Америка была очарована Беном Хейли, и Бен был очарован Америкой. На первый взгляд все не выглядело так уж радикально другим: язык был тот же самый, еда была знакомая, здания экзотические или овеянные легендами столетий. Но тур набирал ход, и Бен начал находить, что его отношение к поездке было противоположным тому, что он испытал в Европе.

Даже в больших городах, в Бостоне, Нью-Йорке, Атланте и Новом Орлеане, Бен ощущал некоторую осторожность в зрителях. Они не были враждебны — напротив, они были чрезвычайно вежливы, но с того момента, как он начал выступления, он чувствовал пропасть между собой и зрителями, пропасть между его культурой и их. Его музыка была очень популярна, особенно «Дислокация», которую чернокожие и испанцы приняли как свою собственную, но его видеоклип не был выпущен и по эту сторону Атлантики, и внешность Бена была шокирующей. Даже в Нью-Йорке не знали, как реагировать, в то время как в Хьюстоне критики были открыто насмешливы. Часто Бена приглашали на телевизионные ток-шоу, но многие из них были конфронтационными, а два шоу закончились недоумением с обеих сторон.

— Господи, Кевин, это ужасно!.. Что, черт возьми, мы собираемся делать? — спрашивал Бен.

Продажи билетов шли успешно, и Кевин был жизнерадостно настроен.

— Не думай об этом, Бен. Ты, вероятно, будешь иметь успех в Сан-Франциско и в Лос-Анджелесе, но я думаю, что ты должен исключить костюмы — везде. Косметику также. Зрители будут чувствовать себя более свободными, если на тебе будут просто джинсы и рубашка.

Неохотно Бен умеренно пользовался косметикой. Но и тогда, хотя зрители вели себя более непринужденно, он начал чувствовать себя как-то не так. В обычной одежде, с короткой стрижкой, все его волшебство будто испарилось!

— Я ненавижу это, Кевин! Я не похож на себя! — кричал Бен.

Если бы только Бен мог поговорить со зрителями, но они не понимали его акцент, не понимали его остроумия и его юмора вообще. Они просто хотели, чтобы Бен пел, продолжил шоу, или то, что напоминало им шоу. Это упрощало ситуацию, но оставляло Бена беспокойным и неудовлетворенным.

— Я не понимаю, зачем вообще они приходят смотреть, Кевин, — говорил Бен.

— В этом суть, Бен. Они и вправду не приходят, чтобы посмотреть на тебя, они приходят, чтобы послушать. Только слушать. Они любят ясность твоего голоса, и я думаю, что лирика Кельвина их также удовлетворяет, — сказал Кевин.

Лирика Кельвина их удовлетворяла, но Бен не был уверен, удовлетворяла ли она его самого. Бесспорно, лирика эта была гладкой, даже возвышенной, но все же слова не проникали глубоко в сознание Бена, он не пел их с тем же самым убеждением, особенно после разлуки с Эран.

— Я уж не знаю, Бен! Обзоры, рейтинги положительны, я не пойму, что еще тебе надо? — спрашивал Кевин.

— Я не могу ясно сформулировать это, Кевин. Кое-что просто отсутствует, — отвечал Бен.

Кевин думал — более вероятно, что кто-то отсутствовал. Саша Харвуд! Американские фотографы не отпускали ее, но она не затрагивала Бена так, как Эран. Каждый мог чувствовать пылающую страсть между ней и Беном, и все же никто не думал, что их отношения продолжатся. Они были слишком разные с Эран. Тем не менее он не мог отвести взгляд от Саши.

Когда наступил пятидневный период отдыха в конце апреля, Саша настояла, чтобы Бен отвез ее в Лас-Вегас. Кевин не возражал, а Тхан испытывал какие-то сомнения.

— Там не отдыхают, Бен, — заметил он.

— Ну и что, а мне надоела эта сцена! Поехали! — скомандовал Бен.

Они остановились в роскошной гостинице — это был выбор Саши. Бен и знать не знал о всяких там рулетках и в первую же ночь он потерял две тысячи фунтов. Но обаяние Саши все компенсировало, и на следующий день Бен бездельничал у бассейна, поедая экзотические блюда.

— Почему ты так много ешь? Тебе нечем заняться? — спросила Саша.

Бен ответил, что ему есть чем заняться, взял напрокат мотоцикл и укатил в пустыню. А Саша осталась в Лас-Вегасе, полируя ногти. Тхан, охваченный смутным страхом, пристально глядел на гору одежды, туфель, сумочек и драгоценностей, которые накопились у девушки поистине с головокружительной скоростью; очевидно, Бен сделал ошибку, предоставив Саше собственную кредитную карточку.

— Саше нужны только твои деньги, Бен, — заметил Тхан, когда Бен вернулся.

— А мне нужно ее тело, Тхан, — ответил Бен.

— На прошлой неделе у Эран был день рождения. Бен. Ей исполнился двадцать один год, — осторожно сказал Тхан.

— Да. Я знаю, — кратко ответил Бен.

— Я подумал, что ты забыл, — вздохнул Тхан.

— Нет. Я не забыл. Я послал ей цветы. — Бен отвернулся.

Цветы? По крайней мере, это было жестом со стороны Бена. Тхан вспомнил те экстравагантные подарки, которые Бен делал Саше, и осознал, что Бен Хейли был доступен только для таких «хищных» девушек.

Эмери Чим, один из американцев, думал, что Бен — человек интригующий и чрезвычайно оригинальный. Именно то, что Эмери искал! Если бы решение зависело исключительно от Чима, он вошел бы в контакт с молодым Хейли немедленно после концерта в Нью-Йорке, но сначала надо было убедить огромное количество администраторов. Но в итоге Эмери сделал по-своему. Подняв трубку телефона, он проинструктировал своего секретаря разыскать певца — теперь, немедленно, прежде чем Бен мог уехать в Лондон. Бен находился где-то в Сиэтле, не потребовалось и пяти минут, чтобы связаться с ним.

Эмери услышал голос, говорящий на английском языке, — и все же не совсем на английском. Бен находился в каком-то шумном месте. Конечно, эти певцы никогда не оставались без окружения.

