В жаркий августовский день 1941 года Марта вышла из фаэтона в живописном аристократическом районе Шираза. Незаметно посмотрела вокруг и свернула в боковую, обсаженную по обе стороны большими кипарисами аллейку. Задержалась за углом, подождала, пока извозчик скроется за поворотом, затем вернулась и еще несколько минут бродила среди укрытых в зелени вилл. Когда убедилась, что за ней никто не следит, направилась прямо к дому Вильяма, не заметив слепого нищего, сидящего возле забора на другой стороне улицы.
Консул, как обычно, укрылся в глубине дома, курил свою сигару и ожидал результатов встречи Вильяма с Мартой. Наконец англичанин появился, держа ручку известной немецкой марки «Пеликан».
— Уплатил десятикратную цену. Но это окупится. Информация сенсационная, — сказал он, показывая ручку. — Здесь спрятан микрофильм, который сегодня привез Бахману курьер из центра немецкой разведки.
Вильям спрятался в ванной комнате, где устроил своего рода лабораторию для проявления фильмов. Консул тем временем открыл бар, оценивающим взглядом окинул стоящие там напитки, выбрал бутылку с замысловатой этикеткой, налил в стакан, бросил лед, размешал, с наслаждением сделал несколько глотков. Включил радио. Диктор радиостанции Би-би-си передавал последние новости: «…советская авиация произвела первые воздушные налеты на Берлин… Япония приняла решение временно воздержаться от военных действий против Советского Союза и ускоренно вести подготовку к войне с Великобританией и Соединенными Штатами… Советский Союз и Великобритания заявили правительству Турции о готовности соблюдения неприкосновенности ее территории и оказания помощи в случае нападения какого-либо европейского государства… Президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт и премьер Великобритании Уинстон Черчилль объявили о целях войны и принципах послевоенного мира под названием «Атлантическая Карта».
В это время в комнату вошел сияющий Вильям.
— Это действительно сенсация. Мы много платим, но она передала нам изумительный материал. Пока доложу вам вкратце:
— «Первая и третья роты батальона полка специального назначения «Б 800» приказом командования абвера переименованы в специальную часть «Абвер-Ауслянд № 287» и подчинены Специальному штабу генерала Фельми. Действующие нелегально в Иране как эксперты и представители торговли офицеры абвера приступили к разведке районов Персидского залива и Суэцкого канала в целях подготовки к вступлению немецких войск…
…Немецкое посольство в Иране получило задачу организовать из Тегерана диверсию против Азербайджанской Советской Республики…
…Секретная военная организация абвера «Ближний Восток» создала в Стамбуле тайный ее филиал, которым командует капитан Пауль Леверкуен…
…Разведка третьего рейха перебросила в Турцию более трехсот сирийских, иранских и иракских националистов, снабженных немецкими паспортами. Затем они были направлены в Берлин в целях использования их для специальных задач центром «Абвер-Ауслянд»…
…Майор абвера Шенк приступил к мобилизации проживающих в Афганистане белогвардейских эмигрантов для использования их как антисоветских диверсантов в Узбекистане и других азиатских советских республиках…
…Обер-лейтенант абвера Витцель вель Патхан организовал на афганско-индийской границе базу, оснащенную секретной радиостанцией. Законспирированное представительство гитлеровской разведки подготавливает места для десантов немецких самолетов.
…«Абвер-Ауслянд» разработал план, который предусматривает, что после овладения Кавказом гитлеровской армией «Индийский легион бранденбуржцев» будет переброшен самолетами в Индию в целях организации антибританского восстания…»
— Ну, что скажете? — спросил взволнованно Вильям.
Консул сидел задумавшись. Через минуту ответил:
— Из этого можно сделать вывод, что немцы надеются вскоре овладеть Кавказом, но сначала или же потом доберутся и до нас. Конечно, первой их задачей является занятие нефтяных месторождений Абадана, а уже потом — Индии.
— Интересно, каким образом они планируют овладеть Кавказом, — произнес Вильям.
— Это совершенно ясно: овладеть Москвой, а затем направить всю ударную силу на юг.
— Дорогой консул, вы меня не поняли. А не легче ли было бы немцам наступать на Кавказ с территории Ирана или же одновременно с двух сторон? От Иранского Азербайджана до Кавказа всего один шаг.
— Вы правы. Такую цель ставит Гитлер. Овладеть Ираном и отсюда двинуться дальше. Остается только проблема: как? Все наши усилия мы должны направить на то, чтобы этого не допустить. — Сказав это, консул вдруг рассмеялся.
— Что вас так развеселило? — спросил, вздрогнув от неожиданности, Вильям.
— Попросту сопоставил исторические события. Было время, когда Черчилль разными способами хотел уничтожить Советы. А сейчас, когда представляется такая возможность, господин премьер делает все, чтобы им помочь. Он хорошо понимает, что в этой ситуации падение России может быть началом конца Британской империи… Да… — Консул кивнул и закончил: — Мудрость британской политики подтверждает, что наши лидеры видят вещи такими, какие они есть на самом деле. Но вернемся к существу вопроса. Это вся информация, которую передала вам иранка?
— Нет, конечно. Самую важную информацию я оставил на десерт. Во второй части микрофильма говорится об операции под названием «Амина», сообщение стоит не менее ста фунтов за каждое слово. — Вильям выпил глоток виски и продолжил: — В каждый нечетный день в двадцать три часа ноль пять минут немецкая радиостанция на острове Родос во время концерта по заявкам для немецких солдат после мелодии «Однажды ночью» будет передавать закодированную инструкцию для действий разведывательно-диверсионной сети абвера в Иране. Каждая такая шпионская передача начинается от зашифрованного слова «Амина» и заканчивается цифрами «семьдесят семь».
Консул вскочил с кресла. Всегда присущее ему спокойствие покинуло его.
— Сообщили длину волны и ее частоту? — спросил он.
— Да.
— А ключ шифра?
— Они не так наивны, но мы уже знаем четыре первые буквы, которые будут заменены цифрами. Составляют они слово «Амина». Четыре известные буквы — это очень хорошее начало для раскрытия шифра. Вы согласны со мной?
— Это фантастично, что мы первые проявили микрофильм и узнали все раньше господина Бахмана. Но я боюсь за эту иранку, она даже не представляет, что принесла, и не понимает, в какой она опасности. Вы до утра обязаны обработать этот микрофильм и негатив отдать ей, чтобы она передала его Бахману, не вызвав у него подозрений. Иначе мы разоблачим агента. Сумеете это сделать?
* * *
В это же время в горном районе недалеко от Шираза Ганс и уполномоченный абвера наблюдали за подготовкой диверсантов, добровольцев из разных племен провинции Фарс.
Под вечер Бахман вернулся в город и встретился на конспиративной квартире в старом районе Шираза со «слепым нищим», который наблюдал за домом резидента английской разведки. Был это опытный агент из части «Бранденбург».
— Вошла в дом Вильяма в одиннадцать сорок пять, вышла через пятнадцать минут. Затем зашла в кондитерскую, вышла оттуда с пакетом и на фаэтоне поехала домой, — докладывал «слепой».
— Ты проверил, слуга этого англичанина действительно когда-то работал в доме отца моей жены?
— Да, действительно, раньше работал, а ее отец всегда симпатизировал Германии.
…Когда Ганс вернулся домой, он увидел на столе блюдо с красиво уложенными на нем пирожными.
— Сама пекла? — игриво спросил Ганс.
— Нет, купила в кондитерской. Попробуй. Очень вкусно. Может, сварить кофе?
— Что новенького?
— Говорят, несколько мулл в пятницу во время молитвы в мечети объявили, будто их во сне навестил Мехди и сказал: «Гитлер является моим наследником». Знаешь, кем был Мехди? — спросила Марта и, не ожидая ответа, объяснила: — Мехди — это последний из шиитских имамов, который исчез при таинственных обстоятельствах. Иранцы до сих пор ждут его возвращения. Надеются, что он опять появится среди верующих, чтобы вернуть божью справедливость на землю.
— Если так, то скажи мне, разве сам Гитлер не мог бы стать этим Мехди?
— Об этом уж ты должен позаботиться, — ответила Марта.
— Ты шутишь? Ведь сами иранцы так думают. Они хотят, чтобы это случилось. Хотят, чтобы Гитлер стал последним имамом, который навсегда наведет на земле порядок. Ну, хорошо, узнала ты что-либо конкретное? — спросил он как бы нехотя.
— Вильям в двадцать три часа ноль пять слушает радио и записывает какие-то цифры. Слуга утверждает, что это шифр, потому что всегда после одной и той же мелодии комментатор повторяет какие-то цифры, как бы составляющие закодированные инструкции для англичан.
— Он действительно так сказал? — переспросил заинтересовавшийся Бахман.
— А что? — изобразила удивление Марта. — Это так важно для тебя?
— Да, да, все очень важно. — Ганс внешне сохранял спокойствие, но мысль его работала быстро. — Слушай, этот слуга имеет доступ к письменному столу и бумагам Вильяма?
— А что тебя конкретно интересует?
— Все. Буквально все. О деньгах не беспокойся, дай, сколько потребует. Кстати, дай ему все, что он захочет, понимаешь?
Марта посмотрела на мужа с нескрываемым отвращением.
— Хорошо, постараюсь.
— Полковник вернулся? — спросил Ганс.
— Да, недавно.
— Ты была сегодня у Вильяма?
— Ведь я же говорила тебе, что была. Если ты хочешь знать, точно, была в одиннадцать сорок пять. Почему ты спрашиваешь?
— Да так, по привычке. Он тоже был дома?
— Ты что, ревнуешь? Я разговаривала только с Махмудом, в отсутствие Вильяма.
— Хорошо, пойду к полковнику.
Ганс вышел из комнаты. Начальника он застал сидящим у стола. Тот что-то нервно чертил на бумаге. Увидев Ганса, обрадовался:
— Вы получили свежую почту?
— Нет, господин полковник, но после обеда должен приехать Хольтус.
— Нужно наладить связь. Постоянно слышу: кажется, возможно, после обеда, вечером, завтра, через неделю… — разозлился полковник. — Время уходит, а ничего не делается. Буквально ничего не делается, — произнес он повышенным тоном, но через минуту успокоился. — У вас есть хорошие папиросы?
— У меня есть изумительные английские сигары. Мой агент купил их в британском клубе.
