Вторник, 18.02.1975 г., наличка - 4 руб. 92 коп.

Когда набросил на себя курточку в гардеробе и потопал к выходу, меня окликнула Бекетова:

- Павел, совсем зазнался и не замечаешь меня. Мог бы до дома проводить. Или теперь только с учителями гуляешь?

- Извини, Лен, задумался. Конечно, давай прогуляемся, - состроил ей сконфуженную лыбу, - А Светка против не будет?

- Не будет. У меня подруга понимающая, - засмеялась Ленка.

Её, кстати, поблизости не было.

- Ты так сильно изменился, что я тебя не сразу узнала на танцах, - щебетала она, когда мы неторопливо шли по заледенелому тротуару, взявшись под ручку и жуя заграничную шоколадку, - Теперь ты больше на десятиклассника похож. Неужели так хоккей влияет?

- Спорт способствует физическому развитию организма. В средние века мальчики даже в двенадцать лет могли на мечах сражаться.

- Может, в кино вечером сходим? - предложила Бекетова, когда мы подошли к ДК.

Афиши приглашали на французский фильм «Великолепный» с Жан-Поль Бельмондо в главной роли. Однако, что-то я скромницу Лену не узнаю. Стала такой решительной, инициативной.

- Не получится. У меня сегодня вечером репетиция ансамбля, - виновато развёл руки.

Надо же такому случиться. Именно в этот момент из дверей здания выскочила Пыха.

- О, мой любовничек нашёлся, здравствуй! На школьниц решил переключиться? Чего от меня бегаешь? Искала тебя весь день. Я же денюжку тебе должна за утехи отдать, - развопилась толстуха.

- Не бегаю я ни от кого, - зло возразил ей.

- Желаю приятно провести время, - психанула Бекетова и быстро пошла от меня прочь.

Опять меня неожиданно настигло то кошмарящее явление из прошлой жизни, которое ну никак не мог представить для моего нынешнего возраста. У многих увлекающихся мужиков такое порой случается. Знакомятся то с одной, то с другой, то с третьей. Разводят самочек по разным углам. Сначала сходит всё пучком, а потом как начнётся комкование… Наступает это самое многобабие. У плохого диспетчера понятное дело - стрелки виноваты. Тут прямо какой-то злой рок разражается. Вообще-то баб ротировать лучше осмысленно и целеустремлённо. Это вам не стрелки переставлять и поезда куда попало ронять. Млин, Вовка бы меня снова неправильно понял.

- Я, промежду прочим, тоже школьником являюсь, и мне всего четырнадцать лет исполнилось. Так что возьми свою долбанную денюжку и засунь себе… куда больше понравится, - взвился я.

- Чика, прости меня, дуру. Я же не знала. Вот даже в клуб специально заходила. Соскучилась сильно.

Пыха захныкала, потом вдруг улыбнулась сквозь слёзы и сказала:

- В детсадике с нашим Никиткой скандал случился. Этот пострелёнок в тихий час уговорил своих одногруппников поснимать с себя трусики и расположиться друг за другом на четвереньках. Так и ползали друг за другом по полу, пока не зашла нянечка. У ней давление подскочило. Скорую вызывали. Когда у паршивца стали спрашивать: «зачем он так сделал?», тот на голубом глазу доложил, что у него дома взрослые так играют. Скандал моментально замяли. Директорский ведь сынок.

- Развитый у вас пацан, - согласился.

- Давай, погуляем с тобой просто так. День то какой хороший! - обрадованно предложила Пыха.

- Холодно, да и не хочу больше с тобой иметь дело. Только что ты ославила меня перед одноклассницей и теперь делаешь вид, что ничего не случилось. Так что ариведерчи и не ищи больше встреч со мной.

Я с каменной мордой повернулся и зашагал к своему жилью.