— Господин Хейли? Я Эмери Чим, — представился он.

— Эмери Чим? — переспросил Бен.

Создавалось впечатление, что Бен и не знал, кто это. Именно это и было нужно Эмери.

— Да. Яхты! Лодки! Остров Родос… Но я звоню из Нью-Йорка. Хотел спросить, не могли бы вы встретится со мной на обратном пути в Британию? У меня к вам деловой разговор, — сказал Эмери.

— Деловой? Со мной? Хорошо, но я лучше дам вам адрес моей компании в Лондоне, — сказал Бен.

— Нет, я хочу поговорить с вами лично, — настаивал Эмери.

— Но… — Бен не знал, что сказать.

— О музыке, господин Хейли. О моих лодках и о вашей музыке, — уточнил Чим.

Бен был изумлен.

— Не могли бы вы еще раз все объяснить? — попросил он.

Оживленно Эмери проинформировал его. Пять минут спустя обе стороны повесили трубки, и каждая из них была заинтересована во встрече.

Даже судя по своим широким взглядам, Бен должен был признать, что нью-йоркский особняк Эмери Чима в восточной части Манхэттена казался, по сравнению с новой квартирой Бена в Кенсингтоне, огромным общежитием для Армии спасения. Облицовка была из дуба, паркет был от лучших мастеров, картины, казалось, были написаны самим Рембрандтом… все здесь пахло большими деньгами. Не только деньгами, отметил Бен, но и стилем, характером. Среди картин было несколько написанных современными художниками, а на полках стояли многочисленные романы, написанные известными людьми, и везде — роскошные музыкальные системы.

— Шампанское? Виски? Что я могу предложить вам, молодой человек? — спросил Эмери.

Бен выбрал водку, и ему принесли «Столичную» со льдом. Конечно, он должен был взять с собой Росса, Джессику Хантер и вообще любого, кто мог бы ему помочь сориентироваться на этой встрече, но все же Бен был доволен, что прибыл один. Он немного устал от того, что его опекали, как ребенка, говорили, как поступать, и принимали все важные решения за него.

Эмери был высокий, приветливый человек с синими глазами, седоватый, классически строго одетый. Бен улыбнулся, глотнув водки и откинувшись на спинку огромного кожаного дивана.

— Итак, господин Чим, вот и я. Я думаю, что знаю, в чем ваш интерес.

Эмери взял со стола папку и дал ее Бену.

— Что вы думаете об этом? — спросил он.

Открыв папку, Бен забрал дюжину фотографий, восемь на десять, в полном цвете. Каждая с изображением яхт в веселых брызгах воды, пришвартованных в гаванях.

— Я не могу комментировать технически, потому что я не знаю ничего о яхтах, но они просто произведения искусства! — сказал Бен.

— Вот именно. Произведения искусства. Каждая лодка, которую мы строим, — произведение искусства, Бен. Вас можно звать просто Бен? — Эмери прищурился.

— Конечно. — Бен кивнул.

— Всегда так было и всегда так будет. Традиция! Лодки моей компании — лучшие лодки, мой мальчик, — сказал Эмери.

— Лучшие, вы говорите? Каждый судостроитель так говорит, — сказал Бен.

— Даже наши конкуренты. Если у вас будет время, приезжайте летом, я покажу вам одну из своих яхт.

— Я найду время, — кивнул Бен.

— Хорошо. Теперь, как я уже сказал, мы не занимаемся излишней рекламой. Фактически мы никогда не давали объявлений по телевидению. Но в 1981 году мы празднуем столетие со дня основания, так что мы собираемся сделать три вещи: спонсировать гонку, снять документальный фильм для посетителей нашего морского центра в Род-Айленде и устроить очень высококачественную рекламную кампанию. Конечно, идея будет «обработана» одним из наших агентств на Мэдисон-авеню, но я бы хотел узнать кое-что о молодых людях, которые обвешивают себя цепями, как там они себя зовут? — спросил Эмери.

— Яппи, — ответил Бен. — Не хиппи, яппи!

— Вот именно. В любом случае, у них свои взгляды на свой внешний вид, а у меня свои — на музыку. Я большой любитель музыки и не делю ее на новую и старую, тем не менее позвольте заметить, ваша музыка очень хороша, — сказал Эмери.

— Спасибо, — улыбнулся Бен.

— Так вот, то, в чем мы нуждаемся, — ударная тема! Для телевизионных коммерческих радиопередач, для гонок и документальных фильмов. И нам нужно музыкальное сопровождение. Такое же мощное, красивое, уникальное — подобно нашим лодкам. И в этот момент я представляю себе вас, — сказал Эмери.

— Да? — переспросил Бен.

— Да. Как только я услышал вас, я понял — вы сможете сделать это! Написать музыку! Я прав? — Эмери опять прищурился.

— Да, сэр, — кивнул Бен.

— Гм. Хорошо, это — ваш шанс сделать что-то большое! Вы молоды, но вы уважаете все старое, вы умеете быть популярным и современным, не отказываясь от старых традиций… Я знаком со всей вашей музыкой, я изучал все очень тщательно. — Внезапно Эмери засмеялся, и Бен понял, что он действительно читал все, включая те газеты, что Бен когда-то поджег в офисе Майлса Ирвинга.

— Вы думаете, я могу рискнуть? — спросил Бен.

— Да. Всегда сам любил рисковать! Я дам вам два месяца. Бен. Два месяца, чтобы придумать что-нибудь. Никакой лирики. Только настоящая, сильная музыка! — воскликнул Эмери.

Никакой лирики. Бен почувствовал в этом глубокий смысл. Только чистая, простая музыка!

— Что вы об этом думаете? — спросил Эмери.

— Я думаю, меня услышал Бог! Я всегда хотел делать что-нибудь подобное, уже много лет. Но мне потребуется студия, чтобы записать пробную версию, — сказал Бен.

— Конечно. Вы пишете музыку, выбираете ваших музыкантов, а остальное — уже мое дело, — кивнул Эмери.

