ГРУЗ

Уэверли улыбалась, наполовину закрытая вазой с фруктами, положив подбородок на руки. Это была смешная поза, и она чувствовала себя совершенно нелепо, но именно этого хотела Аманда.

— Это прекрасно, милая. Картина будет чудесной, — сказала Аманда, набрасывая композицию на холсте толстым куском угля. Она была слаба, как и все взрослые, и могла выстоять у мольберта всего несколько минут зараз, поэтому дело шло медленно. — Ты такая естественная!

— Спасибо, — поблагодарила Уэверли, пытаясь не шевелиться.

— Итак, Уэверли… — строго сказала Аманда. — Скажи мне, ты хочешь когда-нибудь стать матерью?

— Я не знаю. — Уэверли скосила глаза на женщину, которая внимательно вглядывалась в холст. — Почему вы спрашиваете?

— О, наверное, потому, что я завидую.

— Завидуете? Почему?

Аманда долго не отвечала; она только водила углем по холсту.

— Я мечтала быть одной из первых матерей на Новой Земле. Я думала, что это мое предназначение.

Уэверли ничего не ответила.

— Но это предстоит сделать тебе. Ты будешь прародительницей тысяч, возможно, миллионов колонистов Новой Земли. Тебя будет почитать и помнить целая планета, полная людей. Как Еву из Эдемского сада. Ну, тебя и остальных девочек.

— Я никогда об этом так не думала, — сказала Уэверли. По спине ее пробежал холодок.

— Если подумать, то это твоя обязанность, если ты понимаешь, что я имею в виду. Быть матерью.

Уэверли смотрела, как Аманда рисует, нервными и быстрыми движениями нанося линии на холст.

— А чтобы сохранить здоровье, ты должна пользоваться своим возрастом. Заводи детей как можно раньше, если это возможно. С возрастом женщины все менее способны к рождению детей. И ты это знаешь.

— Я не готова стать матерью, — сказала Уэверли. В горле у нее застрял комок, и она с трудом сглотнула его. Что замышляют все эти люди?!

— О, я не имею в виду, что ты в твоем возрасте должна растить детей. Боже, нет! — засмеялась Аманда.

Уэверли заставила себя улыбнуться, но чувствовала она себя неловко. Женщина ходила вокруг чего-то, чего она пока не понимала.

— Я так рада, что ты пришла навестить нас, — сказала Аманда, радостно улыбаясь.

— Нет проблем, — ответила Уэверли.

Если честно, это было приятное разнообразие после скучных дней в спальне. С последнего семейного дня прошло уже пять дней, и больше никто не говорил ни слова о том, чтобы переселить девочек в семьи. Вместо этого их просто оставили умирать от скуки в общей спальне, где они проводили целые дни, пытаясь как-то себя развлечь. Их кормили самой простой едой, которой едва хватало, чтобы утолить голод. Они чувствовали себя некомфортно, легко раздражались, и между ними часто вспыхивали ссоры. Уэверли подозревала, что таким образом Мэтер подготавливала их к разлуке. Если их спальня станет для них скучным, неприятным местом, девочки сами станут мечтать вырваться оттуда.

Уэверли тысячу раз думала о том, чтобы рассказать Саманте и Саре о женщине, которая оставила ей записку в туалете, но что-то ее останавливало. Это тайну было нелегко держать при себе, но единственный ее шанс освободить выживших с «Эмпиреи» был в том, чтобы застать Мэтер и ее команду врасплох. Они ни в коем случае не должны заподозрить, что она знает о присутствии команды «Эмпиреи» на борту — по крайней мере, до тех пор, пока она не будет готова освободить их и сбежать. А на это нужно немало времени.

Поэтому, когда Аманда пришла за Уэверли и попросила ее прийти к ней попозировать, Уэверли ухватилась за этот шанс. Она надеялась ускользнуть от охраны на достаточно долгое время, чтобы проникнуть в грузовые отсеки. Там могла быть ее мама, и она должна была узнать, все ли с ней в порядке.

Сейчас она не могла об этом думать, иначе бы она расплакалась.

Взгляд Уэверли упал на фотографию на стене за спиной Аманды. На фотографии были золотые покатые холмы под полосой синего неба, и Уэверли сконцентрировала свои мысли на ней, стараясь забыть о переживаниях.

— Что это? — спросила она.

— Что, эта картинка? — Аманда сняла ее со стены и положила на стол перед Уэверли. — Это Калифорния.

— Калифорния?

— Это часть Северной Америки, откуда я родом. Я думала, что ты тоже из Северной Америки.

— Моя семья родом из Британской Колумбии.

— С гор или с побережья?

— С гор. — Уэверли взяла фотографию, рассматривая мягкую красноватую землю, волнистую, словно море. — Это горы?

— Это дюны. — Аманда рассмеялась при виде озадаченного лица Уэверли и присела на деревянный стул возле нее. — Как на рыбном заводе. Ты видела песок, которым покрыто дно водоемов?

— Да.

— Ну, вот из него и сделаны эти дюны, просто его очень и очень много. И, точно так же, как вода двигает песок на дне водоемов, на Земле ветер двигает песочные дюны, и они образуют такие формы.

— Значит, это как волны на земле?

— Да. А если ветер достаточно сильный, то песок летит тебе в лицо и колется. И лезет в глаза.

— А откуда берется ветер? — Ей это уже объясняли, но Уэверли все равно всегда об этом спрашивала, потому что все люди отвечали по-разному.

— Дело в солнце, я думаю. Когда на рассвете оно встает, воздух нагревается.

Уэверли попыталась представить, как она стоит на вершине песчаной дюны и ветер дует ей в лицо. Это было очень трудно — представить, что ветер дует без всяких видимых причин. Она представила, как стоит где-то, где не видно ни стен, ни потолка — ничего, кроме неба над головой. Ничего, что бы окружало тебя и защищало. Эта мысль ее напугала.

— Я скучаю по простору. — Аманда откинулась на спинку стула, положив руки на колени и мечтательно глядя на фотографию. — Мы с моим отцом часто подолгу гуляли вдоль сезонного потока, который тек по высохшему руслу возле нашего ранчо. Он держал меня за руку и показывал речных раков, которые ползали по берегу, и я пыталась их поймать, пока один из них меня не укусил.

Уэверли не знала, кто такие речные раки, но она уже научилась не прерывать истории о Земле, иначе взрослые могли совсем перестать рассказывать.

— Жаль, что я не могу описать, каково это — чувствовать солнце на лице. Я пыталась воспроизвести это. Однажды я даже засунула голову в духовку, пока не осознала, что я делаю. — Аманда засмеялась, качая головой. Уэверли смущенно поежилась. — Ничто не сравнится с этим нежным светом на коже. И пока существует живопись… — Она усмехнулась, глядя на флуоресцентную лампу на потолке. — Я пыталась миллион раз, но я не могу поймать в картинах то, как выглядит естественный свет. Я уверена, что это именно то, чего не хватает моим работам. Что бы я ни делала, цвета кажутся темными.

— А ваши родители до сих пор на «Новом горизонте»?

— Моего отца не стало несколько лет назад. А мама умерла еще на Земле, когда я была ребенком. Она чувствовала себя не очень хорошо после моего рождения, и долго она не прожила. Папа так боролся за участие в этой миссии. Он три раза проходил тест на пригодность.

— Я думала, это можно делать только один раз.

— У нас были деньги, — стыдливо сказала Аманда. — Он подкупил администратора.

— А-а-а… — Уэверли задумалась о том, все ли участники миссии из состоятельных семей. Неужели множество одаренных людей без денег не взяли просто потому, что они не могли заплатить комитету по отбору участников?

Аманда забрала у Уэверли фотографию и повесила ее на место.

— Я знаю, что это нечестно, — сказала она наконец. — Но так уж все было устроено на Земле. Каждый год климат становился все более жарким, все больше фермерских земель высыхало, и все меньше оставалось мест, куда можно было уйти. Поэтому с каждым годом люди все больше отчаивались. В таких условиях люди показывают себя не с лучшей стороны.

Лицо Аманды потемнело, и она принялась подтирать холст кончиком пальца. Уэверли с любопытством наблюдала за ней. Очень немногие взрослые так честно говорили о коррупции, предшествовавшей миссии. Было здорово встретить кого-то, кто настолько открыто говорил об этом.

«Она может рассказать мне, что на самом деле произошло на Земле», — подумала Уэверли.

— Я хотела задать тебе вопрос, — неуверенно сказала Аманда.

— Какой?

— Ну, мы пытаемся создать лучшие условия для вас, девочек. Мы хотим поселить вас с семьями. До тех пор пока мы не найдем ваших родителей, конечно.

— Конечно, — сказал Уэверли, мрачно раздумывая, знает ли Аманда о пленниках в грузовом отсеке. Если она и знала, то виду не подавала. Она, казалось, просто очень рада, что Уэверли сейчас с ней. По этому случаю она испекла свежий хлеб, и рядом с Уэверли стояла вазочка с овсяным печеньем. После той пресной пищи, которой их кормили последние несколько дней, их запах казался просто восхитительным, но она не поддавалась искушению. Ей не хотелось быть обязанной тем, кто похитил ее.

— Я хотела спросить, может быть, ты захотела бы… Мы с Джошиа были бы так рады… — Женщина смущенно улыбнулась. — Мы хотели бы, чтобы ты осталась у нас.

Уэверли тревожно посмотрела на нее.

— Почему?

— Ты нам нравишься, — сказала Аманда, застенчиво пожимая плечами. — И мы подумали, что, возможно, мы тоже тебе понравились. Мы даже… — Она опустила глаза на стол, заваленный деревянными опилками и маленькими баночками красок. Весь этот беспорядок венчала наполовину доделанная гитара. — Ну, мы приготовили для тебя комнату. Хочешь посмотреть?

Не дожидаясь ответа, она взяла Уэверли за руку и провела ее по короткому коридору в крошечную комнатку с кроватью, столом и лампой. Над кроватью висела фотография лошади, черным миндалевидным глазом косящей в камеру. В комнате едва умещались два человека. Она была похожа на разукрашенную тюремную камеру.

— Это не так много, — сказала Аманда, — но она будет только твоя. У тебя будет немного личного пространства. И свой иллюминатор.

Уэверли подошла к овальному иллюминатору и посмотрела на сумрачную туманность. Звезд не было видно, только мутный газ, вихрем несущийся за стеклом. Как долго им еще придется торчать в этом кошмарном облаке?

— Ну? Тебе бы это понравилось? — нетерпеливо спросила Аманда. Уэверли повернулась к женщине, чья высокая фигура, казалось, заполнила весь дверной проем. Аманда прислонилась к косяку, не сводя с девочки полных надежды глаз.

— Думаю, я могла бы здесь остаться, — наконец сказала Уэверли. Если ей не оставят выбора и придется уходить из общей спальни, она, по крайней мере, сможет жить у людей, которые казались ей вполне безобидными.

— О, это замечательно. — Зеленые глаза Аманды засияли. — Я спрошу Пастора, даст ли она согласие.

— Хорошо, — сказала Уэверли.

— И пожалуйста! Возьми печенье! Я испекла его специально для тебя.

Уэверли из вежливости взяла печенье, но есть его не стала. Почему-то ей казалось, что это будет отступничество.

— Я съем его позже, — пробормотала она.

Аманда выглядела такой разочарованной, что Уэверли чуть не хихикнула. «Посмотрим, когда лопнет ее терпение», — произнес тихий холодный голос у нее в голове.

— Знаете, — отважилась Уэверли, — я так засиделась в помещении. Может быть, мы можем немного прогуляться?

— Конечно! Почему ты раньше не сказала? — Аманда сунула ноги в туфли на плоской подошве и захватила свитер. — Проведем небольшую разведку, да?

Уэверли завернулась в легкую бледно-коричневую шаль, такую же, какие дали всем девочкам, и последовала за Амандой. За ними направились было два охранника, стоявших снаружи, но Аманда сказала:

— О, мы в вас не нуждаемся. Что, по-вашему, может с нами случиться?

— Нам приказано следить за всеми девочками, мадам, — сказал невысокий охранник. У него были какие-то акульи глаза, и когда он взглянул на Уэверли, она почувствовала себя его добычей.

— Я сама за ней прослежу. Честное слово, они же просто дети. Я не понимаю всей этой суматохи вокруг них.

— Пастор…

— Я одна из ближайших подруг Пастора, Нигель. Если она спросит тебя об этом, пошли ее ко мне.

Низенький охранник собрался было протестовать, но второй, повыше, потянул его за руку, успокаивая.

— Ладно, мадам. Хорошо вам прогуляться.

— Наконец-то хоть какое-то уединение! — радостно прошептала Аманда и взяла Уэверли за руку. — Куда ты хочешь пойти? У нас есть дендрарий. Или можно пойти в обсерваторию. Я слышала, как люди говорили, что иногда там можно рассмотреть звезды. Говорят, что мы уже почти прошли туманность! Разве это не чудесно?

— Да, это здорово, — сказала Уэверли, погруженная в свои мысли. Она пыталась припомнить планировку корабля. Ей нужно было как можно ближе подобраться к грузовым отсекам. — На самом деле, мне было бы очень интересно посмотреть на фруктовые сады.

— Ах да! Думаю, сейчас как раз цветут вишни! — воскликнула Аманда. — Нам удалось провести перекрестное опыление, и у нас получились очень красивые плоды. Хочешь посмотреть?

Уэверли кивнула. Аманда повела ее по коридору, улыбаясь прохожим, которые с любопытством поглядывали на девочку. В лифте Аманда беспечно болтала о вишневых деревьях, о том, какие сочные и красивые на них плоды, о том, что нужно будет добавить немного вишен на портрет Уэверли. Наконец лифт остановился на уровне фруктовых садов.

— Ну, разве эти деревца не прекрасны? — воскликнула Аманда, раскидывая руки в сторону сада. Помещение было наполнено сладким ароматом цветущей вишни, а влажный воздух приятно холодил кожу. Аманда была так очарована цветущими деревьями, что не заметила, как Уэверли сделала шажок назад, потом еще один, пока снова не оказалась в лифте и за ней не закрылись двери.

Уэверли нажала на кнопку грузовых отсеков.

— Давай же, давай, давай, — шепотом молила она. У нее, скорее всего, было не больше минуты до того момента, когда Аманда позовет охранников или сама отправится на поиски. В любом случае нельзя было терять ни секунды.

Наконец двери открылись в огромное помещение. Все до потолка было заставлено металлическими контейнерами для отходов размером с дом, которые возвышались на пятьдесят футов над головой Уэверли. По обе стороны от нее стены терялись в темной мгле, отчего отсек казался необъятным. Здесь она могла потратить целые недели на поиски и все равно никого не найти.

Она услышала гул спускающегося вниз лифта и бросилась бежать. Повернув за первый же угол, она понеслась по металлическому полу. В записке женщины говорилось, что команду держали на правом борту, поэтому она свернула направо и побежала со всех ног. Вдали она услышала звоночек лифта и исступленный голос Аманды, выкрикивающий ее имя:

— Уэверли, милая, это не смешно!

Пробегая между рядами контейнеров, Уэверли пыталась сообразить. Она знала, что разместить людей здесь, внизу, не так-то просто. Им нужна была еда и вода, так что разумнее всего было бы поместить их рядом с каким-нибудь лифтом. Рядом с тем лифтом, на котором спустилась она сама, их не было, так что она побежала в противоположную сторону, заглядывая под каждый ряд контейнеров и каждый раз надеясь увидеть огоньки лифта на правом борту. Она бежала, пока голос Аманды не затих где-то вдали.

У Уэверли кололо в сердце, ее легкие готовы были разорваться, но она продолжала бежать. Она уже преодолела половину расстояния до дальней стены, когда вдруг заметила справа мерцающий свет. Она повернула за угол и побежала еще быстрее, проносясь мимо красных и желтых контейнеров, пока мерцающий свет не приобрел квадратную форму и Уэверли не смогла вполне ясно разглядеть, что это был свет от лифтов с правого борта.

