Но годы проходили, и, как однажды предсказала Эран, девяностые значительно отличались от восьмидесятых годов. Люди стали гораздо более взыскательными, им стало не все равно, на что тратить деньги. Бену понадобились значительные усилия, чтобы пробиться в мир классической музыки. Был определенный скептицизм, рецензии о первом его диске с классическим репертуаром были самые противоречивые. Джефф Барбер написал, что теперь Бена Хейли уже нельзя считать рок-музыкантом. Это было очень больно, но Бен продолжал упорно работать, и многие его поклонники остались ему преданны. Некоторые даже писали ему, что перешли с рок-композиций на классику, учатся понимать и любить эту совершенно новую для них музыку.

У него выходили записи в обоих жанрах, но с концертами он выступал только как рок-музыкант. У него были гастроли в Южной Америке, в странах Восточной Европы, после того как пал железный занавес. Это было потрясающее турне! Новообращенные поклонники были непосредственны в проявлениях своей любви, казалось, что сам воздух был пропитан любовью. Эран заметила, что у людей на улицах Праги и Будапешта другие лица, кругом оживленное возбуждение, благодарность за ощущение свободы и новой жизни — ничего общего с пресыщенной апатией и равнодушием западной публики. Концерты поражали своей безудержностью, эйфория публики подпитывала Бена, он впитывал каждую улыбку, обожая их всех. Эран опасалась, что жизнь покажется Бену скучной и пресной, когда он вернется домой. Но ничего подобного не случилось. Сразу после возвращения он взялся писать рок-оперу и велел Ларри договориться о концерте в Москве.

Потом пришел черед Японии, в 1994 году. Его планам не было конца, там только не находилось места для Германии.

— Тебе не кажется, что это как-то по-детски? Я понимаю, в «Шваб» были настоящие мерзавцы, но зачем это переносить на всю немецкую публику? — спросила как-то Эран.

— Я ничего никуда не переношу. Я просто не хочу воспоминаний обо всех этих проблемах… Господи, как я был тогда несчастен, Эран! Я никогда не думал, что когда-нибудь снова пение будет приносить мне удовольствие. Но вот он я, тра-ля-ля! — И Бен запел.

Эран улыбнулась, подумав, как он все еще молодо выглядит, сколько в нем энергии! Бену теперь приходилось больше уделять внимания поддержанию своего здоровья, быть более требовательным к диете, и они купили рыжего сеттера для прогулок по парку Хит.

Они теперь реже бывали в ночных клубах, меньше колобродили там, с трудом переносили похмелье. Порой пары кружек пива хватало Бену на всю ночь, и это Эран особенно нравилось. А потом они еще раз поехали в Индию и встретились с детьми, которым они помогали материально в Бомбее. Это были чудесные ребята, и Эран привязалась к ним всем сердцем, хотя порой и испытывала противоречивые чувства.

К ним часто заходили Мораг и Олли Митчеллы. Олли стал уже первокурсником университета, а Мораг очень шла ее школьная форма. Рани была по горло в работе, но Тьерри иногда тоже заезжал к ним с ребятами. Эран теперь думала, что Гай, Фредди и Эми — единственные дети, чьи голоса будут звучать в ее саду. Она их постоянно баловала, смеялась, когда Бен распевал с ними гаммы, и чуть не плакала, любуясь, какой чудесный из него получился дядя. Эта роль была очень естественной для него. Но ведь это было просто развлечение, удовольствие, без каких-либо обязанностей.

Премьера рок-оперы состоялась весной 1993 года в театре на Друри-лейн. Это было совершенно сумасбродное либретто, написанное каким-то таксистом, которого «открыл» Бен. Бен был просто не в себе, он пререкался со всеми, от костюмера до дирижера. Естественно, он играл главную роль, предоставив своим друзьям-рокерам сражаться за другие ведущие роли, и был ужасно сердит, что Кейт Буш уехала на гастроли.

— Она бы классно подошла для роли ведьмы, которая насылала чары с помощью компьютера, — ворчал Бен.

— У нее все-таки есть рассудок, — заметила Эран.

В день премьеры Бен просто из кожи лез, он места себе не находил. Увидев в зале пробирающегося между рядами Джеффа Барбера, Эран даже съежилась. Бен не позволил ей увидеть ни одной репетиции, чтобы для нее все было полным сюрпризом. Так и получилось. Когда занавес поднялся, посредине сцены стоял Бен в космическом костюме, с невероятным гримом, придерживаемый невидимой веревкой, так что могло показаться, что он идет по воздуху. Зазвучала песня, из которой следовало, что он — Вояджер, при этом своими жестами он напоминал Пласидо Доминго. Раздавался иногда и смех по ходу действия, но написанная им музыка была, бесспорно, мощной. К удивлению Эран и Ларри, постановка оказалась очень популярной и хоть не принесла денег, но и убытков тоже.

— Я говорил вам! Говорил! Я могу это делать! — кричал Бен.

Эйфория продолжалась несколько недель, и Бен всем говорил, что в следующий раз напишет настоящую оперу. Паваротти будет умолять его о сольной партии, Хосе Каррерас будет на коленях ползать. Моцарт, с дороги!

А потом пришло письмо. Эран сидела за столом в офисе фэн-клуба, просматривая почту вместе с двумя другими девушками. Вдруг ее руки замерли, когда перед ней оказался розовый конверт с ирландской маркой. Данрасвей! На какую-то секунду Эран показалось, что случилось несчастье, что письмо от Аймир, но потом она обратила внимание на круглый подчерк и вспомнила, что письмо пришло на офис.

Внутри были две страницы линованной бумаги из школьной тетради.

«Уважаемые господа!

Мне тринадцать лет, и я большая поклонница Бена Хейли. На самом деле я очень люблю оперу и хочу быть оперной певицей, когда вырасту. Но я очень люблю и рок-музыку тоже, а Бен Хейли — мой любимый исполнитель. Скажите, пожалуйста, как можно получить его автограф? У некоторых жителей нашей деревни он уже есть, люди выиграли его на конкурсах на нашем ежегодном фестивале, но я не могла, потому что мои родители очень строгие и не разрешили мне участвовать в конкурсе, потому что он проходит в пабе. Мне разрешают только ходить в оперный театр в Корке — и никаких пабов. А еще они не разрешают держать дома пластинки Бена, и я могу их слушать только у моих друзей, и мы думаем, что он очень классный! Мы бы очень хотели, чтобы он как-нибудь приехал на наш фестиваль, он каждый год присылает призы.

К тому времени, когда я стану достаточно взрослой, чтобы участвовать в конкурсах, будет уже поздно. К тому времени я уже стану оперной певицей! У нас есть и конкурс классической музыки, но это другое, и призы там другие, и от Бена ничего нет для участников этого конкурса.

Я нашла адрес вашего клуба в журнале, и думаю, что вам всем очень повезло, вы работаете там, вы, наверное, часто его видите?

Если да, то поцелуйте его от меня покрепче и скажите, что я очень бы хотела получить его автограф! Я вам буду бесконечно благодарна, если вы мне в этом поможете.

Искренне ваша Рианна Рафтер».

