Ваэлин
Сколько лет было женщине-эорхиль? Может, пятьдесят, а может, и все семьдесят. Морщинистое лицо, жёсткая линия губ, длинная седая коса. При этом она была поджарой и прямой, и весь её внешний вид, независимо от возраста, говорил о жизненной силе. Она сидела, скрестив ноги, у костра напротив Аль-Сорны, на её голых руках бугрились мускулы. Позади молча ждали воины её племени. Кое-кто из них спешился, но большинство оставалось в сёдлах. На призыв владыки башни откликнулось около десяти тысяч всадников. Имя женщины было необычным для эорхиль — оно состояло всего из одного слова и означало, согласно переводу Инша-ка-Форны, «Мудрая».
— Ты требуешь слишком многого, человек из башни, — предостерегла его переводчица. — Столько воинов не собиралось со времён войны со звериным народом. Но тогда они пришли на помощь потому, что хорошо знали старого владыку, тебя же мы ещё не знаем. Мудрая решит.
Они просидели у костра до вечера. Женщина пристально смотрела на него из-за завесы дыма. Песнь крови молчала — то ли у Мудрой не было дара, то ли он не сумел его распознать. Десятидневный поход привёл их сюда, на берег озера, которое эорхиль называли Серебряной Слезой: это был всего лишь небольшой спокойный водоём, сверкавший среди пространных равнин. Здесь его ожидали эорхиль.
— Аль-Мирна хотел спокойной жизни, — вдруг произнесла Мудрая на безупречном языке Королевства. Ваэлин вздрогнул. — Тот мужчина прошёл сотни битв и устал от войны. Наше доверие к нему покоилось на этой усталости. Лишь неутомимые вечно ищут войны, и ты, Ваэлин Аль-Сорна, именно таков.
— Возможно, — ответил он. — Однако мне довелось увидеть много битв. И мне больно начинать новую войну.
— Зачем же тогда ты это делаешь?
— А зачем вообще люди идут на войну? Чтобы сохранить хорошее и уничтожить плохое.
— Воларцы хотят уничтожить твою родину. Но их война далеко отсюда.
— Ваша лесная сестра видела сердца тех людей. Они не удовольствуются моей родиной. Я видел, что они сотворили с народом льдов. Воларцы заберут все, до чего смогут дотянуться. Заберут у сеорда, у лонаков и у вас.
— Если мы теперь отдадим тебе наших юных воинов, свет и надежду племени, сколько из них вернётся назад?
— Не знаю. Многие погибнут, не могу отрицать этого. Но я знаю одно: рано или поздно эорхиль придётся сразиться с воларцами — либо здесь, в сердце ваших равнин, либо там, в моей стране.
— Чтобы достичь Королевства, нам придётся ехать через лес. Думаешь, сеорда разрешат тебе?
— Я полагаю, они прислушаются к словам слепой женщины.
— Ты её видел? — Теперь уже вздрогнула его собеседница.
Прищурившись, она напряжённо посмотрела на Ваэлина.
— Не только видел, но и говорил с ней.
Губы женщины исказились, Аль-Сорна видел, что она борется со страхом. Наконец она поднялась, пробормотала: «Неправильное имя мы тебе дали», — и направилась к своему народу, бросив через плечо:
— Мы пойдём с тобой.
* * *
— Му-дра-я, — медленно, по слогам прочитал Ваэлин.
— Хорошо! — похвалила Дарена. — А это? — Она провела кончиком пальца по следующему слову.
— «С» и «о»... со-глас-на. Согласна?
— Отлично, милорд, — улыбнулась советница. — Через каких-нибудь две-три недели вам больше не понадобится моя помощь.
— Сильно в этом сомневаюсь, госпожа. — Ваэлин откинулся на сиденье и зевнул.
Вечерняя строевая подготовка далась нелегко. Многие новобранцы всё ещё путали «лево» и «право», их неуклюжесть усугублялась усталостью от дневного перехода. Но раз уж они собирались сразиться с сильным и дисциплинированным врагом, выбора «тренироваться или отдыхать» у них не было.