Она остановилась перевести дыхание и прислушалась. Она услышала знакомое урчание двигателей, но в него вплетался какой-то едва различимый звук. Она попыталась дышать тише, затем прокралась вперед, уверенная, что только что слышала человеческие голоса.

Да. Они звучали приглушенно, словно доносились из-за металлической стены.

Пленники, судя по всему, были в одном из контейнеров. Она свернула в боковой коридор и стала продвигаться в направлении звука, пока голоса не стали слышны довольно отчетливо. Она ускорила шаг, и в голосах стало возможно различить интонации. Повернув за угол, она почти смогла услышать…

Смех.

Пятеро вооруженных охранников стояли кругом, примерно в сотне футов от нее.

Она отпрянула назад.

Охранники стояли возле контейнера для перевозки скота с вентиляционными отверстиями в стенах. Видимо, там и держали команду «Эмпиреи».

Она как можно тише обогнула сзади кучку охранников и подобралась к задней части контейнера. В ноздри ей ударил резкий запах, и она поморщилась — это был едкий запах человеческих отходов и застоявшегося пота.

Подкравшись вплотную к контейнеру, она прошептала в одно из отверстий:

— Эй?

Она услышала дыхание и движение тел. Кто-то кашлянул.

— Эй? — снова прошептала она.

— Кто это? — спросил кто-то изнутри.

— Уэверли Маршалл.

Она услышала приглушенные возгласы изумления и шорох. Она боялась, что охранники заметят их, но они болтали и смеялись как ни в чем не бывало.

— Уэверли?

Мама. Уэверли едва не потеряла сознание от радости.

Сквозь вентиляционное отверстие просунулись тонкие пальцы ее мамы. Уэверли ухватилась за них и крепко сжала.

— Мама, — прошептала она.

— Боже мой, милая. Я так счастлива, что с тобой все хорошо!

— Я в порядке. — Уэверли не могла сдержать слез. Казалось, все ее тело выталкивало наружу эти слезы, скопившиеся за все последние дни. — Мам, я так волновалась!

Уэверли услышала невнятный шепот изнутри контейнера. Затем ее мама сказала:

— Милая, а что с остальными детьми?

— Они в порядке. Они все в безопасности.

Теперь она услышала облегченные возгласы и тихие рыдания. Охранники, ничего не замечая, продолжали хохотать.

— Я не могу поверить, что они разрешили тебе прийти! — сказала ее мама.

— Они не разрешали. Я сама пробралась сюда.

— Ты хочешь сказать, что Энн Мэтер не дала тебе на это разрешения?

— Нет, — ответила Уэверли. — Она сказала нам, что «Эмпирея» погибла и никто не выжил.

— Но ты ей не поверила. — По тому, как она произнесла это, Уэверли поняла, что мама ею гордится.

— Мам, я вас вытащу отсюда.

— Радость моя, у них пистолеты.

— Я что-нибудь придумаю.

— Нет. — Мамины пальцы сжали ее руку. — Лучше подумай о том, как увезти девочек с этого корабля. Не рискуй собой ради нас.

— Ты хочешь, чтобы мы вас бросили?

— Да. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.

— Нет! — вскрикнула Уэверли, забывшись. И тут же застыла.

Охранники уже не болтали.

— Эй! — прокричал мужской голос. — Кто там?

— Беги! — мама оттолкнула руку Уэверли.

Уэверли повернулась на пятках и понеслась со всех ног, сворачивая в коридоры, лавируя между контейнерами, снова поворачивая. Сердце гулко стучало у нее в ушах. Она могла оторваться от них, она была в этом уверена, но голоса у нее за спиной становились все громче. Как они могли бежать так быстро?

Она снова повернула, надеясь добраться до лифтов с правого борта, но вдруг услышала гул слева и обернулась как раз вовремя, чтобы заметить мужчину, который летел к ней на транспортере — небольшой машинке, которую использовали для перевозки сена.

— Стой, или я буду стрелять! — закричал он с перекошенным от ярости лицом. Он указал на нее пистолетом, но она нырнула за угол и побежала прочь со всех ног.

Она слышала, как он приближается, но остановиться не могла. Почувствовав, как его рука обхватила ее локоть, она вцепилась в нее ногтями, пока он не отпустил ее, и бросилась за угол.

И тогда он выстрелил.

Ее нога взорвалась осколками боли, и она упала, испустив разъяренный крик. В ту же секунду она попыталась подняться, но нога ее не слушалась, и она внезапно почувствовала озноб, хотя кожа ее была покрыта потом.

— Мама! — закричала она. — Мама! Мама! Мама! — снова и снова кричала она, когда мужчины окружали ее.

— Уэверли? — прозвучал в затхлом воздухе слабый женский шепот. — Уэверли, где ты?

— Мама? Помоги мне! — отчаянно вскричала Уэверли. Мама шла к ней. Еще немного, и она будет в безопасности.

Она судорожно оглядывалась, пытаясь определить, откуда доносится голос. Справа показалась высокая фигура, которая, спотыкаясь, бежала к ней. Женщина приблизилась, и Уэверли смогла рассмотреть ее лицо.

Аманда.

— Нет! Мне нужна мама! — кричала Уэверли, всхлипывая и колотя себя кулаками по глазам, ушам, пока не почувствовала, как множество рук хватают ее и не дают вырваться. Даже раненная, она была сильнее любого из них, но их было так много, что она просто не могла пошевелиться. Разум оставил ее. Все ее существо захлестнула боль, и она полностью упала духом. Все было кончено. Она не могла помочь маме. Они поймали ее, и надежды больше не оставалось.

Чьи-то руки, на этот раз нежные, обхватили ее лицо, и она, не открывая глаз, поняла, кому они принадлежали.

— Уэверли, что ты здесь делаешь?

Аманде нужна была ложь, но лицо ее вдруг стало расплываться, и Уэверли, теряя сознание, слышала, как женщина кричит охранникам:

— Она просто ребенок! Оставьте ее! Она просто ребенок!

 

НЕЗАВИДНАЯ СУДЬБА

Уэверли разбудило дребезжание стекла. В лицо ей светила яркая лампа, слепящая глаза, а ноздри жег запах этанола. Рядом с ее кроватью стоял мужчина в хирургической маске и что-то делал с рядом пробирок, расположенных перед ним. Когда он заметил, что Уэверли смотрит на него, он улыбнулся, отчего вокруг его глаз разбежались морщинки.

— Это замечательно, — сказал он ей. — Ты очень хорошо реагируешь на лечение.

— Какое лечение? — спросила она, неловко ворочая языком.

— Позволь мне позвать сиделку, — сказал он, тронув ее за руку. Он вышел, неся в руках поднос.

И тогда она вспомнила. Ее мама. Она говорила с мамой, держала ее за руку. Ее мама была жива, и ей нужно вытащить ее оттуда.

Она сбросила одеяло и попыталась сесть, но перед глазами у нее все поплыло, и ей пришлось уцепиться за поручни кровати. Она попробовала сдвинуться с места, но ее ногу пронзила жгучая боль.

«В меня стреляли», — поняла она, не до конца в это веря.

В ближайшее время она никуда не могла пойти.

Уэверли огляделась. Она была не в госпитале. Лампы были слишком яркими, и здесь не было иллюминаторов, выходящих наружу. Судя по всему, она лежала во внутренней части корабля, на верхнем уровне. Справа от нее находились ряды белых шкафчиков. Слева стоял высокий стол, заставленный лабораторной посудой. С краю стола была установлена центрифуга вроде той, что она использовала на уроках биологии.

Она была в лаборатории.

Раздались шаги, и возле нее возник другой человек в хирургической маске. Эти карие глаза показались ей знакомыми, и, когда женщина поздоровалась, Уэверли узнала ее голос. Это был Магда, сестра, которая ухаживала за ней, когда она впервые попала на «Новый горизонт».

— Почему я в лаборатории? — спросила Уэверли.

— Хочешь пить? — Магда вставила ей трубочку между губ. Уэверли стала пить ледяную воду. Она ощущала тупую боль в горле, словно ей что-то засунули в трахею. А в распухшую вену у нее на руке была вставлена трубка, отчего кожа вокруг нее зудела.

— Почему я в лаборатории? — настойчиво повторила Уэверли.

Магда тяжело опустилась на стул.

— Ты, наверное, хочешь узнать, что с твоим животом.

Уэверли посмотрела вниз и обнаружила, что живот ее вздулся, став твердым и выпуклым. Нажав на него рукой, она почувствовала боль.

Горло Уэверли сжалось от паники, и она закашлялась. Магда помогла ей сесть и поглаживала ее по спине, пока она не смогла перевести дыхание.

— Что вы со мной сделали?

— Успокойся. Ты в полном порядке.

— Я в порядке? В меня стреляли?

— Ну, дорогая, ты была там, где тебе не полагается быть.

— Почему мой живот вздулся? — спросила она. — Вы сделали меня беременной?

— Нет, нет, нет. Ты не беременна, Уэверли. Мы наполнили твою брюшную полость углекислым газом, чтобы иметь доступ внутрь во время операции.

— Какой операции? — закричала Уэверли. Горячие слезы стекали к волосам у нее на висках.

— Пусть лучше это объяснит Пастор.

От дверного проема скользнула тень, и рядом с ней оказалась Энн Мэтер. На лице у нее тоже была хирургическая маска, и ее серые глаза улыбались Уэверли.

— Ну, как наш пациент? — спросила она с нежностью, от которой Уэверли передернуло.

— Что вы со мной сделали?

— Мы провели с тобой очень простую процедуру, Уэверли. Тебе не грозит никакая опасность.

— Какую процедуру? — она почти кричала. «Это просто, — сказала она себе. — Подумай головой».

— Я скажу тебе, если ты объяснишь мне, почему ты была в грузовом отсеке.

Она выжидающе смотрела на Уэверли.

Ложь. Уэверли срочно нужна была ложь.

— Я искала пистолеты, — сказала она наконец. — На «Эмпирее» их хранили в грузовых отсеках, и я подумала, что вы тоже можете держать их там.

— Потому что ты хотела сбежать? — мягко уточнила Мэтер.

Уэверли кивнула.

Женщина внимательно ее изучала. Уэверли закрыла глаза, делая вид, что ее истощили лекарства, которыми они, без сомнения, ее накачали.

— Ну, Уэверли, я разочарована, но я не сержусь.

Уэверли изображала непослушного ребенка, которому нужно только прощение.

— Нет?

— Ты, наверное, в замешательстве. Последние недели были для тебя и других девочек крайне напряженными. И я нисколько не удивлена этой… — Мэтер повела рукой в перчатке, подбирая слово. — …выходкой.

Это банальное слово взбесило Уэверли, но она выдавила из себя улыбку:

— Простите.

— Все в порядке, милая. Я все прощаю.

Мэтер мягко положила руку на плечо Уэверли. По ее коже пробежали мурашки, но она снова ухитрилась улыбнуться.

— Что вы со мной делаете? Если я не беременна, то, значит, я больна? — спросила она, стараясь не показывать злости в голосе.

— Нет, дорогая. Ты совершенно здорова. — Мэтер немного поморгала, словно собираясь с мыслями. — Видишь ли, это было самое подходящее время. Нам нужно было усыпить тебя, чтобы вылечить твою ногу. Она должна быстро зажить, хотя, возможно, ты будешь немного хромать. Мне так жаль говорить это.

«Вам ничуть не жаль», — подумала Уэверли.

— И пока ты была под анестезией, — продолжала Мэтер, — мы провели ультразвуковое обследование и увидели, что твои яйцеклетки абсолютно созрели. Так что мы взяли их, пока это было возможно. И они такие прекрасные, Уэверли. Мы не могли позволить себе их выкинуть.

— Яйцеклетки? — переспросила Уэверли дрожащим голосом.

Мэтер склонилась над ней. Улыбка исчезла из ее глаз.

— Долг каждого человека на этом корабле — обеспечить выживание команды. И это твой долг тоже, Уэверли.

— Что? Что вы со мной делаете? — завопила Уэверли, больше не в силах прятать свою ярость. Ей хотелось избить Мэтер, задушить ее. — Скажите мне! — пронзительно закричала она.

— Я скажу тебе, когда ты перестанешь кричать.

Уэверли заставила себя перевести дух. «Когда-нибудь я убью эту женщину», — поклялась она себе.

— Если все пойдет хорошо, через девять месяцев ты подаришь детей многим бездетным парам. Подумай о том, какое счастье это будет для них! Они так много лет мечтали о детях, и вот теперь наконец ты делаешь это возможным.

Уэверли в шоке смотрела на нее.

— Прямо сейчас твои яйцеклетки оплодотворяют, и скоро мы имплантируем их женщинам, которые готовы к материнству. Одна из них — Аманда. Она должна была получить твое согласие. Она сказала мне, что начала обсуждать это с тобой, помнишь?

Уэверли отрицательно покачала головой. Вот, значит, чего добивалась Аманда весь тот день.

— Тебе не придется никого из них вынашивать, Уэверли. Ты даришь радость материнства женщинам, которые будут растить этих детей в домах, полных любви и духовности. Ты будешь избавлена от родовых мук, по крайней мере, до тех пор, пока сама кого-нибудь не полюбишь. На этом корабле множество молодых мужчин, которые с радостью назвали бы тебя своей женой. По сравнению с тобой они, конечно, не первой молодости, но это совсем не помеха.

— Я уже обручена. Я собираюсь выйти замуж за Кирана Алдена. — Она почувствовала, будто Киран рядом с ней, его тень, которую она, наверное, принесла с собой сюда.

Мэтер замолчала, обдумывая эту информацию. Затем она сказала:

— Киран. Мне кажется, Фелисити о нем упоминала. Он должен был стать капитаном, это правда?

Уэверли не раскрывала рта. Она и так уже сказала слишком много.

— Солнышко… — Женщина наклонилась, взяла Уэверли за руку и сжала ее. — Милая, «Эмпиреи» больше нет. Мне очень жаль, но теперь у тебя новая жизнь. Я знаю, это тяжело, но я верю, что со временем ты с этим смиришься.

Уэверли потянулась к горлу Мэтер, но ее удержали ремни, которыми она была привязана к кровати. Она могла атаковать ее только словами, и она закричала:

— Вы ненормальная!

— Нет, Уэверли. Я всего лишь прагматичная. Люди не знают этого обо мне. Они видят во мне мистическую фигуру. Но эти две стороны моего характера не исключают друг друга. — Она наклонилась еще ближе к Уэверли, заглядывая ей в глаза. — Нам нужны дети, чтобы обеспечить наше выживание, и ты можешь дать нам эту возможность. Я правда верю, что со временем ты согласишься со своей ролью в истории. Бывают судьбы гораздо незавиднее, чем стать прародительницей целых поколений людей. Первых людей, которые ступят на Новую Землю, Уэверли, подумай об этом! Они будут твоими детьми! Ты будешь в привилегированном положении, и я уверена, что ты придешь к пониманию этого, когда увидишь лица своих первых потомков. — Мэтер по-детски улыбнулась. — Они будут такими красивыми.

— Вы об этом пожалеете, — сказала Уэверли Мэтер дрожащим голосом. — Я заставлю вас страдать.

Мэтер кивнула Магде, стоявшей рядом с иглой наготове. Она вколола прозрачную жидкость в капельницу Уэверли. Мэтер склонилась над Уэверли, и под действием лекарства ее голова начала расплываться в облако. С грустной улыбкой, которая, казалось, растворялась в темноте, она сказала:

— Я абсолютно в этом не сомневаюсь.

 

ОТЧАЯНИЕ

Когда Уэверли проснулась, вздутие в ее животе сменилось ужасной болью. Она застонала и попыталась принять более удобное положение, но ремни на ней были туго затянуты. От стены отделилась тень, и Уэверли подпрыгнула, когда в комнате внезапно включился свет.

— Ты проснулась.