— Но я не могу. Моя компания захочет знать, что я делаю, — возразил Бен.

— Вы сообщаете им, что пишете музыку для меня и что они должны позвонить мне. Мои люди обговорят с вашими людьми все условия договора, — сказал Эмери.

Бен вообще не хотел говорить на тему договоров, он вообще не умел обсуждать такие темы.

— Я не могу поверить, что вы хотите осуществить свой замысел с рок-музыкантом, — заметил Бен.

— Мне просто нравится твой голос, лицо, твой стиль, — ответил Эмери, перейдя на «ты».

Он вызвал слугу, чтобы тот мог наполнить их бокалы, выпил за успех предприятия и затем пригласил Бена в другую комнату, где стоял рояль.

— Хочешь попробовать? — спросил Эмери.

Крышка рояля была уже поднята, показывая, что это было обдуманным испытанием. Без колебания Бен сел за него, на миг закрыл глаза и сыграл две вещи: и свое, и выдержку из работы аргентинского композитора Маурисио Кагела. Прикрыв глаза, Эмери почтительно слушал.

— Как это называется? — спросил он, когда музыка смолкла.

Бен улыбнулся и глубоко вздохнул:

— «Вариации». Кагел…

— Ах да, произведение этого молодого автора из Южной Америки? — уточнил Эмери.

— Да, но он не так уж и молод, я полагаю, ему где-то пятьдесят, — сказал Бен.

Эмери засмеялся:

— Моложе меня, но вдвое старше тебя, а сколько тебе, Бен?

— Будет двадцать три в июле, — ответил Бен.

— Слишком молодой. — Эмери легко вздохнул.

Слишком молодой? Чтобы писать музыку, подобно Кагелу, подразумевал Эмери? Бен посмотрел на него.

— Я уверен, что я могу сделать это, сэр, — твердо заявил он.

— Я уверен, что сможешь, я не то имел в виду, я просто хотел сказать, что ты многого добился, — сказал Эмери.

— Добился? Я? — спросил Бен.

— Да, ты чувствуешь музыку, не озлоблен на весь мир, подобно многим молодым людям твоего возраста. Ты… ты сердишься на самого себя, — неожиданно сказал Эмери.

Рассерженный на себя? Что заставило этого джентльмена думать так?

Откуда ему знать?..

Бен был очень возбужден по дороге обратно домой, распевая в самолете, флиртуя со стюардессами, смеясь над кинофильмом — трогательной трагедией о монахине, влюбленной в священника. Но он не собирался сообщать никому о том, что ему было предложено, до следующего тура по Америке; очевидно, это страна, которой Бен понравился. Кевин сказал, что это — превосходный опыт, идеальная подготовка к следующему главному появлению Бена в Англии на открытом летнем концерте в Лондоне, где он разделит доходы с несколькими другими музыкантами. Доходы пошли бы на благотворительность, и до двадцати тысяч человек, как ожидалось, будут ждать концерта.

По дороге в Лондон Саша сообщила Бену, что она собирается ехать к нему. В конце концов, они были вместе в течение шести месяцев, и наступило время подумать о совместном проживании.

Бен объяснил, что он не хотел бы вообще думать на эту тему, и прекратил отношения с Сашей.

Тремя днями позже Майлс Ирвинг назначил встречу в своем офисе. Майлс сообщил, что «Седар» был куплен компанией «Шваб».

Официальное уведомление гласило, что теперь они стали собственностью этой немецкой компании.

У Бена слово «собственность» вызвало отвращение. Песни могли быть куплены, авторское право тоже, и контракты могли быть куплены, но как живые люди могли быть куплены?

«Шваб» была огромной известной компанией, но настроение у всех резко испортилось.

Было некоторым утешением услышать, что сам Майлс также был «куплен» и продолжит работу, но вот Кевин Росс был уволен. Поймав его взгляд, Бен спросил:

— Плохие новости, да?

Кевин снял очки:

— Да. «Шваб» очень увлечен аппаратными средствами, электроникой, но у них нет выступлений вживую. Они думают, что это слишком дорого.

— Но живое выступление главнее всего! Зрители, атмосфера, когда все поют! Такого никогда не будет в студии! — воскликнул Бен.

— Они не заинтересованы настроением зрителей. Они заинтересованы технологией и экономией средств, — усмехнулся Росс.

Внезапно Бену стало жаль, что он не лирик, а то он мог бы написать уничтожающую сатиру на все это! Слава Богу, некий инстинкт предупредил его не сообщать фирме о предложении Эмери Чима. Бен похлопал Кевина по плечу.

— Не волнуйся, Кевин. Я уверен, что ты будешь управлять моими турами в течение долгого времени! — сказал он.

— Возможно. Но если хочешь совет, Бен, — прими участие в этом благотворительном концерте, я думаю, таких больше не будет, — заметил Кевин.

Огромный букет желтых роз давно завял, но Эран все еще хранила открытку, вложенную в него: «С любовью от Бена». Что это означало? Любовь — в смысле, что все люди подписывались так без особого значения слова? Любовь — как простая привязанность? Или любовь, которую они с Беном когда-то испытывали друг к другу?

Но Бен явно не думал об этом! Если бы он думал, он был бы здесь, он жил бы с нею! Он не нуждался бы в той свободе, которую потребовал. Бен не нуждался бы в этой Саше! Вероятно, это Тхан предложил ему прислать розы. Но, спустя год после разлуки, Эран была довольна, что они все же были посланы. Она была рада каждому напоминанию о Бене. Что заставило Эран так поступить? Боль, боль и гордость. Прошлым летом Эран думала, что она не позволит себе вновь увидеть Бена, теперь же она готова была отдать все, чтобы увидеть его. И если бы когда-нибудь произошла эта встреча, Эран не смогла бы удержаться от страстных объятий.

