посреди Киева. Кого Светлен ставит командиром новорожденных «Стрибоговых детей»? Никогда бы не догадался. Олега! Сына и наследника Великого Князя. Киевлянин руководит древлянским спецназом, создаваемым в Киеве из древлян! Тушите свет!

Кстати, не только из древлян, национальный признак при отборе кандидатов не имел принципиального значения, хотя хазар и ромеев не брали. По причине отсутствия кандидатов. А вот кривичей и радимичей хватало.

«Курс молодого живодера» проходили еще два человека. Четырехлетний Святослав, будущий победитель хазар в нашей истории и монголов в вашей. И неугомонная Галка, выторговавшая это право за коробку «Л’ореаля» и технологию окраски. Святослава чуть позже перевели в свежесозданную детскую группу. А Галка упорно носилась вместе с мужиками, пытаясь за ними угнаться. Естественно, регулярно ругаясь по этому поводу со Светленом, не испытывая ни малейшего пиетета перед его возрастом и положением, и явно собиралась, вернувшись в родной мир, не зависеть от своего везения. Верить в невозможность возврата «мавка» категорически отказывалась.

При взгляде на эту девчонку, на ее тщательно и неумело скрываемые мучения, на губы, беззвучно шепчущие: «Мама…», в голову упорно стучалась мысль, которая не дает мне покоя до сих пор. И чем дальше, тем больше.

С того момента, как мы ушли в прошлое, наш мир исчез. Есть небольшая вероятность, что реальность раздвоилась, создав отдельный вариант для нас. Но почему-то не сильно верится. Уж больно неуверенно проф про это говорил. Будто себя успокоить пытался. Хотя бывают же чудеса… Например, неучтенный портал в Калуге. Вот только по времени отправки он с нашим совпал идеально…

Так вот. Если рассматривать худший вариант, то наш мир исчез. И все жившие там люди тоже. Мы, хронодружина, не оставили позади никого. Если и были у кого близкие, то только в дружине. Те, кто с нами работал, и не подозревали, что уничтожают свой мир. Кроме двух человек, которые знали все. Профессор и генерал. И шли на возможность уничтожить мир сознательно. Нет, я, прожженный циник и реалист, признаю возможность самопожертвования. Тем не менее шестнадцать лет растить собственную смерть только ради надежды, что измененный жертвой мир будет лучше существующего… И даже не в собственной смерти дело, мы тоже не раз смотрели ей в глаза, и для многих очередная игра в гляделки закончилась поражением.

Но и у профа, и у генерала были дети. И внуки. Кубенин за пару лет до Выхода стал прадедом. Возился с правнучкой все свободное время…

Каково это, работать, зная, что, если все получится, исчезнешь не только ты, не только этот гребаный мир с обнаглевшим и изолгавшимся ворьем у власти и в оппозиции, но и все, что тебе дорого?! Родные, близкие, дети, внуки… Вот этот смешной комочек, продолжающий твой род уже в четвертом поколении, радостно гомонящий при каждом твоем визите и будящий по утрам беспрекословным приказом: «Деда, тань!» И ты встаешь, кормишь ее, меняешь испачканные штаны, катаешь на качелях… А потом идешь на службу, где делаешь все для того, чтобы она исчезла. Она. Ее мама и бабушка, твои внучка и дочка, которых ты когда-то тоже нянчил такими же комочками. И ты сам… Вы все исчезнете ради того, чтобы появился совершенно другой мир. С другими людьми. Может быть, лучшими, но другими. Которые не знают тебя, а ты не знаешь их. Которые тебе безразличны. И чьи дети никогда не скажут тебе: «Деда, тань!» Потому что ты им будешь чужой. И потому, что тебя просто не будет.

Какую надо иметь верность идее, какую решимость, какое самообладание?! Смог бы так кто-нибудь из нас? Я, например? Тогда мне казалось, что да. Сейчас… Думаю, что нет. Не думаю. С того самого момента, когда я взял на руки своего первенца, я знаю точно – я бы не сумел. Наверное, и генерал, и профессор – сумасшедшие фанатики, и им место в психушке. Но я не могу осуждать этих людей. И не потому, что был с ними лично знаком. Просто…

Потомок! Помни! Если наше мероприятие не привело ни к чему хорошему. Если там, у вас, в новом будущем, все так же паршиво, как было у нас, или даже хуже. В любом случае. Пока существуют такие люди, как Кубенин и Артюхин, надежда есть. Они обязательно что-нибудь придумают».