— Хай, чувачок! Как дышится в реале?

— И дышится, и жуется… — Генка пулеметной дробью молотил по клавишам. Работал, не глядя на пальцы. И то сказать — битый месяц осваивал слепую методику, зато теперь отстреливался от приятелей по чату, не напрягая полушарий. На то аська и создана, чтоб не напрягаться. Кто-то что-то слышал, спешит поделиться, а недослышал, так переспрашивает. Короче, если не отключать аську, можно весь день трепаться. Многие так и делают, не вылезают из онлайна сутками. Чокнутые, если разобраться, но Генка их понимал. Сам был таким поначалу. Потом, правда, поумнел. Тут сплошной флуд, а мозги — не мусорный ящик…

— Кто чего слышал про «Висту»? Говорят, клевая вещь?

— Клевая — и стоит клево!

— Смотря где шопингуешь…

Это верно. Генка улыбнулся. Если покупать не в фирменных магазинах, а, скажем, в студенческих лавках или на той же Горбушке, то выложишь сущие копейки. Хотя программка сырая. Сушить еще и сушить… Впрочем, от дискуссии на эту тему он разумно уклонился. Сетевой треп давно достал, как достали многочисленные «стратегии», услужливо подбрасываемые сетевыми партнерами. Симуляторы, квесты и прочий игровой калейдоскоп вызывали одно лишь стойкое раздражение. Игры, словно близняшки, походили одна на другую и все без исключения страдали болезнями недоработок. Авторы явно лепили программы абы как и наспех. Орки, драконы, американские морпехи и прочая клопиная братия, точно сговорившись, работали по одному скучноватому сценарию. Менялись только личины да перечень оружия. Может, и хорошо, что из этих «штанишек» сам Генка давно вырос. Сегодняшние его игры были и прибыльнее, и интереснее.

Отфутболив очередную волну асек и обменявшись смайликами с Севой Мореходом, хакером новой волны, Гена на минуту задержался над ответом далекой «Волчице». Пару недель назад, получив от него слегка подретушированное фото местного театрального красавца, она принялась забрасывать Генку письмами и пикантными открытками, настойчиво предлагая перейти к общению через веб-камеры. Обещала «верность и приятные неожиданности». О своем возрасте дамочка ничего не сообщала, но было ей явно за двадцать, а то и за двадцать пять. Короче, глубокая старушенция, ведать не ведающая, что переписывается с четырнадцатилетним шутником. Пора было с этим завязывать, и Генка без колебаний ввел ее адрес в список запретных. В одну секунду бедная «Волчица» исчезла из его жизни навсегда.

И почти сразу в наушниках пискнул спецвызов — это звонил уже сотовый. Не отрывая пальцев от клавиатуры, Генка хмуро пробурчал:

— Никак ты, Колян?

— Я, Генек.

— Бабки приготовил?

— Я… Ты понимаешь, закрутился с сессией. Термех завалил, с деканом поссорился, а предки все еще ничего не выслали.

— Самому нужно зарабатывать. Не маленький уже!

— Да все я понимаю, Генек, только непруха.

— Твои проблемы, Колян. Радуйся, что проценты не заряжаю.

— А чего радоваться? Мне что так, что эдак.

— Эдак будет, когда я на Шушу долг переведу. Он с тобой иначе потолкует.

— Гена, ну на фига Шуша-то! Мы же нормально всегда ладили.

— И сейчас поладим, если долг вернешь. — Генка продолжал молотить по клавишам, заходя на очередной форум. — Короче, так: еще неделя сроку, а дальше автоматом перевожу на Шушу.

— Слушай, а если отработать? Ты ведь, говорят, берешь в рабство?

— Я беру тех, кто пахать умеет, а ты, Колян, реальный раздолбай. Потому и сессию валишь.

— Я не все валю. Кое-что сдаю…

— Вот и расскажешь об этом Шуше. Через неделю! — Генка хлопнул себя по карману, отключая телефон. Вернувшись к клавиатуре, сменил окно и попытался повторно проникнуть в компьютер соседа по улице, но уставший от беспрерывных атак ламер, кажется, отключился напрочь. На миг Генке даже стало его жаль. Все равно как того же бестолкового Коляна. И чего, спрашивается, трепыхается? Не грабить же его пришли, не троянцев с вирусами засылать. Хотя… Откуда ему знать, кто к нему ломится. С городских улиц мошенничество давно перекочевывало в сеть, разросшись столь буйно, что последняя все больше становилась похожа на кишащие анакондами и крокодилами амазонские джунгли. Так что Гена этого ламера вполне понимал и даже подумывал о том, что стоит присоветовать парню поставить нормальный брандмауэр и запаролить все доступы к базам данных. Иначе будут и впредь пастись в его файлах все, кому не лень. И травку жевать со счетов, и копировать все мало-мальски интересное…

Вспомнив о заказе, Генка заглянул на форум сталкеров и не ошибся. Диггеры пока молчали, зато объявился Паша-Мамонт, выдав материалы по заброшенному городу Переснёво. Команда только-только возвратилась из Сибири и, судя по кодовой фразе, привезла массу ценнейших кадров. После обмена ничего не значащими вопросами Паша-Мамонт, не верящий никому и ничему, потребовал цифрового сертификата, который тут же и получил. Дальнейшая переписка пошла уже в шифрованном виде, и только после этого Генке выдали обещанное.

Не теряя времени, он тут же раскрыл видеопосылку, развернул окно во весь двадцатидюймовый экран. А посмотреть ему было на что. Дома, улицы, полуразрушенный завод, даже сохранившиеся карусели в детских двориках, и нигде ни единой живой души. Ни собак, ни котов, никого.

Почему-то самое тягостное впечатление на Генку произвела именно эта карусель… Когда-то, если верить Пашкиным комментариям, в городе обитало около пяти тысяч жителей, теперь же по заброшенным дворам гулял один лишь ветер. Да еще пришлые чудаки вроде тех же самостийных сталкеров. Само собой, выдумщик Паша поминал о призраках, выползающих из домов по ночам, но в эти байки Генка уже не верил. В таких опустевших городах дичали ребята и покрепче Паши, а одичав, начинали видеть марсиан, привидения и российских годзилл. Как бы то ни было, но ролик запрашиваемых денег стоил. Прикинув оптимальный путь перевода, Генка в несколько нажатий переправил на счет сталкеров две тысячи долларов. Лишний раз отбил напоминание:

— Эксклюзив на год, не забывай!

— А бабки? — откликнулся Паша-Мамонт.

— Уже на месте, можешь проверить. Две, как договаривались.

— Тогда все хоккей! Еще что-нибудь нужно?

— Что нужно, вы не сумеете.

— А что такое?

— Я уже говорил: города-утопленники. Братское море, Цимлянское водохранилище и все прочее… Хорошо бы, конечно, Мологу заснять, о ней многие знают. Но можно и обычные деревушки.

— И тоже за две?

— Чудак! Умножай на пять-шесть! Это же подводное видео!

После минутного замешательства Паша отбил:

— Попробуем порешать. Дайверы у нас есть, аппаратуру найдем, но сам понимаешь, это не Карибы, искать надо, — мутно.

— В том-то и шняга.

Обещав подумать, Паша-Мамонт пропал. Генка, не теряя времени даром, сдублировал ролик, развернув в видеограмму, вырезал пару самых впечатляющих кусков. Подумав, решил добавить озвучку. Подходящих сэмплов, разумеется, не было, и он поступил проще: подключил коллекционный диск и скачал музыку Альбинони. Пусть старо, зато выдержанно и проверено. Скоренько состыковал по времени, налепил меток и «склеил». Сверившись с адресной книгой, тут же отстучал вызов итальянцам…

Вся сделка заняла не более получаса. Итальянцы взяли ролик без торга, а деньги каскадом перевели сначала немцам, а после банку-посреднику, только-только обосновавшемуся на Урале. Двадцать тысяч евро, из которых за вычетом Пашиного гонорара Генка получил сегодняшнюю полнокровную прибыль. Попутно подумал, что если фильм пробросить через профессиональную аудиостудию, подрезать и перемонтировать, стоимость возросла бы в разы. Именно так он поступил с материалом киевских диггеров. Мало того, что ребята наткнулись на старую замуровку, так еще и не свое откопали, а «фрицевское». И видно было, что сами не ожидали, что нароют такое. По счастью, у кладоискателей хватило ума все грамотно отснять. Из военной захоронки извлекли кучу истлевших папок с документами, а в сейфе, больше напоминающем купеческий сундук, обнаружилась груда проржавевшего оружия — автоматы, ошибочно называемые «шмайсерами», несколько «вальтеров», рожки с патронами. Все, конечно, ржавое в дым, но знающие люди и не такое приводили в порядок. Словом, пленочка получилась на ять, и Генка тогда очень постарался — все лишнее удалил, музыку подобрал соответствующую и даже ремарки заказывал аж на трех языках. Спустя год, фрагменты этого фильма демонстрировались уже по всему миру. Один бразильеро даже самовольно вклеил куски в рекламную анимацию своего сайта, но разбираться с ним Генка, понятно, не стал.

Вот и с этим материалом можно было поработать куда основательнее — даже клип наваять! Не из тех шоколадно-дерганных, что тысячами проливаются на телеэкраны, а настоящий — с настроением и философией. Жаль только — долго и дорого. Опять же возможна утечка, что при оговоренном эксклюзиве грозит хорошеньким форс-мажором…

На компе снова пошел обстрел аськами, и Генка попросту отключил интернет-пейджер. Дел еще хватало, и он ринулся по проторенным тропам. Проверив сайты-ловушки, поморщился. За неделю счет пополнился жалкими крохами. Кибер-нищим уже никто не верил. Вместо денег посылали советы и язвительные комментарии.

А вот фирма «Изюм-Руд», за которой Генка давненько присматривал, помимо зазывных баннеров выставила на сайте симпатичный счетчик, наглядно демонстрируя, как быстро растет число ее партнеров и покупателей. Скорее всего, фирмочка блефовала, но счет Генку заинтересовал. Вскрывать таких монстров было, конечно, безумием, но перехватить парочку-другую клиентов и наведаться в гости — представлялось вполне реальным.

Пальцы вновь замелькали по клавиатуре, взглядом Генка присосался к экрану. Это напоминало ту же игру на симуляторе, но участвовали в ней вполне живые игроки, а защитные программы в любой момент могли ответить на дерзкие аппликации жесткой контратакой.

IP-адресок ему удалось вычислить один-единственный, однако и этого было вполне достаточно. Машина невольного посредника — бедного «сакса», приберегаемого именно для такого случая, покорно подставила загорбок, и именно с него, законнектившись с пациентом, Генка пустил в ход проверенный крэкер. Отмычка сработала на удивление легко (видно, гостя не ждали), и, без проблем проникнув в чужую машину, Генка бросил в бой главные силы.

Нужную глубину загрузки он установил заранее, но браузер все-таки оплошал — качал страницы с такой неспешностью, что хотелось выть и рвать волосы на голове. Дискового кэша явно не хватало, и Генка скрежетал зубами, следя за тем, как одна за другой наполняются красным соком ячейки программы «вампира». По-настоящему его еще не засекли, но, конечно, уже вовсю искали. На адресе сидел опытный юзер, а может, даже и не один. Во всяком случае, «сакса» они вычислили и уже долбили вовсю ответными атаками. Если бы не Генкин «щит», лавина электронных импульсов успела бы пробить дорогу и сюда, но электронная засека натиск чужаков пока сдерживала. Яростно почесав нос, Генка мысленно прикинул: десять, может быть, пятнадцать секунд — и надо отрубаться…

Но отрубился сам «сакс». Видно, у парня хватило ума-разума понять, что его самым натуральным образом топчут и плющат. А потому, недолго думая, бедолага попросту нажал кнопку и выдернул штепсель из розетки.

Генка взглянул в кэш-накопитель и разочарованно прищелкнул языком. Ему не хватило самой малости, но именно эта малость обращала в пыль все потраченные усилия. То есть, может, не совсем в пыль, но опыт подсказывал, что главного ключика он добыть не сумел.

Привычно перебросив «добычу» в свободный «садок», Генка вывел его иконкой на рабочем столе и сумрачно потер лоб. Позже можно будет спокойно и неспешно просмотреть запись в оффлайне, покопаться и порасшифровывать, хотя вряд ли там что-нибудь найдется.

Теперь можно было расслабиться, и, заведя через «Winamp» свой любимый песенный альбом, он прикрыл глаза.

Играла ныне забытая «АББА». Откинувшись на спинке кресла, Генка подцепил со стола кружку с кофе, медленными глотками выцедил напиток до дна. Кофе давно остыл, да и было его там всего на полтора пальца, но вставать, идти на кухню, разогревать чайник не хотелось. Покончив с кофе, он поставил кружку на место, ласково погладил серебристый ободок экрана. Раньше у него стоял здоровенный аналоговый гроб фирмы «Самсунг» и на столе совершенно не было места. Новый жидкокристаллический экран принадлежал той же фирме, но оказался вдесятеро компактнее. Помимо клавиатуры на стол теперь можно было класть тетради с записями, ставить тарелки с едой и даже забрасывать ноги. Что и говорить, экранчик замечательный! А вот системный блок опять следовало подтягивать. Машинка по любому работала медленно, значит, снова нужно менять «камень», «раму» и прочую требуху. Бесконечный апгрейд, сводящий с ума. И главное — чем дальше, тем хуже. Потому что качество переходит в количество быстрее, чем второе в первое. По этой самой причине и «вампиры» с оффлайн-браузерами уже не помогают. Обилие выбора оборачивалось трагедией Буриданова осла. Из сотен морковок ты уже не выбирал, а хавал все подряд, желудок раздувался, как детский шар, и бедный ослик испускал дух. Не от голода, а от пережора…

* * *

Должно быть, он задремал. И даже успел увидеть короткий энергичный сон. Что-то о тиграх, бегущих по пятам. Зверюги поблескивали клыками, брызгали слюной, но страх почему-то напрочь отсутствовал. Наоборот — было весело, и Генка по-птичьи перелетал с места на место, то и дело умудряясь обманывать тигров. Полосатые твари заходились в рыке и меняли тактику. Сам Генка при этом недоумевал, ведь звери не могут и не должны думать! — но происходило как раз обратное. С каждой минутой тигры набирались ума-разума, и обманывать их становилось все труднее. Однако чем завершилась погоня, он так и не досмотрел. Замигавшая красная лампа на стене вырвала из сна, заставила открыть глаза и стянуть с головы наушники. В мозг немедленно ворвался щебет дверного звонка. Генка нахмурился. Переждав несколько трелей, понял, что сам по себе звонок не уймется. Значит, придется идти открывать.

Поднявшись, он ощутил, что его крепко покачивает. Колени подрагивали, позвоночный столб гудел, как гитарная струна. Вот уж действительно засиделся…

Уже в прихожей Генка отодвинул шторку глазка, глянул через мутноватую линзу. И тут же отпрянул.

— Открывай, открывай! Вижу, что дома. Это я. Поговорить надо…

Надо-то надо, но за одним разговором милиция не приходит.

— Сейчас, — тоненько откликнулся Генка. — Я только оденусь.

— Ты что, голый? Мне ждать некогда!

— Три минуты! — Генка опрометью бросился в свою комнату, в аварийном режиме отключил компьютер, сорвав кожух, вытащил жесткий диск, сунул в картонную коробку, забитую мусором. Поискав, воткнул старенький винт, на котором ничего, кроме Фотошопа с Вордом вроде и не было.

Бегом вернувшись обратно, щелкнул замком. У порога и впрямь стоял участковый Витальич — при полном параде, багровый и насупленный. За спиной его топтался еще один человечек — уже в штатском. Разумеется, обоим не терпелось побыстрее проникнуть в квартиру.

— А ордерочек? — сладко поинтересовался Генка.

— Перебьешься! Мать-то дома?

— Откуда? На работе, естественно.

— Значит, обойдемся без нее.

— Дядь Саш, как же так!..

— Кому дядь Саш, а кому и Александр Витальевич, — участковый обернулся к штатскому. — Проходите, смотрите. Что нужно, забирайте.

— Ничего себе! По какому такому праву? — возмутился Генка.

— Ты мне тут не бузи! — рассердился участковый. — Это товарищ из «Магнолии». Программист. Ты, говорят, на их сервер покушался, вот и пришли разобраться.

— Какое там — разобраться! Уже второй раз винт отдаю! А он, между прочим, три косаря стоит!

— Нет, браток, на этот раз мы у тебя не только винчестер заберем, но и от сети отключим, — Витальич глянул на подростка в упор. — Ну а все нужные бумажки ты у нас перед судом получишь…

* * *

— Так может, не он?

— Кому больше-то! В этом деле ошибок не бывает, — штатский потрогал кожух компьютера. — И корпус еще теплый. Значит, только-только выключил.

— А вы докажите! — вякнул Генка.

— Докажем.

— Без пароля-то?

— Не ты один умеешь системы взламывать.

— Что-то я не понимаю, — встрял участковый. — Компьютер, что ли, не заводится? Почему?

— Потому что не «жигули», — сердито пробурчал штатский. — Тут пароль нужен, а этот сморчок молчит.

— Я не молчу, я забыл! — фыркнул Генка. — Вы кричите, гадости всякие говорите, я и забыл с перепугу…

— Плюс некорректное выключение, — словно не слыша его, продолжал штатский. — Конфликт внутренних элементов. Боюсь, провозимся.

— Это плохо, — участковый с осуждением глянул на Генку. — Мда… Будь я твоим отцом, снял бы ремень да всыпал по первую пятницу.

— Сначала усыновите! — нахально предложил Генка.

Александр Витальевич смущенно глянул на штатского.

— Видали, какой зубоскал! И кто ему ума вколотит?

— Вот мы и попробуем.

На минуту в каморке повисло тяжелое молчание. Набычившись, штатский продолжал терзать клавиатуру, участковый рассеянно дергал себя за ухо. Прикорнув в уголке, Гена принял разнесчастный вид. Пару раз глянув на него, милиционер обратился к штатскому:

— А может, черт с ним? Вы же хотели убедиться в несанкционированном доступе, вот и убедились. Сервер «Магнолии» не пострадал, так что отключайте паршивца от сети, забирайте все, что нужно, и разбежимся по-хорошему.

— По-хорошему уже не получится, — штатский продолжал хмуриться. — Да и зачем? Им дай палец — руку отхватят.

— Какая рука! Дядь Саш! — Генка изобразил возмущение. — Это ж полная фигня получается! Реальный беспредел!

— Ты помолчи, хакер сопливый! — участковый скривился. — Не было мне мороки, как «железо» ваше изучать!

— Это прогресс, а не «железо».

— Ага! С биржевыми спекуляциями и палеными программами!

— Сеть не я придумал, — парировал Генка. — И биржу, кстати, тоже.

— Все… — штатский погасил экран, аккуратно извлек из гнезда жесткий диск. — С этим разберемся попозже.

— Разбирайтесь! — Генка хмыкнул. — Если сумеете.

— Сумеем…

— А последствий не боитесь? — Генка продолжал улыбаться. — Я ведь и обидеться могу.

— Мне на твои обиды, малец, как с пятого этажа на газон.

— Не пожалеть бы потом!

— Это ты судье скажешь.

— Бросьте, какой суд! Доказательной базы у вас кот наплакал, а мне к тому же всего четырнадцать.

— Для детской колонии — в самый раз.

— Ладно… — Генка нехорошо прищурился. — Только не удивляйтесь потом, когда акции вашей разлюбезной «Магнолии» вниз покатятся. И медеплавильный у вас москвичи перекупят…

— Чего-чего?

— Да ничего. Банк-то ваш всего первый год, как вылупился. Думаете, сложно его опустить? Миллиончиков этак на сорок-пятьдесят?

Штатский уставился на Генку, даже рот чуть приоткрыл. Участковый тоже насторожился.

— Ты меня еще флэш-мобом начни пугать!

— А вы в такие вещи совсем не верите? — Генка невинно почесал макушку.

— Что-то я не того… — Александр Витальевич крутил головой, поочередно глядя то на штатского, то на Генку. — Это о чем он тут судачит?

Штатский напряженно улыбнулся.

— Ваш подопечный мне вроде как угрожает.

— Вовсе даже не угрожаю, просто размышляю вслух, — Генка пожал плечами. — Засадить подростка — дело несложное, только ведь мир на мне не кончается. Есть адвокаты, друзья. Я бы даже сказал: много друзей, которые обязательно обратят внимание на «Магнолию». Не такая уж могучая компания. Неделю-другую, конечно, продержится, а дальше, кто знает… Во всяком случае, совету учредителей вряд ли понравится то, что происходит с их позитивами.

— Эй! Ты чего тут городишь! — Александр Витальевич недовольно тряхнул головой. — Слов-то каких нахватался! Учредители, позитивы…

— А чего, нормальные слова, — покосившись на штатского, Генка добавил: — Я только хотел сказать, что всегда можно договориться. Вы уж передайте это гражданину Касаюте. Так, кажется, зовут вашего гендиректора?

— Ну? — штатский нахмурился.

— Вот и поговорите с ним. Лишние проблемы никому не нужны. Ни вам, ни мне.

— Интересно… — штатский помолчал, — что же такое ты можешь нам сделать?

Голос его походил на шуршание бумаги.

— Конечно, ничего! Я же маленький, глупенький — об этом и речь, — на лице Генки отразилось удивление. — Другое дело — друзья по переписке. Или, к примеру, спам-штурм, слыхали о таком? Это когда куча-мала — да на одну компанию. А кто поумней — и «скриптов» набросает. Пустячок, а хуже энцефалитного клеща. Пять против одного, что работа компании встанет. Как раз на те недели, за которые встрепенутся конкуренты в Москве. Вы только не забудьте рассказать об этом господину Касаюте.

— Ты сам-то за свой синдикат не боишься? — физиономия штатского порозовела. — Мы ведь тоже кое-что раскопали. Сколько там гастарбайтеров на тебя батрачат?

— Это вы что-то путаете, дяденька, — Генка обезоруживающе улыбнулся. — Гастарбайтеры какие-то…

— Не виляй, парень! Вон у тебя сколько аппаратуры! Ксерокс, принтер, сканер с камерой. И АПС явно недешевый. Интересно, на какие такие денежки ты все это приобрел?

— Не ваше дело!

— Ошибаешься, очень даже наше. Думаю, пороемся в твоем винте, много чего интересного сыщем.

— Ищите, ищите!

— Я что-то не понимаю… — начал было участковый, но штатский снова его перебил:

— Зато я понимаю! Парнишка умничает, цену себе набивает. Не его бы возраст…

— Ну? — Генка напыжился. — И что бы, если б не мой возраст?

— А вот увидишь… — штатский достал из кармана кусачки. Тяжело посмотрел на Генку. — Ты, может, и умник, да только не радуйся прежде времени. От сети, уж извини, я тебя отключу.

— Ага, — кивнул Генка. — Только осторожнее. Там у нас коммутатор на лестнице, — выделенка сразу на троих, не перепутайте.

— Не перепутаю…

Пощелкивая кусачками, штатский вышел из квартиры. Участковый нервно подмигнул Генке.

— Чего язык-то распускаешь? Еще пугать вздумал!

— Он первый начал.

— Сам, значит, виноват.

— Да ладно, не переживайте, — Гена пересел на стул, на котором до этого располагался штатский, по-хозяйски забросил ноги на компьютерный стол. — Ну, побаловался разок, с кем не бывает.

— Значит, все-таки взламывал этих парней?

— Какой там взлом, пощупал чуток, и все. За что сажать-то!

— Ох и дурак ты, братец! — сняв с себя фуражку, Александр Витальевич комическим, сотни раз обыгранным в фильмах движением, обтер лоб платком. Генка мстительно хмыкнул. Тот, кто придумал фуражки, явно не заботился о комфорте служивых.

— А с Шушей у тебя какие отношения?

— Никаких.

— И снова ты врешь, — участковый осуждающе покачал головой. — Он же здоровенный лоб! С криминалом водится, на рынке трется.

— Ну и что? Зато чемпион города по кикбоксингу.

— Ага, вот ты и держишься за его подол.

— Никто не держится! Я с братом его в одном классе учусь, только и всего.

— И с братом нечего водиться. Нашел себе дружка!

— Сын за отца не ответчик. А брат — за брата.

— Это как сказать… — Александр Витальевич приблизился к окну, цепким взглядом обежал знакомый до последней проплешины двор. Внизу на лавочке общались старушки — как водится, переливали из пустого в порожнее, жаловались на болячки, ругали больницы. Глядеть на них было одно удовольствие — и сухонькие, и упитанные, и сгорбленные, и все — неравнодушные. Участковый подумал, что скоро таких не останется вовсе. Все начнут следить за фигурами, красить волосы, подтягивать кожу и заниматься фитнесом. Лавочная дружба канет в небытие.

— Мда… — он грузно развернулся, ногой тронул стоящий у стены чемоданчик. — А это у тебя что?

— Проектор для фотопечати.

— Здорово! Я тоже когда-то любил печатать.

— Если хотите, забирайте.

— Как это?

— А просто. Взяли, подняли и унесли.

— Ишь как просто! Не жалко?

— А чего жалеть! — Гена пожал плечами. — Еще и катушечный магнитофон где-то пылился. То ли «Астра», то ли «Яуза». Если надо, отдам. Мне этот гроб ни к чему. Сейчас главный бог — цифра.

— Ага, знаю. Флэшки, СиДи…

— СиДи — уже на свалке. Давно ДиВиДи идет. Только это тоже лет на десять максимум. Потом кристаллы заработают. Или какая-нибудь оптобиология. Так что забирайте.

— Легко же ты вещами бросаешься. — Участковый кивнул на заставленный аппаратурой стол. — Мужик-то правду говорил — не на родительские деньги куплено.

— А хоть бы и на свои!

— Откуда они у тебя — свои-то?

— Зарабатываю. Программы продаю, опытом делюсь.

— Знаю я твой опыт… — Александр Витальевич ткнулся глазами в оклеенную картинками стену и неожиданно покраснел. На многочисленных цветных распечатках красовались фигуристые девицы — все с саблями, автоматами и мечами. Тут же по соседству культуристы в байкерских кожанках усмиряли сверкающие мототанки, а татуированные лохмачи душили в руках электрогитары. — Ну и комната у тебя! Ни окон, ни дверей, полна горница зверей.

— Одно окно есть, — проворчал Генка, — то есть, было.

— Какое еще окно?

— Я про это, — подросток указал на компьютер. — Петр окно в Европу прорубил, а это мое окно — в мир.

— Если бы ты из этого окна только глядел, но ты ведь еще тащишь!

— А вы докажите!

— На, Кулибин хренов! Думаешь, просто так к тебе заявились? — участковый достал из кармана распечатку, сердито развернул. — Сам я в этом мало что смыслю, но это вроде как следы и улики. Твоя машина насвинячила, не чья-нибудь. И спецы из «Магнолии» это докажут.

Генка удостоил бумажку небрежного взгляда и покривился.

— Пусть попробуют!

— Дурила ты! — Александр Витальевич рассердился. — Посмотри на свои руки — одни кости без мяса. Небось, на турнике ни разу не подтянешься.

— Я не альпинист.

— Не альпинист… Тебя даже в армию не возьмут!

— А я и не рвусь. Чего я там не видел? Дедов с пьяными прапорами?

— Во-во! Нагляделись, понимаешь, передач! Что ты можешь знать про армию?

— А чего про нее знать-то? Торпеды на стапелях взрываются, ракеты из шахт не взлетают. Водка, скука, мордобой. Кому повезет, может, дадут раза два в мишень стрельнуть, а кому нет, тот сам в кого-нибудь пальнет.

— В кого это?

— Да в тех же дедов с прапорами.

Участковый только головой покрутил.

— Откуда вы только берете эту чушь? По телевизору насмотрелись?

— Нужен он мне! У меня интернет имеется, — он раз в сто больше любого телевизора выдаст. Никаких университетов не надо. Хочешь, качай из Кремлевки, а хочешь, — из библиотеки Конгресса США. Постараться — так можно и к цэрэушным каталогам подключиться.

— Ну да? — заинтересовался Александр Витальевич.

— Ага. Только опасно. Такие санкции предъявят, мало не покажется. И налетят, как вы сегодня.

— И правильно сделают!

— Совсем даже неправильно. Нечего тогда трепаться про права и свободу.

Участковый поморщился, точно от зубной боли. Разговор с Генкой явно шел под откос, пора было уходить.

Уже у порога он обернулся:

— А правду говорят, что на тебя целый подпольный цех в интернете работает?

— Ну да, я же реальный миллионер! — Генка расплылся. — И езжу на «Бентли» с личным шофером. Не видели у подъезда?

— Трепач! Вот подловят в темном углу, начистят моську, и ты своими хилыми ручонками даже защититься не сумеешь.

— Мне ручонки не нужны, у меня шокер есть.

Участковый только отмахнулся.

— Бесполезно…

* * *

В доме было жарко и душно, однако улица свежестью тоже не радовала. Неподалеку от подъезда распугивали тишину двое: Гера-дворник набивал метлу на палку, а рядом копался в мусоре и грохотал о контейнеры деталюшками пришлый бомж — должно быть, добывал золото и прочий цветмет. Заметив показавшегося на улице милиционера, бомж торопливо подхватил свой узелок, притаился за контейнерами, дворник Гера тоже прекратил стучать и скучно завозил метлой по асфальту.

Отвернувшись от них, участковый по-стариковски вздохнул и снова полез в карман за смятым платком. Вышедший следом штатский нервно закурил, раскрыв дипломат, зашуршал бумагами. Было видно, что держать раскрытый чемоданчик на весу ему неудобно, но ставить своего красавца на пыльную неухоженную скамью он явно брезговал.

— Что-нибудь еще? — поинтересовался Александр Витальевич.

— Да нет, на сегодня все, можешь отдыхать, — штатский наконец-то закрыл замки дипломата. Пыхнув дымом, оттопырил мизинец и словно клопа стряхнул с плеча спланировавший с тополя лист. — Но ты не расслабляйся, на днях вызовем.

— Опять, значит, приедете?

— А ты как думал! Надо добивать паршивца, — глаза мужчины блеснули стальным недобрым отсветом. — Угрожать вздумал! Это нам-то! Еще имя Касаюты откуда-то узнал…

— Это что, ваш директор?

Штатский кивнул. Стараясь не попасть на костюм, все с той же осторожной брезгливостью стряхнул пепел на землю.

— Ничего, подключим к делу ищеек пошустрее, нароем жареных фактов и посадим наглеца. Тоже мне — орех Кракатук нашелся! Не таких раскалывали.

— А не жалко? Парнишка-то головастый. И школу еще не закончил. Может, не стоит ему жизнь ломать?

— Вот таких головастых и надо в первую очередь обламывать, — штатский сплюнул под ноги. — И фирме прецедент нужен, я ведь объяснял! Одного суслика посадим, другим неповадно будет.

— Хмм… А что по этому поводу законы говорят?

— Ты за наши законы не волнуйся, — штатский фыркнул, — нужную статью мы всегда подберем. Сам, небось, знаешь, закон — что дышло…

— Ага, особенно для богатеньких.

Обращение на ты все больше нервировало участкового. Нужно было бы сказать «ты» ответно, но язык не поворачивался. Может, оттого, что помнил: поначалу штатский говорил ему «вы», а теперь вот «раскусил, разжевал» и понял, что церемониться с простоватым участковым вовсе необязательно.

— Верно. Богатые потому и богатые, что знают законы.

— И сами их сочиняют, — добавил Александр Витальевич. — Для себя.

— Для кого же еще… — штатский небрежно сунул участковому руку. Пожатие вышло вялым. — В общем, присматривай за архаровцем. Как бы не слинял до срока.

Александр Витальевич неопределенно качнул головой. Выплюнув сигарету, штатский развернулся. Идти ему было недалеко — всего-то пяток шагов до белоснежного лимузина — не то «Хонды», не то «Хендэ», а может, и вовсе какой-нибудь «Тойоты». В современной технике участковый разбирался слабо, — слава богу, не в ДПС и не ГИБДД служил. Машин же стало, как мошкары. «Субару», «Сузуки», «Рено», «Ниссаны», «Шевроле», «Доджи» — от чужих названий и броских значков рябило в глазах. Запоминать новые марки казалось лишним и скучным, хотя… В молодости Саша тоже любил моторы, чистил свечи и перебирал карбюраторы, гонял на ижевских мотоциклах, даже мечтал стать гонщиком. Однако не довелось и не случилось. Лестничными пролетами годы подвели к четвертому десятку, желания утратили остроту, а любовь к автоделу поблекла. Собственной машиной участковый так и не обзавелся, а те же мотоциклы в городе смотрелись диковато. Вот и приобщился к племени пешеходов, попривык и смирился…

Автомобиль сердитого гостя бесшумно тронулся с места, призрачной рыбиной скользнул за угол. Участковый повторно обтер лоснящееся от пота лицо, обежал двор глазами.

В песочнице возилась стайка мальцов — дети рыли котлованы, строили крепости, гудели губенками, старательно изображали шум двигателей. Рядом сидели мамаши — все как одна с пивом и сигаретками. Дымили дружно и также дружно трещали языками. И хоть бы одна читала какую-нибудь книжку! А не книжку, так хотя бы журнал!

Тополь-гигант протянул ветви-ладони над песочницей, будто священник. То ли уберегал от палящего солнца, то ли отпускал грехи курящим мамашам. Одна ветка — такая толстая, что и веткой уже не назовешь, убегала от ствола метров на десять. «Не сломалась бы, — обеспокоился участковый, — сказать дворнику, пусть как-нибудь спилит»…

Пора было уходить, но Александр Витальевич продолжал топтаться возле Генкиного подъезда. На душе было муторно и неуютно. Может, от курящих мамаш, а может, от недавнего разговора со штатским.

Из проулка дохнуло нечаянным ветерком, и тотчас возле мусорных контейнеров родился вихрь. Танцуя из стороны в сторону, маленький торнадо прошелся по тротуару, шутя разбросал подметенные дворником прошлогодние листья, накручивая пакеты и бумажный мусор, прокатился по дороге и, в конце концов, загадочно испарился.

Продолжая хмуриться, Александр Витальевич опустил голову. Возле правой туфли все еще дымила брошенная штатским сигарета. Участковый придавил ее тяжелым каблуком и снова зашел в подъезд.

* * *

— Забыли что-нибудь? — судя по Генкиной физиономии, возвращению родной милиции он вовсе не обрадовался.

— Может быть… — Александр Витальевич вновь прошел в комнату, ладонью огладил на себе мундир. Парнишка без дела не сидел, — разумеется, уже и компьютер включил, и что-то там снова налаживал, словно и не случилось ничего. — Ты, братец, вот что… Послушай меня и не перебивай.

— Ну, ну? — Гена скрестил на груди руки, выгнув брови, изобразил дурашливое внимание. Посмотрев ему в лицо, участковый рассвирепел.

— Не понимаю! Что за время пришло! Пиво хлещут, вены портят, от табака синеют — еще и хаханьки строят. Вот ты сейчас — чего улыбаешься?

— Так это… Типа, вас слушаю.

— Вот именно, что «типа»! Если бы слушал, с обыском к тебе не приходили бы. Вот посадят дурака, и запоешь! Са-авсем другие песни.

— Не запою, у меня слуха нет.

— Остряк! Для таких песен и слух не понадобится.

— Да ладно вам, кто посадит-то!

— Найдутся желающие. Не о них речь, о тебе! — Александр Витальевич нервно прошелся по комнатушке. — Я ж тебя еще совсем мальцом помню! Не наркоша, не балбес. Учился вроде неплохо…

— Я и сейчас учусь.

— И молодец, что учишься! Когда мы с тобой познакомились? Лет в семь, наверное?

— Мне семь было, а вам чуть побольше…

— Опять остришь?

— Так знакомство-то веселое получилось! Я тогда стекло в подъезде грохнул, рогатку новую испытывал.

— Да? — удивился участковый. — Стекло помню, а рогатку нет.

— Правильно! Я ее в цветник успел выкинуть. Вы меня за ухо оттрепали, но рогатку так и не нашли.

— Ну вот! Нормальный же был парнишка! Вихрастый, смышленый, — мячи гонял, в ляпы играл. Куда все ушло?

— Да никуда…

— Вот именно, что в никуда! Чего ты жизнь на железо-то променял?

— А что мне еще делать? Жуйдаплюем торговать?

— При чем тут это? Другие интересы в жизни имеются. Путешествия, спорт… А у тебя даже книг на полках не видно.

— Зачем мне книги? Все тексты в сети имеются.

— Опять в сети! Прямо как заболели все кругом — сеть да сеть! Одни игрушки на уме! — Александр Витальевич даже пришлепнул себя по бедру. — Так жизнь и проиграете! Быстрее, чем в карты… Я вот в твои годы байдарками увлекался, историей. Про мушкетеров читал, про татаро-монгольское иго…

— Оно и видно.

— Что тебе видно!

— Да то, что ерундой голову забивали. Дюма-то про мушкетеров все не так прописал. Красиво, конечно, но неправда. И с татаро-монголами сплошные непонятки.

— Какие еще непонятки?

— А вы сами почитайте! Сегодня, дядь Саш, вся история в Голливуде пишется. Что Спартак, что Троя… И книг скоро совсем не будет, — у всех останется по одной-единственной — с процессором и гибким экраном. То есть, по виду как книга, а по сути — компьютер. И в памяти — любая желаемая библиотека.

— Об этом ты, значит, и мечтаешь?

— Да нет, конечно. Я, дядь Саш, мечтаю, чтобы в другой жизни родиться.

— Чего, чего? — лицо у Александра Витальевича вытянулось.

— Ну да! Дождаться, когда нормальные компы пойдут, чтобы, значит, игры из виртуала в реал окончательно перетащили. С полным комплексом ощущений и быстродействием, как в реальном времени. И чтобы ловили меня не сыскари-частники, а настоящая сетевая полиция, с которой и в жмурки поиграть будет не стыдно.

— Ну, балбес! Ну, олух! — участковый закрутил головой. — Видно, и впрямь бесполезно… Дубовое поколение! Непрошибаемое!

— Да не переживайте вы за нас! Как-нибудь выплывем.

— Куда вы выплывете?

— Да на сушу, — Генка продолжал посмеиваться. — Это Помпадур, кажется, сказала: «После нас хоть потоп». Вот и будем выплывать. Как Ной и зайчики деда Мазая.

— Короче! — оборвал его Александр Витальевич. — Всю эту чушь ты дружкам своим рассказывай, а я сюда пришел, чтобы предупредить: эти парни тебя закроют, так и знай. И мой тебе совет: уезжай побыстрее. Можешь, конечно, хорохориться, но они тебя из лап не выпустят — для них это дело принципа. И загремишь без всяких фанфар.

— Вы шутите?

— Это ты начнешь шутить. Когда угодишь в колонию. И не будет тебе уже ни компьютеров, ни игр, ни дружков сопливых. Остригут, как овцу глупую, и обломают на всю жизнь. — Александр Витальевич хрустнул кулаком. — Так-то, Геночка! Поэтому сегодня же собирай вещи — и в двадцать четыре часа за пределы города!

— Куда это я поеду?

— А куда хочешь. Чем дальше от этих ребят, тем лучше. Сумеешь лето продержаться, авось и мимо тучки пройдут — участковый порылся в карманах и сунул парнишке простенькую визитку с телефоном. — В конце августа позвонишь, расскажу, как тут и что. А до той поры носа не высовывай.

Продолжая ухмыляться, визитку Гена все же взял.

— И запомни: ни родители, ни школа, ни эта железяка — твоих ошибок не исправят. Только от тебя зависит, каким боком к тебе повернется жизнь. Вот и думай!

Участковый вышел, хлопнув дверью. Хлопнул крепко даже известка с потолка посыпалась. С напряженной улыбкой Генка оглянулся на компьютер. Кулер гудел все также весело, но жизнь все-таки изменилась. И кажется, не в лучшую сторону.

* * *

Дни бывают разные — пасмурные и светлые, теплые и холодные, долгие и стремительные. Генка же делил их по иному принципу — удачные и неудачные. Что-то зависело от него, а что-то от вещей неподконтрольных, временами откровенно мистических. Скажем, в это утро он разбил кружку. Старая, уже с трещинкой, она могла бы служить еще лет сто, но вот взяла и разбилась. И сегодня же в квартиру к нему заявились незваные гости. Совпадение? Вряд ли… По всем признакам день следовало обвести черным кружком, и, чуть посомневавшись, Генка набрал номер приятеля.

— Стас, ты где?

— Так это… У компа торчу.

— Все за монстриками бегаешь?

— Ползаю. У меня памяти не хватает! Процессор виснет, я репу чешу.

— А чего новую память не купишь?

— Так это… С деньгами напряг. Брат вообще-то давал, а я велик купил. Теперь на нулях.

Генка коротко шмыгнул.

— Могу помочь.

— Деньгами?

— Зачем? Одолжу свою оперативку — месяца на два. У меня два гига, подойдет?

— Ты что, прикалываешься?

— Да нет. Все равно мне канал обрезали, винчестер сдернули, в ближайшее время буду в бегах и без машины. Так что оперативка без надобности.

— Погоди, погоди! Что случилось-то?

— Долго объяснять, — Генка поглядел в настенное зеркало, сам себе скорчил рожу. — Лучше подскажи, где мне увидеться с Окулистом?

— Ну, ты дал! Зачем тебе Окулист?

— Значит, надо.

— Посоветоваться? Или насчет «крыши»?

— И то и другое.

— Круто! Это же Окулист! Главный юрист фирмы!

— Ну и что? Мы с ним уже пересекались, вот и встретимся еще разок. Короче, свяжись с братом, попроси, чтоб устроил. Только обязательно сегодня.

— Да ты с дуба рухнул! Кто меня послушает!

— Попросишь правильно — послушают. Мне ведь только встретиться, а уж там я сам разберусь.

— Ты разберешься, а мне по кумполу настучат.

— Не настучат. Я Окулисту полгода назад кидал одних отыскал. И не здесь, а аж на самой Украине.

— И что они такого натворили?

— Сливали на мобильники анекдоты с мелодиями.

— И чего?

— А того! Сливали гигабайтами и без спросу. Потом трясли с людей деньги и прикрывались фирмой «Василиск». Причем грамотно прикрывались. Потому что в договорах «Василиска» лазейки, оказывается, были. И ничего твой главный юрист поделать тогда не мог! — Генка фыркнул. — Прикинь, их на лимон с лишним обули, прежде чем они зачесались. А я помог, нашел этих шустриков. Так что он должен помнить.

— Должен-то должен, только больно ему это нужно!

— Зато мне нужно.

— Слушай, а может, хватит моего брательника?

— Нет, Стасик, Шуша эту тему не вытянет. Там серьезная контора, одних кулаков мало.

— Зачем тогда цапался?

— Это не я, это они… — Генка сердито потер нос. — Короче, с меня оперативка, с тебя Окулист, идет?

— Ну, я могу, конечно, попробовать, хотя реально рискую.

— Вся жизнь, Стасик, риск.

— Тогда это… Надо бы еще вот что…

— Ну-ну?

— Брат просил одного клиента срисовать.

— Опять в «Цивилизации»?

— Ага. Ты же знаешь, главный у них давно запал на эту игру. Но любит, чтоб у королей физии были, как у компаньонов. И чтобы, значит, именовались не королями, а президентами компаний.

— Да хоть маркшейдерами!

— Что еще за фрукты-овощи?

— Это не овощи, а профессия. Что-то там такое под землей… — Генка широко зевнул. Детские заказы Стаса его утомляли.

— Слушай! А может, мне сразу к главному обратиться?

— Смеешься, да? Братан сам к нему не суется. Давай уж лучше с Окулистом…

— Значит, договорились. Вечером пересечемся, — Генка отключил телефон, шатко прошел на кухню.

Воды, конечно, опять не было — ни в кувшине, ни в чайнике. Он подключил угольный фильтр к крану, пластмассовый носик нацелил в банку. Теперь набраться терпения и чуток подождать. Другие, конечно, так кипятят, но Генка хорошо запомнил выловленную в «нете» статью о хлорке, превращающейся при кипячении в боевое отравляющее вещество. Информация была подписана столичным академиком и в память запала крепко.

Чтобы как-то скоротать время, парнишка вернулся к себе, сумрачно взглянул на разворошенную постель. Это у него осталось с детства. Мама говорила, он и маленьким, вворачивался в наволочки, словно шуруп. Порой так закутывался, что начинал задыхаться. Теперь Генка не задыхался, но мерз. Потому что ноги оказывались снаружи, грудь и живот тоже, а одеяло удавом скручивалось вокруг шеи и рук. В общем — полный компот.

Подцепив одеяло за углы, Генка растянул его, словно баян, криво-косо сложил пополам. И еще пару раз — до размеров портфеля. Матрас скатал рулоном, упрятал под шкаф, подпер допотопной швейной машинкой. Подушку сунул поверх сложенного одеяла, довольно оглядел комнату и тут же услышал подозрительное журчание. Охнув, ринулся на кухню и, конечно, опоздал. Трехлитровая банка давно наполнилась, и переливающаяся через край вода весело растекалась по полу.

— Чтоб тебе коленом под одно место!..

Продолжая чертыхаться, Генка отключил кран и взялся за тряпку. Впрочем, удивляться не приходилось. Версия неудачного дня продолжала находить свое подтверждение.

* * *

Из всех Генкиных должников Вовчик значился в самых злостных. По этой самой причине вычислить студента-второкурсника и второгодника было сложнее прочих. На звонки он не отвечал, встреч избегал, частенько ночевал в общаге, подолгу задерживался в родном универе, где подрабатывал лаборантом на полставки. При этом деньги Вовчик занимал всегда с превеликой охотой — и не только у одного Генки, а посему отлавливать его следовало с умом и терпением.

Начал же Генка с того, что с универского сайта скачал список нужного факультета и уточнил расписание второкурсника Вовки. Еще пара звонков убедила юного сыщика, что неплательщик, скорее всего, дома. Да и где еще находиться человеку, задвинутому на бродилках? Тем более новинка западного «Старбола» вышла! А посему Генка вывел на экран последнюю скаченную через телефонный модем шар-версию Вовкиного квартала и, скоренько разработав нехитрый план изъятия долга, выскочил из дома.

Жил Вовчик в Пионерском поселке — среди бесформенного новостроя. «Много стекла и мало неба» — так говорили жители про новейшую архитектуру города Екатеринбурга. Генка по небу не страдал, однако вавилонские сооружения, грибами вырастающие там и тут, особого восторга у него не вызывали. Где-то он вычитал, что в достопамятном 1917 году в Екатеринбурге проживало чуть больше сотни тысяч людей. Сказка, если вдуматься! Ни тебе бойцовых собак, рыскающим по тротуарам, ни машинных пробок, ни районной администрации с милицией! Правда, и интернета тогда не было… Зато уже в восьмидесятые столицу Урала разбабахало аж на полтора миллиона! Кое-кого, понятно, лишние шесть нулей приводили в восторг, но нули — они и по жизни останутся нулями, а вот загазованность, тотальная толчея и вконец убитая зелень должны были заставить власть имущих задуматься. Хотя бы над тем — где играть малышам, куда выгуливать собак и какой процент свинца с медью будет вдыхать житель следующего десятилетия…

Впрочем, ни о чем таком Генка сейчас не размышлял. Зайдя в здание, расположенное напротив Вовкиного дома, он на лифте поднялся до шестого этажа. Окно на площадке оказалось намертво заклеенным, а вот на седьмом пареньку улыбнулась удача. Стекла здесь не было вовсе, и, вооружившись компактным китайским биноклем-десятикратником, Генка удобно устроился на подоконнике. Отыскать нужное окно не составило труда. Половина комнаты Вовчика скрывалась за шторой, зато другая половина просматривалась прекрасно. Но важнее всего было то, что в поле зрения попадал краешек стола и голая покачивающаяся нога. Кому она принадлежала, догадаться было несложно, — как и предполагал Генка, его клиент сидел за компьютером и резался в очередную «бродилку». Нога студента азартно подрагивала, иногда даже пришлепывала по полу желтой пяткой.

Генка спрятал бинокль в сумку и поспешил вниз. Перебежав улицу, приблизился к Вовкиному подъезду. Вызывать Вовчика по домофону он, конечно, не собирался, — наперед знал, что приятель затаится. Вместо этого наугад набрал случайный номер и на вопрос хозяев буднично отозвался:

— Почта! Откройте, пожалуйста…

Замок покорно пискнул, металлическая дверь легко отошла в сторону. Не дожидаясь лифта, Генка взлетел на нужный этаж. Влажно дохнув в глазок, заставил его затуманиться и только после этого нажал пуговку звонка. Прием был незамысловатый, но Вовик попался — открыл внутреннюю дверь и тем окончательно себя выдал. В глазок он тоже толком ничего не разглядел, но Генке такая конспирация была уже не нужна. Приблизив губы к дверной щели, он поторопил студента:

— Давай, давай, Вовик! Знаю, что ты дома, в окно видел.

Дверь отворилась ровно на длину цепочки.

— Ты?

— Винты! — передразнил Генка. — Думал, всю жизнь сможешь прятаться?

— Кто прячется-то? Никто не прячется, заходи…

Цепочка звякнула, Генка вошел в квартиру.

— Ну что? Объяснять ничего не буду, — сам знаешь, зачем пришел.

Долговязый Вовик съежился на треть, потом утробно вздохнул.

— Так это… Сессия же была, стипы у меня нет, а сейчас отработка, то-се…

— «То-се» кончилось, Вовик. И про отработку твою все известно. Я парень добрый — могу и подождать, но ты ведь никакой меры не знаешь.

— Так я ж как раз собирался звонить…

— Надо не звонить, а отдавать. Улавливаешь разницу? — Генка по-хозяйски прошелся по комнате. — Ты когда у меня в последний раз занимал? Три месяца уже прошло. А разговор шел о неделе. Плюс прежний должок, не забыл еще? А то смотри, могу звякнуть Шуше, — он напомнит.

— Причем тут Шуша-то! — всполошился Вовик. — Чуть что, сразу Шуша…

Генка, не спрашивая разрешения, устроился в кресле, вольно вытянул ноги.

— А как с вами иначе? По-доброму не понимаете, вот и приходится кинг-конгов разных звать. Тем более что парень ты не бедный; по слухам даже машину намереваешься купить.

— Швейную, что ли?

— А хоть бы и швейную, — Генка изобразил зевок, картинно помаячил перед губами ладонью. — Короче, Вовик, бабки на стол, и разбегаемся по-мирному.

— А может, это…

— Еще подождать? Дудки, Вован! И не потому, что я такой плохой. Меня, понимаешь, тоже подперло. Непредвиденный форс-мажор.

— Правда, что ли?

— Кривда. Я если и вру, то красиво. А тут все скучно и просто. Временно уезжаю, вот и собираю тут и там наличность. А чтобы ты не грустил, «Висту» тебе принес. Между прочим, полное новьё!

— Еще скажи — лицензионную.

— Раскатал губу! «Варез», понятно. Без ворованных программ, Вовик, мы будем жить, когда пенсии с министерскими зарплатами сравняются.

— Значит, никогда.

— А ты не бери в голову. Нам с тобой до пенсии по любому не дожить.

— Это еще почему?

— А плохо питаемся. Ты — одним пивом, а я — бутербродами. Так за компьютерами и помрем от какого-нибудь геморроя.

— Ну, ты скажешь…

— Да шучу я, шучу. Может, ты как раз до пенсии и дотянешь. Если научишься долги отдавать. А сейчас тебе важно знать, что программа работает, я самолично там все проверил-отрихтовал, — Генка изобразил улыбку. — Короче, диск — без ловушек и прочих фокусов. Так что бери и пользуйся в свое удовольствие.

— И сколько такая радость стоит?

— Мне досталась бесплатно, тебе так же достанется, если проявишь сознательность, — Генка похлопал себя по нагрудному карману, где лежал телефон. — Или все-таки позвонить Шуше?

— Не надо… — Вовик со вздохом поднялся. Бросив на Генку вороватый взгляд, вышел в соседнюю комнату. Уже через пяток минут он вернулся с пачкой банкнот. Наверняка трижды пересчитал и даже успел перетянуть банковской резинкой. Генка довольно ухмыльнулся.

— Ну вот! А говорил, стипендии не дали.

— Это не стипа, это резерв. Стратегический.

— Вон как!

— Ага, оставлял на всякий пожарный.

— И пожарную машину в придачу… — Генка ловко поймал брошенную пачку, бегло пролистнул купюры. — Признайся, тут и от моих программок навар есть? Хорошо заработал на них?

— Кто тебе наплел! — Вовик по-детски покраснел. — Ничего я на них не зарабатывал.

— Да ты не тушуйся. Я же понимаю: стипендия маленькая — и той не дают, а машину пожарную позарез хочется, вот и приторговывал втихую. Направо и налево.

— Я только своим…

— Знаю я твоих «своих»! Ты ведь, Вован, на четыре года меня старше, должен понимать, что такое дэмпинг. А ты рынок мне ломаешь, цены сбрасываешь.

— Почему сбрасываю?

— Да потому, что друзья твои тоже о пожарных машинах мечтают — с видаками и блютузами. И, само собой, скоренько дублируют твои подарочки и перебрасывают прочим приятелям. Не даром, конечно, но все-таки по бросовым ценам. В итоге игрушки разлетаются, как ангина с гриппом, и получаем девальвацию продукта. Слышал такое слово?

Вовик опустил голову. Великовозрастный нашкодивший школяр — да и только! Теперь уже и уши у приятеля налились малиновым цветом. Генка довольно хмыкнул.

— Ладно, прощаю… Давай-ка лучше делом займемся. Вот увидишь, не так уж плоха «Виста», как ее малюют. Сейчас перегрузим твой винт, сменим настройки, и будешь у нас круче NT с ХР вместе взятых! Любишь апгрейд?

— Кто ж его не любит… — Вовик поднял голову. — А что за форс-мажор? Бежишь от кого-то?

— Еще чего! Это от меня бегают, — Генка пожал плечами. — Просто решил попутешествовать. Нужны наличные, вот и собираю оброк, с кого можно.

— А говорят, у тебя счета в оффшоре. И собственная фабрика…

— Ага, фабрика звезд.

— Я серьезно!

— И я серьезно, — Генка растянул рот до ушей. — А еще кроме фабрики — три дачи, шесть лакеев и штангист мажордом. Ты больше слушай, Вован, и меньше верь. Была бы у меня фабрика, стал бы я мелочь с тебя трясти?

— Ну, не такая уж и мелочь…

— Все равно. У меня, Вовик, по математике вечный тройбан, и ни в какие шахматы я тоже не играю. А ты про фабрику какую-то толкуешь!

— Ну да… А кто тогда шахматный турнир зимой устраивал?

— Ну и что? Устраивать — одно, играть — совсем другое.

— И волжане, я слышал, тебя в команду звали, — осмелел Вовик. — Они любого прохожего не позовут, им мозги нужны… Почему, кстати, не пошел? У них же заказы, работы навалом.

— Может, и навалом, только я, Вовик, пташка вольная. Зачем мне команда? Меня и московские хакеры к себе звали — серваки вскрывать, фирмачей подсаживать. Тоже не пошел.

— Ну и зря.

— Ты, Вовик, стайный зверь, тебе этого не понять, — Генка достал из сумки программный диск, пересел за стол хозяина. — Ладно, загружу тебе «Висту», у меня тут замочек от чужих. Пока не скажешь «сим-сим», не установишь.

— А мое не сотрешь?

— Не боись. Все твое аккуратно отзеркалим. И стол твой привычный сохраним. А после по сети малость прогуляемся. Если, конечно, ты не против?

Вовик неопределенно качнул головой. Возражать худосочному Генке он давно уже не решался.

* * *

Со Стасом Генка встретился на дворовой лавочке. Лавочка была старая и массивная, многочисленные зарубки на ее теле делали скамью похожей на чешуйчатую рептилию. Двор по инициативе суетливых администраторов перекрашивали и перекраивали чуть ли не ежегодно. При этом всякий раз меняли ржавеющие лестницы, обновляли турники и горки, а вот лавку отчего-то не трогали. Может, поэтому на ней и было особенно приятно сидеть, вновь и вновь перечитывая выскобленные гвоздями и ножиками письмена, ощущая ладонями иероглифическую древесную шероховатость.

Таким же шероховатым казалось лицо Стаса — этакая маска из плохонького упаковочного картона. Плюс красные, как у кролика-альбиноса, глаза. Словом, оголодавший вампир, только-только сошедший с экрана. Генку, подобные вещи давно не пугали — среди игроманов со стажем встречались типчики и пострашнее. Но и любоваться Стасиком особого желания не было. Генка смотрел на песок — кирпично-мокрый, не выветрившийся, смотрел на детей, что возились в нем с деловитостью кулинаров. Самосвал, на котором песок привезли, промахнулся дважды. Во-первых, опрокинул кузов мимо песочницы — так что половина оказалась за пределами деревянной рамки, а во-вторых, вывалил порцию больше положенного. Но именно это обстоятельство взбудоражило всех окрестных малышей. Песчаная насыпь напоминала древний курган, и рыть в нем пещеры, лепить куличи с пирогами, отстраивать на склонах башни и крепости оказалось во сто крат интереснее. И точно так же — во сто крат интереснее Генке было следить за играющими детьми, нежели слушать Стаса.

— …Вот первая версия была круче, — бормотал Стас. — Графика, конечно, куцая, зато разведка работала, и караваны я сам гонял туда-сюда. А что сейчас? Картинок наворотили, объема добавили, а смысл потерялся. Радары ничего не ловят, самолеты сами по себе не летают. А уж когда пехотинец слона заваливает — совсем винегрет получается! Прикинь: системы ПВО у них даже самолеты-невидимки сбивают, а у меня — ничего…

— Что ты хочешь? Игру раскрутили, теперь бабки гребут и в ус не дуют, — Генка равнодушно погладил ладонью скамью. — А на твои проблемы им чихать.

— Ничего себе чихать! Это же компот чистой воды! Беру, к примеру, какой-нибудь городишко — этакий даунтаун с наперсток, а нас всех мочат. Ты прикидываешь? Там защитников, может, два-три копьеносца, а у меня армия! И все равно победы не получается.

— Ну и что?

— Как что! У меня же тау-инфантри, бомберы, танки! А их лучники простые сбивают! Прикинь, — стрелами да копьями! Реальная чушь!

— Ага… — Генка с трудом подавил зевок и снова отвлекся на детские крики.

— Меня акула укусила! Прямо за волосы! — это кричал перепачканный в песке малыш. Пухлым пальцем он указывал в одну из отрытых совочком пещер. — Выплыла оттуда — и бац зубищами! А я, такой, — раз! — он подпрыгнул на месте. — И отскочил…

— И меня! Меня тоже укусила! — ревниво подхватила соседка с хвостом на затылке.

— Это, наверное, песочная акула! Она желтого цвета! — в голосе малыша слышался испуганный восторг.

— Точно, она — песочная! И зубы у нее желтые. Вот такие!..

Генка невольно улыбнулся.

— И ничего смешного… — обиделся Стас. — Знаешь, сколько я с ними возился: самолеты строил, промышленность поднимал! А эти уроды смяли осаду — и сами напали.

— Обидно, конечно…

— Не то слово! А еще там опция такая есть: золотишко можно выкачивать у правителей. Продаешь им одни и те же карты, а они каждый раз тебе по новой платят.

— Ага, помню, программная недоработка. Ты-то чего хочешь?

— Так это… Хочу, чтобы не по одной единице за ход скачивать, а сразу все золото оптом.

— Не слишком ли жирно?

— Так они же сами на каждом шагу мухлюют! Вот и надо наказывать!

— Мда… Мститель ты наш народный.

— Причем тут мститель?

— Да ни при чем. Просто достойный брат Шуши… — Генка все-таки не удержался, зевнул. — Слушай, ты того блоггера помнишь, что натыкал камер вокруг дома и снимал ураган во Флориде?

— Ну?

— Знаешь, сколько на сайт к нему любопытствующих пожаловало?

