Сегодня в первый раз нас с Шестибратовым пропустили на свидание к Раисе Арсентьевне. В больничном садике высохшие, пожелтевшие листья акации покрыты серой мохнатой пылью. В палатах и коридорах казарменного здания, переполненного больными и умирающими, стойко держится отвратительный тошнотворный запах карболки. Шестибратов растерянно оглядывается по сторонам, он страдает за Раису Арсентьевну.

Мы находим её в крайней палате у окна. Боже, как изменилась она за эту неделю! На бледном, бескровном лице ярко-синим лихорадочным огнем полыхают огромные глаза. Раисе Арсентьевне не разрешено разговаривать: у неё прострелено левое легкое. Мы молча стоим у койки. Я мысленно даю клятву беспощадно уничтожать всех белых и куркулей.

Взглядом она просит наклониться к ней и одними губами тихо шепчет:

— Любашу не оставляйте…

И вот теперь, стоя с обрезом в темноте, на углу, возле здания Народной консерватории, я вспоминаю наше утреннее посещение больницы. Как верный оруженосец, я провожаю Любашу на вечерние занятия и с занятий домой. То и дело в разных концах города настороженную тишину ночи рвут одинокие винтовочные выстрелы.

Я думаю о Раисе Арсентьевне, о своих «учителях жизни».

Помимо школьных учителей, у каждого человека имеются свои «учителя жизни», и они в формировании нашей личности и характера нередко играют решающую роль. «Учителя жизни» в моём понимании — это те, кому ты стремишься в чем-либо подражать. Они могут быть твоими товарищами, знакомыми, героями книг или кинофильмов.

На нашей улице жил один парень, кузнец — весёлый, бесшабашный, по кличке Филька Жиган. Жиган прекрасно подражал свисту соловья. Мы, мальчишки, обожали его за отвагу и решительность. Однажды на спор Филька вспрыгнул на подножку летящего на полной скорости пассажирского экспресса. Ухватившись за поручни вагона, он повис в пространстве почти параллельно мчавшемуся поезду и сразу исчез в клубах удушливой пыли.

Всю жизнь с мальчишеской восторженностью я буду вспоминать этот бесстрашный прыжок Жигана.

Я вырос на берегу Кубани. Река Кубань, мутная, стремительная, дико бросается из стороны в сторону и беспощадно подмывает берега. Там, где ещё вчера стояли деревья, сегодня уже случился обвал, с деревьев, упавших против течения, бурной рекой сорваны листья, а упруго дрожащие, оголённые ветки торчат под водой, как острые пики. Горе тому пловцу, кто доверится коварной реке!

Однажды вечером Филька пришёл на берег Кубани. Сбросив одежду, он взобрался на самую верхушку дерева и прыгнул оттуда вниз головой, пролетев в воздухе, как ласточка, с широко раскинутыми руками.

Тем, что я стал отлично плавать и прыгать с любой вышки в воду, я всецело обязан Фильке Жигану. Он один из первых моих «учителей жизни».

Жиган вступил в партизанский отряд, и, когда в городе стояли казачьи части, он на коне — один — прорвался через заставу и проскакал в развевающейся бурке до самого базара, обстреливая на скаку белых. Увидев во дворе аптеки казачий обоз, он швырнул туда ручную гранату и на глазах оторопевших обозников безнаказанно ускакал в степь.

Жиган геройски погиб в боях за Невинку, так и не узнав, что некий неизвестный парнишка на всю жизнь с благодарностью сохранит в своём сердце его героический образ.

Когда-нибудь я напишу картину на тему об «учителях жизни», простых людях, мудрых стариках, о тех, кто вырастил и воспитал нас, вложив нам в души неписаные законы и понятия о чести, верности, совестливости и беззаветной преданности правде.

Вспомнилась мне и наша партизанская сестра милосердия Катюша. На всю жизнь преподала она всем нам урок находчивости и благородства.

Я вижу, как она выбегает из ворот походного госпиталя с санитарной сумкой на боку.

На город наступают белые. Отстреливаясь, оставляют заставы наши усталые, измождённые бойцы. И вдруг с выгона, из-за старой бойни, взрывая копытами жёлтую пыль, по дороге мчится вскачь, звенькая пустыми стременами, одинокий скакун. Из его раненой шеи хлестала кровь. Вытянув стрелой сухую красивую голову, конь трубно ржал на всю улицу, жалуясь на страшную свою беду. Бойцы пытались задержать коня, но он летел напролом.

Неожиданно из ворот госпиталя выскочила Катя Большова — работница табачной фабрики и сестра милосердия нашего отряда. Бесстрашно раскинув в стороны руки, она на полном скаку остановила коня.

Озираясь на неё выпученным от ужаса огненным глазом, скакун продолжал испуганно ржать, нервно дрожа всем своим сверкающим телом. Привязав коня к дереву, Катя обмыла ему шею, смазала рану йодом и обвязала белоснежным бинтом. Увидев вдалеке наступающие цепи белых, она отпустила коня, и он кинулся вскачь вслед за степным ветром, похожий на романтическое видение из старой цыганской песни…

Так учили меня знакомые и незнакомые люди — Катя, Жиган, Раиса Арсентьевна, художник Шестибратов.

Шестибратов учил меня не только живописи…