«Матери, — раздраженно размышлял Бен. — Они так много значили в индийской культуре. Но чтобы так страдать всю жизнь, можно и не быть индусом».

— А как Эран? Ты общался с ней? Что она делает? Как обстоят дела со стихами, которые она писала? Она была так талантлива и так мне нравилась. О Бен, я хотела бы… — Дива вздохнула.

Дива еще долго укоряла его в безответственности, и Бен уже проклинал тот день, когда позволил Эран познакомиться с его матерью. С Рани было по-другому; она была молода, современна, она знала, что люди не должны связывать себя обязательствами после каждого легкого флирта. Дива, наоборот, считала, что, если мужчина поцеловал девушку, он должен непременно жениться на ней. А Бен зашел еще дальше, чем просто поцеловал Эран Кэмион.

— Два года, Бен, даже больше чем два. Я не понимаю этого, — сказала Дива.

— А остальные понимают. Мой собственный отец мог бы найти тысячу причин, — ответил Бен.

Дива вздохнула. Мужчины всегда уклонялись от своих обязательств, выпутываясь из созданных им же ловушек, они никогда не знали, чего хотят, пока этого не получали. А потом они вдруг понимали, что это им уже не нужно! Гай был тупицей, и теперь Бен становился очень похожим на него.

— Мама, Эран — умная и способная девочка. Она знала с самого начала, что именно я чувствовал, она и сама чувствовала то же самое, — сказал Бен.

— Бен, она любила тебя. И я думала, что и ты любил ее, — заметила Дива.

— Я ее любил! Но она изменилась. Если бы все продолжилось, все бы закончилось взаимной ненавистью! Ты можешь представить меня — делающим покупки каждую субботу, копающимся в саду, возвращающимся домой ровно в пять вечера? Представь, как Эран выносила бы меня, если бы я не выполнял этого, — буркнул Бен.

— Она выносила бы гораздо больше, и еще… если тебе это интересно, она была слишком хороша для тебя, — сухо сказала Дива.

Бену было вовсе не интересно, и Дива не сдержалась. Она считала, что ее сын уже многого достиг, но явно терпел неудачу в другом. И теперь Эран была в полном одиночестве в Лондоне, не желая общаться с Беном и Хейли. Эран боролась с судьбой одна!

— К счастью, она не будет одна долгое время. И скоро найдет того, кто оценит ее! — воскликнула Дива.

Дива хмуро поглядела на Бена — она была рада, что сказала ему все. Бен тоже нахмурился. Как и большинство мужчин, он был собственником и не хотел, чтобы другие пользовались тем, чем он когда-то владел. Разве не удивительно, что в мире царил хаос! Все, что Эран оставалось делать, так это щеголять с новым парнем, заставить его ревновать; но она ведь не была такой. Она была из тех, кто будет долго бороться за свою первую любовь.

Но, возможно, Диве лучше не говорить на эту тему, иначе Бен прекратит приезжать к ним. И Дива сменила тему.

— Ты написал новые песни? — спросила она.

Бен снова нахмурился. Не написал. Но его песня была в чартах, и на видео тоже. Он не мог ехать никуда без Тхана, который мог бы защитить его от поклонников, преследовавших Бена повсюду. Этого было не достаточно? Его родная мать тоже собиралась ворчать, как ворчали в «Седар», подвергая сомнению его продукцию?

Бен раздраженно улыбнулся.

— У меня будет парочка новых песен к Рождеству. И пара новых девочек! Прекрати суетиться, мама.

Новые песни, подумала Дива, будут точно такими же, как и новые девочки. Дурак! Бен и понятия не имел, как он нуждается в Эран!

Аймир могла возвратиться в Лондон на Хэллоуин, убедиться, что Эран хорошо выглядит. Ее окружала безмятежная аура беременности. Столь безмятежная, что Эран, казалось, жила в своем собственном мирке.

— Так ты уже думала о будущем? Что ты собираешься делать после того, как ребенок родится? — спросила Аймир.

— Еще нет. Я просто живу сегодняшним днем. Много гуляю, хожу на концерты, в художественные галереи, навещаю Холли и детей, — ответила Эран.

Она мило улыбнулась, оставляя Аймир в полной растерянности. О чем вообще можно разговаривать с человеком, который ничего не слышит?

— Как Бен? Ты получила известие от него? — спросила Аймир.

— Ничего, кроме письма! — сказала Эран.

Внезапно она вздрогнула, положив руку на живот. Аймир так и подскочила к ней.

— Что случилось? — испугалась она.

— Ничего, кажется, ребенок толкается, вот… чувствуешь? — Эран подвела руку Аймир к животу, и они постояли в тишине, ожидая новых толчков.

— О да! Вот! О Эран! Я тоже это чувствую! — воскликнула Аймир.

Эран прижалась к ней и положила голову на плечо.

— По сути, Аймир, ты — единственная, кто знает, кроме Дэна и Митчеллов. Я никогда не справилась бы без тебя. Ты останешься со мной до рождения ребенка, не так ли? В больнице? — спросила Эран.

— Я ни за что не пропущу это, я буду с тобой до тех пор, пока твоя мама не приедет и не возьмет на себя эту обязанность, — ответила Аймир.

— Нет, это ведь ребенок Бена, а Молли ненавидит Бена, и я не хочу, чтобы она говорила ненавистные вещи о нем: этот ребенок всегда будет стоять между нами, и ты пока ей ничего не скажешь. Обещаешь? — одним духом выпалила Эран.

— Эран, я не могу тебе этого обещать. Молли и Конор — твои родители. Ты должна… — Аймир занервничала.