Ганс угостил полковника сигарой, поднес огонь, затем сказал:
— Я получил информацию, что английская разведка раздобыла данные о нашей связи шифром. Знают даже время, когда передают…
— Что-о-о?! — вскричал удивленный полковник. — Вы в этом уверены?
— К сожалению, да, господин полковник. О, кажется, приехал Хольтус…
Ко дворцу подъехал черный автомобиль, из которого вышел высокий, слегка сутулый мужчина. Он направился прямо ко входу в резиденцию.
Марта тоже заметила прибытие майора Хольтуса. Она перешла длинным коридором в другое крыло резиденции и вошла в комнату, соседнюю с апартаментами полковника. Отсюда в комнату, где разговаривали три офицера абвера, вела закрытая и завешенная портьерой дверь. Марта спряталась за портьерой.
— Ганс сообщил мне, — говорил полковник, — что люди Интеллидженс сервис получили информацию о передачах по радио, которые транслируются с острова Родос. Об этом знали только мы и обер-лейтенант Мерциг в Абадане. Откуда произошла утечка таких данных?
— Это невозможно! — возмутился майор.
— Но, к сожалению, это правда. Не удивляюсь, что для вас это неожиданность. Нужно очень тщательно все проверить. Они работают, а мы тут сидим и разговариваем. Мы буквально бездействуем! — повторил он со злостью. — Уже второго июля наш представитель в Тегеране — посол Этгель получил от посла Египта секретную информацию, что англичане готовятся к оккупации Ирана. Намереваются привлечь для этого полмиллиона солдат, прежде всего из тех, которые дислоцируются в Индии. Эти данные мы немедленно передали в Берлин. Прошло почти полтора месяца! Полтора месяца! И что? Ничего! Можете ли вы мне сказать, кто там, в Берлине, должен принять решение по реализации операции «Амина»?
— План утвердил адмирал Канарис, но решение о реализации его должен принять сам фюрер, — ответил майор Хольтус.
В комнате воцарилась тишина. Были слышны нервные шаги полковника. Наконец он остановился и спросил майора повышенным тоном:
— Почему вы не настаиваете на немедленном ответе? Нужно выяснить, какая обстановка на месте предполагаемой акции. Неужели там не понимают, что здесь могут решаться судьбы войны, России и Британской империи?
Хольтус, не скрывая беспокойства, сказал:
— Этгель повторно сигнализировал в Берлин, выслал несколько шифровок, чтобы убедить фюрера в необходимости быстрей принять решение. Недавно он имел секретную встречу с премьером Ирана. Из их разговора можно сделать вывод, что, возможно, Иран примет условия англичан.
Полковник хотел убедиться, что его предположения правильны.
— Это означает, что они могут удалить наших специалистов и советников из Ирана. Вы можете себе представить, как в этом случае ограничится радиус наших действий?
— Этого упорно требуют англичане, — добавил Хольтус. — До сих пор британское правительство не предложило никаких практических шагов в этом направлении.
— А русские? Какую они занимают позицию по отношению к правительству Ирана? — расспрашивал полковник.
— Русские направили две ноты, выражающие протест: шестнадцатого июня сего года и вторую, девятнадцатого июля. В обеих нотах обращают внимание на сближение между Ираном и третьим рейхом. Советы обращают также внимание, что такое сближение является пробой создания антисоветского блока, и ссылаются на соглашение, подписанное Ираном и Россией в 1921 году. На основании этого соглашения, в случае угрозы суверенитету Советского Союза с территории Ирана, советские войска имеют право вступить в Иран для обеспечения безопасности своей страны.
— Вот, пожалуйста! — выкрикнул полковник. — С одной стороны англичане, а с другой — русские! А мы абсолютно ничего не делаем! Ведь операция «Амина» должна была стать для них неожиданностью. В такой ситуации, боюсь, мой дорогой, скорее всего, они нам преподнесут что-то неожиданное.
— Но я не сказал вам еще одно, — спокойно объяснил Хольтус. — Фюрер и дальше считает, что всю операцию нужно провести руками шаха. Поэтому он потребовал, чтобы, в случае нападения со стороны англичан, иранская армия оказывала сопротивление до тех пор, пока немецкие войска не придут ей на помощь. Как вам известно, — продолжал он, — иранская армия приведена в повышенную боевую готовность. Большая часть ее переброшена в южные районы государства. Хорошо информированные источники сообщают, что иранцы, подготовлены к отпору атакам британской армии со стороны Индии. А кроме того…
Полковник неожиданно прервал Хольтуса:
— Господа, господа! Это чепуха. Мое мнение таково, что огромная иранская армия — это колосс на глиняных ногах. Достаточно одного крепкого удара, и эта громадина упадет под собственной тяжестью, рассыплется, как карточный домик. Мне не хотелось бы, чтобы повторилась история с Ираком. Мы неправильно поступаем, неверно, — повторил он, подчеркивая это. — Нам нельзя рассчитывать только на шаха. Мы обязаны убедить в этом фюрера. Я знаю, что адмирал Канарис думает так же, как и я.
Зазвонил телефон. Бахман поднял трубку и передал ее майору:
— Вас, господин Хольтус.
Майор, закончив разговор, обратился к полковнику:
— Кажется, на этот раз будет принято какое-то решение. Нужно немедленно возвращаться в Тебриз.
— Я поеду с вами, — сказал полковник. — Здесь мне пока нечего делать.
— Вы не дали мне закончить, господин полковник. Вас просят немедленно выехать в Стамбул, а затем вернуться сюда. Сейчас в ваших руках остается реализация операции «Амина». Надеюсь, что скоро мы увидим готовым план.
— Насчет перехвата нашей информации Интеллидженс сервис: думаю, мы должны поменять и время, и сигнал начала передачи. Предлагаю как пароль мелодию «Штерн фон Рио». Одновременно будем передавать на той же волне предыдущую и тем самым дезинформируем подслушивание их разведки. Пусть у англичан будет работа. Новый шифр переправим курьером. Если господин полковник желает, то мы можем ехать вместе, только я выйду в Тебризе.
Когда офицеры из абвера закончили разговор, Марта тихонько вышла из-за портьеры и быстро вернулась в апартаменты мужа. Немедленно пошла в ванную комнату, разделась, взяла горсть хны, размазала ее на волосах, закрутила голову махровым полотенцем, отвернула кран и села в ванну.
В резиденции Витгенштейнов не только Марта интересовалась всем, что делается за кулисами их повседневной жизни. Наргис тоже внимательно наблюдала за происходившим. Незаметно старалась узнать содержание переговоров, для чего использовала каждый удобный случай: во время прогулок с бароном, когда подавала гостям к столу, во время уборки дворцовых апартаментов; кроме того, прислушивалась ко всей информации, которую мать приносила с фабрики. Она знала, что под предлогом работы из Германии прибывали все новые люди.
Август полностью посвятил свои мысли и действия завоеванию господствующего положения на нефтяном рынке. Последнее время он особенно интересовался Деттердингом и секретами его работы по эксплуатации нефтяных районов Ирана. Составлял планы комплексного управления нефтяной промышленностью на территории начиная от Кавказа, через Иран и Ирак и до Саудовской Аравии включительно. Размышлял, как наиболее результативно исключить из этой торговли нефтью Венесуэлу и Соединенные Штаты. Кристина со скукой выслушивала далеко идущие планы мужа. Одновременно ее преследовал страх, что в любую минуту во дворец может прийти Генрих. Нервное напряжение, постоянный страх довели ее до потери аппетита и бессонницы, и если она засыпала, то ее преследовали кошмарные сны. Чтобы все это заглушить, она пила еще больше.
Ганс Бахман, простившись с Хольтусом и полковником, вернулся в свой кабинет. Он собирался проявить шпионский микрофильм, который получил от курьера. Как-то до сих пор не было времени им заняться, обычно он делал это сразу после получения секретной почты. На этот раз изменил прежний порядок: были более срочные дела. Ганс достал ключ, открыл письменный стол, выдвинул ящик и с удивлением обнаружил, что нет ручки, в которой был спрятан микрофильм.
«Неужели я машинально взял эту ручку о собой? Ведь не мог же я ее потерять. Наверное, все-таки положил в ящик. А может… Даже страшно подумать. Неужели кто-то пробрался к тайнику? Но кто?» Ганс тщательно поискал в ящике, затем закрыл его и вернулся в комнату. Марты там не застал, она была в ванной; когда он приоткрыл туда дверь, она посмотрела на него и произнесла усталым голосом:
— Страшно болит голова. После твоего ухода положила себе на волосы хну. Старые иранцы утверждают — она не только окрашивает волосы, но и помогает при мигрени. Сейчас вот лежу в ванне, это лучше, любого лекарства. — Она сказала это так, что Ганс не мог даже усомниться в правдивости ее слов.
— Кто убирал мою комнату?
— А что случилось?
— Я только спрашиваю, кто убирал.
— Эта толстая служанка, которая слепа на один глаз. Кстати, ты сам хотел, чтобы она убирала. Почему ты об этом спрашиваешь?
— Ты не видела в моей комнате черной ручки фирмы «Пеликан»? Возможно, я оставил ее на письменном столе, или она упала на пол. — Говоря это, Ганс внимательно смотрел на Марту. Она, улыбаясь, сказала:
— Так ты ищешь ручку?
— Да.
— Ты совсем как мой отец. Очки у него на лбу, а он ищет их по всей квартире. Она ведь у тебя в кармане пиджака.
Ганс сунул руку в карман и действительно обнаружил там ручку, но не ту…
— Я, — произнес он раздраженным тоном, — ищу черный «Пеликан»…
— А это не «Пеликан»?
— Я же сказал — нет, — буркнул он и быстро вышел из ванной комнаты.
Марта с облегчением вздохнула. Она подумала: значит, он едет искать ручку туда, где он был. Значит, он не уверен, что оставил ее дома. Молодая женщина погрузилась в воду, разбрызгивая ее, как маленький ребенок.
Вдруг раздался телефонный звонок, острый, настойчивый… Марта вышла из ванной, подняла трубку и услышала голос Вильяма.
— Я одна.
— Мы должны как можно скорее встретиться, — произнес англичанин.
— Нет, нет, нет! Это невозможно. Он уже заметил, что ручки нет, злой, как собака, и я знаю, он следит за мной.
