Среда, 19.02.1975 г.
Леониду сказал, что забираю Авдотью. Документы на выписку были давно готовы. Надюха не смогла скрыть своего удовлетворения от того, что освобождается койко-место. Выполнив все утренние санитарные дела, сдал смену. Пригласил санитаров из приемного отделения. Надина сменщица переодела старушку в повседневную одежду. Выдали бабульке бесплатно во временное пользование костыли, утку. На каталке отвезли к машине Скорой помощи.
Выехав за пределы городка попали в выселки - небольшую деревеньку в двадцать домов. Выселками называли частный сектор, остатки большого села Раздоры, на месте которого и возникли Родные Просторы. По плану развития агрогородка предполагался окончательный снос удаленной части села Раздоры. Однако, что-то пошло не так у архитекторов, и выселки остались жить. Новые дома строились в другой стороне. Ходили слухи, что у главного агронома, или даже у самого директора Марчука там родственники проживали, которые и упросили не трогать выселки. Так и осталось всё, как было. Люди там жили и не помышляли менять свой образ жизни.
Медицинский рафик остановился у салатового цвета домика с красивым мезонином на чердаке. Судя по размаху построек, хозяйство здесь держали основательно. В доме присутствовала обычная планировка с верандой, кухней, большим залом и двумя спальнями. Естественно, ванна и туалет отсутствовали. Вернее, туалет был, но во дворе. Посередине дома располагалась большая печь, обращенная передом к кухне. Здесь же на кухне начиналась узкая лесенка на мезонин - владения внука Максима. В зале находились черно-белый телевизор «Горизонт», большой деревянный стол, шкафы и серванты. Ещё замечалась в углу киота с большим количеством икон. Многие показались очень старинными.
Оставаться дольше не было никакой возможности. Ребята-санитары собирались уезжать, а я попросил их подкинуть меня до городка. Бабуля со слезами на глазах меня обняла на прощание. Я пообещал её не забывать и иногда навещать.
По пустынным улицам городка шёл в тягостном настроении не только из-за недосыпа, но и никак не мог выбросить из головы воспоминанья о кошмарном сне. На фонарном столбе расположилась листовка с фотомордой Кири. Отец его, который военный в отставке, наверное, и расклеил их по всему городку. Как же он похож на меня, Витёк Кирюшин. Ну, просто брат-близнец. У края дороги стояла молодая женщина, удивительно похожая на мою прежнюю Лору. У меня даже волосы кое-где зашевелились от удивления. Невольно ускорил походку, чтобы постараться скорей сблизиться с девушкой. Нет, совершенно не похожа, показалось. Что со мною происходит? Ещё периодически возникало чувство, что за мной кто-то следит. Спина просто чесалась от напряжённого взгляда сзади. Оглядывался, вроде бы никого не замечалось. Только возле своего подъезда почудилась чья-то голова, на миг высунувшаяся из-за угла здания. Надо бы основательней выспаться, не то тронусь умом.
Сегодня Английский, значит, пройдёт снова без меня. Немного жаль, конечно, что не удастся порадовать глаза прекрасным зрелищем. В гулкой тоске советского быта только и остаётся, что смотреть на красивых женщин, как на картины великих мастеров. Хвала Всевышнему, что наделил мою страну, как в настоящем, так и в будущем, красивыми людьми.
Если дядя не соврал, то по средам директор школы должен освободить меня от всех уроков. Часиков пять примерно в моём распоряжении. На крайняк меня Вовка разбудит в своём фанатском рвении. Добрался до постели и даже не запомнил как разделся.
Проснулся от продолжительного звонка. Блин перчёный, как тяжело отдирать себя от постели. Звонок названивал настойчиво и зло.
За открытой дверью нарисовались два мента. Один из них был жирным до безобразия капитаном. Мне даже показалась, что в скором времени неминуемо взорвётся и разлетится во все стороны кусками сала. С ним находился розовощекий молодой крепыш сержантик, по возрасту недавно после армии откинувшийся. Они вперлись в квартиру, не дожидаясь приглашения от зевающей морды и грозно так прорычали:
- Чекалин Павел Андреевич, 1960 года рождения?
- Пока что соглашусь. Дальше как фортуна ляжет. А в чем собсно дело?
В ответ мне под нос сунули постановление об обыске. Прочитав писульку, сказал:
- Если подскажете, что собираетесь найти. Я всеми фибрами готов вам помогать.
- Мы ищем всё, что может помочь следствию, - неопределенно задвинул капитан.