— Много, наверное.

— Вот именно, что много. А парень рисковал. Торнадо дома выкорчевывали, а он за стул держался и снимал в реальном времени, людям показывал.

— И чего?

— Ничего. Просто любят у нас ужасы смаковать… Я вот тут подумал, что можно показывать куда более интересные вещи.

— Какие, например?

— Да ту же песочницу, например, — Генка кивнул в сторону детей. — Смотрели бы, как они там копаются, слова смешные выговаривают.

— И что?

— Ничего. Может, полезнее было бы, чем ужасники с твоей цивилизухой.

— Не-е, это ты зря… Цивилизация — игра засадная. Если б только не тупила на каждом шагу.

— Может, тебе просто диск купить непаленый?

— А есть разница? Ты же сам говорил, что в стратегиях лицензии не пляшут. А подрехтовать маленько, и будет совсем круто.

— Круче «КРАЗа» все равно не станешь.

— Мне круче и не надо. Ты только программу подлатай. Чтоб обманывать ее было можно.

— Ладно, подумаем… Что насчет Окулиста?

— А чего? Все разузнал, как договаривались. Сегодня он в боулинг-клубе «Арго», знаешь такой?

— Это вместо прежних бараков отгрохали? Еще на вафельное мороженое смахивает?

— Оно самое. Башня такая — и надпись не по-нашему. На Мечникова.

— Знаю, был там разок.

— Ну вот, братан сказал, у них пара дорожек забита.

— Маленькие, что ли? В кегли-то играть?

— Почему маленькие. Они этот… Остеохондроз лечат. А Окулист еще и с тромбофлебитом борется, — Стас хохотнул. — Борец, блин!

— Ты-то откуда знаешь?

— Так брат же его в больницу возит! Та еще, говорит, маета. То пиявок цепляют, то капельницу. Вот и надумал играть в боулинг. Чтобы, значит, не за столом сидеть, пиво трескать, а ходить туда-сюда, сосуды разминать.

— Тогда уж лучше в бильярд бы разминался.

— В бильярд уметь надо, а тут чего уметь! Катай шары да очки считай.

— Понятно…

— Только ты про меня молчок! Как будто случайно встретились, лады?

— Договорились, — Генка достал из сумки металлизированный пакет, протянул Стасу. — А это мое обещанное: оперативка на два гигабайта.

— Круто!

— Круто будет, когда поставишь. У тебя ведь двухканалка? Вот и влепишь на каждый слот по гигу. Фирма «Кингстон», быстродействие приемлемое. Пока меня нет, пользуйся.

— Спасибо! — Стас осторожно заглянул в пакетик, расцвел счастливой улыбкой. — Ох и задам сегодня перцу!

— Кому задашь-то?

— А всем сразу!

Генка взглянул на усохшее личико одноклассника, невольно припомнил слова участкового.

— Главное — не умри, — посоветовал он. — Прямо у экрана.

— Еще чего! До смерти высоко, до школы далеко, — Стас бедово тряхнул головенкой. — Успеем еще наиграться.

— Вот именно, что успеешь… — Гена задумался. — Знаешь, есть такая штука — медиакана. С шипами вовнутрь, надевается на храп лошади. Чтобы она головой не крутила, окружающим не интересовалась…

— Ну?

— Вот у них этих пакостных медиакан нету, — Генка кивнул на детей в песочнице. — А у нас с тобой, похоже, есть.

— Что-то я не понял… Ты это к чему?

— Да ни к чему. Просто гадаю, кто же и когда нам их напялил…

* * *

Шар гулко прокатился по дорожке, ударил практически в центр, половина кеглей брызнула в стороны, зато вторая умудрилась устоять.

— Черт! — дородный мужчина с рыхлыми веснушчатыми руками и смешным прозвищем Окулист кивнул Генке. — Давай, головастик. Твоя очередь.

— А может, это… Мне номер поменять? Больно тяжелые.

— Что? Пальчики успел смозолить?

— Есть маленько.

— Чего тогда за пятнашку хватался?

— Силы не рассчитал.

— Силы… — Окулист усмехнулся. — У тебя, братец, пока не силы, а сухожилия. Сразу надо было с десятки начинать, а не хорохориться тут, — главный юрист фирмы «Василиск» грузно опустился в кресло, по-американски скрестил ноги. Проворный телохранитель тут же поднес ему на подносе бокал с пивом, отдельно для Генки поставил молочный коктейль.

— Соси, головастик!

— Спасибо, бычок. Свободен!

— Я гляжу, ты говорливый!

— Какой есть… — Генка с кряхтением вытащил из стойки розовый шар с номером десять, воткнул кисть в пальцевые пазы. Снаряд и впрямь оказался значительно легче, хотя переиграть Окулиста он все равно не надеялся. В боулинг Генка играл второй раз в жизни. Простенькие десятираундовые правила успел выучить, но вот общего смысла так и не понял. Взрослые дяди убивали время, катая по полу пластиковые кругляши, — да еще получали от этого удовольствие. Смех! Разве что, в самом деле, боролись с каким-нибудь остеохондрозом. Во всяком случае, после девяти подходов тяжесть шаров, действительно, начинала ощущаться…

Чуть в стороне, в компании таких же качков, красовался Шуша — крепкий и хищный, как молодой гепард, в кожаных джинсах и лихой безрукавке. Этот, в отличие от Окулиста, глядел на Генку снисходительно. И странно было, что у доходяги Стаса народился такой могучий брательник. Хотя… Генка в своей жизни видывал сочетания и более нелепые.

Раскачав в руке розовый снаряд, подросток метнул его на дорожку. Шар ударился об пол и сразу пошел в бок. От падения в канавку его спасла только автоматика. Поднявшиеся бортики позволили «десятке» прокатиться непредсказуемым зигзагом, и чудо чудное все же свершилось. Шар ударил вяло и не по центру, однако кривая траектория дала неожиданный результат. Одна за другой кегли стали валиться, и уже через пару секунд зубастая пасть кегельного провала смотрела на Гену черной щербиной.

— Мда… — протянул Окулист. — Страйк, как ни странно.

— Это все бортики, — Генка взял со стола коктейль, жадно хлебнул. — Если бы не они, точно проиграл.

— А что бортики? Бортики я сам тебе поставил, фору давал — вот и пожинаю теперь… — задрав голову, Окулист взглянул на электронное табло. — Итого — двенадцать очков перевеса, поздравляю.

— Значит, согласны мне помочь?

— С чего бы это? Насчет помощи у нас уговору не было, уволь.

Генкино лицо вытянулось.

— То есть как?

— А вот так.

— Что, испугались «Магнолии»?

Окулист глянул на Генку с прищуром.

— Да нет. Просто не хочу быть посмешищем.

— Но я же вам помог.

— И я бы помог, если б смог, — Окулист скупо улыбнулся немудрящему каламбуру. — Помощь была, никто не отказывается, но тебе ведь тогда хорошо заплатили. Или полагаешь, что тебя обсчитали?

— Нет, но…

— Если нет, вопрос исчерпан. Ты ведь не октябренок, должен понимать, что с нашим участием все только усугубится.

— Это почему?

— Если не догнал, объясню, — Окулист продолжал холодно улыбаться. — Ты, парень, влез в чужой огород, тиснул информацию, которой не должен был видеть.

— Да гроша ломаного эта информация не стоила!

— Это с твоей колокольни, а я сейчас о другом… Одно дело, когда в сервер проникает несмышленый баловник, и совсем другое, когда за ним всплывает фирма вроде нашей. И вся история разом начинает просматриваться под иным углом… Ну? Тебе все еще не понятно?

— Шпионаж?

— Вот именно. Шпионаж, конкуренты и прочие страшилки. Ты пошалил, и это всего лишь глупость, понимаешь? Если же ты пошалил по нашей инициативе, это уже серьезно. Такое среди деловых людей не прощают. Получается, что твой грех автоматически перекладывается на нас, а это уже война.

— Да какая там война…

— В нашем мире, — перебил Генку Окулист, — люди брались за оружие и по причинам более скромным. В данном же случае воевать не из-за чего и не за кого.

Генка стоял, как оплеванный. Все было ясно и понятно, но отчего-то вдруг защипало в носу и засаднило в горле. Не каждый день ему указывали на его истинное место под солнцем. «Не из-за чего и не за кого»… Окулист был предельно лаконичен, и задним числом Генка ругнул себя за наивные мысли. Мог бы и сам сообразить, что вмешательство третьей стороны только усложнит дело. Тогда за него, действительно, возьмутся всерьез. И уж конечно, не ограничатся конфискацией аппаратуры. Что касается Окулиста, то ни ему, ни его хозяевам подобные заморочки, конечно, не нужны. А раздавят Генку, — не сильно и опечалятся. Хлопнут по рюмашке за упокой и отправятся в ближайший кегельбан.

— Значит, аут? — сипло прокомментировал Генка.

— Аут там или нет, но извини, — Окулист пожал рыхлыми плечами, — могу помочь деньгами, советом, но не более того. А лучше всего купи билет куда-нибудь подальше и отдохни от трудов праведных…

Он продолжал говорить что-то еще, но Генка уже не слушал. Он снова получил коленом под зад, и даже красавчик Шуша уже не смотрел в его сторону. Волчьим нюхом своим, верно, учуял провал. А настоящие волки — они, как известно, с лузерами не водятся. И уж, конечно, не вспоминают те дни, когда приходилось заезжать за Генкой на серебристом «Лексусе». А ведь было и такое! И Генка тогда чувствовал себя настоящим триумфатором. Считай, в одиночку отыскал мошенников, что пиявками присосались к службам сотовой связи! За то и катали на иномарках! И даже беседы удостоили с первым лицом фирмы! Словом, вознесся он тогда выше нью-йоркских небоскребов. Вот и рухнул теперь, как те же небоскребы. Прямо на острые камушки…

Генка с трудом сглотнул. Неуютный ком в горле скользнул вниз, камнем осел в желудке. Торчать в «Арго» больше не имело смысла. Отставив недопитый коктейль, он шагнул от стола, небрежно сунул руки в карманы. Окулист замолчал. Ни удерживать, ни утешать парнишку он не собирался, а Генка даже не стал прощаться. Сжигать за собой мосты ему до сих пор приходилось только в Интернете. Теперь это происходило в реалиях.

 

В уже тронувшемся вагоне Генка прижался лицом к стеклу, хмуро всмотрелся в проплывающую мимо вереницу разномастных крыш. Центр города тонул в пасмурной низине, — родина провожала несостоявшегося героя с обычным равнодушием. И то сказать — мегалополис. Словечко — самое то! Скучные холестериновые дома, зажатые зданиями улицы-сосуды и суетный ток машин-тромбоцитов. Задуматься, так город давно болен тромбофлебитом — тем самым, о котором рассказывал Стас. Всюду пробки и смог, а где их нет, там упыри вроде того же Окулиста, Шуши или живчика, что заглядывал с участковым пугать Генку.

Поезд побежал веселее, проводница загремела подстаканниками.

— Чаек, чаек! — обрадовалась незнакомая девочка в конце вагона. И даже запрыгала по узенькому проходу на одной ножке. Глядя на нее, Генка ощутил укол зависти. Вот кому по-настоящему хорошо! И никаких вам жизненных ребусов. Принесли чай с красиво упакованным рафинадом — и уже повод для веселья.

Вспомнился другой чай — вчерашний, с родителями. После вечерней смены отец выглядел уставшим и как обычно — совершенно безучастным. Он и кружку с чаем порой не доносил до рта — то ли забывал отпить, то ли не хватало сил. И обвинительную речь матери отец выслушал с тем же унылым покорством. Во всяком случае, на роль адвоката он совершенно не тянул.

Сколько себя помнил Генка, он всегда жалел отца. За его вечную усталость, за скорбные морщинки на лбу и в углах рта. А вчера парнишка вдруг понял, что это не просто вымотанность, а нечто худшее. Правду говорят: кого-то жизнь гнет, а кого-то ломает, кто-то спивается, а кто-то садится в тюрьму. Отец не спился, но все же сломался. И первый надлом, судя по всему, случился давно — может быть, тогда, когда впервые отец осознал, что не в силах подняться выше инструментальщика третьего разряда. А может, тогда, когда узрел первую трещину между собой и матерью.

Генка по сию пору не понимал, каким образом они сошлись — маленький невзрачный рабочий с пэтэушным образованием и яркая статная студентка, мечтавшая о начальнической карьере с непременными загранкомандировками и летними отпусками на Черноморском побережье. Скорее всего, подшутила судьба-злодейка. Над тем и другим. И оба оказались в проигрыше, в лузерах, до конца так и не осознавших, что жизнь их изначально помечена клеймом неудачи. Им бы опомниться и разбежаться, да появился Генка. Нежданно и негаданно. И семья не развалилась. Отец проявил безволие, мать — слабину. Маленький несмышленыш Генка умудрился склеить несклеиваемое, и супруги на долгие годы вынуждены были отказаться от чего-то иного, возможно, более главного и важного в их несостоявшихся жизнях…

— В картишки? — разбитной малый с кривым приплюснутым носом, играя колодой, быстро перемещался по коридору, бесцеремонно заглядывал в купе. Люди одинаково качали головами.

— Напрасно! Очень даже напрасно!..

Генка посторонился, пропуская картежника мимо. Потоптавшись немного, вернулся на свое место…

Больше всего он рассердил вчера, конечно, мать. Вчерашняя студентка выбилась все же в небольшие начальники, а начальники редко бывают терпимыми. Волнуясь, мать повышала голос, то и дело срывалась на крик, лицо ее покрывалось некрасивыми пунцовыми пятнами, руки начинали трястись. Отец же продолжал глядеть в пол, и жилистые его ладони грели остывающий чай, бессмысленно оглаживали бока кружки.

— Все, попил нашей кровушки, хватит! Пойдешь на работу как миленький…

— Брось, Тань, — тихо просил отец. — Какая там работа…

— Нормальная! Устрою курьером, и забудет всю эту дурь.

— Ты про компьютеры? — поинтересовался Генка.

— Про что же еще?

— Ну, я не знаю… Дурью обычно называют другие вещи. Колеса, например, марихуану.

— Похохми мне еще, похохми! Остряк-самоучка. Ничего, поработаешь до сентября, живо поймешь, почем он — настоящий хлебушек!

— Это за три-то тысячи?

— Другие и трех не получают. А ты… Больно легко живешь! Сидишь тут на всем готовом — еще и свинячишь. Правильно, что интернет тебе отключили.

— Меня еще и посадить грозились, не забывай.

— И правильно сделают!

— Зачем же тогда устраиваться в курьеры? В тюрьме курьеры без надобности.

— Обормот! — мать заплакала, а кадык на отцовской шее судорожно задергался. Кружка с чаем в очередной раз замерла, не добравшись до рта.

— В деревню ему, Тань, надо, — сипло сказал отец. — В какую-нибудь глушь. Может, даже к моим отправить.

— К твоим? Но это же дыра!

— Вот и хорошо. Чем дальше, тем лучше.

— Может, тогда на Кипр? — немедленно отреагировал Генка. — Тоже не близко. Паспорт у меня есть, виза там не нужна, отсижусь, пока то да се. Как Горький, типа. Он, правда, на Капри был…

Отец посмотрел на него странно, а мать взъярилась еще больше:

— Куда скажем, туда и поедешь! Хоть на кудыкину гору!..

Поток слов возобновился, и Генка покорно скрестил на груди руки. На кудыкину гору — так на кудыкину гору, в дыру — так в дыру. Ему как-то враз стало все равно. Пусть отправляют, куда хотят. И плевать на всех оптом! На Кипр и на Капри, на Окулиста с Шушей, на участкового и трусоватых родителей! Как-нибудь проживет и без них. Как, кстати, и жил до сих пор…

Подойдя к наклеенному на дверь расписанию, Генка принялся искать свою станцию. Пальцем пробежал Туринск, еще с десяток станций, не найдя, заскользил обратно. Ну да, вот оно — Заволочье. Та самая кудыкина гора, на которую его сплавили. И не гора даже, а нора. Точнее — дыра. И не станция, а полустанок… Имечко, кстати, вполне подходящее — Заволочье. То есть место, куда волокут за волосы и подгоняют пинками. Хочешь не хочешь, а отправляйся. Тем более что Генке от Заволочья нужно будет еще пилить и пилить. Отец не зря помянул про глушь. Ох не зря! Имеется ли в искомой дыре интернет, даже спрашивать было глупо. Остается надеяться, что водопровод, газ и электричество там работают исправно.

— А если придут эти… — отец шевельнул сухоньким плечом, — объясним, что ничего не знаем. Ты же сам мог все это придумать, верно?

Генка на такое предположение едва не рассмеялся. Но промолчал.

— Скажем, что парень взрослый, — поддакнула мать, — путешествует, где хочет. Отправился в поход или на рыбалку…

— Лучше скажите, что уехал в Турцию, — не удержался Генка, но, взглянув на дрожащую в материнских пальцах бумажку, осекся. Похоже, всю эту чехарду предки приняли близко к сердцу. И действительно, перепугались до колик. Может быть, за себя, а может, и за него. Зря, наверное, дядя Саша звонил им. Не устроили бы этого спектакля с чаепитием…

У одних получаются веселые истории, у других мрачные. Скажем, Пашка, одноклассник Генки, здорово травил анекдоты. Даже от самых бородатых и неказистых хохм народ школьный пукал и по полу катался. У Генки так не выходило. Он даже комплексовал по этому поводу. А однажды перестал. Когда понял вдруг, что умеет рассказывать о страшном и загадочном. Его тоже стали слушать, но без смеха, затаив дыхание и раскрыв рты. С появлением интернета Генкина тяга к всевозможным тайнам вроде исчезнувших цивилизаций и затонувших городов только усилилась. Он оказался неплохим поисковиком, умудряясь выискивать в сети то, мимо чего проходили другие. Взять тот же «Титаник», — наверное, даже пингвины про него слышали, а кто слышал про затонувшую на Черном море «Армению»? Да практически никто. А ведь утонуло на теплоходе вчетверо больше, чем на «Титанике»! Шесть тысяч душ! И никто не спасся! Жуть, если вдуматься. Кроме того, исчезло ялтинское золото, а перевозили его немалое количество, погиб весь медперсонал тогдашнего осажденного немцами Крыма. Так или иначе, но судно легло на полуторакилометровую глубину, и более ничего о нем не было известно. Кто его бомбил, кто торпедировал, сколько именно золота перевозили на теплоходе, — все по сию пору скрывала морская мгла. В эту самую мглу и нырял дотошный Генка, выцеживая тайны, порциями выпуская их в свет. Но сегодня он сам, точно корабль, получивший пробоину, погружался неведомо куда, уходил все дальше от поверхности и родной пристани…

На очередной станции в купе подсел старичок — сморщенный, как усохшая груша, седенький и сгорбленный. Пристроив тряпичную сумку, вежливо попросился к окну. Генка про себя выразился не самым приличным образом, но место все-таки уступил. Оказывается, старичок хотел помахать ручкой остающейся на перроне старушке. Та без конца утирала земляное личико платком и старческой щепотью быстро крестила окно. Глядя на нее, захлюпал носом и благостный сосед.

Генка подумал, что еще вчера он бы от души повеселился такой картинке, но сегодня душа не смеялась. Кто знает, может, там за окном оставалась не приятельница старичка, а близкая родственница — сестра, например. И вот разъезжались два божьих одуванчика, может быть, всего-то по соседним деревням, но, вполне возможно, навсегда. Потому и ревели в три ручья, не стесняясь окружающих.

Генка вгляделся в личико за окном, украдкой посмотрел на ревущего соседа. Старики и впрямь были похожи. А может, он просто не умел их еще отличать?

Очередной попутчик, кряжистый, благоухающий пивом и семечками, с охами-вздохами распихал по полкам многочисленные чемоданы и, нервно поегозив на скамье, потянулся рукой к радио. Динамики заиграли хрипло, но песенку Гена тотчас узнал. Конечно же, «АББА», легендарный квартет из Швеции. Вот и эту песню он когда-то уже слышал, хотя не понимал в то время ни словечка. Английский стал доступным только сейчас.

Генка с удивлением прислушивался к мелодии и к себе. Он в самом деле все понимал! Ну, не все, конечно, но верную треть. И дело было даже не в школьном английском, — язык он освоил, как многие другие, ныряя в «нет». Кто ползает по сети, без английского не обходится. И слова старой песни неожиданно раскрывались подобием цветка, наполняли ароматом маленькое купе, мало-помалу стягивали горло опаловыми печальными бусинами.

Потому что пелось про лето. Последнее лето. А значит, и про него.

Никогда раньше подобное не приходило Генке в голову, а сейчас вдруг пришло и пригвоздило подобием шпаги — точно и больно. Впервые он ощутил, что тоже стареет! И даже не столько стареет, сколько приближается к тем годам, к тому возрасту, о котором, верно, и горевал седой соседушка. Потому что четырнадцать лет — это уже не детство. И что-то, верно, уходит с этим временем навсегда. То есть в памяти, возможно, и остается, но память — это все лишь память: нейроны, ячейки и гигабайты, силящиеся сохранить убежавшее. Но человек — не компьютер, и жить ему приходится в реальном времени. А значит… Значит, Генка уезжал не просто из родного города и семьи, — он уезжал из детства. Наверное, про это и пели популярные некогда шведы. То есть поминалось у них и про Париж, и про круассаны, и про Эйфелеву башню, но главной темой было все-таки лето — последнее и единственное.

Продолжая машинально переводить слова песни, Генка попытался вообразить свое будущее и не мог. То есть, конечно, за четырнадцатым летом последует пятнадцатое, а за пятнадцатым — шестнадцатое, но все это обещало произойти не скоро и совсем в иной жизни. Нынешнее лето, уже надкушенное, с неприятной червоточиной, покачивалось и проплывало в вагонном окне, постепенно занимало свое законное место в череде уходящего.

В той череде, что именовалась детством.

* * *

Станцию свою Генка едва не проспал. Так уж вышло, что добрых полночи он пролежал на верхней полке, уставившись в окно. Мимо тянулись города и деревушки, станции, полустанки и какие-то совсем крохотные хуторки. Все это были новые и новые километры, удаляющие его от родного города. Казалось, натягивается невидимая струна, что связывала его с домом, и Генка с ужасом ждал, когда же она порвется. Но она все почему-то не рвалась, и оттого становилось только больнее.

Колеса мерно постукивали на стыках, и, вторя им, постукивали Генкины зубы. Лежать все время на животе оказалось не слишком удобно, но иначе пришлось бы отвернуться от окна, а отворачиваться он не хотел. Глядя на приземистые здания вокзалов, на людей, бредущих по незнакомым улицам и перронам, на светофоры и коробки путевых трансформаторов, парнишка тщетно пытался представить себя вне привычных стен, без сети и компьютера, один на один с незнакомым миром. Ведь мог же он родиться не в Екатеринбурге, а в каком-нибудь Янауле или Шамановке! При одной этой мысли Генка обмирал, и в груди само собой поднималось волнение, что навещало только в минуты, когда он всматривался в кадры, присылаемые диггерами, дайверами и сталкерами. Смешно, но в свои четырнадцать Генка всего второй раз выезжал за пределы родного города! Чем-то это напоминало агорафобию — боязнь открытых пространств, которой страдал в детстве Стасик. Генка открытого неба не боялся, однако и нужды в путешествиях не видел. Та же сеть открывала доступ в любой уголок планеты, и на машины с самолетами подросток поглядывал с откровенным недоумением. Может, по этой причине и дергался кадык на шее отца, а мать безостановочно промокала платком глаза. Им эта ссылка тоже далась непросто. Потому что бросали сыночка — словно щенка с лодки. Зато и яиц наварили целую миску, намыли огурцов с помидорами, деньги заставили взять…

Вспомнив о деньгах, Генка кисло улыбнулся. Деньги — куцую стопку десятирублевок, он, конечно, взял, хотя так и подмывало сунуть их куда-нибудь на полку или даже в холодильник. Чтоб нашли, но не сразу. Был бы поглупее — обязательно так бы и сделал, но вовремя сообразил, что ничего хорошего из этого не выйдет. Найдут, подумают, что забыл, и совсем перепугаются. Ну а то, что деньги у него есть — и деньги немалые, им знать совсем необязательно.

Странная штука! — вволю понаблюдав, как предки суетятся, собирая его в дорогу, как нервно штопают какие-то тряпки, роняют их на пол, бережно укладывают в рюкзачок, Генка впервые подумал, что не такой уж он чужой для них. Хоть и жили всегда насквозь параллельно, не пересекаясь и не тратя время на любезности, но ведь тревожились — по-настоящему и искренне! Может, потому и не получилось вчера заснуть. Заснул он только сегодня и наверняка бы проспал свою станцию, если бы не проводница.

По счастью, о нужной станции хозяйка вагона помнила. Бесцеремонно растормошив подростка, она сунула ему в руки корешок билета и чуть ли не силой выпихнула из трогающегося поезда. Еще и крикнула вслед что-то веселое. То ли оболтусом назвала, то ли кем покрепче. Спросонья Генка даже обидеться не успел. Вяло помахал на прощание рукой и тут же чихнул.

Как бы то ни было, но он приехал. То есть почти приехал, поскольку это было только Заволочье. Или все-таки нет?..

Генка с беспокойством завертел головой. Вот будет смеху, если обнаружится, что его высадили на другой станции!

Но проводница знала свое дело туго. Генка не удержался и вслух прочел надпись на желтой, украшающей фасад здания табличке:

— Заволочье, Свердловская железная дорога…

Значит, все-таки то, что надо. Хотя и со своими непонятками. Городу вернули прежнее название Екатеринбург, а область с дорогами остались свердловскими. Спрашивается, где логика? То ли экономили на надписях, то ли боялись окончательно запутать людей.

— Сынок, клубники не купишь? — старушка, одиноко сидящая на перроне, смотрела на него с надеждой. — Отдам за полцены.

Генка помотал было головой, но тут же передумал. Однажды он крепко отравился ягодами. Что-то там с плесенью переел и затемпературил. Живот болел жутко, уколы даже ставили. С тех пор к ягодам он охладел. Но больно уж кротко глядела на него эта старушка. Не уговаривала, не наседала, как делают это городские торговки. Отказали — и приняла, как должное. А поездов здесь с гулькин нос — кто у нее что купит? И скиснет все на фиг — на такой-то жаре.

— Ладно, возьму немного… — Генка подошел к бабуле. Торговаться не стал, и дрожащими руками она попыталась выбрать ему самое лучшее.

— Кушай, милок. Кушай, на здоровье. Все свежее, со своего огорода…

Вздымающееся солнце било прямо в затылок, и тень Генки, точно компасная стрелка, указывала верное направление. Поблагодарив старушку, он поправил на спине рюкзак и шаркающей походкой двинул к вокзалу.

Внутри здания было прохладно и тихо. Правую половину зала опоясывали старенькие складывающиеся сиденья, в стенке красовалось окошечко кассы. В левой половине разместился буфет — с нехитрым ассортиментом на полках, с огромным электрическим самоваром. Но более всего Генку позабавила гигантская печь, черными боками выпирающая разом в оба зала. Кажется, такие именовали голландками. Верно, завез тот же Петр Первый. Мало ему было табака, так еще и печки заставлял перекладывать! Сердитое было время, клыкастое, хотя… Курных-то изб тоже хватало! Вся Россия, считай, в таких жила — с полками-сыпухами для сажи, с дырами-дымогонами, совершенно не похожими на привычные трубы. Потому, верно, и не курили, что топили по-черному. А Петр взял и переиначил все.

Генка погладил печь — все равно как циркового слона. Бок был прохладный и шершавый. Печной «слон» спал. Хотя, возможно, в особо лютые зимы печь снова пробуждали от спячки.

Скользнув глазами по висящему возле печи расписанию, Генка без труда отыскал ближайший поезд до Екатеринбурга. Даже азартно полыхнуло в голове — а не купить ли билет обратно? Взять и уехать из этой дыры домой. Все равно ведь никто не узнает!

Генка даже поглядел в сторону кассы, но в эту минуту забренчала ложечками буфетчица, и, совершив незамысловатый выбор, парнишка зашагал к буфету.

Творожники, кулебяки, сдобные булочки и рулеты он легко бы сейчас обменял на какую-нибудь отбивную, но ничего мясного не было. Какой-то выцветший салатик непонятного происхождения, картофельное пюре, и ничего больше. Чуть в стороне — полки с журналами и бытовой утварью, наборы бигуди, лак для ногтей и тут же рыболовные снасти…

— А сосиски у вас есть?

— Кончились, жизнерадостно отозвалась буфетчица, плотная тетечка с крупной завивкой и смуглыми руками. — Зато выпечка всегда свежая. Из местной пекарни. Бери, пока не закрыли.

— А хотят закрыть? — вежливо поинтересовался Генка.

— Уже не хотят — закрывают. Считай, последний месяц работают.

— А дальше что?

— Дальше привозной будет. Хлебушко-то! — тонким дребезжащим голоском отозвался сидящий за ближайшим столиком старик. Слово «хлебушко» он протянул таким тоном, что сразу стало понятно, как он относится к закрытию пекарни. — Теперь из города повезут. Там у них целый хлебозавод. Так что химией теперь будем питаться.

Гена купил у буфетчицы стакан чаю с творожником, присел к старику за столик. Осмотревшись, разглядел еще одного «боровичка» с бородой. Этот спал на лавочке, чуть приоткрыв рот. Руки скрестил на груди, как какой-нибудь полководец, наружу выпирали старенькие наградные планки.

«Что-то многовато кругом старичья, — мельком подумал Генка. — В вагоне, на перроне, здесь, — прямо профилакторий какой-то…»

Между тем сосед тоже жевал какую-то булочку, а чай пил шумно, с частыми хлюпами.

— Раньше пекарни по всем селам водились, — шамкая, сообщил он. — Из настоящей муки хлебушек выпекали. Ржаной да пшаничный (старик так и сказал — пшаничный). А теперь что? Люди работают на том же мукомольном, — рассказывают, будто сами не знают, что сыплют в мучицу. Им привозят в мешках, они и сыплют!

— Наверное, ароматизаторы с консервантами, — подсказал грамотный Генка.

— Во-во! Может, специально и сыплют. Травят всех потихоньку.

— Чего ерунду-то мелешь, Семеныч! — фыркнула из-за прилавка буфетчица. Кудряшки ее смешливо колыхнулись. — Кому вы нужны?

— Именно, что не нужны. А то ведь есть-пить просим, гундим… — Семеныч аккуратно смел со стола крошки, отправил пригоршней в рот. — Ты, Нюська, на зарплату живешь, потому не понимаешь. А нам ведь и пенсии надо носить, и почту с газетами. А тут вона как все просто — насыпал какого-нибудь дуста, и порядок на корабле!

— Вас простым дустом не выведешь, — Нюська навалилась на прилавок, уютно сложила смуглые руки под полной грудью. — Как тараканы живучие! Так что не расстраивайся!

— Да я не расстраиваюсь. Мне ить чего? Мне долго-то не мучиться. Вас жалко, парнишку вон. Смотри, какая худоба! Тоже, наверное, из города.

— Из города, — подтвердил Генка.

— Ну вот… Вы же хлеба там нормального не едите. Раньше — как купил булок десять — для кроликов, коров, для себя, значит, поставил на тумбочку, и никаких тебе хлопот. Он и через неделю вкусный да мягкий — безо всяких хлебниц. А ваши городские батоны я знаю… Через день сохнут, в рот брать противно. Через неделю ровно кирпичи становятся…

— У меня же ягоды есть! С помидорами! — вспомнил вдруг Генка. Такая уж атмосфера образовалась в зале. Никто никого не стеснялся, все были своими. — И яйца с огурцами. Угощайтесь! — он живо извлек из рюкзака кулек со снедью. — Хлеб, правда, городской, зато остальное — все свежее. Давайте, в самом деле, а то испортится.

— Яички — это хорошо, — не стал отнекиваться дед. Взяв одно, постучал желтым ногтем по скорлупе. — Из таких зефир раньше делали.

— И сейчас делают, — хмыкнула Нюська.

— Делают они, как же! — Семеныч подмигнул Генке все равно, как союзнику. — Пробовал я ваш зефир — сахар голимый! Раньше не докладывали, и вкус был интересный. А сейчас и лизнуть страшно. Газировку, кстати, тоже пить не боялись.

— Сейчас боишься, что ли? — подала голос Нюська.

— Газеты читать надо, — Семеныч прикусил сразу половину яйца, зажевал беззубым ртом быстрее. — Там давно уж прописали: сахара нынче нет — один сахарозаменитель, и в газировке, как в этой твоей пепси-коле — аж четыре ложки на стакан! А раньше две клали. Значит, что? Значит, кариес и привыкание.

Генка взглянул на старика с уважением. Не таким уж старым мухомором тот оказался!

— А еще соя кругом, чай в пакетиках с краской напополам, мед искусственный, — Семеныч управился с первым яйцом и взял помидор. — Это ж ни поесть, ни попить! У тебя вот раньше одеколон стоял, и где он теперь?

— Дезодорант есть.

— Ага, за сто рублей пузырек! Зачем он такой нужен?

— А ты не пей, ты мажься.

— Если я помажусь, мне еще хуже станет.

Семеныч жизнерадостно засмеялся, и Нюська охотно ему подхихикнула. Глядя на них, Генка тоже заулыбался.

— А где тут у вас автостанция? — спросил он. И не кого-то конкретно, а всех разом. Здесь это, судя по всему, было нормой. — Мне до Соболевки надо.

— До Соболевки? — Семеныч прищурился, отчего лохматые его брови сошлись на переносице, сделав старика похожим на филина.

— До Соболевки седьмой автобус ходит, — опередила старика буфетчица. — Прямо здесь за вокзалом и останавливается.

— Здорово! — обрадовался Генка.

— Только он редко ходит. Через день, что ли?

Похожий на филина Семеныч покачал головой.

— Уже и не через день. Ныне лето, значит, в понедельник и четверг. А сёдни у нас вторник.

— Пешком тебе, парень надо, — посоветовала Нюська. — Не ждать же автобуса.

— А далеко это? — настроение у Генки опустилось на пару делений.

— Да километров десять будет, — раздумчиво протянул Семеныч и жилистой ладонью отер рот. — А может и все шешнацать.

— Чего шестнадцать-то! Не пугай парня, — Нюська фыркнула. — Километров семь-восемь, не больше.

— Это она нам с тобой, а? — Семеныч усмешливо кивнул в сторону буфетчицы. — Небось, ни разу пешком не хаживала, а туда же — советует!

— Зачем мне пешком? Меня кавалеры на мотоциклах возят.

— Во-во! На мотоциклах. А я тут все своими ходулями перемерил. И до Соболевки хаживал, и до Северухи. Там же речка — Турузбаевка, а тут, значит, Кумарья, — старик ребром ладони прочертил на столе невидимые линии. — Вот туда и гоняли на рыбалку. Сейчас, конечно, не то, а раньше и поудить можно было, и сеть раскинуть. Клевало хоть на хлеб, хоть даже на голый крючок!

— Ага, скажешь, — на голый крючок! — хмыкнула Нюська.

— Это вы, девки, на голый крючок вовек не клюнете, а рыба — она еще глупее вашего. Так что ловили и за жабры, и за хвост. Вода ж прозрачная была, сами выбирали, кого подсекать…

— Ты, парень, меня послушай, — перехватила инициативу Нюська. — Как выйдешь с вокзала, сразу сворачивай направо. Да тут у нас всего две дороги, не перепутаешь. Сначала вдоль железнодорожного полотна, а после она налево пойдет.

— А про мостик-то не сказала! — ревниво возмутился Семеныч. Ему тоже хотелось быть наставником.

— Мостик он сам увидит, разберется… — Нюська высвободила из-под груди руку и тоже зачертила по прилавку. — Там у нас овражек, а через него мост деревянный, — вот после него и начинается главная дорога.

— Шоссе, что ли?

— Какое шоссе, проселочная, конечно…

— Повезет, так попутку поймаешь, — пожелал старик. — А нет, сам дойдешь, не рассыплешься.

— Только на голову что-нибудь накинь. Солнце вон какое, а ты непривычный, городской.

— Платок что ли ему подвязывать? — фыркнул Семеныч.

— Зачем платок, пусть лопушком прикроется.

— Лопушком… Сама ты лопушок! Ничего с ним не сделается. Тут всего-то часа два ходу.

— Тогда прямо сейчас и иди, не жди солнцепека…

Совет был мудрый, и Генка торопливо упаковал свой рюкзак.

— Спасибочки! — поблагодарил он всех разом.

— И тебе не кашлять…

* * *

Шагать по пыльной дороге оказалось не так уж и сложно. Ноги шлепали по утрамбованной и пропеченной солнцем земле, за Генкой стлался пыльный шлейф — все равно как инверсионный след за самолетом. Мостик он миновал, а посеревшие от времени избушки рассматривать не стал; этого добра хватало и на окраинах Екатеринбурга, да и пугали немного позвякивавшие цепями псы. Пусть за заборами, а все одно — неприятно. Лая, как и грубой мужской ругани, Генка не любил.

Вскоре бревенчатые постройки Заволочья остались позади, он оказался в поле. Раньше здесь, вероятно, сеяли зерновые, но теперь дымилось дикое разнотравье. Розовые, белые и желтые цветочки — попросту говоря, растения, большинство которых Генка не знал. Разве что вездесущую полынь да ромашки с крапивой. Кое-где вперемешку с похожими на крохотные колокольчики бутонами, неухоженный и рогатый, топорщился старый знакомец репей. А где-то совсем уж далеко паслись лошади. Порой до Генки доносилось их приглушенное ржание, и всякий раз он замирал и даже останавливал шаг.

Солнце начинало припекать всерьез, и, вспомнив совет буфетчицы, Генка свернул лист лопуха косынкой и подобием панамы натянул на голову. Оттопав примерно с километр, подумал, что было бы неплохо проехать весь путь на лошадке. Шестнадцать кэмэ — это примерно четыре лье, и в прежние времена на лошадях такую дистанцию одолевали меньше чем за час. Если же пешком, то впятеро дольше. Может, права все же буфетчица, и дорога окажется покороче?

Путь Генке нахально перебежал пушистый зверек. Возможно, суслик, а может, и хомяк. Но не крыса, это точно. В последние годы крыс в Екатеринбурге развелось бессчетно. Иной раз у мусорных контейнеров можно было увидеть целые семейства. И ведь здоровенные вымахивали — чуть ли не с кошку величиной! Кстати, те же кошки к контейнерам и приближаться боялись.

Генка в очередной раз поправил сползающий с головы лопух. Тоска, ослабевшая было в буфете, навалилась с новой силой. Куда и зачем он шел? Каких-таких приключений ожидал? Может, в самом деле, есть невидимая пуповина? Привязывает к месту, где родился, и болит, ноет, пока не вернешься. Может, плюнуть на все да поехать обратно? Снять скромненькую квартиру, обзавестись «нетом» и затаиться? В розыск его, конечно, не объявят, а при случае да с удобных IP-адресов можно и «Магнолию» снова пощекотать. Чтобы жизнь медом не казалась, чтобы знали, как связываться с честным хакером. Хотя… Если засекут повторно, тогда уж ничем не оправдаешься. И в школу не пойдешь, и про институт забудешь…

Остановившись, Генка запрокинул голову. Небо здесь было другим — непривычно синим, почти как море. Море он, правда, видел давным-давно — кажется еще в пятилетием возрасте, но ощущение бездонности с синевой сохранилось. И корабли он хорошо запомнил, их протяжные гудки, шипение набегающих волн. Кто-то такие вещи забывает быстро, а вот Генка запоминал навсегда. И блокнотов у него не водилось, — все держал в памяти. И в школе Генка учился легко, потому что «скачивал» тексты с первого прочтения. А иначе нормальному хакеру нельзя. Всегда нужно работать на опережение, пока глючит стража чужих серверов, пока скрипят поисковые программы. И Генка успевал! Нередко опережал процессор, который без допкоманд обязательно тормозил и подставлял хозяина под всевозможные атаки.

Вот и море он запомнил на всю жизнь. Некоторое время даже наивно полагал, что заводские, слышимые с балкона гудки — это тоже голос кораблей. Значит, рассуждал маленький Генка, где-то рядом есть и море. И однажды ушел из дома с ребятней искать море. Пешком и на трамваях (метро тогда еще в городе не пустили) они добрались чуть ли не до Химмаша. Нашли какой-то пруд с лягушками, и там Генку подняли на смех. Словоохотливый рыбак из местных объяснил, что ни кораблей, ни морского порта в Екатеринбурге отродясь не бывало. Хрустальный миф рассеялся, Генка был жутко расстроен. А дома по возвращению ему еще влетело от матери.

Присев на обочину, подросток стянул правую сандалию, заглянул под носок. Так и есть! Вот вам и первая трудовая мозоль! А до Соболевки, между прочим, еще топать и топать. Словом, все как в той седой песне: степь да степь кругом, путь далек лежит… Хотя степь, может, и не совсем степь, но просторы вокруг расстилались приличные — аж глаза приходится щурить, и щеточка леса — чуть не у самого горизонта.

Оглядевшись, Генка обратил внимание на царственно вздымающиеся тут и там золотистые шляпки. Не то подсолнух, не то топинамбур. И то и другое он видел на рекламных картинках. И то и другое было вполне съедобным.

Натянув сандалию обратно на ногу, подросток на глаз прикинул дистанцию до ближайшей желтой шляпки и решительно спустился вниз по насыпи. Трава неожиданно оказалась высокой — чуть ли не по грудь, но Генка не передумал. Разгребая гудящее насекомыми разнотравье, решительно зашагал к ближайшему цветку. Рубашку и брюки тут же облепили колючие семена, в носу запершило от цветочной пыльцы. Не теряли времени и местные слепни. Парочка ловкачей пребольно кольнула в спину и шею. Но худшее Генку ожидало впереди: где-то на полпути к заветной цели под ногами блеснуло чешуйчатое тело, и лишь в последнюю секунду Генка задержал готовую опуститься ногу. Настороженно приподняв треугольные головки, в траве сидели (или лежали?) сразу две или три змеюки. Сколько их там в точности, сказать было сложно. Возможно, одной рептилии Генка мог бы и не испугаться, но эта компания заставила его окаменеть. Тем более что и уползать они не спешили. Темно-серые, с раздвоенными, снующими туда-сюда язычками головы приподнялись даже чуть выше. Казалось, антрацитовые глазки внимательно рассматривают незваного гостя.

— Ужики-ужики! — тоненько пропел Генка и по-черепашьи попятился. — Вы ведь добрые, правда?

«Ужики», которые ужиками вовсе не выглядели, едва слышно зашипели, и Генка почему-то сразу уверился, что перед ним самые настоящие гадюки. На этом вся его отвага иссякла. Развернувшись на месте, парнишка галопом припустил обратно к дороге. Шершавые стебли наотмашь били по лицу, царапали руки, в сандалии тотчас набилась земля, но он продолжал мчаться напролом, оставляя за собой подобие просеки.

«Сейчас наступлю на такую же змеюку — и конец!» — мелькало в мыслях, но остановиться он уже не мог. Где-то поблизости послышался утробный рык, и, моментально вспомнив о волках, Генка совсем трухнул. Поел, называется, семечек!

Обливаясь потом и спотыкаясь на каждом шагу, он вылетел, наконец, на дорогу и тут же шарахнулся в сторону. Черная громада выросла перед глазами, заставив зажмуриться, по ушам ударил натужный визг тормозов…

* * *

— Сдурел, что ли! Куда под колеса прешь!

Генка обморочно отер ладонью лицо. Ноги его дрожали. Конечно, это были никакие не волки, — обычный грузовик. И разобраться по существу — значительно более опасный, чем жалкие, оставшиеся за спиной гадюки. Раздавил бы в лепешку и конец путешествию!

Шофер, между тем, выскочил из машины, продолжая ругаться, шагнул к нему. Верно, хотел дать по уху, но в последний момент сдержался.

— Чучело гороховое! Убегал, что ли, от кого?

В другой ситуации Генка ни за что бы не признался в своих страхах, но этому сердитому мужику проще было рассказать правду. И, судорожно кивнув, он пробормотал:

— От гадюк… Вон там. Сразу штук десять!

— Ага, прямо в засаду попал, — водитель, хмыкнув, стряхнул с Генкиной головы травяную пыль. — Ну, ты, бача, даешь! По пятам-то не гнались?

— Не знаю, я не оглядывался.

— Правильно делал, а то отхватили бы нос. А так — только штаны потерял.

Генка машинально опустил глаза вниз, и водитель проворно ущипнул его за нос. Он явно остыл, сменив гнев на милость. Загорелый и пропыленный, он оказался одного роста с Генкой, но годков ему было разика в три побольше.

— Могли ведь задавить, дурака. Запросто! Хорошо, на меня вылетел, я своего зверя в узде держу.

— Зверя?

— Ага, на четырех колесах… Чего худой-то такой? Из концлагеря бежал?

— Почему? Из Екатеринбурга.

— Далеко же ты забрался! А слово «негодяй» знаешь, откуда происходит?

— Не-е.

— От «негоден к строевой службе». Вот и тебя, похоже, к службе никто не готовил. Кожа да кости. Куда идешь-то?

— Так это… В Соболевку, — Генка еще не пришел в себя и продолжал шумно отпыхиваться.

— А в поле зачем поперся?

— Ну… Хотел семечек попробовать.

— Каких еще семечек?

— Да вон там вроде подсолнухи, — Гена кивнул за спину. — Поле не частное, думал сорвать шляпку…

— Думал он… — мужчина фыркнул. — Чтобы думать, голова нужна, а у тебя как раз и есть та самая шляпка.

— Почему это?

— Да потому! Какие семечки, чудила! Они в сентябре-то редко вызревают. Это же Урал, не Молдавия с Крымом… Ладно, отряхивайся и полезай.

— Вы до Соболевки? — обрадовался Генка.

— В Северуху.

— Так мне это… В Соболевку надо.

— Значит, по пути, не волнуйся. Вот если бы ты до Калача брел, тогда извини, а Соболевка там рядышком будет. Высажу на развилке, и ножками добежишь.

— Здорово! — Генка сунулся было к кабине, но водитель поймал его за плечо. Парнишка невольно обратил внимание на пятерню мужчины — огромную, темную, поросшую рыжеватым волосом. Такой ручищей, верно, можно было выжимать сок из яблок.

— Я же сказал: отряхнись сначала. У меня, конечно, не представительский «шевроле», но и не мусорная свалка.

— Понял, — Генка энергично начал стряхивать с себя колючки и семена. При этом исподтишка поглядывал на грузовик. — Машина у вас странная. Никогда таких не видел.

— И не увидишь. Потому что моей собственной конструкции.

— Ну да?

— А ты думал, только у вас в городе умеют гайки крутить? — мужчина бросил в сторону своей «конструкции» горделивый взор. — Это, шнурок, не просто грузовик, это ветеран! Движок — Горьковского автозавода, крылья — от «паккарда», а база от старенького грузового «форда». Их еще по ленд-лизу нам поставляли.

— Круто!

— А ты как думал! Слышал про «эмки»? Те, что «черными воронками» называли? Так вот мой старичок примерно в те же времена народился. Даже чуть пораньше «родины» и «чайки».

— Какой еще «родины»?

— А это у нас первую «победу» так назвали. Только машины — их ведь продавать приходилось, вот и соображай… В общем, переименовали «родину» в «победу».

— А есть разница? — Генка ухмыльнулся. — По-моему, наши машины — все равно лом, как их не называй.

— Мал ты еще, бача, — спокойно отозвался водила, — потому и не знаешь, что была у нас тоже своя эпоха расцвета. Горьковский-то автозавод не кто-нибудь, а фордовские специалисты строили. И машины у нас в то время были получше европейских. Возьми ту же «волгу» ГАЗ-21 — ну, чем плоха? Автоматическая коробка передач, дизайн, отделка! Конфетка, а не машина! И «чайка», между прочим, была не хуже. Если б не тугодумы за щербатой стеной, весь мир завалили бы своей автотехникой.

— Чего ж не завалили?

— А это ты у кого повыше спроси. Я страной не командовал, я машины собирал. Вот этими самыми ручками.

Гена снова покосился на допотопного вида грузовик.

— Где ж вы набрали таких деталей?

— Известно где — на свалке. Есть тут неподалеку Клондайк местный, — поискать, так еще не такое можно найти, водитель глянул на простенькие ручные часы. — Давай-ка, брат, в темпике. Заболтались мы. Меня ведь в Северухе шабашники ждут.

— Строите что-нибудь?

— Ломаем, — мужчина нахмурился. — Строят другие, а мы больше ломать приучены… Все, хорош руками месить. Полезай на броню.

— Это куда? В кузов, что ли?

— Из кузова вылетишь. В кабину полезай.

Уже в грузовике он сунул Генке лопату-ладонь.

— Валера. Меня тут все знают.

— А я Гена.

— Случайно не крокодил?

— Не-е… — Генка заулыбался.

— Значит, не съешь по дороге, — Валера ухмыльнулся. — И не выкай мне, не люблю.

Генка кивнул. Острый на язык водила начинал ему нравиться. Да и глаза у мужчины были добрые, несмотря на плещущийся в глубине диковатый огонек.

— А почему «на броню»?

— Потому что нормальные машины броней зовутся.

— Вы воевали? — озарило Генку. — То есть ты воевал?

— Догадливый.

— Давно, наверное?

— Война давно не бывает. Особенно если служил в ВДВ.

— Значит, ты был десантником?

— Я был сержантом. Десантных войск, — водитель вздохнул. — Так что, бача, мы с моим колесным зверем оба ветераны…

Покосившись на мощные кисти соседа, Генка разглядел татуировку с парашютом и маленькой звездочкой.

— А что такое бача? Ругательство?

— Да нет. Тоже словечко оттуда. А значит оно… Водитель поморщился. — Вот я, скажем, боец и мужик, а ты бача, пацан.

— Чайник, значит, — кивнул Генка. — Понятно. Ну, а как на войне-то было? Интересно?

Валера повернул голову, задумчиво поглядел на парнишку, снова отвернулся. Руки его при этом вполне самостоятельно запустили движок, переключили передачу. Грузовик качнулся, резво пошел в разгон.

— Я, наверное, глупость сморозил, — смутился Генка. — Извините.

— Проехали, — Валера просто кивнул. — Только не выкай. И держись крепче! Это тебе не «хаммер» с буржуйскими подвесками.

— Ты что, катался на «хаммере»?

— Не катался, — мрачно процедил Валера. — Ездил.

Машину тряхнуло, Генку подбросило на сиденье, макушкой приложило к потолку.

— А ты еще в кузов хотел, шнурок! — Валера снова улыбнулся. — Сейчас бы ласточкой на дорогу вылетел.

— Я не хотел…

— Ты не хотел, а другие ездят. Хватает умишка. У нас же тут гаишников нет, штрафовать некому, вот и калымят иные умники. Наберут грибников полный короб и дуют на скорости. Только по нашим дорогам особо не разбежишься.

— А в Северухе что делаете?

— Я же сказал — ломаем. Мертвая деревня. Уж лет десять как. А избенок полно — и вполне справные.

— Пустые? — не поверил Генка.

— Ага, тут у нас полно брошенных деревень. Либо бомжики пришлые заселяют, либо совсем никого. А в Новоспасском буржуи поселок затеяли строить. Что-то вроде элитного курорта. Участки скупают атомные — чуть ли не с футбольное поле. Бассейны роют, стены — все, как в древних крепостях. Вот и появилась халтура. Разбираем старые избы на бревна, нумеруем и везем туда.

— Непонятно, — Генка потер ушибленную макушку. — Если буржуи, почему строят из бревен?

— А ты за них не переживай! Там всего хватает — и кирпича, и шифера, и бетона с мрамором. Только им ведь, глупышам, экзотику подавай. Чтобы, значит, подворье, как в старину, — с сарайчиками, мастерскими, банями… Флюгеры нашим дедкам заказывают, наличники, резьбу разную. Сейчас ведь модно в патриотов играться — вот и мудрят.

— Все равно странно. Зачем им старье? Могли бы новый лес заказать.

— Новый дороже стоит, это, во-первых. А во-вторых, глупые они, может, и глупые, а тоже понимают, что старое — оно проверенное. Труху, конечно, не возьмут, но и цилиндрованных бревен тоже не хотят. Понимают, что это полная чушь.

— А цилиндрованные — это как?

Валера не стал ехидничать — объяснил просто и доступно:

— Значит, пропущенные через специальные станки — вроде токарных. И бревна после такой обработки получаются круглые, как карандаши.

— Что же тут плохого?

— Плохо то, что нарушается структура дерева, — подкорковый слой, годовые кольца и все прочее. Шкурить-то стволы тоже нужно уметь. Целое искусство, брат! И класть бревна опять же надо с умом, не абы как. Раньше это умели, а теперь попробуй найди мастеров. Потому и разбираем избенки…

Гена кивал и глазел вокруг. Поле игривым кенгуру прыгало в окнах, скачками летело мимо. Макушкой парнишка больше не бился, однако за металлический поручень держался по-прежнему крепко.

Между тем лес стремительно приближался, терял сглаженность, превращаясь в неровную кардиограмму. Ногами уэллсовских марсиан справа вышагивали столбы. И не столбы даже, а сплошные восклицательные знаки. Впрочем, мелькали и опоры-«буквы»: А-образная. Л-образная, Г-образная, Т-образная. Словно кто нарочно решил поиграть с людьми в азбуку. Генка даже попробовал читать, но получалась форменная бессмыслица: а-т-а-а-л, т-г-т-а-т-а… Никаких тебе зашифрованных посланий, никаких советов. И кстати! Куда-то пропали провода! Черные и резкие, как линии в нотных альбомах, они были еще совсем недавно, это он точно помнил, а тут вдруг исчезли. Словно кто чертил, чертил по небу рейсфедером, а чернила взяли да кончились.

— Слушай, Валер, а где провода?

Водитель покосился в окно, передернул плечом.

— Известно где, в переплавке.

— А почему?

— Потому что алюминий это цветмет, стратегическое сырье. Или у вас в городе провода не воруют?

— Ну… У нас в основном банки пивные собирают.

— У вас — банки, а у нас — грибы, — пошутил Валера. — Ну и провода, понятно. Есть, конечно, и комбайны бесхозные, но они тяжелые, не доволочешь. А тут все просто, залез, перекусил, смотал — и в ближайший пункт металлолома.

Генка растерянно сморгнул.

— А как же тогда телефон, электричество?

— Да ты шутишь, бача! Кто тебе сказал, что у нас тут электричество есть? — у Валеры в глазах заплясали чертенята. — Это ты, верно, сказок начитался. Фантастики научной.

— Как же люди тут живут?

— А чего им не жить? — удивился Валера. — Воздух есть, вода не перевелась, репа с горохом растет. Живем как при Иване Грозном: лучины жжем, печками греемся. Кто побогаче, свечи закупает или керосинки.

Гена приуныл, и Валера хлопнул его по плечу:

— Не переживай! Ты ведь, наверное, ненадолго. Денек-другой, и обратно сдернешь.

— Да нет, я вроде как в ссылку. До конца лета.

— Ого! Декабрист, значит?

— Вроде того.

— Забавно… — грузовик с натугой взревел, одолевая крутой подъем. — А вот и твоя развилка, приехали, значит.

— Так быстро?

— А ты думал! Машина — зверь! — Валера качнул головой. — Видишь те руины?

— Ага.

— Наша бывшая МТС.

— Что, что?

— Уже и не знаете… — водитель усмехнулся. — Машинно-тракторная станция в переводе. Раньше здесь технику чинили — сеялки, веялки разные. Между прочим, везли со всего района.

— А теперь что?

— Теперь сам видишь — развалины, памятник старины, — Валера поморщился. — Как говорится, охраняется государством.

— Весело.

— Еще бы не весело! У нас тут кругом сплошное веселье. Особенно когда метель да мороз под сорок… — Валера аккуратно притормозил, кивнул Гене. — Все, декабрист, — финиш. Вон сворот на Северуху, так что десантируйся.

Генка неловко завозился на сиденье, кое-как распахнул тугую дверцу. Снова обернулся к Валере.

— Сколько с меня?

Загорелая физиономия водителя скукожилась.

— Это у вас в городе без «сколько» шага не делают, а здесь попросишь — и помогут. Без всякого бабла… Все, свободен, боец!

Парнишка спрыгнул вниз и едва не упал. Ноги от неудобной позы совсем одеревенели.

— Ну что, дойдешь?

— Дойду, конечно… — Генка покрутил головой. — Только куда идти-то?

— Соображай, декабрист! Дело ваше правое, значит, и тебе направо. Да тут недалече, как обогнешь развалины, сразу и разглядишь деревушку. Только в ямину не свались.

— В ямину?

— Ага. Там, на въезде, ямина огромная, так что будь осторожен, — Валера махнул лопатообразной ладонью, и грузовик с ревом тронулся с места. Проводив его взглядом, Генка поправил лямки рюкзака и двинулся к бывшей МТС.

Когда-то домина был и впрямь приличный — без малого ангар. Он и в нынешнем плачевном состоянии поражал размерами — из сизого кирпича, с огромными пробоинами отсутствующих окон, с обвалившейся шиферной крышей. Ни дать ни взять — корабль, севший на скалы. С момента гибели «корабля» вокруг успели вымахать целые рощи из репейника и крапивы. Трава и молодые деревца проросли даже на крыше. Вероятно, будь у него силы и время, Генка обязательно заглянул бы внутрь, но он порядком подустал и потому благоразумно обошел здание кругом.

По счастью, Валера не обманул. Внизу — всего в пяти минутах хода красовалась Соболевка. После развалин бывшего МТС деревушка показалась Гене крохотной, игрушечно маленькой. Точно пирожок на ладони, она легко разместилась в лесной котловине. Поросшие пестрыми зарослями улочки можно было пересчитать по пальцам, а редкие дымки из печных труб представлялись продолжением березово-хвойной кружевной чащи.

Сумел Генка разглядеть и коварную ямину. Огромная, похожая на артиллерийскую воронку, она пугала даже на расстоянии. Словно кто выстрелил по деревне, да чуток промахнулся… Лицо омыло ветерком, и Генке он неожиданно показался родным, почти домашним. А ведь пахло отнюдь не городом! Пахло коровьим навозом, сушеными травами и чем-то смолисто-древесным, успокаивающим и примиряющим. Улыбнувшись, Генка впервые подумал, что, может, и правильно поступил, слиняв из города. Пусть даже в глушь тараканью, зато без хлорированной воды, без гудящих под окнами автомобилей, без вездесущей рекламы и ночных фейерверков. Правда, тут нет электричества, но может, и от него стоило немного отдохнуть? А родители — что ж… Им без Генки будет только спокойнее. И им, и Окулисту, и участковому Александру Витальевичу…

* * *

С родней своей Генка перезнакомился быстро. В избе, двумя окнами выходящей на улицу и одним в огород, жило всего двое стариков. Бабушка Федосья Ивановна, кругленькая и невысокая, с добрым, словно выпеченным из ржаной муки лицом, и дед Жора, сухонький, как щепка, чуть сгорбленный, с всклокоченной бороденкой и косматым взором. Дед Жора, по выражению бабушки, был «драчунишкой». Тощий-то — тощий, а кулаки имел преогромные! Ими, считай, и отвоевал симпатичную Феню у парней из соседней деревни. И не боялся ведь ничего! Всего разок и убегал от «супротивника». Это когда уже после скромной свадебки тащил молодой жене кадушку из-под огурцов — бочку не то чтобы тяжелую, но уж дюже громоздкую. Вот разобиженные бабушкины кавалеры и подстерегли его с дубинами. Устроили засаду по всем правилам — не то впятером, не то даже вшестером. И быть бы деду ломаному и битому, да спасли все те же тощие ноги. «Он ведь у меня, как таракан был шустрый! — восторгалась бабушка. — Попробуй поймай! А домой прибежал красный весь, взмыленный. Сбросил кадушку, схватил полено — и назад. Вот такой вот он у нас был».