— Аймир, я прошу! Я хочу быть с тобой и Дэном, — в отчаянии умоляла Эран.

— Я не могу, ты должна сообщить им об этом! — сказала Аймир.

Неохотно Эран написала письмо. Она могла себе представить, каков будет ответ. Он прибыл неделей позже. Инстинктивно Эран была уверена, что было бы лучше не говорить ничего, если только Молли не собиралась приехать ради ребенка. Ее внук, который мог бы смягчить ее отношение к жизни, только разрушит ее нравственные ценности.

Шансы на понимание со стороны Молли были невелики. В конце концов, письмо было адресовано обоим родителям; Конор наверняка тоже черкнул от себя пару строк. Это не убило бы его — подойти к телефонной будке в деревне и вызвать Эран, сказать ей что-то нежное и ободрительное. Но, возможно, Конору требовалось время, чтобы все обдумать.

С опасением она открыла конверт.

«Дорогая Эран.

Твой отец и я сообщаем, что мы потрясены твоими ужасными новостями. Конечно, это должно было когда-нибудь случиться, но ситуация только ухудшилась. Почему ты не слушала меня, когда я говорила, что Бен никогда не женится на тебе? Ну вот, теперь он ушел и сыграл с тобой злую шутку, и я надеюсь, что это будет уроком для тебя. Тем временем мы должны решить, что должно быть сделано.

Поскольку ты находишься в Лондоне, есть хороший шанс, что все пройдет спокойно и никто не узнает об этом. Твой отец думает, что ты должна приехать домой и рожать ребенка здесь, но я объяснила ему, что это вне обсуждения. Достаточно одной Дейдры Дэвлин. Если бы ты слышала местные разговоры! И твой отец согласен, что так будет лучше.

Я говорила с отцом Кэрроллом, и он мне сообщил, что близ Лондона есть превосходный дом для беременных женщин, управляемый ирландскими монахинями. Я пришлю тебе их адрес, чтобы ты связалась с ними, и они примут меры — и для рождения, и для усыновления. Я уверена, что это единственный разумный выход из положения. Будет найден хороший дом с двумя католическими родителями, которые смогут воспитать ребенка должным образом.

Я надеюсь, что после этого ты начнешь новую жизнь, ты ведь всегда была хорошей дочерью, и мы не думали, что ты нас сможешь когда-то так опозорить. Но никто не узнает об этом, кроме отца Кэрролла, а он будет молиться о тебе, и мы тоже. Мы не сказали мальчикам, и конечно же не сообщай ничего Рафтерам. Я уверена, они будут в шоке.

Мы рады слышать, что ты ни в чем не нуждаешься, и, может быть, мы скоро приедем. Сообщи нам, когда тебе будет удобнее. Отец Кэрролл говорит, ты почувствуешь себя намного лучше, когда исповедуешься, а монахини помогут тебе найти работу.

Мама и папа».

Это было самое длинное письмо, которое Молли когда-либо написала. Ошеломленная, Эран перечитала его несколько раз — в поисках того, чего в письме не было.

Любовь! Оно даже не было подписано: «С любовью», только подпись Молли… Коннор не подписал письмо вообще. Не добавил от себя ни одного слова, не спросил, как она себя чувствует…

Ни слова!

И внезапно Эран поняла — почему. Молли лгала! Молли не сказала Конору! Чтоб он не нервничал и не требовал, чтобы Эран приехала в Ирландию и рожала дома!

Конор хотел бы того, чего не хотела Молли. Теперь в родном доме не было места ни для их «неправедной» дочери, ни для ее ребенка. Ребенок, о котором ей придется заботиться, если ей вообще удастся найти работу.

Эран решила, что она не должна волноваться. Она не собиралась быть бременем для своей матери, как не будут им внук или внучка. Перечитав письмо Молли в очередной раз, Эран порвала его и выбросила в мусорное ведро.

Мать Аймир была непреклонна. Они все уедут в Лондон на Рождество: Аймир, Дэн и она сама. Ханнак даже не собиралась думать о чем-то другом, для нее все было просто.

Когда люди говорят, что они должны провести Рождество в своих собственных домах, это и означает, что им хочется провести его у себя дома. «И сообщи Эран, что ты будешь там и что я еду с вами», — заявила Ханнак.

Аймир была очень благодарна своей матери за то, что она упростила все, что могло бы стать проблемой ее и Дэна. Они все уехали в Лондон, и на этот раз никто не смог бы прервать их рождественский обед. Кроме того, Эран была на шестом месяце беременности, и теперь пора вбить ей в голову некоторые вещи, которые остались недосказанными по телефону.

— Например? — спросила Ханнак.

— Например, надо бы сообщить Бену, что у Эран будет ребенок, которого надо содержать, — сказала Аймир.

— Я уверена. Бен так бы и поступил, если бы все знал, но я надеюсь, что ты не собираешься убеждать Эран сообщить ему, Дэн, — сказала Ханнак. — Аймир было всего два года, когда ее отец умер. Она заболела корью, когда ей было четыре. Я спала в ее комнате, лежа на матраце на полу, в течение недели, прислушиваясь к ее дыханию, чтобы удостовериться, что моя дочь все еще жива. Я не знаю, как сохранила свою работу, я уделяла дочери много внимания и опаздывала на службу каждое утро. Но, конечно, я не могла позволить себе потерять работу или заболеть — кто бы заботился об Аймир тогда? — Ханнак вздохнула.

Эран отодвинула от себя тарелку с едой, и Ханнак посмотрела на нее с любопытством.

— Эран, ты водишь машину? — спросила она.