Войско покинуло берега озера четыре дня назад, продвигаясь всё дальше на юг, к лесу, до которого осталось около недели пути. Всадники эорхиль разведывали путь. Дарена волновалась по поводу предстоящей встречи с сеорда, и Ваэлину пришлось её успокаивать, хотя его голос звучал куда более уверенно, чем он чувствовал на самом деле. «Думаешь, достаточно сказать им, что ты встретил слепую женщину из далёкого прошлого, и они примут тебя с распростёртыми объятьями? Нет, ты действительно полагаешь, что все будет так просто?»
Однако песнь крови не менялась: путь в Королевство лежал через лес, и точка. Так что Ваэлин вёл вперёд свою армию, тренировал её по два часа утром и вечером, переносил ропот и сомнения капитанов, а перед сном вдобавок проводил целый час с госпожой Дареной, обучаясь грамоте.
Но чем больше он учился, тем больше ему это нравилось. Стихи, которым его пыталась когда-то научить мать, сделались вдруг понятными. Как и звенящая пустота катехизиса, воплощённого в чернильную вязь. Он по-новому оценил силу и красоту дара, которым владел брат Харлик: этот дар позволял держать в голове целую библиотеку.
Дарена сидела вместе с ним за походным столиком, дописывая официальный договор о союзе с племенем эорхиль, который включал пункт о не запрошенном праве племени на бессрочное владение северными равнинами. Подобный договор должен быть утверждён монархом Объединённого Королевства. На случай, если вдруг выяснится, что династия Аль-Ниэренов прервалась, Ваэлин приказал брату Харлику составить список возможных претендентов на престол. В нём оказалось всего четыре имени.
— Во время эпидемии «красной руки» король Янус потерял почти всю семью, — объяснил Харлик. — Выживших основательно проредили войны за объединение. Здесь, — он помахал листком, — последние оставшиеся в живых родственники. По крайней мере те, кто был жив несколько лет назад, когда я убрался из Королевства.
— На кого стоит сделать ставку? — спросил Ваэлин.
— Лорд Аль-Пернил, — сказал Харлик, перечитав список. — Знатный коневод. Если, конечно, он ещё не помер. Милорд, вам следует предусмотреть возможность того, что ни одного из рода Аль-Ниэренов не осталось на свете. В этом случае придётся прибегнуть к другим средствам.
— К каким?
— Королевство без монарха — не Королевство. Во времена смуты люди стремятся сплотиться вокруг сильного человека, способного повести их за собой. И неважно, какой он крови или звания.
— Ещё одно честное и бескорыстное намерение, брат? — Ваэлин пристально взглянул в глаза старика, пытаясь разгадать, не замышляет ли он вновь какую-нибудь пакость.
— Всего лишь наблюдения начитанного человека, милорд.
— Раз так, ограничьте свои наблюдения предметом, о котором я вас спрашиваю. — Аль-Сорна подошёл к разложенной карте и нашел на ней Алльтор. Песнь крови зазвучала с особенной силой, как и всегда, когда он вспоминал о Риве. С некоторых пор мелодия изменилась: к привычной страстности добавился зловещий контрапункт. «Они пришли за ней, — подумал Ваэлин. — Но она не станет отступать».
— Сколько людей живёт в Алльторе? — поинтересовался он у Харлика.
— Судя по королевской переписи десятилетней давности — что-то около сорока восьми тысяч душ, — без запинки ответил брат. — Впрочем, стоит ожидать, что в преддверии осады население города удвоится. — Он помолчал. — Так, значит, мы направляемся в Алльтор?
— И как можно скорее.
— Но расстояние...
— Не имеет значения, — оборвал его Ваэлин. — Мы пойдём в Алльтор, даже если все, что нам останется, это обследовать дымящиеся развалины. На сегодня все, брат.
* * *
Через четыре дня на горизонте появилась неровная полоса. По мере их приближения она уплотнялась, пока не превратилась в сплошную стену деревьев, простиравшуюся в обе стороны насколько хватало глаз. Приказав разбить лагерь в полумиле от леса, Ваэлин с поклоном обратился к Дарене:
— Позвольте мне сопровождать вас, госпожа.
