Посреди двора стояла Изабель Ланкастер — огромная, четырехметровая, спокойная и тяжелая, в полном экзоскелете, со стальными вставками на щеках, с татуировкой, что спускалась к подбородку вдоль левого глаза. Она стояла, несокрушимая, как самое воплощение воли Земли, и неспешно разминала квадратные металлические пальцы, готовясь к бою. А ведь эта махина когда‑то была беззащитной крохой, розовым младенцем, подумал Жон. Поразительно. Она была красива. И как она согласилась на модификацию? Чего ей это стоило? Когда мужчина подает заявку на «перепахивание», никто не возражает. Но мы недалеко ушли от наших патриархальных предков, и женщина, добровольно отказавшаяся от всех своих женских признаков, позволившая хирургам перекроить и изуродовать свое тело в угоду прикладной функциональности, по–прежнему нас шокирует.

Хальфсен тоже готовился к бою. Инеистый великан, скинув с себя меховую куртку и потемневшие от ржи доспехи, обтирал свой бочкообразный торс снегом. Он был низким, для турса, но ростом все одно превосходил Изабель на две головы. Турсены вообще ребята большие и крепкие.

«Надеюсь, жалость и милосердие ей вырезать не стали, — шмыгнул носом Жон. — А то бедолаге Хальфсену точно не поздоровиться».

Рядом недовольно пыхтел Шейд, кутаясь в соболиную мантию. С его длинного острого носа стекала капелька конденсата. Великанша Сигне, двигаясь как можно осторожнее — с ее огромным телом это было совсем непросто — поднесла Шейду поднос с вскипяченным вином, но он лишь отмахнулся от нее, как от мухи.

— Почему она без знамени? — недовольно спросил Шейд. — Она вообще‑то там за всю Землю сражается. Где знамя?

— Забыли, — сказал епископ Октава.

— Должно быть знамя, — повторил Шейд. — На заднем дворе есть сарай, там лежит несколько штандартов «Хэй Накамура Индастриз». Пусть хотя б такие будут. Сигне, принеси.

Слабоумная великанша уставилась на Шейда своими крошечными глазками.

— Давай быстрее! — вызверился он.

— Да, мой лорд, — пророкотала она и неторопливо двинулась прочь.

— Вот скотина… — пробормотал Шейд, глядя ей вслед. — Иногда я думаю — а зачем я вообще на ней женился? С ней не переспишь толком, мозгов у нее нету, а папаша ее теперь постоянно мне палки в колеса вставляет. Этот бой, хотя бы. Думаешь, я вообще стал бы этого придурка… как там его?

— Хальфсен, — отстраненно подсказал Жон.

— Стал бы я этого придурка слушать, если бы не Хрим? Я бы его повесил.

— Это противозаконно, — возразил епископ Октава.

— Убить человека — противозаконно, — сказал Шейд. — А это чертов инопланетянин, с ними нельзя, как с людьми, я в этом уже не раз убеждался. Все правозащитнички остались на Земле. У нас тут диктатура, и я здесь закон. Юридически я вообще уже король у них, осталось только подождать, пока Хрим помрет.

Он говорил, а его остроносое лицо содрогалось от тика. Нервная, должно быть, у Шейда работа — представлять интересы «Хэй Накамура Индастриз» на этой снежной планете. Он сильно изменился с нашей последней встречи, подумал Жон. Раньше у Шейда не было этих королевских замашек. Должно быть, адаптировался к замковым реалиям наш бывший ботаник.

— Эй, Жон, — обратился к нему Шейд. — Сходим потом на охоту? Медведей вместе постреляем. Знаешь, какие огромные?

— Если Хальфсен победит, никакой охоты не будет, — отозвался Жон.

— Да ладно. Ты сам знаешь, что будет.

— Знаю, — согласился Жон.

Он посмотрел вниз. Там, на одной из нижних скамей, сидел одряхлевший король южных турсов, Хрим Мудрейший. Веками он воевал с северным королем Лоддом, но теперь за него эту войну вели люди с Земли, а сам Хрим практически перестал выезжать из замка.

Сигне принесла знамя «Хэй Накамура Индастриз» — черно–белую панду на черном фоне, и вручила Изабель. Воткнув штандарт в землю, Изабель повернулась к Шейду и громко крикнула:

— Можно начинать?

— Да! — разрешил Шейд.

Он откинулся на троне и принялся с самодовольным видом постукивать пальцем по коленке.

— Эй, женщина! — громыхнул внизу Хальфсен. — Ты не знаешь, кем я был в ледяных землях Фьендмарка. Я — лучший боец короля Лодда. Я сокрушу тебя и изгоню всех вас из нашей страны!

