Бездна взывает к бездне, подумал Тит Спурий, опцион.

Деревню сожгли. Это сделали дезертиры, отметил Спурий, и они определенно заслуживают наказания. XXV манипула застала дезертиров врасплох. Те как раз наслаждались жизнь — насиловали уцелевших орчанок, пили деревенское вино, не брезгуя и перебродившей кислятинкой, и думали, что все это это сойдет им с рук.

Не сошло.

Был дождь; манипула вошла в сожженную деревню, ступая по раскисшей золе, и без лишнего шума зачистила уродов. Часть взяли в плен.

А теперь командир манипулы, центурион Гай Ветрувий — массивный, мускулистый, с наголо обритой головой — сидел, постукивая себя полым посеребренным шлемом по колену, и произносил монотонно:

— Казнить. Дезертирство.

Палач хватал очередного дезертира за волосы и отработанным движением вспарывал ему дрожавшую глотку.

— Казнить. Дезертирство.

Более дюжины исхудалых людей стояли на коленях в грязи, связанные, и ожидали своей очереди.

— Казнить. Дезертирство, — произнес Ветрувий и почесал толстую шею.

«Он жесток, — отметил Спурий. — Вегеций писал, что хороший центурион должен быть злобен и мускулист, всем подавать свой личный пример, держать легионеров в узде и беспрекословно подчиняться приказам легата».

Соответствовал ли Гай Ветрувий этим качествам?

Да, соответствовал.

Дезертиры закончились.

Теперь они лежали на земле с распоротыми глотками, а к Ветрувию подвели уже пленниц — тех самых орчанок, которых обнаружили под кряхтевшими дезертирами: избитых, рыдавших, уродливых. Орки уродливые — у них кожа зеленая. Их женщины мало отличались от мужчин — та же зелень. Орчанки плакали, прикрываясь остатками одежды, и валялись в ногах у Ветрувия, но он все равно приказал их казнить.

— Они из клана Лабрука, — спокойно произнес Спурий из‑за плеча центуриона. — Лабрук — союзник Империи.

— Казнить, — сказал Ветрувий.

— Так нельзя.

Ветрувий повернул свою лысую голову.

— Хочешь что‑то сказать, опцион?

— Да, центурион, — невозмутимо произнес Спурий. — Если легат узнает, что мы казним его союзников, будут проблемы.

Ветрувий некоторое время разглядывал его, затем усмехнулся и повернулся к замершему палачу.

— Казнить.

«Уебок», — подумал Спурий.

Спурий служил в манипуле Ветрувия всего три месяца.

Его назначил сюда легат.

Раньше центурион выбирал себе опциона, то есть порученца, сам — из числа преданных ему солдат. Сейчас, после реформы Мария, этим занимался легат. Так он мог хоть как‑то контролировать центурионов.

«Я должен отстранить Ветрувия, — подумал Спурий. — Но командовать тогда придется самому, а я не умею. Я должен понять. Ветрувий — уебок, избивает солдат почем зря, но те готовы ради него на все, хоть в бездну к Ургмунду отправиться…. Почему?»

Ветрувий — бушующее пламя. Лысый хрен с зычным голосом.

«Я слишком холоден, слишком рационален, — с сожалением подумал Спурий. — Я в не силах понять пламя, однако… Пожалуй, я смог бы его затушить».

Он задумался.

— Эту оставьте, — внезапно сказал Ветрувий.

Палач в замешательстве уставился на центуриона. Спурий чуть шевельнулся. Он взглянул на орчанку, стоявшую на коленях перед занесенным мечом — дрожит вся, хнычет, пускает сопли… Ничего особенного. Молодая разве что. Черноволосая.

— Центурион? — спросил Спурий.

— Эту — ко мне в шатер, — резко сказал Ветрувий. — Быстрей давай.

Спурий пожал плечами и помог орчанке подняться. Она скалилась и смотрела на него с испугом, протянутую руку брать наотрез отказывалась — пришлось вздернуть ее за шкирку, словно котенка. Орчанка скулила. В прорехах платья болтались крупные, чуть провисшие груди. Спурий крепко взял ее за локоть и повел к шатру центуриона.

— Отмыть, привести в порядок, — сказал он рабу.