Эран прочитала тысячи одинаковых писем от почти одинаковых девочек, отличающихся друг от друга только деталями, но похожих по тону — восторженному, умоляющему. Но никогда еще раньше не было письма от будущей оперной певицы, и никогда прежде Эран не видела почерк своей дочери!

Вся дрожа от возбуждения, она заперлась в туалете и прочитала письмо еще раз, потом еще — она прочитала его шесть раз! О Рианна! Слава Богу, ты не спросила у Акила их домашний адрес! Рианна была школьницей, а Акил — менеджером в пабе. Дэн и Аймир, очевидно, строго ее воспитывали, держали в узде, что называется, подальше от Бена. Держали ее подальше и от музыки Бена. Но было ясно, что Рианна, как любой подросток, втрескалась в него. В своего отца!

Прислонившись к холодной стене, Эран держала перед глазами письмо, чуть не падая на пол от охватившей ее слабости, буквально еле держалась на ногах. Как никогда, ей был необходим весь ее разум. Ей надо немедленно связаться с Аймир!

Проползли целых двадцать четыре часа, прежде чем она смогла это сделать. Она позвонила на следующий день, когда осталась дома одна и была уверена, что Рианна в школе. Голос Аймир сразу изменился, как только она услышала Эран.

— Что случилось? — спросила Аймир.

— Я получила письмо от Рианны, — сказала Эран, тяжело дыша.

— Что? — закричала Аймир.

— Оно было написано не лично мне, оно пришло в фэн-клуб, Рианна просила помочь с автографом Бена! — выпалила Эран.

— О Господи! — застонала Аймир.

— Аймир, она в него влюбилась! Я тебе пришлю копию, ты лучше сама прочитай, — сказала Эран.

— Но мы все сделали, мы даже запретили ей покупать его диски из ее карманных денег! — воскликнула Аймир.

— Она написала и об этом. Но она все равно слушает записи у друзей. Аймир, что же нам делать? — спросила Эран.

— Я… я не знаю. Мне надо поговорить с Дэном. Может быть, запрет сделает все только хуже. Дети всегда хотят того, что родители им запрещают, — вздохнула Аймир.

— Попробуй ее отвлечь, переориентируй на Майкла Джексона, на Принца, на кого угодно, — нервно засмеялась Эран.

— Да, все подростки одинаковы, это все гормоны… — сказала Аймир.

— А еще она интересуется оперой, и как раз Бен одну уже написал и собирается писать другую! Если мы не притушим огонь, пожар спалит все! — воскликнула Эран.

— Да, но как его погасить? — спросила Аймир.

— Я не знаю, но ты ее учитель, ты мать! Придумай что-нибудь! Мы не можем допустить, чтобы она сходила по нему с ума, мечтала о нем… — Эран даже всхлипнула.

— Не паникуй! Она у меня все время на глазах. Не беспокойся, Эран. Мы с Дэном справимся с этим, — сказала Аймир.

— Ладно. Смотри сама… Аймир? — Эран прикусила губу.

— Да? — спросила Аймир.

— Она… она когда-нибудь спрашивает обо мне? — Эран чуть не плакала.

— Я… она… она спрашивала, раньше. Но сейчас она забыла… пять лет — долгий срок для ребенка, — смущенно сказала Аймир.

Долгий срок для ребенка. И вечность — для матери!

Еще много месяцев спустя Эран представляла себе ужасный сценарий, ожидая, что Рианна пришлет еще письмо. Оно может попасть к кому-нибудь еще, Рианне пошлют автограф, как и каждому, кто обращался с такой просьбой… но пока что ничего не приходило, и тревога Эран стала затихать, ушла в глубину. Что бы Аймир ни предприняла, похоже было, что в этот раз сработало. Пока.

Но это был только вопрос времени. Еще три года, и Эран придется открыть всем правду — посмотреть в глаза своей девочке, посмотреть в глаза Бену. Неужели она потеряет их обоих, и мужа и дочь, единственную семью, которая у нее осталась? Это может случиться и раньше, чем через три года, если кто-то оступится. Лед был такой тонкий, что Эран боялась дышать, боялась жить.

И по-прежнему у них нет малыша, нет ребенка, существование которого сгладило бы шок, когда Бен все обнаружит, утешило бы и Эран с другой стороны. Она едва дождалась следующего письма Аймир, которая писала, что все под контролем. В письме была фотография высокой, гибкой и тоненькой девушки четырнадцати лет. Но как же она изменилась! В высоких ботинках, черных леггинсах и джинсовой куртке, Рианна стояла, положив руку на бедро, вопросительно склонив на одно плечо голову, в ее ухе торчала дюжина сережек. Ее очень короткая стрижка оставляла открытой стройную шею, большие удлиненные глаза, резко очерченные губы и скулы. Рианна не улыбалась. На шее ее висел медальон в виде скрипичного ключа. В постскриптуме Дэн сообщал, что дважды в неделю девушка ездит на автобусе в Корк на уроки пения. Их результат произвел на Ханнак Лоури сногсшибательное впечатление, растрогав ее до слез: на Рождество Рианна исполнила «Алые ленты». Это было настоящее выступление, потому что в свои восемьдесят Ханнак ни капельки не была сентиментальной. Дэн и сам был тронут до глубины души, когда Рианна пела «Алые ленты», даже ее младшая сестра была растрогана.

«Алые ленты», подумала Эран. Алые ленты для ее кос. Только кос больше нет. Ее детство прошло!

Писать настоящую оперу оказалось далеко не простым делом, как Бену казалось вначале. Это было достаточно трудно, и в первую очередь надо было придумать либретто: Бен хотел написать его сам, но у него никак не получался сюжет. Сюжет менялся каждую неделю, и хотя Бен раньше никогда не занимался словесным сочинительством, ему не хотелось прибегать к помощи Эран. Он был решительно настроен оттачивать свое мастерство. К тому же было много отвлекающих моментов: гастроли в Японии, благотворительный концерт с участием других звездных исполнителей, частные выступления по приглашениям разных «шишек», которые устраивали роскошные дни рождения для своих чад. Ларри хотел, чтобы Бен подумал насчет инвестиций в недвижимость, купил бы новый дом из соображений льготного налогообложения. Но Эран не хотелось переезжать ни в какую помпезную виллу в Серри. Зачем? Дом в Хэмстеде был более чем достаточен для них двоих, и Эран очень его любила, чувствовала, что этот дом не дает Бену оторваться от земли. Дом был очень мил, оформлен с большим вкусом и совсем не вычурный.

Сырым февральским утром 1995 года Эран стояла в холле, рассматривая картину, которую ей подарил Бен. Сценка из цирковой жизни запечатлела двух воздушных гимнастов, летящих навстречу друг другу с вытянутыми руками. Каждый из них зависел от партнера. Это было очень красиво, захватывающе и по-своему очень трогательно. А что, если один из них промахнется, не выдержит, тогда и второй рухнет на песок?

Эран смотрела на них, затаив дыхание и не в силах отвести взгляд, всем сердцем желая, чтобы им удалось подхватить друг друга. Неожиданно она почувствовала, как сзади подошел Бен и нежно обвил ее кольцом рук.

— Глубоко задумалась, да?

— Наверное, прости… Я тебе зачем-то понадобилась? — спросила Эран.

