Эран чувствовала, что ее совместная жизнь с Беном Хейли с этого момента как бы предрешена судьбой. Они встретились, познакомились, влюбились друг в друга, и, как только обстоятельства позволят, они будут вместе. Остается кое-что уладить. Но это оказалось не так-то просто.

Рабочие часы Эран не позволяли ей оставаться с Беном надолго, хотя ее согревала мысль, что он явно жаждет ее общества. Но чем чаще Эран его видела, тем меньше, казалось, она продвигалась вперед в своих планах. Каждый раз, когда ей открывалась какая-то новая грань характера Бена, он поворачивался иной стороной. Наконец, Эран осознала, что подружилась с невероятно сложным человеком, трудным для понимания, противоречивым и абсолютно непредсказуемым.

Бен был просто очарователен: умный, страстный, щедрый и веселый.

Он отдавал себя целиком своим друзьям, обезоруживая их своей преданностью и поддержкой, отдавая им всю свою душу и сердце. Но Эран видела, что вначале надо завоевать его доверие: полная самоотдача с его стороны начиналась не сразу. Эран обнаружила, что ее словно проверяют, как будто для нее отвели испытательный срок.

Бен не предъявлял к ней особых претензий. Казалось, он примирился с тем, что каждый день она работает на двух работах, с тем, что куда бы она ни отправлялась, дети Митчеллов обязательно должны быть с ней, что ей надо приглядывать за своим торговым киоском и посещать вечерние занятия. Но Эран чувствовала, что только тогда полностью завладеет вниманием Бена, когда ее собственное «я» будет полностью заполнено только им.

Когда же им удавалось урвать какое-то свободное время и провести его вместе, Эран не могла угадать заранее, в каком настроении он будет. Его сияющая при встрече улыбка могла померкнуть от какого-то случайного слова. Оживленная мимика его лица казалась немного странной, как будто два разных человека уживались в нем. В ресторане Бен был оживлен, с друзьями-музыкантами он вел себя громогласно и бесцеремонно. Но с Эран он как-то притихал, при этом она почти физически ощущала, как он улетает в своей сосредоточенности куда-то далеко-далеко, где для нее не остается места. Бен не осознавал этого, так что Эран даже не могла упрекнуть его или начать ссору, но она часто чувствовала, как словно бы невидимая вуаль повисала между ними. И внезапно Бен мог спросить, в чем дело, как будто это из-за Эран между ними возникала напряженность и становилось так сложно общаться. Каждый раз девушка с трудом находила какие-то нейтральные объяснения, чтобы не показаться Бену мелочной, но порой ей хотелось поддаться вспышке какого-то детского раздражения, хотя, как она понимала. Бен бы не одобрил этого.

Но Бен мог и сам устроить немыслимую сцену, если бы ему захотелось. Он часто делал это из-за музыки. Однажды Эран была просто потрясена. Бен взял ее с собой к своим друзьям. Три или четыре человека играли на гитарах и других инструментах, шлифуя какой-то сложный музыкальный фрагмент. Бен буквально набросился на них. Ожесточенно ругаясь, он обзывал их бездарями, потом схватил одну из гитар и запустил ее через всю комнату. На мгновение Эран показалось, что он набросится на кого-нибудь с кулаками или, наоборот, кто-нибудь из парней кинется на Бена, но все неожиданно закончилось мирным смехом. Репетиция возобновилась, и, к удовольствию Бена, они вполне успешно отработали пьесу. Затем все отправились в паб, и Бен угощал друзей. Не имело значения, был ли он на мели или при деньгах, — тратил их Бен, как Ротшильд. Эран стала подумывать, не было ли у него в роду какого-нибудь раджи — так естественно выглядели его расточительность и замашки повелителя. Но обаяние его было искренним и теплым. Бен представил Эран своим друзьям весьма торжественным образом, и она даже почувствовала себя кем-то особенным. Хотя они теперь редко оставались наедине, Эран нравилась энергия их компании, которая восприняла ее вполне доброжелательно.

Никто из его друзей не относился к музыке так фанатично, как Бен, но все они горели энтузиазмом, были преданы искусству и полностью отдавались этому служению. Ничто другое не трогало их всерьез, их не интересовало, что творится в мире, они не читали газет, но свое дело ребята знали досконально. Бен постоянно читал биографии великих дирижеров, композиторов, исполнителей. И даже из повседневных разговоров Эран узнавала самые невероятные факты.

Но его совершенно не интересовали ее занятия, он был далек от обычных житейских дел и материальных забот. Эран казалось это странным, но Бен только пожимал плечами в ответ. Когда у тебя есть деньги, ты тратишь, когда их нет, всегда найдется способ их заработать. Если понадобится, считал Бен, он будет судомойкой или мойщиком окон, но до этого не дойдет, ведь его ждет колоссальный музыкальный успех.

Его самонадеянность и заносчивость отпугивали некоторых людей, но, как он говорил, трусость и негативизм вообще делают общение невыносимо скучным. Но Эран не считала его уверенность в себе какой-то отталкивающей. Даже когда Бен чересчур хвастался или вел себя как деспот, его внутренняя сила казалась привлекательной и притягивала ее.

И наоборот, Бен мог быть очень нежным. Иногда они ходили гулять в парк или бродили по площадям с обоими детьми. Бен мог без устали играть в футбол с Олли, мог помогать мальчугану пускать кораблик в пруду или подбрасывать Мораг высоко в воздух, пока малышка не начинала визжать от восторга. Бен доводил их до смеха за какую-то секунду, щекоча или качая их на коленях, но он никогда не пытался заигрывать с детьми, втираться в доверие; его терпеливость могла обернуться прямой противоположностью, и Эран научилась предугадывать ее пределы. Бен никогда не ссорился с детьми, но, если он уставал или малыши плохо себя вели, он просто переставал их замечать, оставляя Эран самостоятельно разбираться с малышней.

Такие прогулки были радостью и в то же время своего рода испытанием: Эран чувствовала себя словно гостья на каком-то долгом, изматывающем семейном мероприятии. Это было лучше, чем ничего, думала она, но все же это было не то, чего бы ей хотелось. Если бы они остались наедине, взял бы Бен ее за руку? Обнял бы, полностью бы посвятил ей всего себя?

Нет. И Эран была почти уверена в этом. Она стала ему другом, но не любимой девушкой. Потребуется немало времени, чтобы по-настоящему узнать Бена, проникнуть в его душу, вступить в соревнование с музыкой, которая поглощала его целиком. Иногда Рани оставляла их наедине у себя в квартире, но единственные увертюры, которые Бен предпринимал, были музыкальные. Когда же, как Эран казалось, ему так же сильно хотелось поцеловать Эран, как ей — его, он просил ее сыграть на гобое, или на него накатывала волна гнева из-за того, что у него не было своего пианино.

Он был добрый и ласковый, он смешил ее, хотя иногда Эран хотелось плакать. Но музыка всегда успокаивала девушку, и, если даже она не понимала Бена, она оставалась под воздействием его чар.

Прошли хрустнувшие первым льдом осенние недели, запахло зимой. В Сочельник, сияя своей чарующей улыбкой, Бен произнес:

— У меня есть билеты на «Мессу» Гайдна. В соборе. Пойдешь?

Эран задрожала. Приглашение прозвучало немного поздно, она не лучше Бена представляла, как себя ведут в протестантской церкви. Но все это перестало иметь значение, когда они попали туда. Все было так необыкновенно, играл орган, и Эран чувствовала себя, как на небесах.

Сидя с ним рядом, Эран чувствовала в нем некое благоговение. Их лица почти касались, рука Бена была так близко, что ей мучительно хотелось дотронуться до нее. Когда хор запел «Аллилуйя». Бен взял Эран за руку, его глаза сияли, безмолвно вопрошая, испытывает ли она такое же наслаждение, как он. Ее улыбка была ответом, а его взгляд, наполненный каким-то золотым отсветом, поглотил ее полностью, заливая потоком нежности. Это был первый романтический жест с его стороны за все время их знакомства, первый луч надежды, и Эран подумала, что он чувствует зародившуюся в ней глубокую радость.

Потом они пошли выпить капуччино в маленьком итальянском бистро. Когда Бен изящно поднес чашку к губам, Эран заметила, какие хрупкие у него пальцы. Жгучее желание физической близости с ним охватило ее с головы до ног.

Бен пристально посмотрел на нее:

— Ты знаешь, что Гендель в старости ослеп, Эран?

Боже, еще один! Бизе, Моцарт. Шуберт и Джордж Гершвин умерли в возрасте тридцати лет. Дженис Джоплин, Джими Хендрикс и Джим Моррисон довели себя до могилы наркотиками, Бетховен оглох, а теперь выясняется, что Гендель ослеп! Похоже, вся оркестровая яма заполнена трагедиями, а сцена устлана трупами! Кажется, Бена Хейли также ждет преждевременная кончина, потому что она сама готова была его убить. Если он способен слышать и любить в музыке содержание, почему он не может разглядеть и полюбить ее? Почему он никогда не чувствует сигналов, не настраивается на них? О да, Эран понравилась «Месса», но боготворила-то она Бена.

Охваченная отчаянием, она яростно размешивала кофе.

— Ну, многие люди не видят и не слышат того, что не хотят замечать, Бен, — заметила Эран.

— Да, но Генделю пришлось нанимать секретаря, а Бетховен почти сошел с ума, — сказал Бен.

— Что ты говоришь? — удивилась Эран.

Его глаза расширились и потемнели от удивления, так неожиданно прозвучал голос этой добродушной девушки, обычно исполненной очаровательной ирландской жизнерадостности.

— Мне казалось, тебе понравился концерт, Эран. Я что-то не то сказал и расстроил тебя? — спросил Бен.

— Да ничего ты не сказал, — буркнула Эран.

— Ты уверена? — Бен нахмурился.

— Абсолютно. — Эран кивнула.

— Ну… а ты бы не хотела зайти ко мне? — вдруг спросил он.

Ей хотелось этого больше, чем чего бы то ни было другого! Но там будет Рани, а в Ислингтоне ее будут ждать Митчеллы. Осмелилась бы она… а Рани?..