В квартире было глухо, как в танке. В смысле, матери опять не было. До визита к Инне оставалось ещё много времени. Думая, чем занять себя, вспомнил о соседке, о своём обязательстве доставлять продукты из магазина. Позвонил ей в дверь. Старушка от неожиданности растерялась. Сидела себе в тихом мирке, предавалась воспоминаниям, а тут улыбающийся пионер с тимуровскими наклонностями лезет, ети его в дёсна. Шоколадки необыкновенные суёт. В общем, заказала кефир, булочки, яйца - обычный немудрящий стариковский набор.

А вот и гастроном, где в мясном отделе обитала хамовитая продавщица. Отоварился заказанным в других отделах и не смог пройти мимо, не откозлившись. Слышал где-то, что жертвы сами притягивают к себе неприятности. Вот я и притянулся. Подошел к толстомясой за прилавком, скривил морду и деловито поинтересовался:

- Есть чё в рот сунуть?

Продавщица завелась с пол оборота:

- Иди ты, мальчик, знаешь куда?

- Чё злобствуете? Я же не вам в рот предлагаю, - деланно возмутился в ответ.

- Я щас Вадима Сергеевича позову. Он тебе покажет, что в рот надо пихать, - продолжила бесноваться женщина.

- А я вот возьму и в жалобную книгу напишу про то, как вы советскую торговлю подрываете, - сообщил ей доверительно.

- В своем дневнике лучше пиши, чего хочешь, урод. И двойки там свои вонючие подтирай. Иди отсюда! Вадим Сергеевич! - взвизгнула тётка, разогнав децибелы до ультразвука.

У этой женщины на меня вроде как аллергия образовалась. Я её только одним своим видом привожу в неистовство. Ладно, дразнить гусей - свою задницу не любить. Потихоньку сдристнул на выход.

Бабушка Таисия решила вознаградить мой пионерский порыв домашней едой. Куда пихать в пока ещё несвободный живот? Уговорил её ограничиться только чаем, пусть и с вареньем черносмородиновым, намазанным на белый хлеб. Пока я с шумом втягивал в себя горячий напиток, она грустно поведывала историю совместной жизни с недавно умершим мужем. Боевой товарищ был. В молодости матросом участвовал в революционных событиях. На войне с фашистами получил тяжёлое ранение. Долго балансировал на грани жизни и смерти. Выходила его молоденькая медсестра. С этого момента они оба не расставались, пока не пришёл срок мужу уйти туда, откуда не возвращаются. Послезавтра отмечался сороковой день, и Таисия Степановна попросила меня прийти обязательно.

Время тянулось медленно, но всё же потихоньку близилось к четырём. Спросил бабулю на всякий случай о пропавшей матери. В этом вопросе соседка мне ничем не смогла помочь. Сказала, что сама порасспрашивает других соседей - кто-нибудь, да и знает чего. Поблагодарил любезную женщину и потопал в больницу.

Поднялся на нужный этаж как положено в белом халате и в больничных изжёванных тапочках и решительно тыркнулся в сторону инкиной палаты. Мне навстречу поднялся колоритный мужичок неприметной внешности и предупредил, что туда посторонним хода нет. Я даже перепугался:

- Скажите, а она хоть жива?

Меня не удостоили ответом и посмотрели как на прозрачную стену. Медсестра на посту ничего не смогла сказать, почему к Филатовой нельзя. Пробубнила только, что динамика без изменений. Дура, наверняка в школе по туалетам шмалялась. Динамика как раз и описывает всякие изменения.

В голову ничего не лезло. Вернее, лезла всякая муть, типа отоварить пиджака по хлебальнику и прорваться с боем. Тогда этот мой визит к Инне точно станет последним. Подсказал мне как быть своим видом хирург Николай Васильевич. Его бородёнка как только показалась, так я сразу придумал план действий. Ведь сегодня очередное дежурство япономамы. В качестве обслуживающего персонала меня вряд ли тормознут.

- А, Паша! Как же ты изменился, с трудом узнаешь. Ты в курсе, что твоя мать не вышла в субботу на дежурство. Если последует новый прогул, то её выгонят без разговоров. Могут и аванса лишить, - сообщил врач, поблёскивая своими очками.