— Именно поэтому ты должна как можно скорее положить ручку с микрофильмом на место. В кондитерской тебя ждет Махмуд.
Под вечер Бахман вернулся в резиденцию, в гостиной застал Марту и Витгенштейнов. Они слушали по радио коммюнике из Берлина. Ганс тихо подсел к ним, размышляя, кто же мог взять ручку с микрофильмом. Марта? Кто-то из прислуги? Затем подозрительно посмотрел на Августа. Может, он? Последнее время он нервничал и был неуравновешен. Почему Август так открыто распространяется о своих «нефтяных планах»? Кристина? Она последнее время почти не показывается, всегда мрачная, постоянно о чем-то думает и явно нервничает, будто что-то скрывает. Бахман только сейчас все это вспомнил. Если, не дай бог, что-то случится, то весь его многолетний труд пропадет. А может, англичанин их завербовал?
Стараясь не привлекать к себе внимания, он встал и пошел в кабинет Августа. Начал рассматривать на его письменном столе разные мелочи и с удивлением обнаружил, что вместо деловой корреспонденции стол завален книгами о нефти, ее переработке, какими-то записями, проектами, таблицами, здесь же лежала карта с заштрихованными нефтяными месторождениями, на ней было точно обозначено место в пустыне, где Август и Ганс когда-то были. Он пошел в другую комнату. На стене висел портрет Гитлера, за которым находился хорошо известный Бахману сейф. Он заглянул и туда, но, кроме банкнот, ценных бумаг и нескольких фотографий обнаженной жены Августа времен ее молодости, ничего не было.
«Он не может забыть ту, молодую, Кристину», — подумал Ганс, закрыл сейф и вышел из дворца. Внезапно он увидел закрытый ветками винограда вход в подвал. Он не знал об этом помещении. Толкнул дверь и вошел внутрь бывшего укрытия Генриха. При тусклом свете зажигалки осмотрел помещение: старая мебель, обрывки бумаги, на земле — упаковки от лекарств. Махнув рукой, он вышел в сад. Увидел там молящегося садовника — его морщинистое лицо вызывало доверие. А может, это он является тайным агентом Интеллидженс сервис? Это как раз их стиль: вербовать людей, не привлекающих к себе внимания. Садовник, водитель, мулла, прислуга — все простые, кажущиеся малообразованными, все могут быть их агентами. «А Наргис?» — пришло ему в голову. Эта молодая девушка всегда странно себя ведет, везде крутится, подслушивает, даже тогда, когда подает к столу.
Ганс вернулся во дворец и пошел в комнату Карла. В это время Наргис подавала барону лекарство.
— Ты здесь живешь?
— Нет. Рядом.
— Ну хорошо! Не буду вам мешать, — сказал Бахман и вышел. Но через минуту вернулся. — Кто убирает наши комнаты?
— Фатима, — ответила удивленная Наргис.
— Где она?
— Работает на кухне.
— Я спрашиваю, где она живет.
— В служебной комнате, в конце коридора, вместе со всеми.
Ганс пошел туда, приоткрыл дверь. На полу лежало несколько свернутых постелей. В углу стоял сундук. Какая-то женщина лежала на кровати, рядом с ней спал ребенок. Увидев Ганса, женщина встала.
Ганс осмотрел комнату. «Здесь нечего искать», — подумал он и вернулся в свои апартаменты. Его постоянно терзал вопрос: «Кто мог забрать ручку с микрофильмом? Август или Марта? Неужели она? Нет-нет, не может быть! А если она работает на нас и на них одновременно?»
Еще раз он заглянул в письменный стол, тщательно все перебрал и вдруг нашел между листками тетради пропавшую черную ручку «Пеликан».
«Как это может быть? — удивился он. — Ведь я все кругом обыскал! Здесь ничего не было! Неужели я ее не заметил?»
Ганс взял ручку и пошел в лабораторию проявить микрофильм. Но тотчас же услышал стук в дверь и голос Марты:
— К тебе пришли, дорогой!
В гостиной его ожидал Макс; они перешли в кабинет.
— Двадцать второго августа начинаем операцию «Амина», — сообщил гость.
— Наконец-то!
— Свяжись с комендантом иранского гарнизона, — предложил Макс, — и передай ему приложение к инструкции номер восемь, а я установлю контакт с племенами Гашгаи и Буйэр-Ахмади. Послезавтра сюда прибудут полковник и обер-лейтенант Мерциг.
* * *
Когда в доме все уснули, Наргис начала печатать на стеклографе листовки организации «Митра»; на следующий день она должна была передать их связному. Рано утром, как всегда, девушка пошла за покупками. На дно корзинки она положила пачку листовок и прикрыла их сумкой. Не успела она, однако, отойти от дворца, как через окно ее позвала Кристина. Наргис быстро спрятала корзинку за кустами самшита и пошла к своей госпоже. Она не заметила Марту, которая в это время гуляла в саду. Молодая женщина видела, что Наргис спрятала корзинку, и это ее заинтересовало. Она подошла к кустарнику, приподняла сумку и, увидев листовки, застыла как вкопанная. На них была изображена карикатура на шаха. Он лежал, облокотившись на подушки, и курил опиум. В клубах дыма видны были контуры границ Ирана времен Дария, какими они были две с половиной тысячи лет назад. Гитлер подкладывал огонь в трубку, которую держал шах. Над их головами виднелись нефтяные вышки, а внизу подпись: «Абадан — Кавказ». Ниже на рисунке были изображены пушки; из стволов торчали силуэты иранцев с национальными флагами Ирана в руках; иранцы выкрикивали националистические и религиозные лозунги. Фитили пушек зажигали немецкие солдаты. Внизу была подпись: «Группа «Митра».
Марта взяла корзинку и быстро пошла во дворец. По дороге она встретила возвращавшуюся Наргис и повелительно сказала:
— Иди сюда!
Они вошли в комнату Марты. Девушка поняла, что она разоблачена.
«Бежать надо, немедленно бежать», — подумала она в первый момент. Доктор Иоахим всегда учил, что в случае разоблачения лучше скрыться, чем попасть в тюрьму. Однако улыбающееся лицо Марты Бахман остановило Наргис. Когда она подошла к Марте, сердце ее учащенно билось. «Надо взять себя в руки», — подумала девушка.
— Ты умеешь читать? — спросила Марта.
— Немного, — с трудом произнесла Наргис.
— Ну вот, пожалуйста! — сказала Марта. — Я здесь уже год и только сейчас узнаю, на что ты способна. Ты много получаешь? Только не крути! Ваша группа называется «Митра», да? А может, ты работаешь на кого-то другого?
— Не понимаю, о чем вы. — Наргис пыталась выиграть время.
— Не бойся. Я тебя хорошо понимаю. Ведь я — не иностранка.
— Не знаю, что госпоже нужно, — притворилась удивленной девушка.
Тогда Марта достала листовку:
— Что ты на это скажешь?!
— Что это? — Наргис изобразила удивление. — Первый раз вижу.
— Не притворяйся! Я видела, как ты прятала корзинку. Может, тебе нужна помощь?
— Поверьте, это не мое.
— Не лги! — резко сказала Марта.
— Это действительно не мое.
— Кого ты, девчонка, хочешь обмануть? Меня? Ты сама их печатаешь или тебя кто-то снабжает?
Наргис решила обороняться:
— Многоуважаемая госпожа! Почему вы говорите мне такие вещи? Я действительно не знаю, о чем идет речь.
— Девочка, ты меня еще не знаешь, — ласково начала Марта. Вдруг она моментально сорвалась со стула и схватила девушку за волосы. — Говори! Ты, вонючая сволочь! Меня не обманешь! У меня под носом занимаешься шпионажем! Я этого не потерплю! Ты думаешь, что можешь здесь делать что-либо без моего разрешения? Тебе это даром не пройдет! О нет! Я могу раздавить тебя, как клопа. И сделаю это, если захочу. Уничтожу всю твою вонючую организацию. Ты, змея, говори!
Наргис молчала. Думала о спрятанном на чердаке стеклографе.
— Я могу сейчас же отправить тебя в полицаю, и они не будут так с тобой церемониться, как я, — пригрозила Марта.
В это время ко дворцу подъехал автомобиль. Марта посмотрела в окно: вернулся Ганс. Сразу за ним подъехал второй автомобиль, из которого вышел полковник в обществе обер-лейтенантов Мерцига и Леверкуена.
— Запомни, — сказала тихо Марта, — эта листовка против них, а они не шутят.
Наргис вся дрожала, но у Марты не было времени.
— Даю тебе возможность подумать до четырех часов, — произнесла она решительным тоном. — Запомни, меня не обманешь. На каждой листовке остались отпечатки твоих пальцев. Понимаешь, что я тебе говорю? А сейчас марш отсюда!
Наргис была уже возле дверей, когда Марта сказала:
— Поправь волосы!
— Спасибо, госпожа! — сумела только произнести девушка и выбежала из комнаты.
Марта быстро спрятала пачку листовок в книжный шкаф. Она знала, что означает вся эта закулисная возня, но только сейчас поняла, на чьей стороне правда. И эта простая, никому не известная девушка знает эту правду и сознательно борется за нее. Марта вспомнила улыбку Наргис, которая, уходя, промолвила: «Спасибо, госпожа!» Она не знала, что благодарит женщину, которая эту правду продает за деньги. «Митра»? Что это за организация? Как давно она работает? «Митра»?..» — повторила она еще раз.
В это время гитлеровские офицеры вместе с Гансом перешли в комнату полковника. Марта, немного подождав, проскользнула по коридору в соседнее помещение; как всегда, спряталась за портьерой. Сейчас она хорошо слышала голос полковника:
— Задачей обер-лейтенанта Мерцига будет уничтожение нефтеперегонного завода в Абадане, может, не в полном смысле уничтожение, но временная его остановка.
— Каким образом? — спросил Мерциг.
— Имейте терпение, я еще не закончил. Вспомните, как в Польше мы остановили угольную промышленность в Силезии, чтобы потом быстро использовать ее для нужд нашей армии. По нашему сегодняшнему плану, предстоит закупорить нефтяные скважины и вывести из строя другие приспособления. Нужно это сделать немедленно, чтобы англичане не смогли использовать топливо, а в случае отступления — не сумели подорвать завод. Вы понимаете? Ведь все это будет наша собственность.
— Так точно! Понял.
