Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Кендалл Райан

«Непристойная Блистательная Вечность»

Непристойная Блистательная Ложь — 4 #_1.jpg

Оригинальное название : Kendall Ryan “Filthy Beautiful Forever” (Filthy Beautiful Lies #4), 2015

Кендалл Райан «Непристойная Блистательная Вечность» (Непристойная Блистательная Ложь #4), 2019

Переводчик: Карамелька

Редактор: Коноплюша

Обложка: Врединка Тм

Перевод группы: http://vk.com/fashionable_library

Любое копирование и распространение ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Аннотация.

Коллинз Дрейк держит под контролем все аспекты своей жизни. Начиная с бизнеса и заканчивая удовлетворением физических потребностей... ничего не обходится без его команд. 

И когда к нему на порог заявляется женщина с напоминаем об обещании, которое они дали друг другу в возрасте всего десяти лет, он не собирается позволить ей перевернуть весь его мир. 

Но так и происходит. 

Ведь Миа Монро не просто лучший друг детства, не просто та, с кем он потерял девственность и с тех пор не виделся, она — единственное исключение в его совершенном контроле. И шаг за шагом она вот-вот разрушит его тщательно продуманные планы.

Оглавление

Кендалл Райан

Любое копирование и распространение ЗАПРЕЩЕНО!

Аннотация.

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Глава 4.

Глава 5.

Глава 6.

Глава 7.

Глава 8.

Глава 9.

Глава 10.

Глава 11.

Глава 12.

Глава 13.

Глава 14.

Глава 15.

Глава 16.

Глава 17.

Глава 18.

Глава 19.

Глава 20.

Глава 21.

Глава 22.

Глава 23.

Глава 24.

Эпилог.

Глава 1.

Коллинз

В последнее время у меня не выходит эякулировать.

Не от недостатка усилий с моей стороны. Нет, конечно. Я не халтурю, но как бы я не пыхтел над своей очень горячей девушкой-супермоделью последний час, пробуя каждую позу, которую только можно представить (и даже выдумав несколько своих), у меня не получается приблизиться к оргазму.

Чёрт.

Пот струится по прессу и груди на неё, и я, пробормотав извинения, делаю выпад жёстче, вбиваясь в её тело снова и снова в попытке достигнуть цели. Она же достигла кульминации уже четыре раза, и вовремя последних двух спросила у меня, близко ли я. Я солгал, ответив утвердительно.

В конце концов рассердившись, она сталкивает меня с себя.

— Какого чёрта, Коллинз? — Она слезает с кровати и швыряет мне в лицо подушку, схватив свой шёлковый халат.

Я сажусь на пятки, голый, как новорождённый, задумавшись, что за фигня со мной творится. Татьяна стройная и высокая с длинными шелковистыми волосами, да ещё и возглавляет «дрочебанк» мужчин всего мира. Дело не в ней, а может и в ней, чёрт возьми, сам не знаю.

— Детка, я просто устал, понимаешь? — С утра пробежал шесть миль и провёл жёсткую тренировку по кикбоксингу со своим самым младшим братом Пэйсом. И чёрт, да, возможно, некоторые реплики из нашего разговора между джебами и апперкотами всё ещё крутятся в моей голове. Когда он спросил о моих отношениях с Татьяной, я признался ему в своей уверенности в том, что она рассматривает меня только в качестве своего личного банковского счёта, а я считаю её тёплым телом, в котором можно потеряться. Вот только в последнее время у меня это не особенно получается.

Я наблюдаю с кровати, как Татьяна одевается, выбирая дизайнерские шмотки из массивного гардеробы, которым я снабдил её. Она швыряет ненужные вещи на пол, пока, наконец, не останавливается на чёрном платье-шифт и подходящих каблуках.

— Я ухожу, — бросает она в моём направлении.

Знаю, она бесится, но разве мы не должны об этом поговорить? Ведь так поступают пары?

Я скупо киваю.

Уверен, она идёт за покупками — её обыденное субботнее занятие.

После её ухода я принимаю душ и одеваюсь, после чего ухожу сидеть в уединении библиотеки, наслаждаясь столетним скотчем. Подумываю позвонить братьям, но они оба наверняка заняты своими семьями. Откинувшись на кожаную спинку, я закрываю глаза.

Ничто в моей жизни не обходится без контроля — начиная с компании и заканчивая отношениями и ведением бизнеса, — и только мой член об этом не слышал. Эгоистичная сволочь.

Можно записаться на приём к врачу, но я уверен, что он скажет, что проблема в голове, а вовсе не в члене. У меня отлично получается кончить с помощью собственной руки, и я не хочу слышать его мысли по этому поводу. «Это не подходящая тема для анализа, спасибо, Док».

Как самому старшему брату в семье без матери и отца, мне на плечи легла непосильная тяжесть, и я много работал. Поддерживал железную дисциплину и смотрел, чтобы мои братья держались в узде. И теперь, когда я генеральный директор компании, разницы никакой. У меня едва хватает времени на такие фривольности, как веселье. Видимо, сейчас я как раз за это и расплачиваюсь, забыв, как нужно, блядь, эякулировать. Господи.

Я сижу в одиночестве, с удовольствием напиваясь, пока солнце спускается по небу, как вдруг раздаётся дверной звонок. Мои братья сами бы зашли, а домоправительница входит через гараж. Я отталкиваюсь от кресла и иду прямиком в фойе, гадая, кого там черти принесли к моей двери.

На крыльце за дверью я обнаруживаю молодую женщину. Что-то в её широкопоставленных глазах болотного цвета, окаймленных чёрными ресницами, мне кажется притягательным и смутно знакомым. Мой член подскакивает от интереса. Серьёзно, сейчас? На эту шатенку, которая выглядит в равной степени напуганной и преисполненной надежды?

Мы так и стоим, разглядывая друг друга. У неё сломалась машина? Маловероятно, что она прошла целую милю по моей подъездной дороге. Уже было собираюсь предложить ей свой мобильный, как она вдруг заговаривает.

— Коллинз? — она щурится, как будто не просто смотрит на меня, а СМОТРИТ, как бы странно это не звучало. Её голос знаком. Мягкий, но хриплый. Воспоминания продираются сквозь пелену тумана, вызванную скотчем, выкапывая её.

— Гремлин? Это ты? — До меня доходит, что теперь уже щурюсь я, пытаясь понять, как девчушка, которую я звал этим прозвищем, превратилось в прекрасное существо, стоящее передо мной.

— Теперь я Миа, — обиженно поправляет она меня.

— Миа, чёрт! — я привлекаю её в объятья, прижимая к груди. Она всё такого же роста, что и в подростковом возрасте — хилых пять футов (= 152 см), в то время как я вырос до внушительных шести футов и двух дюймов (=189 см).

Её напряжённость спадает как только она, издав слабый смешок, оказывается в моих руках.

— Сначала я подумала, что ты меня не узнаешь.

— У меня голова сегодня забита. Кроме того, раньше ты выглядела немного иначе. — Я отпускаю её, встречаясь с ней взглядом. Становится понятно, что мы оба помним нашу последнюю встречу. Нам было по пятнадцать, мы прятались под палубой лодки отца, тихонько раскачивающейся на причале. Она сказала мне, что переезжает. Потом умоляла лишить её девственности. Что я и сделал. Моё последнее воспоминание о ней — пятна крови на бёдрах и слёзы, застлавшие изумрудно-зелёные глаза. За ту ночь я всё ещё чувствую себя сволочью. Стыд прожигает меня насквозь, вынуждая вернуться в настоящее.

Я кашляю, а Миа моргает, отгоняя воспоминания, которые, без сомнения, стояли у неё перед глазами. Если она здесь, на моём пороге в ЛА, значит, возможно, она простила меня за ту ночь. Мы росли вместе и были практически неразлучны с пяти лет. Пока она не переехала. Я не виделся и не говорил с ней пятнадцать лет. Изучая её внешность, я осознаю, что кое-то осталось неизменным — зелёные глаза, которые сверкают, когда выхватывают свет, и непослушные каштановые волосы, завивающиеся во все стороны, — но, тем не менее, многое в ней явно ново. Грудь, например. Я бы такую запомнил. У неё узкая, аккуратная талия, но бёдра широкие, и мне не нужно её разворачивать, чтобы понять, что задница у неё круглая и пышная. У девчонки формы, которые совершенно расходятся с тощей паршивкой, которую я помню, как своего партнёра по детским играм.

— Что ты делаешь в ЛА? — спрашиваю я.

— Я... — Она глубоко вдыхает. — Долгая история. Могу я войти?

— Конечно. — Я почти загородил дверь, как придурок. Отступаю в сторону и приглашаю её внутрь. У неё с собой огромный багаж, который я предлагаю взять, после чего затягиваю его внутрь и оставляю у парадной двери, не совсем понимая, как объяснить его присутствие.

— У тебя потрясающий дом, — замечает она, устремляя взгляд на винтовую лестницу, возвышающуюся над нашими головами.

— Спасибо, — бормочу я. Хочется не о доме поговорить, а понять причину её появления. Озорной блеск её глаз потух, и пусть я и не видел её пятнадцать лет, мне ненавистно думать, что с ней что-то произошло. Когда-то эта женщина была для меня всем миром.

Я показываю ей дом, провожу небольшой тур по первому этажу, прежде чем проводить её в библиотеку. Моя выпивка ещё стоит на столе, напоминая мне о моём дерьмовом дне.

— Хочешь? — спрашиваю я.

— Конечно, — отзывается она. — Но только, если у тебя есть что-нибудь полегче этого. — Она машет рукой на стакан с янтарной жидкость..

— Думаю, я найду. — Я отправляюсь к крошечному бару в углу комнаты и наливаю немного водки в стакан, потом залезаю в мини-холодильник и беру банки с лимонно-лаймовой содой и клюквенным соком. — Подойдёт? — интересуюсь я, выставляя их на её одобрение.

Она кивает и улыбается мне. Её всегда так просто было сделать счастливой.

Я протягиваю её розовый напиток, и она присоединяется ко мне, сев в кожаное кресло напротив.

Видеть её здесь, смотреть, как она скрещивает ноги в лодыжках, и то, как соблазнительно подносит стакан к губами... всё это навевает самые разные воспоминания.

Наши отношения никогда не были романтичными — мы были друзьями, лучшими друзьями. Но когда я в четырнадцать трагически потерял мать в автокатастрофе, со мной рядом была именно Миа. В ней я нуждался. В те дни, когда не мог есть, когда не мог говорить ни с кем, даже с братьям. Помню, как Миа прижимала мою голову к своей груди. Я слушал её сердцебиение, пока она гладила мои волосы и рассказывала глупые истории, чтобы отвлечь меня. Боль была такой всеохватывающей, такой глубокой, что я не знал, как выразить её словами. Но Мии не нужны были слова. Она и сама всё знала.

Именно после одного из таких сеансов мы разделили наш первый поцелуй. Естественный, без всяких неуклюжих, чрезмерно пылких атак на язык, которые наблюдались у прошлых моих партнёрш. У меня тут же встал на мою подругу, и это жутко меня смутило. До того момента я никогда не смотрел на неё так. Но в ту ночь что-то изменилось, потому что на следующий день я начал замечать в ней зреющую женщину. Стал ловить и на себе её взгляды, когда она следила за моими передвижениями с любопытством, мерцающим в зелёных глубинах.

Прошёл почти год после смерти мамы, когда она сказала, что ей нужно поведать мне кое-что важное, и мы условились о встрече ночью на лодке моего отца.

Она колыхалась, пришвартованная у причала, и поскольку признаков Мии пока не наблюдалось, я залез под палубу, удивившись, когда обнаружил, что она уже дожидается меня там на выдвижной кровати. Я подполз на место рядом с ней под луной, служившей нашим единственным источником света. С мрачным выражением лица она рассказала мне, что её родители переезжают в другой штат, и что у них больше нет возможности поддерживать её обучение в частной школе.

Помню, как у меня скрутило в узел желудок, и я притянул её ближе к себе. Мне была невыносима мысль о её переезде. Отчаянно желая всё изменить, избавить Мию от слёз, я прямо там позвонил своему отцу. Попросил его заплатить за её учёбу, чтобы она могла остаться в Академии Линдена, но он мне отказал. Ответил, что у меня будут и другие девушки, и отдавать своё сердце в пятнадцать — не следует. Но он не знал, что я уже подарил ей своё сердце в тот день, когда мы познакомились. Нам было по пять, и я всё ещё помню, как первый раз её увидел. Она была такой крошечной, гораздо меньше остальных, и над ней издевались пара взрослых детишек. Не в силах смириться с мыслью что кому-то настолько беззащитному приходится страдать, я бросился к ней. Большие зелёные глаза впились в мои, пронзая меня насквозь, и глупая улыбка растянулась на её губах, поймав меня в сети. В тот день она завладела частичкой меня.

Когда я закончил разговор с отцом, выражение глаз Мии подсказало мне, что она уже знает его ответ. Но следующие слова, вылетевшие из её рта повергли меня в шок. Она сказала, что девственница (о чём я догадывался), и призналась, что хочет, чтобы я был её первым.

Господи, одна только мысль об этом разговоре возвращает меня назад в ту влажную июльскую ночь. У меня крутило живот от нервов, и хотя я знал, что нам, наверняка, не следует этим заниматься, мой член наливался свинцом при мысли о том, чтобы трахнуть её. Стать первым, кто окажется в ней.

Надеясь, что она не опустила взгляд к моим штанам и не заметила эрекцию, натянувшую штаны, я сказал ей, что нам нельзя. Мы даже не встречались, а учитывая её отъезд на следующий день, я переживал, как бы она потом не пожалела, ведь мне не хотелось, чтобы после ей было хреново. В ответ она заявила, что не хочет делить свой первый раз с кем-то другим, а желает запечатлеть его в памяти со мной. В общем привела очень убедительный аргумент, или, чёрт, возможно, мне и не особо нужны были убеждения.

Я согласился только потому, что заставил её пообещать: после её завтрашнего отъезда всё будет хорошо. Она поклялась, что продолжит жить дальше, примет свой переезд и начнёт встречаться с другими парнями в своей новой школе. И я ей поверил.

Я поцеловал её одним неторопливым поцелуем, прижался к ней губами, давая её шанс передумать и отпрянуть. Но она не передумала. Её язык облизал мою нижнюю губу, и когда я раскрыл рот, она проскользнула внутрь и погладила мой язык.

Миа была удивлена тому, что у меня с собой не оказалось презерватива. Она-то думала, что я уже занимался этим с несколькими девчонками из школы, с которыми гулял. На моё признание о том, что это будет и мой первый раз тоже, она поглядела на меня так, будто поняла, что мы оба поделимся друг с другом частичкой себя. Я побежал к дому, достал презервативы и через несколько минут вернулся на лодку. Мне казалось, что к тому времени как я вернусь, она передумает, но вышло наоборот — она разделась и спокойно, широко распахнув зелёные глаза, ждала меня под одеялом.

Я всё ещё помню, как крепко она стискивала мой член, её тяжёлое дыхание на моей шее, когда я полностью вошёл в неё, каково было впервые кончить в латекс, вытирать её после и волноваться, что она не испытала оргазм. Грудь сжимается, когда к похоти примешивается стыд. Той ночью я облажался.

— Коллинз? — зовёт она, вырывая меня из уплывших далеко мыслей.

Я откашливаюсь.

— Прости. Просто нереально тебя здесь видеть. Что привело тебя в ЛА? Ты всё ещё живёшь в Коннектикуте? — интересуюсь я. Ненавижу формальность своих вопросов, но мы утратили былые отношения, и испуганное выражение её лица, когда я открыл дверь, по-прежнему не оставляет мои мысли.

Миа делает громадный глоток.

— Это прозвучит безумно... — нервно усмехается она.

— Миа, я знаю тебя с пяти лет. Раньше мы рассказывали друг другу обо всём.

Я не знаю, причинил ли ей кто-то боль... или она бежит от чего-то, но терпеливо жду, пока Миа соберётся с духом и сделает несколько глотков своего напитка.

— Помнишь обещание, которое мы дали друг другу? — произносит она.

Я спокойно смотрю на неё. Ей бы внести больше конкретики. Чёрт, прошло же пятнадцать лет.

— О чём? — прощупываю я.

— О нас. Когда нам исполнится тридцать... — Она нервно сглатывает.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь понять к чему она ведёт.

— Миа?

— Когда нам было десять. Мы поклялись друг другу, что если никто из нас не женится к тридцати, мы поженимся.

Воспоминание всплывает в голове. Её проникновенные зелёные глаза, глядящие на меня как на её героя, наши сцепленные в единении мизинчики. Господи, мы же правда это пообещали друг другу? Чемодан у двери. Тот факт, что мне исполнится тридцать через несколько месяцев. Всё это разом обрушивается на меня, и в груди зарождается паника.

Стук каблуков по деревянному полу привлекает наше внимание.

— Вот ты где, — произносит Татьяна, показавшись в библиотеке. — Какой же большой этот дом. — Она замечает присутствие Мии и замирает. — Оу, прости, я думала, ты один. Привет, я Татьяна. — Она протягивает руку, и Миа встаёт, отвечая на рукопожатие.

— Миа. Приятно познакомиться. Простите, мне пора уходить... — она ставит напиток.

Я вскакиваю на ноги и кладу руки Мии на плечи.

— Тебе не нужно никуда уходить. Путешествие наверняка выдалось длинным. Присядь, пожалуйста.

Она сглатывает и с беспокойством смотрит на меня.

— Ты уверен?

Я киваю.

— Конечно. Похоже, нам предстоит многое наверстать. — После чёртовой бомбы, которую она только что скинула на меня, ей отсюда ни за что не уйти.

Она кивает с неуверенной улыбкой.

— Может, присоединишься к нам, Татьяна? — интересуюсь я, двинувшись к бару.

— Разумеется, — плоско реагирует та.

Я делаю малиновую соду с водкой, которую она любит, и протягиваю ей стакан. Татьяна садится напротив, скрещивает ноги в прямой, как прут, позе и бесстрастно глядит на меня. Всё ещё бесится из-за случившегося.

Я рассказываю Мии о минувших пятнадцати годах — о том, что я и все мои братья живут в Лос-Анджелесе, и что под моим управлением успешная инвестиционная компания. Рот говорит, но мозг всё пытается усвоить тот факт, что она заявилась сюда после стольких лет.

Обе женщины смотрят на меня и слушают, Миа время от времени вставляет вопросы, радостно смеясь, когда я рассказываю о том, как остепенились мои младшие братья — Пейс обзавёлся маленьким сыном, а Колтон женился в прошлом месяце.

Миа особо не рассказывает о своей жизни, или о том, что побудило её приехать сюда, видимо, присутствие Татьяны сдерживает её. А мне ещё так много хочется узнать!

— Простите, — прерывает Татьяна, — так кем, ты сказал, вы были?

— Миа была моим лучшим другом детства, — отвечаю я, недовольный тоном.

— Да. Мы были неразлучны до пятнадцати лет.

— И что же случилось, когда вам стукнуло пятнадцать? — спрашивает Татьяна, не подозревая на какое минное поле ступила.

Я встречаюсь взглядом с Мией, и у неё краснеют щёки. Видно, она помнит наш первый и единственный сексуальный опыт. Меня до сих пор волнует, что я был с ней слишком груб. То, как после дрожало её крошечное тело в моих руках, кровь, которую я увидел между её ног. Меня тошнит от одного лишь воспоминания. Будь у меня возможность изменить всё сегодня, я бы занялся с ней таким хорошим сексом, что она не захотела бы уезжать. Господи, неужели у меня и мозг воспалился? Нужно выкинуть эту мысль. Миа здесь не для секса. Я повторяю это, как мантру, в голове.

— Моя семья переехала, — отзывается Миа, моргая и отводя от меня взгляд. — А ты кто? — спрашивает в свою очередь она, отпивая от напитка.

Татьяна хмурится, глядя на меня, очевидно, не обрадованная тем, что я не разгласил эту информацию.

— Я его девушка.

Глава 2.

Миа

— Я его девушка, — произносит Татьяна. Отвечает мне, но взгляд направлен на Коллинза.

Я как раз делаю глоток, когда её признание вынуждает меня вдохнуть воздух — и выпивку тоже — не в то горло, отчего я захожусь кашлем.

— Простите, — заикаюсь я в паузах между кашлем. — Извини. Я не сомневалась. — Умудряюсь вернуть себе дыхание, но лицо опаляет жар. Смущение — не то слово, каким можно описать мои чувства. У него есть девушка? Мне хочется умереть.

Я вспоминаю экскурсию по дому, устроенную им. Место удивительное и красиво оформленное, но в нём нет их совместных фотографий или женского отпечатка. Даже уютного уголка нет, в котором девушка могла бы свернуться в клубок и почитать книгу или модный журнал. И когда пришла Татьяна, они, конечно, показали, что знакомы друг с другом, но без единого намёка на романтику. Они не задерживали друг на друге взгляд, и исходя из расстояния, что разделяло их, я решила, что она его сотрудница. Чёрт, да этот дом такой огромный, что в нём могло жить сразу несколько его подчинённых.

Кроме того, я была так поглощена разговором с Коллинзом, что практически не заметила её красоту. Теперь, когда я по-настоящему оценила её, понятно, что она из тех женщин, с кем он встречается. Высокая, стройная и великолепная. И, честно говоря, её лицо кажется мне знакомым. До меня доходит, что она Татьяна Маркова — женщина, чьи фото украшают обложки каждого журнала Vogue, которые я видела в киоске аэропорта.

У меня внутри всё обрывается, когда я оглядываю их обоих — изощрённый трюк, учитывая, что они сидят на разных концах комнаты. Но скользя взглядом от одного к другому, я замечаю похожую манерность. У обоих идеальная осанка. Один их вид побуждает меня сесть прямо. Лица жёсткие и хладнокровные с написанным на них нейтральным выражением, которое ничего не выдаёт. Для Коллинза это ново. Он никогда раньше не выглядел таким холодным. Я возвращаюсь к тем годам, когда мы были детьми. Он всегда был серьёзным, но вызвать улыбку у него не вызывало труда — и это было моим любимым занятием. Теперь же выражение его лица сурово и неподвижно. Я рада, что оно направлено не на меня, но видеть его таким всё равно печально.

Татьяна отбрасывает волосы назад и поворачивается ко мне.

— Так что тебя привело в Лос-Анджелес?

Я устремляю взгляд на Коллинза, но тот умудряется удержать своё стоическое выражение, не озадачившись её вопросом. Я в панике пытаюсь сделать ещё один глоток, но в стакане пусто.

Коллинз вызывается.

— Давай сделаю ещё. — Он уходит к бару и выставляет ещё три стакана, делая по одному каждому из нас.

Я глубоко вдыхаю, не зная, как оттянуть время. Мне не нравится врать, но я ни за что не скажу этой женщине, что приехала сюда в надежде выйти замуж за её бойфренда. С моей стороны вообще было глупостью приезжать. Жаль, что я не оставила время на раздумья, а просто ринулась в интернет в поисках дешёвого билета. Мне даже в голову не приходило, что он может быть не один. Хотя я всегда была немного неуправляемой, когда дело касалось Коллинза. Почему же сейчас должно быть иначе?

Но я не собиралась делиться этим с Татьяной. Она же просто со смехом выставит меня из дома, если я так поступлю. Её глаза впиваются в меня, ожидая ответа.

— Я... — ищу слова, любые, не касающиеся настоящей причины моего появления. — Я потеряла работу. — Чувствую, как глубже опускаюсь в кресло не в силах поверить, что только что призналась Коллинзу и его девушке в том, что я провальный бухгалтер. — Меня уволили. — Прошу, кто-нибудь, заткните меня.

Коллинз протягивает мне обновлённый стакан, и я делаю несколько крепких глотков.

— Чем ты занималась? — спрашивает он. Вид у него искренне недоумённый, когда он занимает место напротив меня. Наверняка, девушка, которую он помнил, никогда не была бы столь беспечной, чтобы заслужить увольнения с работы. Но, видимо, всё меняется.

— Я работала бухгалтером, — смотрю на свой напиток, помешивая его соломинкой. — Мой босс повесил на меня растрату средств. А у меня не было возможности доказать обратное.

Коллинз вскидывает руку, как будто останавливая меня.

— Всегда есть выход. Я знаю несколько отличных бухгалтеров-криминалистов. Можно помочь тебе связаться с ними, — он наклоняется вперёд в кресле.

Беспокойство в его глазах говорит, что он поможет мне, если я того захочу. Он всегда защищал меня, и мне нравится снова видеть эту его сторону. Я закусываю губу изнутри, быстренько всё обдумывая, но чувствую себя слишком униженной, да и оно не стоит мороки. Сумма была небольшая, так что они не выдвинули обвинений. Я отмахиваюсь от него.

— Оно того не стоит. Он промотал всего две тысячи, прежде чем его... или, скорее, «меня» поймали.

Татьяна заливается смехом.

— Парень, наверное, лох в присваивании денег, раз ему удалось вытащить всего пару тысяч.

Я вымучиваю улыбка, хотя несколько тысяч для меня — это много. Они удержали мою последнюю зарплату, чтобы возместить ущерб. Её мне хватило бы ещё на три месяца аренды за квартиру.

— В любом случае, я здесь, потому что мне нужно место, где можно начать всё сначала. — Я помешиваю напиток, пытаясь выудить тему для разговора, помимо моей провальной карьеры бухгалтера.

Татьяна зевает и тянется больше для вида, чем по-настоящему. Актриса из неё явно никакая.

Я воспринимаю это как не самое прозрачное напоминание, что мне пора уходить. Униженно я поднимаюсь на ноги:

— Мне пора, — говорю я, опустошая оставшееся в стакане и опуская его на ближайший стол. Сама ухожу в коридор, где сворачиваю, надеюсь, к чемодану и выходу. Пусть у меня денег хватит только на одну ночь в отеле, но здесь я оставаться не могу.

— Постой, Гремли... Миа. Подожди, куда ты пойдёшь? — Коллинз бросается вслед за мной в коридор и, схватив за руку, вынуждает остановиться. От контакта с его огромной рукой, сомкнувшейся на моём плече, у меня по телу бегут мурашки. Прошло много времени с тех пор, как он касался меня так интимно, но тело всё равно вспоминает ту ночь с отчётливой ясностью.

— Мне не следовало приходить. У тебя же... — я неопределённо машу рукой, сама не совсем понимая, к чему ссылаясь. К потрясающему дому, красивой девушке или идеальной жизни. Всё по отдельности заставляет меня чувствовать себя ничтожной, но в совокупности... мне кажется, будто я расплачусь. Проглатываю огромный комок в горле и вынуждаю себя поднять на него взгляд.

Он улыбается, вызывая и у меня улыбку.

— Чепуха. Ты проделала такой долгий путь. Я хочу, чтобы ты осталась. Хотя бы на несколько дней. Нам нужно наверстать целых пятнадцать лет. — Его взгляд устремлён на меня — по-доброму, но настойчиво. Меня это согревает. Он по-прежнему смотрит на меня так, что мне кажется будто я превыше всего. Как у него это получается, даже когда он встречается с потрясающей женщиной из соседней комнаты? Не знаю, но отказать ему не выходит. Не когда он смотрит на меня таким взглядом. Кроме того, его дом огромный и наверняка вмещает десять гостевых спален, так что тут и не скажешь, будто я его притесняю.

Я вздыхаю.

— Ладно. — Усталость меня одолевает от одной мысли о постели. День, как и полёт, оказались долгими. Из меня рвётся зевок.

Он отклоняется обратно к дверному проёму библиотеки.

— Я отдам Гремлин фиолетовую спальню.

— Кому?.. Неважно, — незаинтересованно отзывается Татьяна.

Он скользит своей рукой вокруг моей, как будто мы те же детишки, только теперь его рука гораздо больше, и мои пальца и ладонь утопают в его твёрдой хватке. То, как он берёт меня за руку, кажется совершенно естественным, и я следую за ним вперёд по коридору, где он без усилий поднимает мой чемодан и несёт его по лестнице. Мы идём по длинному коридору, пока, он наконец, не останавливается перед дверью, открыв которую, втягивает внутрь мой багаж.

— Грем... Миа, я рад, что ты здесь. — Его губы раздвигаются в игривой усмешке, как будто ему смешно от того, что он, кажется, не может звать меня настоящим именем. В первую нашу встречу на мне была футболка с Гремлинами. Старая футболка из благотворительного магазина как раз и стала причиной, из-за которой он спас меня в тот первый день в саду. Другие дети дразнили меня из-за подержанной одежды, и он пришёл мне на помощь. Отделавшись от задир, он умудрился перевернуть всё в шутку, сказав, что гремлины классные, а потом и меня назвал «гремлином». Не в прямом смысле, а по-дружески пошутив. Я была так благодарна ему за спасение, что как бы он меня в тот день не назвал, я бы всё равно нашла это смешным. Но прозвище, к сожалению, привязалось.

Я улыбаюсь. Да, это в каком-то роде забавно. Мои щёки теплеют от румянца, потому что мы вновь остаёмся наедине. Только мы вдвоём, да ещё и он снова смотрит на меня тем взглядом. Тем, которым смотрел, когда только осознал кто стоит у его входной двери. Не стану утверждать, но его глаза тлели, как будто он вспоминал наш первый и единственный раз на той лодке, пятнадцать лет назад.

Я помню ту ночь, как будто это произошло вчера. Я сильно нервничала, но не сомневалась, что это единственный верный способ попрощаться с ним. Так я дарила ему часть себя, которая пробудет с ним вечность. Он пытался меня отговорить, но в его взгляде было заметно желание поглотить меня. Я обрадовалась, когда он в конце концов согласился, признавшись, что это будет и для него первый раз. Ведь это значило, что и он хотел, чтобы мне осталась его частичка. Частичка, которой я дорожила все эти годы.

Он был нежен и осторожен со мной. Не могу сказать, что с его стороны всё прошло идеально гладко, но и с моей тоже нет. И всё же его поцелуи были тёплые, а руки тесно прижимали меня, пока мы пытались понять, как сделать то, что никто из нас никогда раньше не делал. Но потом он потерял контроль, уложил меня и накрыл собой. Он вёл себя так ласково и внимательно, не торопился и следил, чтобы мне не было больно. Чтобы мне было хорошо. И боли я не избежала, но она была как щипок и длилась всего мгновение. А потом стало хорошо. Чувствовать его внутри, эту заполненность. Я всё ещё краснею от воспоминаний. И после всего он всё равно переживал о том, что сделал мне больно. Я чувствовала себя цельной, полностью окружённой заботой.

Но теперь мне тридцать. Я одинокая. Безработная. И, возможно, у меня не все дома, но мне хочется вернуть часть своей юности, и лучшая её часть — это он. Пусть и не допускала этих мысли много лет, пока взрослела, я хотела разделить с кем-нибудь свою жизнь. И не просто с кем-то. А с ним. С Коллинзом. Моей первой любовью. Моим первым всем. В глубине души моё сердце знало то, что всё эти годы чувствовало моё тело — нам суждено быть вместе. Неважно как или почему, я знала, что в конце концов он вернётся в мою жизнь, когда подойдёт подходящее время. Я не могла не задаться вопросом, целенаправленно ли я избегала серьёзных отношений, сторонилась обязательств, чтобы выполнить наше обещание, данное друг другу. Каждый мужчина, с которым я встречалась последнее десятилетие, попадал под сравнение с ним и ни один не выдерживал конкуренции. Как бы я не стыдилась своего появления без предупреждения на его пороге, мальчик, о котором я мечтала столько лет, теперь превратился в мужчину. И моё тело замечает, сердце начинает колотиться, когда он смотрит на меня.

Коллинз стал высоким, и несмотря на подтянутость, плечи у него широкие, как у олимпийского пловца. Скулы и линия лица посуровели и заострились, а некогда тонкие, мягкие губы приобрели полноту, вызывая ещё большее желание их облизать. Коллинз всегда был высоким и уверенным в себе. Подогнанная по размеру, застёгнутая на все пуговицы рубашка достаточно свободна, чтобы дать немного воли моему воображению, и моё воображение подкидывает шаловливые мысли, связанные с его красивым прессом.

Он прочищает горло.

Мои глаза скользят вверх по голубой рубашке, подчёркивающей блеск в его холодных глазах.

— Мне не хочется, чтобы ты расстраивалась из-за Татьяны. Она не будет возражать, если ты останешься.

Я киваю.

— Конечно. — Это уж вряд ли, но спорить не стану.

— В ванной есть свежие полотенца. Если понадоблюсь, моя спальня в конце коридора. — Повисает пауза и он улыбается с блеском в глазах. — Рад снова тебя видеть. — Он наклоняется и подхватывает меня в объятья, которые о многом напоминают. О нашем детстве, крепкой дружбе и романтическом прощании. Знаю, что не должна испытывать такую привязанность спустя всего час, но от мысли, что сейчас он отвернётся и уйдёт в руки Наташи, Татьяны или кто она там, мне хочется вырвать из ушей серьги и приготовиться к драке.

После нескольких долгих мгновений, в которые я чувствую его бьющееся сердце рядом с моим, он разжимает объятья и закрывает дверь, оставляя меня в одиночестве.

Я отворачиваюсь и прислоняюсь спиной к двери, тупо глядя на комнату для гостей и гадая, для чего я здесь на самом деле.

Глава 3.

Коллинз

Дверь в гостевую комнату закрывается, и я так и остаюсь стоять на месте, не оправившись от шока, вызванного присутствием Мии внутри. От того, что она прилетела в Лос-Анджелес. И больше всего удивляет тот факт, что она после стольких лет всё ещё одинока. Пусть это и не имеет значения, ведь я с Татьяной. И всё же моё сердце как будто стало полным, когда я вновь её увидел. Мне часто приходили в голову мысли о том, где она, чем занимается. Чёрт, я думал, она уже замужем и с двумя детьми.

Мне было неприятно слышать о том, как её подставили и уволили с работы. Хотя работа бухгалтером имела смысл. Она всегда хорошо справлялась с числами. В любой детской авантюре, которую я начинал, она неизменно указывала на мои математически просчёты. Забавно, если вспомнить, что я владею одной из топовых инвестиционных фирм на Западном Побережье.

Я возвращаюсь вниз, но Татьяны нет в библиотеке, в которой я её оставил. Дом кажется холодным и тихим. Я иду наверх в главную спальню, которая занимает весь второй этаж западного крыла.

— Татьяна? — зову я, не обнаружив её в спальне.

— Я здесь, — подаёт она голос из Своей гардеробной.

Я нахожу её развешивающей одежду на маленьких розовых вешалках. У её ног свалено с полдесятка пакетов с покупками, и это напоминает мне о нашей сегодняшней ссоре.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она прекращает своё занятие и впивается в меня взглядом.

— Кто эта женщина?

— Миа? Друг детства.

— Ты же никогда с ней не встречался? — Татьяна вскидывает выщипанные брови, глядя на меня.

— Нет. — Неофициально. — Мы близко дружили, когда росли, но её семья переехала на другой конец штата как раз перед нашим переходом в старшую школу. Тебя беспокоит её присутствие здесь?

Она пожимает плечами.

— Нет, наверное, нет.

— Иди сюда, — я раскрываю объятья и Татьяна, уронив зажатую в руках одежду на ковёр, вступает в них.

— Прости за то, что случилось сегодня, — шепчу я, прижавшись губами к её шее.

Она тяжело вздыхает и опирается на меня.

— Всё нормально. Я знаю, что ты много думаешь о слиянии и обо всём остальном.

Слиянии? Оно было три месяца назад. Я её не поправляю:

— Похоже, сегодняшний поход за одеждой прошёл удачно? — на полу гардеробной валяются сумки из магазина и бумага.

Она кивает.

— В «Бергман» сегодня была распродажа, ещё мой любимый ювелирный дизайнер выставил свою новую коллекцию в «Гроу», так что я заглянула и туда. — Я слушаю, как она рассказывает о том, как провела свой день, но мои мысли где-то не тут. — Я разберу всё до конца, ладно?

Киваю. Она любит наводить порядок в гардеробе, и я знаю, что она может так провести несколько часов. Я обустроил его, как она хотела — повесил яркую хрустальную люстру, свисающую над головой, зеркало от потолка до пола на одной стене и ряды полок для разноцветных туфель на высоких каблуках в другом конце комнаты.

Всё ещё чересчур взвинченный, чтобы расслабиться, я перехожу в гостиную, связанную с главной спальней, и вытаскиваю телефон. Пытаюсь решить, кому из братьев позвонить, пока Татьяна тихонько напевает в соседней комнате.

Хотя я и знаю, что Пэйс помнит Мию, он на пять лет младше, и его воспоминания в лучшем случае обрывочные. Тогда Колтону.

— Никогда не догадаешься, кто сегодня заявился, — говорю я вместо приветствия.

— Послание со стриптизёршей?