— Да, понадобилась. Мне кое-что нужно, — прищурился Бен.

— Ты выбрал подходящий момент. Я ничего не делаю, — улыбнулась Эран.

— Я как раз об этом, булочка. Я хочу спросить, почему ты ничего не делаешь? Ты не хочешь мне рассказать, что не так, что тебя печалит. Это из-за ребенка? — спросил Бен.

Эран вздрогнула.

— Наверное. Трудно писать, когда в сердце нет места песне. Детский плач стал бы самым желанным звуком для меня, но, похоже, я его не услышу, правда? — Она как-то жалко улыбнулась.

— Эран, может, это и так. Но у тебя есть я, у тебя есть почти все. Разве этого недостаточно? — спросил Бен.

Этого должно быть достаточно? Ей правда нужен ребенок, или она просто хочет его? Разве музыка не была для нее ребенком, или Бен? Это было несправедливо по отношению к Бену — у них есть и любовь, и успех, и друзья, и все, что только можно пожелать! Это было неправильно — омрачать их дни сожалением, ведь это могут быть их последние годы вместе! Эран не могла себе представить, как будет реагировать Бен, когда услышит о Рианне.

— Да, ты прав. Как бы я хотела саму себя исправить, — вздохнула она.

— Может быть, я помогу? Хочешь поговорить со мной? — спросил Бен.

— Разговоры ничего не изменят, — мрачно сказала Эран.

Бен больше ничего не сказал, но посмотрел на нее с таким же вопросительным выражением лица, как Рианна на фотографии, так же склонив голову набок. И вдруг он разжал руки и отпустил ее.

Эран ужасно чувствовала себя какое-то время после этого разговора. Она понимала, что Бен переживает, что это из-за нее их дом стал не таким счастливым, как раньше. У Бена ничего не получалось с оперой, он стал при каждом удобном случае задерживаться в студии с Майлсом и Джейком, как он объяснял. Эран доверяла ему, но на душе у нее было неспокойно, хотя она сама себя ненавидела за эти сомнения. Бен не стал бы слоняться где-то без причин, и не она ли сама стала такой причиной? Подтолкнула его к прошлому? Какое-то время Бен казался отдаленным, он был сам не похож на себя, и она не могла понять, в чем дело. Порой Бен смотрел на нее как-то странно, как будто видел кого-то другого.

И вдруг — совершенно неожиданно — последовал взрыв творческой активности! Одним махом опера выстроилась вся, словно все биоритмы Бена воспрянули — или на него просто снизошло вдохновение? А если так, то кто или что стало его источником? Эран боялась спросить, она чувствовала, что между ними разверзается пропасть, не давая им нормально общаться, а потом они уже могли говорить только об опере. Бен все больше и больше замыкался на своем произведении.

Их некогда кипящая интимная жизнь стала приглушенной, и Эран убедилась, что у него кто-то появился. «Я не могу его об этом спросить, я не могу говорить с ним, а теперь он не может говорить со мной! У него новая муза. Я сама все разрушила!» — плакала Эран.

В конце лета Бена все чаще не бывало дома, по его словам, он работал в студии, а потом и Тхан тоже стал вести себя как-то странно, уклончиво. Тхан знал!

Тхан был другом Бена. Он должен ей все рассказать!

— Кто она? Я знаю, ты был всегда предан Бену, но, пожалуйста, скажи мне! Скажи! — умоляла Эран.

Она почти видела себя со стороны — обезумевшую, раздраженную. Но Бен тоже был как одержимый, в преддверии появления своего «ребенка» — его оперы. Или… О Господи! Или его подружка беременна? Может, в этом все дело? Если это так, она потеряет рассудок, думала Эран. Мысль о том, что Бен может быть отцом ребенка еще какой-то женщины, сводила Эран с ума. Вцепившись в Тхана, она умоляла его рассказать все начистоту, она не стеснялась своих подозрений, не могла скрыть охватившей ее паранойи.

— Эран, ты сумасшедшая! Если ты так думаешь, ты разрушишь ваш брак! — сказал ей Тхан.

У Тхана к этому времени было уже двое детей, он был так спокоен и так счастлив со своей женой Бет, что порой Эран почти завидовала им. Эран ненавидела это чувство, всегда ощущая, когда люди завистливо смотрели на нее, на этот дом, на мужа, на музыку, на их благополучие и состояние. Но когда ты сам завидуешь другим, в твоей жизни ничего не меняется, а только все становится хуже. Эран заставляла себя остановиться, она представляла себе, что Конору было бы стыдно за нее.

В октябре Бен неожиданно отменил свои зимние гастроли в Южной Америке. Ларри просто бушевал от ярости, и Эран тоже охватил страх. Это должно быть чем-то необычайно важным, раз удерживало Бена в Лондоне.

— Я хочу сосредоточиться на моей опере, закончить ее к марту и подготовить для сцены, — сказал Бен.

Были найдены спонсоры, дирижер, площадка — маленькая церковь Св. Клемента, где часто шли небольшие оперы. Бен предпочел бы зал побольше, но Ларри не позволил бы ему рисковать, даже если бы какой-нибудь театр согласился. Но театры и не горели желанием играть «ва-банк» с труппой практически никому не известных, за исключением самого Бена, артистов. Работать в таких скромных условиях было совершенно непривычно для Бена, но он утешал себя тем, что ему удалось привлечь потрясающих певцов.

— Конечно, это не Паваротти и не Кабалье, но не исключено, что когда-нибудь они станут певцами такого же уровня! Представь только, что потом певцы будут говорить, что первый успех на сцене им принесла моя опера? — восклицал Бен.

Несмотря на свои плохие предчувствия, Эран тоже заразилась его возбуждением, радовалась за него. Почти через двадцать лет Бен был, как никогда, близок к тому, чтобы реализовать свои амбиции!

— Бен, я так горжусь тобой. Правда, очень горжусь, — поздравляла его Эран.

Бен слегка улыбнулся:

— Возможно, тебе лучше подождать, пока ты не увидишь все своими глазами.

Бен опять не пускал Эран на репетиции, говорил, что это плохая примета — обсуждать что-нибудь заранее. Но он сделал очень выразительный жест — премьера была назначена на девятнадцатое апреля, день рождения Эран, ей исполнялось тридцать семь лет. Уже не молоденькая, чтобы ясно чувствовать и понимать, что Бен по-прежнему любит ее, что они достойно прожили эти годы вместе…

Принимая это во внимание, Эран решила отложить до лета другое, настоящее драматическое событие. К лету Бен успокоится, у Рианны будут длинные каникулы, и все будет решено. Если этому суждено разбить их сердца, то по крайней мере останутся счастливые воспоминания.

Ежегодное письмо от Аймир пришло в марте, вскоре после дня рождения Рианны, оно было в еще большой степени, чем всегда, сдержанное и немногословное. Рианна, писала Аймир, наслаждается всеми прелестями своего возраста, ей понравилось проводить время на вечеринках и с молодыми людьми. Она стала вегетарианкой, хочет иметь мотоцикл, носит невообразимую одежду. Но в целом с ней все в порядке. Все хорошо, и все другие проблемы тоже утрясутся, пусть Эран не переживает.