Совсем забыл, что скоро аванс. Пусть будет не так много, но на целый месяц прокормиться нам вдвоём может хватить.

- Знаю и сегодня сам приду. Мама пока не может, - мявкнул деловито в ответ.

Врач покачал головой задумчиво, вроде как «тут уж сам решай», и направился по своим делам. Как и я, влекущий горестно свои косточки на выход.

Далее сегодня по программе веселуха у Шиловского. Прогулялся по темнеющим улицам до начала репы. Пацанва встречноспешащая респекты не забывали раздавать. Даже вэшники из гансового класса что-то уважительное вякнули. Приятно, блин медовый. Будто взрослым никогда не оказывался.

На репе немного поцапался с Толяном. Он, видите ли, на какую-то свадьбу в среду всех подпряг, никого не предупредив. А я, может быть, завтра Джеральда Форда буду принимать. Шоколадками он ко мне лакомиться приедет.

Надо знать мелочно-мстительного Шиловского. Место вокалиста конкурсной песни теперь надёжно застолблено за Дениской. Ну и хрен им всем в обе ноздри. Домой не заходил и после репы сразу пошкандылял на дежурство.

В больницу прискакал тютелька в тютельку. На смене дежурили знакомые мне лица: врач Леня и медсестры Надежда с новенькой Олей. Врач изобразил приветственный жест, а Надюха зло на меня взглянула и пробурчала:

- Если не ты, давно бы твою мать ссаными тряпками с работы погнали. Медперсоналу вместо неё пришлось в выходные санитарить.

Переоделся в рабочую одежонку и явился перед недовольные очи Надюхи, состроив залихватский вид, сдобренный улыбочкой:

- Санитар Чекалин к ночным подвигам готов!

Как не старалась медсестра сохранить серьезное выражение, не получилось. Полное лицо расплылось улыбкой.

- Иди, трудись, аспид. Позже поговорим.

Санитарствовать пришлось самую малость. Вызовы были редкими и необременительными. Первым делом метнулся к Инне, но к ней всё равно не пустили. У неё теперь работала личная обслуга - молодая девушка восточного типа. Вот это поворот! Так кто же она такая, вернее, её папа? На Олимпе небось процветает. Имеется ввиду, на партийном. Ну и что? Всё равно это ничего не меняет.

Пора уже активировать древние знания. Рей, по правде говоря, предупреждал о каких-то жутких последствиях. Ну, сдохну, ну, превращусь в какое-нибудь чудище с кривыми ногами. Хм, мне не привыкать. Воображение разыгралось не на шутку. Представилась сцена из фильма «Красавица и чудовище». Я, лохматый весь и с зубами наперевес, радостно гоняюсь за несчастной Инной и вынуждаю её себя поцеловать. И чего мы тогда имеем в сухом остатке?

В женской палате тихо плакала старушка Авдотья.

- Что-нибудь надо? Я принесу, - предложил ей.

- Посиди со мной, молодой человек. Умереть бы мне, да Господь все никак не призывает. Видно, много я нагрешила, раз такая судьба выдалась, - горестно промолвила старушка.

- Паша я, санитар. Разве вы меня не признали? - открылся ей.

- Глазами я слаба стала. Не узнала, извини.

- А почему вы плачете?

- Как мне не плакать. Соседка Зинаида сама с сердцем слегла. А больше некому обо мне заботиться.

Выяснилось, что всегда жизнерадостная старушка на самом деле пережила много горя в своей жизни. Трое её сыновей сгинули на войне, осталась только младшенькая дочка, а от неё внучок Макушка. Надо же такому случиться. Лет пять назад дочь в мужем попали в авиакатастрофу. Авдотья взяла сироту к себе жить и обихаживала его, как могла. Парень вырос добрым и хозяйственным. Учился в просторской школе на отлично. Мечтал стать врачом, как его мать.