Холли и Уолтер Митчелл призывали Эран завести новых друзей и выйти из этого проклятого дома. Но как Эран любила этот дом, даже если Бена не было в нем! Холли и Уолтер не выросли в доме рыбака, они не понимали, что означал сад для того, кто, будучи ребенком, не мог играть на траве — в страхе повредить какие-нибудь «драгоценные» овощи. Даже теперь Эран не могла привыкнуть к большому сосновому платяному шкафу, который содержал только ее собственную одежду, к большой кухне, в которой она могла готовить то, что сама любила, без братьев, вечно бьющих горшки, и без матери, указывающей, что она сделала что-то не так. Этот дом не пах рыбой, его окна не грохотали, его ванная не была полем битвы каждое утро!

Но Эран пробовала и выходить из него. Она брала уроки по вождению, посещала концерты в Доме Кенвуда. Однако все это было ей неинтересно.

Бен — вот все, что ей было нужно. Бен и ребенок, без них не было смысла ни в чем!

Молли прислала письмо, рассказывая Эран о последних новостях.

Это было очень далеко. Это было на расстоянии в шестьсот миль. Шестьсот миль между Эран и ее ребенком…

Каждую неделю Аймир тоже писала письма, прилагая новости и фотографии Рианны, сообщая о каждом крошечном моменте ее развития, о каждой ее улыбке. Эран плакала, хранила письма, «болела» ими, страстно хотела обнять свою дочь. Все же она знала — именно этого она и не должна пытаться делать, она не могла бы дать дочери все то, что давали ей Аймир и Дэн.

Как это прекрасно — иметь ребенка! Холли Митчелл справилась, миллионы женщин справились с этим, но Эран просто не была еще такой женщиной.

Дэн и Аймир думали, что Эран могла бы навестить их на Рождество, что семья Рафтер уже окончательно обоснуется к тому времени. Конечно, это было бы весьма болезненно, но Эран надо было утвердиться в собственных глазах. Томас Аллен завершил бы к тому времени формальности с удочерением, можно было бы даже сообщить Молли… но Эран не хотела ей говорить. Молли советовала ей отдать ребенка, Эран так и поступила. Молли была совершенно равнодушна к рождению внучки и не собиралась обсуждать сходство Рианны с ее отцом, а тем более расстраиваться по этому поводу. Если бы она видела девочку Рафтеров и узнала бы в ней свою внучку, это сделало бы честь ее проницательности, и Молли пришлось бы дальше жить с этим. Но Молли редко встречала их, и, даже если бы она предположила, что это ее внучка, вряд ли она захотела бы навестить Рианну. Напротив.

В Ирландии редко стояла такая погода — тихая, солнечная, после суровой, продолжительной зимы. Аймир наслаждалась тем, как росла Рианна, и чувствовала себя половинкой этого крохотного создания. В свои тридцать четыре года она ощущала себя на десять лет моложе, купаясь в радости, которую приносила ей дочь.

— Ну как, малышка, пойдем к бабушке?

Ханнак, наслаждаясь каждым мгновением, проведенным с Рианной, очень любила, когда ее так называли!

Несмотря на жару, Аймир укутала Рианну в одеяло и взяла еще одно на случай прохладного ветерка. Дом Ханнак находился недалеко, но дорога проходила через деревню, и на пути Аймир могла встретить знакомых и соседей.

Как только Аймир добралась до ворот, женский голос окликнул ее. Оглянувшись, она увидела Энни Мак-Гован.

— Аймир… постой, я хотела с тобой поговорить! — Энни склонилась над коляской и засияла при виде Рианны.

— Какая же красавица! Аймир, у тебя есть минутка?

— Да, Энни, конечно. Мы просто вышли на прогулку.

— Я всего лишь хотела спросить, нет ли у тебя номера телефона Эран в Лондоне? Мне хотелось посоветоваться… — сказала Энни.

— Посоветоваться? С Эран? По поводу чего? — спросила Аймир.

— Ну, я почти уверена, что ей это будет неинтересно… Слушай, а как поживает тот парень? Кстати, ты видела Бена Хейли по телевидению на прошлой неделе? Мне кое-кто звонил из Манчестера…

Аймир засмеялась. У Энни всегда был длинный язык.

— Энни, успокойся! — сказала она.

— Некто в Манчестере владеет сетью магазинов в Лидсе, Йорке, Ливерпуле, я не помню и половины названий… этот человек как-то видел сыр, который я изготовляю, и теперь он хочет распространять его через свои магазины… ведь на севере Англии живет так много ирландцев… — зачастила Энни.

— Но Эран в Лондоне, Энни. Я не понимаю…

— Аймир, мне нужен поставщик! Человек, который может проследить за продажей сыра, заняться поставками и, возможно, маркетингом. Я просто подумала, что Эран могла бы справиться с этой работой, но так как она занята заботами о своем молодом человеке… так, может быть, хоть порекомендует кого-то? — Энни умолкла.

Аймир призадумалась:

— Это не мое дело, но Эран больше не встречается с Беном, они недавно расстались.

— Как так?! Как же это произошло?! Они же безумно любили друг друга! — воскликнула Энни.

— Долго рассказывать… — сказала Аймир.

— Да? Я думаю, Эран справится, я бы хотела поговорить с ней… — Внезапно Энни замолчала, потом спросила: — Но если Эран не с Беном, чем же она тогда занимается?

— Ищет работу, — ответила Аймир.

Они улыбнулись одновременно.

— Как ты думаешь, мое предложение заинтересует ее? — спросила Энни.

— Я думаю, что да, Бен был очень щедрым человеком, но, к сожалению, все закончилось. — Аймир вздохнула.

— Гм… а Эран водит машину, Аймир? Ей же придется много путешествовать, — заметила Энни.

— Она учится водить, у нее нет прав, но я думаю, она уже подала документы на вождение, — сказала Аймир.

— Хорошо, тогда я ей пожелаю удачи, Аймир, а ты, будь добра, найди мне ее номер телефона! — попросила Энни.