Полковник обратился к обер-лейтенанту Леверкуену:
— А вы должны сразу после проведения операции «Амина» перебраться из Турции в Иранский Азербайджан. Оттуда уже недалеко, через Карадаг, до Баку. На этот район мы проведем наступление из Джульфы. В такой обстановке у русских так растянется линия фронта, что, по нашим расчетам, они не сумеют удержать оборону. Как обычно, будем действовать неожиданно. Молниеносная война для нас всегда была гарантией победы. А вы, — обратился он к Бахману, — представьте мне все данные о подготовке к действиям в вашем районе. — Ганс кивнул и вышел. — В Тегеране, — продолжал полковник, — иранцы организовали разведывательный центр. Нужно ему содействовать, чтобы их информацию мы получали как можно раньше…
Марта не заметила, что Ганс вышел из комнаты. Он пошел за своими записями, которые прятал в шкафу между книжками. Достал одну из них и с ужасом отпрянул. В глубине шкафа лежала пачка антифашистских листовок с подписью: «Группа «Митра». Он сразу вспомнил, что такие листовки разбрасывали на фабрике Витгенштейнов. Теперь прояснилась история с пропажей ручки с микрофильмом, а затем ее появлением.
«Так, значит, это Марта», — подумал он. Ганс прошелся по квартире. Заглянул в ванную комнату: ванна была наполнена водой, рядом лежала хна. Приоткрыл дверь в комнату, где была коллекция трубок, и сразу увидел выглядывающие из-под портьеры дамские каблучки. Закрыл незаметно дверь и, сдерживая ярость, вернулся к гостям.
— Как закончился разговор с иранцами по поводу их территориальной экспансии после проигрыша войны Советами? — спросил Леверкуена полковник.
— Мы обещали Ирану, что в случае участия в войне против Советского Союза он получит в награду часть территории русской Средней Азии, с условием, что третий рейх обеспечит свое участие в добыче нефти на Кавказе и в Абадане.
— С кем вы разговаривали?
— С шахом…
— Опять этот злосчастный шах! — прервал в сердцах полковник. — Как мы проводим операцию «Амина»: с шахом или против него?
— Дело в том, господин полковник, что, как считают в Берлине, нужно проводить переговоры с обеими сторонами: с одной стороны, с иранским правительством, а с другой — с нашими союзниками из их армии и оппозиционными группами. В зависимости от ситуации в последний момент примем решение. Сейчас мы подготовили стратегическую операцию «Амина». Короче говоря, мы изменим либо шаху, либо иранским офицерам, которые хотят выступить против него.
— Извините, я исполняю приказы, я военный, а не политик, но в данном случае делаю исключение, чтобы спросить вас: это план адмирала Канариса?
— Не знаю, господин полковник.
— Я знаю, кому в Берлине не на руку наша операция, но сейчас не это важно, — поставил точку полковник. — Вы должны были доложить обстановку в этом районе, — обратился он к Гансу.
В этот момент зазвонил телефон. Бахман поднял трубку. На лице его появилась растерянность. Он вдруг понял, что его слова сейчас услышит Марта. Однако мгновенно его пронзила мысль: этой информации Марта уже не успеет никому передать. И он произнес очень спокойно:
— Время проведения операции «Амина» перенесено с двадцать второго на двадцать восьмое августа.
Возмущенный полковник вскочил с кресла.
— Они с ума сошли! Да, с ума сошли! Шестнадцатого июня русские направили ноту протеста, — говорил он взволнованно, — ссылаясь на договор, подписанный с Ираном в 1921 году. Семнадцатого августа наш посол в Тегеране по поручению фюрера предложил иранскому правительству военную помощь в случае конфликта с Советами, а иранское правительство вежливо отклонило предложение, ссылаясь на нейтралитет. Недавно Би-би-си начало острые нападки на шаха. А мы что делаем? Мы должны были сделать это еще два месяца назад! А когда наконец получили разрешение приступить к акции, в последний момент Берлин опять оттягивает начало на шесть дней. Господа, вы знаете, что сейчас счет идет не на дни, а на часы? Я знаю, — продолжал полковник, — кто в этом заинтересован, кому не нужен успех операции «Амина». Это Шелленберг. Да, господа, Вальтер Шелленберг. Я его знаю. А знаете почему? Потому, что он ненавидит адмирала Канариса! Отсюда и нежелание проводить операцию «Амина». При этом пострадают интересы третьего рейха, а наш труд просто пропадет. Ну что ж, нам остается только надеяться, что до двадцать восьмого августа ничего особенного не произойдет. В противном случае мы потеряем не только Иран, но и источники нефти на Ближнем Востоке, и кто знает, возможно… — Полковник спохватился, что сказал слишком много, и, не закончив фразы, упал в кресло.
Марта поняла, что тайное заседание подходит к концу. Она быстро вернулась в свою комнату, записала услышанное, затем вынула листовки из шкафа и положила их вместе со своей запиской в ночную тумбочку, прикрыв туалетными принадлежностями. Потом побежала в ванную комнату, открыла кран с горячей водой и мгновенно разделась. Она едва успела сесть в ванну, как услышала шаги Ганса, возвращавшегося к себе. Он обратил внимание, что Марта повторила свой номер с купанием.
Посмотрев на полку с книгами, он убедился, что листовок там нет. «Значит, это она!» — подумал Ганс. И тут же принял решение: достал из ящика письменного стола складной нож с пружиной, спрятал его в карман и заглянул в ванную комнату. Как он и предполагал, Марта лежала в ванне.
— Опять болит голова? — спросил он заботливым тоном.
— Да, мой дорогой, не знаю почему, но все время чувствую себя усталой.
— Вижу, на этот раз не намазала голову хной.
— Не хочу больше, ванна и без того меня успокаивает.
— Послушай, — сказал Ганс мягко, — я хочу, чтобы ты поехала со мной к одному человеку. Я плохо его понимаю. Поможешь мне?
— Это важная особа?
— Нет, обычный странник. Я организовал у него явку, и для меня этот разговор очень важен.
— Если ты этого хочешь, я с удовольствием поеду, — согласилась Марта. Она вышла из ванны, вытерлась полотенцем и начала одеваться. Ганс взглянул на ее туфли. Да, это те самые каблучки, которые он видел из-под портьеры.
Через полчаса супруги были уже на окраине города. В это время обычно шоссе было пусто. Через окна машины Марта видела высокие трубы большого кирпичного завода. Время от времени мимо проносились уложенные у дороги штабеля кирпича.
— Куда мы едем? — спросила Марта.
Ганс задал встречный вопрос:
— Как давно ты за мной шпионишь?
— Ты о чем? — удивленно спросила иранка.
— Как давно ты за мной шпионишь? — повторил Ганс, глядя ей прямо в глаза.
— Не понимаю. — Обеспокоенная, Марта хотела выиграть время. — Ты страдаешь подозрительностью. Ты два раза повторил один и тот же вопрос, а я не знаю, о чем речь.
Ганс остановил машину, выключил мотор. Выждал с минуту, рассчитывая, что нервы Марты не выдержат, затем прямо спросил:
— Сколько ты получила от Вильяма за последний микрофильм? Не говори только, что ничего не понимаешь. Сегодня я видел, как ты пряталась за портьерой. Итак, я тебя слушаю.
Марта молчала, охваченная паникой.
— Я признаю, — продолжал Ганс, — что информация, которую я получал от тебя, имеет большую ценность. Платили за нее хорошо. Но я хочу навести порядок в собственном доме и выяснить наши отношения. Я совсем не намерен тебя терять. Итак, говори!
Марта начала медленно успокаиваться. «Возможно, Гансу нужно только дезинформировать англичан?» — подумала она и решила играть в открытую.
— За каждую переданную информацию я получала сто фунтов стерлингов.
— Как давно?
— Я решилась на этот, шаг, когда ты мне приказал сделать аборт и шпионить для вас. Помнишь, я тебя умоляла и говорила, что хочу быть только хорошей женой, хочу только любить тебя и заботиться о тебе? А ты толкнул меня в его постель. Да, ты ведь ясно сказал, что я должна возобновить роман с Вильямом…
Ганс уже почти не слушал, его интересовало другое.
— Да! Исключительно ловко ты исполняла свое задание. Действовала абсолютно открыто, и в этом заключалось все твое коварство. Как ни в чем не бывало шла к английскому консулу, несмотря на то что они там хорошо знали, кто я. А потом с бессовестной откровенностью и простотой докладывала мне об их планах. Ты все делала так, что даже я, хитрая лиса, тебе поверил. Думал, работаешь только на меня. А ты, коварная и ловкая бестия, обманула и меня, и Вильяма.
— Я не хотела, — откровенно сказала Марта. — Ты меня к этому принудил.
— Я уверен, что Вильяму ты сказала то же самое. Объясни мне лучше, для чего тебе столько денег.
— Чтобы открыть самый шикарный салон мод в Тегеране.
— Врешь!
— Зачем мне врать? Это правда. Эта мысль пришла мне в голову, когда я поняла, что о своей судьбе должна заботиться сама. Ни тебе, ни кому бы то ни было другому я уже не доверяла. В конце концов, все решают деньги…
— Врешь! Врешь ты, потаскуха! Ты зарабатывала деньги для этой своей организации. Они дали тебе это задание, и ты отлично играла свою роль. Даже трудно поверить, что делала это дочь иранского офицера, сторонника Германии, идейная фашистка. Знали, кого выбрать!
— Что ты говоришь? Для какой организации? — Марта была действительно изумлена.
— На этот раз ты не обманешь меня.
— Ганс, я действительно не знаю никакой организации. Я работала исключительно для себя. Могу показать тебе деньги, они спрятаны дома.
— Скажи мне, что это за организация — «Митра» и какую роль в ней ты выполняешь?
— «Митра»? Какая «Митра»? Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Откуда взялись листовки, спрятанные между книжками? Затем они вдруг пропали, как только ты вернулась в комнату.
— Листовки? Ничего об этом не знаю. — Марта говорила решительным тоном. — Ничего не знаю.
— Если бы я разговаривал с профессиональным агентом, то мы еще могли бы договориться. Но я имею дело с коммунисткой.