— Чегой-то был-то! — возмутился дед. — Я, чай, не помер…

Самое странное, что оба — и дед, и бабка, похоже, обрадовались неожиданному родственнику. Во всяком случае, бабушка Феня этого не скрывала и с ходу усадила Генку за стол. Дед Жора маялся радикулитом и сползать с печки не рискнул.

— Слезть-то слезу, а обратнова уже того… — дед Жора маячил над печкой нечесаной головой. — Поэтому, Генка, никогда не хворай! Жене хлопоты и тебе маета.

— Да я вроде пока без жены.

— А скока тебе ужо?

— Четырнадцать.

— Ну-у! Ишо сопляк, конечно. Только ить все одно придется. Женка — она, Ген, как приговор суда. Хошь не хошь, а впрягайся. Как ни отмахивайся, все одно упекут под венец.

— Ну, ты скажешь, старый! — обиделась Федосья Ивановна. — Не больно-то тебя и принуждали.

— Дурак был. Такой же молодой, как он. И не болел ишо…

Словом, дед Генке сразу понравился — и ворчливой своей словоохотливостью, и странным выговором, и даже расхристанной бородкой. Ни дать ни взять — леший из детских сказок. Отца же он напоминал разве что телосложением. Об этом Генка тут же и сказал Федосье Ивановне, чем немедленно ее рассмешил.

— Какое там телосложение! — она даже руками замахала. — Это у других телосложение, а у моего — сплошное теловычитание.

— Затоть ты у нас колобком родилась! — немедленно последовал ответ с печи. — Катаешься по избе, все равно как мячик в воротах…

— Ты пей-пей, Геночка, не слушай старого!

— Я пью.

— Вот и молодец, — в отличие от супруга, Федосья Ивановна говорила вполне грамотно. — Да-а… Танька-то у Радислава всегда метила в начальницы. Радик, помню, рассказывал. Хозяйка! Властная, с голосом. Бухгалтером, значит, работает?

— Ну, не совсем… — Генка решил, что объяснять разницу между старшим менеджером и бухгалтером будет лишним. — Спасибо, Федосья Ивановна. Такое молоко, прямо упился.

— А ты еще пей. Мяса-то нет, зато молока хватает. Козье-то — оно, говорят, еще полезнее коровьего.

— Особо для мужиков, — проскрипел дед Жора. Ему тоже хотелось участвовать в беседе. На печи было жарко и скучно, а поучить свежего человека — святое дело! — Не будешь пить, жена не полюбит. И не заманишь такого вот колобка в клетку…

— Не болтай! Рано ему еще про это думать! — Федосья Ивановна нахмурилась, но Генка заметил, что сердитость ее больше напускная. Судя по всему, шуточки старика здесь были делом привычным — и тонус поднимали не хуже бразильского кофе.

— Еще кружечку?

— Не-е, Федосья Ивановна, больше не лезет…

— А ты меня лучше бабой Феней зови. Или просто бабушкой.

— Годится! — Генка кивнул. — А Георгия Кузьмича буду дедом звать.

— Меня никуда звать не надоть. Мне и здесь хорошо, — немедленно прошамкал дед Жора.

— Это верно. Один раз недавно позвали — и вон какой вернулся, — кивнула бабушка Феня.

— А куда звали?

— На рыбалку, конечно. Они ведь у нас только это и умеют, добытчики!

Всклокоченная головенка вновь поднялась над печкой.

— Она ж, Генка, ни в жизнь не признает, а я, между прочим, в тутошних местах наипервейший рыбак! Из любой лужи пескарей с гольянами надергаю.

— А толку? — бабушка Феня даже руками всплеснула. — В доме шаром покати, одной ухой, считай, и питаемся.

— Во-во! Без ухи-то моей давно б отощала.

— Без ухи твоей мы давно бы уехали. Как все нормальные люди, — бабушка Феня обернулась к внуку. — Мне еще мать покойная говорила: кто рыбалит да удит, у того ничего не будет. Ругала, что за непутевого иду.

— Чего ж не послушались?

— Так глупая была, ветер в голове. А он тоже, липун хитрый, — на зорьку как-то уговорил. С удочками посидеть, с костерком да картошечкой. Вот за костерком-то и проморгала свое счастье.

— Ишо незвестно! — немедленно встрял дед Жора. — Вышла б за Митьку — и была бы теперь вдовой.

Бабушка Феня пригорюнилась:

— Это верно. Митька-то, его дружок, поумнее был, поинтереснее. Высокий, обходительный. Я ведь на него все больше смотрела, а этот суслик меж нами прыгал. Вот Митька и уехал в город. Там отучился, офицером стал. Всего разок и приезжал погонами похвастаться. Фотографию вон оставил.

Проследив за ее взглядом, Генка рассмотрел на черной, висящей на стене доске целую серию аккуратно приклеенных фотографий. Где-то там, среди желтоватых, полувыцветших лиц, видимо, и хранилось фото бабушкиного ухажера…

— А что потом?

— Потом война с Китаем приключилась. Митя горел, вернулся слепым, с ожогами.

— Прожевали и выплюнули нашего Митьку! — проворчал дед. — И пенсию грошовую дали.

— А почему не лечили?

— Потому что так дешевше! — фыркнул дед. На этот раз он уже не шутил, злился. — Кому мы, Генка, нужны-то? Мы ж для них — пушешное мясо!

Он так и сказал «пушешное», но Генка не улыбнулся.

— Вот и ссылають всех по домам — помирать да доживать свой век, — продолжал дед. — Деревням-то давно каюк, — вот нас всех в кучу и сгребают. Все равно как мусор в уголок. Митьку с Пашкой, стариков Юзовых…

— А сейчас что с ним? — не удержался и перебил его Генка. — С Митей вашим?

— Успокоился наш Митенька, — вздохнула бабушка Феня. — Всего годика два и протянул… Слышь, Жора, надо бы могилку его подновить. Совсем опростилась.

— Надоть-то надоть, только куда я с такой спиной? Это Митьке там хорошо да покойно, отмучился ужо, а нам еще терпеть да маяться.

— Чего болтаешь, старый? У внучка аппетит пропал, — бабушка Феня улыбнулась Генке. — Ты нас не слушай, Ген! Мы же старые, с кем тут еще поговорить? Вот и трещим без умолку. А ты отдыхай с дороги. Кровать я тебе новым застелю. Меду надо попросить у Пашки. Это пасечник наш тутошний.

— Пасечник… — проскрипел дед. — Куркуль он, а не пасечник.

— Ладно тебе! Торгует человек медом, что в том плохого?

— Как рыбой делиться, так он тут как тут. А как медом по-соседски угостить — не допросишься.

— Не очень-то мы и просили, — возразила бабушка Феня.

— И не будем! У нас ишо совесть-то не повывелась. Проживем как-нибудь без меда евоного… — дед Жора вздохнул. — Сахар — он тоже сладкий. Не хуже меда.

— Будто у нас сахар есть! Хлеб, между прочим, тоже кончился.

— Так у меня же хлеба навалом! Еще полбуханки! — обрадовался Генка. — И в магазин я могу сбегать. Только скажите куда. Сейчас прямо и слетаю…

* * *

Промтоварную лавку, больше похожую на перекрашенный в желтый цвет автобус, Генка нашел быстро. Не таким уж сложным мегаполисом оказалась здешняя Соболевка. Шесть-семь улиц, три-четыре десятка дворов, все прочее — в сплошных зарослях и запустении. На взгорке отлично просматривалась громада МТС, где-то левее скрывался пруд, а далее петляла речка Ляма — здешний приток Кумарьи.

А еще в деревне имелась своя водонапорная башня, давно заколоченная и проржавевшая. На холме, с которого и брали начало соболевские улочки, пряталась под шапками берез и рябины массивная крыша совхозной конторы. Именно здесь подразумевался исторический центр Соболевки, и спозаранку сонные сельчане, должно быть, сходились сюда, присаживаясь на бревна, придумывая темы для бесед, закуривая свои первые папиросы. Потом, наверное, выходил председатель и начинал крикливо раздавать наряды. Одним — на пилораму, другим — на лесосеку, третьим — в подсобные хозяйства. По словам бабушки Фени, сюда и студенты не раз приезжали: расселялись по избам и семьям, вплетались в общее неспешное коловращение. Словом, все было в Соболевке, кроме соболей. Этих славных зверушек извели еще до советской власти. Но уж потом-то понастроили самого разного — и свою маленькую столовую, и общежитие для приезжих, и здание почты, и даже собственный клуб! По будням в клубе крутили привозные фильмы, в выходные устраивали танцы для молодежи. Но с клубом все-таки перемудрили: строили капитально, из каменных добротных блоков, а потому просчитались. Крепкий и осанистый домик сгинул раньше прочих построек. В первый же год государственной междоусобицы гордость Соболевки попросту разобрали находчивые селяне. И ведь стыдно было! — ломали по ночам, украдкой, без лишнего шума развозили по дворам, спешили укрыть рогожей.

— А я, Ген, заметь, ни камушка не тронул! — горделиво сообщил дед Жора.

— Камушка, может, не тронул, а стекла из рам вынимал.

— Так ить стекла — совсем другой коленкор! Все одно побили б, а я на парник свез. Тот же Пашка, небось, не стеснялся. С тачкой туда-сюда ходил, все подряд брал, а я не-е-ет!..

Дед Жора явно ждал одобрения, и Генка великодушно кивал. Он и впрямь был доволен своей новой родней. Старики — они ведь разные бывают. Потому и зовут их по-разному: кого мухоморами, а кого и поганками. Федосью Ивановну с Георгием Кузьмичем Генка отнес бы к грибам вполне пристойным, — если не благородным белым, то уж во всяком случае не ниже обабка с шампиньоном. Куда больше его огорчало здешнее положение с электричеством. Конечно, насчет лучин Валера чуть подзагнул, но керосиновую лампу с запасом горючего в двух десятилитровых канистрах бабушка Феня внуку все же показала. И совсем уж в полное изумление парнишку привел замеченный в углу агрегат невиданных размеров. То есть поначалу Гена решил, что это телевизор, но оказалось, что радио — само собой, ламповое, привезенное неведомо откуда еще в старозаветные хрущевские времена.

Генка даже покрутил массивные верньеры, с любопытством понаблюдал за перемещением ребристой реечки, поочередно пощелкал тугими клавишами. Если верить надписям, ламповый ветеран ловил все на свете — от Рима до Токио. Жаль, нельзя было проверить в деле. Генка подозревал, что кушает агрегат преизрядно, но даже самой малой толики электричества в Соболевке не водилось.

Изучил Генка и огород стариков. Все здесь было скромно и аккуратно: пара соток, засаженных крыжовником, кабачками и свеклой, а дальше — морковь с горохом, острые стрелки лука и что-то пушистое да зеленое, названия чему Генка опять же не знал. Упирался огород в ископаемого вида сарайчик, стены и крыша которого были сбиты из соснового горбыля. И даже не сбиты, а стянуты веревкой и проволокой — все равно как папирусные лодки Тура Хейердала. В самом сарайчике жили козы, и тут же дед умудрился организовать что-то вроде небольшой мастерской. На гвоздях здесь висели пилы, косы, ножовочные полотна и другие инструменты. Все было на удивление старым — рыжим от ржавчины и тусклым от пыли. Генка тут же подметил закономерность: чем тяжелее и массивнее был инструмент, тем больший слой ржавчины его покрывал.

Сразу за сарайчиком, на краю засеянного картошкой поля, он обнаружил козу. Привязанная к столбику, она мирно жевала траву, выедая подле себя довольно ровный кружок. Глаза животного — странные, с космическим вертикальным разрезом — настороженно уставились на гостя.

— Да ты у нас геометр! — Генка поглядел на рога животного и подходить ближе не стал. Сама собой вспомнилась «козья ножка» — простенький первоциркуль, вслед за которым в памяти всплыли загадочные круги на полях Мексики, Англии и других стран. Кажется, там находили такие же «выбритые» круги на полях. Однако все сваливали на зловредных инопланетян. Прилетали, мол, чудили и сматывались. Теперь над этим можно было только посмеяться. По всей видимости, ребята знать не знали ничего про соболевских коз.

Выйдя за калитку, Генка зашагал по настеленным вдоль улицы доскам и почти сразу замахал по-птичьи руками. Доски были подозрительно ветхими, опасно поскрипывали под ногами. Кроме того, напомнила о себе свежая мозоль, и Генка порадовался, что идти было недалеко.

Отыскав торговую лавочку, Генка зашел внутрь. И даже не зашел, а втиснулся, настолько здесь было тесно. Слева стояли ящики с водкой, справа в навал лежали продукты питания и бытовой ширпотреб. Продавщица лишь косо поглядела на вошедшего. Она была занята важным делом — приклеивала к потолку липкую ленту для мух. Впрочем, надолго отвлекать ее Генка не собирался. Купив сахару с лапшой, он попросил пару круглых, как колесо, батонов чернушки, чуть подумав, прихватил упаковку восковых свечей и гель против кровососов. Под мотками капроновых веревок, обнаружилась плоская коробка вафельного торта. Генка взял и ее.

Количество покупок продавщицу несколько удивило.

— Только торт засохший, — честно предупредила она.

— Зачем тогда продаете?

— А куда его девать? Мышам выбрасывать?

— Тогда скидочку! — нахально потребовал Генка.

— Это ты на рынке торгуйся, а здесь цены не я устанавливаю.

— Ладно, уговорили. А зачем столько водки? Здесь жителей меньше, чем у вас бутылок.

— Ты еще мне посоветуй! Торт-то берешь, нет?

— Беру, — решился Генка. — Если что, козе скормлю.

— Козе?

— Ага. Больно уж молоко у нее кислое. Попробуем подсластить…

Из лавки Генка вышел нагруженный продуктами и несколько озадаченный. Хмуро оглядевшись, замер на распутье. Распластав крылья стареньких крыш, деревенские избы калились под солнцем. Справа и слева вздымался лес, все так же шуршала крыльями мошкара. Шагать к старикам почему-то расхотелось. Это было странное чувство, но Генке, в самом деле, показалось, что Соболевку он изучил вдоль и поперек. Да и чего здесь было изучать? Дыра — она и есть дыра.

То есть когда-то, если верить рассказам бабушки Фени, в деревушке проживало приличное количество народу — сотен пять или шесть. Сейчас же не набралось бы и полусотни. Соответственно уменьшилось число подворий. Брошенные хозяевами дома с огородами, точно лишенные душ телесные оболочки, быстро приходили в упадок. Избы рассыпались и обращались в труху, сами собой тут и там возникали пожары. На пепелище буйно прорастала сорная трава, со скоростью бамбука поднимались к небу молодые березки.

Впрочем, кое-что для местного благоустройства здесь все-таки делалось. Взять те же дощечки вместо тротуаров, — кто-то ведь их укладывал! — по две в ширину, так, что и вдвоем разойтись было не просто. А может, делалось это с расчетом, чтоб не шлялись в темное время суток компаниями. Разве что в колонну по одному. Доски от мерного шага опасно раскачивались, в любую секунду норовя сбросить на обочину. Благо и лететь было куда, — у всех заборов густо клубилась крапива, падать в которую было, конечно, не очень здорово.

Склонившись, точно семафор, Генка заинтересовался пятнами на крапиве, но оказалось, это не пятна, а гусеницы — серо-голубые, с оранжевыми узорами по всему тельцу. Толстые и спокойные, они сотнями покрывали шипастые листья — то ли загорали на солнце, то ли переваривали кусачую листву.

— Ты чего это подглядываешь?

Генка выпрямился. За забором обнаружился двор, во дворе конура, а рядом дремлющий на цепи пес и конопатая рослая девчонка. С выгоревшими ресницами и бровями, она могла бы показаться смешной, если б не сердилась. Бросая в Генкину сторону бдительные взоры, аборигенка ловко выхватывала из стоящего на табурете таза белье, хлопком расправляла и забрасывала на веревку.

— Я не на тебя, — я на крапиву смотрю.

— Чего на нее смотреть?

— А чего на тебя смотреть? — Генка хмыкнул. — Я не жених, ты не невеста.

— Городской, что ли?

— Ага, сегодня приехал.

— На поезде?

— На самолете. Тут у вас гусениц полно, вот меня и послали. Из санэпидемстанции. Будем дустом выводить. А то всю крапиву сожрут, жалко.

— Ты чего… придуриваешься? — руки с бельем на секунду замерли, и Генка понял, что подловил девчонку. Пусть не надолго, но она повелась! А в следующий миг незнакомка смешливо фыркнула, белье вновь замелькало в ее руках.

— Клоун!

— Ты еще маленькая, не понимаешь.

— Чего понимать-то?

— А то, что от гусениц веснушки и родинки. У тебя есть веснушки? — Генка хотел было продолжить, но кто-то позвал девочку из избы, и, тряхнув мокрыми руками, она взбежала на крыльцо.

Генка подождал минуту-другую и лениво побрел дальше. Делать было нечего, и это странным образом нервировало.

Добравшись до бревенчатой завалинки, он присел на ближайший ствол. Примостив авоську на худых коленях, достал сотовый телефон, в очередной раз попытался набрать номер Стаса. Ничего не вышло, телефон молчал, как мертвый, — зона покрытия Соболевку не доставала. Растерянно Генка поскреб телефоном макушку.

Интересно, а смогут его достать шустряки из «Магнолии»? Наверняка ведь попробуют найти. И родителей тряхнут расспросами, и друзей с соседями. Как ни крути, а он ведь их с носом оставил! Обидел…

Генка огляделся. Нет, здесь этой публике его не достать. Ни коммерческими банками, ни машинами, ни супермаркетами в этой дыре не пахло. Мир, агрессивный и пестрый, азартный и шумный, остался где-то в ином неведомом измерении. Соболевка жила по своим особым законам, обладала своей гравитацией. Заброшенная планета, на которую каким-то чудом Генку завез обыкновенный поезд. Честно говоря, он и сам не знал — радоваться этому обстоятельству или нет.

* * *

Коренастая женщина неопределенных лет с загорелым лицом несла коромысло. Наблюдая за ее уверенной походкой, Генка даже усомнился — да полные ли у нее ведра.

— Здрасьте! — женщина улыбнулась.

— Здравствуйте, — Генка шагнул в сторону, уступая дорогу. Мимолетно нырнул взглядом в ведра. Воды там наблюдался полный комплект — по самый венчик. Что это такое, он отчасти уже представлял: перелил одно ведро в бабушкину бочку и чуть не надорвался. А потому отказывался теперь понимать, как они такое носят! К тому, что все встречные сельчане непременно с ним здоровались, Генка начинал уже привыкать. Более непривычным выглядело то, что руки здешних женщин были заняты чем угодно, но только не сотовыми телефонами, не сигаретами и не сияющими пивными банками.

Пройдясь несколько раз по коротеньким улочкам Соболевки, поглазев на ульи обруганного «Пашки», окольцевав бывшее здание конторы и водонапорную башню, Генка вновь ощутил прилив скуки. Карту крохотной деревушки он мог бы теперь нарисовать с закрытыми глазами, да и с половиной жителей успел, наверное, перездороваться. Одним словом: «вэни-види-вици»! Пришел, увидел, победил. Соболевка была освоена в один присест, иначе говоря — пережевана и проглочена способным акселератом.

Подумав так, Генка тотчас ощутил тоску. Разогнать ее можно было только очередным приключением, и, уточнив у случайного прохожего направление, парнишка двинулся к пруду.

На полпути, повстречав возившихся в придорожной пыли детей, Генка немного развеселился; чумазые недоросли занимались примерно тем же, чем занимаются малолетние горожане — а именно лепили куличи, копали канавы и возводили дома. Пыль, конечно, не песок, но при должном прилежании строить, оказывается, можно было и из нее.

Генка хотел пройти мимо, но одна из чумазых мордашек немедленно обратилась в его сторону.

— Ты городской, да?

— Он же из Туринска же приехал же! Все же уже знают!

— Эй, мальчик! Тебя как зовут?

Мальчик!.. Генка хмыкнул. Это спрашивал шпингалет лет пяти.

— Зови меня Карлсон, — он подмигнул шпингалету. — Тот, что живет на крыше.

Дети серьезно переглянулись.

— Ты, что ли, правда, живешь на крыше?

Генка серьезно кивнул, и карапуз, что сидел на обочине в одних трусах, испуганно открыл рот и заплакал.

Генка поправил на плече авоську и возобновил путь. Так или иначе, но кое-что полезное для себя он почерпнул. Чуть отойдя от малышей, парнишка скинул надоевшие сандалии, носки комом упихал в карман.

Забавно, но он ступал босиком по земле чуть ли не впервые в жизни! И ощущение было столь непривычным, что Генка даже запыхтел от удовольствия. Таким восторгом отозвались ноги на соприкосновение с пропеченной солнцем дорогой! Ступни зудели, и Генка шагал, чуть ли не пританцовывая, — шагал и не понимал, почему не додумался до такого славного пустяка раньше. Не прогулка, а самый настоящий массаж!

Дорога начинала подниматься в гору, но туда он не собирался. Пора было сворачивать к пруду, и, повертев головой, Генка тотчас рассмотрел убегающую от дороги тропку. Точно нож она входила в дымчатое лесное брюхо, секла его надвое. Туда-то Генке и следовало топать.

Он потер пятку о выпирающий из земли древесный корень и ускорил шаг. Заблудиться он не боялся, куда страшнее казались атаки пикирующих комаров и слепней. Но и тут выручил купленный в лавке гель против насекомых. Генка на ходу помазал шею, лицо и руки, — гудящее облако тут же рассыпалось в стороны. Летучие кровососы продолжали кружить возле, но кусать иноземца уже не рисковали. А еще чуть погодя ноги вынесли парнишку на берег пруда. Генка сделал пару шагов и застыл на месте. Наверное, даже восторженно ахнул, и тому были причины: он-то ожидал увидеть заурядную лужу, а перед ним оказался океан.

Самый настоящий!

Парнишка на секунду зажмурился и снова открыл глаза. Океан оставался на месте. Ветер добротно вымел небо и успел пройтись по земле и воде. Именно он породил рябь, слепящую глаза, не позволяющую рассмотреть противоположный берег. Волшебным образом пруд разросся, поглотив глинистые скаты обрывов, затопив хвою и листья деревьев. Ничего удивительного, что у Генки перехватило дыхание. Пожалуй, он ничуть бы не удивился, услышав гудок парохода или разглядев выплывающее из-за чешуйчатого горизонта далекое судно. С множеством труб, как у «Титаника», с капитаном на мостике и разгуливающими по верхней палубе пассажирами…

Зачарованный, Генка бросил авоську с покупками, торопливо стянул одежду, и в одних трусах двинулся к воде. Это смахивало гипноз, он понимал это, и все равно шел к пруду.

Вода не обожгла холодом, оказалась тропически теплой. Ступни скользнули по глинистому дну, и это тоже показалось Генке удивительным! В эти воды не нужно было даже заходить, — он сам съезжал в глубину. Все равно как на незримых лыжах, как спускают со стапелей новенькие, не нюхавшие волн корабли.

Наваждение прошло, когда вода дотянулась до горла. Может, потому и прошло, что здесь — на ином уровне — пруд внезапно потемнел и перестал искриться. Крутые, поросшие кустарником берега выплыли из небытия, а лес на противоположном берегу великаном поднялся к небу. Кроме того, парным молоком вода казалась только у поверхности. Уже на уровне бедер температура резко падала до колодезного трясуна.

— Екалэмэнэ! — Генка гребнул руками, пытаясь притормозить сползание вниз, но было уже поздно, его продолжало тянуть в пруд. А в следующий миг правой щиколотки коснулось что-то чужое и липкое. Словно кто лизнул подростка в ногу. Ойкнув, Генка попытался поджать колени, но оттого съехал еще глубже. Страх стиснул сердце, и уже через мгновение парнишка скрылся под водой. Скопищем пузырей изо рта вырвался немой вопль. Замолотив руками, Генка оттолкнулся от дна и, высвободившись из вязкой ловушки, поплавком вынырнул на поверхность. Паника продолжала сжимать грудь, вымораживала мысли. Он пытался плыть, но как раз плыть-то у него и не получалось. То есть когда-то в школе их водили в бассейн и даже пытались учить плавать, но Генке наука впрок не пошла. Метров пять-шесть он, помнится, проплывал, но не более того. Тренер же обходился с ребятней исключительно по-спартански: приучая к глубине, попросту отталкивал от бортика огромным шестом. Так что занятия по физкультуре восторгов ни у кого не вызывали, и бассейн пропускали верных полкласса. Так или иначе, но тройки школьникам поставили автоматом, а иного им тогда и не требовалось. Глупые были, если разобраться. Наверное, не умнее того же тренера…

Все это круговертью пронеслось в мозгу и сгинуло. Яснее ясного Генка вдруг понял, что обречен. Здесь, в этом пруду, ему суждено было сгинуть на веки вечные. Кто-то тонет в арктических льдах Атлантики, кто-то погибает от акульих зубов в Средиземном море, а вот ему суждено захлебнуться в крохотном уральском пруду!

Что-то вновь ткнулось в его ногу — может быть, гигантский сом, а может, и кто пострашнее. Сердце зашлось пулеметной дробью. Дно окончательно пропало, и теперь Генка не доставал его даже в моменты, когда погружался в воду с головой. Берег неведомым образом отдалился еще на несколько шагов. То ли способствовали этому неумелые движения Генки, то ли проявляло себя неведомое течение.

Скрываясь в пучине, Генка глотнул раз-другой воды, заметно отяжелел. Выныривать стало сложнее, руки все больше наливались предательским свинцом. От ужаса он совсем уже ничего не соображал. Наверное, потому и не догадывался кричать. Или уже не мог? Вода плескалась во рту и горле, хлюпала в ушах и носу. Связки сипели, и крик уже не прорывался через эту вездесущую воду.

— Эй! Ты что там? Тонешь?.. — голосок был тоненький, едва слышный. Генка даже не попытался ответить. Колотя по воде руками, он продолжал бороться за жизнь. А точнее говоря — погибал. Тем не менее чуть погодя голосок обрел силу и прозвучал значительно ближе:

— Держи! Руку мою держи!

Рука парнишки ткнулась в чью-то ладонь, и пальцы сами собой сжали эту хрупкую соломинку, стиснули волчьим капканом. Кажется, его потянули, и Генка в свою очередь дернулся навстречу чужой руке, еще суматошнее замолотил в морозной глуби ногами. Запрокинутое лицо по-прежнему не позволяло ничего видеть, но что-то, по всей видимости, менялось. Небо все так же периодически окуналось под мутный глинистый слой, но облака на нем почему-то вращались. Может, оттого, что вращалась Земля, а может, оттого что некто пытался развернуть самого Генку. Как бы то ни было, но жутковатая тишина не наступала. Ее рвал все тот же тоненький голосок, а маленькая ладонь продолжала тянуть и тянуть подростка в неведомом направлении…

Как он выбрался на берег, Генка толком уже не помнил. Кажется, на четвереньках, потому что ноги его не держали. Вода текла из носа, текла изо рта, из ушей. Что такое обморочное состояние, он понимал теперь прекрасно. Трава норовила занять место деревьев, а сосновые шапки напоминали кляксы взрывающихся перед глазами петард. И не сразу до него дошло, что фейерверка на самом деле нет, а пульсирующий грохот — это всего-навсего удары его ошалевшего сердца.

Мышцы живота скрутило, желудок содрогнулся, выталкивая последнюю порцию воды. Перевернувшись на спину, Генка без сил плюхнулся на траву.

* * *

Жить было здорово и жить было хорошо!

Сотни запахов окутывали Генку, и сотни интереснейших мелочей плясали перед глазами изменчивой мозаикой. И совершенно не верилось, что всего полчаса назад ему было скучно. Скучно и одиноко.

— Ну ты и тяжеленный! Чуть-чуть меня не утопил! — Варя, худенькая спасительница Гены, лежала поблизости на траве и озабоченно разглядывала собственную кисть. — Синяки, наверное, месяц не сойдут. И нахлебалась, и платье вымочила.

— А почему за волосы не тянула?

— Ага, за волосы! — Варя рассмеялась. — Попробуй дотянись до них! Ты же во все стороны руками молотил. Убить, наверное, мог.

— Лежи тихо! — прикрикнул на нее Юрашка, карапуз лет четырех. — Я же тебя же лечу же!

— Что же, лечи же, — с улыбкой разрешила Варя. Глянув на Генку, пожала остренькими плечиками. — Как его отучить от этого жужжания, не знаю. Все «же» да «же».

— Ну, так красиво же, — рассудительно пояснил малыш. Глядя на него, Генка улыбнулся.

— А он тебе кто?

— Он мне друг, — серьезно сказала Варя. — И твой спаситель, между прочим. Если бы не он, я бы дальше землянику собирала. И пускал бы ты тут пузыри до вечера.

Генка это тоже понял. И про пузыри, и про спасителя. К счастью для него, один из малышей — тех, что возились у дороги, решил разведать, что же поделывает у пруда городской гость. И, увидев, что Генка тонет, тут же бросился за Варей.

— Бежит, орет как чумной: «Карлсон, Карлсон!» Я и не поняла ничего. А этот ревет — и сказать толком ничего не может, только руками показывает.

— Я же испугался же! — необидчиво пояснил Юрашка.

— Это я испугалась, — возразила Варя. — На пруд-то им строго-настрого запрещено ходить. Обычно мы с Машкой присматриваем — то я, то она. А тут Машки нет и какой-то «Карлсон»…

— Про Карлсона я пошутил, — признался Гена.

— Ну вот, а я на Шурика подумала. Он у нас самый маленький, толстый. В самом деле, как Карлсон. Неужели, думаю, добрел до пруда и шлепнулся в воду? Дно-то здесь крутое, только шагни. Вот и помчалась как сумасшедшая. Всю землянику рассыпала.

— Еще соберем, — утешил Юрашка. — Ты же только не дергайся.

— Ага, не дергайся… До сих пор колотун трясет. Хорошо, я плавать умею, а если бы кто другой был? Сколько уж тут людей потонуло!

— Неужели много? — Генка покосился в сторону близкой воды.

— Прилично. Я-то сама не видела, но люди рассказывали, — каждый год одного-двух приходилось доставать.

— Особенно раньше тонули, когда деревня большая была, — пояснил Юрашка.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился Генка.

— Юрашка у нас все знает, — фыркнула Варя. — Газеты вверх ногами читает, буквы справа налево пишет — совсем как китаец. А все потому, что линия ума — аж через всю ладошку. Не то, что у меня.

— А у тебя короткая?

— У меня средняя, — вздохнула Варя. — Наверное, соответствует. Я и есть средняя. А Юрашка у нас умненький. В кого, непонятно. Ничему ведь его никто не учит — он в грязи возится, жуков ловит, на курах верхом ездит, а все равно умный.

— Я даже про терминатор знаю! — похвастался малец.

— Про что, про что?

— Про терминатор! Это такая граница на всех планетах. Слева темно, справа светло.

— Круто! — оценил Генка. — А я думал, что терминатор — это робот.

— Не-е, — Юрашка помотал головой. — Это граница. Я, когда подрасту, стану как Ломоносов. Поеду учиться в Москву. Или в Лондон с Кембриджем.

— Видишь, сколько всего знает! И про терминатор, и про Ломоносова.

— Про Ломоносова ты тоже знаешь.

— Я — другое дело: ему — четыре годика, а мне десять. Я и в школе училась, книги читала.

— «Принцессу на горошине»?

— Почему? Не только. У нас, знаешь, какая библиотекарша была! Славная такая тетечка, я к ней каждый день бегала за книжками. И Бажова читала, и про капитана Немо, и «Таинственный остров» и еще сто разных книг…

— А я помню! — перебил Юрашка. — Остров — это же про пиратов!

Глаза малыша восторженно блеснули. Вскочив на ноги, он поднял руки, утробным голосом затараторил:

— Ты же рассказывала, помнишь! Там пират на шариках летал. А шарики сдулись, и он в воду бултых! — и мелко. А тут акула! Бамс его — в рот! Пожевала клыками, а он фу! — невкусный. Горький же весь, соленый. Как капуста прашло… Прашлагадняя. И выплюнула. Живого…

Большеголовый, на тоненьких ножках, перепачканный травой и глиной, он расхаживал в одних трусах взад-вперед, возбужденно пересказывая Генке с Варей сюжет о пиратах. И они хохотали, потому что молчать не получалось. Юрашка был прирожденный артист. Придумывал многое на ходу, мешал с услышанным от Вари, вопил как оглашенный, и в итоге получался какой-то гремучий триллер, в котором пиратов сравнивали с мухоморами, огурцами и карамелью, а акулы со слонами разговаривали на вполне человеческих языках, витиевато ругались и ездили на грузовиках с велосипедами.

— Он же как соскочит с велика, как выхватит… меч! Нет, саблю! У них же сабли у всех были. У эскимосов же… Как закричит: «Тебе что, пацан, жизнь не мила! Хочешь угодить впросак? Ну, я тебе задам жару-пару! Будешь у меня кровь из носу!» И ранил его. В правую голову…

Живот у Генки еще не отошел после недавнего купанья, а сейчас и вовсе разболелся. Глядя на размахивающего прутиком Юрашку, он хохотал и просто корчился на земле.

— Это он для тебя старается, — выдавила сквозь смех Варя. — Так-то он серьезный парнишка.

— Серьезный? Ты шутишь?

— Правда, правда, — Варя поймала разбушевавшегося Юрашку, прижала к себе. — Все, угомонись!

— Ну, чего ты! Я же еще не дорассказал! — мальчонка попытался вырваться, но Варя была сильнее.

— Он такой! Разбуянится, потом два часа успокаивать придется. И обидчивый, как не знаю кто…

Наблюдая, как она управляется с брыкающимся Юрашкой, Генка наконец-то поверил, что эта девчонка сумела вытащить его из воды. Сил у нее явно хватало. И характер тоже присутствовал.

— Мы, брошенки, все немножко ненормальные, — Варя усадила Юрашку рядом с собой, погладила по голове.

— Брошенки? — не понял Генка.

— Ага, — Варя легко кивнула. — Деревушка брошенная, и мы брошенные. Ни родителей, никого.

— Погоди, погоди! Как это никого?

— А так. Юрашка-то с Шуриком — детдомовские. В Новоспасском детдом был — маленький, конечно, но все равно работал. А в прошлом году там пожар случился — может, проводка старая, а может, кто из дачников постарался. Там же строиться начинают, дома — как дворцы, вот и бьются за землю. А детдом на самом берегу стоял. Красивое такое место.

— Да-a, красивое! — подтвердил Юрашка. — Обрывище такой, и кругом вода, вода…

— Жалеешь о детдоме? — спросил Генка.

— Ага, — Юрашка кивнул. — У меня там друзья были, игрушки. И часы в комнате стояли. Большие такие — со звоночком.

— Будильник?

— Ну. Я даже сам их заводил.

— А хочешь, я тебе на руке часы нарисую?

— Хочу.

Генка достал ручку, придвинулся к малышу ближе. Юрашка доверчиво протянул руку.

— Это будут хорошие часы — водонепроницаемые и противоударные, — пояснил Генка. — А стрелки фосфором сделаем светящимися.

— Чтобы в черноте видеть?

— Молодец! Все понимаешь. И в черноте, и в темноте… — Генка дорисовал стрелки, довольно прищелкнул языком. Вот и готово!

Мальчуган с восторгом оглядел кисть.

— Здорово! А сколько на них времени?

— Времени — ровно два часа.

— Я запомню…

— А что еще у вас было в детдоме? Наверное, мультфильмы по вечерам смотрели?

— Какие мультфильмы? — вмешалась Варя. — У них и телевизора не было!

— Быть такого не может!

— Еще как может! Да что телевизор, ты спроси его, как они зимой на улицу бегали. Одна шубейка на пятерых — вот так по очереди и гуляли… — Варя запустила шишкой в кусты. — В общем, сгорел дом, а детишек кого куда разбросали. Совсем маленьких — в город, для иностранцев, наверное, а остальных — по соседским интернатам. Ну, и родне, понятно, предлагали, кто соглашался. Хотя какая там родня… Шурика вон старики Юзовы к себе взяли. Из жалости. А Юрашка к нам попал вообще по недоразумению.

— Как это попал?

— А так. Приехали из детдома, сказали, что фамилия та же. То есть, скорее всего, просто однофамильцы, но все равно попросили пару дней подержать. Ну, и пропали. Старики потом ездили в райцентр, да только кого там спросишь? Так и остался у нас.

— Теперь меня уже не отдадут, — важно сказал Юрашка.

— Верно, теперь ты наш, — Варя потрепала мальца по голове.

— Потому что вы ко мне привыкли?

— Дурачок! Это к игрушке можно привыкнуть, а ты ведь не игрушка, — Варя поглядела на Генку. — Так их всех жалко, прямо плакать хочется. Тот же Шурик, знаешь, как по маме скучает. Ведь не видел ее никогда, а все равно…

— Он всех тетенек мамами называет, — выдал Юрашка. — И даже Машку с Варей.

— Правда. А поначалу, знаешь, какой был! Вещи разбрасывал, раскачивался на корточках, выл. Прямо дикарь дикарем! Подходить было боязно. А приласкаешь, скажешь что-нибудь доброе, и на глазах человечек меняется. Обнимать начинает, напевать что-то.

— Он ей волосы гладит, — кивнул Юрашка.

— Ага, и мамой зовет… — у Вари заблестели глаза, она торопливо отвернулась. Чуть глуше повторила: — Так их всех жалко…

— И меня? Меня тоже жалко? — Юрашка подсел к ней ближе, чмокнул девочку в руку. — Хочешь, я тоже тебя по голове поглажу? Ты только не реви.

— Кто ревет-то! — Варя натянуто улыбнулась. Хищно оскалившись, щелкнула зубами. Юрашка, взвизгнув, отдернул руку. Тут же восторженно захохотал.

— Чуть палец не оттяпала! Прямо как акула!

— А ты? — Генка не сразу решился спросить. — Ты тоже детдомовская?

— Я — нет, я из Туринска, — Варя стряхнула с лица крошки. — Только у меня другая история. Тоже невеселая…

— У нее ножка больная, — словоохотливо сообщил Юрашка. — Собака в городе покусала.

— Как это?

— Да ерунда, — Варя отмахнулась. На лицо девочки легла тень, и Генка не решился расспрашивать дальше. Только, искоса глянув, заметил, что правая нога у девочки, действительно, выглядит несколько странно. Чуть криво, что ли… Или короче? И шрам ниже колена. Наверное, и впрямь от собачьих зубов.

В голове сама собой прокрутилась картинка: атака свирепой псины и хруст перекушенной ноги… Генке даже тошно стало от непрошеного видения. Он торопливо отвел взгляд.

— Есть хочется, — пробормотал Юрашка. — Варь, может, сходим за ягодами? Или сыроежек пособираем? Я же умру же!

Генка встрепенулся.

— Зачем сыроежки? У меня еда в авоське! Даже торт целый!

— Торт?

— Ага. Засохший, правда, но все же получше сыроежек.

— О-о! — прокричал Юрашка. — У нас торт! Настоящий!

— Лишь бы только не испорченный. Сейчас проверим… — усевшись, Генка отряхнул руки от травы, бережно извлек из сумки коробку с тортом. Юрашка взметнулся на ноги, тут же принялся что-то такое выплясывать. Больше всего это напоминало танец дикарей у костра. Только роль огня нынче играл торт.

— Он что, тортов никогда не ел? — поинтересовался Генка.

— Смеешься? — Варя печально улыбнулась. — Он их даже никогда не видел.

* * *

Ножа у них не было, и торт ломали неровными кусками. Впрочем, это никого не смущало, а уж Юрашка закатывал глазенки и прямо-таки лучился восторгом.

— Вкуснятина же! Я думал, он как колбаска, а он еще вкуснее! — С куском торта он ходил кругами вокруг Вари и Генки, то и дело принимался танцевать и прыгать. Одежда на солнце уже просохла, и Варя натянула обратно свое платьишко. Генка, чтобы не сгореть, тоже оделся. Только на ноги надевать ничего не стал. Жить босиком было во сто крат приятнее.

— Надо еще Шурику отнести! И Костику с Машкой…

— Отнесем, — согласилась Варя. — Только не съешь все.

— Я же не съем, я же маленький.

— Маленький да удаленький. Как клубника пошла поспевать, накинулся точно волк. В первый же день чуть не лопнул. И с горшка потом не слезал.

— Ага, — спокойно подтвердил Юрашка. — Я же их грязными ел — с землей, с червяками, с листьями.

— Ну уж, — усомнился Генка. — Червяков-то зачем есть?

— Дак не специально же! Они же совсем крохотные, вот такие! — Юрашка изобразил кончиками пальцев что-то миниатюрное. — Я же их не видел совсем. А они потом в животе как пошли бурчать да ползать!

— Получается, за тобой никто не присматривает?

— Еще чего! — Варя хмыкнула. — У нас тут страна индейцев. Все вокруг самостоятельные. Разве что Шурика опекаем, а остальные грамотные. И на пруд без старших не суются.

— А ты тоже к нам насовсем приехал? — прокурорским тоном поинтересовался Юрашка.

— Он к Строевым приехал. К родне, — ответила за Генку Варя, и он лишний раз удивился тому, как быстро разносятся по деревне новости.

— Отдыхать, значит? — продолжал допытываться Юрашка.

— Да не совсем. — Генка помялся. — Есть у меня один секрет, из-за него и угодил сюда.

— А у нас тоже есть секретик! — немедленно завопил малыш. — Вот такущий! — он раскинул руки, и кусок торта выпал у него изо рта.

— Ну вот, — хмыкнула Варя, — прямо как ворона из басни.

— Я не ворона, я пират!

— Ты болтуша! О секретах не вопят на весь лес.

— Но я же правду говорю!

— Вот и доверь такому тайну, — Варя покачала головой. — Всего раз и сводила огольца…

— Там цветы! — сдавленным голосом прошипел Юрашка и заглянул в лицо Генке. Страшно округлив глаза, снова зашипел: — Огромные-преогромные.

— Как это?

— Да так, — Варя вздохнула совсем как взрослая. — Есть тут одно место. И деревья там удивительные, и цветы.

— Цветы?

— Ага, я такие видела в одной книжке, — очень похожи на орхидеи. И действительно — огромные.

— А деревья тоже огромные?

— Нет, деревья невысокие, но… — Варя наморщила нос, вспоминая. — Все кривущие, растут в разные стороны, чуть ли не узлом скрученные. И тут же эти цветы.

— Покажете?

— Ишь какой хитрый! — засмеялся Юрашка. С ухмылкой опытного ростовщика прошелся туда-сюда по поляне и тут же вскинул вверх палец. — Но только с условием! Чтобы цветы не рвал и ветки не ломал!

— Обещаю! — поклялся Генка.

— Ну, тогда… — Варя открыла было рот, но в эту секунду из кустов с треском выломилась пьяная парочка. Парни лет восемнадцати, оба расхристанные, с багровыми от выпитого лицами.

— А ну, сопляки, марш отсюда! — гаркнул тот, что был в футболке, джинсах и стареньких кроссовках. В руках коренастый парень держал пару бутылок, из-под мышки, словно гигантский градусник, у него высовывался золотистый батон.

— Ща, кто не спрячется, тому по шарам! — поддакнул второй. Этот был выше и костлявее. В снятой майке, точно в авоське, он нес какие-то консервы. Ребята явно намеревались выпить и закусить на лоне природы. Присутствие малышни не входило в их планы.

Не произнеся ни звука, Юрашка задал стрекача. Генка и моргнуть не успел, а серенькие его трусишки уже скрылись среди кустов. Варя тоже успела вскочить. Взгляд ее пылал, на щеках разгорелся воинственный румянец.

— Чего надо?

— A-а, кривоножка… — детина с батоном под мышкой гоготнул. — Ладно, калек не трогаем. Давай, мелкая, галопом домой!

Генка неуверенно поднялся. Не то, чтобы подобных ситуаций в городе у него не случалось, однако сейчас он оказался совершенно не подготовлен к такому повороту событий.

— Зачем же грубить? — пробормотал он.

— А ты кто? Кавалер, что ли? — коренастый прыгнул к нему, бодливо дернул бритой головой. — Давай дергай отсюда по-рыхлому!

Генка без того был готов отступить, но было стыдно. До жути! Сохранить лицо ему помогла Варя. Она торопливо потянула его за руку.

— Не надо, Гена, это же Степчик. Он у нас безбашенный.

— Ге-ена! — тоненько протянул Степчик. — Слыхал. Мишань? У нас Гена тут объявился. Гена-Геночка…

— Пошли, — Варя все настойчивее тянула Генку.

— Штиблеты не забудь, Генаша! — детина с майкой в руках громко заржал.

Варя сама подхватила с земли Генкины сандалеты.

— Пошли, Ген, не связывайся.

— Иду… — он наклонился, чтобы забрать авоську.

— Спокуха! — Степчик остановил его движением руки, хозяйственно заглянул в сумку. — Что там у нас? Ого, сахарок! Нормально!

— Совсем сдурел? — Варя подскочила к детине, попыталась вырвать авоську, но силой ей было с ним не сравниться. Генка же продолжал столбом стоять на месте и лихорадочно искать выход. Ничего не придумывалось. О честной потасовке он и не мечтал, — поломали бы как прутик. Если бы хоть каменюку какую-нибудь, но кроме шишек под ногами ничего не валялось.

— А если я заявлю в милицию! — все-таки брякнул он. — Не боитесь?

— Чё?! — удивился Степчик. — В ментовку? Да ты у меня раньше в пруд полетишь. Сявка мозглявая!

Он шагнул к Генке, и парнишка невольно отпрянул. Упоминание о пруде парнишку всерьез напугало.

— В ментовку он заявит!.. На, фуфел, лови свое барахло!

Авоська полетела Генке в руки.

— А сахар?

— Сахарок, извини, мы сами любим. Так что гуляй, фуфел! И радуйся, что цел…

На негнущихся ногах Генка двинулся следом за Варей. Разгром и унижение были полными. Лицо его горело, мысли плавились от ярости, но поделать он ничего не мог. Во всяком случае, пока…

* * *

С тропки они выбрались на дорогу, и ноги заскользили в бархатной пыли.

— Вот уроды! — распалял себя Генка. — Ничего! Я им это припомню…

— Да ладно тебе! Это же Степчик с Мишаней. Они у нас тут давно колобродят. И никого не боятся. Разве что Огорода.

— Какого Огорода?

— Сосед наш — Валера Огородников.

— Он случайно не водитель грузовика?

— А ты его откуда знаешь?

— Подвозил меня сегодня от станции.

— С ним вообще-то опасно ездить. Он же лихач! Гоняет, как сумасшедший.

— А милиция?

— Милиция далеко. Ближайший телефон — на станции, оттуда и надо звонить. А кто пойдет в такую даль!

— Зачем же ходить… — Генка потянулся в карман за мобильным, но тут же поморщился. — Ну да, вы же тут вне зоны покрытия.

Зашуршали кусты, на свет божий выбрался Юрашка. Вид у него был как у побитой собаки, в глазах поблескивала влага.

— Ничего, что я убежал? — слезливо пропищал он.

— Конечно, ничего, — Варя распахнула руки. — Иди сюда, богатырь!

— Я не богатырь. — Юрашка бросился к ней, прижался лицом. — Я струсил.

— Ты маленький, а они большие.

— Они дураки!

— Они — хуже. Поэтому не реви, ясно?

Юрашкина голова согласно дернулась, в запрокинутом лице тут же сверкнула радость. Все равно как отсвет на дне колодца.

— Зато я муравейник нашел! Чуть даже не налетел на него. Я им соломинку сунул, а потом облизнул. Кисленькая! Я сразу и плакать перестал.

— Вот и молодец, что перестал!

— Ну да, я же уже большой! И часы у меня есть…

Глядя на малыша, Генка ощутил легкую зависть. Хорошо все-таки детям! Можно биться об заклад, что уже к вечеру Юрашка напрочь забудет о сегодняшнем эпизоде. И снова будет счастливым. Несмотря на отсутствие родителей, нищету и полную неопределенность будущего. Сам Генка нищим себя бы не назвал. Однако и счастливым назвать тоже не мог. Вот и этих двух обормотов он будет помнить долго. И Окулиста с участковым, и злосчастный пруд, и свое постыдное бегство.

Он хотел было брякнуть словцо покрепче, но в этот момент глаза его опустились к ногам Вари, и он поперхнулся. Теперь, когда она шагала рядом с ним, стало отчетливо видно, что левая нога у девочки заметно короче. Оттого и двигалась Варя, чуть прихрамывая, стараясь ступать на пальцы больной ноги. Генка снова отвернулся…

Издалека накатило рокотом, и сдвоенно громыхнул гром. Посмотрев вверх, ребята ахнули. Еще недавно чистое небо стремительно заволакивали тучи. Одна из наиболее темных и шустрых, словно пиратская шхуна, на всех парусах торопилась к солнцу. И ясно было, что именно ее пушки постреливают по сторонам, а вскоре добавят к грохоту водной картечи.

— По-моему, сейчас польет!

— Или даже град вдарит, — испуганно предположил Юрашка.

— Очень может быть, — кивнула Варя. — У нас тут на прошлой неделе так же было: сначала чисто и тихо, а потом вдруг как началось! И град брызнул — аж с голубиное яйцо! Юрашке вон по затылку попало.

— Тогда побежали? — предложил Генка.

— Побежали! — завопил Юрашка, и все трое помчались по дороге. Насчет града они, по счастью, ошиблись, а вот с дождем туча их не обманула. Видя, что троица убегает, небесные пираты выдали еще один залп, и первые капли немедленно ударили по земле.

— Ой, вымокнем! — крикнула Варя.

— Не мы одни! — Генка на бегу рассмеялся. — Эти упыри тоже вымокнут. Хоть дождик за нас отомстит!

— Ура! — заблажил Юрашка. — А еще гром по ним вдарит! По всем их бутылкам!

— Да уж, пикничок у них точно сорвется… — Варя перешла на шаг. — Слушайте! Вроде и не капает уже. Неужели кончился?

— И ничего не кончился, — Юрашка указал пальцем назад.

Он был прав. Дождь вовсю полосовал лесную листву, мял и полоскал кустарник. Стена дождя вставала всего-то шагах в сорока от компании и, судя по всему, продолжала свое неукротимое движение.

— Пожалуй, мы зря остановилась…

Они вновь припустили бегом.

— Капнуло! — заверещал Юрашка. На плечи капнуло!

Генка тоже ощутил прямое попадание. Туча шла по пятам, как в детской игре в ляпы. То отставала, то вновь настигала. А вот тем двоим у пруда, видимо, досталось по полной программе. Лес даже стал серым, потонув в хлещущих струях…

— Радуга! — крикнул Юрашка и вскинул над собой руку. Прямо как коромысло!

Все трое остановились, и Генка второй раз за день испытал нечто похожее на восторг. Правда, на коромысло радуга, по его мнению, как раз не походила. Но в месте, где она прорастала из леса, сочными разноцветными бивнями возносясь к небесам, казалось, и земля сама должна моментально перекраситься. Конечно, иллюзия, но какая!..

— Первый раз вижу, — признался он.

— Первый? — изумилась Варя.

— Ага. То есть, на снимках и в интернете много раз видел, а вот чтобы так — вживую…

— А я раз сто уже видел! — похвастал Юрашка. — Даже тысячу!

— Да ты еще числа-то такого не знаешь, — одернула мальца Варя. — Не привирай.

— И вовсе даже я не привираю…

Удивительное дело, но до Соболевки туча так и не дошла. Задела краешком и убежала. Может, решила пощадить беглецов, а может, испугалась ямины на въезде. В нее, кстати, тоже не забыли заглянуть. Юрашка даже отважно плюнул, за что получил шлепок от Вари. Генка, шагнув ближе, прикинул глубину воронки и решил, что легковушка сюда запросто влезет. А может, даже и Валерин грузовик.

— Сколько здесь ходим, каждый раз трясусь за них, — призналась Варя. — И ведь никуда она не денется — ямища эта проклятая.

— Да уж, ловушка еще та, — согласился Генка.

— Хуже будет осенью, когда настоящие дожди хлынут. Вот тогда станет, как маленький пруд. Если уж кто свалится, ни за что не выбраться. Стенки-то — вон какие крутые.

Генка немедленно припомнил сегодняшнее свое водное крещение, и спину овеяло холодом. От глубокой ямины действительно тянуло чем-то стылым, недобрым…

Уже на улице, недалеко от продуктовой лавки, они остановились.

— Вот и пришли. Тебе дальше, а мы здесь живем, — Варя кивнула на бревенчатый, потемневший от времени дом.

Генка кивнул, не зная, что сказать.

— Как ты без сахара-то?

— Да никак, снова куплю. Деньги-то при мне, — он пожал плечами. — Слушай, а нога… Нога у тебя сейчас не болит?

— Уже нет… — Варе тема явно не нравилась. Она тут же потянула Юрашку за руку. — Пойдем, пойдем, богатырь. Нас уже и потеряли, наверное.

— Спасибо за торт! — крикнул малец. — Очень и очень вкусный.

— Если понравилось, еще принесу, — пообещал Генка.

— Честное слово?

— Честнее не бывает…

Они помахали ему на прощание и скрылись за заборчиком. А Генка, снова зайдя в лавку, купил сахар и попросил еще одну коробку с тортом. Увы, торт, как выяснилось, был последний, и он огорчился. Вот и давай после этого обещание малышам!.. Пришлось брать пряники, — ничего другого в лавке не нашлось.

Выйдя на улицу, Генка переложил авоську из руки в руку и только тут почувствовал, как здорово он устал за этот день. Непривычное к труду тело ныло при каждом шаге, голову чуть кружило, и даже пыльная дорога уже не утешала.

Добравшись до знакомого дворика, он поднялся по скрипучим ступеням, миновал сени, неловко прошел в дом. Было темно, и он машинально зашарил по стене в поисках выключателя.

— Ты, Геночка?

— Я, бабуль.

— Вот и хорошо. Садись, я сейчас супчику согрею.

— Спасибо, бабушка, — Гена улыбнулся. Слово было столь же непривычным, как и весь его сегодняшний день. И все-таки прошедшие часы что-то в нем изменили. Словоохотливые старики, заросшие чертополохом улочки, дети, на них живущие, — все это уже не было чужим. Да и как могло быть иначе, если он здесь едва не утонул? Мог умереть, но не умер — значит как бы родился заново. И получалось, что Соболевка стала для него родиной.

Мысль показалась Генке забавной. С нею он и уснул, едва прикорнув на лавке. И снилась ему, разумеется, его новая родина. Распластав руки на манер птичьих крыльев, подросток парил над деревней, и удивительным образом у него получалось то, что не выходило у других. При этом ему постоянно приходилось пересекать линию терминатора — того самого, о котором рассказывал Юрашка. Наподобие иглы Генка нырял в темную ткань и вновь вырывался обратно. Погружался в промозглую воду и выгребал на поверхность — словно что-то стягивал и зашивал. Это давалось непросто, но там, где он пролетал, крапива и чертополох расступались, пепел с золой обращались в срубы, накрывались шляпами крыш. Безо всякого дождика избушки грибами прорастали там и тут, сами собой начинали дымить трубы, а во дворики возвращались прежние хозяева. Но он не успокаивался и продолжал парить над деревней, продолжал делать свое непонятное дело. Странно, но впервые в жизни Генка был убежден на все сто, что делает что-то доброе.

Нужное и полезное для других.

Чрезвычайно важное — для себя самого.

* * *

Увы, у любых плюсиков найдутся и свои минусы. Обнаружились они и здесь. Во-первых, Генке все-таки пришлось прерывать свои полеты и разок просыпаться, чтобы вымыть ноги. Причем заставила его это сделать сердобольная Федосья Ивановна! Оказывается, каждый вечер старики мыли в тазике ноги. Такая вот у них была железная традиция. Заодно Генка почистил и зубы, хотя этого от него как раз не требовали. При этом зловредный рукомойник лил воду куда угодно, но только не на щетку, а гремел, как средних размеров барабан. Когда же Генка, в конце концов, приноровился, вода в рукомойнике закончилась. А еще в доме обнаружились часы с кукушкой — раритет, о котором Генка прежде только читал. И все бы ничего, но назойливая птаха выныривала из своего скворечника каждые полчаса, однотонно квакая и прячась обратно. «Щебет» этот парнишка слышал отлично даже во сне, отчего тотчас терял высоту и опасно снижался над заборами и зарослями крапивы.

Впрочем, поутру все это вспоминалось как забавный казус. Вставать отчаянно не хотелось, и Генка долго зевал да потягивался на скрипучем диванчике. Но встать все же пришлось, и, поднявшись, он неспешно исследовал дом. Присев, заглянул в печку — на светящиеся малиновым угли. Дед Жора, судя по отдаленным звукам, снова мастерил в своем сарайчике — гремел досками, звонко постукивал молоточком. Бабушку Гена разглядел в окне: Федосья Ивановна вовсю трудилась среди грядок, что-то там выпалывала, прореживала и сажала. Понаблюдав за ней некоторое время, подросток прогулочным шагом двинулся по избе.

На одной из стен висел знакомый иконостас с фотографиями, и Генка тотчас приблизился к нему. Надо заметить, что в доме все было старым, потемневшим и пожелтевшим, однако некоторые фотографии выделялись даже на этом тусклом фоне. У Генки появилось стойкое ощущение, что их снимали никак не меньше века назад. Окладистые бороды, степенно-строгие выражения лиц, даже позы, в которых люди стояли перед фотокамерой, — все говорило о том, что это было другое, непонятное время — с картузами и кожаными сапогами, с монетами царской чеканки и неспешным ритмом жизни.

Отыскать ослепшего на войне Митьку у него не получилось, однако, разглядывая незнакомые лица, Гена с изумлением наткнулся на собственное фото. То есть так ему поначалу показалось, и лишь спустя минуту он сообразил, что выпученными глазенками на него взирает малолетний отец. Это было так неожиданно, что паренек растерянно заморгал. Даже потрогал фотографию руками, подумал, что надо бы забрать, отсканировать и увеличить… Чуть ниже его поджидал сюрприз номер два: в кресле-качалке солидно восседал молодой дед Жора — в сияющих хромовых сапогах, с щегольской трубкой во рту. Глаза деда глядели дерзко, руки на подлокотниках лежали по-королевски. Рядом с дедом, пышнощекая и улыбчивая, стояла девушка — надо полагать, Федосья Ивановна.

Гена озадаченно поскреб макушку. В голове никак не укладывалось, что его дед с бабкой тоже были когда-то молодыми, уверенными в себе, знать не знающими о том, сколько бед и радостей им предстоит еще пережить. На одной из фоток дед и вовсе оказался старше Генки всего на год или два. Но глаза и здесь были задиристыми, улыбка — белозубой, чуть снисходительной. Оно и понятно, вся жизнь у этого безусого Жорки была еще впереди. И море по колено, и любая задача по плечу. О старости с болячками он, верно, тогда понятия не имел. И здоровьишком своим разбрасывался, как сеятель зерном…

Генке стало грустно. В самом деле, столько лет прожили и ни разу не садились за компьютер, не выходили в сеть, не играли даже в простенькие игрушки. Под старость лет и вовсе электричества лишились. Практически вернулись все в тот же убежавший век, в котором появились первые из висящих на стене фотографий.

Пройдясь из кухни в спаленку, он обратил внимание еще на одну особенность. Дом тут и там застилали вязанные из разноцветных тряпочек половики. Ходить по ним было одно удовольствие. Да и разглядывать казалось любопытным. Круглые и овальные, длинные и короткие, связанные в форме сердечек и восьмерок, коврики ни разу не повторяли друг дружку, — отличались узорами, формой и размерами. Заинтересовавшись, Генка попробовал пересчитать половики и очень скоро сбился. Но получалось все равно прилично — что-то около трех-четырех десятков.

