Понятно, драка наша прекратилась сама собой. Хотя за ступеньку стоило бы всыпать Альбинке по первое число, но как-то вся моя злость испарилась – наверное, благодаря Шведовой. Что-то ведь с ней сегодня приключилось! Не с бухты-барахты девушка разобиделась – видать, давненько копилось. Мы-то все ее в дуры записывали – и опростоволосились. Умнее других оказалась. И решительнее. Да и Янка последовала за ней вполне осознанно.

Нет, я не обольщалась, моими союзницами они не стали, однако факт остается фактом: Альбинкина команда распалась прямо на моих глазах. Вероятно, этого следовало ожидать: дерутся-то у нас паны, а чубчики с косами трещат у рядовых. Вот эти самые рядовые и решили оставить разъяренных паненок в подвале. Чтобы полаялись, погрызлись и успокоились. В чем-то даже и мудро, хотя мне эта мудрость тоже выходила боком. Я-то ступенек не разбирала и подлостей не готовила – заявилась на встречу действительно одна. Правда, с цветочком в виде штыря, но в ход-то я его не пустила! И ежу ясно, что припасла на крайний случай! Хотя… Девчонкам этого уже не объяснишь: вынесли приговор и свалили. Прокурорши, блин!

Слышно было, как Альбинка всхлипывает в темноте, но утешать ее мне не хотелось. Сидя на мате в углу, я включила свой сотовый, проверила уровень заряда. Три полоски из четырех – не слишком жирно, но сойдет. Тем более что звонить не буду. Альбинка со своего навороченного смарта уже попробовала, да только ничего не вышло. Бомбоубежище на то и строили, чтобы скрываться от бомб, ядерных ударов и всевозможных излучений. Впрочем, особой тревоги я не испытывала. Не полные же они садистки – через часик-другой отопрут дверь и выпустят. Или завхозу звякнут, сообщат про нас.

Поэтому первым делом я ощупала свои раны. Ободранный локоть, рассаженная щека, шишка на лбу, разбитые губы, сломанный ноготь – что там еще? Ага, еще и джинсы порвала – сразу в двух местах. Хорошо же меня прокатило! Чудо еще, что ничего не сломала…

– Эй, головоногая! Похоже, тебе повезло – переломов нет, – известила я темноту. – Иначе пришлось бы и тебе что-нибудь сломать. Так сказать, для равновесия в природе.

– Откуда я знала, что ты так полетишь!

– Знала, милочка, все ты прекрасно знала. Вон как резво ногами-то месить бросилась. Папочка твой, случайно, не в гестапо работал?

– Чего тебе мой папа?

– Верно, мне до него дела нет. А вот до доченьки его изобретательной, представь себе, есть. Это ж какую надо иметь фантазию, чтобы вычислить и раскурочить нужную ступень! Сразу за поворотом, где темно, да еще в самом начале спуска. Чтобы слетела так уж слетела, верно?

– Да не выбирала я ничего, она и так была раскурочена.

– Чего-чего?

– Того! Там только доска и несколько кирпичей лежали – ну, мы и убрали…

Нахмурившись, я припомнила: ведь точно! Из подвала оборудование как-то вытаскивали – станки старые, еще какую-то рухлядь, – ну и обрушили на эту самую ступеньку. Центнера два уронили, должно быть. А ремонтировать не стали – просто положили поперек досочку, подперли кирпичами и забыли. А Альбинка вспомнила и убрала. Девчонки, зная об этом, аккуратно перешагивали опасное место, меня же предупреждать никто не собирался.

– А если бы я тоже вовремя вспомнила и перешагнула, другое что-то в запасе держала?

Альбинка в ответ пробурчала неразборчивое.

– Или в спину подтолкнули бы верные вассалы? – продолжала я. – Для надежности?

Угол, в котором сидел мой враг, осветился голубым сиянием. Это Альбинка включила свой смарт, что-то там высматривала.

– Ответы ищешь? – хмыкнула я. – Не старайся, голуба! Здесь тебе вай-фая нет: надежно построили.

Слышно было, как она шепотом ругается. Может, и впрямь хотела развлечься интернетом.

– А ты знаешь, что в переводе с латыни имя Альбина означает «белая», «светлая», «чистая»? – я осторожно погладила шишку на лбу. – Только не стыкуется, согласись. Зря тебя так назвали. Надо было какой-нибудь Дэвилиной назвать – самое то. Или вовсе Дьяволиной.