- Это семейная традиция у нас такая - помогать людям, - монотонным голосом вспоминала старая Авдотья, - Я сама всю жизнь медсестрой проработала. Мать моя целительствовала страждущих, и бабушка тоже. Я даже кое-какие заговоры знаю для людей и животных. Люди ко мне приходили, пока перед войной не посадили за подрывную деятельность и религиозную пропаганду. А я ничего не подрывала, только лечила и утешала.

- У вас, бабуля, экстрасенсорные способности, значит, имеются? - сорвалось с языка.

- Мудрено и непонятно выражаешься, - строго выговорила старушка, - Ведуньей я всегда была.

Несколько месяцев назад снова горе пришло в деревянный домик Авдотьи. Максим учился уже в девятом классе. Осень выдалась теплая. С другом пошли рыбачить после школы и оба не вернулись. Милиция выдала справку, что оба школьника утонули. Дело закрыли. Старушка погоревала, заказала службы в оставшихся не уничтоженными московских храмах, и продолжила свою скромную жизнь, прося в ежедневных молитвах Богородицу умолить Господа поскорей забрать ее к родным.

Соседи ей помогали чем могли справиться с горем. Особенно постаралась Зинаида, тоже старая женщина, но помоложе и покрепче. Она и дрова поколет, и воды из колодца нанесет, а если надо сготовит и принесет. Вот она и обихаживала Авдотью в больнице после того, как та в гололедицу упала и сломала себе бедро двумя неделями назад. А вчера ее выписали, хотя старушка ходить сама не может. Некому её забрать.

Мля, положеньице, хуже некуда. И где, грубо говоря, органы опеки? Почему их нет там, где они реально нужны?

- У меня хозяйство, куры, гуси, козы. Соседи, должно быть, разобрали, покамест меня дома не было. Долго тяготить их не по-людски. Надо мне возвращаться. Как-нибудь доползу, управлюсь, - вдруг произнесла Авдотья, словно прочитав мои мысли.

- Я вам помогу. Завтра с утра домой перевезу. Надо с водилой Скорой только договориться, - успокоил я несчастную старушку, - Мне идти, работать надо. Ещё подойду.

Врач Леонид уже собирался всхрапнуть, пока никто не тревожил. Я подкатил к нему и принялся одолевать вопросами об Инне. Отвертеться от надоедливого меня ему не удалось. Вместе стали выяснять по записям её данные. По отчеству она оказалась Викторовна. Поразило, что в обозначении адреса места жительства стоял прочерк. Данные по другим болезням отсутствовали. Будто девушка только несколькими неделями ранее родилась на свет. Что за идиотские секретности на пустом месте?

Леня устало на меня взглянул, как бы говоря: «Отцепись по-хорошему» и пошаркал в ординаторскую. Я поскакал вниз к шоферам. Договориться сразу не удалось. Направляли к начальству: «Пусть распоряжения дают, тогда милости просим». Вот и ладненько. Хлопнули по рукам на трёхе.

Теперь осталась ещё одно деликатнейшее дело. Надя отправила напарницу домой к семье, к радости последней, и ожидала меня в сестринской с накрытым столом, где вокруг гордо возвышающейся посередине бутыли с домашним вином перемежались салатики, нарезанные колбаски и прочее сало. Немедля приступили к процессу. Пока пищеварительному. Нажрамшись и наклюкамшись, я почему-то долго не мог взвести курок. Чего-то алкоголь меня здорово глушит. Толстуха, будто ожидавшая такого исхода, моментально прильнула к агрегату и умелыми действиями привела его в порядок. В благодарность я дал себя оседлать и прокатил бешеным аллюром. Набросав после трудов праведных еще сала и колбасы в тощее пузо, я завалился здесь же спать.

Чвакнула дверь. В лицо ударил свет. Сестринская наполнилась топотом, сопением и приглушенными голосами. Я вскочил с лежака, но было поздно. Навалилось сразу несколько потных тел, схватили за шею, руки, ударили под дых. Силился посмотреть, что там происходит с Надюхой, но голова отказывалась поворачиваться.