Свет был таким ослепляющим, что Уэверли не могла держать глаза открытыми. Она почувствовала, как к ее губам прижимается трубочка, и попробовала жидкость на язык. Это была холодная вода, и она проглотила ее, позволяя ей смыть песок, который, казалось, покрывал все ее горло. Ее зрение прояснилось, и она смогла искоса взглянуть на гостя.

Это была Аманда. Ее лицо было напряженным, вокруг глаз пролегли беспокойные морщинки.

— Ты сможешь когда-нибудь простить меня? — спросила она.

Уэверли отвернулась. Ей не хотелось разговаривать.

Аманда прижалась лбом к поручню кровати возле локтя Уэверли. По ее лицу катились слезы.

— Ты не представляешь, как мы были несчастны, Уэверли. Мы все были в отчаянии, подавлены горем.

— Вы хотите, чтобы я вас пожалела? — резко бросила Уэверли.

— Когда я думаю о том, что произошло в грузовом отсеке… — Аманда покачала головой, стиснув зубы. — Я не могла поверить, что они в тебя стреляли! Я хочу, чтобы ты знала, что я ударила этого мерзавца в глаз.

— И что, вы ждете от меня благодарности?

— Ты должна меня ненавидеть, — сказала женщина слабым голосом.

— Конечно, я вас ненавижу.

— Я тебя не виню.

— Мне плевать, кого вы вините.

Аманда уронила голову, потерла живот и на время затихла. Наконец она сказала:

— Я не ожидаю, что тебе это интересно, но я чувствую, что все сработало. Я знаю, что я беременна.

Уэверли не хотелось ничего слышать. Знать, что ее детей будут растить эти безумные люди… она не могла вынести мысли об этом.

— Я не могу представить, что ты должна сейчас чувствовать. Когда тебя так использовали. — Аманда ждала, что Уэверли заговорит, но Уэверли даже не смотрела на нее. — Я мучилась над вопросом, могу ли я принять эмбрион, который был… получен таким способом. На корабле было так много женщин, чьи циклы совпадали с твоим. И — ты, возможно, знаешь, — все это было ровно в срок. Если бы я не согласилась на имплантацию, этот эмбрион мог бы погибнуть. А они были такие прекрасные…

Каждое слово, которое произносила Аманда, вонзалось Уэверли в череп, словно игла. Ей было наплевать на Аманду и ее трагические жалкие мысли.

— Я не знаю, поможет ли это, — робко сказала Аманда, — но твоя подруга Фелисити добровольно согласилась стать донором. Завтра мы будем получать ее яйцеклетки. Мы только надеемся, что она так же хорошо, как и ты, отреагирует на лекарства. — Аманда снова подождала ответа Уэверли и снова ничего не дождалась. — Она у двери. Ты хочешь ее увидеть?

Уэверли ничего не ответила.

— Я пришлю ее сюда, хорошо? Вы сможете поговорить.

Аманда тяжело поднялась и вышла из комнаты. Через пару секунд плеча Уэверли коснулась робкая рука.

— Как твоя нога? — спросила Фелисити.

— Искалечена. — Она посмотрела девочке в глаза. — Значит, ты позволишь им сделать это с тобой?

— Думаешь, у меня есть выбор? — возразила Фелисити. — Посмотри на меня, я свободно хожу повсюду, со мной обращаются, как с королевой. А ты лежишь здесь, привязанная к кровати, с покалеченной ногой. И ты говоришь, что это ошибка — сотрудничать с ними?

Уэверли ничего на это не ответила. Она знала, что ей не стоит верить Фелисити, но это был, возможно, ее единственный шанс передать сообщение Саре и Саманте.

— Они нас подслушивают? — прошептала Уэверли.

Фелисити бессмысленно посмотрела на нее.

— Они подслушивают наш разговор?

— Я не знаю, — ответила Фелисити и затем одними губами сказала: — Возможно.

Уэверли поманила Фелисити, чтобы та приблизилась, и золотистые волосы девочки защекотали ее по щеке. Она прошептала так тихо, что едва слышала сама себя:

— Я видела маму. Они держат выживших с «Эмпиреи» в грузовом отсеке с правого борта.

Сначала Фелисити не шелохнулась. Когда она отклонилась назад, ее лицо было мертвенно-бледным.

— Как ты это обнаружила? — спросила она.

— Я не могу тебе сказать.

— Мои родители были там?

— Я не знаю. У меня была всего минута, чтобы поговорить с мамой. Мне жаль.

Фелисити пожала плечами, словно ее совершенно не интересовали родители. Учитывая то, как они вели себя с ней, это было неудивительно.

— Но они тебя поймали там, внизу? — задумчиво прошептала Фелисити.

Уэверли кивнула.

— Значит, они перевели их в другое место. Или собираются это сделать.

Ну, конечно. Уэверли это не приходило в голову, но она знала, что Мэтер очень предусмотрительна. Она, возможно, уже искала того изменника, который рассказал Уэверли о пленниках.

Времени было мало. Мэтер могла убить пленников с «Эмпиреи». Она могла все выяснить и убить также женщину с каштановыми волосами, которая оставила записку в туалете.

Уэверли услышала, как кто-то приближается.

— Скажи Саре и Саманте, но больше никто не должен это слышать! — прошептала она, и в следующую секунду в комнату втиснулась Магда, несущая на подносе батон хлеба и миску с бульоном.

— Передай им привет, — громко ответила Уэверли. — И скажи, что я в порядке.

— Хорошо, — пообещала Фелисити.

— На сегодня достаточно визитов, — прокудахтала Магда. — Тебе нужно поесть. — Она поставила поднос Уэверли на колени. — Девочки, вы еще успеете поговорить позже.

«Будь сильной!» — хотелось сказать Уэверли, когда Фелисити опустила глаза и вышла из комнаты с растерянным и обеспокоенным видом.

— Вот, милая, — проворковала Магда, поднося ложку с теплым бульоном к губам Уэверли. — Это вкусно, правда?

— Нормально.

— Ну, будет тебе. Наш пациент сегодня капризничает?

— Я не ваш пациент, — холодно сказала Уэверли. — Я ваш пленник. В сущности, вы меня просто похитили.

Магда оцепенела. Она машинально совала в рот Уэверли одну ложку за другой, даже не следя за тем, чтобы Уэверли успевала глотать.

— Тебе повезло, что Аманда Марвин проявила к тебе интерес, — наконец произнесла Магда. — Она же лучшая подруга Пастора.

— И? — успела сказать Уэверли прежде, чем ей у нее во рту оказалась очередная полная ложка.

— И из-за твоего поведения у тебя больше нет друзей, — строго сказала Магда. — Ты сейчас наиболее способна к рождению детей, а ты принимаешь это как само собой разумеющееся. Если бы ты была по-настоящему предана миссии, ты была бы счастлива помочь людям иметь детей. А вместо этого ты жалеешь себя.

Уэверли молча приняла еще одну ложку.

Магда поджала губы.

— Неужели все члены команды «Эмпиреи» были так же эгоистичны, как ты?

Уэверли перестала жевать и холодно посмотрела на Магду, пока женщина не опустила глаза.

— Ну, я тебе скажу, люди с вашего корабля никогда не пользовались у нас хорошей репутацией. Мы даже слышали, что они позволяли женщинам делать аборты. Я никогда не слышала о подобном грехе! Мать убивает своего собственного ребенка!

— Это произошло только однажды. Чтобы спасти мать. А ребенок в любом случае умер бы.

— Ну. Будь я на ее месте, я бы всем рискнула ради ребенка.

— Но это были не вы. Так что заткнитесь.

Магда вскочила со стула и прошла прямо в кабинет, где опустила шприц в пробирку с прозрачной жидкостью. Уэверли не знала, что это, но она определенно не хотела, чтобы это вкололи ей в кровь. Пока Магда стояла к ней спиной, Уэверли ухватилась зубами за трубку капельницы и вытащила иглу из руки, после чего прикрыла руку одеялом. Когда Магда вернулась и воткнула шприц в трубку, Уэверли почувствовала, как жидкость капает на простыню возле ее ноги. То, что она отказалась от лекарства, наверняка значило, что ей будет больно, но она не доверяла Магде и поэтому закрыла глаза и притворилась спящей. Она лежала неподвижно, глубоко и ровно дыша, пока женщина наконец не вышла из комнаты.

Уэверли лежала так несколько часов, засыпая и снова просыпаясь, пока боль в ноге не стала невыносимой. Она лежала в темноте, пытаясь не думать об этом. Вместо этого она представляла сильные руки Кирана, обнимающие ее, его улыбку. Ох, ей так его не хватало. Если бы он был здесь, он бы сумел вытащить ее из этого жуткого места.

Дверь скрипнула, возвращая ее к реальности. Кто-то вошел в лабораторию и теперь шагал снаружи прямо за дверью ее комнаты. Магда засмеялась, и какой-то мужчина тихо хихикнул.

— Она в отключке? — спросил он.

— Да, маленькая принцесса наконец-то заснула.

— Надолго?

— Часов на десять как минимум. Я вколола ей столько, что хватило бы на целую корову.

— Значит, ты можешь уйти?

— И что у тебя на уме? — игриво спросила она.

— Арти сварил пиво в амбаре.

— Главное ему не попасться на глаза Пастору, — хихикнула она.

— Идем. Я тебя угощу.

Уэверли услышала, как дверь снаружи открылась и снова закрылась, и голоса Магды и мужчины становились все тише по мере того, как они удалялись по коридору.

Неужели это может быть так просто?

Она знала, что ей не стоит рисковать. Если она снова попадется, они, возможно, ее убьют, особенно теперь, когда получили от нее то, что хотели. Но что, если у нее не будет другого шанса?

Вся проблема была в ремнях. Она неловко изогнулась и вцепилась зубами в застежку-липучку. В таком положении ноге было очень больно, но она все-таки смогла ухватиться за ремень как следует и оторвать его от правой руки. Освободив одну руку, она легко открепила другие ремни.

Следующее действие было гораздо сложнее: вылезти из кровати. Рана на ее ноге разошлась, но она нашла в себе силы приподняться и сесть. Некоторое время она оставалась в таком положении. Она ощущала тошноту и головокружение и была слаба от боли, но с некоторым усилием могла держаться прямо.

Когда головокружение прошло, она ухватилась за кровать, чтобы избежать давления на рану, и медленно опустила ноги на пол. Она совсем не могла опираться на больную ногу, и потому крошечными шажками запрыгала к двери. Выглянув наружу, она увидела длинные ряды столов и кабинетов, заставленных центрифугами, весами, каким-то сложными контейнерами, морозильными камерами и бесчисленными штативами с пробирками. Уэверли медленно запрыгала вперед. Преодолев пять футов между дверью и ближайшим столом, она прислонилась к нему, тяжело переводя дыхание.

Это было безумием. Она и не представляла, насколько она слаба. Ее ноги и руки неудержимо тряслись, и ей казалось, что она в любую секунду может упасть. Она глубоко дышала, пытаясь насытить кислородом свои истощенные мышцы в надежде унять дрожь.

Но дрожь не унималась.

Ей необходимо сесть, прямо сейчас.

Примерно в десяти футах от нее был черный офисный стул. Она начала подтягиваться к нему, держась за стол, подталкивая себя локтем и скользя вперед сантиметр за сантиметром. Оказавшись возле стула, она перевела дыхание, прислушиваясь к трясущимся мышцам бедра. Могла ли ее нога выдержать ее полный вес?

Она стиснула зубы и оттолкнулась от стола, как можно быстрее стараясь добраться до стула. Каждое ее движение все глубже пронзало болью рану на ноге. Дотронувшись наконец до черной ткани стула, она заплакала от облегчения, но стул откатился от нее на два фуга.

Эти два фута показались ей целой милей.

Когда она добралась до стула и опустилась на него, пытаясь по возможности не опираться на больную ногу, по ее щекам катились едкие слезы. В середине ее бедра была сочившаяся кровью ямка, сосредоточившая в себе всю боль. Как же это было больно. Слишком больно.

Слишком. Она не могла никуда идти. Все это было зря.

Уэверли сидела одна в лаборатории и плакала, спрятав лицо в ладонях. Какой смысл бороться? Ей хотелось сдаться. Она знала, что так будет проще. Здесь могли быть люди, которые бы стали ее друзьями. Возможно, через какое-то время Мэтер отпустит маму Уэверли и остальную команду «Эмпиреи» или, по крайней мере, разрешит им увидеться со своими детьми.

Но нет, Мэтер ни за что не позволит команде «Эмпиреи» увидеться с детьми. Если другие девочки узнают, что их родителей насильно держат взаперти, вся надежда на сотрудничество исчезнет. Мэтер всегда будет держать семьи раздельно.

Уэверли не могла смириться с этим. Просто не могла.

Отталкиваясь здоровой ногой, она покатилась на стуле через комнату. Она не знала, что ищет. Просто что-то. Что-то, что могло ей помочь. И тут она увидела в углу пульт связи.

Уэверли подкатилась к нему и изучила экран. Это был пульт только для внутренней связи; связаться через него с «Эмпиреей» не было возможности. Она ударила кулаками по клавишам, что вызвало новый взрыв боли, пронзивший ее ногу. Столько трудов, чтобы попасть сюда, — и она не могла связаться с домом.

На глаза ей набегали слезы, но она яростно кусала изнутри щеку, пока они не пропали.

Ну ладно, связаться с «Эмпиреей» она не могла, но она могла что-нибудь выяснить. Она прокрутила меню в поисках активных сигналов и нашла два терминала, работающих на корабле. Она задохнулась от волнения. Один был в квартале Пастора Мэтер. Другой сигнал был движущимся.

Уэверли взяла гарнитуру и надела на уши, закрыла микрофон рукой и кликнула на сигнал Мэтер.

Ничего, кроме цифровых помех. Конечно же частота связи Мэтер зашифрована.

Но этот движущийся сигнал мог быть на открытой радиочастоте. Уэверли тронула шкалу, слушая голоса. Вблизи верхнего предела частот помехи сменились ритмичным монотонным гулом. Послышался мужской голос, и, несмотря на то, что он заглушался помехами, Уэверли смогла разобрать слова.

— С большинством из них мы разобрались мирным путем, и теперь они все заперты, живые и невредимые.

Уэверли поймала сообщение о пленниках! Скорее всего, это было оно. С бьющимся сердцем, сдерживая дыхание, она наклонилась к терминалу, чтобы не пропустить ни слова.

Ответ Мэтер был неразборчив. Уэверли поняла только половину сказанного.

— Если вы хотите знать мое мнение, — сказал мужчина, — то мы должны просто избавиться от них. Просто чтобы…

Помехи. Уэверли затаила дыхание.

— Да, да, конечно, вы правы, Пастор. Простите.

Еще одна реплика Мэтер. Уэверли кусала губы, жалея, что не может услышать, что говорит женщина.

— Ну, вы не можете предсказать, на что могут оказаться способны отчаявшиеся люди, Пастор. Мы просто пытаемся не подвергать вас опасности. Не думаю, что кто-то их там найдет.

Краткий ответ Мэтер.

— Хорошего вам отдыха, — сказал мужчина, и связь оборвалась.

Уэверли ударила по пульту связи кулаком, потом еще раз. Но не нашла ничего нужного. Вообще ничего!

Ей хотелось расплакаться, но она знала, что в любой момент сюда может вернуться Магда. Она покатила здоровой ногой стул по полу, морщась от боли каждый раз, когда колесики стула попадали на неровность пола. Она была почти в своей комнате, когда услышала голоса снаружи лаборатории и хихиканье, от которого у нее чуть не остановилось сердце. Дверь в лабораторию открылась, и Уэверли удвоила скорость, пытаясь как можно быстрее преодолеть шесть футов, оставшиеся до комнаты.

Оказавшись внутри, она застыла и прислушалась.

По клавиатуре компьютера бодро застучали пальцы. Магда была на противоположной стороне лаборатории, у пульта связи. Уэверли как можно тише подъехала на стуле к кровати. Ей едва хватило сил слезть со стула, но каким-то чудом она все же перекатилась с него на матрас. Нога взорвалась болью, и она чуть не закричала. Она проползла по кровати, пока под щекой у нее не оказалась прохладная подушка.

