Кое-кто считает, что глупость заразна, однако и ум — штука не менее заразная. В общем, антигравы изобрели уже не мы с Вовычем (что было бы вполне понятно), а наши матросы. Заявились в кают-компанию и прямо с порога объявили, что пока мы кофе глушили да сушки трескали, они там гаечными ключами да отвертками пошурудили и собрали кое-что. В общем, это «кое-что» оказалось парочкой приличных антигравов. Ну а антигравы — это, кто не знает, такие штукенции, которые позволяют преодолевать земное притяжение и летать куда угодно, хоть даже к самым дальним звездам. Вот наши балбесы их и склепали из каких-то железок. Нагребли шариковых подшипников, труб гнутых с проводами и собрали.

Молодцы, конечно, хотя я, если честно, был уверен, что на антигравы их вдохновила наша стюардесса. Та самая пленница, которую обнаружили в недрах субмарины. Так-то женщина на корабле — это бедствие, но куда, прикажете, высадить беззащитную даму, если поблизости ни берегов, ни даже самого захудалого острова? Вот и приютили пока у себя. Тем более что девушка очень напоминала Олечку Нахапетову. Особенно в профиль. Ну а чего хотят все Олечки в мире? Конечно, путешествий и скоростей. Наверное, и наша новенькая намекнула ребяткам про космос, а эти остолопы ее послушались. Любовь — это ведь такая штука… Почти как космос. В смысле — темная и неизученная.

В общем, неожиданно все получилось, даже я такого предвидеть не мог. Но мы, хоть и хмурили для приличия лбы, а тоже обрадовались. Потому что к Луне с Марсом человечество давно слетало, а вот Фобос с Деймосом обследовать не успело. Да и с Луной непонятки остались. Темную-то сторону до конца не изучили, опять же постройки какие-то там обнаружили, объекты, прочие путаные следы. То есть обнаружить-то обнаружили, а кто это все будет разгребать да исследовать? Опять Пушкин Александр Сергеевич, который Онегина написал?

Хотя, с другой стороны, было понятно, почему у американцев ничего не вышло. Они ж, бедолаги, на допотопных реактивных движках летали. Про антигравы слыхом не слыхивали. Какие там Фобос с Деймосом! Даже до Луны едва-едва допёхивали. Другое дело — мы со своей передовой техникой! И долетим в два счета, и исследуем все, что положено. Если, конечно, не отломится ничего по дороге. Но я для того и проверил конструкцию — за провода подергал, трубы попинал, — вполне нормальные антигравы! И свинчены оказались крепко, даже молотком фиг сломаешь. Так, короче, и решились на взлет. Чего тянуть-то? Крейсер чуток доработали, переборки досками подперли для прочности, иллюминаторы скотчем оклеили для герметизации, — ну и полетели.

Кто не видел, как отрывается от воды гравиплан, многое потерял. Ну а мы не просто видели, мы сами дергали за рычаги и нажимали кнопки. Чувство — обалденное! Само собой, гул на уши давит, перегрузки опять же, но когда такая махина взмывает над водой, обо всем забываешь. Картинка-то суперская!

Для начала мы решили сгонять к Луне, все-таки поближе, даже телескопов не надо. Ну а изучим Луну, пообедаем, можно и дальше двигать. Куда именно — это уже на месте определимся. Конечно, крейсер — не ракета, но и не мопед. А с антигравами да на подшипниках куда хочешь можно добраться.

В общем, высоту мы набрали приличную, да и разгон взяли хороший. Подшипники раскрутились так, что до Луны дошлепали бы в два счета. Только, видно, и впрямь не все еще было дозволено нашему брату. Уже на подходе к стратосфере нас взяли в кольцо знакомые тарелочки. Штук десять, не меньше, и каждая размером с пару футбольных полей. Хорошо, хоть пеной не стали брызгаться. Вдарили для начала зелеными лучами, а после другие хитрые приборчики включили. В общем, действие инопланетных механизмов мы сразу почувствовали. Скорость резко упала, а бедные антигравы прямо взвыли от натуги.