— Нет, — усмехаюсь я. — Миа Монро.

У него уходит всего секунда на обработку информации.

— Без шуток?

— Да.

Мы оба молча пережидаем тишину. Он знал, как мы были близки в детстве и юности. То есть, ему известно, как много она для меня значит.

— Рассказывай, — наконец, выговаривает он. — Чем она занималась всё это время? Как выглядит? Почему она здесь? — стреляет один за другим вопросами.

— Она выглядит восхитительно. — Не знаю, почему эти слова вырываются первыми из моего рта. Наверное, потому что образ её, стоящей на моём крыльце, остался выжженным в моём мозгу. Исчезла худощавая мальчишеская фигура юности, а её место заняли щедрые изгибы и округлая женственная плоть. — Сейчас работает бухгалтером. — Я не упоминаю об её увольнении или тайной клятве пожениться, которую мы дали, когда нам было десять, и которую она приехала исполнять, потому что это ненормально. Совершенно ебануто. И от этого моё сердце бухает в какой-то своей ритмике. Возможно, мне и правда стоит запланировать этот дурацкий поход к врачу.

— У тебя к ней до сих пор что-то есть? — удивляет он меня следующим вопросом.

— Конечно, нет. — Блядь. — Я с Татьяной.

Колтон вздыхает, и я слышу, как он говорит Софи, что скоро вернётся.

— Да, но мы оба знаем, что Татьяна просто для комфорта. Ты был влюблён в Мию с пяти лет, Бога ради.

— Я не влюблён в Мию, — я понижаю голос. Татьяне необязательно слышать. Кроме того, у меня сейчас нет времени на любовь. Она хаотична и непредсказуема. А я не люблю хаос и непредсказуемость. Никогда не любил. И сейчас не собираюсь начинать. Нет уж, спасибо.

— Зато теперь, когда она вернулась, ты, по крайней мере, можешь показать мужика и, наконец, трахнуть её, — смеётся он.

— Вообще-то это уже давно сделано.

— Чёрт, мужик. Она там всего пару часов, а ты уже с ней переспал?

— Нет, придурок. Это случилось, когда нам было по пятнадцать. Мы были первыми друг у друга. — Понятия не имею, зачем даю ему эту информацию. Наверное, потрясение от возвращения Мии в мою жизнь выявило мою «доверительную» сторону.

— Серьёзно? — выдаёт он. — Я всегда думал, что Эрика Гарсиа со второго курса была твоей первой.

— Нет. Это была Миа, — говорю я. — На лодке отца.

— Забавно. Я тоже всегда туда брал девчонок.

— Я знаю, кабелёнок. Но я придумал это первым.

— Проклятье, Миа Монро, — снова восклицает он.

— И что мне делать? — интересуюсь я.

— Послушай, всё, что мне хочется сказать — это то, что я знаю, что ты сходил по ней с ума. Рад, что она вернулась в твою жизнь. Дерьмо, я помню тот год, когда она переехала. Казалось, будто кто-то потушил в тебе искру. Будто из твоей груди вытащили бьющееся сердце. Ты хандрил полгода. Быть может, сейчас это и к лучшему. Можно хоть раз повеселиться.

— Повеселиться? Уж кто бы говорил. — На самом деле, с появлением Софи его жизнь вмиг переменилась. Сейчас он совсем другой. Теперь она проще и беззаботнее, чем раньше.

— У меня всё хорошо, мудак. Беспокойся о себе, — рявкает он.

Возможно, он прав. У них с Пэйсом нет причин искать такое веселье. Может, и мне было бы неплохо к ним присоединиться. А если кто и смог бы вытащить из меня эту сторону, то это Миа.

Проклятье, по крайней мере, должно быть весело.

— Ладно, спасибо, дружище. Мне пора бежать. — Я сбрасываю вызов, задумавшись, какого чёрта случится дальше.

Миа, мать вашу, Монро.

Глава 4.

Миа

Мой взгляд изучающе скользит по комнате. Она даже больше чем номер в отеле — по крайней мере, тех, к которым я привыкла. Эта гостевая комната размером почти с мою старую квартиру. Три огромных окна тянутся к сводчатым потолкам. Тут есть гардеробная, небольшой дубовой стол, кресло у одного из окон, а ещё гостиная зона в изножье кровати с диванчиком, покрытым пурпурными цветочками, и таким же мягким креслом. Понятно, почему он называет эту комнату пурпурной. Едва уловимо, но большая часть мебели в фиолетовых оттенках. Интересно, помнит ли он, что это мой любимый цвет. Меня эта мысль побуждает к улыбке. Но нет, глупо верить, что он будет помнить нечто столь абсурдное спустя столько времени.

Кровать, наверное, кинг сайз. Никогда не спала в такой большой постели. Задаюсь вопросом, получится ли у меня уснуть, или я проведу ночь, теряясь в её просторах. Как минимум, она выглядит мягкой. Очень мягкой. Лиловое одеяло пушистое как небо, соблазняет ринуться вперёд и запрыгнуть на него. Но вместо этого я пересекаю комнату и заглядываю в примыкающую ванную.

Она гораздо больше, чем пристало. В ней есть двойная раковина, джакузи и отдельный огромный душ с кучей головок, с которыми я даже не знаю, что делать. Всего так чересчур много, что я даже чувствую, как у меня отвисает челюсть. Если это всего лишь гостевая комната, на что тогда похожа главная спальня?

Семья Коллинза всегда жила в достатке, когда мы росли, но это уже не просто «в достатке», а скорее — богато. Интересно, если поискать усерднее, найду ли я его в списке богатейших людей мира? Это пугает. Такое чувство, будто я наткнулась на новую культуру, не зная ни обычаев, ни языка. На цыпочках крадусь через комнату, стараясь никого не потревожить.

Кто знал, что он так богат. Конечно, Коллинз уже родился предпринимателем. Когда нам было по шесть лет, многие детишки открывали лимонадные ларьки, но он, рассчитав, что стоимость наценки на мороженое в совокупности с его миловидностью, выведет его вперёд, по соседству ставил на выходные киоск с мороженым.

У местного мороженщика не было ни шанса, а Коллинз сорвал куш. В котором он не особо и нуждался. Нет, я не удивлена его хорошим положением. А даже горда. В нём это всегда было. Я улыбаюсь при этой мысли.

Ещё раз оглядываю комнату, зацепившись взглядом за свой громадный чемодан. За тот, в который упаковала какие только смогла повседневные принадлежности, одежду, и ещё несколько очень важных вещей, которые не захотела впихивать в крошечное хранилище родителей.

Коллинз пригласил меня остаться на несколько дней, поэтому можно распаковаться. Я ставлю чемодан на кровать, расстёгиваю молнию и достаю свой детский альбом для вырезок, открывая его на первой странице, куда давным-давно приклеила обложку свадебного журнала. Того самого, который нашёл Коллинз в тот роковой день, спрятанного под матрасом.

Я провожу пальцами по смятой бумаге и улыбаюсь, вспомнив данное нами обещание. Ведь всё началось именно с этого журнала. Я нашла его в доме своей няньки и влюбилась, потому что платье на обложке было фиолетового цвета. Никогда не понимала, почему невесты неизменно наряжаются в белое, и тогда мне подумалось, что это элегантное платье цвета лаванды — то самое, которое я надену на свою судьбу. Мне оно настолько понравилось, что няня разрешила забрать журнал к себе домой. Я спрятала его под матрас, и однажды, когда мы играли в моей комнате, Коллинз нашёл его.

— Кто женится? — спросил он, широко раскрыв глаза.

Я выхватила журнал из его рук в запоздалой попытке спрятать. Может мы были и лучшими друзьями, но он до сих пор переживал фазу «у всех девочек вши». Отчего у меня обычно был иммунитет, но кое-что я всё же держала при себе. Или пыталась.

— Я, — заявила я самым строгим голосом, на который была способна. Но всё равно почувствовала, как краснею.

Коллинз сморщил нос и нахмурился так, что одна бровь слегка изогнулась.

— Ну нет.

Я возвела глаза к потолку.

— Не сегодня. Но когда-нибудь.

— Я никогда не женюсь. Это отвратительно. — Он округлил глаза.

— Ещё как женишься. Все женятся.

— Ладно, хорошо. Но если мне придётся жениться, я женюсь на тебе. — Он ткнул меня в руку так сильно, что стало больно, правда совсем чуть-чуть.

Без романтического ужина при свечах с шампанским и предложением, сделанным на одном колене, но в десять мне только это и было нужно. И я ни за что не променяю это воспоминание.

В тот день, сидя в моей комнате, мы долго совещались, и наш разговор превратился в обещание, что если к тридцати годам никто из нас не заведёт семью, мы поженимся.

Мы дали клятву на мизинчиках.

Мне исполнилось тридцать несколько месяцев назад, и с тех пор это обещание не выходило из головы. Но стоило ли мне тратить последние несколько долларов и пересекать всю страну ради того, чтобы увидеть Коллинза? Тогда мне это показалось хорошей идеей, но чем больше я размышляю об этом сейчас, тем глупее оно выглядит.

Я вытаскиваю телефон и набираю номер Лейлы.

— Ты реально там? В смысле, в Лос-Анджелесе, — вместо приветствия спрашивает она.

— Да, — говорю я.

— Поверить не могу, что ты уехала, девочка. Да у тебя крыша поехала! — визжит она в своей, как обычно, перевозбуждённой манере.

— Это же ты сказала, что мне нужно ехать, — замечаю я.

— И что? Мы напились. К тому же, сто процентов из того, что я говорю — несерьёзно, и ты это сама знаешь. — Я вспоминаю, как мы встретились за выпивкой сразу после моего увольнения. Мы обсуждали мои возможности или отсутствие таковых. Меня собирались выселить за неуплату аренды. Она предложила мне диванчик в спальне, которую делила с мужем и своим новорожденным ребёнком. Ну уж нет, спасибо. Потом предложила поселиться у родителей, дом у которых был даже меньше чем у неё. А следующее, вылетевшее из её рта, было шуткой:

— Возможно, тебе стоит поехать в ЛА и выйти замуж за того паренька, Коллинза.

Она рассмеялась. А я нет. От воспоминания о детской влюблённости к щекам прилило тепло и живот скрутило. Тогда это показалось выходом не хуже любого другого. Может, даже лучше. Просто мысль о том, чтобы снова повидаться с Коллинзам была очень искушающей.

Но теперь, в самом деле здесь оказавшись, я задаю себе вопросы.

— Знаю, — отвечаю я. — Мне не следовало приезжать. Он живёт с девушкой, и она безумно красивая.

— Миа, мне жаль. Но чего ты ожидала?

Романтик, сидящий во мне, точно знает, чего я ждала. Что он откроет дверь, сразу меня узнает, и мы поженимся на следующий же день.

— Я знаю. Это было по-детски.

— Но ты в его доме? Значит ли это, что он пригласил тебя остаться?

— На несколько дней.

— И что у него — спальня, диван или что?

Я заливаюсь смехом.

— Больше похоже на гостевой люкс. У него всё хорошо. Дом просто потрясающий, Лейла. В нём так много гостевых комнат, что у них есть названия. Я в Фиолетовой комнате.

— Ну тогда, видимо, несколько дней у тебя будет всё нормально. Но запомни — мой диван всегда в твоём расположении, если тебе понадобится место для ночлега. И если вдруг что-то случится, я найду способ одолжить тебе денег на билет домой.

Я знаю, что она не шутит. Лейла — отличный друг, но я ни за что не позволю им урезать свои небольшие сбережения, чтобы отвезти меня домой. Учитывая их новорожденного ребёнка и всё остальное.

— Нет, не нужно. У меня всё будет хорошо, — говорю я.

— Предложение в силе.

— Спасибо.

Мы заканчиваем разговор, и я прикусываю губу, обдумывая ситуацию. Когда я сказала Коллинзу зачем здесь, его будто двинули обухом по голове. Но поговорить об этом особо не получалось с тех пор, как нас прервало появление Татьяны.

Раздаётся стук в дверь.

— Миа, ты голодна? — зовёт Коллинз через дверь.

Я открываю её. За ней он с Татьяной.

— Конечно. — Умираю с голоду. Учитывая четырёхчасовую разницу, мой желудок желает поесть со вчерашнего вечера.

— Ужин готов. Я попросил повара приготовить ещё одну тарелку для тебя. — Он показывает мне следовать за ними, и я подчиняюсь. Коллинз с Татьяной идут рука об руку, но как-то умудряются избежать физического контакта и не произносят ни слова, пока мы идём в обеденную. Интересно, они всегда такие, или это я причина их ледяной напряжённости. Насколько знаю, Колинз любил поговорить. Иногда мы проводили весь день, рассказывая друг другу разные истории. Конечно, бывали моменты и когда мы молчали, но обычно это происходило, потому мы читали, что-нибудь смотрели или просто устали.

Но тишина между ним и Татьяной кажется какой-то другой. Не совсем неловкой, но и не комфортной. Такое ощущение, что им просто нечего сказать друг другу, поэтому они молчат. Но ведь всегда есть о чём поговорить. За то время, что мы с Коллинзом дружили, я даже не помню, чтобы у нас когда-то не было интересной темы.

Коллинз останавливается в дверном проёме и жестом руки приглашает меня войти. Выстроив свои ожидания под предположением, что в его доме всё велико, я не остаюсь разочарованной размером обеденной. Я следую за Татьяной в конец комнаты, которую скорее можно было бы назвать обеденным залом.

— Присаживайся. — Коллинз указывает на одно из мест в конце стола, достаточно длинного, чтобы вместить двадцать гостей. Я сажусь, пытаясь сильно не глазеть, пока разглядываю две потрясающие хрустальные люстры, элегантно освещающие комнату. Коллинз занимает стул рядом, во главе стола, а Татьяна опускается на место по другую руку от него — напротив меня. Она почти не отрывает глаз от своего телефона, пока наливает себе воды.

Я поворачиваюсь к Коллинзу, гадая, так ли она всегда себя ведёт, когда они ужинают, но он будто бы ничего не замечает. Не могу отделаться от мысли, что если бы я встречалась с таким потрясающим мужчиной как Коллинз, то не стала бы пялиться в телефон рядом с ним — а смотрела бы в его глаза.

Еда уже подана на стол. Коллинз берёт бутылку вина и наполняет мой бокал, прежде чем налить себе. Татьяне он не предлагает. Честно говоря, у неё даже бокала нет.

На ужин приготовлен запечённый цыплёнок с овощами на гриле. Мгновение Коллинз смотрит на него, как будто психологически себя подготавливая, а потом, взяв столовое серебро, принимается нарезать его на кусочки.

— С каких пор ты полюбил мясо птицы? — интересуюсь я, нарезая своё. Я ем почти всё, но Коллинз всегда был более привередливым и не особенно любил есть курицу. Он скорее по части красного мяса. Откусывая первый кусочек, я замечаю прохладный взгляд Татьяны, устремлённый на него, но она ничего не говорит. Дерьмо. Может, я её обидела. — Это не значит, что я её не люблю, просто... Видимо, с возрастом мы меняемся, верно?

Закончив жевать, Коллинз запивает еду вином и объясняет:

— Татьяна не ест красное мясо, поэтому мы не держим его в доме. — У него такой вид, будто он печально вещает о проигранной битве.

Наверное, раз они живут вместе, это логично, что они должны вместе и есть. Но, взглянув на её тарелку, я замечаю, что она ест совсем другое. Тарелка у неё меньше — на ней груды шпината и маленькая помидорка черри, которую разрезали на четвертинки и для придания красочности разложили по краям. Приходится скрыть свой шок. Если она даже не ест курицу, какой ей дело? Меня злит, что она навязывает ему свои предпочтения в еде. Особенно учитывая, что они даже не едят одно и то же. Почему она испытывает необходимость его изменить? Он изначально был идеален.

Коллинз смотрит на тарелку Татьяны, потом переводит многозначительный взгляд на неё саму, но никак это не комментирует.

Интересно, понимает ли он, насколько это глупо? Я вонзаю вилку в кусок цыплёнка чуточку сильнее, чем нужно, и откусываю. Жую, мысленно уговаривая себя не прожигать её взглядом во время ужина. В конце концов, это её дом.

Я глубоко вдыхаю и, пока мы едим, расспрашиваю Коллинза о его бизнесе. Немного странно. Это я всегда была любительницей чисел, но вот он — владелец инвестиционной фирмы. Как помешанный на вычислениях ботаник, я весь вечер закидываю его вопросами о том, как проводится внутренняя работа.

— Коллинз, — вмешивается Татьяна, пока он отвлекается на еду. — Как бы тут не было увлекательно, я почти закончила, и мне ещё нужно позвонить агенту. Не возражаешь, если я вас оставлю? — В этот момент я понимаю, что она совершенно отрешилась от разговора. Не отвлекай её телефон, думаю, она скорее пересчитала бы сколько в её салате шпината, чем включилась в беседу о его работе.

— Нет, иди, — отзывается Коллинз. Он целует её в щеку, пока сама она целует воздух рядом с ним. Я смотрю на его твёрдый квадратный подбородок и гладкую, загорелую кожу. Как она могла не хотеть коснуться губами этой линии подбородка?

— Было приятно познакомиться, Миа, — произносит она, бросив на меня краткий взгляд, прежде чем возвращает внимание к телефону и уходит из комнаты. Наверное, думает, что это последний раз, когда она меня видит, и чёрт, возможно, так оно и есть. У Коллинза хорошая жизнь и серьёзные отношения с девушкой, в которые я не могу просто так ворваться.

К десерту у меня уже есть примерное представление об обороте денег в инвестиционной фирме. Помешательство Коллинза велико, почти так же как и у меня, поэтому мы, склонившись над шоколадным тортом, разбираем его бизнес, и по нему видно, что он сильно любит свою работу. Появившаяся живость в его глазах, что наполняет меня тёплой энергией — то, чего я не видела уже очень давно.

Когда ужин подходит к концу, он провожает меня до комнаты, оставляя у дверей.

— У меня есть кое-какие дела перед сном, но завтра мы отправляемся на яхту. Надеюсь, ты присоединишься к нам. Думаю, тебе понравится.

От одной мысли о том, чтобы взойти на лодку с ним, меня окружает образами той ночи. Интересно, вспоминает ли он тоже о ней?

Он смотрит на меня. Мы стоим в нескольких шагах друг от друга, но в его глазах тлеет желание придвинуться ближе. Перспектива остаться на яхте с ним наедине кажется соблазнительной. Я думаю о его совершенно сложенном, зрелом теле, отдающим приказе, раскачивающимся на мне, и чувствую пульсацию между ног.

Я с трудом сглатываю и напоминаю себе, что он пригласил меня составить компанию не только ему, но и его девушке.

— Было бы здорово, — говорю я.

Он улыбается и скользит по моему телу взглядом, от которого мои щёки вспыхивают жаром. На Татьяну он так не смотрел. На самом деле за ужином они вообще едва ли обменялись взглядами, не говоря уже о разговорах. Это наводит на мысль, счастлив ли он с ней. Наверное, да, раз они живут вместе. Но сегодня вечером он не выглядел довольным — по крайней мере, рядом с ней.

— Спокойной ночи, — желает он.

— До завтра.

С кружащейся головой я закрываю дверь. Пульс заходится в гонке от простого нахождения с ним. Я заваливаюсь на кровать и глазею в потолок. Может, Коллинз и не особо восторжен обещанием, которое мы дали друг другу, когда нам было по десять, но он вроде бы искренне рад меня видеть. Никому не причинит вреда, если я задержусь на несколько дней. Я переворачиваюсь на бок, зарываюсь в чемодан, всё ещё лежащий на кровати исполинских размеров, и вынимаю ноутбук, открывая его.

Возможно, я смогу найти здесь работу. Если Коллинз правда с Татьяной, не стоит ждать, что он станет держать меня тут вечность. Мне нужна стратегия отступления.

На всякий случай.

Глава 5.

Коллинз

Я припарковываю машину на стоянке у пристани и выдвигаюсь вперёд, ведя их в сторону доков. Глаза Татьяны не отрываются от телефона, в то время как Миа выкручивает шею, пытаясь вобрать каждую деталь окружающего мира.

— Ничего себе, да это же... — Она закусывает губу, подыскивая слово.

Я знаю, как сильно сейчас всё отличается от того, среди чего мы росли, но мне не хочется, чтобы она чувствовала себя униженной.

— У меня пунктик на лодках, — ухмыляюсь я, дожидаясь пока до неё дойдёт двойной смысл моих слов. Её щёчки розовеют, а мой член отзывается нетерпеливой пульсацией от воспоминании о её узком крошечном теле. Хорошо, что на мне очки-авиаторы. — Сегодня мы повеселимся, — добавляю я, приходя в себя.

— Да. — Она сглатывает, оглянувшись на Татьяну, которая идёт впритык за нами, но, как и почти всегда в последнее время, поглощена своим телефоном.

— Вот она, — произношу я, указывая вперёд, туда, где в воде стоит гладкое судно с белым корпусом. Оно большое, но не вызывающее. Всего семидесяти футов, что на самом деле, маловато для яхты. Но в ней восемь спальных мест для гостей и четыре отдельные каюты, которые достаточно велики для моего отдыха.

Персонал уже подготовил её для нас. Хромированные крепления отполированы и блестят на солнце, а на главной палубе я отмечаю кресла для отдыха, укомплектованные подушками и полотенцами. Я предлагаю руку Татьяне, и та вскарабкивается на борт. Оглядываюсь посмотреть, что задержало Мию, которая всё ещё стоит на причале, увлёкшись чем-то на корме.

— Миа? — Я спускаюсь по ступенькам и иду к ней.

Она смотрит на надпись, выведенную мной фиолетовым курсивом, прямо над площадкой для ныряния.

— Ты назвал свою лодку «Гремлин»? — спрашивает она с изумлением в голосе.

Я пожимаю плечами.

— Мне оно показалось подходящим. — Купив лодку, я не сумел придумать имени лучше, чем назвать её в честь подруги, с которой разделил много хорошего, включая одно значительнейшее событие, произошедшее на лодке.

— Пойдём. — Я беру её за руку и веду к лестнице. — Хочу провести для тебя экскурсию.

Она сжимает мою ладонь, а затем поднимается вслед за мной на борт.

Такое ощущение, словно её поражает каждый сантиметр яхты, и мне нравится непосредственный восторг, который она открыто показывает. Это освежает. Ещё ей, кажется, приходится по нраву кинозал с большим экраном и удобными, откидными креслами.

— Это место предназначалось для дождливых дней, но в Южной Калифорнии их так мало, что им никогда не пользуются. Чаще всего, мы остаёмся на палубе, — объясняю я.

— Но вы с Татьяной наверняка иногда приходите сюда с ночёвками, чтобы развлечься, так ведь? Ночь фильмов и попкорна. Было бы интересно.

Брови сходятся на переносице.

— Нет, честно говоря, мы так ни разу не делали.

На лице Мии отражается замешательство.

Я решаю продолжить экскурсию. Спальни для показа кажутся чересчур интимными, особенно учитывая случившееся между нами, когда мы в последний раз были вместе под палубой, поэтому я ограничиваюсь взмахом руки и продолжаю идти дальше.

Миа семенит следом, перескакивая взглядом в жадном любопытстве с детали на деталь в каждой комнате.

Что бы ни происходило в моей жизни или на работе, я всегда с нетерпением ждал воскресенья. Свежий морской воздух и голубое небо, как бальзам на душу.

Я провожаю её наверх. Ветер только начинает поднимается, когда мы отплываем от гавани. Палуба обставлена всяческими диванами и креслами, устроенными для разговора, ещё по одну сторону стоит гидромассажная ванна, а дальше — много шезлонгов с пушистыми подушками для солнечных ванн. Там уже расположилась Татьяна. И, как обычно, на ней нет верха, а крошечные соски торчат, устремлённые к солнцу. Заметив наше приближение, она занимает сидячее положение.

— Дай знать, если от этого тебе неуютно, — обращается она к Мии, жестом показывая на свою обнажённую грудь. — Не люблю полоски, но если хочешь, я могу прикрыться.

Миа смотрит прямо перед собой, как будто не замечая показную демонстрацию Татьяны.

— Мне не неуютно. — Миа стаскивает собственную майку через голову, и клянусь, у меня перед глазами всё замедляется под гипнотическую музыку. Я заворожён. Стыдиться Мии нечего. У неё большая грудь — её едва сдерживают чашечки фиолетового бикини. Если бы она захотела последовать примеру Татьяны и снять верх, моя эрекция ни за что не осталась бы незамеченной. Я уже чувствую, как член шевелится в шортах, поэтому приходится отвлечь себя сбором напитков.

Я опускаю взгляд на свой член, проклиная его.

— Не сегодня, ублюдок, — бормочу себе под нос, расставляя стаканы со льдом.

— Что это было? — интересуется Миа, присоединяясь ко мне.

— Ничего, — спохватываюсь я. — Что будешь пить?

— У тебя есть лимонад?

— Конечно.

Грудь — это одна из немногих областей, в которой Татьяна не была благословлена, однако это не значит, что мне дозволено пялиться на роскошные, округлые сиськи Мии. Но Боже, они как Рождество. Я будто не могу оторвать глаза, приклеившиеся к её груди. Мягкие холмики прижаты друг к другу благодаря натянутой ткани, и декольте у неё глубокое. Мне хочется зарыться в них лицом и покрыть влажными поцелуями. Миа в купальнике адски горяча. Я привык к Татьяниному телу модели без изгибов и выпирающими рёбрами. У Мии же такая мягкая, округлая плоть, что мне хочется впиться в неё зубами. Я не могу перестать глазеть, так что остаётся только надеяться, что жаркие взгляды, посылаемые мной, не сильно очевидны.

— Коллинз? — зовёт Татьяна, привлекая моё внимание.

— Да? — голос выходит напряжённым и чересчур грубым. Я прочищаю горло и пытаюсь ещё раз.

— Можно мне минералки с огурцом? — спрашивает она.

— Конечно. — Я ухожу на кухню, радуясь передышке от Мии. Понятия не имею, почему она на меня так действует, но мне нужно проветрить голову.

Мы устраиваемся позагорать, но после часа безмятежного отдыха под солнцем, Миа объявляет, что ей скучно и уходит искать, чем себя развлечь.

Внутри в шкафчике лежат книги и настольные игры, поэтому я жду, что она возьмёт одну из них, но когда Миа возвращается пятнадцать минут спустя в руках у неё несколько нудлов, а один из членов персонала — Джеймс, кажется — прикрепляет гигантскую надувную горку, о существовании которой я даже не подозревал.

— Надеюсь, вы не против, я попросила капитана остановиться, чтобы мы поплавали, — говорит Миа.

— Поплавали? — в унисон переспрашиваем мы с Татьяной. Последняя садится ровно, глядя на присоединяемую горку.

— Ну да, если только ты не трусишка, — дразнится Миа, махнув на меня трубой.

Я поднимаюсь и снимаю очки.

— Я в игре. — На солнце так долго я могу только сидеть. Но обычно спустя час или около того, захожу внутрь и проверяю электронную почту, пока Татьяна продолжает загорать до глубокого бронзового оттенка.

— Ты серьёзно собираешься спуститься по этой штуковине? — вопрошает Татьяна, с презрением глядя на горку.

— Конечно, почему нет? — пожимаю плечами.

— Я не залезу в эту ледяную воду, — отзывается Татьяна, вновь откидываясь на спину. — Вы там, двое, повеселитесь. — Она прячет лицо за модным журналом, который читала до этого.

Когда я подхожу ближе, Миа шлёпает меня по заднице нудлом, и с моих губ срывается внезапный смех. В ней есть что-то такое игривое и причудливое. В её силах всё ещё заставить меня забыть обо всём и расслабиться, несмотря на то, что мы немало лет провели врозь. Она всегда это умела. Что было очень полезным навыком после смерти мамы. Мне как никогда нужна была эта лёгкость, и Миа обеспечила мне её. И сейчас, видимо, ничего не поменялось. Мне нравится, что она не ведёт себя соответствуя своему возрасту.

— Пойдём. Я дам тебе спуститься первым, — заявляет она.

— Дашь мне? — я со смешком вскидываю бровь. Потом подхватываю её и сажаю на вершину горки. От меня не укрывается, что она сняла шорты, которые были на ней весь день. Низ от её бикини не подходит верху. Он цвета лайма. И крутой изгиб ягодиц, выглядывающий снизу, сильно отвлекает. — Спускайся. — Я кладу руки на её плечи и игриво толкаю, не ослабляя крепкой хватки.

— Ты этого не сделаешь. — Она оглядывается на меня, изогнув губы в кривой усмешке.

— А может, я уже не тот хороший парень, которого ты помнишь.

— Ты само совершенство, — отвечает она с посерьёзневшим лицом.

Ей нельзя такое говорить. Это сбивает с толку. В мозгу всплывает вчерашний разговор с Колтоном. Он был убеждён, что я влюблён в Мию с детства.

— Коллинз? — зовёт она, по-прежнему сохраняя серьёзное выражение лица.

— Зажми нос, — предупреждаю я и толкаю.

Миа проносится вниз по горке к океану и прямо перед тем, как до меня доносится плеск воды, из неё вырывается возбуждённый визг.

Мы по очереди скатываемся по горке — на спинах, животах и боком. Мощно шлёпаемся об воду, смеёмся, плаваем — или, как в её случае, гребём по-собачьи, — а потом забираемся обратно на борт и повторяем снова и снова. Такое ощущение, будто я вернулся в те простые времена. Как будто мне снова шесть, и плевать я хотел на мир. Мы оба дрожим, солёная вода щиплет глаза, но улыбки не спадают с лиц. Ещё никогда мне не было так весело кататься на яхте. Татьяна время от времени поглядывает на нас, но когда я предлагаю ей присоединиться, она переворачивается на шезлонге, отвечая, что ей нужно загореть и с другой стороны.

— Кто последний — тот тухлое яйцо! — кричит Миа и бегом бросается на горку, шлёпаясь на живот. Я слышу всплеск воды снизу и больше ничего. Обычно она всплывает со смехом. У меня внутри всё обрывается.

— Миа? — я выглядываю за борт.

Она там, качается в воде, но лицо у неё обеспокоенное. Чёрт. Наверное, ушиблась, когда падала.

Я хватаю нудл и несусь к ней по горке. Ударяюсь об воду и всплываю на поверхность, где втягиваю в себя воздух и тут же принимаюсь усиленно плыть к ней. Она повёрнута ко мне спиной на расстоянии пары метров.

— Миа? Что стряслось? Ты в порядке?

— Не приближайся, — предупреждает она.

Какого чёрта?

— Миа?

— Я серьёзно, Коллинз.

Она не самая сильная пловчиха, и увидев, как её голова исчезает под водой, я обхватываю её руками и притягиваю к себе, обвив за талию нудлом.

— Иди сюда. Я тебя держу.

— Тебе нельзя видеть меня такой.

Я опускаю взгляд, пытаясь понять о чём она. Чтоб меня. С неё слетел топ. Сгинул. И Господи, каждый сантиметр её груди так же божественен, как я рисовал в воображении. Полная, округлая с розовыми сосочками, так и умоляющими, чтобы их вобрали в рот и пососали. Сильно.

— Топ сорвался, когда я упала в воду. Попыталась поискать, но, кажется, он утонул.

Спасибо тебе, гравитация.

— Я уже там всё видел, милая, — напоминаю ей.

Она с трудом сглатывает и моргает, глядя на меня с повисшими на тёмных ресницах капельками воды.

— Да, но с тех пор я выросла.

— Поверь, я заметил.

Она толкает меня в плечо.

— Будь серьёзным.

— Сейчас я серьёзен на все сто грёбаных процентов. — Она по-прежнему старается отдалиться от меня, одной рукой всё ещё пытаясь прикрыть грудь, а другой — грести. — Перестать сопротивляться, Миа. Так ты только вымотаешься.

Она издаёт слабый звук поражения и перестаёт бороться ровно на столько, что я успеваю привлечь её ближе.

И оказываюсь совершенно не готов к жару её обнажённой кожи рядом со своей и острым вершинам сосков, трущихся о мою голую грудь. Это отправляет моментальный импульс осознания моему члену. Поганец весь день искал возможности выйти поиграть.

Холодная вода не способна соперничать с почти обнажённой женщиной в моих объятьях, поэтому внутри меня, быстро согревая, разливаются тёплые покалывания.

— Вот и всё. Я тебя держу, — мой голос понижается.

Она обнимает меня за плечи, а я рассекаю воду и устремляюсь вперёд, легко удерживая нас на плаву с помощью нудла.

— Вот так. Расслабься.

— Прости.

— Тс-с, всё нормально.

Её потрясающие зелёные глаза взлетают ко мне, и я чувствую, как её сердце колотится напротив моей груди. Всё вокруг тяжелеет от предвкушения. В моих руках полуобнажённая Миа, и я не могу не вспомнить о последнем разе, когда мы находились в этой позе. Часть меня жалеет о нём. Она была чересчур молода, а я вёл себя с ней слишком грубо. Господи, чтобы я только не отдал за то, чтобы переиграть тот раз. Никогда не хотел ничего так сильно. Чёрт, не знаю откуда взялась эта мысль.

Крепко придерживая её, я как могу плыву к корме яхты и лестнице, примыкающей к платформе для купания.

Когда мы достигаем платформы, я хватаюсь за лестницу, но не спешу отпустить её или взобраться обратно на борт. Наоборот — усиливаю хватку вокруг её талии. Миа продолжает цепляться за меня, с любопытством ожидая, как я поступлю дальше.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Ты спас меня. Ты всегда меня спасаешь, — выдыхает она в нескольких сантиметрах от моего рта.

Миа обхватывает ногами меня за талию, и её центр касается моей эрекции, вырывая сдавленный стон из моего горла. Её глаза распахиваются в изумлении.

— Не двигайся, — рычу я.

Игнорируя мою просьбу, она сжимает вокруг меня ноги и гладит мой член в невозможно восхитительном трении, которое я даже представить не мог. Чувство дикого, ни с чем несравнимого желания ревёт во мне. Она же издаёт тоненький писк удовольствия.

Одновременно с тем, как я наклоняюсь к ней ближе, глаза Мии закрываются. Наши рты встречаются в волне голодных поцелуев. Её губы холодны и на вкус как солёная вода, но язык жаден, принимая каждую ласку, которую я ей дарю, и отвечая ему с искусным мастерством.

Руки чешутся от желания сжать великолепную грудь, потянуть за сексуальные соски и услышать стон, но я держу её, не желая отпускать. Одной рукой держусь за лестницу, удерживая нас на поверхности воды, по-прежнему слившись с ней губами.

Она раскачивается напротив, овладевая мной жаром своей киски под водой. Из неё вырывается тихий крик удовольствия, когда она чувствует, каким твёрдым я стал. Для неё. Только для неё.

— Господи, Миа, — вздыхаю я, отрываясь от неё. Такое чувство, будто меня сейчас разорвёт.

С того момента, как я её увидел, мои мысли были заняты только тем, как поцеловать её. И когда она встречается со мной взглядом, я понимаю, что мы думаем об одном и том же. Даже спустя столько лет, мы оба всё ещё это чувствуем. Неизведанное сексуальное напряжение, жарко пылающее между нами. Вопрос в том, что мне с ним делать?

Глава 6.

Миа

Поцелуй кажется таким правильным, таким совершенным. Может, вода и холодная, но наши тела пылают от трения, когда мы жмёмся друг к другу. Тёплые руки Коллинза крепко держат меня, а я ёрзаю по нему грудью и местечком между ног. Всё моё тело перегревается, и у меня возникает чувство, будто мы сливаемся в одно существо.

И это так естественно.

Когда у Коллинза всё-таки как-то получается отстраниться, он как будто разрывает нас надвое.

Я так возбуждена, ещё и в голове туман, поэтому, даже резко отпрянув, продолжаю глазеть на него. Его глаза отражают мою похоть и отчаяние. Я ищу на его лице хоть какую-то причину, объясняющую, почему мы не можем быть вместе. Потому что у меня ощущение, будто это, я и он, совершено. И по его глазам видно, что он тоже это чувствует. Тот пыл между нами, то искушение, желание, никуда не делось с тех пор. Моё колотящееся сердце в груди и его прерывистое дыхание говорят о том, что жар между нами не угас, а только вырос.

Тогда, пятнадцать лет назад, мы были любопытными друзьями. И, конечно, относились друг к другу с теплом. Но здесь, сегодня, происходит нечто большее. Едва ли прошли сутки с моего приезда, но меня так тянет к нему, что я даже не знаю, как смогу отступить.

Но понимаю, что должна. Его лицо меняется, а глаза устремляются к лодке. Он вспоминает о своей девушке, которую мы оставили на палубе. Желудок ухает куда-то вниз, и, кажется, я бы тоже смогла. Если бы он сейчас меня отпустил, я бы могла сгинуть на дне океана. Вовсе не потому, что мне хочется умереть, а потому, что без него во мне как будто нет сил жить.