— Еще нет. Я думала научиться прошлым летом, но я ведь уезжала в Европу, а когда я возвратилась, я была… немного расстроена, — сказала Эран.

— Тебе надо научиться как можно скорее, в ближайшие пятнадцать лет тебе придется возить ребенка повсюду — в детский сад, в школу, на уроки музыки, на пикники, — сказала Ханнак.

Аймир улыбнулась:

— Мама, Эран вообще обо всем на свете забыла, она не встречалась с друзьями в течение нескольких месяцев.

— Жаль, потому что матери-одиночки должны положиться на друзей — для ухода за ребенком, для выхода из внезапного критического положения, для всего! Конечно, если друзья тоже имеют детей, тогда и ты можешь быть полезна им. Я помню нескольких ребятишек, бегающих возле моего дома, прыгающих и вопящих как индейцы. Ты знаешь многих матерей, Эран? — спросила Ханнак.

Со страхом Эран поняла, что не знает ни одной, кроме Холли Митчелл.

— Гм. Я советую тебе познакомиться с некоторыми, и они смогут помочь тебе воспитать ребенка. Но, по крайней мере, ты обеспечена материально? — спросила Ханнак.

— Да, пока, — пробормотала Эран.

— Пока? — Ханна подняла брови. — Что ты имеешь в виду? Надолго ли это?

— На год, — ответила Эран.

— На год?! О Боже, дорогая моя! Что ты собираешься делать? — ужаснулась Ханнак.

— Я пока не решила. — Эран смутилась.

— Но ты должны решить! Все, что касается медицинских расходов, плата за школьное обучение, продукты питания, одежда, страховка? Чем взрослее ребенок будет становиться, тем больше это будет стоить. Ты не хотела бы продать этот дом и купить поменьше? — спросила Ханнак.

— Я не владею этим домом, я просто снимаю его… — ответила Эран.

Мрачный голос Эран затих. По словам Ханнак, картина становилась очень неприглядной. Но, бесспорно, она знала, о чем говорила.

— Снимаешь? Так ты даже не имеешь никаких акций? Хорошо, меня это не касается. Мне больше не наливать, Дэн, я и так говорю слишком много! — заявила Ханнак.

Лицо Эран выражало беспокойство.

— Пожалуйста, продолжайте, госпожа Лоури. Я хочу знать, чего мне ожидать.

— Возможно, будет лучше, если я промолчу, — сказала Ханнак.

— Пожалуйста. Я должна знать! — попросила Эран.

Ханнак взглянула на Дэна и Аймир.

— Хорошо. Я не хочу, чтобы Аймир думала, что она ничем не радовала меня. Но она была и большой ответственностью… В идеале ребенок должен иметь двух родителей, они должны разделять работу по уходу за ним, потому что это — двадцать четыре часа в день, семь дней в неделю! На Рождество, на днях рождения Аймир, на школьных вечеринках и спортивных соревнованиях, первый танец, первое свидание… мне было настолько грустно иногда смотреть на нее, будучи совершенно одной. Мне всегда хотелось, чтоб ее отец мог все это видеть. — Ханнак вздохнула.

Эран пристально взглянула на Аймир, не замечая, как Ханнак переглянулась с Дэном.

— Я не думала обо всем этом, — призналась Эран.

— Не думала? Скажи, Эран, сколько тебе лет? — спросила Ханнак.

— Двадцать. — Эран смутилась.

— Двадцать! Мне было в два раза больше, когда я родила Аймир. И даже тогда мне было очень трудно справиться без ее отца. Я не хочу казаться занудной, Эран, но я должна тебя предупредить, что воспитание ребенка требует много внимания — неумелость может плохо сказаться как на ребенке, так и на матери. Следуй моему совету и запомни одну вещь, — начала Ханнак.

— Да, госпожа Лоури, что это? — спросила Эран.

— Интересы ребенка. Ты всегда должна учитывать интересы ребенка. Всегда! — Ханнак строго смотрела на девушку.

Эран кивнула, покусывая губу, совершенно растерявшись:

— Я буду помнить это…

— Тхан, сделай мне одолжение, — попросил Бен.

— Конечно, Бен. Что ты хочешь? — спросил Тхан.

— Я хочу, чтобы ты пригласил Эран. Пригласи ее на эту вечеринку, на Новый год, — сказал Бен.

— Ладно… Но почему бы тебе не пригласить ее самому? — спросил вьетнамец.

— Думаю, тебе будет легче ее убедить, — ответил Бен.

Тхан улыбнулся и одновременно вздохнул. Усилия Бена восстановить дружбу с Эран были часты и искренни, но они не приводили к успеху. Дело было не в том, что Эран была сердита или как-то ожесточена, просто она не могла все это принять. Ничего не было хуже простой дружбы для женщины, все еще так сильно влюбленной. Поэтому Эран и предпочла окончательный разрыв.

Без большой надежды Тхан позвонил ей, и был ошеломлен, когда ему ответил некий голос. Мужчина, судя по акценту, был ирландцем.

— Минуточку, я позову Эран, — сказал он.

Как только Эран взяла трубку, у Тхана пропало желание разговаривать с ней.

— Бен собирается устроить вечеринку в своей новой квартире и хочет, чтобы ты пришла. Там будет много интересных личностей, — сказал Тхан.

— Спасибо, Тхан, но я проведу эту ночь с друзьями. Мы уже все обговорили, — ответила Эран.

— Возьми друзей с собой, — предложил Тхан.

— Нет, мы уже заказали столик в ресторане. Так или иначе — спасибо, — сказала Эран.