– Ты бы заткнулась, а?

– Я вот сейчас подойду и для начала тебя заткну. Не веришь? А я сделаю! Таких меток наставлю – год потом штопать будут. Я, конечно, не Сонька, но мотив у меня будет покрепче.

Альбинка промолчала, а я все никак не могла успокоиться.

– И то, что твои рабыни тебя предали, это нормально. Такая у вас суть предательская. Сначала меня предали, потом других.

– А знаешь, почему тебя предали?! – выпалила вдруг Альбинка.

– Ну-ка, ну-ка!

– Да потому что ты правильная до тошноты. Все-то на свете знаешь, обо всем читала-слышала. Из тебя не слова, а готовые формулы сыплются.

– Это что, плохо?

– Это скучно! Люди-то вокруг живые!

– Тупые, хочешь сказать?

– Да хоть бы и так! Ты ведь всех за собой тянешь – типа к свету. А им плевать на твои знания. Им, может, шоу простеньких хочется, с парнями потискаться, пирожными пообъедаться. А еще сигареток покурить, журнальчики эротические полистать.

– Ага, пиво потрескать, водки похалкать.

– А что? И это тоже! Пиво, энергетики, кока-колу. Водку, конечно, не надо – это парни любят, а нам – вино хорошее, пиво, ликеры. Чем плохо-то? Ты вон парней строить пыталась – и что? Тоже шарахаться от тебя начали. Еще и судишь всех вечно: эти надежные, эти нет, а эти вообще сибариты. Никто и слова-то такого не знает, а ты на мозги капаешь. Женщины, кстати, никогда на все эти качества внимания не обращали. Им нужно, чтобы был красивый, ласковый да щедрый.

– В тачке и упакованный по самые гланды!

– Во-во! Все ты понимаешь прекрасно, только играешь в правильную. А нам эта правильность до лампочки! Всего-то и нужно, чтобы нашелся чувак побогаче, усадил в «майбах» и повез куда-нибудь к фонтанам и музыке. Да чтобы не в кафешку дешевую, а за столик красивый, чтобы официанты, свечи, музыка…

– И чтобы, значит, снова пиво, пирожные и сигареты.

– Видишь, как с тобой скучно. На все есть ответы. Паришь где-то в эмпиреях – даже не пробуешь приземлиться. Думаешь, все так жить хотят. Только фига! Потому и бегут от тебя.

– Никто от меня не бежал, пока ты не заявилась!

– Правильно! Потому что раньше выбора не было. Ты же тут всех жучила, всеми командовала, вот они и слушались – думали, что по-другому не бывает. А показали им, что бывает, тут же и поскакали кто куда. Я не про Стаську с Катюхой – те тоже небожительницы с приветом – я про нормальных девчонок.

– А я, значит, ненормальная?

– Ты – да. Я бы сказала деликатнее: ты – аномальная, а с такими всегда трудно.

– Всё сказала? – меня распирало от злости.

– Тебе мало?

– Да мне давно уже много! Достали по самое «не могу». Правильное им не нравится! А неправильное, значит, нравится? И то, что планета скоро дуба даст из-за ваших неправильностей, тоже нравится? В школах дурдом, кругом свалки, народ лопается от фаст-фуда, еще и гаджетами одноразовыми мозги себе забивает. Вас, как баранов, закармливают химией, а вы и радешеньки! Принц на колесах, видите ли, предел мечтаний! Приплыли! Ни фантазий, ни желаний! Соски тупые! А детей родите – и их будете травить такой же никчемной пустотой?

– Мы-то хоть родим, а ты со своей правильностью и этого не сумеешь сделать!

– Зато я сумею встать сейчас и башку тебе отвернуть! – гаркнула я. – Мамаша юная выискалась! Представляю, каких ты деток воспитаешь!

Я и впрямь стала подниматься, и Альбинка испуганно притихла. Я в сердцах сплюнула. На меня вновь накатила усталость. Еще и голова закружилась: черепушкой-то я шкрябнулась вполне капитально. Одно слово – контуженая…

– Ладно, дыши пока, Дьяволина Потаповна. Так, пожалуй, и буду тебя называть…

Я кое-как поднялась на ноги, подсвечивая себе телефоном, двинулась изучать подвал. Разбитое колено зверски постреливало, да и в шумящей голове было не все в порядке, но не болтать же с этой пустышкой до вечера! Этак голова совсем разболится, да и замерзнуть можно.