— Сегодня Сочельник. Мы могли бы послушать рождественские песни, — сказал Бен.

Рождественские песни! Все, что он хочет от нее, это послушать рождественские песни, чтобы она помогла ему решить, на месте ли половинка восьмой ноты!

— Нет, спасибо, Бен. Холли не позволит мне задерживаться, пока мне не исполнится восемнадцать лет. Боюсь, что раз она хозяйка, то ей и решать, — сказала Эран.

— Жаль, знаешь, мы какое-то время не увидимся. Я завтра уезжаю в Сёрри, проведу неделю с родителями, — сказал Бен.

Эран уже так расстроилась, что эта новость даже не произвела на нее впечатления.

— Желаю приятно провести время. Мы будем все вместе — Митчеллы и я, Олли и Мораг, и мы прекрасно повеселимся! Нет ничего лучше, чем встретить Рождество вместе с детьми.

Они закончили пить кофе и разошлись.

* * *

В отчаянии Эран обращалась к Тхану и Бронвен.

— Это безнадежно. Уже прошло целых три месяца! Мы хорошо ладим, но ничего не меняется в наших отношениях. Наверное, у Бена есть девушка, с которой он видится, пока я на работе.

Бронвен согласилась, что неясностей в ситуации больше, чем радужных надежд. Но Тхан не терял оптимизма.

— В Азии дела делаются медленно, и в Индии тоже. Не спеши, Эран.

— Но, Тхан, я так хотела провести с Беном Рождество и Новый год! Он знает, что я так одинока, у меня уже никого нет, кроме Митчеллов, мои родные далеко…

— И его близкие тоже, а для индуса семья важнее, чем наши христианские праздники. Почему бы тебе не перестать расстраиваться и не пойти с нами на Трафальгарскую площадь завтра вечером? Биг-Бен пробьет полночь, и мы славно встретим Новый год.

Эран мрачно потащилась с Тханом и Бронвен, чувствуя себя живым трупом. Весь год она работала на износ, а Молли даже не поблагодарила ее, Конор ей не позвонил, Бен не любит ее, никто, кроме Олли и Мораг, не обнял ее, но и они — не ее дети! Эран была как дома в Лондоне, но это не был ее дом. С ее учебой все было в порядке, но предстояло еще со многим разобраться.

Эран должна была наконец определиться, понять, что ей нужно и как этого добиться. Ей всего семнадцать, но Бизе и Моцарт в этом возрасте уже прожили больше половины своей творческой — и человеческой — жизни. Бизе умер от непонимания и неприятия, Моцарт от истощения, одинокий и в такой нищете, что его похоронили в общей могиле для бедняков. От этой мысли у Эран пробегал холодок по всему телу в эту одинокую зимнюю ночь.

Возможно, это было ошибкой — сразу знакомить Эран со всеми друзьями. Но она казалась такой счастливой в кругу его приятелей, сливаясь с ними, понимая, что именно с ними Бен выступает в ресторане. Он предпочитал видеть Эран хотя бы при таких обстоятельствах, чем вообще не видеть ее. Почему же Эран продолжала встречаться с ним и как она в принципе его воспринимала?

Если Эран, скажем, боялась его или не интересовалась его особой, то зачем она покрасила волосы, так забавно вырядилась, разыскала Бена в первый же вечер? Она искала только дружбы, потому что тоже оказалась на чужбине и была одинока? Но когда Бен пригласил ее в гости в Сочельник, она решительно отказалась, прикрывшись Митчеллами и их детьми. «Месса» Генделя понравилась Эран, но она никак не проявила эмоций, — а ведь в ее собственной музыке было столько чувств, та же сила, которой была пронизана и музыка Бена, то самое чувство, которое могло бы породить многое, если бы Эран решилась когда-нибудь помочь Бену взрастить это в себе.

Именно в этом был источник проблем. Бен мог бы использовать Эран Кэмпион, но эгоистическая суть самой этой мысли была ему отвратительна. Использовать женщину как музу уже было достаточно нехорошо, но в данном случае все было еще хуже: Бен не был уверен, что вообще достоин внимания Эран, потому что его собственные привязанности были, как правило, весьма непродолжительными. Бен ничего не мог поделать с тем, что его воображение быстро переключалось — на другую песню, на другую девушку, «забегало» в следующий день. За два года у него сменилось шесть или семь подружек, но это не имело особого значения, потому что те девицы тоже, в общем-то, относились к их связи как к эксперименту. Но Эран была другой. Она очень серьезно воспринимала все, что касалось интимной жизни, вступая в какие-то отношения, она отдавалась им без остатка. Если бы Бен привлек ее внимание и затронул ее чувства. Эран вынудила бы его подписать брачный контракт. Бен полагал, что, несмотря на хрупкий внешний вид, у нее был крепкий ум, и именно такой ум мог бы организовать его жизнь, придать ей необходимую форму и направление. Но если Бен позволит Эран сделать это, то она даст даже больше… она наполнит его своей любовью, которую он чувствовал в ней, и — он не хотел этого. Ну, допустим, неделя или месяц, не больше — в мире так много девушек, что нет смысла навсегда прилепляться к одной! Эран была милая девушка, в ней была какая-то готовность к самопожертвованию, нечто, что могло привязать Бена. Она ему очень нравилась, но ее целеустремленность, цельность ее натуры отпугивала Бена. Когда они расстались бы — а это бы случилось, — она испытывала бы страшные муки, о которых Бену уже сейчас было нестерпимо думать.

Но Бен и так уже очень сильно огорчил родителей, а если бы он еще и ввел в семью ирландскую иммигрантку, то только бы усугубил ситуацию. Няня, которая играет на гобое! Гаю бы это понравилось, как раз то, что надо для его влюбленного в оперу сына. А вот Дива… Дива когда-то сама была иммигранткой. И в этом-то было все дело! Став членом уважаемой британской семьи, двадцать два года спустя она стала и преуспевающим доктором, и почтенной матроной в Серри, планируя и для своих потомков такие же удачные браки. Дочь ирландского рыбака просто не вписалась бы в эту идиллическую картину. Дива давно полностью слилась с британским окружением, прониклась его обычаями и культурой. Она сохранила свою исконную веру, но ни с кем ее не обсуждала, никогда не вспоминала долгое путешествие домой в Лакнау, которое она предприняла, чтобы ее единственный сын родился в Индии. Эта юная девушка напоминала бы Диве о ее собственном происхождении, и пришлось бы начинать борьбу сначала… Дива, точно, была бы недовольна.

Но Бен чувствовал потребность посоветоваться с матерью, хотя был уверен, что все равно не воспользуется ее советом. Это было забавно — вся история с межнациональными браками в семье: пра-пра-прабабушка Гая была индуской, шестнадцатилетней девушкой она стала невестой британского солдата, посланного в Бенгалию подавлять восстание сипаев в 1857 году. Ей тоже пришлось адаптироваться в новой стране, пришлось отказаться от воспоминаний, подавить тоску по дому. Она прижилась на новом месте и, когда овдовела, предпочла остаться в Англии, а не возвращаться и доживать долгие дни на родине. Она стала миссис Хейли, британской подданной, жительницей метрополии.

Как Бену казалось, Эран тоже хотелось стать «миссис Хейли». Хотелось вписаться в новую для себя страну, потихоньку завоевать ее, преодолеть ностальгию. В отличие от своих соотечественников. Эран была равнодушна к «ирландским призракам», не плакала над кружкой пива, не поносила «оптом» все, что отличалось от того, что осталось дома. Эран была яркая и мужественная, Бен искренне восхищался ею и страстно ее желал. Он чувствовал — между ними есть некое духовное родство, которое могло развиваться. Если бы он позволил это, то страсть, отпущенная на свободу, расцвела бы пышным цветом. Но породит ли любовная страсть в жизни такую же страстность в музыке? Или она направится в другое русло и, исчерпав себя, просто иссякнет? Разве духовное родство в жизни имеет такое же значение, как в музыке?

Люди живут не больше ста, но великие классические музыкальные произведения живут веками, уходят в вечность! Бен собирался создать одно из таких произведений, и он всегда будет отдавать предпочтение музыке, не давая домашнему быту вмешиваться или ограничивать его творческую жизнь. Эран так же серьезно относилась к своей музыке, во многом даже превосходя Бена. Но она была из тех прирожденных матерей, на которых есть словно невидимое тавро — «жена».

Эран окружит себя детишками, такими, как Олли и Мораг. Когда у нее появятся собственные малыши, она будет ставить их превыше всего остального. А Бен уже выбрал свои приоритеты в жизни, и от них он не может отказаться. Это было бы неразумно и чертовски эгоистично, но в этом-то и было все дело. Он сделал бы Эран несчастной!

Возможно. Эран обо всем уже догадалась и поэтому проявила сдержанность. Ее не устраивало — быть на вторых ролях, а подойдет ли это ее детям?

Бена бы такое не устроило: как в музыке, так и в жизни он предпочитал быть солистом, занимать центр сцены. Сам факт, что Эран еще предстояло правильно оценить его, сводил Бена с ума. Если она действительно нужна ему, то предстоит работать больше, играть лучше!

А Эран и правда нужна ему, он правда хочет ее? Да, он хочет ее — физически, эмоционально, духовно. Но он также хочет еще много чего другого, а чего-то не хочет совсем — того, что будет мешать, как вечно мешали ему эти дети!

Черт, во всем этом была такая путаница! Наверное. Бену лучше вернуться домой, спросить маму и услышать, что ни музыка, ни ирландская гувернантка не сделают его счастливым. Выслушать голос разума, а не сумятицу раздирающих диссонансов.

Бен повернул к дому, сделал несколько шагов и замер. Что с ним творится? Что общего имеет рассудок с инстинктом, с инстинктом, который говорил ему, что он должен рискнуть в случае с Эран Кэмпион? Бен хотел ее, и он добьется ее, он будет честен с ней и постарается сделать ее счастливой. Если из этого ничего не выйдет, то он хоть попробует! Жизнь коротка, и нет ничего хуже, чем сдаться, даже не попробовав что-то сделать.