Эран была заинтересована. Заинтересована и благодарна. Работа на Энни не походила бы на обычную работу на босса. Это больше напоминало сотрудничество с другом, который будет редко появляться и не будет излишне вмешиваться в бизнес. Эран могла работать в любое время, носить ту одежду, которую она пожелает, следовать своим принципам. Пока торговля сыром шла своим чередом, и он хорошо распродавался в Англии, клиенты были счастливы, и Энни была бы тоже вполне счастлива. Зная качество продукта, Эран подумала, что она найдет дополнительные источники распространения, и была довольна шансом проявить инициативу. Она могла бы открыть филиалы в Ирландии. У Энни уже было пять служащих, работающих с ней в недавно отремонтированном сарае, в задней части ее дома — чем больше работы, тем больше служащих. Эран подумала, улыбнувшись, что можно было бы открыть филиалы и во Франции.

Естественно, ей бы понадобилась машина. Но это было легко. Взяв свои сбережения из почтового отделения, Эран последовала бы совету Уолтера Митчелла и купила бы летний фургон с большим количеством места в задней части, да еще набор коробок, в которых можно хранить сыры, чтобы не испортились.

Товар бы поставлялся из Ирландии в рефрижераторе. Энни оплачивала бы бензин и другие расходы… сколько мест Эран посетила бы таким образом, но не с Беном, не с толпой поклонников, а сама! Правда, в случае, если работа оказалась бы удачной, то Эран не пришлось бы провести Рождество с Рианной. Думая о Рианне, Эран задавала себе вопрос, что бы она делала с ребенком в этой ситуации. И как только другие матери справлялись с этим, проводя на работе целыми днями?

Кто бы мог дать ответ на этот вопрос?

Для летнего концерта Бен решил нарядиться в сшитый из листьев костюм, идеально подходящий для жаркой погоды в этой местности. Как только он выскочил на сцену, публика стала смеяться, и это его здорово завело. В отличие от американцев, здешние зрители знали, что он шутил, находили его забавным и были польщены тем, что он так старался для них.

Работа принесла огромный успех, но письмо от компании «Шваб», сообщающее, что он переборщил, несколько смутило его. Пробовал ли он совратить молодых? Он и понятия не имел о своей ответственности перед публикой. Идол для подростков? Бен решил в следующий раз обговаривать свое выступление с ними, если вдруг он решит сделать что-то непристойное. Они напомнили ему, что от его имиджа зависело отношение к их компании и что на обложке своего нового альбома Бен будет в той одежде, которую ему подберут костюмеры. Они даже не поблагодарили Бена за выступление, не похвалили и не сказали ни слова о деньгах, собранных на благотворительность за счет его концерта.

Чтобы как-то забыть этот инцидент, Бен сел за рояль и начал играть мелодию, сочиненную для Эмери Чима. Это был серьезный вызов, Бен был горд и в то же время напуган из-за всего того, чего он уже достиг. Независимо от того, какие чувства испытывала его компания по этому поводу, Бен осознавал, что этот проект был его детищем, со всеми его мечтами и убеждениями.

На дворе стоял август… Эран недавно сдала экзамен по вождению, со страхом села в свой новый автомобиль и с восторгом направилась на север. После первых двух часов поездки она оценила качество дорог в Англии по сравнению с Ирландией. Здесь вы получаете хорошее качество за полцены, плюс бензин и страхование, а если вы покупаете подержанный автомобиль, то он не бывает без повреждений. Эран показалось, что когда эмигранты с ностальгией вспоминают об Ирландии, то, конечно, они не тоскуют по дорогам своей страны.

Эран пролила много слез с рождения Рианны, но после пяти месяцев разлуки с дочерью ее состояние возвращалось к норме. Даже если ее новая жизнь не похожа на жизнь с Беном, главное в том, что она сейчас независима. Ее ребенок находился в безопасности, а она работала.

Энни Мак-Гован тоже много работала, поддерживая своего безработного мужа и четверых сыновей, которые учились в колледже в Корке и защищали дипломы. Это была для них прямая дорога в Америку или Австралию. Все же Энни никогда не жаловалась — как же могла Эран Кэмпион жаловаться в двадцать один год? Даже если она не была с Беном и Рианной, она, прежде всего, была здорова, имела крышу над головой, и перед ней открывались новые горизонты. Ведь она была честолюбива.

Кто сумел бы еще так поступить? Даже не питая такой страсти к сыру, как к музыке, не любя Энни так, как Бена, важно было притвориться, что так и есть на самом деле, и убедить себя в этом. Ведь покупатели должны верить, что все так оно и есть: это вопрос отношений.

Конечно, Рианна получит хорошее образование. Дэн и Аймир дадут ей все в этой жизни, а когда она вырастет, возможно, она не захочет покидать свою страну. А чего она захочет? Какими талантами она будет обладать? Каковы будут ее вкусы и пристрастия? Какие…

Эран остановилась. Все-таки желательно размышлять об этом по ночам, а не в дороге, где требуется сосредоточенность. Хотя бы до Манчестера она должна сдерживаться. Думая о Бене, она вспоминала Сашу и всех остальных его девиц…

— Господи, надо прекратить думать о Бене и о Рианне, иначе моя голова лопнет от такого наплыва мыслей! — сказала себе Эран.

Не было никакой потребности ходить по магазинам, заглядывая в каждый ларек, в надежде увидеть Аймир Рафтер снова. Когда они в конце концов бы встретились, случайно Молли заметила бы, что нос ребенка совершенно другой формы, чем у Дэна, что кожа значительно нежнее, а глаза то ли зеленые, то ли голубые. Эран отдала ребенка Аймир, и весь город будет судачить о том, почему она отдала ребенка своей бывшей учительнице, нежели родной матери, думала Молли.

Даже когда Конор возвращался с моря в шторм, Молли спала очень чутко. Но теперь она вообще не могла уснуть всю ночь — в ужасе от приближающихся новостей… Она же велела Эран отдать ребенка! Но в то же время Молли ясно дала Эран понять, что сама не желает принимать в этом участие. Она не хотела пережить все это заново. Эран и не просила Молли об этом, а если бы вдруг попросила, ответом был бы отказ!

Рафтеры! Разве не было других семей, которые могли удочерить ребенка — семей в Лондоне, Дублине?..

Неужели Рафтеры в отчаянии уговорили Эран сделать это? И что, если Конор обо всем узнает? О Господи, что, если он узнает? Молли должна сама все выяснить, прежде чем Конор обо всем узнает.