— Это еще что за дела! — возмутился Вовыч, но я-то уже сообразил: полетать нам больше не удастся.

НЛО и впрямь знали, что делали. Крейсер окончательно встал, а после начал снижаться. Какое-то время мы еще сопротивлялись, но даже с нашими великолепными подшипниками преодолеть чужое поле было невозможно. Раздосадованные матросы хотели даже открыть огонь по тарелочкам, но тут уж вмешались мы с Вовычем. Сами понимаете, межзвездный конфликт — это как-то чересчур. Тем более что те же НЛО совсем недавно серьезно нас выручили. Кто знает, может, и сейчас пытались по-своему помочь. Мало ли что поджидает нашу команду в космосе? Какая-нибудь черная дыра, комета из-за поворота, другая засада…

В общем, с тоской и грустью я дал команду на отступление. Крейсер пошел вниз быстрее, облака замелькали в обратном порядке. Я попытался замедлить падение, но с ужасом обнаружил, что тормозов-то мы как раз не предусмотрели. Мелочь, а неприятно. О водную поверхность крейсер хлопнулся с такой силой, что корпус треснул и начал разваливаться на куски. Я только успел вцепиться в Вовыча. А в следующую секунду холодная волна проломила переборку и затопила капитанскую рубку. Горло стиснуло судорогой, я распахнул глаза…

Кто читал сказку о рыбаке и рыбке, должен помнить концовку. Вот и мы с Вовычем оказались у разбитого корыта. То есть корыто мирно покачивалось на воде, а мы опять сидели на ржавом полу. Вовыч преспокойно спал, а я протирал глаза и никак не мог понять, что же правда, а что нет. Крейсер, пираты, кракен с тарелочками… Прямо сплошное бр-р-р! Я даже за уши себя подергал, чтобы проснуться окончательно. Хотя попробуй проснись в таком тумане! Тут и без всякого сна начнешь видеть все что угодно — от хвостатых гномиков до зависших над водой инопланетных тарелок. Явь и бред в одном флаконе.

Слушая, как посапывает у меня на коленях Вовыч, я даже позавидовал другу. И впервые пожалел нашу учительницу Аделаиду. Она-то каждый день на нас вынуждена смотреть. А это в сто раз хуже любого тумана. Потому что тридцать орущих и снующих туда-сюда учеников кого угодно до глюков доведут. А я еще и дома над ней подшутил. То есть это когда она с родителями знакомиться пришла. Ну и наябедничать заодно про Колянчикову бороду.

Мы тогда конкурс деда Мороза проводили, — вот я и придумал сработать Кольке-Перхоти (Перхоть — это кликуха, кто не знает) усы и бороду из пены монтажной. Он, кстати, сам подсказал идею. Потому что вечно пририсовывает на всевозможных фотографиях рога, бороды и усы. Если кто видел в метро или троллейбусах рекламные плакаты красавцев с синяками и потешными усиками, так это — Кольки-Перхоти работа. И фиксы он пририсовывает мастерски, и клыки с нечеловеческим маникюром. Про шляпы, заячьи уши и кольца в носу я уже не говорю. Дайте Колянчику карандаш с ручкой и можете быть спокойны. Что и где пририсовать, он непременно придумает. Да и карандаши с ручкой этому вундеру без надобности! Головастый Колян первый в стране (а может, и в мире) додумался использовать монтажную пену. И мне рассказал, что с пеной выходит даже прикольнее, чем с карандашами. А главное — быстро. Подошел к плакату с каким-нибудь сияющим хоббитом — прицелился, пшикнул, и готова бородища. Важно не промазать и не переборщить, а уж Колька Перхоть в этих делах толк понимал.