Стояла твикенхэмская погода: как известно. Вольтер делил времена года по значительным британским спортивным событиям — погода Эйнтри, погода Эйскот, погода Хэнли, погода Уимблдона. Твикенхэмская погода означала короткие, пронизывающие ветреные дни. Эран плотнее запахнула воротник и придерживала его одной рукой, а в другой сжимала книги, идя по темным улицам из колледжа. Сегодняшнее занятие было очень интересным, почти на два часа она даже отключилась от мыслей о Бене Хейли. Но сейчас ей захотелось немного движения, и она решила пойти пешком. По ночам Лондон было не столько опасен, сколько полон тайн и приключений.

Эран не прошла и пятидесяти ярдов, как изменила свое мнение насчет опасностей. Приближающийся сзади грохочущий мотоцикл устремлялся прямо к ней. Эран инстинктивно почувствовала это. Одеревенев, вцепившись в сумку, она нашла в себе силы обернуться.

— Эран, Эран, подожди! — крикнул кто-то.

Бен! Волна облегчения нахлынула на Эран, и он медленно подъехал к ней — руки в кожаных перчатках с крагами, черная кожаная куртка делала его высоким и внушительным. Если бы она не была с ним знакома, убежала бы изо всех сил!

— Залезай и держись крепче, — сказал Бен.

Он показал жестом себе за спину, нетерпеливо нажал на газ, готовый умчаться с места, как только девушка усядется. Куда же он спешил? Бен сорвался с места с такой скоростью и так неожиданно, что у Эран перехватило дыхание.

Они мчались по темному Лондону с такой скоростью, что единственное, что Эран могла, это держаться за Бена изо всех сил. Они летели на юг, через реку, и попытки Эран что-то сказать заглушали шум и ветер. К тому времени, когда они достигли парка, выходящего на Гринвич, Эран чувствовала себя так, как будто ею выстрелили из катапульты. Она соскользнула с мотоцикла и стояла на дрожащих ногах, трясясь от холода и от какого-то неожиданного страха.

— Эран, мы должны с этим разобраться, — Бен крепко схватил ее за руку и повел к небольшому возвышению, где они уселись на траве и посмотрели друг другу прямо в глаза.

Его прямота была значительным облегчением для девушки, и она встретила ее с поднятой головой.

— Давай. Если ты имеешь в виду наши отношения, я бы хотела понять, что с нами происходит, Бен, — сказала Эран.

— Эран, почему ты постоянно избегаешь меня? — спросил Бен.

— Избегаю тебя? Да ведь это ты сам так поступаешь! — воскликнула Эран.

— Ладно, давай признаемся, что мы оба так себя ведем. Почему? — нахмурился Бен.

— Я не избегаю тебя. Все препятствия возникают словно сами собой. Я приехала в эту страну ни с чем. Я иммигрантка, и мне приходится много работать. У меня нет выбора. Это ты заполняешь каждую минуту своей жизни друзьями, вечеринками, пабами, репетициями, как будто они… как будто они могут укрыть тебя от меня? Почему? — Эран пристально смотрела на него.

Бен смущенно взглянул себе под ноги.

— Потому что я тебя боюсь, если хочешь знать правду, ужасно боюсь, — пробормотал он.

— Боишься меня? Да ты никого не боишься! Я никогда не встречала более уверенного в себе человека, — сказала Эран.

За его спиной Эран различала огни города и удивлялась, почему Бен привез ее именно в это место. Днем оно напоминало картину Малкольма Лоури, наполненную маленькими фигурками. Силуэты спешащих людей на заднем фоне, а на переднем плане — огромное пустое пространство, величественная возвышенность, царящая над всей перспективой.

— Я очень уверенно себя чувствую в большой толпе. Но я не могу оставаться наедине с кем-то. Это пугает и бесит меня! — воскликнул Бен.

Неожиданно в голове у Эран прояснилось, мысли выстроились в логическую цепочку.

— Ты имеешь в виду, что тебе нужна публика? — спросила она.

— Да, причем я должен владеть ею! Ты первый человек, с кем я захотел быть без посторонних, и, кажется, первый, кто… контролирует меня. Кто подчинил меня себе. Возможно, это и хорошо, но это-то может и сдерживать меня. Для меня женщины, как игрушки… — признался Бен.

Эран чувствовала его отчаяние, но у нее в душе почему-то ничего подобного не было. Что-то отлегло от сердца, и она нежно и успокаивающе взяла Бена за руку.

— Продолжай. Расскажи мне о себе все до конца.

— Я… я боюсь, что стану использовать тебя, Эран. В тебе есть нечто такое, что может помочь мне. Я могу опустошить тебя, а потом… — Бен умолк.

— Что же потом? — тихо спросила Эран.

— Потом пресытиться и охладеть, — ответил Бен, пряча глаза.

Это было так больно слышать! Эран смотрела под ноги, стараясь оценить его прямоту и скрыть свои уязвленные чувства.

— Знаешь, Бен, это забавно… ты выглядишь человеком, который всегда действует импульсивно. Но то, что ты сейчас сказал, похоже, было глубоко и тщательно тобой продумано, — произнесла Эран.

Он улыбнулся:

— Да. Возможно. В первый и последний раз. Обычно это ты размышляешь. Ты ходишь по земле, ты земная, я так никогда не смогу… Ты бы хотела иметь постоянные отношения, да? — спросил Бен.

— Да, скорее всего. Но не сейчас. Я еще слишком молода, надо столько всего еще сделать. Я плохо разбираюсь в себе самой, не говоря уже о тебе… Я не хочу выходить сейчас замуж. И довольно долго еще не хочу иметь детей, — сказала Эран.

Удивленный, Бен немного отстранился от нее:

— Правда? Но ты так ревностно и самоотверженно относишься к своим подопечным детишкам…

— Это другое. Я просто за них отвечаю, — сказала Эран.

— А когда ты закончишь учебу, ты займешься чем-то еще? — спросил он.

— Да, я пока еще не знаю чем, но преподаватели говорят, что у меня есть амбиции, — кивнула Эран.

На самом деле Эран очень удивилась, услышав от учителей такое мнение. У нее самой было такое чувство, что она скорее дрейфует назад, чем продвигается куда-то вперед. Эран пока даже не представляла себя преуспевающей, она просто знала, что не хочет быть бедной. Это было бы здорово — где-нибудь путешествовать, впрочем, она не возражала бы и против того, чтобы осесть на одном месте, только где и с кем? Она страстно желала Бена, но не похоже, что она желанна для него. Вернее, Бен хотел ее не так, как она сама хотела его.

— Что ты будешь делать? — спросил Бен.

Эран растерялась. Осмелится ли она произнести это вслух, признаться ему? Да он сбежит за тысячу миль! Но если она не осмелится, то может упустить момент. И Эран собралась с духом.

— Я сделаю все, чтобы твой голос зазвучал во всех странах мира. Если ты позволишь, мое будущее станет неотделимо от твоего, — тихо сказала она.

Эран удивило, как уверенно и даже храбро прозвучал ее голос. Судя по выражению глаз Бена, он был потрясен не меньше. Она захватила его врасплох! Но даже если Бен и не хотел этого услышать, он услышал. Он нужен ей!

Эран очень нуждалась в Бене. Когда они лежали рядом в молчании, их пальцы переплелись, его теплое дыхание щекотало ее щеку, и Эран понимала, что они нужны друг другу, пусть по-разному, но это чувство было в них обоих.

Казалось, прошли часы, прежде чем Бен заговорил.

— Что ты имеешь в виду, Эран? — спросил он.

— Я хочу быть твоим менеджером, Бен: направлять, приглядывать за тобой, сформировать тебя… — сказала Эран.

— Профессионально? — уточнил Бен.

— Да. И в личном плане тоже. Это все слито… от твоего голоса я готова рыдать, когда ты поешь, я такое чувствую… это просто колдовство какое-то, я зачарована, я становлюсь частью тебя! — воскликнула Эран.

Бен взглянул на Эран. В его глазах была забота и тревога, и он нежно погладил ее руку.

— Откровенно говоря, с профессиональной точки зрения, у меня есть шанс. Я люблю петь, я люблю то, как публика реагирует, я оживаю всегда и везде, где есть музыка. Я хочу добиться успеха и готов работать, как раб, чтобы добиться своего. Мне, скорее всего, в меньшей степени нужен наставник для музыкального развития, скорее просто человек, который будет задавать мне направление, дисциплинировать меня, поддерживать во всех отношениях — тот, кто будет понимать, к чему я стремлюсь, как, я надеюсь, меня понимаешь ты, — сказал Бен.

Эран кивнула.

— Но как мужчина — приятель, любовник, назови как хочешь — я уже более сомнительный вариант. Я не умею концентрироваться, у меня нет постоянной силы… После выступления я бываю полностью опустошен, мне нечего отдавать. Я получаю удовольствие от секса, но я еще никогда не был влюблен. Я никогда бы не обидел тебя специально, но я должен тебя предупредить, что со мной будет нелегко, — продолжал Бен.

— Да, я знаю это, — сказала Эран.

— Правда? Ты в самом деле готова ко всему, что такая жизнь предложит тебе: концерты, туры, затяжные вечера, расставания, бесконечное ожидание моего возвращения, и ты сама всегда будешь в тени, без стабильности, без признания… это будет нелегко, — сказал Бен.

— Ты очень честен, — заметила Эран.

— Я хочу, чтобы ты понимала, на что ты идешь. Я обычно недолго рассуждаю, когда дело касается девушек. Но это что-то другое, нам обоим надо хорошенько подумать. Мы можем ведь еще немного подумать? — спросил Бен.

— Да. Я знаю, я сама тоже не стопроцентный вариант. Я только учусь, у меня нет опыта менеджера, у меня никогда не было парня, я вовсе не роскошная и не изысканная… — Эран вздохнула.