Она отказалась так твердо, что Тхан даже не пытался спорить. Но он подумал, что Бен захочет, чтобы ему рассказали как можно больше.

— Кто эти твои друзья? — спросил Тхан.

— Они из Ирландии. Ты их не знаешь, — сказала Эран.

— Жаль, что мы не познакомимся, — заметил Тхан.

— Мне тоже, но так будет лучше. Пожелай Рани счастливого Нового года, — сказала Эран.

— Что передать Бену? — осторожно спросил Тхан.

— Передай, что его пианино пропадет, — ответила Эран.

Тхан подавленно повесил трубку и направился к Бену.

— Плохие новости. Эран не приедет, она встречается с друзьями, — сказал он.

— Какие еще друзья? Кто они? — удивился Бен.

— Она не сказала, но милый ирландский голос ответил на мой телефонный звонок, — буркнул Тхан.

— Ирландский? — переспросил Бен. — Кто бы это мог быть?

— Эран мне ничего не объяснила, — мрачно сказал Тхан.

У Бена была потрясающая вечеринка, как Эран и ожидала: об этом сообщалось в новостях. Но она ждала, пока Аймир, Дэн и Ханнак приедут из Ирландии, чтобы поделиться новостями.

«Более чем двести человек собралось в новом доме рок-звезды Бена Хейли… среди них — продюсер Майлс Ирвинг, менеджер Кевин Росс, лирик Кельвин Хагс, публицист Джессика Хантер и ди-джей Гевин Сеймур…»

Были помещены их фотографии, а также снимки, сделанные в самый пик кутежа, когда люди размахивали бутылками и целовались. Создавалось такое впечатление, что у Кевина и Джессики был страстный роман. Но, конечно, они были только хорошие друзья — так звучал заголовок под фотографиями.

«Только хорошие друзья: Бен Хейли и актриса Саша Харвуд вместе на его вечеринке», — прочитала Эран.

Эран никогда не слышала об актрисе по имени Саша Харвуд, но знала, как они себя называли — лондонские девочки, которые делали карьеру, посещая вечеринки. Несомненно, путь Саши был ярко освещен широкой улыбкой, мини-платьем, длинными ногами и блеском черных волос. Эран где-то уже видела ее…

Внезапно Эран вспомнила! Девочка, которая проделала путь через толпу, чтобы поцеловать Бена, в ночь, когда они делали пробную запись!

Бен не ответил ей тогда. Но он отвечал теперь, его глаза, уставившиеся на нее, его руки, которые обнимали Сашу, сказали все. Если Саша была только хорошей подругой, то она, Эран, — глухим Бетховеном!

Так вот почему он пригласил ее не лично, а через Тхана! Чтобы похвастаться Сашей и показать, что он наслаждается свободой, не сожалеет о своем решении и не собирается его менять? Слезы наполнили глаза Эран, когда она смотрела на фотографию, и ей все стало окончательно ясно.

Как много, задавалась она вопросом, потребуется времени, чтобы согреть ее дом? Чье душевное тепло это сделает?

В течение двадцати минут или больше Эран сидела с газетой на коленях, плача и задаваясь вопросом, сколько еще фотографий она увидит в последующие годы. Будет ли на них эта Саша или она — только новая модель на 1980-й?

Вероятно… Саша, Анабел, Фиона — даже их имена говорили за себя, эти «актрисы», бродившие по Лондону ночью, преследуя свою добычу. А Бен был настолько доступен! Фотогеничный сексуальный «красавчик»! Вероятно, Джессика информировала бы газеты о каждой новой девочке Бена. И однажды их с Беном ребенок будет достаточно взрослым, чтобы это прочитать. Что Эран делала бы тогда? Как она защитила бы ребенка? Даже если бы она никогда не назвала имя отца, никогда не сказала бы ребенку или кому-либо еще, кто-то выяснил бы все! Эран Кэмпион беременна, и, если у вас, уважаемые читатели, нет проблем с математикой, вы можете посчитать, что тот ребенок был зачат на острове Крит в июле 1979 года, когда она была с Беном Хейли — вот как бы написали в газетах!

Эран никогда не паниковала, но теперь она столкнулась с последствиями того, что сделала. Что за необходимость была для зачатия этого ребенка? Гордость не позволила бы ей сообщить Бену, но он бы мог все выяснить — возможно, от газетного репортера. Что тогда? Алименты — и ребенок, растущий в неведении? Или внезапная свадьба, устроенная Дивой, о которой позже все будут сожалеть? Взлет любви, на десять лет — с этого момента? Или нервный подросток, претендующий на внимание отца?

В самом лучшем случае — ребенок, рожденный и воспитанный втайне, без отца, наличие которого Ханнак считала столь важным. Но какое право имела Эран делать это? И как она собиралась жить дальше?

В течение шести месяцев Эран сумела скрывать беременность, избегая людей из мира музыки и им подобных. С таким же успехом она могла бы продержаться еще три месяца, родить в тихой скромной больнице и вернуться домой. Но однажды она бы вышла с детской коляской и столкнулась бы с Рани; или она гуляла бы у школьных ворот и случайно столкнулась бы с Кевином, Майлсом или с Беном!

О Господи, что же она сделала? И что делать дальше? Она должна пробудиться, она должна что-то планировать, организовать, что-то прояснить. Ханнак сказала, она должна всегда учитывать интересы ребенка!

Утро первого февраля началось с дождя. Эран ответила на звонок телефона осторожно и даже напуганно, поскольку она отныне все время боялась.

Это была Молли.

— Эран? Ты получала мое письмо? — спросила Молли.