На улице была прекрасная погода, и Молли решила пройти по той дороге, по которой Аймир обычно ходила к своей матери. В четверть первого нервы Молли уже были на пределе. В половине первого она готова была мчаться к дому Рафтеров и требовать, чтобы ей немедленно открыли истину. Но тут она услышала шаги и голос Аймир, говорящей с ребенком. Молли незаметно и внешне беспечно подошла к ним. В одно мгновение она обомлела. Это была улыбка Бена Хейли, которого она впервые встретила у Аймир! Не было никаких сомнений. Это было ребенок Эран и Бена Хейли — ее внук!

Улыбаясь, Молли склонилась над коляской.

— Это тот ребенок, которого вы усыновили… мальчик или девочка, госпожа Рафтер? — спросила она.

— Девочка, — сказала Аймир.

— Девочка? И сколько ей? — Молли еле сдерживалась.

— Почти шесть месяцев, — улыбнулась Аймир.

— Шесть месяцев? — спросила Молли.

— Ее зовут Рианна… Рианна Рафтер, — ответила Аймир.

Сохраняя спокойствие, Аймир заставила себя улыбнуться, и Молли тоже криво улыбнулась в ответ.

— Рианна… Хорошее имя… Ирландское. Но она совсем не похожа на ирландку! — заметила Молли.

Аймир взглянула на нее:

— Разве, госпожа Кэмпион?

— Я просто говорю то, что думаю. Вы, должно быть, проводили много времени с ней в саду: у нее такой красивый цвет кожи, — кисло сказала Молли.

— Да, вы правы. — Аймир кивнула.

— У вас были проблемы с удочерением? — спросила Молли.

— Нет, наши с Дэном кандидатуры сразу подошли. — Аймир невольно занервничала.

— Еще бы, преподаватель и ветеринар, обеспеченная семья, куда уж лучше! — Молли покраснела.

Они смотрели друг на друга.

— Я рада, что вы так думаете. На самом деле я бросила работу, чтобы проводить больше времени с Рианной, она очень желанный ребенок в нашей семье, — сказала Аймир.

Следующая фраза Молли поразила ее окончательно.

— Милая моя, но это же так ужасно: ей будет скучно без братьев и сестер! — заявила Молли.

— Я так не думаю, госпожа Кэмпион, не всем же так повезло, как вам, — ответила Аймир.

Взглянув на Рианну, Аймир пожелала Молли удачного дня. Молли искренне пожелала Аймир того же самого, и они разошлись.

— Возмездие Всевышнего, — бормотала Молли. — Вот оно каково! Бог наказывает меня за то, что я посоветовала отдать свою внучку какой-то незнакомке. Он позволил Эран сделать это, а та прислала Рианну сюда, в Ирландию, где она будет у всех на глазах!

О Боже, а если люди поймут, что это ребенок Эран и ее дружка с таким смуглым запоминающимся лицом? Возможно, не сразу, но и Конор догадается об этом! И что тогда?!

Даже узнав ребенка, Молли все еще не хотела его. Она воспитала пятерых, работала не разгибая спины, чтобы прокормить и одеть их, жила в страхе, что все это никогда не закончится. Она считала, что имела полное право говорить что хочет и не слушать никого. Несмотря на то что Эран уехала из дома, чтобы работать, и много помогала семье, Молли была против, чтобы та возвращалась, да еще и с ребенком от какого-то рок-певца!

Даже если это было жестокое решение, Молли все равно не сожалела о нем. В конце концов, для Рианны будет лучше жить в этой семье, где ей дадут все: и любовь, и образование, и достаток. Таким образом, совесть Молли, как ей казалось, была чиста. Но что, если… Конор обо всем узнает? Это волновало Молли больше всего, поскольку он мог бы помчаться в Лондон и привезти Эран с собой, пообещав дочери, что они смогут как-то распутать этот узел. Но он был далеко в море, уже неделю. Да и вряд ли Конор бы стал присматривать за ребенком, пока Эран была бы на работе; нянчить его, пока Эран будет разгуливать по ночным клубам, подобно своему дружку! Конор не смог бы жить в маленьком доме с вечно кричащим младенцем.

Итак, Молли ничего не сказала мужу. И теперь его внучка жила у Конора под носом, в его родной деревне! Но даже если бы Конор не узнал ни о чем, соседи бы, так или иначе, разнесли слухи по всей деревне.

О, это был бы просто кошмар! Кошмар, который бы продолжался на протяжении нескольких лет! Вечно! И все бы осуждали Молли за то, что та позволила Рафтерам удочерить внучку, за то, что по ее вине Эран не могла жить с дочерью под одной крышей! И для Конора это был бы позор!

В отчаянии Молли металась по кухне.

Вроде бы и у Аймир смуглая кожа и карие глаза… может, никто и не заметит? А если заметят? И все бы это обсуждалось здесь, в церквях, в пабах — за спиной Молли… Ей стало противно от мысли, как все это смаковалось бы людьми, полностью лишенными христианского сострадания. Именно так и она сама когда-то обсуждала этих людей…

* * *

— Мама, ты бы видела это! Я не могу описать тебе… — Аймир была переполнена негодования.

— Что такое, Аймир? — спросила Ханнак.

— Молли так смотрела на Рианну, с таким отвращением! — воскликнула Аймир.

— Прекрати, Аймир! Не преувеличивай! — сказала Ханнак.

— Мама, я не преувеличиваю! Она даже не дотронулась до нее! Как может женщина смотреть на ребенка, не дотронувшись до его ручек, не спросив о его здоровье, о весе… Она даже не спросила, как ее зовут! Молли никогда не спрашивала Эран, как та назвала свою дочь! — Аймир была вне себя.

— Но Молли только так могла залечить свою душевную травму — притворившись, что ничего не происходит. Возможно, она была в шоке, — сказала Ханнак.

Аймир слегка улыбнулась:

— Естественно, так и было. Она удрала, подобно духу из ада, — о мама, что же мне делать?

Ханнак спокойно потягивала вино.