— Ты ошибаешься! — сказала Марта. В ее голосе совсем не было страха. — Я не коммунистка. Я делала все на свой страх и риск и готова за это платить любой ценой. А что касается группы «Митра», то ведь каждый в городе о ней знает. Хочу тебе только сказать, что, несмотря на твою расчетливость и хитрость, в борьбе с ними не выиграешь. Они проникли повсюду.
— Да, от тебя они больше информации не получат, — сказал Ганс. Выхватив нож, он вонзил его ей прямо в сердце. Марта в последний раз через стекла машины увидела облака на небе, они были похожи на вату. Продолжалось это секунду или две, потом небо покраснело, становилось все темнее, и наконец все кругом почернело.
Ганс, не теряя времени, моментально извлек тело из машины, подтащил его к топке кирпичного завода. Открыл ее и, бросив тело жены в горящую печь, закрыл дверцу.
Никто никогда не узнает, что случилось с Мартой. В резиденции Витгенштейнов будут думать, что она ушла так же, как и Ширин. Все посчитали, что ее поступок был продиктован традиционными понятиями о чести женщины Востока.
Наргис, расставшись с Мартой и обслужив гостей Бахмана, немедленно побежала на чердак, взяла стеклограф и спрятала его в пещере над речкой, протекающей за садом. Затем она попыталась проникнуть в комнату, где Марта спрятала листовки. Напрасно. Только когда Бахманы выехали из резиденции, девушка прокралась в апартаменты и после длительных поисков нашла свою пачку листовок вместе с запиской, которую оставила Марта. Все отнесла к отцу Ореша. Задумалась, возвращаться ли сейчас во дворец Витгенштейнов. Решила посоветоваться с доктором Иоахимом и пошла к нему в госпиталь.
— Извините, что я так неожиданно.
— Что случилось?
— Марта меня разоблачила.
— Вы что, листовки размножали дома? Я ведь говорил, нельзя этого делать. Размножать должен был кто-то другой.
— Но они сказали, что у меня наиболее безопасно.
— Вы должны были выполнять другое задание. И что теперь?
— Я ничего ей не сказала. Она дала мне время подумать. В четыре часа я должна ей все объяснить. Удивительно, она никому ничего не рассказала и неожиданно уехала с Бахманом. Воспользовавшись случаем, я забрала листовки и вынесла их из дома.
— Ах так?!
— Я нашла также и какую-то записку. Марта положила ее вместе с листовками. Написано, кажется, по-немецки.
Иоахим посмотрел записку, написанную мелким почерком, усмехнулся и сказал:
— Это по-армянски, в доме Витгенштейнов никто ее не прочитает.
— Знаете, я видела, как госпожа Марта бежала в свою комнату от комнаты полковника, в которой разговаривали гости господина Бахмана.
— Хорошо. Мне сейчас записку переведут, — ответил Иоахим и спрятал ее в карман халата.
— А мне возвращаться домой? — спросила Наргис.
— Да, — сказал доктор, — теперь Марта в твоих руках. Если будет пытаться тебя запугать, скажи: «Я знаю, на кого вы работаете. У меня ваша записка».
Наргис вернулась во дворец. Бахмана еще не было. Он приехал только под вечер, прошел прямо в свои апартаменты и начал тщательно просматривать вещи Марты в надежде найти листовки или какие-либо другие материалы. Он боялся быть скомпрометированным. Сознавать, что коммунисты столько лет следили за каждым его шагом, было невыносимо. Эта мысль наводила на него ужас. Чем дольше он искал, тем больше нервничал. Чтобы успокоиться, выпил несколько рюмок коньяка. По всей квартире разбросал фотографии Марты, которые когда-то сам делал, и теперь ему казалось, что она смотрит на него отовсюду, — это доводило его до бешенства.
— Змея! Проклятая шлюха! — цедил он сквозь зубы. — Куда ты спрятала листовки? Слишком рано ты ускользнула из моих рук! Черт побери! Что делать? Что делать? Нет, нет, я не позволю себя погубить. Меня еще никто не обыгрывал. — Бахман, не владея собой, говорил все, что ему приходило в голову. — Хотела меня уничтожить, проклятая азиатка! Я вам всем покажу! До сих пор я нянчился с вами. Конец, с этим конец… Я вас всех загоню обратно в подвалы. Будете рабочим скотом. Мы творим большое дело, а вы, глупцы, темные люди, будете рабами для исполнения наших приказов. Да! Это ваша роль. Только для этого вы и пригодны. — Ганс опять потянулся к бутылке, налил, выпил. — Ты, неблагодарная тварь! Вышла замуж за немца, должна была гордиться, что тебе было позволено сблизиться с высшей расой, и должна была работать только для третьего рейха, бессовестная!
Ганс вошел в ванную комнату и вдруг заметил, что две плитки немного отстают от стены. «Наконец-то нашел!» — с радостью подумал он. Открыл тайник, засунул руку внутрь. Обнаружил там мешочек, высыпал его содержимое на пол и остолбенел. Перед ним лежала кучка банкнот и золотых монет.
Как же это?! Неужели она действительно делала это только для себя? А листовки? Кем же она была? «Они везде», — вспомнил он слова Марты. Но кто «они»?
Было уже поздно, когда он услышал голое Наргис:
— Уважаемый господин!
Он вышел из ванной комнаты.
— Ужин подан, — сказала девушка.
Ганс отослал ее движением руки и только спустя какое-то время сошел в столовую. Все уже сидели за столом. Он занял свое место. Из раздумий его вывел вопрос полковника:
— А где ваша прекрасная супруга?
Вопрос был совершенно естественным, но насторожил Ганса.
Ему казалось, что его задают все гости, сидящие за столом.
Однако Ганс сумел взять себя в руки и спокойно ответил:
— Осталась у родителей.
Только Наргис чувствовала, что он говорит неправду. Она вспомнила слова доктора Иоахима: «Марта на кого-то работает». Неужели Бахман об этом узнал и убрал ее?
Через несколько дней, двадцать четвертого августа, она бросила очередное письмо Генриха родителям.
В тот же день английский консул и Вильям, не зная точной даты ожидаемого переворота, интуитивно чувствовали, что надвигаются какие-то перемены. Консул, прохаживаясь по комнате, сосал свою сигару и диктовал Вильяму следующую информацию для центра в Лондоне:
— Чтобы избежать в Иране того, что было в Ираке, нужно как можно быстрее исключить немецкое воздействие, пока фашисты не сосредоточат здесь крупные силы. Возможность удержаться русским до зимы вполне правдоподобна. И поэтому немцы стараются как можно быстрее овладеть Кавказом, действуют методом «больших клещей», чтобы сломить сопротивление красных. Необходимость получения кавказской нефти для Германии настолько важна, что они будут проводить наступление еще до зимы, и, как предполагаем, также со стороны Ирана. Нужно также ожидать генеральной атаки немцев на Ближнем Востоке через Иран и, возможно, через Турцию. По сведениям, какие у нас имеются, немцы перебросят через Турцию в Иран значительное количество оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ. Вооружают разные племена в районах Курдистана и Фарса. Одна из групп, под командованием Мерцига, получила задачу вывести из строя нефтеперегонный завод в Абадане, другая, под командованием Хаймерштейна, переброшена с греческого острова Самос в Иран. Кажется, советская разведка уже имеет такие сведения. Это подтверждают их очередные ноты протеста правительству Ирана. Шестнадцатого августа в своей ноте русские дали понять, что для обеспечения своей безопасности они вступят в Иран, согласно двустороннему договору 1921 года. Такое решение угрожало бы нашим интересам, особенно для совместных англо-иранских действий. Думаю, что в наших интересах лучше было бы раньше нам овладеть Ираном и тем самым исключить немецкое воздействие, а также предупредить вступление русских в Иран. Доводы для проведения такой акции аргументированы…
Резкий звонок в дверь прервал диктовку консула. Вильям вышел в прихожую и получил срочную почту от курьера. Прочитал и доложил консулу секретную новейшую информацию:
— Русские уже знают дату планируемого переворота: двадцать восьмое августа. Информацию эту они получили из дома Витгенштейнов.
— Откуда такое предположение? — спросил удивленный консул.
— Они получили ее из Шираза.
— Значит, Марта?! В таком случае, она работала также и на русских.
— Возможно, они ей больше платили, поэтому мы получали ту же информацию, но, к сожалению, позже.
— Кто бы мог подумать! Такая романтическая женщина — и такая жадная на деньги! Удивительное существо! Мне вспоминается легендарная разведчица первой мировой войны Мата Хари.
Вильям кивнул, потянул довольно большой глоток виски и с сожалением сказал:
— Так обычно бывает… Когда мы лишаем женщину любви, у нее остается только горечь и жажда иметь много денег.
Консул достал из пишущей машинки лист бумаги, на котором Вильям писал под диктовку очередной рапорт в Лондонский центр, порвал его и сказал:
— Сейчас наши уже знают, что им делать. Мои предположения не нужны. — Он налил Вильяму и себе большую порцию виски, на этот раз без воды, и совсем неожиданно предложил: — В таком случае, за Марту! Важно то, что мы уже знаем день планируемого ими переворота…
* * *
Во дворце Витгенштейнов готовились к приему. Август и полковник, ожидая гостей в салопе, наслаждались мозельским вином.
Витгенштейн живописал полковнику свои планы на будущее.
— Тот, кто имеет нефть, диктует условия войны, — говорил он. — И в мирное время нефть — также необходимый элемент цивилизации, без которого жизнь не может двигаться вперед. Итак, нефть — это оружие! Чтобы им пользоваться, нужно очень умело избавиться от конкурентов. Только тогда можно диктовать условия. Чтобы иметь такую возможность, нужно овладеть всем Ближним Востоком. Прошу вас взглянуть на этот план, который, конечно, будет актуальным после нашей победы.
В этот момент в салон вошли Бахман и Макс. Полковник обратился к Августу:
— Меня очень интересует ваш проект, но разрешите вернуться к нему позже. Если мы не овладеем Ираном, то вы не реализуете свои планы.
— Конечно, конечно, — повторил Август и, почувствовав, что его присутствие в этом обществе лишнее, вышел. Тогда полковник спросил Макса:
— Вы получили что-то экстраординарное?
— Докладываю: наш транспортный самолет, который стартовал с аэродрома в Еленис и вез нашу специальную группу под командованием обер-лейтенанта Хелефнига, потерпел аварию между Хамаданом и Тегераном. Экипаж и специалисты из полка «Бранденбург» спаслись на парашютах в глубине пустыни. Пока сведений о точном месте приземления десанта нет.