Кончиком ноги она отпихнула стул в угол, надеясь, что Магда его не заметит.

Магда могла не обратить внимания на стул, стоящий не на месте, но могла ли она не заметить трубку капельницы, которую Уэверли вырвала из руки? Двух этих подсказок вместе будет достаточно даже для такой тупицы, как Магда.

При мысли о том, что ей придется сделать, она покрылась испариной.

Уэверли подняла с матраса иглу для капельницы и осмотрела ее. Она была пластиковой и подвижной. Достаточно узкой. Уэверли изучила сгиб своего локтя. Ранка, оставшаяся от иглы, уже засохла. Кожа была красной, воспаленной и сильно болела.

Уэверли отковырнула от кожи засохшую кровь. Она легко отошла. Из прокола засочилась кровь, и Уэверли, слизнув ее языком, увидела под ней крошечную ямку. Ей бы не помешало немного света, но и неяркого освещения, проникавшего из лаборатории, было вполне достаточно.

Кончиком иглы она для пробы нажала на ранку. Боль пронзила руку до самых костей.

Магда была уже возле двери.

Как можно быстрее Уэверли воткнула иглу в руку. Боль прожгла ее огнем. Изо рта у нее вырвался мучительный стон, и она застыла на месте. Магда, мурлыкавшая себе что-то под нос, теперь замолчала.

Уэверли откинулась на подушку и закрыла глаза, тяжело переводя дыхание. Ее рука пылала болью, и ей так хотелось, чтобы пришла Магда и вколола ей очередную дозу. Но этого нужно было ждать еще несколько часов. Она не знала, сможет ли вынести это ожидание.

Ей показалось, что кто-то за ней наблюдает, и она заставила себя дышать спокойнее. Приоткрыв один глаз, она увидела тень, которая промелькнула на пороге и исчезла.

Стараясь не шуметь, Уэверли закрепила ремни на ногах и руках, попытавшись, чтобы они смотрелись примерно так же, как раньше. Чтобы сделать это, ей пришлось перегнуться, и нога ее при этом, казалось, готова была оторваться от тела.

Она не представляла, как вообще сможет заснуть с такой болью, но все же закрыла глаза. Она лежала совершенно неподвижно, совершенно неподвижно, совершенно неподвижно, позволяя боли заполнить каждую клеточку ее тела. Потом она потеряла сознание.

В ее лихорадочном сознании проплывали ритмичные гулкие звуки, похожие на шум работающего насоса. Ей был знаком этот звук; она уже слышала его на «Эмпирее».

Этот звук был разгадкой всего. Если она сможет найти его, то найдет и пленников.

И свою маму.

 

АМАНАДА

На следующее утро ее навестила Аманда. Взглянув на Уэверли, которая была мертвенно-бледной и задыхалась от боли, она схватила Магду за полу халата и рывком притянула к кровати.

— Как это произошло? — воскликнула она.

Магда тронула лоб Уэверли:

— Ее лихорадит.

Аманда положила руку на щеку Уэверли:

— Милая, как ты себя чувствуешь?

Уэверли попыталась ответить, но горло ее горело, и она была слишком слаба.

— Она симулирует, — сказала Магда. — Вчера она была в порядке.

— Убирайтесь, — рявкнула на нее Аманда.

Магда фыркнула и вышла из комнаты.

Аманда откинула одеяло Уэверли, обнаружила ремни и отстегнула их.

— Теперь ты, может быть, сможешь улечься поудобнее, милая.

Уэверли не могла даже поднять руки.

Аманда что-то заметила и, приподняв правую руку Уэверли, вгляделась в прокол, который Уэверли повторно вскрыла ночью.

— О боже, дорогая. У тебя там жуткое заражение.

Она закричала, вызывая Магду, и приказала ей вызвать доктора Армстронга. Вскоре в комнату вошел невысокий мужчина, двигавшийся суетливо, словно птица, и осмотрел красную распухшую руку Уэверли.

— Это очень плохо, — пробормотал он.

Он осторожно вытащил трубку капельницы. Уэверли ровным счетом ничего не почувствовала. Кожа ее совершенно онемела. Доктор намазал ранку прозрачным гелем и забинтовал руку.

— Я проведу трубку к другой руке, хорошо? — спросил он с улыбкой.

Уэверли пришло в голову, что это может быть тот же человек, который накачал ее лекарствами и вытащил яйцеклетки из ее яичников, так что она ничего не ответила.

Он обошел ее кровать и парой ловких движений вставил трубку капельницы в ее левую руку. Вколов туда два разных шприца, полных лекарственных растворов, он сказал Аманде:

— Думаю, ей будет лучше под вашим присмотром, миссис Марвин, не так ли?

— Определенно, — сказала Аманда с отвращением. — Магду следует отстранить от ухода за пациентами.

— Я позабочусь об этом, — бросил доктор и вышел из комнаты.

Шли часы и дни, и Уэверли то теряла сознание, то снова приходила в себя. Боль в ее ноге сменилась тупой пульсацией, и после бесконечной цепочки кошмаров, от которых она просыпалась в холодном поту, лихорадка наконец отступила. Аманда все это время не отходила от нее. Каждое утро Уэверли, просыпаясь, видела ее рядом со своей кроватью, с миской теплого мучного бульона, а каждый вечер завершался вкуснейшими тушеными овощами с собственной кухни Аманды. Иногда Аманда приводила Джошиа, и они оба сидели возле ее кровати, держась за руки и рассказывая истории о том, что когда-то на Земле жили животные, которых не выращивал человек, — дикие животные. О том, как, когда солнце на Земле садилось, небо горело оранжевым — то, что Уэверли всегда так хотела увидеть. Там были реки, которые сами собой сбегали вниз по холмам, а в некоторых местах ветер дул так сильно, что ломал деревья.

Однако чаще всего Аманда приходила одна.

Сначала Уэверли не нравилось, что Аманда суетится вокруг нее, но скоро она оценила ее заботу. Она следила, чтобы Уэверли всегда была сыта, доставала ей дополнительные одеяла, если она мерзла, и снимала их с нее, если ей было слишком жарко. Когда она приподнимала ногу Уэверли, чтобы перевязать ее рану, это, казалось, отнимало у нее все силы. Когда она приносила поднос с супом и водой, лицо ее покрывалось потом, и, поставив поднос на стол, она потирала спину. Но она не давала себе отдыха. Аманда была гораздо лучшей сиделкой, чем Магда, и Уэверли в конце концов поняла, что ее присутствие успокаивает, и даже почувствовала благодарность.

Аманда никогда не упоминала о своей беременности, но Уэверли видела, что она подтвердилась, по тому, как женщина весело мурлыкала себе под нос, поглаживая живот и улыбаясь сама себе, когда не знала, что Уэверли на нее смотрит. Уэверли становилось нехорошо при мысли, что ее собственный ребенок находится внутри кого-то другого, но то, что Аманда за ней ухаживала, странным образом ее успокаивало. Аманда будет хорошо следить за ребенком, когда он родится.

Как только Уэверли поправилась достаточно для того, чтобы бодрствовать в течение долгого времени, она смогла вернуться к мыслям о странном шуме, который она слышала в качестве фона разговора той мучительной ночью. Этот гудящий звук был ключом, с помощью которого она могла найти маму, но чем больше она старалась, тем меньше она могла представить, откуда этот звук мог исходить. На «Эмпирее» она очень редко оказывалась ниже биосферных уровней. Ей не нравились холодные механизированные отсеки корабля, и она старалась избегать их. Видимо, пленники должны находились как раз в одном из таких мест.

А вот Киран вечно исследовал «Эмпирею». Если бы он услышал тот сигнал, то немедленно смог бы определить его местонахождение. В тысячный раз она пожалела, что не может поговорить с ним хотя бы минутку.

Тем временем Уэверли выздоравливала. Скоро она уже могла сидеть в кровати в течение целого часа, а затем наступил день, когда она с помощью Аманды смогла встать и даже немного прогуляться.

— Я хочу увидеть свой шрам, — сказала она. Она ощупала свою повязку и поняла, что кожа на задней части ее бедра была очень неровной. — Помогите мне снять это.

Аманда с сомнением посмотрела на нее, но потом нежно приподняла ее ночную рубашку и, разбинтовав ногу Уэверли, помогла ей встать, чтобы посмотреть в зеркало, висящее на двери. Ей пришлось опереться на плечо женщины — о таком интимном жесте она и подумать не могла еще неделю назад. Но все изменилось. Раньше Аманда была врагом, но теперь Аманда стала другом.

— Это не так плохо, — попыталась улыбнуться Аманда.

Уэверли вздохнула. Это была отвратительная рваная рана на задней части бедра длиной около десяти дюймов. Кожа по сторонам раны была опухшая и бугристая и, возможно, теперь уже не могла зарасти ровно.

— Боюсь, у тебя останется шрам, милая. Но после того как все заживет, они смогут сделать что-нибудь со шрамом, — сказала Аманда, снова забинтовывая ногу Уэверли. — Они сделают так, чтобы он выглядел получше.

— Какой в этом смысл?

— Ты ведь красавица, милая. Это стоит того, чтобы попробовать.

Уэверли пожала плечами.

Еще несколько месяцев назад ее бы сильно расстроил любой шрам на ее гладком теле, но теперь она рассматривала его с отстраненным любопытством. Рана заживала. Скоро Уэверли станет сильной и сможет убить Энн Мэтер и найти способ сбежать из этого места.

— Нам нужно поговорить, — сказала ей Аманда.

— О чем? — спросила Уэверли.

— Когда тебя выпустят, — робко начала она, — ты будешь жить со мной и Джошиа.

— А почему я не мог вернуться в общую спальню? — спросила Уэверли.

— Девочек расселили по разным семьям. Я единственная, кому Пастор Мэтер может доверить присматривать за тобой. И мы все равно будем под надзором двадцати четырех охранников. Из-за того… что случилось в грузовом отсеке.

Уэверли молча приняла это к сведению.

Аманда ненадолго вышла и вернулась с миской куриного супа для Уэверли. Когда Уэверли помешала бульон, над ним поднялся ароматный пар.

— Я просто никак не могу понять.

— Чего?

— Что ты там делала. Зачем из всех мест выбрала это.

Неужели Аманда пыталась что-то разузнать? Уэверли посмотрела на нее и увидела ее смущенно приподнятые брови.

— Я искала пистолеты, — сказала она.

Аманда внимательно посмотрела на Уэверли.

— Жестокость — это не решение.

— Я не хотела ни в кого стрелять. Я хотела убежать.

— Убежать куда? Твой корабль разрушен. Энн показывала мне обломки. — Взгляд Аманды был отстраненным, словно она решала в уме какую-то загадку.

— Почему «Новый горизонт» так хотел устроить встречу с «Эмпиреей», Аманда? — спросила Уэверли.

— Нам это было нужно. Нам нужна была помощь с оплодотворением.

— И вы решили эту проблему, похитив нас и взяв у нас яйцеклетки?

— Разумеется, нет! Энн еще много лет назад договорилась с Капитаном Джонсом о том, что мы встретимся и получим эмбрионы, которые он заморозил для нас.

Эта версия так разительно отличалась от истории Мэтер, что Уэверли совсем растерялась и не нашлась, что ответить.

— Это была чистая удача, что мы встретили вас именно тогда, когда вы больше всего в нас нуждались. Я не знаю, как долго вы еще смогли бы протянуть в этой смертельной ловушке. Я жалею только о том, что мы не смогли спасти всех тех маленьких мальчиков. Если бы только у нас было время! — Аманда обхватила себя руками. — И я лишь надеюсь, что наш корабль не столкнется с такими же проблемами.

— Значит, вы и правда не знаете… — начала было Уэверли. Осознав, что она сказала это вслух, она прикусила губу.

— Не знаю чего?

Уэверли посмотрела на открытое, доверчивое лицо Аманды. Она и правда могла ничего не знать об убийствах на борту «Эмпиреи». Возможно, она не знала даже о пленниках с «Эмпиреи». Уэверли хотелось рассказать ей о том, что происходит на самом деле, но она удержалась от этого. Если она доверится ей, на карту будет поставлено слишком много.

— Чего, Уэверли? — настаивала Аманда. — Чего я не знаю?

— Просто того, как мы благодарны, — быстро ответила Уэверли. — Благодарны вам за то, что вы нас спасли.

Улыбка Аманды осветила все ее лицо, и она подняла миску с супом.

— Он, наверное, уже остыл, — сказала она и передала миску Уэверли.

На следующее утро Аманда прикатила инвалидное кресло, помогла Уэверли перебраться в него и накрыла ее одеялом. Когда она катила ее по шумным коридорам, люди улыбались Уэверли, особенно женщины. Они, должно быть, знали, что она — донор первых яйцеклеток, поняла Уэверли. Очень многие из них светились от счастья.

— Ты знаменитость, — заметила Аманда, и Уэверли была рада, что она не уточнила причину.

Когда они добрались до участка Аманды и Джошиа, Уэверли увидела, что Джошиа вынес свой столярный стол из гостиной и поставил на его место мягкое кресло. Аманда установила перед Уэверли экран и один за другим прокручивала для Уэверли документальные фильмы про «Новый горизонт». Время от времени Уэверли мельком видела Энн Мэтер — неожиданно красивую молодую женщину, но она всегда была на заднем плане. В фильме про технику первый капитан «Нового Горизонта», Такемара, давал интервью про мощность двигателей корабля. Это был высокий мужчина с волнистыми черными волосами и пронзительным взглядом, и он с гордостью рассказывал о своем корабле.

Тем же вечером, когда Аманда готовила ужин, Уэверли спросила:

— А что случилось с Капитаном Такемарой?

Аманда перемешивала кусочки огурца и дыни с хреном и шпинатом. Она оглянулась на Уэверли, которая сидела за столом, положив вытянутую ногу на стул.

— У него был странная болезнь. Он промучился несколько месяцев, но доктора ничего не могли сделать.

— И тогда Энн Мэтер смогла прийти к власти, — сказала Уэверли, размышляя, действительно ли смерть Капитана была вызвана болезнью.

— Ну, на самом деле она пришла к власти еще до его болезни. Тогда все так запуталось, — сказала Аманда, но вдруг замолчала, словно заново переосмысляя свои слова. Она положила на стол ложки. — Но дело не только в этом.

Аманда осторожно приподняла ногу Уэверли, села на стул, на котором она ее держала, и положила ногу себе на колени.

— Так нормально?

Уэверли кивнула.

— Дело в том, что Капитан был не очень хорошим лидером. Когда мы узнали, что мы все бесплодны… ну, ты можешь себе представить состояние команды. Мы были в полном унынии, а он понятия не имел, что с этим делать. Вот почему Энн пришлось вмешаться.

— Вмешаться?

— Она была Пастором корабля, так что она уже тогда занимала руководящую должность. К тому времени все на корабле слышали о ее службах, и все мы на них ходили, каждое воскресенье, потому что ее проповеди было единственным, что давало нам надежду. Капитан все больше и больше полагался на нее, пока наконец однажды он не ушел из своего офиса, пустив туда ее. Вот так просто. И, знаешь, так было лучше для корабля. Благодаря ей мы снова смогли увидеть свою цель. Капитан никогда не мог дать нам это.

Уэверли была уверена, что тут крылось что-то помимо того, что Аманда знала или рассказывала ей.

— А что за болезнь у него была?

Аманда грустно улыбнулась:

— Я не знаю. Это была болезнь, возникшая на корабле и поразившая многих из ближайшего окружения Капитана. Это была трагедия.

— Что за болезнь?

— Это были какие-то паразиты, как мы думаем. Судя по всему, большинство членов Центрального Совета заразились после одного из собраний. Но докторам так и не удалось изолировать этих паразитов, чтобы убить их.

Уэверли изо всех сил старалась дышать ровно.