Эран очень хотелось, чтобы Дэн и Аймир приехали на премьеру оперы. Большой вечер Бена, возможность поблагодарить их за их доброту. За поддержку, за тот замечательный рояль. Но если Эран пригласит их, все получится ужасно неловко — Рианна тоже может захотеть приехать, и что тогда? Девочка сейчас серьезно занималась оперной музыкой и очень много работала над вокалом. В этот раз в письме не было фотографии. Эран стала утешать себя мыслью, что увидит дочь летом, и эта мысль мучила ее, разрывала на части от предвкушаемой радости и жуткого страха.

До сих пор оставался слабый луч надежды, но скоро почти наверняка наступят ужас, боль и горечь и, может быть, даже ненависть. Годы ненависти к матери, которая ее бросила! И к отцу, к отцу, который может быть очень высокомерным, может уязвить Дэна, разрушить ее теплую дружную семью…

Или может отказаться от Эран, пренебречь ею? Бен был очень привязан к своим племянникам и к племяннице, очень нежен со всеми, но каждый раз в горле у Эран становилось сухо и внутри все сжималось при мысли о неведомом будущем.

В последние недели перед премьерой Бен был просто невыносим, сплошной комок нервов в предчувствии провала. Держа в голове предстоящие гораздо более трагические переживания, Эран всячески настраивала его и себя на то, что это лишь первая проба, первая из многих будущих опер. Она хотела помочь, успокоить, но даже название несло в себе напряжение: «Первая ночь».

— Первая и, может быть, последняя, — вздыхал Бен.

— Ну, не будь таким пессимистом! Ты же говорил, что на репетициях все шло хорошо! — говорила Эран.

— Да, все было чудесно, прости, но ты не можешь себе представить, что я сейчас чувствую. Я… я боюсь, — признался он.

— Бен Хейли боится? — поддела Эран.

— Да, я просто оцепенел от ужаса! Ты обещаешь, что попробуешь отнестись к опере положительно? То есть не будешь спешить с суждениями, не будешь плеваться, даже если тебе сначала не понравится? — Он говорил как ребенок.

— Да не буду я плеваться! Я эту музыку люблю безумно! — сказала Эран.

— Я люблю тебя! Слышишь? Я люблю тебя безумно! — сказал Бен.

Застеснявшись, она опустила глаза.

— Я знаю, милый. Я понимаю, что порой со мной бывает тяжело. Но я стараюсь как-то примириться с обстоятельствами. Даже если у нас не будет ребенка, мы есть друг у друга, и я так тебя люблю, — сказала Эран.

Обнявшись, они постояли какое-то время, ничего не говоря, позволив потоку чувств свободно переливаться между ними. Она подумала, что ошибалась, что нет у него никакой другой женщины, другой семьи. Сами эти два слова были уже невыносимы для Эран.

Девятнадцатого апреля Бен трясся от страха, а Эран была по-своему спокойна. Все было теперь в Божьих руках. Даже если ничего хорошего не получится, Бен все же попытался, и со временем он может попробовать еще раз. Никогда в своей жизни Бен не пасовал перед трудностями, никогда не сдавался под натиском преград. Он когда-то потерял музыкальную тему и человека, который вдохновлял его; было так, что он потерял и Эран, даже чуть не потерял себя самого, у него не было детей — то есть он не знал — но он… Ее вдруг поразило, как много он пережил, как многому научился! Он созрел для оперы, мог справиться со всей ее сложностью.

Целый день приходили приветственные открытки, раздавались звонки с пожеланиями успеха, а Бен смотрел на все это со скорбью в глазах.

— Может, мы не поедем? Может, мы… о Господи милостивый, что я наделал? — застонал он.

— Ты сделал все, что мог, — утешала его Эран.

Они уже одевались.

— Я бы тебя обязательно соблазнила, — заявила Эран.

На эту шутку Бен все-таки улыбнулся — совершенно неотразимый в черном костюме и жилете с золотой полоской. Было много суматохи с тем, что ему надеть по этому случаю.

Эран выбрала черное открытое платье, очень смелое, очень сексуальное. Там будут фотографы, и она хотела выглядеть хорошо, чтобы там кто-нибудь не думал, что она «просто всего лишь жена». Потом она вспомнила, что черный — любимый цвет ее матери, и оживила свой внешний вид золотистыми туфельками, вечерней сумочкой, шелковым жакетом в алую полоску, ярко накрасила губы. Но взгляд Бена оставался неуверенным.

— Я надеюсь, что это не очень траурно выглядит? — сомневался он.

Взяв мужа за плечи, Эран заглянула ему в глаза:

— Бен, это всего лишь опера, твоя первая попытка! Ты будешь ею наслаждаться, даже если она мне зверски не понравится!

И после этого в длинном черном лимузине они отправились на премьеру, и бессменный Тхан сидел за рулем, абсолютно непроницаемый.

* * *

Были такие толпы, такой шум и хаос, что, казалось, они добирались до своих мест несколько часов. Майлс, Джейк. Ларри и Кевин были во втором ряду, они сидели на местах, выделенных для них и бизнес-партнеров. Места в первом ряду были зарезервированы для Бена и Эран, там же сели Тхан и Бет, Рани и Тьерри, Дива и Гай. Гай был неотразим, он просто сиял, надутый, как петух.

— Я всегда знал, что из тебя выйдет толк, мой мальчик, — важно сказал он.

Эран подумала, что Бен сейчас стукнет отца кулаком, но вместо этого он поцеловал мать, и Рани, и даже Чанду, которая пришла с группой своих приятелей. Было много разговоров, все здание было наполнено шумом, ярким светом, предвкушением праздника. Когда Эран увидела программку на коленях у Дивы, она едва смогла сдержать себя:

— Ты прочитала? Ты знаешь, о чем опера?

— Да, мы все в курсе, но поклялись молчать… тебе понравится. Эран, я обещаю. Бен написал это специально для тебя! — сказала Дива.

Для нее? Но он ничего не говорил ей об этом, никак не дал понять, что опера имеет с ней что-то общее! Милый Бен, ну и дни рождения он ей устраивает! Эран повернулась, чтобы поцеловать мужа, и он взял ее за руку:

— С днем рождения, любимая!

И вот погасли огни, публика притихла, оркестр заиграл увертюру. Поднялся занавес, на сцене стояла молодая девушка.

Не очень молодая — это была уже взрослая женщина, которую грим делал гораздо моложе. Она стояла, опустив руки перед собой, в простом платье, одна. Она запела. Опера была написана по-английски, по крайней мере, будет все понятно.

— Плывут лодки, летят чайки, я полечу… — Женщина пела о горизонтах и расстояниях, о расставаниях… Эран подумала, что певица выглядит очень хрупкой и одинокой на большой сцене. Ей пришлось вести всю первую, очень важную, сцену одной.

Оформление сцены было не очень выигрышное — невыразительная вереница домиков на берегу моря, задник чем-то напоминал Данрасвей.

Данрасвей! Встревоженная, Эран подалась вперед, почти ничего не различая, чувствуя страшное волнение.