— Ты с ней счастлив? — спрашиваю я.

Он всё ещё держит меня, хотя и подталкивает к лестнице.

— Я... — замирает, умоляюще глядя на меня. И больше на его лице ничего не видно. Он как будто от меня отгородился. — Не знаю. — Коллинз говорит это, словно правда не уверен, как и не уверен в том, что готов с ней расстаться.

Я тяжело вздыхаю и отворачиваюсь, взявшись за поручень. Когда он отшатывается, меня пробирает холод сомкнувшейся вокруг воды, отчего я вздрагиваю. Во мне вдруг рождается безотлагательная нужда подняться по лестнице и согреться. Я подтягиваюсь на руках. Зубы дико стучат. Пусть Татьяна сейчас скрыта за углом, а вся команда исчезла из виду, я всё равно изо всех сил стараюсь прикрыться, бросившись к груде новых махровых полотенец, оставленных кем-то для нас.

«Серьёзно, сколько сотрудников на борту этой штуковины?» — мысленно удивляюсь я.

— Миа? — Коллинз последовал за мной.

Он направляется ко мне. Вода стекает с его загорелого, накаченного торса. Этой сценой мне довелось наслаждаться последний час, и я всё ещё знаю, что никогда от него не устану. Его тело невероятно твёрдое. Кожа мягкая, но горячая на ощупь. С тем же успехом я могла сорвать с себя бикини и отдаться ему. Отвернуться почти невозможно. Но я всё-таки отворачиваюсь и бросаюсь к своей майке. Униженная. Если он правда останется с ней, ему больше не перепадёт бесплатных шоу. Нетушки.

— Прости, Миа, — просит он. Нежно опускает свою сильную руку мне на плечо и поворачивает лицом к себе.

Я вынуждаю себя вновь заглянуть в его потрясающие голубые глаза, ожидая, что ещё он скажет.

Он проводит рукой по своим мокрым волосам и произносит:

— У меня сложная жизнь. Всё не так просто, как когда мы были маленькими. Невозможно просто принести клятву на мизинчиках и жить долго и счастливо.

Его слова ранят так сильно, что я вздрагиваю. Не могу сказать, будто поверила им, но, возможно, так и есть. Ведь я их постоянно слышу. Мои родители всегда называли меня фантазёркой. Лейла тоже говорит, что я чересчур романтична. Но я неизменно воспринимала подобные комментарии, как шутливые уколы. Но от него это слышать почему-то больно. Возможно, настало время, наконец, согласиться. Я смахиваю слезу и, судорожно вздохнув, киваю.

— Да. Я знаю. Это не сказка, а реальная жизнь. Вы двое давно вместе. — Я делаю шаг назад и отмахиваюсь от него, вытирая глаза полотенцем.

— Обед! — кричит из-за угла Татьяна.

Глаза Коллинза прикованы ко мне.

— Прости, — выговаривает он одними губами.

Хочется сказать ему, что я в порядке, что со мной всё будет хорошо, но я не нахожу слов, потому что меня как будто двинули ногой в живот.

Поэтому вместо ответа я просто киваю и следую за ним в переднюю часть лодки, где уже приготовлен стол для нашего обеда. К счастью, Коллинз возвращает на место свою футболку до того, как мы все усаживаемся. Моё эго задето, но всё же мне трудно удержать свои глаза от визуального приставания к нему, пусть он уже и не наполовину раздет.

— Мой агент устроил несколько съёмок на этой неделе. У нас ведь не намечается ничего важного? — осведомляется Татьяна у Коллинза.

Он бросает взгляд на меня, прежде чем ответить ей.

— Эм, нет. Ничего важного.

— Я подумала, что так даже лучше, — она улыбается мне, а потом Коллинзу. — Вам ведь нужно наверстать упущенное и всякое такое. Вряд ли вы хотите, чтобы я торчала рядом. А так у вас получится провести время вдвоём. Развлечётесь с Мией.

Лицо вспыхивает, и я упираюсь взглядом в сэндвич. Она понятия не имеет, как близко к истерическому смеху подвели меня её слова. Ей, видимо, совсем ничего неизвестно о случившемся между мной и Коллинзом. На её лице ни намёка на ревность или тревогу о том, что я могу представлять угрозу их отношениям. И теперь, когда я смотрю на неё, на её идеальные волосы и прекрасное лицо — не забываем, ещё и об элегантном теле, — мне совершенно непонятно, как кто-то, встречающийся с ней, может желать поцелуя со мной, не говоря уже о том, чтобы бросить её ради меня.

Возможно, Коллинз прав. Я живу в сказке, но пришло время повзрослеть.

Кроме того, раньше мы с Коллинзом были лучшими друзьями, и я не вижу причин, почему мы не можем быть ими и сейчас. Вчера вечером я подала заявления на несколько вакансий через интернет. Если у меня получится устроиться, я смогу вскоре съехать из его дома, и тогда мы точно сможем подружиться.

Наверное.

Прояснив своё расписание с Коллинзом, Татьяна снова отключается, растворившись в своём телефоне и пощипывая салат на тарелке. Оставляя нас с Коллинзом обмениваться молчаливыми взглядами. Оставляя меня гадать, откуда я набралась такой смелости поцеловать мужчину этой женщины. Я не из таких женщин. Не в моих принципах преследовать уже занятых парней, но с другой стороны, другого такого мужчины, как Коллинз Дрейк, и нет. И я заклеймила его много лет назад.

С наложившимся чувством вины на униженность, которую я уже испытываю, интересно, как вообще у меня получается есть, но откусив от сэндвича, я обнаруживаю, насколько голодной стала после утренней активности. Совсем неплохо для куриного салата. На самом деле, я даже умудряюсь им насладиться. И Коллинз, похоже, наслаждается зрелищем.

Голод и рассеянность — плохое сочетание, это я понимаю, прикусив собственный язык.

— А-ауч, — вырывается из меня.

Коллинз разражается хохотом.

— Тише, Миа. Нам бы не хотелось, чтобы ты подавилась своим языком.

Я одариваю его ехидной ухмылкой. Но замечаю, что Коллинз не ест. Чёртова Татьяна и её куриный фетиш.

Он спокойно отпивает от своего пива, и я забываю о Татьяне.

С желанием посмотреть на его рот, сжимающий горлышко бутылки, справиться не получается. Это напоминает мне, какими гладкими были его губы, когда касались меня и каким повелительным был его поцелуй. И рот его оказался требовательным, а ещё мне нравилось, как крепко он держал меня, забирая всё чего желал. И тогда, в океане, он желал меня. Я чувствовала его, твёрдого как скалу и даже большего размера, чем то, что осталось в моей памяти. Между бёдрами стало мокро от одной только мысли о его великане, воспрявшем подо мной. В тот миг, когда я осознала насколько твёрдым он стал из-за меня, мне захотелось скользнуть рукой в его плавки и ощутить это собственными руками. Единственным, что останавливало меня, был страх, что он разожмёт свою стальную хватку, а ведь только она не давала мне утонуть в глубинах Тихого Океана.

Именно этот момент Коллинз выбирает, чтобы поднять голову и встретиться со мной глазами. Его тлеющий взгляд падает к моим губам. Он тоже думает о том поцелуе.

— Мне было весело с тобой в океане, Миа, — произносит Коллинз, возвращая меня в настоящее. Медленным, чувственным голосом. — Давненько такого не видел. — Он криво улыбается, сверкая глазами. У меня переворачивается желудок, когда моё тело реагирует на его слова.

Я наклоняюсь, опираясь на локти, и желание к нему, ко всему этому, поднимает голову. Его глаза вспыхивают, глядя в мои, и на секунду он будто задумывается, раскрою ли я то, чем мы занимались в воде.

— Не понимаю, как вы можете проводить тут каждое воскресенье и не купаться, — мило говорю я.

Его глаза смягчаются, и становится заметно, что он испытывает облегчение. Как же хорошо видеть его счастливым.

После обеда Коллинз говорит, чтобы я чувствовала себя как дома, а сам уходит немного поработать.

Я едва ли допускаю мысль о том, чтобы позагорать с Татьяной. Не хочется быть «другой женщиной», но и дружбы с ней я тоже не сильно жажду. Да и усталость валит с ног. Прошлой ночью у меня не получилось нормально поспать из-за незнакомой постели и прочей чепухи, но с тех пор, как он сказал мне чувствовать себя как дома, я ищу место для сна.

Брожу внутри в поисках других спален.

Колтон описывает это судно как крошечную яхту, но для меня оно огромно. Я заворачиваю за угол, думая, что найду спальные комнаты, но попадаю прямиком на кухню, где несколько сотрудников персонала делают себе сэндвичи на обед. Уже было собираюсь извиниться и развернуться, как вдруг замечаю, что у них есть ростбиф.

— Простите, — извиняюсь я, уставившись на мясо. — Вы не будете против, если я сделаю себе сэндвич?

Они пожимают плечами и кивают, поэтому я подхожу ближе, беру хлеб и открываю холодильник, чтобы посмотреть, что у них есть.

Закончив сэндвич, разделяю его пополам, кладу на тарелку и направляюсь в гостиную, где, как я знаю, работает Коллинз. Нахожу его за компьютером, в который он настолько погружен, что я умудряюсь поставить сэндвич рядом с ним и отойти к тому моменту, как он поднимает на него взгляд.

— Эй, — окликает меня он.

Я поворачиваюсь к двери.

— Прости. Не смогла выдержать мысли, что тебе придётся работать с пустым желудком.

Он многозначительно смотрит мне в глаза.

— Спасибо. — Не знаю, благодарит ли он меня за тот поцелуй, за то, что я ничего не рассказала Татьяне или за сэндвич.

— Пожалуйста.

Я с удовлетворением наблюдаю, как он откусывает огромный кусок.

— Ты знаешь, что я люблю. — Он, наверняка, сейчас говорит о сэндвиче, но у меня не получается справиться с прилившим к лицу румянцем.

Я киваю и улыбаюсь. А потом ухожу обратно вниз в поисках приятного для сна места.

Глава 7.

Коллинз

Я сижу на кровати с ноутбуком, когда Татьяна забирается ко мне на колени.

— Меня не будет следующие несколько ночей, — шепчет она, опустив рот к моей шее.

— Где съёмка на этот раз? — спрашиваю я, заглядывая через её голову, чтобы закончить письмо, которое пытался отправить.

— В Юте, — отвечает она. — Буду показывать осеннюю коллекцию от Кельвина Кляйн.

Всегда находил интересным, как они планируют сезон. В разгар зимы она показывает купальники для последующей весны, а летом их наряжают в зимние пальто.

— Хочешь, чтобы завтра я подбросил тебя в аэропорт по пути на работу? — спрашиваю я.

Из неё вырывается смешок.

— Нет. Я не поэтому заговорила о поездке. Меня не будет пару ночей. — Татьяна с намёком шевелит бровями. — Хочется чего-нибудь... — Её рука опускается ниже и, нежно сжимая, хватает меня между ног. Он мягкий, но её это как будто не волнует.

Она подставляет мне губы, и я покорно их целую, хотя всё равно что-то не так.

— Не сегодня, — говорю ей. Не считаю правильным заниматься сексом с Татьяной, зная, что Миа расположилась дальше по коридору. — Меня валит с ног от усталости, и ещё есть дела, которые нужно закончить.

— Почему ты так напряжён, детка? — интересуется она, надавливая пальцами мне на виски и слабо поглаживая.

— М-м-м, так хорошо. — Я закрываю глаза и наслаждаюсь расслабляющим ощущением. Она продолжает мягко растирать кожу, перемещаясь к корням волос.

И снова я чувствую на себе губы Татьяны и её прижатый ко мне таз.

— Ну же, Коллинз, я хочу заняться сексом, — выдыхает она мне в рот. Губы у неё жёсткие и опытные. Не знаю, почему я заметил это только сейчас — после трёх лет отношений.

Не могу не вспомнить о том, каким горячим оказался рот Мии, целующий меня. Какими полными и сочными были её губы, и как легко они вторили моим движениям. Вспоминаю её загорелые формы, веснушки на переносице и капли воды, прилипшие к тёмным ресницами, которые заметил, прежде чем наброситься на её рот. Вспоминаю, как она стеснялась поначалу, но когда я углубил поцелуй, в ответ лизнула мой язык, а потом с мягким рывком вобрала его внутрь. Член тут же становится твёрдым от этих воспоминаний.

— Вот так, малыш, — подбадривает Татьяна, потираясь о мою эрекцию.

Блядь. У меня стояк, но не из-за Татьяны.

Я снимаю её с колен и встаю с кровати.

— Мне сегодня нехорошо. — Почему я ей вру?

— В чём дело, Коллинз? — Она недоуменно прищуривается, вглядываясь в мои глаза. Наверняка, она помнит, что в последний раз, когда мы занимались сексом, я даже не кончил. На это у меня до сих пор нет ответа, потому что тогда Мии ещё здесь не было.

Миа.

Свежая волна воспоминаний затопляет мой разум. То, как её напряжённые соски упирались мне в грудь, каково было ощущать ладонями её потрясающую задницу, когда я держал её в воде...

Я поправляю эрекцию и захожу в ванную, закрывая за собой дверь.

Уперев обе ладони в травертиновую стойку, я впиваюсь взглядом в собственное отражение в зеркало. Какого хрена со мной происходит? В ответ на меня смотрят растерянные, неуверенные тёмно-голубые глаза. Всё в моей жизни настолько точно рассчитано, что я даже не понимаю, что со мной не так. Может, я болею? Умираю? Делаю несколько глубоких вдохов и вынуждаю себя расслабиться. Принимаюсь мерять шагами огромную ванную комнату, прохаживаюсь из одного угла в другой, пытаясь прочистить мысли.

Днём, в холодной воде, когда я поцеловал мягкие губы Мии, то обещание снова всплыло на поверхность. Мы так серьёзно и не поговорили о данной в детстве клятве, но чёрт, возможно, стоило бы. Между нами явно не всё решено, но мысль о браке безумна. Да нам было по десять лет, Бога ради. Невозможно в пятом классе решить с кем ты проведёшь остаток своей жизни. Я даже не знаю, хочу ли жениться. Никогда не думал об этой перспективе. Но, быть может, сейчас как раз самое время задуматься, тогда я смогу объяснить Мии, почему это просто глупая, детская фантазия, и почему она никогда не осуществится. Ей придётся прислушаться к голосу разума.

Я опускаюсь на бортик мраморной ванны и запускаю руки в волосы. Господи, когда только моя жизнь успела стать такой сложной? С одной стороны женщина, с которой я прожил три года, с которой делил постель, которая вписывалась в мои тщательно выстроенные планы. С другой стороны женщина, знающая меня настоящего, за всем этим корпоративным дерьмом. Которая сумела полностью перевернуть мою жизнь за сорок восемь часов. Она тёплая, податливая, и мне становится легче в её присутствии. Она весёлая и лёгкая на подъём, совсем не такая, как Татьяна. Возможно, её пребывание здесь пойдёт на пользу. Расслабит меня немного.

Когда я возвращаюсь в спальню, Татьяна крепко спит, свернувшись калачиком на боку. Я откидываю одеяло со своей стороны кровати и заползаю на место рядом с ней. Стоило бы разбудить её и извиниться, но вместо этого, я оставляю её спать, а сам беру телефон, лежащий на прикроватном столике.

Не успев взвесить свои действия, я пишу Мии.

«Мне было весело с тобой сегодня».

«Мне тоже».

Её ответ приходит почти мгновенно. Интересно, лежит ли она в постели, комнате дальше по коридору, думая обо мне. От этой мысли меня затопляет счастьем.

Я обдумываю, что написать дальше, когда от неё приходит ещё одно сообщение.

«Почему ты пишешь мне из постели с супермоделью?»

«Может быть, постель с супермоделью переоценена».

«Тебе не следует так говорить о своей ДЕВУШКЕ».

От меня не ускользает слово «девушка», написанное большими буквами.

«Знаю. Прости, я идиот».

Она не отвечает. Жду ещё несколько минут, гадая, что творится в её голове. Интересно, считает ли она меня куском дерьма за то, что я поцеловал её, будучи в отношениях с другой.

Задаюсь вопросом, как долго это продлится — то есть, наши отношения с Татьяной. Уже чувствую, как мы отдаляемся. Единственное, что пугает меня в разрыве с Татьяной — осознание, что тогда придётся столкнуться лицом к лицу со своим будущим с Мией. Готов ли я? Хочу ли я будущего с ней?

В конце концов, решаю снова написать Мии.

«Ты простишь меня?»

«Да... Но, Коллинз, касательно нашей клятвы пожениться...»

Желудок ухает в пятки. Я быстро печатаю ответ.

«Давай пока не будем об этом говорить».

«Ладно».

Глава 8.

Миа

Воскресную прогулку на яхте можно назвать, по меньшей мере, сбивающей с толку.

Он дал своей лодке имя «Гремлин». То самое, которым называл меня с таким теплом. И ещё он поцеловал меня в океане. Так жадно, изголодавшись. Близко прижимал меня. И был очень напряжён. От одного воспоминания о том жаре и его рычании, когда он вдавливался в мою сердцевину, у меня сжимается лоно. От мысли о том, как хорошо было бы, заполни меня его длина, избавиться не удаётся.

Но потом он отстранился. Ему хотелось остаться с Татьяной. Если я что и знаю о Коллинзе, так это то, что он добивается всего, чего захочет. Нет смысла пытаться его переубедить. Он выбрал её, и сейчас пришло время мне примириться с этим и двигаться дальше.

Чёрт.

Утром Татьяна уезжает в аэропорт, а Коллинз отправляется на работу, оставляя меня одну в огромном доме.

Следующие пару дней я трачу на поиски работы. Совершенствую резюме, составляю таблицы вакансий и методично ищу лучшие предложения. Знаю, что рынок слабенький, но у меня много свободного времени для поисков, да и мысль о том, чтобы жить за счёт Коллинза — невыносима. Остаётся либо признать поражение и улететь домой, либо попытаться начать всё заново, в чём я так отчаянно нуждаюсь.

Я отправляю резюме на десять вакансий и отмечаю ещё десять. Чуть ли не с ума себя свожу, обновляя электронную почту, в надежде получить предложение или хотя бы приглашение на собеседование. Но этот день всё-таки приносит немного утешения. Коллинзу, наверное, стало хреново от того, что он оставил меня одну в своём доме, раз ему пришло в голове отправить вторые половинки своих братьев, Софи и Кайли, забрать меня и показать местность. В любое другое время мне была бы неинтересна встреча с незнакомками, но сейчас мне безумно хочется вырваться из дома.

Мне не терпится познакомиться с Софи и Кайли.

Сколько бы раз я не уговаривала себя двигаться дальше, ведь у меня нет шансов с Коллинзом, всё равно создаётся ощущение, будто мне предстоит встреча с «семьёй», так что хочется им, как минимум, понравиться.

Я достаточно наслышана о том, как богаты Колтон и Пэйс, и меня накрывает ужасом от мысли, что они связались со стереотипными женщинами из высшего общества, которые смотрят на людей свысока. С другой стороны, меня ещё чуть-чуть беспокоит, что они могут оказаться скучнее Татьяны.

Мои страхи моментально рассеиваются. Несмотря на молодость, Софи невероятно очаровательная. Кайли ко мне по возрасту ближе, и я тут же проникаюсь завистью к тому, какая она сильная, надеясь, что мы станем хорошими друзьями.

Мы едем в бар, который мне не по карману, но я сразу же выпиваю первый коктейль для успокоения нервов. Уже было собираюсь заказать второй, как вдруг вижу их прайс на напитки. Стараясь скрыть шок, я незаметно открываю бумажник и считаю, сколько у меня осталось.

— Не волнуйся, за сегодняшний день платит Коллинз, — заявляет Кайли. — Нам было приказано не позволять тебе доставать деньги, — улыбается она мне.

— И всё же, — настаиваю я, ведь даже несмотря на то, что это больше, чем я могу себе позволить, мне не хочется сидеть у него на шее.

Софи заливается смехом и отмахивается от меня.

— Мы тоже не привыкли к тому, как они разбрасываются деньгами. Никто из нас не был богат. Колтон всегда просит не беспокоиться о деньгах, так что мне не нужно спрашивать у него перед покупкой. Но это всё равно странно, правда?

Я отвечаю кивком. Хотя точно не знаю, потому что денег у меня практически нет, но я понимаю о чём она.

— У них сумасшедшее состояние, — признаюсь я. — Всегда знала, что Коллинз умён и целеустремлён, но всё равно дико видеть, как хорошо они устроились.

— Что привело тебя в ЛА? — интересуется Кайли.

— Я потеряла работу, — говорю я. Рассказать о клятве пожениться кажется слишком личным. Мне они нравятся, но мы только-только познакомились. Я отпиваю от своего коктейля, уповая на то, что он даст мне сил рассказать эту историю ещё раз. В увольнении нет ничего хорошего. Пусть это и не моя вина, всё равно унизительно. — А потом поняла, что у меня нет денег и податься мне некуда. Поэтому, наверное, можно сказать, что я приехала начать сначала.

Кайли хмурит брови. Ой-ёй, видно, я сказала что-то, что не пришлось ей по нраву. Меня охватывает страх.

Она качает голову.

— И что? Ты увидела своего старого приятеля Коллинза в списке самых богатых людей Америки и решила приехать, чтобы пожить за его счёт?

От нервного смеха водка с лимонадом едва не выливается из носа. Чёрт, как жжётся. Глаза слезятся от боли.

— О Господи, нет. Всё это немного обескураживает, и... — я сжимаюсь и краснею, — ... возможно, чуточку дико. — Делаю ещё один поддерживающий глоток.

Софи с Кайли обмениваются вопросительными взглядами, а потом нагибаются ниже в ожидании моих объяснений.

Мне стыдно говорить им, зачем я здесь на самом деле. Серьёзно, я романтичная дура. Почему я здесь? Да потому что мой лучший друг и я пообещали друг другу, что если к тридцати у нас так и не найдётся пары, мы поженимся... Ага, это звучит чересчур чокнуто. Какого чёрта я приехала? С такого, что оказавшись на дне, я хочу, чтобы рядом со мной был единственный человек, который способен возродить во мне чувство, будто я чего-то стою.

Но по тому, как они смотрят, можно сказать, что мне не будут доверять и меня не примут, если я не скажу им печальную правду.

Делаю глубокий вдох и рассказываю им свою историю. О десятилетней девочке, по уши влюблённой в своего лучшего друга Коллинза. Рассказываю им о том моменте в моей комнате, когда он ткнул меня пальцем в плечо и сказал, что хочет жениться на мне. Всё это время, пока повествую то, о чём так давно никому не говорила, не отрываю взгляда от рук, чувствуя, как ладони повлажнели от пота.

Закончив, я поднимаю голову, замечая их смягчившиеся глаза и засиявшие ярче улыбки. Сразу становится понятно, что я правильно поступила, рассказав им. И рассказать об этом — облегчение. Жутко хочется услышать их реакцию.

— Оу, — вздыхает Софи. — Ты знаешь их целую вечность. Какими они были?

Кайли складывает руки перед собой и наклоняется ещё сильнее.

— Да, какими были мальчики в детстве?

Мысленно я возвращаюсь в прошлое. Для меня всё всегда крутилось вокруг Коллинза, но я знаю, что они спрашивают о Колтоне и Пэйсе.

— Они всё время доставали друг друга. Три брата, растущие в одном доме, сулят много шума. Иногда я приходила поиграть к Коллинзу, и дом начинал ходить ходуном от творящегося внутри кошмара. Это определённо стоило испытать, — я улыбаюсь, вспоминая о том времени. — Как-то Колтон и Пэйс затеяли драку и чуть не врезались в меня, а Коллинз увидел и бросился между мной и пинающимся клубком из своих младший братьев. Мой герой. — Я краснею, осознав, что произнесла вслух последнее предложение. Но их улыбки не исчезают, а любопытные взгляды так и молят рассказать ещё.

— Порой, когда не дрались, — продолжаю я, — они надрывали животы от смеха, пытаясь выдать шутку получше или скорчить лицо посмешнее. И делали всё что угодно, лишь бы заставить друг друга смеяться до потери сознания.

Софи вскидывает руку.

— Стой, ты же говоришь про Колтона и Пэйса, правильно? Коллинз никогда бы так не дурачился.

— О чём ты? — я искоса смотрю на Софи. — Обычно он и являлся зачинщиком. Когда Пэйс с Колтоном были совсем маленькими, Коллинз любил гоняться за ними, корча глупые рожицы и угрожая их защекотать. Он был неконтролируемым. — Сказав это, я думаю о Коллинзе, которого знала, когда была младше. Он любил притворяться серьёзным, но по-настоящему он сиял только, когда наружу вылезала его дурашливая сторона. И иногда так меня смешил, что трусики с трудом оставались сухими.

Я пытаюсь представить Коллинза сейчас таким. Трудновато, несмотря на то, что вчера мы игрались на лодке и в его глазах виднелся тот блеск. Он даже посмеялся во весь голос, полностью наслаждаясь собой, как во всех моих лучших воспоминаниях.

Софи расплывается в улыбке и оглядывается по сторонам, как будто собирается поведать секрет.

— Миа, не знаю, должна ли я этим делиться с тобой, но Колтон говорит, что Коллинз в тебя влюблён.

Лицо моё, скорее всего, отражает тот же шок, что я почувствовала от её слов, потому что она тут же добавляет:

— Он сказал это в шутку, но понятно, что в его словах есть правда, — подмигивает она.

Кайли взмахивает рукой и вклинивается в разговор.

— Ты ему подходишь гораздо больше, чем Татьяна. Она красивая, конечно, но тебе он на самом деле важен. — Она скрещивает руки на груди и отклоняется назад. — По твоим глазам видно, когда ты говоришь о нём.

Я очень стараюсь не придавать значения их словам, но это почти невозможно. Было бы чудесно, если бы он чувствовал то же, что я испытывала к нему все эти годы. Но мне-то известно, что это всего лишь романтика во мне, хватающаяся за любую ниточку, лишь бы поймать свой счастливый конец, счастливый конец моей сказки.

Когда солнце начинает снижаться к океану, Кайли объявляет, что пора закругляться. Ей нужно домой.

И это бьёт по мне. У меня нет дома. Пока она едет к Коллинзу, меня начинают мучить вопросы, какого хрена я до сих пор здесь торчу. Коллинз сделал свой выбор. Он с Татьяной. Мне нельзя оставаться. Я могу вернуться обратно домой и пожить на диване Лейлы, пока не найду работу.

Но эта перспектива кажется не лучше, чем моё пребывание здесь. И тут моя репутация не запятнана ложью. У меня есть шанс найти новую работу. Не повредит дать этому городу хотя бы один шанс.

Кроме того, я даже не уверена, что он хочет быть с Татьяной. Я видела их вместе. Видела, как она холодна. И он тоже перед ней не увивается. К тому же, той ночью он написал мне из постели с ней. С ней!

Зачем ему писать мне, когда с ним рядом его девушка, которая собирается уехать из города на несколько дней?

У меня осталось последнее сообщение, которое он отправил мне той ночью. Его реакция на моё упоминание о нашей детской клятве.

«Давай пока не будем об этом говорить».

Пока? Написав об обещании Коллинзу, я планировала спустить его с крючка. Но он будто бы считает, что там ещё есть о чём говорить. И меня это заводит в тупик. Скорее даже с ума сводит.

Когда Кайли подъезжает к дому Коллинза, я решаю поговорить с ним об этом. Мне ненавистна сама идея встать между ним и его девушкой, но я не могу продолжать жить в его доме в этом состоянии неопределённости. Не уверена, что он сам знает чего хочет, но кажется, Татьяна в его желания не входит. Хотя я и не уверена, что он хочет меня. Но мне нужно узнать.

Глава 9.

Коллинз

Татьяны дома нет, так что вернуться туда я не могу. Остаться наедине с Мией в целом доме? Ну уж нет, чёрт возьми. Это обязательно приведёт к беде, а я не готов вгонять себя в такую ситуацию. По крайней мере, у меня достаточно ума, чтобы это понимать. Когда я воображаю её большие зелёные глаза, следящие за моими передвижениями по комнате, её мягкие формы, молящие оказаться в моих руках и то, как она всегда переживает о том, каково мне работать, если я недостаточно поел... Не знаю что с ней делать. Впервые в жизни я недоумеваю, как вести себя дальше.

Поэтому после работы я еду домой к Колтону, где они с Пэйсом уже наслаждаются выпивкой в библиотеке. Колтон недавно добавил туда бильярдный стол и бар, эффектно переделав библиотеку в свою персональную мужскую берлогу.

— А вот и старичок, — приветствует меня улыбкой Пэйс.

Они с Колтоном дразнили меня с тех пор, как мне исполнилось тридцать. У Пэйса даже хватило смелости поискать у меня седину, когда мы выпивали в последний раз. Ублюдок.

— Как дела, мальчики? — спрашиваю я в ответ, заваливаясь в кожаное кресло.

— Вот ты нам и расскажи, — Колтон протягивает мне стакан, наполненный скотчем. — Миа ещё живёт с тобой и Татьяной?

В его устах это звучит, как какое-то мерзкое соглашение, но чёрт, может так оно и есть. Мои мысли о ней совсем не невинны. Нет, это скорее тёмные фантазии, включающие её обнажённую кожу, шлёпающуюся об меня.

Я откашливаюсь и бормочу:

— Всё отлично. — Но мой ответ, наверное, получается слишком быстрым, раз приводит в действие счётчик дерьма Колтона.

Он разражается смехом.

— Какой ты идиот. Когда ты уже проснёшься и поймёшь, что у вас с Татьяной нет ничего, кроме отличного секса, а девчонка, в которую ты был влюблён всю свою жизнь, прямо у тебя под носом?

Я фокусируют на выпивке. Не хочется признаваться Колту, что и секс тоже не так хорош, ведь я даже кончить не могу.

— А у тебя что новенького, Пэйс? — интересуюсь я.

Колтон выругивается себе под нос, в то время как Пэйс хохочет над моей очевидной попыткой сменить тему.

— Я пытаюсь сделать Кайли беременной, — горделиво заявляет он.

— Серьёзно? — в один голос изумляемся мы с Колтоном.

— Вы даже не женаты, — замечаю я.

Он пожимает плечами.

— Но близки к этому. Мы же помолвлены.

Я улыбаюсь, потому что раньше мне было неприятно видеть, как Пэйс меняет женщин. Как мужчина я это понимал, но старший брат во мне тревожился. Когда же он нашёл Кайли, было облегчением наблюдать за его превращением из извечного бабника в семейного мужчину.

— Что ж, с беременностью у вас особых проблем возникнуть не должно. Видит Бог, у тебя было достаточно практики.

— Ты не отделаешься так просто, братишка, — произносит Колтон, повернувшись ко мне. Этот дурачок хочет завести разговор о Мии.

Я пытаюсь сделать ещё глоток, но осознаю, что опустошил весь стакан. Чёрт.

Колтон ухмыляется мне и поднимает графин с виски.

— Хочешь ещё?

Я прищуриваюсь.

— Тогда тебе придётся поговорить с нами нормально. По-взрослому. Без всякого ворчания и наглых увёрток. Скажи нам, что происходит, — говорит Колтон.

— Дай мне чёртов виски, — рявкаю я.

Он протягивает мне его, и я наливаю себе добрую порцию, решая, что именно им сказать.

Пэйс откидывается в кресле, скрестив ноги в лодыжках, а Колтон садится ровнее, занимая положение поудобнее. Ну что ж, наступило время доверительных бесед, видимо.

— В детстве мы с Мией вроде как дали клятву, что если никто из нас не заведёт семью до тридцати, мы женимся друг на друге.

Колтон давится выпитым, громко кашляя и отплёвываясь.

— Да ты издеваешься!

Пэйс тихонько усмехается.

— Блестяще, блядь. Ты просто обязан это сделать.

Ни один из ответов не обнадёживает.

Я жду, что они станут дразнить меня до умопомрачения за данное Мии обещание, и так и происходит, но потом разговор меняется, и я обнаруживаю, что они уже обсуждают реальные достоинства этого брака, пока я выпиваю стакан за стаканом. Наконец, Колтон отбирает у меня бутылку и ставит её в другом конце комнаты.

— Чёрт, мужик, — начинает Колтон. — Тебе необязательно завтра идти с ней к алтарю, но я же тебя знаю. У тебя кошмарно собственнический вид пещерного человека, когда ты заговариваешь о Мии. Но в случае с Татьяной этого нет.

Я чувствую себя пьяным и неуверенным. И чем дольше сижу здесь, тем более неуверенным становлюсь. Детское предложение пожениться это же безумно, правильно? Обычные глупые детские разговоры — они ничего не значат. Так ведь? А Миа будто бы верит, что они что-то значат. Она приехала сюда спустя несколько месяцев после своего дня рождения. Сердце принимается быстрее биться в груди, когда я об этом думаю.

Колтон вновь спрашивает о Татьяне, но это не та тема, на которую я готов говорить.

— Я, правда, не понимаю, почему ты ещё с ней, — замечает Пэйс.

— Серьёзно, чувак, если она не доставляет тебе радости — порви с ней, — добавляет Колтон.

Я подношу стакан к губам, как будто алкоголь поможет мне во всём разобраться. Откинувшись в кресле, закрываю глаза и позволяю спиртному согреть меня. Я позволяю себе представить, какой была бы моя жизнь с присутствием в ней Мии. Опасно. Я вижу бегающих вокруг детишек с её каштановыми волосами и зелёными глазами, воскресенья на яхте, мой дом, переполняемый смехом и любовью. Меня согревает эта мысль. Или, возможно, причина появления этого тёплого покалывания в алкоголе. В любом случае, думаю, мне уже пора домой.

Пэйс подвозит меня и высаживает у входной двери. В доме темно и тихо, Татьяны нет, а Миа, скорее всего, уже в постели. Я тоже иду в спальню, когда на телефон приходит сообщение.

Миа.

«Ты дома?»

«Да».

«А где был?»

«С братьями».

Не знаю, что ещё сказать, ведь странно понимать, что я провёл весь вечер, обсуждая с ними двух женщин в своей жизни, но мене так до сих пор и не понятно, к чему всё идёт.

Звучит ну очень весело.

«Пытался разобраться с дерьмом в своей жизни».

«Нам необязательно переписываться, её же здесь нет. Давай встретимся на кухне? Можно поесть арахисовое масло прямо из банки, как в старые времена, и обо всём поговорить».

Сердце колотится о рёбра. Татьяны нет дома, она правильно заметила. А от мысли сейчас увидеть Мию меня наполняет тоской. Но я пьян. И даже сквозь туман алкоголя знаю, что это хреновая идея.

«Я не доверяю себе».

«С ореховым маслом?»

«С тобой».

Её ответ приходит только через несколько минут.

«Ох».

«Поговорим завтра, когда я протрезвею».

«Хорошо».

***

На утро я просыпаюсь с ощущением, будто бы у меня во рту сдохла крыса. Я моргаю от резкого света и ругаюсь себе под нос за количество выпитого вчера алкоголя. Смутно припоминаю, как Пэйс высадил меня у дома, и как потом мне написала Миа.

Миа.

Я сказал ей, что мы поговорим сегодня.

Глубоко вздохнув, вынуждаю себя вылезти из постели, принять душ и одеться. Сегодня суббота, а это значит, что мне нужно на кикбоксинг, но с тем количеством алкоголя, что я выпил вчера, придётся отложить.

Ужасно нуждаясь в кофе, я спускаюсь вниз, где и обнаруживаю на кухне Татьяну.

— О, ты вернулась. — В последнее время у меня столько всего в голове, что я забыл её сообщение о перемене в планах путешествия.

Она поднимается на цыпочки и оставляет поцелуй на моей щеке.

— Я же говорила, что вернусь сегодня.

Пока я принимаюсь за кофе, Татьяна рассказывает мне о своей поездке. Оказывается, что ей было тяжело работать с фотографом. Ничего удивительно. Татьяне со многими тяжело работать.

Открутив крышку бутылки с водой, Татьяна поворачивается ко мне.

— А чем занимались вы с Мией, пока меня не было? Чем-нибудь интересным?

— Нет, — выходит хриплым. Я чувствую себя хреново из-за того, что не показал ей ЛА. Ей бы захотелось посетить пляж или фермерский рынок.

Мы с Татьяной сидим бок о бок за столом с завтраком — я погружен в отчёты о доходах в планшете, а она подпиливает ногти в овальную форму.

Я проверяю календарь на следующую неделю и напоминаю Татьяне о нашей предстоящей поездке.

— В понедельник мы уезжаем в Париж.

Она резко поворачивается ко мне.

— Но я не могу. В понедельник и вторник у меня съемка в Нью-Йорке.