Старенький рукомойник Генка исследовал более внимательно. Устройство оказалось остроумным и забавным. Приподняв тяжелую крышку, он ковшиком наполнил рукомойник до краев и, конечно, пролил воду себе на колени. Кое-как почистил зубы, осторожно поплескал водой на лицо. Полюбовавшись собственным носом в стоящем на полочке зеркале, обнаружил комариный укус. Как раз точнехонько между глаз, словно неведомый комар не поленился шажочками измерить дистанцию. Почесавшись, Генка показал кулак квакнувшей за спиной кукушке и взялся за полотенце.

Буйство мух под низеньким потолком ему не понравилось, и Генка немного погонял их полотенцем, даже угодил разок по лампочке. Мухи, конечно, не тараканы, но, пожалуй, стоило подумать о средствах против летунов. Подросток припомнил о человеке, попавшем в книгу рекордов Гиннеса только за то, что умудрился просидеть сколько-то там минут в стеклянном ящике с тысячей тараканов. Конечно, находились чудаки, что сидели и с тиграми, и со змеями, но тот храбрец Генку по-настоящему поразил. Уж его в такой ящик нипочем бы не засадили. Как говорится, дураков нет! Да и глупое это занятие — запираться со всякими неприятными тварями. Охота выказывать отвагу — можно преступников ловить, людей из-под лавин выцарапывать или пожары тушить. А в разные там виварии пусть лезут те, кому делать нечего…

— Гена! Выходи!

Крик доносился со стороны улицы, и, перейдя в гостиную, Генка приблизился к окну и недоуменно шевельнул бровями. За калиткой маячили знакомые фигуры. Так и есть — вчерашний детсад. Он шагнул чуть в сторону, но опоздал.

— Видим, видим! Вон ты где прячешься! — Юрашка просунул между досок уличающий палец. Гена хмыкнул. Значит, придется выходить. Да и пусть, если недолго…

* * *

Но вышло все-таки надолго. Потому что с самого утра салажатам загорелось идти в поход. Отправлялись не куда-нибудь, а смотреть «секретик», о котором проболтался вчера Юрашка.

Сам-то Гена не собирался ни в какие походы, — за глаза хватило вчерашних приключений, но отказываться было неудобно. Варя глядела доверчиво, Юрашка — преданно. Да еще голопузого Шурика с собой прихватили — того самого, что разревелся вчера на дороге. И впрямь не команда, а детский сад! Но ведь вели себя так, словно действительно собирались посвятить в космические тайны! А какой там секрет у шпингалетов? Чепуха какая-нибудь на постном масле…

Как бы то ни было, но они снова топали по дороге, и все мускулы у Генки ныли, а суставы ощутимо поскрипывали. Кроме того, приходилось тащить все ту же авоську с пряниками, бутылью молока и какой-то загадочной коробкой. Коробку сунул, конечно, Юрашка. При этом улыбнулся покровительственно, даже подмигнул. Неумело — обоими глазами. И ведь тяжеленной оказалась коробка! Да и молоко, пусть козье, легким вовсе не было. А через километр-полтора, глядя на хромающую Варю, Генка со вздохом предложил понести и голопузого Шурика. Тайно он надеялся, что девочка откажется, но Варя с радостью согласилась. Малыш двух неполных лет с охотой пересел к Генке на плечи — все равно как на коня. Даже прокричал что-то лихое и за уши ухватил. Так и получилось, что прогулка вылилась в настоящий поход — со всеми положенными мытарствами и лишениями.

Зато и Варя, наконец, решилась на откровенность. Странным было даже не то, что она доверилась Генке, а то, что рассказ ее совсем не походил на историю маленькой девочки.

— …Сначала у нас все хорошо было. Сейчас вспоминаю — прямо сказкой кажется, — Варя шагала, чуть прихрамывая, оживленно покачивая авоськой. — Папа игрушки приносил, елку на Новый Год наряжал, мама медсестрой работала, ужинали вместе, смеялись часто. А затем на шахте обвал произошел. Метан взорвался. И папа не вернулся. Их только на третий день откопали… Вот тогда и закончилась наша сказка. Мама пить начала, ее с работы уволили. На рынке торговать пробовала — тоже не получилось. Стала приводить женихов, все замуж хотела выйти. А женихи надолго не задерживались, сбегали. Мать на меня стала кричать, даже побила пару раз. Говорила, будто я мешаю ей новую жизнь начать… — голос у Вари звучал ровно. Видимо, с прошлым своим она давно свыклась. — Бабушка уже тогда приезжала из деревни, с мамой ругалась, меня к себе звала. А потом… Потом мы квартиру продали, в другой район переехали — уже в коммуналку. Там двор незнакомый, школа другая, неуютно. Как-то я домой из школы шла, и вдруг слышу крики! Детский такой голосок. Побежала, а там девчушка, еще меньше меня, — между гаражами спряталась и визжит. А к ней собака рвется. Из этих новомодных… Еще произносится непросто. Страфо…

— Стаффордширский терьер, — предположил Генка.

— Во-во! Он самый. Пасть как у акулы, весь гладенький, с черными полосами. И главное — хозяйка тут же рядом! Стоит и орет на девочку, чтоб та не визжала, представляешь? Вроде как песик ее нервничает из-за криков. И при этом удержать его никак не может. Поводок — как струна, и пес все ближе к гаражам, прямо озверел совсем. Понятно, что девочка окончательно перепугалась. Какие уж там советы! И я, дура такая, решила, что справлюсь. Ума-то не лишко, — схватила какую-то хворостину и пошла на пса.

— Храбрая! — с уважением протянул Юрашка.

— Глупая! — резко отозвалась Варя. — А глупых жизнь всегда наказывает. Пес о девочке вмиг забыл, на меня кинулся. Хворостинку мою даже не заметил, сразу в ногу вцепился. Я и сейчас помню, как кость хрустнула. Может, и хорошо, что сознание сразу потеряла. Говорят, умереть могла запросто. От потери крови.

Генке потрясенно молчал.

— Очнулась уже в больнице. Врач, стриженный такой, в очечках золотистых, все утешал — говорил: скажи спасибо, что ногу сохранить удалось.

— А что пес? — выдавил из себя Генка.

— Ничего. Мать поначалу в суд на хозяина подала, думала компенсацию получить, только ошибочка вышла. Судье объяснили, что я сама собаку палкой дразнила. Даже хворостину ту в суд принесли, а может, и не ее, побольше что-нибудь подобрали. И девочка подтвердила… В общем, на этом все и закончилось… Хирурги еще об одной операции говорили, но это же деньги — и немалые, а где их взять… — Варя вздохнула. — С тех пор дома стало совсем плохо. Нога нагнаивалась, никак не заживала. Бомжи какие-то постоянно угол снимали. Представляешь, в одной комнатке — всемером жили! Тогда-то бабушка меня и забрала к себе. Со всеми документами. Сказала, что навсегда. Привезла в Соболевку, повязки какие-то стала делать, шептать над ногой.

— Я тоже видел! — подтвердил Юрашка. — Вот так пошепчет, а потом руками водит.

— И как? Помогло?

— Ага, — Варя кивнула. — За пару недель все зажило.

— Я тоже здесь зажил, — ревниво встрял Юрашка.

— А у тебя-то что болело?

— Дак все же! Голова, ноги, руки, рот, нос… — Юрашка задумался, припоминая другие части тела. — Брови болели, глаза, ногти.

— Ногти?

— Ну, не все. Только на ногах…

Варя прыснула смехом. Гена тоже заставил себя улыбнуться. Картинка с терьером, перегрызающим кость, по-прежнему стояла перед глазами.

— Чего вы! Я правду говорю, — Юрашка важно поглядел на прорисованный Генкой циферблат. — Кстати, время уже два часа!

— Да что ты говоришь!

— Ага, я руку специально не мыл. Ну… Чтобы время не смыть.

— Разумно, — согласился Генка. — Только что-то не движутся у тебя стрелки. Может, поломались?

— Не-е… Просто они медленно идут.

— В год по секунде?

Юрашка серьезно кивнул.

— Это специальное время. Великанское. Они делают шаг, а мы — двадцать. Потому что мы как букашки для них. А если взять время у муравьев, то все будет совсем наоборот.

Генка удивленно посмотрел в глаза мальчугану.

— Слушай, Варь! Да он ведь у тебя Эйнштейн! Уже сейчас все про относительность понимает!

— Это верно, он такой, — Варя кивнула. — С ним вообще хорошо. Может, он меня и вылечил, кстати. Без него тоска бы загрызла. А так — посмеешься, подурачишься, и на душе легче.

— Часто вы смеетесь?

— Да каждый день раз по десять…

Путь им пересекла речка, и путники остановились.

— Мост ветхий, так что перейдем в брод, — решила Варя.

— А тут не глубоко? — Генка в сомнении глянул на глинистые воды речушки.

— Ерунда! Мы здесь уже проходили.

— Сто раз, — подтвердил Юрашка и тут же поинтересовался: — А раков с акулами не видно? Вдруг появились?

— Не появились, — успокоила Варя. — И дно песчаное, не споткнетесь.

Она первая вошла в воду, Юрашка отважно побрел за ней.

— Видите, мне всего по колено.

— А мне по пояс! — взвизгнул Юрашка. Вторя дружку, пискнул на Генкиной шее и маленький Шурка. На всякий случай Гена придержал его за спину. Вообще вел себя малыш на удивление спокойно. Если бы не стиснутые пальчонками уши, о нем можно было бы даже забыть.

Уже на берегу Варя насмешливо оглядела Генку.

— Как же ты не выучился до сих пор плавать?

— Почему! Я умею плавать, — обиделся Генка. — Просто растерялся.

— Или, может, его акула схватила, — заступился Юрашка. — Там же в пруду живет одна! Ты сама говорила.

— Ага, говорила. Чтобы вы туда не совались, — Варя пожала плечами. — А как их еще напугаешь?

— Логично, — согласился Генка. — Долго еще топать?

— Уже устал?

— Я о мальцах беспокоюсь. Опять же гроза может повториться. Куда тут спрячешься?

— Ничего, спрячемся… Варя неопределенно махнула рукой. — А в общем, уже пришли. Скоро перекресток, а за ним и ворота.

— Ворота? — удивился Генка. — В страну секретов?

— Вроде того…

* * *

Вместо забора справа и слева Генка разглядел столбики с колючей проволокой. Прямо перед ним высились массивные ворота — само собой, ржавые в дым, с выпуклыми, непонятно как уцелевшими звездами. Кое-где на металле угадывались чешуйки былой краски, но время основательно погрызло преграду. Нижние углы ворот светились прорехами, напоминали ветхую одежонку. Да и стреляли в ворота множество раз — и дробью, и пулями. Кто, когда и по какому поводу — этого было уже не узнать. Может, кто баловался от скуки, а может, даже мстил за что-то. Хотя чем ворота-то виноваты?

— Нам туда! — отважно кивнул Юрашка. — Там секрет.

— А охраны точно нет?

— He-а. Мы же там были. Сто тысяч раз…

Створки ворот были чуть разведены, и команда без труда просочилась на запретную территорию. Шагать оказалось недалеко. Уже минут через пять они наткнулись на старую парашютную вышку, обогнув которую, остановились.

— Ну что? — спросил Генка.

— А ты не видишь?

— Что я должен видеть?

— Ну, ты же должен же! Сам почувствовать! — заволновался Юрашка. — Обязательно сам!

— Чувствую! — заблажил Генка и, подпрыгнув на месте, поднял над собой Шурика. Тот словно маленький китенок пускал фонтанчик. Этот самый фонтанчик и имел в виду Генка.

— Надо же, всю спину обмочил… Чего вы ржете!

Варя с Юрашкой и впрямь хохотали. Глядя на них, Шурик тоже гыгыкнул. При этом он продолжал пускать крутую струю. Генка осторожно поставил его в траву, стянул с себя футболку, попытался отжать.

— Ничего, — утешила Варя, — в старину мочой младенцев все болезни лечили.

— А Генка же тоже болеет! Худизной! — подхватил Юрашка. — А теперь вылечится и станет толстым.

— Ага, спасибо за пожелание… — Генка расправил футболку, с гримасой осмотрел. — Да уж, картинка!..

Между тем дерзкий Шурик, прекратив свое занятие тут же шагнул в крапиву. Варя, метнувшись, едва успела подхватить пузана.

— И трусы ему смени, — хозяйственно подсказал Юрашка. — В мокром вредно.

— Ага, — фыркнул Гена, — мне, значит, полезно, а ему вредно?

— Ты просохнешь.

— Да уж… — Генка покрутил затекшей шеей. — А чего это здесь деревья такие?

— Заметил, наконец.

— Екалэмэнэ! — Генка обмер. — Кто ж их так!

— Да сами такие растут. Я же говорила. Это еще не самые страшные, есть тут и похуже…

Забыв о мокрой футболке, Генка шагом первопроходца двинулся вперед. Из-за густых зарослей рассмотреть деревья было непросто, но и того, что он видел, хватало за глаза. Кажется, это были обычные клены, но то, что приключилось у них со стволами, не поддавалось никакому объяснению. Деревце слева волнами змеилось в метре над землей, напоминая плывущего по воде удава. При этом ветки топорщились на стволе, словно иглы дикобраза, и только листья и кисточки семян были самыми нормальными, привычными. Деревце справа росло вверх, но при одном взгляде на него приходила мысль о гигантском штопоре. Неровными спиралями клен ввинчивался в землю, наверху же заканчивался безобразной култышкой.

— А за тем холмом растут орхидеи…

Раздвигая заросли иван-чая и зверобоя, они обогнули холм и оказались в настоящем царстве цветов.

— Красота! — крикнул Юрашка. Варя тоже широко улыбнулась. Шурик же звонко чихнул и потянулся руками к ближайшему цветку.

— Тебе нравится?

Генка пораженно кивнул.

Цветы были действительно необычные — желтые, с крапчатым рисунком, с бутонами, напоминающими голову хамелеона, — некоторые размером с добрый апельсин, а то и побольше.

— И сорт какой-то неизвестный. Я сначала думала — тюльпаны или гладиолусы, а они как развернули лепестки, мы так и ахнули.

— Ахнуть тут точно можно, — Генка заглянул в ближайший бутон, и ему почудилось, что он заглядывает в пасть львенка. Вроде никаких зубов, всего лишь тычинки с пестиком, а чувство неприятное. И не объяснить даже — от чего это…

— Я пробовала смотреть в справочнике, — продолжала рассказывать Варя, — но он такой старый, — ничего похожего не нашла. Разве что стапелию. Она тоже огромная. Правда, стебля у нее нет, а здесь вон какой большущий. И шипы, как у розовых кустов.

Шурик все же умудрился сорвать один из цветков, ткнулся в сердцевину лицом. И снова чихнул. Как показалось Генке — уже не столь весело. Гигантский бутон выпал из его ручонок, перевернувшись в воздухе, парашютиком опустился на землю.

— Та-ак… — протянул Генка. — А где у нас пчелы?

— Пчелы? Причем тут пчелы?

— А ты сама подумай. Цветы есть, а пчел нет. Разве не странно?

— И правда! — Варя растерянно закрутила головой. — Что-то не вижу.

— И бабочек нет.

— Верно! Про бабочек мы тоже заметили! Еще в самый первый раз. Их ведь и тогда не было, правда, Юраш? Ни бабочек, ни пчел.

— Так это же хорошо! Зачем нам пчелы? — Юрашка нахмурился. — Пчелы кусаются.

— Не кусаются, а жалят.

— Все равно!

— Та-ак… — снова протянул Генка. Недоброе предчувствие стремительно перерастало в уверенность. — А ну-ка ноги в руки — и полный назад!

— Почему?

— Не знаю, но лучше не рисковать…

Шурик чихнул в третий раз и расплакался. Генка поднял его на руки, снова усадил на шею. Все трое зашагали обратно к воротам. Только Юрашка то и дело оборачивался. Малец что-то порывался спросить, но сдерживал себя. А вот двухлетний Шурик не сдерживался. Теперь он чихал безостановочно. И продолжал громко плакать.

* * *

Некоторое время спустя они снова сидели у воды. Но не на пруду, а на речке Ляме, что протекала неподалеку от запруды. Варя вывела их точно к перекатам, где река брала разгон и затевала свой маленький слалом меж каменных светлых затылков. Переходили речку, конечно, не здесь, а чуть ниже, где становилось совсем мелко, и река, наигравшись, теряла скорость и разливалась особенно широко.

— Здесь мы обычно и купаемся, — Варя забрала у Генки маленького Шурика, усадила на землю.

— А я думал, в пруду.

— В пруду только взрослые плавают. Здесь безопаснее.

— Ничего себе безопаснее! — Генка указал на комбайн, что наполовину выглядывал из реки шагах в тридцати от них.

— У-у, этого добра здесь на каждом шагу, — отмахнулась Варя. — В полях коленвалы валяются, какие-то оси, шестеренки. И здесь у реки техники хватает…

Этим сообщением она Генку заинтересовала. Пока компания устраивалась на уютной, притаившейся меж речкой и прудом поляне, он не поленился облазить ближайшие окрестности. При этом наткнулся на пару ржавых агрегатов неизвестного значения, а возле древней осыпавшейся плотины, с которой и брал начало деревенский пруд, обнаружил целое кладбище старой техники. Самое удивительное, что среди разномастного хлама отыскался остов самого настоящего БТР. Само собой, без вооружения, зато с камуфляжной расцветкой и потускневшей звездой на боку. Генка на это только покачал головой. Технику здесь, должно быть, бросали по устоявшейся традиции. Все равно как монетку в море. На прощание…

Когда он вернулся, Варя успела расстелить скатерку, и тут же поблизости Юрашка аккуратно раскладывал веточки, травинки и листики. Это был у него «как бы костер» из «как бы дров». Горка получалась весьма приличной, да и колдовал малыш вокруг мифического костра абсолютно по-настоящему — вовсю раздувал щеки, щурил глаза и пшикал губами, изображая чирканье спичек.

— Вот это да! Разгорается! — он пошевелил ладонями над веточками. — И жгет-то как, жгет! Прямо силов нету!

— Надо говорить не силов, а сил, и не жгет, а жжет, — с родительской интонацией поправила Варя. Покосившись на Генку, добавила: — А я думала, ты цветов принесешь. Чтобы стол украсить.

— По-моему, цветов нам уже хватило.

— Значит, орхидеи тебе не понравились?

— Дело не в них, — Генка пожал плечами, — мне место не понравилось. Сама же видела: пчел нет, бабочек тоже, — значит, что-то там не то. И Шурка опять же расчихался.

Юрашка живо пересел от «костра» к Шурику, рассмотрев лицо малыша, услужливо поддакнул:

— У него все еще глаза красные.

— Может, оттого, что ревел?

— От слез глаза по-другому краснеют.

— Много ты понимаешь! — буркнула Варя. За свои орхидеи она, похоже, немного обиделась. Оно и понятно, хотела удивить, а вышло неудачно.

— Значит, это аллергия, — сделал вывод Генка. — Вдохнул пыльцу, и пошло-поехало.

— От обычного цветка?

— Ага. Тем более что обычными те цветы не назовешь. Огромные, шипастые, в самом деле, орхидеи какие-то… — Генка попытался припомнить все, что читал об аллергии. — Сейчас аллергия — болезнь века. В Японии болеют, в Европе, в Америке — везде! Аллергенов-то — пропасть.

— Откуда же они взялись?

— Таков человеческий прогресс. Дальше в лес, больше дров…

— Каких еще дров? — Юрашка тревожно оглянулся на свой «костер».

— Фигуральных. Природу-то год от года травим. Чего в нее только ни сбрасывают — свинец, ртуть, органику. Заводы с автомобилями дымят, в реки кислоту с ядами сливают, еще и воевать успевают, нефтезаводы жгут.

— Но здесь-то вроде никто не воюет?

— Здесь нет, — согласился Генка. — Но это сегодня. А раньше — кто его знает. Раз звезды на воротах, значит, стояла какая-нибудь воинская часть. Или полигон размещался.

— А что такое полигон? — спросил Юрашка.

— Полигон — это место, где испытывают какие-нибудь технические новинки. Гражданскую технику, скажем, или оружие, — Генка подумал о брошенном БТРе. — Надо бы как-то оглядеть тот холм. Который рядом с вышкой. Больно уж странно он выглядел.

— Что в нем странного?

— Ну как же! Воинская часть, вокруг все ровненько, и вдруг такой горб!

— Но там вроде трава.

— Трава, где хочешь, вырастет. А вот что под ней? Может, какие-нибудь пестициды или что похуже? Потому и нет ни одной пчелы. Насекомые — они всегда такие вещи чувствуют.

— Они что, умные?

— Они — чувствительные, — Генка ожесточенно потер нос. — У орлов — зрение, у собак — нюх, и у насекомых что-то подобное. Всякую такую пакость за версту чуют.

— А здесь пчелки летают, — доложил Юрашка. — И бабочку вон вижу. Даже трех!

— Ага, и слепни есть. — Генка припечатал на колене здоровенного овода. — Значит, место и впрямь хорошее, кусачее.

— Можно смело устраивать пикник!

— С чего начнем? С зефира?

Тон у Юрашки был провокационный, но Генка сделал вид, что ничего не замечает.

— Давай попробуем. Сто лет не ел зефира… — он принял у Юрашки коробку с глазированными кругляшами на боках, заглянул внутрь.

— Хмм… Что-то странное.

— А это и есть зефир. Наш деревенский! — Варя с Юрашкой, переглянувшись, брызнули смехом.

Генка вытащил пластиковый поддон и громко хмыкнул. В фигурных гнездышках уютно разместились аккуратные картофелины.

— Вареные в мундире! — торжественно объявил Юрашка. — Объедение!

— И куда полезнее моих пряников, — согласился Генка. Только сейчас он заметил, что коробка старенькая, и заклеивали ее явно не впервые.

— Мы каждый раз так делаем, — подтвердил его догадку Юрашка. — Варим, раскладываем — и будто торт! Понарошку, но все равно как праздник, правда?

— Еще бы не праздник! — Генка выудил кулек с пряниками.

— Ура-а! — подскочив на месте, Юрашка принялся вытанцовывать джигу. Глазея на него, перестал хныкать и Шурик.

На расстеленной скатерти тут же выставили молоко, высыпали пряники. Поддон с картофелинами в качестве главного блюда выдвинули на середину, рядом небольшой поленницей сложили стрелки зеленого лука, стручки гороха.

— Соль! Соль забыли! — спохватилась Варя.

— Ничего. И так вкусно, — Юрашка первым схватил пряник, не выпуская его из рук, принялся чистить картошку — зубами сдирал кожуру, сплевывал себе на колени.

— Не спеши и не мусори.

— Я потом же приберу же.

— Знаю, как ты прибираешь. Жежекалка… — Варя придвинула Шурика ближе, напоила молоком.

— Ты с ним не очень-то, — пробубнил Юрашка с набитым ртом. — А то будет фонтан номер два.

— Не будет, он нам скажет.

— Мама, — неожиданно протянул Шурик, и все замолчали. — Мама…

В отличие от басовитого Юрашки голосок у него был тоненький, потому и слово прозвучала как-то по-особенному. Генка даже жевать перестал, а у Вари глаза тут же повлажнели.

— Ну, вот и успокоился, солнышко. Молодец! Хватит уже чихать, кушай…

— А глаза все равно красные, — ревниво заметил Юрашка. — И из носа течет. Я же вижу же.

— Лучше жуй как следует.

— Я и так жую! Прямо как жук…

— Юморист. — Одобрил Генка. — Интересно, кем ты станешь, когда вырастешь? Неужели и впрямь Ломоносовым?

— Да не-е, я матросом хочу.

— А почему не капитаном?

— Капитанами все хотят, а кто пойдет в матросы?

— Логично.

С пряником в руке Юрашка бдительно обошел место пикника, снова погрелся у своего «костра».

— Я вот боюсь, вдруг злыдни опять прибегут? — признался он. — Как вчера. И снова нам все испортят.

— Сегодня мы вооружены, — снисходительно сказал Генка, — так что можешь не бояться.

— У тебя что, пистолет?

— Вроде того…

— Покажи! — загорелся Юрашка.

— Только издалека, договорились? Вещь опасная, не для детей… — с некоторой торжественностью Генка извлек со дна сумки электрошокер.

— Ух ты! Это что такое? Граната? — Юрашка все-таки потянулся руками.

— Спокуха, матрос! Это электрошокер. Называется «Скат», разряд — восемьдесят киловольт, так что любого оглоеда приведет в чувство. Жаль, вчера у нас этой штуковины не было.

— Да уж, жаль… — Юрашка глядел на шокер с восторгом, Варя — с испугом.

От демонстрации можно было и воздержаться, но соблазн был велик, и Генкин палец нажал клавишу. Раздался треск, и электрическая дуга на мгновение соединила металлические рожки. Все трое вздрогнули, и Юрашка немедленно завизжал.

— Здоровски!

— Что, матрос, в штаны натрёс?

— Круто! — Юрашка показал два больших пальцах. — Я прямо испугался. Мне дашь попробовать?

— Извини, матрос, шокер — не игрушка. Для детей почти смертельно.

— Тогда еще разок покажи! Ну, разочек же!

Генка поднял шокер повыше и еще раз выдал разряд. Искристая дуга получилась более тонкая. Аккумуляторы явно нуждались в подзарядке.

— И ты что… — Варя кивнула на шокер, — пробовал это уже на людях?

— Как тебе сказать… — Генка хотел было прихвастнуть и даже раскрыл рот, но в последнюю секунду смутился. Врать он умел и иногда проделывал это мастерски, однако с Варей подобные разговоры казались неуместными. Может, из-за ее возраста, а может, из-за глаз. Очень уж доверчиво глядела она на Генку. К подобному отношению он просто не привык. В городе все было по-другому. Все обманывали всех. Стоило на минуту расслабиться, и продавцы всучивали негодный товар, сайтовики вешали лапшу на уши, вчерашние союзники, вроде того же Окулиста, не колеблясь сдавали тебя врагам. Даже давние приятели при всяком удобном случае норовили словчить, урвать за твоей спиной получше и побольше. Отец по этому поводу тоже переживал, говорил, что капитализм ломает дружбу. Мать называла его инфантилом и консерватором…

Снова взглянув на Варю, Гена покачал головой.

— Не доводилось. Пару раз пугал, на этом все и заканчивалось.

— Но оружие все равно здоровское! — ободрил его Юрашка.

— Ага. Главное, не требуется никаких лицензий. Нормальное средство самообороны…

* * *

Они запивали картошку молоком, хрумкали пряниками и болтали о пустяках. То есть с пустяков Генка начал, а потом само собой получилось так, что он принялся рассказывать о главном своем увлечении — о коллекции мертвых поселений: о покинутых людьми городах, о заводиках и деревнях, волею обстоятельств оказавшихся под толщей вод и селевых сходов. Именно в такие места отправлялись самостийные экспедиции поисковиков. Диггеры спускались под землю, дайверы ныряли на дно, сталкерготты бродили по лесам и забытым узкоколейкам, проверяя старые потрепанные карты. Нередко находили что-нибудь ценное, а снятые кадры Генка помогал сбывать за границу.

— А почему за границу? — поинтересовалась Варя.

— Такой уж мой бизнес, надо же на что-то жить. А за границей больше настоящих коллекционеров. У нас — снобы, и обманывают на каждом шагу.

— За границей — это далеко? — спросил Юрашка.

— Не близко.

— Даже дальше горизонта?

— Еще как дальше.

Юрашка испуганно зажмурился и снова распахнул глазенки. Должно быть, честно попытался представить себе такую далекую даль и не мог.

— Как же туда люди ездят?

— По-разному. Кто — на машинах с самолетами, а кто — на кораблях, — Генка вздохнул. — Вот и экспедициям нужно туда как-то добираться, а это деньги — и порой немалые.

— Ты тоже ездишь в экспедиции? — с трепетом поинтересовался Юрашка.

— Да нет, сам, конечно, не езжу. Но тоже участвую. В качестве спонсора.

— А что такое спонсор? — немедленно спросил Юрашка.

— Видишь ли… Экспедицию на голом месте не организуешь. Нужны база, цель, средства. Конечно, в основном в таких командах энтузиасты с романтиками, но даже энтузиастам требуется оборудование, аппаратура, продукты…

— Пряники с молоком, — задумчиво протянул Юрашка.

— Верно, — кивнул Генка. — Пряники с молоком, тушенка, сгущенка… Вот я и помогаю им. Если, скажем, диггеры в поход собираются, я передаю им перечень заказов. Когда могу, помогаю с картами. Ищу полезную информацию в «нете».

— Ничего не понимаю, — честно помотала головой Варя.

— Видишь ли… — Генка решил объяснить попроще. — Скажем, диггеры — это те, что бродят под землей. Значит, требуется своя специфическая экипировка…

— А почему под землей? Потому что там клады? — проявил догадливость Юрашка.

— Верно, замуровки, клады, бункеры, штольни, воровские скрады. Да много чего можно обнаружить. Монеты древние, документы, посуду прошлых столетий. У антикваров сейчас все ценится… — Генка почесал нос. — Вот недавно ребята из Питера целую стопку касок нашли. Проверили — оказалось, наши, уральские! В войну-то Мотовилихинский завод в Лысьву перевели, а это здесь совсем рядышком. Вот и клепали на Урале каски для наших солдатиков. И были, по слухам, покрепче эсэсовских.

— И куда их потом дели?

— Половину — коллекционерам загнали, половину — в музеи местные. В музеи, понятно, даром. Поисковики — они ведь тоже по-своему патриоты. Есть, конечно, такие, что только ради наживы вниз шныряют, но многим история на самом деле интересна.

— Какая же под землей история? — удивился Юрашка.

— Именно там настоящая история и скрывается. Не все ведь в книгах прописано. Археологи, палеонтологи — все раскопками занимаются. Вот и диггеры — из того же племени. Находят тайные лазы — и вперед. Впечатлений по горлышко, а опасностей еще больше. Бывает, что метров на семьдесят вниз спускаются, а то и глубже.

— Неужели такие тоннели бывают?

— А вы как думали! В городах подревнее — вроде Лондона, Мехико или Киева — всегда многоярусные системы. То есть, значит, подвал, а под ним еще один — и еще. И так — в несколько подземных этажей! Так что одной лопатой с сапожками не обойдешься. Нужны костюмы химзащиты, фонари, шлемы, аккумуляторы. Плюс взрывчатка, съемочная аппаратура, газовые датчики. А хуже всего, что в подземных условиях все это быстро выходит из строя.

— Почему?

— Потому что влажность, микробы, грязь и прочий форс-мажор.

— Форс-мажор — это что?

— Разное… — Генка вздохнул. — Например, проволока ржавая кожу поранит, обвал какой-нибудь приключится или чужаки нападут. Значит, нужны средства защиты, страховка, связь и обязательно какие-нибудь лекарства. Там ведь даже пустяковые царапины опасны.

Юрашка невольно покосился на свои истерзанные ноги.

— Почему опасны?

— Потому что подземные бактерии в десятки раз агрессивнее наземных. А то еще и ретровирус какой попадется. Организм с такими не справляется, и если ничего под рукой нет, запросто можно гангрену подцепить, — Генка отмахнулся от настырного комара. — У дайверов тоже свои траты. Акваланги, компрессоры, топливо с гидрокостюмами. Плюс та же система страховки. Но этого мало, еще ведь нужно отыскать затопленный город.

— А это сложно? — пискнул Юрашка.

— Конечно. Их ведь на карты не наносят. Наоборот стараются забыть и вычеркнуть.

— Забыть? Почему забыть?

— Потому что фамилия у тебя Почемучкин, — фыркнул Генка.

— Нет, я же правду же! — обиделся Юрашка. — Почему о них забывают?

— Может, потому что стыдно… — Генка задумался. — Все равно ведь, наверное, понимают: любой город и любая деревня — это чья-то родина, сотни человеческих судеб. А возведут какую-нибудь плотину, поднимут уровень воды метров на двадцать, и конец. Равнины, леса, окрестные поселения — все тонет.

— А люди как же?

— Людей вроде бы предупреждают. Иногда пытаются насильно выселять, только что толку? Многие так и не уходят, остаются. В городе Мологе, говорят, полторы сотни людей потонуло. А в Цимлянском водохранилище и того больше.

— Как же такое могло быть? — изумилась Варя.

— Да так, — Генка осторожно поднял перед лицом руку. На запястье сидел очередной овод. — Вот он сосет у меня кровь, но больно только мне. А всем остальным по барабану. Потому что солнышко — вон оно над головой. А сердце значительно левее. Его еще почувствовать надо, услышать…

— И вовсе даже нет! — Варя сердито махнула рукой, заставляя овода взлететь с Генкиной руки. — Зря ты так про людей говоришь.

— Я не про всех, — подросток мрачно усмехнулся. — Я про большинство. Есть, конечно, хорошие люди. Как вы, например, как бабушка Феня, да только таких обычно не слышат. Потому и города с деревнями продолжают затапливать. И мучить друг дружку.

— Но почему? — в десятый раз вопросил Юрашка.

— Не знаю… — Генка обнял свои колени, задумчиво поглядел в небо. Высоко-высоко над землей скользил серебристый самолетик. Точно скальпель он пластал небо, оставляя за собой белесый неровный шов.

— Я вообще о мучениях всякое уже передумал. В том смысле, что нужны они нам или нет. Мученики — они ведь тоже разные бывают. Вот Иисус, скажем, — взял и погиб на кресте. Показал всему человечеству пример. Собой пожертвовал, заставил задуматься. Значит, и впрямь был смысл погибать. А вот про Муция Сцеволу, который руку в огонь сунул, уже не понимаю. Его ведь в лагере этрусков застукали. Он ночью туда проник, чтобы царя чужого зарезать. Проще говоря, киллером был, а его героем сделали, в мученики записали, — Генка пожал плечами. — Или взять того же легионера, что лисенка за пазуху сунул и терпел до последнего. Тоже якобы герой. Потому что умер в строю. А зачем? Для чего? Если уж терпеть, то нужно чтобы толк был. Чтобы людям помочь или той же природе.

— А то ведь жалко же, — поддакнул Юрашка.

— Жалко, — согласился Генка.

— Какой ты все-таки умный, — вздохнула Варя. — Про сердце так хорошо сказал. Которое чуть левее солнышка…

Генка невольно расплылся. Не бог весть какая похвала, да еще в устах десятилетней девочки, но было все равно приятно.

— Не такой уж и умный, — пробормотал он. — Вон чуть не утонул вчера…

— Если хочешь, могу научить тебя плавать, — тут же предложила Варя.

— Меня?

— Ну да.

— А я? Я тоже хочу научиться! — возмутился Юрашка.

— И тебя буду учить. Если обещаешь слушаться. Ну как? — Варя взглянула на Генку. — Согласен?

— Ну… Я вообще-то умею немножко.

— Немножко — не считается. На воде — как под землей: либо да, либо нет.

Генка хотел было фыркнуть, но вовремя припомнил про Вариного отца, погибшего в шахте. Девочка и впрямь знала, о чем говорила. И про диггеров он ей зря, наверное, рассказал.

— Так ты согласен?

С некоторой неохотой он кивнул.

— Вот и хорошо! С завтрашнего дня и начнем! На пруду глубоко, а здесь, на речке, — в самый раз.

— Ура! — закричал Юрашка и, конечно, снова принялся выплясывать что-то из дикарского репертуара. Глядя на него все рассмеялись. Даже маленький Шурик — и тот пустил радостную слюну и на минуту позабыл о своих краснющих глазах.

* * *

К гудению ног он начинал уже привыкать, но теперь, похоже, должны были заболеть и спина с руками. Дед Жора по-прежнему маялся поясницей, вот бабушка Феня и попросила принести воды. Успокоив ее, Гена отважно взялся за коромысло.

Отважно-то отважно, но всей его отваги хватило лишь на первые несколько шагов от колодца.

Екалэмэнэ!.. Он и подумать не мог, что эти ведрища окажутся такими тяжелыми! То есть одно ведро он как-то уже поднимал, но сегодня плечо подростка плющило похожее на древний лук коромысло, и сразу два ведра гнули и сгибали городского жителя, стремясь по пояс вдавить в землю, переломить позвоночник и вытолкнуть из грудной клетки сердце. Дорога, которая пять минут назад казалась такой короткой, превратилась в нечто непреодолимое. В висках настукивали звонкие молоточки, руки и плечи от напряжения дрожали. Качаясь, как пьяный, Генка семенящими шагами двигался по дощечкам. Само собой, из ведер вовсю плескала вода — на землю, на крапиву с подорожником, но главным образом на штанины. Хорошо хоть начинало смеркаться, и Генка надеялся, что позора его никто не увидит. Однако увидели.

— Эй, городской, не переломись!

Повернуть голову он не сумел бы при все желании, но по голосу все же узнал насмешницу. Та самая конопатая девчонка, что развешивала белье.

— Помогла бы лучше, — просипел он.

— А пойдешь со мной погулять?

Генка остановился. Даже в городе девчонки так в лоб парней не штурмуют. На миг он даже забыл про чертово коромысло.

— За два ведра?

— А сколько бы ты хотел?

— Ну, я не знаю… Там у нас всего полбочки.

— Значит, четырех ведер хватит. Ставь давай, а то и впрямь переломишься.

Словно штангист, Генка приподнял над собой коромысло, осторожно поставил ведра на землю. Оглянувшись, наконец-то разглядел собеседницу.

— Как вы их только носите! — он утер взмокший лоб.

— Да так и носим. Что нам еще остается?

— А водонапорная башня?

— Хватился! Она уж лет десять заколоченной стоит. Как пилорама сгорела, так и водонапорку закрыли. Насос там сломался или что другое.

— Можно ведь, наверное, починить.

— Да кто починит-то? Ты, что ли? — девчонка подошла ближе, легко подняла коромысло, удобно пристроила на плече. Генка даже залюбовался.

— Тебя как звать?

— Катюха. А тебя?

— Меня Гена. А почему Катюха?

— А как еще?

— Ну… Можно Катей. Или Екатериной.

— Екатериной буду, когда состарюсь. А пока — лучше Катюхой, — новая знакомая блеснула озорным глазом. — Ты, говорят, воспитателем у нашей малышни заделался?

— Скорее — вожатым.

— Давай, давай! А то некому сопли-то им подтирать.

— Чего там подтирать, — вполне самостоятельные ребята! Шурка, конечно, малец еще, но Юрашка очень даже смышленый.

— Ага. Только не забрали почему-то твоего смышленого в город! Взяли и старикам скинули.

Генка промолчал. Голос Катюхи звучал весело, а вот интонации ее парнишке не понравились.

— Хочешь не хочешь, а детдомовские — они все дефектные. Потому и забирают только самых-самых. А Юрашка еще и под себя мочится.

— Как это?

— А, так тебе еще не рассказывали? Почитай, каждую ночь — лужа. Кому такой нужен?.. — Катюха остановилась. — Все, пришли, что ли. Отворяй калитку.

— Знаешь что, а ставь-ка ты прямо здесь, — внезапно предложил Генка. — Я сам донесу.

— Перед стариками хочешь покрасоваться?

— Само собой.

— А чего голосок тусклый? Или гулять раздумал?

Генка не стал мудрить.

— Да чего-то расхотелось.

— Что, городские, небось, лучше глянутся? — Катюха посмотрела с вызовом, и в глубине девчоночьих глаз блеснула сердитая водица. Темная, обещающая нешуточный шторм.

— Не в этом дело, — Генка изобразил улыбку. — Только больно уж ты говорливая.

— Так все равно же радио нет! — она с готовностью рассмеялась. — Разве что Степчик магнитофон свой иногда включит, так и тот сейчас поломал. Носится, как носорог, вот и крушит все что ни попадя.

— Видел я этого носорога…

— Во-во! Ты один раз видел, а я каждый день вижу, и до сих пор удивляюсь, что живая.

Зубки у Катюхи были ровные и белые, улыбка ей явно шла. Генка покосился на девочку с удивлением. Странно в ней все это сочеталось — грубоватая прямота, сердитые нотки, готовность к веселью.

— Ладно, если хочешь, погуляем, — решил он. — Только уж я сам все дотаскаю. А потом на улицу выйду.

— Смотри, не забудь!

— Не забуду.

— И не переломись раньше времени, — она снова рассмеялась…

На ошибках учатся, и больше Генка не геройствовал. Таскал по одному ведру, шагал аккуратно и часто менял руки. Потому и выплескивал уже меньше трети. Конечно, не подвиг Геракла, но, по крайней мере, остался живой. А еще через полчаса с щебечущей Катюхой они разгуливали по задворкам Соболевки.

— Скучно здесь. Мухи — и те сонные.

— Да уж, не Лас-Вегас.

— Это что — за границей?

— Ага, есть такой городок.

— Ты там был?

— Проездом. Жарко только, не для меня.

— А в Москву ездил?

— Зачем ездить — летаю. Чуть ли не каждый месяц.

— Ничего себе! И Кремль видел?

— Чего его видеть, я там работаю.

— Ты?!

— Ага. Я же компьютерщик, консультантом работаю.

— У президента?

— Ну, не у самого, конечно, но заместителям помогаю.

— Да врешь ты все!

— Чего мне врать, — Генка вынул сотовый, неспешно раскрыл, вывел на зеленоватый дисплей игру с загадочными цифрами, включил гимн России. — Видала? Если бы у вас тут зона покрытия работала, набрал бы номер в любой момент.

— И чего?

— Ничего. Ассистенты подняли бы трубку, поболтали бы о том о сем.

Катюха фыркнула.

— Да зачем ты им нужен такой?

— А я не такой! — возразил Генка. — Я особенный. И потом нас в хакерской команде много. Считай, сборная страны! — Генка с солидностью спрятал телефон. — Конечно, я там не главный, чего уж врать, но тоже на счету.

— А что делаете?

— Собираемся все вместе разрабатываем программы взлома. Про Пентагон слышала?

Катюха неуверенно кивнул.

— Это тоже в Америке, чуть правее Лас-Вегаса. В общем, они из этого Пентагона наши секреты качают, а мы, понятно, у них.

— Так некрасиво же! Все равно как в щелку подглядывать.

Генка развеселился.

— Само собой, но это ж разведка! А без разведки ни одна страна в мире не живет.

— И что в этой твоей разведке — одни дети?

— Почему, взрослых тоже хватает. Но, у детей мозги гибкие — с компьютерами легче управляются. Ты видела, как разговаривают взрослые?

— Ну?

— Каждый день об одном и том же. Футбол, политика, цены на продукты. Замкнутый круг, водоворот. И песни одни и те же поют, и рисовать не умеют.

— Зачем им рисовать?

— Чудачка! Это тест такой. Психологи давно обнаружили, что взрослые рисуют, как десятилетние дети. Потому что именно в этом возрасте останавливается развитие пальцевой моторики. А позже — лет в двадцать — и мозги костенеть начинают.

— Не у всех же!

— Само собой. Исключений тоже хватает, но у большинства головы деревенеют, и все новое до них просто не доходит.

— Это точно! — Катюха рассмеялась.

— Ну вот, — Генка продолжал молоть языком. — А у детей новое каждый день, усвоение — стопроцентное, и на еду с футболом начихать. Кроме того, это особая форма секретности. Кремлевское ноу-хау! На детей-то никто не подумает, верно?

— Верно, я на тебя тоже никогда бы не подумала, — согласилась Катюха. — А к нам-то чего приехал? Тоже разведывать?

— Не разведывать, а развеяться. Отдохнуть, сил набраться. Знаешь, как за компьютером устаешь, — голова пухнет! А здесь воздух, река, — красотища.

— Какая там красотища! Я же говорю — скука. На всю деревню — три коровы и семь коз. Даже маленького стада не набирается! Продукты из Заволочья возим, за обновкой в Новоспасское мотаемся. Я вот свое платьице тоже там купила.

— Ничего, симпатичное, — одобрил Генка.

— И косметику там доставала.

— Богатое село!

— Ага. Я, может, и работать туда устроюсь. Уборщицей или еще кем. В разведчицы-то, небось, не возьмут… — Катюха томно поморгала крашенными ресницами. Низкое солнце подыграло ей, блеснув из-за туч розовым прищуром, и только сейчас Генка рассмотрел, что его спутница основательно поработала над своим личиком. Румянец успела навести, веснушки припудрила. А уж губы прорисовала с такой тщательностью, что могли позавидовать все куклы из детского магазина.

Генка ощутил даже некоторую неловкость.

— Думала, там бусы купить, да дорого. Перламутровые такие, на жемчуг похожие. Мне бы подошли.

— Наверное… — рассеянно отозвался Генка. — Слушай, а в Новоспасском мобильники работают?

— Это телефоны, что ли?

— Ага, такие же, как у меня.

— Откуда мне знать? У меня телефона сроду не было.

— Но должны ведь там люди как-то звонить.

— Ну… Там почта есть. На ней и телефонный разговор можно заказать.

— Жуть!

— Не говори, — Катюха манерно вздохнула. — Тут ведь у нас ничегошеньки нет, — ни магазинов, ни работы. Ни ухаживать никто не умеет, ни целоваться.

Тема Генке не понравилась.

— Зато, наверное, звезды красивые, — возразил он. — У нас-то в городе облака, смог. А я всегда хотел какой-нибудь телескоп купить — «Алькор» или «Мицар». Сейчас и другая оптика появилась. Можно смотреть хоть на Луну, хоть на Юпитер с Сатурном.

— Дорогие, наверное.

— Что дорогие?

— Ну, эти… Телескопы твои.

— Разные есть. Но главное — небо. Я бы давно купил, а куда смотреть-то? Кругом копоть да тучи.

— А я бы век на них не глядела, — Катюха хмыкнула. — На звезды твои. Лучше бы лампочки зажгли да отопление включили. Надоело уже с дровами мучиться…

— Это конечно… — Генка вздохнул. Рассеянно потер ноющее плечо. Шли они вроде бы рядом, а все равно — разговаривали на разных языках. — Зато у вас лес, река рядом. Грибы с ягодами…

— А ты поживи на одних ягодах! Через месяц волком завоешь.

Он скупо кивнул. Все она объясняла правильно. И даже сочувствия, безусловно, заслуживала, однако, вот ведь штука! — сочувствовать ей как раз и не хотелось.

— Присядем? — Катюха кивнула на лежащее у забора бревно, и они повернули к забору. Однако присесть у них не вышло. Как в дурном фильме Генка увидел повтор из минувшей серии. Из полумглы качнулась призрачная фигура, по-обезьяньи распахнула лапищи. Еще одна вынырнула из-за спины, дурашливо гаркнула в самое ухо:

— Опа-на! Снова попался! И опять с нашей девкой!

От человека густо пахло алкоголем, и не нужно было быть гением, чтобы понять, на кого они нарвались.

— Ну что, потолкуем, жучара! — Степчик толкнул Генку в грудь, а Мишаня услужливо подставил ногу, помогая подростку растянуться на земле.

— Что, Катюх, променяла своих на этого? Не пожалеешь потом?

— Ну, гуляем вместе, воздухом дышим — что такого?

— А того! Забываешь, курочка, кто тут рулит!

Гена наконец-то извернулся на земле, правой рукой вытянул из кармана разрядник. Кажется, настало время проверить прибор в деле.

Взметнувшись на ноги, он поднял перед собой электрошокер, точно пистолет навел на пьяных оболтусов.

— Стоять, придурки!

— Чего?! — оба громилы враз обернулись. — Чего ты гавкнул, щегол?

— Что слышали! — Генка старался говорить холодно и властно. Он знал, что это у него тоже получается неплохо. — Только рыпнитесь — в золу превращу!

— Не, ты слышал, чем он нас лечит? Золой стращает!

Степчик шагнул к Генке, следом придвинулся и Мишаня.

— Ща мы тебя зароем, герой…

Генка нажал клавишу, и шокер выдал голубую искру.

— Это чё, зажигалка? Нашел, чем пугать! — Степчик ринулся вперед, и Генка вдавил шокер ему в живот.

— Тварь! — детина содрогнулся от боли, но движения своего не остановил. Отпрыгнув, Генка попытался повторить угрожающую демонстрацию, но на этот раз шокер и вовсе ничего не выдал. Аккумуляторы определенно разрядились.

— Что, накрылась твоя зажигалочка? Ща ты у нас попрыгаешь!.. А ты куда, краля? Ну-ка, назад!

Но Катюха уже мчалась во все лопатки. Вывернувшись из-под растопыренных пальцев, Генка в свою очередь нырнул в ближайшие заросли. Было бы чуть темнее, смог бы, наверное, оторваться, но парни видели его неплохо и бегали тоже вполне прилично.

— Хоп! — Мишаня вновь вырос на пути и почти ухватил Генку за руку, но удалось врезать ему по левой скуле, и нападающий выпустил парнишку. Зато не оплошал Степчик. Его правая кувалда — пусть на излете и в слепую, но достала Генку. От удара в голове загудели колокола, а мир на несколько секунд перекрасился в розовые тона. Потеряв равновесие, Генка прокатился по земле, но тут же снова вскочил и, мало что понимая, понесся по дороге. Парочка упырей, шумно посапывала и спешила следом. Ясно было, что здесь они в своей стихии, лучше знают все тропки-выходы, а значит, и сбежать Генке не светило. Сменив направление, он сиганул через чужой забор, окольцевал сарайчик и по настеленным дощечкам помчался неведомо куда.

— Степа, я слева зайду. Слева! — азартно проорал Мишаня. — Не дай ему выскользнуть!

Кажется, «охотников» проняло всерьез. И то правда, — если по словам Катюхи, жизнь здесь форменная скука, почему бы не разрешить себе маленькое сафари?

Генка уже смирился со скорой гибелью, когда из полумглы дворика выросла третья фигура.

— Это еще что за дела? А ну, всем стоять! Я кому сказал!

Обморочно дыша, Генка остановился. Что-либо говорить не было сил. Но этого человека он, конечно, узнал. Валера — тот самый шофер, что подвез его от станции. И двор этот, видимо, его, и темнеющая справа махина дома.

— Ты чего, Валер! — это заговорил Мишаня. — Он, гад такой, телку у нас увел, меня по зубам треснул.

— А во двор ко мне зачем прыгать?

— Это ж он прыгнул! А мы за ним.

— Вот и валите обратно. Той же дорогой.

— Хорэ, Валер! Мы же по-хорошему…

— Погоди, Мишань! Чё ты с ним паришься, — вперед шагнул более рослый Степчик. Глазки у него совсем заплыли, и ясно было, что о какой-либо дипломатии он отродясь не слышал. — Он чё тут — самый бурый? Чё ты ему объясняешь, как первогодку!

Гена невольно отпрянул в сторону. Затевалось что-то нешуточное, и в десятый раз он пожалел, что не может воспользоваться мобильным телефоном. Вызвал бы милицию, и через пяток минут прилетели бы пэпээсники. В последние годы эта служба в Екатеринбурге выучилась работать исправно. Впрочем, до Екатеринбурга далеко, да и на телефон надеяться бессмысленно. Как на утерянный в кустах разрядник…

— Что, касатик, зубки режутся? — голос Валеры звучал недобро. — Смотри, бача, могу помочь.

— Бодалова хочешь? — Степчик азартно хохотнул. — Я ж тебя в рубероид закатаю!

— Давай, я жду… — все с той же ласковой угрозой произнес Валера. Двоих громил он, похоже, совсем не боялся. А ведь был и суше, и ниже, и по годам чуть ли не вдвое старше! Генке захотелось зажмуриться. По уму — надо было бы припустить отсюда, как сделала это Катюха, но Генка остался на месте. Стоял и ждал неизвестно чего…

— Ну, борзой!.. — широко расставив кулаки, Степчик прыгнул к Валере. Как он мог ударить, Генка уже знал, а потому внутренне сжался. Но произошло необъяснимое. Маятником качнувшись в сторону, Валера неуловимым движением перехватил кулак Степчика и второй рукой пришлепнул по жирной шее обидчика. Все выглядело смешно и совсем даже не страшно, но, икнув, Степчик отчего-то перевернулся в воздухе и, взболтнув коленями, грузно шмякнулся о землю.

— Подходи за добавкой! — Валера стремительно обернулся к Мишане, но тот, попятившись, быстро замотал головой. Парень явно не желал боя. Зато Степчик успел прийти в себя и, вскочив на ноги, с рыком ринулся на Валеру. Судя по всему, он рассвирепел по-настоящему: руки его бешено молотили по воздуху, и любое попадание в цель, наверняка, обещало увечье. Однако Валера и на этот раз удивил всех фокусом. Не рискуя понапрасну, он смахнул с близстоящей поленницы березовый чурбачок и попросту вставил в этот фейерверк мелькающих кулаков. Все равно как сорванец, тычущий палкой в спицы проезжающего велосипеда. Во всяком случае, эффект получился тот же. Полетели, понятно, не спицы, а кулаки, и, взвыв от боли, Степчик прижал их к животу, скрючился запятой. Но успокаиваться на этом Валера не собирался. Отбросив полешко в сторону, он ухватил Степчика за ворот и, протащив к калитке через весь двор, наградил увесистым пинком.

— И попробуй поиграй в бумеранг! — посулил он. — Живо отправлю в госпиталь!

Обернувшись, поманил пальцем Мишаню.

— А ты чего гипсом замер? Особое приглашение требуется?

Двигаясь чуть ли не на цыпочках, здоровенный парнище попытался прошмыгнуть мимо Валеры, но хозяин и здесь не оплошал. Увесистый пинок достал забияку, заметно прибавив скорости.

Решив не дожидаться «особого приглашения», Генка на подрагивающих ногах двинулся к калитке.

— Ты-то куда, герой? — Валера остановил его движением руки.

— Так я вроде тоже… Без спросу.

— Проехали. Будто я не понял, как ты сюда попал.

— Я с Катюхой был, — принялся объяснять Генка, — а они налетели…

— Понятно. Кавалеры делят дам, и все такое.

— Да нет, мы просто гуляли…

— Делёж — это всегда самое простое, — прервал его Валера. — Пошли-ка лучше ко мне. Посидим, чайку попьем, там и расскажешь все в подробностях.

* * *

По случаю гостя Валера зажег сразу три свечи. Конечно, не шик, но разглядеть убранство его жилища стало возможным. Хотя особо и нечего было разглядывать, — голые стены, скудная мебель, и повсюду горы бутылок. В углах вместо икон — паутина, на окнах вместо штор — обрезки каких-то одеял, на расстеленных газетах — инструменты, гайки, шестеренки, провода. В общем, пахло тут совсем не так, как у бабушки Фени, — скорее уж, как в заводском цеху. Правда, и в цехах нынче свечей не жгут, — так что жилье Валеры больше напоминало пещеру неандертальца.

Рукомойник, по счастью, функционировал, и Генка терпеливо смыл следы недавнего поединка.

— Ну что, ополоснулся, боец? — Валера взял банку со свечой, шагнул ближе. — Да-a, похоже, синяка не избежать. Кто треснул-то? Степчик, небось?

— Он.

— Понятно… — протянул Валера. — Плачет по парню тюряга. Или армия, не знаю уж, что быстрее случится. Ну да я с ним еще потолкую. Совсем распоясался хлопец… Покажи-ка ручонку. Сейчас расцарапал?

— Ага, падал, зацепился за что-то. Да ерунда вроде…

— Верно, ерунда, — Валера глянул заодно на Генкины ногти. Довольно ухмыльнулся: — Под ногтями чернозем, значит, будешь агроном!

— Какой чернозем? Я вроде мыл…

— Не переживай, у нас тут у всех такой маникюр. Значит, становишься, паря, деревенским…

Шаркая сандалетами, он сунулся к печи, из темного зева достал закопченную кастрюлю, поставил на стол рядом с таким же закопченным чайником. Наблюдая за ним в призрачном свете мерцающих свечей, Генка в очередной раз усомнился во всем случившемся. Очень уж не походил Валера на супермена из киношных триллеров. Сутулая фигура, невысокий рост, и никакой тебе мускулатуры. На впалой груди — стиранная футболка, а видавшее виды трико заправлено прямо в носки. Покажи такого «богатыря» на экране, зрители за животики схватятся…

— Присаживайся, — Валера налил в кружки кипятку. — Сушки вон в кульке, а хочешь — картоху наворачивай.

— Спасибо, — Гена шмыгнул носом. — А почему кипяток коричневый?

— Потому что сразу с заваркой. Я ведь один живу, так что завариваю по-походному — прямо в чайнике.

— Логично… — Гена с опаской отхлебнул, но чай оказался вполне приличный. Даже попахивал какой-то травкой.

— Я туда мелиссу кладу и смородиновых листьев. Получается неплохо, — Валера кивнул в сторону вездесущих бутылок. — С больной головы очень даже лечит.

— А часто приходится лечиться?

— Случается… Катюха-то твоя где?

— Да она первая убежала! Как все началось, так и смылась.

— Хорошо, что не вторая, — Валера хмыкнул. — Или дуешься, что бросила?

Генка промолчал.

— Ладно, проехали, не бери в голову! Она ж девка, ее можно понять. Это мы кулаками рождены махать, а девки для другого созданы.

— Зачем тогда гулять звала?

— Затем и звала, что городской, — Валера шумно хлебнул из кружки, звонко цыкнул зубом. — Сам, небось, поглядел, что тут у нас за жизнь. Ни театров, ни магазинов, ничего. Разве что топиться есть где. Видел уже наш пруд?

Генка чуть было не поперхнулся чаем.

— Чего кашляешь-то?

— Да я чуть не утонул в пруду вашем!

— Скор же ты, братец! — Валера рассмеялся. — Да ты не тушуйся. Я сам там разиков пять тонул. Райское местечко! Так что для Катюхи ты, считай, свет в оконце.

— Какой еще свет?

— Ну как же! Вдруг да увезешь из этой дыры. Что она тут забыла? Живет с матерью, без отца. Ни будущего, ни прошлого, ничего. Всей молодежи — человек семь-восемь, считая сосунков вроде Юрашки. Вот и становится твой город предметом зависти. Какой-никакой, а шанс!

— Да какой там шанс? — усомнился Генка.

— Будто не знаешь! Деревушки всегда были легкой добычей. Город наступает, деревня отступает. И даже не отступает, а вымирает, — Валера поморщился. — Мы теперь даже не деревня, а сельское поселение. Так это сейчас называется. Да сам посмотри вокруг: Ольховка, Торлино, Николаевка, Северуха — все в запустении. Едешь среди изб, точно среди могил. Ни единого живого звука! А ведь тоже были когда-то села! И люди там жили, свадьбы справляли, стада пасли, лес заготавливали. В Красноселье у меня, знаешь, сколько друзей было! А теперь ни души. Или взять ту же Романовку! Мы же туда с кольями ездили — с местными хлопцами пластаться. Стенка на стенку! И где они теперь? Ни нас, ни их не стало.

— Зато появились Степчик с Мишаней.

— Да что там появилось-то! — Валера отмахнулся. — Алкашня малорослая!

— Это Степчик-то малорослый?

— Ты на загривок не смотри. Раньше народ худой был да жилистый! Оглоблями дрались — как щепками! Ты вот, к примеру, ее и не поднимешь — оглоблю-то. А дед твой, Жора, пожалуй, и о колено переломить мог.

Гена польщенно улыбнулся.

— Ты, значит, тогда и выучился драться? — поинтересовался он. — Когда в Романовку ездил?

— Да нет, драться я на войне научился. И гранаты, кстати, кидал лучше всех в роте.

— А зачем их кидать? Сейчас гранатометы есть, подствольники.

— Это сейчас, а тогда мы о подствольниках только от офицеров слышали. А гранаты кидали ручонками, — Валера нюхнул из кастрюльки, запустив туда пятерню, выудил картофелину. — Давай, худоба, рубай. Наш исконно российский продукт! Это тебе не чизбургер какой, не ананас американский!

Генка достал тепловатую картофелину, с удовольствием надкусил.

— Между прочим, картофель тоже когда-то завезли из Южной Америки, — заметил он. — Одно время даже силой заставляли сажать.

— Чего, чего?

— Ну да, при Николае Первом! Даже картофельные бунты случались. Крестьяне отказывались сажать картошку, и по деревням войска царские рассылали. На усмирение.

— Это ты точно знаешь? — Валера даже жевать перестал.

— Конечно. Это же история.