— Да, мама. Я получила его, — ответила Эран.

— Тогда почему ты не ответила? — ворчливо поинтересовалась Молли.

— У меня не было возможности подумать над тем, что ты написала, — сказала Эран.

— Так ты теперь подумала? — настаивала Молли.

— Да. Ты не должна волноваться, мама. Не будет никакого скандала, никто ни о чем не узнает, — сказала Эран.

— Ты же разумная девочка, Эран, и ты можешь себе представить, как мне будет плохо, если кто-то узнает! Это же ужасно, если твоя дочь живет с мужчиной, а потом он убегает и оставляет ее беременной! Конечно, твой отец также встревожен, он даже говорить об этом не желает, — заявила Молли.

— Теперь я понимаю, почему он не хотел со мной общаться, — сказала Эран.

— Я больше никому не рассказывала: ни Валь, ни Шер, ни твоим братьям, я думаю, так будет лучше, — буркнула Молли.

— Да мама, так будет лучше, — согласилась Эран.

Наступила пауза.

— Ты решила что-нибудь? — опять завела свое Молли.

— Да. Все решено, — ответила Эран.

— И ты хочешь, чтобы я приехала? Ты же знаешь, я тебя не оставлю, — вздохнула Молли.

— Нет, мама. Холли Митчелл — медсестра, она знает людей, которые позаботятся обо всем. Со мной будут друзья, и я буду в порядке, — сказала Эран.

— Понятно. Что ж, если ты так уверена… — Молли замялась.

— Я уверена, — твердо сказала Эран.

— Хорошо, давай закроем эту тему. Так будет лучше, поймешь все, когда повзрослеешь, — проворчала Молли.

— Я уже все понимаю, — сказала Эран.

— И потом… ты устроишься на работу? — спросила Молли.

— Да, здесь, в Лондоне, работы много, — сказала Эран.

Молли вздохнула с облегчением.

— Эран, ты очень трудолюбива, и, кроме того, ты — хорошая дочь. Я молюсь за тебя, надеюсь, что все будет в порядке и что Бог простит тебя. Думаю, ты больше так поступать не будешь, — сказала она.

— Нет, мама. Никогда, — тихо ответила Эран.

— Это будет тебе уроком. Мне только жаль, что ты не слушала меня раньше, — вздохнула Молли.

Эран хотелось закричать.

— Хорошо, сообщи мне, когда все будет улажено. Пока, — буркнула Молли.

— Ладно. Передай привет папе и скажи, что я его люблю, — сказала Эран.

— Хорошо, он сейчас в море, сообщу, когда он вернется. — Молли вздохнула вновь.

Эран резко повесила трубку.

В течение первых шести месяцев беременности Эран не читала газеты, не слушала радио и не смотрела телевизор — она делала все, чтобы забыть лицо Бена. Но в последние три месяца она то и дело натыкалась на сведения о нем — в поисках доказательств, что эта Саша Харвуд уже утомила его и Бен был готов переоценить свое решение. Даже теперь еще не было слишком поздно. Если бы только Бен возвратился к ней, смог бы увидеть ее беременность, остаться с ней… О, Эран бы отдала все на свете, чтобы было именно так! Каждую ночь она ложилась спать, думая о нем, и скучала по Бену даже больше, чем в первые дни разлуки.

Каждый день Эран смотрела на фортепьяно, проводила рукой по клавишам, задаваясь вопросом — почему Бен не забирал его? Как он любил его вначале! Он действительно мог полюбить новое пианино так же сильно?..

Через десять лет… Через десять лет было бы совсем не так. Они поженились бы и имели детей. Они были бы семьей! Для чего ему эта Саша или кто-то другой? Вдруг Эран вспомнила, как она вместе с Аймир смеялась над тем, что мужчины взрослеют не так быстро, как женщины. Этот день казался теперь настолько далеким! Но теперь она знала, что это утверждение было истиной, и это было источником ее бесконечной печали.

О Бен! Возвратись, приди домой! Пожалуйста, вернись к себе домой!

Каждой клеточкой своего тела Эран желала Бена. Держа в руке подаренную им цепочку, глядя на фотографию, которая стояла на столе, блуждая по пустому дому. Красивый дом, который никогда не станет домом без Бена!

Но спустя неделю после звонка Молли первый нарцисс зацвел в саду, несколькими днями позже — тюльпан, бледно-розовый среди желтых колокольчиков; Эран стало легче: она ежедневно вдыхала запах весны, играла на гобое своему ребенку — ребенку, который, как и Аймир, никогда не узнает своего отца.

Однажды, ложась спать, Эран задумалась о Бене. Кое-что пришло ей в голову, и она побежала вниз, босиком, в поисках одной вещи. Где же эта вещь, что она сделала с ней? Неужели она выбросила ее?

В конце концов Эран нашла: лента, которую она сделала в прошлом году, — путешествие по Европе с Беном, запись, которая была так бесценна. Все его лучшие песни были на этой пленке, все аплодисменты и атмосфера тех незабываемых ночей. Эран улыбалась, перематывая пленку и регулируя звук.

— Ты слушаешь, пончик? Хочешь послушать папу? У него красивый голос… а это он играет на пианино. Будешь играть так же, когда вырастешь? Будешь петь, как ангелочек, — шептала Эран.

Это безумие — говорить с будущим младенцем, который ничего не понимал, но голос Бена звучал все громче и громче, и Эран ощущала присутствие Бена, гармонию воссоединения семейства. В первый и последний раз они были все вместе, так близко, как только судьба могла бы когда-либо разрешить им быть — разделяя музыку.