Раб кивнул, ничуть не удивившись. Он втолкнул заворчавшую орчанку в шатер и собрался уже войти следом, но Спурий взял его за плечо.

— Не боишься, что зарежет?

— Нет, господин. Я драться умею, — широко улыбнулся раб.

— Хорошо, — помолчав, сказал Спурий. — Иди.

Он взглянул в небо и поморщился. Дождь будет еще долго.

Увязая в хлюпкой грязи, оскальзываясь на неровно положенных кирпичах, XXV манипула медленно продвигалась по императорскому тракту. Император Максимилиан согнал в свое время тысячи каторжников, чтобы построить этот великолепный тракт — путь из Лорема в Давитанию. Строительство было грандиозным. Дорога сожрала три четверти своих строителей; кости несчастных легли в ее основание, став грозным напоминанием: хуево быть рабом, — да и каторжники оказались плохими строителями. Тракт был собран из рук вон плохо, а местами и вовсе не доделан — в таких случаях солдаты с проклятиями выталкивали из грязи застрявшие телеги с провиантом и снаряжением.

Манипула шла на помощь осажденному форту Гален.

Им следовало бы поспешить, но они всё медлили, медлили, месили грязь, занимались сотней бессмысленных дел — вместо того, чтобы поднажать как следует и рвануть вперед.

Всё это было написано на лице Ветрувия. Он угрюмо смотрел вперед и щурился.

Спурий подъехал к нему сбоку.

— Нужен отбой. Все устали, — сказал он.

— До отбоя еще далеко, — сказал Ветрувий, до боли всматриваясь в дождливую хмарь. — Они отдыхали меньше шести часов назад.

— Дорога разбита, центурион. Дождь идет уже целый день. Все устали.

Ветрувий посмотрел на Спурия.

— Хочешь обсудить мои приказы, чмо? — тихо, без угрозы спросил он.

— Нет, — ответил Спурий.

«Приказы центуриона обязаны выполняться. В противном случае, центурион может применить силу, вплоть до усечения головы».

Некрасивые формулировки устава вдруг всплыли в его голове.

— Да, — внезапно поправил себя Спурий. — Хочу.

— Заткнись, опцион, — сказал Ветрувий. — Опцион, я не понимаю. Какого хера ты вообще меня перед солдатам одергиваешь? Охуел? Какой такой еще клан Лабрука?

— Клан Лабрука — орочий клан. Знак — расколотый щит. Союзники Империи с прошлого года, — отчеканил Спурий. — Я видел их штандарты в деревне.

Ветрувий искренне расхохотался. Его мрачное настроение если не ушло, то сильно уменьшилось.

— Союзники?! У Империи нет союзников.

— Вы не правы, — возразил Спурий. — Многие нелюди…

— Люди тоже ненавидят нас, успокойся, — сказал Ветрувий. Он ухмылялся. Капли дождя стекали по его посеребренному шлему и капали на пернатые наплечники.

«Глупо», — подумал Спурий.

— Ладно, пусть будет привал, — внезапно сказал Ветрувий. — Эй, Корницен.

Музыкант навострил уши.

— Командуй привал на полчаса.

Музыкант кивнул.

— Этого мало, — очнулся Спурий.

— Учись ценить малое, — сказал Ветрувий. — Тебе никто не говорил, что ты похож на глиста?

Спурий сидел с солдатами за котелком каши. Опустив голову на грудь, он делал вид, что дремлет. Солдаты болтали.

Тит Спурий всегда относился к людям с некоторым отвращением, и потому слабо знал их. Он верил, что вся эта война в далеких землях бессмысленна, но он хотел сделать карьеру — и не мог свернуть со своего пути.

Спурий разлепил глаза.

Разговоры прекратились.

— Мне кто‑нибудь наложит еды? — холодно спросил Спурий.

Каптернамус поднес ему миску с жидкой соленой кашей. Солдаты угрюмо молчали и кутались в меховые плащи. Спурий взял миску.

— Спасибо, — сказал он.

Разговор у солдат по–прежнему не ладился, хотя Спурий и отвернулся от них, почти полностью поглощенный кашей.

«Они подчиняются мне. Но любят Ветрувия. Почему?» — раздумывал он.