— Нет, но ты — само воплощение массы других качеств! Совершенно необыкновенных, потрясающих… В тебе столько достоинств, есть и некая собранность… это редко бывает в музыкальном мире, да и в любой другой сфере. Глядя на тебя, я чувствую, что могу заслужить успех, если поднимусь до твоего уровня, смогу соответствовать твоим ожиданиям, — сказал Бен.

— О Бен, по твоим словам, я какая-то невероятно добродетельная особа! Но я так же люблю повеселиться, как и ты. Жизнь вокруг тебя всегда бурлит и кипит, она наполнена радостью, — сказала Эран.

Бен улыбнулся:

— Я буду продолжать бурлить, если ты, в свою очередь, будешь создавать спокойствие. Мы будем дополнять друг друга!

— Да, я попробую, если ты этого желаешь, — кивнула Эран.

Когда губы Бена наконец коснулись губ Эран, они были очень нежные. Но только в самом начале…

Ничего. Эран знала меньше, чем ничего, о музыкальном бизнесе. Она сказала Бену об этом, когда они прогуливались с детьми Митчеллов по Кенсингтон-Хай-стрит.

— И я не знаю. Я порядочно знаю о музыке, но не имею представления о том, с чего начинать карьеру, как сделать, чтобы меня слушали, чтобы обо мне узнали, — сказал Бен.

— Понятно. План такой: через пять месяцев я сдаю выпускные экзамены, и я буду работать как проклятая, чтобы получить диплом. Тебе тоже придется попотеть, — заявила Эран.

— Над чем? — спросил Бен.

— Напишешь пять песен, по одной в месяц. Тебе придется пока забыть об опере и написать пяток хороших, запоминающихся песенок, — подумав, сказала Эран.

— Забыть про оперу? Эран… я… — У Бена просто не было слов.

— Пять, — твердо повторила Эран.

— Но ты же знаешь, я… — Бен пытался спорить.

— Тебе девятнадцать лет. Ты начнешь с самого простого и будешь учиться прежде всего этому. Тебе придется делать то, что говорю я, и не спорить со мной, это не подлежит обсуждению, — заявила Эран.

Бен остановился и расхохотался так громко, что на него оглянулись прохожие, — он выглядел весьма странно в своей оригинальной одежде и с детской коляской.

— Ладно, но о чем будут песни? Поэт-то из меня никакой! — воскликнул он.

Эран подумала о собственных стихах.

— Слова напишу я. Ты сочинишь на них музыку и исполнишь, — сказала она.

— Ну ты хоть приблизительно скажи, о чем будет первая тема? — спросил Бен.

«Наша тема, — подумала она, — ты и я. Но кому какое дело до нас двоих? Люди думают только о том, что касается их самих. Все люди, которым, как и мне, и Бену, пришлось приехать в Лондон в поисках работы, развлечений или скрываясь от чего-то. Люди, которые добились успеха, и те, кто спит на улицах…» — подумала Эран.

— Это должна быть песня о… о невписавшихся, — сказала она.

— Во что не вписавшихся? — не понял Бен.

— Оглянись! Ты наполовину индус, я — наполовину ирландка. Посмотри на жонглера с тарелкой, на тех китаянок. И много ли ты видишь вокруг чистопородных британцев голубых кровей? Сколько языков ты слышишь? — спросила Эран.

Бен понял.

— Но если это будет песня о маргиналах, то она сама не впишется, останется невостребованной, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Эран.

— Ты посмотри, что сейчас в чартах… «Абба», Гарри Глиттер, Бэй Сити Ролерс, Панк и диско. Я ничего подобного не мог бы написать. Это должно быть что-то более значительное, — сказал Бен.

— Да, это должно быть нечто большое, как Лондон. И очень многогранное, разное, как все эти люди. Такие же пришельцы, чужие на этой земле, — кивнула Эран.

Бен понял. Эран пришла в такое возбуждение, что с трудом сдерживалась.

— Вот именно! Новые, другие люди, отличные от местных, это и есть иммигранты. Давай начнем прямо сейчас, Бен! — воскликнула она.

Эран видела, что идея увлекала Бена так же сильно, как и ее. Она только не могла понять, почему он засомневался.

— Ну, давай же! — настаивала Эран.

— Мы… Эран, это классная мысль. Она мне нравится, и я бы мог… Но дело в том… — Бен запнулся.

— В чем же? — насторожилась Эран.

— Она может не понравиться моим родителям. Моя мама довольно давно здесь живет, и она больше не воспринимает себя как иммигрантку. Я бы не хотел, чтобы она подумала, что я говорю о ней, — сказал Бен.

— Но, Бен! Это же я буду писать слова! Я и несу за это ответственность. И потом, если песня действительно получается хорошая, каждый чувствует, что песня про него. Каждый воспринимает ее глубоко лично, — сказала Эран.

— Ты права, давай напишем, — кивнул Бен.

— К четырнадцатому февраля? Дню Валентина? — улыбнулась Эран.

Бен обнял Эран и поцеловал ее в щеку.

— Ладно, надсмотрщица над рабами, договорились. Если я найду пианино, — засмеялся он.

— Воспользуйся тем, что стоит в ресторане. Днем оно свободно. Я уверена, тебе они разрешат, — посоветовала Эран.

— Возможно. Я скажу, что работаю над новым репертуаром, — кивнул Бен.

Прошло два дня. Эран не могла поверить, как сильно изменились их отношения, как удобно им стало друг с другом: они словно были настроены на одну волну.

Они бродили по Гайд-парку, время от времени отвлекаясь на малышей, пока не дошли до универмага «Хэрродс». Бен так и вцепился в руку Эран.

— Ты видела их продуктовый зал? — спросил он.

Эран не видела зала и была удивлена тем, что Бен проявил к этому интерес. Обычно он оставался абсолютно индифферентным к еде. Она была лишь «горючим», потребляемым на скорую руку.

— Это праздник для глаз! Пойдем, — сказал он.

Они спустились в цокольный этаж, где от изобилия на прилавках разбегались глаза: товары были так прекрасно разложены, все на своем месте, продукты казались нарисованными. Дети с радостным вожделением разглядывали всевозможные пирожные и конфеты, но внимание Эран привлек прилавок с сыром. Его заполняла ароматная продукция со всего мира: огромные круги голландского эдама, массивные блоки швейцарского эмменталя, штабеля греческой феты и горшочки с сыром местного производства из различных городов и деревень Англии… но из Ирландии не было ничего.

— Бен, ты не присмотришь за ребятишками? — вдруг спросила Эран.

— Без вопросов. Хочешь что-нибудь купить? — улыбнулся Бен.

— Нет, кое-что продать, — бросила она.

Предоставив Бену теряться в догадках. Эран наклонилась над прилавком и попросила продавца пригласить менеджера продуктового отдела. Продавец, опасаясь, что клиент собирается предъявить претензии в этой империи высочайших стандартов и безупречного обслуживания, поспешил за боссом. Спустя мгновение появился представительный господин в полосатом костюме.

— Чем могу служить, мадам? — вежливо спросил он.

В первый раз при обращении Эран назвали «мадам», и это ей весьма понравилось.

— Мне нужен некий особый сорт сыра, но, похоже, у вас его нет, — издалека начала Эран.

— Какой именно? — спросил менеджер.

— Его делают в Ирландии, он называется «макгованский», — ответила Эран.

— «Макгованский»? Вы могли бы поподробнее его описать? Он твердый или мягкий? — с интересом спросил менеджер.

К своему ужасу, Эран обнаружила, что она не знает, из чего и как Энни Мак-Гован делает сыр! Она просто помнила до сих пор вкус сэндвича с этим сыром. Сэндвич ей дала на пляже Аймир.

— Вы хотите сказать, что не знаете, что это за сыр? Он очень известен в Ирландии, — вывернулась Эран.

— В самом деле? — удивился менеджер.

— Да, и в Лондоне тоже… Много ирландцев, и я в том числе, ищут этот сорт. Я весьма удивлена его отсутствием, он пользуется постоянным спросом!

Голос Эран зазвучал увереннее. Мужчина моргнул.

— Но если дела действительно так обстоят, мы обязательно проработаем ситуацию. Вы случайно не знаете, через какие магазины он распространяется в Англии? Мы могли бы связаться с поставщиками, — сказал менеджер.

Эран покачала головой:

— Боюсь, я не смогу вам помочь, мы покупаем продукты только в вашем магазине.

Эран понимала, что, судя по ее внешнему виду, она меньше всего напоминает покупательницу «Хэрродса». Но это было одно из основных отличий этого великолепного магазина — со всеми клиентами обращались одинаково внимательно и почтительно.

— Так уж получилось, что я сама родом из деревни, где его делают. Я дам вам координаты людей, которые смогут вам помочь, — сказала Эран.

— Это было бы превосходно… это так любезно с вашей стороны… — пробормотал менеджер.

Эран достала блокнот и карандаш из сумки и записала телефон Аймир.

— Вот. Моя подруга, миссис Аймир, направит вас в… фирму, которая производит сыр. Надеюсь, вам удастся с ними связаться. — И Эран протянула мужчине записку.

Менеджер опустил листочек бумаги в карман и заверил, что сделает все от него зависящее. Он горячо поблагодарил девушку за то, что она обратила внимание на упущение в их ассортименте и подсказала, как его исправить.

— Так, Бен, теперь быстро! У тебя мелочь есть? — спросила Эран, чуть ли не бегом вернувшись к нему.

— Да, а сколько тебе надо? А зачем это тебе? — посыпались вопросы.

— Надо срочно позвонить Аймир, предупредить ее и Энни Мак-Гован, до того как им позвонят! Это такой супермагазин, что они могут прямо сразу и позвонить, — пропыхтела Эран.

Через несколько минут все было проверено и улажено: Энни действительно поставляла свою продукцию в магазин деликатесов в Корке и несказанно обрадовалась перспективе наладить поставки в Лондон. Эран не могла гарантировать поступление заказа, но она сделала все возможное, чтобы он поступил. Бен не верил ни своим глазам, ни ушам.

— Эран, ты же потрясающий предприниматель! Ты провела переговоры как настоящий профи! — воскликнул он.

— Этому-то нас и учат в бизнес-школе. Как не упустить возможности и использовать их на полную катушку, — улыбнулась Эран.