— О чём ты говоришь? Мы планировали эту поездку три месяца назад. — Я обхаживал интернационального инвестора и намеревался встретиться с ним лично в Париже, где мы с Татьяной целую неделю должны были развлекать его и его жену.

— Прости, но я никак не смогу отменить, — произносит она. — Я хотела поработать с этим дизайнером с тех пор, как увидела его восхитительную линию пушистых ботинок прошлой осенью.

— Тебе бы не пришлось ничего отменять, если бы ты сначала не забронировала нашу поездку.

Она раздражённо фыркает.

— Мне нужно знать, что я могу на тебя рассчитывать, — говорю я.

— А мне нужно, чтобы ты поддерживал мою модельную карьеру, — рявкает она в ответ.

— Когда я тебя не поддерживал?

Она впивается в меня взглядом, нашарив мои глаза, но не отвечает.

Наш разговор далёк от завершения, но мне нужно обуздать эмоции, пока я не натворил ничего необдуманного.

Глава 10.

Миа

Вчерашний алкоголь и отсутствия сна ночью в комбинации придают заманчивость перспективе проспать всё утро. Я лежу с закрытыми глазами на мягкой постели. Как будто раскинувшись на облаке. Вытягиваю руки и ноги, позволяя гладким простыням обласкать мою кожу. Как бы сильно я не вытягивалась, до краёв кровати всё равно не получается достать. Такая роскошь не может быть причиной тяжёлой ночки.

И слова «тяжёлая ночка» даже близко не описывают американские горки эмоций, которые я испытала прошлой ночи. Глаза резко распахиваются, когда я вспоминаю о причине своего волнения. Сегодня утром Коллинз сказал, что мы поговорим. Могу только предположить, что мы, наконец, обсудим клятву, принесённую двадцать один год назад.

Части меня хочется мыслить позитивно. Возможно, он захотел поговорить, потому что решил, будто хочет меня в своей жизни. Пульс возбуждённо ускоряется при этой мысли, но я только скидываю одеяло и отправляюсь в душ.

Вода приятная и горячая, и я не тороплюсь, оттирая себя с головы до ног. Захотев быть со мной, он поцелует меня ещё раз? Появится ли вновь весь тот жар и страсть, украденного в океане поцелуя? Я брею подмышки, ноги и зону бикини. Если мы разделим такой поцелуй, приведёт ли он к чему-то большему? К ещё одной ночи наедине с ним на лодке. Наедине с ним где угодно. Пульс зашкаливает.

Конечно, ничего так просто не будет. Для начала ему придётся уладить дела с Татьяной. Так что, возможно, мы не сможем сразу быть вместе, скорее всего, он попросит меня дать ему время на расставание с Татьяной. Они долго были вместе, и она заслуживает того, чтобы её к этому подвели плавно. И это правильно.

Я выхожу из душа и вытираюсь пушистым полотенцем.

Закончив вытягивать волосы, добавляю последние штрихи к своему виду, тщательно подготовленному к серьёзному разговору с мужчиной моей мечты, как вдруг вероятность другого исхода со злобным рёвом разверзается в голове, наполняя живот холодом и скручивающим внутренности страхом. Этот исход более реальный.

Чёртова реальность. Ненавижу.

Но я понимаю, что это, наверное, наиболее вероятный итог, который последует из нашего разговора. Он уже говорил, что жизнь у него теперь сложная. «Нельзя просто поклясться на мизинчиках и жить долго и счастливо». Понуро опустив плечи, я оглядываю своё грустное отражение в зеркале ванной.

Он скажет, что ему жаль, но у нас ничего не выйдет. Коллинз будет вести себя вежливо, потому что всегда хорошо ко мне относился, но всё равно из-за неловкости и всего прочего попросит найти работу и съехать как можно скорее.

Он спросит, всё ли со мной будет хорошо.

Я кое-как заставлю себя кивнуть, а потом умудрюсь сбежать, не свернувшись в клубок и не заплакав. Коллинз найдёт меня, и я примусь уговаривать его, что всё отлично. Как и в тех мелких ссорах и недоразумениях много лет назад.

Я делаю глубокий вдох и, проверив себя напоследок в зеркало, поправляю волосы — хотя даже не знаю, зачем, — а потом отправляюсь на поиски Коллинза. Спускаясь по лестнице, я задумываюсь, так ли всё на самом деле. Ведь после стольких лет — и моего легкомысленного перелёта через всю страну, чтобы напомнить о глупом обещании, — он мог отшутиться. Мог просто притвориться, что всё это дурацкая шутка. И, честно говоря, я была бы так смущена, что согласилась бы с ним.

Но он не стал выкручиваться, а попросил поговорить с ним. И вот она я — запутавшаяся, дрожащая и витающая в облаках. Я ступаю через коридор на кухню, где он, как мне известно, завтракает. Коллинз либо раздавит меня, либо даст надежду, что это ещё не конец.

***

Вариант «В»: ничего из вышеперечисленного.

Я захожу на кухню, где обнаруживаю Татьяну, вернувшуюся со съёмки раньше, чем предполагалось. Она, подпиливая ногти, сидит рядышком с Коллинзом за столом с завтраков, пока тот работает за компьютером. Я изо всех стараюсь скрыть разочарование.

Вот же хрень.

Её поза на стуле такая прямая, будто ей в задницу засунули железный прут. Когда она вернулась? У меня напрягается челюсть, но когда я перевожу взгляд с неё на Коллинза, вся злость испаряется, сменяясь беспокойством. Коллинз выглядит измотанным. Глаза прищурены, плечи сгорблены, как будто сам акт пробуждения причиняет ему боль. А ещё у него рассерженный вид, но из-за чего — без понятия. Никто из них не слышит, как я вхожу, и оба по-прежнему погружены в свои дела.

— Коллинз, — зову я.

Он поднимает глаза и силится улыбнуться, но морщит лоб. Обводит взглядом моё тело и замирает. Интересно, он злится или оценивает дополнительное время и труд, потраченные мной на подготовку? Я наливаю себе кружку кофе и сажусь напротив них.

— Ты как? — спрашиваю я.

Он тяжело опирается подбородком на руку и произносит:

— Перебрал с выпивкой прошлой ночью.

В лицо бросается жар, когда меня накрывает воспоминаниями о наших вчерашних сообщениях. Неужели он так напился, что не знает о том, что сказал? Сердце ухает куда-то вниз. Он, наверное, даже ничего не помнит. «Залезь в свои сообщения», — хочется сказать мне. «Мы должны были поговорить сегодня».

Татьяна вскидывает взгляд.

— Доброе утро, Миа. Ты хорошо спала?

— Да, — лгу я с вымученной улыбкой. — Ты вернулась.

Она возит вилкой по дну пустой миски перед собой.

— Мы закончили пораньше. В кои-то веки. — Её взгляд пробегается по сторонам. — Нарезанные фрукты ещё есть? — Наверное, её вопрос адресован кому-то из персонала, но осознав, что тут нет никого, кто мог бы её обслужить, она поднимается и уходит к холодильнику.

— Я не забыл, — шепчет Коллинз, как только она оказывается не в зоне слышимости.

Его слова рождают во мне надежду, и я ищу на его лице хоть какую-то подсказку о том, что творится в его мыслях. Но он нечитаем.

— Встретимся у пальм через час, — добавляет он, глядя так пристально в мои глаза, что я ощущаю его даже внутри. Напряжение сгущается между нами, и мне оно кажется невероятно очевидным, но Татьяна его не замечает.

Он делает глоток своего кофе, а потом расслабленным голосом спрашивает:

— У тебя какие-то большие планы на сегодня?

— Собираюсь ещё поискать работу, — пожимаю я плечами.

Татьяна возвращается к столу с очищенным бананом.

— Может, у Коллинза для тебя что-то есть.

Коллинз оглядывается на меня и его напряжённое настроение слегка смягчается.

— Конечно. Я свяжусь с Сюзанной из отделов кадров и узнаю, что у нас есть для такого талантливого человека, как ты. — Он так смотрит на мои губы, что я невольно чувствую себя испорченной.

Я вбираю воздух и судорожно выдыхаю.

— Было бы отлично, но я не жду, что работа сама меня найдёт. — Прикусываю губу.

Татьяна поворачивается к Коллинзу.

— Знаешь, детка, у меня тоже есть кое-какие таланты. — Она открывает рот и запихивает в него банан. По идее, это должно выглядеть сексуально, но он слишком велик для её рта, так что ей приходится усиленно разжевать его, чтобы не задохнуться.

Я делаю глоток кофе, пытаясь скрыть улыбку. Но Коллинз задумчиво смотрит на неё, потом переводит взгляд на меня и расплывается в улыбке, расправив руки на столе, как будто собираясь подняться.

— Что ж, прости, что оставляем тебя одну, но нам с Татьяной нужно разобраться с кое-какими делами, пока я не ушёл.

— Оу. Конечно, — отвечаю я. С делами? С какими ещё делами? А как же наш разговор?

Но у Коллинза пустое, ничего не говорящее выражение лица. Чёрт возьми его долбаный покер-фейс.

Однако лицо Татьяны говорит за них обоих. Её глаза просверливают дырку в голове Коллинза и в стене за его спиной. Она скользит рукой по его груди, обнимая за шею. Я хочу отвернуться, но обнаруживаю, что мои глаза приклеены к ним в какой-то болезненной зависти.

Он встаёт на ноги.

— Удачи с поиском работы. Увидимся позже. — Татьяна поднимается и уходит вслед за ним, оставляя меня одну на кухне. Я оглядываю огромную, опустевшую комнату, вдруг понимая, что больше не голодна.

Жар бросается в лицо. Меня охватывает гневом.

Он сказал, что мы поговорим. «Встретимся через час» — его слова. Ну что ж, если он думает, что я стану слоняться поблизости, дожидаясь, пока они натрахаются, он меня путает с какой-то конченной идиоткой. Я поднимаюсь со стула и обнаруживаю, что уже несусь вверх по лестнице в сторону своей комнаты.

К тому времени, как я добегаю до комнаты, перед глазами всё мутно. Я смахиваю слёзы, закрывая дверь, и падаю на кровать. Как я позволила себе так заиграться? Мои мысли возвращаются к словам Софи о том, что по мнению Колтона, Коллинз любит меня. Я не собиралась, но, видимо, всё равно за это цеплялась. Её слова пробрались в моё подсознание и заставили думать, будто у меня есть шанс, будто это «долго и счастливо» существует.

Чёрт, да не так всё! Это он вынудил меня думать, что что-то может получится. Из-за чего ещё нам говорить? Если он не заинтересован, здесь нечего обсуждать, но почему он хотел поговорить?

Но этот вопрос уже не важен. У меня есть все нужные ответы в виде того, что он сейчас трахается со своей девушкой. Иначе зачем ещё им уединяться в спальне?

Я встаю, нахожу чемодан и открываю его на своей кровати. Ответ наконец пробился сквозь толщу моей черепной коробки.

Пора вернуться домой.

Глава 11.

Коллинз

Я следую за Татьяной наверх, намереваясь закончить наш разговор. Её же трюк с бананом подсказывает мне, что она думает, будто мы поднимемся наверх, чтобы замять разговор и забыть о проблеме.

Оказавшись в спальне, я прикрываю и замыкаю дверь. Она поворачивается ко мне с улыбкой, которая никак не вяжется с моей досадой. Будто бы избегая дальнейших обсуждений, Татьяна стягивает через голову топ и спускает по ногам шорты.

— Какого чёрта ты делаешь? — интересуюсь я.

— Меня не было два дня, и скоро мы снова расстанемся. Я подумала, для этого ты и позвал меня наверх.

Я останавливаю её, прежде чем она успевает снять лифчик.

— Нет. Я хочу поговорить. Сядь. — Я показываю на кровать, и Татьяна неохотно опускается на край. Я протягиваю ей майку, которую она сняла, и смотрю, как она возвращает её на место. Она встречается со мной взглядом, и её улыбка растворяется. Сейчас у меня нет времени на её игры. Она привыкла надувать губы и получать желаемое.

— Куда мы движемся, Татьяна? Ты и я?

— О... о чём ты? — в замешательстве спрашивает она.

Я никогда не ставил так вопрос, никогда не говорил о нашем будущем, но, может быть, сейчас настало время.

— Думаю, нам нужно обсудить наши отношения. Чего ты хочешь от них? К чему стремишься? — осведомляюсь я.

— К чему стремлюсь? — она зажёвывает губу. — Даже не знаю... Попасть на обложку «InStyle», пройтись на всех крупнейших показах Нью-Йорка и Милана на неделе моды в следующем году.

Впервые в жизни я чувствую дыру внутри. Дыру, которая углубляется и увеличивается с каждым ударом сердца. Заказанные билеты в Париж только усугубляют тот факт, что я не стою в списке её приоритетов. Её планы на будущее никак не касаются меня, нас, а зациклены только на ней самой. Типичная Татьяна, ничего нового, но меня это начинает доставать. У неё нет никаких ожиданий на будущее, и несмотря на то, что многие холостяки на моём месте были бы рады нашему соглашению: «никаких обещаний, никаких привязанностей», я обнаруживаю, что мне это уже не так нравится. Я хочу услышать от неё, что она не сможет жить без меня, и что я ей нужен.

Мы вместе вот уже несколько лет, и между нами не должно быт никакой легкомысленности. Мы никогда даже не признавались в любви. Я оглядываю её, изучаю длинные светлые волосы, спадающие к талии, миндалевидные голубые глаза и накрашенным красным губы. Мне она небезразлична — я бы не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Но меня беспокоит, что у меня нет таких сильных чувств, как должно быть. Мы пробыли вместе достаточно долго, чтобы к этому времени я уже понимал, люблю я её или нет.

Когда Миа смотрит на меня, я ощущаю больше жара и эмоций между нами, чем между мной и девушкой, с которой я провстречался три года. А Миа вернулась в мою жизнь всего пару дней назад. От этого осознания внутри что-то шевелится. Отстранённость между мной и Татьяной всплывает на поверхность, требуя внимания. Я хочу большего. Гораздо большего. Бывает же больше, верно? Полные надежды глаза Мии уверяли меня, что бывает, если я достаточно мужественен, чтобы это принять. Моя жизнь оставалась лишена эмоций последние несколько лет, пока внимание было сфокусировано на набирающем силу бизнесе, и да, у меня сохранялась потребность в тёплой, готовой разделить со мной постель женщине, но здесь не оказалось никакой настоящей близости.

Татьяна смотрит на меня, надув губы, видимо, раздумывая, поехала ли у меня крыша. Она этого не понимает. И меня тоже она не понимает. Это означало бы подумать о ком-то другом, а она этого никогда не делает.

Миа уловила моё натянутое настроение этим утром на кухне и спросила, всё ли у меня хорошо. Я обвинил во всём вчерашнюю выпивку, но правда заключается в том, что у меня кругом голова, с тех пор, как она вернулась в мою жизнь с наводящим на грех видом.

Я сажусь на кровать в нескольких шагах от Татьяны и уже было думаю взять её за руку, но мы не относимся к парочкам, держащимся за руку, поэтому вместо этого я провожу рукой по задней стороне своей шеи.

— Послушай, Татьяна... — начинаю я, но все слова разбегаются. Впервые в жизни. Мне нужно сказать ей о своих желаниях. Проблема только в том, что я и сам толком не знаю, чего хочу.

Следующую неделю мы проведём на разных континентах, так что, возможно, сейчас самое время взять перерыв и подумать о будущем наших отношений. Понятия не имею, какой будет её реакция, но это нужно сделать.

— Я хочу, чтобы мы оба взяли эту неделю на размышления о наших отношениях и том, чего мы хотим. Когда я вернусь из Парижа, мы примем решение по поводу нашего будущего.

— Почему это звучит так уныло? — спрашивает она.

— Тебе не кажется странным, что после трёх лет отношений, мы так и не выяснили, к чему всё идёт?

— Мне нравится быть с тобой, — пытается она сгладить ситуацию. — Зачем вносить неразбериху в то, что уже и так хорошо?

Вот только это «хорошо» уже не хорошо, по крайней мере, для меня. Хотя выяснение статуса моих отношений предполагает, что мне придётся столкнуться лицом к лицу с будущим с Мией. Готов ли я к этому? Блядь, она моя подруга, и мне не хочется ничего испортить. На этой неделе мне явно нужно подумать о том, к чему я иду и с кем. Раньше я никогда не задумывался о браке с девушкой, с которой встречался три года, а тут вдруг Миа вернулась в мою жизнь, и я уже перестраиваю всё, чтобы удержать её здесь. Это о многом говорит.

— Я хочу попросить Мию присоединиться ко мне в Париже, — заявляю я.

— Мне же не нужно о ней переживать, да? — спрашивает Татьяна, прищурившись глядя на меня.

Я качаю головой, не в силах облечь в слова всё, что крутится в моей голове.

Татьяна встаёт с кровати и подходит ближе.

— Нам хорошо вместе, Коллинз. Ты и сам это знаешь. — Она тянется вниз и берёт меня за промежность, легонько потирая рукой. Мой член не отвечает.

— Не нужно, — предупреждаю я.

Она качает головой.

— Возьми эту неделю, обдумай всё, если тебе хочется. Но я буду здесь, когда ты вернёшься. — Её рука легонько сжимается вокруг моего члена. — И не позволяй ей его касаться.

Я поднимаюсь с кровати и остаюсь стоять на месте, не зная, есть ли ещё о чём сказать.

Татьяна играет с длинными прядями своих волос, отчего бриллиантовые браслеты, которые я купил ей, откликаются перезвоном на запястье. Она не выглядит даже капельку расстроенной.

— Мне нужно поговорить с Мией, — говорю я и направляюсь к двери.

Глава 12.

Миа

Кроме авиабилетов и такси до дома Коллинза, я ничего не покупала с тех пор, как приехала сюда. Так почему же не закрывается чёртов чемодан? Я упираюсь обеими руками в крышку чемодана и переношу на неё весь вес, но между зубцами молнии всё равно остаётся несколько сантиметров. Я никогда не закрою эту штуковину.

— Ну же, — вслух восклицаю я и отклонившись, снова открываю его.

Поверх всего лежит мой старый альбом. Он толстый, битком набитый фотографиями, вырезками и другими памятными вещами. Я плюхаюсь на кровать рядом с чемоданом и принимаюсь его листать. Он переполнен моментами моего детства. Я и не думала делать из него историю моей дружбы с Коллинзом, но теперь понимаю, что всё так и получилось. Логично, учитывая, сколько мы дружили.

Нам шесть: мы с Коллинзом дурачимся на окружной ярмарке.

Нам восемь: мы с Коллинзом смеёмся, надрывая животы, в бассейне его родителей.

Корешки билетов с нашего первого концерта, которые он купил на мой тринадцатый день рождения.

Изображение свадебного платья цвета лаванды. Я замираю на нём. Невероятно элегантное платье, шёлковое с лёгким намёком на кружево.

Теперь всё это не имеет значения. Вся история стёрта, потому что у Коллинза нет времени поговорить со мной. Он даже завтрак пережить не может, не сбежав потрахаться со своей девушкой-супермоделью. Ему-то явно побоку, так почему меня это должно волновать?

Я с силой захлопываю альбом и швыряю его в дверь, но промахиваюсь. Она ударяется о стену и падает на пол. Дверь спальни распахивается, и в комнату с озабоченным видом заглядывает Коллинз.

— Миа? — зовёт он. — Прости, я просто проходил мимо и услышал шум... — Он открывает дверь шире, глядя на меня.

Сложив руки на груди, я сажусь на кровать, испепеляя взглядом альбом, лежащий на полу. Он прослеживает за моим взглядом, потом оглядывается на меня и ступает внутрь.

— Что случилось? — Он смотрит мимо меня — на чемодан. — Ты уезжаешь?

Я прикусываю губу, зная, что не имею права злиться на него. Но злюсь.

— Повеселился с Татьяной? — спрашиваю я, понимая, что похожа на сбесившуюся девчонку, но плевать. Потому что он сам сказал, что мы должны поговорить. Ну что ж, сейчас я готова. Давай вытащим всё наружу. Давай поговорим.

Коллинз на секунду будто уходит в свои мысли.

— О чём ты?... Миа, неужели ты думаешь, что я только что... с Татьяной? — Он не может заставить себя сказать это, но ему и не нужно.

По его глазам видно, что он знает о чём я думала. Но по его лицу видно и то, что он не занимался сексом с Татьяной. Теперь я испытываю не гнев, а просто чувствую себя глупой идиоткой.

Я прячу лицо в ладонях.

— Коллинз, прости. У меня с головой непорядок.

Он поднимает мой отброшенный альбом и с ним в руках садится рядом.

— Глупышка Гремлин. — Он толкает меня плечом. — Всегда позволяешь своему воображению разгуляться.

Я скрещиваю ноги и поворачиваюсь к нему лицом.

— Ничего не могу с собой поделать. Когда мы вместе, я, видимо, немного увлекаюсь.

Он усмехается и берёт меня за руку. От его прикосновения тепло ползёт вверх по руке.

— Ты не единственная на кого производит впечатление наша близость. — Он обводит взглядом мой рот, после чего встречается со мной взглядом. Я облизываю губы. Он всего в нескольких сантиметрах, и кажется, собирается меня поцеловать. Мне хочется, чтобы он наклонился ближе и сократил дистанцию, но Коллинз закрывает глаза и делает глубокий вдох. А открыв их, чуточку отстраняется, но не отнимает руки, а наоборот — сжимает мою ладонь.

Он выжидает паузу, прежде чем продолжить.

— Мне жаль, что я поцеловал тебя тогда в океане.

— Почему? — спрашиваю я, хотя, кажется, знаю ответ.

— Не потому что мне не понравилось, — его голос понижается, и мне становится интересно, прокручивает ли он в голове тот момент. — Просто думаю, это было нечестно по отношению к тебе. Я ведь с Татьяной.

Меня пронзает острой болью от его слов.

— Понимаю. — Я киваю, выпуская его руку. — Теперь у тебя есть Татьяна. Я не супермодель, и даже если ты захочешь, у меня не получится с ней конкурировать. — Я встаю на ноги и принимаюсь складывать одежду. Сейчас определённо самое время уходить.

— Прекрати. — Он берёт меня за руки, останавливая. — Куда ты пойдёшь?

— Не знаю, — говорю я. Но перестаю собираться.

— Что касается отношений с Татьяной — я не уверен, хотим ли мы с ней одного и того же. Мы как раз только что обсуждали наше будущее. — Он проводит рукой по задней стороне своей шеи. — Мне нужно немного времени, чтобы подумать.

Я чувствую проблеск надежды от его слов. Меня будоражит от мысли об их расставании, о том, что он будет один. Но отыскав его глаза, я вижу, что для него это тяжело. Видимо, он не готов уйти от неё, или просто расстроен, что сам не знает, чего хочет. В любом случае, его несчастное состояние не позволяет мне прочувствовать всю радость от этой новости. По крайней мере, не сильно.

— Но наше обещание... — Он хмурится, а я задерживаю дыхание, желая знать, но страшась. — Просто я не уверен... — Он замолкает. Но ему и не нужно заканчивать. Я знаю о чём он.

— Тогда зачем снова поднимать эту тему? — спрашиваю я. — О чём тут говорить?

Он подходит ближе и тянется к моей руке, но передумывает.

— Ты объявилась здесь, Миа, вдруг вернулась в мою жизнь. Это нужно переварить. И брак... — он чертыхается себе под нос.

— Всё нормально, — обрываю я. — Это было глупое, детское обещание. Оно ничего не значит. — Мой голос дрожит на последних словах, поэтому приходится быстро глотнуть воздуха. Не позволю себе плакать перед ним.

На сей раз он берёт меня за руку, прижавшись к моей ладони своей.

— Гремлин?

Я поднимаю взгляд к его глазам.

— Не хочу, чтобы ты никуда уходила. Я уже потерял тебя, когда мне было пятнадцать, и не готов снова отпускать. Останься. Прошу. На столько, сколько тебе захочется. На столько, сколько тебе нужно.

— Но разве это не странно по отношению к Татьяне? Ей самой не кажется, что это странно?

— Ты моя лучшая подруга, Миа. В твоём нахождении здесь нет ничего странного. Кроме того, это мой дом. Я решаю, кому здесь оставаться и как надолго. — Он щурится, глядя на меня, и тычет меня в руку. — Ты останешься ровно на столько, на сколько тебе захочется.

— Хорошо, — соглашаюсь её. На губах появляется улыбка. Нельзя ему меня так тыкать, когда он...

Я не в восторге от того, как прошёл наш разговор, но то, что он не хочет моего ухода — это уже что-то. И честно говоря, мне так и некуда уходить, поэтому в этом тоже есть облегчение.

— Хорошо, — вторит он. — Не распаковывайся. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Париж в понедельник. Татьяна отказалась, а я уже составил план путешествия на двоих. — Он объясняет, что это поездка по работе, которую он давно запланировал и о том, что ей нужно на съёмку. В его глазах расцветает раздражение, когда он рассказывает об её отказе в последнюю минуту. Досадно видеть, как мало она его уважает.

Мне требуется всего секунда, чтобы кивнуть в знак согласия.

— В Париж? Конечно. — Я сделаю для него всё что угодно, так что уговорить меня отправиться в бесплатную поездку по Европе было не так уж трудно.

— Что это? — Он кладёт альбом на колено и открывает его. Усмехается в кулак, а глаза его затапливает теплом. — Поверить не могу, что ты сохранила «Архив Гремлин». Как же я рад, что ты привезла его. — Я краснею от идиотского имени, которым он наградил мой альбом. Подвигаюсь ближе к нему, а он наклоняется так, чтобы мне было видно, как он листает страницы. Его рука то и дело задевает меня, и я наслаждаюсь жаром, исходящим от его прикосновения, уговаривая себя, что оно совершенно невинно. В детстве мы были лучшими друзьями, и могли снова ими стать. Но, когда моё тело подаётся к нему, я понимаю, что нет ничего дружеского в том, как мне хочется уткнуться носом ему в челюсть и вдохнуть его запах.

На каждой новой странице мы фыркаем и смеёмся, освежая прошлое и все прекрасные воспоминания.

Он застывает на странице с корешками от билетов с нашего первого концерта.

— Этот концерт был самым лучшим. Хороший альбом. Могу я одолжить его?

— Конечно, — пожимаю я плечами.

— Мне нужно заняться некоторыми делами по работе, но я очень рад, что ты поедешь в Париж. — Он выходит из комнаты, и дверь закрывается за ним.

Я тоже рада, что еду.

Знаю, правильным было бы дать ему пространство для того, чтобы он обдумал свои отношения с Татьяной, но провести целую неделю наедине с ним в таком романтическом городе, как Париж? Искушение будет почти непреодолимым.

Глава 13.

Коллинз

Когда мы приезжаем в Париж, радость на лице Мии неописуема. Она похожа на маленького ребёнка в магазине сладостей, со своими широко распахнутыми глазами и ртом, подёрнутым в глуповатой ухмылке. У меня ни выходит не поддаться её возбуждению, так что моё собственное настроение улучшается, несмотря на то, что я здесь бываю часто. Даже после двадцати четырёхчасового перелёта, она переполнена энергией и готова к знакомству с новым.

— Куда мы поедем сначала? — спрашивает она, когда водитель сворачивает на дорогу, ведущую от аэропорта в город.

— В отель, — смеюсь я над ней. — Я подумал, что мы могли бы завезти наш багаж, а потом я покажу тебе немного окрестностей, но, имей в виду, у нас деловой ужин через пару часов.

— Хорошо.

Пока мы летели сюда, я рассказал ей всё о Пьере и его успешной европейской фирме. Я хотел бы взять на себя управление инвестициями его компании в США, поэтому мне нужно показать ему, почему это принесёт пользу. Но сначала мне нужно обыграть его. Французы очень традиционны, когда дело доходит до бизнеса. Они не ложатся в постель с кем попало. Его жену зовут Адель, и я объяснил, что мне нужна Миа для того, чтобы та оставалась счастлива и занята. Счастливая жена, счастливая жизнь, и всё такое. Понятно, что к сегодняшнему вечеру у нас обоих будут маски, но сейчас я рад побаловать её ролью гида.

Когда мы добираемся до отеля и входим в роскошный мраморный вестибюль, глаза Мии перескакивают с элегантных картин на изящную мягкую мебели. Я стою у стойки регистрации, ожидая, пока администратор наберёт что-то на клавиатуре.

— Месье, роскошные королевские апартаменты, о которых вы просили, готовы. Посыльный принесёт ваш багаж.

Вот дерьмо. Моя помощница забронировала номер для меня и Татьяны ещё месяц назад, и в нём, конечно, одна спальня с одной кроватью.

— На самом деле, мне нужны апартаменты побольше — с двумя спальнями.

Она опускает взгляд к монитору и снова принимается печатать.

— Простите, но у нас сейчас всё занято, — хмурится она.

— Хорошо, тогда просто номер с двумя кроватями?

Она качает головой.

— У нас нет других номеров, кроме того, который заказали вы. — Она объясняет, что на этой недели в городе проходит какой-то большой модный съезд, поэтому в большинстве отелей уже нет свободных мест.

Я подумываю поискать другой отель, например, за чертой города, но поскольку все мои встречи проходят в деловом районе, до меня доходит, что это глупо. Мы с Мией взрослые люди. Ничего страшного, что нам придётся делить одну комнату. Чёрт, да мы постоянно устраивали ночёвки, когда были маленькими.

— Ладно, — говорю я работнице. — Прошу, пришлите наш багаж.

Я нахожу Мию в дальнем конце лобби, любующейся картиной, написанной маслом.

— Потрясающие цвета, — замечает она, когда я подхожу ближе.

Мне нравится, как она находит наслаждение в таких простых вещах. Я понимаю, что если бы я был здесь с Татьяной, она, наверное, уткнувшись носом в телефон, жаловалась бы на то, что номер не до конца готов.

— У меня есть новости, — объявляю я и, положив руку на крошечную спину, направляя её к лифту.

— Какие?

— Бронь была сделана несколько месяцев назад моей помощницей, и сейчас в отеле нет свободных комнат.

Её брови взмывают вверх.

— Ну и что? Выкладывай, Коллинз.

— Что ты думаешь о том, что нам придётся делить одну кровать?

— Ох. — Она нервно смеётся и отступает на шаг, опираясь рукой на перила в лифте, словно ей нужна поддержка, чтобы остаться на ногах.

Прежде чем она успевает ответить, двери открываются на нашем этаже. Мы молча подходим к номеру, где я скольжу ключом-картой в щель рядом с дверью.

— Всё будет хорошо, — заверяю я её, жестом приглашая войти первой.

— Конечно, — соглашается она.

Желудок завязывается в узел, потому что в тот миг, как двери закрываются, а я остаюсь наедине с Мией, всё, что мне хочется сделать — это бросить её на кровать и зацеловать до смерти. Возможно, из-за нашей близости в самолёте, из-за того, как она опиралась головой о моё плечо, пока спала, или от того, что я чувствую себя связанным с ней больше, чем имею на то право. Она не моя. Но чёрт, мне хочется почувствовать её горячий рот на себе и мягкое тело в руках.

Дерьмо.

В голове всплывают воспоминания о том, каким было её тело подо мной во время нашего первого секса, о том, как её узкая киска, будто горячая перчатка, плотно облегала меня... Ни с кем мне не было так хорошо. Пусть это был наш первый раз, пусть это было немного неловко — всё равно он остаётся лучшим, потому что дело было не только в физике, там были перемены в жизни, люди, у которых не имелось скрытых мотивов — это были два обычных человека с настоящими чувствами, исследующие друг друга. Я бы убил за ещё одну такую возможность.

Стук в дверь прерывает мои порочные мысли, и я даю на чай посыльному, после того, как он заносит наши чемоданы.

Прочистив горло, бормочу что-то о том, что мне нужно принять душ и ухожу в ванную.

Господи, и как я только думал, что вынесу неделю, засыпая рядом с Мией, наблюдая, как она выходит розовая и мокрая из душа, слушая её сонные звуки, когда она засыпает, окруженный её запахом...

Я провожу руками по лицу. Чувствую себя неуклюжим подростком. Поэтому делаю то единственное, что могу. Я хватаю гель для душа и принимаюсь дрочить.

Скольжу рукой вверх-вниз, пока горячая воды бьёт в спину. Я закрываю глаза и растворяюсь в моменте, нетерпеливо вбиваясь в кулак. Представив округлую задницу Мии и её пышную грудь, я кончаю так сильно, что приходиться с усилием подавить стон, рвущийся из горла.

Когда я выхожу из ванной с белым полотенцем, повязанным на бёдрах, Миа сидит в центре кровати с разложенной перед ней картой.

— Строишь маршрут? — спрашиваю я, хватая чемодан.

Она поднимает глаза, видит, что я раздет, и её глаза удивлённо округляются.

— Ага-а, — бормочет в ответ.

— Прости, я оденусь в ванной, мне только нужно взять вещи.

После того, как я переодеваюсь, мы выходим на солнечный свет, а Миа начинает фотографировать каждый собор и фонтан на камеру телефона, возбуждённо болтая о том, как красивы гигантские мощённые камнем улицы и кафе. Мне легко в её присутствии, можно просто расслабиться перед важной вечерней встречей.

Мы останавливаемся у кондитерской, и я покупаю ей кофе и шоколадный круассан, делая заказ на французском — что делал уже миллионы раз раньше, хотя по приподнятым бровям Мии, можно подумать, что я только что слетал на Луну.

— Почему я не учила в школе французский? — произносит она. — Он звучит так элегантно.

Потом вонзает зубы в слоённое тесто и стонет, жуя. Татьяна бы так никогда не сделала.

— Господь милостивый, только попробуй! — восклицает она, пихая мне круассан.

Я усмехаюсь, но решаю подыграть ей, откусываю другую сторону лакомства.

— Чёрт, вкусно.

После недолгой прогулки, у нас остаётся немного времени перед ужином, поэтому мы возвращаемся в отель. Там переодеваемся в вечернюю одежду, и когда Миа выходит из ванной, я почти проглатываю чёртов язык.

— Нормально? — спрашивает она.

На ней чёрное платье без бретелек, ниспадающее до самого пола. Нижняя половина свободная и шелестящая, но верх облегающий, а от скромного декольте во мне рождается желание увидеть ещё.

— Отлично, — рявкаю я. Сжав челюсть, подавляю желание поправить себя.

Она хмурится, проводя рукой по ткани.

— Я могу переодеться...

Я становлюсь перед ней, накрывая обнажённые плечи ладонями.

— Ты выглядишь прекрасно, — говорю я, смягчившись. — Не переодевайся. Ты идеальна.

— Спасибо, — шепчет она, не сводя с меня глаз. — Ты тоже выглядишь потрясающе.

Не получив моего согласия, большой палец сам по себе начинает скользит взад-вперед по её коже, рисуя мелкие круги вдоль ключицы.

— Ты такая мягкая.

Она едва заметно улыбается мне.

— Я одержима лосьоном для тела.

Я расплываюсь в ответной улыбке.

— Ты готова к вечеру? Помнишь всё, что я рассказал о Пьере и его жене?

Она кивает.

— Конечно. Все пройдёт отлично, не переживай, Колл.

Миа подхватывает свою сумку и мы направляемся к лифту. Мне хочется поиграть в полицейского и напасть на неё в номере отеля, но я стараюсь вести себя как можно лучше. Технически я с Татьяной, и мне не хочется её предавать. Я не изменщик, и отношения с Мией так начинать тоже не хочу. Выражение её глаз подсказываем мне, что если я зайду дальше, она не станет меня останавливать. Эта информация опасна.

Мы приезжаем в ресторан пораньше, так что я веду Мию к бару.

— Давай сначала выпьем?

— Конечно, — отзывается она, поднимаясь на цыпочки, чтобы грациозно скользнуть на барный стул.

Её лёгкость и готовность на всё меня успокаивают, несмотря на то, что я собираюсь заключить сделку на тридцать миллионов с мужчиной, чей родной язык не английский.

Когда два дня назад я узнал, что она собирает чемоданы, намереваясь вернуться домой, во мне что-то щёлкнуло. Стало ясно, что отпустить её я не смогу. В тот момент я понял, что если снова отпущу Мию, моя связь с прошлым потеряется. А я этого не хотел. Я едва жил последние несколько лет. Конечно, я выполнял всю рутину, но настоящей радости в этом не было. Сидя здесь с ней, глядя, как она кружит в бокале рубиновое вино, я знаю, что поступил правильно, взяв её с собой.

Мы вместе наслаждаемся вином, а глаза Мии скользят по бару и ресторану.

— Коллинз? — зовёт она.

— М-м-м?

— Ты поможешь мне сделать заказ, если меню будет на французском?

— Разумеется, — отвечаю я, беря её за руку.

Она раздвигает губы в улыбке.

