Время шло стремительно. Многие из ребят, окончивших школу, уже подали заявления в институт, в университет, стали готовиться к приемным испытаниям, а Мехман все еще колебался, продолжать ли ему учебу или пойти на работу. Он и решил посоветоваться с матерью.

— Скажи, мама, не пора ли мне начать работать и помогать тебе?

— А как сам думаешь? — Хатун испытующе посмотрела в лицо сыну, — Пока я дышу, пока мои руки еще крепки, ты учись, сыночек, а я буду работать. В школе ты первым был, почему тебе не быть таким же и сейчас, когда начнешь изучать еще более трудные науки?

— Видишь ли, теперь передо мной много разных путей, — начал объяснять матери Мехман, — а надо выбрать единственную дорогу. Один становится учителем, другой — инженером, третий — агрономом, четвертый — врачом, пятый — юристом… И все профессии очень нужны для нашей Родины.

— А что тебе по душе, сыночек, по какой дороге тебе лучше идти? — Хатун улыбнулась, по ее морщинистым щекам катились слезы. Но это были слезы радости. — Какая дорога лучше?

— Я хочу знать твое мнение, мама!

— Если ты хочешь посчитаться с моим мнением, будь врачом. А знаешь, почему? Медицина — это хорошее дело, врач всем и всегда нужен. И другим и тебе, и добро будешь делать, и ходить всегда в чистом, белом как снег халате.

Мехман опустил глаза:

— А я, мама, хотел изучать совсем другие науки.

— Какие, сынок?

— Я хочу быть юристом.

— А что это такое, сынок? Ты уже говорил это слово — юрист, но я не поняла…

— Юрист — это человек, мама, который стоит на страже закона, на страже права…

— Закона… права… Но как называется дело, которым он занимается? В чем состоит его служба?

— Служба? Он может быть народным судьей, прокурором…

— Нет, нет, сыночек, нет, — с внезапной решительностью возразила Хатун. — Иметь дело с преступниками, судить людей… Ни за что… Зачем тебе лезть в грязь? Обо всех этих строгих прокурорах разные толки идут. Не спорь! Ты не знаешь… а я знаю, что случилось с сыном Гюльсум. Он был совсем не виноват, а его засудили. Может быть, тот прокурор даже взятку взял… Вот в тот день, когда были ребята, ты говорил о чистоте, о том, что надо беречь свое имя. А теперь… Нет, нет, нельзя!.. Подальше от такой службы, разве мало других наук, которые дадут тебе верный кусок хлеба? Пусть лучше все будут тобой довольны — и учительница твоя, и все отцы, матери… А то нашел себе дело: суди, приговаривай… Нет!

Мехман стал настаивать:

— Нет, мама, я много думал об этом. Я хочу быть юристом, мама. Честным юристом, образованным. Я хочу отстаивать нашу законность, защищать нашу общественную собственность, права граждан…

Мехман говорил долго, стараясь объяснить матери, как интересна и почетна будет его работа, и, кажется, наконец, убедил ее.

— Ну, что мне спорить, сынок? Говорят: «Красиво то, что по душе человеку». — Хатун развела руками и вздохнула: — Ты все равно пойдешь по пути, который выбрал. Но я буду с тревогой следить за тобой, я буду думать о, господи, ты сам помоги моему мальчику, ты сам убереги его от недобрых дел и недобрых мыслей…

Мехман засмеялся:

— Мама, мне еще четыре года учиться. А ты уже торопишься схватить бога за полы и просишь о помощи. Не утруждай его преждевременно, беднягу…

Хатун не понравилась шутка сына:

— Сердце мое неспокойно, сынок. Я надеялась, что ты будешь лечить людей, спасать их от смерти, а получилось так, что ты будешь судить да наказывать…