Каждый день Эран включала кассету для ребенка, находя комфорт и вдохновение в каждом звуке, улыбаясь, называя вслух имена, задаваясь вопросом, какое имя подойдет малышу. Коннор назвал ее саму в честь острова, возможно, поэтому Эран была так одинока.

Утром двадцать первого марта она почувствовала приступ боли. Только маленький приступ боли в пояснице, но доктор Крофтон велел ей ничего не делать. Немедленно Эран позвонила ему и затем — Холли Митчелл. Холли сказала, что она приедет через двадцать минут, чтобы забрать ее в больницу, где доктор Крофтон встретит их, и Эран так и засияла, когда снова подняла трубку, чтоб позвонить Аймир.

— Аймир, ребенок дал о себе знать — да, только что, сегодня! Я знаю, что это рано, но ты… — Эран щебетала как птичка.

Прервав ее, Аймир сказала, что она и Дэн уже собирались выехать. Есть рейс на десять часов, они будут в Лондоне к ленчу, и ни при каких обстоятельствах Эран — не рожать, пока они не прибудут!

Эран засмеялась.

Митчеллы прибыли через четыре часа. Эран сидела в кровати больницы, говоря с Холли и оглядываясь с опасением, хотя и ликовала.

— О, я так рада, что вы здесь! Но вам не следовало так спешить, доктор Крофтон говорит, что не придется ждать долго. Сегодня вечером рожу, — сказала Эран.

Взволнованный и очень возбужденный, Дэн побежал искать Крофтона и был просто потрясен, когда ему сказали, что тот ушел завтракать.

— Завтракает! Как может он завтракать, его обязанность быть здесь с этой молодой девочкой, как можно есть в такой момент?! — закричал Дэн.

Ничто не убедило бы Дэна, что все под контролем; впервые его обычное спокойствие полностью пропало, он побежал покупать цветы, возвратился, чтобы поговорить с доктором Крофтоном, вышел снова за шампанским и возвратился с огромным игрушечным мишкой вместо него. Аймир и Холли смеялись, видя, как он носился туда-сюда, но Эран была глубоко тронута его беспокойством. В итоге Дэна отправили в ближайший паб вместе с Уолтером.

Но вернулись они задолго до того, как Эран забрали в палату. Она сжимала руку Аймир, испуганно глядя на медицинские халаты. Аймир также была встревожена, но старалась говорить тихо и спокойно.

Аймир про себя молилась, чтоб доктор Крофтон оказался прав и все прошло бы гладко и без осложнений. Эран глубоко дышала, вся дрожа, ее волосы были влажными, взгляд испуганным, но она пробовала делать то, что медсестры говорили ей, и помнить о технике дыхания.

— Вот так, постарайся расслабиться… — говорили сестры.

Но она была напряжена и в первый час, и во второй, и затем в третий — Господи, когда же все закончится?!

Эран боролась, она делала все, что нужно ребенку. После четырех часов мучений Эран была истощена, после пяти — уже и бригада врачей была истощена. И затем все вдруг случилось — сразу.

Аймир знала, что никогда не забудет выражения лица Эран: ее ребенок вошел в мир и закричал. Это был маленький темнокожий ребенок с совершенными чертами лица, и он завопил снова, когда Эран взяла его на руки. Нежно она провела рукой по его личику, ее глаза смотрели на ребенка с удивлением и восхищением.

— Это оперный певец! — прошептала она.

Аймир засмеялась:

— Это девочка, Эран. У нас маленькая девочка!

Эран не могла найти слов, чтоб описать, что она почувствовала по отношению к дочери Бена. В течение долгих часов она гладила своего ребенка, касаясь крошечных пальчиков, целуя мягкую ароматную кожу с любовью и гордостью.

— Разве она не прекрасна? — восклицала Эран.

Дэн и Аймир подумали, что они оба были очень красивы — и мать, и ребенок. Они отдыхали рядом после мук рождения. Эран порозовела, боль ее прекратилась. Завернутая в белое одеяло, ее маленькая девочка спала, ее розовый ротик слегка открылся, изогнутый, как будто в улыбке. Люлька стояла возле кровати Эран, но мать не оставляла дочь ни на секунду.

— Посмотри, Аймир, такие длинные ресницы! И у нее ямочки, о, посмотри как она открывает глаза! — шепнула Эран.

Ребенок зашевелился, но потом вновь уснул. Да, у девочки были карие глаза, черные ресницы и ямочки; она была красива — она была дочерью Бена. Все это осознавали, но никто не решался сказать об этом вслух. Дэн осторожно дотронулся до ребенка.

— Мой Бог, она так совершенна, так великолепна! Как ты ее назовешь? — спросил он.

Эран сияла:

— Рианна!

— Рианна? Это по-ирландски, по-уэльски или по-шотландски? — спросил Дэн.

— Это кельтское имя. Это означает «маленькая дева», — сказала Эран.

Дэн пристально поглядел на младенца.

— Хорошо, Рианна, ты поздороваешься со мной? — спросил он.

Улыбнувшись, Дэн нежно взял ребенка на руки.

— Она такая легкая! Как пушинка! — удивился он.

— Она весит шесть фунтов и пять унций. Но это стоило трудов… о Дэн, многие люди не знают, что они упустили в жизни! Рождение ребенка — просто невероятный опыт, я просто не могу передать вам, как я счастлива! — сказала Эран со счастливой улыбкой.