А меццо-сопрано продолжало звучать: девушка пела, что собирает вещи, уезжает, она прощалась со всеми, посылая залу воздушный поцелуй и убегая за кулисы. Она удалилась, на этом закончилось первое действие. Эран вцепилась в руку Бена, но не могла ничего сказать.

«О нет! О нет!» — стучало у нее в висках.

Новые декорации, разделенные на две части. На одной стороне — яркий дом, двое детишек, на другой — вид городского рынка. Героиня криками завлекает покупателей, она смеется и кокетничает с ними, пока рядом не останавливается и не заговаривает с ней высокий смуглый парень; его роль исполнял молодой тенор, о котором как-то рассказывал Бен. Они начинают свой дуэт, затем девушка умолкает, перебегает к детям, возвращается к парню в растерянности…

Затем следует их дуэт — такой страстный, надрывный! Эран была под таким же впечатлением, как будто слушала арию из «Ловцов жемчуга». Ее глаза наполнились слезами, когда она поняла, что сделал Бен! Сквозь застилающие глаза слезную пелену она видела, что герои поцеловались, покинули сцену, а затем побежали навстречу друг другу, чтобы поцеловаться еще раз, они прощались с трудом, не отпуская рук до последнего момента.

Должно быть, это продолжалось тридцать минут, а может быть, и тридцать секунд, прежде чем закончился первый акт. Опустился занавес — под бурные аплодисменты, которые были адресованы музыке и исполнению и не касались содержания. Но это было ее либретто, это об Эран они пели! Эран почувствовала, что вокруг нее все замолчали.

— Выпить бы, — брякнул вдруг Гай, и все резко вскочили и направились в буфет, оставив Эран одну. С Беном! После паузы он взял ее за руку, прикусив губу, и заглянул ей в лицо:

— Ты потрясена?

Эран безмолвно кивнула. Она не могла понять, зачем он это сделал, что произойдет дальше… Ее жизнь вовсе не была сюжетом для опер, и наверняка Бен не будет изображать, как этот тенор стал звездой? Как Эран помогала во всем, ее рабскую преданность? Она будет выглядеть полной дурой, а сам Бен самовлюбленным идиотом, когда публика поймет, что это все построено на основе их биографий. Они станут посмешищем для всего Лондона!

Он сжал ее руку.

— Пожалуйста, не паникуй! Все в порядке, все под контролем.

Но даже когда Бен говорил это, его глаза тревожно пробегали по лицам зрителей у нее за спиной, и Эран чувствовала, что вся ее жизнь сейчас раскрутится перед публикой, как кинолента. Ей надо было что-то сказать…

— M-музыка потрясающая! — пролепетала она.

Довольный, но встревоженный, Бен обнял ее за плечи, и они просидели так весь антракт, не обращая внимания на людской водоворот. Тхан и все остальные прошли мимо них на цыпочках, как испуганные кролики. Только Гай выглядел очень напыщенно и самодовольно, и Эран подумала, что знает почему: ему предстояло прославиться как стойкому приверженцу, ценителю и опоре молодого тенора. Эран мельком вспомнила, что когда-то давно ей говорил Бен — что он никогда не опорочит или не смутит своих родителей ни в одном своем музыкальном произведении.

Зрители расселись, и занавес снова поднялся. На сцене не было тенора, только меццо, но певица выглядела как-то по-другому, она изменилась. Стала старше? Началась очень красивая ария, в которой она поведала о своей большой любви к встретившемуся парню, о судьбе, которая разлучила их. Они поссорились, он покинул ее, она осталась одна. Эран ожидала, что сейчас луч прожектора оставит ее в тени и высветит фигуру молодого человека, который готовится выйти из-за кулис и появиться в центре всеобщего внимания.

Но тут героиня резко обернулась, сжимая руки в мольбе, и Эран увидела совсем другое — девушка была заметно беременна!

Эран показалось, что ее кресло исчезло, что она повисла в воздухе, без опоры под ногами!

— Что же будет, — пела девушка, — что же мне теперь делать? Он разлюбил меня, я одна. Я жду ребенка, я хочу его, и я рожу его, но кто же о нем позаботится? Я бедна, у меня никого нет в этой стране, я должна работать, а кто же присмотрит за младенцем? Кто будет воспитывать его, любить? — Это был дивный голос.

Декорации снова сменились, вновь появились домики над морем. В одном из них горел свет, в окнах были видны лица мужчины и женщины. Они пели о своем долгом бездетном браке, о страстном желании иметь детей.

Эран была ни жива ни мертва, словно ее тело рассыпалось на атомы.

В отчаянии героиня снова появилась на сцене, снова худенькая, с малышом на руках. Появилась и семейная пара. Девушка бросилась в объятия женщины: вы поможете мне? Мы были друзьями, когда я жила здесь: вы поможете мне? Вы возьмете моего младенца, будете любить и заботиться о нем так же, как заботились обо мне? Мучительно расставались они, давая друг другу обещания и клятвы.

Голос запел за кулисами. Голос тенора, отдаленный, но взлетающий до самых верхних нот, исполненный острой тоски и отчаяния. Я совершил ошибку, ужасную ошибку, я должен найти свою любимую. Где она, примет ли она меня, что я буду делать, если она не простит меня?

Медленно он появился на сцене, заметил девушку, радостно подбежал к ней. В это время пара с ребенком, которого он не увидел, удалилась, и вышел другой мужчина. С другой стороны сцены выступил баритон и направился к девушке.

Началась борьба. Сначала девушка разрывалась между двумя мужчинами, потом она склонилась к баритону, потом тенор направился к ним, в своем отчаянии он был очень агрессивен. Когда два героя боролись, героиня в отдельной арии поведала зрителям, что у нее растет прелестная дочурка, красивая, как ее отец. Когда героиня допела, баритон потерпел поражение, и тенор упал перед ней на колени, умоляя простить за то, что оставил ее.

Эран смотрела второй акт, как в тумане, едва замечая слезы в глазах Рани и на лице Дивы, не видя ни Гая, ни Тхана, никого вокруг себя. Когда зажегся свет, раздались поистине немыслимые аплодисменты, но Бен был молчалив и сдержан.

В этот раз никто из их группы не встал, только Тхан проскользнул к проходу, чтобы преградить путь зрителям. Где-то позади раздавались оживленные голоса Майлса и Джейка: либретто захватило публику, всем хотелось узнать, что произойдет дальше. Вернутся ли влюбленные друг к другу, останутся ли влюбленные вместе, когда откроется тайна о ребенке? Будет ли дочь героя искать своих кровных родителей, примет ли их или будет презирать?

Эран не могла смотреть на Бена, она только почувствовала руку Дивы на своем колене, казалось, говорящую, что Дива все понимает, прощает ее, любит ее, что бы она ни сделала. Но Эран не могла ни ответить ей, ни пошевелиться. Она словно умерла…

Действие продолжалось. Пара сидела за широким столом, они выглядели теперь старше, у них были обручальные кольца, и они пели очень гармонично, то вместе, то каждый отдельно. Дуэт разносился эхом, звук поднимался и опускался, приближался и отступал. Но они теперь не звучали в унисон, между ними была аура некой дисгармонии. На их лицах было выражение любви, и вокруг все было прекрасно, только комната была пуста.