- Что, говнюк, павлином ходишь, хвост распушил? Думал, ответка не прилетит? - услышал торжествующий голос Панка, - Ща мы тебя будем на куски рвать.

Меня так и потащили куда-то в трусах, не дав одеться. На улицах было абсолютно пусто в свете полной луны. Некому было мне помочь. Мороз кусал обнаженную кожу.

Долго ли, коротко, но процессия достигла странного места, очень похожего на подземелье. Сводчатые стены из кирпичной кладки освещались колеблющимися красноватыми отблесками, словно от невидимого костра. Воняло тухлыми яйцами и пОтом. Откуда-то, будто бы от стен доносились стоны и бормотание.

В нишах к стенам были прикованы заключенные. В одной из скрюченных фигур узнал голого Кирю. Парень полувисел с заведенными за спину руками, стоя на мысочках. Далее с ужасом разглядел Вовку. Его натурально распяли. Пригвоздили руки и ноги к деревянной конструкции. В следующей нише висела чикина мать, вздернутая за руки.

Меня затащили в место, оформленное в виде импровизированной церквушки, только иконостас там состоял из ликов жуткого вида бородачей, а также Дзержинского, Берии, Ягоды, Ежова и рыбьемордого Андропова. Мля, так вот на кого похож, оказывается, Панок! Служители церкви были обряжены в черную эсесовскую форму с сапогами. Посреди зала располагалась купель, наполненная жидкостью, очень похожей на кровь.

Эсесовцы с хохотом стащили с меня сатиновые трусы и принялись обмазывать мои причиндалы этой жидкостью. Панок нажал на кнопку. Раздался зловещий вой, и в помещение вдруг ворвалась собака с тремя лохматыми головами. Холодея от ужаса, вдруг увидел, что пышущие злобой головы собаки на самом деле принадлежат классикам марксизма-ленинизма, прямо как на барельефах. Эта троица подскочила ко мне, и самый мохнатый из них Маркс опередив всех, хватанул зубами за причинное место.

Я проснулся от звона в ушах. Вызов был, или надюхин будильник, не разобрался спросонья. Звонок вдруг резко прервался. Ну и сон! Так и сердце может запросто разорваться. Оно прыгало так, что, казалось, переломает всю грудную клетку. В глазах рябило. Колени дрожали. Яйца ныли и саднили. И вообще, что за…

Сон продолжался? Я сейчас, наверное, сойду с ума. Классик коммунизма в единственном числе, уже без своих сотрапезников по барельефу, ласкал меня орально, иногда игриво покусывая всякие нежные места. Лохматая голова деловито трудилась пониже моей стиральной доски. Этот тип отношений мне безусловно нравился, но не в таком контексте. Надо срочно успокоиться и обдумать, как осторожно и без ущерба для сокровенностей, освободиться из рук, или правильней сказать, из уст сумасшедшего маньяка. Самым лучшим решением показалось вступить с классиком в переговоры и убедить освободить… чужую собственность. Внезапно вспомнил, что немецкого не знаю, а тот, очевидно, русского. Как тут мосты наводить? Лучше бы Ленин остался. Но, делать что-то нужно.

- Карл, стоппен зи битте… Яйки найн! Член, тьфу, болт найн…

- Паша, ты че, заболел? Какой такой Карл?

Передо мной нарисовалась удивленная и лохматая физиономия Надежды. Это она, оказывается, бесчинствовала на нижних ярусах, хулиганка.

- Никакой, привиделось, - буркнул ей, натягивая сатиновые трусы.

Фух-х-х, это всего лишь сон. На всякий случай, выглянул в коридор. Все тихо, спокойно. Время на часах около шести. Тихо поругиваясь, быстро помылся, почистился, напялил шмотки. Чтобы я еще хоть раз позволил себе обжираться на ночь!