— Нет, — сказала Изабель.

Она помолчала, словно пытаясь придумать остроумный ответ, но затем махнула на все рукой и шагнула вперед. Хальфсен замахнулся на нее — но Изабель легко ушла от его огромного кулака и нанесла свой удар, да так быстро, что сам воздух застонал, а глаза уловили лишь расплывчатое движение. Удар пришелся в область сердца — под рыжую бороду. Раздался глухой звук. Хальфсен пошатнулся, подрубленное дерево, и рухнул на снег.

— Вот и все, — сказала Изабель.

За ее спиной скрипело на ветру обледеневшее знамя «Хэй Накамура Индастриз».

Король Хрим утомленно закрыл лицо руками.

Не скрывая своего торжества, Шейд повернулся к Жону и сделал знак «йес». Жон только покачал головой.

— Посмотрим, как с Лоддом получится, — мрачно сказал он.

На днях свободные турсы напали на замок. Им удалось разрушить одну из стен, но дальше десантники во главе с Изабель, используя игольчатые пулеметы, выдавили их обратно в лес. В бою турсы выкрикивали имя Лодда. Ущерб они нанесли замку немалый. Шейд в свое время отказался от рабочих с Земли, сказав, что это дорого, поэтому пришлось использовать местных. В замок согнали всех окрестных турсов и заставили их таскать и складывать огромные каменные блоки. Великаны злобно ворчали и щерились друг на друга. Они не привыкли к такой работе. Чтобы турсы не отлынивали, за ними приглядывала Изабель.

— Вы, люди, такие разные, — задумчиво произнес Хальфсен. — Эта женщина гораздо выше, чем ты или твой друг Шейд. Или они у вас все такие?

— Вовсе нет, — ответил Жон.

— Я проиграл женщине, — Хальфсен уставился на свои огромные запястья, сейчас скованные наручниками, и сокрушенно вздохнул. — Какой позор!

Жон кивнул.

Конечно, все это было бутафорией. Хальфсен должен был проиграть, король Лодд и не надеялся на победу. Фьендмарк истощен войной. Для Лодда этот ритуальный поединок был сдачей на почетных условиях. Король и его лучший боец проиграли освященный веками бой — значит, противник сильнее их, и нет ничего зазорного в том, чтобы преклонить колено перед ним.

Жон долго обсуждал эти нюансы с королем Лоддом в Ледяном очаге.

Через пару дней приедет сам Лодд. Изабель победит и его, и тогда его высочество Шейд распространит власть «Хэй Накамура Индастриз» на северные земли и будет первым, кто объединит Фьендмарк под своей короной.

— Хочу спеть, — сказал Жон.

— Мне нравятся твои песни, Жон, — сказал Хальфсен. — Когда король Лодд прогонит маленьких людей из Фьендмарка, то я лично заступлюсь за тебя. Можешь остаться в замке.

— Спасибо, — невольно улыбнулся Жон.

Он не был знаком с нынешним гарнизоном замка. Ксенолог по образованию, Жон уже пять лет провел вдали от дома, странствуя по зеленым и белым землях, изучая турсов и их культуру. Шейд называл эту культуру примитивной — еще там, на Земле, на кафедре — но Жон не был с ним согласен. Годы, проведенные вне цивилизации, выдубили его тело, сделали его крепче и суше. Теперь Жон мог говорить с турсами на их языке, в одном культурном пространстве. Наверное, это сильно повлияло на него.

Сейчас, оглядываясь назад, Жон ясно видел это.

— Хочу спеть, — повторил он и тяжело поднялся с бревна. — Слушайте, что я скажу вам, белые и зеленые люди, турсы и риммары. Я говорю от имени Отца богов, и он вкладывает речи в мои уста!

Его голос наполнился силой и загремел, как ракета. Жон стоял, прижимая к себе синтезатор, а пальцы его судорожно перебирали струны. Не так хорошо выходит, как у настоящих скальдов, но для подражателя неплохо…

Закрыв глаза, Жон начал петь.

Голос его звучал рвано, нервно — не так, как обычно. Он слишком волновался. Зато появился надрыв — самый настоящий. Жон уже и забыл, когда он пел так искренне, печально и зло. Турсы прекратили работу. Они положили гранитные блоки на пол и замерли, глядя на маленького человечка. Жон уже не помнил сам, о чем поет — но он продолжал, изнуряя глотку, пока мощная затрещина не сбила его с ног.

— Хватит, — негромко сказала Изабель.

Хальфсен отвернулся. Турсы, поворчав, вернулись к работе.