Аманда вернулась к своему салату. В тишине Уэверли в сотый раз раздумывала, можно ли доверять Аманде или она все-таки шпион.

— Знаете, о чем я думала? — медленно сказала Уэверли, водя ногтем вдоль древесных волокон стола. — Как они смогли доставить на борт обломки «Эмпиреи»?

Аманда даже не подняла головы от курицы, которую она нарезала.

— Они их достали с помощью шаттлов и «одиночек».

— Но они ведь подобрали их через несколько дней после того, как мы оторвались от «Эмпиреи»?

— Кажется, да.

— И разве у нас все это время не было постоянного ускорения?

— Да, — сказала Аманда. Ее рука с ножом остановилась.

— Я просто не могу понять, как они их достали. Если мы ускорялись так, что у нас поддерживалась искусственная гравитация, то мы должны были давным-давно оставить эти обломки позади.

Аманда окончательно бросила резать курицу и озадаченно посмотрела на Уэверли, которая добавила:

— Но, впрочем, кто знает?

 

ОВАЦИЯ

На следующее утро, совсем рано, Аманда принесла в комнату Уэверли черное платье и кружевной платок. Уэверли наблюдала за ней, притворяясь спящей. Аманда торопливо сновала по комнате, поправляя одежду, висевшую на вешалках, и нежно поглаживая платок, который был у нее в руках.

Она пыталась не разбудить девочку, но Уэверли уже несколько часов не спала, размышляя о том гудящем звуке, который она слышала, и пытаясь придумать, как бы ей сбежать, чтобы найти его источник. Она знала, что участок Аманды и Джошиа круглосуточно охранялся стражей. Их присутствие, казалось, совсем не смущало Аманду, что было еще одной причиной, по которой Уэверли не могла вполне ей доверять.

Аманда обернулась и увидела, что Уэверли на нее смотрит.

— Ты проснулась!

Уэверли протерла глаза.

— Я обычно мало сплю.

— Значит, ты не знаешь, что мы вышли из туманности, — радостно сказала Аманда.

Уэверли повернулась к иллюминатору и увидела черное небо и звезды. Ее поразила мысль о том, что теперь «Эмпирея» сможет найти ее и остальных девочек, если только они выберутся с этого корабля!

— Дорогая, если ты хочешь, мы будем очень рады взять тебя с нами на службу. Это будет чудесно, нам столь многое надо отметить!

Это мог быть шанс увидеть Сару и Саманту.

— Да, я хочу пойти.

— Я рада. Энн сказала, что она приготовила кое-что особенное для вас, девочек, и мне бы очень не хотелось, чтобы ты это пропустила.

«Чудесно», — подумала Уэверли, спуская ноги с кровати. Ее раненая нога за ночь онемела и до сих пор неприятно ныла. Как только Аманда вышла из комнаты, Уэверли натянула черное платье и повязала волосы платком. Ей совершенно не нравилось, как она выглядела в этом наряде. Платье собиралось на бедрах в какой-то уродливый ком, а платок сурово и строго обрамлял ее лицо.

Хромая, она вышла в гостиную, где увидела Аманду и Джошиа, ожидающих ее. На них тоже была простая черная одежда, которая ассоциировалась у Уэверли с похоронной процессией. Джошиа подошел к Уэверли и взял ее за руку.

— Ты выглядишь чудесно, — сказал он.

— Спасибо. — Уэверли никогда не спрашивала, а они сами никогда ей об этом не говорили, но именно он должен был быть тем, кто оплодотворил яйцеклетку, которая росла внутри Аманды. Так что в каком-то странном смысле он стал ее мужем, хотя старался вести себя как ее отец. Это противоречие вызывало у нее неприязнь к нему.

— Джошиа сделал тебе подарок, — сказала Аманда.

Джошиа пошарил под диваном и вытащил красивую тросточку, выструганную из орехового дерева. На ручке был вырезан виноград и маленькие птички, и она удивительно удобно легла в руку Уэверли. На ручке даже была петелька, которую она могла надеть на запястье, чтобы не уронить тросточку. Опершись на нее, она почувствовала, что гораздо тверже стоит на ногах.

— Ух ты, — сказала она. — Спасибо.

— Он делал ее все то время, пока ты лежала в кровати, — сказала Аманда.

— Я натер ее пчелиным воском, чтобы придать блеск, — гордо сообщил Джошиа.

Уэверли пробежалась пальцами по бархатистой поверхности дерева. Трость была тяжелой, почти как дубинка. В свое время она могла ей пригодиться.

— Она очень красивая.

Джошиа порозовел от смущения.

— Пойдемте, — сказала Аманда, игриво шлепая его. — Хватит хвастаться. Нам нужно выйти пораньше, чтобы Уэверли успела вовремя.

Они двигались медленно. Каждые несколько минут Уэверли приходилось останавливаться и отдыхать, но амбар был не так уж далеко от их участка, и скоро она уже шла по огромному помещению, прислушиваясь к отдающимся эхом голосам собрания.

— До встречи, девочки, — сказал Джошиа перед тем, как занять свое место на сцене среди музыкантов.

Пространство, отведенное под богослужение, было украшено связками сена и высушенными цветами. Пол был устлан ковром из сена, хрустевшим под ногами Уэверли, пока она шла по проходу к алтарю. Зал был заполнен примерно наполовину, и люди прогуливались вокруг.

Одна низенькая женщина подошла к Уэверли и схватила ее за руку, чуть не опрокинув на землю. Женщина была очень румяной и пухлой, и, когда она улыбалась, лицо ее сияло.

— О, я просто хочу поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала! — сказала она.

— Что? Я…

— Это так много для меня значит. Ты подарила мне новую жизнь. — Женщина смахнула слезы с глаз. — Спасибо! Я всегда буду чтить тебя в своем доме!

Уэверли поняла, что женщине пересадили один из ее эмбрионов, и горло ее сжалось. Аманда доброжелательно кивнула, но потянула Уэверли прочь от женщины и провела ее к сиденью в первом ряду.

— Аманда, — спросила Уэверли дрожащим голосом, — сколько их?

— Сколько кого, дорогая?

— Вы знаете кого, — прошипела сквозь зубы Уэверли. — Сколько женщин носят мои эмбрионы?

От щек Аманды отхлынула кровь, когда она посмотрела на Уэверли.

— Скажите мне!

— Восемнадцать, — наконец сказала Аманда. — У нас восемнадцать беременных.

— Что?! Как там могло быть так много?

— Они дали тебе лекарства. В еде, — сказала Аманда. — В тебе образовалось много яйцеклеток.

— И вы думаете, это нормально? — воскликнула Уэверли так громко, что на нее начали оборачиваться люди.

— Они вообще-то не спрашивали мое мнение, Уэверли, — сухо сказала Аманда.

— А если бы спросили?

— Я бы сказала им, что нужно получить твое согласие. Потому что все остальные способы — это просто подло.

На сцене Энн Мэтер сидела между двумя своими лекторами, ожидая начала службы. Старший из лекторов клевал носом, но молодая женщина с перевязанными лентой каштановыми волосами смотрела на толпу с привычным спокойствием. На мгновение ее взгляд встретился со взглядом Уэверли, но она тут же снова устремила взгляд в пространство, как будто никогда не видела ее.

Значит, Мэтер все еще не разоблачила ее. Пока она по-прежнему была в безопасности.

— Что это за женщина, которая сидит рядом с Энн? — спросила Уэверли у Аманды, которая, судя по всему, была рада сменить тему.

— Джессика Итон. Джес. Она совсем недавно вызвалась помогать на службах, после того как дьякон Мэддокс потерял голос. Она читает отрывки из древних текстов.

— А как она получила эту работу? — осторожно спросила Уэверли.

— Она помощник Энн. А что?

Уэверли пожала плечами:

— Просто интересно.

Молитвенно сложив руки на груди, Мэтер улыбалась, глядя на Аманду с Уэверли. Ее белое атласное платье отбрасывало свет на ее пухлые щеки, освещая ее святым сиянием.

— Знаешь, Уэверли, я согласна не со всем, что делает моя подруга, — наконец сказала Аманда. — Но у меня нет ее обязанностей. Ей приходится разбираться с очень многими делами.

— Вы хотели ребенка, так? Значит, вы не так уж сильно все это не одобряли.

Аманда побледнела. В этот момент огни потускнели, показывая, что служба вот-вот начнется, и она прошептала:

— Представь, что тебе предлагают то, о чем ты мечтала больше всего на свете. Неужели ты бы отказалась сотрудничать? Скажи честно?

Слишком злая, чтобы отвечать, Уэверли оглядела комнату. Она увидела Саманту, Сару и Фелисити, сидевших в переднем ряду через проход от нее. Саманта твердым взглядом смотрела на Уэверли, сжав губы. Она выглядела похудевшей и более жесткой. Сара повернулась к Уэверли и одними губами произнесла что-то, чего Уэверли не поняла. Она покачала головой. Энн Мэтер подошла к микрофону, и Сара повернулась к сцене, крепко стиснув руки на коленях.

Фелисити пристально смотрела на Мэтер с кротким выражением лица. Может быть, она хорошо умела прятать свой страх, а может быть, так привыкла бояться, что уже забыла, как это — злиться.

И все-таки, с тех пор как Уэверли в последний раз видела кого-то с «Эмпиреи», прошло так много времени, что она была счастлива встретить знакомые лица, как бы они ни изменились за это время. Она тосковала по Кирану или хотя бы по его фотографии, на которой она могла бы видеть его лицо.

Все собравшиеся встали. Аманда жестом показала Уэверли, что та может сидеть, но она все равно встала, тяжело опираясь на свою новую тросточку.

Мэтер тепло улыбнулась и раскинула руки, словно обнимая всех присутствующих.

— Я хочу начать эту службу с хвалы Господу за великолепный подарок, который он нам преподнес, — за звезды! — Она повела рукой в сторону большого иллюминатора над ней, где мерцала завеса звезд. Собрание разразилось продолжительными овациями. Даже Уэверли улыбнулась, глядя на прекрасное небо, по которому она так долго скучала.

— Господи, — сказала Мэтер, и аплодисменты стихли. — Мы благодарим Тебя за благодать, которую Ты даровал нам. Ты указал нам способ творить жизнь, прислав Твоих прекрасных дочерей с судна наших погибших братьев. Давайте почтим этих щедрых девочек, которые разделили с нами свою плоть. Я хочу пригласить молодых девушек на сцену, чтобы мы могли достойно их отблагодарить. Уэверли Маршалл, Дебора Момбаса, Алия Кадиви, Фелисити Виггам, Саманта Стэплтон, Сара Ходжес и Мелисса Дикинсон, пожалуйста, выйдите ко мне.

Ошарашенная таким количеством имен, Уэверли сперва была не в силах сдвинуться с места. Но когда Саманта протянула ей руку, она взяла ее, позволяя девочке отвести себя к сцене, и села на стул, который ей лично предложила Энн Мэтер. Уэверли холодно посмотрела на женщину, но Мэтер только улыбнулась и даже имела наглость погладить ее по щеке. Собрание одобрительно зашумело при виде этого жеста. Когда все девочки расселись, Мэтер вернулась к микрофону.

Уэверли посмотрела на собравшихся и увидела так много седеющих пожилых людей, лучезарно улыбающихся ей, что ей почти захотелось улыбнуться им в ответ. «Они мои похитители, — напомнила она себе. — Каждый из них».

Что касается других девочек, то Фелисити, Алия и Дебора были сдержанны и сидели с торжественными лицами. Сара выглядела так, словно готова была вот-вот расплакаться от злости, а Саманта, сжав кулаки на коленях, изучала толпу с таким видом, словно выбирала, кого убить в первую очередь. Уэверли очень сильно сомневалась в том, что Мэтер удалось честно получить их согласие.

— А теперь, — сказала Мэтер, подняв руку, — я хочу, чтобы эти девочки увидели прекрасное дело, которое они подарили этому миру. Все женщины, которые удостоились счастья принять щедрость этих девочек, пожалуйста, встаньте, чтобы мы могли видеть вас.

Дюжины женщин поднимались со своих мест, у многих по щекам струились слезы. Уэверли покосилась на Саманту, чьи темные глаза пылали яростью. Глаза Сары были красными, и она отчаянно кусала губы, как будто пытаясь сдержать слезы. Большие голубые глаза Фелисити распахнулись от изумления. Она быстро взглянула на Уэверли и тут же отвела взгляд. Лицо ее было непроницаемым.

— Благодаря этим смелым девочкам, — продолжала Мэтер, — мы сможем выжить в темной ночи этого длинного путешествия, и наши дети увидят рассвет Новой Земли!

Комната взорвалась овациями. Люди стояли, хлопая в ладоши и приветствуя девочек восторженными возгласами. Многие, не скрываясь, рыдали.

Во время этой дикой овации Уэверли прокричала в ухо Саманте:

— Что они с вами сделали?

— Они накачали нас лекарствами! — прокричала Саманта поверх всей какофонии. — Когда мы проснулись, все было кончено. Потом они спросили наше согласие, когда мы почти ничего не соображали.

— Мы убежим отсюда! — сказала Уэверли.

— Мы должны будем сделать это во время службы, — ответила Саманта. — Это единственное время, когда мы все собираемся в одной комнате!

— Нам нужно будет встретиться! — сказала Уэверли, заметив, что аплодисменты стихают. Оставалось не так много времени.

— Они следят за мной каждую секунду!

— Я поговорю с Амандой, — сказала Уэверли. Из всех забеременевших женщин только на ее лице отображались сомнения. — Думаю, она поможет.

Саманта хлопнула Уэверли по коленке.

— Мы здесь не можем верить никому! — сказала она, когда затихали последние хлопки. — Обещай мне, что ничего ей не скажешь! Уэверли!

Уэверли кусала губы, рассматривая Аманду. Она могла быть ее единственным шансом, но Саманта была права. Лучше найти другой способ, если это возможно.

— Хорошо, — сказала она, и в этот момент Энн Мэтер начала свою проповедь.

— Я хотела бы перенестись с вами на пятнадцать лет назад, — сказала Энн Мэтер. Ее голос звенел над собранием, словно боевой клич, и Уэверли подумала, что они слушают ее так, словно слова ее были равнозначны вечной жизни. — После многих лет легкомыслия и наивного эгоизма мы наконец подошли к задаче образования семьи только для того, чтобы понять, что никто из нас никогда не сможет иметь детей. Вы помните, что вы тогда почувствовали?

Многие женщины из зала закивали.

— Мы были опустошены. — Энн Мэтер оставила это слово висеть в воздухе и только затем продолжила: — Однажды Бог сказал Аврааму: «Знай, что потомки твои будут пришельцами в земле не своей». А жена Авраама, Сара, не рожала ему детей. И она сказала ему: «Господь заключил чрево мое, чтобы мне не рожать; войди к служанке моей; может быть, я буду иметь детей от нее». И Авраам послушался Сару.

Мэтер протянула руку к ряду девочек на сцене, и все собрание покорно повернуло головы в ту же сторону. Уэверли помертвела. Они все смотрели на нее, словно она была какой-то святой.

— Эти девочки — исполнение обещания Господа людям с «Нового горизонта».

Собрание снова разразилось овациями, и Мэтер с наслаждением слушала их. Она говорила с крайней убежденностью, и ее паства отвечала ей тем же.

— Эти люди на самом деле верят, что они выполняют волю Господа, — прошептала Саманта на ухо Уэверли.

— Может быть, не все они, — задумчиво сказала Уэверли.

Уэверли посмотрела на Энн Мэтер. Правда ли она верила в то, что говорила? Или все это было игрой? Мэтер торжествующе взглянула на них, как будто настоящей целью всего этого действа было показать Уэверли, какой огромной властью она обладает.

«Она убедила их в том, что они избраны Богом, — думала Уэверли, — и что в их жизни есть особый смысл. Она знает, как заставить их любить себя. В этом ее сила».