К ним подъехал Норта, рядом с которым неслышно бежала Снежинка.
— Мы тоже лучше пойти с вами, — сказал он. — Вид боевой кошки может усмирить их гнев от нашего вторжения.
— Скорей уж раззадорит их, — заметила Дарена. — В любом случае мой народ на нас не нападёт, я уверена в этом.
Но Ваэлин заметил, как настороженно она смотрела на лес, видимо, не до конца убеждённая в своих словах.
— А если вы не вернётесь? — спросил Норта.
Аль-Сорна хотел было отшутиться, но, вспомнив о нервозности Дарены, ответил серьёзно:
— Если так, то ты, брат, станешь моим преемником. Отведёшь армию обратно в башню и начнёшь готовиться к осаде.
— Считаешь, эти люди послушаются простого учителя?
— Простого — вряд ли, а вот учителя с боевой кошкой... — усмехнулся Ваэлин и пришпорил Огонька.
Когда они подъехали к опушке, песнь крови зазвучала громче, но не предостерегая, а приветствуя. Едва кроны деревьев сомкнулись над ними, мелодия затихла на умиротворённой ноте. Прохладный воздух был насыщен лесными ароматами. Дарена осадила лошадь и спешилась. Закрыв глаза, подняла лицо к сплошному пологу ветвей, на её губах появилась слабая улыбка.
— Я скучала по тебе, — прошептала она.
Ваэлин тоже соскочил с Огонька и отпустил его пастись на поляне, поросшей высокой травой. Осмотревшись, он увидел между двумя ильмами мужчину, хмуро наблюдавшего за ними.
— Гера! — радостно закричала Дарена, кинулась к нему и повисла у него на шее.
Однако, когда она его отпустила, он выглядел не слишком обрадованным, его улыбка была несколько напряжённой. Длинные с проседью волосы, зачёсанные назад, открывали лицо с ястребиным носом — это лицо всколыхнуло в душе Ваэлина давние воспоминания.
— Гера Дракиль, — сказал он, тоже подходя к сеорда. — Друг владыки башни Аль-Мирны. Я...
— Мы знаем, кто ты такой, — с сильным акцентом произнёс Гера. — Бераль-Шак-Ур. А я-то надеялся, что к тому времени, когда твоя тень упадёт на наш лес, я уже отправлюсь на небесную охоту.
— Я пришел к вам с миром...
— Ты пришел к нам с войной. С марелим-силь всегда так. — Сеорда ласково потрепал Дарену по щеке. — Ладно, идёмте, камень ждёт.
* * *
Пройдя несколько миль, они очутились на небольшой поляне, где уже ждали старейшины племени сеорда: пятеро женщин и семеро мужчин, все — того же возраста, что и Дракиль. Последний присоединился к ним и сел в центре их ряда. Посреди поляны стояла каменная плита, напомнившая Ваэлину уже виденную когда-то в Мартише, только та вся заросла сорной травой и вьюнками. Гранитная плита, перед которой они стояли теперь, была чиста. Казалось, ни время, ни непогода не оставили на ней ни следа. За деревьями вокруг стояли другие сеорда. Их лица прятались в тени, но в их смутных силуэтах Аль-Сорна приметил луки и палицы. «Воины. Ждут приказа».
Ваэлин с Дареной сели против старейшин, глядевших весьма недружелюбно. Одна из женщин с вороньим пером в волосах что-то произнесла.
— «Мы не разрешали вам входить в лес, — перевела Дарена. — Тем не менее вы — здесь». И она спрашивает себя, почему бы им нас не убить.
— Я пришел просить вашей помощи, — ответил Ваэлин, и Дарена перевела его слова старейшинам. — Великий и опасный враг напал на мой народ. Вскоре они доберутся и до вашего леса, будут жечь и убивать...
Гера Дракиль поднял руку. Ваэлин замолк, и сеорда начали совещаться на своём языке.
— «Ваши люди не сумели отнять у нас лес, — вновь перевела Дарена. — Хотя и пытались. Мы не испугались вас, не испугаемся и новых пришельцев».