— А может, брехня?

— Но ведь в учебниках про это есть. И в книгах.

— В книгах много чего пишут. Да только историю приукрасить — плевое дело!

— Что же в картофельных бунтах приукрашивать? — удивился Генка.

Валера недоуменно шевельнул бровью, озадаченно поскреб челюсть.

— Тоже верно. Вроде и нечего.

— Вот я и говорю! Это же не героизм какой-нибудь, скорее наоборот.

— Ну, может, и впрямь было…

— Конечно, было, — самоуверенно заявил Генка. — Мы многого чего не знаем.

— Чего это, например?

— Да миллиона разных вещей! Вот взять хотя бы твою фамилию — Огородников…

— Ну и чего тебе — моя фамилия?

— Ты хоть в курсе, что она означает?

— А что она может означать? Огородников — и Огородников. Деды да бабки с утра до вечера в огороде копались, вот и получили прозвище.

— И ничего подобного! — рубанул Генка. Он был даже доволен, что после Валериной лекции о строительстве изб и горьковских автомашинах тоже в состоянии чем-то удивить. — Огородников, к твоему сведению, фамилия древняя и почетная. Это сейчас все к огороду свели, а раньше огородниками звали строителей крепостей, рвов и частоколов. Целая наука была — огораживать поселения! Потому что без конца приходилось отбивать атаки кочевников.

— Воевали, что ли?

— Конечно, воевали! В общем, без огораживания было никак… Помнишь, ты мне про цилиндрованные бревна рассказывал? Вот так и здесь. Для строительства стен и рвов настоящих мастеров нанимали. И чертежи были мудреные — с учетом рельефа, с ловушками и сотнями хитростей. Так что огородники в те времена были в авторитете. И фамилия появилась тогда же.

— Ловко! — Валера отер ладонью губы. — Я-то думал: я — лапоть уральский, а оказалось — гусак столичный! Хмм… А чего ты еще знаешь?

— Да много чего, — Генка пожал плечами. — В истории вообще интересно копаться. Такое находишь, что ни в каком сне не приснится. Про Аркаим, к примеру, Синь-Камень или наши уральские дольмены…

— Это еще что за звери такие?

— Ну, чаще всего это каменные кладки. Только не как в Египте или на острове Пасхи, а еще более древние. И находят такие кладки либо в лесах, либо на возвышенностях. А называются они по-разному. Есть менгиры или стоячие камни, а есть каменные столы, или, иначе говоря, — дольмены. А еще встречаются балбалы, кромлехи и целые каменные аллеи. В Англии, скажем, туристы стекаются в Стоунхендж. Хватает подобных мест в Мексике, в Перу, в других странах. Правда, получается как-то нечестно. То есть про Карнак с Баальбеком все знают, а про наши кладки никто слыхом не слыхал. Вот они и разрушаются потихоньку, мхом покрываются.

— Нашел чем поразить! — хмыкнул Валера. — Наших бед тоже никто не знает, и что с того?

— Правильно! Откуда узнаешь, если у вас ни телефона, ни электричества, — Генка разволновался. — Да вам и самим, похоже, ничего не нужно. Только и делаете, что пьете да деретесь.

— Ты такой бойкий оттого, что всего пару дней здесь, — Валера снисходительно улыбнулся. — А поживешь подольше, и тоже обрастешь мхом. Все равно как твой дольмен. Или сдернешь отсюда обратно к мамочке.

— Не сдерну! — буркнул Генка. — Кстати, мамочка меня сюда и сплавила.

— Набедокурил, небось?

Генка промолчал, и Валера усмешливо качнул головой.

— Набедокурил! Знаю я вашу породу, сам такой был. И обижался, и правду искал.

— А сейчас что? Не ищешь больше?

— Все уже, отыскался, хватит. Вон моя нынешняя жизнь — по углам стоит, мышей пугает.

— А может, стоит попробовать?

— Чего пробовать-то? — в голосе Валеры промелькнула тоскливая нотка. — А главное — ради кого?

— Да хотя бы ради детей: Юрашки вон, Вари с Шуриком… Не все же тут еще вымерли. Телевизоры по избам гробами пылятся, кругом грязь, темнотища, — неужели нравится такая жизнь?

— Предлагаешь, снова провода тянуть? А после клянчить у города электричество?

— Причем тут город? Самим надо за дело браться! — Генка даже удивился собственной решимости. — Вон у вас сколько техники кругом валяется! Опять же — речка рядом. В Соболевке дворов-то всего ничего, значит, электроэнергии нужно совсем немного. Поставить тройку хороших ветряков или речную турбину, вот вам и вся электрификация!

— Ну ты сказал! Откуда их взять-то?

— Да сделать, конечно! Ты же сам говорил, что грузовик из ничего собрал, а ветряк — это куда проще! Электромоторов-то старых полно кругом. Взять стиральную машину или холодильник, снять движок, прикрепить лопасти, — и получишь простейший генератор тока. Добавь стабилизатор с трансформатором, и считай, полкиловатта у тебя есть, — Генка разволновался. — Подумать как следует, можно и котельную свою организовать, и пекарню восстановить. Начнете выпекать хлебушек, и поедут к вам покупатели. Сейчас же весь мир на синтетический газ переходит! А болотный газ — чем хуже? Болото — вон оно рядом, я сам видел… — подросток азартно шмыгнул. — Или кирпичи, к примеру? У вас же тут кругом глина! Сварганить простенькую заводскую линию, печь для обжига — и готово! Уж на кирпичи-то спрос всегда будет! Или, скажем, камнерезный цех устроить — на месте бывшей МТС. А что? Собирать поделочный камень и изготавливать сувениры. Да не массовый ширпотреб, а что-нибудь интересное. Вот и будет для Соболевки доход!

У Валеры даже рот приоткрылся от такого словесного потока. Замолчав, Генка подумал, что взрослый его собеседник рассмеется или покрутит пальцем у виска, но Валера молчал.

— То есть дело, конечно, не простое, — сбавил обороты Генка, — но попробовать-то всегда можно.

— Да-а… Занятный ты парень, — протянул Валера. — И говоришь складно…

— Причем тут это?

— А при том, что ты кладбища нашего не видел.

— Кладбища?

Валера кивнул.

— Ага… Ты, бача, сходи туда как-нибудь, поинтересуйся датами. Людишки — они ведь не просто так отсюда тикали. Не из одной Соболевки, заметь! Со всех окрестных сел. В той же Кумарье больше четырехсот жителей насчитывалось, теперь — десятка три. Думаешь, только экономика виновата?

— Что же еще?

— А ты подумай!

Генка нахмурился.

— Неужели — полигон? — он даже кулаки стиснул.

— Видишь, какой ты догадливый, — Валера невесело улыбнулся. — Там ведь не просто полигон, там дальше болот — аж на тысячи гектаров. И в аккурат в эти самые болота лет тридцать назад порешили наши маршалы и генералы захоронить какую-то секретную дурь.

— Отравляющие вещества?

— Наверное. У нас же их еще с Гражданской войны — груды скопились. Теперь уже никто и не скажет, сколько всего и где именно. Тогда все засекречено было, а сейчас и вовсе концов не найдешь. Тоже, кстати, история! — Валера хмыкнул. — Словом, я еще пацаном был, а помню, как тут самолеты кружили. Говорят, бомбометание отрабатывали: швыряли с высоты бочки. Получалось дешево и сердито. У летчиков — опыт, у военных — гора с плеч. С высоты-то бочонки сразу вглубь погружались — метров на семь-восемь в болотную жижу. И выходило вроде как захоронение. Все чисто и чинно — никаких тебе следов. Только с тех пор и начались тут у нас болезни. Сначала скот домашний стал погибать, потом рыба в речках, а там и до людей волна докатилась.

— А сейчас?

— Что сейчас… Сейчас вроде опустило. Отрава, какой бы ядовитой ни была, тоже не вечна. Только утешение слабое — деревень-то уже нет. Кто не умер, тот в город подался. А вкладываться в эти места никто уже не будет, — Валера указал пальцем в потолок. — Потому как там наверху тоже про все знают. И давно уже решили, что нечего на нас тратиться. Деньжат и на здоровые деревни не хватает, чего ж о нас вспоминать?

Генка припомнил гнутые деревья с гигантскими цветками, но промолчал.

— Поэтому, паря, план твой, может, и хорош, да только никто здесь дергаться не будет. Нет у нас будущего!

— А как же Новоспасское?

— Там — другое дело, там с жиру бесятся. И от болот они дальше всех, и река рядом с заказником. Опять же хоромы себе не для жизни строят, а на сезон. Чтобы, значит, приехать, в баньке попариться, шашлыки пожарить — и обратно. Вот и весь интерес этих ребяток.

Генка задумался.

— А телефоны там работают? Я имею в виду сотовую связь?

Валера поскреб макушку.

— Вроде ходят люди с мобилами, перезваниваются.

— Так это же здорово! — Гена встрепенулся. — Слушай, ты бы мог меня туда свозить?

— Да хоть завтра! Я же объяснял: в Новоспасском у меня халтура. Пока платят, не брошу. Только учти, вставать рано придется. Я в семь выезжаю.

— Да хоть в шесть! — Генка воодушевленно поднялся. — Значит, договорились: без десяти я буду у тебя. Кстати, спасибо за чай с картошкой.

Несколько озадаченно Валера пожал ему руку…

Никто не провожал его, но по знакомым дощечкам Генка двигался вполне уверенно. Тем более что полной мглы не было, — черный противень неба поблескивал масляной луной, и свет ее мягко окутывал крыши, рождал на земле причудливые тени. Глядя на них, Генка распевал про себя очередную песенку «Аббы». Про победителя, который возьмет все. Возьмет, чтобы отдать и чтобы поделиться…

 

Новоспасское Генку не поразило, — видывал, как говорится, застройки и покрупнее. Однако после блеклых избенок Соболевки посмотреть тут было на что. Улицы в селе линовали заново, густо присыпая каменным отсевом, закатывая в броню асфальтовых доспехов. Кое-где даже ставили ограждающие столбики, — чаще всего там, где громоздись дома-дворцы — с колоннами и башнями, с черепичными крышами и застекленными мансардами. Двухэтажных зданий Генка почти не видел, — новые аборигены строились в три добротных этажа да еще нахлобучивали сверху что-нибудь эдакое — вроде колокольни или яйцеподобной обсерватории. Повсюду красовались ямины под будущие бассейны, а кое-где били самые настоящие фонтаны. Даже заборами хозяева скороспелых дач явно соревновались друг с другом. Кто-то, не мудрствуя лукаво, кольцевал дома стенами из красного кирпича, другие придумывали более затейливые варианты, заказывая кружевное литье, деревянную резьбу, а то и вовсе нечто абстрактное, не поддающееся описанию.

— Видал, какие нынче огородники-то появились! Где мне с ними тягаться, — Валера с усмешкой крутил баранку. — Хорошо, хоть рвов пока не роют. А то ведь начнут скоро.

— Ну, до этого вряд ли дойдет.

— Поживем — увидим… Ты, кстати, к стенам присмотрись, — тут ведь тебе не просто кирпич, а кварциты с авантюрином, змеевик с мрамором. Местами даже яшма попадается! А есть домик, где малахитовый конек, представляешь!

Генка помотал головой.

— Во-во! Я тоже не верил, пока не увидел. Словом, коллекция — еще та! Какие деньги во все это вбухивают, даже считать не хочется.

— Значит, благосостояние растет, — пробормотал Гена.

— Ага, только вот чье? — Валера кивнул на копошащихся среди лесов рабочих. — Может, у них кошельки пухнут? Или у стариков твоих?

Гена промолчал.

— Если заметил, кругом одни таджики — на крышах, на стенах, везде! Я против них ничего не имею, но наши-то работяги куда подевались?

— Наверное, все в городе.

Валера кивнул.

— Так вот и потеряем деревню. В смысле, значит, русскую деревню. Потому что лет через двадцать в наши села весь Ближний Восток переселится. Таджики, узбеки, ингуши — все, кому не лень строить и сеять. А на Дальнем Востоке китайцы с корейцами обоснуются, — Валера развеселился. — И получится у нас, брат Гена, Таджи-Китайское государство!

— Что же тут смешного?

— Да ничего. Я ж воевал с ними в Афгане! С таджиками, значит. А с китайцами Митька наш воевал — на Даманском. Ну а теперь они все здесь!

— К чему ты это?

— Да к тому, наверное, что зря воевали.

Генка озадаченно потер лоб.

— Погоди… Разве в Афганистане воевали не с афганцами?

— Вот и видно, что ничегошеньки вы, молодые, не знаете. Даже со всеми своими интернетами! — Валера подъехал, наконец, к нужной новостройке, аккуратно развернулся. — В Афганистане, Ген, более двух десятков народностей. А основные среди них — таджики с узбеками.

— Правда, что ли?

— А ты думал! Это ведь не Люксембург какой-нибудь, огромнейшая территория!

— Мне казалось, Афганистан — небольшая страна.

— Это она на карте маленькая, а на самом деле Афганистан — огромен! Страна ковров и красивейших гор. А какое там небо! — Валера причмокнул губами. — Сказка из «Тысячи и одной ночи». На вершинах — снега, которым тысячи лет, представляешь? Тысячи! А знаешь, какой высоты хребты Гиндукуша? Почти семь километров! И пустыни свои имеются, и люди красивые. Правда, без бород почти не ходят, но такие уж у них традиции… — бывший сержант протяжно вздохнул. — Не-е, Ген, я там много чего пережил — и боли натерпелся, и кровушки пролил, а все равно… Можешь не верить, а точно второй родиной Афган стал. И таджиков, кстати, я там зауважал…

— Таджиков?

— Верно. Потому что не хуже вьетнамцев воевали. Одно слово — моджахеды! Кстати, наш главный враг — Ахмад Шах-Массуд — стал потом лучшим другом.

— Разве так бывает?

— Бывает — и часто. Особенно когда враги не подличают. А он с нами дрался честно… — Валера заглушил двигатель, открыв дверцу, выскочил наружу. — Ладно, пойду со строителями побалакаю, а ты погуляй.

— Машину постеречь?

— Чудила, кто ее такую угонит? Тем более здесь.

— Ну, не знаю… Это же не Соболевка.

— Может, и не Соболевка, но и не город.

— А таджики?

— Дубина ты, Ген! Погляди, сколько они тут всего понастроили! И заметь — приезжают сюда без специальностей, без языка, но в пару лет все осваивают! А ты про воровство толкуешь!

— Как же у них получается?

— Так и получается, что не лентяи. И язык чужой выучивают, и строителями неплохими становятся. Наших-то огородников днем с огнем не сыщешь… — не договорив, Валера махнул рукой и заковылял к группе темнокожих строителей. Приблизившись, степенно пожал всем руки, о чем-то заговорил. Гена тоже не стал париться в разогретой кабине. Соскочив на мягкую от опила землю, двинулся к ближайшей завалинке.

Кругом звенели пилы, постукивали молотки, тут и там завывали дрели и электрорубанки. Новые «огородники» в Новоспасском начинали трудовые будни рано. Теперь-то Генка их понимал. День обещал быть жарким, и оставалось только порадоваться, что Валера поднял его ни свет ни заря. Все-таки утро — оно и есть утро, и ни с каким днем его не сравнишь. Старт, с которого хочется бежать и бежать…

Было видно, что Валера уже обо всем договорился, и Гена поспешно извлек из кармана сотовый телефон. Здесь в Новоспасском у него тоже имелось важное дело. То и дело поглядывая в сторону машин и копошащихся вокруг грузчиков, он не без волнения раскрыл телефон. Огонек светодиода с готовностью мигнул, и паренек расплылся в улыбке. Зона покрытия село доставала! Не медля ни секунды, он набрал заветный номер, крепко прижал аппаратик к уху. Как положено нормальному хакеру, далекий абонент отсыпался после тяжелой ночи, но Генка набрался терпения. Эта связь ему нужна была как воздух, и он не сомневался, что долгие тягучие гудки рано или поздно оторвут Севу Морехода от подушки.

— Але, Мореход? Проснулся, наконец? Здоров же ты дрыхнуть!

— Кто это?

— А ты не узнал?

— Елы-палы, конечно, узнал! Какими судьбами, генацвале!

— Сам ты Гена с Валей!

— Ну вот… И ругаешься все так же, и звонишь раз в столетие…

— Зачем звонить, если есть почта.

— Вот и я кумекаю — зачем? Тем более — так рано.

— Затем и звоню, что сижу без почты. Между прочим, позвонить отсюда тоже проблема.

— Отсюда — это откуда?

— Из кудыкиной дыры.

— A-а, припоминаю. У тебя ведь, кажется, заморочки с «Магнолией» были. Сбежал, что ли?

— Вроде того… — Генка покосился на грузовик Валеры. Рабочие-таджики уже вовсю сгружали с машины бревна и аккуратно их штабелевали, цветными мелками выводя на древесине номера. Самый здоровенный из работяг, разумеется, командовал — смуглый, как глина в пруду, обряженный в холщевые бесформенные брюки и матросскую тельняшку, — из тех самых моджахедов, о которых толковал Валера…

— В общем, я тебе по делу звоню.

— Срочному и важному?

— Точно, — Генка ожесточенно потер лоб. — Помнишь дельце с «Василиском»?

— Это когда ты фирмачей на живца ловил?

— Ага. Они тогда хороший куш взяли и «Василиск» крепко подсадили.

— Конечно, помню. У тебя в том «Василиске» друзья вроде были.

— Вот именно, что были.

— Значит, уже не дружите?

— Похоже на то. Изменились обстоятельства, стал им не нужен. Вроде той собачки из старого мультика.

— «Жил был пес»?

— Он самый.

— Та-ак… А я, значит, должен теперь поработать в роли волка?

Генка широко улыбнулся.

— Вот за что ценил тебя всегда, так это за сообразительность!

— Ну, так хакер хакеру — завсегда брат! Чем могу, помогу, генацвале.

— Не волнуйся, Севочка, выгода у нас будет взаимной. Я ведь знаю, ты тоже под «Василиск» копал.

— Не выдумывай!

— Копал, копал! Следочки были, уж я-то их рассмотрел. Только те зарубежные парни хитрее сработали, потому и взлом у них вышел качественный.

— Что они, кстати, делали?

— Да так, хулиганили по-мелкому. Скачивали разную байду владельцам телефонов, а списывали все на «Василиск». Прикинь, почти три месяца работали и никто не замечал!

— И что теперь?

— Ничего. Я, конечно, кодировку «Василиску» обновил и щит нормальный поставил, но к главной бухгалтерии меня не подпустили.

— Наверное, умно поступили.

— Ответ неправильный!

— То есть?

— Я хочу сказать, что фильтр у них на серваке так и не изменился. Древний, как юрская рептилия. Поэтому на главный терминал зайти проще, чем в парк Маяковского.

— Ты серьезно?

— Серьезней некуда. Все дело в счете. Сумеешь зарядить программу-хапугу на семь-восемь минут — могу гарантировать: никто тебя за руку не схватит.

— Как-то даже странно…

— Это потому что в стране живем. В смысле, значит, один корень.

— Погоди, погоди! Значит, ты хочешь…

— Я хочу, — перебил Генка, — свою личную «Wi-Fi» зону, чтобы работать прямо отсюда, смекаешь?

— То есть «бук» с наворотами и спутниковой антенной?

— В точку! И еще мобильник помощнее — лучше коммуникатор.

— Еще скажи — со встроенным навигатором.

— Обойдусь. Главное, чтобы была возможность подключения к «буку», — инфрапорт, клавиатура поудобнее и все такое. Наушники, само собой… Раций парочка — чтоб километров на пять-шесть брали. Мини-АТС на десяток номеров, рабочий канал и лучше не один, счетчик Гейгера и новенький электрошокер.

— Эй, генацвале! А шокер-то зачем? Чтобы застрелиться?

— Из шокера, Сев, не стреляются.

— Знаю, на нем поджаривают. Только не жирно ли будет?

— Поверь мне, оно того стоит. За семь минут ты скачаешь со счетов «Василиска» впятеро больше.

— Всего впятеро?

— Хочешь лопнуть, скачивай больше. Но это тот случай, когда жадничать опасно. Все уже просчитано, и я тебе точно говорю: больше одного раза туда соваться не стоит. Не забывай, они хоть и бывшие, но друзья.

— Рассчитываешь, что позовут обратно?

— Рассчитываю, что извинятся. Так что все мосты сжигай аккуратненько, и чтоб ни одного отпечатка пальца!

— Легко сказать…

— Верно, легко. А сделать — еще легче. Для этого ты, Севочка, зайдешь на звездный сайт и кликнешь мой сталкерский позывной. Система тебя переспросит, вот второе слово в ее фразе и есть необходимый пароль. Откроешь «квест» с пиратами и там, в трюме, найдешь мои черновики по «Василиску». Подробно объяснять не буду, описания вполне доступные. Короче, там все: адреса, программки, хронометраж.

— Ну, ты намудрил!

— Сам знаешь, в какое время живем.

— А в этом твоем трюме пиратском случайно чего другого не спрятано?

— Хочешь поискать, поищи. Что найдешь — твое.

— Понял, — Сева Мореход заржал в трубку. — Ты что же, для себя черновики приберегал?

— Да нет, так уж само вышло. Я ведь тогда море вариантов прокачал, такую работенку провернул, — жаль было стирать. А может, печенкой чуял, что пригодится.

— Ну ты, генацвале, даешь!

— Так мы договорились?

— Ну… Это нужно хорошенько просчитать, взвесить…

— Не гони, Севан! Наверняка, уже калькулятор в пальцах крутишь. Только я зря говорить не буду. Главное условие: семь минут — и чтобы все чисто! Там на фильтре у них ламеры припухают, так что спохватятся не сразу.

— И снова пригласят тебя…

— Ага. А я аккуратно подотру ту мелочевку, которую ты все-таки оставишь.

— Вот спасибочки! А если все-таки случится форс-мажор?

— Ничего не будет, если сработаешь быстро и аккуратно. Ты же не чайник, должен справиться.

— И все-таки?

Генка вздохнул.

— Хорошо, дам тебе один счетец. Именно на такой крайний случай.

— Внимаю и слушаю!

— Не слушай. Счет к тебе приплывет сам. С пин-кодом и авторизатором. Для этого заберись на мачту и спусти флаг.

— Штирлиц, блин! Ладно… Когда тебе нужен товар?

— Как можно быстрее. Завтра или послезавтра.

— Да-а… И куда доставить?

Гена потер макушку. Даже перед старым товарищем светить место ссылки не хотелось. Однако другого выхода не было.

— Станция Заволочье. На паровозике это семь часов, на машине, думаю, вдвое меньше.

— А куда сгружать? Прямо на рельсы?

— Зачем? Там у них буфет с подсобкой. Буфетчица Нюся — золотая тетка, у нее и оставишь. До востребования для Валеры Огородникова.

— Это еще что за кент?

— Мой личный телохранитель. Между прочим, бывший спецназер.

— Круто! А не сопрут, если в подсобке оставить?

— Чудила, ты, бача!

— Чего, чего?

— Того! Это тебе не город! — Генка ухмыльнулся. — Тут воруют только водку с картошкой, а компьютеры никому не нужны.

Было слышно, что Мореход снова смеется. В такое он, конечно, поверить не мог.

* * *

Звонок номер два занял у него времени значительно меньше.

Никогда в жизни распорядитель Генку не видел и не слышал. Общались они исключительно по почте, пользуясь особым, разработанным Генкой шифром. При этом за рамки делового партнерства не пытался выходить ни тот ни другой. Это и был главный Генкин бизнес — тайна за семью печатями. И даже не за семью, а сорока семью. Конечно, от друзей-хакеров трудно что-либо утаить, но этот секрет Генка опекал самым тщательным образом. Само собой, среди приятелей ходили разные слухи, кое-кто позволял себе подозрительные шуточки, однако дальше намеков разговоры не шли.

Немного смущало, что распорядитель услышит голос подростка, но не было под рукой ни тембросмесителя, ни даже простеньких шифрующих модемов. Оставалось надеяться на деловую хватку распорядителя и серьезность момента. В том же, что человек это неглупый, Генке приходилось убеждаться не однажды.

Тем не менее, набрав нужный номер, Генка постарался заговорить самым своим «низким» тембром. Баса, разумеется, не получилось, но Генке подумалось, что за взрослого он все-таки «сошел».

— Фирма «Ясперс»? Леопольд Карлович беспокоит.

В отличие от Морехода распорядитель успел проснуться и, наверняка, сидел за компьютером, однако нотку растерянности в его голосе Генка все же уловил.

— Леопольд Карлович? Та-ак… Что-то я вас раньше не слышал.

— Да и я вас тоже. Вы не смущайтесь, спрашивайте все, что положено.

— Ммм… — Генкиной памятью распорядитель не обладал, и слышно было, как мужчина лихорадочно стучит по клавиатуре, вызывая нужный файл с кодировкой.

— Вы не торопитесь, время у меня есть, — ободрил его Генка.

— Э-э… Попрошу назвать номер вашего счета.

— Ноль семь, ноль пять, сто пятьдесят восемь тире одиннадцать, девятнадцать, девяносто три, тридцать один, — Генка мог бы выпалить это одной стремительной фразой, но намеренно не спешил. Тем более что и не счет это был, а его собственные реквизиты: разбитая пополам дата рождения, рост в сантиметрах и миллиметрах, а также количество зубов.

— Все в порядке, Леопольд Карлович, что-нибудь чрезвычайное?

— Не совсем. Хотел поинтересоваться сегодняшними активами «Ясперса».

— Все как обычно. Правда, лето — мертвый сезон. Рынок отсыпается, заказчики на морях с океанами. Осенью, думаю, начнется оживление.

— Это понятно, но меня интересует сумма возможного изъятия. Причем — изъятия срочного. Есть у нас свободные средства?

— Ммм… Вообще-то все в деле. Даже резервный счет. То есть глобально с него я ничего не снимаю, но, сами знаете, он у нас как демпфер — всегда под рукой. Чтобы было чем заткнуть брешь.

— И все-таки: что можно снять без риска навредить делу?

Распорядитель звонко защелкал по клавиатуре.

— Ну… Не так уж много. Полагаю, что в пределах ста тысяч.

— Это мало.

— Если совсем подтянуть ремешок, можно, конечно, удвоить сумму, но тогда рискуем остаться ни с чем. Наоборот, я надеялся, что будут поступления по вашему каналу.

— Хмм… Там должно на днях капнуть. Порядка восемнадцати тысяч евро.

— Тогда чуть легче… А то ведь можем встретить начало сезона совсем голыми.

— Согласен. А как наши дела на бирже?

Распорядитель шумно вздохнул.

— Биржа — дама непредсказуемая. Пока ни особых взлетов, ни падений. Шулеры, конечно, работают, но нам за ними не угнаться. Вот месяца через три-четыре пойдет волна переоценок, можно будет хорошо сыграть. А сейчас вынимать оттуда средства бессмысленно.

— Понял. Не такие уж мы, значит, миллионеры, а?

— Быстро миллионы только воруются, Леопольд Карлович.

— Тоже верно, — Генка потер лоб. — Хорошо, постараюсь не выходить за рамки разумного.

— Появились новые возможности?

— Вроде того, хотя пока говорить рано. Удачи!

— И вам того же, Леопольд Карлович!

Гена выключил сотовый телефон, поднял глаза и испуганно вздрогнул. Прямо перед лицом грациозно зависла гигантская стрекоза. Радужные крылья неуловимо трепетали — практически сливались с воздухом, огромные глаза внимательно взирали на человека. Впрочем, испуг Генки насекомое, конечно, заметило, а потому выписало ехидную восьмерку и стремительно поднялось ввысь.

Глядя ей вслед, паренек уныло улыбнулся.

— Ну что, Леопольд, подлый трус, испугался? Страшно, небось, снимать денежки? — И сам же себе ответил: — Страшно! А все-таки придется…

* * *

В местном магазине, горделиво прозываемом «супермаркетом», Генка приобрел пару огромных сумок, в которые и начал сгребать товары. Количество купленного Валеру, если не поразило, то, во всяком случае, крепко озадачило. Чтобы не сомневаться, Гена дублировал покупки: два паяльника, три тестера, пара детских часиков, несколько фонарей, мотки разномастного провода, кусачки, пассатижи, молотки, упаковки с гвоздями и шурупами, компактный блок питания с автотрансформатором, бухта капронового троса. Хотел было размахнуться и купить телевизор с метровой диагональю, но вовремя вспомнил об отсутствующем электричестве. Да и денег на такую громадину все равно бы не хватило. Наличность, прихваченная из дому, таяла на глазах. Пачка казалась пока вполне пухлой, но предстоящих трат предвиделось еще больше. И все-таки удивить ребятню хотелось до жути, и, побродив среди полок с техникой, Генка выбрал автомобильную двойку с жидкокристаллическим экраном.

— Это еще зачем? — фыркнул Валера.

— А что? Питание — двенадцать вольт, подойдут даже аккумуляторы от твоего грузовика. В крайнем случае, батареек накупим.

— Батареек?

— Ага. И будем смотреть телепрограммы!

— Много ты у нас поймаешь!

— Что-нибудь да выловим, — утешил его Генка. — А нет, так диски будем крутить.

— Вот радость-то!

— А ты считаешь, нормально, что Юрашка за всю свою жизнь ни одного мультика не видел?

— Что там видеть-то? У меня, к примеру, тоже нет телевизора.

— И плохо, что нет. Смотрел бы канал «Культура», может, не коллекционировал бы бутылки.

— Чего, чего? — опешил Валера. — А не слишком ли ты разошелся, шурави? Совсем охренел в атаке? Ты бы кончал с этим гусарством!

— Да я только начинаю! — улыбнулся Генка. — Мы и тебе маленький телек купим. Установим прямо в кабине, и будешь смотреть!

— Больно мне это нужно!

— Лучше скажи, сварочный аппарат у тебя есть?

— Нет, конечно.

— Значит, придется покупать, — вздохнул Генка. — А подключаться станем здесь — в Новоспасском.

— Что-то я тебя, хлопчик, не совсем понимаю.

— И не надо понимать. Давай лучше пройдем в отдел игрушек. Может, посоветуешь, что взять для малышей…

Магазин они покинули только через час с лишним — тяжело нагруженные, взмыленные. Сумки, казавшиеся поначалу такими вместительными, раздулись словно переполненные бурдюки, и Валера всерьез беспокоился, выдержат ли молнии. Так или иначе, но в кабину сумки не влезли, и Валера поставил их в кузов.

— Только не гони быстро, — попросил Гена. — Аппаратура — вещь хрупкая. Обидно, если привезем осколки.

— Это уж как получится… — Валера хмыкнул, однако машину повел осторожнее, чем обычно.

— А ты, выходит, у нас богатенький Буратино?

— Какое там! Обычные карманные деньги.

— С такими «карманными» я мог бы год-полтора безбедно жить.

— Ты всерьез считаешь это жизнью?

Водитель глянул на Генку сурово.

— Слушай, купчила, может, объяснишь, что ты задумал?

— Честно говоря, сам не понимаю, — признался Генка. — Знаю только, что надо в Соболевке все менять.

— Думаешь, этот твой телевизор положение исправит?

— А мы не с него начнем, — с речки. Установим там простенькую турбину и запитаем вашу деревушку. Важно генератор подходящий найти. И с местом все грамотно продумать. Мне Варя говорила: там на перекатах река даже зимой не замерзает. Это правда?

— Ну, вроде бы…

— Значит, есть смысл помозговать. Сделаем маленькую гидроэлектростанцию, поставим стабилизатор напряжения, и полдела сделано.

— А другие полдела — это что?

— Ветряк! — кивнул самому себе Генка. — Я уже и место отличное приметил. Ваша водонапорная башня.

— Чего, чего?

— Ну да! Там на высоте тряпка какая-то болтается, — я уже не первый раз замечал, — все время вытянута, как флаг. Значит, ветер подходящий.

— И что с того?

— Ничего. Значит, будет источник энергии номер два. Думаешь, не получится?

Валера только кхэкнул.

— Ты, Ген, этот… Как его?

— Кулибин?

— Да не-е… Еще фантастику сочинял, с Лениным спорил.

— Герберт Уэллс?

— Ага, в точности как он! Только фиг у тебя что получится. Это ж работы — на целую роту!

— Конечно, одному мне не справиться, — согласился Генка. — И от Юрашки толк небольшой. Но ты разве не поможешь?

И снова Валере пришлось крепко кхэкнуть. Генка заметил, как побелели пальцы, сжимающие руль. Ответа можно было не ждать. В свои четырнадцать парнишка уже немного разбирался в людях. Обычно такие, как Валера, в сторонку не отходят, и бывшего воина-интернационалиста хитроумный подросток сумел подцепить основательно. Как ни крути, а ветшающая Соболевка была родиной Валеры. Предать свою родину бывший боец не мог.

* * *

На речке они задержались дольше, чем рассчитывал Гена. Сначала, крича и ругаясь, пытались выбрать место под будущую «турбину», а после, пачкаясь в ржавчине, ползали среди покореженных механизмов и гадали, что еще может сгодиться для дела.

— Чушь вся эта твоя затея! — орал Валера. — Что тут найдешь?

— Ты же сам говорил, что грузовик из ничего собрал.

— Я его собирал, когда еще МТС не спалили. И электричество у нас было, и станки с инструментами. А детали искал на Кумарьинской автосвалке. Там-то побогаче, чем здесь.

— Что, и аккумуляторы можно найти?

— Да хоть атомную бомбу…

— Так поехали туда!

— Ага, а как погрузим, как повезем? Или ты вместо крана поработаешь?

— Значит, давай искать здесь.

— Вот, чудак-человек! Ну, найдем мы, а дальше что? Механизм — его ведь так просто на коленке не соберешь. Специальное оборудование требуется, а у меня в сарайчике даже света нет.

— Между прочим, свои первые батискафы «Пайсис» канадские механики конструировали именно в сарайчике! — Генка ухмыльнулся. — И было их всего трое или четверо — нормальных головастых мужиков. Аппараты получались отличные и погружались поглубже других, хотя собирали эти «другие» на специальных заводах, да еще по проектам научных центров.

— Причем тут какой-то «Пайсис»! — рассердился Валера. — Мы ведь не батискаф делаем.

— Вот именно — у нас все проще. И конструкцию можно дорабатывать посекционно, зачем все разом волочь сюда?

— А фундамент? Здесь ведь фундамент нужен. Капитальный! Или хочешь всю конструкцию из дощечек сантиметровых сколотить?

— Будет тебе фундамент, — Генка улыбнулся. — Закажем в Новоспасском бетономешалку, и привезут нам все прямо к речке. Коробку передач мы уже нашли, генератор тоже отыщем. А не отыщем, так купим.

— Рокфеллер хренов! — вымазанный, как черт, хозяин грузовика снова принялся ругаться, и Гена не стал его прерывать. В каком-то смысле он его даже понимал. Как ни крути, а вся черновая работа сваливалась именно на Валеру.

В конце концов, прикинув план ближайших работ, они отправились на мелководье смывать с рук ржавчину и мазут. Там-то их и нашли Варя с Юрашкой — оба надутые и разобиженные, с одинаковыми лопухами на головах.

— Явились, не запылились! — Варины глаза прямо искрились от гнева.

— Мы же договаривались же! — поддакнул Юрашка. — Идем купаться, значит, идем и купаемся! А тут ждем его, ждем. Костик убежал, Шурку спать увели, а мы, как дураки, ходим и ходим!

— Ишь, раскипятился боец! — Валера походя мазнул грязным пальцем Юрашку по носу.

— Сам такой! — малец спрятался за Варю, тут же выдал в ответ: — Валера-фанера!

— Вот я тебя!

— Да я тебя сам! Одной левой! — Юрашка погрозил Валере похожим на яблочко-ранет кулачком. — Я же мужчина же!..

— А правда, где вы были? — поинтересовалась Варя. — Мы уже и на пруд ходили, и у Федосьи Ивановны про тебя спрашивали.

— А она что?

— Сказала, что встал спозаранку и укатил на грузовике. А куда и зачем — не знает.

— Все правильно. Мы по делу ездили.

— А мы, значит, не дело? — возмутилась Варя.

— Мы что, не дело? — тоненьким эхом повторил Юрашка. Покосившись на сердитую парочку, Гена еще раз ополоснул лицо, неторопливо, словно дирижер, встряхнул руками. Все также степенно приблизился к грузовику, взобрался в кузов.

— Куда ты опять?

Генка, не отвечая, извлек из сумки огромного надувного гуся, развернув, продемонстрировал покупку во всей красе и кинул Юрашке.

— Лови, шпингалет!

— Сам шпингалет! — выкрикнул малыш и споткнулся. Только сейчас до него дошло, что резиновый гусь — это подарок. Не кому-нибудь, а ему!

Глядя на робкие шажочки, которые Юрашка делает к лежащей на траве игрушке, Гена улыбнулся.

— Бери, бери! Это не просто гусь, а спасательный круг. Как надуем, наденешь на себя — и плавай хоть в самых глубоких водоемах.

Юрашка сгреб гуся, прижал к груди. Глаза его сияли, он даже не мог ничего толком сказать. Оглянулся на Варю, потом на Валеру — словно спрашивал у них, верить или не верить в случившееся.

— А это Шурке, — Гена тряхнул аптечной упаковкой. — Купил антиаллерген. «Кларидэн» называется. Сказали, для маленьких — в самый раз.

— Но он же это… вроде перестал чихать, — заторможенно произнесла Варя.

— Ну… На всякий пожарный. Если однажды чихал, может, и повториться. Я читал про такое, — Генка заглянул в сумку. — Тут еще много всяких игрушек. Не знаю, стоит ли все вываливать. Тебе тоже кое-что есть.

— Мне?

— Ага… — Генка смутился. — Только я не уверен, что подойдет… В общем, если что, подаришь кому-нибудь…

Он достал из футляра часики, покачал в воздухе.

— Ого, золотые! — громко завопил Юрашка.

— Почему золотые? — Генка смутился еще больше. — Просто такая расцветка — под золото. Но часы вроде неплохие…

Варя, хромая, приблизилась к грузовику, неловко протянула руку. Пытаясь не встретиться с девочкой глазами, Генка сунул ей часы.

— Ген, но зачем? Они же, наверное, дорогие…

— Дорогие! — это уже хмыкнул от берега Валера. Его сцена с раздачей подарков скорее развеселила, нежели умилила. — Видела бы ты, сколько этот Рокфеллер разбросал сегодня рубликов. А часики — что! Мелочь!

— Сам ты мелочь! — заблажил Юрашка. Маленький рыцарь, он точно почувствовал овладевшее Варей настроение. — Тебе-то часы не подарили, вот и ругаешься тут! И гуся тебе Генка не купил! Будешь теперь просить у меня, а я не дам.

Валера громко расхохотался.

— А кто же надует твоего гуся?

— Я сам!

— Силенок не хватит.

— Хватит! Я же мужчина!

— А вот сейчас проверим…

— Варя! — Юрашка метнулся от Валеры. — Спасайся! Он нашего гуся хочет отобрать!

— Я только надую, чудила! Сам посуди, зачем он мне нужен?

— Чтобы плавать…

— Еще скажи — чтобы съесть. Гусь-то у тебя вон какой жирный! — Валера уже вовсю дурачился. Распахнув руки, начал наступать на Юрашку.

— Фиг тебе, а не гусь!

— Я вот дам тебе «фиг»! А ну, стой!..

Генка расплылся в улыбке. Глядя на мечущихся по поляне Валеру с Юрашкой, подумал, что дети для того и созданы, чтобы сглаживать щекотливые моменты. В семье, в компаниях, где угодно. И не с цветами их надо сравнивать, а с волшебной палочкой. Потому что по мановению ока меняется все разом — ситуация, настрой, поведение. Вот и Варя успела прийти в себя и теперь громко смеялась.

— Юрашка! — позвал Гена. — Я, между прочим, тебе тоже часы купил. Даже двое.

— Спрячь! — отчаянно крикнул Юрашка. — Спрячь от этого бранденпупера!

— Что ты сказал? Кто это у нас бранденпупер! — Валера медведем качнулся к малышу.

— Не поймаешь! — Юрашка с визгом метнулся под грузовик, выскочил с другой стороны. Генка решил, что с дальнейшей раздачей разумнее повременить. Перемахнув через деревянный бортик, деловито поинтересовался.

— Так мы пойдем плавать или нет?

Варя, оглянувшись, кивнула. Часы она не стала надевать, а спрятала в кармашек, и Гена даже этому порадовался. Значит, понравились часики — будет потом рассматривать дома. Хотя — что в них такого? Часы — и часы. В самом деле, мелочь.

Или все-таки не совсем?..

Генка поскреб макушку и впервые не нашел ответа на такой пустячный вопрос. Обычно вопросы без ответов его раздражали, однако на этот раз получилось по-другому. Вопрос про часы он отложил на потом — на «сладкое». Потому что в отсутствии понятного ответа чувствовалось нечто важное — такое, что нельзя потрогать, но можно почувствовать и уловить. Как запах сосновой смолы, как дуновение ветерка…

Уже потом, после отъезда Валеры, вволю наплававшись и наплескавшись, они лежали на песчаном пляжике и глазели на шумящую среди камней стремнину. Урок плавания прошел не сказать, чтобы гладко, но водицы Гена нахлебался значительно меньше, чем на пруду, а с пятой попытки даже сумел одолеть отмеренную Варей дистанцию. В сущности, он проплыл свои первые десять метров! А вот синегубого Юрашку выманить из воды никак не удавалось. Пришлось вновь распаковывать сумку, демонстрируя пластмассовые часики и кепку от солнца. Кепкой Юрашка соблазнился не очень, а вот на часики клюнул. Тем более что от нарисованного на руке циферблата осталось одно воспоминание.

— Буду теперь, как Варя! — громко восхищался малыш и поочередно разглядывал свои руки. — Даже как две Вари. У меня же двое часов!

Зубы малыша отчетливо клацали, кожа покрылась мелкими пупырышками. В таком виде он походил на хвастливого лягушонка.

— А правда, зачем столько? — удивилась Варя.

— Как зачем? Рук-то у него двое, значит, и часов нужна пара.

— Все правильно, — подтвердил Юрашка. — Чтобы одна ручка на другую не обижалась.

— Чего, чего?

— Ну да! Раньше, когда одни часы были, у меня руки даже дрались. Кусались, царапались…

— Это как же?

— Да вот так, — Юрашка тут же сомкнул ручонки, которые принялись друг дружку хватать и душить. Сам Юрашка при этом издавал горловые звуки, даже немножко порычал. — А теперь все. Теперь они помирились.

— Здорово!

— Ну да. Теперь же я мужчина! С часами…

Генка улыбнулся. «Мужчина с часами» сидел в обнимку со своим резиновым гусем и мелко дрожал. На обеих руках у него красовались разноцветные часики, на всклокоченной головенке криво сидела кепка.

— Опять перекупался, чудо гороховое, — вздохнула Варя. — Будет теперь плохо спать.

— А вы чая с медом попейте. Мед, говорят, усыпляет.

— Попробуем. Если дядя Паша даст.

— Это здешний пасечник?

— Ага… — Варя покосилась на Генку. — Я не сказала тебе «спасибо».

— За что?

— За часы. Мне еще никто не дарил часов.

— А цветы? Цветы тебе дарили?

Варя посмотрела на него странным взглядом и промолчала. Пауза затягивалась, и на этот раз не выручил даже Юрашка. Действовать и выкручиваться пришлось самому.

— Я что, плохо выгляжу? — Генка выпучил глаза и старательно пошевелил носом. С носом пришли в движение уши, и Варя немедленно прыснула смехом. Дрожащий Юрашка обернулся к ним, устало и снисходительно улыбнулся. Совсем как наблюдающий за шуточками детей взрослый.

* * *

— Чего мастрячишь-то?

— Телевидение. Малышам хочу мультфильмы показать.

— А-а… — дед Жора по-гусиному вытянул голову. — Моя-то вроде далече?

Генка посмотрел в окно.

— Грядки поливает.

— Это хорошо, пусть огородничает… — дед с кряхтением сполз с печки, шагом вышедшего на пенсию ниндзя приблизился к дальней стене. — Ты это, посматривай за ней, что ли…

Генка оставил свои провода с батарейками, заинтересованно обернулся.

— А что за секреты?

— Секреты такие, что и знать не всякому положено, — дед откинул крышку лампового радиоприемника, и на свет явилась пузатая бутыль. — Видал? Вот он мой штофчик секретный!

— Самогон? — ахнул Генка.

— Сам ты самогон! Домашняя настоечка. На чистой смородине.

— Смородина вроде черная.

— Это у других черная да красная, а у нас еще и белая есть. — Дед Жора зубами выдернул пробку, полюбовался бутылью на просвет. — Смотри, как играет! Прям слеза ангельская.

— А почему — штофчик?

— Да потому что в России живем, не где-нибудь. И штоф, промежду прочим, наша исконная мерка. А то придумали, понимаешь, литры…

— По-твоему, лучше ведрами мерить?

— Чем же ишо? Конечно, ведрами. Имя всегда и мерили. Пиво, водку или что другое, — голос деда наполнился учительскими интонациями. — Скажем, ведро — это ведро, тут все понятно, а четверть — это уже четверть от ведра…

Генка хмыкнул.

— Вот… А далее будет штоф — как раз одна десятая ведра или две бутылки. Потом, ясное дело, чарка. Это навроде моего стаканчика, — то есть, одна десятая штофа. И шкалик…

— Шкалик?

— Ага, считай, один глоточек. Меньше — только наперсток. Ну, а два шкалика — это в аккурат одна чарка. По старому, значит, косушка. Такая вот, понимаешь, арифметика.

— Так ты что, предлагаешь мерить все штофами, чарками да косушками? — Гена улыбнулся.

— А чем хуже твоих литров? — держа штоф двумя руками, дед Жора аккуратно отлил себе в стаканчик желтоватой настойки, усмешливо подмигнул внуку. — Ту же бутылку я, к примеру, давно бы опростал, а штофа мне надолго хватает. Потому как емкая посудина! Главное только — чтоб Феня не прознала. Так что смотри, помалкивай. Мне ить только для здоровья.

Гена заговорщицки кивнул.

Дед Жора управился с настойкой и бережно спрятал бутыль обратно. Чуть погодя он уже похрапывал на печке, и Гене ничего не оставалось, как вернуться к своим делам.

Впрочем, информация о дедовском штофе оказалась неожиданно полезной. В самом деле, трех соединенных последовательно батарей хватило бы ненадолго, и Генка стыковал в параллель еще две цепочки по три батареи. Получился своего рода аккумуляторный штоф… То есть — блок из двух энергоцепей на тринадцать с половиной вольт — как раз то, что нужно. А вот пойманный на усики-антенны телевизионный сигнал оказался слабым и неустойчивым. Маленький экран полосовали помехи, а рябящее изображение никак не желало становиться цветным. Конечно, Варю с Юрашкой могло бы впечатлить и черно-белое кино, но Генку уже понесло. Хотелось новых охов и ахов, хотелось, чтобы его малолетние друзья увидели настоящее чудо. Именно таким чудом самому Генке представилось когда-то море. Он и сейчас видел его иногда во снах, и именно эти сны запоминались крепче всего. Увы, явить детишкам живое море он не мог, а потому воспользовался купленными в супермаркете дисками, выбрав что-то пиратское — с картинками, изображавшими многопушечные фрегаты, гигантские волны и неведомых чудовищ.

Этим же днем состоялась премьера. На просмотр пригласили малолетних соседей — Костика и Машу. Привели, конечно, и Шурика, который первым делом попытался отломить прутик-антенну, а потом лизнул эмблему с аппетитным голографическим яблоком.

Причесавшийся дед Жора ради такого случая тоже спустился с печки, а Федосья Ивановна напекла горячих коржей и выставила туесок с черничным вареньем. Генка позвал и Валеру, но тот увлеченно гремел железками в своем сараюшке и от приглашения отказался. Рассаживались детишки прямо на полу, на вязанных бабушкой Феней половичках, — раскрытый же чемоданчик-телевизор Генка установил на табурете.

Первый блин, конечно, вышел комом. Оторвался провод от скрученных изолентой батарей. Точнее, кто-то из зрителей его легкомысленно дернул. Пока Генка бегал за кусачками, оторвали и второй проводок. Тем не менее, когда диск наконец-то раскрутился, и на экран выплыла цветная заставка, «зрительный зал» взвыл и загудел, как маленькое торнадо.

Все вышло как нельзя лучше. Фильм оказался ярким и необычным. Ужасов, правда, в нем тоже хватало, зато были паруса, ветер и морские дали. Возбужденные детишки то и дело вскакивали с половика, подбегали к экрану, пытаясь потрогать, ударить или погладить киногероев, но сорванцов бдительно дергали за одежку, насильно усаживали обратно. Подкачал только звук — слабенькие динамики, разумеется, не могли соперничать с голосами здешней публики. Эмоции били через край, о какой-либо тишине не приходилось и мечтать. Размахивая руками, Костик громко спорил с героями фильма, Варя объясняла все непонятное напряженному Шурику, а Юрашка не стеснялся визжать и в самые страшные моменты попросту выбегал из комнаты. Смотреть при этом фильм он не прекращал ни на мгновение — просто прятался за угол и выглядывал, взволнованно притопывая обеими пятками. От всего этого бедлама дед Жора ничего не слышал и громко переспрашивал то Генку, то бабушку Феню. Оба враз пытались ему что-то растолковать, и оттого общий шум только нарастал. По этой самой причине Гена на экран почти не смотрел. Он глядел на зрителей и в голос хохотал. Потому что знал: никогда больше не увидеть ему такой милой непосредственности, таких распахнутых глаз и такой энергичной мимики. На смех его никто не обижался. Более того, Генку не замечали, как не заметили и Валеру, забежавшему в «кинозал» на пяток минут. И это было понятно. Напакостив в очередной раз, пираты удирали во все лопатки от испанских фрегатов, и ничего иного для детишек более не существовало…

Уже позднее Генка перенес телевизор в дом к Варе, подробно объяснив, как пользоваться, что включать и чего лучше вообще не касаться. У них же он оставил комплект купленных дисков. Мультяшек на них было не менее сотни, а потому Генка мог гарантировать, что в самое ближайшее время скучать малышне не придется.

— Ну и на кой им это? — ворчал после Валера. — Станут телеманами, и не оторвешь от экрана.

— А вот и неправда! — Генка помотал головой. — Это взрослых от какого-нибудь футбола за уши не оттащишь, а они дети — и меру свою знают.

— Да что они могут знать!

— А вот и знают! Сказать тебе, что они стали рисовать сразу после фильма? Гляди! — Генка вынул из кармана сложенную вчетверо бумажку, торжественно развернул. — Вот, это Юрашка постарался. Корабли, паруса и море. А Костик краба изобразил. Очень даже похожего!

— Правильно, потому что ты карандаши им купил.

— Причем тут карандаши! Это же море — настоящее, понимаешь? А они в глаза ничего не видели кроме коз да коров! Это ведь даже не кругозор, а чепухенция на постном масле!

— Нормальный кругозор! Все лучше, чем в городе пылью дышать.

— Чего ж они рвутся тогда отсюда?

— Кто рвется-то?

— Да вон — хотя бы Катюха. Ты же сам про нее все расписывал!

— Это я тебе сопли подтирал. Чтоб не плакал после Степчиковых кулаков.

— Ну да, конечно! — Генка фыркнул — А знаешь, какой вывод сделали европейские психологи по поводу наших детей?

— Ну?

— А такой, что дети у нас чудесные, но цветовосприятие у них зауженное. Вместо полутора сотен цветов различают не более двух десятков.

— И что с того?

— А то, что это тормоз в восприятии мира! Недоразвитость, которой мы сами же и потакаем.

— Не знаю уж, какой там тормоз, а только мы тоже мало что в детстве своем видели. И ничего, выросли.

— Кто-то вырос, а кто-то и нет.

— Хмм… Ты на кого намекаешь?

— На тебя, конечно! — Генка усмешливо прищурился. — Значит, говоришь, ничего не видел?

— Ясен пень, ничего.

— А Афганистан? — немедленно парировал Генка. — То-то вспоминаешь про него каждую минуту — про горы, про снег, про друзей с бэтээрами.

— Имею право!

— Верно, имеешь. Только представь на секунду, что всю жизнь ты просидел бы безвылазно здесь. Нет, ты не улыбайся! В самом деле, попробуй представить себе одну только Соболевку. И скажи — только честно! — хотел бы ты такой судьбы?

Валера нахмурился, взгляд его на мгновение стал жестким и недобрым. Видно было, что ему ужасно хочется соврать или даже просто надавать подростку по шее, но он сдержался. Такие уж у них складывались теперь отношения, что приходилось говорить правду. Расстроенный, Валера даже шваркнул по верстаку гаечным ключом и вышел из сарайчика. Гена слышал, как он ходит по дворику, пинает случайный мусор. А уже через минуту Валера вернулся и нехотя признал:

— Ладно, шнурок. Считай, что ты прав.

— Молоток! — Генка одобрительно показал Валере большой палец, и бывший сержант нахмурился.

— Ты только ковырялки мне свои не демонстрируй, я ведь с тобой серьезно, — Валеру, похоже, самого удивило нечаянное открытие. — Это ведь война, Ген. Безо всяких розовых пампушек. А на войне неубитых нет, слыхал о таком? Все оттуда покалеченные возвращаемся. Потому и с работой у нас не ладится, и водку пьем, и помираем раньше времени. А вот ты спросил: хотел бы я променять войну на мирное житье-бытье, и… — Валера вздохнул, — и дошло до меня, что нет. Не хочу ничего менять, и баста. Понимаешь, о чем я?

— Наверное, да.

— Ни черта ты, бача, не понимаешь… — Валера отмахнулся. Он словно не слышал Генку — говорил и доказывал что-то самому себе. — Получается, что только там я и жил по-настоящему. Дружил, дрался, слово свое держал. И недолго ведь — всего полтора года, а только их и запомнил…

Он продолжал говорить что-то еще — о войне, о деревне, о жизненной бессмыслице и снова о войне. Генка подумал, что это походит уже на ступор, а из ступора людей выдергивают. За волосы, как из пруда…

— Слушай, а может, тебе просто субботник устроить? — прервал собеседника Генка. — Взять и выгрести этот хлам из сарая?

— Что? — Валера очнулся.

— Я о бутылках, — Гена кивнул в сторону громоздящейся повсюду стеклотары. — Это ведь и есть твоя прошлая жизнь. Та самая, что не состоялась. А так — соберешь все бутылки и свезешь в приемный пункт.

— И что будет?

— Поглядим. Может, разорвешь свой порочный круг. А может, и мир сменишь.

— Это как же? — Валера нахмурился.

— А ты ни разу не слышал про параллельные миры? Кое-кто считает, что число таких миров бесконечно. И люди в течение жизни, сами того не замечая, переходят из одного мира в другой. И во снах видят не прошлое с будущим, не свое настоящее, а реальность из сопряженных миров.

— Реальность?

— Точно! В одной мы умираем, в другой нас зовут как-то иначе, а в третьей мы летаем, как птицы. Чем больше миров успеваешь посетить, тем жизнь осмысленнее. А те, кто проводят все свое время в каком-нибудь старом сарае, кто кроме одного-единственного воспоминания и рассказать-то ничего не могут…

— Постой, постой! Ты что, снова начинаешь?

— Да нет, это я вообще говорю, — Генка простодушно развел руками. — В том смысле, что, может, все-таки сдать бутылки? Вон их сколько! Глядишь, и ты станешь богатеньким Буратино.

Валера хмыкнул.

— А это мысль! Если ты мне поможешь…

— Здрасьте! Я-то тут причем?

— А ты видишь здесь кого-нибудь еще?

— Все равно! Я совет добрый дал, а ты меня запрячь хочешь.

— Кто советы дает, тот за них и отвечает.

— Ну вот, я-то думал, мы друзья… — Генка нахохлился. — Между прочим, эксплуатировать дружбу — подло.

— Вот и договорились, — Валера плотоядно улыбнулся. — Как сделаем ветряк с турбиной, сразу возьмемся за бутылки.

* * *

Старый амбарный замок напоминал личико посеревшего от холода азиата. Валера протянул Генке ключ, и грушеподобным ротиком «азиат» втянул в себя железную бородку, хрустнул старенькими челюстями, пробуя на вкус. А секунду спустя, словно обломок зуба выплюнул дужку замка.

— Вот и все, вперед, аргонавты!

Они поднялись по винтовой лестнице на верхнюю площадку, подождали отставшую Варю. Здесь Валера обвязал ребят страховочным тросом и, выбравшись на внешнюю сторону башни, быстро вскарабкался по поручням наверх.

— Ну что, не передумали, герои? — крикнул он с крыши.

— Нет! — крикнула Варя. Генка поглядел на нее с восхищением. Лицо девочки раскраснелось. На секунду она показалась ему настоящей красавицей. А в следующее мгновение он отважно перечеркнул слово «показалась». Потому что она и была красавицей. А нога… Что ж, нога… Ногу можно и вылечить.

Заражаясь ее настроением, он протянул руку, галантно помог Варе выбраться наружу. Впрочем, образ опытного скалолаза давался нелегко. Стоило Генке бросить взор вниз — на далекие камни, на горшки с банками, венчающие ближайшие заборы, и сердечко его по-воробьиному забилось. Он торопливо оторвал глаза от далекой земли, крепко зажмурился и постарался успокоиться. Страх — на то и страх, чтобы его преодолевать. А уж когда рядом девочка, дрожать и трусить еще более стыдно.

Сначала на крышу вылезла Варя, а затем и сам Генка. Поочередно вытянув их наверх. Валера обнял ребят за плечи — не столько из-за переполнявших его чувств, сколько из трезвого желания подстраховать. Сам он стоял в какой-то борцовской позе, чуть раздвинув ноги, полусогнувшись, и, Генка не сомневался, что уж его-то сдуть с крыши не сумел бы никакой ветер.

— Ух, ты! — Варя просияла. — Красотища какая!

Генка ощутил то же самое. Мир был огромен и мал одновременно. А главное, он был повсюду — гигантский шар, кривизну которого можно было рассмотреть только с высоты. Во всяком случае, такого он раньше не видел. Селенитовые вены дорог полосовали земное тело, шелковая зелень леса прикрывала множественные шрамы, даже пятно пруда выглядело отсюда необычно, напоминая темный, наблюдающий за космосом глаз. Генка глядел и никак не мог наглядеться. Ему хотелось впитать в себя всю картину целиком, но он понимал, что это невозможно. Ветер бил в лицо, раздувал пузырем рубаху, проникал в каждую клеточку его тела, и немудрено, что он вдруг представил себя парусом. И даже не парусом, а воздушным змеем. Казалось, еще секунда, и ветер поднимет его, понесет подобно птице. Как во снах, как в лучших из виртуальных игр. Хотя какие игры могли сравниться с теперешними ощущениями!

— Слушай, Валер! А раньше ты забирался сюда? — срывающимся голосом прокричал он.

Бывший сержант покачал головой.

— Как? — не поверил Генка. — У тебя же был ключ!

— Ключ был, а залезать не пробовал. — Валера пожал плечами. — Не знаю, почему-то не тянуло.

Гена удивленно посмотрел в лицо Валере. Оно тоже показалось ему каким-то иным. Жестковатые кудри — не то землистого, не то рыжеватого цвета, немигающие глаза, морщинки в уголках губ. О чем думал в эти минуты бывший десантник? О чем вспоминал и что видел? Может, то же, что и они, а может, снова свой Афганистан — солнечный и безжалостный, с ожившими друзьями и молодостью, которая там и осталась. Вся без остатка…

А пару часов спустя они поднимали на башню нечто похожее на мачту с широченными лопастями. Поднимали не целиком, а фрагментами, и только на крыше приступили к окончательной сборке. Работа оказалась далеко не простой: мешал ветер, мешало излишне яркое солнце. Кроме того, деталей было слишком много, и что-то постоянно норовило откатиться в сторону, а то и свалиться с крыши на землю. Именно за этим и взялся присматривать Генка, в то время как Валера занимался сборкой ветряка.

