Сначала мы гребли доской попеременно, а после решили поставить парус. В трещину той же доски воткнули линейку, укрепили ее проволокой. На эту Г-образную закорючку натянули мой форменный пиджак. Ветер и впрямь наполнил самодельный парус, — суденышко закачалось веселее. Теперь по моим прикидкам наш железный корвет делал не менее трех-четырех узлов. Кроме мачты, мы соорудили добротный руль, а из деревянных, плавающих вокруг обломков построили мостик и кают-компанию. Получилось тесновато, но вполне сносно. Кораблик все более приобретал жилой вид.

— Вот, — пыхтел довольный Вовыч, — теперь хоть на человека стал похож.

— Похож, — соглашался я и похлопывал по мачте, словно по холке любимого коня.

Корабль похожий на человека, конечно, нелепица. Но я, между прочим, тоже становился похожим на человека после походов в парикмахерскую. В этом смысле все родители мира находятся в тотальном заговоре. Ну типа, лохматый ребенок — это вроде и не совсем человек, а стоит его подстричь, причесать, одеколоном на макушку прыснуть, и все человеческое ему тут же становится не чуждо. Чепуха полнейшая, но нам вот приходится мириться.

Что касается корабля, то тут все обстояло иначе. На кого он там походил — на коня или человека, не так уж нам было и важно, но вы сами-то захотели бы плавать в ржавом корыте? Вот и мы решили, что хватит, нужно менять имидж, и все такое. Имидж, кто не знает, это образ. Внешность, проще говоря. И здесь недопонимания между мной и Вовычем не было. Единственное, чего мы по-прежнему не понимали, это куда подевались берега. Сколько мы ни продвигались по водной равнине, ситуация не менялась, туман не рассеивался, берега не приближались.

— Быть такого не может, — в десятый, а может, и в сотый раз бормотал я, разгуливая по мостику. — Котлован же маленький, мы давным-давно должны были его переплыть.

— А ты уверен, что это котлован?

Я промолчал. Вовыч был прав. В том, что мы плывем по котловану, уверенности не было. Более того, меня не покидало ощущение, что наше суденышко давно уже движется по какому-то морю. Может, даже океану. Тихому, например, или Индийскому.

Сойдя по трапу, я похлопал по плечу друга, усердно надраивающего участок палубы, и украдкой обмакнул за борт руку. Лизнув пальцы, убедился, что вода обычная, ничуть даже не соленая.

— Да я уже проверял, — буркнул Вовыч. Мой осторожный эксперимент он тоже заметил. — Нормальная вода. Как из-под крана.

— Значит, не океан? — я поморщился. — Куда же мы плывем?

Вовка мужественно пожал плечами, а я пожалел, что задал столь нелепый вопрос. Ясно было, что ответа на него нет.

— А помнишь, как мы искали твой яблоневый сад? — вдруг спросил Вовыч.

Я взглянул на друга и криво улыбнулся. Про яблоневый сад я, конечно, помнил. Такое трудно забыть. Даже если очень захочешь. Костяй с Боренькой порвали тогда форменные брюки, я выпачкал куртку машинным маслом, а Вовыч чуть не сломал руку. И еще Сашку Путинцева едва не растерзали сторожевые псы. Все только потому, что мне вспомнилось, будто неподалеку от нашего дома в заводском районе схоронился невиданной красоты яблоневый сад.

Нет, правда! То ли я бывал в нем раньше, то ли во сне увидел, ну полная загадка! Только мне вдруг втемяшилось в голову, что сад такой есть и что нашей шайке-лейке просто позарез нужно в нем побывать. Я так и объяснил ребятам, что прямой дороги в сад нет. С одной стороны его подперли бетонные заборы заводов, с другой — коллективные сады и детские ясли. Так и получилось, что на протяжении многих лет в сад этот никто не заглядывает. Само собой, там тихо и здорово, кругом множество цветов, пчел и бабочек, а под расчудесными яблонями можно запросто сооружать великолепные шалаши, базы и штабные бункеры. Но если мы хотим добраться до сада, придется топать скрытыми тропами и лезть через множество заборов. Словом, заранее обречь себя на муки и лишения.

Идея лишений ребят не особенно вдохновила, но в сад захотелось всем. Даже мелкий Санька Путинцев и тот напросился с нами. И сразу после уроков мы отправились в путь. Шли наобум и напрямик, протискиваясь сквозь прутья ограждений, под окрики воспитательниц пересекая детские сады и заросли акации. Несколько раз, точно реальные разведчики, мы скрытно преодолевали высоченные заборы, на которых топорщилась самая настоящая колючка. Там-то и пострадала одежка Костяя с Боренькой. А чуть позже, показывая нам мастер-класс по скалолазанию, Вовыч зацепился кедом за проволоку и сорвался вниз — на груду фарфоровых изоляторов.