Каким надо стать, чтобы понравиться им?

Лысым и мускулистым? В грош больше не ставить легата?

Стать сильным?

Спурий не знал, но намеревался выяснить.

У орков — диких необузданных дикарей — вождем всегда становился самый крупный, самый жестокий самец. Но люди ведь не орки. Люди — порождения Одория, доброго и мудрого бога.

Спурий отложил кашу, запахнул меховой плащ и по жидкой грязи двинулся к шатру центуриона. Он не оглядывался.

— Вовремя ты, — сказал Ветрувий, когда Спурий вошел под полог.

— Центурион?

Ветрувий сидел в своем раскладном кресле, крепкий, мускулистый, амбициозный центурион с абсолютно холодными глазами. Он жаждал славы и власти; он хотел победы над орками и не мог проиграть.

Пленная орчанка, отмытая и накормленная, массировала Ветрувию босые вытянутые ноги. У Спурия слегка расширились глаза, но он промолчал.

Ветрувий принимал разведчиков.

Разведчиков было двое — старик и молодой, оба израненные. Спурий взглянул на них и подумал: «Гален пал».

— Гален сгорел ко всем хуям, — сказал Ветрувий.

Спурий помолчал.

— Что будем делать? — спросил он после паузы.

— А сам как думаешь? — Ветрувий подался вперед.

— Мне не хватает сведений. Я должен расспросить разведчиков, чтобы сделать все необходимые выводы, — Спурий заложил руки за спину. — Для начала, мне нужны сведения о дислокации…

Ветрувий расхохотался.

— Ладно–ладно, опцион, расслабься! Я тут командую. Тебе думать и напрягаться не обязательно.

Спурий склонил голову.

— Да, центурион.

Ветрувий задумчиво почесал лысую голову:

— Легат сказал занять форт. Значит, так и будет. Туда скоро подойдут две центурии из нашего легиона, надо бы расчистить для них путь. Вот что, опцион — отправь‑ка ты депешу в Бурриум, на всякий случай. Опиши всю ситуацию. Пусть знают.

— Да, центурион.

— А мы пока выбьем орков из Галена. Сил хватит, — сказал Ветрувий.

— А если не хватит?

— Значит, подохнем. Ты это хотел услышать, опцион? — Ветрувий положил руку на склоненную голову орчанки. — А теперь пошли все вон отсюда, уебаны! Заебали, честное слово.

Спурий поклонился и вышел. Вышли и разведчики, оставив после себя кровавые разводы на полу.

Через день они достигли Галена. Форт был построен на рубеже Аукселия пару лет назад. Он был опорной точкой для имперских войск, направлявшихся на Хладный север, в Давитанию, Бакимнор и прочие богом забытые земли.

Теперь Гален пал.

Ворвавшись внутрь, орки вырезали защитников и подожгли постройки. Все, что могло сгореть — сгорело, однако каменные стены уцелели, и Гален все еще мог послужить как Империи, так и оркам Аркалога.

— Рассредоточиться! Осмотреть территорию! Деканы докладывают обстановку мне лично, — скомандовал Ветрувий.

Впрочем, все эти меры оказались излишними — форт пустовал, разграбленный и разоренный.

— Пушку не тронули, — сказал Спурий, указав на пушку.

— Сам вижу, опцион, — произнес Ветрувий. — Тупые дикари…

Посреди двора, в окружении черных орочьих знамен, высился деревянный божок — чем‑то похожий на безглазого орка с козлиными копытами. На клыках его запеклась полусмытая кровь. Орки, похоже, стаскивали к ногам своего божка изуродованные трупы имперцев, умащали его кровью, орали песнопения.

Казалось, божок ухмыляется.

— Ургмунд… — в ужасе прошептал ординарус Палентий и сотворил священный знак.

— Все назад! — закричал Спурий. — Не подходите к нему!

Легионеры подались назад.

Только центурион подъехал на своем коне к божку. Ветрувий ухмылялся. Он извлек меч–гладиус и громко произнес:

— Так ты и есть Ургмунд?

Божок шевельнулся. По мокрому дереву прошел мучительный скрип. Обезьянья пасть распахнулась:

— Мы мертвы, центурион… Мы… Мы желаем упокоения… — от этого жуткого голоса у Спурия мурашки пошли по коже.