Голова ужасно гудела после ее удара, перед глазами плясали белые мухи. Первым порывом было вскочить и броситься на нее, но Жон понимал: это глупо. Поэтому он сказал напряженной Изабель:

— Вы бы лучше их в наручники заковали, как его, — он кивнул на Хальфсена. — А то вдруг взбунтуются. Немудрено, с такими‑то хозяевами.

— Я бы заковала, — сказала Изабель.

— А кто вам мешает?

— Им руки натрет, — пояснила она. — Будет больно.

— Вы знаете, что такое боль? — с сарказмом спросил Жон.

— Помню, — серьезно ответила она.

Жон молчал.

Ему было стыдно.

Изабель постояла немного, ожидая продолжения разговора, а затем повернулась и пошла обратно к рабочим. Ее металлические стопы оставляли в снегу квадратные следы.

— Теперь я верю, что это женщина, — прогудел Хальфсен.

— Это еще почему?

— Только женщина может переживать боль врага, как свою, и спокойно признаваться в этой слабости, — сказал великан. — Мужчину бы такое опозорило.

Жон попытался рассмеяться, но не смог.

Вместо этого он поднял синтезатор и оттер его от налипшего снега.

Десантники обедали в замковой столовой. Для них турсы выдолбили из железного дерева маленькие столы и скамьи, довольно удобные, если приноровиться. Раньше турсы не боялись пришельцев, считая их слабосильными. Время показало, что они ошибались.

Играла рок–музыка. Десантники стучали ложками по столу.

Изабель сидела во главе стола. Краснолицая повариха накладывала ей жирнейший суп из лосиного мяса — любимое блюдо турсов. Изабель ела, а турсенка говорила ей что‑то, то ли нахваливала аппетит, то ли восхищалась ее бойцовскими качествами.

Жон смотрел на нее из‑за угла. Он думал.

— И ты ей поверил? — спросил Шейд, когда Жон рассказал ему про разговор во дворе. — Она классно дерется, но с мозгами у нее непорядок. Они ведь не помнят, кем были раньше. И боль они тоже помнить не могут. Эмпатию им на корню режут — чтобы не возникали, когда приказы выполнять надо.

Шейд плюхнулся в кресло и пододвинул к себе бокал с вином.

Он был пьян.

— Поехали на охоту? — предложил он. — С нами Хрим будет. Епископ тоже.

— А тебя не вывернет по пути? — спросил Жон.

— Ха! Меня? — Шейд икнул. — Два пальца в рот, и проблема решена. Эх! Поверить не могу, что эта проклятая война закончится. Как же меня всё достало. Я из‑за «Хэй Индастриз» уже пять лет здесь торчу, на слабоумной женился ради них… А отдачи‑то никакой! — он с ненавистью посмотрел на бокал. — Скорей бы расселить этих тупых великанов по резервациям и забыться во сне. Как в квартирку свою вернусь — спать буду целыми сутками. Эх…

— Я думал, тебе нравится быть их королем, — произнес Жон.

— Нет, Джонатан! Ошибся ты. Просто, — Шейд сжал виски пальцами, — просто среда, она влияет на меня, понимаешь? Иногда я просыпаюсь и не могу понять — а существует ли Земля? Был ли я там когда‑либо? Может, что она мне приснилась, а так я всегда был турсом и лордом над турсами…

— Ассимиляция, — бесстрастно произнес Жон.

— Да, она самая, — с готовностью согласился Шейд.

Пока они собирались на охоту, Шейд заглянул в покои Жона и сказал чуть заплетавшимся языком:

— А с Изабель ты это… не мути. Дурость все это. Сексом с ней все равно не заняться, внутри они пустые, выскобленные… Да и размер…

Жон был поражен.

— Как тебе такое пришло в голову?

— Да мало ли что, — смутился Шейд. — Они, кстати, сейчас тоже на охоту едут. Только вот на другую, хах.

— Ты о чем?

— Да о Лодде, — невнятно произнес Шейд, и ушел прежде, чем Жон начал задавать вопросы.

Здешние животные напоминали земных. Только больше. Фауна ледникого периода, подумал Жон.

Спереди охотники загоняли гигантского медведя. Они кричали, вопили, и их крики плыли сквозь темный морозный лес. Жон, Шейд и епископ Октава ехали на земных гексаподах, а король Хрим — на рогатом турсенском жеребце. Жон сжимал игольник, думая, что давно уже не использовал земное оружие.

— Появился! — закричал Шейд, раскрасневший от мороза.

Загонщик подал ему игольник.

Шейд выстрелил, не целясь. Промахнулся. Азартно выругавшись, Шейд направил свой гексапод вперед. Отпустив поводья, он прицелился, выстрелил — и в этот раз попал, судя по раздавшемуся вдалеке глухому вскрику.

