Вместе с начальником штаба Хрусталёв лично ездил на полигон расставлять щиты для стрельб и проверять освещение мишеней. Приказал набить патронами все резервные магазины, ленты и подбросить на старт бочки с бензином.

Савчук заканчивал оборудование пулеметов для ночных стрельб, крепил крошечные фонарики, освещающие мушку, — своё последнее изобретение.

После ужина отряд собрался в полётной комнате. Какие праздничные лица!..

Хрусталёв глядел на синие стекла, густо усыпанные звёздами. «Вот уже и окна не замерзают. Весна…» И оттого, что отряд не упустил погоду и вовремя заканчивает период, сердце стучало легко.

— Последняя штурмовая ночь! — сказал он весело. — Сегодня мы особенно должны постараться. Я лично проверил всю подготовку материальной части, и, кажется, никаких происшествий не предвидится. Остановка за нами. В ночных полетах требуется особенное внимание. Следить за воздухом и сигналами. Садиться только по выложенному номеру. В случае отказа мотора — ракета и немедленная посадка на аэродром… Все выспались за день?..

— Все.

— Имейте в виду, что оплошность одного человека кладёт пятно на весь отряд.

На стене ангара висел огромный плакат. Чикладзе позвал Хрусталёва.

— Читали? «Комсомолец!.. Грамотный вираж, точно выполненный разворот, меткая пуля — приносят тебе победу!.. В нашем тылу работает диверсионная группа. Их имена: Недисциплинированность, Недосмотр, Разгильдяйство, Политнеграмотность и известный русский белогвардеец: Авось-ка.

Враг с фронта высылает воздушные эскадрильи.

Противник считается сбитым лишь в том случае, если боевое задание каждым комсомольцем будет выполнено без одного отказа.

Лётчики — грамотный взлёт, разворот, отличное попадание, посадка — на три точки!..

Лётчики-наблюдатели — безукоризненное знание аэронавигации, поднятые карты, снайперская стрельба, наблюдение за воздухом.

Техники и мотористы — безотказная работа мотора; оружейники — ни одного заедания, ни одного отказа пулемётов; техники по приборам — приборы в ночных полётах основное. В ваших руках жизнь экипажа. Вынужденная посадка — условная смерть».

Дальше шёл длинный список воздушных пар.

— Интересно, кто это выдумал?

— Выдумал Савчук, — пояснил стоявший рядом оружейник, — а разработано на бюро ячейки!..

Очистив о подножку налипший на подошву валенка снег, Хрусталёв полез в машину. Следом за ним взобрался и комиссар с пулемётными магазинами. Хрусталёв поднял руку и уже после того, как винт ударил ветром, стал застегивать привязные ремни.

В свете прожекторов оружейники нагружали кабины самолётов ракетами.

Савчук работал в экипаже Нестеровой. Заправив машину, он по-деловому тащил в ангар альвейер. Перед ним стояла задача: раньше остальных переставить самолёт с колёс на лыжи. Подтаскивая огромную дутую лыжу под шасси, он исподволь наблюдал за работой других мотористов — и торопился. На спине лыжи имелся металлический козелок с кольцом, в это кольцо входила поперечная ось шасси. С обоих концов лыжа крепилась резиновыми амортизаторами. Раз, два — готово!.. Обтерев рукавицей лицо и оставив на щеке масляную полосу, пошёл докладывать о готовности машины к полёту.

Фонари на старте горели нарядно. Самолёты работали на малом газу, из патрубков вылетели букеты сиреневых огней. Савчук на слух определял работу мотора: как часы!..

Четыре раза слетала Нестерова с командиром звена — посадки шли нормально, и Хрусталёв решился выпустить её самостоятельно. В задней кабине он разрешил лететь мотористу. Сунув в карман электрический фонарик, Савчук полез в кабину.

— Готово!

Шлем туго обтягивал подбородок, и это ощущение наполняло Савчука чувством боевой решимости и отваги. Он летит не как пассажир, а воздушным снайпером!

Условным помигиванием карманного фонарика он запросил разрешения на взлет. Белый огонёк стартера поднялся вверх: Нестерова огляделась во все стороны и, продвигая левой рукой сектор газа, плавно отдала вперёд ручку управления — машина подняла хвост и понеслась на далекие огни железнодорожного полустанка. Уже при отрыве от земли Маруся почувствовала, как самолёт дёрнулся и с легким креном начал было разворачиваться вправо: её охватило легкое беспокойство. «Заело трос управления?..» Она подергала ручкой и ногами — управление действовало. Разворот она сделала осторожней обычного, гуд мотора был чист и упруг, но сквознячок тревоги проходил в сознание. Машина плыла в тёмном пространстве ночи, пропеллер, вращаясь с неуловимой для глаза скоростью — полторы тысячи оборотов в минуту, сверкал, как хрупкий, стеклянный щит, и когда Савчук переставал глядеть на землю, ему казалось, что самолёт висит на одном месте. Он два раза поднимался с сиденья, трогал рукоятки пулемета и пристально вглядывался в темь. Вот внизу вспыхнул прожектор, в освещённое пространство вполз самолётик, вполз, остановился, и прожектор погас. Через минуту выложили цифру четыре. Савчук хлопнул Нестерову по плечу, но она и сама уже увидела. Расчет под углом с девяноста. Она зашла в створ посадочных огней и полустанка, убавила газ и пошла на снижение. Прожектор вырвал из темноты белую дорожку посадочной полосы: внимание, земля!..