Вот я и подумал, что дед Мороз с бородой из пены будет выглядеть вполне достойно. Мы ведь тоже не собирались перебарщивать. Ну и сделали все, как Колян объяснил. Он зажмурился, а мы его обработали. Даже подождали немного, чтобы пена затвердела. А она даже просохнуть толком не успела, потому что Колька Перхоть начал орать. На крик Аделаида прибежала. Стали отрывать бороду, а она не отрывается. Колян же еще громче вопит. То есть уже и мычит, а не вопит, потому что усы с бородой у него склеились и кричать не дают. Кто-то ножницы принес, кто-то — швабру. А Аделаида — молодец все-таки! — ацетон нашла. В общем, совместными усилиями кое-как «побрили» Коляна — отмыли и оттерли. Даже перхоть его вековечная куда-то подевалась, так мы тряпками потрудились. Ох, он и краснущий сидел! Разобиженный на всех. И главное, сам ведь про эту пену выдумал! Новатор головастый! Но поскольку пшикал из баллона я, то и виноватого нашли быстро.

Короче, Аделаида жаловаться пришла. Ну и познакомиться поближе с родителями. Повод-то серьезный! Сели в гостиной чай пить, тарыбары разводить, а я у себя в комнатке притих, типа, уроки делаю. И вот учительница все им рассказала, выводы изложила, а под занавес сладенько так и говорит: «А не пригласить ли нам к столу нашего Максика?» И будто кто меня за ногу дернул. Прыгнул со стула и ужом забился под свою кровать. Там щелочка-то всего ничего, но для реального разведчика — не так уж и сложно. И вот Аделаида заглянула в комнату, покашляла растерянно, потом прошлась туда-сюда, учебники на столе зачем-то погладила и вышла. «По-моему, его там нет», — говорит моим родителям. «Как нет? — удивилась мама. — Там он, за столом сидит, уроки делает». Как я услышал, что мама с дивана поднимается, сразу назад вылез — и прыг за стол. Едва учебник какой-то успел цапнуть. Тут-то они все вместе и заглянули. Я спиной, конечно, сидел, подробностей не видел, но в тот момент прямо почувствовал, как Аделаида за грудь хватается. И потом уже, когда чай пить сели, она все на меня поглядывала и лоб свой трогала. Что особенно интересно — про бороду и Коляна она больше не вспоминала. В общем, славная такая вышла история, по всем статьям ржачная. Вовыч минут пять хохотал, когда я ему все рассказал. Потом попытался тоже под кровать залезть и застрял. Тут уже я гоготать начал. За ноги его тянул, как Вини-Пуха какого. Приятно вспомнить.

Но вот теперь в этом чертовом тумане мне стало вдруг жалко нашу Аделаиду. То есть это нам фантазии да завиральни в радость, а учителям такое баловство всегда было в лом. Сейчас-то я начал это понимать, а тогда мал был еще. Первый класс, что вы хотите…

Стоило мне чуточку сомкнуть веки, как справа в тумане шевельнулся и пошел скручивать кольца гигантский змей, а слева величаво прошествовал по дну лохматый Кинг-Конг. Да и над головами нашими что-то захлопало и заухало. Я торопливо открыл глаза и снова протер лицо ладонями. До меня, вдруг, дошло, что все наше озеро — одна большая фантазия, в которую нас с Вовычем всосало случайной воронкой. Мы-то, дураки, не сопротивлялись, вот она и затянула.