— Видал, папаша? — обернувшись, воскликнул Шейд. Его лицо сияло.

— Метко, — пророкотал король Хрим.

Медведь лежал, привалившись худым боком к дереву. В нем было целых шесть или семь тонн веса. Из оскаленной пасти сочилась кровавая пена. Шейд остановился у умирающего зверя и навел на него игольник.

— Эй! — встревожился Хрим.

Шейд обернулся.

К нему неторопливо подъехал давешний загонщик. Не останавливая коня, загонщик извлек из‑за пазухи огромный нож и нанизал на него Шейда, как бабочку. Вскрикнув, Шейд сполз с седла и повалился в снег, а загонщик все так же неторопливо направил коня в просвет между деревьями.

Жон выронил игольник.

Епископ Октава прицелился, но ему помешали — с ужасным криком «Стооой!» король Хрим хлестнул жеребца и помчался вслед за невозмутимым убийцей. Одним ударом король развалил его торс на две части, а вторым отделил голову от тела. Конь учуял кровь и встал на дыбы. Тело убийцы свалилось на землю. А Хрим уже возвращался — он был бледен и покрыт кровью. Спрыгнув с жеребца, король закричал:

— Как он?!

— Будет жить, — дрожащим голосом ответил Жон. — Наверное.

Его пальцы судорожно рыскали в аптечке, отыскивая загуститель и нитки. Медицина не была его коньком, но спасать раненых он умел. Если Шейд не умер мгновенно, его можно спасти.

А если умер — всегда есть модификация. Туда и мертвые тела идут.

Работайте, пальцы, работайте…

Шейд выжил.

— Будь я буддистом, сказал бы, что это закон кармы, — изрек Октава. — Но я не буддист, поэтому просто помолюсь за здоровье нашего предводителя.

Хальфсен сидел в клетке, подвешенной на столбе, и на чем свет стоит клял маленьких людей. Очнувшись, Шейд первым же приказом велел засадить посланника туда.

— А когда Лодд приедет, я этого Хальфсена казню. Прямо на его глазах, — задыхаясь от кровавой пены, шипел он. — Вот ублюдок…

— Так нельзя, — сказал Жон.

Шейд задохнулся от злобы.

— Ты мне еще указывать будешь? Ничтожество… культуролог, мать твою…

— Турсы ненавидят, когда нарушают данное слово, — произнес Жон. — Ты не можешь так просто казнить Хальфсена. Иначе весь Фьендмарк завтра же восстанет против тебя.

— Ххха!.. Ублюдки… — Шейд вцепился в одеяло. — Тебе меня хотя бы жалко?

Вопрос застал Жона врасплох.

— Тебя?

— Да, мать твою, меня! — завопил Шейд.

— Немного, — честно ответил Жон.

Шейд помолчал, бессмысленно глядя в потолок, затем его взгляд сфокусировался, и он выдохнул:

— Уйди. Не доводи до греха… Еще немного, и мы перестанем быть друзьями.

— Завтра приезжает Лодд, — напомнил Жон.

— Знаю. Как же больно… — Шейд прислушался к ощущениям внутри себя и медленно повторил. — Как больно… За что мне это?

На кухне турсы разговаривали о прибытии истинного короля. Когда Жон вошел, все разговоры прекратились. Жон попросил вина. Краснолицая повариха плеснула ему, Жон стал пить, глядя через окно на слабый снегопад.

Он думал.

Над ним выросла тень.

— Это ты? — почему‑то он совсем не удивился.

— Да, — сказала Изабель, подсаживаясь рядом. От нее пахло машинами и смертью. — Ну.

— Что — ну?

— Расскажи мне, как ранили Шейда, — ее неподвижное красивое лицо оказалось совсем рядом. Это смущало.

Жон отстранился и сказал:

— Его ударили ножом.

— Жаль, что меня не было рядом, — сокрушалась Изабель. — Я бы защитила его.

— А где ты была?

Она оглянулась, как ребенок, боящийся взрослых.

— Ты никому не расскажешь?

— Нет, — медленно покачал головой Жон.

— Я убивала короля Лодда, — выдохнула Изабель.

Так вот что значили те слова Шейда!

Как подло!

Жон попытался вскочить, но огромная механическая рука сомкнулась на его запястье, и он вскрикнул от боли.

— Но знаешь, — еле слышно прошептала Изабель, — я не нашла никакого короля Лодда.

— Что? — Жон замер.

— Я нашла его эскорт, задержанный на заставе. Там был турс, одетый как король, но он королем не был. Он сам мне так сказал, — недоумевала Изабель.