Хрусталёв стоял у прожектора, наблюдая за расчётом. Как только самолёт ворвался в освещённое пространство, он диким, не своим голосом закричал:

— Ракету!!! Крест!

Правая лыжа оторвалась и висела острым концом вниз, ещё секунда — лыжа зацепится за землю, и самолёт на полной скорости перевернется через голову. Изумрудная ракета с тревожным шипением взлетела к звёздам, взорвалась, и ослепительный солнечный шар, освещая зелёным сиянием снег, самолёты и людей, покачиваясь на маленьком парашютике, медленно пошёл к земле. Нестерова энергично сунула газ, мотор забрал сразу.

Она не поняла значения ракеты и выполнила приказание безотчётно: ракета — немедленно уходи на второй круг. Но почему дали ракету?.. Неужели она шла на посадку с перемазом?.. Расчет как будто был хорош?.. Хотя с земли видней. Подвесила? Она старалась успокоить себя и основное внимание уделяла полету. Может, Савчук заметил?.. Она обернулась: моторист, перевалившись через борт, глядел на сигнальные огни. Он показал ей на пальцах крест. Запрещёние посадки.

Самолёт прошёл по полному кругу, но крест не снимался. И с каждой последующей минутой тревога Нестеровой стала возрастать. Почему нет требования посадки?.. Машина терпеливо описывала круг за кругом, темнота давила, наваливалась со всех сторон, и Маруся почувствовала сиротливость…

Наконец справа от сигнального полотнища выложили знак. Знак испугал её. Она не поверила и решила пройти пониже, чтобы точней удостовериться в его значении. На старте подумали, что самолёт идёт на посадку, — в небо снова ударила ракета. При её мертвенном свете Савчук увидел людей, державших над головами лыжу, остальные махали руками и указывали на самолёт. Моторист перевалился за борт и сразу обнаружил беду. «Вот это номер, — подумал он, зажигая в кабине свет, — враг с тыла подорвал работу. Недосмотр». А ведь машину в полёт готовил он. Теперь все будут кивать на него: «Уж если Савчук просмотрел, что же нам тогда?» Перекрикивая гул винта, он заорал Нестеровой в ухо:

— Оторвалась лы-ыжа!..

Маруся покачала головой: знаю — и глянула за борт, но, кроме тусклого блеска крыла, ничего не увидела. Самолёт одиноко плыл в звёздной пустоте. Как бы ей хотелось сейчас стоять на старте с товарищами! Милая земля! Она на секунду почувствовала свою беспомощность, но тотчас же подобралась и хмуро посмотрела на бензиномер. Бензину ещё на два с половиной часа. До рассвета не хватит. Вспомнилась авария в школе: у одного курсанта лопнула на колесе покрышка, самолёт перевернулся, курсант ударился зубами о тройник и выбил четыре передних зуба. Хорошо, зубы. А если рука или нога?.. К чёрту, неужели она не выберется из этого положения? Какой же из неё военный лётчик?.. Ей доверили дорогую машину, значит, надо её и посадить в сохранности.

С земли следили, как три разноцветных огонька описывали над аэродромом бесконечные круги. Дежурный врач на всякий случай проверял аптечку, шофёр санитарной машины прогревал мотор.

Савчук воспринимал событие по-своему: враг подбил машину, и он, комсомолец, обязан спасти самолёт. Посветив за борт фонариком, он точно оценил положение: лопнул передний амортизатор, центровка лыжи нарушилась, нос опустился вниз. Чтобы поставить её на место, нужно… Ага!..

Он изложил свой план на записке и передал её Нестеровой. Она недоверчиво пожала плечами. Отстегнув ремни, Савчук вылез через борт на крыло. Маруся убавила газ. В том месте, где крыло соединялось с фюзеляжем, имелось узкое окошко для увеличения обзора с самолёта. С огромным трудом моторист пролез в дыру до пояса… Теперь ноги находились под крылом. Колючий ветер грыз лицо. Нащупав сапогом заднюю часть лыжи, он упёрся в неё и весом своего тела постарался придать ей горизонтальное положение.

Мотор хлопал на малом газу, Нестерова следила за землёй с нечеловеческим напряжением. Спокойно!.. Она сажает машину с лёгким креном, чтобы основная нагрузка пришлась на левую лыжу. Сверкание снега всё ближе… Мимо глаз потекла бесконечная снежная дорожка. На старте сразу и не разобрали, в чём дело. Самолёт легко коснулся снега. Савчук с трудом удерживал замерзшими ногами лыжу. Легкий подскок, пробежка. Дома!.. Тотчас же из-за спины прожектора вырвалась санитарная машина, за нею следом бросились люди.

В свете автомобильных фар стоял моторист и, растирая рукавицей обмороженную щеку, кричал Нестеровой:

— Нормально!..

В кармане его куртки горел забытый фонарик. И Хрусталёв улыбнулся. Это была улыбка человека, постигшего новую и важную истину.

На рассвете отряд возвращался в авиагородок. Два красноармейца снимали с аэродромных ворот щиты штурмовой эскадрильи.