Сначала я хотела взять с собой фомку, но подумала, что это чересчур. Посомневавшись, ополовинила мамин букет (это ее пациенты отблагодарили) и спрятала между цветами металлический штырь. Не самое серьезное оружие, но мало ли…

Я так и не сказала ничего Лизе про дуэль. Конечно, она отправилась бы со мной, но мне не хотелось ее больше впутывать в школьные дрязги. Хватит ей своих проблем – это во-первых, а во-вторых… Во-вторых, я узнала о Госпитале ветеранов, узнала о тете Вале и дяде Володе. Так что Лиза нужна была там – со своим чу́дным голосом, способным лечить и поднимать с постелей самых тяжелых пациентов. А я была всего-навсего Леркой-воительницей, умеющей драться. Кроме того, это был наш с Альбинкой спор. Вот и надо решить его без посторонних.

Хотя тут я крупно ошиблась. Посторонние, разумеется, притопали – считай, вся Альбинкина свита. Они и ключ от подвала достали, и на букет мой поглядывали с ухмылками.

– Это она себе на могилку приготовила, – пояснила Альбинка.

Девчонки дружно загоготали.

Примчавшаяся Пигалица победно позвенела на пальце связкой ключей и доложила, что охранник где-то гуляет и можно смело устраивать дискотеку. Гремя замком, тяжелую дверь отворили, и Сонька приглашающе кивнула:

– Давай, болезная, проползай.

– А ты слышала такую загадку: «Два брюшка, четыре ушка – что это?» – дерзко отозвалась я.

– Чего? – Сонька набычилась.

– Ничего, успокойся. У тебя ведь не четыре ушка – значит, это не про тебя.

– Да подушка это! Всего лишь подушка, – вмешалась Альбинка. – Наша грозная Лерочка боится спускаться в подвал. Двигай первая ты, Маркушина. Заодно свет там включи. А потом Сонька с Ренатой и все остальные. Хавронина, ты замыкающая.

– Не много ли берешь с собой помощниц? – поинтересовалась я.

– Не бойся: они в стороне постоят, пальцем тебя не тронут.

Видно было, что Альбинка чуть нервничает, но голосок у нее не дрожал. Происходящее мне все больше не нравилось. Не могла она быть так уверена в своих силах. Фитнесом, понятно, занималась, может, даже в секцию какую боевую пристроилась, но я тоже девчонка была не слабая, и Альбинка прекрасно это знала. Значит, решила я, стоит поглядывать на Соньку. Во всяком случае, мне она представлялась единственным серьезным соперником.

– Ну смотри, ты обещала.

– Обещала, обещала. Ты сопли не жуй, спускайся.

Альбинке не терпелось – складывалось впечатление, что она прямо рвется в бой. Я даже подумала: а вдруг там, в подвале, меня караулит кто-нибудь из старшеклассников? Или псина какая-нибудь бешеная – вроде той, что бросалась на меня в ЗБ…

Я машинально понюхала свой букетик, заодно проверила, на месте ли штырь. Может, не зря его прихватила? Если начнется жульничество, махонький козырек найдется и у меня. Даже если попробуют напасть всей шарагой, будет им облом с переломами, и пусть потом винят себя.

Бдительно поглядывая на покачивающуюся впереди могучую спину Соньки, я начала спускаться по крутым ступенькам. Позади громыхнула запираемая дверь, над головами вспыхнула тусклая лампочка.

Когда-то здесь располагалось бомбоубежище, но позднее его переоборудовали в школьный тир. На занятия по военной подготовке мальчишек приводили уже сюда. В одном из зальчиков поставили теннисный стол, в другом организовали что-то вроде учебного класса, где на старых массивных партах собирали-разбирали «на время» автоматы Калашникова. Здесь же, когда не хватало обычных помещений, проводили уроки по ОБЖ. В общем, санитарным нормам помещение не слишком отвечало: было тут и сыро, и прохладно, да еще освещение глючило. Время шло, и подвалом пользовались все реже и реже.

Но более важным для нас обстоятельством было то, что здесь напрочь отсутствовали камеры наблюдения. Именно по этой причине территорию подвала не раз выбирали для секретных разборок. Ключи без особых проблем тырили у завхоза, а то и просто снимали с щитка охранника, после чего сигали вниз, запирались и в принципе могли устраивать хоть рок-парад, хоть чемпионат мира по теннису. Звукоизоляция здесь была отменной, на пути вниз следовало одну за другой отомкнуть две могучие стальные двери. По слухам, именно они обязаны были уберечь убежище от ядерного удара, и потому проблем с акустикой в этом месте никогда не возникало.

Лестница повернула, лампы здесь уже не было. Ориентируясь на дыхание впереди идущего, я шагнула раз, другой… И полетела.

Ступенька! Они просто убрали ступеньку!.. Мысль вспыхнула и пропала, разом покончив с вопросом по поводу отваги Альбинки. На этом мой немудрящий анализ и прервался, поскольку я кубарем покатилась вниз. Штырь и букет вывалились из рук, тело загудело от неласковых соприкосновений с бетоном. Плечом я шоркнулась о стену, а лбом приложилась к ступеньке – да так звонко, что голова наполнилась обморочным гулом. Даже сознание на две-три секунды выпорхнуло наружу, пчелкой закружилось. Потом, чуть посомневавшись, вернулось обратно, и я поняла, что лежу на нижней площадке, а спустившаяся ко мне Альбинка энергично пинает меня по ребрам.

– Ну что, живая? Или добавочки просим?