— Но ты ничего с этого не будешь иметь, — заметил Бен.

— Нет, буду! Все, что приносит выгоду моей деревне, выгодно мне и моей семье. Никогда не знаешь, что получится из той или иной ситуации… Если Энни получит заказ, потом другие женщины, потом ее дело может расшириться, она может нанять новых работников, предложить работу моим братьям, и для них это будет выход, если дела с рыбной ловлей не улучшатся. Никогда наверняка не знаешь, — уверенно сказала Эран.

Бен не имел понятия, кто такая эта Энни Мак-Гован, какие у нее сыры, завоюют ли они когда-нибудь Лондон. Но он видел, что Эран точно этого добьется. Эта женщина сможет продать глыбу льда эскимосу!

Создание первой песни было и райским наслаждением, и адскими муками. Это был настолько мощный процесс духовного взаимопроникновения, что Эран стало казаться, что она понимает, как себя чувствуют родители, когда создают своего первенца: благословение зачатия, предчувствие беременности, испытание и страх рождения…

Им удалось найти время, чтобы полностью посвятить себя творчеству. Но за первую неделю они не написали ни ноты, не прикоснулись карандашом к бумаге. По мнению Эран, сначала надо было провести исследование. Бен смотрел на нее, как будто они говорили на разных языках.

— Какое исследование? Это песня или научная работа? — ворчал он.

— Бен, если мы хотим выразить чувства людей-маргиналов, прежде всего неплохо бы узнать что-то про них. Нашего личного мнения недостаточно. Надо идти туда, где они живут, говорить с ними, настроиться на их вибрации. Начнем с Брикстона, — сказала Эран.

В Брикстоне их очень быстро послали куда подальше. Никто не понимал, с какой стати надо рассказывать двум незнакомцам о своих личных переживаниях. Потом Эран пришла в голову идея — притвориться репортером из газеты, и ее очень обрадовало, что эта идея пришлась Бену по душе. Он взял у приятеля фотоаппарат и играл роль фоторепортера. Эран вооружилась блокнотом и перевоплотилась в образ, который стал ей очень близок благодаря ее работе на рынке. Как только их собеседники почувствовали себя выразителями некоего общественного мнения, их прорвало. Гнев, усталость, раздражение, разочарование, апатия, бессилие: чертово правительство и чертовы домовладельцы, проклятые налоги и проклятые пособия. Реки гнева вливались в океаны злобы.

Эран отчетливо ощущала, как ей повезло по сравнению со многими иммигрантами. Ее блокнот быстро заполнился. Даже Рани заинтересовалась: она призналась, что на первом курсе в колледже часто чувствовала себя одинокой, ее не замечали, она не знала, как стать своей в этом новом обществе.

Бен провел в ресторане целый день, результатом которого стали две страницы, исчерканные до такой степени, что Эран с трудом могла разобрать записи. Многие ноты были исправлены, зачеркнуты, перенесены в другое место, отмечены какими-то значками, в общем, прошел почти час, прежде чем она разобралась. На ее лице отразилась неуверенность.

— Это какой-то хаос, сумбур, Бен! — сказала она.

— Я так воспринимаю этих людей, — ответил он.

— Да, но… — Эран запнулась.

— О Боже! Это ведь не детская колыбельная! — рассердился Бен.

Это было не первое проявление его дурного нрава, но впервые взрыв был направлен на Эран. Она припомнила слова Аймир о том, что нет смысла злиться на мужчин и ссориться с ними, если ты не злишься на саму себя по-настоящему. Лучшего результата можно добиться обходными путями. Если ты дашь им возможность почувствовать себя кем-то замечательным, то скорее появится шанс, что они такими и станут. Это был первый опыт Бена-композитора… со временем все получится. Кроме того, он был прав. Этим людям не нужны были хвалебные песни.

— Хорошо, давай я сыграю еще раз, а завтра начну подбирать слова, — предложила Эран.

— Идет. Короткие сердитые слова. В таком духе, — сказал Бен.

Эран рассмеялась:

— Это превратится в рок-панк в конечном итоге.

Бен бросил на нее сердитый взгляд:

— Черта с два! Это будет, это будет… как картина Пикассо!

Эран видела репродукции Пикассо в доме у Аймир и некоторые его картины в лондонских галереях. Неожиданно она поняла, что Бен имеет в виду. Чтобы подобрать к музыке правильные слова, ей придется думать, как Эмили Дикинсон, а не как Китсу или Шейли. Это будет острая песня, а не лирический романс. Как Бен прав насчет пианино! Если бы у него был собственный инструмент, он бы сам наиграл ноты. Если бы у Эран было свободное время, она могла бы зайти к нему в ресторан. Пока все было не так, все шло наперекосяк.

— Не дергайся. Бен. Когда сделаешь больше и будут слова, все встанет на свое место.

— Да, но именно мелодия должна диктовать слова, а не наоборот! — заявил Бен.

Конечно, это ставило Эран на задний план. Но она не спорила. Люди нечасто помнят все слова у какой-либо песни, но всегда могут напеть мелодию. Если она собирается создать с Беном много песен, ей придется смириться с его ведущей ролью.

Что ж, ей будет принадлежать главная роль в другом. Когда они определятся с репертуаром, опробуют его на публике в ресторане и все пройдет хорошо. Эран начнет думать, кому это предложить, как сделать демо-запись или пригласить кого-нибудь из звукозаписывающей фирмы на ужин в индийский ресторан… ее неожиданно поразила мысль, как многому еще ей надо учиться! Что это за люди и как с ними познакомиться, как поддерживать отношения?

Эран слушала Радио-4, но сейчас поняла, что это ошибка; ей надо слушать все радиостанции — их первые песни больше подойдут для Радио-1 или для местных станций. Но этот недостаток было легко исправить, и в любом случае до публичных выступлений было еще очень далеко. Все, что ей нужно сейчас, это написать слова для Бена.

Бен сидел на краю дивана, что-то черкал и снова писал, напевал короткие фразы и ругался про себя. Эран улыбнулась.

— Сыграть еще раз для тебя? — спросила она.

— Да.

Он ответил сухо, но слушал внимательно, несколько раз останавливал, чтобы вернуться к предыдущей музыкальной фразе, пока, сбитая с толку, Эран не ошиблась нотой.

— Господи, да ошпаренный кот «звучит» и то лучше! — закричал Бен.

— Извини, — сказала Эран.

Эран непроизвольно съежилась, когда, отбросив в сторону листок с нотами, Бен шагнул к ней, весь кипя от негодования. Но, приблизившись к ней, Бен обнял ее за талию, и выражение его лица смягчилось.

— Прости, я ужасно разозлился. Не знаю почему, — сказал он.

— Злись сколько угодно, если тебе это помогает. В конце концов, люди, о которых будет эта песня, тоже не самые благостные и добродушные, — сказала Эран.

— Это точно. Может быть, поэтому я и злюсь. В любом случае, не принимай это на свой счет, — попросил Бен.

— Не буду, — кивнула Эран.

Привлекая Эран к себе. Бен поцеловал девушку в губы; она почувствовала мощные удара его сердца, физическое проявление его чувств. Он часто целовал ее в последнее время так, что казалось, за этим последует и продолжение, но этого не случалось. Может быть, дело в ней, она не так отвечает на его ласки? Эран крепче обняла Бена, прильнула к нему всем телом, почувствовала, как он немедленно откликнулся… Но вот он отстранился.

— Черт побери, в чем дело. Бен? Что такое? Что я делаю не так? — чуть не закричала Эран.

Опустив ее на пол и усевшись на подушки. Бен потянул Эран за руку.

— Ты все делаешь правильно. Я… я не хочу тебя, — сказал он.

— Что? — У Эран чуть сердце не остановилось.

— Ты слишком юная. Тебе всего семнадцать, — сказал Бен.

— Я не слишком юная, в апреле мне будет уже восемнадцать! В любом случае, дело не в этом! Я слышала, что музыканты спят с пятнадцатилетними девчонками. Ты же певец, ты должен быть секс-маньяком! — закричала Эран.

Бен расхохотался.

— Эран, я тебя уверяю, я такой же поклонник секса, как и любой парень в моем возрасте. Но я не хочу заниматься сексом с тобой — пока ситуация не изменится, пока не появятся более подходящие условия и это станет чем-то совершенно особенным. Если бы все дело было в том, чтобы заняться сексом, мы бы устроили это прямо здесь и сейчас. Но я хочу, чтобы с тобой было по-другому. Я хочу, чтобы появилась любовь, — серьезно закончил он.

— Но я, ты… ты не?.. — Эран не находила слов.

— Нет, пока нет. Не совсем. Нет, пока ты… пока у тебя не появится больше времени для меня. Когда ты закончишь учиться, летом… наши песни будут написаны, и мы узнаем, сработаемся ли мы, — сказал Бен.

— Летом? Но, Бен… о Боже! Что же мне, по-твоему, делать до тех пор? — спросила Эран каким-то не своим голосом.

— Делай, как я. Спи с кем-нибудь. — Бен пожал плечами.

Эран почувствовала, как внутри у нее все словно разлетелось на множество осколков. Она была потрясена. Так же, как и Бен: он не хотел грубить, он просто не представлял себе, как обыденно это прозвучит. На лице Эран появилось такое выражение, как будто Бен ударил ее. Он потянулся к ней, но Эран отстранилась.

— О Эран, прости! Я не имел это в виду. Я хотел сказать, что, может быть, тебе нужно набраться немного опыта, прежде чем ты решишь, что я тот единственный парень во всем мире, кто тебе нужен, — быстро сказал Бен.

Еле слышным шепотом Эран спросила его:

— И с кем же ты спишь?

— Да с разными. Девчонки, которые крутятся вокруг после вечеринок, в пабе… ни с кем дважды, — ответил Бен.

Эран встречала некоторых их них: высокие, шумные, захлебывающиеся смехом девицы, в броских нарядах, вешающиеся на каждого встречного мужчину. Длинные ноги, короткие юбки, красные губы. Фанатки…

Она встала.