В общем, с лишениями наблюдался полный порядок. На заводских территориях нас встречали груды замазученного металлолома, в коллективных садах к нам устремлялись лающие псы. Удирая, мы взлетали на заборы и однажды чуть не потеряли при этом Сашку Путинцева. Ему, чтобы спастись от клыков, пришлось карабкаться на абсолютно голый тополек. На такой и Свая, наверно, не сумел бы залезть, а Саня влез. Потому что внизу, захлебываясь от рыка, подпрыгивало сразу три лохматых кобелька. Песиков-людоедов мы отвлекли маневром и Сашку спасли, но боевых шрамов кое у кого прибавилось.

Я сам не ожидал, что путь окажется столь долгим. Мы шли и шли, хотя толком уже не представляли — куда и зачем. Ловя на себе тоскливые взгляды друзей, я всерьез начинал сомневаться, а существует ли сад вообще. С чего я взял, что до него надо шлепать именно этой дорогой? Что за блажь посетила мои гениальные полушария?

Но потом… Потом мы преодолели очередной забор и, грязные, усталые, очутились в раю.

Короче, это был МОЙ сад. Не то вычитанный из книг, не то заимствованный из снов. Трудно описать, какой восторг мы испытали. Ожив, ватага носилась под кронами деревьев, вопила на все голоса, ходила на головах. Штаб мы сооружать не стали. Просто залезли на самую большую яблоню и, налопавшись кислющих дичков, принялись мечтать, как здорово заживем в этом заповедном уголке, как гигантские выстроим шалаши и чумы, может, даже соорудим настоящую крепость.

Кто не знает, это бзик такой у детей — строить штабы, крепости и базы. Совсем уж маленькие обожают жить в тумбочках, в коробках и шкафах, а у нормальных детей начинается эра настоящего строительства. Когда же дети становятся взрослыми, все снова меняется. От проектов с могучими многобашенными замками и окруженных пушками цитаделей мы опускаемся до примитивных дач и бань, до теплиц и стремных гаражиков. Такое вот необъяснимое превращение.

Но в тот удивительный день ни про гаражи, ни про дачи мы не поминали. Наоборот — мечтали о великом: как выроем подземный ход, ведущий прямо к школе и центру города, как с крепостных стен будем отслеживать перемещение неприятеля, как в паузах между боями станем отмечать в саду праздники и дни рождений. Самых избранных пригласим в гости, однако типы вроде Толяна, Шнура и прочих вирусоидов никогда об этом великолепном месте не узнают…

О, если б не голод, мы проторчали бы на тех чудесных яблонях до глубокой ночи! Но надо ведь было еще добираться до дому. Все той же ужасной дорогой.

Скорее всего, сдуру мы бы так и сделали, повторив весь путь по заборам, но Сашка Путинцев, которому меньше всего хотелось вновь встречаться с собаками, совершил ошарашивающее открытие. Этот шкет решил обойти кругом наш крохотный рай, изучив надежность и высоту крепостных стен (именно так мы стали именовать заборы). И вот через какое-то время Саня завопил дурным голосом. Разумеется, мы гурьбой ломанулись к нему.

В том месте, где стоял Сашка, деревянный забор заканчивался, переходя в железную ограду. А дальше красовались аккуратные воротца. Да, да! — не калитка, не щель и не дыра, а именно воротца, выводящие в город. В полном изумлении мы миновали ворота и уже на улице поняли, что до школы отсюда рукой подать, а до нашего с Вовычем дома и того ближе. Но, увы, благодаря организатору похода, мы избрали самый длинный из всех возможных путей.

— Да-а… — протянул Вовыч и звучно поскреб в затылке. А мелкий Сашок дерзко произнес:

— Эх ты, Магеллан задрипанный!

Все враз посмотрели на меня, а Боренька рассеянно сунул палец в дыру на брюках. Честное слово, я мог бы вбить Сашку одним ударом в землю. Но я этого не сделал. Я проглотил его слова, потому что, в самом деле, не знал, что ответить и как объяснить то, что объяснить невозможно. И сейчас, когда наше суденышко уже по всем расчетом должно было в сотый раз пересечь крохотный котлован, мне подумалось, что все повторяется. Самым мистическим образом.

