Холодный северо-восточный ветер налетал на окна, заставляя стекло тоненько дребезжать. Натали беспокойно расхаживала перед пылающим камином в своей гостиной. День за днем она пыталась выбросить из головы заносчивого, дерзкого южанина, но так и не преуспела в этом. Да и как это было возможно, если он валил сосны на ее бывшей территории?

Судя по всему, этот человек мало интересовался мнением окружающих. Разумеется, он знал — не мог не знать — о том, что в городке судачат о случае в “Позолоченной клетке”. Прежде ему не доверяли, теперь над ним насмехались, называли трусом, говорили, что у южан кишка тонка спорить с северянами, что без оружия в руках они мало на что годятся.

Правда, все это говорилось у Кейна за спиной, а не в лицо, ну и что же? Насмешка есть насмешка, она непременно достигает ушей того, против кого направлена. Однако южанин нимало не беспокоился о том, как сильно пострадала его репутация, он словно не замечал презрения в глазах горожан.

Кейн все так же заходил в салуны и пил там в полном одиночестве. Иногда он подсаживался к отъявленным шулерам и бродягам и не брезговал перекинуться с ними в карты, причем неизменно оказывался в выигрыше. В остальное время он занимался строительством дома: вместе с Джо Саутом, когда тот бывал трезв, или один, когда тот запивал.

Надо признать, не все население городка отвернулось от Кейна. Женский пол не питал к нему зла — скорее наоборот. С этим у него проблем не было. Когда смуглый красивый южанин, проходя мимо, с улыбкой касался шляпы, не одно сердечко билось учащенно. Девушки откровенно заигрывали с ним днем и мечтали о нем во мраке ночи, матери семейств в притворном смущении опускали глаза под его дерзким взглядом и втайне наслаждались тем, как он оценивающе скользит по их фигурам. Престарелые леди обсуждали его превосходное телосложение, внешность, любезные манеры и сокрушались о том, что нельзя сбросить двадцать, тридцать, а то и сорок лет.

Натали со вздохом взялась за кочергу, чтобы пошевелить дрова в камине.

Это отвратительно, думала она. Как можно так мало ценить себя, чтобы вслух распространяться о достоинствах мужчины? Взять хотя бы Кэрол Томпсон. И года не прошло, как она лишилась мужа, и вот вчера, в ресторане отеля “Эврика”, не посовестилась весьма откровенно высказаться насчет Кейна Ковингтона!

Они решили пообедать втроем: Натали, Кэрол Томпсон и Эстер Сандерс, и все было очень мило, пока Эстер, верная жена и образцовая мать двоих детей, не упомянула о том, что лично ей мистер Ковингтон нравится, а потому она пригласила его на воскресную проповедь. Кэрол Томпсон, интересная блондинка, охотно подхватила тему:

— Проповедь! Этот мистер Ковингтон и без того чересчур джентльмен, а с проповеди выйдет и вовсе ангелочком. Я бы пригласила его к себе домой на кое-что поинтереснее.

— Что ты говоришь, Кэрол! — ужаснулась Натали. — Тебя могут услышать!

— Ну и пусть слышат, — отмахнулась та. — Я уже год как вдова. Памятью о покойном муже сыт не будешь. Ах этот мистер Ковингтон! Меня бросает в жар при одной мысли о нем!

— Но он же… южанин!

— Тем горячее кровь! Мне так нравится его обхождение, этот его вкрадчивый голос…

— И его дерзкий взгляд, — добавила тихоня Эстер, чем окончательно возмутила Натали. — Ты совершенно права, дорогая, это самый привлекательный мужчина во всем Клаудкасле. Надеюсь, он будет на Дне Эльдорадо. Чего бы я только не дала за один танец в его объятиях!

Натали пришлось выдавить из себя улыбку.

— Лично мне одного танца мало, — не унималась Кэрол. — Если уж объятия, то среди смятых простыней.