— Я лучше пойду.

Но Бен потянул ее назад.

— Нет, не убегай. Эран. Это не ответ!

Не ответ, он прав. Она убежала из Ирландии, но не будет прятаться ни от чего, что ей уготовил Лондон.

— Где же ты с ними спишь? — спросила Эран.

— У них дома. — Бен опустил глаза.

— И когда это было в последний раз? — Эран не узнавала своего голоса.

— Около месяца тому назад. Как раз перед Рождеством, — сказал Бен.

— Надеюсь, ты получил с ней удовольствие, потому что она была последняя. Если ты хочешь видеть меня снова, ты не будешь встречаться с другими женщинами. Это ясно? — Голос Эран звенел как стекло. Бену понадобилось какое-то время, прежде чем он ответил:

— Да. Понятно.

— Хорошо, — сухо сказала Эран.

Схватив свои вещи, она выскочила из квартиры, изо всей силы хлопнув дверью.

Она попала домой уже в полночь, но заставила себя усесться за письменный стол и дрожащей от гнева рукой одним махом написала все куплеты к песне.

На следующий вечер жаркие объятия Бена и глубокий, долгий поцелуй, казалось, умоляли о прощении яснее всяких слов.

— Ты как? Я беспокоился, — признался он.

— Все в порядке, я написала стихи, — ответила Эран.

Она передала Бену листок, но он отложил бумагу в сторону, даже не взглянув.

— Прости меня, Эран. Я вел себя вчера по-свински, и ты была права, что рассердилась. Не позволяй мне так себя вести. Но тот эпизод случился еще до нашей с тобой поездки в Гринвич. Я больше никогда так не буду делать, — сказал он.

Бен говорил с такой детской интонацией, что Эран невольно улыбнулась:

— Олли говорит так каждый день: «Я больше не буду».

— Я серьезно. Я так обожаю тебя… все остальные ничего не значат! Я только имел в виду, что ты можешь экспериментировать, а не то, что я хочу, чтобы ты это делала. — Бен путался в своих объяснениях. — В любом случае, я сегодня здорово поработал, носа никуда не высовывал.

— Много сочинил? — сдержанно спросила Эран.

— Да, порядочно, я думаю, тебе это понравится, — сказал Бен.

Эран была очень довольна, когда Бен отдал ей листок бумаги и пошел ставить чайник. Вчерашние наработки были приведены в порядок, и многое добавилось; с первого взгляда было заметно, что Бен хорошо потрудился. Музыка пока еще была хаотичной, но в ней чувствовалась определенная направленность. Внезапно Эран очень захотелось исполнить эту музыку и услышать, как он поет, услышать пульсирующие, ритмичные слова песни.

Когда Бен вернулся с чаем. Эран уже попробовала сыграть на гобое и не обратила внимание на угощение.

— Давай репетировать, — велела она.

Бен послушно взял листок со словами, дважды прочитал их, а затем пропел их, следуя мелодии гобоя, прикладывая руку к уху.

— Стоп, стоп, это такт не звучит, выпадает! — сказала Эран.

— Да нет же. — Бен отнял руку от уха.

— В нем всего три такта — пересчитай еще раз, — велела Эран.

Это продолжалось часами. Часы и часы споров, бесконечных препирательств. Эран наконец поняла корень его перфекционизма: Бен просто не соглашался ни на какой компромисс. В слова внесли много перемен, но музыка почти не изменилась. А ведь это была простая песня в сопровождении фортепиано! Можно себе представить, на что это будет похоже, если когда-нибудь дело дойдет до аранжировки: да любой музыкант, если не все сразу, просто излупит Бена кулаками! Адреналин подпитывал его, но Эран была полностью измотана, как будто пробежала марафонскую дистанцию.

Вот поэтому и их отношения так медленно развивались. Бен работал без устали, оттачивая произведение столько времени, сколько было нужно, признавая все свои недостатки, критикуя их, пока не доводил вещь до совершенства.

И все, что у них пока получилось, было наброском, из которого, как надеялась Эран, что-нибудь выйдет.

— Ты доволен? — спросила она.

— В этом контексте — да. Но я понял, насколько у нас мало опыта. Нам предстоит еще столькому научиться, — вздохнул Бен.

— Да, но нам надо рассчитывать силы. Не то мы просто умрем, — заметила Эран.

— Я могу заниматься так всю ночь, — сказал Бен.

— Тебе не надо вставать на работу в семь утра. А завтра вечером у меня занятия. Давай продолжим на следующий вечер, — сказала Эран.

Бен вдруг обратил внимание на то, что Эран выглядит очень усталой, бледной, чуть не падающей с ног от изнеможения.

— Ты сделала свою работу. Слова классные! Остальное я могу сам закончить… Спасибо, что вытерпела мои заморочки. Давай я отвезу тебя домой, — сказал он.

На этот раз Эран была даже рада уехать, и, усаживаясь на мотоцикл, неожиданно поняла, что мало кому удастся вынести все его выходки и претензии. Если они когда-то и будут жить вместе, ей потребуется колоссальный запас жизненных сил!..

Впервые песня, названная «Неприкаянность», была исполнена в день Святого Валентина перед собравшейся в ресторане публикой, сплошь состоящей из влюбленных парочек. То, как песню приняли, стало для Бена и Эран настоящим уроком. Очень быстро слушатели дали исполнителям понять, что в такой романтический вечер, посвященный любви, они не собираются слушать песни протеста: они предпочли бы что-нибудь более чувственное и нежное.

Эран с ужасом наблюдала, что слушатели как-то быстро утратили внимание к песне и стали переговариваться между собой: впервые Бен потерял контакт с публикой.

Это был ужасный момент для Эран, она была потрясена, просто не могла смотреть, как Бен допевает песню, оскорбленный и игнорируемый публикой. Зная его характер, Эран ожидала, что он сейчас вскочит на ноги, захлопнет крышку пианино и выйдет прочь с презрением — или, что еще хуже, скажет что-нибудь грубое в адрес публики и потеряет работу.

Неожиданно Бен прекратил играть. Под его пристальным взглядом собравшиеся притихли, почувствовалось какое-то напряжение в зале. И затем, к ее бесконечному удивлению и облегчению, Бен снисходительно улыбнулся и произнес:

— Ну что, вам не нравится?

Некоторые из постоянных слушателей виновато промямлили, что нравится, но Бен покачал головой и искренне рассмеялся:

— Ладно, будем плыть по течению. А как вам вот это понравится?

Он подмигнул и заиграл в медленном темпе импровизацию на тему «Странник в ночи». И сразу же ситуация изменилась, романтическая атмосфера была восстановлена, снова все были на его стороне. Только Эран одиноко сидела за своим столиком и еще целый час ждала, когда он сможет к ней присоединиться.

— О Бен, это катастрофа, — сказала она, когда он подошел.

— Ты расстроена? — спросил Бен.

— Конечно. А ты? — Эран взглянула на него.

— Подожди минутку. — Бен встал, подошел к бару и вернулся с бутылкой вина в одной руке и с розой в другой.

— Ну, давай улыбнись, — сказал он.

Эран с усилием раздвинула губы в улыбке.

— А теперь поцелуй меня, — велел Бен.

Это было нетрудно. Неожиданно Эран стало легче.

— Мне хотелось умереть. А тебе? — спросила она.

— Сначала — да. Пока я не понял, в чем дело, что идет не так. Дело не в песне. Дело в ситуации! Я завтра снова ее спою… в общем, это был интересный момент. Меня это научило, как справляться с такой ситуацией, — сказал Бен.

— Ты отлично справился, — неожиданно Эран рассмеялась и подняла бокал. — За тебя, Бен. Молодец!

По тому, как резко Бен поднял свой бокал и выпил залпом вино, Эран почувствовала, как он напряжен.

— Все, баста, я уж думал, мне конец, — сказал он.

По его словам можно было судить, что он впервые обескуражен, потрясен напряжением этого концерта.

— Когда все уйдут, споешь еще раз? Только для меня? — спросила Эран.

— Да ты не захочешь слушать, — сказал Бен.

— Нет, я хочу ее послушать, я хочу послушать тебя, — настаивала Эран.

Когда зал опустел и вино было допито, Бен вновь сел за фортепиано и сыграл с такой эмоциональной силой, что Эран была потрясена. Рани и все гости давно ушли, но официанты, которые убирали столы, замерли и слушали, застыв на месте. Когда он закончил, раздались такие аплодисменты, что Эран поняла: Бен был абсолютно прав — единственная проблема с дебютом песни была в том, что они неправильно выбрали время. Ее снова услышат и непременно оценят!

В апреле Бен устроил невероятную суету вокруг дня рождения Эран — ей исполнялось восемнадцать. Он договорился с другом, чтобы тот присмотрел за прилавком на рынке в этот день, а сам Бен смог отправиться с Эран в деревушку в Катсволде. Девушке никогда прежде не приходилось бывать в английской провинции. Она попросила Бена ехать помедленнее, чтобы насладиться окружающими пейзажами. В глаза бросались заметные отличия от пейзажей Ирландии: безукоризненное состояние аккуратных домов, благоустроенные дороги со всеми необходимыми указателями. Несколько раз они останавливались, чтобы восхититься тюдоровских времен коттеджами, великолепными садами и прямоугольниками церквушек. Они казались Эран необыкновенно привлекательными, а внутри все было надраено до такой степени, что девушка видела свое отражение в медных табличках, всем существом ощущая спокойное достоинство тщательно поддерживаемых традиций.

Но и следов достоинства не было в тех восторженных воплях, которые вырвались у Эран, когда они подъехали к таверне, куда Бен пригласил ее на ленч: их столик на террасе был украшен дюжиной надувных желтых шариков. Так вот почему он спрашивал, какой у нее любимый цвет! Даже тюльпаны в вазе были желтые — милый сюрприз, который привел ее в состояние истинного восторга.

— О Бен! — только и повторяла она.

— С днем рождения, любимая, — нежно сказал он.

Любимая? В самом деле? Эран показалось, что это действительно так, пока они сидели за столом, медленно ели и долго обсуждали две последние песни и свои планы на лето, которое должно было принести много перемен.