— Просто мы в своё время посчитали, что мудрее будет заключить с вами мир. Новый враг не обладает подобной мудростью. Спросите свою сестру, которая видела их сердца.
Старейшины уставились на Дарену. Та согласно кивнула и произнесла длинную фразу на языке сеорда, очевидно, повествующую о том, что поведал ей её дар о судьбе Варинсхолда и нраве воларцев.
— «Воистину вы столкнулись с жестоким врагом, — перевела она Ваэлину слова одного из старейшин, жилистого мужчины с лисьим хвостом вокруг шеи. — Но это ваша война, нас она не касается. Пусть марелим-силь ведут свои войны как хотят».
Аль-Сорна помолчал, размышляя, как их переубедить.
— Моё имя — Бераль-Шак-Ур. Так назвала меня Нерсус-Силь-Нин. Я говорю вам правду. Я действительно встречался со слепой женщиной и беседовал с ней. Она благословила меня. Может ли кто-нибудь из вас сказать о себе то же самое?
На лицах старейшин отразилась неуверенность, но ни удивления, ни страха они не испытали. И, к сожалению, их сердца не смягчились.
— «Если тебя благословила слепая, то она и сейчас откликнется на твой зов», — перевела Дарена слова Геры Дракиля, который указал куда-то за спину Ваэлина.
Аль-Сорна обернулся, несколько мгновений он смотрел на камень, затем поднялся на ноги.
— Вы не обязаны этого делать. — Дарена встала рядом с ним у камня, глядя на гладкую поверхность с идеально круглым углублением в центре. — Позвольте мне ещё поговорить с ними. Уверена, рано или поздно они поймут.
— Кто я такой, чтобы лишать их этого развлечения? — спросил Ваэлин. — Наверняка они давно тут его дожидаются.
— Вы не понимаете. Сеорда приходили сюда с незапамятных времён. Старые или больные, а иногда — безумные. Приходили, чтобы коснуться камня и спросить совета слепой. Большинство в таких случаях уходят ни с чем, но некоторые, очень и очень немногие... Их камень забирает, оставляя пустое тело.
— Но с вами же ничего подобного не случилось? Вы говорили, что тоже видели её.
— После смерти мужа... — Глаза Дарены, обращённые к камню, затуманились скорбью. — Моё горе было так велико, что мне сделалось безразлично, выживу я или нет. Я пришла сюда в поисках вразумления. Если бы слепая отвергла меня, я бы умерла с лёгким сердцем. Но она... Она показала мне то, для чего я должна жить. — Дарена протянула руку, так и не дотронувшись до камня. — Камень вернул мою душу в тело, поскольку так захотела слепая.
— Что же, — заключил Ваэлин, подходя ближе, — остаётся надеяться, что насчёт меня у неё такие же планы.
Гранит оказался прохладен — и только. Песнь крови не изменилась, но, когда он вновь поднял глаза, он не увидел ни Дарены, ни сеорда. Вокруг была ночь, а у костра сидела слепая женщина. Она смотрела в сторону, но Ваэлин узнал её.
— Нерсус-Силь-Нин, — окликнул он, подходя к огню.
Женщина оказалась старше, чем в прошлый раз. Кожу вокруг её розовато-молочных, словно мраморные шарики, глаз избороздили глубокие морщины, волосы стали совершено седыми.
— А ты возмужал, — произнесла она. — Твоя песнь сделалась громче.
— Вы сказали, что я должен научиться петь как следует.
— Я так сказала? Ох, давненько это было. С тех пор меня посетило великое множество видений. — Она протянула руку к вязанке хвороста, лежащей у её ног, вытащила несколько веток и бросила в костёр. — Ты всё ещё служишь своей Вере?
— Моя Вера оказалась ложью. Впрочем, полагаю, вы это знали.
— Является ли ложь ложью, если в неё искренне верят? С помощью Веры твой народ стремился разгадать тайны этого мира. Ваша Вера бестолкова, но истина, лежащая в её основе, все-таки просматривается.
«Тварь, жившая в Баркусе, и её безжалостный смех».