У Натали язык чесался предостеречь ее, объяснить, что Кейн Ковингтон вовсе не джентльмен, что это отпетый негодяй и к тому же грабитель. Но все, на что она отважилась, было:

— Эшлин считает, что мистер Ковингтон не такой, каким кажется. Строил из себя храбреца, а спасовал перед первым же вызовом. Он слабак и трус, поэтому нам следует…

— Бога ради, Натали! — перебила Кэрол. — Это не трусость, а благоразумие. Только полный болван свяжется с грубияном вроде Дамона Лезервуда, чтобы только показать свою храбрость. Какое счастье, что этого не случилось и мистеру Ковингтону не повредили… что-нибудь жизненно важное!

— Вот именно, — от души поддержала ее Эстер.

* * *

Натали вдруг сообразила, что так и стоит у камина с кочергой в руках. Лицо ее раскраснелось от жара, подол нагрелся так, что готов был задымиться. Натали шарахнулась в сторону и выругала себя за рассеянность. Кочерга вернулась на свое место у подставки для дров. Самое время было покинуть жаркое, душное помещение и выйти на свежий воздух.

Действительно, прогулка сейчас была очень кстати. Никаких срочных дел у Натали не предвиделось, так отчего не размять ноги, тем более что уже совсем недолго до снегопадов и метелей, когда о прогулках не будет и речи.

Натали поднялась наверх, отыскала в гардеробе теплую шаль и набросила ее на плечи, завязав узлом под грудью. Несколькими минутами позже она уже стояла на заднем крыльце, вдыхая Холодный воздух и прикидывая, куда бы направиться. В окрестностях было немало красот, которые Натали не отказалась бы снова повидать, но одни из них находились слишком близко, другие, напротив, чересчур далеко. Наконец она остановила свой выбор на теплом ключе в каньоне Эскаланте. Дорога туда и обратно должна была занять именно столько времени, на сколько она и рассчитывала.

По мере подъема ветер окреп и растрепал Натали прическу. Быстрая ходьба согревала, хотя лицо и горело от укусов ветра. Постепенно настойчивые мысли о Кейне выветрились из головы, и когда цель приблизилась, она уже улыбалась.

В узком жерле каньона, куда не проникал солнечный свет, царила промозглая сырость. Над кучей валунов, скрывавших ключ, висело облачко пара, камни вокруг были мокрыми и скользкими, так что приходилось внимательно смотреть под ноги. А когда Натали наконец подняла глаза, ее улыбка тут же растаяла — дымящийся паром ручей вытекал теперь из каменного строения наподобие шалаша. Раньше ничего такого здесь не было.

— Проклятый Ковингтон! — процедила она сквозь зубы.

Едва утихшая злость на южанина вернулась с новой силой. Он везде совал свой нос, заглядывал в ее любимые уголки и как будто поспевал сразу везде.

Натали обошла сооружение в поисках входа. Нашла и наклонилась заглянуть, почти уверенная, что увидит Кейна развалившимся у ключа в чем мать родила. Однако внутри висел такой густой пар, что разглядеть ничего не удалось. На ее оклик ответа не последовало.

Натали выпрямилась, сверкая глазами. Она была в самом воинственном настроении и предпочла бы призвать южанина к ответу немедленно. Почему он решил, что ключ бьет на его территории? Следовало уточнить это, прежде чем воздвигать здесь парную! Не может быть, чтобы он имел право и на эту часть земли, ведь каньон, можно сказать, находится у нее под боком! Или ему это глубоко безразлично? Быть может, он задался целью лишить ее всего самого ценного?

Покинув каньон, Натали бросилась вверх по склону. Она и не вспомнила о том, что обычно преодолевала этот путь верхом. Сейчас она могла думать лишь о безмерной наглости Кейна Ковингтона. Она шла и шла, торопясь, не обращая внимания на окружающее, мысленно повторяя колкости, которыми собиралась его осыпать, и опомнилась только тогда, когда ноги начали подкашиваться от усталости.