Эран не знала, дышала ли она в тот момент, когда декорации поменялись, — опять появился дом на побережье, в нем раздавался хор детских голосов. Два взрослых голоса возвышались над ними, нестрого прикрикивали, смеялись. Вот голоса неожиданно понизились до шепота, выражающего бесконечную тревогу и беспокойство о старшем ребенке. Девочка выросла, и приемные родители не знали, как им быть — рассказать ли ей обо всем, рассказать сейчас или подождать? Она спросит, мы должны ей сказать, нет, мы должны подождать, она наша до последних дней. Наша любимая девочка, мы не вынесем разлуки с ней.

«Господи, Господи», — повторяла Эран, едва дыша.

Сцена потемнела. В полной темноте, набирая высоту, зазвучал трагический голос тенора. «Я не могу этого больше выносить, моя жена страдает, она так хочет ребенка, а мы бездетны. Она становится старше, скоро будет поздно, я должен что-то предпринять. Я должен поехать к нашей дочери, ведь я узнал о ней много лет назад. Она может возненавидеть меня, я ничтожество, я глупец, но я должен найти мою дочь. Нашу дочь!»

Публика на своих местах почти застонала, когда его ария перешла в молитву и растворилась в темноте. Зазвучало соло молодой служанки.

Рианна! Эран содрогнулась, она пыталась разглядеть сквозь слезы, кому доверили роль. Как Бен нашел ее? И кто это был? Кому выпало сыграть роль их девочки в этот премьерный вечер?

Девушка была высокая и стройная, так похожая на Рианну, что в какую-то долю секунды Эран показалось, что это она и есть! Но девушка была заметно старше, у нее был поставленный голос, отработанная пластика. Она была одета в джинсы, черную футболку, ботинки-мартенсы. Юная певица вынула руки из карманов джинсов и запела. Ее голос зазвучал серебром падающей воды, рассыпался колокольчиком, затрепетал.

«Мой отец приехал! Мой настоящий отец, он никогда не приезжал прежде, но он любит меня, и он здесь! Много лет он сдерживал себя, оставлял меня там, где я была счастлива и любима, но сейчас я нужна ему. Я нужна ему, нужна моим родителям, мои родным отцу и матери!

Ну а как же мои другие родители? Я люблю их, я не могу причинить им боль. Что мне делать, что я им скажу?»

Свет усилился, когда девушка приблизилась к краю сцены в нерешительности теребя кулончик. Отец сказал, что мать страдает, она больше не может скрывать тайну, которая ее мучает, но что же делать ей — дочери? Она молода, она потрясена тем, что он ей сказал, она боится сделать неверный шаг…

Впервые юная певица взглянула на зрителей, словно в поисках поддержки. Поймут ли ее приемные родители, простят ли ее, если она поедет к ее кровным отцу и маме?

И тут актриса посмотрела вниз, прямо туда, где сидели Бен и Эран. Запрокинув голову, протянув к ним руки, она пела, обращаясь прямо к ним! Она была такая живая и близкая, что Эран видела, как блестят слезы в ее глазах.

«Приди ко мне, будь моей, не бойся. Я не буду тебя ненавидеть. Я буду любить тебя, как я люблю моих приемных маму и папу. Мы будем говорить друг с другом, мы разделим все, мы будем расти вместе. Мы будем одной семьей. Только приди ко мне, приди. Приди сейчас!»

Ну и какое это имело значение, что она плачет, пронеслось у Эран в мыслях, когда она с трудом поднялась, совершенно потрясенная. Плакали все. Тхан кое-как сдерживался, Бен был рядом с Эран, Бен расскажет, почему он это сделал, когда они будут за кулисами, как он смог, как узнал?!

Эран ничего не видела, она не могла дышать от слез. Муж взял ее за руку, и она вцепилась в него изо всех сил, когда они пробирались сквозь толпу. Она почти задыхалась, не могла идти, натыкалась на людей и предметы. Потрясенное лицо Майлса проплыло рядом с ней, до нее доносились смущенные и взволнованные голоса Ларри и Джейка. И вот они, наконец, за кулисами. Неожиданно Бен остановился.

— Посмотри на меня, Эран, — потребовал он.

Эран взглянула на мужа, в горле ее стоял обжигающий ком.

— Скажи мне, что ты меня любишь! Что ты все еще меня любишь, что я поступил правильно, — прошептал Бен.

Не в состоянии вымолвить ни слова, она переплела его пальцы со своими, и на мгновение они так замерли. Затем тихо постучали в дверь уборной — одновременно.

Это была уборная актрисы-сопрано, предположила Эран. Но в комнате стояла прелестная смуглая девушка, и она безудержно плакала. Рыдая, как маленькая, она бросилась к матери, протянула руки к отцу…

Не актриса, а Рианна!

Обессиленные, все трое простояли так, казалось, целую вечность. Затем Рианна потащила их внутрь, и Бен захлопнул дверь, предоставив Тхану оградить их от чьих-то голосов, рук, чужих лиц. Прошло очень много времени, прежде чем эти три человека смогли заговорить.

Уткнувшись в волосы Эран, Рианна безудержно плакала, их слезы смешались, их слова были бессвязны. Бен тоже рыдал, обнимая жену и дочь. Они не могли расцепить рук, пока, наконец, Рианна не подняла голову:

— Эран, — прошептала она.

Это и правда была Рианна? Настоящая Рианна, в ее объятиях?!

Не в Ирландии, не на сцене? Без Дэна, без строгой руки Аймир?

— Моя маленькая, — рыдала Эран.

Не отпуская ее, Рианна улыбнулась сквозь пелену слез:

— Мне уже шестнадцать, я большая…

Конечно, ей было шестнадцать, но было что-то еще в ее тоне, чего Эран никак не могла ухватить, — что-то теплое и искреннее, без следа обвинения, никакой горечи и упреков. С кружащейся от всего происходящего головой, Эран опустилась в кресло, держа девушку за руку, нежно поворачивая ее из стороны в сторону.

— Дай же мне посмотреть на тебя! — прерывающимся голосом говорила Эран.

Рианна выпрямилась, вытирая расплывшуюся от слез косметику ладонью, пока Эран рассматривала ее крепкую фигурку, короткую стрижку, вспыхнувший румянцем овал лица, длинные ресницы… и медальон!

— Бен подарил мне… — прошептала Эран.

Она неуверенно замолчала. Что именно знает Рианна? Как это все получилось? Эран посмотрела на отца и дочь и по их взглядам поняла, что она одна оставалась в неведении. Она думала, что все знает только она, но на самом деле это она не имела никакого понятия о том, что происходит!

— Я… вы лучше сами мне расскажите обо всем по порядку, — пролепетала Эран.

Казалось, в комнате опять зазвучал тенор из оперы, повествующий, что Бен давно узнал… Как давно и что?

Бен прислонился к столу, зеркало отражало его лицо. На нем было написано так много: тревога, гордость, удовольствие, и над всеми этими эмоциями — неистовое желание все объяснить.

— Я узнал об этом в день похорон! — сказал он.

Похорон? В тот день, когда они пели в церкви, двенадцать лет назад? Двенадцать лет?! Ее глаза скользнули по лицу Рианны, но Бен немедленно ободрил Эран.