— Не понял, — нахмурился Ветрувий.

— Мы были живы, центурион….

— Че?

Божок содрогнулся. Дерево раскололось по швам.

— Сожгите… — взревел голос. — Сожгите нас! Мы желаем лишь смерти…. Умоляем тебя, центурион…

— Так это и есть Ургмунд? — недоумевал Ветрувий.

Он посмотрел на Палентия.

Тот проглотил ком, вставший в горле, и сказал:

— Я так не думаю. Наверное, внутри души наших павших товарищей или что‑то типа того.

— Понятно! — сказал Ветрувий. — Погоди, я понял. Это уловка.

— Что значит — уловка? — громко спросил Спурий.

— Уловка. Ебучий Ургмунд не хочет подохнуть. Поэтому он просит, чтобы мы сожгли его — потому что огонь не повредит ему! Ладно, выкиньте это говно в реку. Сплавьте куда подальше, — деловито сказал Ветрувий.

С некоторой опаской легионеры подняли вопящего божка и потащили прочь.

— Я потом очищу ребят от скверны, — торопливо сказал Палентий.

— Да, молодец, — сказал Ветрувий.

Спурий осторожно приблизился сзади.

— Центурион, — сказал он тихо. — Вы уверены, что это правильное решение? Духи могут разгневаться на вас.

Ветрувий развернулся и столь же тихо сказал:

— Пох.

Спурий поморщился. Изо рта центуриона воняло.

— Слушай, опцион, — внезапно сказал Ветрувий. — Ты видел знамена?

— Да. Их очень много. Это не маленький даклан или племя. Орков тут сотни, а может и тысячи.

— Да я не о том! — досадливо произнес Ветрувий. — Смотри сюда.

Он указал толстым пальцем на знамя с расколотым щитом, почти незаметное среди огромных, трепещущих знамен.

— Этот твой клан Лабрука — говно, — тихо, зло сказал Ветрувий. — Нельзя доверять оркам. Понял теперь?

— Да, центурион, — сказал Спурий. — Я все понял.

Ветрувий отдыхал. Когда Спурий вошел к нему в шатер, центурион сидел и задумчиво пялился в потолок. Орчанка отсасывала у него, стоя на коленях.

Спурий в полнейшем отупении уставился на ее голый зеленый зад. Слова вылетели у него из головы.

— Че хотел? — нетерпеливо спросил Ветрувий.

Спурий очнулся.

— Центурион, мы здесь уже неделю, — сказал он. — Думаю, предыдушая депеша не дошла до легата. За все эти дни никто не пришел на соединение с нами. Они все мертвы, либо разбиты.

Ветрувий вздохнул.

— Сам знаю. Че дальше?

— Надо уходить, — твердо сказал Спурий.

Ветрувий воздел к потолку мускулистые руки.

— Ну не еблан ли? Одорий Пресвятой, жирный светлый уебок, мы зря что ли неделю работали, рвы восстанавливали? А? Опцион, мы никуда не уйдем! Сейчас отличное время для наступления. Мы выйдем из Галена и наваляем оркам, ну или подохнем, и меня оба вариант устраивают.

— Солдаты видели белых орков, — произнес Спурий.

— И что с того?

— Я не хочу умирать в этой глуши, центурион. И многие, уверен, тоже.

Ветрувий покачал головой.

— Мне похуй, опцион. А теперь — гуляй отсюда.

Спурий повернулся и вышел.

А затем вернулся.

— Центурион.

— Ну что на этот раз? — спросил Ветрувий, прижимая черноволосую голову орчанки к своему паху.

— Надеюсь, наша манипула не умрет так же глупо, как ваши предыдущие солдаты.

Ветрувий побагровел.

— Опцион, сучара…

Спурий знал — Ветрувий уже угробил одну манипулу. Он по своей воле — по собственной глупости — сунулся в Йоркменскую мясорубку и вернулся оттуда поседевший, без единого солдата. Все они остались трупами на алых камнях залива. Ветрувий поставил свечку за них и вскоре вернулся в строй — обритый налысо, чтобы скрыть позорную седину, и злой, как сам Ургмунд.