Штырь свой я нашла, сунула за пояс, словно маленький кинжал. Рассыпанный букетик тоже собрала, не без умысла возложив на то место, где зияла раздолбанная ступенька. Прямо как на могилку. По правде сказать, местечко это действительно могло стать моей могилой. Шандарахнулась бы виском о камешки – и привет! Но, похоже, никто из этих лошар даже не задумывался об этом. У них ведь иное на уме: принцы на «майбахах» да шампусик со свечками – Альбинка сама только что объяснила. Или уже весь мир стал таким, только я не заметила? Никто более не включал мозги, никто никому не сочувствовал, все тупо плыли по течению и даже плавниками не шевелили? А может, понимали, что сочувствовать миллиарду несчастных на земле – дело хлопотное и бессмысленное. Нервы-то – они не казенные, еще и не восстанавливаются, по слухам, вот и живем в своих скорлупках да ракушках, не смотрим, а косимся. Ну а жалость, как функцию заведомо нелепую и устаревшую, попросту отключили.

Доску я, кстати, тоже обнаружила – здесь же, под лестницей. Не поленившись, забралась наверх, кое-как водрузила на место. Хватит с нас ломаных шей и разбитых коленей. Повторно проверила стальную дверь, но запор был надежный.

Прихрамывая, вернулась в первый зал, переместилась в следующий. Свет от моего сотового был не ахти какой, но, по крайней мере, двигалась не вслепую. В этом помещении стоял теннисный стол, вдоль стенок тянулись лавки для болельщиков. Тут же, поставленный на попа́, высился старенький бильярд. Год назад, помнится, я тоже здесь сражалась. Сначала в бильярд, потом в теннис. Соперниц высадила без особого труда, но первый же мальчишка с такой же легкостью высадил и меня. Так что больше проторчала на лавке.

Фонарик светил не слишком далеко, однако на помощь приходила память, и я скоренько восстанавливала в голове немудреную топографию подвала. Сейчас будет малый тир, где на столах разбирали автоматы и с тех же столов с локтя и с упора стреляли в бумажные мишени. Помнится, попада́ла неплохо. Самый лучший результат – сорок шесть очков из пятидесяти. Так… А тут вроде должно быть узенькое ответвление…

Я посветила налево и в самом деле разглядела проход, выводящий в коридор, который когда-то использовали как главный стрелковый полигон.

В начале коридора стелили маты для стрелков, а в конце коридора располагался гигантский пулеуловитель – проще говоря, щит, обитый толстенными листами железа. Всего раз я, наверное, к нему и подходила, чтобы посмотреть результаты стрельбы, и потому сейчас был лишний повод прогуляться.

Конечно, разумнее было посидеть или подремать, дожидаясь, когда нас выпустят, но торчать на одном месте было тоскливо. Кроме того, дух исследователя, по обыкновению, толкал меня на поиск неведомого. Хотя что может быть неведомого в старом школьном подвале? Вроде ничего, а с другой стороны, так считали все вокруг, и потому никто здесь толком ничего не изучал.

Иное дело сегодня – в вынужденной темноте да при полной свободе действий.

В самом деле, когда еще получится прогуляться по школьным подземельям, тем более что в свете фонаря все представало в непривычном и совершенно загадочном виде. Не бог весть какое путешествие, но некое подобие азарта я все-таки ощущала, и если поначалу буднично шлепала кроссовками по каменному полу, то уже через какое-то время шаг мой изменился. Не то чтобы я стала красться, однако простодушную туристку уже не изображала, то и дело замирая на месте, настороженно прислушиваясь. Мгла – это мгла, и относиться к ней следовало с почтением. В голове сами собой завихрились образы, знакомые с детских лет, – вурдалаки, оборотни и прочие кровососущие красавцы. Сколько их, однако, навыдумывали! Или, может, не выдумывали, а брали прямиком из жизни? Здесь, в прохладной тишине, сгустившейся под тяжестью тьмы и бетонных сводов, отчего-то легко верилось во все страшное и клыкастое.