— Любимая, тебе надо успокоиться. Ты знала, что это произойдет, и сейчас не о чем беспокоиться, Молли изначально не хотела брать Рианну, впрочем, как и теперь, как я поняла по твоему рассказу. Кроме того, господин Аллен поработал со всеми документами. Ты и Дэн — ее законные опекуны, все в порядке, — сказала миссис Лоури.

Аймир с облегчением вздохнула.

— Да, ты права. Так странно, дедушка и бабушка Рианны находятся так близко, и с таким отношением… Я думаю, Конору понравилась бы Рианна, если бы не Молли, — сказала она.

— Ему было сложно воспитать своих детей, и, возможно, Эран не захотела расстраивать его, решила освободить от ответственности, — сказала Ханнак.

— Я бы хотела, чтобы дедушка навещал Рианну каждое Рождество, без подарков, просто навещал, — сказала Аймир.

Ханнак сказала:

— Послушай, Аймир, Эран не хотела втягивать Конора во все это, и я думаю, что ты должна уважать ее желания. Но если ты волнуешься, пригласи Молли на чашку чаю и обсуди с ней это, тогда все успокоятся.

— Я думаю, это хорошая идея, мама. Я поговорю с Молли, — кивнула Аймир.

Бен провел неделю в Америке вместе с Эмери, а вернувшись из поездки, он немедленно засел за свое пианино с целью написать хорошую музыку. За неделю до крайнего срока он пришел в студию для записи. Прослушав запись, Бен с гордостью осознал, что написал потрясающую вещь, завернул диск с демо-записью в упаковку и отправил его в Америку. Неделей позже раздался телефонный звонок. Эмери Чим был взволнован и даже потрясен, поскольку работники компании также прослушали ее: это была вполне подходящая композиция для художественного или документального фильма, для телевизионных объявлений, для церемоний награждения в гонках — абсолютно для всех видов мероприятий! В мелодии отражались и старые, и новые мотивы, и она выражала традиции и историю компании.

Бен готов был кричать от радости, взобравшись на самую высокую башню в Лондоне. Если раньше он писал музыку для забавы и развлечения, то эта композиция была создана для истории! «Создание гения», как называл ее Эмери, она будет жить всегда! Собравшись с мыслями, Бен набрал номер Шарлотты Лукас, чтобы сообщить ей эти потрясающие новости.

Но никто не ответил на его звонок, странно, ведь Шарлотта говорила, что будет работать дома. Бен взглянул в записную книжку. По чистой случайности она была открыта не на букву «Л», а на «К» — Кэмпион. Волнуясь, Бен набрал номер Эран.

Молли прибыла на чай, готовая к переговорам. Раз Эран так ужасно поступила с ней, она решила принять новости достойно. Поставить на всем этом точку!

Аймир собиралась дать Молли понять, что она не собирается обсуждать Рианну со всеми подряд в деревне.

Молли откашлялась. Конечно, госпожа Рафтер была права, при условии, что… лучше всего, если Конор ни о чем не узнает. Не хотелось бы его расстраивать. Иначе он разозлится на Молли и начнет приходить к Рафтерам, с целью увидеть Рианну. Естественно, Аймир поймет ее?

Аймир вдруг осознала, что сама Молли — это единственное, о чем она думает. Сплетни, слухи, публичное посрамление. Ну и женщина!

— Пожалуйста, не беспокойтесь, госпожа Кэмпион. Я не выдам вашу тайну. Неужели вы не хотите просто взглянуть на внучку, пока вы здесь. Она сейчас спит, но я могла бы… — Аймир замялась.

Молли отскочила как ошпаренная.

— Только не это! Я имею в виду… нет, спасибо. Я уверена, она милашка, но… в общем, лучше быть с вами совершенно откровенной, госпожа Рафтер. Я думаю, что будет лучше не завязывать никаких отношений. Я не буду больше приходить сюда, и если вдруг мы случайно встретимся на улице, мы просто будем приветливы друг с другом и на этом расстанемся. Если вас это устраивает, — заявила Молли.

— Да, конечно. Я прошу прощения, я просто подумала, могли ли бы вы… — Аймир не знала, что и сказать.

— Нет, госпожа Рафтер. У меня было пятеро детей, и первый из них появился на свет, когда мне было всего девятнадцать лет. До последнего времени не было ни дня в моей жизни, когда бы у меня не было ребенка, цепляющегося за мою юбку, громко кричащего, чего-то требующего… Мне искренне жаль, но правда в том, что я всем этим сыта. Сыта по горло! — Молли замолчала.

Аймир подумала, что все понятно. Женщина уже нахлебалась в этой жизни, и, как сама сказала, с нее хватит. И для Ханнак было облегчением знать, что можно без каких-либо опасений изображать «бабушку» Рианны. Для всех это был идеальный вариант. Исключая бедного Конора, который не имел ни малейшего понятия, что именно он упустил. Впрочем, Бен тоже этого пока не знал.

Считая дни, Эран с нетерпением ждала Рождества. Четыре месяца, три, два, один — и она увидит свою ненаглядную малышку! Конечно, Дэн шутил, что она совсем даже не ненаглядная, Рианна была маленьким демоном, она вечно разбрасывала игрушки, чтобы помучить Сэмми, вытаскивала все подряд из шкафов. А еще она так здорово умела визжать! Было удивительно, что полиция не спрашивала, почему Рафтеры доводили своего ребенка до такого состояния. Но Эран снисходительно списывала все на то, что ребенок просто растет. Уже даже вылез один зубик! Да, она была очаровательна!

Пока Эран ехала из Лидса в Брэндфорд, из Брэндфорда в Халл, она составляла список подарков, которые привезет дочке, предвкушая, как удивится ребенок рождественским утром.

Все же владельцы магазинов в этих городах больше интересовались сырами, которые они продавали. Лондонские владельцы магазинов и бухгалтера были более отчужденными, а эти люди, казалось, наслаждались своей работой, получали удовольствие от нее, у них всегда находилось время поболтать и посмеяться. Они были довольны тем, что делали, и принимали любые предложения Энни. А может быть, ей объединиться с виноторговцами, чтобы организовывать «сырно-винные» вечера, на которых можно было бы продвигать свою продукцию? Эран должна будет задуматься над этим, но это уже в новом году.