Варя к этому времени спустилась вниз. Очень уж жалко было смотреть на примчавшегося к водонапорке Юрашку. Маленькая фигурка выписывала у башни отчаянные круги, протестующее размахивала ручонками. Конечно, малыш обиделся, что его не взяли наверх. Генка отлично понимал мальца, потому и уговорил Варю вернуться.

— А может, все-таки взять его сюда?

— Переживет… — проворчал Валера. — Что-то он вялый в последнее время, а тут такой ветрище. В пять секунд продует.

Тут он был прав, а потому спорить с ним не стали. Как ни крути, а забрались сюда работать, не развлекаться…

— Слушай, а хватит такого диаметра? — Гена задумчиво оглядел крепежный винт. — Может, стоило побольше болты поискать?

— Ага, сейчас спустимся и начнем искать! — сварливо отозвался Валера. — Только сам тогда будешь дырки с резьбой фуганить! Я уже наломался с ручной дрелью…

— Ничего, — утешил его Гена, — скоро у нас электродрель заработает! И сварка своя появится.

— Ты в этом уверен, академик?

— Почему нет? Движок-то на полтора киловатта!

— А потери на генерацию учитываешь? Плюс коробка передач с трансформатором! Сам же мне расчеты под нос совал!

— Расчеты — ерунда. У нас с тобой кустарное производство, так что будем отталкиваться от реальных результатов.

— Да уж, потолкаться нам точно придется… — Валера вогнал в крепежную станину огромный дюбель, с ухмылкой покосился вниз. — Погляди, вся деревня над нами смеется. Во что ты меня только втравил!

— Пусть смеются… — Генка приподнял стальной штырь с алюминиевыми плоскостями, с любопытством взвесил на руках. Не сказать, что очень тяжело, но и легкой конструкцию он бы не назвал. Тот же винт был выше его на вершок и выглядел весьма внушительно. — Только я так думаю: как появится у нас свет, так и смеяться сразу перестанут. Еще и помогать примчатся.

— Это навряд ли.

— А вот увидишь…

Мачту — странноватую пародию на Эйфелеву башню — они сумели собрать только к вечеру. Отверстия, что на земле стыковались и казались просверленными более чем точно, здесь, на башне, коварнейшим образом не совпадали. Винты не попадали в нужные пазы, металл упрямо сопротивлялся, и снова приходилось прибегать к помощи древнейшего русского инструмента — а именно его величества кувалды. Само собой, немногочисленные зрители устали посмеиваться и ждать. Кто-то вернулся к своим огородам и козам, все прочие разошлись по домам. Только Варя с Юрашкой еще несколько раз прибегали к башне и, сложив козырьками руки у лбов, терпеливо смотрели наверх.

Работа пугающе затягивалась, однако когда насадили на центральный стержень конструкцию, напоминающую бескрылый, обгоревший в пожаре самолет, замаячила надежда успеть сделать все до темноты. Хвост представлял собой солидный кусок гетинакса с наклейкой от рекламы, и Гена в который раз подумал, что лучше бы оторвать ее вовсе. На цветной картинке чья-то рука держала ложку с неведомым фруктом, и таким же неведомым фруктом представлялась свинченная из металлических угольников башенка ветряка. То-то будет смешков у сельчан!..

— Ну что, шурави, от винта? — Валера ключом затянул последнюю гайку и, придерживая огромную лопасть, в сомнении оглядел совместное творение.

— А закрутится? — Генка неожиданно ощутил робость.

— И закрутится, и завертится! Я уже сейчас чую, как его рвет из рук.

— А если балансировка не та?

— А если, а вдруг… — Валера хмыкнул. — Поздно уже сомневаться.

— Просто боюсь, вдруг, не выдержит.

— Должна выдержать… — без особой уверенности произнес бывший сержант. — Считай, лучшие подшипники пожертвовал на твоего монстра!

— Почему — моего?

— Ну, нашего… — Валера порывисто вздохнул. — Ладно, начнем!

— Отпускаешь?

— Ага, — отпрянув, Валера отпустил винт.

Решетчатый «самолет» со скрипом повернулся, точнее ориентируясь по ветру, но огромный винт без того уже раскручивался, стремительно набирая обороты. Жужжала коробка передач, толкаемые воздушным потоком, двухметровые лопасти мелькали в каком-нибудь метре от Генкиного лица. Парнишка невольно попятился.

— Не шлепнись! — крикнул Валера.

Некоторое время они просто стояли и смотрели. Винт хлестал и резал воздух, ветряк уже не был набором разноликих деталей — он жил своей особой жизнью, действительно напоминая диковинного монстра — может, потомка того самого, с которым пытался сражаться Дон Кихот.

— Пора! — скомандовал Валера. — Замеряй, что там на приборах.

— А? — не понял Генка.

— Электричество! — гаркнул напарник. — Или забыл, для чего мы все это затеяли? И попробуй только сказать, что ничего там нет!

Генка суетливо склонился над тестером, осторожно ткнул медными концами в провода. Стрелка прибора едва дрогнула.

— Ну? Что там у тебя?

— Не понимаю. Вроде обрыва не видно… — Генка лихорадочно обежал глазами змеящийся кабель, вернулся к тестеру. Нахлынувший страх тут же сменился озарением. Ну да, конечно! Шкалу-то прибора не переключил! А шесть тысяч вольт ничего и не покажут.

Чувствуя, как бешено барабанит пульс в висках, он снизил верхний предел до трехсот вольт и снова ткнул щупом в провод. Стрелка прыгнула вправо, энергично заплясала вблизи двухсотвольтовой отметки.

— Есть! — заорал подросток. — Есть напряжение!

— Молодца, шурави! — Валера победно вскинул над собой кулак. Видно было, что ему хочется крикнуть во всю силу своих легких, но он сдерживался. Зато и кулак сжимал так, что сразу верилось: иного с Валерой произойти и не могло. Он от рождения был победителем, хотя и не подозревал этого. И если что-то делал, то обязательно добивался результата. Припомнив их первую встречу на дороге, Генка окончательно уверился в том, что это поработала судьба. Не та злодейка, что насмешничала над ним в городе, а добрая и мудрая, видящая человеческие жизни на многие годы вперед.

Заканчивали работу уже глубокой ночью. Конечно, можно было отложить до завтра, но не терпелось увидеть конечный результат. Не остановило их даже то, что купленного Генкой мотка не хватило. Выручили алюминиевые провода на столбах, которые в самой Соболевке собиратели цветмета снимать постеснялись. Подсвечивая себе фонарем, к ним и подсоединили купленную многожилку. В итоге получилась магистраль до Валеркиного дома.

— А давай сразу к лампе! — оказавшись на родной территории, Валера уже не скрывал нетерпения.

— Нет, — Генка, крякнув, поставил на верстак колоду автотрансформатора. — Электричество — это электричество. Хочешь делать все по уму, начинай с развязки.

— Развязка-обвязка… Много она тебе даст!

— Много или нет, а шутить с током не будем.

— Грамотей хренов! — Валера обмотал изоляционной лентой последнюю скрутку. — Я вон голой рукой проводов касаюсь — и ничего.

— Это потому, что ты в сухой обуви. А в дождь или на мокрой земле — так коротнет, — мало не покажется.

— Напугал… — Валера хмыкнул. — Нормальному мужику хорошее «казэ» только в радость.

— Рассуждения неандартальца… — Генка прикрутил к клемме провод, руками ощутил легкое гудение металла. Еще раз посмотрел на вставленную в патрон лампу. Пятнадцать ватт. Слабовато, но для начала вполне хватит.

— Ну что, готово?

Генка кивнул.

— Можешь выключать фонарь, поднимаю вольтаж.

Валера задержал дыхание, и Генка медленно повернул массивную рукоять. Спираль лампы малиново накалилась, не спеша, разгорелась в полную силу.

— Ха-а! — рявкнул Валера. Генка и охнуть не успел, как бывший воин-десантник сграбастал его в объятия, по-медвежьи стиснул. — Ну, шнурила! Ну, скелетина ты мой золотой! Не верил я ведь тебе! До последней минуты сомневался! А зафигачили все в лучшем виде!

Генка и сам сиял, как медная бляха, и ладонями хлопал по Валеркиным покатым плечам. Пятнадцативаттная лампочка казалась им сейчас ярче самого мощного прожектора.

— По ветряку на каждый огород поставим, — в голос размечтался Валера, — кабели в дома пробросим. И все бесплатно, заметь! — как при коммунизме. Представляешь, в какой осадок все наши сельчане выпадут!

— Степчику бесплатно ставить не будем!

— Правильно, пусть свечечки пожжет. Не дорос еще… Но улицы все-таки осветим, ага? И батарею аккумуляторную надо бы завести.

— Конечно, заведем, — пообещал Генка. — Даже обязательно! Ветер — вещь ненадежная, потому и говорили про турбину.

— И дизель на всякий пожарный!

— Дизель — это уже несвобода. Зависимость от топлива, масла. Опять же экологический вред, — Генка поморщился. — Лучше о природном газе подумать. Для пекарни и обогрева. Неплохо и движок приобрести — чтоб на этаноле работал.

— Это на самогонке, что ли?

— А что! Между прочим, мощное топливо — высокооктановое и дешевое. Что важно — почти безвредное. То есть, конечно, если правильным образом его использовать… Чего ты смеешься! При Генри Форде такую же идею предлагали — на полном серьезе…

Заставив мечтателей вздрогнуть, лампа неожиданно вспыхнула и погасла.

— Это еще что за фокус-покус? Неужели ветряк?

Гена вновь включил фонарь, осветил лампу.

— Да нет, спираль накрылась.

— Это после одной-единственной минуты? Что-то я не понял.

— Я же говорил: необходима грамотная развязка. Трансформатор плюс стабилизатор, — Генка поднял палец, прислушиваясь к шелесту листьев над крышей. — Слышишь, как шумит?

— Ну?

— Вот тебе и ну! Ветер дунул посильнее, напряжение прыгнуло, — и капут лампочке.

— Мда… — Валера почесал макушку. — А трудно его сделать? Стабилизатор твой?

— Да не особенно. Мы его и делать не будем, просто закажем.

— Закажем?

— Ага. Опытным мастерам, которые доставят заказ точно по адресу, — Генка подмигнул Валере.

— Ты прямо маг-волшебник…

— Так и есть. Только для нашего волшебства понадобится кое-что сделать.

— Что именно?

— Всего-навсего съездить завтра на станцию и забрать у буфетчицы посылку.

— У Нюськи, что ли?

— Ага, ей должны завтра доставить.

— В посылке, что ли?

— Вроде того… — Генка сменил лампу на более мощную, и электрический свет вновь залил утлое пространство сарайчика. Валера, щурясь, огляделся.

— Мда… Знаешь, без света он смотрелся симпатичнее.

— Еще бы! — Генка ухмыльнулся. — Теперь тебе точно не обойтись без веника. И грязь придется прибрать, и бутылки вынести. Их тут, между прочим, под тысячу наберется! Работенка — неслабая!

— Ничего, вдвоем как-нибудь справимся…

Генкина улыбка тут же поблекла. Поглядев на него, Валера жизнерадостно рассмеялся.

— Не дрейфь, шурави, прорвемся! Главное — чтобы ветряк не снесло…

* * *

Но ветряк выдержал.

Как выяснилось, снизу он смотрелся даже более грозно. Словно некое чудище влезло на крышу водонапорной башни и принялось размахивать ручищами. И ведь ничуточки не устало за ночь! Генка подумал, что была бы в наличии батарея аккумуляторов, и энергии «чудище» намахало бы уже приличное количество.

Как бы то ни было, но поглазеть на ветряк вышла вся Соболевка. Конечно, столпотворения не получилось, но тут и там, на крылечках и в окнах Генка ловил любопытствующие взоры. Самое удивительное, что про испытания с лампой в сарайчике рассказывать тоже было не нужно. Без каких-либо телефонов новости распространялись по селу со скоростью света — вероятно, того самого, который и выдала первая сгоревшая лампочка. Даже дед Жора, с кряхтеньем наведя «марафет» и расчесав гребнем реденькую шевелюру, выбрался во двор, чтобы поглазеть на ветряк.

— Ну как? — поинтересовался у него Гена.

— Добрая мельница! — одобрил дед. — И чего их в свое время жгли да ломали? Крутились ведь, никому не мешали. И муку мололи не хуже нонешних.

— Это точно! — подыграл Генка. — Нонешним-то электричество подавай, а наш сам энергию вырабатывать будет.

— Посмотрим, посмотрим… — осторожный дед Жора не спешил ликовать. И то сказать, людям его поколения, повидавшим и пережившим с полдюжины вождей, секретарей и президентов, требовались факты повесомее. А вот бабушка Феня лишний раз оправдала свое солнечное имя. Чмокнув внука в макушку, она тут же пообещала испечь из купленной Генкой муки картофельный пирог. Позаботилась она и о супруге. Улучив момент, когда дед вышел повздыхать да покашлять на крыльцо, бабушка принесла из сеней трехлитровую, закутанную в тряпицу банку. На глазах удивленного Генки из тайника был извлечен «секретный» дедовский штоф, в который бабушка и влила основательную порцию.

— Вот так-то лучше… А то выпьет и не заметит.

— Так ты знаешь про его настойку? — хохотнул Генка.

— Чего ж тут не знать, — знаю, конечно. И смородинку потихоньку настаиваю… — бабушка Феня виновато улыбнулась. — Ты уж не говори старому, что доливаю ему настоечку, — обидится.

— А он-то радуется, что бутыль никак не кончается!

— Вот и пусть радуется. Много ли у нас радостей осталось?

Гена порывисто шагнул к бабушке, обняв, погладил по спине.

— Ты и Юрашку с Варей на пирог приглашай, — она ответно потрепала его по голове. — Люблю я их, горемычных…

Но «горемычных» звать не пришлось, — вскоре заявились и сами. При этом Варя держала Юрашку на руках и походила на мадонну с младенцем. У Генки даже в груди что-то екнуло, — точно сошли его друзья-приятели с картины флорентийского живописца. Правда, «младенчик» Юрашка выглядел вялым и грустным, чем и отличалось российское полотно от итальянского. Поставив Юрашку на пол, Варя тут же поведала, что ночь эту малец не спал, все жаловался на боли в боку.

— Еще и комары донимали. Вроде не было, не было, а тут налетели.

— А мед пили?

— Меда дядя Паша не дал. Юрашка у него пару дней назад горох с бобами повыел, вот он и дуется.

— Пашка — он такой! — поддакнул вернувшийся со двора дед Жора. — Куркуль недобитый. Пасеку свою любит больше людей. Я раз пчел у него просил — для спины, значит, — так ни одной не дал!

— Ничего, мы ему это припомним! — Генка присел на корточки, тряхнул маленького Юрашку за плечи. — Ну! Чего кручинишься, богатырь? Сегодня же привезу тебе каких-нибудь лекарств. Самых лучших, какие только найду!

— А где найдешь? — полюбопытствовал малыш. — На дороге?

— В аптеке, конечно. На дороге лекарства не валяются.

— Слушай, Ген… — Варя смутилась. — Ты столько денег на нас тратишь. Как-то даже нехорошо. Откуда у тебя столько?

— Хочешь спросить, не бандит ли я? — Генка ухмыльнулся. — Меня тут дед уже обозвал как-то новоруссом.

— Новорусс и есть! — брякнул дед Жора. — Кто ж еще будет покупать столько!

— Так ты, правда, разбойник? — оживился Юрашка.

— Да нет, не разбойник, — Генка покачал головой. — Просто я клад нашел.

— Клад?

— Ага! — Гена кивнул с самым серьезным видом. — Сначала карту в сети откопал, потом со знакомыми диггерами связался. Сравнили карту с современной планировкой города и отыскали старинный купеческий подвал. Дом-то еще в Гражданскую войну разрушили, а подвал уцелел. Затем уже, когда начали коммуникации прокладывать, пол в подвальчике просел. В одном месте прореха образовалась. Туда-то мои друзья и проникли.

— И что-то нашли? — без того большие Юрашкины глаза стали еще больше.

— Конечно нашли! Во-первых, страшный-престрашный скелет в старой матросской тельняшке, во-вторых, ржавую пиратскую саблю, а в-третьих, сундук с золотом.

— Да вре-ешь ты все… — разочарованно протянула Варя, но, глянув на Юрашку, прикусила язык.

— И вовсе не вру. Деньги-то у меня откуда? — Генка подмигнул малышу. — Три четверти сдали, конечно, государству, а оставшуюся долю разделили по-братски.

— И теперь ты их тратишь?

— Точно, имею право.

— Я давеча тоже находил клад, — припомнил дед Жора. — Сапог в поле валялся, а в ём платок завязанный. Старенький такой, и бренчит там что-то. Ну, я и припустил домой. Вот, думаю, подвезло на старости лет. Хоть под занавес по-путящему заживу. А как прибёг, развернул, — в платке-то стекла мелконькие. И кто их натолок, для чего, так и гадаю до сих пор. Может, пошутить кто хотел — в сапог товарищу подбросить, а может, такой же, как я, старый пень — из ума выжил и в клады решил поиграть.

— Забавно. И куда ты эти стекла дел?

— Выкинул, конечно.

Генка задумчиво подергал себя за нос.

— Может, и зря. Мелкие алмазы тоже на стекло битое похожи.

— Алмазы?

— Ну да. Мошенники так и обманывают. Разбивают стакан граненый и выдают стекло за бриллианты.

Дед Жора посмотрел на Генку озадаченно.

— Не-е, там стекло было, — протянул он неуверенно. — Бриллианты я бы, наверное, разглядел.

— Наверное, — легко согласился Генка.

— А у вас в подвале что было? Тоже бриллианты?

— Да нет, монеты царской чеканки. Еще позапрошлого века. Рубли, гривенники, червонцы. Не так уж много, но сегодня это антиквариат, так что стоит недешево.

— Я тоже хочу скелет найти, — вздохнул Юрашка. — И саблю ржавую.

— Для этого сначала надо выздороветь. — Варя погладила мальца по голове.

— Ничего, сейчас отварчику сделаем, молочком попоим, — бабушка Феня засуетилась. — Как раз и козу пора доить. А молоко-то козье — лучшее лекарство от всех напастей…

За окном требовательно прогудел грузовик.

— Это Валера! — встрепенулся Генка. — Сейчас и поедем.

— За лекарствами? — тоненько пискнул Юрашка. Голосок прозвучал жалобно, заставив Генку нахмуриться. Мальчонка в самом деле выглядел больным.

— За ними, — кивнул он. — И фумигатор привезу. Для обороны от комаров.

— Фумигатор — это сабля?

— Не совсем, — Генка улыбнулся. — Привезу, увидишь…

* * *

В путь пустились с обычными предосторожностями: на черепашьей скорости выехали из деревни, опасливо окольцевали хищную ямину. Только когда распахнутый рот воронки остался позади, Валера дал по газам. Точно маленький танк, грузовик с ревом рванул вперед. Собранный из чужеродных деталей, боевой ветеран лихо глотал километр за километром. Тряска была такой, что Генка поочередно цеплялся то за сиденье, то за металлическую рукоять над оконцем. Дорога напоминала «американские горки», а точнее — таков был стиль вождения Валеры. При этом что-то в кузове беспрестанно звякало и перекатывалось, а в металлических внутренностях машины от лихих пируэтов скрежетал зубами рассерженный механизм. А может, и не механизм это был, а некто живой — из тех неведомых созданий, что по примеру домовых заселяют грузовики, автобусы и легковушки.

— Ты хоть успел перекусить? — поинтересовался Валера.

— Да нет, по утрам я не ем. Аппетита нет.

— Что совсем не поел?

— Ну, разве молока немного.

— Козьего?

— Ага.

— Тебе же не нравилось!

— Поначалу не шло, а теперь привык.

— Да-а… Молочишко — не водяра, значит, быть тебе дояром! — невесело пошутил Валера.

— Ты что, голоден? — догадался Генка.

— Есть немного.

— Так мы в буфете чего-нибудь перехватим. Деньги у меня есть.

— Утешил, — вздохнул Валера. — А то я, понимаешь, привык завтракать. Даже когда ничего нет, обязательно какой-нибудь ботвой живот набиваю. Все равно как бензобак с радиатором. Не зальешь с утра, значит, обязательно где-нибудь застрянешь.

— Сегодня нам застревать нельзя, — качнул головой Гена. — Сегодня у нас куча дел: во-первых, груз на станции, во-вторых, лекарства для Юрашки, а в-третьих, самосвалы с щебнем.

— Самосвалы? Это еще зачем?

— Ямину вашу засыплем.

Валера нахмурился. Вторя его настроению, грузовик натужно взревел, увеличивая скорость.

— Тебе что-то не нравится?

Бывший сержант неопределенно качнул плечом.

— Как тебе сказать…

— Если ты о бензине, так это ерунда. Я же говорю, деньги есть: сами позавтракаем и зверя твоего четырехколесного накормим, — Генка прозорливо покосился на соседа. — Слушай, а может, тебе вообще бросить халтуру в Северухе?

— Здрасьте!

— А что! Поступишь ко мне на оклад. Все равно ведь вместе работаем.

Валера чуть было не поперхнулся.

— Нет, я серьезно. Станем вроде соучредителей. Дело-то общее, или не согласен?

Валера промолчал.

— Наверное, думаешь, как дед Жора, что я новорусс? Думаешь, наследство фамильное трачу?

— Ничего я не думаю.

— Думаешь, думаешь!

— Хорошо, пусть думаю — и что с того? Своими деньгами так не сорят.

— А я разве сорю? — Генка даже обиделся. — Я на дело трачу! И потом это мои деньги! Я их действительно заработал!

— Те наверху — что оседлали нефть с газом — тоже так считают, — пробурчал Валера.

— У меня нефти с газом нет.

— Значит, что-то другое.

— Ну… Можно, наверное, и так сказать, — Генка вздохнул. — Только интернет — это не топливо и не металл, это всего лишь возможность связываться друг с другом. Вот этим я и занимаюсь. Если очень хочешь, могу поделиться.

— Ну-ну?

— Понимаешь, в интернете — там ведь море возможностей. И для шаромыжников, и для честных трудяг.

— Честных?

— А почему нет? — Генка сердито дернул себя за нос. — Конечно, бизнес у меня не совсем легальный, но это только потому, что законы до интернета еще не добрались. Да и неправильные это законы, если запрещают детям работать! Какой я, на фиг, ребенок! Я, может, побольше иного взрослого понимаю. И работать могу сутками! Не лопатой, так головой. А мне по законодательству даже полный рабочий день не полагается.

— Ай, какая несправедливость!

— Чего смеешься! Конечно, несправедливость. И таких, как я, знаешь сколько!

— Могу себе представить.

— Потому и приходится финтить. Без нужды не свечусь, воюю с разными обормотами, иногда сам нападаю. Такое уж это пространство. Без когтей и клыков — никак, — Генка поморщился. — Если честно, я ведь мог и гадостями заниматься. Скажем, сайтами запрещенными баловаться или в серьезные хакеры пойти. Меня, кстати, и звали! А не пошел. И торгую вполне безобидными вещами.

— Безобидными?

— Да уж не наркотой! — Валера вздохнул. — Продаю фильмы о брошенных городах, о катакомбных поселках, об НЛО и прочих загадках.

— И хорошо платят?

— Да не совсем. Это, конечно, больше для души, не для денег.

— А что для денег?

— Для денег… — Гена снова вздохнул. — Для денег я содержу фабрику.

— Фабрику? — удивился Валера.

— Ну, не совсем, конечно… Это только так называется — фабрика заказов. Есть свой менеджер-распорядитель, своя бухгалтерия. Только ничем скверным мы там не занимаемся. Наоборот — даем людям работу.

— Каким, интересно, людям?

— Да всяким! Ты загляни в любую газету, — сколько там объявлений! Могу то, могу сё, ищу работу! — Генка разволновался. — У нас же треть страны — безработные, а другая треть работает не по специальности. При этом золотых рук и голов — пропасть! Многие, конечно, укатили на запад — в тот же Майкрософт или Силиконовую Долину, но не все же. Вот меня однажды и осенило: полистал как-то объявления, на сайты специализированные зашел и понял, что биржи труда у нас только для глянца, что никто там толком не работает и что буду я последним дундуком, если не использую этой золотой жилы, — Генка пристукнул себя по колену. — Предложений ведь сотни тысяч, представляешь? Это же целая армия, а полководца нет.

— И ты решил стать полководцем?

— А почему бы и нет!

— Да уж, скромностью ты не обижен.

— Причем тут скромность? Я может, биржам труда помогаю. И государству, между прочим! — Генка насупился. — Или, по-твоему, те, что ищут работу, это уже не государство?

— А ты, значит, всем этак запросто находишь работу?

— Ну, всем, конечно, не получается… Тем более что очень много людей с невысокой квалификацией. Но если порыться, такие самородки находятся — пальчики оближешь!

— Чего же твои самородки сами не могут в этой жизни устроиться?

— А ты можешь? — Генка фыркнул. — Или ваш Паша-пчеловод? Круглые сутки топчется возле своих ульев, а в итоге банки меда у него не выпросишь. Лучше повезет за тридевять земель и продаст за копейки. Это ведь бред, согласен?

— Может, и бред.

— Конечно, бред! Или взять тебя…

— А что меня?

— Как что! Грузовик из ничего собрал, в карбюраторах разбираешься, в моторах боевых, а тоже ничего кроме извоза не знаешь.

— Можешь предложить что-нибудь получше?

— А я уже предлагаю! — Генка оживился. — Ты пойми, я ведь, правда, создал неплохую систему заказов. Человек что-то может, я сразу выдаю ему рабочее задание. Конечно, не только ему одному. Получается что-то вроде тендера. Но не того грабительского, что обычно устраивают фирмы-монополисты, а с итоговым баллом. Три — значит, заказ принят по полной ставке, два — заказ оплачивается на треть гонорара и выставляется на комиссионный сайт…

— А единица?

Генка пожал плечами.

— Единица — значит, человеку лучше попытать счастья в другом деле.

— Вот видишь!

— А что видишь! Думаешь, нет лодырей и бездельников?

Валера хмыкнул.

— Да есть, конечно.

— Ну вот! И мы фильтруем эту братию. А сами тем временем обрастаем базой данных — со своими инженерами, архитекторами, дизайнерами, юристами и учеными.

— Даже учеными?

— А ты как думал! У нас и адвокаты свои есть, и следователи. Так что, если кому хочется провести частное расследование, то мы поможем и в этом деле.

— Что-то не совсем понимаю, кто же оплачивает всю эту музыку?

— Естественно, заказчики. Или ты думаешь, таких нет? Да полным-полно! Кому-то нужны проекты с идеями, кому-то — аналитические статьи, кому-то — программные разработки…

— А кому, к примеру, могу понадобиться я? — перебил его Валера.

— Есть у нас и такие проекты. Скажем, проект: «Мастерские». Как раз для изобретателей, рационализаторов и прочих умельцев. По одиночке-то они мало что могут, а вместе — да еще с нашей помощью — получают уникальные заказы.

— Какие, например?

— Ну, например, реставрация старинных автомобилей, починка раритетных механизмов, создание уникальных станков, зданий, теплиц. Да мало ли что могут попросить! Всего и не перечислишь. Недавно, например, в базе данных появилась пара новых граф: квалифицированные дворники и профессиональные садовники. Думаешь, никто не заинтересовался? А вот фига! Тоже пошли заказы! Я не говорю уже об экономистах, охранниках, педагогах, тренерах и врачах, — на них-то спрос постоянный.

— Погоди, погоди! — Валера даже сбросил скорость. — И этим всем занимаешься один ты?

— Почему? Я только создаю программы, а уж они помогают работодателям и специалистам находить друг друга. Помощник следит за порядком и бухгалтерией, а я совершенствую систему, вношу коррективы, — Гена пожал плечами. — За это мы и имеем свой небольшой процент.

— Небольшой?

— Ну… Нам хватает, — подросток поглядел на Валеру. — Или ты хочешь, чтобы мы за бесплатно работали? У нас ведь тоже не все гладко идет. Есть и сбои свои, и просчеты. И прогораем иногда, и отступные платим.

— А Соболевка для тебя что? — процедил Валера. — Или тоже хочешь под чей-нибудь заказ пристроить?

— Да ты сбрендил! — у Генки даже челюсть отвисла. — Это, значит, Юрашку с Варей пристроить? Или стариков своих?

Валера взглянул на пассажира. Каменное лицо его разом обмякло.

— Ладно, не дуйся. Я ведь не хотел… Это у меня с голодухи настроение такое.

— Решил закусить мной?

— Да нет, — Валера улыбнулся. — Тебя, крокодил Гена, просто так не скушаешь.

— Это верно, — Генка отходчиво улыбнулся, — какие-никакие, а зубки у меня тоже есть…

* * *

По счастью, посылка оказалась на месте. Озадаченная буфетчица Нюська выволокла из подсобки объемистую картонную коробку, не без облегчения подтолкнула к Валере.

— Уфф! Еще бомбу мне не хватало под прилавком хранить.

— Между прочим, это и есть бомба! — брякнул Генка.

— Не слушай его, он шутит, — Валера исподтишка показал Гене кулак. — Лучше угости чем посытнее.

— А вот это всегда пожалуйста!

Позавтракали они по-солдатски быстро. Генке не терпелось взяться за коробку, да и Валере передалась его нервозность. Поэтому с салатом и горячими блинчиками под стакан какао он покончил в один присест. Коробку вытащили на улицу, аккуратно погрузили в кузов.

— Отъедем немного, и остановимся, — попросил Генка.

— Что у тебя там?

— Я же говорил: волшебная палочка… — подросток возбужденно оглянулся. — Только ты осторожно поезжай, не поломай ничего…

Валера только качнул на это головой.

А еще минут через десять прямо на дорожной обочине Гена не без волнения вскрывал посылку.

— Та-ак… Это у нас блок с мини-АТС, аппаратики, рации…

— Они-то тебе зачем?

— Переговариваться будем. Мало ли что… — Генка надорвал полиэтилен, заглянул в мешок. — «Бук», правда, «тошибовский», — сэкономил-таки Синдбад Мореходище! Зато со своей стереосистемой… Это у нас, похоже, счетчик — отечественный, но с батарейками… А вот и трубка! Не паленая, с документами. Конечно, не супер, но сойдет… — нахмурившись, подросток извлек на свет очередную упаковку, быстро развернул. — Ага, антенна, кажется, ничего! И драйверочки на диске тут же. Молодец Мореход! Значит, прямо сейчас и проверим…

За всеми Генкиными манипуляциями Валера следил, как за ворожбой шамана. Ничем помочь пареньку он не мог, а потому, сунув в рот соломинку, постелил в тени грузовика старую куртку и удобно прилег. Один кирзовый сапог — поверх другого, голова на скрещенных руках впритык к колесу. Голос он подал, только когда Гена развернул антенну.

— Похожие тарелки я вроде видел.

— В Соболевке? — изумился Генка.

— Да нет, в Новоспасском. Там на каждой второй фазенде такие штуки устанавливают. Только разика в два, а то и три побольше.

— Нам большие без надобности, хватит и такой.

— А в полиэтилене у тебя что? Еще один телевизор?

— Это, Валер, компьютер. Только такие вот, компактные, называют ноутбуками. Но нам компьютера мало, нам нужна сеть.

— Тот самый интернет?

— Верно. Для этого Мореход и прислал антенну, — Генка прищурился. — Правда, ее еще следует установить и сориентировать, а приборов нужных у нас нет.

— Что же делать?

— Да ничего, — Генка хмыкнул. — Приборов нет, зато имеется специальная программа. Не моя, правда, но вполне рабочая. Так что сейчас мы поступим следующим образом…

С помощью пружинных захватов он прикрепил антенну к кузову грузовика, кабелем подсоединил к компьютерному порту.

— Вот так… А теперь запустим «бук», вставим диск и начнем работать… — Генкины пальцы запорхали по клавиатуре. Валера заворожено следил за его манипуляциями.

Не прошло и нескольких минут, как Генка довольно улыбнулся.

— Есть контакт!

— Работает?

— Ага, сигнал ловится, но нужна небольшая корректировка. Тридцать восемь градусов и сколько-то там минут по горизонтали, а по вертикали — чуть меньше двенадцати градусов, — Генка поднял голову. — Придется вам, сударь, размять косточки. Я буду говорить — куда, а ты поворачивай. Там все предусмотрено, так что не бойся — ничего не сломаешь.

— А я не боюсь… — Валера послушно поднялся, шагнул к антенне. Поворачивать миниатюрную чашу оказалось, в самом деле, просто. Генка смотрел на свой экран и командовал, Валера осторожно поворачивал отражающую плоскость.

— Ну что?

— Еще пониже… Еще… Есть! В общем, почти нормально. До идеальной настройки, конечно, далековато, но нам это без надобности. Сейчас мы просто репетируем.

— Для чего репетируем-то?

— А вот смотри, — теперь движения Генкиных пальцев напоминали уже игру концертирующего пианиста. Он явно красовался перед Валерой, даже позу принял артистическую, хоть и сидел на земле, по-туркменски скрестив ноги.

— Канал для нас уже забит, так что совершаем пару манипуляций — и аля-улю! — выходим в интернет. — Генка снова просиял. — Давно я тут не был. Ой, давно… Та-ак, смотрим и осваиваемся… Ник у нас, стало быть, новенький, а канал… Я вроде просил два, но второй Мореход, похоже, зажал. Ладно… Скорость обмена поменьше, чем по выделенке, но для наших задач вполне приемлемо.

— А по-русски можно?

— Пожалуйста! — Гена вывел на экран картинку с движущейся анимацией. — Вот тебе мировые коллекции. Есть музыка, есть живопись, а есть карты с архитектурой. Ну, живопись с картами нас не интересует, а вот музыку я, пожалуй, скачаю. Сначала — какой-нибудь «Винамп» поновее, а потом что-нибудь для души.

Валера хотел было пошутить, но сдержался. А уже через пару минут Генка щелкнул по финальной клавише, и из крохотных динамиков полилась песня.

— Жаль, мощности маловато, громче не сделать…

— The winner takes it all! — пела невидимая певица, и Генка с удовольствием переводил: — Победитель берет все! Это про нас, понимаешь?

Валера оторопело кивнул.

— Это что? АББА?

— Она самая. Ты, по-моему, должен помнить.

— Еще бы! Музыка моей молодости. Под нее в Афган уходили… А вот ты откуда про них знаешь?

— Брось, это же классика! Как Битлз, Шопен или Магомаев. Не считай меня валенком. А потом, когда сутками по клавиатуре как дятел долбишь, бывает, что только музон и спасает. Все равно как еда или допинг.

— Вот, значит, почему ты такой худой.

— Ага… — Генка продолжал весело барабанить по клавишам. На голову ему приземлилась бабочка, сделав похожим на девочку с бантом, но он этого даже не заметил.

— Вот и отдел грузоперевозок… С нашего сайта, между прочим. Но сейчас я работаю, как обычный рядовой заказчик… Трех самосвалов нам, наверное, хватит? Как ты считаешь?

— Кто ж его знает.

— Надеюсь, что хватит, — Гена хмыкнул. — Вот и все! Менеджер снимет со счета нужную сумму, программа сама отыщет тех, кто в готовности и поближе. Так что уже завтра в нашу ямку бухнут несколько тонн отсева. А после еще и асфальтом прикроем этот позор.

— Ты шутишь?

— Все на полном серьезе. Скоро сам все увидишь.

— А не слишком ли ты, братец, шикуешь?

— Не переживай! — Гена подмигнул Валере. — У меня, может, последнее лето детства. Имею я право побаловаться? — подросток сменил поисковую программу. — Ну-с, а теперь самое главное…

На какое-то время он замолчал. Стоя за его спиной, Валера глядел на быстро меняющиеся картинки и колонки цифр, но мало что понимал. Сам же парнишка, судя по всему, ориентировался в этом словесно-анимационном круговороте, как рыба в родном пруду.

— Ну? — не выдержал Валера. — Дальше-то что?

— А дальше… — Генка сделал паузу. — Дальше у нас кое-какие проблемки.

— Что за проблемки?

— Проблемки из тех, что решаются волевым решением… — Гена куснул нижнюю губу. Похоже, он с кем-то переписывался, но строчки складывались и исчезали так быстро, что Валера не успевал прочесть ни словечка. Снова всплыла какая-то картинка, но Гена и ее рассматривать не стал — пчелкой нырнул в какой-то цветок, развернул его, тут же принялся дергать за «лепестки». Валера почувствовал, что голова у него идет кругом. Отойдя в сторонку, он присел на корточки, снова сунул в зубы травинку.

Лишь минут через двадцать Гена захлопнул свой ноутбук. Обтерев ладонью вспотевший лоб, уставился в пространство перед собой.

— Ну что, Штирлиц, вышел из эфира? — поинтересовался Валера.

Гена вяло кивнул.

— И что теперь?

— Теперь? — Гена, очнувшись, поглядел на напарника. — Теперь снимаем антенну и дуем в Новоспасское.

— За лекарствами?

— Ага, — подросток сунул руку в карман, достал изрядно отощавшую пачку денег, неспешно пересчитал их, нахмурил лоб. — Ладно, на это у нас еще хватит, а дальше нужно будет поработать головой.

— А я тебе сразу говорил: не шикуй.

Генка посмотрел на Валеру долгим взглядом. Кажется, реплики напарника он даже не услышал, — по-прежнему пребывал где-то в своих мысленных эмпиреях. Так и не дождавшись от него пояснений, Валера со вздохом поднялся, шагнул к антенне. Он подозревал, что денежные дела у хорохорящегося подростка не столь блестящи, но чем-либо помочь не мог. Его собственные доходы давно уже были сравнимы с пенсией рядового россиянина. Достаточно, чтобы не умереть с голоду, и не более того…

* * *

Грузовик-ветеран весело подпрыгивал на дорожных подъемах, поскрипывал сочленениями на виражах. На этот раз тряски они не боялись. Литовкой, которая у Валеры, конечно же, нашлась, лихой водитель скоренько накосил близ дороги добрый стожок. Свежее сено набросали в кузов, обложив коробку с покупками со всех сторон. Правда, и держаться теперь приходилось двумя руками, — Валера по обыкновению жал на газ. Все местные колдобины и ямины он знал назубок, а светофоров с гаишниками на селе еще не завели. Скорость влияла на Валеру целительным образом. Суровые морщины на его лице разглаживались, глаза начинали лучиться бирюзовым светом. А вот Генка смотрел в окно без улыбки, и даже обдувающий лицо ветерок его ничуть не радовал.

— Чего хмуримся, шурави? Лекарства купили, компьютер проверили, чего тебе еще нужно?

Гена рассеянно пожал плечами.

— Хотел ветряк заказать — настоящий… А он знаешь, сколько стоит?

— Ну?

Генка вздохнул:

— Даже без мачты — больше полутора тысяч долларов. Плюс перевозка самолетом из Германии.

— Из Германии?

— Это самое близкое. Если из Австралии или Америки, то вообще получается атомная сумма.

— Ну и ладно! Больно он нам сдался. Сами своих ветряков понастроим. Один ведь уже крутится.

— Так-то оно так, но начнутся дожди, снег, и замкнет там все. Герметизация-то аховая.

— Ну… Придумаем что-нибудь. Я битума с чердака достану, расплавим и зальем там все. Подумаешь, беда! Опять же — турбину установим. Нам бы только стабилизатор добыть.

— Стабилизатор как раз не проблема.

— Уже готов?

— Да нет, но я расписал все, что нужно — по вольтажу, по амперам, — обещали сделать. Это как раз те мастерские из местных умельцев. Еще и автоматы обещали прислать.

— Автоматы? — брови у Валеры встали на дыбы — все равно как маленькие мохнатые лошадки.

— Да нет, ты не то подумал. Автоматы отключения дневного света. Чтобы, значит, когда светло, лампы не горели зря, а когда темнеет, сами собой включались. Это у них вроде бонуса — подарка, значит. Заказов-то сейчас мало, вот они и обрадовались.

— Чего же ты тогда дуешься?

— Я из-за Вари… — признался Генка.

— А что Варя?

— Я тебе не говорил, но… В общем, я еще пару дней назад про это думал, а сейчас вот попытался разведать. Про ногу, значит.

— Ну и? — Валера нахмурился.

— Есть, оказывается, клиники, что занимаются правкой костей. В Москве, в Питере, в Кургане. Могут укорачивать, могут удлинять. Курган-то поближе, я и зашел к ним на сайт.

— Ну?

— Вот и обломался! Знаешь, какие там очереди! На десять лет вперед! И дети, и взрослые, и даже гости из-за рубежа — все ждут.

— Лихо!

— А у нее же ни снимков, ничего. А даже если бы что и было, на оформление общим порядком да по льготным ценам несколько лет уйдет.

— А если не по льготным?

Гена усмехнулся.

— Если не по льготным, могут хоть сегодня взять. И документы оформят, и палату с врачами выделят.

— Даже так?

— Ага. Проведут экстренное обследование, возьмут анализы, то-се, а потом сразу на операцию. У них там эти дела на потоке.

— Что же в этом плохого?

— Да неплохо, конечно… — Генка смущенно взглянул на Валеру. — Ты только не думай, мне не денег жалко. Я ведь сразу рассчитывал, что платить придется…

— Что, очень много попросили?

Генка кивнул.

— Ты понимаешь, у меня счет был. Резервный. Я на него заскочил, а там по нулям.

— То есть как?

— Сам не понимаю. Попробую, конечно, еще разок, Мореходу отзвоню. Он про счет знал, но все равно…

— Да не бери ты в голову! Спешки-то нет, — Валера передернул плечом. — Она ведь второй год уже здесь. Это я про Варьку. Ну, подождет немного, подумаешь!

Генка покачал головой.

— Нет, Валер, с этим ждать нельзя. Кость-то укрепляется, — значит, чем дальше, тем хуже. А потом ей в школу надо и вообще… — он помолчал немного, собираясь с мыслями. — Она же девчонка, как ты не понимаешь! Это нам с тобой красота по барабану, а у них с этим всегда драмы и трагедии.

— Оно, конечно, так… — Валера внимательно посмотрел на Генку.

— В общем, деньги я снял, — выдохнул подросток. — И перевел на счет клиники. Только снял не с резервного счета, а с биржи.

— Последние, что ли?

— Ага, — Генка криво улыбнулся. — Вечером буду говорить с распорядителем. Он, наверное, в обморок хлопнется, когда узнает. И с ветряком теперь ничего не выйдет…

Валера резко ударил по тормозам, грузовик прочертил колесами извилистую колею и встал. Мотор обиженно хрюкнул и заглох.

— Ты чего? — Генка глянул на водителя с испугом. — Обиделся, что не получится с ветряком? Но я же, правда, не хотел! То есть хотел, чтобы у всех все получилось. Чтобы телескоп купить малышне, змея воздушного, телевизоры… Откуда я знал, что в этой больнице такие цены!

— А биржа твоя как же? — каменным голосом поинтересовался Валера.

— Что биржа? Биржа теперь медным тазом накроется. Да и фиг с ней! — Генка растерянно дернул себя за нос. — Может, и глупо я сделал, не знаю. Может, и впрямь через год-другой легче было бы организовать операцию. Заработал бы денег на той же бирже, срубил бы пару лимончиков… — он снова дернул себя за нос. — А если нет? Если не вышло бы ничего? Кто скажет, что там через год случится? Со мной, с Соболевкой, с биржей… И что она — останется с такой ногой на всю жизнь?

Голос у Генки дрогнул, а Валера неожиданно ухватил его двумя пальцами за ухо.

— Ох, и дурак же ты, шурави!

Генка повернул голову и с удивлением разглядел, что Валера вовсе даже не злится. Наоборот — в глазах бывшего воина появилось нечто новое, чего раньше он не замечал. Нечто похожее на взрослое уважение.

— Считаешь, я правильно поступил?

Валера отпустил ухо, шутливо боднул Генку кулаком.

— Конечно, правильно! И нечего сопли распускать по нашей Соболевке. Ветряки как-нибудь построим, бутылки сдадим и медом торговать научимся. Короче, выживем! А с Варькой ты все грамотно рассудил. Если можно что-то делать, делай прямо сейчас. Хотя… — Валера прищелкнул языком.

— Что?

— Честно скажу, удивил ты меня.

— Удивил?

— Ага. Я ведь думал: шалопай. Добрый, смышленый, но шалопай. Вроде меня.

Генка хмыкнул.

— А теперь? Теперь что ты обо мне думаешь?

— А не скажу! — Валера снова завел двигатель и тронул машину вперед.

Теребить его и выспрашивать Генка не стал. Но странным образом ощутил неожиданное спокойствие. Поддержка этого диковатого мужичка оказалась более чем кстати. Настолько кстати, что под рев двигателя Генка неумело засвистел себе под нос. Засвистел ту самую песенку, что скачал сегодня по спутниковой антенне.

У Генки получалось фальшиво, но он старался. Кроме того, за шумом двигателя фальшь его была не слышна.

* * *

Компанию детей они разглядели издалека. Костик носился по улице с привязанным к нитке бумажным змеем, а Варя с Юрашкой, задрав головы, наблюдали за размашистым полетом своей поделки. Змея склеили из обычных газет, и неудивительно, что кургузая рама с утяжеленным хвостом неустойчиво петляла в воздухе и никак не желала подниматься выше уличных столбов. Впрочем, было странно, что продукт малышового труда вообще сумел подняться над землей.

— Ну что? Сегодня и отправим? — вылезая из кабины, тихо спросил Валера.

— А когда еще? Там место было, палата… — Генка пожал плечами. — А иначе — еще месяца полтора ждать.

— Ладно, на том и порешим…

— Гена! — Юрашка первым заметил приехавших и бросился навстречу. — Ген, смотри, какой аеропландер мы сделали. Прямо из твоего чертежа!

— Не из чертежа, а по чертежу! — Генка распахнул руки и подхватил голенастого малыша. Чувствуя себя богатырем Ильей Муромцем, подбросил Юрашку в воздух.

— Да ты сам как аеропландер!

Юрашка взвизгнул и тут же ойкнул. Наверное, Генка не очень удачно его поймал.

— Как он у нас полетел вначале, и бац! — в стекло к тетке Марии, — затараторил малыш. — А потом Костик снова побежал, и бац! — прямо в улей к дяде Паше врезался. А тот как давай кричать. И кулаком махать. Хорошо, что у нас нитка. Костик потянул — и спасли аеропландер.

— Откуда он взял этот «аэропландер»? — с усмешкой поинтересовался Валера.

— Да я сам им сказал. Там в мультфильме кто-то на змее воздушном летал, но змеи для них ведь непонятно, змеи по земле ползают. Вот я и рассказал про аэропланы, картинку нарисовал.

— А мы сделали! — похвастался Юрашка. — Прямо по картинке!

— Нам и Костик помогал, — сообщила подошедшая Варя. Она старалась идти боком, чтоб не очень была заметна хромота, но, конечно, все было видно. Зато и на правой руке у нее красовались теперь часики. Генка улыбнулся.

— Правда, змей хороший получился? — спросила Варя. — Часа два, наверное, клеили.

— Летает, как банбандировщик! — крикнул Костик.

— Да уж… — Варя вздохнула. — А вот люди почему-то не летают. Так вроде бы просто, а не могут.

— Так крылышков же у людей нету! — снисходительно объяснил Юрашка. — Люди же тяжеленькие. Как я, например.

— Уж ты у нас тяжеленький, это точно! — Варя рассмеялась. Глядя ей в лицо, Гена понял, что поведать ей про больницу будет даже труднее, чем он предполагал.

Видимо, понял что-то про себя и Валера. Окинув собравшихся взором отца-командира, он решил не откладывать дело в долгий ящик и ударил в лоб.

— Ну все, мелюзга, посмеялись, и будет. Собирайся, Варюх! Поедете с бабкой в Курган, — фразы он рубил коротко и энергично. — Я подвезу до станции. Билеты Гена уже заказал.

— И я поеду? — встрепенулся Юрашка.

— Ты останешься со мной, — объяснил Генка. — Будем жить, как настоящие мужчины. Лук сделаем, стрелы, по мишени станем стрелять. Фумигатор опробуем на комарах.

— Без Вари? — голосок у Юрашки враз стал тоненьким, как волосенки на голове. Он не заплакал, но было видно, что слезы не за горами.

— Это недолго! — Гена приблизил губы к уху малыша, быстро зашептал: — Варя ножку поедет лечить. На операцию. А через несколько дней приедет уже здоровая. Мы ведь подождем, правда? Будем мультики смотреть, из лука стрелять. Согласен?

Юрашка отважно кивнул. Поглядел в сторону Вари, и губы у него сами собой задрожали, глазенки наполнились слезами.

— Только без реву мне! — нарочито приказным тоном рыкнул Валера, и Генка лишний раз подумал, что лучшего помощника ему было бы не найти. Особенно в таком деликатном деле. Чтобы так сразу сдернуть людей — на это надо тоже отважиться. Валера между тем продолжал распоряжаться, и было ясно, что у него это выходит лучше, чем у Генки:

— Пошли, Варюх. Бабуле твоей все объясним, соберем документы, бельишко, и вперед! Время терять нельзя. Если хотите, чтобы все получилось, надо отправляться прямо сейчас, — Валера энергично взлохматил собственную шевелюру. — Ну? Чего рты разинули? Гена с больницей уже договорился, палату и докторов нам железно обещали. Главное — не телиться! Иначе очередь пропустим, и еще год придется ждать.

— Гена! — девочка жалобно поглядела на подростка. — Я что, должна ехать прямо сейчас?

— Все нормально, — преувеличенно бодрым голосом сказал Генка. — Клиника Илизарова, второй корпус, девятая палата. Я записал все на твою фамилию. Главное — возьми полис, свидетельство о рождении…

— Но я же ни о чем таком не просила!

— Варь, — Генка растерялся. — Я думал, лучше не тянуть… Пока лето, пока тепло. А там как раз место свободное. Сегодня свободное, а завтра займут.

— Но так тоже нельзя! С бухты-барахты…

— Ну-ка, отставить пререкания! — рявкнул Валера. — Еще обругай человека за то, что он решил тебе помочь. А что не просила ни о чем, так это никого не волнует. О таких вещах вообще не просят, если хочешь знать.

— Но как же так? И бабушка перепугается. Она же ни о чем не знает… — Варя, казалось, вот-вот расплачется вслед за Юрашкой. Генка подумал, что так и получаются всегда добрые дела — через пень-колоду и отвратительным комом.

— Не знает, так узнает, — Валера уверенно перехватил бразды правления в свои руки. Украдкой подмигнул Гене и поторопил: — Все, Варюх, пошли бабулю тормошить. Поезд — он, сама знаешь, ждать не будет.

Юрашка обнял Генку за шею и все-таки не выдержал, заплакал. Глядя на него, шмыгнул и стриженный под ноль Костик. Этот малыш и вовсе ничего не понял, но если рядом пускали слезу, следовало подхватывать. Просто за компанию.

— А вы змея не заберете? — шепеляво спросил он.

— Да нет, конечно, играй, сколько хочешь! — Генка взглянул на Юрашку. — Слушай, а ты буквы писать умеешь?

Юрашка честно помотал головой и тут же, противореча себя, кивнул.

— Меня Варя учила. Только я плохо запомнил.

— Тогда бежим срочно писать письмо. Пока она не уехала.

Тут он сыграл верно. Все, что требовало скорости и срочности, встречалось детьми на ура.

— И букетик! — тут же встрепенулся Юрашка. — Букетик ей сделаем, хорошо?

— Молоток! Правильно сообразил, — Генка окликнул уходящих Валеру и Варю. — Эй! Без нас не уезжайте. Мы вас проводим.

— Проводим! — дублирующим эхом подтвердил Юрашка. И помахал рукой…

Уже в избушке у стариков Генка снова распахнул одну из сумок, лихорадочно принялся перерывать покупки.

— Вот и бумага! — он вынул блокнот. — Карандаши, ручки… Телефоны есть. Правда, детские, но они забавно звонят. Хочешь, поиграем прямо сейчас?

— А с Варей по нему можно будет говорить?

— Вообще-то они игрушечные… — растерялся Генка. — Но попробовать можно…

Вышедшая из кухоньки Федосья Ивановна улыбнулась. Руки у нее были в муке.

— Скоро пирог будет готов, — сообщила она. — Я полотенцем накрыла, чтоб отдохнул.

— И Варе! — Юрашка умоляюще взглянул на бабушку. — Можно один пирожок для Вари?

— Она у нас сегодня уезжает, — объяснил Генка. — В больницу, на операцию.

— Вот бедная-то! — охнула бабушка Феня.

Поочередно взглянув на нее и на Генку, Юрашка схватил яркую телефонную трубку, нечаянно нажал какую-то кнопку. Телефон по-кошачьи замяукал.

— Можно звонить! Можно! — выкрикнул малыш. — Вы видели? Я сейчас киске позвонил, она ответила.

— Ну вот, а ты сомневался, — Генка сунул вторую трубку в карман, а бабушке пояснил: — Варе вторую трубку отдадим, будем с ней переговариваться.

— А еще мы букет ей подарим! — строго добавил Юрашка.

— И письмо! — спохватился Генка. — Давай быстрее сочинять письмо!

Юрашка подбежал к нему, взобрался на колени. Под выдранный из блокнота лист подложили книгу про пиратов.

— Что напишем? — спросил Генка.

— Я напишу: «Варя, я по тебе скучаю», — сказал Юрашка, и глаза у него снова наполнились слезами.

— А может, «Варя, мы тебя любим, приезжай скорей»?

Юрашка кивнул, и пара слезинок, точно соревнуясь друг с другом, покатились вниз по щекам. Гена вытер их пальцем, погладил малыша по голове. Невольно подумал, что его самого никто и никогда так не провожал. Во всяком случае, слез не лили и писем не писали.

— Начинай, я тебе помогу…

Прощание получилось скомканным. Время до электрички поджимало, а с письмом провозились дольше, чем думали. Да и Варя с застигнутой врасплох бабушкой не сумела собраться вовремя. Даже Валера со своими десантными замашками ничего не смог поделать. Видно было по его распаренному лицу, что уговоры со срочными сборами дались бывшему сержанту нелегко.

Так или иначе, но к грузовику подошли одновременно — Гена с Юрашкой и Валера со своими подопечными.

— Ген, нам твою сумку пришлось взять…

— Конечно! — подросток протянул Варе пакет и два сложенных квадратиками листа. — Это вам пирожки от бабушки Фени и письма в дорогу. От нас с Юрашкой.

— А еще букет, — Юрашка бросился к девочке с цветами. — Мы в огороде надергали. Тут и гороха немножко, и одна ягодка землянички, — вдруг, ты кушать захочешь…

— Милый ты мой! — Варя, присев, обняла малыша.

— Ва-аря, — тут же заскулил Юрашка. — Я не хочу, чтобы ты уезжала…

— Ну вот, началось, — засопел Валера. — Опять сопли-слезы. Только я, граждане, сразу предупреждаю: если электричка уйдет, до города у меня бензина не хватит.

Предупреждение возымело должное действие.

— Давай, Варенька! Поторопимся, — бабушка Вари дисциплинированно засуетилась.

Сумку с пакетами забросили в кузов, бабушке помогли подняться в кабину. Следом за ней на высокую подножку неуклюже взобралась Варя.

— Телефон! — вспомнил Генка. — Держи телефон! Будешь переговариваться с Юрашкой.

— Варь, у меня такой же! — громко подтвердил малыш. — И поскорее возвращайся!

— Обещаю! — Варя помахала им рукой.

— И ничего не бойся, — ободрил ее Генка. Язык стал совсем деревянным, нужные слова никак не находились. — Там в письме — номер моего мобильного. Если будет возможность, позвони, ладно?

Варя часто кивала.

— Вот увидишь, все будет хорошо! Вернешься и станешь совсем красивой.

Девочка сквозь слезы улыбнулась и неожиданно сказала:

— Ты тоже симпатичный!

Генка услышал. И покраснел.

— Все, симпатичный, бывай! — Валера хлопнул его по плечу и, обежав грузовик, ловко запрыгнул в кабину. Взревел двигатель, машина развернулась на узенькой улочке, с места взяла в разгон.

— Береги Юрашку! — прокричала девочка. — А дома у нас бери все, что понадобится. Мы запирать не стали…

Они еще могли видеть, как грузовик плавно огибает ямину на выезде, а дальше пошел спуск, и машина пропала из виду.

— Все будет хорошо! — повторил Генка. Не столько для себя, сколько для обнимающего его Юрашки. — Все будет просто отлично…

Этой ночью они спали в избе у Генкиных стариков, на старенькой кровати. Специально для Юрашки бабушка Феня достала из сеней еще одно одеяльце, а у деда Жоры отобрала самую мягкую подушку.

Должно быть, от расстройства, малыш заснул рано. Накрыв его одеялом, Гена на цыпочках прокрался к настенному зеркалу. Включил фонарь и попытался рассмотреть себя внимательнее.

Лицо, названое Варей симпатичным, ему не понравилось. Острые скулы, неряшливая шевелюра, великоватые уши и зубы — совсем даже не голливудские. А длинный нос, мечта стрекоз, запросто сгодился бы для циркового клоуна. Генка щелкнул по нему пальцем, и получилось довольно больно. Морщась, он тщетно попытался примять непослушный вихор на макушке, но успеха не добился. И что в нем нашли симпатичного?

Так и не разгадав Вариной последней фразы, Генка состроил себе свирепую рожу, показал язык и погасил фонарь. По счастью, жутковатых его гримас никто не увидел.

 

Машину Валера оставил у ворот, дальше по полигону отправились пешком. Впереди Гена — с небольшим рюкзаком за плечами и радиометрическим счетчиком в руках, за ним Валера — можно сказать, налегке. Во всяком случае, кроме прихваченной из грузовика лопаты у него ничего не было.

— Ну что? Понравились цветы?

— А что? Нормальные цветочки, красивые…

— Красивые? Да это ж чистые мутанты! Ты бы видел, как Шурка от них чихал. Один раз нюхнул — и чуть не разболелся.

— Сейчас все чихают.

— Может, и так, только это необычные цветы. И деревья тут неправильные… — обернувшись, Генка замер на месте. Даже поднял палец, прислушиваясь. — Слышишь?

— Что? — Валера остановился.

— Тишина. Совсем не такая, как у вас в деревне.

— А какая?

— Полная!

— Полными повара бывают, — хмыкнул Валера.

— Я о насекомых говорю, как ты не понимаешь! Они же повсюду, а здесь никого и ничего — ни птиц, ни бабочек, ни жуков. Даже кузнечики — и те не скачут.

— Но прибор-то твой ничего не показывает?

Генка снова взглянул на счетчик, нажал стартовую кнопку, задавая отсчет времени. Чуть погодя, аппаратик выдал на крохотном экране все те же цифры — девятнадцать микрорентген в час. Проще говоря — норма. Вполне безопасная и приемлемая.

— А если б и больше было, тоже не страшно, — пробормотал Валера. — Я где-то читал, есть места с повышенной радиацией. И ничего! И люди там живут, и домашний скот, и прочая живность. Даже долгожители свои имеются.

— Я тоже о таком читал. Аномальные зоны, повышенный фон и все такое. Только люди там жили веками, потому и привыкли.

— Вот и нам придется привыкнуть.

— Ты шутишь? Ты же видел, как тут все растет!

— Хорошо, что растет, — Валера задумчиво огляделся. — Вот если бы не росло, тогда да…

Они надолго замолчали.

Вокруг колосилась высоченная — в рост человека трава, неподалеку неведомым зверем выглядывал из зарослей восково-светлый ствол. Еще одна местная кривулина — тощий тополек, совсем не похожий на своих рогатых собратьев. Изгибаясь вопросительным знаком, он указывал верхушкой куда-то на запад. И ветки у него тоже смотрели туда же, точно дерево старалось сойти с места, из последних сил тянулось в сторону. Смотреть на него было тягостно, а давящая тишина окончательно сбивала с боевого настроя. Генке отчаянно захотелось плюнуть на все здешние секреты и вернуться домой. Как говорится, от греха и прочих напастей подальше.