— Опцион? — тихо произнес Ветрувий.

— Да?

— В следующий раз думай, прежде чем открывать свой поганый рот. Ясно тебе?

Некоторое время двое мужчин сверлили друг друга яростными взглядами, после чего Спурий покорно склонил голову.

— Да, центурион.

— Уебан. Свободен!

Спурий вышел.

— Орки! — закричал часовой.

Ветрувий вместе с остальными офицерами встали на стены. Ветрувий раскрыл подзорную трубу и стал рассматривать колышущиеся орды дикарей. Он молчал и ухмылялся.

— Сюда они не залезут, — сказал декан Флавий. — Стены высокие.

— Пидоры, — сказал декан Ксалий.

— Во уебки зеленые, — сказал декан Марий.

— Не залезут, — повторил Флавий.

— В прошлый раз они как‑то залезли, — произнес Спурий, чтобы пресечь разговоры. — Так что заткнитесь и слушайте центуриона.

Но Ветрувий молчал.

От толпы сутулых дикарей отделился огромный орк с разукрашенным черепом на голове. Он провыл что‑то невнятное и рассек воздух шипастой дубиной. Остальные орки поддержали шамана громкими воплями и стали отплясывать под ритмичный бой барабанов. Вперед вытолкнули трех сильно избитых, хнычущих от страха людей — по обрывкам амуниции было ясно, что это бывшие легионеры — и стали отплясывать уже вокруг них. Круг орков смыкался… Шаман, продолжая кривляться, вдруг опустил свою дубину на предплечье одного из пленников. Тот застонал и упал на колени. Перебитая рука его обвисла вдоль туловища. Чудовища разразились торжествующими воплями.

На стене все поморщились.

— Что будем делать? — спросил Флавий, стиснув зубы.

— Ждать, — коротко бросил Ветрувий.

Новобранцы манипулы смотрели на казнь с ужасом. Ветераны — с усталым брезгливым любопытством.

«Странно, — подумал Спурий. — Всё это не вызывает во мне никакого отторжения, словно я и не человек, а орк или демон… Почему я столь холоден?»

— Ладно, — сказал Ветрувий. — Выступаем.

Спурий разом растерял свое хладнокровие.

— Мы не можем! Если покинем крепость сейчас — умрем!

— Я не позволю этим выродкам безнаказанно убивать легионеров, — невозмутимо сказал Ветрувий.

— Вы сошли с ума! — Спурий положил руку ему на плечо, попытался встряхнуть.

Ветрувий развернулся и одним тяжелым ударом опрокинул опциона в грязь.

— Ты охуел?! В строй, сучара! — взревел он.

— Не могу подчиниться… — пробормотал Спурий, лежа в грязи.

Из расквашенного носа текла горячая кровь.

— Никто, блять, не смеет подрывать дисциплину манипулы, — Ветрувий извлек гладиус. — В первую очередь её опцион.

Несколько долгих секунд Спурий неподвижно лежал, не сводя взгляда с широкого меча в руках центуриона. Наконец, тяжело дыша, он поднялся на ноги.

— Хорошо. Я встану в строй, как ты того хочешь, — тихо произнес он.

Ветрувий приблизил свое заросшее лицо к нему.

— Я тебя повешу, — сказал он чуть слышно. — Когда с орками покончим, я тебя повешу, ясно тебе?

— Да, центурион.

— Вот и славно, — выдохнул Ветрувий и обернулся к солдатам. — Вперед, сукины дети! За Лорем, и нахуй орков! Нахуй!

Врата распахнулись.

Издав боевой клич, построившись в шесть рядов, легионеры тяжелой поступью устремились на врага. Орки с ревом хлынули им навстречу. Расстояние быстро сокращалось, на строй легионеров обрушился град стрел и выдранных из земли камней. Легионеры на ходу воздели щиты.

— Строй держать! — заорал Ветрувий.

Манипула с лязгом врезалась в орочью толпу.

Легионеры сражались, укрывшись за щитами, открываясь на короткий миг, чтобы нанести точный удар мечом или копьем, и тут же закрываясь обратно. Орки знали этот их прием. Из‑за леса вдруг вынырнул десяток здоровых тварей, держащих на манер тарана толстое необтесанное бревно. Ух! — и заостренное бревно вошло в их строй, разметав щиты и проделав брешь в построении.