Полковник с трудом сел в кресло и, помолчав минуту, сказал:
— Это были наши лучшие люди. Как мы теперь поддержим акцию Мерцига в Абадане? Сколько у вас имеется людей, которых вы могли бы туда отправить? — обратился он к Бахману.
— У меня нет никаких резервов, — доложил Ганс.
— Там они будут нужнее…
— Постараюсь перебросить туда «кинематографистов»…
— Нужно действовать энергично. До двадцать восьмого осталось только двое суток.
— Они сегодня же будут там, — вмешался Макс.
— Именно сегодня вечером, — продолжал полковник, — организуем под предлогом дружеской встречи в этой резиденции совещание перед акцией. Пусть враг думает, что мы веселимся. Нужно точно скоординировать наши действия.
Когда офицеры вышли из гостиной, полковник спросил Бахмана:
— У вас есть какие-либо вести о жене?
— К сожалению, — с притворной печалью сказал Ганс, — она уехала к родителям и пропала. Они тоже ничего не знают. Я сообщил в полицию.
— Удивительное государство, в котором можно так легко исчезнуть, — вздохнул полковник.
Август очень жалел, что не использовал удачного случая для более длительного разговора с полковником. Вернувшись к себе, он застал Кристину неподвижно сидящей у окна. Лицо ее было каменным.
— У него уже есть план, как нас уничтожить. Этот сын бедного пастора из баварской провинции… — сказала она холодным голосом.
— Кто? — не понял Август.
— Он, Ганс Бахман. Он не поступится этой резиденцией, заводом ковров, десятками филиалов нашей фирмы в Европе и Азии и акциями иранского судоходного общества. — Кристина дрожала как в лихорадке и вдруг крепко, до крови, закусила губы.
— Что с тобой?
— Он знает, он знает, — повторяла она сквозь зубы, глядя через оконное стекло на Ганса, который стоял на площади перед дворцом.
— Что знает?
— Он знает о Генрихе.
— Откуда у тебя такое предположение?
Кристина только теперь разжала кулак и подала Августу смятое письмо.
— Генрих? — Испуганный Август узнал почерк сына. — Откуда Ганс знает? Он видел это письмо?
Кристина отрицательно качнула головой.
— Откуда же?
— Он пишет, что сегодня скажет всем… — с трудом выговорила Кристина.
— Врет. Он только пугает нас. Он достаточно умен и знает, что ему грозит. Болван! Сколько уже написал писем, в которых все время пугает, что придет! И что?
Кристина подала Августу второе письмо Генриха, в котором был изображен Ганс, играющий на дудке. Перед ним стоял удав с двумя головами, одна с лицом Кристины, другая — Августа, из каждой из них брызгал яд на Элен, Карла и Маргит.
Август дотронулся рукой до стола. Стол дрожал — это Кристина держалась за него.
— Хочешь выпить? — спросил Август.
Кристина кивнула. Август налил ей стакан водки. Она выпила ее до дна, овладела собой: алкоголь начал действовать.
— Иди в постель! Ложись, — стал просить ее Август.
— Нет, нет! — возразила с упрямством Кристина и вонзила ногти в его ладонь.
Август заметил, что ее руки покрыты какой-то сыпью.
— Я знаю, — говорила она, — я знаю, кто подружился с твоим сыном. Кто его подучил это нарисовать.
— Кто?
— Не знаешь? Ты не знаешь? — иронически улыбнулась она.
— Не знаю! — крикнул с раздражением Август.
— Знаешь!..
— Я?
— Да. Виновником всего этого является твой брат.
«Она с ума сошла», — подумал Август и вздохнул. И тут услышал шум колес.
— Гости приехали. Я пойду к ним. А ты ложись, я скажу им, что ты больна.
После ухода Августа Кристина почувствовала себя очень одинокой. Ее охватил страх. Ведь им обоим грозит опасность! «А он как ни в чем не бывало пошел к гостям», — подумала она. Повернула отяжелевшую голову и увидела стоящий в углу макет нефтяной вышки. Потом взяла со стола большую хрустальную вазу и с силой бросила ее в макет. По комнате разлетелись осколки хрусталя, струи воды разлились по паркету.
— Он не может ни о чем думать, кроме своей вонючей нефти, — бессознательно шептала она. — И даже не думает, что все это закончится, как только здесь появится Генрих. Все, — медленно повторила она, вдруг встрепенулась и пошла в ванную комнату. Посмотрела в зеркало и увидела свое лицо с размазанной на щеках губной помадой и засохшей кровью на губах. Выглядела она как привидение. Кристина протерла щеки, накрасила глаза и губы, напудрилась и вернулась в комнату. Надела изысканное платье, длинные белые перчатки. Август пришел, когда она заканчивала одеваться.
— Ты не спишь? — удивился он. — Не лучше бы было лечь?
— Гости приехали, нужно их поприветствовать.
— Слушай, — вдруг вспомнил Август, — почему тебе пришло в голову, что Карл помог Генриху?
— Вы, евреи, — сказала Кристина, — биологически не доросли до немецкой расы, до немецкого народа… Я всегда говорила, что ваша аристократия дегенерировала. Поэтому твой сын вырос таким. Неблагодарный, паршивый пацифист…
— Иди лучше спать, — посоветовал Август.
— Не хочу! — крикнула она, взяла с комода венок Элен, сплетенный из лавровых листьев, и надела его на голову. Она была готова к выходу. Август был бессилен ее удержать, ему пришлось согласиться и с тем, что он будет ее сопровождать. Вдруг Кристина остановилась, затаила дыхание и подняла руку. — Он здесь, — произнесла она шепотом. — Почему ты стоишь? Говорю тебе, он здесь!
Август не реагировал. Она побежала в другую комнату. Окно было открыто, ветер шелестел листьями.
— Дальше, — Кристина говорила шепотом, — я сама видела. Он вошел через окно. Он где-то здесь. Это он. Издевается над нами, играет с нами в кошки-мышки. Не стой так, ищи его!
Август впервые видел Кристину в таком состоянии. Она говорила так серьезно, что трудно было ей не верить. Озадаченно бегала по комнатам, искала следы Генриха.
— Успокойся! Успокойся! — просил Август.
— Только ты так можешь! Покой! Покой! Для тебя исключительно важен покой, ты не можешь предотвратить надвигающуюся катастрофу! — крикнула женщина а упала без сил в кресло.
— Поспи, дорогая…
— Слушай! — сказала подозрительно Кристина. — Что ты замышляешь? Замышляешь вместе с твоим сыном… Почему эти письма адресованы только мне, а не тебе? Ведь не я впустила змею в пещеру! Не я была с вами, когда вы убивали Маргит. Это ты был там! Скажи, почему он пишет и адресует письма мне? Вы меня ненавидите, хотите прикончить! Ты, твой сын и твой брат, который притворяется инвалидом. Это он все велел сделать Генриху. Да, да… Он его выпустил из укрытия, и ты прекрасно знал об этом. Может, скажешь, что это неправда? Пусть будет, что будет, но я не хочу публичного скандала. Я ему этого удовольствия не доставлю. Я знаю, что он прячется. Подождем… Если захочет говорить с нами, то только здесь, но не при посторонних…
Август только сейчас понял, что его жена сошла с ума. Он сидел беспомощно, не зная, что предпринять. Из гостиной доносились приглушенные голоса, смех в музыка. В гроте расставили столы и осветили их рефлекторами. В струях прозрачной воды охлаждались бутылки шампанского. Гости чувствовали себя прекрасно. У стены уселись персидские музыканты. На расстеленном ковре плясала молоденькая иранская танцовщица. Никто не обратил внимания на отсутствие Витгенштейнов.
В грот вошел Бахман и шепотом доложил полковнику:
— Отправляю специальную группу в Абадан для поддержки обер-лейтенанта Мерцига. Среди гостей только наши люди и иранские союзники. Я подготовил специальную комнату, в любой момент, если понадобится, она в вашем распоряжении.
— Спасибо. Сделаем это позже, после ужина, — ответил полковник.
Ганс сел недалеко от бара. Слуга подал пиво и письмо на подносе. Ганс вскрыл его и с удивлением увидел такие же карикатуры, какие получила Кристина, подписанные «Генрих Витгенштейн». Ганс не верил своим глазам. Он смотрел на красивую танцовщицу, но думал о полученном письме.
Танцовщица исполнила несколько танцев, подошла к бару, взяла рюмку, наполненную красным вином, запрокинула голову и поставила рюмку себе на лоб. Танцуя, ловко передвигалась среди гостей, как бы желая кого-то себе выбрать.
Ганс попытался сопоставить факты: после пропажи ручки, обыскивая дом, он случайно зашел в подвал и увидел там остатки сожженных вещей и кусочки картин. Видел упаковки от таких же лекарств, какими пользовалась Кристина. Его охватило предчувствие. Он хотел уже встать, но неожиданно к нему подбежала танцовщица и положила голову ему на колени. Этим жестом она приглашала его выпить вино. Бахман взял рюмку, потом, как положено по здешнему обычаю, достал банкноту и вложил в губы танцовщице. Девушка начала кружиться все быстрее в такт музыке. Гости кричали «браво». Танцовщица поставила следующую рюмку себе на лоб и продолжала танцевать.
Бахман незаметно вышел из грота и пошел прямо в подвал, который сейчас был открыт. Там он зажег керосиновую лампу и еще раз все обшарил. На стене увидел замазанный, но еще различимый портрет Генриха. Задел ногой обгоревшую тетрадь, поднял ее и начал рассматривать. Это был дневник, который вел молодой Витгенштейн. Бахман все понял.
«Вот оно что!» — подумал он и вернулся к гостям. Среди них не было Кристины и Августа. Тогда Бахман пошел в их апартаменты и застал там Кристину, сидящую у стола без движения. Показал ей дневник.
— Вы знаете, что это такое? — спросил Бахман.
Кристина, вместо того чтобы взглянуть на тетрадь, посмотрела на Ганса:
— Что?
— Это! — Он показал ей еще и рисунок, найденный в подвале.
— Да, да. Это я знаю… — возбужденно говорила Кристина. — Он здесь, только прошу не говорить полковнику. Это вас скомпрометирует. Но не только вас, но и нас. Он здесь…
— Где? — спросил Бахман. — Что значит «здесь»?