Впрочем, это могло работать и самовнушение. Очень уж он завел себя перед поездкой. Надо ведь было и Юрашку убедить, чтобы остался, не ехал с ними. А как убеждать, если не ужасами да страшилками?

Само собой вспомнилась история злосчастной Мологи. Генка неожиданно представил себе того аквалангиста-бедолагу, что первым наткнется на утонувший город. С улицами, лишенными солнца, с погруженными на глубину церквушками и домами. Да-а… Пожалуй, это будет пострашнее полигона.

— Ты вроде про холмы что-то говорил? — вырвал его из задумчивости Валера.

— Что? Какие холмы? — Генка не сразу сообразил, о чем говорит его спутник.

— Да про здешние, — Валера рассеянно поскреб макушку. — Знаешь что! Залезай-ка ты, братец, мне на плечи и как следует осмотрись. По-моему, мы их прошли.

Понятливо кивнув, Генка скоренько взобрался Валере на плечи. Точно филин завертел головой.

— Ну? Что видно? Где они там?

— Вижу! — крикнул подросток. — Совсем близко.

— Где?

Гена вскинул руку, указывая направление.

— Ага… Так мне почему-то и подумалось… — загадочным тоном изрек Валера. Опустив Генку на землю, добавил: — А теперь погляди на этот тополек. Смекаешь, куда он рвется? А точнее — откуда?

Подросток обернулся, и глаза его округлились. Ему враз стало ясно, что ветви тополя тянутся в противоположную от загадочного холма сторону. Само по себе это еще ничего не значило, но пареньку вновь стало неуютно.

На этот раз первым вперед устремился Валера. Сминая траву, он сбивал лопатой встречный чертополох, безжалостно срубал головы звероподобным цветам-орхидеям. Шагать за ним было неизмеримо легче, однако что-то у Генки произошло с ногами и руками. Колени сами собой подкашивались, волнами накатывала непрошеная слабость. Подросток понимал, что это обыкновенный страх, однако ничего не мог с собой поделать.

А несколько минут спустя они стояли уже возле холма.

— Вроде обычная трава… — Генка уцепился за ствол чертополоха, попытался вскарабкаться наверх, но сорвался.

— Крутой склон… — пожаловался он. — Таких в степи не бывает. Разве что насыпные курганы.

— Верно, — спокойно подтвердил Валера. — Только откуда на территории военной части курганы?

— Значит, это не курган, логично?

Они одновременно посмотрели друг на друга, и лопата Валеры с силой вонзилась в грунт. Бывший сержант копнул еще раз и еще, — в глубине отчетливо захрустело.

— Слышал? — Валера с азартом заработал лопатой. Сомнений не оставалось, металл бил во что-то твердое.

— Камень? — предположил Генка.

— Железобетон, — Валера энергично расширял ямку. — Так и есть, гляди!

Но Гена и сам уже видел серую ноздреватую поверхность. В самом деле, бетон. Вон и неровные царапины от лопаты.

— Неужели бункер? — предположил он.

— Вроде того. Или склад. Причем — не самый старый.

— Откуда ты знаешь?

— Бетон больно плохонький — от лопаты крошится. В брежневские времена только такой и клали. Колупни любой дом — сплошь песок вместо цемента.

— Значит, что? Будем пробивать ход?

— Смеешься? А если там арматура? Да толщина не менее метра?

— Тогда, может, сверху попробовать?

— Там то же самое, не сомневайся.

— Как же мы попадем внутрь?

Валера задумчиво огладил черенок лопаты.

— А думаешь, стоит? Внутрь соваться?

Генка пожал плечами.

— Ну… Зачем-то ведь мы пришли сюда.

— Это да, дурная голова всегда ногам покоя не дает, — Валера осмотрелся. — Ладно, стой здесь, а я на разведку сгоняю. Обойду эту горушку стороной, может, что высмотрю.

Чуть согнувшись, он метнулся вдоль склона. Точь-в-точь партизан, просочившийся из времен Второй мировой. Впрочем, Валера и был партизаном, — правда, воевал лет на сорок позднее Второй мировой — в составе сороковой армии, но война-то была тоже кровавой. Между прочим, и лет ему сейчас было немногим за сорок, — Генка даже мысленно ахнул: три раза по сорок — что бы это значило? Или обычное совпадение?

Он подобрал прутик, склонившись, начал расковыривать выкопанную Валерой ямку. Сейчас его интересовал даже не бетон, а наличие в земле насекомых. Ведь должен здесь кто-то обитать! Червяки, букашки, личинки… Что, елки зеленые, могло их всех распугать?

Довести свои исследования до конца он не успел. Коротко прошуршала трава, и, шумно дыша, из зарослей вынырнул Валера. Но уже не слева, а справа.

— Кругом обежал, — доложил он. — Давай-ка, боец, ноги в руки и за мной!

— Что-нибудь нашел?

— Сам увидишь…

Гена не рассуждал и не перечил. Здесь, в аномальной зоне — без пяти минут сталкерской и, без сомнения, опасной — он покорно принимал лидерство Валеры. Пусть недолго — всего на несколько часов, но разумнее было смириться с законами военного времени. Припустив за Валерой бегом, Гена невольно сравнил лопату в руках взрослого друга с настоящим оружием. Ему и самому захотелось сжимать в руках нечто подобное.

— Все, боец, тормози! Мы на месте…

Они остановились перед колючим завалом.

— Видал? Маскировка — и не самая удачная.

— Маскировка?

— Ага. Накидали свеженьких веточек и смылись. Только листва высохла, и все сразу стало видно, — Валера с хрустом вытянул из завала пару кустистых стволиков, крякнув, отбросил в сторону. — Давай, боец, помогай…

Вдвоем они быстро освободили проход от ветвей, и Гена, наконец-то, рассмотрел взломанную металлическую дверь.

— Ого! До нас здесь уже кто-то побывал.

— Точно… — Валера потрогал искореженную преграду. — И сдается мне, не просто ломиками работали, — рвали взрывчаткой.

— Может, хитники?

— Сомневаюсь… Не ты ведь один такой умный — про холмы многие могли догадаться. Вот и решили пошарить, — Валера осторожно отворил тяжелую дверь, на глаз оценил ее толщину. — Да-a, крепкая была пробочка! Оно и к лучшему, что мы здесь не первые. Нам бы такую дверочку вовек не отомкнуть.

Не дожидаясь команды, Гена скинул рюкзак и достал фонари с рациями.

— Ну, рации нам, может, и не понадобятся, — пробормотал Валера, — а вот фонари в самый раз.

Проникнув в узкий коридорчик, они неспешно двинулись вперед.

— Тут лампы были, теперь пусто, — Валера посветил вверх, где через равные промежутки красовались собачьи намордники светильников. — А вот и еще одна дверь.

— Вижу!

Очередную преграду предшественники Гены с Валерой также взломали с помощью взрывчатки. Металлическая плита толщиной в человеческий палец со скрипом отошла в сторону, открывая черный зев.

— Взгляни-ка сначала на счетчик, — посоветовал Валера, — мало ли что.

Гена послушно достал прибор, пощелкал кнопками.

— Да нет, все то же самое.

— Значит, ныряем вглубь… — Валера первый перешагнул порожек.

Слыша удары собственного сердца, Гена последовал за ним. Он был готов ко всему — к задушенным стонам подземных мертвецов, к шелесту крыльев летучих мышей, к каким-нибудь неожиданным находкам, однако никакие сюрпризы им не встретились. Сначала они миновали небольшое помещение со сломанным столом и обветшалым стеллажом, потом угодили в просторный зал, потолок которого свет фонарей выхватывал лишь метрах в шести-семи от пола. Тут и там валялись обломки деревянных ящиков, клочья стекловаты, куски рубероида. В дальнем углу, судя по следам, явно разводили костерок — вероятно, господа хитники грелись у огня, может, даже ночевали.

— Вот, собственно, и все, — хмыкнул Валера. — Был склад — да весь вышел. Один только запашок и остался, чувствуешь?

Генка чувствовал. Более того, к стылым ароматам затхлости добавлялось и нечто иное — довольно неприятное, с химическим горьковатым привкусом.

— В общем, можно смело уходить, — продолжал Валера. — Если что здесь и оставалось, увезли до нас.

— Не похоже, — помотал головой Генка.

— Почему так думаешь?

— Если бы увезли, осталась бы тропа или дорога.

Валера, нахмурившись, покачал головой.

— Не обязательно. Если это было давно — скажем, два или три года назад, любая тропа могла зарасти.

Гена припомнил буйное разнотравье полигона и нехотя кивнул.

— И все-таки интересно, что же здесь такое хранилось?

— А мне и знать не хочется, — Валера прошелся по гулкому помещению, фонарем осветил темные стены. Крошево хрустело у него под ногами, эхо от голоса толкалось от высокого потолка, вызывало легкое головокружение. — Видишь ли, боец, если люди запирают что-то под замок, значит, всем прочим видеть это «что-то» совсем не обязательно. Хотя, полагаю, хитникам здесь ничего не обломилось, все ценное увезли сами военные…

— Смотри-ка! Они и вниз пытались пробиваться. — Генка посветил на раскуроченный ломами пол. — Видишь, следы? Кругом ровно, а здесь цемент. Слушай, а ведь здесь и пола раньше не было. С чего бы такие следы?

— Следы как следы. Скорее всего, ребятки приехали, рванули одну дверь, вторую, а тут — дуля с маком. Обидно? Конечно, обидно. Вот и давай долбить в стены да в пол.

— Чего ж тогда деревья так странно растут?

— А ты уверен, что нам надо это знать?

— Кому же не знать, как не нам! Всем тем, кто живет здесь! — Генка пяткой притопнул по изрытому полу. Под ногой отчетливо хрустнуло. — Слышал?

— Что там еще?

Гена притопнул сильнее, и ему почудилось, что пол чуть дрогнул.

— Какое-то оно все тут непрочное…

— Я же говорю — сплошной песок. Хорошо, землетрясения нас щадят, а то посыпались бы домики… Эй, прыгать-то зачем?

А Гена и впрямь подпрыгнул. Ноги слаженно ударили в пол, треснуло громче, и, вдруг, на глазах подростка по темному бетонному полу пробежала змеистая трещина.

— Осторожно! — Валера первым почуял неладное, звериным прыжком отпрянул к стене. — Ко мне давай! Мухой!

— Вот это да… — Гена не договорил. Трещина стремительно расширилась, а пространство перед глазами качнулось. Подросток ринулся было к Валере, но пол накренился, больно ударил по коленям. А в следующую секунду Гена полетел вниз — вместе с треснувшей плитой, с ворохом пыли и истлевшими обломками.

Голова гудела, точно ведро после удара шваброй, где-то над ухом набухала приличная шишка. Но главное — пока он лежал без сознания, ему успело даже что-то приснится. Ну да! — он снова летал над Соболевкой. Правда, на этот раз почему-то разбрасывал какие-то листовки и газеты. Еще и кричал всякую несуразицу. Про опасность болота, про живущих в нем гигантских пиявок…

— Гена! Ты живой?

В зажмуренные веки ударил свет, и подросток поднял руку, прикрываясь от фонаря.

— Ну, слава Богу! Я уж перепугался… Как ты там, в порядке?

Генка неловко сел, ощупал ноги.

— Вроде цел… Головой только жахнулся. И колени болят.

— Это ладно. Лишь бы кости были целы. Считай, с третьего этажа слетел…

Валера ничуть не преувеличивал. Гена наконец-то рассмотрел, что он сидит в какой-то ямище. Под ним и вокруг него громоздились обломки бетона, какие-то потемневшие от времени деревянные сваи. Кудлатая голова Валеры маячила где-то вверху, выглядывая из-за кромки пролома. При одном взгляде на этот пролом Генке сразу стало нехорошо. Выходит, он действительно провалился — ухнул в какой-то подвалище вместе с добрым куском пола.

— Фонарь подбери. Вон он, справа от тебя… — Валера посветил чуть в сторону, и Генка, в самом деле, разглядел оброненный фонарь. Дотянувшись до него, он щелкнул кнопкой. Стекло треснуло, но лампочка горела вполне исправно. Водя лучом по сторонам, Гена исследовал свое узилище.

— Как бы снова чего не обвалилось, — обеспокоился наверху Валера. — И запашок вон какой страхолюдный. Ты бы вылезал оттуда побыстрей.

— Легко сказать! А как?

— У тебя же веревка в рюкзаке. Забыл? Доставай и бросай мне, а я уж тут организую какой-нибудь крепеж.

Третий этаж — не пятый, и со второго броска Валера поймал моток. А еще чуть погодя вниз спустилась аккуратная веревочная петля.

— Это что, вешаться? — пошутил Генка.

— Типун тебе на язык! Ставь туда ногу и хватайся руками. А я вытяну.

Гена шагнул было к веревке, но остановился.

— Так не пойдет, — он вяло покачал головой. — Тут что-то есть. Если уж я сверзился вниз, надо хотя бы осмотреться…

— Генка, не дури!

— Я не дурю, — подросток преспокойно достал из рюкзака рацию, привязал одну из лямок к веревке. — Поднимай, там вторая. Будем переговариваться.

— Ты чего надумал?

— Хочу прогуляться малость.

— С ума сошел?!

— Ты пойми, Валер, — Гена задрал голову, — я столько с диггерами про разные катакомбы трепался, фильмов, наверное, около сотни видел, а сам под землей ни разу не был.

— Дурила! Мало тебе одного падения?

— А вдруг здесь что-нибудь интересное?

— Сейчас самое интересное для тебя — это выбраться оттуда живым и невредимым.

Генка, прихрамывая, шагнул по наклонной бетонной плите, перелез через темную балку. Его окружали форменные руины — треснувшие плиты, лохмотья арматуры, битый кирпич. Вероятно, Валера был прав, говоря о ветхости построек того времени. Еще и взломщики постарались. Кто знает, может, от тех давних взрывов все и обрушилось. Все равно как при сходе лавин. И держался здешний свод на одном-единственном честном слове — верно, дожидаясь его, Генку…

— Рацию включай! — крикнул он Валере. — Не бойся, я быстренько…

Свое падение, Генка, в самом деле, воспринял как добрый знак. Даже страх куда-то испарился. Мог ведь кости запросто переломать и сотрясение заработать, так нет же! Целехонек и здоровехонек! Те, что были на складе до них, тоже ведь долбили бетон кирками и ломами. Даже шашки пытались взрывать! Только ничего у них не вышло. А он взял притопнул пару раз — и сработало! Чем же это назвать, как не везением?

— Гена, как слышишь меня? Ответь!

— Слышу нормально, — подросток посветил вокруг себя. — Кажется, начинаю понимать. Тут у них несколько комнаток было. Что-то вроде подземного этажа. И лестница, похоже, капитальная имелась. Но когда съезжали, все спешно демонтировали, а проход наверх забили цементом…

— Где ты сейчас?

— Движусь по коридору. Вонища страшная, аж в груди першит… — он, не удержавшись, раскашлялся. — Та-ак… Сперва прямо шел, а сейчас поворачиваю вместе с тоннелем. Никаких сталактитов не наблюдаю. Крыс-людоедов тоже… Опа!..

— Что там у тебя?

Прежде чем ответить Генка осмотрелся внимательнее. Коридор расширялся, превращаясь в подобие зала. Слева угадывалось нечто напоминающее заброшенную платформу. От вокзальной она отличалась лишь более скромными размерами. И что-то там было еще — то ли ящики, то ли миниатюрные вагончики… Подросток сделал несколько шагов и остановился. Так и есть; выныривая из черного пещерного зева и убегая в такую же колодезную глубь, у платформы застыла вереница вагонеток. Темные и ржавые, похожие на огромные чаши весов, они успели прирасти колесными парами к рельсам узкоколейки.

Гена снова раскашлялся. Воздух здесь казался еще более жутким. Уже даже не соленым, а каким-то кислотным. Кашель теперь рвался из груди непрерывно, а глаза начинало ощутимо пощипывать.

— Тут дорога. Железная… — перхая через слово, проговорил он. — Вагонетки, какой-то хлам, лужи…

— Хватит, Ген, возвращайся! Поглядел, и будет с тебя…

— Я сейчас, — Генка обошел зеленоватую с масляными пятнами лужу, приблизился к платформе. На бесформенных кучах лежал полуистлевший брезент. От света фонаря на стенах толкались черные тени, и прежний страх ожил под сердцем. Генке почудилось, что он улавливает нарастающий подземный гул — точь-в-точь такой же, какой слышат пассажиры метро. Сначала низкая вибрация, потом дуновение воздуха и, наконец, резкий предупреждающий гудок машиниста…

Нагнувшись, он отдернул брезент. Ткань нехотя поддалась, открывая взору лежащие неровными рядами металлические цилиндры. Не то бутылки, не то заводские болванки. Кажется, и в вагонетках лежали такие же болванки — пузатые, с пятнами ржавой зелени на шероховатых боках. Лишь несколько секунд спустя Генка сообразил, что же такое он видит, и ноги сами ступили назад. А еще через мгновение из черной тоннельной пасти выскользнуло пиявчатое огромное тело. Складчатое и полупрозрачное, оно двигалось, как гусеница, неспешно оползая вагонетки, судорожными рывками приближаясь к Генке. Широкий беззубый рот чудовища легко мог вместить взрослого человека, и о том, чтобы противостоять пиявке, нечего было и думать.

Следовало что-то срочно предпринять, но подросток точно прирос к полу. В непонятном ступоре он глядел на приближающегося гиганта и ничего не мог с собой поделать. Да он, честно говоря, и не пытался. Из глаз Генки текли слезы, он продолжал кашлять, а сознание все стремительнее кружилось в неведомом водовороте. Наверное, можно было даже поспорить, что произойдет раньше: проглотит ли Генку отвратительная тварь или бездонная воронка вберет парнишку в себя, одним глотком переправив в беспамятное небытие…

Ноги ослабли настолько, что Генка безвольно опустился на металлические кругляши. Губы его растянулись в бессмысленной улыбке.

— Ответь мне, Гена! Что там стряслось? Почему ты молчишь?

— Пиявка, — просипел подросток, но уже не в рацию. Аппаратик успел выскользнуть из ослабевшей руки и лежал теперь в ядовитого цвета луже — той самой, что натекла из-под металлических кругляшей.

— Беги оттуда, бача! Бросай все и беги!..

Рация пронзительно зашипела и смолкла. Наверное, зеленоватая жижа проникла внутрь и что-то там замкнула. Однако последняя команда Валеры все-таки дошла до угасающего сознания. Давясь от кашля, Генка встрепенулся и кое-как заставил себя встать. Его тут же повело в сторону, и на подкашивающихся ногах он побежал прочь от вагонеток, прочь от складчатого монстра. Фонарь остался где-то там, у стеллажей с болванками, и сослепу парнишка ударился грудью и лицом о бетонную стену, руками зашарил по шероховатой поверхности, пытаясь отыскать коридор. Левая рука провалилась в пустоту, и Гена чуть не упал. Конечно, это мог оказаться какой-то иной проход, но подросток уже мало что соображал. Его мотало, как пьяного, и, обдирая бока о стены, он продолжал бежать — сначала в полной темноте, а вскоре на замаячивший впереди свет от Валеркиного фонаря.

— Где тебя черти носят!.. Давай же! Ногу в петлю и хватайся…

Простейшая операция далась Генке лишь с третьей попытки. Руки его дрожали, то и дело соскальзывали с веревки. Да и петля сорвалась со ступни под колено, едва не опрокинув парнишку.

— Руками! Руками держись!

Генка послушно обхватил веревку, и Валера тут же потащил его наверх. А спустя минуту он уже лежал на траве под вольным солнцем, и легкий ветерок овевал его мокрые от слез щеки. Воздух был одуряюще сладок, но Гена все никак не мог остановиться, продолжая выкашливать из себя остатки подземелья, по крохам освобождаясь от жуткого, засевшего в мозг видения.

— Фонарю с рацией, конечно, кирдык…

— Нашел, о чем жалеть! Главное, ты жив остался, — Валера потрепал Генку по голове. — Еще неизвестно, какой дряни ты там надышался. Герой пустоголовый!

— Я же говорю: там снаряды! Под брезентом, в вагонетках, на рельсах. И кругом эти вонючие лужи.

— Понятно, — Валера кивнул. — То самое, о чем мы говорили: снаряды с отравляющей начинкой. Какое-то время держались, а потом пошла коррозия, — вот и разъело все к лешему.

— Значит, я отравился?

— Считай, что так. С чего бы тебе та кикимора привиделась? Нормальная галлюцинация. Хотя… Это, конечно, уже не боевые ОВ. За столько десятилетий все там уже трижды разложилось. В противном случае, ты бы оттуда не вышел.

Гена зажмурился. О подобном исходе не хотелось даже думать. На кого бы остались тогда его дед с бабкой, родители, тот же Юрашка!

— Но это же подлость, — шепнул он. — Как можно оставлять такую заразу без защиты, без всего! А если грунтовые воды или еще что?

— Кого это волнует? — Валера грустно улыбнулся. — У нас, если хочешь знать, солдатики под настоящим ядерным взрывом в атаку ходили — учения проводили, а ты из-за каких-то снарядиков шум подымаешь.

— Это я еще не поднимаю, — угрожающе просипел Генка, — когда подниму, кому-то явно не поздоровится.

— Ишь ты, герой, штаны с дырой!

— Я серьезно! Надо ведь что-то делать.

— А что тут сделаешь? Все давным-давно быльем поросло.

— А люди? Ты же сам говорил, сколько у вас людей умерло! А рыба, а коровы…

— Тем более никто не будет суетиться. В таких делах секреты блюдут — ого-го как! И нам с тобой рот живенько зажмут.

— Пусть только попробуют! — Гена упрямо сжал губы. В голове уже складывался план действий. — Значит, поступим так: сначала отзвонимся местным властям — в милицию, туда-сюда. А потом… Потом я в сеть информашку заброшу. Да не просто так, а в нормальные СМИ — в наши, в московские. Можно даже с депутатами из Госдумы связаться.

— Не слишком ли ты хватил?

— Не слишком! — Гена упрямо тряхнул головой. — Чем больше нашумим, тем меньше шансов, что замнут и забудут. Во всяком случае, обратят внимание на эту свалку.

— Ты думаешь?

— Уверен. Вам же будет лучше, если все эти запасы отсюда вывезут. Тогда и полигон рано или поздно оживет, и деревья перестанут штопорами закручиваться.

— Ага, и орхидеи исчезнут.

— И это, конечно, тоже, — Гена кивнул. — Ты зря смеешься! Вот увидишь, я их сумею тряхнуть. И интернет нам в этом поможет.

* * *

Работы оказалось невпроворот.

Во-первых, про полигон договорились молчать и действовать строго по намеченным пунктам. Валера через организованную Генкой спутниковую связь сделал серию звонков «большим» людям, поведав о складе с отравляющими веществами. Сам Гена провел за компьютером несколько вечеров, создавая программы «каскады», которые в нужный момент одна за другой должны были посыпаться на редакции газет и журналов, сообщая об истинном положении дел. Это было своеобразной страховкой. На случай, если большие люди не поймут и не вникнут.

Во-вторых, из Новоспасского подъехало несколько самосвалов с щебнем, и взбудораженные селяне ходили смотреть, как, разворачиваясь возле ямины, машины с грохотом запрокидывают клубящие каменной пылью кузова. Ямина оказалась больше, чем ожидал Генка, и заказанных машин хватило только на то, чтобы заполнить ее на три четверти. Однако и этой малости хватило на то, чтобы повергнуть жителей Соболевки в немалый шок. К ямине давно попривыкли, она стала чуть ли не достопримечательностью деревни, и вдруг в одночасье ее не стало. Ну, или скажем так: почти не стало.

Воодушевленный случившимся, Валера в тот же день смотался к знакомым железнодорожникам в КИП, откуда привез сразу несколько электромоторов. Движки были, конечно, допотопные, однако бывший сержант не сомневался, что сумеет вдохнуть в них жизнь.

В тот же день, разведя костерок, они в обычном чайничке принялись растапливать битум. Гена подбрасывал острогранные кусочки в булькающую смолу, Юрашка с азартом подносил дрова, а взобравшийся на водонапорную башню Валера готовил ветряк для проведения первого техосмотра.

Процедура прошла вполне штатно, и, подняв на веревке разогретый чайничек, Валера аккуратно промазал все щели самодельного ветряка. Обработке битумом подверглись металлические уголки, гайки с винтами, оголенные клеммы — словом, все, что могло заржаветь и не устоять перед натиском непогоды.

А уже на следующий день затрапезного вида «Чебурашка» доставила им долгожданный заказ. Массивный ящичек с универсальным блоком питания выглядел не ахти как и весил не менее двух пудов, зато и проблемы с колебаниями в сети оказались наконец решенными. Вооружившись кусачками и «кошками» верхолаза, Валера тут же взялся за электрификацию Соболевки. Привезенного двужильного провода с лихвой хватило на то, чтобы протянуть освещение в домик к Юзовым — тем самым, что приютили Шурика, к старикам Генки и жилью Юрашки. Речь при этом шла исключительно о свете, — ни о каких телевизорах с электроплитками даже не заговаривали. Впрочем, и нескольких освещенных окон хватило на то, чтобы переполошить селян. На вечерний огонек к Валере (а всего-то и горело у него — две сороковаттных лампочки!) потянулись делегаты со всех дворов. Заходили вроде бы поболтать и проведать, а на самом деле смотрели на горящие лампы, благодарили за уничтоженную ямину и шумно вздыхали. Не единожды наведывалась мать Катюхи, предлагая по-соседски помочь с приборкой, заходил инвалид Поликарпыч — якобы за гвоздями. Даже Мишаня придумал повод: заявился, чтобы извиниться за драку и вообще. Дольше других Мишаня топтался у порога и что-то путаное объяснял про Степчика, угодившего в Новоспасском в милицию, про то, что и сам мог бы попасться, если бы не Валеркина взбучка. Судя по всему, он говорил правду — Степчик после той стычки, действительно, куда-то запропал.

В общем, слов было много, а еще больше делалось намеков на полную и окончательную электрификацию дворов. Выслушивая все это, Генка довольно потирал руки. Только дядя Паша не стал деликатничать и с порога предложил бартер: флягу меда в обмен на электричество. Предложение о взаимовыгодном обмене после бурного обсуждения было принято. Более того, подросток предложил дяде Паше расширить пасечное дело. Сосед добывал один только мед, и Гена подверг его едкой критике, поведав о ценах на пергу, прополис, измор, медовые свечи и прочие продукты пчеловодства. Скоренько подключившись к сети, подросток тут же вытянул из интернета свеженький форум «медовиков», попутно позволив пасечнику взглянуть на сайты медоносных «фирм-конкурентов», о продуктах, созданных на основе пыльцы и пчелиного молочка. Увиденное дядю Пашу не то чтобы сразило, однако крепко озадачило. Гена же спешил ковать железо, пока горячо, и тут же на месте договорился с дядей Пашей о создании фирмы под названием «Соболь-Мед», расписав план реорганизации пасеки на ближайшие несколько лет.

Как бы то ни было, но мощности одного ветряка было явно недостаточно, и уже на следующий день они стали делать первые наброски речной мини-ГРЭС. Тут-то и начались главные трудности, поскольку сложнее всего было привязать чертежи к местности. Без пикировок не обходилось ни одной минуты, и в споре успел поучаствовать даже Юрашка. Во всяком случае, именно его «дельные советы» охлаждали пыл разошедшихся новаторов. По всему выходило, что без цемента и сварочных работ установить гребной винт не удастся. Правда, Валера рискнул поставить эксперимент и, самовольно отключив всю деревню, попробовал пустить в ход электрод потоньше. Преобразователь питания нагрузку выдержал, а вот предохранители — нет, и, поискрив с десяток секунд, сварочные работы Валера вынужден был свернуть.

В это же самое время Гена обустроил у себя в доме терминал с мини-АТС. Связь, разумеется, приходилось держать через интернет, однако первые же пробы прошли успешно: терминал действовал, и несколько хулиганских «межгородов» поочередно вызвали из небытия Туринск, Челябинск и Екатеринбург.

— Работает! — сообщил Гена сидящему напротив Юрашке. — Конечно, «бук» загружать такой чепухой мы не будем, — здесь и самого простого компа хватит. Ты как считаешь?

— Конечно, хватит! — Юрашка старательно черкался на листе.

— Возьмем какой-нибудь бэушный системник — и устроим собственный мини-сервер.

— Ага…

— Зато каждый потом сможет звонить, куда захочет, — Генка дернул себя за нос и задумался. — Правда, придется зарегистрировать терминал, а это такая морока… Может, пока не стоит, как думаешь?

— Не стоит, — легко согласился малыш.

— К примеру, взять и схитрить, — продолжал Генка, — подключиться к какому-нибудь мамонту побогаче — из тех же нефтегазовиков, — и фиг кто заметит.

— Конечно, не заметят, — поддакнул Юрашка. Собеседником он был идеальным, и Гена довольно потрепал его по голове.

— А после накупим энергосберегающих ламп, солнечные батареи установим на крышах — и аля-улю! Как думаешь, хватит здешнего солнышка на импортные термопары?

— Думаю, хватит, — высунув язык, Юрашка дорисовал, наконец, картинку и, перевернув, показал Генке. — Нравится?

— Еще бы! Славный бегемот!

— Какой бегемот! Это же Валера! И ты. Вот здесь сбоку.

— Я? — удивился Генка. — Хмм… А почему у меня руки такие длинные?

— Потому что это ноги. Я же листок перевернул — и получилось перевернуто.

— Вон оно что…

— Это вы провода тянете. По крышам скачете. Как спайдермены…

— А почему мы дымимся? Нас что, током долбануло?

— Да нет, это вы курите.

— А вот и неправда, мы не курим!

— Ну, это же понарошку! В мультиках, я видел, парень один тоже курил! На тебя похожий.

— Ну, если похожий-прохожий… — Генка растерянно рассматривал рисунок. — Только пусть мы все-таки не будем курить? Даже понарошку, ага?

— Лучше пусть Варя поскорее приедет, — Юрашка по-взрослому вздохнул. — Мне без нее так грустно.

Достав из кармашка пластмассовый телефончик, он виновато взглянул на Гену и соскользнул с табурета. Выйдя в соседнюю комнатку, приглушенно забубнил:

— Да… Да… Это Юрий Сергеич… Да… Мне, пожалуйста, больницу… Да, в которой Варя…

Интонации были вполне взрослыми, и Гена невольно улыбнулся. Пару раз Юрашка видел его беседующим по мобильному, и этого оказалось достаточно. Даже паузы Юрашка воспроизводил абсолютно жизненно, словно там, в игрушечной трубке, ему действительно отвечали…

— Варя, привет! Это я… Мы здесь… Да, с Геной сидим… Паяльником паяем… Ну, провода там разные, моторы с электричеством… У нас тут все хорошо, муха под потолком… Да… А ты когда приедешь? После операции?..

Генка враз перестал улыбаться. Про операцию, про то, как она пройдет, и все возможные осложнения он пытался не думать. А вот Юрашка об этом вспоминал постоянно. Даже мультипликационные диски, периодически запускаемые для соболевской малышни, не могли заставить его забыть Варю.

К слову сказать, чтобы как-то разнообразить просмотр, Гена попробовал сварганить антенну помощнее. Дело было не таким уж сложным, и, позаимствовав из сети рабочую схему, он скоренько разогрел паяльник и уже через полчаса слепил из пивных банок довольно оригинальную конструкцию. Поместив ее на шест, поднял над крышей и поспешил к телевизору. Увы, не помогли ни настройки, ни попытки скорректировать антенну. То есть центральные каналы миниатюрный телевизор как ловил в черно-белом диапазоне, так и продолжал ловить, а вот пойманные каналы УКВ Генку откровенно напугали. Во всяком случае, детям они были категорически противопоказаны. Уже после нескольких минут просмотра парнишка поспешил спустить антенну вниз и спрятать в сарайчик. А когда в дом потянулись первые малолетние зрители, в ход пошел все тот же мультяшный сборник.

В этот вечер Катюха снова пыталась выманить его на улицу. Дефилировала мимо окон туда-сюда и вовсю стреляла подведенными тушью глазками. «Вертихвостка» — мысленно назвал ее Генка и, чуть посомневавшись, полез в сумку за бусами. Купленный еще в первый заезд в Новоспасское подарок перекочевал в карман джинсов, и перламутровая змейка уютно пристроилась возле сотового телефона. «Как-нибудь потом», — решил про себя Генка. Во всяком случае, выходить во двор он не стал, и разукрашенной в пух и прах девице пришлось самой идти на поклон. В итоге вместе с прочей ребятней она терпеливо просмотрела сказку о белых медведях и «Приключения капитана Врунгеля», после чего неожиданно пересела к хныкающему Шурику. Малыш, единственный из всех, не очень интересовался телевизором, стучал какой-то деревяшкой об пол и время от времени принимался громко вскрикивать. Его выходок старались не замечать, и Генка очень даже удивился, когда Катюха взяла вдруг сорванца на колени, ласково прижала к себе. Казалось, малыш только этого и ждал. Он тут же обнял Катюху и с такой трогательностью стал гладить по плечам и голове, что «крашеная вертихвостка» тотчас забыла обо всем на свете.

Правда, потом начался «Остров сокровищ», и Генка, увлекшись сюжетом, сам позабыл о Катюхе. Вспомнил он про нее, только когда пришла пора разгонять малышей по домам. За окнами уже смеркалось, и, включив висящую под потолком лампу, Гена сурово зашикал на ребятню.

— Всё, по домам! И поскорее, если не хотите угодить в лапы одноногого Сильвера!

— А завтра кино будет?

— Будет, обещаю!.. Юрашка, ты сегодня снова у нас ночуешь. Беги к Федосье Ивановне, мой ноги.

— А ты?

— Приберусь здесь и тоже прибегу…

Чувствуя легкую усталость, Гена выключил видеодвойку, сунул ее в потайное место на шкаф. Расставив вдоль стен табуреты и стулья, потушил лампу и только тут услышал, что в спаленке кто-то поет. Едва слышно, чуть ли не шепотом. И все-таки он сразу узнал интонации Катюхи.

Приоткрыв дверь, Гена вгляделся в полумглу. Катюха сидела на краешке кровати и тихо баюкала устроившегося у нее на руках Шурика.

— Ложкой снег мешая, — напевала девочка, — спит Земля большая, что же ты, глупышка, не спишь? Спят твои соседи, белые медведи, засыпай и ты, малыш…

Она замолчала, и Генка обмер, боясь нарушить тишину. Наконец, он все-таки робко кашлянул.

— Я тут это… Отправил уже всех. Поздно уже.

— Ага, — с Шуркой на руках Катюха легко поднялась. Верно, после деревенских ведер подобная ноша казалась ей нетяжелой.

— Заснул? — шепотом поинтересовался Генка.

— Давно.

— Чего ж ты его не положила?

Покачивая малыша, Катюха осторожно вышла из спаленки.

— Не знаю… Он такой маленький, теплый. Даже приятно.

— А песню такую откуда знаешь?

— Откуда… — Катюха беззвучно рассмеялась. — Да из твоих же мультфильмов. Только что смотрели или забыл? Там и слова простые, сами собой запоминаются.

Гена хмыкнул.

— Да уж… Слух у тебя неплохой. В смысле — музыкальный.

— Слух — не деньги. Что на него купишь?

— Не скажи… У меня и такого нет.

— Будто бы!

— Нет, правда! Я музыку люблю слушать, а вот петь не умею, — Генка достал из кармана фонарь, осветил порожек. Пошли, что ли? Не споткнись только.

— Сам не споткнись.

Не дожидаясь Генкиной помощи, девочка миновала сени, спустилась с крыльца. Двигалась она все с той же легкой грацией, и подросток едва за ней поспевал. На ходу припомнил о бусах в кармане, но так и не решился их вынуть.

Уже у калитки стариков Юзовых она оглянулась.

— Дождешься?

Гена кивнул.

— Я скоренько. Только уложу, и обратно…

Генка остался на улице. Часовым пройдясь взад-вперед, припечатал на лбу пару случайных насекомых, поглазел на звезды. Свет их гипнотизировал, наполнял загадочным покоем. Если бы не затекшая шея, глядел бы и глядел часами… За спиной скрипнули ступени, со двора вышла Катюха.

— Представляешь, старики уже заснули! Даже не обеспокоились, где их внучок, — она, кажется, всерьез рассердилась. — А если бы он был не у нас? Если бы в яму свалился?

— Да нет, они же знают про мультфильмы. И яму мы почти засыпали.

— Вот именно — почти… — Катюха фыркнула совсем как кошка. — Для такого, как Шурка, большой ямины и не надо.

— Ничего, мы еще пару машин организуем, — пообещал Генка.

Они помолчали.

— А парнишка такой славный, — Катюха неожиданно улыбнулась. — Мамой меня называл.

Гена кивнул. Про то, что Шурик называл мамой и Варю, говорить, пожалуй, не стоило.

— Я ведь думала, дурачок, а он такой ласковый оказался. И целовал, и гладил… — она снова рассмеялась. Как показалось Генке — несколько озадаченно.

— Ну вот, а ты ругалась, — припомнил он.

— И не ругалась вовсе. Просто… — Катюха передернула плечиком. — Просто не знала, что он такой.

В Катюхе явно произошли добрые перемены. Комментировать их было глупо, и Генка продолжал молчать.

— Они к нам в огород лазили. Шурка этот и Юрашка с Костиком… Мать на них как гаркнет, и я чего-то напустилась. Даже крапивы сорвала пучок. А они всего-то и выдернули пару морковок.

— Грязные, наверное, съели.

— Конечно! Кто их мыть-то научит…

Они снова замолчали. Непонятно было, кто кого провожает, потому что фонарь Генка потушил, а в темноте Катюха ориентировалась явно лучше городского гостя. Даже придержала за локоть, когда Генкина нога ступила мимо доски. Рука у нее оказалась горячей и словно прилипла к локтю, не спеша отпускать. Гена поневоле ощутил мимолетное головокружение. Не так уж часто девчонки пытались ухаживать за ним. А точнее сказать — вообще никогда не пытались… Однако довести до конца мысль он не сумел. Откуда-то из темноты до него долетел чей-то плач.

— Что это? — он разом остановился. — Юрашка?

Его спутница тоже напряженно замерла, но уже через секунду тряхнула головой.

— Это не он.

— А кто?

— Кто, кто… Дружок твой.

— Дружок? — Генка не понял. — Какой дружок?

— Да Валера.

— Какой Валера? О чем ты? Это же ребенок!

— Ага, сорока годков от роду, — Катюха вздохнула. — Это ты первый раз слышишь, а мы тут уже попривыкли. Как выпьет, так и начинает плакать.

— Да ну, ерунда какая-то!

— Ерунда не ерунда, а приятного мало. Или хочешь посмотреть?

— Это не Валера, — без прежней убежденности произнес Генка.

— Ну, иди-иди, — Катюха усмехнулась. — Полюбуйся на своего закадычного. А я домой, если ты не против.

Может быть, она и ждала возражений, но подросток промолчал, и, развернувшись, девочка скрылась в темноте.

Выждав еще немного, Генка решительно двинулся на далекие звуки. Плач был, безусловно, детский, и верить Катюхе не хотелось.

А уже через пару минут он входил в знакомый дворик. Ошибиться было невозможно, слева — сарайчик, низко над головой — в свеженькой оплетке провода. Окна у Валеры светились, и заходить в дом Генка не стал. Приблизившись к ближайшему окну, привстал на цыпочки и заглянул в щель между занавесками.

Катюха оказалась права. Голый по пояс мужчина сидел за столом и, обхватив ручищами голову, тоненько поскуливал. Гена затаил дыхание. Это был Валера и не Валера. Словно совсем другой — незнакомый человек — оказался сейчас в доме Валеры. Но других таких мужчин в деревне Соболевке не водилось. Эти руки с десантными застарелыми татуировками, эту кудлатую, тронутую сединой голову не узнать было невозможно. Жалобно всхлипывая, бывший сержант чуть раскачивался, и, глядя на него, Гена сухо сглотнул. Непрошенная, по спине прокатилась морозная волна. Оттого, что взрослый человек может так плакать, ему стало страшно.

В неверном свете электрической лампы Генка отчетливо увидел, как, просочившись меж пальцев, по руке Валеры сбежала мутноватая капля. И не капля даже, а самая настоящая слеза!

Отшатнувшись, подросток бесшумно отошел от окна. Путаясь, открыл калитку, выскочил со двора.

Видел ли бывший сержант кошмары во сне или плакал оттого, что выпил? Во всяком случае, ни стакана, ни бутылок Гена на столе не заметил. Наверное, надо будет расспросить об этом Валеру, но как-то поосторожнее, чтобы не обидеть. Или о таком не спрашивают вовсе?..

Погруженный в нелегкие размышления, Гена едва не налетел на черную, выросшую на пути фигуру. В испуге сунул руку в карман, схватился за шокер.

— Я это, не трясись! — из темноты шагнул Мишаня.

— А-а… — Гена не знал, что сказать.

— Разговор есть. Ждал, когда освободишься.

— Ты что, следил за мной?

— Больно надо.

Они стояли друг против друга и что есть сил хмурились, напуская на лица одинаково грозное безразличие. Генка почему-то не сомневался, что встреча вышла неслучайной. Может, Мишаня и впрямь подсматривал за ним, может, даже шагал следом, когда они разговаривали с Катюхой.

— Ну что, так и будем играть в молчанку? Или я пойду?

— Погоди… — Мишаня неожиданно смутился. Дернув плечом, неловко из себя выдавил: — Ты, короче, это… С Катюхой вроде как гуляешь?

— Вроде как — это как? — Гена насмешливо улыбнулся. Первая оторопь прошла, и теперь он чувствовал себя вполне уверенно. Да и почему не чувствовать? Мишаню после той памятной схватки он особенно не боялся. А уж с новеньким электрошокером в кармане не испугался бы даже свирепого Степчика.

— Ты зубки-то не показывай! — Мишаня набычился. — Я, короче, предупредить хотел…

— О чем предупредить?

— Насчет Катюхи… — Мишаня не умел связно разговаривать, и видно было, что волнуется он страшно. — Ты-то здесь мимоходом — приехал и уехал, а ей, короче, жить.

— Ага, и тебе, значит, — заключил Генка. Его внезапно осенило. — Погоди! Ты что же, клинья под Катюху подбиваешь?

— Это ты подбиваешь, а у меня все по-человечески! — вспылил Мишаня. — Потому, короче, и толкую с тобой. Или думаешь, если из города, так круче Эвереста?

— Ого! Ты и про Эверест знаешь!

— Не глупее тебя! Короче, так… — Мишаня наморщил лоб. — Если ты, короче, на Валеру или на что другое надеешься, так это, короче, зря. И про Катюху забудь! Потому что, если, ты, короче…

— Я короче, ты короче, а кто самый короткий, никто не знает, — перебил Мишаню Генка. Стрельнул разрядником перед носом собеседника и небрежно сунул аппаратик обратно в карман. Пальцы наткнулись на бусы, и Генка стиснул их в кулаке. — Я, конечно, не оратор, как ты, и короче разговаривать не умею, но тебе скажу следующее: за Катюху не переживай, она дама бойкая, за себя постоять сумеет. И ухаживать я за ней не собираюсь.

— Чего тогда шляетесь?

— Это ты шляешься. А я провожал девушку до дому, — Генка подумал, что разговор получается глупый и, чуть поколебавшись, протянул Мишане бусы.

— Что это?

— Подарочек для нее. Она просила, а мне случайно перепало.

— Ну?

— Что ну? Не мне же ей это дарить! Хочешь ухаживать, вот и отдай. Только про меня ни звука. А ей понравится, слово даю! Она сама проговорилась.

Мишаня ошеломленно молчал.

— Так это… Значит, мне, что ли?

— Ну, не совсем тебе. Я же говорю: для Катюхи, но от тебя, — Гена вздохнул. — Так что, берешь?

— Беру, — сипло выдохнул Мишаня. — Только это… У меня, короче, денег сейчас нет…

— А я деньгами и не возьму, — Гена серьезно посмотрел в глаза собеседнику. — Хочешь отработать, помоги Валере. Ему лишние руки не помешают, и ты в добром деле поучаствуешь.

— Ты это… Серьезно?

— Конечно. Электричество-то, считай, для всех делаем. И для Катюхи в том числе.

Последний аргумент оказался решающим, пальцы с бусами сами собой сжались.

— Так мы договорились?

Мишаня кивнул. Тихо добавил:

— Только чтобы все по-честному. Без трепа.

— Годится, — Гена первым протянул руку, и Мишаня, переложив бусы в карман, ответил крепким пожатием.

Фигура его снова качнулась и уже через несколько шагов растворилась в вечернем сумраке. Прислушиваясь к удаляющемуся поскрипыванию досок, Гена ощутил легкую грусть. Не получалось у него дружить с девчонками, хоть ты тресни! А Катюха, несмотря на всю свою занозистость, оказалась все-таки славной. К Шурику вон прикипела и к Генке интерес проявляла…

Он вдруг представил Варю на месте Катюхи и даже устыдился собственных мыслей. Нашел о чем думать! Варьке ведь всего десяток годков, совсем еще пигалица! Хотя… Рассудить здраво: разница в четыре года — не такая уж огромная. То есть, когда ему будет двадцать два, ей стукнет в аккурат восемнадцать, и получится все наоборот: она расцветет, станет царевной хоть куда, а он превратится в старичка — сгорбленного, очкастого, может быть, даже с морщинами возле глаз. Словом, полная жуть! И конечно, та же Варюха на него уже не взглянет.

Гена сердито засопел. Еще раз прикинул, жалко ли ему отданных бус, и решил, что абсолютно не жалко. Как ни крути, а Мишане они были нужнее.

* * *

ОНИ приехали, как и положено всем чужакам, — в неурочный час и самый неподходящий момент. Приехали, когда Валера с Геной, зайдя по пояс в воду, проводили испытания турбины. Рисковать на авось Валера не стал и для начала сколотил из фанеры простенькое гребное колесо на четыре лопасти. Черенок от лопаты играл роль оси. Заходя в стремнину, они оценивали крутящий момент, а заодно спорили об уровне воды.

— Сейчас-то ровно тянет, а что будет весной? — Генка едва удерживал в руках черенок. Натертые ладони горели огнем, и, конечно, давно пора было выбираться на сушу.

— Весной вода, конечно, поднимется, — согласился Валера. — Потому и надо соорудить понтоны.

— Поплавковая система?

— Точно. Мертвую конструкцию изготовить, конечно, легче, зато и эффект будет ползучим.

— Каким, каким?

— Ползучим! — упрямо повторил Валера. — В смысле — то так, то эдак. А поплавки дадут стабильность.

— Ага, зимой и летом — одним цветом.

— Во-во! — Валера еще раз оглядел берега, кивнул Генке. — Ладно, хорош мерзнуть, — выбираемся. С главным вроде выяснили.

— Значит, оставишь размеры такими же?

— Да нет, немного увеличу. Правда, материал покрепче нужно поискать.

— Углепластик?

— Хватил! Где ты его найдешь! Хотя бы стеклотекстолит какой-нибудь подобрать. И прочно, и вес мизерный.

— Знаю. Раньше из него клюшки вырезали.

— Может, в городе кто и вырезал, а мы здесь свои клюшки из елок делали…

Они вынесли мокрую крестовину на берег, опустили в траву. Тут же сидел и Юрашка, — он как бы ловил рыбу. На прутик — без лески и крючка, что не мешало малышу каждые пять секунд с воплем «подсекать» очередную рыбину.

— Как дела, рыбак? — поинтересовался Генка. Зубы его постукивали, и он с удовольствием подсел к костру, вытянув над дымком руки.

— Хорошо! — отозвался Юрашка. — А прямо сейчас такая щукенция клюнула — чуть удочку не сломала.

— Щукенции — они такие. С ними осторожнее надо.

— Между прочим, хорошая щука ростом поболе Юрашки будет, — заметил Валера. — Такая и утащить может, — глазом не моргнешь.

— А почему — глазом?

— Что почему?

— Ну, глазом почему не моргнешь? — уточнил Юрашка. — Моргают ведь веками. И еще ресничками. А глаз — он как бы на месте остается. И закрывается, как форточка, — Юрашка поморгал, показывая, как закрываются глаза.

— Ну, не знаю… Так почему-то принято говорить… — Валера переглянулся с Генкой. — Веки закрывают, глазами махают… То есть, тьфу ты! — моргают, — он хмыкнул. — А ведь действительно ерундовина! Моргать глазами… Видал, Ген, какой вундеркинд у нас растет! Уже над словом задумывается.

— Это точно. Я в его годы такими вопросами не задавался, — кивнул Гена.

— Да мне и сейчас такое в голову не придет!

— Кстати, а ты помнишь себя в его возрасте? — заинтересовался Генка.

— Я? — Валера на минуту задумался. — Честно сказать, не очень. Все какими-то обрывками… Помню, дрался с одним толстяком и никак не мог его побить. А он меня чуть ли не через забор перебрасывал. Очень мне было обидно… А в первом классе песню учили — про «некому березку заломати». Тоже запомнил. Потом в армии ее, кстати, тоже пели. На другой, правда, мотив. И удивлялись, что какой-то даме, понимаешь, взбрело на ум ломать деревце. Еще и канючит, что некому…

— А мы в детском садике про чибиса пели, который у дороги. Сидит и чего-то волнуется… Чудак, одним словом.

— И что?

— Да такая же чепуха, как с твоей березкой. Я рот открывал и не пел.

— Это верно! Какой только ерунде нас не учили… — Валера подошел ближе, палкой пошевелил в углях, одну за другой выкатил несколько дымящих картофелин. — А вот и деликатес, господа чибисы! Хватит мыргать глазками и шмыгать носами, подсаживайтесь!

Быстро очистив картофелину поменьше, Валера насадил ее на тоненький прутик, протянул облизывающемуся Юрашке.

— Держи, Лобачевский! Только осторожнее, не обожгись.

Гена тоже подхватил горячий кругляш, содрал черную скорлупу, пачкая щеки и нос, стал есть.

— Вкусняк! — одобрил Юрашка.

— Точно, объеденц… Ты куда это смотришь, Юраш?

— За мухами слежу. Вон в том пеньке у них, по-моему, домик. — Малыш указал перепачканным пальцем. — Еще к ним шмель прилетал, ругался. Только мухи его не боятся.

— А ты?

— А я… Я вообще-то маленько боюсь.

— Это нормально, — утешил Генка. — Многие боятся.

— И Валера?

— Конечно, — Генка покосился на бывшего сержанта. — Важно не то, что боишься, а то, что умеешь преодолевать страх.

— А если не получается?

Генка обнял Юрашку.

— Просто ты еще маленький! Все у тебя получится, вот увидишь. Не сейчас, так потом, когда вырастешь.

— Так это же долго же! Я же ждать устану.

— А ты не жди, просто живи и все…

— Опачки! Это еще что за артиллерийский снаряд к нам несется? — Валера, щурясь, приложил ладонь к глазам.

— Где?

— Да вон бежит-летит…

— Да это же Костик! — угадал раньше всех Юрашка. — Наверное, картошки нашей захотел. Вот и торопится.

— Точно! — Генка хмыкнул. — У него чутье, как у пса пограничного!

Но Костик бежал вовсе не за картошкой. Личико у него было взволнованное, а глазки восторженно блестели.

— Там такие машинищи приехали! — прокричал он. — Красивые, пузатые. Одна серебристая, другая черная… И фары такие — с ободочками, как золото. И снизу, и сверху — штук сорок, наверное…

— Хватит про фары трещать, ты дело говори! — Валера нахмурился. — Сколько машин, зачем приехали?

— Машины две, — отдуваясь доложил Костик. — Остановились на улице, возле Катькиного дома.

— А что им нужно?

Цапнув картофелину, Костик одной босой ногой почесал другую.

— Известно что! Они Генку ищут.

— Меня? — Гена переглянулся с Валерой. — А пузатые — это «Газели», что ли?

— Да не-е, это другие, — Костик зачертил картофелиной в воздухе. — Такие вот здоровские…

— Джипы, наверное? — Гена щепкой нарисовал на земле профиль иномарки.

— Ага, шочно! — с набитым ртом Костик быстро закивал. Губы и щеки он моментально перепачкал, зато и с картофелиной управился втрое быстрее Юрашки и вдвое проворнее Валеры. — А еще одну можно?

— Да хоть три! — Генка отряхнул ладони и поднялся. — Схожу, посмотрю, кто там пожаловал.

— Снова какой-нибудь сюрприз?

— Да нет. Больше вроде ничего не заказывал.

— Тогда кто это может быть? Может, переполох из-за полигона?

— Непохоже, — Гена пожал плечами. — Мы не светились, все чисто делали.

— Это мы думаем, что чисто… — Валера невесело хмыкнул. — Одеться не забудь.

— Ага, — Генка стремительно натянул на себя футболку с джинсами, привычно проверил в карманах шокер и мобильник.

— Я с тобой! — немедленно подскочил Юрашка.

— Здрасьте! — Гена хотел было возразить, но, взглянув на чумазую мордашку, махнул рукой. — Ладно, пошли, горе луковое…

Его схватили, едва он поравнялся с первым джипом. Крепкий детина, видимо, подкрался сзади и сграбастал Генку за локти.

— Цоб-цобэ! Попался, субчик!

Хватка была крепкой, но неожиданно вмешался Юрашка. Тигренком подскочив сбоку, он боднул незнакомца, тоненько закричал:

— А ну, пусти его!

На крохотную секунду малыш отвлек детину, и, вырвав руку, Гена быстрым движением достал шокер. От тычка детины Юрашка полетел в придорожную крапиву, — там, конечно же, пискнул, угодив в шипастые заросли. Этого Генке хватило, чтоб моментально рассвирепеть.

— Ах ты гад! — он ткнул шокером в плечо детины, нажал клавишу и тут же добавил разрядом в шею.

Хрюкнув, здоровяк попятился.

— Хочешь добавки, давай! Кто там смелый?

Генка напрасно кричал. «Смелых» высыпала сразу куча мала. Дремавшие в машинах хлопцы литой комплекции энергично выскакивали наружу.

— Однако злой котик! Зубастый!

— Я и царапнуть могу! — пригрозил Генка.

— Как бы царапки твои не вырвали. — Гену взяли в плотное кольцо. — А ну, бросил свою пукалку!

— Сейчас, разбежался! — выставив перед собой разрядник, Генка крутился на маленьком пятачке, стараясь не подпустить напружиненных атлетов. Красавцы были хоть куда — все явные спортсмены. Пятеро — тут рядом, и еще тот ужаленный. Всего, значит, шестеро. Для одного подростка более чем достаточно. Потому и приходилось вертеться, как белке в колесе. И с той же скоростью в голове мелькали мысли — одна другой нелепее. Либо Генку вычислили парни из «Магнолии», либо кто-то из давних должников. И ведь не поленились — приехали в такую даль!

Впрочем, мог послать карательную экспедицию и кто-нибудь из бдительных чиновников. Тема-то затопленных городов — из запретных. Кому хочется, чтобы правда всплыла наружу? А его записей с городами-призраками по планете разлетелось тоже немало…

Один из крепышей попробовал ухватить Генку за ногу, но тут же словил «шайбу в ворота». Подросток лишь на миг опередил спортсмена, ткнув усиками разрядника в массивный бицепс. Электричество искристо выстрелило, заставив нападающего с воплем отпрянуть.

— Ах ты гаденыш! — мужскую физиономию перекосило от боли. — Ох, я с тобой потолкую! Думаешь, спасет твоя зажигалочка?

Генка и сам понимал, что не спасет. Парни просто не восприняли его поначалу всерьез. А вот сейчас разобьются по номерам, прикинут, что к чему, и кинутся всем скопом. Сначала отберут шокер, а потом наваляют пендалей по самое не могу…

Громко плача, из крапивы вылез наконец Юрашка, но даже на него Гена не мог уже отвлечься. Сопротивляться было глупо, но о выборе его никто не спрашивал. На него напали, он должен был защищаться.

И в этот миг точно от взрыва гранаты брызнуло осколками лобовое стекло серебристого джипа. Парни, вздрогнув, обернулись.

— А ну, отпустили парнишку!..

На ходу напяливая на себя рубашку, к ним бежал Валера. В поношенном трико и тряпичных кедах, он мог бы вызвать усмешку, если бы не разбитое стекло. Очевидно, Валера метнул камень. Но камень с такого расстояния да на бегу, да еще точно в машину, — это поневоле озадачивало.

— Малышей-то чего трогаете? Совсем рехнулись! — Валера с бега перешел на шаг, рубашку небрежно и кое-как заправил в трико. — Что он вам сделал?

Плечистое окружение Генки не дрогнуло и не подалось в бега. На Валеру глядели с любопытством и, конечно, без испуга.

— Откуда это чучело гороховое свалилось? — пробормотал один из спортсменов.

— Не знаю, откуда, но за стекло он нам избушку свою точно отдаст…

— Юрашка! — Гена отыскал глазами всхлипывающего малыша. — А ну, дуй к нашим. И проследи, чтоб малышня носу не высовывала.

На этот раз Юрашка оказался понятливым, сначала попятился, а потом и вовсе припустил во всю прыть. Генка боялся, что его задержат, но малолетним карапузом приезжие не заинтересовались. Только атлет в цветастой, облегающей мощную грудь фуфайке, коротко кивнул одному из своих:

— Хопер, следи за щенком, а мы с этим бакланом побазарим.

Тот, кого назвали Хопером, — коренастый, низенький брюнет — сумрачно кивнул. Хватать Генку он, впрочем, не стал. Не забыл еще про разрядник.

— Але, Ванёк, это ты каменюку швырнул?

— Для кого Ванёк, а для тебя Валерий Палыч.

— Ты, Палыч, видно, богатый? Объяснить тебе, сколько тянет такое стеклышко?

— Мальчонку отпустили! — Валера говорил негромко, но весомо. Однако спортсменов его тон не испугал.

— Я тебя сейчас самого отпущу… — атлет в цветастой фуфайке шагнул навстречу, стремительно протянул мускулистую руку. Он явно намеревался сграбастать «дерзкую деревенщину» за грудки, но у него ничего не вышло. Непонятным образом бывший сержант перехватил тянущуюся к нему кисть — да таким каверзным образом, что атлета тут же перегнуло в пояснице. Валера же, заломив противнику руку, умудрялся удерживать ее без особого напряжения, да еще и поглядывал на остальных — не дернется ли кто?

«Дернулись» сразу двое, и с добычей своей Валере пришлось расстаться. Он и тут сработал умело, заставив упасть атлета под ноги одному из нападавших, а второго встретив каким-то паучьим переплетением рук, в которое и угодила лихая ступня любителя карате. Удар, который запросто отправил бы на койку и более здорового человека, Валере не причинил ни малейшего вреда. Напротив, придав ноге вращательное движение, Валера качнулся телом и резко выдохнул. А может, это ахнули приятели каратиста, потому что нападающий подлетел в воздух и не очень картинно рухнул спиной в сельскую пыль.

Как бы то ни было, но брешь оказалась проделана, и Гена одним прыжком вырвался из окружения. Дернувшийся за ним Хопер в нерешительности замер. Трое лежащих и двое ужаленных электрошокером могли научить многому.

— Пошли, Валер! — Генка потянул своего друга за руку.

— Идиоты! Мы же вас достанем!

— А попробуйте! — Валера широко улыбнулся. И даже дружелюбно развел руками. — Мы, ребята, на своей земле, и вас к себе не звали.

— А нас, Палыч, звать не надо, мы сами приходим.

— Страшно-то как, прямо ай-яй-яй! — Валера насмешничал, и Гена все упорнее тянул его за руку. Потому что с земли поднялся один, а потом и второй. А хуже всего, что смуглый молчун, что стоял слева от Хопера, характерным движением сунул руку за спину. Может, просто пугал, а может, и впрямь брался за пистолетную рукоять.