После бесконечного чтения, трепетных песен Джошиа и хора и еще одной овации служба наконец закончилась. Саманта помогла Уэверли подняться на ноги. Встав, она отшатнулась, внезапно обнаружив рядом с собой Энн Мэтер.

— Девочки, надеюсь, вам понравилось, — сказала она с самодовольной улыбкой. — Я хотела выразить вам нашу благодарность.

К ним присоединилась Аманда.

— Прекрасная проповедь, Энн, — сказала она, сияя.

— Спасибо. — Мэтер смотрела на Аманду с искренней признательностью.

— Энн была моей няней, Уэверли. Тогда, давным-давно.

— Аманда была мне как дочь, — добавила Мэтер. Любовь, связывающая их, была очевидна. Было ясно, что Мэтер очень важно, что Аманда думает о ней.

— Уэверли, — сказала Аманда, держа Мэтер за руки, — ты знала, что Энн начинала как школьный учитель? Она учила меня и Джошиа читать.

— У меня это не очень хорошо получалось, — улыбнулась Мэтер, качая головой.

— Разве? — Голос Аманды был удивленным. — А мне бы так хотелось попробовать себя в роли учителя. Если бы здесь были дети, конечно.

— Теперь они здесь есть, — сказала Уэверли. У нее возникла идея того, как они с Самантой могли бы общаться. — Аманда, почему бы вам не сделать школу для всех нас? Ну, или для самых старших — все равно.

Серые глаза Мэтер метнулись на Уэверли, и девочка угрожающе ей улыбнулась.

— Это отличная идея! — воскликнула Аманда.

— Вы будете прекрасным учителем, — сказала ей Уэверли.

— Я не уверена, что девочки к этому готовы, — возразила Мэтер, и Уэверли показалось, что на висках у нее выступил пот.

— Мне целыми днями нечем заняться, — сказала Уэверли и добавила: — И будет так здорово видеться с моими друзьями.

— Пожалуйста, разреши мне это, Энн! — взмолилась Аманда. — Я не могу круглые сутки рисовать! И это будет полезно девочкам.

Уэверли сохраняла невинное выражение лица, но яростный взгляд, который на нее бросила Мэтер, показал ей, что одурачить ее не удалось. Уэверли было все равно. Очевидно, что Мэтер хотела, чтобы Аманда считала ее праведным лидером, а не лукавым интриганом. Это давало Уэверли преимущество перед ней.

— Я над этим подумаю, — осторожно сказала Мэтер.

— О чем тут думать? — озадаченно спросила Аманда. — Это молодые девочки. Им нужно учиться.

— Тут есть и другие факторы.

Джошиа позвал Аманду присоединиться к беседе с хором, и она отошла, оставив Уэверли наедине с Мэтер.

— Эти люди действительно любят вас, — сказала Уэверли угрожающе и тихо. — Особенно Аманда.

— Мы семья, — ответила Мэтер с порозовевшими щеками.

— Но будут ли они по-прежнему вас любить, — спросила Уэверли, — если узнают обо всем, что вы сделали?

Мэтер изумленно посмотрела на нее.

Уэверли отвернулась и захромала прочь со сцены.

 

ШКОЛА

Все получилось как-то странно. Однажды утром Аманда разбудила Уэверли и дала ей рыжевато-коричневое платье, коричневые носки и вязаный берет. Этот наряд напоминал Уэверли фотографии девочек-скаутов из двадцатого века.

— Я не смогла отговорить их от формы, — извиняясь, пожала плечами Аманда.

Но Уэверли не волновало, насколько глупо она выглядит. Она просто хотела увидеть своих друзей.

Аманда была одета в такое же коричневое платье и коричневые гольфы, но вместо смешного берета на ней был черный шарф. Позавтракав коричневым рисом и бананами с медом, они вышли в гостиную. Аманда села лицом к девочке, сложив руки на уже выдающемся животике.

— Я думала, мы уходим, — сказала Уэверли.

— О да, мы уходим, — ответила она, улыбаясь.

Раздался стук в дверь — два коротких удара.

— Вот и они, — сказала Аманда, протягивая Уэверли трость.

За дверью стояли охранники, а за ними толпились старшие девочки с «Эмпиреи», все одетые в платья и береты. Голубые глаза Фелисити смотрели бессмысленно. Саманта сняла свой берет и комкала его в кулаке. Сара смотрела на Уэверли неподвижным взглядом.

— Готова к школе? — усмехаясь, спросил Уэверли охранник со шрамом.

Она проигнорировала его и захромала мимо девочек к Саманте и Саре.

— Привет. — Саманта наклонилась к Уэверли, собираясь что-то сказать, но ее остановил окрик охранника.

— Никаких побегов. Никаких отставаний. Никаких разговоров. — Охранник приставил палец к уху. — У меня слух касатки. Вам не удастся обмануть мою бдительность.

Уэверли смотрела в сторону, делая вид, что это ее не впечатлило.

— Раз, два, три, четыре! — закричал он, словно был заводилой в какой-то веселой игре. Девочки парами потянулись за ним. Уэверли надеялась, что оба охранника останутся впереди и она сможет поговорить с Сарой и Самантой, но один из них встал в конце. Она чувствовала спиной его взгляд, хромая вперед и опираясь на трость.

Они шли толпой по коридорам, огибая нижнюю часть корабля, пока не пришли к административному отсеку. Здесь не было иллюминаторов, воздух был спертым, а свет тусклым. Рядами были расставлены маленькие столы и стулья, такие же, как на «Эмпирее», за исключением того, что они были девственно чистые — ни надписей, ни царапин, вообще никаких признаков того, что ими когда-либо пользовались.

Охранник протянул Аманде листок бумаги, и ее плечи опустились, когда она посмотрела на него. Она бросила на охранника яростный взгляд, но, похоже, смирилась, когда объявила:

— Девочки, мы сделали план, кто где будет сидеть, чтобы мне было легче запомнить ваши имена! — Она показала всем девочкам стулья с их именами, и, когда все расселись, Уэверли оказалась в дальнем углу, Саманта — в первом ряду с другой стороны комнаты, а Сара — в центре группы. Они не могли повернуться друг к другу и были слишком далеко, чтобы перешептываться.

Аманда раздала всем книжки стихов, и они прочитали стихотворение поэта из далекого прошлого Северной Америки, которого звали Уолт Уитмен, и затем обсудили прочитанное. Большинство девочек молчали, погруженные в свои мысли, но некоторые, обрадовавшись тому, что они снова в классной комнате, поднимали руки и участвовали в обсуждении. Уэверли откинулась на спинку стула и наблюдала за охранниками в надежде на какой-нибудь удобный случай.

Мужчины меряли шагами комнату, держа пистолеты у груди. Уэверли заметила, что Аманда уже несколько раз взглянула на них, а в какой-то момент она даже прервала урок, чтобы попросить охранника не отвлекать учеников. Но охранник на это только нагло улыбнулся и продолжил расхаживать по комнате. Когда Саманта повернулась на стуле, чтобы посмотреть на Уэверли, охранник щелкнул ее пальцем по голове, и она отвернулась, выпрямив спину.

— Девочки, — сказала Аманда классу. Ее голос нервно дрожал. — Теперь, когда мы прочитали стихотворение Уитмена, я хочу дать вам двадцать минут на то, чтобы вы написали свои стихотворения. Я попрошу вас прочитать вслух то, что вы напишете, так что постарайтесь!

Некоторое время тишина нарушалась только поскрипыванием ручек о бумагу, но скоро, когда девочки закончили свои стихотворения, тут и там начали подниматься головы. Уэверли смотрела на охранников, пытаясь придумать, как незаметно передать сообщение Саманте. Но комната была маленькой, а охранники — бдительными. Уэверли представила, как она бьет по голове охранника со шрамом и вместе с остальными девочками убегает, чтобы захватить корабль. Она обхватила рукой деревянную ножку стула, представляя, что это дубинка. Она так крепко ее сжимала, что между ее кожей и деревом образовался слой пота.

— Ладно, — сказала Аманда. — Похоже, большинство из вас закончили. Кто-нибудь хочет прочитать нам написанное?

В воздух взметнулась рука. Это была Саманта. Уэверли насторожилась.

Саманта встала, склонившись над своим листочком. Голова ее была опущена, густая темная челка падала на глаза. Она метнула взгляд в сторону Уэверли, подняла брови и сказала:

— Никто не должен за мной записывать. — Ее голос прервался. — Мне это очень тяжело далось. Каждое следующее слово было пыткой.

Аманда засмеялась:

— Ты говоришь как настоящий поэт.

Саманта взглянула на Уэверли и быстро опустила глаза на ручку на ее столе.

Что она сказала? Никто не должен за мной записывать? Она хотела, чтобы Уэверли записала то, что она прочитает?

Уэверли взяла ручку. Саманта едва заметно кивнула. Охранник со шрамом встал за спиной Саманты, подозрительно за ней наблюдая.

Уэверли наклонилась к столу, записывая слова Саманты. В конце каждой строчки девочка делала паузу, поднимая глаза, чтобы удостовериться, что Уэверли за ней успевает.

Саманта села обратно на свое место, ссутулившись над столом.

— Ну, — протянула Аманда, не зная, что сказать. — Это сильное стихотворение, Саманта! Оно напоминает мне произведения поэтов начала двадцатого века. Кто-нибудь еще хочет что-то прочитать?

Добровольцев больше не было, и Аманда вызвала Мелиссу Дикинсон, которая встала и начала монотонно декламировать что-то про звезды и время.

Уэверли смотрела на охранников, которые снова принялись расхаживать по классу. Охранник со шрамом как раз шел к ней. Ее тянуло прикрыть рукой блокнот, в который она записала стихотворение Саманты, но это смотрелось бы подозрительно, их бы разоблачили. Ее сердце колотилось, словно сломанный поршень, когда она почувствовала, как к ней сзади подкрадывается охранник. Остановился ли он, чтобы заглянуть ей через плечо в ее блокнот? Она не знала. Наконец он отошел. Уэверли обнаружила, что все это время она сдерживала дыхание и ее легким отчаянно не хватало воздуха, но она заставила себя дышать спокойно, пока не удостоверилась, что охранник потерял к ней интерес.

Когда охранник повернул в переднюю часть класса, его взгляд был направлен на Саманту, которая склонилась над своей тетрадью. Она стирала слова, переписывала их, что-то вычеркивала. В какой-то момент он, казалось, собирался забрать у нее стихотворение, но, увидев, что Аманда, прищурившись, смотрит на него, отступил назад и встал в углу.

В конце дня охранники провели девочек по коридорам обратно туда, откуда они пришли, так что Аманда с Уэверли были первыми, кто вышел из рядов.

— Все прошло здорово, правда? — спросила Аманда у Уэверли нарочито веселым тоном. — Мне не нравится, что там крутятся эти головорезы, но я не смогла отговорить Энн от этого. Думаю, ты ее напугала, когда спустилась в грузовой отсек, и теперь она говорит, что не хочет, чтобы еще кого-то из вас ранили.

— Да, конечно, — сказала Уэверли, но по ее тону было ясно, что она не поверила этому объяснению. Она видела, что Аманда и сама ему не верит.

Уэверли изобразила зевок.

— Я так устала весь день сидеть. Я пойду немного вздремну, если можно.

— Не забудь прочитать задание по истории на завтра! — добродушно проворчала Аманда.

Уэверли закрылась в комнате и включила настольную лампу. Она смотрела на стихотворение Саманты, пытаясь извлечь оттуда сообщение, но оно казалось просто беспорядочным нагромождением слов. Она вглядывалась в строчки, пока ее не охватила полная безысходность. Она решила ненадолго отступить, когда вдруг вспомнила, что Саманта, перед тем как читать стихотворение, сказала что-то странное. Что же это было? Что-то насчет пытки.

Каждое слово было пыткой?

Нет.

«Каждое следующее слово было пыткой».

Уэверли вычеркивала каждое второе слово стихотворения, пока ей не открылось скрытое сообщение:

Я обрела нож. Будет еще. Кровь прольется. Служба станет ловушкой. Мне передали твои слова. Где они? Ответ завтра.

Уэверли несколько часов трудилась над ответом Саманте, снова и снова переписывая свое стихотворение в надежде, что завтра на уроке им дадут такое же задание. Когда наступило утро, она была измучена, и Аманда не хотела пускать ее в школу, но Уэверли настояла на своем. Когда охранники с девочками подошли к их двери, она была полностью готова, и сообщение для Саманты было спрятано в блокноте, который она прижимала к себе сбоку.

Когда Аманда попросила их написать короткое стихотворение по мотивам «Оды греческой вазе» Джона Китса, Уэверли подождала, пока несколько девочек прочитают свои работы, и только потом подняла руку. Она не хотела казаться слишком нетерпеливой.

— Может быть, ты прочитаешь сидя, Уэверли? — предложила Аманда.

— Каждое следующее слово словно разрушало меня изнутри. — Уэверли заставила себя усмехнуться.

— Я рада, что ты так серьезно отнеслась к заданию! — сказала Аманда, просияв.

Уэверли взглянула на Саманту, которая держала ручку наготове, осторожно положив блокнот на колени. Уэверли расправила на столе свое стихотворение и начала читать, не забывая делать паузу в конце каждой строчки.

Девочки много недель общались таким способом, зашифровывая сообщения в стихотворениях, сочинениях, прямо под носом у охранников, которые со временем расслабились и теперь скорее скучали, чем наблюдали за девочками. Из одного сложного сообщения, спрятанного в сонете, Уэверли узнала, что Саманта живет с парой, у которой есть хитро оборудованная кухня со всеми мыслимыми приборами. Именно оттуда она могла доставать ножи, не опасаясь быть пойманной. Всего их у нее было три, и брать еще она не осмеливалась. Сара зашифровывала свои идеи по поводу того, где может находиться источник того ритмичного гула, которые описала Уэверли. Она предполагала, что это может быть система искусственного климата, которая располагалась на верхних уровнях корабля, или водная турбина, которая гнала воду к рыбозаводу. Но пойти и проверить это не было возможности, и Уэверли мучилась от мысли, что ее мама где-то на корабле, страдает и боится, а она не может к ней попасть.

Но они добились успеха в другом. Они досконально разработали план побега, доводя его до совершенства, пока Уэверли не поверила в то, что он в самом деле может сработать.

Все зависело от того, сможет ли она найти выживших с «Эмпиреи». Но охранники непрерывно находились за ее дверью, и мимо них никак нельзя было пробраться.

Но однажды днем ее вдруг осенило. Если Мэтер держала пленников с «Эмпиреи» в тайне, то она должна была не пускать к ним команду. Она должна была ограничить доступ к той части корабля. Это было так просто, как она раньше об этом не догадалась?

— Аманда, — сказала Уэверли, когда Аманда вошла с большой миской, полной красного винограда, — чем вы сегодня занимались?

— Да ничем. Просто немного поработала в саду.

Уэверли беспокойно вертелу пальцами карандаш.

— Мне просто интересно. Потому что я слышала, что никому не разрешают заходить на водоочистительную станцию.

— Правда? А я думала, что они волновались насчет системы искусственного климата.

— Да?

— Они думают, что металлический пол перегружен или что-то в этом духе. Туда допускается только обученный персонал. Но никого это особо не волнует. Туда все равно никто никогда не ходит.

— Да, наверное, — сказала Уэверли, не в силах скрыть радость в голосе. Но Аманда, судя по всему, ничего не заметила.

Система искусственного климата. Да! Это объясняло звуки, которые она слышала по системе связи той ночью в лаборатории. Вот где была ее мама.

Ее захлестнуло радостное облегчение, и ей пришлось уйти из гостиной в свою комнату, потому что она была готова расплакаться. После месяцев волнений, страха и планов у них наконец-то появился ключ к разгадке.

Время раздумий закончилось.

Пришло время убить Энн Мэтер.