Но об этом не стоило и говорить: Эран сияла от счастья, это был самый важный момент ее жизни. В течение нескольких моментов Дэн не говорил ничего, пока он не почувствовал почти физически ощутимую душевную боль Аймир, и тогда он вручил ребенка ей. Рианна прижалась к плечу Аймир, и глаза Аймир засветились, а руки задрожали.

— О Рианна! Мы так долго ждали тебя! — воскликнула она.

Аймир говорила шепотом, уткнувшись лицом в прекрасные темные волосы, поглаживая и прижимая к себе ребенка, в то время как Эран наблюдала за ней. Ее дочь была в ласковых руках, в самых безопасных, любящих руках.

События последних дней обсуждались в деталях; но Дэн и Аймир хотели обсуждать все вновь и вновь, чтобы убедиться, что Эран спокойна. Сидя в кресле с ребенком, Эран утверждала, что она уверена в том, что все будет хорошо.

— Я не думала ни о чем другом начиная с Рождества. Я одна, я безработная, я оказываюсь перед необходимостью искать работу. Вы счастливо женаты, вас двое, вы зрелые, и вы можете заботиться о малышке намного лучше, чем я. Вы сможете дать ей надлежащее воспитание в маленькой безопасной деревне у моря, в стране, где не бывает массовых убийств. — Эран перевела дыхание. — Ханнак похожа на бабушку, у девочки будет собака, пони, много друзей ее возраста. И теперь, когда ты оставляешь работу, Аймир, Рианна будет иметь то, в чем она нуждается больше всего, — мать, которая не будет уставать играть с нею, читать ей, все объяснять ей, учить ее. Я знаю, что ты будешь замечательной матерью и будешь любить ее каждой клеточкой своего тела, как я ее люблю… — Эран говорила спокойно, очень спокойно, и Аймир знала, что это сражение будет ею выиграно.

— Что, если ты передумаешь, Эран? Что, если ты захочешь ее вернуть, поняв, что эта жертва слишком велика? — спросила Аймир.

— Аймир, я хочу быть с ней каждый день! Но я никогда не заберу ее. Все, о чем я прошу, чтобы ты и Дэн посвятили себя ей, дали Рианне безопасное счастливое детство и позволили мне видеть ее так часто, как я могу, — сказала Эран.

— Не говоря ей, кто ты? — спросила Аймир.

— Не говоря ей ничего, пока она сама не спросит. Возможно, к тому времени она будет достаточно взрослой, чтобы понять… но она вырастет Рианной Рафтер, и вы будете ее родителями, — твердо сказала Эран.

Родители! Дэн и Аймир сидели вместе, держась за руки, неспособные поверить, что это случилось с ними. Но так случилось, и надо было сделать все, что в их руках, оказаться достойными всего этого. Отказ от работы был бы ужасен, Аймир знала, обучение детей было ничем по сравнению с воспитанием своего ребенка. Аймир хотела проводить каждый час с Рианной, она собиралась передать свою работу некому молодому дипломированному специалисту, который нуждался в работе больше, чем она. Доход Дэна был вполне надежен; если люди подумают, что Аймир сумасшедшая, ставя ребенка на первый план вместо карьеры, пусть так и думают. Этот ребенок был ее единственной надеждой на материнство — она ведь так отчаянно хотела быть матерью!

Но Дэн все еще волновался.

— Что, если Бен… — начал он.

Выражение лица Эран резко изменилось — так случалось всегда, когда в разговоре упоминали Бена.

— Бен в турне по Америке вместе с новой подругой. Он понятия не имеет, что у него родилась дочь. Если бы он знал, ему стало бы страшно, — сказала Эран.

— О Эран, как ты можешь знать это? — спросил Дэн.

— Я знаю. Только одна вещь имеет значение для Бена, и это — его музыка. Он брал бы на себя финансовую ответственность, но он никогда не вернется сюда, чтобы поселиться с нами, чтобы быть отцом. Он… он не созрел, Дэн. Он — замечательный человек во многих смыслах, но он — прежде всего музыкант. Беспокойный, непостоянный — и я уверена, что Рианна не удержала бы его внимания, — сказала Эран.

Они расслышали напряженность в ее голосе, надо было поставить точку.

— К чему это все приведет? — спросил Дэн.

Эран думала об этом.

— Хорошо, мы можем все оформить, если хочешь. Я предполагаю, что это не займет много времени. Но я предпочла бы думать об этом как о частном удочерении — без адвокатов или документов, потому что наше доверие и дружба являются самым важным. Вы будете постоянными опекунами Рианны, с моим полным согласием, и я хотела бы этого, если вы позволите, чтоб она была Рафтер, — сказала Эран.

Дэн вздохнул и решил обсудить все детали позже, но в этот момент Рианна начала плакать. Этот плач изменил настроение Дэна, и он заметил — то же самое произошло и с Аймир.

— Хорошо, Эран. Давай просто считать, что это — частное удочерение, взаимно согласованное с каждым, — согласился Дэн.

Эран кивнула в знак согласия, но ничего не ответила, она начала успокаивать ребенка. Ребенок плакал редко, но громко и беспричинно.

С тревогой Аймир взглянула на малышку.

— Может, она голодна? — предположила Аймир.

— Нет! Она только тренирует свои легкие. Ты что, херувимчик? Ты хочешь, чтобы мы прекратили говорить и обратили все внимание на тебя? — спросила Эран у малышки.

Это было именно то, чего требовала Рианна. Дэн это видел, и его сердце сжималось, когда он смотрел на девочку. И это было то, чего он хотел: маленькая девочка… все же она была так не похожа на Эран!

Манера плакать говорила о том, что Рианна Рафтер собиралась быть послушной. И Дэн не мог дождаться, когда он вновь сможет взять ее на руки.