- Ну-ну, тогда обыскивайте меня себе на здоровье. Хоть изобыскивайтесь. Если имеется тонкий намёк на наличие у меня мандавошек, то всё - подлая клевета завистников. Можете даже не затрудняться, господа полицмейстеры. И вообще, вы не имеете права обижать ребёнка в отсутствие понятых и родителей. А вдруг вы - переодетые гангстеры и снабжаете бордели симпатичными мальчиками. Вон даже лычки у вас, капитан, кривовато приклеены. Покажьте свои ксивы.
- Какие бордели? - очумело переспросил толстый.
- Ишь ты, какой начитанный шкет, - восхитился сержант, - А кто тут ребёнок?
- Их бин рыбьёнок. Несовершеннолетний жеш.
- Все вы, когда надо, прикидываетесь невинными овечками, - недовольно проворчал жирный, - Будут тебе понятые. А свои удостоверения мы покажем только взрослым, а не тебе, сопляку.
Пришлось шлепать в одних труселях и тапках в сопровождении сержанта в квартиру соседки. Несчастная старушенция была вырвана из оков сна и замученно подтвердила своё согласие в скором времени присоединиться к нашему веселью.
В комнату в сопровождении ещё одного сержанта вошли Анка-пулеметчица и малоизвестный мужчина с ярковыраженной небритостью. Известно про него было, что он иногда посещал нашу соседку снизу, Алевтину. Я разозлённо заорал:
- А это ничего, что я почти что голый?
На это молодой мент по знаку толстого увёл меня в спальню и заставил зачехлиться рубашкой со штанами. Когда вернулся к основной публике, третий мент уже успел куда-то смыться. Надо продолжать спектаклю. Я сделал многозначительную морду и заявил:
- Уважаемые граждане понятые. Прошу обратить внимание на этих странных типов. Они с непонятными намерениями ворвались в квартиру и принялись гоняться за мной, желая стащить с меня трусы. Я как честный пионер никак не мог согласиться на нарушение своей непорочности. Только с разрешения родителей, или представителей широкой общественности.
Толстый капитан выпучил глаза:
- Ты только посмотри на него, Миха. Оборзел до крайности. Ничего, образумим стервеца.
- Вот-вот, сами слышите. Этот толстый постоянно мне угрожает и никак не хочет дожидаться моих родителей, - с мстительной улыбкой продолжал нагнетать я.
- Знаем мы твоих родителей, - вдруг взревел капитан, - Сплошные алкоголики, тунеядцы и алиментщики. И ты им подстать. Нечего слушать этого молокососа. Приступаем, Миша.
Нифига себе, заявочка! Оказывается я - алиментщик! С тунеядцем и алкоголиком с натяжкой, но можно было согласиться. Но, алиментщик ни в какую степь! Спорить не стал, себе дороже. Ещё, не дай Бог, выяснится, что я вдобавок и эксгибиционист-затейник. Голосом одичавшей от мужского внимания кассирши сделал объявление:
- Обращаю внимание понятых, чтобы тщательно следили за этими мутными типами и не давали подбрасывать мне всякие порножурналы.
- Я лучше пойду от греха подальше, - вдруг зассал мужчина-понятой.
Несмотря на уговоры ментов, мужчина ушел. Всё, следственные действия далее официально незаконны. Тем не менее, менты с невозмутимым видом продолжили копаться в вещах.
- Кажется, по этому адресу выезжал старлей Синицын. Свинарник, а не жилье. Выселить бы их за сто первый километр, - вполголоса пробухтел толстяк.
- Верно. Пьяная драка по этому адресу. По заявлению потерпевшей Митьковой, - согласился тоже вполголоса молодой мент.
- Товарищи милиционеры, позвольте полюбопытствовать, что всё-таки происходит? - сонно зевая, вклинилась в важные милицейские телодвижения Таисия Степановна.
- В интересах следствия я не могу вам пока ничего сообщить, - загадочно заявил капитан.
Старушка удивлённо вылупила глаза, а я снова встрял:
- А им просто сказать нечего. И не стыдно вам, такому солидному мужчине, надевать чужую форму с убитого милиционера, чтобы запугивать ею несчастного подростка и подбрасывать к нему в квартиру порножурналы с самотыками?
- Какие самотыки? Да ты уймешься, или нет? - взревел капитан.
Показалось, что лицо капитана треснет и забрызгает красным соком все стены и потолок. Сержант как-то странно хрюкнул и отвернулся.
- Ксивы предъявляем! - взвизгнул я пионерским фальцетом.
