Ной

Месяцем ранее

Я сжимаю зубы и проверяю свои «Ролекс» в третий раз. (Прим. часы от швейцарского бренда «Ролекс». Ассоциируются с роскошью и достатком). Все это огромная трата времени.

— Где она? — я бросаю взгляд на отца Оливии, Фреда Кейна, который сидит за столом в зале для конференций.

— Она будет здесь, — заверяет он меня. Однако потом тихо добавляет: — Она должна.

Точь-в-точь мои мысли.

Эта встреча — одна из многих попыток убедить Оливию подписать контракт. Но боюсь, что сегодня просто повторится ситуация прошлой недели. Она отказалась подписывать что-либо, связывающее нас вместе хотя бы в одном предложении, и сказала: «Черт возьми, нет!».

На самом деле, это было сказано с бо́льшим пылом. Я думаю, это было даже как сбросить бомбу.

Но мы должны пожениться, и тогда собственность в «Тейт и Кейн Энтерпрайзес» (далее «Тейт и Кейн») перейдет к нам. Сроки поджимают, совет директоров давит. Мы должны были сделать это еще вчера. Я не потеряю компанию отца из-за того, что Снежная королева решила играть не по правилам.

Я зарабатываю шестизначную сумму и пользуюсь привилегиями, которые это дает. Черт подери, я живу хорошей жизнью и не собираюсь отказываться от этого только потому, что не могу переломить ситуацию. Нет, я вовсе не собираюсь отказываться от роскоши.

Бесплатные удобства в лучших отелях? Безусловно. Самое прекрасное шампанское, любезно доставленное официантом к моему столу? Почему нет? Девушка-спасатель в загородном клубе, которая все лето позволяла подмять себя в раздевалке? Конечно. Симпатичная блондинка хостес (Прим.: в данном случае хостес — сотрудница отеля, встречающая и размещающая прибывших) в «Ла Чэмпл», которая хотела поиграть со мной в ванной перед деловым ужином? Черт, да! В том, что ты богатый и привлекательный, есть свои преимущества.

Но если Оливия не появится сегодня и мы не договоримся об условиях контракта, все полетит к черту. Как быть с работой и жизнью шести тысяч сотрудников «Тейт и Кейн», в том числе и с одним из моих любимых людей на планете — Роситой Эрнандес? Она мать-одиночка с шестью детьми. И если эта сделка провалится, боюсь даже представить, что случится с кем-то вроде Роситы. В итоге мне придется перевезти ее и детей в свой пентхаус. Что, разумеется, ограничит количество минетов и бокалов шампанского, которыми я регулярно наслаждаюсь.

Я содрогаюсь при этой мысли.

— Я знаю, это необычно, этот контракт… — Фред делает паузу и хмурится. Он барабанит пальцами по столу, робко поглядывая на меня.

Необычно? Как минимум отвратительно. Я мог бы посмеяться, если бы ситуация не была настолько мрачной.

Много лет назад они с моим отцом составили завещание с изложением того, что случится с их многомиллиардной компанией после их смерти. Пугающие стопки бумаг, в которых на юридическом языке прописано, что Оливия и я унаследуем компанию пополам… Но только если поженимся.

На прошлой неделе было созвано экстренное совещание. Ухудшающееся здоровье Фреда, да и трудности в самой компании, которые она претерпевает на протяжении уже шести кварталов, не позволили и дальше откладывать решение проблем. Нам с Оливией представили варианты.

На мой взгляд, не было никаких вариантов. Была только альтернатива, которой можно и нужно было воспользоваться. Мы должны пожениться, чтобы спасти наследие наших отцов, а также рабочие места шести тысяч человек в офисах Манхэттена, Чикаго, Сан-Диего и Брюсселя.

Оливия считала по-другому. Ее не прельщала идея быть связанной со мной, поэтому она настаивала на рассмотрении других вариантов.

Даже если мы убедим ее связать себя узами брака, нет ни единого шанса, что Оливия приблизится к моей кровати. Проклятье!

Мы были близки один раз… Только раз. Тогда она была пьяной студенткой колледжа на каникулах.