— Мир Вовне может завладеть душой.
— Далеко не всякой. Только той, которая владеет даром. Твоя сила, огонь, горящий в тебе или во мне, не угасает со смертью тела.
— Но душа провалится в пустоту. Что она найдёт там?
— Полагаю, совсем скоро я это узнаю, — улыбнулась слепая.
— Там, в пустоте, что-то существует. Нечто такое, что захватывает души и, искалечив их, делает своими слугами, а потом посылает назад, в тела других одарённых.
— Выходит, он окреп, — удивлённо приподняла она брови.
— Кто окреп? Кто там живёт?
— Мне это неведомо. — Она повернула к Аль-Сорне своё незрячее лицо, на котором читалось сожаление. — Я знаю лишь то, чего он хочет. Он изголодался.
— Изголодался?..
— По смерти. — Уверенность, прозвучавшая в её тоне, отметала все сомнения. — По смерти.
— Вы знаете, как его можно победить?
Закрыв глаза, она отрицательно покачала головой.
— Но я могу сказать, что его должно сразить, если тебе небезразлична судьба этого мира.
Аль-Сорна поднял лицо к ночному небу, которое виднелось в прорехах между ветвями, и увидел семь звёзд, образующих Меч. По тому, как высоко в небе стояло созвездие, Ваэлин заключил, что здесь уже стоит ранняя осень, но как далеко в прошлом он находился, оставалось загадкой.
— Это уже произошло? — спросил он. — Мой народ уже пришёл в эти земли?
— Нет, что ты, я умерла задолго до этого. Оно и к лучшему, судя по посещавшим меня видениям.
— А будущее? Каково будущее этой земли?
Слепая повернулась с костру и некоторое время молчала. Ваэлин уже решил, что ответа не будет, но она произнесла:
— Ты, Бераль-Шак-Ур, и есть самое далёкое будущее, в которое мне удалось заглянуть. После тебя будущего нет. По крайней мере, я ничего не вижу.
— И все же вы хотите, чтобы я сражался?
— Мой дар несовершенен, и многое остаётся сокрытым. Да и вообще, чего бы ты хотел? Сидеть с унылой физиономией и ждать конца?
— Твоё племя не пропускает нас через лес. Что мне им сказать?
— Не пропускает? — Она изумлённо наморщила лоб. — Передай им, что они должны это сделать. Это поможет.
— И всё?
— А мне-то откуда знать? — Она издала горький смешок. — Люди, живущие в этом лесу, хоть и говорят на одном со мной языке, и в их жилах течёт та же кровь, что и в моих, но это уже не мой народ. Те, кто сейчас приходят к камню, — лишь тени былого величия и красоты. Они сбиваются в кланы и заняты лишь бесконечными сраженьями с лонаками, а знания и мудрость променяли на легенды и сказки. Они забыли, кем были когда-то, они ослабели и измельчали.
— Если они не присоединятся теперь ко мне, то исчезнут даже эти тени прошлого величия, а вместе с ними и надежда, что однажды всё возродится.
— Разбитое не склеить. Таков порядок вещей. — Она повернулась к камню. — Эти ковчеги памяти времён создали не мы, они существовали задолго до нас. Мы лишь догадались, как ими пользоваться, хотя они по-прежнему непокорны и захватывают разум тех, кого сочтут недостойными. Когда-то народ, куда более великий, чем сеорда, творил чудеса и строил города, сплошь покрывавшие эту землю. А сейчас даже имени тех людей никто не помнит. — Она замолчала и вновь повернулась к огню, на её лице отразилась усталость. — Я надеялась, что наша с тобой последняя встреча будет радостной. Что ты поведаешь мне о жене и детишках, о долгих годах, прожитых в мире и покое.
— Мне жаль, что я расстроил тебя. — Ваэлин потянулся к её руке, зная, что ничего не почувствует, но всё равно накрыл её ладонь своей.
Она не ответила, и Аль-Сорна понял, что виденье рассеивается. Он вернулся к камню, протянул руку, чтобы коснуться его поверхности, но задержался.