— Не переживай. У тебя всё получится.

Я улыбаюсь, несмотря на нервозность. Никто, глядя на меня, не подумает, что я волнуюсь и переживаю. Я всегда нервничаю перед важными сделками, но мои коллеги умудряются восхвалять мою способность оставаться хладнокровным и собранным. Только Миа знает меня достаточно хорошо. Она видит меня насквозь и каким-то образом понимает, что сегодняшний вечер для меня важен.

Мы допиваем и уходим к стойке хостесс. Только что приехал Пьер. Я узнал его по фотографии с сайта его фирмы.

— Время шоу, милая, — возвещаю я Мию, за руку отводя её к передней части ресторана.

— Месье Дюшарм, — приветствую я, затормозив прямо перед ним.

— Ах, Коллинз Дрейк, — отзывается он глубоким голосом с сильным акцентом. — Прошу, зовите меня Пьер.

Мы крепко пожимаем руки, глядя друг другу в глаза. При, казалось бы, безобидном рукопожатии между нами всплывает миллион нюансов. Его глаза изучают меня, словно вопрошая, так ли я хорош, как он слышал. И я едва заметно киваю, как бы говоря: «да, чёрт возьми, так и есть».

Мы отнимаем руки, и Миа удивляет меня, приподнявшись на цыпочки, чтобы расцеловать воздух у щёк Пьера, как это принято во Франции.

— Пьер, меня зовут Миа. Коллинз рассказал мне много замечательного об успехе вашей компании. Это удовольствие — познакомиться с вами.

Он оглядывает Мию, и его губы изгибаются в усмешке.

— Миа, c’est tres jolie. (прим.перевод.: очень красиво). Прекрасное имя, — произносит он. Затем представляем нам Адель, и Миа обменивается с ней тем же приветствием, похвалив её платье. Вскоре они уже радостно болтают, а хостесс провожает нас в глубину ресторана, рассаживая за столиком в задней части.

На мгновение воцаряется тишина, когда нас накрывает тихой нерешительностью. Мы четверо относительно незнакомы. Пока я собираюсь с мыслями, Миа, милая, чуткая девушка, рассыпается в комплиментах о том, как прекрасна их родная страна. Кажется, лёд тронулся. Я слушаю, как Миа задаёт тщательно продуманные вопросы об искусстве, истории, местных обычаях и французском парламенте. Она жаждет новых знаний и великолепного собеседника. Пьер же, облокотившись на локти, наклоняется вперёд, мгновенно увлёкшись этой красивой, интеллигентной женщиной. Мы с Адель обмениваемся вежливыми улыбками, и я спрашиваю о её работе. Она преподаёт финансы в университете. Я расплываюсь в улыбке, понимая, что им с Мией будет что обсудить, когда мы с Пьером удалимся с комнату отдыха, чтобы поговорить о делах за сигарой.

Весь ужин Миа продолжает производить на меня впечатление. Она не только сногсшибательна в своём платье до пола, но ещё и профессиональна, элегантна, отлично умеет вести светскую беседу и добавляет непринуждённости. С Татьяной было бы совсем не так. Присутствие супермодели всегда добавляет неловкости — начиная с женщин, жаждущих пронзить вилами её худощавое тело, и заканчивая мужчинами, трахающими её глазами всю ночь. Постоянная головная боль. А это мило и освежающе.

Доедая последний кусок мяса, я понимаю, что вечер получился весёлым. В отличие от большинства деловых обедов. Мы спорили об абсурдных тенденциях в американской музыке и смеялись над дурацкими детскими историями, которые рассказала Миа. Вино легко лилось весь ужин, хотя я ограничился всего двумя бокалами, поэтому оставался с ясной головой, отметив, что и Миа поступает так же. Вежливо принимая каждый бокал, который предлагал ей Пьер, но делая маленькие глотки воды между ними.

Не знаю, что случится сегодня, когда мы останемся одни, слегка охмелевшие от вина. Понимаю только, что хочу остаться наедине с ней. Не могу оторвать глаз от её рта, когда она говорит, или отвести взгляд от выреза платья, где плотно прижаты друг к другу её груди. Единственное, что стоит между возвращением в отель и нами с Мией — дела, которые мне нужно решить с Пьером.

— Можем мы?.. — я встречаюсь с ним взглядом, показывая в сторону задних комнат.

Он кивает.

— Да, пойдёмте.

Я наклоняюсь, задевая губами щёку Мии.

— Ты потрясающая, — шепчу я. — Не против, если я отойду?

Она поднимает на меня игривый взгляд.

— Покажи им, тигр.

Я невольно смеюсь. Внутри поднимается уверенность, и я отвечаю натянутым кивком.

Отводя Пьера в комнату отдыха, я непрестанно чувствую на себе взгляд Мии, посылающий в меня тёплые стрелы удовольствия

Глава 14.

Миа

Этот вечер важен для Коллинза. Очевидно, дело не в том, что ему нужна эта сделка, а скорее в вызове. По его глазами видно, что это так. Он хочет эту сделку. И Коллинз получает то, что хочет. Ужин с ним и его перспективы вынудили меня чертовски понервничать, но я отказалась стать причиной его неудачи, поэтому подавила страх и приняла вызов вместе с ним. Ужин выдался потрясающим. Я переживала, что Пьер и Адель проведут весь вечер, глядя на меня свысока, но они доказали, что миллиарды не повлияли на их человечность. Они потакали мне и всем моим любопытным вопросам, и даже дали рассказать глупые истории о Коллинзе в детстве.

К тому времени, как Коллинз и Пьер отошли поговорить по делам, мне уже по-настоящему начала нравиться французская пара. Мои глаза, не отрываясь, следили за Коллинзом, пока мужчины не исчезли в комнате отдыха. Глядя на его уверенную, но расслабленную походку, я не могу не задаться вопросом, будь это другая жизнь — та, в которой моим родителям не пришлось переехать, когда я была подростком, — была бы я сейчас женой Коллинза? Пьер с Адель стали бы отличными друзьями семьи, окажись мы в альтернативной реальности.

— Вы ведь бухгалтер, да? — интересуется Адель, возвращая меня в настоящую, правдивую реальность.

— Нет, — произношу я. — Да, — тут же добавляю. Я смеюсь, не в силах поверить, что держала себя в руках весь вечер только лишь ради того, чтобы отступиться на простом вопросе. — Была. Сейчас у меня перерыв. А вы профессор экономики, верно? — Мой вопрос плавно отвлекает её внимание от моей затруднительной и нежелательной ситуации, сводя всё к обсуждению различий в европейских экономических структурах.

Она умудряется проговорить на эту тему целый час. Мы заказываем ещё бутылку вина, и я, как помешанная на финансах, с восхищением слушаю, как культурные различия вплетаются в её теоретические рамки.

— Прости, — останавливает она себя. — Я не хотела так затягивать. Просто твоё финансовое образование оказалось приятным сюрпризом. — Она отпивает своё вино. — У Пьера сложилось впечатление, что вы модель или что-то вроде того. Признаю, я немного переживала, что нам не о чем будет поговорить, но рада, что ошиблась.

— Шутите? Я могу говорить об этом всю ночь напролёт, — искренне признаюсь я. Приятно сознавать, что я справляюсь со своей частью работы, или, по крайней мере, не сильно лажаю. И не могу не накинуть очко команде Мии, ведь Татьяна бы с этим не справилась, окажись на моём месте.

Адель делает глоток своего вина, потом оглядывается на дверь, ведущую в частные комнаты отдыха. На дверь, за которую ушли мужчины, чтобы обсудить свою деловую сделку. Она тепло улыбается мне, сказав:

— Твой муж, Коллинз, очень милый мужчина. Ты счастливая женщина.

— Да нет, — откликаюсь я. — Мы же не женаты. — Господи, если бы.

— Но давно вместе, да?

Я качаю головой.

— Нет. Мы просто друзья. — От этих слов щиплет глаза. Правда — отстой. Я делаю глоток вина и говорю себе успокоиться. Не хочу, чтобы этот вечер был посвящён мне, ведь это я должна развлекать Адель. Чтобы она оставалась довольна.

Адель наклоняется вперёд и кладёт руку мне на плечо, прищурившись.

— Нет, — настаивает она. — Конечно, вы вместе. Я же вижу, какие вы. Ваши тела знают друг друга. И то, как он смотрит на тебя... — Адель взмахивает запястьем, будто дело сделано, и она только что нас в самом деле поженила. Потом поднимает свой бокал в безмолвном тосте.

Её чрезмерно драматичный пыл вызывает у меня смех. Ничего не могу с собой поделать. Я чокаюсь с ней и делаю глоток. Может быть, в её словах действительно что-то есть. Если кто-то, с кем мы только познакомились, думает, будто мы с ним были вместе ни один год... Мне вспоминаются слова Софи о том, что Коллинз в меня влюблён, а теперь ещё и этот комментарий от практически незнакомки.

И то, как он смотрел на меня весь вечер. Это трудно уловить, ведь он очень талантлив в сокрытии своих эмоций, но я всё равно увидела. Возможно, и она тоже. Несколько раз я ловила на себе его пристальный взгляд, сочащийся одобрением и интересом. Но иногда его глаза скользили и по моей шее. Взгляд, от которых по телу бежали мурашки. Взгляд, от которого я скрестила ноги, наслаждаясь восхитительной пульсацией. Со временем его глаза становились всё более напряжёнными, и тот последний, брошенный на меня взгляд, прежде чем он ушёл говорить о бизнесе с Пьером, сказал мне о многом. «Не двигайся. Я разберусь с тобой позже».

Я верчу остатки вина на дне бокала, задумавшись, для всех ли это очевидно. Смотрела ли и я на него с тем же голодом? Не знаю, как его спрятать.

Коллинз с Пьером вываливаются из задних комнат, словно всегда были приятелями по кутежу — обнявшись за плечи и распевая французскую песню. Ну, во всяком случае, выкрикивая её слова.

Выражение лица Коллинза слегка настороженное — только отсюда ясно, что он не до конца пьян, хотя и улыбается с искоркой в глазах.

Не нужно быть доктором философии, чтобы понять — они решили работать вместе.

Встретившись со мной взглядом, Коллинз продолжает петь, но сразу подходит ко мне и обвивает рукой за талию, поднимая на ноги. Наклонившись к моему уху, шепчет:

— Je t’aime, mon ange. (прим.перевод.: Я люблю тебя, мой ангел) — Его дыхание опаляет мою шею. Понятия не имею, что значат его слова, но это и неважно. Если бы мы были одни, моё платье уже лежало бы на полу. Я судорожно вдыхаю воздух в попытке сохранить контроль, но это не помогает. Когда он так близко, и я чувствую сладкий запах сигар и бурбона в его дыхании. Очень мужское сочетание. Тело невольно наклоняется к нему поближе. Одной рукой держу его за шею. Глаза прикованы друг к другу. Сердце стучит невозможно быстро по человеческим меркам. Его челюсть сжимается, будто он подавляет желание наброситься на меня.

— Follement amoureux, — говорит едва слышно Адель.

Не знаю перевода, но Коллинз, кажется, понимает её. Он оглядывается на Адель и Пьера, которые тоже поднялись на ноги. Коллинз ослабляет хватку на моей талии, становясь чуточку ровнее. Как будто вспомнив, что мы не одни. Господи, как же я жду момента, когда мы останемся наедине.

Я прикусываю губу и заставляю себя отвести взгляд от Коллинза, снова улыбаясь нашим компаньонам по ужину. Адель натягивает шаль, Коллинз оплачивает счёт, и мы прощаемся. После чего остаёмся только вдвоём. Коллинз, опустив руку мне на поясницу, выводит меня из ресторана на залитые неярким светом улицы Парижа.

— Стоянка такси вон там, — низким голосом говорит мне на ухо Коллинз. Она в нескольких кварталах отсюда, так что, пока мы идём к ней, он, оберегая, обнимает меня за плечи. Впервые в жизни у меня отнялся язык. Я могу только думать о Коллинзе. Как в нарезке из фильма. Влажное тело Коллинза, прижатое к моей голой груди в океане. Его горячие поцелуи. Его выход из гостиничного душа днём с одним только полотенцем на бёдрах. Оставшиеся капельки воды на его загорелом, красиво вылепленном торсе. Мне хотелось помочь ему вытереться. Чёрт, да я хочу принять душ вместе с ним!

И снова я осознаю, что на ходу прижимаюсь к его боку.

Уличные фонари окрашивают город в розовый оттенок. И Коллинз так хорошо смотрится в своём сшитом на заказ костюме и галстуке... Я как во сне. Всё жду, что вот-вот проснусь в своей старой квартирке в Коннектикуте.

— Вы с Пьером заключили сделку? — спрашиваю я.

— Да. — У него расслабленное, счастливое лицо — давно я таким его не видела. — Спасибо тебе, ты была прекрасна, — благодарит он, прижимаясь к моему виску в быстром поцелуе.

На стоянке такси, Коллинз помогает мне забраться в машину и сам залезает следом. Я вижу выражение его лица в тусклом свете фонаря. В его глазах столько голода.

— Что ты сказал мне в ресторане? — спрашиваю я, голова словно в тумане.

Он замирает на мгновение, задумавшись над моим вопросом.

— Мой ангел, — мягко отвечает он, и мне становится интересно, всю ли правду я получила.

— А что сказала Адель перед нашим уходом?

— Безумно влюблённый, — говорит он, глядя мне прямо в глаза.

Желудок слабо трепыхается, а желание собирается у основания позвоночника, посылая приятные покалывания в низ живота.

Водителю лучше поторопиться. И если это действительно сон, пожалуйста, не дайте мне проснуться.

Глава 15.

Коллинз

Всю поездку домой, я не могу перестать пожирать её глазами, искать её руки своими во мраке салоне. Сегодня она показала себя потрясающе. Не знаю, что будет после того, как мы окажемся в отеле, поэтому мне отчасти не хочется, чтобы эта поездка закончилась. Неуверенность плавает во мне, рождая сомнения во всём. Моё тело точно знает, чего хочет, тогда как в голове царит неопределённость.

Поверить не могу, что шептал ей слова любви, назвав своим ангелом, в том ресторане. Они были не французском, так что она не знала значения, но, честно говоря, меня эти слова поразили.

Мы почти доезжаем до отеля, когда я вылавливаю бумажник и вытаскиваю из него несколько купюр для водителя. Затем вынимаю телефон, на экране которого светится несколько сообщений. Все от Колтона, доставленные несколько часов назад. Я мельком пролистываю каждую из них.

«Я думал, Татьяна с тобой в Париже».

«Что происходит, старик?»

Я и не подумал сказать ему, что взял Мию вместо Татьяны. Хотя не понимаю, какая разница.

«Мы с Софи в клубе «Платинум», и Татьяна здесь — танцует с другим мужиком, с каким-то придурком, решившим, что он дар божий для женщин. WTF?!»

Татьяна, по идее, должна быть в Нью-Йорке, а не танцевать хрен знает с кем. Ещё больше меня беспокоит, что Колтон решил передать мне это в сообщении. Если бы их танец был невинным — каким-нибудь добродушным, весёлым, — он бы мне не написал. А это значит, что увиденным он встревожен достаточно, чтобы предупредить меня. Меня охватывает беспокойством.

Заталкиваю телефон обратно в карман, когда водитель тормозит рядом с обочиной. Я разочарован и сбит с толку, но мы с Мией только что разделили прекрасный вечер. Не хочется на неё это вываливать. Я протягиваю водителю деньги и помогаю Мии вылезти из машины.

— Всё в порядке? — спрашивает она, почувствовав перемену в моём настроении.

— Всё отлично. — По крайней мере, я постараюсь притвориться.

Она улыбается мне, силясь вернуть атмосферу радости.

— Мы должны отпраздновать твою сделку. Ты уверен, что не хочешь куда-нибудь поехать? — интересуется она.

— Мне бы больше хотелось вернуться в номер.

Она кивает.

— Мне тоже.

Господи, чего я только не хочу сделать с ней, когда мы вернёмся в комнату. Представлять, каково будет ощущать её — сладкая пытка. Но если я трахну Мию сегодня, то стану ничуть не лучше Татьяны, солгавшей о Нью-Йорке. Приходится напомнить себе, что нужно разобраться со всем по очереди. И для начала — порвать с Татьяной, ведь если и когда я возьму Мию — это произойдёт с незапятнанной совестью.

Когда мы заходим в номер отеля, настроение между нами — тихое и подавленное.

Я включаю лампу, которая заливает комнату приглушённым светом, а потом ослабляю галстук. Миа наклоняется и снимает с ног туфли, мельком показав мне декольте, за которым я охотился весь вечер. Все мысли о Татьяне и том, с чем мне придётся разобраться по возвращению в ЛА, оказываются задвинуты в уголок сознания. Тут, в уединении отельного номера на другом конце света, только я и эта потрясающая женщина, с которой меня связывает глубокая история.

— Пойду переоденусь, — говорит она, хватая сумку и направляясь в ванную.

Не знаю, специально ли, но Миа оставляет дверь ванной приоткрытой, и мне предоставляется эротическое шоу, когда её пальцы медленно спускают молнию по спине и она выступает из платья. Я подхожу ещё на три шага ближе и вынуждаю себя остановиться. Мне хочется пойти к ней, хотя я и понимаю, что не могу. Видно не совсем всё, но достаточно. Полушария её груди над чашечками кружевного лифчика, полоска чёрного шёлка между ягодиц, когда она поворачивается. Расстёгивает застёжку лифчика и даёт ему упасть на пол, после чего стягивает трусики, медленно спуская их по бёдрам, будто устроив для меня приватный стриптиз. Член наливается сталью и поднимается в брюках, натягивая молнию. Миа безумно прекрасна, пусть сама того и не осознаёт. И это качество делает её ещё соблазнительнее.

Она натягивает через голову футболку и присоединяется ко мне в спальне. Моей голове не удаётся забыть, что под тонюсенькой футболкой у неё ничего нет. Я снимаю пиджак и запонки, пока Миа садится на край кровати, наблюдая за мной. Комната слишком тиха, слишком переполнена желанием. Когда я заглядываю в её большие зелёные глаза, она перестаёт дышать. В них столько искренности, что её можно читать как книгу. Она хочет большего. Я возвращаюсь в ту ночь пятнадцать лет назад, когда эти же изумрудные глаза были широко распахнуты, будто она боялась моргнуть, спрашивая, стану ли я её первым. И неважно, с кем она была с тех пор. Я оставался первым мужчиной, побывавшим в ней, и от этой мысли меня затопляет странным чувством гордости.

— Ты точно не против? — спрашиваю я, переводя взгляд от неё к кровати.

Она пожимает плечами, награждая меня застенчивой улыбкой.

— Раньше мы постоянно устраивали ночёвки, помнишь?

— Конечно, помню. Но твоя мама перестала пускать тебя ко мне на ночь, когда нам исполнилось двенадцать.

Она разражается смехом.

— Жаль, она не знала, что мы играли в «я покажу тебе, а ты мне» с семи лет.

Я усмехаюсь в ответ. Господи, слова, вылетающие из её рта, убивают меня.

— Это было всего раз, если мне не изменяет память.

— Да, но я помню, что ты просил ещё несколько раз. А я сдалась только потому, что мне стало любопытно. У меня ведь не было братьев. Я не знала, что там у мальчиков внизу.

— И я тебя разочаровал?

Она ухмыляется, задевая что-то во мне.

— Уверена, ты никогда в жизни не разочаровывал женщину.

В комнате на мгновение повисает тишина, и я продолжаю раздеваться, сбрасывая туфли и снимая носки.

— Ты был моим первым во многих смыслах, — говорит она.

Я смотрю на неё, лежащую на постели.

— А ты — моей.

Она тоскливо вздыхает.

— С тех пор прошла целая жизнь.

Для меня это было как вчера. Я отворачиваюсь от неё, чтобы она не увидела жажду в моих глазах. Скидываю рубашку и хлопковую майку, на миг оставшись в одних лишь боксерах. Потом, схватив свободные спортивные шорты из чемодана, натягиваю их и занимаю место в постели рядом с ней.

— Спасибо за сегодня. Я рад, что ты поехала со мной.

— Пожалуйста, — отвечает она. — Я тоже рада тому, что я здесь. С тобой. — Миа дотягивается до моей руки в невинном жесте, но, учитывая обстоятельства — её ничем неприкрытую киску под футболкой и то, что на мне нет футболки, — только это приглашение мне и было нужно. Член заметно напрягается, натягивая тонкую ткань шорт.

— Миа... — горло сжимается, пока я борюсь с нахлынувшим вожделением. — Я... блядь. — Сжимаю её руку и отпускаю.

Её глаза распахиваются, путешествуя вниз по моей обнажённой груди к коленям, пока она сминает зубками нижнюю губу.

— Коллинз... — Эмоции и тоска, сквозящие в её голосе, ни с чем не спутаешь. С какого хрена я вообще решил разделить постель с этой женщиной — без понятия. Это наша первая ночь здесь, а я уже хочу наброситься на неё — отыметь до бессознательного состояния в тысячи разных поз, пока её не перестанут держать ноги.

Миа кладёт руку на мой живот, встречаясь со мной глазами.

— Ты возбудился, — замечает она. У неё нежное прикосновение, но я до сих пор чувствую тепло её ладони на моей коже. Её честность — прекрасна. Слова просты, но она всегда говорит правду.

— Да, — хрипло отзываюсь я. — Я ведь в постели с красивой женщиной.

Она моргает, опуская взгляд от моих глаз. У неё никогда не получалось спокойно принимать комплименты. Подставив два пальца под подбородок, я приподнимаю её лицо, чтобы она вернула ко мне свои глаза.

— Ты невероятная. И такой же была сегодня вечером, — с трудом сглатываю. Нужно взять себя в руки, иначе я признаюсь в том, что должен держать в секрете. — Ты потрясающая, Миа, и не стану лгать — ты сильно меня возбуждаешь.

— Я хочу, чтобы ты снова меня поцеловал, — признаётся она, проходясь языком по нижней губе.

— Поверь, я и сам хочу, — кулаки сжимаются по бокам. — Но мне нужно сначала разобраться...

— Знаю, — перебивает она. — Это было бы неправильно, — её тон печален, но полон понимания.

Я улыбаюсь, осознавая, что она не станет делать ситуацию сложнее, чем уже есть. Честно говоря, стань мой член ещё твёрже, я бы, наверное, непроизвольно воспламенился. Яйца налились тяжестью и болят. Мне нужно кончить.

Подняв руку к лицу, я провожу кончиками пальцев вдоль её щёки, обводя скулу, линию челюсти, касаясь большим пальцем нижней губы. Я вдавливаю его в тепло её нижней губы, и она издаёт едва слышный отчаянный звук. Так возбуждена, что практически дрожит. Её сжатые бёдра и поверхностное дыхание подсказывают мне, что это небольшое трение было для неё приятным. Она мокрая. Я чувствую слабый запах её возбуждения, сгорая от желания зарыться лицом между её бедер и впитать до последней капли влагу её киски.

Моя рука продолжает ласкать её щёку.

— Коллинз, — стонет она, сжимая бёдра.

Я вспоминаю слова Татьяны во время нашего последнего разговора. Она легонько сжала мой член, сказав: «Не позволяй ей его касаться». Порочная мысль вторгается в мой разум. Я не нарушу обещания, если воспользуюсь собственной рукой. Мой похотливый мозг осознаёт, что эта логика в корне неправильная, но меня это ни капли не волнует.

— Ты сделаешь кое-что для меня? — задыхаясь, спрашиваю я.

Она кивает.

— Я хочу, чтобы ты потрогала свою киску, — шепчу я.

Она втягивает воздух, поражённо округлив глаза.

Я запускаю большой палец в её рот, и её губы приоткрываются, принимая меня. Внутри горячо, влажно, а когда она окружает языком мой большой палец, я представляю на его месте головку своего члена, и из меня вырывается сдавленный стон.

Убрав руку, тянусь вниз и поправляю член через шорты.

— Блядь. — Тело ноет от отчаянной необходимости получить облегчение.

Когда Миа открывает рот, чтобы заговорить, мне кажется, она собирается возразить, сказать, что это сумасшествие.

— А ты будешь... — её глаза опускаются к мои коленям. — Тоже поглаживать себя?

Я киваю.

— Если погладишь свой набухший клитор. — Перевожу взгляд на её голые, всё ещё стиснутые ноги.

Она тяжело сглатывает, а её глаза приобретают решительное выражение. И это прекрасно. Миа приподнимает футболку — медленно, аккуратно, зазывая меня на очередное эротическое шоу.

Мой жадный взгляд прокладывает дорожку, пожирая каждые дюйм открывающейся кожи. Она выбрита наголо, и мой рот наполняется слюной от мысли о том, какой гладкой она будет у моего лица. Миа продолжает поднимать футболку, пока не снимает её через голову. Я оцениваю ямку в её мягком животе, и то, как колышутся её полные, тяжёлые груди, когда она откидывает футболку в сторону.

Оказавшись голой, она немного стесняется, а меня на секунду охватывает тревогой, что она пойдёт на попятную.

— У тебя красивая грудь, — говорю я. — Потрогай её, — добавляю шёпотом.

Миа робко подносит руки к груди и обхватывает её ладонями.

— Великолепно, — мурлыкаю я, подталкивая её.

Всё ещё неуверенная, покусывая зубами нижнюю губу, она задевает кончиками пальцев соски и исторгает судорожный выдох.

— Вот так. Смотреть за тобой так адски горячо.

Она обводит соски пальцами, и те становятся твёрдыми, как пики. Её глаза с трепетом закрываются, и она издаёт мягкий вздох от приятного контакта.

— Тебе хорошо, милая? — спрашиваю я.

Она, моргнув, открывает глаза и находит мой взгляд.

— Да, — выдыхает в ответ.

— Умница. Проведи правой рукой вниз по животу.

Не сводя с меня глаз, она опускает руку.

— Медленней, — прошу её я.

Она тяжело сглатывает и замедляет движения, позволяя пальцам задеть живот, а потом и по бедру, спускаясь ниже.

— Положи руку себе между ног и скажи, какая ты мокрая.

Её пальцы опускаются ниже, и из неё вырывается стон.

— Я теку, Коллинз.

Блядь.

Мне просто необходимо взять в руки свой член, но я не стану, пока она не попросит. А сейчас её момент — момент её удовольствия. И что-то подсказывает мне, что если я не буду направлять её движения, подбадривать её, она остановится. А я не могу этого допустить.

— Просунь один палец внутрь, — рычу я.

Она слушается, погружая палец до костяшек, и издаёт стон, прикрывая веки.

— Расскажи о своих ощущениях, — шепчу я.

Она резко выдыхает, скользя пальцем внутрь и обратно.

— Я... Господи, мне хорошо. Уже давно так не было.

Без понятия, как расценивать её слова — давно не было любовника, или она давно себя не самоудовлетворяла? Да плевать. Мне просто хочется посмотреть, как она кончает на свои пальцы, когда я рядом с ней.

— Покажи мне, — прошу я.

Её глаза в замешательстве находят мои.

— Покажи, как ты доводишь себя до оргазма, — говорю я.

В её глазах показывается нерешительность. Я хочу не шоу, а чтобы она касалась себя так, как когда её никто не видит.

— Я тоже хочу на тебя посмотреть. — Её взгляд падает на мой пресс, на напрягшийся под шортами член.

Я киваю, потянувшись к поясу, но потом замираю. Её глаза взлетают обратно ко мне.

— Не кончай, пока я не скажу, — приказываю ей. После чего стягиваю с бёдер шорты, пока член свободно не ложится на живот. Я беру его в ладонь, легонько поглаживая. Из меня рыком вырываются проклятия. Член такой твёрдый и чувствительный, что я долго не продержусь. — А теперь покажи, как тебе нравится.

Она убирает пальцы и раздвигает внешние губы, обнажая свой ищущий наслаждения комочек нервов, после чего принимается поглаживать его круговыми движениями. Я вижу, как в изножье кровати поджимаются её пальчики.

Да, чёрт возьми.

Её дыхание учащается и становится прерывистым. Я хочу, чтобы это мои пальцы гладили её клитор, пока она не начнёт извиваться и не кончит, но если на её месте не могу быть я, значит наблюдать — самое лучшее, что мне остаётся.

Грудь Мии быстро поднимается и опадает, а бёдра приподнимаются, пока рука продолжает ласки. Её бёдра полностью раскрываются, и от этого зрелища у меня текут слюнки. Блестящая розовая плоть распухла от возбуждения. Ужасно сильно хочется погрузиться внутрь, увековечив в памяти то, как будет ощущаться её горячее лоно вокруг меня. Но я не могу. Пока что.

Она смотрит, как я глажу член долгими, лёгкими движениями.

— Ты представляешь на себе мою руку? — чуть задыхаясь, спрашивает она.

— Да, чёрт возьми, — со стоном произношу я, вбиваясь головкой в сжатый кулак. — Но ты бы использовала обе руки. — Что очевидно нам обоим, учитывая мой внушительный размер и её крохотные руки. — И я бы заставил тебя двигаться медленно, чтобы я мог насладиться каждым мгновением удовольствия от твоих мягких рук на моём члене, пока бы ты мечтала, чтобы на их месте оказался твой рот. — Из Мии вырывается стон. — Мне бы не хотелось торопиться и кончать сразу, — признаюсь я.

Пальцы Мии набирают скорость, пока она с влажными звуками кружит вокруг своего бутона.

— Я бы хотел, чтобы на твоём клиторе был мой язык, — говорю я. — Я мог бы провести несколько часов, трахая тебя ртом.

Она отчаянно хныкает, и я понимаю, что ей осталось немного. Её бёдра покачиваются вверх с каждым движением руки. Я сжимаю член сильнее.

— Вот так. Кончай, милая, отдай мне всё.

Она вскрикивает, кончая, и её пальцы замирают. Я замечаю, как дрожат мышцы её киски, представляя, какими невероятными были бы ощущения, сожмись она вокруг моего члена. Я кончаю с хриплым стоном, выплёскивая сперму себе на грудь и пресс.

После, мы лежим бок о бок, изучая друг друга взглядами, пока пульс стучит в ушах. Безумно хочется обнять её, но я знаю, что не могу. Она мне не принадлежит, пусть мы и разделили только что-то не поддающийся описанию момент близости. Я не могу даже коснуться её, хотя именно с ней у меня была близость, которой не было ни с кем другим. Я хочу извиниться, объяснить, что мы не должны были этого делать. Но мне не жаль. И я бы сделал это снова.

Несколько минут мы лежим неподвижно, глядя друг на друга. Миа вглядывается в мои глаза, пытаясь понять, о чём я думаю.

— Коллинз? — зовёт она, в конце концов, тихим голосом.

Я склоняюсь над ней, убирая её волосы с лица.

— Прости, если я немного увлёкся.

Миа колеблется, и мне становится интересно, о чём она думает. Но потом выражение её лица светлеет.

— Это лучше, чем те ночёвки, которые мы устраивали, когда нам было двенадцать.

В груди начинает рокотать неожиданный смех, и я целую её в лоб.

— Чертовски лучше. С тобой всё нормально?

Она кивает.

— Со мной всё отлично.

— Хорошо. Я быстро приведу себя в порядок. — Поднимаюсь с кровати в поисках каких-нибудь салфеток, но выбираю душ. Не знаю что и думать, я несколько недель не мог получить удовлетворения со своей девушкой, а сейчас кончил, как хренов пожарный шланг в собственную руку от присутствия Мии рядом.

Десять минут спустя, я выхожу с полотенцем на бёдрах и вижу лежащую на кровати Мию, снова одетую в футболку.

— Давай немного поспим. — Я натягиваю, брошенные рядом с кроватью, шорты и заползаю на место рядом с ней.

Без понятия, какой будет моя продуктивность на завтрашней встрече с Пьером и его руководителями, пока в моей голове будет стоять картинка с Мией, кончающей от собственных пальцев, навечно вытатуированная в моём мозге.

Я выключаю свет, и мы несколько мгновений лежим в темноте, пока я не чувствую, как кровать слегка шевелится, когда Миа придвигается ближе ко мне, издавая сонные звуки. Накрывает мою руку своей и сжимает.

— Спокойной ночи, Колл, — зевает она.

— Спокойной ночи, мой ангел, — шепчу я.

После этого я долго лежу без сна, чувствуя, как по мне прокатывается непрошеная волна эмоций. Отчасти я чувствую себя дерьмом за то, как поступил с Татьяной, и всё же испытываю облегчение от понимания, что наши отношения закончены окончательно и бесповоротно, но больше всего меня мучает ощущение, будто я снова облажался с Мией.

 

Глава 16.

Миа

Взять его за руку было самым детским жестом, который я только могла сделать, после всего, что мы с Коллинзом разделили. Но я хочу коснуться его — нуждаюсь в том, чтобы почувствовать какую-то часть его — потому что это каким-то образом делает то, что я только что испытала, более реальным.

Всё тело до сих пор поёт после случившегося. Я никогда раньше не удовлетворяла себе перед кем-то, и когда Коллинз попросил меня об этом, я так разнервничалась, что даже толком не понимала, как себя вести, но его грубый голос помог мне. И когда из него рыком вырывались приказы, а я делала то, что он хотел, казалось, будто вместо моих рук — его пальцы, и от этого мне было в сто раз лучше, чем когда я оставалась наедине с собой. Захватывающе понимать, что он так возбудился только от того, что наблюдал за мной. Отчаянный голод, пламенем клубящийся в его глазах, гарантировал, что я пойду на всё о чём он попросит.

И наблюдать, как Коллинз стягивает шорты, освобождая член, тоже было соблазнительно. С нашего первого раза я запомнила, что он огромный. Только он оказался таким большим, что даже после того, как первая боль утихла, было трудно принять его полностью. А потом он заполнил меня глубоко, полностью, но всё равно, вспоминая об этом, я думала, что просто напридумывала себе его размер. Но он реально огромный. Мне казалось, что мои воспоминания — всего лишь разыгравшееся воображение, как одна из рыбацких баек отца, когда он добавлял рыбе дюймы с каждым пересказом. Но Коллинз даже больше, чем я помнила. Чёрт, да один его член стоит моего перелёта через всю страну за последние гроши.

Как же горячо было знать, что он ласкает себя, представляя, словно это делаю я. Весь мой контроль ушёл на то, чтобы я сама не коснулась его, хотя мне хотелось обвить вокруг него руку и ощутить толстую, и наверняка, горячую длину.

Но я понимала, что он этого не желает. Он хочет поступить правильно и подождать, пока не закончит отношения с Татьяной. По его глазам видно всё.

Даже после. Особенно после. Он испытывал вину. А я ненавидела видеть вину в его глазах. Ненавидела, что, возможно, я заставила его пойти на то, к чему он пока не был готов. Поэтому я сказала ему, что всё хорошо, и так оно и было.

Почти.

***

Я не помню, как заснула. Проснулась уже на следующее утро под лучами солнца, проникающими в номер через огромные окна. Тело расслабилось, отдохнуло, будто я впервые хорошо выспалась с тех пор, как потеряла работу. Потягиваюсь и поворачиваю голову, обнаруживая сторону Коллинза пустой. Я знала, что он весь день будет на встречах с Пьером, но надеялась пожелать ему удачи, прежде чем он уйдёт.

На подушке рядом со мной лежит записка.

«Миа,

Ты выглядела такой умиротворённой, поэтому я не захотел тебя будить. У меня будут встречи весь день и пол вечера, так что, может быть, мы сможем пойти выпить после ужина. Насладись городом, но не переусердствуй!

— К.

P.S. Напиши, если заблудишься или тебя понадобится спасать».

Предложение о спасении вызывает улыбку на моём лице. Он всегда рядом на тот случай, если меня нужно спасти.

Моя рука скользит по пустой стороне кровати. Жаль, мы не можем посмотреть город вместе, но сегодня мне придётся довольствоваться собственной компанией.

Мне не терпится познакомиться с Парижем, поэтому я принимаю душ и быстро одеваюсь.

Проглотив хрустящий круассан и запив его шикарным кофе, я отправляюсь в Лувр, где провожу большую часть дня. Не планировала тратить на это столько времени, но это место настолько огромное, что каждый раз, когда мне кажется, что я посмотрела всё, появляется ещё один коридор, этаж или строение, которое мне ещё не довелось изучить. Удивительно, сколько мастеров работают в одном месте, доводящем своей красотой едва ли не до слёз.

Я оставляю «Мону Лизу» напоследок, и к тому времени, как добираюсь до неё уже ранний вечер. Приходится немного подождать в очереди, что даёт мне время подумать. До меня, наконец, доходит, что я в Париже. Две недели назад меня уволили с работы за то, что я даже не делала. С работы, зарплаты которой едва хватало, чтобы наскрести на ссуду за колледж и аренду. Раньше я даже никогда не мечтала о том, что окажусь здесь, в Париже, но вот она я — в этом красивейшем городе с любимым человеком. Невольно улыбаюсь, чувствую себя одновременно глупой, но самой счастливой из ныне живущих женщин.