— Но мы должны будем оформить кое-что в письменной форме, прежде чем ее можно будет крестить, Эран, — сказал Дэн.

— Я предполагаю, что придется… почему бы вам не встретиться с Томасом Алленом? Я уверена, что он может составить любой необходимый документ, и я подпишу его. Но, Дэн, я заинтересована не только в документах. Это все ты и Аймир… Я не хочу, чтобы вы брали ребенка только из жалости или симпатии. Я должна знать, что вы действительно хотели ее. Нуждались в ней. То, что вы будете любить ее, даже когда она будет плакать, даже когда она будет сводить вас с ума, — сказала Эран. — Ты не будешь сводить их с ума, пышечка? Ты — ангел, но иногда ты будешь и маленьким дьяволом!

Дэн понимал уже сейчас, что малышка будет именно такой.

— Она, конечно, знает, как командовать аудиторией! — сказал Дэн.

Как будто поняв, что все внимание было обращено на нее, Рианна вздохнула и затихла.

— Да, Дэн. Я думаю, что ей надо будет уделять много внимания. Вы дадите это все ей, не так ли? — спросила Эран.

— Да, Эран, — кивнул Дэн.

— Я уверена в этом, Дэн. Если бы я была в Ирландии, если бы мои сестры были рядом, если бы моя мать могла быть рядом… но я здесь, в Лондоне, Бен ушел, и у меня нет выбора! Рианна должна иметь реальный дом и семью, и она будет иметь это — с вами, — сказала Эран.

Да. Дэн понимал, что Эран все решила. Для их общей пользы и для пользы своей жены он брал этого ребенка.

— Но как ты справишься, когда… когда мы уедем? Что ты будешь делать? — спросил Дэн.

Эран посмотрела на него с тоской, ее глаза, темные как графит, казались очень взрослыми.

— Я тоже буду расти и взрослеть, Дэн. Я найду работу, забуду Бена Хейли и верну свою жизнь под контроль разума, — тихо сказала Эран.

Эран говорила настойчиво, и в этот момент кое-что изменилось: исчезла застенчивая девочка, которую Дэн так любил. Теперь единственным ребенком в комнате была Рианна, чей отец забрал последнюю каплю девичества Эран — все ее иллюзии и всю любовь. Ту любовь, которая не повторится никогда.

Но Бен был очень молод. Слишком молод, чтобы знать всему цену. И никто не мог бы обвинить Бена. Дэн посмотрел на Рианну.

— Есть что-нибудь, что ты хотела бы дать ей, Эран? Любой маленький сувенир, чтобы взять с собой в Ирландию? — спросил он.

Эран покачала головой. Единственная вещь, которую она хотела бы дать своему ребенку, — безопасность. Дом, настоящую семью. Но у Эран этого не было.

Сняв с шеи серебряную цепочку, Эран протянула ее Дэну.

— Вы дадите ей это? Когда она подрастет? — спросила она.

— Конечно, — кивнул Дэн.

— И возможно, ей нужны будут уроки музыки, — добавила Эран.

— Мы дадим ей все, что сможем, — пообещал Дэн.

Наступила тишина. И было слышно, как бьются их сердца.

Эран знала, что ее дочь будет иметь все. Но что она сама будет иметь? Без Рианны, без Бена, что было оставлено Эран?

Ничего — только печаль и исчезающая память о потерянной любви. Всем сердцем Эран хотела этого ребенка, хотела дать ему жизнь. Но это оказалось слишком тяжелым для нее. Она не могла бы вырастить ребенка. Она медленно поднялась.

— Нет, Эран. Она принадлежит тебе! — воскликнула вдруг Аймир.

Но Эран твердо посмотрела на своего ребенка и на Аймир.

— Она всегда принадлежала вам, Аймир. Задолго до того, как она была рождена, она принадлежала тебе и Дэну. Я носила ее для вас, — сказала она.

До отъезда Дэна и Аймир Эран проводила каждый момент с Рианной, играя с ней, собирая для нее одежду и всякие мелочи. Фотографировалась с ней в саду, записала целую пленку криков своей дочери и ее лепета. Наконец, ночью Эран отрезала несколько ее волосков и положила их в кожаный чехол, который содержал все памятные вещи Бена. Среди них был деревянный карандаш из Зальцбурга, и Эран улыбнулась: в день, когда Рианна пойдет в школу, она подарит карандаш дочке.

Вот и наступил день их отъезда, день, который Аймир считала самым счастливым в своей жизни. Она не могла сдержать слезы, поскольку она, целуя Эран на прощание, потом взяла на руки Рианну и села в такси. Но глаза Эран были сухими, когда она простилась с ребенком, поцеловав дочку на прощание, вдыхая аромат ее шелковистой кожи.

Не говоря ни слова, Аймир села в автомобиль, повернувшись, чтобы обнять Дэна, крепко и доверчиво.

— Берегите ее, Дэн. Увезите ее в тот дом, которому она принадлежит, — тихо сказала Эран.

Это было в третий день апреля, в безоблачное синее утро, с ароматами свежей травы, и Дэн подумал, что он унесет эти ароматы с собой. И еще он нес ответственность за Рианну, о которой говорила Эран.

Рианна спала все время, пока они находились в аэропорту, и к моменту, когда они садились в самолет, слезы Аймир сменились радостью. Пальцы Дэна сжимали серебряное украшение в кармане, в сердце его появилась боль, он думал о маленькой девочке и о девочке большой, которую они потеряли. Возможно, они увидят Эран когда-нибудь, но Дэн не думал, что это случится.