Таисия Степановна была близка к обмороку. Сержант давился от смеха, прячась от взгляда коллеги, стоя позади него. На самого капитана было больно смотреть. Он раскрыл рот, выпучил глаза и застыл в ступоре, как недоваренная креветка. Сержант, ухмыляясь, протянул мне своё удостоверение, его толстый соратник повторил движения, как сомнамбула.
- Вот теперь я уверен, что разговариваю с представителями закона, а не с сутенёрами, капитаном Селезнёвым Виктором Станиславовичем и сержантом Дёминым Михаилом Валерьевичем, - удовлетворился я.
Капитан оставался еще в ступоре с опасно побагровевшим лицом. Видимо, для него где-то там, глубоко в условных рефлексах, произошел разрыв шаблона. Ещё ни один несовершеннолетний тип не позволял себе так с ним разговаривать. Младший мент сел за составление протокола. Старший подключился надиктовывать ему выражения с напупыренным смыслом, а я всё пытался в этом абсурде выцепить хоть что-то здравое. Кто мне свинью организовал? Собственно, даже свиньи пока никакой не проклевывалось. Ничего страшного на меня не должно быть. Очень надеюсь, что в советское время менты не опускались так низко, как в путинское, чтобы заниматься фальсификациями, подбрасыванием улик.
Бумагу предложили подписать Анке и бабуле Степановне. Я стал поначалу оспаривать законность её подписи, считая своим представителем. Потом просто махнул рукой. И так всё равно действия этих двух ментов проведены с грубейшими нарушениями законов. Пулемётчица со вздохом облегчения вымелась из квартиры.
- Стопэ, почему из моей квартиры крадутся продукты? - грозно мявкнул я, заметив в руках капитана сумку со знакомыми упаковками из Берёзки, - Знаете, что за воровство даже толстых капитанов сажают.
- Это не продукты, а улики, - поспешно пояснил Селезнёв.
- Ну, раз они вдруг стали уликами, то заносим их в протокол, - неумолимо настоял я, - И не забываем их возвратить потом на прежнее место.
Сержант по знаку старшего что-то чиркнул в протоколе.
- Ну, паскудник, готовься на выход. Тюрьма по тебе плачет, - злорадно прошипел капитан, понемногу приходя в себя.
- Нет, вам в милиции работать категорически нельзя, товарищ капитан, - рассуждал я, неторопливо натягивая на себя шмотки и игнорируя рявканья капитана, - Вы склонны к нарушению закона. Причём в хронической стадии. А вот о карьере в сельском хозяйстве вам стоит задуматься. Тут требуются осеменители коров, овец, свиней всяких, наконец. С такой фигурой в самый раз…
- Заткнись и двигайся быстрей, а то придам ускорение, - взорвался капитан.
Ага, только шнурки поглажу. Перебьешься, жирдяй. Я еще в туалете на толчке посижу.
Долго сидеть мне там не дали. Жирный ментяра вышиб туалетную дверь и выволок мое изящное тельце в прихожую, сдернул с вешалки куртку и швырнул мне. Вешалка с жалобным треском надломилась и тоже шлепнулась на пол.
- Мальчик является несовершеннолетним, и не делает ничего плохого, товарищи милиционеры, - попыталась вступиться за меня старушка, - Вы неправильно себя ведёте. Я буду жаловаться.
Я жестом показал соседке, чтобы та не шла на обострение. Попрощавшись с ней и оставив ключи от запертой квартиры, дал надеть на себя наручники. Меня загрузили в милицейский уазик на заднее сидение, отделенное от водительского места решеткой. Сержант занял место у руля. Капитан сел рядом с ним. Скучно молчком ехать, лицезреть жирный затылок капитана и тихо вариться в не очень приятных эмоциях. Пора разогнать демонов уныния.
- Товарищ капитан. А, товарищ капитан.
- Чего тебе? - недовольно буркнули спереди.
- Чем обычно занимается милиция?
- Засранцев ловим! - вдруг взорвался капитан.
- А сколько лет дают за засранство? Хочу сделать официальное заявление, что я лично мимо унитаза никогда не делаю и всегда тщательно вытираюсь газеткой. Могу даже несколько свидетелей предъявить и на следственный эксперимент согласиться.
Миша за рулем подозрительно закряхтел.
- Товарищ капитан, в чем заключается ваш вклад в построение коммунизма? - продолжил прикалываться.
- Я вот щас выйду и покажу тебе такой коммунизм, что больше не ничего не захочется, - внезапно заорал жирный мент.
- Нет, не надо мне такое показывать. Пожалейте несчастного малолетку! - изобразил испуганный голос с трудом удерживаясь от дикого ржания, - Я же потом никогда не смогу уснуть.