То есть когда фантазия рождается в одной голове, то в этой самой головенке она обычно и тусуется. Вроде джинна в бутылке. Но стоит появиться ей в двух разных головах, что-то тут же происходит. Джинны моментально устанавливают связь и сообща поднимают бунт. Ну а выходя из бутылок, эти парни на радостях претворяют в явь любую сумасбродную фантазию. Вот и мы с Вовычем, должно быть, перемудрили. Я ведь в самом деле поверил в его побасенки о котловане, а поверив, нечаянно превратил в реальность. Если кому-то нужны добавочные аргументы, то главный аргумент — вся моя долгая и абсолютно фантастическая жизнь. Для тех, кто вздумает улыбаться, замечу, что девять лет — это 3294 дня, а с високосными даже 3296 дней! Нехило, согласитесь. Тем же, кому и эти солидные цифры покажутся пустяком, могу только посочувствовать. Потому что они правы: кое-кто и за девять и даже за двадцать девять лет не добивается никаких результатов, не прочитывает ни одной книжки, не заводит ни одного друга и не выбирается ни разу за город. Про НЛО, котлованы и прочие подвиги я и не поминаю. А потому не стоит улыбаться! Плакать надо. Горючими и запоздалыми слезками…

Хотя, по правде сказать, и я поплакать когда-то любил. Ну то есть по молодости. Глупый же был, мелкий. А как прочел первую классную книгу, так и понял, что средство от слез, соплей и скуки всегда под рукой. Правда, и завирать я после чтения книг стал более кустисто, но, как говорят в футболе, это уже игровые. Так сказать, издержки производства. И потом — где же логика, уважаемые взрослые? Сначала сочинять и фантазировать нас напрочь отучают, говорят, что это нехорошо, а потом, наоборот, заставляют писать сочинения и ругают за то, что сочинять уже не получается. Так где же получится, если сочинять уже нечем! Подмели в головенках! И тряпочкой насухо вытерли.

Даже мудрая мама мне частенько твердит: «Не фантазируй!» И папа ей поддакивает. Или расскажу я, к примеру, в классе про котлован с его чудищами, думаете, кто-нибудь нас с Вовычем пожалеет? Да ни в жисть! Потому что задачки с уравнениями и упражнения по русскому им в секстильон раз важнее.

Вообще, забавно, как учителя за нас волнуются — из-за ЕГЭ рубятся, про одноразовые программы спорят. Мама говорит: они хотят, чтобы мы стали умнее. Вот только логично спросить: умнее кого или чего? Если умнее табуретки, так все в порядке — хоть сейчас можно выдавать аттестаты зрелости. А если умнее Ломоносова или какого-нибудь Менделеева, то это дудки. Хотя могу поспорить, что сотиков в те времена точно не было. И калькуляторов с навигаторами, и планшетников с ноутами. А Ломоносовы откуда-то появлялись. Точно красноголовики в парках. Их толком и не учили, а они как-то выучивались. Странная такая штука… Понимаете, вот если бы кто из взрослых сказал: «Смотрите, дети, раньше сотовой связи не было, и все голодали, воевали, были злыми, глупыми, нехорошими, а теперь у каждого свой комп-персоналка, у всех машины, телефоны, печки СВЧ — полный прогресс, короче. Ну а раз прогресс, значит, войны с терроризмом нет, и голод в Африке ликвидирован, и никто никому не завидует, и все дружат в сплошном брэйк-дансе». То есть если бы так сказали, я бы, пожалуй, задумался. Но ведь не скажут. А скажут, наоборот, что с голодом и войнами они как раз не справились и придется бороться нам — типа, подрастающему поколению, и вроде как на нас вся их последняя надежда. А какая там надежда, если те же сотики нам вовсе не для звонков нужны. Это у нас завуч недавно открыла и так была потрясена, что минуты две стояла, не крича и не размахивая кулаками. Так это было на нее непохоже! А всего-то разок поймала нас в туалете, давящимися от смеха. Она думала, мы клея нанюхались, а это Лешик просто скачал на свою звонилку новую песенку. Вместо звонка, значит. И там мультяшный такой голосок под выстрелы и автоматные очереди вовсю распевает:

— Ни фига ты не попал, все равно я убежал, косорылый ты пацан, я крутой, а ты профан, все равно я убегу, на тебя мне по фигу…