— Прощай, Нерсус-Силь-Нин.
— Прощай, Бераль-Шак-Ур, — ответила слепая, не поворачивая головы. — Если выиграешь свою войну, возвращайся к камню — возможно, ты найдёшь того, кто захочет поговорить с тобой.
— Возможно...
Стоило прижать ладонь к камню, как вернулся солнечный свет, прогоняя ночную прохладу. Ваэлин набрал в грудь побольше воздуха и, стараясь, чтобы голос прозвучал властно, произнёс:
— Слепая женщина сказала своё слово...
Он умолк, увидев, что все двенадцать старейшин вскочили на ноги и уставились куда-то в сторону от него, а у Дарены глаза широко распахнуты. Песнь крови вдруг загремела в нём, он обернулся.
Рядом сидел зеленоглазый волк. Зверь так же внимательно смотрел на Аль-Сорну, как и прежде. Ваэлин не помнил, чтобы волк был таким большим: если бы тот поднялся на задние лапы, то сделался бы выше него. Волк облизнулся, поднял морду к небу и издал настолько громкий вой, что он заглушил все звуки мира, отзываясь болью в ушах.
Хищник опустил голову, и вой прекратился. На лес упала тишина, чтобы тут же исчезнуть — её разорвал ответный вой со всех сторон: волки Великого Северного леса отвечали зеленоглазому. Их клич все длился и длился, а волк поднялся, подошёл к Аль-Сорне и обнюхал его. Огромная голова находилась на уровне груди Ваэлина, а тот услышал песнь крови зверя: это была всё та же странная мелодия, что и в день смерти Дентоса, — настолько чуждая человеку, что казалась диссонансом. Но одна нота проступала совершенно определённо: «Доверие. Он мне доверяет».
Волк обнюхал его руку, лизнул, затем развернулся, прыгнул в заросли и серебристой тенью скрылся из виду. В тот же миг стих и вой.
Гера Дракиль и остальные окружили Аль-Сорну, из-за деревьев выступили невидимые прежде воины и присоединились к своим старейшинам. Среди воинов сеорда были и мужчины, и женщины: сжимая свои палицы, они двигались синхронно, как единое целое. Дракиль двумя руками поднял палицу, держа её над головой.
— Завтра на рассвете, — произнёс вождь, — я буду петь песнь войны. Я проведу вас через наш лес.
* * *
— Костров не жечь, деревьев не рубить, на зверье не охотиться. От провожатых не отдаляться и строй не покидать. Идти только туда, куда укажут сеорда.
Капитаны обменялись настороженными взглядами. Самым обеспокоенным выглядел Адаль.
— И каково же будет наказание за возможный проступок? — спросил последний.
— С моей стороны никакого, — ответил Ваэлин. — Сеорда заверили меня, что они проследят за соблюдением своих правил.
— Со своей стороны не могу не доложить вам о настроении людей, милорд, — продолжил Адаль. — Открытое неповиновение было быстро подавлено, как вы и приказывали, но на каждый роток не накинешь платок.
— Ну и что там у вас на этот раз? — устало спросил Ваэлин, убирая со лба влажные волосы.
Встреча с Нерсус-Силь-Нин растревожила его. её неведение заразило его томительной неуверенностью. Кроме того, он начал понимать, что власть не доставляет ему радости. «Вечно они чем-то недовольны», — раздражённо подумал он, а вслух произнёс:
— Сапоги им пятки натёрли? Или мечи слишком тяжелы?
— Они боятся леса, — ответил Норта. — И не могу сказать, что осуждаю их. Сам напуган до полусмерти, а мы ведь ещё не вступили в него.
— Понятно. Что же, те, кто так боится пройти между несколькими деревьями, могут проваливать на все четыре стороны. Разумеется, после того как сдадут оружие, обмундирование, вернут пайки и выплаченное жалованье. Пусть топают домой и ждут там воларского флота, а потом наслаждаются резней. Возможно, тогда они поймут цену своей трусости. — Шумно выдохнув сквозь сжатые зубы, он грохнул кулаком по столу с картой. — Впрочем, вы можете передать мне список самых языкастых, и я прикажу их немедленно выпороть.