- Миша, заткни чем-нибудь рот этому молокососу, - взмолился налившийся краснотой капитан, - Не то я им займусь.
- Потерпите ещё немного, дорогой Виктор Станиславович. Не обращайте на меня никакого внимания. Вообще-то я не очень вредный, а где-то даже покладистый. А если пивком угостить, то совсем другом вашим стану. Я не молокосос, а пивосос. Молоко лучше не предлагать, живот пучит и приходится проявлять свою засранскую сущность. Кстати, напомнили. А можно мне познакомить вас со своим богатым внутренним содержанием. Я сделаю все честно, открыто, по-мужски. С молодецким размахом. Нельзя идти против природы, - мерзко прогнусавил я.
Звук вырывающихся из моей тощей задницы газов получился вполне салютующим.
- Сволочь! - ахнул капитан и спешно начал открывать окно.
В салон уазика ворвался и быстро выстудил его морозный февральский воздух. Жирный мент вполне годится для роли Сеньора-Помидора без маски. Моя заслуга. Сейчас выведет из машины и расстреляет из своего табельного оружия, если в кобуре не куриная ножка. Михаил тоже весь красный тужился на своем месте, чтобы не рассмеяться. А я ведь не до конца насладился троллингом недалёкого мента:
- Представьте себе, товарищ капитан. О вас газеты напечатают: «Пойман серийный засранец. Туалеты страны Советов спасены!» Все вас будут узнавать, пальцем показывать. В магазинах лучшие кости на холодец будут продавать. Жене - колготки, если налезут. И вообще, жизнь прекрасна! Если не злоупотреблять алкоголем и шпикачками, особенно в рабочее время.
Миша булькнул. Руль опасно задергался в его руках.
- Щас ты у меня договоришься. Ты у меня повыражаешься. Слишком умные вы, говнюки сопливые, стали. Научила вас советская власть на свою голову, - ярился толстяк.
- Истинная правда ваша, Виктор Станиславович, - горячо поддакнул я, - Вот были бы все вокруг дураками и идиотами, какая хорошая для вас жизнь бы настала. Чистый коммунизм… Извиняюсь за пошлость.
- Ты заткнешься, или помочь? - перешел на визг Селезнев.
- Заткнусь, чесслово, если скажете, чем отличается мент от свиньи.
- Чего? - почти добрался до ультразвука капитан.
- И чем? - решил поинтересоваться похмыкивающий сержант.
- А ничем.
- То-то же, - сразу успокоился толстяк.
Машина подъехала к отделению в станционном поселке. Меня вынули и повели в двухэтажное здание из белого кирпича. Дежурный лейтенант сделал записи в журнал под нашептывание толстяка.
- Товарищ лейтенант, не забудьте отметить, что меня задержали без всяких на то оснований, без извещения родственников, не обращая внимания на мой нежный возраст и хрупкий организм, - говорил, подпуская слезу в голос и поруганную невинность в моську.
- Так ты считаешь свое задержание незаконным? - нахмурился дежурный.
- Естественно, - важно заявил, - Был проведен незаконный обыск в присутствии только одного понятого и без родителей, в ходе которого у меня скоммуниздили носки. Они хоть и дранные, но родные. Только я имею право обнюхивать свои носки. Это право мне даровано Конституцией. Я выразил возмущение действиями капитана Селезнева, а в отместку пообещал меня расстрелять.
- Уведите его к чертям в задницу, иначе я за себя не ручаюсь! - завопил капитан.
Сержант Миша уже в открытую ржал.
- А моё право на звонок! - вдруг вспомнил и заорал я.
- Имеешь, - успокоил дежурный, - Говори номер телефона.
Я немного завис, думая, кому позвонить. По памяти знал только дядин и вовкиного отца. Попытался вспомнить номер воскресенского босса и других важных лиц, с кем доводилось раньше встречаться. От волнения никак не получалось. Пришлось назвать телефон Шумилова.
Предполагал почему-то, что меня проведут к телефону в дежурку. Сержант Дёмин отконвоировал к помещению без окон с раздолбанной тумбочкой, на которой располагался телефон без диска. Мне было велено поднимать трубку только тогда, когда загорится лампочка на аппарате. Она что-то долго не загоралась. Наверное, дядя как обычно не сидел на месте. Наконец, связь появилась. Я взволнованно начал вещать в трубку:
- Николай Михайлович, я звоню из балабинской милиции. Меня свинтили непонятно за что…
- Что ты опять натворил? Я надеялся, что ты за ум возьмешься, а ты снова вляпался во что-то. Не можешь нормально жить, как другие, так меня не подставляй! - разоралась трубка.