— Я не могу работать на двух работах после того, как стала заниматься твоей карьерой. Бен, и ты тоже больше не можешь работать официантом. Мы свалимся от истощения. Я хочу записать эти две песни и пустить их по нужным людям, по радиостанциям и студиям звукозаписи… а тебе надо сосредоточиться на написании песен и репетициях… И нужна аппаратура: микрофоны, усилители, соответствующая акустика… — говорила Эран.

— У моих друзей полно аппаратуры, я могу взять ее напрокат. Я могу поискать работу получше, в каком-нибудь более приличном месте — в ночном клубе или в ресторане при гостинице, — сказал Бен.

— Хорошая мысль. Никогда не известно заранее, кто из публики там может оказаться. Но я не могу решить, что делать… — Эран запнулась.

— Почему бы тебе не бросить дневную работу? Если у меня будет более оплачиваемый вариант, я заработаю достаточно для нас обоих. Ты всегда можешь подзаработать, торгуя на рынке, но у тебя будет гораздо больше времени. К тому моменту у тебя уже будет диплом, — предложил Бен.

— Да… дело лишь в том… — Эран замолчала.

— В чем? — спросил Бен.

— Я не хочу подводить Холли. И я буду скучать по ребятишкам, — призналась Эран.

— В самом деле? — Бен улыбнулся.

— Да, ты же знаешь, я очень к ним привязалась, ко всей семье. — Эран вздохнула.

— Но у тебя буду я. Мы будем жить вместе, — сказал Бен.

Жить вместе! Бен готов к этому, он хочет иметь с ней общий дом?!

— Ты уверен. Бен? Это то, что ты хочешь? — спросила Эран.

— Да. Я не имею в виду женитьбу или семейный дом, дети, общую собственность и все такое. Я говорю о том, чтобы попробовать жить вместе, снять жилье. К твоему сведению, я потерял желание ко всем женщинам, если ты сама не заметила, — сказал Бен.

Эран это заметила, так же как и то, что сами женщины отнюдь не утратили интерес к Бену. Каждый раз, когда он появлялся на рынке, чтобы помочь ей, начинался наплыв покупательниц. Само его появление привлекало вереницы роскошных девиц, которым срочно понадобилось приобрести новый свитерок. Бен шутил и флиртовал с ними, как всегда поступал с попадавшимися ему на глаза девушками, но Эран знала, что Бен не нарушает свое обещание и терпит воздержание с января. Испытывает себя, подумала она.

— И тебе хватит меня одной? — улыбнулась Эран.

— Эран, я влюбился в тебя. Мы дружим уже несколько месяцев и, конечно, станем любовниками. Я могу петь в любом месте земного шара, мы будем путешествовать, поедем в Индию, у нас все будет прекрасно! Давай перестанем говорить об этом и просто будем жить и делать все это, — сказал Бен.

Любовь, путешествия, веселье, роман. Эран только что исполнилось восемнадцать, и волна радости окатила ее с головы до ног, в голове у нее все плыло.

— Давай! — сказала она.

Одним прыжком Бен преодолел разделяющий их стол, схватил Эран в объятия и крепко поцеловал.

— Сдавай свои экзамены, увольняйся с работы и подыщи нам жилье. Что-нибудь попросторнее, чтобы поместилось пианино. Пятнадцатого июля мне исполнится двадцать лет, мы переедем в этот самый день и займемся любовью прямо на пианино! — предложил Бен.

Эран хихикнула:

— Уж лучше пусть это будет рояль в таком случае!

— Точно, как говорите вы, ирландцы, все должно быть «супер»! У нас будет супервремя, — улыбнулся Бен.

Эран подумала о маленьком офисе Филиппа Миллера в Ферлиге, и у нее закружилась голова от восторга. Как может стремительно меняться жизнь: не было ни гроша, и вдруг все сразу!

— Я люблю тебя, Бен, — сказала она.

— Я тоже люблю тебя, Эран. Я плохой человек и не достоин тебя, но я постараюсь стать другим, — сказал Бен.

Солнечным июньским днем Эран сидела на скамейке в Риджентс-парке, погрузившись в созерцание своего диплома. Логотип небольшого колледжа, где она только что его получила, был не самый впечатляющий, и вряд ли кто-то примет ее за одну из выпускниц Оксбриджа, но документ подтверждал, что она достаточно узнала о бизнесе, чтобы ее воспринимали всерьез. Возможно, по внешнему виду Эран трудно сказать, что она разбирается в венчурном капитале, в маркетинговых стратегиях, развертывании ресурсов или коммерческом праве, но в документе все это было зафиксировано.

Олли потянулся было к плотной бумаге, чувствуя, что из этого листочка может выйти один из тех замечательных самолетиков, которые он обожал сворачивать и запускать, но бумагу ловко вытащили из его цепких ручонок и, плотно свернув, спрятали в картонную трубу-футляр. Малыш открыл рот и выразил свой протест ясно и громко.

— Извини, Олли. Я сделаю тебе самолетик, когда мы вернемся домой, — пообещала Эран.

Но Мораг тоже расхныкалась, и Эран подхватила обоих ребятишек на колени и подбрасывала их до тех пор, пока на их мордашках вместо слез не появились довольные улыбки, их круглые физиономии засветились удовольствием, когда девушка утерла мелкие слезинки на их пухленьких щечках.

— Ну, а кто будет обнимать Эран? — спросила она.

Дети прижались к ней изо всех сил, пока она раскачивала их взад и вперед, охваченная каким-то непередаваемым восторгом от этого детского запаха их шелковой кожи, ощущением крепеньких, упругих телец, доверчивой невинности и небесной голубизны их глаз.

Сегодня ей придется сказать Холли, что она уходит, и попытаться объяснить это Олли, который в свои четыре года был уже достаточно взрослым, чтобы расстроиться и переживать по-настоящему. Они были славные ребятишки, а младшая была само очарование; каждый раз ее личико светилось от удовольствия, когда Эран играла с ней или просто разговаривала. Расставание с ними, подумала девушка, будет настоящей мукой. Перспектива была такой мрачной, что внутри у Эран все сжалось от предчувствия боли.

Ну, со временем у нее будут собственные дети! Теперь Эран была в этом уверена. Если признаться честно, она предпочла бы не откладывать этого надолго. Хотя по сути она сама еще была ребенком, да и Бен требовал много внимания, иначе его жизнь превратилась бы в хаос. Сейчас он был ее ребенком, ее протеже, которому нужна нянька. Эран подумала о ямочке на его подбородке, появляющейся, как только он начинал улыбаться, и сразу же представила, что он теребит и пихает ее точно так же, как это делал сейчас Олли.

Бен очень хорошо обращался с детишками, но сейчас в его жизни для них не было места, и долго еще не будет. Музыкальная карьера предрасполагает к ночной жизни. Эран могла вспомнить не так уж много музыкантов, которым удалось бы совмещать профессиональную и семейную жизнь. Даже те, кто пытался, обычно заканчивали громкими скандалами, попадавшими на первые страницы бульварных газет, и бурными бракоразводными процессами в суде — об алиментах и правах по опеке детей. Лучше уж вообще не иметь детей, чем устраивать им такую жизнь!

Когда у нее будут дети, лет через десять — пятнадцать, у нее будет прочный брак, дом с садом и большой кухней, и тогда работа и капризы людей, окружающих певцов, не будут осложнять ее жизнь. Боже, сколько же вертится всякого народа вокруг артистов! Когда Нил Даймонд недавно приезжал в Лондон, он явился со всей своей свитой: это были толпы консультантов, менеджеров, продюсеров, техников, да еще миллион фанатов, толкающихся, визжащих, рвущихся к нему в таком состоянии слепой исступленной эйфории, что на это было просто страшно смотреть.

С Беном будет так же? С одной стороны, Эран надеялась, что так и будет, но с другой — совсем этого не хотела. Подобная истерия была признаком успеха у публики, но она же была дорогой к большим проблемам в личной жизни, потому что обычно никому не удавалось справиться с этим, уделить достаточно времени другому и найти место в своей жизни для собственной семьи. Аймир уже предупреждала Эран об этом в своем длинном письме: ей придется потратить силы на то, чтобы отстоять свое собственное место рядом с Беном, быть готовой к многочисленным поклонницам, жаждущим его внимания, выносить вмешательство посторонних в их жизнь. Естественно, если только Бен преуспеет и станет действительно популярным, а это уж ее забота, чтобы все так и получилось.

Со смешанными чувствами Эран повернулась к Олли и Мораг.

— Жизнь — сплошной риск, не так ли, ангелочки? А вам известно, что мой отец рискует каждый день, каждый раз, когда отправляется на рыбалку? Он выходит в море на своей лодке и делает то, что должен. И я буду поступать так же.

Как всегда, Олли не пропустил мимо ушей слово «рыбалка», желая в тысячный раз услышать о лодке, сетях, скумбрии. Для него это были экзотические истории. Эран пристегнула Мораг специальным ремешком, взяла мальчика за руку и встала.

— Я тебе когда-нибудь рассказывала о том, как Конора вышвырнуло за борт во время шторма?

— Нет, — ответил Олли, его глаза стали совсем круглыми. — Он тонул?

— Нет, но лодку пришлось перевернуть, другие рыбаки бросили ему веревку, втащили на борт, и ты не можешь представить, как Конор продрог и какой он был мокрый… — сказала Эран.

Пока она пересказывала эту историю. Олли кивал головой. Они направились к автобусу, чтобы поехать в центр, где в это время Бен проходил прослушивание на новом месте работы. Эран хотела поехать с ним, но понимала, что девушка с двумя малышами на руках не поможет увеличить его шансы.

Прослушивание проходило в большом модном ресторане. Когда они туда добрались. Эран почувствовала себя не в своей тарелке. Как и договорились, она не стала заходить внутрь, а подождала на улице. Как только Бен появился. Эран сразу же поняла, что его приняли. Он был похож на известного французского актера в своем черном джемпере, заправленном в брюки, с новой стрижкой, которая очень ему шла. Бен вообще легко менял внешность, приспосабливаясь к ожиданиям окружающих.