— Лучше я сама поговорю с людьми, — предложила Дарена, пока капитаны переминались с ноги на ногу. — Постараюсь как-то развеять их страхи.
Ваэлин кивнул и жестом приказал брату Холлану подать ежедневный рапорт о состоянии припасов.
— Она вам что-то не то сказала, да? — спросила Дарена, когда капитаны вышли. Снаружи доносился привычный шум военного лагеря, изменявшийся по мере того, как армия готовилась к переходу через лес. — Из-за этого у вас испортилось настроение?
— Скорее, из-за того, чего она не сказала. У неё не нашлось для меня ответов, госпожа. Так что на нашем пути нас не будет сопровождать никакая высшая мудрость. Я видел обыкновенную уставшую старуху, которую посетило последнее в её жизни видение ненавистного ей будущего.
Дарена промолчала, не спуская взгляда с его лица. После возвращения из леса она постоянно так на него смотрела.
— Этот волк, — произнесла она наконец. — Он ведь вам знаком.
Ваэлин кивнул.
— Мне тоже. Это произошло в детстве, в ту самую ночь, когда меня нашел отец. Зверь первым разыскал меня и одарил, лизнув языком... — её глаза сделались пустыми, словно женщина впала в транс. Дарена встряхнула головой и поднялась. — Пойду произносить успокоительные речи.
* * *
Ни один из солдат не покинул войско. Слов Дарены вновь оказалось достаточно, чтобы обеспечить их преданность. «Они её любят», — подумал Ваэлин, глядя, как непринуждённо она ходит между солдатами, перешучивается с ними, похоже, зная каждого в лицо и по имени. Аль-Сорна понимал, что подобное ему недоступно: за ним шли либо из чувства долга, либо из страха. Оставалось надеяться, что любви к Дарене и страха перед ним самим окажется достаточно, когда войско сойдётся с воларцами.
Первыми вошли в лес гвардейцы Северной башни. Ведя коней в поводу, люди скрылись за деревьями, их сопровождали сеорда, молча наблюдавшие за каждым их шагом. Следом Ваэлин повёл первый пехотный полк. Он разделил свою армию на десять полков по тысяче человек, соответственно пронумеровав их и позволив полковникам самим выбрать себе знамёна. Первый полк состоял в основном из шахтёров, на их синем флаге красовались скрещенные кирки. Ими командовал, не без помощи сержантов гвардии, десятник Ультин из Разбойного Лога.
— Вона как повернулось-то, — бормотал тот, тараща глаза. — Я и в лес этот агромадный прусь, и полком командую под рукой ваш’лордства. А вот мой добрый папаша уверен, что все, на что я гожусь, это выносить зассанный горшок мастера.
— Как давно вы покинули Ренфаэль, капитан? — спросил его Ваэлин.
— Лучше просто Ультин, если не возражаете, ваш’лордство. Даже мои ребята не могут сдержаться и прыскают в кулак, когда вынуждены величать меня капитаном. Что, правду я говорю, наглые подземные собаки? — Он оглянулся на своих людей.
— Поцелуй меня в зад, Ультин! — выкрикнул один, шедший впереди, но перехватил тяжёлый взгляд Ваэлина, побледнел и опустил глаза. Видя пот, проступивший на лбу солдата, и страх на лицах его товарищей, с тревогой косившихся на окружавшую чащу, Ваэлин подавил окрик, готовый сорваться с губ.
— Из Ренфаэля я уехал уж годков пятнадцать тому, ваш’лордство, — ответил Ультин. — С тех пор и зову домом нашу вонючую дыру в земле. Хотя не скажу, что так уж истосковался по родине. Там была всего-навсего жалкая деревушка, в которой обитали грязные шахтёры, которым нищий лорд платил убогое жалованье. Так и я тянул лямку, пока не услышал о Пределах от заезжего лудильщика. Мол, там такой парень, как я, может загребать вчетверо больше — если, конечно, не забоится холода и дикарей. Ну, подкопил малость деньжонок, сел на корабль, и вот я тут. Никогда не думал, что придётся вернуться назад.