И, стало быть, в таком вот духе. Гремят выстрелы, таракашка убегает, стреляющий ругается. А потом он заводит бомбу часовую, механизм тикает, — и хабах. Таракашку всмятку, песенка заканчивается. Ну разве не прикольно? Вот мы и гоготали. Мы таких песенок миллион уже, наверное, назаписывали себе на телефоны. Для поднятия настроения. Ну и фоточки разные посмешнее снимаем — для тех же целей. Как кто-нибудь мел роняет и на четвереньках ползает. Или задумчиво в носу колупает, в ухе что-нибудь ищет мизинцем. Потом, понятно, обмениваемся, настоящие коллекции собираем. А завуч наша… Ну она, верно, думала, что телефоны нам и, правда, нужны, чтобы звонить. В общем, еще одна старая песня. Где прогресс, там не до шуток, там все реально серьезно. Мы растем, чтобы надевать пиджаки, галстуки и строем отправляться торговать нефтью. А после перерабатывать ее, закачивать в бензобаки и с умным видом разъезжать по офисам, разговаривать по сотовой связи о ценах, о настроении на биржах. В общем, вы как хотите, но тут даже мои гениальные мозги начинают трещать по швам и извилинам. Потому что такого прогресса я в упор не понимаю и твердо знаю: без фантазий, завирален и смеха нам полная крышка. Упаримся в пресном супчике и сами станем точно вареные овощи. То есть пар-то, понятно, будет, а вкуса никакого.

И вообще — все в этой жизни путано-перепутано. Сходу ничего не поймешь.

Взять, скажем, Шнура. Ну пастозный же тип, чего там! А ведь и с ним был случай, от которого я малость прозрел. Да и другие тоже. А случилось все на уроке музыки, где ученики выходили по очереди к доске и пели разную чепуху, вроде «У дороги чибис» да «Чебурашку дружочка». Почти всем ставили трояки, — очень уж мы фальшивили. Ну и народ, понятно, скучал за партами, — зевали так, что в челюстях щелкало. И тут вызвали Шнура, а он в жизни ничего такого не выучивал — ни стихов, значит, ни песен. Единственный, кому светил ровный двояк. И вдруг… Вдруг этот толстомордый пират открывает рот и тоненько так начинает вытягивать что-то жалобное. Мы сперва ржать навострились, но так и не проронили ни звука. Потому что Шнур протяжно и все так же тоненько вытягивал песню из фильма: «Генералы песчаных карьеров». То есть мы-то с Вовкой видели этот фильм и сразу просекли, что к чему. Но даже те, кто не видел, рты раскрыли и глаза распахнули. А Шнур пел, зажмурившись, и с таким чувством, что мне уже на втором куплете плакать захотелось. И, наверное, все в классе сразу как-то вспомнили, что Шнур рос без матери и отца, а воспитывали его бабка с дедом. То есть родители у него тоже вроде были, но жили где-то далеко-далеко — чуть ли не в столице. Сыночку же слали изредка посылки — одежку там, платочки-совочки. И почему Шнур выбрал именно эту песню — песню беспризорных бродяг Бразилии, ни у кого и вопроса не возникало. А третьим куплетом Шнур просто добил всех:

Вы знали ласки матерей родных, А я не знал — и лишь во сне, В моих мечтаньях детских золотых, Мать иногда являлась мне. О, мама, если бы найти тебя, Не так горька была б судьба моя…

Девчонки носами захлюпали, парни сурово безмолвствовали. А вы бы видели нашу учительницу! Она даже очки сняла от изумления. Кажется, это был первый пятак в жизни Шнура. Поэтому, когда говорят, что жизнь — это жизнь, и причем тут песни, причем тут фантазии, я, братцы, в корне не согласен. Потому что одно всегда перетекает в другое. А если нужен пример, то вот вам еще один свеженький.