— Все в порядке. Рианна знает. Мы о многом поговорили с прошлого лета, — сказал он.

Эран вообще перестала что-либо понимать. У нее кружилась голова.

— Ты помнишь тот день, булочка? Мы шли по пляжу, и ты была такая напряженная, а я спросил, в чем дело, почему Рафтеры со мной не разговаривают? Ты сказала, чтобы я оставил тебя в покое, и убежала.

Эран это помнила. Очень ярко!

— Ну, я и решил спросить их. Просто пойти к Рафтерам домой и спросить, в чем дело, потому что что-то явно было не так, и я очень беспокоился о тебе. Когда я туда пришел, их машины не было на месте, нигде не было их следов, только в саду пожилая женщина присматривала за маленькой девочкой — она качалась на качелях.

На качелях! Качели Люка Лейвери, между тисовыми деревьями! Энни!

— Они меня не видели, и я стоял возле ворот, глядя на девчушку, пока не заметил маленького мальчика, светленького, с волнистыми волосами, какого-то совсем другого… чем больше я смотрел, тем более уверенным я становился! Кроме кудряшек, она ничем тебя не напоминала, но она… она была очень похожа на меня. Я понял, что она — моя дочь! Я тебе не могу передать, что я почувствовал. У меня просто нет слов! — сказал Бен.

— И ты… ты никогда не говорил мне… — У Эран перехватило горло.

— Нет. Первое, что тогда пришло мне в голову, — побежать за тобой, узнать, почему ты это сделала? Я думал всю ночь напролет, но к утру я, кажется, все понял. Ребенок родился после того, как мы расстались. Ты была одна, напугана, ты даже больше не работала со мной, у тебя не было денег. Поэтому ты поступила… ты поступила так, как поступила. И потом, я видел лицо этой девочки. Как счастливо она выглядела… я понял, что увидел ее именно там, где ей было действительно хорошо. У нее был настоящий дом, она была в надежном месте. Я не имел права вмешиваться. — Бен опустил голову.

— Но… но ты… — Эран не находила слов.

— Я был просто уничтожен. Когда я думал, через что тебе пришлось пройти, что я наделал и что потерял… что я был единственным, кто отвез Эмери домой на кремацию, вот тогда я сломался, в Нью-Йорке. Если бы не появился Тхан, я мог бы убить себя. Неосознанно, но… мог бы, — хрипло сказал Бен.

Дважды, дважды Тхан спас Бену жизнь!

— А потом был Тьерри, и мысль об этом, как и все остальное, — ну, ты знаешь, какой я тогда был. Ночь, когда ты пришла и избила меня, стала лучшей в моей жизни! Ты вытащила меня из таких глубин, дала мне причину возродиться, причину жить. Ты… — У Бена слезы сверкнули на глазах.

— Я же постоянно моталась в Ирландию, и ты знал почему? — спросила Эран.

— Да. Я никогда не давил на тебя, никогда не заставлял тебя давать какие-то разъяснения, если тебе не хотелось, я просто не хотел этого и думал, что так будет мудрее. Но я действительно всегда оставлял тебе возможность, если бы тебе понадобилось признаться.

Эран вспомнила: «И что тебя так туда влечет? Я бы хотел увидеть Рафтеров. Почему бы мне не поехать с тобой? Они давно не пишут…»

— Я была вынуждена. Бен. Мне пришлось оставить Рианну с ними, я не могла так поступить ни с ней, ни с ними! — Эран задыхалась.

Слезы опять градом покатились по ее щекам, но Бен не подошел к ней, потому что Рианна уже была с ней и, как мать, а не как дочь, гладила Эран по руке.

— Я все знал, мы оба знали, но по отдельности, Эран. Все в порядке! Я позволил, чтобы все так и оставалось, по тем же причинам, что и ты. Но тебе становилось все хуже — я видел, что становишься все более несчастной, тем более что проходили годы, а у нас так и не было больше детей! Тебя это жгло, съедало заживо. Мне надо было что-то делать! Я должен был что-то предпринять, прежде чем ты не сломалась, — сказал Бен.

— И ты поехал в Данрасвей! — воскликнула Эран.

— Да, прошлым летом я был там несколько раз. Я говорил, что остаюсь у Майлса и Джейка, и просил их, чтобы они меня прикрыли, если ты позвонишь, — признался Бен.

— И… и что случилось? — Эран судорожно вздохнула.

Она даже не могла себе представить весь тот ужас, когда он там появился!

— Прежде всего я написал письмо Дэну и Аймир. Длинное письмо, в котором все объяснял и попросил, чтобы они мне перезвонили на студию. После того как мы все пришли в себя и они поняли, что я вовсе не собираюсь причинять им горя, мы решили, что я должен встретиться с Рианной и все ей рассказать. Аймир сказала, что в любом случае ты так и собиралась сделать в этом году.

Чувствуя головокружение, Эран взглянула на дочь. «О Господи!»

Рианна кивнула головой:

— Вот-вот, я подумала то же самое. Весь мир просто рухнул! Я даже не ожидала такого… и потом, это же был Бен. Бен Хейли, чей голос я обожала, певец, в которого я однажды влюбилась. Наверное, неделю или две я приходила в себя, вспоминая, как ты приезжала раньше, когда я была маленькой. Дэн и Аймир очень мне помогли, они не вмешивались, дали мне выплакаться, ничуть не обижались, просто всегда были рядом… они здесь сегодня. Ты их увидишь попозже.

«Позже» означало — в следующем году, бесконечность? Эран никак не могла охватить рассудком, что происходило здесь и сейчас!

— Вот. Ну, а потом мне надо было встретиться с Рианной. Это было что-то, правда, Ри? — сказал Бен.

Ри? У него уже было прозвище для нее? И она согласно кивала ему, как старому другу?!

— Так мы и встретились. В первый раз это было совершенно невообразимо — одни слезы и слезы. Так они у нас обоих и текли, пока их совсем уже не осталось, а потом мы начали знакомиться и обнаружили, что нравимся друг другу. Нравимся друг другу все больше, с каждым разом, мы открыли друг в друге много общего, ведь сколько для нас обоих значит музыка! А потом мы стали ломать голову, как быть с тобой, как же тебе сказать, что делать? Мы постоянно говорили об этом, но нам ничего не приходило в голову. А потом Ри познакомила меня с Люком Лейвери, и он пригласил нас в оперу в Корке. Выступала одна из самых любимых певиц Рианны, и, когда она сказала мне, что хотела бы стать оперной певицей и петь для меня, я все понял. Опера! — воскликнул Бен.

Эран чуть дышала.

— Опера, громкая и ясная, тайна, объявленная во всеуслышание, чтобы не было никаких сплетен и пересудов в газетах! Я хотел рассказать всем, что Ри — моя дочь и что я хочу написать для нее роль. И когда-нибудь она сама исполнит ее! — продолжал Бен после паузы.

— Но кто… кто же пел сегодня? — спросила Эран.