— Але, Палыч! Этот парень нам должен, и мы его по любому заберем.

— Да что ты говоришь!

— Теперь и за тобой должок, не забывай.

— Ага, запишу где-нибудь на бумажке, — Валера наконец-то уступил Гене и шагнул от забияк. — Кстати, живу я в том домишке. Это я к тому, чтобы вы местных не дергали, расспросами не досаждали.

— Мы запомним, Палыч, не бойся.

— А вот вы меня бойтесь! — серьезно предупредил Валера. — Потому что когда заявитесь в гости, я уже по-другому бить буду. По-настоящему.

Атлеты не атаковали. Теперь все они стояли на ногах, и в головенках их явно происходила нешуточная работа. Верно, прикидывали, с кем они столкнулись, что можно пустить в ход, а что разумнее придержать напоследок.

— До скорого, пупсы! — Валера не отказал себе в шалости и помахал на прощание рукой.

* * *

Маячить на глазах сельских жителей Окулист не собирался. Достаточно было того, что за сорванцом отправилась команда сопровождения. В Туринске им повоевать не пришлось, ребятки явно заскучали в дороге, — вот и нашел им забаву: поймают парнишку, доставят прямо к нему. Ну, а водитель, откликнувшись на просьбу, свернул с дороги, припарковав автомобиль на уютной поляне. Он же вынес для начальника раскладной шезлонг и столик с бутылкой минералки.

Отхлебывая из пластикового стаканчика, Окулист лениво щурился на солнце и никак не мог надышаться. Астма, сжимавшая грудь в городе, на этот раз угомонилась. Он давно заприметил — чем дальше увозили его от цивилизации, тем стремительнее оживало тело. Суставы, сосуды — все молодело, приступы астмы сходили на нет, успокаивалась нервная система. Спрашивается — чего люди так рвутся в города? В этот угарный смог, в суету и ежедневные пробки?

На крышку пластиковой бутыли опустилась стрекоза. Не насекомое даже, а целый мини-вертолетик — со своей боевой кабиной, с огромными сетчатыми мониторами и длиннющим фюзеляжем. И тотчас кольнуло где-то под сердцем. Отчетливо вспомнилось, как в далеком детстве Окулист (а тогда он не был еще Окулистом, и звали его просто Димкой) охотился за такими же стрекозами. Подползал с коробком или просто выставлял согнутую ладошку — и все никак не мог застать насекомое врасплох. Великолепные летуньи, стрекозы легко замечали подкрадывающегося мальчугана и, подпустив на критическую дистанцию, ускользали из-под самого носа. Взмывая ввысь, еще и накручивали вензеля над головой — то ли насмешничали, то ли пугали.

Это потом уже юный Дима прочел, что первые стрекозы появились на земле более трехсот миллионов лет назад, и жизнь их вдвое интереснее, чем у обычного человека. Хотя бы потому, что тот же «император» первую свою жизнь проживает в воде и именуется «наядой», дышит жабрами и плавает, как осьминог, выпуская реактивную струю воды. А после приходит срок, и подводный хищник сбрасывает панцирь, расправляет сморщенные крылья и становится повелителем неба — стрекозой из семейства «императоров». Две стихии и две жизни — разве не фантастика? Человек может сколько угодно менять имена, но по земле он обречен ходить от рождения и до смерти.

Окулист продолжал смотреть на стрекозу, а стрекоза явно изучала его. И вряд ли крылатая красотка завидовала человеку. Уж она-то точно ничего не знала об астме, о тромбофлебите и ноющих суставах. Может, только и опасалась какого-нибудь местного сокола. Сам Окулист соколов в человечьем обличье давно не боялся, зато боялся старости, боялся болезней и одиночества…

— Шеф! Это я…

Стрекоза дрогнула крыльями и пропала. Окулист даже не уследил за ее полетом. Но главное, что спугнули его покойное настроение; вновь начиналась суета, начинались нервы. Видно, что-то пошло не так…

Заранее поморщившись, Окулист повернул голову. К поляне торопливо приближался Хопер. Физиономия красная, в глазах растерянность. Значит, предположение верное: что-то у бравых парней сорвалось. А значит, снова придется вставать, выслушивать, думать и принимать решения. Окулист со вздохом поискал глазами улетевшую стрекозу. Так и не найдя, тоскливо подумал, что лучше ему было бы родиться не человеком, а стрекозой. Предложи ему кто сейчас подобное превращение, он бы без раздумий согласился…

* * *

До дома шагали неспешно. Валера по-прежнему не оборачивался и даже шутливо успевал похлопывать Генку по плечу. Но уже во дворе поведение его резко изменилось.

— Кто это, Ген?

Подросток помотал головой.

— Но не спецы, это точно. Если бы зашевелились по поводу полигона, наверное, стали бы иначе действовать.

— Я тоже так кумекаю. Тогда кого ты сюда приманил?

— Не знаю. Честно слово, не знаю! Я и адреса своего никому не давал. Родители обещали молчать… — Генка нервно сглотнул. — Может, «Магнолия». Фирма такая есть, я их слегка потрепал, — грозились наказать. А может, и не «Магнолия». Может, кто другой…

— Другой! — Валера с усмешкой покрутил головой. — С тобой, бача, и впрямь не соскучишься. Не кочку, так пенек с поганками подсунешь…

— Валер! Я правда, не знаю, откуда они!

— Ладно… Хорошо, хоть бутылки не успели сдать.

— Бутылки?

— Ага, — Валера метнулся к сараю, выволок оттуда ящик с тарой, бегом перенес к сеннику, поставил в углу. — И ты неси тоже. Я буду говорить, куда…

— Но зачем?

— Затем, что обороняться будем бутылками.

— Бутылками?

— А у тебя есть что получше?

— Есть шокер…

— Шокер свой спрячь. Бутылки будут поинтереснее. Они у нас, правда, пустые — без коктейля Молотова, но и такими можно держать оборону.

— Что-то я тебя не совсем понимаю… — Гена тут же припомнил разбитое стекло джипа. — Ты что, собираешься забрасывать их бутылками?

— Это в крайнем случае, если дойдет до стрельбы, — Валера хмыкнул. — Видел, как я им джипарь разнес? С первого выстрела — прямое попадание! Я ведь уже говорил, что был в роте лучшим гранатометчиком. Лупил аж до семидесяти метров! И попадал, как нынче из подствольников не попадают. Ротный говорил: у меня талант, особая хлесткость рук. А еще говорил: была бы Олимпиада по гранатам, я бы точно какое-нибудь место занял.

— А где он сейчас?

— Ротный-то? — Валера ткнул очередным ящиком Генке в грудь. — Нет нашего ротного.

— В Афгане убили?

— В Сербии. И не убили, а подорвался. Потому как мин там — на три Афгана бы хватило, — он покрутил головой. — Та-ак… Этот поставим сюда и про запас отнеси еще к конуре. Пса-то давно нет, но они же не знают.

— А может, есть какое-нибудь оружие?

— Какое оружие, о чем ты? — Валера хмыкнул. — Охотиться я не люблю, а для уличных забав кулаков хватает.

— Кулаки у тебя есть, это точно, — Генка отволок ящик к конуре, шумно дыша, вернулся. — Меня бы как-нибудь научил! А то ни плавать, ни драться не умею. Так и погибну, ничему не выучившись.

— Не дрейфь, шнурок, прорвемся! — Валера весело подмигнул подростку. — Знаешь, в какие засады я попадал, — и то выживал. А это — так, семечки.

— Да уж, семечки… — Генка вздрогнул. За сарайчиком скрипнула калитка, и знакомый голос позвал:

— Негоже гостей тумаками встречать… Гена, ты здесь?

— Окулист! — страшным шепотом прошипел Генка.

— Окулист?

— Это прозвище… Только откуда он взялся? В тех джипах его не было.

— Значит, прятался в какой-нибудь другой машинке, — Валера по-мальчишески шмыгнул. Тем же шепотом поинтересовался: — Кто он такой? Важная шишка?

Генка напряженно кивнул.

— А сюда какого лешего приехал? Или ты ему что-то должен?

— Как тебе сказать… Сначала они мне были должны, потом я, а теперь, наверное, никто никому… — пролепетал Генка. — То есть, это я так думаю.

— Хорошо, если еще думаешь, — Валера кивнул. — Ладно, отвечай человеку. А то спустит своих доберманов…

— Здесь я! — крикнул Генка.

— Может, хватит прятаться? Подойди, потолкуем, как люди, — голос Окулиста звучал ровно и спокойно. — Без кулаков и камней.

— Это точно?

— А зачем нам воевать? Ты себя показал, дружок твой — тоже. Можно и к переговорам приступать.

— Умный дядька! — шепотом оценил Валера. — Сразу просек, что ничего ему тут не светит.

— Да уж, умный, — Генка снова вздохнул. — Знаю я этого умника…

— Ладно, пошли, — Валера подтолкнул его в спину. — Если что, буду рядом.

* * *

Окулиста, застывшего у калитки, словно пират Джон Сильвер перед частоколом форта, в конце концов пригласили в дом. Скептически озирая место, предназначенное для обороны, главный юрист фирмы «Василиск» неспешно поднялся на крыльцо.

— Здесь аккуратнее! — предупредил Валера. — Снизу порожек, сверху притолока.

Окулист не ударился и не споткнулся.

— Ну что, зажжем ради дорогого гостя свет? — Валера щелкнул выключателем и гордо поглядел на свисающую с длинного шнура лампочку. Генка его отлично понимал. После нескольких лет лучин и керосинок — лампы должны были производить ошеломляющее впечатление. То есть на тех, кто обитал в Соболевке, но никак не на Окулиста. Юрист «Василиска», если что и заметил, так это груду разномастных железок, громоздящихся у стены, замусоренный стол и паутину в углах.

— У нас, конечно, не хоромы, но лишний табурет для гостя всегда найдется, — Валера сделал приглашающей жест и в свою очередь опустился на лавку.

— Спасибо, — Окулист с сомнением оглядел табурет и все же рискнул на него присесть.

— А где Шуша? — поинтересовался Генка.

— Где ему и положено быть — на работе. А что?

— Ничего. Я думал, если кого и пришлете, то в первую очередь его.

— Пытались, — отозвался Окулист. — Уперся, стервец. То ли брата пожалел, то ли тебя.

Вспомнив о Стасе, Генка невольно улыбнулся.

— Зря улыбаешься! Эти двое свое тоже получат. Дело-то серьезнее, чем ты думаешь.

— Мореход? — предположил Генка.

— Верно, и не он один.

— То есть?

Окулист посмотрел на Валеру долгим взглядом, поиграл желваками. Наверное, прикидывал, стоит ли говорить о делах фирмы при постороннем.

— Он свой, — буркнул Генка.

— Это я уже понял, — гость переплел на животе пальцы обеих рук, неловко качнулся на табурете. Вне машины и вне своего кабинета он вряд ли чувствовал себя комфортно. На шатком табурете, да еще под тусклой лампочкой, главный юрист фирмы смотрелся более чем нелепо. На миг Генка даже пожалел его. Уж если решил проехаться в такую даль, мог бы приодеться попроще. Чего глупее — разгуливать по крапиве да навозу в европейских одежках!

— Что ж, Геночка, давай сразу расставим все точки на «и», — вздохнул Окулист. — Ты ведь был знаком с нашей системой охраны? Был. И когда разобиделся на нас, сдал все ключи своему шалопуту приятелю. Зачем? Разжевывать, наверное, не стоит.

Генка опустил голову. Ему было что ответить, и все равно лицо опалило жаром. Даже кончики ушей стало чуть покалывать.

— Словом, деяние уголовно наказуемое, — продолжал Окулист, — и на что ты надеялся, честно говоря, не понимаю. Мы, конечно, не такие программисты-новаторы, как ты, но парня твоего вычислили.

— Ага, и счет мой закрыли.

— Мореход сам его слил. Мы всего лишь поговорили с ним, объяснили, что к чему, и он с нашими доводами согласился.

— Могу себе представить!

— Только не воображай лишнего, никакого особого давления не было. Этот умник сам все понял. И сдал тебя без особых угрызений совести. Это не твой спецназер… — Окулист покосился в сторону Валеры. — Кстати, надежный человек, с удовольствием взял бы вместо своих оболтусов.

— А я бы не пошел, — дерзко отозвался Валера.

— Вижу. Потому и не зову… Так что, Ген? — Окулист вернулся глазами к подростку. — Правду я говорю или выдумываю?

Генка судорожно сглотнул. Каждое слово давалось с трудом.

— Я предупреждал Морехода, чтоб не жадничал.

— А он и не жадничал, — Окулист спокойно огладил на себе пиджак. — Он дорожку в наши закрома протоптал. И хапнул кусочек. Не такой большой, но все-таки… Мог бы и чисто уйти, но не вышло. Потому как не рассчитали вы, ребятки, того, что за похождениями вашими тоже могут следить.

— То есть? — Генка поднял голову. — Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что по тропке, протоптанной Мореходом, к нам тут же нагрянули другие гости. А уж они деликатничать не стали, — начали грести все, что под руку попадет.

Генка не поверил своим ушам.

— Не может такого быть!

— Еще как может! В древнем мире это называлось «ворваться в город на плечах противника». Вот и твой дружок впустил к нам в город орду дикарей, поработал этакой троянской лошадкой. А вот кто упрятал в лошадку дикарей, в этом еще стоит разобраться.

— Вы что! Думаете, это я?!

— А почему мне так не думать? — стального цвета глаза Окулиста глядели холодно и без тени сожаления. — Ты ведь, Геночка, у нас известный комбинатор! Вполне мог выставить Морехода дурачком-простачком и втихую пригласить со стороны диковатых гастролеров.

Генка набрал полную грудь воздуха и промолчал. Уши продолжали пылать огнем, но сказать было нечего. То есть он мог бы, наверное, ударить себя в грудь, поклясться и покаяться, но версия Окулиста звучала вполне убедительно. Хакер — не человек, и веры ему нет. А уж если находится тот, кто взламывает двери, то найдется и кто-то другой, кто эти двери откроет, обчистив дом до последней нитки.

— Какой ущерб? — еле слышно спросил он.

— По счастью, небольшой. Очень уж грубо действовали господа дикари. И наследили прилично. За руку их ухватили в последний момент, но этого оказалось достаточно. Хапали главным образом акции медных заводиков — и могли бы унести миллионов на десять-двадцать, но не успели. Собственно, с них и началось наше расследование. Потом уже вышли на Морехода, а после и на тебя, дружок.

— Но Мореход не знал, где я.

— Неважно. Он выслал тебе посылку. Это во-первых, а во-вторых, ты сам засветился, сделав звонок по сотовому телефону. Добавь к этому свой железнодорожный билет и поймешь, что найти тебя было несложно.

Генка вновь опустил голову.

— Я дикарей не звал. Честное слово!

— А Морехода?

— Мореход — да. Моя вина.

Окулист коротко кивнул.

— Хотел отомстить?

Генка не ответил, и в домике повисло тягостное молчание. Только пара мух ошалело металась вокруг лампы. Для них электричество тоже было в диковинку. Забросив ногу на ногу, Валера по-хозяйски качнул стареньким кедом и деликатно прокашлялся.

— Кажется, позиции прояснились, — подал он голос. — Непонятно одно: чего вы от нас хотите? Очередных репараций? Если так, то извините, взять с нас нечего.

— Так уж и нечего? — Окулист прищурился.

— Ну, разве что возьмете морковью да горохом. А не побрезгуете, — ведро репы накопаем, — голос у Валеры был совершенно серьезным, хотя ясно было, что над гостем он подшучивает. Разумеется, Окулист это моментально уловил.

— А почему такой тон?

— А чего вы еще ждали? — Валера продолжал покачивать кедом. — Ясно же, что парень погорячился. Я больше скажу: судя по вашим джигитам, и вас есть, за что наказывать. Конечно, Генка — тот еще фокусник, но больших гадостей никогда не сделает.

— Вы уверены?

— На все сто.

Окулист немного помолчал.

— Простите, вы ведь ему не родственник?

— И даже не сосед! — Валера осклабился. — Кстати, знакомы мы с ним тоже относительно недавно. Еще вопросы?

— Только один: откуда такая убежденность в невиновности Геннадия?

— А вы поглядите, что этот парень делает для нас. Я говорю про Соболевку. Вы вот счет ему перекрыли — и довольнехоньки! А знать не знаете, что свои последние деньги он пустил на благоустройство нашей деревни.

— Этой дыры? — брови Окулиста недоверчиво дрогнули.

— Может, для вас она и дыра, а для нас — Родина. Понятно излагаю?

— Извините, если обидел… И что же он такого тут сотворил?

— По вашим меркам, вероятно, немного, но главное, что парень старался. И сейчас из кожи вон лезет, чтобы переселить наших аборигенов из пещерного века в век современный. Лампочка вон горит — его заслуга. И скоро будут такие гореть во всех избах…

— Хватит, Валер!

— А чего хватит? Чего ты скромницу из себя корчишь! Я правду говорю! И малышня местная мультфильмы впервые увидела — тоже с его подачи. В интернете вашем я, конечно, не разбираюсь, но знаю, что в технике Генка сечет. И к людям относится по-человечески. Вы ведь, к примеру, со своими миллионами сюда не сунетесь. Разве что участочек прикупить да виллу отгрохать. А он девчонку-калеку на лечение отправил, последние бабки выложил и не кашлянул. Потому что человек! И я буду не я, если не порву глотку любому, кто попытается наехать на Генку, — Валера в очередной раз качнул своим кедом. — Если требуются пояснения на мой счет, то поспрошайте своих ребяток. Вам же скажу по-свойски: настоящий вояка с сосунками всегда разберется, и лучше бы вам слинять по-хорошему. Понятно изложил или требуются примеры?

Генка почувствовал, что от защитной речи Валеры его начинает мутить. А более всего он боялся реакции Окулиста. Боялся, что представитель «Василиска» рассмеется или того хуже — поднимется и с усмешкой скажет что-нибудь эдакое, напоминающее фразу того же одноногого Сильвера — про ружья и живых, которые скоро позавидуют мертвым…

Но Окулист не рассмеялся и остался сидеть на месте. Он и на лампочку поглядел более внимательно.

— Хмм… Там, на водонапорной башне я заметил что-то вроде флюгера с винтом — тоже, наверное, ваше изобретение?

— Наше, — все с той же лихой улыбкой кивнул Валера. — Или не нравится?

— Почему же, интересная конструкция. И много дает такой махолет?

— Построим пяток, глядишь, на деревню хватит.

— Понятно. Ну, а насчет девочки-калеки…

— Это без комментариев! — отрезал Валера, и странное дело, Окулист снова почему-то не вспылил. Гена ощутил на себе его изучающий взгляд.

— Однако занятный ты парень, Геннадий.

— Вот и я о том же! — Валера хмыкнул. — С ним, знаете ли, как на вулкане, — живешь и трясешься! Каждый день — то лава, то лавина. Зевнуть не успеваешь. А только, знаете, лучше такой вулкан, чем ничего. До икоты доведет, зато и согреет.

— Образно, — одобрил Окулист и, бережно огладив брючины, поднялся. — А ведь, пожалуй, я готов забыть о разбитом лобовом стекле.

— Да ну?

— Я не шучу, — Окулист снова покосился на свисающую с потолка лампу и поступил неожиданно — взял и протянул Валере руку.

— Вероятно, с вами полезнее дружить.

— Только со мной? — Валера не спешил отвечать на рукопожатие.

— Я говорю о вас с Геннадием, — Окулист наконец-то удостоился чумазой пятерни и взглянул на подростка. — К тебе, Ген, у меня особое предложение. Сознаю, пользу нашего совместного сотрудничества я оценил поздновато, но лучше поздно, чем никогда.

Гена исподлобья смотрел, ожидая подвоха.

— Случай с Мореходом и бандой гастролеров навел меня на серьезные размышления. И не я один призадумался! Тем более что у компании есть планы по расширению сетевого рынка… Словом, я хотел бы видеть тебя в нашем офисе. Чем быстрее, тем лучше.

— Вы предлагаете мне работу?

— Скажем, так: долгосрочный контракт на создание системной защиты. Компания расширяется, возникают дочерние фирмы, и без интернета нам сегодня никуда. Растет промышленный шпионаж, гадят конкуренты, да и просто случайное хулиганье… — Окулист скупо улыбнулся. — Словом, можешь считать это официальным предложением. С президентом компании я все согласую.

— Однако поворотец! — Валера поскреб макушку.

— Если подозреваете, что это ловушка, то напрасно. Я не настолько мелко плаваю, чтобы обманывать подростка, да еще в присутствии свидетеля.

— Ну… Всяко бывает, — уклончиво протянул Валера.

— Кажется, ты поминал о проблемах с «Магнолией»? — Окулист снова взглянул на Геннадия. — Думаю, этот вопрос мы тоже урегулируем.

— Правда? — не поверил Генка.

— Не сомневайся. Кое-какие справки я навел, проблема не такая уж серьезная.

— Но вы же говорили…

— Забудем о прежних разговорах, — Окулист посмотрел на ручной календарь, наморщил лоб. — Скажем, тридцатого августа в два часа дня в центральном офисе тебя устроит?

Генка пожал плечами.

— Честно говоря, я еще здесь не все доделал…

— Боюсь, всего ты здесь и не сделаешь. Во всяком случае, за один сезон. И потом — тебе ведь все равно нужно отправляться в школу. Вот и встретимся перед первым сентября. Так как? Можно ожидать тебя в офисе?

— Ну… Я постараюсь… — промямлил Генка.

— Очень на это надеюсь. — Окулист шагнул к выходу. — Если не сложно, проводите меня.

Они вышли очень вовремя. На улочке шарахнул выстрел, и тотчас раздались заполошные крики.

— Это еще что такое! — Окулист сошел по ступеням, ускорил шаг. Однако, подойдя к калитке, тут же отпрянул. Ему было чего испугаться — Гена и сам внутренне ойкнул. Гулко топоча копытами, к заборчику подлетел огромный вороной конь. Сидящий на коне всадник натянул поводья, и Генка с изумлением узнал Мишаню. Точнее, узнал и не поверил глазам. С охотничьей одностволкой в руке, да еще на танцующем жеребце Мишаня больше напоминал кавалериста из фильмов про Первую мировую. Всхрапывая, конь попятился, пошел боком от заборчика. Темные ноздри его нервно вздрагивали. Даже в эту смутную минуту Генка мысленно взвыл от восторга. Конь был великолепен! Куда там автомобилям до этого красавца-зверя — с их тормозным визгом и ядовитыми выхлопами! Генка показался себе лилипутом возле гарцующего гиганта. И не к месту подумалось: какой, к черту, прогресс, если таких красавцев меняют на четырехколесный лом!

— Шеф! Мы его останавливали, а он как танк попер…

Трое крепышей из гвардии Окулиста в растерянности топтались на отдалении.

— А кто стрелял?

— Так он же и шмальнул! Мы задержать хотели, а он…

— Пусть только сунется кто! — Мишаня угрожающе качнул ружьем. Разглядев Генку с Валерой, просиял: — Как вы тут, живы?

— Все нормально, Мишань! — Валера подмигнул всаднику. — Был спор, да весь вышел. Так что шашки в ножны — и по хатам!

— Это без шуток? — Мишаня недоверчиво глянул на Генку, и подросток кивнул.

— Порядок, Миш.

— А я уже воевать собрался. Дробью свою пушку зарядил.

— Никого хоть не задел? — озаботился Валера.

— Я же в воздух. Чтоб охолонули… — Мишаня чертом развернулся на танцующем жеребце, по-разбойничьи свистнул, успокаивая скакуна. — Ладно, если что, я поблизости…

Всхрапнув, конь с места ударил в галоп, заставив шарахнуться в стороны мускулистых охранников. Проводив всадника взглядом, Окулист обернулся.

— И много у вас таких бойцов? — в голосе его звучало уважение.

— Сколько есть, все наши, — Валера усмехнулся. — Верно, кто-то из малышей поднял тревогу.

— Юрашка? — предположил Гена.

— Или Костяй. Те еще мальчиши-кибальчиши, — Валера озабоченно оглядел улицу. — Как бы другие не стали подходить. С вилами да граблями.

Генка представил себе дядю Пашу с вилами наперевес и громко фыркнул.

— Пожалуй, мы вас до машины проводим, — продолжал Валера. — Мало ли что.

— Проводите, — спокойно согласился Окулист. — Нам ведь еще добираться и добираться. Не хотелось бы наткнуться по дороге на партизанский отряд.

— Кстати! — припомнил Генка. — Вы что же, только из-за меня сюда ехали?

Окулист улыбнулся.

— Предположение лестное, но… Нет, Гена, у нас ведь в Туринске тоже филиал имеется, так что совместили приятное с полезным. И дела порешали, и тебя вот навестили.

— Понятно… — Гена ощутил легкое разочарование.

Они вышли за калитку и странной процессией зашагали по направлению к машинам. Генка рассмотрел, что к прежним двум джипам добавилась белоснежная «Мазда». На ней, видно, и прибыл высокий гость…

Атлеты скоренько попрыгали в джипы, захлопали дверцами. Прежде чем сесть в иномарку, Окулист обернулся, долгим взором окинул притаившуюся в дымчатой зелени деревушку, задержался глазами на водонапорной башне с крутящимся ветряком. О чем он в эту минуту подумал, трудно было сказать, но Генке почудилось, что в серых глазах главного юриста «Василиска» мелькнула вполне человеческая грусть. Будто сожалел человек о чем-то давно утраченном. Сожалел и хотел вернуть. А может, это Генке только показалось.

* * *

Победа — победой, а работа — работой, и после отъезда гостей они тут же вернулись в сарайчик. Новеньким тестером Генка перемерил все привезенные движки, а Валера проверил роторы на прокрутку. После придирчивого изучения выбрали парочку моторов.

— Только посмотри на клеймо! Изготовлено аж сорок четыре года назад, — поразился Валера. — Получается, движок старше меня — и все еще работает.

— Ты тоже неплохо сохранился.

— Спасибо… — Валера продолжать оглаживать электромотор, точно арбуз на базаре. — Вот бы запустить такого старичка с полной загрузкой — разом закрыли бы вопрос с энергией. Попробую сегодня перебрать и смазать…

Но ни перебрать, ни смазать у них не получилось. Потому что пришел дядя Паша и принес туесок с медом. Пришлось срочно убирать гайки и ветошь, застилать стол газетой и праздновать с соседом победу над хозяевами джипов. А позже прискакал на своем вороном Мишаня. Рядом с отважным кавалеристом на этот раз восседала Катюха. Разрумянившаяся, со знакомыми бусами на шее, она смотрелась очень даже ничего. Да и сам Мишаня ничуть не уступал лихим ковбоям из вестернов. Парочка лучилась горделивой радостью и, похоже, готова была воевать хоть с целой стаей приезжих иномарок. Лишь бы вместе и в одном седле. Как бы то ни было, но пришлось снова объяснять про незваных гостей, успокаивать, сочинять и уворачиваться от скользких вопросов.

— Я ведь им тоже сюрпризец подбросить мог! — пригрозил дядя Паша. — У меня как раз семья в стареньком улье роится. Вот бы подкинул рой-то в багажник! Считай, похлеще любой бомбы!

— Чего ж не подкинул? — рассмеялся Валера.

— А ты пойди договорись с ними — с пчелами-то! Они ж роятся, нас не спрашивают. Можешь день с ведром просидеть — не дождаться, а на утро вылетит этакая шарында — и поминай как звали!..

Над шарындой покатился и сам Генка. После всего пережитого смеялось особенно в охотку. Даже над тем, над чем смеяться было глупо. Но день получился в самом деле удивительным: озадачивали разговоры людей, изумляла их готовность помогать и сопротивляться. В городе все было не так. Скученные и взнузданные, горожане привыкли ко всему и не замечали ничего. Что-то отключалось в них с течением времени, словно выходила из строя некая важная программа. Деревенский житель казался проще, но в этой простоте имелась своя неумершая отвага. Это и наполняло сердце Генки теплотой. И совсем уж потряс его Мустанг. Именно так звали перепугавшего пришлых качков вороного жеребца. Мишаня даже разрешил Генке погладить Мустанга по теплой шелковистой шее, а попутно рассказал, что уже год, как пастушит в Заволочье.

— Без коня-то там все ноги собьешь, а с ним милое дело! — он по-хозяйски обнимал вороного, трепал за уши. Вороной фыркал, но не сопротивлялся. Наверное, понимал, что хозяин красуется перед Катюхой. И легко верилось, что любую девчонку можно запросто усадить в седло и увезти хоть на край света. Не станут ни спорить, ни возражать. Даром, что веками их в полон брали. На таких же вот гривастых и мохноногих лошадках…

Однако радоваться Генке пришлось недолго. Вечером заболел Юрашка. То ли перекупался, то ли переволновался. А может, и то и другое сразу.

И стыдно, что не он заметил, а дед Жора. Спустился с печи поиграть с мальцом, а малец и играть не захотел. Только после этого дед потрогал лоб парнишки и ахнул.

— А мальчонка-то у вас того! Застудили в речке…

Тут же засуетилась бабушка Феня, начала разогревать молоко с медом, живо достала откуда-то недовязанный поясок из собачьей шерсти. Да и Генка, чертыхаясь, полез в сумку за лекарствами.

— Жар — это ничего, — сбивчиво объяснял он. — Я, правда, читал… Раньше-то сбивали температуру, таблетки давали, а теперь поняли, что вредно. То есть, если недолго и температура не сильно высокая, то лучше потерпеть…

— А не сильно высокая — это сколько? Сорок градусов? Или все пятьдесят? — дед Жора помог Генке перенести Юрашку на кровать. — Он же вон какой кроха! А тут температуру надо терпеть, маяться…

Юрашка распахнул воспаленные глазки, недоуменно взглянул на Гену с дедом.

— А я не болею. Не-ет… Сейчас к Варе пойду, она блинчиков испечет, — он попытался встать на ноги, но Генка его удержал.

— На вот, лучше выпей. Эту таблеточку и эту. Это хорошее лекарство, нового поколения.

— Нового… — дед Жора пожевал сухонькими губами. — Отравишь мальчонку…

— Типун тебе на язык! — к кровати подошла бабушка Феня, протянула малышу кружку с молоком. — Только осторожно пей, не обожгись.

Юрашка послушно сделал пару глотков, вяло помотал головой.

— Не могу больше…

И рухнул без сил на подушку. Гена, наконец-то, вытянул у него из-под мышки градусник, не сразу понял, где заканчивается серебристая ниточка ртути. А обрывалась она на трех маленьких делениях чуть выше сорока. Сорок и три… У Генки даже руки вспотели.

— Ну? И что там?

— Есть маленько… — он решил, что лучше стариков не пугать.

— Маленько… Ты потрогай его — моя печка холоднее!

Все трое передвигались по избушке с нервной суетливостью. И оттого горящая лампочка наполняла горницу мечущимися тенями. Глядя на них, Юрашка даже засмеялся.

— Прямо как в цирке!

— Да ты разве был в цирке? — удивился Генка.

— Я в мультике видел. Вчера, — Юрашка устало прикрыл веки. — Там весело было, и слон меня в ушко пощекотал. Правда-правда!..

— Что ж делать-то, господи! — бабушка Феня тревожно перекрестилась, а дед Жора, не маскируясь, полез к радиоприемнику за своей заначкой. Словно младенца, вынул пузатенький штоф, неверными руками налил треть стакашка, мелкими глоточками выпил. Никто не произнес ни звука. Ясно было, что подобное лекарство не помешало бы всем.

Как бы то ни было, но старики явно растерялись. Да и для Генки все случившееся было в новинку. Он пытался выглядеть уверенным и спокойным, но тело била предательская дрожь. Гена даже не подозревал, что может до такой степени перепугаться. Ведь Степчика с Мишаней так не боялся! И даже сегодня, когда понаехала орава Окулиста, умудрялся держать себя в руках. А вот сейчас трясся, как осенний лист, и чуть в обморок не падал.

— Ничего, Юрашка, — он погладил малыша по голове. — Просто немного перекупался. Это бывает.

— Я хотел, как ты, — не открывая глаз, сказал Юрашка. — Хотел гуся надуть — и на тот берег… Я ведь уже хорошо плаваю. Меня Варя научила… И блинчиков я поем. Поем и выздоровею… Эй! Там же блинчики! Гена! Их доставать надо. Вдруг сгорят?..

Было понятно, что Юрашка бредит.

— Слышь, бабка, растереть бы мальца, — дед Жора кивнул на выставленную бутылку. — Настойкой смородиновой и растереть…

Вместе с Генкой в четыре руки Федосья Ивановна скоренько приготовила смесь давленной клюквы и дедовской настойки, осторожно лизнула на язык полученное снадобье.

— Вроде ничего…

Когда стянули с мальчонки рубашку, он жалобно захныкал и тут же попытался свернуться калачиком.

— Холодно!..

Тельце парнишки покрылось гусиной кожей, и Генка с ужасом взирал на то, как энергично бабушка растирает по спине и груди Юрашки пахучую микстуру. Сейчас малыш представлялся особенно маленьким, — такого и трогать, казалось, страшным. Тем не менее управилась Федосья Ивановна быстро. У самого Генки так ни за что бы не получилось.

— Ну вот, теперь полегче будет. Главное — поспать, а утром на поправку пойдет…

— Стало быть, ложимся, — сурово рассудил дед Жора. — Утро — оно вечера завсегда мудренее.

— Может, я с ним лягу? — предложила бабушка Феня, но Гена решительно покачал головой. Уж он-то знал: если ляжет в стороне, станет еще страшнее. Какой уж там сон…

— Играем в разведчиков! — объяснял Генка. — Все просто: глядим друг другу в глаза и не мигаем! Кто первый моргнул…

— Тот — лузер! — выпалил Юрашка.

— Верно, тот и проиграл. Начинаем…

Они уставились друг на друга, и Гена тут же дурашливо надул щеки. Он ожидал, что Юрашка сразу мигнет, но этого не произошло. Бильярдными шарами перекатывались минуты. Один шар, другой — и вот уже в лузах их — добрый десяток! У Генки все сильнее кружилась голова, в глазах нарастала нестерпимая резь, а Юрашка продолжал смотреть пристально и серьезно. И само собой высветилось в голове, что луза и лузер — от одного корня. Но на этот раз в лузерах оказался сам Генка!

Он мигнул. И еще раз. По щекам потекли слезы. Гена хотел улыбнуться, но улыбка вышла кривой. А вот Юрашка по-прежнему не мигал.

— Ну все, хватит! Ты выиграл! — Генка утер слезящиеся глаза рукой и только теперь сообразил, что дело нечисто. — Юрашка, ты чего!

Мальчик продолжал глядеть на него застывшим взглядом, не двигаясь, не мигая.

— Юрашка, не надо так шутить! — Гена схватил его за плечи, крепко тряхнул, коснулся ладонью лба и торопливо отдернул… Нет, этого не могло быть! Еще недавно малыш был таким горячим, а теперь температура спала…

— Юрашка! — Гена обнял холодное тельце. — Юрашка, не надо так со мной поступать!

Он заплакал навзрыд и проснулся…

Было темно, и по щекам его, в самом деле, текли слезы. Рывком приподняв голову, Гена прислушался.

Дыхание. Тяжелое, с присвистом… Да ведь это дед Жора!

А еще через несколько секунд, попривыкнув к темноте, он разглядел Юрашку. Малыш лежал рядом — и не просто рядом, а свернувшись калачиком, повторяя скрюченные контуры Генкиного тела. Точно улитка в раковине, он легко умещался между коленями и подбородком Геннадия. Это было смешно, и это было трогательно. Малыш был корабликом, а Генка — бухтой. Но главное, что Юрашка дышал!

Приблизив ухо к его всклокоченным волосенкам, Генка напряженно прислушался. Да, малыш часто посапывал во сне, и жуткий сон можно было счастливо забыть. Стереть, как битый файл, как неудачную игрушку.

Подросток протянул руку и нашарил на табурете мобильный телефон. Включив подсветку, воспользовался им, как фонарем, осторожно поднялся. Поправил одеяльце на малыше, некоторое время постоял рядом. Не удержавшись, поцеловал Юрашку в щеку, подержал в ладонях его маленькую ручонку. Горячие пальчики чуть дрогнули, и Гена принял это как добрый знак.

Двигаясь на цыпочках, он вышел из горницы в сени, открыв дверь, спустился по ступеням…

Судя по просветам на горизонте, ночь уже пошла на спад. Далеко на востоке в черноту плеснули утреннего молока, и только здесь, над головой, сияли еще звезды. Как обычно запятая месяца делила невидимые в темноте слова.

Генке неожиданно подумалось, что теперь он знает, какие строки могут быть написаны на небосклоне. А если не знает, то догадывается. Потому что сегодня Генке открылась странная вещь: можно не бояться страшного и можно полюбить чужого. Ведь кто был Юрашка для него вчера? Да никто! Всего месяц назад Генка его и знать не знал. Посторонний сорванец, четырехлетний карапуз — только и всего. Конечно, забавный, не по годам сообразительный, но что с того? Наверное, можно пожалеть сиротку, даже игрушек накупить, сладостей, но жалость — это еще не все. Про «все» Генка понял только сегодняшней ночью, когда впервые представил себе, что маленький Юрашка может умереть.

Откуда явилось это откровение, он не знал. Потому и вышел, наверное, под открытое небо, под эти древние звезды. Мягкое сияние, что заливало ночную землю, родилось не сегодня, — миллионы и миллиарды лет назад. Тот самый свет, что летел к Земле из далекого далеко и знал о вселенной много больше человечества. Люди это плохо понимали, зато сознавала их душа, чувствовали глаза…

На шею опустился комар, и чуть погодя Генка ощутил легкий укол. И сразу вспомнилась давняя беседа с Варей на пруду. О чем они тогда говорили? Кажется, о затопленной Мологе, о сердце, что слева от солнышка… Но вот сейчас солнышка, к примеру, нет, а сердце болит. За Варю, за Юрашку, за что-то совершенно непонятное. И уже не жалость это, а нечто большее, о чем раньше Генка даже не догадывался.

Он махнул рукой, и комар, кружа, улетел в ночь. А в следующее мгновение небо прочертила яркая полоса. Гена нахмурился. Кажется, в таких случаях следует быстро загадывать желание, а он, получается, не успел?

Подойдя к поленнице, парнишка ладонью огладил шероховатые срезы. Наверное, все-таки успел. Потому что не в быстроте дело, а в том, что желания нужно иметь. А если они есть, то найдется и то, чему сбыться. Генкино сегодняшнее желание уже сбылось. Может быть, даже не сегодня, а гораздо раньше. Ведь страшно подумать, что он мог не покинуть города вовсе, мог не оказаться в этой глухой деревушке, не познакомиться с Варей и Валерой, не подружиться с Юрашкой.

Гена снова огладил поленницу и беззвучно засмеялся. Возможно, там, в городе, он даже болел — тяжело и серьезно, а вот сегодня взял и выздоровел. Потому что сумел полюбить. Совершенно чужих и таких не похожих на него людей…

* * *

Утро они безнадежно проспали. Причина была самой уважительной: Генка отлеживался после беспокойной ночи, Юрашка же только-только совладал со своей болезнью и теперь набирался сил и здоровья. Поднявшиеся спозаранку старики поочередно потрогали лоб малыша и облегченно вздохнули. Температура ушла, а с ней отступила и болезнь. Поэтому не стали никого и будить. Если бы не внезапный звонок, Гена с Юрашкой могли бы проспать большую часть дня, но мобильный аппаратик заставил их встрепенуться, настойчивым своим голоском вырвал из дремотных глубин.

Забавно, что голова Юрашки взметнулась над подушкой первой.

— Это Варя! — абсолютно здоровым голосом произнес он. — Ген, это же наша Варя, чего ты!

Хрипло откашлявшись, Гена торопливо взял трубку. Он полагал услышать голос Окулиста или Морехода, но маленький Юрашка угадал.

— Геночка, это я!

— Варя! — Гена обрадовался и перепугался одновременно. — Чего же ты раньше не звонила?

— Раньше нечего было говорить. И некогда. Мы тут ни одного часа спокойно не лежали… Зато теперь все позади.

— А как прошла… — Генка споткнулся, но Варя тут же пришла на выручку.

— Операция прошла успешно! На ноге теперь вот такущая конструкция из железок. Валере наверняка бы понравилась… Только лежать не дают — ходить заставляют, представляешь? Больно — прямо сил нет!

— А врачи что говорят?

— Говорят, это нормально, нужно терпеть.

— Значит, терпи.

— Я терплю. Но так хочется домой! К вам, к Юрашке…

— А бабушка твоя как?

— У-у, она-то здесь живо освоилась! Бегает по этажам, еду мне носит, перезнакомилась со всеми…

Голос Вари неожиданно надломился.

— Эй, ты чего?

— Сама не знаю… Дура, наверное. До сих пор не верю, что стану нормально ходить. Каждый день по семь раз плачу…

Генка припомнил о своих ночных слезах и смущенно дернул себя за нос.

— Ген, ну мне-то дай! — Юрашка жалобно тянул руки.

— Варь, я это… Парню трубочку передаю… На, герой, только не прижимай к уху. Тут излучение…

Но Юрашка, конечно, схватил и прижал. И заверещал, как резанный. Генка хотел было сделать замечание, но махнул рукой. Здоровый веселый крикун лучше бредящего в лихорадке больного. Можно и потерпеть.

И только когда Юрашка начал рассказывать Варе о вчерашнем визите Окулиста, а в его изложении получалось нечто жуткое и кровавое, Гена снова отобрал трубку.

— Это Юрашка выдумывает, — крикнул он. — Все у нас нормально. Когда приедешь?

— Ой, Гена, я не знаю. Думала, сразу выпишут, но здесь все по железному распорядку. Капельницы, лекарства, уколы, да еще каждый день какие-то винты на ноге подкручивают. Но если все будет в порядке, обещают скоро выписать…

Она еще много чего говорила — смеялась и щебетала. Правым ухом Генка слушал ее, а левым — вопли Юрашки, пересказывавшего свой разговор старикам. Это была сущая какофония, но Генка все равно улыбался. Теперь-то он точно знал: эта ночь в самом деле стала переломной. Для него, для Юрашки, для Вари. Ниточка, связавшая троицу, оказалась покрепче каната. Незримым самолетиком они пересекли линию жизненного терминатора, из темного ненастья вынырнув в океан света.

 

Билет до Екатеринбурга лежал у него в кармане, но про отъезд он никому ничего не сказал. То есть слова Окулиста насчет свидания в офисе можно было бы не принимать всерьез, но случилось то, чего Генка никак не предвидел. «Василиск» не просто восстановил резервный счет, но добавил сверх того сумму, которая, если не изумила Генку, то основательно озадачила. Он обнаружил это, зайдя на родной сайт пару дней назад. И тогда же поспешил заказать билет домой. Конечно, все случившееся можно было записать как спонсорскую помощь Соболевке, но Генка-то знал отлично, что люди вроде Окулиста просто так деньгами не швыряются. Скорее всего, это было напоминанием о контракте, а также авансом за будущую работу. Во всяком случае, ломать голову он не стал и тут же нашел деньгам применение. Как раз хватило на то, чтобы окончательно засыпать чертову ямину, заказать центрифугу для дяди Паши и приобрести пусть подержанный, но вполне исправный дизель-генератор. Залатал Гена и неприятную прореху в сетевом бизнесе. При этом по почте попытался что-то разъяснить своему распорядителю, но вряд ли тот понял, отчего столь стремительно исчезли, а затем вновь появились на счету деньги. Биржи это, понятно, не спасло, но финансовые убытки Генку уже мало волновали.

Куда больше поразило его то, что в Соболевке теперь все делалось без какого-либо его участия. Отныне половина жителей бегала к полигону, где по слухам военные разворачивали палатки и куда сгоняли со всех концов тягачи, краны и бульдозеры, а оставшаяся половина селян активно включилась в работы по установке электрогенераторов. Валера оказался неплохим руководителем, и второй ветряк начали водружать вообще без Генки. Так появилось на северном холме еще одно размахивающее лопастями чудище. А еще через день взялись устанавливать турбину на реке. Когда парнишка подоспел туда, он застал на берегу целую бригаду, в которой помимо Валеры, дяди Паши, Катюхи и Мишани объявились вовсе незнакомые лица. Данное обстоятельство Генку не то чтобы смутило, однако и куража не добавило. Ясно было, что из первых скрипок его перевели в подтанцовку, и самое забавное, что Гена не обижался. Подобно спринтеру он одолел свою законную стометровку и теперь ощущал понятную усталость. А вот у соболевцев все получилось с точностью до наоборот. По мере того как Генка терял первоначальный напор, жители деревушки входили во вкус и наращивали обороты. Валера окончательно превратился в отца-командира и разве что строем не водил сельчан. Однако ему с удовольствием подчинялись, и даже дед Жора, получив первую порцию пчелиных укусов, заметно ожил. Теперь и он каждое утро собирался к «новому председателю».

— А что? Все пошли, и я туда ж… Небось, не слабже других. Хоть советом да подмогну…

Словом, Генка проводил теперь больше времени с малышами: рассказывал им про диггеров и исчезнувшие города, вырезал из коры лодочки с самолетами, подолгу сидел на пруду или речке, а пару раз даже выбрался в лес за грибами. Как бы то ни было, но бег времени перестал замечаться, и когда на ручных часах календарь выдал 29-е августа, подросток почти не удивился. Лето просыпалось последними песчинками на ладонь, и это следовало принять как факт. Ему в самом деле пора было уезжать.

Конечно, нужно было еще обучить того же Валеру и других сельчан элементарным азам компьютерной грамотности, создать сайт для дяди Паши, свозить Юрашку к врачам на предмет обследования почек и успеть сделать для детей настоящего воздушного змея, но как говаривал незабвенный Козьма Прутков: «Необъятного — не объять». Короче говоря, всех дел было не переделать, и самым разумным представлялось отложить их на потом.

А еще… Еще ему очень хотелось увидеть Варю. О девочке постоянно вспоминал Юрашка, вспоминал и сам Генка. Каждый день они ждали, что она снова позвонит, но что-то у нее, видимо, не получалось.

Зато вдвоем с Юрашкой Гена выучился ловить пчел. Сердитых насекомых собирали в полиэтиленовый кулек, приносили домой, и вздыхающий дед Жора покорно ложился на лавку. Бабушка Феня присаживалась у изголовья и принималась гладить старика по седым волосенкам, а прыгающий Юрашка требовал включить любимую песню про Колобка. Начиналось страшное, и Генка послушно заводил компьютер. Под напевы Бутусова рассерженных пчелок начинали извлекать из кулька и неспешно сажать на старческую спину.

— Здесь горит звездою русский рок, — звенели динамики. — Круглый и простой, как колобок!..

— Ах, ты мать честная! — стонал под музыку дед Жора и выгибался дугой. Юрашка испуганно визжал, а Генка извлекал пинцетом очередную пчелу, отважно подносил к пояснице деда. Зрелище было жутковатым, но деду в самом деле становилось лучше. Уже после первого «сеанса» он рискнул поработать в дровянике, а после третьего вообще перестал забираться на печку. По одной пчелке поставили даже Юрашке с бабушкой. Себя Генка не жалил — во время ловли пчел «процедура ужаливания» происходила сама собой.

А еще случилось в Соболевке другое немаловажное событие. После пятнадцати суток, проведенных в районном отделении милиции, в деревушку вернулся Степчик. Заметно похудевший, остриженный под ноль и насупленный, он бродил по селу злым привидением и тщетно пытался понять, что же такое вокруг происходит. В результате вечером у него вышла стычка с Мишаней, на крики которого тут же подоспел Валера. Степчик набросился на бывшего сержанта, и, разумеется, воин-афганец снова одержал верх. На этот раз хулигана он крепко связал бичевой и самолично уложил на полати у себя в сарайчике. О чем они после беседовали и что такое поведал Валера арестованному буяну, осталось тайной за семью печатями. Но уже на следующий день, к изумлению сельчан, украшенный свежим синяком Степчик с азартом перетаскивал к реке тяжеленные металлические конструкции. Генка в столь быструю перековку верил слабо и на всякий случай снова стал брать с собой разрядник. Впрочем, пустить его в дело так и не пришлось. Шокер лишь оттягивал карман джинсов бесполезной тяжестью. Даже разводить огонь оказалось удобнее обычными спичками.

Как бы то ни было, но 29-е Генку застало врасплох. То есть вроде бы конца лета он ждал, даже дни периодически пролистывал в уме, а все равно просчитался. Финиш ударил, точно молоток по пальцам…

Электричка уезжала в три часа, и, скоренько собравшись, Гена ринулся к Валере. Дома афганца не оказалось, и самое странное, что вместе с ним пропал и Юрашка. Бабушка Феня сказала, что спозаранку оба отправились к речке, но на речке Гена застал только Степчика и Мишаню. Помирившиеся приятели сообща силились передвинуть огромный валун, поочередно подпирали его различными палками, громко перепирались. Тут же невдалеке, уютно обняв лопочущего Шурку, сидела Катюха. Как выяснилось, про Валеру с Юрашкой она тоже ничего не знала. Расстроившись окончательно, Генка не стал ничего объяснять и побрел обратно.

Скоренько написав записку для Валеры, а на отдельном листе изобразив для Юрашки небритого пирата, он попрощался со стариками. Баба Феня, конечно, расплакалась, дед Жора же вытребовал клятву непременно вернуться следующим летом. Генка еще раз напомнил им про работающую у Валеры электронную почту и с сумкой на плече двинулся по уличным мосткам.

Вокруг привычно стрекотали кузнечики, гудели мухи и кудахтали куры. Генка шагал и тоскливо думал, что очень скоро все это шуршаще-звенящее многоголосье сменится гулом моторов, ревом магнитол и лопотанием телеканалов. И уж тем более не окажется в городе пружинящих под ногами досок, не будет возможности скинуть обувь и прогуляться по земле босиком.

Он невольно покосился на свои ноги. Ведь тоже пообвыкли! Теперь и не верилось, что в первые дни он ойкал и ахал. И даже уставал быстрее Юрашки! Теперь же долгая дорога подростка совсем не пугала.

Покидая Соболевку, Генка задержался на месте бывшей ямины, с удовольствием прошелся по хрусткому щебню, даже подпрыгнул пару раз. А потом какое-то время глядел на деревню, на утопающие в зелени улочки, на кирпичные трубы и, конечно же, на размашисто работающие ветряки…

Путь до Заволочья он одолел в рекордные сроки. Уже на перроне сверил свои часы со станционными. Разница оказалась несущественной, а значит, туринской электрички следовало ожидать минут через двадцать. Удовлетворенно вздохнув, Гена сбросил с плеча сумку. Можно было поздравить себя: он снова все рассчитал верно. Долгое ожидание — вещь муторная, и лучше уж сразу очутиться в вагоне.

На плечо Генке опустилась огромная рыжая бабочка.

— Привет! — он невесело улыбнулся. — Прилетела меня провожать?

Бабочка чуть переместилась, элегантно качнула мохнатыми крыльями. Усики-антенны беспечно подрагивали — Гену бабочка совсем не боялась. Глядя на нее, он запоздало пожалел, что не прихватил в Соболевку какой-нибудь цифровик. Сейчас-то с этим просто; никаких тебе проявителей с закрепителями, никаких пленок и мороки с печатью. Снял, перекачал на комп — и любуйся! На худой конец мог бы попросить у Морехода трубку со встроенной фотокамерой. Но вот не дотумкал, не догадался…

Слуха коснулся знакомый рокот. Спугнув бабочку, подросток обернулся. Встрепенувшееся сердце гулко ударило и провалилось в живот. Генка просиял.

Это в городе не отличишь один движок от другого. Да и как отличить, когда вокруг сотни и тысячи машин! Однако этот клекот с дребезгом кузова Генка узнал бы даже во сне. Пыля и покачиваясь, к станции приближался грузовик Валеры.

— Эй! — Генка замахал руками. — Я здесь, я туточки!

Моторизованный зверь издал воинственный клич. Иначе говоря — длинно просигналил в ответ. А еще через минуту грузовик притормаживал прямо на перроне. Генкино волнение возросло. Как оказалось — не зря. Сначала с Юрашкой на руках из кабины вылез Валера, потом выскочил из кузова Мишаня, а последней… Последней из грузовика выбралась Варя!

Девочка все еще немного прихрамывала, но Генка сразу понял: хромота ее стала совершенно иной. Все равно как у здорового человека, слегка подрастершего ступню. И насчет ноги Варя расписала все верно, — длинное платьице не могло скрыть цилиндроподобную, собранную из стальных спиц конструкцию. Шагнув навстречу, парнишка ощутил внезапную робость. И не только, потому что Варя выглядела не такой смуглой, как все окружающие, — что-то изменилось в ее облике, в черточках лица, в выражении глаз. Генка вдруг понял, что Варя заметно повзрослела.

— А мы, понимаешь, сюрприз устроить хотели! — крикнул Валера. — С утра в Туринск дернули Варюху встречать. Время-то неудачное! Электричку ждать — значит, до вечера проторчишь, вот и решили подвезти подруженьку.

— А мне почему не сказали?

— Я же говорю — сюрприз! Валера хмыкнул. — Правда, чуть не опоздали. Бензин кончился, заправляться пришлось. Потом в деревню приехали, а тебя уже нет, только записка. Ну и помчались…

— Ну, Ген, почему всегда так! — Юрашка уже вовсю теребил подростка за рукав. — Только Варя приехала, и ты сразу уезжаешь!

— На реке-то чего не сказал, что линяешь? — Мишаня панибратски хлопнул подростка по плечу. — Дядю Пашу чуть кондратий не хватил, — меда велел тебе передать. В дорожку и вообще…

От обрушившегося на него словесного потока Генка окончательно смешался.

— А бабушка? — вспомнил он вдруг. — Бабушку Варину не потеряли?

— За нее не беспокойся! — Валера подмигнул Варе. — Десантировали в лучшем виде. Думаю, она там уже вовсю хозяйничает. Тоже небось соскучилась по дому.

— Тем более, что электричество появилось. Вот обалдеет бабка! — Мишаня гоготнул.

Гена в панике посмотрел на Варю. Времени совсем не оставалось, а он даже ни о чем ее не спросил…

Словно угадав его мысли, девочка шагнула ближе, порывисто ухватила за руку.

— Как ты? — Генка сжал ее тонкие пальцы. — Нога-то болит?

— Ага, — она радостно кивнула. — Но я привыкла. Через месяц буду уже бегать. Так хирург сказал. И без этой штуковины.

— Здорово! А в больнице как жила?

— Лучше не бывает. Клиника замечательная, столько людей! У нас своя отдельная палата была — телевизор, холодильник, радио… Наверное, зря ты столько денег на нас потратил.

— Забудь про это! — Гена снова сжал ее руку.

— Мы так спешили, думали, не успеем.

— Успели…

— Ты вот что, Ген, — Мишаня неожиданно оказался совсем близко, дохнул в ухо: — У нас, короче, с тобой всякое было, но за тот подарочек… Ну, ты понимаешь, о чем я… Короче, за него спасибо. Я ведь не верил, а Катюха сходу оценила. В общем, держи краба и, если что…

— Ну, Ген, на меня посмотри! Когда же мы еще встретимся? — Юрашка чуть не плакал. Он был ниже окружающих, и его совсем не слышали… Склонившись, Генка подцепил малыша под колени, рывком поднял. Руки Юрашки немедленно обвили шею подростка.

— Я же вернусь, Юраш, чего ты. Всего-то через девять месяцев.

— Что символично… — вполголоса прокомментировал Валера.

— Это долго! — прохныкал Юрашка.

— Может, на каникулы приеду, — Генка обернулся к Валере. — Мне ведь еще про Юрашку нужно узнать. Чтобы серьезно обследовали, посмотрели. И лекарств каких-нибудь достану. Достану и пришлю… Ты только Варю научи пользоваться ноутбуком.

— Научи… — Валера криво улыбнулся. — Такой, как я, научит!

Гена взглянул на Варю.

— Нет, правда! Я ему все подробно расписал — как включать, что нажимать. Ты напиши мне, хорошо?

Она быстро закивала.

— Как приеду, сразу отстучу посылочку. Это просто! Сама увидишь…

Варя по-прежнему держала за его руку. Совсем как Юрашка. И продолжала кивать. Гена мысленно застонал. Как-то все получалось не так. И нужные слова не шли на ум, и Валера, черт кудлатый, не спешил помогать.

— Мы еще увидимся… — пробормотал он.

— Правда?

— Конечно, правда! Я ведь должен научиться плавать. Помнишь, ты обещала? А еще… Еще я привезу вам телескоп, будем по вечерам смотреть на звезды. Там ведь, в водонапорке, есть комнатушка, — устроим обсерваторию…

В эту секунду из-за поворота показался поезд. Зеленой анакондой он выкатывался из леса, с нарастающим гулом вытягивал многосуставное тело в единую линию.

— Тут это… Долго стоять не будет, — засуетился Мишаня. — Так что не телитесь.

Варины пальцы судорожно стиснули Генкину ладонь. В глазах мелькнуло что-то такое, от чего пареньку стало жарко.

— Наклонись, я шепну, — попросила Варя.

Он подался вперед, и Варя неожиданно чмокнула его в щеку.

— Нормально! — загоготал Мишаня, но тут же схлопотал от Валеры тычок локтем.

А за спиной уже скрипел растяжками, притормаживал громыхающий состав.

— Пора, Ген, — Валера подхватил из его рук ревущего Юрашку, бережно поправил ворот. — Давай, шурави. Мы с тобой целоваться не будем, но про меня ты сам все знаешь. Приезжай в любое время, всегда встречу и приючу.

От его спокойного голоса у Генки разом защипало в глазах. Он попытался что-то сказать и не смог. А дальше его потянули и поволокли к нужному вагону, почти насильно затолкнули в тамбур.

— Только обязательно напиши! — крикнула Варя. — Я отвечу…

Поезд дал длинный гудок и почти сразу же дернулся.

— В дверях не стоим! — проводница оттерла Гену в сторону, захлопнула тяжелую створку. — Проходим в вагон, молодой человек.

В коридоре Генка тут же высунул голову в открытое окно и снова увидел своих провожающих.

Конечно, они шли по перрону. И все как один махали руками — Юрашка, Валера, Мишаня и Варя. Девочка была самой последней, но не отставала от спутников ни на шаг. И действительно, почти не хромала. А может, старалась идти ровно — специально для него…

Поезд побежал быстрее, и Юрашка что-то закричал, запрыгал на тоненьких ножках. Валера проворно подхватил его на руки, тряхнул кудлатой головой и остановился. За ним замер Мишаня, и только Варя продолжала шагать. Вывернув голову, Генка смотрел на уплывающую вдаль фигурку и зубами терзал нижнюю губу. Наверное, это могло длиться вечно, но электричка сделала очередной рывок, и Варя пропала. Вместе с деревушкой по имени Заволочье, вместе со станцией. Потянулся лес — лохматый, неухоженный, по-осеннему пестрый.

Генка не выбирая сел на первое пустующее место, слепо уставился на свою сумку. Деревья за окном мелькали быстрее и быстрее. Многоапмерный ток струился с провода по пантографу, шутя, раскручивал могучие электродвигатели. Энергия, которой хватило бы на дюжину Соболевок, разгоняла сейчас один-единственный поезд. Колеса превратились в стальные барабаны, и, вторя их размеренному ритму, чужой незнакомый голос с неспешностью читал стихи:

Генка заторможено поднял голову. И не сразу сообразил, что это работает поездное радио. И ведь снова говорилось про него! Как в тот далекий день, когда он еще только добирался до Заволочья.

Правда, Генка не хотел ни убивать, ни забывать. Никого и ничего. И знал, что не забудет. Ни Вари с Юрашкой, ни Валеры с его ветераном-грузовиком, ни даже Степчика с Мишаней. И еще он знал, что очень скоро вернется. Просто потому что так принято. Потому что сердце находится слева от солнца, а родина — справа. И то и другое всегда рядом. Стоит только протянуть руку…