- Погодите делать выводы, дядь Коль. Я честно ни в чем не виноват, - попытался оправдаться ошарашенно.
Дядя не слушал аргументов, его несло:
- Если бы ты был ни в чём не виноват, то тогда тебя не привлекли. Имей достоинство нести ответственность по закону. Ко мне больше не смей обращаться. Хватит мне проблем из-за вашей семейки дебилов.
Трубка издала прерывистые гудки. Все правильно. Обжегшись на молоке, обычно дуют на воду. Дядя перестраховывается и не желает топить свою на этот раз хозяйственную карьеру ради попавшего в переделку меня.
Перезванивать не дали и отконвоировали в предвариловку. В камере торчал бомжеватого вида мужик. Он ощерил в улыбке гнилые зубы и предложил знакомство. Я не отказался. Куда я денусь с подводной лодки. Руку бы потом вымыть, чесотку чтобы не подхватить. Мужику, которого звали Кешей, было на вид лет сорок-пятьдесят, вполне габаритный, согласно возрасту. Наколки сообщали о следовании субъекта классической формуле джельтменов удачи: «украл-выпил-в-тюрьму». Разговор пошёл по накатанной:
- За что загребли?
- За выражение моей морды. Очень она всех ментов злит до крайности.
А что я ещё мог сказать приставучему сокамернику?
- На то они и мусора, чтобы портить житуху достойным кентам. Меня вон тоже схомутали не за дело. Соседи падлы нажаловались. А ты - шебутной пацанчик. Таким легко на зоне, - решил обрадовать меня Кеша.
Долго наслаждаться общением с Кешей не пришлось. Взвизгнула дверь и за мной зашёл сержант Миша, чтобы отконвоировать на первый допрос.
- Пожурчать не хочешь? - спросил он, когда вышли вдвоём в коридор.
Я задумался, прислушиваясь к пожеланием своего носителя. Сержант воспринял это как некую степень тормознутости и повторил предложение на русском литературном. Попасть к следаку, охваченному мутными намерениями, нормальному челу всегда успеется. Так что согласился на приглашение молодого мента.
Ментовская уборная - обычное отхожее место средней вонючести с дырами в полу. Воспитанному в коллективизме советскому челу не пристало иметь секреты от своих товарищей. Миша даже закурить возле меня расположился, когда я принял позу задумчивого орла, нависшего голым задом над смрадной бездной.
- Дело твоё, паря, неважнец, - тихо произнёс молодой мент, - Селезень так просто от тебя не отстанет. Заточился на тебя всё повесить. Ему нужно как можно скорее это дело закрыть.
- А тебе какая от этого печаль? - не сдержался и зло взглянул на мента снизу.
- Не думай, что в милиции одни сволочи работают. Понравился ты мне чем-то. Хочу тебе помочь, - пыхнул дымом сержант.
- Сгоняй тогда в вышестоящее ведомство и расскажи там о проделках Селезнёва. Пусть разбираются с этим жиробесом, - озвучил первую мысль, запутавшуюся меж извилинами.
- Думаешь, сам бы я до этого не допетрил? Не всё так просто. Кто-то там наверху его прикрывает, - ответил молодой мент с лёгкой обидой.
- Извини, Миша. Тогда помоги мне отсюда выбраться, пожалуйста! - умоляюще промявкал.
Ответ услышал не сразу. Миша долго думал, сосредоточенно дымя.
- Может, есть у тебя ещё какой родственник, или кто из друзей с солидным положением, или связями? Селезню было неприятным откровением узнать, что у тебя дядя оказался директором санатория. Жаль, что тот отступился, - высказался он наконец-то.
Чем я собственно рискую?
- Обратись в облком партии прямо к Конотопу. Скажешь, что лидера Берёзовых незаконно загребли в милицию. В Воскресенск позвони к их партийному начальнику. Кажется, его там Сорокой называют. В ЦСКА к Фирсову Толе обратись, второму тренеру. В Просторы директору Марчуку позвони. Скажи, что его зять в опасности. Свяжись ещё с режиссёром Эльдаром Рязановым, композитором Таривердиевым, певцом Геннадием Беловым, с редакцией журнала «Ровестник», в общем…, - выстреливал я информацией, пока не натолкнулся на совершенно обалдевший взгляд молодого мента.
- Ну, ты даёшь! А не шутишь? Давай, оправляйся. После поговорим. К Пузану пора двигаться, а то мне достанется, - заявил он, приходя в себя.