* * *

Первый костяк нашей будущей тайной организации по сути сложился уже тогда — во время похода в яблоневый сад. Просто мы этого еще не осознали. Играли вместе, сообща затевали какие-то побоища, но до идеи создания организации не дотумкивали. Все случилось через год — уже во втором классе.

То есть на одной из перемен идея шандарахнула по нашим дымящимся от беготни головенкам, и весь следующий урок мы сочиняли название организации. Непростое, между прочим, дело, кто не знает! Надо ведь, чтобы оригинально звучало и честно. И словечко найти подходящее… Мне вот, к примеру, слово «угорелые» нравилось. Помните, наверное, как бурчат взрослые: «все носятся и носятся, как угорелые…» Меня, помню, словечко это очень заинтриговало. Красивое такое, боевое. И хотя по смыслу ничего общего не имеет с детьми, я поначалу хотел именно так назвать нашу организацию. Скажем «Банда угорелых». Звучит ведь! Правда, коротко — это БУ, а все бэушное — это как-то не очень. И я мучительно продолжал перебирать варианты: «Союз угорелых», «Меч угорелых», «Застава угорелых» — ну и так далее в том же духе. Чуть сам не угорел от этих раздумий.

Потом еще на перемене вопили и спорили. Вовыч предложил называться «Темными василисками», Боренька голосовал за «Отпетых вампиров», Сашка Путинцев орал, что все мы олухи и надо выбирать что-то крутое и энергичное. Например, назвать себя «Империя Зэт» или «Икс» — это он оставлял на наше усмотрение. Но когда вся наша компаха один за другим схватила по двойке (попробуй сосредоточься на уроке, когда все время думаешь над названием!), а после прозвенел звонок на перемену, я вывел друзей на лестницу и произнес речь:

— Во-первых, василисков с вампирами сейчас как грязи. Зачем повторяться? И про империю болтают на всех углах.

— Не на всех! — оскорбился Сашка.

— Не на всех, но надо сообразить, против чего мы воюем?

— Против чего?

— Против того, что нас считают маленькими и глупенькими. — Я на секунду умолк. — Есть, конечно, среди нас и такие…

— Ты на кого намекаешь! — снова возмутился Сашок — ростиком и впрямь самый мелкий в классе.

— Я не конкретно, а вообще, — дипломатично сказал я. — То есть всякое в жизни бывает. И люди попадаются всякие. Даже когда руки друг другу пожимают, ничего сходу не поймешь. Это жизнь, Сашок. Тут понимать надо. А не наезжать с кондачка…

Про кондачка я, по-моему, здорово ввернул. Никто не знал, что это такое. Я и сам представлял себе смутно это самый «кондачок», так что речь получилась классной. Напустил тумана, как надо! Все тут же понятливо закивали. Хотя тоже по ходу ничего не поняли. У Сашки даже морщины на лбу прорезались. Это в его-то неполные девять лет!

— В общем, раз маленькие, значит, все запрещено, так?

— Точно! — подал голос Боренька. — Сами курят, а нам запрещают!

— И уроки заставляют делать!

— С учителями фиг поспоришь. Сразу указкой огребешь…

— Вот! — вдохновенно продолжал я. — Значит, будем называться «ДД». Не ДДТ, как у Шевчука, а «ДД».

— Типа, два «дэ»?

— Почему два? Три «дэ» круче, я как раз на прошлой неделе в кинотеатр ходил…

— Да ерунда ваши «три дэ»! Уже и шесть «дэ» появилось!

— А ты видел?

— У меня брат ходил. Писк, говорит. Особенно когда змеи с тиграми — да прямо в физию…

Я замахал руками.

— Причем тут три «дэ»! Мои два «дэ» — совсем другое.

— Другое?

— Конечно! — я обвел притихших друзей загадочным взором. Это я нынешним летом научился так смотреть. Пристально и загадочно. А проще говоря — не моргая и округлив глаза. Друзья даже поджались от моего взгляда. И правильно сделали. Я же не в кинушку их приглашал, а в тайную организацию.

— Короче, наша организация будет называться «Долой детство!». А для маскировки — «ДД».

— Круто! — оценил Лешик.

— И будем теперь бегать по гаражам — каким захотим. И никаких ашек из параллельного слушать не будем, — воодушевился Боренька.

— Точно! Потому что мы банда! — заорал Сашок.

— Не банда, — строго поправил я, — а организация.

— Тайная, блин! — торжественно сказал Вовыч.

— И грозная, — добавил я. И снова посмотрел на всех загадочно и пристально. У меня прямо глаза заболели.