— Шив Салливан, которую я впервые услышал в ту ночь в Корке. Она на десять лет старше, чем Рианна, но по-прежнему очень молода — как оперная певица. Мы подумали, что она прекрасно подойдет, а потом я вспомнил, как вы с Холли всегда старались изыскать все возможности в Лондоне для ирландских талантов… Я надеялся, что ты так же обрадуешься, как Шив, когда я ей предложил эту партию, — обратился Бен к дочери.

Рианна кивнула головой:

— Правда, она потрясающая? Мы не могли поверить, что она сделала с музыкой Бена, с нашими словами.

Эран взглянула удивленно: «Нашими словами»?

— Да, у Бена были трудности с текстом, и я ему помогала. Сначала я не знала, что и как делать, ну а потом как-то само пошло, и я уже лучше все это чувствовала. Ритм и рифмы получались как-то естественно, а потом я стала понимать и весь замысел. Я стала понимать, что ты сделала и почему, чувствовала, как тебе было трудно и Бену тоже. Иногда мы были так расстроены, что с трудом могли продолжать. Но мы стали ближе друг другу, и я… я надеялась, что либретто — это как бы подарок тебе. А потом начались репетиции, и Бен привез меня сюда, чтобы я присутствовала на них.

— Он привез… когда? — спросила Эран.

— Шесть недель назад. Родители отпросили меня из школы, они считают, что это важнее. Я жила у Холли и Уолтера Митчеллов.

Так вот почему не было фото — Рианны просто тогда не было дома! Аймир пришлось… ладно, она обо всем поговорит с Аймир позднее, когда будет в состоянии.

Муж и дочь смотрели на Эран как заговорщики, глаза Рианны поблескивали от слез.

— Ну, и вот мы здесь. Мы так быстро ушли со сцены, публика Бог весть что подумает… ну а ты что думаешь, Эран? Ты не… не сердишься на нас? — спросила она.

Сердиться? Эран чувствовала, что присутствует при каком-то невероятном волшебстве, участвует в нем! Она потянулась к Бену — и подумала об Эмери; обнимая Рианну — вспомнила Конора и Дерси. Всех вместе, всю семью!

Через пять часов, ближе к утру, их дом все еще гудел и был полон гостей. Их было так много, что Эран была полностью ошеломлена. Приехали не только Аймир и Дэн, среди зрителей в зале были и Энни, и Акил приехал вместе с Эйслинг — они все еще переваривали новость, им все сказали всего несколько дней назад. Родители Бена и сестры тоже пришли, они-то уже давно были в курсе. Бен рассказал им обо всем еще на Рождество. Гай Хейли все еще казался слегка озадаченным, но трудно было сказать, почему именно: то ли оттого, что у него вдруг обнаружилась взрослая внучка, то ли от успеха сына, который «кое-чего достиг». На полу валялись газеты, в которых было полно материалов обо всем случившемся — писали не только о том, что Бен нашел свою дочь, но и о том, что Рианна принимала участие в создании либретто, в написании слов и собиралась сама когда-нибудь исполнить эту роль.

— Настоящая музыка, — бурчал Гай, — истинная музыка…

Но его было неслышно из-за громкой мелодии, которую играл на рояле Бен, он пел «Flight Paths» вместе с дочерью. Эран страшно хотелось поговорить с Рианной, начать как-то выстраивать отношения, для чего, конечно, понадобятся недели и месяцы, но в лице дочери она уже замечала одну из самых любимых черточек ее отца — его всепрощающую природную теплоту и доброту.

Все присоединились к песне, подпевая, даже если не знали слов. Даже Майлс, Джейк и Кевин признали наконец, что Бен их перехитрил. До сегодняшнего вечера они понятия не имели о сюжетном содержании оперы! А сейчас все трое внимательно слушали Рианну, оценивающе поглядывали на нее, и Эран невольно улыбнулась: они своего шанса не упускали!

Тьерри кивал в такт, совершенно замученный своими тройняшками, а Ханнак Лоури чувствовала себя очень бодро. Выпрямившись, она сидела, элегантно опираясь на свою трость, поглядывая на Эран с нескрываемым удовлетворением. Ей было почти девяносто лет, но она настояла на том, чтобы тоже поехать в Лондон, и не только потому, чтобы увидеть оперу, но, прежде всего, чтобы увидеть Эран и убедиться, что в семье Рафтеров не будет никаких осложнений. Их и не было! Эран наконец успокоилась на этот счет, она обещала, что Рианна может действовать, как считает нужным, и что не будет разногласий между ней самой и Аймир. Слава Богу, Ри сможет довольно часто приезжать в Лондон. Но ей еще надо было закончить два класса в школе, так что пока ее визиты будут ограничены каникулами. Кроме того, как сказала сама Ри, сейчас в Ирландии все было в порядке с музыкальной индустрией, Данрасвей прославился своими фестивалями, которые привлекали таланты из разных стран: ей не было нужды переезжать в Лондон. Она, конечно, хотела приезжать к своим родителям и, возможно, перекинуться парой слов с Майлсом, но это было совсем другое дело.

И кое-что еще было решено, когда Ри все же улучила наконец минутку и перехватила свою родную мать, взяла ее за руку своими гибкими длинными пальцами.

— Эран, это ничего, если я буду так к тебе обращаться? Я просто — просто не хочу огорчать маму и папу.

«Да, конечно, называй меня так», — подумала Эран, глядя на Аймир и Дэна, оживленно беседующих с Дивой и Гаем. Сбоку от них стоял Люк Лейвери, который тоже так много сделал для ее дочери — он подбадривал Рианну, когда Эран не было рядом со своей девочкой. У Люка был прекрасный голос, но его настоящий дар был в том, как он пробуждал талант в других, ставил их голоса.

Шинед Кенни тоже была здесь, пристально разглядывая Кевина Росса. И Тхан с Бет тоже были здесь, и Шив Салливан, и Митчеллы со своими детьми. Мораг о чем-то спорила с Рани, а Чанда — с ними обеими. Олли на минутку привлек взгляд Эран. Тот самый Олли, который когда-то кричал: «Новая, другая няня». А потом Эран посмотрела на Бена и Рианну.

Ее дорогой Бен, с кем у нее, оказывается, может быть ребенок — наконец-то. Теперь, когда все невзгоды и недомолвки остались позади, Эран ощущала только спокойствие и радость… и у них уже был ребенок, которого им предстояло еще узнать.

«Я все еще хочу малыша, — подумала она. — Я все еще так его хочу. Но у Рианны уже есть брат и сестра, а у нас с Беном есть все, что нам надо!»

Звезда английской писательницы Лиз Райан взошла на литературном небосклоне в 1990-е годы, однако ее книги уже завоевали миллионы поклонников. С удивительной живостью, изящной простотой и горячей искренностью Лиз Райан создает из житейских мелочей портрет современной эпохи, и судьбы ее героев, живущих теми же проблемами, что и каждый из нас, оставляют в душе неизгладимое впечатление.

Что хорошего может предвещать страстная влюбленность скромной провинциальной девушки Эран Кэмпион в честолюбивого парня Бена Хейли? Она мечтает о семье и детях, а Он готов посвятить всю свою жизнь музыке и несмотря ни на что стать звездой, как его кумиры — Элвис Пресли и Джон Леннон. Они с Эран разные люди, и, может быть, им лучше расстаться.

А как же тогда любовь?..