— Где-то здесь. Прячется. В любой момент может войти и начать говорить. Мы должны его найти. О, мне холодно…
Август вошел с лекарством для Кристины. Она вдруг сказала мужу:
— Ганс его видел. Мы должны выпроводить всех гостей… Надо убрать и прислугу, будем искать втроем…
— Она неожиданно потеряла рассудок. Не может смириться со смертью Генриха. — Август пытался прервать этот поток слов.
— Перестаньте притворяться! К чему была вся эта комедия с портретом вашего сына и комнатой его памяти? И нечего прикидываться сумасшедшей! Долго вы еще собираетесь изворачиваться? — жестким тоном спросил Бахман и показал Августу дневник Генриха. — Вы все сожгли, но самое главное забыли. Я это нашел…
— Нет, нет, нет. Он здесь. Мы ничего не забыли, — упрямо повторяла Кристина.
— Перестаньте паясничать! Скажите, когда он убежал и где вы его спрятали.
— Что вы нашли? — Август никак не мог понять, о чем идет речь.
— Дневник Генриха Витгенштейна, в котором он собственноручно описывает, как вы его прятали, когда встретились и о чем разговаривали. Он записал в нем также свои крамольные мысли о войне и фюрере… Возможно, вы не знали, что он вел дневник? — сказал Ганс и посмотрел испытующим взглядом на Августа. — Сейчас я требую от вас исчерпывающего доклада. Опишите, как ваш сын сюда попал и где он сейчас находится!
— И что это вам даст?
— Так нужно. Ваше сообщение мы передадим нашим соответствующим органам.
Август попытался было оправдываться, но Кристина вдруг начала дрожать и показывать на шкаф:
— Берите его! Он там…
Увидев, что мужчины не слушают ее, она подошла к шкафу, открыла дверцу и со злостью начала выбрасывать оттуда одежду.
— Он сидел здесь, в этом кресле, и смотрел на меня с таким отвращением! Потом взял флакон одеколона и вылил весь на себя. Он так всегда делал. Я и сейчас чувствую этот запах. Почему вы на меня так смотрите? Он сидел здесь. Я видела его! Ищите же! — крикнула она.
Вдруг Кристина сжала руки в кулаки и начала кусать их. Ганс мгновенно вытащил ее руку изо рта.
— Черт бы вас побрал, кому нужна эта комедия! Не можете разговаривать нормально?!
Кристина вырвалась из рук Ганса и начала метаться по комнате.
— Там, там… — повторяла она. — Я вижу его…
Мужчины схватили ее под руки и посадили в кресло. Август налил стакан водки и поднес к губам жены.
— Что вы делаете? — спросил Ганс.
— Это ее успокоит. Она сумасшедшая.
Кристина сопротивлялась и отталкивала стакан.
— Помогите мне, — обратился Август к Бахману.
— Прошу вас, выпейте, вам будет лучше, — сказал Бахман. — Никто об этом не узнает. Полковник тоже. Я вам обещаю.
Кристина беспомощно развела руками, потом взяла стакан и выпила.
Мужчины отнесли ее в спальню. Август смочил водой полотенце и вытер ей лицо.
— Чувствуешь? — спросила она. — Опять этот противный запах одеколона.
Через минуту Кристина уснула. Август и Ганс вышли в другую комнату.
— Генрих появился в начале апреля, — сказал Август. — Он был болен. Конечно же, бежал с фронта. Для нас это был шок, мы не знали, что делать. Передать его властям не могли, он был в тяжелом состоянии. Спрятали его в подвале. Месяц назад, неизвестно каким образом, он сбежал.
— Где он сейчас? — спросил Бахман.
— Не знаю. Прислал несколько писем с угрозами. Кристина не смогла этого пережить, психически заболела, а Генрих нас ненавидит, потому что мы его считаем предателем.
— И вы не отдали его властям…
— Как бы это выглядело — сын Витгенштейнов — предатель? Ведь он посмертно награжден…
— Можно было бы отправить его тайно в Германию, а там он ответил бы перед судом. Все это опишите, — приказал Ганс.
— А это обязательно?
— Обязательно, — категорически подтвердил Бахман.
Август дрожащей рукой начал писать. Закончив, отдал бумагу Гансу, который, прочитав донесение, спрятал его в карман и молча вышел из комнаты.
Август сидел задумавшись, на душе было пусто. К гостям он не вернулся, так и уснул в кресле.
Проснулся под утро. Лучи восходящего солнца медленно наполняли комнату. Несмотря на раннее утро, во дворце никто не спал. Неожиданно в комнату вошел Ганс. Он был необычно взволнован.
— Вы знаете, что случилось?! — прямо с порога спросил он. — Сегодня на рассвете русские с севера, а англичане с юга вступили в Иран. Черт возьми! Упредили нас. Мы проиграли битву, но это не означает, что мы проиграли войну. Вы и дальше продолжайте вести предприятие, как будто ничего не случилось. А я буду у вас работать как служащий. Теперь мы должны использовать вашего сына как козырь. Теперь вы — антифашисты. Прятали его. Он может вернуться, его дезертирство уже не считается преступлением. Вот ваше признание, — сказал Ганс и порвал написанную Августом бумагу на мелкие кусочки.
— А дневник? — спросил Август и внимательно посмотрел прямо в глаза Гансу.
— Дневник лежит в ящике моего письменного стола. Позже я его вам принесу. А сейчас, будьте добры, выслушайте меня: нам нужно спрятать полковника, пока мы не сможем скрытно и безопасно для жизни вывезти его отсюда.
— Зачем его прятать? Ведь наше государство официально поддерживает дипломатические отношения с Ираном, — ответил Август, делая вид, что не понимает ситуации.
Бахман возмутился:
— Проснитесь наконец! В данный момент наш враг оккупирует все Иранское государство. Они открыли наши карты. Вы понимаете? Говорите, где мы можем быстро спрятать нашего друга?
Август беспомощно посмотрел на Ганса.
— Может, в подвале, там, где прятался Генрих?
— Это хорошая мысль, но об этом никто не должен знать, прислуга тоже — они ведь работали на эту проклятую «Митру».
— Хорошо, пойду посмотрю. — Август быстро вышел из комнаты.
Ганс ждал с нетерпением. Включил радио, хотел поймать нужную волну и послушать последние известия, но был настолько возбужден, что ничего не смог сделать. «Наверное, русские или англичане забивают», — подумал он. Вскоре вернулся Август.
— Мы можем отвести его туда.
Ганс вышел и тут же вернулся с перепуганным насмерть полковником, которого они сразу повели в укрытие.
— Что делать с вашими людьми, которые работают на моей фабрике? — спросил Август.
— Они были приняты официально, значит, должны работать и дальше. Я считаю, что им у вас ничего не угрожает.
— Это вы так думаете, но…
— Но что? — спросил обеспокоенно Ганс.
Август не ответил, подошел к письменному столу, собрал книги, записи о месторождениях нефти, аккуратно уложил их в чемодан. В этот момент в комнату вошел начальник красильного цеха. Видимо, он хотел сообщить что-то важное, но Август не дал ему сказать ни слова:
— Возьмите этот чемодан и спрячьте, прислуге прикажите снять все портреты Гитлера и макет с барельефом Генриха. Все это нужно хорошо спрятать. Действуйте быстро, мы не должны терять времени.
Август не заметил, как Бахман вышел из комнаты. Он пошел в его апартаменты, но и там его не было. Тогда Август сам достал из письменного стола дневник Генриха. Он впервые держал его в руках. Потом он вернулся к себе, спрятал тетрадь в ящик своего письменного стола и закрыл его на ключ. И только после этого сел и спокойно закурил папиросу. Вернувшийся Ганс бессильно упал в кресло.
— Столько труда, столько надежд — и все лопнуло в течение часа, — говорил он сам себе. Затем добавил: — Вы знаете, что эта армия сопротивлялась всего несколько десятков минут? Сопротивлялась! Это не было сопротивлением, иранские солдаты просто разошлись по домам. Вы можете себе представить, что мы с такой армией собирались победить Россию!
Август внимательно слушал жалобы Бахмана, наконец спросил:
— А что происходит сейчас?
— Точно не знаю, но радиостанции наших противников передают, что русские и англичане приближаются к Тегерану.
— А шах?
— Иранское правительство бессильно, а нас ошеломила внезапность. Что могли сделать несколько тысяч даже хорошо обученных «бранденбуржцев» против дивизий регулярных русских и британских армий? Два месяца назад мы могли бы молниеносно провести операцию «Амина», свергнуть шаха и создать новое правительство в Иране, которое официально попросило бы военную помощь у третьего рейха. Полковник прав: мы упустили момент…
— Когда вы заберете отсюда полковника? — прервал его Август.
— Посмотрим, когда все уляжется, — уклончиво ответил Бахман. — Думаю, что еще не все потеряно, но сейчас только вооруженная интервенция извне могла бы перевесить чашу весов в нашу пользу.
В комнату вошел человек Бахмана, хотел что-то сказать, но только вопросительно посмотрел на Августа. Бахман вышел с ним, а Август направился в спальню к Кристине. Она все еще спала. Он прикрыл жену одеялом и вдруг почувствовал сильную усталость, сел в кресло и задремал. Разбудил его голос Наргис:
— Пришли какие-то люди, наверное к вам.
Август поправил галстук и пиджак и пошел в гостиную, где его ожидали офицеры в английских мундирах. Среди них был и Вильям.
— Господин Август Витгенштейн?
— Да.
— Знаете ли вы, что произошло в этом государстве?
— Да, да, — ответил Август, стараясь выиграть время. — Слышал по радио.
— Догадываетесь ли вы, что нас привело сюда?
— Не очень…
— Ваш дом был резиденцией гитлеровского абвера. Именно агенты абвера готовили фашистский переворот в Иране. Они хотели превратить это государство в базу, с которой намеревались напасть на Великобританию, Индию и Советский Союз. И поэтому мы здесь, у вас, — подчеркивая каждое слово, объяснил Вильям.
— Это неверно, что мой дом… — начал оправдываться Август.