Нужно встретиться с Шинед Кенни. Шинед будет поражена, услышав, что произошло в Манчестере в тот день, когда к Эран подошла клиентка, в то время как она разговаривала с владельцем магазина. Вежливо извиняясь, женщина поинтересовалась, где Эран купила этот замечательный пуловер. Потом взгляд дамы упал на рукав, где красовалась надпись: «Ручная работа. Орла Келлер, Данрасвей».

— Какая жалость! — сказала женщина с огорчением. — Если бы можно было приобрести эти пуловеры в Англии, я бы взяла партию для своих магазинов.

Но Эран заявила, что если женщина и вправду заинтересовалась, то она и Шинед могли бы организовать поставку или просто предоставить несколько образцов, чтобы посмотреть, как они будут продаваться.

Женщина снова взглянула на пуловер, внимательно изучая ручную работу, и сказала, что взяла бы для начала пятнадцать штук.

— Возможно, вы хотите получить их до Рождества? — спросила Эран.

— Да, конечно, — кивнула дама.

Эран лично собиралась привезти пуловеры на следующей неделе. Они обменялись номерами телефонов, и все, что Эран было нужно, — это получить свитера от Шинед. Пятнадцать для женщины, пять для себя. Отношения с Молли были напряженными, но это не причина бросать дело! Рианна тоже жила в Данрасвее, и Эран хотелось, чтобы родная деревня процветала больше чем когда-либо. Но, несмотря на новые знакомства и приветливые лица, это все же была скучная работа. Эран приходилось одной ездить темными зимними вечерами, останавливаться в гостиницах, в которых она до этого бывала, и презентовать менеджеру образцы сыров Мак-Гован. Еще никто не проявлял особой заинтересованности, но попытка не пытка, и Эран жила надеждой. Воображала, как однажды «Трастхаус Форт» сделает заказ, или «Парк Отель», или «Ромада Иннс»! Боже, Энни умерла бы от радости!

Конечно, несколько гостиниц в Лондоне сделали заказ для своих ресторанов, что, в общем-то, приносило кое-какой доход. Но это были всего лишь неуверенные шаги по длинной дороге, ведущей в бесконечность. На этот раз бесконечность простиралась до Престона. Эран вела машину и слушала радио. Голос Бена звучал по нему довольно часто, и она слушала его с удовольствием, ей нравилось слышать любое упоминание о нем.

Передавали новости: «…После того как певец получил несколько ранений, он был доставлен в рузвельтскую больницу, но не смог перенести операцию. Сегодня утром представитель британской музыкальной индустрии сказал, что мы потеряли одного из лучших и талантливых исполнителей…»

Теряя управление над автомобилем, Эран включила аварийную сигнализацию и съехала на обочину.

— Какой певец был убит?! О нет, этого не может быть! Боже, не допусти этого! — воскликнула она.

«Убийца, который будет сегодня осужден за преступление первой степени, как полагают, приобрел пистолет 38 калибра в Гонолулу перед отъездом и несколько дней преследовал звезду в Нью-Йорке».

Эран читала в музыкальном журнале, что Бен сейчас был в Нью-Йорке. Не в силах пошевелиться, Эран чувствовала, как от страха у нее по всему телу пробежала сильная дрожь.

«…Его вдова Йоко Оно, его сыновья Шин и Джулиан…»

— Джон Леннон! Это Джон Леннон! Был убит Джон Леннон! — Эран несколько раз повторила вслух знаменитое имя, с одной стороны, с облегчением, но с другой — с чувством ужаса и сострадания к его семье. Младшему сыну Леннона было всего лишь пять лет!

Репортаж продолжался, из него Эран поняла, что какой-то фанат, которому Джон дал свой автограф днем, вернулся вечером и застрелил его прямо перед глазами Йоко на ступенях собственного дома! Боже мой, что же должно было произойти с женщиной, которая явилась свидетелем убийства собственного мужа! И как все объяснить маленькому ребенку?

Эран было всего четыре года, когда убили Джона Кеннеди, но она хорошо запомнила тот день: все в Данрасвее в слезах смотрели по телевизору похороны, видели лицо его вдовы, которая держала за руку дочку, пока младший сын сопровождал траурный кортеж. Все искренне думали, что это было ужасно, и ни о чем другом больше не говорили еще в течение нескольких дней. Вряд ли кто-то относился к Джону Леннону с меньшей симпатией, он тоже был мужем и отцом; хотя многие женщины, которые оплакивали Кеннеди, сказали бы, что Джон Леннон был лишь рок-исполнителем. Конечно, Молли Кэмпион, которая боготворила Джона Кеннеди и все еще отказывалась верить в историю с «самоубийством» Мэрилин Монро, особо бы не переживала за Джона Леннона. Разве что сказала бы, что он неплохо пожил и что на одного янки-наркомана в мире стало меньше. В глазах Молли рок-звезда не может быть просто человеком, родителем, пацифистом, талантом, чья музыка не приносила людям ничего другого, кроме радости. А теперь он погиб, в сорок лет!

За последнее время Эран старалась пореже думать о бесконечных музыкальных трагедиях: о голодной смерти Моцарта или об Элвисе Пресли, о Шуберте, который мечтал о собственном фортепьяно и умер, едва приобрел его. Но сейчас Эран думала об этих трагедиях — и еще о Бене. Конечно. Тхан был предан ему и никогда бы не подпустил к нему сумасшедшего фэна с пистолетом. Но все же кто-то добрался до Кеннеди, несмотря на отряд телохранителей! Маньяки добрались до Авраама Линкольна, до Мартина Лютера Кинга, до принцессы Анны, телохранитель которой был серьезно ранен, когда защищал ее. До людей любого рода деятельности!

Занимая высокое положение в обществе, люди рисковали своими жизнями. Так и Бен рисковал каждый раз, выступая на сцене перед живой публикой. У Эран просто все холодело внутри, когда она думала об этом и о «справедливом» презрении Молли к нему, к Бену и к их ребенку.