После того пожара на стройке за мной, помню, Боренька увязался. Я тогда хотел стройку подробнее исследовать — на предмет бензина, костров и прочего. В дырочки заборные понаблюдать, про кран у дворовых пацанов поспрашивать, — типа, падал или не падал, а если падал, то не поломал ли чего. Короче, важное было дело. Неотложное. А тут Боренька со своими вопросами прилип. Куда иду, да зачем… Аппаратом, между прочим, интересовался — правда ли, что я прячу его, по слухам, у себя под кроватью? Вот и прикиньте — каким это «слухам»? Это же секрет номер один! До сих пор не понимаю, кто проболтался. Вовыч потом делал страшные глаза и клялся, что не он. Я, конечно, ему верил, но тогда методом исключения получалось, что проболтался я, а в это верить тоже не хотелось.

— Ну расскажи, — ныл за спиной Боренька. — Только мне одному.

— А ты потом Вальке с Сашкой, Антохе с Лешиком — и пошло-поехало!

— Да нет, ты что! Я ведь могила! — Боренька честно моргал, и я видел, как тоскливо ему живется без большой тайны, без чужих пугающих секретов.

— Ни за что! — стойко цедил я.

— Ну Максик!

— Некогда мне. Спешу я, понимаешь?

— А куда? — снова стонал он. — А мне с тобой можно?

Другой бы давно взбеленился и дал Бореньке хорошего пендаля, но я с некоторых пор уже не способен был на такие вещи. Повзрослел, что ли. То есть мог, конечно, и врезать, если бы он буром пер или гадости какие говорил. Но Боренька не наглел и глядел совсем уж жалостливо. Вот и пришлось ему все рассказать. Не про аппарат, конечно, а про метеорит. Это я передачу такую накануне видел. Что где-то в Калифорнии хлопнулась здоровенная каменюга. И взрыв получился такой офигенной силы, что сразу накатил ледниковый период, от которого вымерли все динозавры. В общем, занятная такая передачка. И я, пока смотрел, вспомнил, вдруг, что у нас за гаражами тоже однажды что-то бухнуло. Может, кто из ребят бомбочку взорвал или банку с карбидом, но грохот был такой, точно и впрямь метеорит ухнул. То есть вряд ли, конечно, но ведь мог же теоретически? Пусть не такой большой, как в Калифорнии, но это даже к лучшему. Конечно, укокошить гаражи явно не мешало, но зачем нам еще один ледниковый период? Так что, судя по грохоту, метеорит был не самым гигантским. Размерами этак с арбуз или с апельсин. А что? Такой вполне мог ахнуть по нашему городу. И хорошо, что небесный гостинец ничего не разбил, ни в кого не попал, — скромно себе приземлился за гаражами и остывал теперь под землей…

Об этом я и поведал Бореньке. Про метеорит и про ученых, которые уже собрали чемоданы и жмут сюда на всю железку. Чтобы, значит, раскопать небесного посланника и поизучать всласть. Ну а пока ученые едут, велено охранять место от посторонних.

Собственно, я и не врал даже, — пока рассказывал, сам наполовину поверил. И воочию наблюдал, как оживает несчастный Боренька, как начинают сиять его глаза и расцветает унылая физиономия.

— А почему мы? Почему не милиция? — все-таки проявил он кроху здравомыслия.

— Ну потому что милиция бандитов ловит, это, во-первых. А во-вторых, пока им все объяснишь, пока заявлений вагон напишешь — два года пройдет. А даже прикатят сюда, и что? Сразу народ отовсюду сбежится, разговоры пойдут, паника поползет. С паникой всегда так. Только дай волю — и начинает куда-нибудь расползаться.

— А куда ей ползти? — не понял непонятливый Боренька.

— Куда надо, туда и поползет. — Я почти рассердился. — Короче, некогда твоей милиции метеориты охранять. Другое дело мы. Все сделаем быстро и секретно. Ты ведь не будешь никому болтать?

Боренька яростно замотал головой.

— Вот видишь. Значит, заступай на пост и молчи.

Я привел Бореньку за гаражи и неопределенно обвел пространство руками.

— Тут он где-то и рухнул.

— Ух ты! — восхитился Боренька.