Очередь движется дальше. Я подхожу на несколько шагов ближе. Почти оказываюсь впереди.

Коллинз — потрясающий мужчина. И после прошлой ночи, я уверена, единственное, что держит нас врозь — его желание порвать с Татьяной. Во всяком случае, я надеюсь. Но что, если прошлая ночь была ошибкой для него? После этого мы так и не разговаривали, а он не говорил, что собирается закончить с ней отношения. И сама я не хочу подталкивать его к разрыву с ней, если это не то, чего он хочет. Возможно, мне следует отпустить случившееся ночью. Во мне нарастает тревога.

Люди, стоящие впереди, расходятся в стороны, и я оказываюсь прямо перед Моной Лизой. Кучу раз мне попадались её изображения, но когда я стою перед настоящей картиной, у меня из лёгких исчезает весь воздух. Я явно вижу из-за чего вся шумиха. От тонкости выражения её лица у меня мурашки бегут по коже. Она улыбается, как будто знает что-то, чего не знаю я. Меня почти одолевает соблазн спросить её, знает ли она, как мне поступить с Коллинзом. Хочет ли он остаться с Татьяной?

Но Мона Лиза не умеет разговаривать, и люди, стоящие в длинной очереди за моей спиной, желают её увидеть. Так что, опустив плечи под тяжестью этих не заданных вопросов, я отправляюсь на выход и выхожу на тускло освещённую улицу. Коллинз сказал, что не вернётся к ужину, поэтому я решаю прогуляться вдоль Сены, надеясь, найти хорошее место для перекуса.

Город кишит туристами и парижанами, вышедшими насладиться прекрасной ночью. Пока я неторопливо проделываю путь вниз по реке, я отмечаю, что у всех есть пары. Та, что стоит впереди — держатся за руки. На бульваре, мужчина с женщиной сидят на скамейке и с тоской смотрят друг другу в глаза. Я прохожу мимо ещё одной тесно обнявшейся пары, которые, облокотившись на перила, смотрят вниз на реку.

Вместе.

Когда я замечаю их, сердце наполняется грустью. Обнимаю себя руками, вдруг замёрзнув и чувствуя себя одинокой. Весь день я бродила по этому романтичному городу как влюблённая дурочка, хотя мужчина, которого я люблю, даже не мой, и я вообще не уверена, что он когда-то станет таковым.

Пустота накрывает меня так внезапно и ошеломительно, что мне становится больно, а глаза заволакивает слезами.

Две недели назад у меня, по крайней мере, была работа и квартира. А сейчас у меня ничего нет. Я хочу верить, что Коллинз оставит Татьяну, но горькая правда заключается в том, что никаких гарантий не существует.

Понятия не имею, что будет дальше.

Глава 17.

Коллинз

В отеле освободился ещё один номер, поэтому я оставил Мию в апартаментах одну, выбрав для себя комнату, где я не буду делить постель с женщиной, искушающей меня до глубины души. Не получается представить, как я смогу провести каждую ночь оставшейся недели, не поддавшись желанию наброситься на неё. Тем более я знал, что она сдастся. Она отдаст мне всё, если я попрошу. Так было всегда.

Встреча с Пьером и его руководителями прошла лучше, чем ожидалось, так что ко мне должно было вернуться хорошее настроение, но когда мы с Мией приезжаем домой, во мне шевелится чувство печали.

Татьяна сидит на кухне, когда мы заходим внутрь. Она визжит и бежит ко мне, драматично закинув за шею руки, и у меня не получается избавиться от чувства, будто это всё шоу, а вовсе не искреннее проявление чувств.

— Я скучала по тебе, — произносит она, целуя воздух у моей щеки.

Я даже не могу подобрать ответных слов. Мои глаза следят за движениями Мии. Она отворачивается от нас, но не раньше, чем я успеваю уловить проблеск горечи в её глазах. Она отходит к холодильнику и берёт из него бутылку воды.

— Ну, как всё прошло? Как Париж? — интересуется она.

— А как Нью-Йорк? — осторожно спрашиваю я в ответ.

Она пренебрежительно машет рукой, и мне становится интересно, соврёт ли она.

— Чокнутый фотограф отменил съёмку. Я осталась дома.

— Стоило сказать об этом. Ты могла бы поехать с нами. — Слова отдают фальшью во рту, и я знаю, что они совершенно неправильны. Миа — идеальный компаньон. Мне просто хотелось услышать от Татьяны признание, что я её нисколько не волновал, ведь она отрывалась в клубе с хрен знает кем.

Она вновь отмахивается.

— Уверена, Миа отлично справилась с моей ролью. — Потом поворачивается к Мии. — Ты позаботилась о моём мужчине?

Миа, широко раскрыв глаза, кивает.

— Да. — Её глаза украдкой находят мои, а потом опускаются к полу.

Блядь. Миа не умеет врать. Она не из таких людей. И сейчас я чувствую себя даже большим козлом, потому что не только воспользовался ею для удовлетворения собственных потребностей в Париже, но ещё и поставил в положение, где, как ей кажется, нужно солгать.

— Поездка получилась хорошей, — говорю я, пытаясь сгладить неловкость момента.

Миа снова поднимает глаза, встречаясь взглядом с Татьяной.

— Коллинз был великолепен. Он почти сразу же покорил Пьера и Адель.

— Это ты была потрясающей, — поправляю её я.

— Стойте, а кто эти Адель и Пьер? — спрашивает Татьяна.

Брови Мии сходятся на переносице.

— Пьер Дюшарм, генеральный директор «Дюшарм Индастрис»... и причина всей поездки. — Она будто в шоке от того, что Татьяна не знает этой информации, учитывая, как это важно для меня.

Татьяна кивает.

— Ах да, точно. Так вы только работой занимались или успели и повеселиться?

Миа нервно смеётся.

— Повеселиться тоже. Коллинз позаботился, чтобы поездка для меня была идеальной.

Сжав челюсть, я подавляю воспоминания о голом, фигуристом теле Мии, пляшущие в голове, её довольном стоне, когда она впервые попробовала настоящего крок месье, озорном блеске глаз от перепитого вина и искреннем смехе, когда я взял её на вершину Эйфелевой башни.

Я обмениваюсь с Мией многозначительным взглядом, словно объясняя, что рад тому, что со мной была именно она. Татьянин взгляд мечется между нами, и она хмурится, как будто только что решала сложное уравнение. Я точно вижу момент, когда в ней что-то щёлкает. Её руки взлетают к бёдрам, а глаза, прищурившись, останавливаются на Мии.

— И что же именно там произошло? — тоном полным ледяного яда спрашивает у Мии Татьяна.

Миа захлопывает рот и отчаянии смотрит на меня широко раскрытыми, дикими глазами.

Ничего не выудив из Мии, Татьяна переключается на меня.

— Ты трахал её? — взвизгивает она.

Не знаю, что со мной не так, но я не отвечаю сразу. Просто смотрю на женщину, с которой провёл три последние года, гадая, куда делось всё это время. Такое ощущение, будто за одну неделю с Мией, я собрал воспоминаний, моментов, когда мы смеялись и веселились больше, чем за три года с Татьяной.

Татьяна опускает голову, глядя в пол, и издаёт звук раздражённого разочарования. Потом вновь поднимает её, разразившись смехом.

— Ты чокнутый, если променял меня на это. — Она показывает рукой между собой и Мией, показывая разницу между их сложением, которая и так слишком очевидна. Татьяна высокая и стройная, в то время как Миа соблазнительная и создана для мужского удовольствия.

— Я не трахал её, как ты изящно выразилась. Но Миа и я... — замираю и делаю глоток воздуха, подыскивая правильные слова. — Нам нужно поговорить, Татьяна.

— Ну уж нет, чёрт возьми, — ревёт Татьяна. — Как ты посмел выбрать эту круглолицую неудачницу вместо меня? — выплёвывает она, словно обвинение.

Миа отстраняется от стены, обняв себя руками, и её глаза застилает слезами. Я встаю между двух женщин.

— Хватит, — произношу, обрывая Татьяну. Обхватываю щеку Мии рукой, и она подаётся навстречу прикосновению. Хочется сказать ей, что всё будет нормально, но я опускаю руку, повернувшись лицом к Татьяне.

— Никому не позволено говорить с Мией в таком тоне. — Невольно провожу параллель между этим моментом и той первой встречей с Мией. Тогда я тоже за неё заступился. Оказывается, у меня это заложено на инстинктивном уровне. Я не дам никому сделать ей больно.

— Хватит, Татьяна. Между нами всё кончено. Я хочу, чтобы сегодня ты ушла.

— Ты чёртов козёл, — кричит она.

— Может, и так, но мы оба знаем, что эти отношения ни к чему бы не привели. Впереди нас ничего не ждёт. Пора двигаться дальше.

— Прости, но я никогда не стану мамашей футбольной команды, если ты этого ищешь. Я думала, мы хотим одного и того же, — рявкает она.

Я качаю головой, не желая отвечать. Не хочу спорить о деталях наших разногласий перед Мией. Это ничего не даст, и я не передумаю.

— Я попрошу свою помощницу заняться организацией переезда.

— И куда же мне идти? — спрашивает она.

Ах, вот она — настоящая причина, из-за которой Татьяна оставалась со мной. Я обеспечил её красивым домом и роскошным образом жизни, которых сама себе она никогда бы не смогла позволить.

Я хочу сказать, что, возможно, мужчина, с которым она была в прошлую пятницу сможет позаботиться о ней, но понимаю — это обвинение ничего не изменит.

— Думаю, следующие несколько часов тебе есть что обдумать, — вместо этого говорю я.

Она хватает свою сумочку со столешницы и проносится мимо нас, вырывая из Мии изумлённый крик.

Глава 18.

Миа

Мой утомлённый после перелёта мозг пытается осмыслить только что случившееся.

Он словно не может это переварить.

Слова Татьяны резкие, полные презрения — её яд направлен прямо на меня. Возможно, я это заслужила. Разве не я ворвалась в их жизнь и разлучила? Но, с другой стороны, у меня нет таких сил. Я не могу заставить людей поступать врозь их желаниям.

И, разумеется, Коллинз — не тот человек, который по принуждению пойдёт против своих желаний.

Но мне всё ещё трудно понять, что случилось. Действительно ли он только что расстался с Татьяной? Прямо передо мной?

Татьяна проносится мимо с лицом перекошенным такой злостью, что из меня невольно вырывается тихий визг, от которого я вздрагиваю.

Её каблуки стучат в конце коридора и вверх по лестнице. Где-то наверху хлопает дверь.

Мои глаза прикованы к полу. Я хочу посмотреть на Коллинза. Хочу спросить, как он, но боюсь поднять взгляд. Боюсь, что он разозлится за то, что я приехала сюда и разрушила его идеальную жизнь с девушкой супермоделью.

Какая же я идиотка. И зачем только приехала?

Я жду, что Коллинз помчится за ней или примется ругаться на меня, или ещё что, но вместо этого он останавливается в нескольких шагах, прислонившись к столешнице. А когда я, наконец, набираюсь смелости поднять взгляд к его лицу, он достаёт из кармана телефон. Черты его лица расслаблены и ничего не выражают. Он набирает сообщение, наверное, подготавливая грузчиков или что-то типа того.

Молча наблюдаю за ним, надеясь, что наши отношения разрушены не окончательно из-за того, что я заявилась сюда и ввергла в беспорядок его жизнь. В конце концов, он вскидывает взгляд и видит, что я до сих пор прижимаюсь к стене. Засунув телефон в карман, Коллинз подходит ко мне.

— Жаль, что тебе пришлось это увидеть, — бормочет его. От этого низкого тона мне становится даже хуже.

— Всё в порядке, — собственный голос выходит дрожащим и едва слышным. — А ты как, нормально?

Тёмные, глубокие от эмоций глаза впиваются в мои, и он кивает.

— Да.

Он звучит убедительно, но его глаза и выражение лица вызывают неуверенность уже у меня. Он такой осторожный и серьёзный. Ненавижу его таким.

Когда я вообще чувствовала такую неуверенность рядом с Коллинзом?

Никогда.

Он обнимает моё лицо ладонью.

— Прости, что вмешал тебя, — мягко извиняется он.

— Не переживай. Я не против. — Мне не понравились слова Татьяны, но понимать, что он, наконец, свободен от этой контролирующей женщины, которая ему совершенно не подходит? Ради этого я бы всё повторила, не задумываясь.

Понятия не имею, что будет дальше, и боюсь спрашивать. Я сжимаю зубами губу, прислушиваясь к стуку каблуков наверху и хлопанью дверей. Коллинз убирает руку, но продолжает нависать надо мной, будто желая убедиться, правда ли со мной всё хорошо.

— Думаешь, ничего страшного не случится, если я поднимусь наверх и приму душ? — спрашиваю я. Меня одолевает усталость, и я вся в грязи после долгого перелёта. К тому же, меня не отпускает мысль, что Коллинзу, наверное, нужно побыть одному, чтобы переварить случившееся.

— Конечно. — Он кивает головой.

Я направляюсь к лестнице, не переставая ощущать взгляд Коллинза, сверлящий мою спину.

Душ горячий, и вода успокаивает, когда я смываю грязь после затяжного перелёта. Но чувство вины стереть не выходит. Коллинз всегда был готов прийти мне на подмогу. Немудрено, что когда я потеряла работу и податься было некуда, ноги понесли меня к нему. Потому что, если кто и был способен наладить мою жизнь, то это был он. Но разве с моей стороны справедливо обременять его своими проблемами? Справедливо ли ждать, что он бросит всё и спасёт меня от моей жалкой судьбы? Справедливо ли надеяться, что он забросит всё над чем работал целую жизнь, ради моего спасения?

Ответ очевиден. Нет, конечно. Пока горячая вода хлещет по спине, я пытаюсь найти способ всё исправить, но ничего не выходит. Я приехала сюда, учинила беспорядок, а теперь только и могу, что оставить его одного, чтобы у него было время исцелиться.

Выбравшись из душа, я насухо вытираюсь полотенцем и натягиваю футболку. Потом вскарабкиваюсь на кровать и уже было собираюсь выключить свет, как вдруг звонит мой телефон. Лейла.

— Привет, — безэмоционально отвечаю я.

— Миа, — голос у неё обеспокоенный. — Что стряслось? — Она умеет читать меня как книгу.

— Кажется, пришло время вернуться домой. Предложения с диваном ещё в силе? — осведомляюсь я.

— Конечно да, но что случилось?

— Коллинз только что расстался с ней, — говорю я.

Лейла на секунду замолкает, словно пытаясь понять, что я только что сказала. Наконец, он произносит:

— Не понимаю. У него теперь никого нет — разве не этого ты хотела?

Она права. Именно этого мне и хотелось, но сейчас, когда это случилось, я не уверена, что всё так. Не думаю, что сейчас я этого хочу.

— Он расстроен. У меня такое чувство, будто свои приездом я испортила его жизнь.

— Нет, — отрезает она. — Ты приукрашиваешь. Ты всегда всё приукрашиваешь. Он тебе небезразличен. А ты небезразлична ему. Просто дай ему немного пространства и времени. С разрывом справляться тяжело.

Я не уверена, что это будет правильным поступком, о чём ей и говорю, но Лейла настаивает. В конце концов, она уговаривает меня остаться ещё на немного.

Возможно, у меня получится как-то ему помочь. Оказать поддержку, чего бы мне это не стоило.

Следующие два дня я даю Коллинзу пространство, проводя львиную долю времени за поиском работы. Он всё равно редко бывает дома, а когда появляется — так погружён в работу, что я ему не мешаюсь. Уже дошло до того, что я действительно не вижу причин оставаться здесь, учитывая, что мы вообще не видимся, как вдруг однажды утром он заходит на кухню с улыбкой на лице. И это первая его улыбка, которую мне довелось увидеть за последние несколько дней. Я против воли чувствую ободрение и взволнованность от света в его глазах.

— Хорошие новости, — провозглашает он, после чего вытаскивает из-за спины кипу бумаг и с размаху кладёт её передо мной.

— Это что, твои мемуары? — спрашиваю я. Стопка толстая.

Он качает головой.

— Это доверенность, соглашение и подтверждающие документы по расследованию твоего увольнения.

— Прости, что? — Дело не в том, что я разучилась понимать слова, которые он произнёс, просто я понятия не имею, как их сложить вместе, чтобы они обрели хоть какой-то смысл. — Соглашение на что?

— Я навёл справки на твоего босса. Нашлись доказательства, необходимые моим адвокатам, чтобы договориться о урегулировании твоего дела. Они готовы выплатить тебе тысячу долларов и согласны взять тебя обратно.

— Ты навёл справки на моего босса? — я отпиваю своего утреннего кофе в надежде, что это поможет мне понять всё, что Коллинз на меня вывалил.

— Хотел сделать тебе сюрприз, поэтому попросил их всё подготовить. От тебя требуется только подпись на доверенности, чтобы они могли закрыть сделку от твоего имени.

Коллинз выглядит счастливым, тогда как у меня краснеет лицо, а глаза заволакивает слезами. Он договорился, чтобы мне вернули старую работу. Я сглатываю огромный комок, собравшийся в горле. Мне хочется порадоваться. Господи, очень хочется, потому что он снова это сделал. Он спас меня от моей дурацкой ошибки на работе. Я должна быть ему благодарно. Должна вернуться на работу. Он сделал мне огромное одолжение.

Но это не то, чего я хочу. Я не хочу возвращаться в Коннектикут. Я хочу остаться с ним. И что более важно, хочу, чтобы он желал моего здесь присутствия.

Но, видимо, он этого не хочет. Я обуза для него. И он готов потратить деньги и время, чтобы отправить меня далеко и надолго.

Я дрожащей рукой стираю слезу, сбегающую по лицу.

— Прости, Коллинз.

Он запрокидывает мой подбородок, встречаясь со мной глазами.

— Почему ты просишь прощения?

— Я не должна была приезжать, — шепчу я, стирая ещё одну сбежавшую дорожку.

— Почему? — мягким шёпотом спрашивает он, а выражение его лица выражает тревогу и нежность.

— Потому что, — умудряюсь выговорить я, втянув воздух, — я ворвалась в твою совершенную жизнь и разрушила её для тебя и Татьяны. Выручать меня — не твоя работа.

Обняв обеими тёплыми ладонями мои щёки, он стирает оставшиеся слёзы.

— Ты ничего не разрушила. Присядь и дай мне всё объяснить.

— Ладно, — соглашаюсь я, хотя сердце болит, а голова кружится от вопросов, оставшихся без ответов.

Глава 19.

Коллинз

Я провожаю Мию в примыкающую гостиную, касаясь поясницы кончиками пальцев. Понятия не имею, что довело её до слез, да и вообще я не особо-то умею справляться с плачущими женщинами. Никогда не умел. Возможно, это результат того, что я рос с двумя братьями, или же это результат моих отношений с Татьяной, которая едва показывала свои эмоции.

Мы садимся на софу, и она поджимает по себя ноги, готовясь ко всему, что я собираюсь ей сказать.

Я тяжело вздыхаю, обдумывая, с чего начать.

— Ты ничего не разрушила между мной и Татьяной. Всё ухудшилось ещё задолго до этого. — Я не говорю, что разлучился испытывать оргазм с ней, не рассказываю, что ненавидел отсутствие интереса и заботы о моей жизни с её стороны. — Разрыв отношений затянулся, и твоё здесь нахождение, наверное, немного продлило его.

— Что? — глядя на меня, моргает она, ожидая, когда я продолжу. Видимо, ей взбрело в голову, что она своим присутствием ускорила наше расставание, тогда как на самом деле всё было совсем наоборот.

— Когда ты появилась здесь, во мне проснулась тысяча эмоций, которых я не испытывал пятнадцать лет. Тех эмоций, на которые у меня не было ни времени, ни желания. Моя жизнь была простой. Я уделял всё своё внимание компании, и у меня были братья, на которых я мог опереться. Была Татьяна... — Чёрт, это прозвучит грубо. — Для моего физического удовлетворения.

Миа вздрагивает, как будто её кто-то пнул со спины.

Я тянусь к её руке, и она позволяет мне взять её, пусть та вялая и безжизненная.

— У нас не клеилось последние несколько недель, — признаюсь я.

Её брови сходятся на переносице.

— О чём ты?

— Я не спал с Татьяной с тех пор, как ты приехала. И даже раньше, стыдно сказать... Видно, моё тело понимало то, чего не знала голова.

— Понятно... — выдыхает она, с непониманием во взгляде выискивая мои глаза.

В моих словах нет никакого смысла, и я это понимаю. Вдыхаю побольше воздуха, готовясь снова начать...

Но Миа перебивает меня:

— Тогда почему ты оставался с ней?

— Будь я один, у меня бы не было причин не преследовать тебя. Сама мысль остаться с тобой вдвоём под одной крышей пугала меня до ужаса.

Она с неуверенным видом впивается зубами в губу.

— Значит, ты не хотел, чтобы я была здесь. Понимаю, Колл. Я вернусь на старую работу и съеду.

Покачав головой, я тяну её руку к себе на колено и сплетаю наши пальцы, словно это как-то продемонстрирует ей мои чувства.

— Дай закончить.

Она ждёт, смотрит на меня и тяжело дышит, пока я подбираю подходящие слова.

— Ты напугала меня до чёртиков, когда приехала сюда и напомнила об обещании, которое я дал в десять лет. Мои отношения, какими бы разрушающими они не были, служили буфером, который помогал мне избегать настоящих чувств. Но я больше не могу так делать. Понятия не имею, что ждёт меня в будущем, и мне нужно разбираться со всем постепенно, но я хочу большего.

— Большего? — осторожно спрашивает она.

— Да. Большего. Не знаю, что это значит, и не хочу, чтобы обещание жениться висело над нашими головами. Прежде всего, мы друзья. И что бы между нами не случилось, я не готов потерять твою дружбу. Мне нужно, чтобы ты это поняла, прежде чем мы зайдём дальше.

— Я понимаю. — Она мгновение вглядывается в меня широко раскрытыми глазами. — Значит, ты не хочешь, чтобы я уехала? — спрашивает она тихим голосом.

— Конечно, нет, — отвечаю я. Помимо сильнейшего нерастраченного сексуального напряжения, между нами есть и настоящие чувства. Меня обуревает странное чувство, и в груди становится тесно. Для неё имеет значение, что я чувствую, поел ли я, счастлив ли. Она, как мои братья, понимает меня с полуслова. Да и вообще принимает меня. Настоящего. Я знаю, что не заслуживаю её нежности, заботы, которую она выказывала мне последние несколько дней с тех пор, как моя бывшая съехала, и я с головой ушёл в работу. У меня была девушка, которую я водил за нос, и всё из-за страха перед будущим с Мией. Она девушка, которой нужно постоянство. А после того, как моя мать умерла, я не хотел дарить сердце другой женщине. Но дело в том, что оно уже принадлежало Мии. Всегда принадлежало.

— Но зачем ты вернул мне старую работу?

— Потому что я не мог спокойно сидеть, зная, что твоё имя запятнано. Ведь ты проводишь всё своё свободное время за работой, и всякий раз, как речь заходит о твоём прошлом, у тебя на лице появляется обиженное выражение. Я хотел, чтобы у тебя был выбор. Чтобы ты не застряла здесь, оставаясь со мной по умолчанию. Как Татьяна... Я не хочу быть запасным вариантом.

— Ты никогда не был для меня запасным вариантом, — шепчет она. — Ты был моим первым во всём.

Я сжимаю её руку. Сожаление о той ночи, когда я забрал её девственность, всё ещё мучает меня изнутри, но я задвигаю его в уголочек.

— Значит, у нас всё хорошо? — спрашиваю у неё.

Она кивает.

— Да, но что будет дальше?

— Зависит от обстоятельств. Если ты вернёшься на старую работы, мы продолжим общаться и видеться по возможности. А если ты останешься здесь... нам придётся наверстать всё, что мы упустили за последние пятнадцать лет.

— Ну раз ты уверен, что всё нормально, тогда нам нужно многое наверстать...

Мы оба молчим, пока значение этого момента усваивается в наших головах. Миа переезжает жить ко мне. Татьяна — ушла и почти забыта.

— Ты злишься на меня за то, как я повёл себя с Татьяной?

— Нет, — без колебаний отзывается она. — Думаю, это бы случилось в любом случае. Нам обоим нужно время.

Киваю в ответ.

— Знаешь, я до сих пор думаю о той ночи.

Её глаза, загоревшиеся желанием, скрещиваются с моими. Она явно понимает, о какой ночи идёт речь.

— Я тоже.

— И всё ещё чувствую себя козлом, — признаюсь я.

— Что? Почему? — спрашивает она, будто бы искренне не понимая.

— Я видел пятна крови на твоих бёдрах, и знаю, что сделал тебе больно. Я не понимал, что делать, и поэтому... до сих пор злюсь из-за того, что ты не получила удовольствия. — Тяжесть моего признания давит на плечи. Меня оно давно грызло изнутри, и я рад, что можно, наконец, об этом поговорить.

— Ты не сделал мне больно, — она качает головой. — То есть, сделал, но не намеренно. Просто твой размер... ну... — Она начинает волноваться и захлопывает рот. Делает глубокий вдох, потом берётся снова: — Ты был очень нежным. Именно таким, как мне хотелось, поэтому, пожалуйста, не кори себя. Ты вёл себя мило и осторожно. Я это прекрасно помню. Ради меня, не разрушай эти воспоминания.

— Значит, ты помнишь всё иначе, — умудряюсь произнести я. Горло сдавливает, пока я наблюдаю за ней.

— Я помню вес твоего тела, помню, как у меня перехватило дыхание, когда ты вошёл в меня в первый раз, как потом мы нашли ритм и стали двигаться в унисон. И ещё помню, что это длилось дольше, чем я рассчитывала.

Грудь раздувает от гордости. Меня это тоже удивило. Я помню, что думал, будто продержусь чуть больше минуты, но так переживал за неё, что все эти мысли отвлекали от огромного удовольствия, угрожавшего захлестнуть меня.

— Иди сюда. — Я притягиваю её ближе, и она сворачивается рядом, позволяя мне себя обнять. Она такая красивая — даже с полосками от слёз на щеках и розовым носиком. Я держу её, как должен был держать в ту давнюю ночь. Тёплая тяжесть её тела под моим боком немного облегчает моё чувство вины.

Мне хочется притянуть Мию на колени и поцеловать, но я не хочу её торопить. Что-то подсказывает мне, что уговаривать нас подняться наверх и сорвать друг c друга одежду — не придётся. А, учитывая, что постель до сих пор застелена бельём, которое я делил с другой женщиной, это не было бы правильным.

Не в силах устоять перед искушением её прижатого ко мне тёплого тела, я приподнимаю её подбородок и подставляю поудобнее губы, чтобы потом наклониться и поцеловать. Мои губы касаются её лишь слегка, пробуя сладость в невинном поцелуе. Хотя он обещает продолжение. И хотя мы целуемся, пока не кончается в лёгких воздух, это заканчивается слишком быстро.

Когда мы отстраняемся, она остаётся приклеенной ко мне, одной рукой обнимая меня за пояс, как будто не желает отпускать.

— Сколько ты там говорил: сто тысяч долларов? — спрашивает она, изогнув губы в глупой усмешке.

Я усмехаюсь, несмотря на напряжение.

— Именно. И ты заслуживаешь каждый цент за то, в какую грязь они тебя втянули и за то, как выгнали без надлежащего расследования.

— Спасибо за то, что всегда оставался моим героем, — благодарит она.

— Спасибо за то, что всегда была моим гремлином, — я дарю ей улыбку, и она ударяет меня по предплечью.

— Поверить не могу, что ты до сих пор называешь меня этим дурацким прозвищем.

— Кстати, о «Гремлине», завтра воскресенье. Я пригласил всю банду присоединиться к нам на яхте, если ты не против.

— Конечно, — соглашается она. — Я только «за».

***

Хорошо, что прошлой ночью мы прояснили отношения с Мией. Даже лучше, чем я представлял, честно говоря. Поэтому сегодня я расслаблен и счастлив, когда мы поднимаемся на «Гремлина». Пэйс носит Макса по судну, показывая ему каждое приспособление и ручку, пока Кайли с обожанием наблюдает за ними. Колтон с Софи приезжают следующими и сразу же находят нас там, где мы с Мией, стоя у перил, наслаждаемся видом океана.

— Миа, как я рада тебя видеть, — восклицает Софи, притягивая её в объятья.

Колтон встречается со мной глазами, кажется, сообразив, что Татьяна навсегда исчезла с горизонта.

— Молодец, братишка, — хвалит он, шлёпнув меня по спине. Они с Софи редко присоединялись к нам на яхте, когда я был с Татьяной. Ему не нравилась её компания, и я не мог его винить. Теперь, освободишься от неё, я чувствую себя лучше. Гораздо беззаботнее, чем за все эти годы. И что странно — именно присутствие Мии на меня так влияет.

— Пэйс с Кайли уже здесь. Кажется, они под палубой — показывают всё Максу, — разъясняю я.

Колтон кивает.

— Хорошо. Нам нужно будет сделать объявление, когда они вернутся. — Он привлекает поближе к себе Софи, и они обмениваются загадочными улыбками.

У меня такое чувство, будто я уже знаю, что это за объявление. Их свадьба состоялась шесть недель назад, и я очень даже уверен, что трахаются они как кролики.

Когда Пэйс поднимается снизу, Колтон машет им, подзывая ближе. Потом берёт за руку Софи, сплетая их пальцы.

— Хочешь сама им сказать, или мне это сделать? — мягко спрашивает он. Никогда не видел его таким заботливым и ласковым. Меня омывает тёплым чувством.

— Мы беременны! — визжит Софи, словно не в силах больше хранить тайну.

— Ой! — вскрикивает Кайли, бросившись к Софи и сжав её в крепких объятьях. Миа расплывается в широкой улыбке, подпрыгивая на месте, будто ждёт своей очереди обнять будущую мать.

— Хорошая работа, чувак, — хвалит Пэйс, хлопая Колтона по спине.

— Поздравляю, — произношу я, пожимая его руку.

— Спасибо, ребят. Мы сами очень взволнованы, — благодарит Колтон, притягивая Софи в объятья и целуя её. — Она всего лишь на шестой неделе, поэтому ещё рано, но мы на седьмом небе от счастья.

Пэйс подбрасывает Макса в воздух и рассказывает, что скоро у него будет маленький кузен или кузина.

Настроение у всех радужное и светлое, и я безмерно доволен, что мои братья нашли своё счастье. Женщины забирают Макса и уходят на корму, где разбросаны подушки для принятия солнечных ванн. Они взволнованно щебечут, расспрашивая Соф о самочувствии и примерной дате родов.

Мы с братьями устраиваемся в шезлонгах с видом на океан. И пусть ещё совсем рано для распития алкоголя, когда Джеймс подносит поднос с ледяным мохито, мы всё равно берём по одному. Сегодня есть что отпраздновать. Потом Колтон просит принести его жене безалкогольный напиток. Я улыбаюсь, зная, что он использует любой предлог, чтобы назвать её своей женой.

Мы потягиваем напитки, пока яхта легко рассекает гладь воды.

— Ну и как обстоят дела с Мией теперь, когда Татьяна скрылась из виду? — интересуется Колтон.

Я бросаю взгляд на Мию, которая сняла с себя одежду, оставшись в чёртовом бирюзовом бикини. Проклятье. По мне пробегает тёплая дрожь.

— Хорошо, — бормочу я.

Из Пэйса вырывается смешок.

— Ты обязан рассказать нам больше, старик. Вы вместе или как?

— Я над этим работаю. — Не уверен, что ещё сказать. Мозг убеждает меня, что стоит двигаться неторопливо, узнать, куда заведёт этот путь, в то время как тело вопит мне, чтобы я сделал её моей. От видения, как она стоит на четвереньках, а я вбиваюсь в неё сзади, у меня похотью затуманивает зрение. Не знаю, сколько я ещё смогу сдерживаться. Мне хочется знать, как у нас всё будет теперь, когда мы оба выросли. Бросаю подушку на колени, пытаясь скрыть полустоящий член, с которым я борюсь.

Пэйс разражается смехом.

— Ты её ещё не трахнул.

— Заткнись нахрен, если не хочешь, чтобы тебя выкинули за борт, — предупреждаю я резким, безжалостным тоном. Но чёрт возьми, с тем, насколько близок я был к Мии последние несколько недель, она основательно забралась мне под кожу.

Мои глаза вновь проходятся по ней. Она ласково касается живота Софи, и хотя ничего не указывает на то, что та беременна, Миа всё равно смотрит на неё с благоговением во взгляде. И это прекрасно. Я не могу оторвать глаз от Мии, когда она играет с Максом, щекочет его животик или забавляется с ним в дурацкую игру с её очками. У меня, поражённого трепетным страхом, не получается отвести от неё взгляд. Она станет прекрасной матерью, и от этого меня переполняет эмоциями.

Я слышу, как братья поддразнивают меня, приговаривая, что теперь они оба отцы и следующий на очереди я, но всё моё внимание остаётся прикованным к Мии. Она во многих смысла прекрасна.

— Простите, парни, — извинившись, я поднимаюсь с кресла и направляюсь прямиком к Мии.

Оказавшись рядом, я протягиваю руку и она без колебаний принимает её, поднимаясь на ноги.

— Коллинз? — зовёт она, позволяя мне увести её под палубу. У меня такое чувство, что сейчас Миа позволит мне сделать всё что угодно.

Я не отвечаю, потому что боюсь того, что могу сказать, и вместо этого продолжаю тянуть её в одну из кают.

— Что ты...

— Ты доверяешь мне? — спрашиваю я, закрывая и запирая дверь спальни за нами.

— Да, — ни капли не сомневаясь, отзывается она.

Я поворачиваюсь к ней лицом, прижимая её спиной к двери. Первобытный рык щекочет горло, пока мой рот едва касается её уст.

— Меня всё это пугает. Мои чувства к тебе, будущее — всё. Но я знаю одно.

— И что же? — спрашивает она, задевая мои губы своими, в то время как её грудь приподнимается от вдоха.

— Ты нужна мне, — шепчу я.

Она изучает мои глаза несколько секунд, пытаясь разобрать, что именно мне нужно.

Когда мои руки упираются в её бёдра, а пальцы опускаются по бокам низа бикини, мои намерения становятся совершенно понятны.

— Ты не против? — задаю я вопрос, давая ей шанс уйти.

— Ты тоже нужен мне, — признаётся она.

Моё сердце подпрыгивает от этих слов. Я развязываю шнурки на её бёдрах, и бикини сползают на пол. Миа пристально глядит на меня, тут же уловив, что я уже не тот взволнованный мальчишка из её воспоминаний. Видимо, это наш первый настоящий раз. Мой шанс показать себя и удовлетворить её.

Я тянусь между нами, легонько проводя пальцем по гладкой киске. Мурчание поднимается в её горле, и я чувствую, какой влажной она становится. Едва её коснулся, а она уже так отзывчива.

Она чувствует себя гораздо увереннее в своём теле, чем сохранилось в моей памяти, толкаясь бёдрами навстречу моим рукам и исторгая стоны, когда кончик моего пальца соприкасается с её клитором. Глубоко целую её, и она в ответ поглаживает меня языком, пока я пыхчу над ней. О да, чёрт возьми.

Она заводит руку за шею и развязывает шнурки, поддерживающие топ. Обожая её смелость, я отбрасываю ткань в сторону, сгорая от желания обнажить её до конца.

Её тело раскачивается напротив моей руки, в то время как сама она ослабляет шнурки на моих шортах и запускает руку внутрь. Я чувствую, как она, поперхнувшись воздухом, обвивает меня рукой.

— Мне нравится, какой ты большой, — произносит она. Меня пронзает пылкой гордостью. Пока Миа поглаживает мой член, я проталкиваю в неё палец. Воспоминания о том, как она делала это сама, подчиняясь моим командам в Париже, подпитывал с тех пор мои ежедневные фантазии. Её тело сжимает меня, издавая влажный причмокивающий звук всякий раз, как я ввожу палец и вытаскиваю.

— Ты такая влажная для меня, — шепчу я в её губы.

— Да, для тебя Коллинз, только для тебя.

Кажется, я понимаю, о чём она. Я возьму её такую. Возбуждённую и жаждущую.

— У тебя всё ещё самая узкая киска, которую я чувствовал, — рычу я ей в шею. Хочу оказаться в ней, но отказываюсь пропускать прелюдию, как в тот первый и последний раз, который у нас был.

Она стонет и подаётся тазом ближе. Я узнаю её гортанные крики, сигнализирующие, что она уже близка к оргазму.