 

СЛУЖБА

В день службы Уэверли поднялась с кровати не выспавшаяся и взвинченная. Она не спала ни минуты. Всю ночь она смотрела в темноту остекленевшими глазами, вновь и вновь обдумывая все с начала до конца. Ее жизнь, жизни Саманты и Сары зависели от четкости осуществления плана.

Она надеялась только, что сможет достаточно быстро передвигаться со своей раненой ногой, и была рада, что у нее есть трость, которую ей сделал Джошиа.

— О, ты проснулась, — сказала Аманда, заглядывая к ней в дверь — последнее время она делала это постоянно. Когда она вошла внутрь, Уэверли осознала, что теперь Аманда выглядит настоящей будущей мамой: у нее округлился животик и располнели бедра. Уэверли трудно было поверить, что внутри этого тела был ее родной сын или родная дочь. — Надо поторопиться. Нам лучше не опаздывать.

— Да, я знаю. — Уэверли натянула на себя церковное платье, завязала волосы платком и посмотрелась в зеркало.

Она так изменилась. Ее лицо похудело, под глазами были круги, а между бровей залегла суровая вертикальная морщинка. Она повзрослела.

— Давайте поспешим! — услышала она голос Джошиа из гостиной. Ему не терпелось попробовать сыграть новый гимн, который он недавно написал. Уэверли стало грустно при мысли о том, что ни он, ни Аманда не знают о том, что скоро должно произойти.

Уэверли, хромая, вышла из комнаты. Она знала, что сейчас была гораздо слабее, чем до ранения, но все равно была уверена, что Энн Мэтер с ней не справится. И в этом была ее единственная надежда.

На пути к аудитории ее остановила беременная женщина с огромным животом и поцеловала ей руку, светясь от счастья.

— Благослови тебя Господь, — прошептала она.

Уэверли едва взглянула на нее. Ей было слишком страшно.

Пробравшись между стульев, она заняла свое привычное место рядом с Амандой в переднем ряду, откуда ей был виден Джошиа и хор. Оглядев толпу, Уэверли увидела Саманту, сидевшую там, где и предполагалось, у правой стены, и затем Сару, которая была в другом углу комнаты, с левой стороны. Уэверли подняла правую руку, подавая сигнал Саманте, и, затаив дыхание, стала ждать ответа.

Саманта быстро подняла большой палец. Ножи были на месте. Задача Саманты, заключавшаяся в том, чтобы прийти сюда пораньше и спрятать ножи, была самой рискованной, но Уэверли знала, что та лучше всех с этим справится.

Сердце Уэверли колотилось у нее в груди. Сидя лицом к сцене, на которую ей предстояло забраться, и глядя на горло Энн Мэтер, такое мягкое и податливое, она внезапно почувствовала, как наивен их план. Пара закрытых дверей и несколько ножей — неужели это могло сработать?

Она сглотнула комок, застрявший в горле. План должен был сработать. Это был их единственный шанс.

— Что такое? — спросила Аманда. — С тобой все в порядке?

— Да, — ответила Уэверли дрожащим голосом. — Я просто думала, как я вам благодарна, вот и все.

— Мм?

— За все, что вы для меня сделали.

— Конечно, Уэверли. Я тебя люблю, ты же знаешь.

Уэверли смогла только тихонько ей улыбнуться.

Джошиа начал перебирать гитарные струны, и люди расселись по своим местам. Энн Мэтер в платье тыквенного цвета взошла на сцену и подняла пухлую руку.

— Мир вам! — прокричала она.

— Мир вам! — ответила толпа.

За радостными словами Мэтер Уэверли уловила шорох двух пар ног, которые побежали в две противоположные стороны огромного помещения.

Пути назад уже не было.

Уэверли встала. Сара с Самантой уже успели бесшумно закрыть первые две двери. Она услышала мягкий хлопок и почувствовала запах озона, когда они отключили электрические замки. Несколько человек встревоженно обернулись на шум, но затем снова переключили внимание на Мэтер. Уэверли охватил ужас, и на мгновение ее зрение затмили черные точки перед глазами. Но она взяла себя в руки и двинулась к сцене, пока Мэтер говорила о праздновании приближающегося сбора урожая. Аманда потянула ее за подол платья и прошипела:

— Ты куда?

— Мне нужно в туалет, — прошептала в ответ Уэверли. Она надела петельку от трости себе на запястье и встала на колени на связку сена прямо под сценой, на которой стояла Мэтер. Сунув руку под сено, она нащупала холодную металлическую ручку. Нож был именно там, где и предполагалось.

Она зажала его между зубов и одним прыжком запрыгнула на сцену.

Энн Мэтер остановилась посреди предложения и уставилась на нее.

Она схватила Мэтер за волосы и откинула ее голову назад, обнажая горло. Затем она прижала лезвие ножа к ее пульсирующей яремной вене.

Она чувствовала, как Мэтер бьет дрожь. Хорошо. Она была напугана. Женщина пахла мылом и кокосовым лосьоном. Этот тошнотворный запах отталкивал Уэверли. Это было отвратительно — быть физически так близко к женщине, которую она собиралась убить. На какое-то мгновение ее решимость ослабла.

Из толпы раздались изумленные восклицания. Женщины прикрывали рот, чтобы подавить крики, мужчины наполовину поднялись, как будто чтобы помочь Мэтер, но застыли, в шоке глядя на Уэверли.

— Это бессмысленно, Уэверли, — выдавила Мэтер из пережатого горла.

— Я убью вас, — ответила Уэверли, немного сильнее вжимая лезвие в кожу Мэтер.

Она услышала шаги за спиной и обернулась.

Джошиа с хором были всего в паре футов от нее. Они застыли, не сводя глаз с ножа. Справа от Уэверли несколько мужчин забрались на сцену, но пока держались от нее на расстоянии.

В переднем ряду сидела Аманда, зажав рот руками.

Мэтер попыталась вырваться, но Уэверли была сильнее.

— Чего ты пытаешься добиться? — просипела Мэтер сквозь зубы.

Уэверли, не отвечая ей, заговорила в микрофон:

— Если кто-нибудь из вас хочет узнать, как сильно я хочу убить Энн Мэтер, подходите ближе. Я покажу вам.

Ее слова прозвенели, словно заклинание, и воцарилась абсолютная тишина. Ободренная этим, она повернулась налево, затем направо.

— Назад! — закричала она.

Джошиа и другие музыканты отпрянули назад, подняв руки. Мужчина, стоявший справа от нее, медленно попятился.

Уэверли наклонилась к микрофону, но, прежде чем она успела что-то сказать, Мэтер закричала:

— Сохраняйте спокойствие! Вы видите, как эта девочка растерянна…

Уэверли сильно прижала нож к шее женщины, перекрывая ей доступ кислорода. Мэтер замолчала.

Настала очередь Уэверли произнести речь.

— Я хочу, чтобы меня слушали все девочки с «Эмпиреи», — сказала она, выискивая в толпе лица своих подруг. Они были слово крошечные звездочки в мрачном небе. — «Эмпирея» не погибла. Вы знаете, что Мэтер все это время нам врала. Но вы еще не знаете, что на этом корабле держат взаперти выживших с «Эмпиреи».

По толпе пронесся несогласный ропот, но Уэверли повысила голос:

— Девочки! Если вы хотите снова увидеть свои семьи, бегите к левой стороне комнаты, где Саманта…

Не успела она закончить предложение, как все девочки вскочили. Они отбрасывали руки, пытавшиеся их удержать, кусались и царапались. Старшие девочки спешили на помощь младшим, отрывая их от их приемных семей, а малыши молотили кулачками по рукам и лицам взрослых.

Сотни ног бежали к левой стороне комнаты.

План работал!

За ними последовали было взрослые, но девочки были сильнее и быстрее и легко от них отрывались.

Уэверли испустила длинный, похожий на волчий вой вопль, при звуке которого взрослые застыли на месте, так что девочки смогли выскользнуть из комнаты. Когда двери за ними закрылись, Уэверли обратилась к толпе — беспорядочной, разбросанной, ошарашенной и напуганной. И, на мгновение, легко контролируемой. Но только на мгновение.

По плану они должны были сбежать, не медля ни секунды. Притащить Энн Мэтер к отсеку системы искусственного климата и использовать ее как средство, которое заставило бы охранников отпустить пленников. Но, глядя на всех этих людей, Уэверли понимала, что эту толпу нельзя удерживать долго. Они вырвутся и остановят девочек.

Если только она не убедит их отпустить девочек.

— Вы хорошие люди, — сказала она в микрофон. Она услышала крик и, повернувшись, увидела Саманту, стоявшую у последней открытой двери. Она одними губами произнесла: «Что ты делаешь?» Но Уэверли не обратила на нее внимания. — Вы хорошие люди, но вы допустили, чтобы от вашего имени совершались ужасные преступления. Энн Мэтер напала на наш корабль, разрушила наши семьи, без нашего согласия взяла наши яйцеклетки и оторвала нас от родителей. Ваш Пастор — лгунья. Все это время она вам лгала.

Мэтер затрясла головой, но Уэверли снова перекрыла ей дыхание, и та затихла.

Многие ли смотрели на Уэверли в шоке? Многие ли испытывали ярость? Многие ли выглядели виновато?

Большинство смотрели на нее с недоверием.

Они не верили ей.

Но некоторые верили. Некоторые знали правду.

— Большинство из вас не знает про то, что на борту есть выжившие с «Эмпиреи»! — прокричала Уэверли. Пот Мэтер начал проникать сквозь тонкую ткань платья Уэверли, и по коже у нее пробежали мурашки. — Но некоторые из вас знают.

— Она права! — закричал в тишине кто-то с заднего ряда — женщина с соломенными волосами, вставшая на стул. — Я готовила для них еду и приносила ее вниз! Эти люди внизу. Чужие!

Ей ответили злые возгласы, но затем какой-то мужчина закричал:

— К водоочистительной станции поступали корзины с отходами! И нам не говорили, откуда они!

Женщина, поцеловавшая руку Уэверли утром, вскочила на ноги:

— Я верю ей! Уэверли не станет врать!

Толпа взорвалась бурей протестов и обвинений. Уэверли прокричала в микрофон:

— Вы получили то, что хотели. У вас будут дети. Так что отпустите нас, оставьте нас в покое!

Уэверли стащила Энн Мэтер со сцены. Кто-то из толпы сделал движение навстречу ей, и Уэверли острым концом ножа уколола Мэтер в кожу возле глаза. Женщина вскрикнула, и люди попятились при виде ее крови, умоляюще вскинув руки.

— Уэверли! Не делай этого! Уэверли! — закричала Аманда, но Уэверли, не обращая на нее внимания, продолжала пятиться к левой двери.

Она была почти у цели, когда вдруг почувствовала кого-то рядом с собой.

Охранник со шрамом держал за горло Саманту, приставив ей к виску пистолет.

 

ПОБЕГ

— Уэверли… — начала было Саманта, но охранник сжал руку вокруг ее горла, и она поперхнулась.

— Я могу убить ее, — сухо сообщил он Уэверли. Его шрам, эта красная полоска, подергивался при каждом его слове. — И не думай, что я этого не сделаю.

Теперь она увидела, что в комнату вошли пятеро вооруженных мужчин. Один грубо заломил руку Сары ей за спину. Лицо у нее покраснело, из глаз брызнули слезы. Еще дюжина девочек столпилась у двери, во все глаза глядя на них.

Все провалилось. Она все испортила этой своей глупой речью! Конечно же на службах присутствовала охрана. О чем она вообще думала?

Она уже собиралась бросить свой нож, когда услышала животный крик — что-то между хрюканьем и воплем. Саманта схватила руку охранника и отбросила ее от своей шеи.

— Беги! — закричала она Уэверли, выхватывая у него пистолет.

На одно длинное мгновение комната, толпа, корабль, звезды, танцующие свой сверкающий танец, — все словно остановилось и ожидало того, что произойдет.

Затем раздался резкий хлопок, и вселенная снова пришла в движение.

И еще один.

Саманта, как-то нелепо вскинув руки, упала на пол.

Она была так неподвижна.

Из горла Энн Мэтер вырвался сдавленный крик, и она упала на колени. Уэверли обнаружила, что уже не держит ее за горло.

— О нет, — прошептала Мэтер. — Уэверли, что ты натворила?

Другой охранник отпустил Сару. Его пистолет бессмысленно болтался у него на боку. Сара бросилась к подруге и, захлебываясь от слез, перевернула ее на бок.

Глаза Саманты были похожи на два неподвижных стеклянных шарика.

— Сэм! — Сара упала на ее тело. — Сэмми, нет! Нет! Нет! Нет!

Пухлая женщина, опустившись рядом на колени, погладила Сару по спине. Еще одна опустила руку ей на голову.

Толпа начала шевелиться.

— Что ты натворил? — закричал охраннику крупный мужчина. — Ты с ума сошел?

Воздух дрожал от напряжения.

Уэверли ощутила чьи-то руки у себя на спине и услышала тихий шепот:

— Иди.

Это была женщина с каштановыми волосами, Джессика, чтица. Та, что давным-давно передала ей записку в туалете. Теперь Джессика подталкивала ее к двери, где ждали другие девочки. Лицо Серафины было искажено ужасом. Бриани Беккет плакала, и Мелисса Дикинсон держала ее за руку, пытаясь успокоить. Большинство девочек смотрели на Уэверли умоляющими глазами.

— Иди, — повторила Джессика.

— Но Сара…

— Я заберу ее.

Джессика пробралась сквозь толпу, окружившую Саманту с Сарой. Один из охранников кричал: «Назад! Отойти назад!» и потрясал пистолетом, но крупный мужчина с мышцами, выдающими в нем фермера, отнял у него оружие.

Раздался выстрел, и Уэверли бросилась к двери, держа перед собой нож, при виде которого люди расступались. Больная нога плохо ее слушалась, но она быстро добежала до девочек, стоящих у двери. Позади нее прозвучал еще один выстрел, и толпа вдруг начала разбегаться.

Уэверли добралась до перепуганных девочек, столпившихся у стены. Сара тем временем отбивалась от Джессики, которая пыталась оттащить ее к двери.

— Сара! Нам нужно идти! — закричала Уэверли.

Сара, словно очнувшись, посмотрела вокруг, увидела Уэверли возле двери и моргнула. Джессика схватила ее под руки и потащила к Уэверли.

Около дюжины людей заметили открытую дверь и теперь спешили к Уэверли, оттесняя от нее Сару. Уэверли выступила вперед, размахивая перед лицом тростью и крича, и люди отступили назад.

— Не подходите ближе, — предупредила Уэверли, подняв руку с ножом, пока Сара с Джессикой пробивались к ней.

— Уэверли! — Из толпы вырвалась Аманда. Из ее покрасневших глаз струились слезы. — Позволь мне помочь тебе.

Уэверли направила на нее нож.

— Оставьте меня в покое.

— Энн вас не отпустит, Уэверли, — сказала Аманда. — Вам нужна я.

Уэверли оглядела комнату в поисках Мэтер, но женщина исчезла.

С чувством, что она летит в пропасть, Уэверли поняла, что она провалила весь план. Ей нужна была Мэтер. Без заложника она никак не сможет вести переговоры, никак не сможет заставить охранников открыть замки на клетке, где сидела ее мама.

Как ни крути, без Аманды ей было не обойтись.

Уэверли кивнула, и Аманда бросилась вперед. Джошиа попытался последовать за ней, но она была быстрее. Она проскользнула в дверь, и Уэверли выскочила за ней следом, держа наготове нож, пока дверь не захлопнулась перед ошарашенным лицом Джошиа. Сара быстро перерезала провода ножом Уэверли. В ноздри Уэверли ударил запах озона.

Дверь задрожала от удара тяжелого тела, потом еще одного. Дверь не могла выдержать долго.

— Нам нужно отвести девочек в отсек для шаттлов, — сказала Уэверли Саре.

— Я отведу их, — ответила Сара.

— А наши родители? — спросила Мелисса Дикинсон.

— Я их заберу, — пообещала Уэверли. — А пока идите с Сарой и ждите нас в шаттле. — Она повернулась к Саре, чье веснушчатое лицо было залито потом. — Если мы не успеем вовремя, ты знаешь, что делать.