Жон вспомнил, как договаривался с королем в Ледяном очаге.

— Турс? С зеленоватой бородой и бородавкой под глазом? — спросил он.

— Да.

— Это и был король Лодд!

— Нет, — покачала головой Изабель. — Нет.

В последнюю ночь сон все никак не шел к Жону. Он ворочался и все думал о бремени белого человека. Он думал о Хальфсене.

Шейд с перебинтованным туловищем сидел на трибуне и смотрел вниз. Он все ждал, когда прибудет король Лодд. Настроение у него было прескверное.

— Да говорю, Лодд — это я, — Хальфсен еще раз потряс клетку изнутри.

— Хрим не узнал тебя, — раздраженно ответил Шейд.

— А он меня хоть раз видел? Я всегда сражался в большом шлеме. Это правда, — сказал Хальфсен. — Выпусти меня, дай сразиться.

Возможно, подумал Жон, король Лодд никогда и не существовал. Король Лодд — это символ. Турс, который прогонит маленьких людей из Фьендмарка.

— Тогда к чему этот балаган? — желчно спросил Шейд.

Сигне поднесла ему поднос с лекарствами, но он оттолкнул ее.

— Где вино?

— Нельзя, мой лорд, — сказала великанша, морща свое луннобразное лицо.

— Ты идиотка?! — Шейд почти визжал.

Обливаясь жирными блестящими слезами, Сигне ушла прочь. Шейд метнул поднос ей вслед и тяжело задышал. Жон смотрел на него с сочувствием.

— К чему балаган, спрашиваешь? — переспросил Хальфсен. — Вы, маленькие люди, уж очень странные. Я хотел пару дней побыть среди вас, узнать вас поближе. А заодно и подготовиться.

— К чему подготовиться, Лодд? — подал голос король Хрим.

Он не выглядел удивленным.

— Ты жил среди людей, Хрим, но не пытался понять их, — сказал Хальфен, раскачивая клетку. — А я изучал их. Я стал почти как человек. Я понял, что эти маленькие злодеи беспредельно подлы, и чтобы прогнать их, надо использовать их же оружие. Так что я стал обманщиком, Хрим. Я послал воинов разрушить у вас стену, а потом отправил тех же самых воинов, — он хихикнул, — сюда как строителей. Я попал в замок и узнал, что готовить вы сами не умеете и смирно едите из рук турсов. Я договорился, чтобы вам подлили черную смерть в вино и еду. Я проиграл свой первый бой намеренно — чтобы дать вам шанс опомниться. А вот теперь, когда состоится второй бой… Шейд, предводитель маленьких людей — я знаю точно: если я одержу победу, ты сдержишь свое слово и уведешь людей отсюда. Потому что иначе я прикажу перебить вас, как бешеных собак.

Хальфсен смолк и уставился на Шейда своими черными глазами.

Поразительно, подумал Жон.

— Это… — начал он.

— Это ассимиляция, — пересохшими губами прошептал Шейд. — А они учатся от нас чему‑то, ублюдки… Эй, Лодд!

— Да? — спросил Хальфсен.

— Ты ведь соврал насчет черной смерти?

— Конечно, — улыбнулся король великанов. — Ведь так мог погибнуть мой друг Жон, которому я пообещал жизнь. А я все еще держу свое слово, — он рассмеялся.

Жона передернуло.

А Шейд?

Шейд сдался.

Он опустил плечи и сказал:

— Вот урод. Урод. Ублюдок.

Жон и Изабель сидели на замковой стене и смотрели, как вытекает из ворот колонна десатников.

— Мы проиграли, — сказал Жон. — А может, и выиграли. Наверное, теперь‑то турсены точно обратятся к культуре. Перестанут быть примитивными. А земляне вскоре сюда вернутся и найдут собратьев по разуму.

— Ты рад? — спросила Изабель.

— Нам надо забрать с собой короля Хрима и Сигне, — не слушая ее, произнес Жон. — А то их убьют. Лодд точно убьет.

— Ты не рад? — недоумевала Изабель.

— Хочу петь, — сказал он.

Жон выпрямился и попытался спеть, но в горле его запершило, и он смог выдавить только сдавленный хрип. Сдавшись, он сел.

— Я спою тебе, — предложила Изабель.

И спела.

Неуклюжую, детскую песенку. Считалочку.

Она пела, а Жон только смотрел вперед, на расстилавшиеся внизу снежные поля и леса, и думал, что ужасно, до боли любит ее.

— Всё тщетно, — сказал он и начал раскуривать одну из шейдовых сигарет.