— Вот так, объезжай его, — шепчу я. Опускаю рот к её груди, покрывая ту влажными поцелуями, втягивая соски в рот и щёлкая языком по твёрдым пикам.

Миа распадается на осколки, кончая с моим именем, срывающимся с губ.

Её тело дрожит, и она покачивается на ногах, когда я убираю руку. Стоит ей перестать шевелиться, как моё тело начинает оплакивать потерю её прикосновения.

— Идём, я держу тебя. — Я веду её к кровати, и как только она садится, спихиваю шорты на пол. Присоединяюсь к ней в центре матраса, прижимая ближе. Я должен чувствовать себя странно от того, что нахожусь в постели с очень голой Мией — моей подругой, — но выходит так, будто это самое естественное в мире действо.

Вскинув её подбородок, я глубоко целую её. Надеюсь, она понимает, что я только начал изучать её тело. Мне многое хочется сделать. Прокладываю дорожку поцелуев от её губ, к шее, груди, и достигаю живота, когда из неё вырывается хихиканье.

— Боишься щекотки? — удивляюсь я.

Она усмехается мне.

— Ты же знаешь.

Она права. Я знаю, что она боится, когда щекочут её живот и подмышками, как знаю и то, что она честная и добрая, и у неё самое огромное, чёрт возьми, сердце из всех знакомых мне людей. И ещё я знаю, что ни за что на свете не променяю этот момент с ней.

— Откройся для меня, — прошу, закидывая одну её ногу себе на плечо.

— Коллинз, — хнычет она.

— Не стесняйся меня сейчас, — дразнюсь я, осыпая поцелуями внутреннюю сторону её бёдра, переходя с одной ноги на другую. — Мне нужно попробовать тебя после той ночи в Париже.

Она открывается, широко расставив ноги, и я прихожусь языком сверху-вниз, пока не натыкаюсь на разбухший клитор. Она всхлипывает.

— Тебе хорошо? — спрашиваю я.

— Да, — умудряется выдохнуть она.

Она запускает пальцы в мои волосы, вжимаясь в меня. Единственное, что имеет значение — это её удовольствие, и я целиком отдаюсь ему, посасывая и лаская языком её горячую плоть в темпе, который ускоряется вместе с моей усиливающейся потребностью оказаться в ней. Я не останавливаюсь, пока она не выкрикивает «Коллинз», отчаянно цепляясь за мои плечи и кончая.

Пока спазмы стихают, я отстраняюсь, и поднимаюсь по её телу, целуя шею, лицо, веки, каждую часть, которую только могу найти, пока она с теплом в глазам отказывается отвернуться от меня.

— Уже два, — подсчитываю я. — Думаешь, справишься ещё с одним?

Она моргает, кажется, удивившись, что я веду счёт её оргазмам. Её глаза заволакивает похотью.

— Я... не знаю, — сознаётся она.

Я мрачно усмехаюсь и глажу её тело, проводя руками по гладкой коже и приподнимая ладонями ягодицы. Когда я прижимаюсь к ней, стимулируя клитор, из меня вырывается вздох.

— Вот, что ты делаешь со мной, Миа, — рычу я ей на ухо. — Ты к этому готова?

Не в силах говорить, она кивает, издав низкий стон.

Я твёрд как камень и полностью готов, когда все мои порочные планы рассыпаются, попав в мучительный тупик. У меня нет презерватива. Миа трясёт головой, уговаривая меня, что тут нет никакой проблемы. Мне остаётся только предположить, что она принимает таблетки и верит в мою чистоту (и я правда чист), но её абсолютная вера в меня поразительна. Пробежавшись пальцами по длинным прядям волос, я заглядываю в Мии в глаза, пытаясь удостовериться в её уверенности. После этого нельзя будет отступить, и как бы я ни ненавидел торопить события, мы провели кучу лет, чтобы достичь этого момента.

Уложив Мию на спину, я становлюсь на колени перед ней и пристраиваюсь к её лону. Её глаза неторопливо закрываются.

— Открой их, — прошу я. Она размыкает веки, являя потемневшие от вожделения глаза. — Держи их открытыми. Я хочу, чтобы ты наблюдала за нами. Хочу, чтобы ты знала, что внутри тебя я.

Она мычит, когда я продвигаюсь внутрь и встречаю сопротивление. Уже можно сказать, что воспоминания о том, как она обхватывала меня, словно горячая перчатка, не были преувеличены. Она идеальна. Я погружаюсь в неё дюйм за дюймом, не торопясь, чтобы Миа могла приспособиться. Она извивается на постели и сгребает ногтями простыни. Но, верная моему приказу, переводит взгляд от моих глаз к месту, где соединяются наши тела.

— Вот так. Сможешь принять ещё? — мне хочется ворваться внутрь неумолимо и быстро, но я не стану двигаться, пока она не скажет, что всё нормально.

— Прошу, Коллинз. Я хочу тебя всего, — просит она.

Я вхожу глубже, насколько могу, и трусь об неё, стимулируя клитор погруженной длинной. Её дыхание застревает в горле. Проходит пять болезненных секунд, когда я понимаю, что она не может дышать, и в агонии замечаю, как она, открыв рот, судорожно ловит воздух, хотя её грудь остаётся неподвижна.

— Дыши, малышка, — наклонившись, шепчу я ей в губы и немного отстраняюсь. Она раскрывает губы и втягивает кислород. Одним прерывистым вздохом за другим. А потом вонзается ногтями мне в спину, стискивая ноги вокруг торса, и съёживается подо мной так, словно ей недостаточно.

Блядь.

Больше не в силах сдерживаться, я задаю ритм, погружаясь и выходя из теплоты её тела. Она умопомрачительно удивительная, и я знаю, что никогда, пока жив, я от этого не оправлюсь. Шумно задохнувшись, Миа снова запускает волосы в мои волосы и кончает. Не сильно отставая, я следую за ней, зарывшись лицом в мягкую кожу шеи и с её именем на губам.

Глава 20.

Миа

Не знаю, сколько раз представляла, как это будет, если я когда-нибудь снова займусь сексом с Коллинзом? Бесчисленное количество раз, и каждый из них отдавал дань воспоминаниям о нашем первом разе, и том, каким опытным и уверенным он будет в следующий наш раз. Всякий раз, когда я представляла себя с ним, это было невероятно.

Но ни одно из этих представлений не могло сравниться с реальностью. Он был невероятно внимательным, потрясающе отзывчивым на каждую потребность моего тела. В один миг Коллинз разрушил меня для остальных мужчин.

Я никогда не забуду, как он кончал, зарывшись лицом в мою шею, и со стоном шептал моё имя. Этот звук на его губах, его грубый голос, дыхание на моей коже — были самими лучшими моментами в моей жизни. И сейчас, его сильные руки крепко держат меня, а моё тело дрожит в его объятьях.

— Ты замёрзла? — спрашивает он.

Я качаю головой, поднимая на него смущённый взгляд.

— Моё тело ещё... — подавляю улыбку.

Усмехнувшись, он целует меня в лоб, а потом тесно притягивает к своей горячей, обнажённой груди.

Наш первый раз был замечательным, и я всегда буду хранить в сердце память о нём, но тогда, после всего, я сразу же бросилась одеваться, смущённая тем, что только что соблазнила своего лучшего друга, и сбежала домой под предлогом, будто мне нужно помочь родителям собрать вещи к завтрашнему переезду. У нас не было объятий после случившегося, как и не нашлось времени для разговоров о чувствах.

И вот сейчас, пятнадцать лет спустя, мы, наконец, обрели возможность обнять друг друга. Лежать в его сильных руках естественно. Я знаю, что самая счастливая женщина на свете, потому что в Коллинзе я обрела не только самого близкого друга, но и теперь любовника. Он знает меня лучше всех остальных — изнутри и снаружи.

— Три, — говорю я, улыбаясь ему с полуприкрытыми глазами.

— Три раза, — ворчит он и улыбается в ответ. Ему-то точно известно, что я считаю. — Я задолжал тебе парочку за время, проведённое на лодке отца. — Он наклоняется ниже, оставляя нежный поцелуй на моих губах.

Я целую его в ответ.

— Ничего ты мне не должен. Я уже говорила, что та ночь была идеальной.

Расслабленная улыбка расползается по его лицу, переполняя меня радостью.

— Эта тоже идеальная.

Пока я лежу в его объятьях, мы разговариваем о старых временах, между поцелуями украдкой. Он ласково убирает волосы с моего лица, и я чувствую заботу обо мне в каждом его движении, каждом нежном жесте.

— Спасибо, что поехала сегодня с нами. Для меня многое значит, что ты проводишь время с моей семьёй.

Из меня вырывается хихиканье.

— Не могу назвать то, чем мы сейчас занимаемся «временем с семьёй», — замечаю я, очерчивая пальцем его твёрдую грудь. Испытываю искушение опустить руку ниже и проверить, смогу ли я соблазнить его ещё разок. Но меня пронзает укол вины, и я останавливаю руку, вместо этого сказав:

— Кстати, говоря о твоей семье — может быть, нам стоит выйти отсюда и присоединиться ко всем? Ты же хозяин. — Слава Богу, он не управляет лодкой.

Видно, что Коллинз не готов положить конец нашему времени наедине, как и я, но причины на то есть.

— Ладно, давай помоемся, — он с рычанием садится ровно и привлекает меня в объятья. Я взвизгиваю и обвиваю его рукой за шею, пока он несёт меня в ванную.

В душе мы вместе намыливаемся, и сначала он помогает мне помыться, грубыми руками скользя по моей спине, рукам и бёдрам. Я упиваюсь каждым его прикосновением, в то время как его руки наслаждаются каждым изгибом моего тела. А потом приходит мой черёд. Я вожу руками по гладкому, мускулистому телу, оценивая твёрдые мышцы. Его пресс из шести кубиков оказывает на меня слишком большое влияние, поэтому я провожу пальцами вниз по его животу.

Он со смехом отстраняется.

— Прости, — говорю я. — Я забыла, что ты тоже боишься щекотки.

Коллинз быстро притягивает меня обратно к себе.

— Ты никогда не должна извиняться за то, что трогаешь меня, — заявляет он, тянется мне за спину и выключает воду, после чего берёт полотенце, заворачивая меня в него.

Пока мы одеваемся, раздаётся стук в дверь.

— Ребят, вы закончили? — Это Пэйс.

Глаза Коллинза темнеют, и по его реакции можно сказать, будто Пэйс только что нарушил какой-то мужской кодекс, но потом Коллинз встречается со мной взглядом, и выражение его лица снова смягчается.

Коллинз натягивает шорты и проверяет, что бы я тоже была прикрыта бикини, прежде чем открыть дверь.

— Это не папина маленькая лодка, тут полно других спален на выбор. — Его голос понижается на последнем слове, словно его удивило то, что он увидел за дверью. Я выглядываю из-за его плеча и нахожу Пэйса, который, посмеиваясь, держит за руку Макса.

— Эй, дружок, — переключается на Макса Коллинз. — Как дела?

— Мы с Максом осматривались и нашли кинотеатр. Он спросил, можем ли мы посмотреть фильм. Мы попытались разобраться без тебя, но не нашли пульт, а без него ничего не работает.

— Конечно, мы можем посмотреть фильм, — отвечает Коллинз. Он берёт меня за руку, и мы вместе идём в комнату с домашним кинотеатром, где находим всех остальных. Софи с Колтоном заняли одно из четырёх кресел, Кайли другое, к которому тут же бросается Макс, чтобы присоединиться к ней.

— И какой фильм мы будем смотреть? — интересуется Коллинз, вынимая пульт из потайной панели, встроенной в стену. Мы занимаем свободные места, и он обнимает меня одной рукой. Я сворачиваюсь у него под боком.

— «Гремлины»! — вопит Макс. Я сразу понимаю, что это странная просьба. Этот фильм вышел в год моего рождения, о чём я знаю только благодаря своей старой футболке из комиссионки, которая была на мне в тот день, когда Коллинз меня спас.

— Что ещё за «Гремлины»? — хихикает Софи.

Кайли поворачивается к ней:

— Это фильм, в честь которого Коллинз назвал свою лодку.

Пэйс фыркает со смеху.

— Ну да, конечно, Коллинз назвал лодку в честь фильма из восьмидесятых. — Его голос сочится сарказмом.

Колтон смеётся вместе с ним.

— Ага, он просто обожал эти милые пушистые создания.

Софи пихает Колтона в бок.

— Ну что? Что смешного?

Пэйс смеётся так сильно, что у него не получается ответить, но Колтон, в конце концов, всё-таки выдавливает из себя дразнящим голосом:

— Он назвал лодку в честь своей первой любви.

Софи с Кайли смотрят на парней, будто те спятили.

Я чувствую, как горят щёки, пытаясь спрятать лицо на груди у Коллинза.

— Гремлин — это прозвище Мии, — добивает Колтон.

— Оу-у, — восклицают одновременно Софи и Кайли. Их глаза полны зависти.

Я кротко улыбаюсь им обеим. Потом поднимаю взгляд к Коллинзу, ожидая, что он снова разозлится на своих братьев за нарушение кодекса, но остаюсь удивлена, когда нахожу его добрые, заботливые глава, в ответ смотрящиеся на меня с любовью. Он усмехается и целует меня в макушку. Видимо, его не покоробило от этой череды уколов. И даже больше, он не стал отрицать. Даже не смутился от того, что его братья назвали меня его первой любовью. Сердце подскакивает к горлу, и я тянусь поцеловать его.

— Фу, — ноет Пэйс. — Снимите номер!

Остальные смеются. Но потом он передумывает.

— Забудьте. Иначе мы больше не увидимся. Оставайтесь, но держите себя в руках. — Он втискивается в кресло рядом с Максом и Кайли, закидывая руку на Макса, слово подчёркивая, почему нам нельзя переходить границы.

— Ладно, теперь «Гремлины», — произносит Коллинз, достаёт пульт и легко находит фильм на одном из своих спутников.

— Ты же его видела, да? — спрашивает у меня он.

Я качаю головой.

— Хочешь сказать, что ты всё это время просто позволяла мне называть тебя «гремлином», и тебе даже не было интересно?

— Благодаря футболке, я знала, что это маленькое пушистое создание.

Коллинз недоверчиво качает головой и включает фильм. Он приглушает свет, и я устраиваюсь поудобнее рядом с ним. Остальные тоже рассаживаются с комфортом. Я оглядываю всю компанию, чувствуя зарождающееся внутри тепло. Знаю, мы ещё не говорили серьёзно о будущем, но всё же быть здесь с ним — с его семьёй, — кажется совершенно правильным. Я с надеждой гадаю, станут ли такие споры традицией. Мне бы хотелось иметь возможность с нетерпением ждать семейных дней на лодке каждое воскресенье.

До меня доходит, что когда я приехала сюда несколько недель назад, мне было стыдно за свою ситуацию, но я рада, что это уже не так. Теперь мне нечего стыдиться. Я чувствую себя желанной. И мне это нравится.

Коллинз наклоняется ближе ко мне и шепчет, что мы останемся на ночь на лодке, и я вскидываю на него глаза с переполненным от чувств сердцем.

Глава 21.

Коллинз

Я выключаю ноутбук и сгребаю вещи со стола. Сегодня пятница, пора начинать выходные, и я дождаться не могу, чтобы провести их с Мией. Отношения с Мией Монро — это опыт, к которому я совершенно не был готов. Она забавная, беззаботная и лёгкая. Совсем не похожая на тех ботоксных, чопорных женщин, попадавшихся мне с момента переезда в ЛА.

Мы с Мией встречаемся уже две недели, и за это время успели побывать на балете, съездить на всемирно известную винодельню и посетить первый показ коллекции ювелирных украшений, во время которого Мию накрыл приступ зевоты. Пора поменять направление игры. Это Миа. Моя Миа. И на сегодняшний вечер у меня заготовлено кое-что идеальное. По крайней мере, я на это надеюсь.

Улыбаясь про себя, я направляюсь к лифту и по пути прощаюсь с несколькими преданными работниками, задержавшимися после пяти в пятничный вечер. В офисе царят споры о моей недавней трансформации. Видимо, я выгляжу более отдохнувшим, улыбаюсь чаще, да и просто на вид счастливее. Чёрт, одна храбрая душа даже осмелилась спросить, сделал ли я пластику, подразумевая пластическую операцию. Они думают, я не замечаю шёпота и тихих разговоров за стенами кабинок. Но это не так. Честно говоря, меня, как и их, тоже мучает любопытство из-за этого превращения. Поначалу они пришли к заключению, что виновница моей улыбки — двадцатитрёхлетняя девушка-супермодель. Но потом им на глаза попалась Миа, принесшая мне как-то ланч — сэндвич с бифштексом из моего любимого магазина — и до них дошло, что я больше не встречаюсь с Татьяной. Я же не сказал ни слова. На самом деле, мне вообще это казалось смешным.

Кроме того, их это вообще никак не касается. Я счастлив и чувствую себя на десять лет моложе, и дело вовсе не в фантастическом сексе. Просто Миа пробудила во мне лучшую сторону. Я усмехаюсь, минуя особенно болтливую помощницу администратора. Вскинув бровь, она стремительно отводит от меня глаза и принимается лихорадочно печатать на клавиатуре. Думаю, если присмотреться к этой писанине, там окажется полная белиберда.

— Спокойной ночи, мисс Корриган, — говорю я.

— Спокойной ночи, сэр, — пищит она в ответ.

Тихо посмеиваясь, я жму на кнопку вызова лифта, который доставит меня на подземную парковку. Представляя, как пройдёт сегодняшний вечер, не могу сдержать довольной улыбки, расплывающейся на губах. Миа сойдёт с ума, когда поймёт, что я задумал.

Ещё сегодня я собираюсь сказать ей, что хочу, чтобы она официально переехала ко мне — не просто остановилась в гостевой комнате, не вытащив из чемодана вещи, которые в любой момент можно забрать и укатить, а переместилась ко мне в спальню. Разделила мой дом со мной. Меня трясёт от волнения, и я понимаю, что если выдам что-нибудь из этого братьям, они сочтут, что у меня выросла вагина. Но причиндалы под моими брюками — не многим лучше. На самом деле, я чувствую себя так, будто вновь стал подростком, у которого встаёт от одной только мысли о Мии — и чаще всего, это происходит в неподходящее время, например, на совещании. Я вынимаю телефон и набираю ей сообщение.

«Я запланировал на вечер кое-что интересное. Одежда повседневная».

Она отвечает как раз, когда я устраиваюсь в машине.

«Не могу дождаться момента, когда увижу тебя. Уже ухожу с работы».

Она начала работать в отделе бухгалтерии крупной юридической фирмы в центре города, и, по её словам, ей всё нравится. Пока что она счастлива. Миа многому меня научила, и особенно я запомнил, что жизнь слишком коротка, чтобы проживать её несчастным.

После того, как она уснула в моей постели прошлой ночью, я схватил «Архив Гремлин» и положил старый альбом себе на колени, просматривая каждую фотографию и каждую выведенную каракулю. Страницы были измяты и потёрты, а на страницах задержался её утончённый, женский запах. Вот тут моя с Мией фотография, сделанная кучу лет назад. У неё выпало два передних зуба, но она изо всех сил улыбалась в камеру. А я смотрел на неё, и на моём лице читалось чистейшее счастье. Я долго сверлил взглядом этот снимок. Снова чувствовал себя тем мальчишкой, словно вернул какую-то особенную деталь своей юности.

Воспоминания, о которых я не думал много лет, всплывали в голове. Это был мой девятый день рождения, и тогда, после того, как мама разрезала праздничный торт, я отдал самый большой кусок Мии. Мама склонилась ко мне и, поцеловав в щёку, сказала: «когда-нибудь ты женишься на этой девочке». Эмоции, которые я не чувствовал уже очень давно, поползли вверх по горлу, образовав комок в горле. Я закрыл альбом и вернулся в постель к Мии, свернувшись вокруг неё, с чувством, которое никогда в жизни не смог бы описать. В моей памяти необузданные эмоции, связанные с потерей матери, оставались свежи, как и возросшие чувства к женщине в моих руках. На следующее утро я проснулся с как никогда ясным умом и пониманием того, что будет дальше.

***

— Просто скажи, куда мы едем, — просит Миа, подпрыгивая на сидении.

Я быстро оглядываю её, прежде чем вернуть взгляд к дороге.

— Терпение, крошка, — глажу её по макушке.

Сегодня из гаража я взял Джип, на котором не ездил уже несколько месяцев. Верх опущен, так что солёный морской воздух обдувает каштановые волосы Мии, пока мы спускаемся по шоссе тихоокеанского побережья. На ней обрезанные джинсовые шорты, сандалии и футболка персикового цвета. Она выглядит мило и, как минимум, на десять лет моложе своих тридцати годов. На мне же надвинутая на глаза кепка, шорты и футболка. Чертовски приятно вылезти из костюма с галстуком, которые я ношу ежедневно.

— Почти на месте, — объявляю я, в то время как мы неторопливо заезжаем на парковку. Глаза Мии озаряются, когда до неё доходит, куда мы едем. — Ты уже бывала на пирсе Санта-Моники?

— Нет, — отвечает она, и её глаза, осматривающие всё вокруг, увеличиваются ещё больше.

— Да брось, тебе понравится.

Мы выходим из машины, и я беру её за руку, утягивая в сторону дожидающегося нас зрелища и звуков. Задорная поступь и улыбка, всё никак не спадающая с её лица, подсказывают мне, что такое свидание подходит ей гораздо больше в плане развлечения.

Пока мы идём вдоль пляжа, впереди маячит пирс, а её глаза привлекает огромное колесо обозрения, расположенное в самом его конце, с видом на раскинувшийся внизу голубой океан. Я видел его старую фотографию, вырезанную из журнала, которую она приклеила в своём альбоме.

— Мы идём туда? — она кивает наверх.

— Если хочешь, — говорю я нейтральным тоном. Не могу допустить, чтобы она узнала, в какое идиотское возбуждение меня это вгоняет. — Но для начала, я подумал, что мы можем устроить пикник на пляже. — Указываю на рюкзак, перекинутый через плечо.

— Это прекрасно, Коллинз. — Она поднимается на цыпочки и целует меня в щёку.

Мы находим тихое местечко, вдали от туристов и посетителей. Из рюкзака я достаю одеяло и бутылку вина. Миа опускается на землю и зарывается в сумку, доставая оставшиеся заготовки, пока я открываю вино. Там она находит два пластиковых стакана, пачку крекеров, кусок сыра, свежие ягоды, нарезанное мясо и печенье.

— Ничего себе. Ты самый лучший бойфренд на земле. — Едва эти слова вырываются из её рта, как она накрывает губы ладошкой. — Прости.

— Не нужно. Значит, вот кто я для тебя?

Она неторопливо кивает.

— Я... наверное.

— Хорошо. А ты — всё, что мне нужно. — Я наклоняюсь ближе, оставляя поцелуй на её губах. На вкус она как вино и клубника. Я хочу насладиться этим опьяняющим сочетанием и ей, забыв о том, что мы разложили перед собой.

Чувствую, как она гладит мою щёку и отстраняется через несколько минут.

— Нам лучше вести себя прилично. — Её взгляд падает на семью с крошечным ребёнком, расположившихся чуть дальше на пляже.

— Ладно, — ворчу я.

Она смеётся надо мной и закидывает себе в рот ещё одну ягодку.

— Это свидание лучше, чем дизайнерский показ? — интересуюсь я.

Она скидывает сандалии и зарывается пальчиками в тёплый песок, стреляя в меня дерзким взглядом.

— Что ты задумал?

Я расплываюсь в улыбке.

— Признаю, мне хочется произвести на тебя впечатление. Наверное, я немного перестарался.

— Тебе надо перестать столько думать. — Положив ладонь мне на сердце, Миа подаётся ближе. — Всё, что тебе нужно знать — прямо здесь. — Она нежно поглаживает мою грудь.

— Я начинаю это понимать, — отзываюсь я. Выражение «прислушайся к сердцу» обретает для меня всё больший смысл.

Прикончив ужин и бутылку вина, мы, счастливые и чуточку пьяные, направляемся к пирсу. Мигающие фонари и весёлые звуки карнавальных игр завлекают нас к себе.

Несколько минут мы наблюдаем за группой детишек, которые играют в танцевальную игру, пока Миа не объявляет: ей хочется, чтобы я выиграл для неё гигантскую плюшевую игрушку. Приняв вызов, я подхожу к силачу, плачу оператору пять баксов и подхватываю тяжелую кувалду. Бросив через плечо игривую усмешку, я поднимаю кувалду над головой и ударяю ей по мишени. Игра разражается вспышками света, музыкой, свистом сирен и звоном колокольчика. Я притягиваю Мию в объятья, а оператор протягивает мне билет на выигранный приз.

— Пойдём за твоей игрушкой.

— Мой герой. — Она берёт меня за руку и тянет к прилавку, где мы обнаруживаем, что моих очков не хватило на гигантского мишку Тедди, которого она хотела. Работник вручает ей крошечную свинку, и мы оба взрываемся от смеха.

— Размер немного подкачал, — замечает она, вращая в руке маленькую игрушку.

— Мне ещё такого не приходилось слышать, — ухмыляюсь я.

До неё доходит смысл, и она хлопает меня по плечу.

— Ты жутко самоуверенный.

Я пожимаю плечами, растягивая губы в улыбке.

— Но это правда.

— Ну, пойдём, озорник, ты обещал прокатить меня. — Она показывает на колесо обозрения, возвышающееся над нами.

— Есть, мэм. Идём. — Я сплетаю наши пальцы и утаскиваю её к аттракциону.

Сев рядом со мной на сиденье-ковшик, Миа взвизгивает и жмётся к моему телу, пока мы начинаем подниматься. Оказавшись на вершине, колесо останавливается, и мы наслаждаемся захватывающим, опускающегося к океану солнца. Совершенный момент, будто само время остановилось. Мне нравится, как Миа превращает каждый день в приключение, с каким упоением она ест сладости и как подбадривает малышей, играющих в танцевальную игру. Она делает меня счастливым. Её взгляд на жизнь прост и понятен. Она вовсе не претенциозна и не фальшива. И я люблю её теплоту и нежность.

Лёгкий ветерок поднимает волосы Мии, отбрасывая их ей на лицо, а я, обняв рукой за шею, подвожу к себе её рот. Наш поцелуй глубокий — языки двигаются в унисон, пока тысяча эмоций вспыхивает внутри. И одно становится совершенно ясным: я влюблён в Мию. Может, так было всегда, но только сейчас до моей головы дошло то, о чём всегда знало сердце. Пульс стучит в ушах, когда глубина этого момента накрывает меня. Из Мии вырывается тихий стон удовольствия, и я вынуждаю себя разорвать поцелуй.

— Гремлин, — рычу я.

Она, проморгавшись, лениво открывает глаза.

— Пора возвращаться домой.

Она слышит желание в моём грубом голосе и дважды кивает.

Когда колесо прекращает вращение, я помогаю ей спуститься, и мы спешно бросаемся к Джипу. Она нужна мне, как никто и никогда не был нужен.

***

Миа запускает руки мне в волосы и поднимается на цыпочки, чтобы поцеловать. Цепко перехватив её запястья, я убираю их от своих волос и завожу ей за спину, отчего её грудь выгибается вперёд.

— Разденься и жди меня в постели, — рычу я.

Она всхлипывает, но тут же, как я отпускаю её, делает, как было велено, избавляя себя от одежды вещь за вещью, пока мой взгляд отслеживает её движения. Мы оба изучили сексуальные предпочтения друг друга и фантазии. Ей нравится, когда я командую. Я же заставляю её ждать, поворачиваюсь и ухожу в гардеробную, где стягиваю футболку и закидываю её в корзину. А когда возвращаюсь назад с расстёгнутыми шортами, низко висящими на бёдрах, глаза Мии становятся ещё шире. Она лежит в центре кровати, дожидаясь меня именно так, как я рассчитывал.

— Красавица, — шепчу я, опускаясь рядом и проводя кончиком пальца вдоль её спины. Когда добираюсь до вершины ягодиц, она вздрагивает и втягивает в лёгкие воздух. — Тс-с, — предупреждаю я. — Я главный, помнишь?

Она извивается на постели, желая продолжения, но я пока что не даю ей его.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — шепчу я, прижавшись губами к основанию её шеи.

— Тебя, — выдыхает она.

— Попробуй ещё.

— Этого, — произносит она, толкаясь задницей навстречу моему возбуждённому члену.

Мягкость её роскошной попки напротив меня — неописуема. Я могу довольствоваться одним лишь тем, что останусь лежать на месте, позволяя ей самой управляться со мной, но знаю, что мы оба жаждем большего. Я поднимаю её бедро и перекидываю его через себя, раскрывая её как мне нравится.

— Ты уже мокрая для меня? — спрашиваю я.

Мы бурно целовались в Джипе, и она ещё, к тому же, сидела у меня на коленях, прежде чем мы уехали домой. В общем, усадить её на место и пристегнуть — оказалось самым тяжёлым, что я вообще когда-то делал. Мне хотелось взять её яростно, быстро, ни капли не заботясь о том, что мы находились на стоянке парка развлечений. Но, к счастью, здравый смысл победил.

Миа издаёт стон и тянется между нами, чтобы погладить меня, наводя головку члена к своему входу, чтобы я мог ощутить, насколько она готова ко мне. Горячее, приятное ощущение пронзает меня, словно нож.

Проклятье.

Я ворчу ругательства, пока она, используя собственную смазку, ласкает меня от основания до конца.

Обронив влажный, посасывающий поцелуй в основание её шеи, я вжимаюсь бёдрами вперёд, стимулируя клитор головкой члена.

— Ты готова ко мне?

— Пожалуйста, — вскрикивает она.

Устроившись позади неё, я даю ей всё, о чём она просит.

Глава 22.

Миа

С трудом верится, что прошло уже три месяца с тех пор, как я удивила Коллинза, заявившись на порог его дома почти со всеми своими пожитками. Но ещё хуже верится в то, как с тех пор всё поменялось.

Вот уже несколько месяцев мы с Коллинзом делим хозяйскую спальню. Мне всё ещё немного странно, что в комнате для одного лишь сна столько свободного места, но когда я указала на это Коллинзу, он расплылся в самодовольной улыбке и проворчал, что в этой комнате он собирается со мной не только спать.

Субботы мы обычно проводим вместе, но сегодня ему нужно что-то доделать на работе, поэтому мы встретимся чуть позже.

Я лежу в постели, всё ещё разморённая субботней ленцой, когда Коллинз выходит из ванной, чисто выбритый, в джинсах и футболке. Он опускается на кровать рядом и нависает сверху, убирая волосы с моего лица.

— Я могу встать и позавтракать с тобой, — говорю, и уже было сажусь, но он возвращает меня на спину.

— Не нужно. Оставайся в постели. Всё равно я опаздываю, поэтому перекушу по пути. Жаль, что мне нужно уходить, — отзывается он, оставляя нежный поцелуй на моих губах.

— Ничего страшного, — улыбаюсь я, надеясь стереть его печаль. — Ты упорно трудился над этой сделкой, и я знаю, как много она для тебя значит. Кроме того, у нас ещё есть вечер.

— Миа, ты слишком для меня хороша.

Я качаю головой.

— Наоборот — в самый раз.

Мои слова вызывают у него улыбку.

— Увидимся позже. — Он крадёт ещё один поцелуй, прежде чем скрыться за дверью.

Пока наблюдаю, как Коллинз уходит, меня озаряет, насколько счастливая я женщина. Несмотря на то, что мы всё детство были близки, наши отношения сейчас на совершенно другом уровне. Наша связь в эмоциональном и физическом плане даже лучше, чем я мечтала. Пусть мы и не говорили друг другу этих слов, моя любовь к нему глубока. Я чувствую это, когда он прижимает меня и шёпотом обещает заботиться. Он же это чувствует, когда у него появляется настроение поговорить о матери, а я терпеливо слушаю и держу его за руку. Мы рядом друг с другом в любых ситуациях.

Я прижимаю к груди его подушку и вдыхаю задержавшийся на ней мускусный запах. Он — моя скала, мой герой, а иногда и «смехотерапия». Он всегда видел во мне то, чего не видел никто другой. С самого первого дня нашего знакомства, когда я была в коротких прошлогодних штанах и футболке из секонд-хенда. Но Коллинз не видел меня такой. Он умудрился разглядеть девочку под этой личиной. Мама говорила, что у меня золотое сердце, а отец всегда предупреждал, что это не поможет мне достигнуть высот в жизни. Коллинз же заглянул внутрь и полюбил всё, что делало меня мной. Я могла быть собой, не переживая, что мои одноклассники носили дизайнерские шмотки, пока мои родители едва сводили концы с концами. Мне никогда не приходило в голову, что я могу не соответствовать ему, и всё это его заслуга.

Я ещё раз вытягиваюсь и сползаю с постели. Мне тоже нужно собраться. Кайли попросила меня поехать с ней и Софи на маникюр. Пусть беременность Софи и протекала по большей части нормально, её эмоции, видимо, всё-таки немного выходили из-под контроля. Именно поэтому она так часто разражалась слезами. Софи клялась, что у неё всё нормально, и это просто гормоны, но Кайли решила, что не будет лишним устроить нам троим девичник в салоне. Просто чтобы поднять ей настроение.

Коллинз как раз уже ни один месяц пытается заставить меня устроить себе день в спа, напирая на то, что я пережила не самые лёгкие времена с потерей работы. Но мне не нравится, что Коллинз тратит на меня столько денег, даже если он и может себе это позволить.

Приняв душ, я направляюсь к своей огромной, новой гардеробной. Я не могла поверить собственным глазам, когда он показал мне её в первый раз. В ней есть люстра! Эта гардеробная больше, чем моя старая спальня в Коннектикуте, и слишком велика для крошечного чемодана с вещами, который я привезла сюда.

Даже получив деньги со своей старой работы и купив несколько вещей для работы в юридической фирме, я всё равно пользуюсь небольшим набором ящиков в углу и маленькой секцией для развешивания платьев, потому что мне этого хватает.

Я натягиваю майку, шорты, проскальзываю в шлепки, беру ключи, сумочку и отправляюсь встретиться с девочками.

Когда я приезжаю в салон, они уже на месте.

— А вот и она, — с широченной улыбкой восклицает Софи высоким, возбуждённым голосом. Я в ЛА всего несколько месяцев, но мне нравится, насколько мы уже близки с Софи и Кайли.

Я приветствую обеих объятиями, и сотрудницы салона провожают нас в три, стоящих друг рядом с другом, педикюрных кресла. Пытаюсь усадить Софи посередине, но она хочет занять место рядом с окном, поэтому я оказываюсь между ними двумя.

Я вздыхаю, опустив ноги в горячую воду. Как же давно я не занималась чем-то настолько изумительным. Мне раньше постоянно приходилось переживать о квартплате или следующем студенческом кредите. Студенческие кредиты у меня до сих пор остаются, но учитывая новую работу, тот факт, что мне больше не нужно платить ренту, и деньги, большую часть которых можно отложить, я наконец могу спокойно дышать в финансовом плане.

— Нет ничего лучше, — произносит Софи, устраиваясь в своём кресле.

— Как ведёт себя малыш? — с энтузиазмом спрашиваю я, кивая на её живот. Ещё пока не сильно видно, но намёк на беременность проглядывается. У меня не получается не волноваться за неё. Один лишь разговор уже вызывает у меня возбуждённую улыбку.

— Ой, просто прекрасно, — она закатывает глаза, будто всё это пустяки. — Я даже почти чувствую вину за то, что у меня нет утреннего недомогания.

— Держу пари, тебе уже не терпится встретиться с ним или с ней, — говорю я.

— Я безумно волнуюсь, — отвечает она с блестящими от слёз глазами. Вот тебе и живое напоминание о бушующих гормонах. — Возможно, когда-нибудь у вас с Коллинзом тоже будет ребёнок. И если вы поторопитесь, они смогут играть вместе. — Софи шмыгает носом, и по её щеке стекает ещё одна слеза, но потом она начинает смеяться над собой, заставляя нас с Кайли хихикать вместе с ней.

И всё же я понимаю, как завидую ей. Я не могу не мечтать и не надеяться, что однажды у нас с Коллинзом будет своя семья. От одной этой мысли меня затапливает радостью. Коллинз точно будет отличным отцом. Сердце согревает, всплывший в голове образ того, как он гонится за нашим сыном или дочерью, только для них воскрешая щекочущего монстра.

Конечно, мы ещё не говорили о будущем — не хочу его торопить. Сейчас я счастлива просто быть с ним. И, как мне известно, он тоже счастлив.

Телефон издаёт звуковой сигнал, и я проверяю его, обнаруживая сообщение от Коллинза.

«Я скучаю по тебе, Гремлин».

Я расплываюсь в улыбке и показываю сообщение Софи и Кайли.

— Оу, — выдаёт Кайли.