Сара неохотно кивнула. Хватит ли у нее мужества оставить Уэверли и всех остальных, если дело дойдет до этого?

— Иди, — сказала Уэверли.

Сара собрала всех девочек, и они поспешили по коридору к лифтам. Старшие несли на руках малышей. Если они поспешат, то доберутся до шаттла минут за пять.

Уэверли, Аманда и Джессика повернули к лифтам, которые вели к отсеку системы искусственного климата. Аманда ударила по кнопке лифта. Позади раздались выстрелы.

— О боже, я надеюсь, Джошиа в порядке, — простонала Аманда.

Двери лифта наконец открылись с бодрой мелодией, при звуке которой жестокость и насилие на корабле показалась дурным сном. Уэверли нажала кнопку уровня системы искусственного климата, но Джессика одновременно тронула кнопку административного уровня.

— Что вы делаете? — подозрительно спросила Уэверли.

— Я знаю, где Энн держит ключи от контейнера.

— Ох, слава богу! — Уэверли в конце концов не придется брать Аманду в заложники.

— Кроме того, — тихо добавила Джессика, — нам нужно взять пистолеты.

— Почему вы мне помогаете? — спросила Уэверли, внезапно испугавшись, что она попала в ловушку.

Взгляд Джессики был отчаянным и предельно усталым.

— Я всегда верила Энн Мэтер, но… — Голос ее упал. — Больше не верю.

— Я не думаю, что кто-то из нас может представить себе то давление, под которым… — начала Аманда.

— Я могу, — сказала женщина. — Я работала с ней пять лет.

— А я знаю ее сорок лет, — тихо сказала Аманда.

— Значит, ты знаешь, что она убила Капитана Такемару? — с вызовом спросила женщина.

Аманда открыла рот, чтобы возразить, но Джессика продолжала:

— Она почти призналась мне в этом однажды ночью, когда я обнаружила ее пьяной в ее офисе. Самоубийство Командира Рили тоже кажется подозрительным, но она ничего про это не говорила. А помнишь, как члены Центрального Совета отравились едой?

— Я не могу поверить…

— Подумай об этом, Аманда. Вспомни, сколько людей, критиковавших Энн, внезапно заболевали или умирали от несчастного случая.

Лифт, казалось, двигался мучительно медленно, и, когда двери наконец открылись, чтица подняла руку:

— Ждите здесь. Я возьму пистолеты.

Она побежала по коридору к офису Мэтер, оставив Уэверли наедине с Амандой.

— Почему ты не говорила мне, что ты так несчастна, Уэверли? — взмолилась Аманда. — Я могла бы помочь тебе найти лучший способ, чем этот.

— Вы знали, что все это время моя мама была там?

Аманда сжала тонкие губы:

— Нет, я не знала.

— Тогда как вы можете защищать Мэтер? Зная, что она так долго держала взаперти наши семьи?

— Она могла убить их. Но она этого не сделала.

— Значит, вы ее одобряете? — вызывающе спросила Уэверли.

Глаза Аманды закрылись, и, когда она снова открыла их, она смотрела в пол. Она мягко произнесла:

— Нет.

Прибежала Джессика, держа в каждой руке по пистолету. Третий был пристегнут к ее груди. Она протянула один пистолет Уэверли, а другой Аманде, которая взяла его с таким видом, словно он был покрыт слизью. Двери лифта закрылись.

— Вы взяли ключи от контейнера? — спросила Уэверли у Джессики.

Джессика в ответ показала ей большую связку ключей, выбрала из них серебряный ключ и протянула его Уэверли.

Когда двери лифта открылись в отсеке системы искусственного климата, все три женщины инстинктивно выставили вперед пистолеты. Но там никого не было, гул воздушных насосов был таким глубоким и громким, что Уэверли почувствовала, как он отдается у нее в груди.

— Где они? — спросила она у Джессики, которая показала на короткий коридор. На стене была надпись:

КОНТРОЛЬ ВЛАЖНОСТИ

Женщины продвигались вперед, проверяя все углы на предмет охранников. Сначала Уэверли пыталась расслышать какие-нибудь человеческие звуки, но ее слух наполняло такое количество звуков — жужжание вентиляторов, эхо от их шагов по металлическому покрытию, шум воздуха, циркулирующего в потолочных вентиляторах, — что она решила полагаться только на свое зрение.

Они подошли к большой зале. Высоко вверху, на вершине металлических корпусов воздушных фильтров, был установлен контейнер для скота. К корпусам фильтров была приставлена лестница, и Уэверли начала подниматься по ней прежде, чем Аманда успела прошипеть:

— Не торопись!

— Берегись! — закричала Джессика и махнула пистолетом на Уэверли, которая инстинктивно пригнулась. Раздался выстрел. Аманда вскрикнула, и Уэверли услышала глухой стук упавшего тела. Она увидела охранника, лежащего на полу и стонущего от боли. Его пистолет отскочил и оказался вне его доступа. Джессика пинком откинула его прочь и закричала:

— Быстрее!

Уэверли ударила кулаками по металлическому контейнеру.

— Мам! — прокричала она.

Изнутри донеслись неясные звуки, и сквозь вентиляционное отверстие просунулись тонкие пальцы.

— Уэверли? — прошептал кто-то.

— Я вас вытащу, — сказала Уэверли.

Пока она бежала к замку в конце контейнера, глаза ей застилали слезы. Замешкавшись с ключом, она не сразу смогла вставить его в замок. Механизм не поддавался. Она вытащила ключ и попробовала снова.

— Остановись. — Голос раздался у нее за спиной, но она его проигнорировала. Она была почти внутри.

Уэверли оглушил громкий звон по металлу, и прямо у себя перед лицом она увидела выбоину в стене контейнера. Она уставилась на нее, и возле плеча возникла другая выбоина.

— Перестань стрелять! — закричала Аманда. — Ради бога, Энн!

Пули. В нее летели пули, ударяясь об металл. Энн Мэтер и несколько мужчин бежали к ней с другого конца залы, останавливаясь, только чтобы выстрелить. Она пригнулась и снова попыталась открыть замок, но он не поддавался.

Воздух гремел от пистолетных выстрелов.

— Беги! — закричала ее мама из контейнера.

— Нет, мам! Я смогу вас вытащить!

Из отверстия показались пальцы ее мамы, и она схватила их.

— Где другие девочки?

— Ждут в отсеке для шаттлов! — отчаянно прокричала Уэверли.

— Они ждут тебя? Тебе надо бежать, Уэверли! Беги к ним, и убирайтесь с корабля. А мы как-нибудь вырвемся.

— Я не могу тебя бросить, мама! — всхлипнула Уэверли. Это было слишком. Ей нужен был кто-то, кто возьмет все на себя и отвезет девочек домой. Она больше не могла сама за все отвечать. — Ты мне нужна!

— Спускайся оттуда, Уэверли! — прокричала Энн Мэтер. Она была уже близко, хотя по звукам выстрелов прямо под ней Уэверли догадывалась, что Аманда с Джессикой удерживали Мэтер и мужчин в отсеке. — Ты не сможешь это сделать.

Уэверли подняла пистолет, прицелилась и выстрелила в Энн Мэтер, которая пригнулась как раз вовремя. Уэверли снова занялась замком, но ключ застрял.

На металлический пол брызнула кровь.

Ее кровь.

Пуля ранила ее в руку.

— Они убьют тебя, Уэверли! Беги! — кричала ее мама.

— Мама! — рыдала Уэверли. У нее болела рука. Болела нога. У нее больше не оставалось сил.

— Беги! — закричала мама.

И Уэверли наконец сдалась.

Она швырнула ключ внутрь контейнера и скатилась вниз по лестнице. Пули свистели вокруг ее головы, когда она бежала к узкому проходу между фильтрационными установками. Затем она повернула к левым лифтам, которые должны были доставить ее прямо в отсек для шаттлов.

Она ненадолго остановилась, чтобы взглянуть на Аманду с Джессикой, которые прятались за фильтрационной установкой. Аманда продолжала кричать:

— Прекратите стрелять! Вы сошли с ума?

Она прижимала пистолет к груди, слишком напуганная, чтобы им воспользоваться. Стреляла только Джессика, но этого было достаточно, чтобы Мэтер с охранниками не осмеливались подходить ближе.

Аманда замахала на Уэверли, отсылая ее прочь.

— Когда пройдешь через дверь, закрой ее и выстрели в замок! Беги!

Уэверли смотрела на нее, и ей хотелось сказать что-то, хотя бы «Спасибо». Но она не могла. Так что она повернулась на пятках и бросилась в дверь. Ее легкие готовы были разорваться, когда она нырнула в коридор. Она нажала на кнопку, чтобы закрыть за собой дверь, и выстрелила в замок, надеясь, что это хотя бы ненадолго задержит Мэтер и ее охранников. И затем понеслась со всех ног к лифту.

Она резко затормозила.

Это был словно ночной кошмар.

Возле лифта стоял охранник со шрамом, тот, который убил Саманту. Он стоял спиной к Уэверли и наблюдал за другим концом коридора, свободно опустив руку с пистолетом.

Ощутив ее присутствие, он повернул голову.

Их глаза встретились.

Он поднял руку, словно собираясь вежливо попросить ее не стрелять.

Уэверли, не раздумывая, навела на него пистолет. Когда она нащупывала пальцем курок, он открыл рот, чтобы что-то сказать.

— Подожди, — проговорил он.

Она нажала на курок.

Он застонал и упал на пол.

Так просто. Он приподнялся и тяжело привалился к дверям лифта, прижимая руку к животу, на котором расплывалось красное пятно. Уэверли ждала столько, на сколько хватило ее мужества (десять секунд? минуту? вечность?), пока его глаза не потускнели и изо рта у него не выпал блестящий кончик языка.

И только тогда она услышала, как Энн Мэтер и ее охранники колотят в дверь у нее за спиной. Она услышала скрежет металла, когда они открывали двери. Они шли убить ее.

Она бросилась к лифту и ударила по кнопке над плечом мертвого охранника. Он был таким неподвижным. Она знала, что ей стоит забрать у него пистолет, и она почти готова была сделать это, но не могла заставить себя дотронуться до него.

Двери лифта открылись, и охранник упал внутрь, ударившись головой о металлический пол. Его зубы ударились друг о друга, воздух вырвался из его горла, и он остался лежать наполовину в лифте, с ногами, торчащими наружу.

Уэверли сглотнула. Ей нужно было убираться отсюда. Ей придется дотронуться до него.

Она заставила себя упереться в его плечи. Она чувствовала твердые кости у него под кожей, ощущала запах у него изо рта. Он уже сейчас пах смертью. Используя все свои силы, она тянула, толкала и тащила его из лифта, пока не смогла вытолкнуть его за дверь.

— Нет! Боже, Шелби! — закричала Мэтер сквозь щель в двери.

«Человека, которого я убила, звали Шелби. Это было его имя», — подумала Уэверли, нажимая кнопку отсека для шаттлов.

Двери лифта закрылись. Она спаслась.

Но не просто так: она дотронулась до человека, который был мертв из-за нее.

Ее стошнило в углу лифта. Она прислонилась к стенке. Воздух наполнился едким запахом, но когда она стряхнула с волос кусочки переваренной пищи и выпрямилась, то обнаружила, что не чувствует ничего. Ни сожаления, что бросила маму. Ни печали, что Саманта, прекрасная сильная Саманта, была убита. Ни боли в руке, которая до сих пор кровоточила. Ни мук совести, что она убила человека. Ничего. Она не чувствовала ничего.

Пока лифт ехал по этажам, она слышала то стихающий, то снова возобновляющийся звук стрельбы. По кораблю расползалось насилие. Она прижалась к задней стенке лифта, вполголоса молясь.

Когда двери лифта открылись, Уэверли бросилась бежать со всех ног. Она неслась по коридору, даже не заглядывая за повороты, и при каждом шаге шептала: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

Она повернула за угол в отсек для шаттлов и резко затормозила.

Там столпились дюжины женщин. Они окружили девочек.

Уэверли направила на них пистолет и закричала:

— Отпустите их!

Она убьет их, если будет нужно. Теперь она знала, что она сможет это сделать.

Несколько женщин выпрямились и безучастно посмотрели на нее. Другие загружали коробки с едой и большие емкости с водой в грузовой отсек. Маленькие девочки целовали руки женщинам, обнимали их за ноги и забирались в шаттл, махая руками на прощание. Уэверли подобралась к шаттлу, держа наготове пистолет.

— Тебе не нужен пистолет, — сказал кто-то.

Это была та самая невысокая румяная женщина, которая благодарила ее во время службы. Она подняла руку.

— Уэверли, мы хотели попрощаться, пока мужчины задержали охранников. И мы принесли вам еды и воды, этого хватит на пару месяцев…

Говоря это, женщина заканчивала загружать продукты в дверь грузового отсека.

— Мы бы так хотели, чтобы вы остались, — добавила женщина. — То, что вы делаете, очень опасно.

— Мы улетаем, — сказала Уэверли.

— Я это знаю, — грустно ответила женщина. Она вскинула руки над головой и воскликнула: — Мир вам!

— Мир вам! — эхом ответили остальные.

Уэверли подошла к шаттлу и прислонилась к трапу, изучая толпу. Они не боялись ее, они боялись за нее, внезапно поняла она.

— Остановите их! — завизжала Энн Мэтер, спеша к ней с восьмью вооруженными охранниками. — Уэверли, вы не выживете!

Оказавшись внутри шаттла, Уэверли ударила по контрольной кнопке, чтобы поднять трап.

Она бросилась в камбуз, наблюдая из окна за хаосом, который воцарился в отсеке. Высокий мужчина выстрелил в охранников, которые бросились врассыпную и открыли ответную стрельбу. Мэтер орала, ее лицо было красным от ярости, волосы падали на глаза, вышитая мантия косо висела на плечах. Она потеряла все свое самообладание и сейчас была похожа на животное.

Уэверли запустила двигатели и, затаив дыхание, стала смотреть на воздушный шлюз. Она нажала на кнопку на панели управления, на которой значилось «воздушный шлюз», но двери не открылись. На мониторе перед ней загорелась надпись: «Введите код для снятия блокировки».

Код? У нее не было кода!

Кто-то метнулся к панели контроля воздушного шлюза.

Это была Фелисити. Она выпрыгнула из шаттла и кинулась к клавишам на двери воздушного шлюза.

— Что ты делаешь? — закричала Уэверли.

Белокурая женщина обняла Фелисити за плечи и зашептала ей что-то на ухо. Фелисити набрала цифры на клавиатуре, и воздушный шлюз открылся. Они обе повернулись и помахали Уэверли на прощание.

Уэверли кивнула подруге, зная, что они, возможно, никогда больше не увидятся. Одними губами она проговорила:

— Спасибо.

Фелисити улыбнулась Уэверли в первый раз за долгое, долгое время.

Уэверли запустила двигатели, открепила тросы и почувствовала, как шаттл поднимается от пола. Трясущимися руками она направила его к дверям воздушного шлюза, которые теперь были открыты. Пытаясь вспомнить симуляционные занятия, на которые она ходила вместе с Кираном, она направила шаттл в шлюз. Зашипела гидросистема, и двери воздушного шлюза закрылись за ними, а впереди открылись наружные двери, ведущие в бесконечность глубокого космоса. Уэверли нажала на джойстик.

Они были снаружи.

Она ударила по рулевому двигателю, и шаттл рывком двинулся вперед, прижав ее к спинке кресла. На мониторе «Новый горизонт» растворялся в черном ночном небе.

— Где все остальные? — спросила Сара с кресла второго пилота.

Уэверли вздрогнула. Неужели она все это время была здесь?

Лицо Сары под веснушками было белым, а голос ее звучал глухо, словно доносясь из другой комнаты.

— Где наши родители?

Губы Уэверли сжались в прямую тонкую линию.

— Уэверли?