Тут уже Натали не могла не заметить, что во рту у нее совершенно пересохло, грудь ходила ходуном от учащенного дыхания, в боку резало. Она прижала к боку ладонь и огляделась. Неподалеку слышались удары топора по дереву. Это придало Натали сил.

Занят лесоповалом и в субботу, каково! Сейчас она ему скажет пару ласковых! Говорят, он нанял помощника — что ж, тем лучше, пусть тот послушает, что другие думают о его хозяине!

Где-то в сотне ярдов от места строительства Натали наконец заметила Кейна, который размеренно махал топором, очищая поваленный ствол от сучьев. Он был раздет до пояса. Помощника в обозримом пространстве видно не было.

Мышцы так и играли при каждом взмахе топора, гибкая смуглая спина блестела от пота. Натали вдруг осознала все безрассудство своего поступка. Она явилась устроить нагоняй, не подумав о том, что окажется наедине с мужчиной в лесной глуши, вдали от людей.

Хотя Натали и не думала объявлять о своем приходе, Кейн вдруг опустил занесенный топор и повернулся. Глаза его вспыхнули привычным насмешливым огоньком. Он вонзил топор в ствол и скрестил руки на груди.

— Добро пожаловать, ваша честь! Явились с инспекторской проверкой? Жаль, дом все еще без крыши, иначе я бы позвал вас на чашечку кофе.

— А я бы отказалась! — отрезала Натали. — Я здесь затем, чтобы…

— Чтобы еще раз перекинуться со мной острым словцом?

Кейн засмеялся. Живот его при этом втянулся, и поношенные рабочие брюки сползли еще ниже.

— Во всяком случае, не для того, чтобы любоваться твоим потным телом!

— Да уж, потное тело всегда лучше ощупывать, чем разглядывать. Признайся, ты бы не отказалась!

— Я здесь затем, чтобы выразить протест! — перебила Натали, уже кипя от ярости.

— Дело судьи — принимать или отклонять протест, но никак не выражать.

— Как ты посмел устроить себе парную у теплого ключа в каньоне Эскаланте?!

— А, так ты там уже побывала.

— Побывала и все видела! Это гнусно!

— Жаль. Я построил парную для тебя.

— Лгун! Ты никогда и ничего не делаешь для других! Ты думаешь только о себе!

— Ну, если уж быть точным, парная для нас обоих. Мы оба сможем пользоваться горячим ключом как летом, так и зимой. Разве не славно?

— Пойди и разбери это сооружение!

— Чего ради? Я перенял этот способ у индейцев. Забираешься внутрь, прогреваешься, потеешь… очень полезно. — Кейн сделал шаг вниз по склону, заслонив собой небо, угрожающе нависнув над Натали. — Насколько мне известно, это прогоняет любую хворь. — Он с улыбкой взялся за кончик ее шали, перебирая кисти.

— Я не стану пользоваться этой… этой норой!

— Ты же прежде ходила на ключ.

— Ходила, но ты все испортил! Ты не имел права!

Кейн разжал пальцы, и кисти выскользнули из них. Рука его нырнула под шаль и легла на талию Натали.

— Это верно. Дай мне возможность заслужить прощение, позволь заняться с тобой любовью у ключа, в клубах теплого пара…

— Никогда я не позволю тебе ничего подобного! — Натали отступила от Кейна. — Тогда, в “Испанской вдове”, я думала, что это последние часы нашей жизни! Я совершила ошибку, но каким же надо быть подлецом, чтобы этим шантажировать!

— У тебя богатая фантазия, — заметил Кейн, поигрывая кистями шали.

— Фантазия, как же! Ты вбил себе в голову, что мой постыдный секрет поможет тебе добиться своего! И не надейся! Я никогда еще не плясала под чужую дудку и не собираюсь меняться! Ты не смеешь судить меня, Ковингтон, ты не заслужил такой чести!