Вильям не дал ему договорить:
— Прошу меня не прерывать! На вашей фабрике находится целый арсенал оружия, которое, к счастью, не успели использовать. А в вашей резиденции и сейчас спрятана передающая радиостанция. В апартаментах Ганса Бахмана мы нашли шифры и другие компрометирующие его материалы. Насколько нам известно, он является вашим сообщником. Господин Витгенштейн, мы уже давно знаем о деятельности абвера в вашем доме. Знаем все: когда проводились совещания, кто в них участвовал и какие здесь разрабатывались планы. У нас даже есть микрофильмы со шпионскими инструкциями, которые именно сюда прибывали из Берлина, и хорошо знаем, какие задачи исполнял господин Бахман и его сообщники. И поэтому ваш квартиросъемщик уже арестован.
Август с тревогой смотрел на человека, который лучше хозяина знал, что происходит у него в доме. И он решил пойти ва-банк.
— Откуда я мог знать? Действительно, Бахман здесь проживал, но мне не доверял. Знаете ли вы, что я сам стал жертвой таких людей, как он? Наша семья сохраняет старые монархические традиции и никогда не занималась политикой. Барон Карл, мой брат, и я были противниками Гитлера. Ганс использовал мою доверчивость, к тому же хорошо работал на нашей фабрике. Надо сказать, в последнее время я заметил, будто он что-то скрывал от меня. К сожалению, я не мог потребовать от него отчета, так как мой сын бежал с фронта — не хотел участвовать в этой бессмысленной войне — и мы с женой прятали его в подвале. Мы постоянно жили в напряжении, жена сошла с ума, а сын месяц назад уехал, чтобы спрятаться от фашистов. И в данный момент я не знаю, где он находится, может быть, теперь вернется. Могу вам предоставить доказательства… — Август подошел к письменному столу и достал дневник Генриха. — Прощу посмотреть, это хронологический документ, мой сын все здесь описал.
Вильям быстро просмотрел тетрадь, затем спросил:
— В вашем доме вчера находился один из руководящих офицеров абвера. Где он сейчас?
Август немедленно ответил:
— Ирония судьбы, но он находится там, где раньше прятался мой сын. Укрыл его там Ганс. Пожалуйста, могу вас туда отвести.
Август вышел из комнаты, за ним офицеры. Они пошли прямо в подвал, где и был арестован полковник.
На площади перед дворцом стояло несколько грузовых машин, возле них индийские солдаты в английских мундирах. Они выносили из апартаментов Бахмана его документы в материалы. В одной машине сидели арестованные — подчиненные Ганса, среди них немецкие «специалисты» с фабрики ковров Витгенштейнов. Спустя какое-то время к ним привели и Ганса. Вильям разрешил ему переодеться. Когда Бахман проходил мимо Августа, он бросил ему:
— Ничтожество!
— Все мы были и являемся ничтожествами, — ответил Август. — Это только в твоем воображении мы были великими людьми…
— Помни, мы сюда еще вернемся, — ответил Ганс по-немецки. — И скоро… Знаешь, что ожидает предателей?.. — Он хотел еще что-то сказать, но не успел, солдат втолкнул его в машину.
— Пока вы остаетесь на свободе, но ваша судьба зависит только от вас и вашего поведения, — сказал Вильям Августу. — Советую выбросить из головы планы о нефти. Думаю, мы поняли друг друга. Еще один вопрос: нет ли у вас каких-либо сведений о судьбе жены Бахмана? Он сказал мне, что две недели назад она вышла из дома и с тех пор не вернулась.
— Я ничего не знаю об этом. Если что-то узнаю, немедленно вам сообщу, — угодливо заверил Август.
— Хорошо. Вот моя визитная карточка. До свидания.
Вильям сел в машину.
— До свидания, большое спасибо.
Военные грузовики двинулись от дворца. Август вернулся домой. Здесь была гнетущая тишина. Слуга вместо портрета фюрера повесил любимый бароном Карлом портрет Вильгельма Второго. Дом опять стал прежним. Только в апартаментах Ганса Бахмана после обыска царил полный хаос.
Зазвонил телефон, Август поднял трубку, но никто не ответил. Неожиданно он заметил сидящего в своей инвалидной коляске Карла, который смотрел на него пустым взглядом.
— Видишь, — сказал Август брату, — я никто, но живу… — Глубоко затянулся папиросой, но тут же погасил ее дрожащими руками.
* * *
Обстановка военного положения не коснулась только госпиталя. Доктор Иоахим в своем кабинете ожидал следующего известия по радио, когда к нему вошла Наргис, держа в руках газету.
— Посмотрите, пожалуйста! Вот «Мардом-э зэдд-э фашист», орган партии «Тудэ», — произнесла она с гордостью. — Наконец-то, после долгих лет, наши коммунисты имеют свою газету.
Иоахим посмотрел на первую страницу и воскликнул:
— Это невероятно! Пишут, что Хольтус арестован и бежал из тюрьмы! Да, бежал вместе с женой. Значит, они имеют своих людей в полиции и в армии!
— Удивительно, если бы не имели, — ответила девушка. — Но потихоньку их будет все меньше и меньше… Наконец-то все меняется. Тысячи людей выходят из тюрем. Побегу поздравить отца и Ореша.
— Я подвезу тебя.
— Но господин Август просил вас заглянуть к госпоже Кристине. Плохо с ней, господин доктор.
— Хорошо, но сначала отвезу тебя.
Доктор Иоахим и Наргис поехали в сторону центральной тюрьмы, находившейся в предместье Шираза.
— Генрих знает об этой ситуации? — спросил Иоахим.
— Откуда?!
— Уже прошел месяц…
— Это не имеет значения, они годами не знают, что происходит в мире, живут собственной жизнью свободных людей. Постараюсь связаться с госпожой Ширин и с ним.
— Думаю, что сейчас они смогут вернуться и жить здесь легально, — подтвердил доктор. — Они должны заняться фабрикой, тогда и твое положение будет другим. Больше всего они должны быть благодарны тебе.
— Что там я! — сказала Наргис. — Вот мы и приехали.
Возле тюремной ограды собралась огромная толпа. Это напоминало митинг. Слышны были веселые разговоры. Кто-то бил в тамбурин, люди пели, никто не скрывал радости. Наргис искала свою мать и наконец нашла ее в толпе. Иоахим услышал, что какой-то мужчина сказал хриплым голосом:
— Англичане изгнали из государства Реза-шаха.
— Когда-то вознесли его на трон, а сейчас сами изгнали… — сказал кто-то в толпе.
Доктор посмотрел на часы. Толпа двигалась, как волны. Открыли тюремные ворота. Каждый искал своих близких. Среди толпы Наргис нашла своего отца и любимого. Только тогда Иоахим сел в машину и через полчаса был уже у Витгенштейнов. Дверь открыл Август.
— Как себя чувствует больная? — спросил доктор.
— Живет в своем выдуманном мире, даже не заметила, что произошло.
— Вы сказали ей, что случилось? И что Генрих вернется? Сейчас он может спокойно возвращаться.
— Вы так думаете?
— Конечно! Ведь вы же хотели, чтобы он вернулся и помогал вам на фабрике.
— Да, да, — повторил машинально Август и спросил: — Что вы обо всем этом думаете?
— Разве вы не знаете, что шах отрекся от престола в пользу своего сына, а его самого выслали в Южную Африку? Иран присоединился к антифашистской коалиции. Сегодня только о том и говорят, что это — мост победы.
— Мост победы? — удивился Август.
— Да, ведь оружие с Запада на советский фронт теперь доставляется через Иран.
— Как вы думаете, что будет после войны?
— Лучше бы ее совсем не было, — ответил с глубокой убежденностью Иоахим. Вдруг все услышали голос Кристины:
— Убирайся! Убирайся! Все притворяешься инвалидом, но ты попросту шпионишь. Думаешь, не знаю? Я все знаю!
Август и Иоахим быстро подошли к ней. Она стояла на террасе и пробовала сбросить вниз инвалидную коляску вместе с Карлом. Мужчины с трудом увели ее в комнату.
— Уходите! Уходите!!! — кричала женщина. — Он только что встал и хотел бежать. Вы видели? Все говорят, что я вру. Ведь этот проклятый Карл, он только притворяется инвалидом… Это враг!
Доктор Иоахим сделал ей укол. Кристина еще некоторое время повторяла одно и то же, потом наконец уснула.
— Помешалась на том, будто Карл выпустил Генриха, — объяснил Август.
— Да, — ответил Иоахим, — человек — это удивительный механизм, который можно легко испортить даже тогда, когда он принадлежит к германской расе. Я позвонил в психиатрическую больницу, сейчас за ней приедут.
— Вы думаете, это поможет? Карл также был в госпитале…
— Но ведь вашу жену не укусила змея?
— Да, да. Вы правы. Я так устал, что не владею собой. — Говоря это, Август посмотрел на Карла, который сидел в своей инвалидной коляске и с непонятной улыбкой на лице смотрел пустыми глазами вдаль.
— Завидую ему сейчас, искренне завидую, — сказал Август.
Ко дворцу подъехала карета «скорой помощи». Кристина все еще спала. Два санитара положили ее на носилки и унесли в машину. Доктор остался во дворце, взял коляску и вывез Карла фон Витгенштейна в сад, туда, куда обычно вывозила отца на прогулку Маргит. Кругом царила тишина. Солнце, изменив немного свою окраску, медленно клонилось к западу. Доктор Иоахим задумался и долго смотрел на Карла.
— Твой брат тебе завидует. Видишь, в какое время мы живем, — тихо сказал он и платком вытер слюну, вытекающую изо рта парализованного. В это время до него донесся какой-то монотонный голос. На крыше стоящего рядом здания старый человек смотрел на заходящее солнце, монотонным голосом читал молитву:
— …Сначала был Зурван. Все было для него, и он был всем. Некончающимся временем и некончающимся пространством. Зурван ждал наследника и решил назвать его Агурмаздой, и также думал подарить ему все хорошее: ум, радость и свет. Потом решил сотворить второго — Агримана, который должен был стать тьмой и злом. А первым родился Агриман, полный ненависти, темноты и зла. Агурмазда родился вторым, красивый, светлый и добрый. И началась борьба Добра со Злом. Но на свете есть не только Добро и Зло. Есть и бог Митра, который разрешает подняться выше Добра и Зла и соединяет их в Любовь. Митра посредничает между Светом и Тьмой, является владыкой рассвета и заката. Митра, разгоняющий темноту, направь солнце на небосклон.
Под твоей охраной пусть солнце неустанно обозначает ритм наших дней и лет…