Наши семьи жили в домике на пляже в Пьюджет-Саунд. Тем летом мы отдали предпочтение Западному побережью. Наблюдение за китами, долгие прогулки на морском воздухе, распитие шардоне по вечерам (Прим.: белое сухое вино из классического сорта белого винограда «шардоне») и поедание омаров, словно мы были взрослыми, а не девятнадцатилетними студентами.

Той ночью она пробралась из комнаты, которую делила со своей сестрой, в мою спальню. Я завелся в тот самый миг, когда почувствовал ее теплую ладонь на моей обнаженной груди. Я всегда хотел Оливию. Желал даже тогда, когда еще и не понимал, что за странное чувство уже давно теплится в груди. Мы целовались в темноте, наши языки изучали друг друга, руки искали, сердца колотились.

Потом я вдруг очнулся. Было много причин, по которым той ночью я не смог признаться ей в своих чувствах. У ее мамы был диагностирован рак. И я знал, что потом Оливия сожалела бы о сделанном. Она бы подумала, что использовала меня, чтобы справиться с ситуацией. Плюс ко всему из недавней игры «Правда или действие» я узнал, что она была девственницей. Так что я поцеловал ее еще раз, а затем остановился. Это было самое трудное решение, которое я когда-либо принимал.

А теперь она относится ко мне, как будто я кусок жвачки, приклеившийся к ее «лабутенам», которые она предпочитала носить. (Прим.: туфли от знаменитого французского дизайнера-модельера Кристиана Лубутена. Отличительной чертой данных туфель является алая подошва).

— Я действительно думаю, что это к лучшему, — добавляет Фред, вернув меня к реальности.

— Это то, что хотел твой отец, Ной, — говорит Прескот.

Прескот был доверенным лицом отца. Но при этом, в остальном — он полный придурок. В этот момент дверь конференц-зала распахивается, и даже не поднимая глаз от контракта, я понимаю, что это она.

Свежий цветочный аромат с четкими нотками жимолости достигает меня. Я понятия не имею, где Оливия берет это дерьмо, но из-за него мой рот наполняется слюной. Всегда. Однажды я провел целую субботу в парфюмерном отделе магазина, пытаясь понять, этот эффект; хотел доказать себе, что именно ее парфюм меня притягивает, что в ней самой нет ничего особенного. Но я так и не нашел его…

— Я здесь, — говорит Оливия, слегка запыхавшись.

Я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы не упустить момент, как она приглаживает рубашку на соблазнительных изгибах. Пышная грудь и плоский живот приводят меня в мандраж. Ее жакет перекинут через руку, в которой она держит кожаный портфель с черной монограммой, вышитой курсивом.

— Мисс Кейн, — говорю я весело. — Ты выглядишь восхитительно, занималась сегодня утром?

Она любит ходить на тренировки перед работой. Говорит, что это дает ей заряд бодрости на весь шестнадцатичасовой рабочий день. Я рад, что физические занятия придают ее щекам розоватый оттенок… Предполагаю, так же как и секс. Одна мысль об этом, и мой член дернулся в штанах.

— Запомни, Ной. Это только бизнес, — произносит она, моргая своими густыми черными ресницами.

Ни улыбки. Ни смеха. Противоположность обычной реакции, которую я вызываю у представительниц слабого пола. И это чертовски раздражает меня.

Как будто Оливия Кейн обладает противоядием к моему очарованию. И это заставляет меня мечтать о том времени, когда она сдастся мне. Мысль о ней, стоящей передо мной на коленях, в то время как ее розовые губы глубже вбирают мой член, прося больше даже тогда, когда она давится моей длиной, — это больше чем просто сексуальная зависимость. Это практически цель жизни. Для меня секс является видом спорта. Я знаю правила, играю жестко и всегда выигрываю.

Я глубоко вдыхаю и пытаюсь успокоить свой член, понимая, что все наблюдают за мной. Оливия никогда не давала мне спуску, и я, черт возьми, уважаю ее за это.

— Я просто пытаюсь сделать то, что лучше в данный момент.

— Давай начнем с этого, — она выпускает мягкий вздох раздражения и ставит портфель на стол.

Ее отец похлопывает тыльной стороной ладони, приглашая:

— Садись, дорогая.