Сколько же соли! Я кое-как сплюнула и запоздало сообразила, что это моя кровь. С сипом втянула в себя кислый тягучий воздух и улыбнулась разбитым ртом. Потому что наперед знала, что последует дальше. Жизнь – она ведь как пружина, вьется по кругу и по спирали. И это все у меня тоже когда-то было – на полянке за складскими помещениями в детском оздоровительном лагере. Пуля тогда приложила меня по затылку табуретом, а Альбинка организовала маленькую левитацию через лестничный марш. Между прочим, могла и убить, но повезло. Ей, а значит, и мне.

– Тварь трусливая! – собственный голос почти оглушил меня. Даже странно было, что я еще способна рождать такие громкие звуки.

– Что?! Что ты сказала?! – Альбинка шагнула ко мне, нога ее вновь ринулась в атаку.

Я же говорю: все повторялось! Сграбастав любительницу недоброго футбола за ступню, я извернулась телом. Миг – и Альбинка уже барахталась подо мной, да так удачно, что ни вывернуться, ни даже толком вздохнуть не могла.

– Сонька! – сдавленно выкрикнула она. – Сюда, ко мне!

Боковым зрением я заметила приближающиеся тени. Галка с Ренатой, Пигалицей и Снежанкой поднимались снизу, сверху спускалась Янка Ховрина.

И где-то еще таилась главная боевая ладья – Сонька Шведова. По идее, ухватить меня поперек туловища и оторвать от поверженной повелительницы было для Соньки делом одной секунды. Ну а после началась бы форменная потеха. Игра в футбол с прибаутками и задорным юным смехом…

– Сейчас, Альбин! Мы ее приложим… – Галка первая скакнула на площадку, но воплотить свой замысел не успела.

Выросшая за ее спиной Шведова ухватила торопыгу за плечо, рывком оттолкнула в сторону:

– Место, Рекс! Пусть сами выясняют отношения.

– Но ты же видишь…

– Не дергайся! Все должно быть честно.

Я прищурилась. Слова Соньки были для меня новостью. И все-таки от нервного смешка я не удержалась.

– Это ты считаешь честным, Сонечка? Ступеньку-то нарочно убрали!

– Не надо было называть меня подушкой, – прогудела басовитая Шведова и, сделав шажок, движением ноги отбросила в сторону выпавший из букета штырь. – Хорошая зубочистка!

Выражение ее глаз показалось мне странным. Во всяком случае, прежнего раболепия я там не усмотрела. Одно только суровое осуждение.

– Чего стои́те! – вновь подала голос Альбинка. Не в силах повернуть прижатую моим локтем голову, она таращила глаза на своих подчиненных и тоже ничего не понимала. – Струсили, шакалихи?

– Это ты струсила! – огрызнулась Сонька. – Иначе не велела бы курочить ступеньку. Еще и нас зазвала.

– Чего?!

– То самое! Лерка одна пришла. Как обещала.

– Чего ты городишь, гусыня! На кого хвост поднимаешь! Гадина толстомясая!..

Я чуть сильнее придавила локтем – Альбинка захрипела.

– Вот это правильно! – выдохнула Сонька.

Вперед попыталась протиснуться Снежана, но могучая рука Шведовой водворила на место и ее.

– Похоже, бунт на корабле, а, Альбин? – продолжала я улыбаться, хотя и не улыбка это была, а недобрый оскал. – Пристяжные-то твои решились на маленький переворот – неожиданно, правда?

– Им еще боком это выйдет! – прошипела Альбинка.

– Эй, свита, не боитесь, что атаманша вас завтра отшлепает? – крикнула я.

Маркушина дернулась, но, метнув взор на Соньку, осталась на месте.

– Давай, Снежан, чего же ты! – подбодрила я ее. – Глядишь, косточку от хозяйки получишь или ошейник новый.

Шведова молча развернулась:

– Уходим!

– Дуры позорные! – взвизгнула Альбинка. – Трусихи!

– Я же говорю, памперсы готовьте! – ухмыльнулась я. – Будет вам завтра головомойка от хозяйки.

– Никакая она нам не хозяйка, – буркнула Сонька. – Хотите выяснять отношения – выясняйте! А нам тут толкаться некогда.

– Галка! Яна!..

Но Хавронина тоже развернулась, размеренно стала подниматься по ступеням. Сонька одной рукой тряхнула Маркушину, второй подтолкнула опешившую Галку.

– Давай, овечки, шевели поршнями! Все будет по-честному, ясно? А кто к ним вернется, головенку отвинчу.

Прозвучало это более чем весомо, никто из девчонок не пикнул. Все молча проследовали наверх.

– Не споткнитесь там! – крикнула я. – На ступенечке…

Ответом мне был противный скрип дверных петель. Стальная пасть тягуче зевнула и снова захлопнулась. Звуки шагов разом пропали, мы оказались отрезанными от мира.

– Ну что, курятина, довольна? – я перевела взор на посеревшую физиономию Альбинки. – Сдали тебя твои цыплятки. Со всеми твоими гнилыми потрохами.

– Да плевала я на тебя! Уже завтра…

Я замахнулась, но не ударила. Да и она не успела завершить свою угрозу. Потому что свет внезапно потух. Вдвоем с Альбинкой мы точно провалились в чернильную бездну. Хотя, конечно, никакой бездны не было. Просто взбунтовавшиеся девчонки припомнили давнее домашнее правило: уходя, гаси электричество. Вот они его и вырубили. Согласно технике безопасности.