Топча опрокинутых людей, орки ворвались внутрь манипулы.

— Перегруппироваться! — взревел Ветрувий. — Поднять щиты!

— Нам нужно отступить! — прокричал Спурий, пронзая очередного орка. Вокруг была какафония воплей и крови.

— Трус! Я сказал стоять насмерть!

Спурий увернулся от орочьего копья и нанес ответный удар — короткий и выверенный, пронзая орку печень. Зеленый ублюдок упал. Спурий поднял отлетевшее копье, и вдруг подумал — а что, если… Стрела ударила ему в шлем. Спурий взвизгнул от страха и резко метнул копье в сторону.

«Нет. Не стоит убивать товарищей. Пускай они и уроды», — решил он.

— Центурион! — закричал он. — Я помогу вам!

— Долбоеб! — ответил Ветрувий, вращая мечом, как секатором.

Внезапно ему подставили подножку. Ветрувий покачнулся, и орочья дубина вдруг вошла ему в основание черепа. Несколько секунд Ветрувий смотрел на замершего Спурия, затем глаза его закатились, как у припадочного, и Ветрувий без чувств рухнул в кровавую грязь.

Визжа, орки навалились сверху. Секунда — и тело центуриона оказалось скрыто под зеленой шевелящейся массой.

Спурий ощутил тошнотворный страх.

«Надо было убить его… Убить намного раньше! Мне лично!» — подумал он.

— Назад! — закричал он, хватая под руку рванувшегося на подмогу Флавия.

— Там центурион!

— Я теперь ваш центурион! — заревел Спурий и вдруг понял, что это правда. — Назад, говно тупое!

— Нет!

Спурий воткнул ему гладиус под ребра. Флавий повернул к нему белое испуганное лицо и прошептал:

— Пидор…

А затем упал.

— Назад! Именем Императора! Это приказ! — закричал Спурий. — Все ослушники будут казнены!

Сумев кое‑как восстановить строй, имперцы стали отходить к форту, отбиваясь от постоянных атак. Орки безумствовали. Легионеры отвечали им резкими ударами, отсекали пальцы и вспарывали незащищенные животы. Со стен ударили мушкеты, и несколько орков повалились на землю, орошая почву дурно пахнущей кровью. Наконец легионерам удалось отойти к воротам. Громыхнула пушка, разметав толпу дикарей. Видимо, пушки орки боялись больше всего — сразу после выстрела они, визжа и кидаясь камнями в ответ, начали отступать, отходя обратно к лесу. Напор схлынул.

Форт Гален устоял.

— Ксалий! — подрагивая от нахлынувшего адреналина, Спурий подошел к декану. — Доложи о потерях.

Ксалий выпрямился.

— Шестеро раненых, из них один тяжело, пробит череп. Палентий сейчас обхаживает его, но он не жилец. Четырнадцать мертвых.

— Одорий упокоит их души, — сказал Спурий.

— Центурион? — осмелился спросить Ксалий.

— Да?

— Мы не умрем?

— Нет, конечно, — сказал Спурий. — Объяви о построении.

Ровно час спустя вся манипула стояла в три шеренги в центре форта. Утомленные боем легионеры тихо перешептывались между собой.

— Бойцы! — сказал Спурий. — Мы победили.

Шепот.

— Мне похуй, что вы думаете, — сказал Спурий. — Где орчанка?

Послушный приказам Ксалий толкнул к нему хнычущую орчанку.

Та была одета в запасное облачение центуриона — красная рубаха, наплечники… Видимо, покойный Ветрувий развлекался. Спурий подумал: «Жаль, конечно», — и вынул меч:

— Принимаю командование на себя.

Орчанка закричала, обхватила его колени.

Спурий не глядя ударил вниз. Вопль. Кровь хлынула ему на сапоги.

«Кажется, я понял. Люди ничем от орков не отличаются… Я — самый большой и жестокий самец здесь».

Спурий пинком отбросил труп. — Согласно легио статум, я принимаю командование манипулой на себя, — повторил он. — Всем разойтись. Спасибо за внимание.