Оливия подчиняется, не теряя достоинства, и с уверенностью, присущей ей с рождения, опускается в кресло. С полным равнодушием она просматривает копию контракта, переданного ей Престоном.

— Я просто не понимаю, почему в завещании должен быть пункт о браке.

А эта женщина говорит дело. Мое предположение? Наши отцы всегда хотели быть сватами. Они пытались нас поженить, когда мы были еще в пеленках. Черт, у нас даже есть фото двадцатилетней давности в свадебной одежде.

— Я объяснял, дорогая. Это единственный способ удержать компанию в семье. Я думал, что ты этого хотела… Возможность руководить этим местом в будущем.

— Это так, папа, — мягко говорит она. Потом ее взгляд поднимается ко мне. — Я просто не думала, что ради этого буду вынуждена совершить что-то подобное.

— Никто тебя и не заставляет, — говорю я спокойным тоном, закинув руки за голову и перебирая пальцами. — Выбор за тобой, Оливия. Я тебе это уже говорил, я в игре.

В волнении она грызет красный лак на большом пальце, затем резко складывает руки на коленях и стреляет в меня ледяным взглядом.

— Я в курсе твоей позиции.

Черт, по крайней мере, она готова снова всех нас выслушать. Я знаю, что в глубине души она понимает, что мы правы. Вместе мы справимся. Это семейная компания. Ни один из нас не может позволить себе выкупить другую часть, так что она должна остаться поделенной пополам внутри семьи. На данный момент другого выхода нет. Для меня это больше чем просто деньги. Мы с Оливией выросли вместе. Родители не представляли иного будущего для нас. Я всегда знал, что в моем будущем она занимает отдельное место, даже если это просто работа бок о бок. Но сейчас она получила шанс опустошить мои яйца. И я с нетерпением ждал этого.

Фред продолжил:

— Доверие и преданность являются наиболее важными в бизнесе. Мы не можем впустить к нам чужака. Все должно остаться в этой комнате. Только между семьей.

Оливия вздыхает, скептически оглядывая его.

— Я подумаю об этом.

Хоть какой-то сдвиг, несмотря на то, что она, кажется, сердится еще больше.

Прескот раздраженно вздыхает.

— Давайте мы встретимся снова. В четверг.

Оливия кладет контракт в сумку и в спешке поднимается из-за стола, будто собирается сбежать.

— Тогда до встречи.

— Спасибо за объективность, — говорит ее отец. — Эта ситуация может разрешиться таким способом, который вы и представить не можете.

Прощаясь, я пожимаю руку Фреду и Прескоту. Когда приходит очередь Оливии, она вкладывает свою ладонь в мою, явно желая покончить с этим как можно быстрее.

У меня в голове возникают непристойные мысли. Может, рискнуть и проверить прочность ее ледяной оболочки? Не отрывая от нее взгляда, я подношу ее руку к губам и целую.

— Очень приятно иметь с тобой дело, миссис Тейт, — я дразню ее хриплым голосом, позволяя своим губам касаться ее костяшек.

Оливия судорожно вздыхает, ее глаза становятся еще больше. Воображение играет со мной злую шутку, когда я замечаю, что румянец ее щек становится ярче. Но не успеваю я проверить свое подозрение, как она уже сверлит меня свирепым взглядом.

Одернув свою руку, она огрызается:

— Не забегай вперед. Я еще не согласилась выходить за тебя замуж, а если и соглашусь, то никогда не возьму твою фамилию.

Она выходит, оставив меня стоять с глупой улыбкой на лице.

— Я видел этот взгляд, — сказал Фред, ухмыляясь. — У тебя проблемы, сынок!

От его предупреждения я смеюсь. У Оливии Кейн нет ни единого шанса. Она никогда не сможет поймать меня на крючок.

Несмотря на мое сопротивление, ее уникальный запах засел в ноздрях. Должно быть, она использовала этот аромат и на запястье, которое было так близко к моему носу, когда я поцеловал ее руку. Мои губы до сих пор помнят мягкость и гладкость ее кожи. Столь непродолжительная близость — простое прикосновение — не должна была распространять по мне это покалывание. И, черт возьми, нет никаких сомнений — в этой комнате стало на несколько градусов жарче.

Будет интересно. Черт! Это, возможно, будет даже забавно.