— Пятьдесят фунтов в неделю, за четыре вечера. Мы можем позволить себе квартиру и собственное пианино!!!

Мы можем позволить собственное пианино. Эран очень понравилось, как он это сказал, как схватил ее в объятия, заглянул в глаза, ожидая одобрения, складывая губы преуморительным образом.

— Ну, целуй же меня! — потребовал Бен.

Последовал долгий поцелуй.

— Я так горжусь тобой. Что ты играл? С акустикой все было в порядке? — спросила Эран.

— Я играл одну или две вещи из тех, которые мы выбрали, но не целиком. «Экзаменаторы» сказали, что хотели бы что-нибудь из нового, и я исполнил «Одиссея» и еще одну… Они очень обрадовались, когда узнали, что я сам сочиняю, сказали, чтобы я так и продолжал, что у меня есть класс… Я не совсем понял, как с акустикой, потому что в зале было пусто — ясно, что все звучит по-другому, когда в нем сидит сто пятьдесят человек. Но музыкальная система отличная, и я могу приходить днем, использовать любое оборудование, когда захочу. Послушай, ты забрала свой диплом? — спохватился Бен.

— Да, я не стала доверять почте. Смотри! — Эран вынула бумагу.

Она показала Бену документ. Тот на миг замешкался, пока искал что-то в кармане, и наконец достал маленький сверток в папиросной бумаге.

— Я нашел это для тебя, когда шел на прослушивание, — сказал Бен.

Эран открыла коробочку, и у нее в ладони оказалась тонкая серебряная цепочка с медальоном в форме музыкального ключа.

— О, это моя первая драгоценность! Я буду всегда носить его, — сказала Эран.

С улыбкой Бен застегнул цепочку на шее Эран, прикоснулся губами к ее затылку, взъерошил ей волосы рукой.

— Да ты поносишь его неделю, и он тебе надоест, или потеряешь, — улыбнулся Бен.

Эран взглянула на Бена:

— О нет! Сегодня началось наше будущее. Я буду носить его каждый день как напоминание о том, как все начиналось, какой ты добрый, какой счастливой ты меня сделал.

— Надеюсь, так будет всегда. Давай не будем далеко загадывать. Пусть все идет свои ходом, — сказал Бен.

Перебирая цепочку пальцами, Эран кивнула, обняла Бена за талию и пошла рядом, стараясь идти с ним в ногу.

— Эран! Твоя мама звонит!

В голосе Холли чувствовалось нетерпение, и Эран спустилась весьма поспешно, чувствуя за собой некую вину: известие о том, что она уходит от них, не проработав и восемнадцати месяцев, Митчелы восприняли с явным неудовольствием.

— Привет, мама. Как ты? — спросила Эран.

По звуку опускаемых монеток она догадалась, что Молли звонит не из дома Рафтеров, а из деревенской телефонной будки.

— Я полна отвращения и негодования, вот я как, — напыщенно заявила Молли.

— В чем дело? — удивилась Эран.

— А ты как думаешь? Дело в твоем письме! Твое поведение, твой индус-певец, и ты собираешься жить с ним в грехе! Да вся деревня будет об этом говорить! Ты не можешь так поступить со мной, Эран! Я запрещаю тебе! — заявила Молли.

— Но, мама… — начала было Эран.

— Проходимец какой-то, он, наверное, и пьет, и наркотики употребляет, и живет на пособие, как все они, — затараторила Молли.

— Да нет же, на самом деле… — Эран хотела успокоить мать.

— Наркотики и дискотеки! Это отвратительно! Вот увидишь, он никогда на тебе не женится, он тебя бросит, свяжешься с каким-нибудь другим идиотом, а потом заявишься домой с выводком ублюдков и без гроша за душой. Тогда уж не жди от меня…

Послышался звон еще одной порции опускаемых монет, и злоба устремилась по проводам, как управляемая ракета.

— Мама, у него постоянная работа, он не употребляет наркотики, но тогда тебе надо радоваться, что он не женится на мне, если уж считать таким преступлением быть цветным, — заявила Эран.

— Ты просто дуреха! — закричала Молли.

Дуреха? Эран подумала, сколько она делала для Молли, и готова была согласиться с этим заявлением.

— Мама, мне жаль, что ты так это восприняла. Я надеялась, ты захочешь узнать, как он ко мне относится, счастливы ли мы, скажешь, что хотела бы с ним познакомиться. Мы могли бы приехать на день-два, когда у нас все устроится. Он зарабатывает пятьдесят фунтов в неделю, — устало сказала Эран.

Возникла напряженная тишина.

— Пятьдесят? — переспросила Молли.

— Да, он очень хороший певец. В следующем году ты можешь услышать его по радио… — Эран вздохнула.

Долгое молчание, затем раздался презрительный смех.

— Да я ни слушать его не буду ни по какому радио, ни встречаться с ним, потому что ноги его не будет поблизости от Данрасвея. Под моей крышей цветных не будет никогда! — Молли сказала это очень твердым тоном.

Неожиданно Эран почувствовала острую боль в горле, внутри все задрожало, комок подкатил к горлу.

— Ты стыдишься его? Меня? — спросила Эран.

— А разве ты не слышала, что я сказала? И стыд, и отвращение — вот что я чувствую. Немедленно прекращай с ним все шашни, позвонишь мне сразу же. Потом и поговорим о твоем приезде домой, — заявила Молли.

— Прости, мама, но если я не могу привезти с собой Бена, то я… — Эран запнулась.

— Нет, я запрещаю! И не вздумай еще хоть когда-нибудь заговорить об этом!

Линия умолкла.

Квартира на первом этаже в Голландском парке была светлая, просторная и абсолютно пустая. В ней были спальня, ванная, кухня, гостиная, высокие потолки с лепниной и еще — большой черный кот, с благодушным видом сидящий на задних ступеньках, ведущих в сад. Никто не знал, кто его хозяин.

Эран и Бен уставились на нишу возле окна и хором воскликнули:

— Пианино! Сюда поставим пианино!

Поскольку с этим важным вопросом разобрались, остальное Бена уже не интересовало. Эран могла выбирать обстановку по собственному вкусу. Она смущенно посмотрела на то место в спальне, где предполагалось поставить кровать, и кровь бросилась ей в лицо. Предстоящая жизнь блудницы выглядела весьма захватывающе!

Озадаченный Бен копался в ворохе бумаг, которые передал им маклер.

— Ты что-то в этом понимаешь? — спросил он у Эран.

Девушка решительно взяла документы и прочитала их от и до, обращая внимание на все параграфы, подразделы и пр.

— Нам надо оставить депозит, платить каждую последнюю пятницу месяца, все счета мы оплачиваем сами, ремонтируем все поломки, не сдаем в субаренду… договор о найме действителен на два года, — заключила Эран.

Два года! Эран затаила дыхание, но выражение лица Бена не изменилось.

— Хорошо, давай подпишем эти чертовы бумаги и пойдем выбирать пианино, — сказал Бен.

Они так и сделали. Ночной Лондон, казалось, был просто переполнен пианино — большими, черными, блестящими, с впечатляющими ценниками. Они пробовали, как звучит каждый попадающийся им инструмент.

Наконец, они нашли подходящий «Стейнвей».

— Вот этот, — указал на инструмент Бен.

— Да, но сейчас это нам не по карману, — вздохнула Эран.

— Что? Но, Эран, мы должны его взять! Мы можем взять в рассрочку, тот парень, говорил, что можно платить помесячно… — Бен злился.

— Бен, так не надо покупать, это неправильно. В конечном итоге это получается гораздо дороже, — попыталась объяснить Эран.

— Да какое это имеет значение? Мне нужен этот инструмент, я должен его иметь! — заявил Бен.

Эран задумалась.

— Ладно. Но мы заплатим сразу всю сумму, — наконец сказала она.

— Каким образом? — усмехнулся Бен.

— Дай мне на это неделю, ладно? — попросила Эран.

— Ну, ладно, я думаю, мы все равно не переедем до конца июля. Но где мы возьмем шестьсот фунтов? — Бен поднял брови.

— Доверься мне, — сказала Эран.

Когда она вернулась в Ислингтон, то села за стол и написала письмо Дэну и Аймир. Она понимает, что это огромная сумма денег, и поймет, если для них это слишком много, но она ведь уже вернула им все, что брала в долг на учебу, до последнего пенни. Если бы они видели это пианино и глаза Бена, когда он играл! Если бы они помогли с деньгами, Эран отдала бы им самую первую его пластинку, и у них всегда были бы самые лучшие места на каждом его выступлении. Она очень просит помочь, но возможно ли это?

В ответ она получила от Аймир письмо и чек на восемьсот фунтов.

В письме говорилось:

«Дорогая Эран,

Спасибо тебе, что предоставила нам возможность помочь Бену в самом начале его карьеры, мы уверены, что его ждет большое будущее. Мы надеемся приехать в Лондон и послушать, как он играет, когда вы устроитесь на новом месте и приобретете пианино. Ты так много рассказывала о Бене, что нам кажется — мы хорошо его знаем. Мы очень рады, что ты нашла человека, которому можешь доверять. Можешь ли ты прислать кассету, чтобы мы послушали, как он поет?

Наверное, ты и счастлива, и полна тревоги — все сразу. Мы желаем вам большой удачи, всего самого хорошего, что сделает вашу жизнь полной и счастливой. Как я уже раньше писала, у тебя очень ответственная роль в этом союзе, но я уверена, ты с ней справишься. С нетерпением жду встречи, чтобы узнать все подробности. Как жаль, что тебе пришлось проститься с Мораг и Олли, но конечно же в ближайшие годы тебе придется все силы посвятить Бену. Если потребуется какая-то помощь с нашей стороны, только дай нам знать. Берегите друг друга. Оставшиеся деньги пригодятся вам на обзаведение хозяйством. Вам понадобится немало, но мы надеемся, что этих денег хватит.

С любовью, Аймир и Дэн».

Эран поцеловала письмо, подумала о своей матери и расплакалась.