— Ему нельзя слать тебе такие послания, — заявляет Софи. — Иначе я проведу весь день, заливаясь счастливыми слезами.

— Прости, — извиняюсь я, печатая ответ.

«Я тоже по тебе скучаю».

«Жду не дождусь, когда увижу тебя».

«Возвращайся к работе. Чем быстрее ты закончишь, тем скорее мы сможем...»

Кайли наклоняется из кресла.

— Пэйс тоже хочет, чтобы мы вскоре обзавелись ребёнком. Когда я встретила его, мне и в голову не могло прийти, что он захочет быть отцом, но они прекрасно ладят с Максом. Я настаивала, чтобы мы для начала дождались свадьбы, но, честно говоря, мне и самой не терпится.

— Я знаю, — отзываюсь. — Возможно, отчасти всему виной то, что я нахожусь рядом с вами двумя, но у меня реально ощущение, будто мои яичники вопят, требуя от меня ребёнка, и как можно скорее. — Много наговорила, но плевать. Почему-то я уже начала думать о Софи и Кайли как о своих сёстрах, поэтому говорить с ними на такие темы мне не кажется неправильным.

— Уверена, скоро наступит твоя очередь, — заверяет Кайли. Она вскидывает брови с понимающей улыбкой.

Из меня вырывается смех.

— Надеюсь, но мы пока ещё об этом не говорили.

Глаза Софи округляются, и она практически вскакивает с кресла.

— Но ты же хочешь выйти за него замуж?

— Конечно, — отвечаю я, вспыхивая. Не стану признаваться, что питаю надежду, будто однажды, возможно, даже в ближайшем будущем, он снова сделает мне предложение. Необязательно даже, чтобы оно было с дрянной романтикой. Он может просто опять ткнуть меня в плечо, сказав о своём желании, чтобы я стала его женой. Мне же хочется быть терпеливой, ведь я знаю, что ему нужно время подумать обо всём. Коллинзу решения не даются легко. Он осмотрительный, вдумчивый. Кроме того, я вернулась в его жизнь всего несколько месяцев назад. И я просто счастлива быть с ним. В конце концов, добавляю: — Мне показалось, что ему нужно немного времени, поэтому я не стала поднимать снова эту тему. Жду, когда он сделает это сам.

Софи расслабленно откидывается в кресле, и впервые я думаю, что её реакция слегка мелодраматична. Интересно, это гормоны на неё так влияют?

После педикюра мы перемещаемся на маникюр. И всё это время беседа сконцентрирована на детях и семье. Непонятно, кто ведёт разговор, ведь он так естественно протекает, хотя сама тема наполняет меня одновременно тоской и надеждой. Не могу не вспоминать, как хорошо себя показывал Коллинз в общении с младшими братьями. От мысли о нашем будущем меня затапливает счастьем.

Как раз когда мы досушивает ногти, открывается дверь, и в помещение проходит мужчина, в руках которого красные розы на длинных стеблях.

— Миа Монро, — произносит он поверх связки. Я перевожу шокированный взгляд на Кайли и Софи. Коллинз знал, что я буду сегодня с ними, но я не говорила ему, что мы отправимся в салон. Софи выглядит достаточно виноватой. Видимо, это она ему подсказала.

Я с трудом принимаю букет, обнаруживая в цветах записку.

«У меня запланировано кое-что особенное на сегодняшний вечер. Поезжай с Софи к Колтону и подготовься. Увидимся с тобой там».

— Коллинз.

Я поднимаю глаза на Софи, отмечая, что вина, написанная на её лице, стала ещё очевиднее.

— И как давно ты об этом знаешь? — осведомляюсь у неё.

— Я отказываюсь давать показания, — со смехом говорит она.

Я прищуриваюсь, глядя на неё.

— Ты знаешь, что он запланировал?

— Это сюрприз. И я беременна, поэтому даже не думай меня пытать. — Она прикрывает свой живот одной рукой.

Из меня вырывается смех.

Мы прощаемся с Кайли, которая уходит забрать Макса из игровой комнаты, после чего курьер помогает мне загрузить розы в машину, и я отправляюсь за Софи к их с Колтоном дому.

Мы заезжаем на кольцеобразную подъездную дорогу и заходим в дом, тут же направившись на второй этаж. Она провожает меня в гостевую комнату и усаживает за туалетный столик. Устроившись удобнее, я не могу справиться с волнением, наблюдая за Софи. Она устремляется к небольшой гардеробной и возвращается оттуда с бутылкой шампанского в одной руке и шёлковым, лавандовым платьем, свисающим с другой.

— Надень его, — произносит она, вешая платья на дверь шкафа, а после переключает внимание на шампанское.

Платье красивое. Длинное, струящееся, пусть покрой и прост. Я провожу пальцами по ткани. Оно моего самого любимого фиолетового оттенка и на ощупь невероятно гладкое. Я снимаю с себя майку, шорты, натягиваю платье и, застёгивая молнию, замечаю, что оно сидит как перчатка.

— Откуда он знает размер? — спрашиваю я, любуясь перед зеркалом тем, как хорошо оно облегает каждый мой изгиб.

Софи, протянув мне бокал с шампанским, смотрит вместе со мной на моё отражение в зеркале. Одинокая бретелька обвивает мою шею, переходя в скромный V-образный вырез спереди, в то время как спина оголена почти до самой талии.

— Идеально, — провозглашает Софи. — Идеальное платье для Мии.

Она права. Я поворачиваюсь перед зеркалом, восхищаясь собственным видом.

— Как он узнал?

Раздаётся стук в дверь, и Софи бросается открывать, но прежде успевает подмигнуть мне.

Я продолжаю разглядывать своё отражение, всё ещё поражаясь тому, как сильно мне нравится это платье с длинной, струящейся юбкой.

— Можете располагаться здесь. — Голос Софи привлекает моё внимание туда, где она впускает в комнату двух незнакомых мне женщин, нагруженных ящиками похожими на чемоданчики с инструментами.

— Что происходит? — спрашиваю я. Теперь мне уже кажется, что Коллинз переборщил.

— Это Николь и Стелла. Они сделают тебе причёску и макияж.

У меня отвисает челюсть.

— Поверить не могу, — восклицаю я. — Коллинз слетел с катушек? Я знаю, как сделать себе макияж и причёску.

— Порадуй его сегодня. Он сказал, что хочет побаловать тебя. Просто позволь ему поступить по-своему, — просит Софи.

Губы растягивает улыбка.

— Видимо, у меня нет выбора. Коллинз всегда получает желаемое. — Я в преувеличенном раздражении сажусь обратно за туалетный столик, но, тем не менее, оказывается трудно сидеть ровно и сопротивляться приливу возбуждения от того, что Коллинз вложил столько мыслей и заботы во что-то для меня.

Я делаю глоток шампанского, наблюдая, как стилист раскладывает оборудование вокруг.

— Ладно, встретимся чуть позже, — произносит Софи у двери.

— Куда ты? — окликаю её.

— Тоже готовиться. — Она расплывается в улыбке и выскальзывает из комнаты, закрывая за собой дверь.

Глава 23.

Коллинз

Я сижу в библиотеке Колтона, выпивая вместе с братьями всё то время, что, как я рассчитал, будет переполнено ожиданием. Вместо этого оказывается, что наш разговор доставляет мне головную боль. Я верчу алкоголь в стакане, гадая, была ли мной допущена ошибка. Мне всё кажется правильным, но их реакция рождает сомнения.

— Значит, ты спланировал целую свадьбу и даже не попросил её выйти за тебя замуж? — спрашивает Пэйс, посмеиваясь в кулак, будто это самая смешная шутка, которую он вообще слышал.

Колтон смотрит на меня широко раскрытыми глазами в редком проявлении замешательства, ожидая ответ. Словно это не он помогал мне с планом последние несколько недель.

— Скорее да, чем нет, — отвечаю я. Моё предложение было сделано двадцать лет назад. Это же считается? Я организовал её вылазку с девочками, и пока мы разговариваем, внизу работают поставщики еды и дизайнеры, подготавливающие к торжеству дом Колтона.

— Да у тебя крыша поехала, — выдаёт Колтон, разрушая своё каменное молчание.

— Я дал ей слово, когда нам было по десять лет. И сейчас я исполняю обещание, — говорю я.

— Думаешь, она выйдет из себя? — осведомляется Пэйс.

— Не знаю. — Нет, не думаю. Наверное, я ещё с того дня, как она, крошечная и напуганная, заявилась ко мне на порог, отчасти знал, что моё приглашение в дом приведёт нас к этому. К ней в свадебном платье. Ко мне в смокинге. И моим братьям, стоящим возле меня. — Напиши Софи, спроси, как дела наверху, — прошу Колтона.

Колтон опускает взгляд на телефон и усмехается.

— Что? — спрашиваю я, и мой желудок скручивает от нервов впервые с тех пор, как я начал всё планировать.

— Софи говорит, что самая сложная часть заключается в том, что из-за беременности она стала эмоциональной, поэтому не может перестать плакать, но Миа пока ничего не подозревает. И ещё она сказала, что из Мии выйдет прекрасная невеста.

Я не отвечаю, потому что от образа Мии в шёлковом платье, всплывшем в голове, у меня пересыхает во рту, а в горле появляется ком. Идею я почерпнул из «Архива Гремлина», зная, что она выйдет замуж в нём. Именно это лавандовое, шёлковое платье должно быть на ней сегодня, а не белое, громадное и пышное одеяние, которое я потом не смогу снять.

— Так ты вообще не нервничаешь? — интересуется Пэйс.

Я раздумываю над своими чувствами. «Нервозностью» это не назовёшь. Я взволнован. И готов.

— Неа, — отвечаю ему.

Телефон Колтона издаёт сигнал и тот бросает взгляд на экран.

— Софи говорит, что Миа готова.

Серьёзность этого момента поражает меня, и я подавляю поднявшуюся волну эмоций. Следующие несколько минут провожу, заполняя детали, и как раз обсуждаю с ними кольца, когда меня удивляет стук в дверь.

Колтон открывает её, и я вижу свою помощницу.

— Все гости уже на месте, их рассадили на пляже, сэр, — произносит она.

— Пора, — объявляет Пэйс, хлопая меня по спине.

— Ты готов, братишка? — спрашивает Колтон.

— Да, чёрт возьми, — отвечаю я, скалясь как влюблённый дурачок.

Глава 24.

Миа

Стилист закручивает волосы в волны и убирает их в причёску, оставляя несколько свободно спадающих прядей обрамлять лицо. Затем вплетает в волосы живые фиалки, идеально сочетающиеся с платьем. Потом настаёт очередь визажиста, и когда она, наконец, заканчивает работу, я шокировано застываю перед зеркалом в полный рост. Волосы, платье, лицо — всё сочетается прекрасно. Я обычно не слишком перегружаю себя мыслями о внешнем виде, но стоит признать, что женщина, смотрящая на меня в ответ, красива.

Как по команде, Софи приходит за мной именно в тот момент, когда мне заканчивают делать макияж. В ту секунду, как она появляется в комнате, до меня сразу же доходит, что что-то происходит. На ней тёмно-фиолетовое атласное платье, а причёска и макияж тоже сделаны руками профессионалов.

— Серьёзное двойное свидание, — замечаю я.

Она кивает и улыбается, слегка покраснев.

— Пойдём, ребята ждут.

Я оглядываю комнату, осознав, что кое-что упустила.

— У меня нет ни одной пары обуви, которая бы сюда подошла.

Софи широко распахивает глаза, прикусывая губу.

— Какой у тебя размер ноги?

— Восьмой, — отвечаю я.

— Ты точно не влезешь в мою семёрку. Ладно, ничего страшного, можешь надеть те, в которых пришла, — она затихает, когда её глаза находят мои потрёпанные шлёпанцы в уголке комнаты, где я их скинула.

— Всё нормально, — говорю я, надевая их. — Платье длинное, их не будет видно. — Я поправляю платье и показываю ей.

Софи на мгновение задумывается, потом кивает. Она подхватывает меня за руку и ведёт вниз по лестнице. Мне-то казалось, что мы пойдём к переднему выходу из дома, где нас заберут парни, но она резко сворачивает в заднюю часть. Софи до странности молчалива и даже не поднимает на меня глаз. А когда она вдобавок ещё и стирает слезу с щеки, я вообще не знаю, что и думать.

Дом Колтона выходит на океан, а пляж буквально располагается на заднем дворе. Мы выступаем навстречу потрясающему виду на Тихий океан. Тёмно-голубая вода сверкает под солнцем. Совершенно не понимаю зачем Коллинз захотел, чтобы я так вырядилась для бега по песку, но, по крайней мере, теперь понятно, почему для меня не была приготовлена обувь.

Кайли встречает нас у подножия лестницы. На ней такое же платье, как и на Софи, а в руках она держит огромный комок лавандового шёлка.

Кожу покалывает от возбуждения, и я отмечаю, что сердце трепещет в груди, как крылья колибри. Тело как будто поняло, что происходит, но не взяло на себя труд оповестить об этом меня. Ноги разучились ходить, поэтому Софи приходится помочь мне спуститься на пляж.

Сейчас самое магическое время дня — как раз перед закатом, да ещё пляж заставлен рядами стульев. На них сидят люди, все повернутые лицом к Коллинзу, который стоит перед алтарём в окружении братьев. Когда мы достигаем точки в нескольких ярдах от океана, мои ноги снова врастают в землю.

— Что происходит? — спрашиваю я, хотя и уверена в том, что до моего медленного мозга наконец всё дошло.

— Твоя свадьба, — отвечает Софи. Она не перестаёт плакать, пока они распутывают клубок ткани, который баюкала Кайли. Это, конечно же, шлейф для моего платья. Моего свадебного платья. Пока они его прикрепляют, меня накрывает волной эмоций. Я прижимаю ко рту руки, не в силах говорить.

— Не забывай дышать, милая, — напоминает Кайли.

Но это происходит, и я с удивлением замечаю, что от Коллинза у меня буквально захватывает дыхания.

Я умудряюсь сделать судорожный вдох, пока стою, глядя на Коллинза, который находит меня и впивается ответным взглядом. Он сменил утреннюю футболку и джинсы на чёрный смокинг, который даже на таком расстоянии делает его настолько красивым, что мне до боли хочется остаться с ним наедине.

Софи вкладывает мне в руку листок бумаги, и я, развернув его трясущимися пальцами, вижу записку от Коллинза.

«Гремлин,

Какая-то часть меня всегда знала, что ты та, с кем я бы хотел провести остаток вечности. С первой нашей встречи, я знал, что ты та самая, единственная для меня. Пятилетний мальчишка тоже во мне это знал. И десятилетний, тот, который считал всех девчонок гадкими, тоже.

Всякий раз, когда ты улыбалась, я чувствовал себя счастливым с тобой. Звук твоего смеха — песня, обладающая силой, способной поднять мой дух. Твоя добрая душа провела меня через многое.

В день твоего отъезда, когда мы были подростками, я решил, будто моя жизнь кончена, и долгое время всё словно так и было. Вновь ворвавшись в мой мир, ты так всё встряхнула — я даже не знал что и думать, но теперь понимаю, что ты сделала. Ты снова показала мне как жить.

Я прощу прощения, что мне, тридцатилетнему идиоту, потребовалось столько времени, чтобы до этого додуматься. Но всё это время моё сердце принадлежало тебе, и надеюсь, однажды ты скажешь мне «да» и согласишься разделить со мной жизнь.

Я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить.

Моя первая. Моя последняя. Ты станешь моей навсегда?»

— Коллинз.

На половине письма мои глаза уже были застелены слезами.

— Ты в порядке? — спрашивает Кайли.

В попытке переварить всё происходящее, я просто киваю.

— Хорошо, потому что нам уже пора. — Кайли сжимает мою руку, прежде чем отвернуться и двинуться дальше по проходу.

Софи обнимает меня и сама уходит по проходу, а за ней следует Макс, несущий подушку с кольцами. Я осматриваю толпу и вижу родителей, и даже Лейлу с мужем. Меня накрывает ещё одной волной радости, когда до меня доходит, что он сделал и это. Доставил их сюда ради меня. Мамины глаза находят меня, и она улыбается так широко, что я чувствую отклик глубоко внутри. Прошло три месяца с тех пор, как мы виделись последний раз, поэтому весь мой самоконтроль уходит на то, чтобы не расплыться в огромной улыбке и не помахать ей рукой.

Когда Макс выступает вперёд, начинает играть тихая музыка и люди встают, поворачиваясь лицом ко мне. Я понимаю, что теперь моя очередь, и мной завладевает паника. Поверить не могу, что я выхожу замуж. Сегодня. Во мне поднимаются противоречивые чувства. Ещё утром я даже не подозревала, что буду стоять здесь, собираясь выйти замуж. Внутри сворачивается клубок нервов, и я делаю ещё один судорожный вдох, заклиная себя не упасть в обморок. Боже мой, не знаю, получится ли у меня. Все смотрят, ожидая увидеть, что я буду делать.

Я поднимаю голову, и когда мои глаза находят Коллинза, сила и любовь в его взгляде согревают меня, расслабляя тело. Я знаю, что это правильно. Мои ноги вспоминают о своём предназначении, я скидываю шлёпанцы и делаю первый шаг в проход, наслаждаясь ощущением нагретого солнцем песка под ногами. Глаза людей приклеены ко мне, но я не могу оторвать взгляд от него — от единственного мужчины любимого мной.

Когда я встречаю его у алтаря, он берёт мои руки в свои и наклоняется ближе. Звук разбивающихся волн поблизости даёт нам возможность тихо поговорить и не быть услышанными гостями, даруя момент уединения.

— Всё нормально? — шепчет он, стирая слезу большим пальцем с моей щеки.

— Даже лучше, чем я себе представляла. — Голос у меня тихий, чуть дрожащий, а перед глазами всё снова расплывается из-за слёз. Взгляд Коллинза наполняется беспокойством. Я улыбаюсь сквозь слёзы и пытаюсь их смахнуть, но это оказывается бесполезным, поэтому из меня вырывается смех.

На это лицо Коллинза светлеет, он растягивает губы в улыбке, и тогда по его глазам становится видно, что он правда меня обожает, и не существует места, где он хотел бы быть сильнее.

Речь священника — безупречна. Я с удивлением слушаю нашу историю и дружный смех гостей, когда он озвучивает, что мы были помолвлены двадцать лет. Половину церемонии у меня с трудом получается сдержать слёзы, поэтому когда наступает время поцелуя, я не слишком сильно заплакана. Коллинз склоняется, заключает меня в объятья, а я в ответ обнимаю его за шею. Он прижимается сладчайшим поцелуем к моим губам. Нежным, неторопливым, но он отвлекается, поддразнивая меня лёгкими поглаживаниями языка. Его рука скользит по голой коже моей спины, и я чувствую, как он твердеет напротив моего живота. Меня сразу поражает мыслью, что на нас смотрят полсотни наших ближайших друзей. Мы оба застываем, залившись смехом посреди поцелуя, что вроде бы помогает его ситуации. Посмотрев на меня из-под полуопущенных ресниц, он рокочет:

— Позаботимся об этом позже, — так тихо, что только я могу услышать.

После церемонии мы фотографируемся на фоне прибоя, а потом присоединяемся к нашим гостям, расположившимся под большим, белым навесом, установленном на пляже за домом Колтона. Коллинз учёл абсолютно всё. Красивый, многоярусный торт с фиолетовыми цветами, группа, играющая тихий джаз, и самое главное — всех наших друзей и семью.

Я нахожу Лейлу на танцполе и присоединяюсь к ней.

— Я так рада, что ты приехала. — Притягиваю её в объятья.

— Ты выглядишь невероятно счастливой, — замечает она, обнимая меня в ответ. — Хорошо, что ты ко мне прислушалась.

Толком неясно, речь о той случае, когда мы напились и она посоветовала мне приехать сюда, или о том более позднем совете, когда она порекомендовала мне остаться, но в любом случае я рада, что послушалась Лейлу — оба раза, — как и рада, что она оказалась права.

— И я согласилась, что ты права, — говорю я.

Она так улыбается, что мне становится понятно — с самого своего прибытия она ждала, когда это услышит, но её улыбка выражает и радость за меня.

Начинает играть медленная музыка, и рядом появляется Коллинз, привлекая меня к себе. Он не боится танцевать. По крайней мере, со мной не боится. Мы движемся в неторопливом, незатейливом танце — я обнимаю его руками за шею, а он поддерживает меня за талию. Наши тела знают друг друга, поэтому даже под незнакомую песню мы прекрасно попадаем в ритм.

Я счастлива разделить лучший день своей жизни с дорогими мне людьми. И ещё я самая везучая женщина на планете, ведь мужчина моей мечты претворил всё это в жизнь ради меня.

Пока мы танцуем, моя левая рука покоится на его плече, и я ненароком любуюсь тем, как камень на кольце ловит блики света.

— Не верится, что ты всё это сделал, — признаюсь я. — И молчал.

— Мои братья сочли, что я немного сошёл с ума, раз решил распланировать всё, прежде не попросив у тебя руки.

— Это было безумием, — я прижимаюсь к его рту губами. — Но в самом лучшем смысле.

— Я люблю тебя, Миа, — непривычно эмоциональным голосом произносит он.

— Я тоже тебя люблю. Всегда любила, — признаюсь я.

Весь приём Коллинз не отходит от меня ни на минуту. Его глаза и руки не отлипают от моего платья, и очевидно, его желание остаться со мной наедине способно потягаться с моей тягой быть с ним.

Вскоре Коллинз объявляет о нашем отбытии. Сколь сильно мне бы не нравилось праздновать со всеми, я не могла дождаться момента, когда Коллинз окажется один и без своего чертовски сексуального смокинга. Гости бросают рис, пока Коллинз помогает мне забраться в дожидающийся нас лимузин. Он отказывается рассказывать мне о медовом месяце, кроме того, что он у нас всё-таки будет. А ещё Коллинз уверяет меня, что согласовал отпуск с моим начальством. И этой информацией он заслуживает ещё дин мой поцелуй. Он действительно всё продумал.

Когда мы приближаемся к месту назначения, скрывать план уже не представляется возможным. Мы въезжаем на пристань, и Коллинз, оказав мне помощь с тем, чтобы я выбралась из машины, ведёт меня прямиком к «Гремлину». Но вдруг, когда мы оказываемся у воды, меня озаряет, и я застываю на месте.

— У нас нет вещей. Я ничего не упаковала.

Коллинз тянет меня дальше по причалу.

— А что по-твоему делала Кайли, пока ты одевалась? Я попросил её поехать к нам и упаковать из твоей гардеробной всё, что не прибито гвоздями. Хотя, — его голос понижается до хриплого рычания, — я планирую держать тебя голой львиную долю следующих двух недель.

Мои трусики мгновенно становятся мокрыми, а с уст срывается тихий вздох.

Коллинз усмехается и, едва приложив усилия, отрывает меня от земли, заставляя взвизгнуть от изумления. Он подхватывает меня на руки и ступает на трап, ведущий на яхту.

— Коллинз, — нервно произношу я, сцепив руки у него на шее. Мне много раз приходилось подниматься на этот борт и я знала, что трап крепкий, но всё-таки переживала, что вдвоём мы окажемся слишком тяжёлыми.

Он замирает, остановившись взглядом на моих глазах.

— Всё нормально, Гремлин. Я держу тебя. — Уверенность в его голосе напоминает, что мне не о чем беспокоиться, ведь Коллинз всегда меня оберегал. Он никогда не позволял, чтобы со мной случилось что-то плохое, и в будущем тоже не допустит. Я выдыхаю, расслабляясь, и он продолжает восхождение на борт, направляясь прямиком под нижнюю палубу.

Коллинз не останавливается, пока мы не оказываемся в главной спальне, заперев за собой дверь. И даже тогда он не отпускает меня, а вместо этого притягивает меня в поцелуе, аккуратно ставя на ноги рядом с кроватью. Целует меня, скользя руками по гладкой шёлковой ткани платья. Расстёгивает боковую молнию и помогает мне стянуть платье, бережно перекинув лямку через голову и позволив ему упасть на пол.

Платье без спины не предусматривает лифчика, поэтому я остаюсь стоять перед ним в кружевных фиолетовых трусиках и шлёпанцах. Мне это кажется странноватым сочетанием. Я хихикаю, скидывая идиотские шлёпки.

Он смеётся вместе со мной, сбрасывая пиджак и расстёгивая запонки.

— Жизнь с тобой никогда не будет скучной. — Он выступает вперёд, позволяя мне помочь с пуговицами на рубашке.

Мне всегда представлялось, что занятие любовью в первую брачную ночь будет пропитано нервозностью, но с Коллинзом я совершенно не нервничаю, а скорее полна возбуждением, так что расстегнув рубашку, мы оба целиком осознаём потребность оказаться голыми и в руках друг друга, поэтому ускоряемся, в конце концов, стягивая с него рубашку, а за ней и майку.

Оказавшись перед его голой грудь, я чувствую, как тело согревается и меня переполняет желанием.

— Сними трусики, — говорит он.

Я делаю, как было велено, а жар и вожделение нарастают, когда он отдаёт мне приказы. Теперь я перед ним совершенно обнажена, и его глаза впитываю моё тело. Хорошо, что успела сделать эпиляцию, ведь ему нравится, когда я гладкая.

— Забирайся на кровать. — У него резкий, низкий голос. Я обнаруживаю, что одного его командного тона хватает, чтобы довести меня до возбуждённого состояния. Сажусь на кровать и сдвигаюсь к центру, дожидаясь его. Он знает, что ожидание для меня подобно пытке, и получает от этого удовольствие.

Его глаза остаются приклеенными к моему телу, а руки осторожно расстёгивают ремень. Лишь наблюдая за тем, как неторопливо он раздевается, я уже желаю стиснуть ноги, нуждаясь в разрядке.

— Ты готова ко мне?

— Да, — отзываюсь я.

— Покажи.

Я хочу, но толком не уверена, чего именно он желает.

— Ласкай свою прекрасную грудь, пока я раздеваюсь. Устрой для меня шоу.

Я слушаюсь и накрываю грудь руками, сжимая уже затвердевшие соски. Тяну за них, дразню, и от этого так хорошо, что ноги невольно сжимаюсь ещё теснее.

— Открой глаза, — просит он совсем близко.

Я даже не осознавала, что они были закрыты, и когда я вновь их открываю, он, уже без одежды, лежит рядом со мной. Его глаза, по-прежнему сочащиеся желанием, прикованы ко мне.

— Дальше я сам. — Его руки обхватывают мою грудь, лаская, пока он склоняется ниже, посасывая каждый сосок по очереди. Я выгибаю спину, пока моё тело принимает атаку из такого удовольствия, с которым оно не в силах справиться.

— Ты готова ко мне? — интересуется он.

— Да, — вырывается из меня со стоном.

Его рука скользит вниз, к моему входику.

— Ты уже влажная.

— Да, Коллинз. Ты нужен мне. Прошу.

Он раздвигает мои ноги и становится между ними на колени, водя кончиком по влажной плоти. Я исторгаю стон, в предвкушении хватаясь за спинку кровати, и он делает первый медленный толчок. Я уже привыкла к его большому размеру, но мне всё ещё требуется немного времени, чтобы приспособиться. Он отстраняется, потом входит глубже, и моё тело принимает всё больше и больше с каждым толчком, пока он не заполняет меня полностью, отчего мне приходится на мгновение напомнить себе дышать.

— Всё нормально? — спрашивает он, накрывая ладонью мою щёку.

Сделав ещё один вдох, я киваю. Она наклоняется, нежно целуя меня в щёку, после чего неторопливо начинает двигать бёдрами, и с каждым ускоряющимся вторжением я чувствую растущее внутри напряжение. Обнаруживаю, что хочу и могу принять больше, поэтому подстраиваюсь под его ритм. Он входит в меня всё быстрее и быстрее, и мне хочется кончить, но я жду, пока он будет готов. Сдерживаться мучительно, но он, наконец, разряжается.

— Кончи, Миа, — просит Коллинз, и я так и делаю, в момент потрясающего блаженства, держась за него и распадаясь на части. Он продолжает толчки и кончает одновременно со мной, притягивая меня к себе и изливаясь внутри.

После, начисто вымыв, он сгребает меня в объятья и крепко прижимает к себе.

— Миа, мой Гремлин, моя жена. — Он запускает руки в мои волосы, вынимая из них шпильки, поддерживающие причёску весь день. — Миссис Дрейк.

Я поднимаю на него взгляд, просияв от увиденной в его глазах гордости.

— Коллинз, мой муж, — я провожу линию вдоль его пресса.

Он смеётся, съёживаясь, когда я веду пальцами по местечкам, где ему щекотно.

— Свадьба получилась именно такой, как ты хотела? Я знаю, как для тебя это важно. Или, по крайней мере, я так запомнил. В конце концов, ты начала складировать свадебные журналы с десяти лет, — дразнится он.

Смущённо потупив взгляд, я прикусываю губу. Но потом всё-таки отвечаю:

— Лучше и быть не могло. Как давно ты её планировал?

— Не так уж и давно, — отзывается он, словно всё это пустяки.

Казалось, что с того утра, когда он рано поднялся, принявшись собираться на «работу», минуло уже несколько недель. Видимо, готовился весь день.

— Как прошла твоя деловая сделка?

— Какая деловая сделка?

— Та, над которой ты так усиленно трудился последние несколько дней, — игриво улыбаюсь ему.

Его губы растягиваюсь в усмешке.

— Пока всё хорошо. Нет, не так. Всё идеально.

Эпилог.

Коллинз

Шесть месяцев спустя…

Пэйс в бассейне с Максом, а Колтон стоит у гриля, готовя сочные креветки и стейки, хотя глаза его не перестают блуждать по его глубоко беременной жене.

Не желая отходить от Мии, я топчусь возле шезлонгов, где женщины греются на солнце, время от времени, поднося еду, солнечные очки и еду для их растущих животов.

— Всё ещё не верится, что мы все забеременели в одно время, — заявляет Миа, расположив руку на своём твёрдом, круглом животе. Она красивая, с округлившимся животом, в котором растёт мой ребёнок, сияющая и милая. Нам пришлось изменить традицию выходить в океан на яхте каждые выходные, с тех пор как желудки Софи и Кайли перестали переносить прогулки на лодке. Бассейну Колтона сильно досталось этим летом.

— А мне не верится, что мы набрались смелости надеть на себя беременных купальники, — смеётся Кайли. — С другой стороны, Пэйс не возражает против моих пышных форм, он называет это дополнительным бонусом.

Я мысленно записываю это под информацией, которую мне не нужно знать о фетишистской заднице моего младшего братишки. Но чёрт возьми! Это же грёбаная правда.

Софи ёрзает, пытаясь устроится поудобнее, и вздыхает.

— Ну, мои дни в бикини сегодня подходят к концу, топ уже вот-вот лопнет, я в этом совершенно уверена. И размер ещё больше я отказываюсь покупать.

Каждый раз, как Софи нужно пописать (а это случается каждые пятнадцать минут), Колтон прекращает свою деятельность и помогает ей подняться на ноги, а там она уже быстро ковыляет внутрь, чтобы облегчить переполненный мочевой пузырь. Честно говоря, это очень даже мило, но когда я сказал ей об этом, она наградила меня таким смертоносным взглядом, что я больше не открываю рот.

Миа с Кайли на четвёртом месяце, но Софи отправится в роддом со дня на день. Они с Колтоном ждут малышку, которую планируют назвать Беккой Грейс в честь покойной сестры Софи. На мой взгляд, трогательная дань уважения. Мы же с Мией обсуждаем имена каждый день — пишем их друг другу, пока я на работе, но пока что нет определённости. Думаю, когда станет известен пол, будет проще. Мы не хотели тянуть с созданием семьи. Нам обоим по тридцать, и мы хотим несколько детей, поэтому Миа перестала пить противозачаточные, а пару месяцев спустя мы уже ждали ребёнка.

Большую часть утра женщины провели за разговорами о проблемах с беременностью — и к этой теме я привык за последние несколько месяцев, но когда беседа перетекает к сексу во время беременности, Миа становится красной как свекла, и мне приходится откланяться. Перебор с девчачьими разговорами. Скоро нужно будет вернуться их проверить, но мне нужна доза тестостерона, пока я не лишился своей «мужской карты».

Я направляюсь к Колтону и аппетитным запахам, доносящимся от гриля.

— Как у них дела? — интересуется он, когда я приближаюсь.

— Хорошо. Но мужчине нельзя столько слушать про зверский аппетит, чувствительные соски и лучшие методы грудного вскармливания, — вздрагиваю я.

Колтон вскидывает бровь, но прежде чем он успевает ответить, раздаётся взрыв смеха.

— О чём они говорят сейчас?

— О сексе, — невыразительно отзываюсь я.

К нам подходит Пэйс с Максом на руках. Они оба завёрнуты в пляжные полотенца.

— Что вызвало такое веселье? — Он кивает головой в направлении наших женщин.

— Видимо, секс во время беременности, — комментирует Колтон.

Пэйс хмурится, оглядываясь на Кайли.

— У меня смешанные чувства по этому поводу.

— О чём ты? — спрашиваю я. Одному Богу известно, что у меня не хватает сил оторвать руки от Мии. С её разбухшей грудью, округлыми бёдрами и увеличившимся половым влечением, все субботы с утра до вечера мы проводим в постели.

— Чувак, мне не хочется тыкать своего ребёнка в голову, — признаётся он.

Обменявшись с Колтоном смущённым взглядом, мы с ним разражаемся добродушным смехом.

Колтон берёт креветку с гриля и остужает, после чего протягивает её Максу.

— Держи, приятель.

Макс что-то лепечет Колтону в ответ на это, а потом, пощипывая зубами креветку, ковыляет к маме.

Когда Макс оказывается у женщин, Колтон отвешивает Пэйсу подзатыльник.

— Не тупи, братишка. Ребёнок находится в матке, а это далеко.

— Он прав, — соглашаюсь я. — Твоя крошка никоим образом не причинит ребёнку вреда.

Пэйс недовольно хмыкает.

— Ничего себе крошка. Пойдёмте-ка в домик у бассейна, мальчики, и я покажу вам, как выглядит настоящий мужик.

— Нет уж, благодарю, — произносит Колтон, закатывая глаза. — Я считаю, что это потребность твоей жены. Потребность, которую ты бы удовлетворял, если бы не был таким трусом, — закончив, Колтон отворачивается обратно к грилю.

— Беременность повышает либидо, — подводит он.

— Это уж точно, — с кивком подтверждаю я, пока мы с Колтоном обмениваемся ударами кулаков. Очевидно, мы с Мией не единственные в последнее время трахаемся как кролики. Приятно знать.

— Обед почти готов, не хотите собрать женщин и детей? — интересуется Колтон.

Мы вместе пересекаем выложенный камнем патио — Пэйс подхватывает Макса, пока я предлагаю Софи помочь встать на ноги.

— Готова? — спрашиваю у неё.

Она кивает и протягивает ко мне руки.

— Спасибо, Колл.

— В любое время. — Я жду, пока Миа встанет с шезлонга и накинет сарафан. — Готова обедать? — осведомляюсь я, прижимаясь поцелуем к её губам.

— Абсолютно. Пахнет потрясающе.

Рассевшись за обеденным столом, который Колтон спроектировал для размещения нескольких стульчиков для кормления, мы чокаемся бокалами, провозгласив тост за семью, здоровье и благополучные роды для всех троих детей.

— Значит, папа скоро прилетает в город? — спрашиваю я, проглотив кусочек стейка. Он бывал здесь пару раз за последние несколько месяцев, познакомился с Кайли и своим первым внуком, после того, как они с Пэйсом обручились, потом приехал на мою свадьбу и на свадьбу Пэйса, которая состоялась несколькими неделями позже.

— Да, он прилетает во вторник, — отвечает Колтон.

Софи накрывает рукой свой живот.

— Надеюсь, я продержусь.

Мы все вежливо улыбаемся, а Колтон целует её в макушку. Уже трижды она была уверена, что рожает.

— Всё будет отлично, — подбадривает Кайли. — Только согласись на лекарства, — подмигивает она.

Я замечаю, как Миа нарезает свою еду на мелкие части.

— Тебе хватает? — спрашиваю, скармливая ей кусочек с моей тарелки.

— Более чем, — улыбается она в ответ.

Я целую её руку и нежно поглаживаю нашего ребёнка. Братья привыкли к моему мягкому поведению и редко жалуются. Чёрт, да они со мной в одной лодке.

Ведь это безумие какое-то — то, что начиналось с трёх братьев, живущих отношениями на одну ночь, без всяких обязательства и ожиданий, скоро вырастет в семью из десяти человек. Даже как-то поражает. Возможно, жизнь и не сказка — по пути встречаются ухабы и объездные пути, — но я знаю, что Миа — моё «долго и счастливо». Она — моё «навсегда».