«Если там ещё осталось что-нибудь, к чему можно вернуться», — подумал Ваэлин.
Сеорда приставили сопровождающих к каждому полку. Первый полк вёл Дракиль, с ним те общались только скупыми жестами: идите туда или стойте здесь. Казалось, Гера ещё неохотнее терпел рядом с собой Аль-Сорну, чем прежде. Он избегал его взгляда и говорил лишь на родном языке, что принуждало Дарену переводить. «Это из-за волка, — догадался Ваэлин. — Им неприятно чувствовать себя чужаками в собственном лесу».
Вождь сеорда привёл их на прогалину около мелкого ручья, где можно было разбить лагерь на ночь. Выполняя приказ Ваэлина, костры никто не разжигал. Наскоро перекусив холодным вяленым мясом, люди поплотнее завернулись в свои плащи. Не слышно было песен, почти никто не разговаривал. Солдаты то и дело вздрагивали, слыша звуки ночного леса.
— А чего это? — шёпотом спросил Ультин, когда из мрака донёсся жалобный плач.
— Лесной кот, — пояснила Дарена. — Самку зовёт.
Гера Дракиль сидел на небольшом валуне посередине ручья. Ручей был неглубок, но плеск воды предупредил сеорда о приближении гостя. Разобрав, что это Аль-Сорна, вождь глянул на него исподлобья и молча снял тетиву с лука, плоского, с толстой,
обмотанной кожей рукоятью. У стрел были странные, тускло поблёскивавшие наконечники, не похожие на железо.
— А броню они пробивают? — спросил Ваэлин.
Дракиль вынул одну из стрел и поднял её, поймав наконечником лунный луч. Ваэлин заметил, что он сделан из чего-то, напоминавшего скорее стекло, чем кремень.
— Привезён из горной страны, — сказал сеорда. — Отобран у лонаков. Режет всё что угодно.
— А это? — Ваэлин кивнул на палицу, лежавшую тут же.
Она была около ярда длиной, изогнутая, подобно топорищу, с насечками на рукояти, а грубое навершие напоминало искривлённый конец мотыги. Тонкий десятидюймовый шип, всего на
дюйм короче навершия, торчал в сторону.
— Эта штука выдержит удар меча?
— Желаешь испытать? — Сеорда смерил его с головы до пят. — А меча-то у тебя и нет.
Вождь отложил лук, поднял дубинку и протянул Ваэлину. Палица оказалась в меру увесистой, рукоять — ухватистой, древесина была незнакомой, тёмной и настолько гладкой, что волокна почти не ощущались под пальцами. Аль-Сорна сделал несколько взмахов.
— Дерево особое, с чёрной сердцевиной, — объяснил Гера. — Режется легко, но закали его в огне, — и оно станет крепче железа. Нет, она не сломается, Бераль-Шак-Ур.
— Ты так и не спросил, что мне сказала слепая. — Ваэлин с поклоном вернул палицу хозяину.
— Она сказала, что мы должны присоединиться к тебе. Её видения хорошо знакомы сеорда.
— И всё же ты собирался отречься от её слов.
— У вашего народа, как и у моего, нет богов. Слепая жила много веков назад и провидела будущее. Большинство её видений исполнилось, некоторые — нет. Она направляет нас, но мы ей не поклоняемся.
— А чему же тогда вы поклоняетесь?
Впервые веселье проявилось на лице сеорда, он улыбнулся.
— Тому, где ты сейчас стоишь, Бераль-Шак-Ур! Вы именуете это место Великим лесом, мы же зовём его — Сеорда, ибо мы — это он, а он — это мы.
— Но, чтобы сразиться с врагом, вам придётся покинуть его.
— Мне уже приходилось это делать, когда я вместе с прежним владыкой башни отправился взглянуть на твою страну. Я видел там много вещей, и все они были отвратительны.
— То, что ты увидишь сейчас, будет ещё отвратительней.
— Знаю. — Сеорда положил палицу на место, лёг на камень и закрыл глаза. — Так оно и будет.