— Вот и вставай на пост, близко никого не подпускай. А мне надо еще кое-куда смотаться…

Оставив Бореньку, я рванул к стройке и там долго бродил вокруг забора, следил за рабочими, пытался понять, что же у них ночью приключилось. К крану приглядывался особенно внимательно, пытался вычислить, падал он или не падал?

Так ничего и не поняв, заглянул к Вовычу, а его дома не оказалось. Вышел во двор к родной песочнице, и там почему-то было пусто, и возле качелей, и у горки. Снова поплелся к бетонному забору, и тут наткнулся на Лешика. Он держал в руках цифровой фотик и куда-то отчаянно торопился.

— Ты куда, Лешик?

— А т-ты не знаешь? — глаза у него горели, от заикания слова звучали даже более таинственно. — Там т-такая шняга заваривается — об-балдеть. К-какая-то штука инопланетная грянулась. Ну а НЛО за ним вот-вот п-прилетит. П-пацаны уже и ловушку п-придумали, чтобы инопланетян поймать.

— Поймать инопланетян? — я не верил своим ушам. — Да ты гонишь, Лешик. Какие инопланетяне?

— В-все реально, Макс. П-правда! Боренька своими г-глазами видел, как она падала. Толян п-петарды принес, расставил по кругу. Сказал, если они лазерами в-вдарят, мы петарды зажжем. Ну и г-гарбичами забросаем. П-посмотрим еще — кто кого.

— А где это?

— Да вон же, з-за гаражами!

Только тут я сообразил, что это все говорится о моем метеорите. Ну то есть который мог бы упасть, а может, и упал на самом деле…

Я хотел еще что-то спросить, но тут Лешик вскинул перед собой руку.

— Смотри! Н-началось вроде.

Я глянул и обомлел. Над гаражами вздымался столб дыма. Высоченный такой, рыжеватой неземной расцветки. Неужели, и впрямь НЛО? Я даже вспотел от волнения. С чего я, в самом деле, решил, что метеорит — чья-то выдумка? То есть моя, конечно, выдумка, но мысли-то это… Материальны! Вот и воплотились. А может, я, как экстрасенс какой, заранее предсказал падение инородного тела. Тоже вполне возможное дело. Сколько кругом болтают про «детей индиго» да предсказателей разных. Куда ни плюнь, в экстрасенса попадешь. Уже и плеваться страшно. И чем я, спрашивается, хуже? Да практически ничем. Попросят — предскажу, что хочешь!

С Лешиком мы метнулись к гаражам. Там уже царила полная суета. Оказалось, это Пашуня шашку поджег. Он давно ее в ход хотел пустить, да все не подворачивался подходящий случай. А тут одно к одному. НЛО с неведомым метеоритом, и ученые, и подготовка к обороне… Вот и запалил. Типа, маскировка, что ли. Инопланетники прилетят, а тут дымина, не видно ни фига. В общем, не знаю, что он там думал. Спички — от них же пальцы зудят, по себе помню. Так и тянет что-нибудь поджечь. Но у меня хоть воля есть, а у Пашки какая воля. Вот и запалил.

В общем, приехали пожарные, а за ними милиция-полиция с ревунами на кабинках. Вот что значит — космическая угроза! Даже заявлений писать не понадобилось, все сами прикатили. Ну и перепуганные владельцы гаражей набежали. Я думал, перепадет нам по самое не могу, а они, знаете, о чем говорили? Не про петарды и даже не про шашку, — исключительно про метеорит. Будто и впрямь что-то здесь упало, вот ребятишки и сбежались. И надо бы, дескать, разобраться, землю серьезно покопать, то-се. Ну полные наивняки! Никого даже не оштрафовали. Потому что метеориты — они ведь не спрашивают, куда и когда падать. И людям ничего не остается, кроме как стоять, смотреть и загадывать желания.

Так вот фантазии и становятся правдой. А вы говорите…