А еще через минуту я и впрямь ощутила присутствие чего-то постороннего. Кто-то или что-то наблюдало за мной! Я легко в этом убедилась. Стоило мне застыть на месте, как некто выдавал себя легким шелестом. Я вслушивалась какое-то время и снова продвигалась вперед. Пять – десять шажков – внезапная остановка. Причем замирала я в самый неожиданный момент, чтобы сбить с толку преследователя. Один раз, мне показалось, я даже расслышала дыхание существа. Сердце мое выдало дробь, мысли смешались от детских страхов.

И одновременно стало зябко и стыдно. Ведь не маленькая уже – вон какая вымахала, а очутилась в темноте – и перепугалась! Может, тут кошка бродит? Или крыса…

Фантазия услужливо превратила крысу в пса, а у пса тут же повалила изо рта желтая нездоровая пена. Чёрт! Этак можно и свихнуться! Я торопливо вынула из-за пояса свой штырь. Почему-то сейчас он показался мне легким и безобидным. Если это собака, да еще крупная, – скажем, с теленка, – то такую щепочку-занозу она даже не заметит. Отхватит вместе с рукой и преспокойно дожует остальное. А после рванет к Альбинке и на десерт закусит ею.

Мысли мои совершили кульбит и резко сменили направление. В самом деле, а вдруг это Альбинка? Дамочка-то она злая, мстительная. Тем более что падать с трона всегда неприятно. Что, если и она вооружилась какой-нибудь железякой и отправилась добивать соперницу? Всё ведь к тому и шло. Зачем оставлять в живых подранка? Пристукнуть, тело где-нибудь припрятать, а наверху наплести потом какую-нибудь сказку. Даже если когда-нибудь найдут тело, опять же несложно сочинить историю про несчастный случай. Шла себе, шла – поскользнулась, очнулась – гипс. То есть гипс – в смысле капец и финиш. Безо всяких никулинских бриллиантов.

Я подумала, что версия с Альбинкой мне нравится куда больше нетопырей, мертвецов и зомбиков. Верно, это и придало решимости. На слух определив примерное направление, с фонариком наперевес и с занесенным над головой штырем я ринулась в атаку.

– А-а-а! – Собственный истошный вопль меня оглушил.

И тут же завизжал мой неведомый преследователь. Уже от страха. Свет фонарика выхватил скукоженную на полу фигуру. Человек сидел на корточках, зажмурившись и продолжая визжать.

– Блин!.. Альбинка?

Это действительно была она. Только вместо железки в руках она сжимала все тот же бесполезный смартфон, и плечики ее ходили ходуном. Она плакала и тряслась, точно ее и впрямь собирались бить и рвать на куски.

– Да хватит орать-то! Зачем кралась за мной?

– Я… Я… – Альбинка захлебывалась от слёз.

– Дура ненормальная – вот ты кто! А если бы я тебе сейчас убила?

– Я… Я боялась оставаться одна.

– Ты? Боялась?! – я не верила своим ушам.

– У меня… – она продолжала всхлипывать и заикаться. – У меня боязнь замкнутого пространства. Я не могу… Даже если с кем-то и днем – все равно бывает страшно, а одной…

Она вовсе не придуривалась. Явно говорила правду. Уже и жакет свой слезами промочила. И личико стало сморщенное, как у старушки.

Вместо ярости и раздражения в грудь опять начинали сползаться жалостливые козявки и слизняки. Ну почему всё так по-дурацки? Другим всё фиолетово, по барабану и до лампочки, а я как дура начинаю жалеть. Людей, зверей, деревья с цветочками. Ведь только что готова была обрезком железным ударить – и вот уже сама присаживаюсь рядом, по плечику вздрагивающему поглаживаю.

– Все нормально, успокойся. Ничего страшного тут нет, обычный подвал.

– Да-а-а… – проблеяла Альбинка. – А почему ты тоже кралась?

– Кралась? Да это я твои шаги услышала. Вот и подумала: вдруг это кто-то другой.

– Кто другой-то?

– Ну… я растерялась. Получалось, что и мне приходилось признаваться в своих страхах. Только ведь скажу – хуже будет. Мне-то было просто не по себе, а эта трусиха совсем разнюнится. И получатся у нас тут детские ясли – с рёвом, слюнями и прочими соплями.