— Судить вас, ваша честь? Да я бы ни за что не осмелился. — Кейн театральным жестом прижал руку к груди. — Мне бы такое в голову не пришло. Хочешь знать, что у меня в голове?

— Не имею ни малейшего желания!

— Бесстыдные фантазии насчет нас двоих.

— Прекрати!

— Давай все-таки займемся любовью?

— Нет!

— Когда юная красотка говорит “нет”, она обычно имеет в виду “да”. — Он снова подступил вплотную, заносчиво улыбаясь. — Это всем известно.

— Если я когда-то и была юной красоткой, то давно забыла об этом! Когда я говорю “нет”, это означает именно “нет”!

Натали хотела оттолкнуть Кейна, но тот поймал ее руку и припечатал ладонью к своему голому животу. Не обращая внимания на ее попытки вырваться, он теребил пальцами разметавшиеся волосы Натали.

— Что за грива! И зачем тебе эти чопорные прически?

— Отпусти!

— Не могу, — проговорил он негромко. — Не в силах.

В зеленых глазах Натали, помимо гнева, теплился и иной огонь. Кёйн понимал, какая борьба происходит сейчас в ее душе, он и сам испытывал нечто подобное. Всякий раз, как его мысли возвращались к этой женщине, Кейну приходилось напоминать себе, что он испытывает к ней лишь чисто физическое тяготение.

Можно называть это низменной похотью, а можно пламенным желанием — суть дела не изменится. То же самое чувствует и она. Натали Валланс — отзывчивая и пылкая любовница — пробудила в нем голод, который теперь требует утоления. И ничем больше она ему не интересна. В ней воплощены все худшие качества женщины, и даже если Клаудкасл превозносит ее до небес за всевозможные добродетели, Кейна Ковингтона ей не одурачить.

Вот она стоит совсем рядом, подняв к нему прекрасное лицо в ореоле пламенно-рыжих волос. Губы ее приоткрыты в бессознательном призыве, изумрудные глаза сияют. Да, он вполне способен оценить все это и с радостью этим воспользуется. Но помимо этого — помимо несомненных внешних достоинств — он не находит в Натали Валланс ничего особенного. И она это понимает, не может не понимать. Будь она его возлюбленной, счастьем его жизни, он сдувал бы с нее пылинки, осыпал ее ласками, делал бы все возможное, чтобы она сама стремилась к нему в объятия. Будь она просто случайной подружкой, он по крайней мере был бы с ней достаточно галантен. Но она для него никто, всего-навсего объект вожделения, так стоит ли ради нее чем-то поступаться?

— У нас с тобой много общего, и ты это знаешь, — сказал Кейн, слегка отстранившись. — Мы хотим друг друга, нам хорошо вместе. Зачем же делать из этого проблему? Достаточно всего лишь дать себе волю.

Он положил руку на ее талию. Ветер играл волосами Натали, то бросая их ему в лицо, то развевая у нее за спиной, как рыжий стяг. Кейн напряг руку, вынуждая ее теснее прижаться к нему. Ощутив, что с ним происходит, она снова забилась — и снова тщетно.

— Зачем ты вырываешься? Лучше почувствуй это как следует! Это ведь из-за тебя.

Он повел бедрами из стороны в сторону. Натали затихла. Все ее тело нетерпеливо ныло. Оно жаждало объятий, близости, сладостного облегчения, и по мере того как нарастала жажда, воля ее слабела.

Однако на этот раз все происходило ясным днем, никакие апачи не угрожали ее жизни, и рассудок подсказывал Натали, что именно происходит: она вот-вот позволит животной страсти овладеть собой и сама превратится в животное, под стать тому, чьи объятия так ее волнуют. Она находится на грани того, чтобы уступить человеку, который ни в грош ее не ставит, который уверен, что может посмеяться над ней, оскорбить ее — и в любой момент взять, как похотливую сучку.

Что ж, его ожидает большой сюрприз! Посмотрим, у кого больше хладнокровия, кто лучше сыграет роль в этом маленьком спектакле.

Натали обвила рукой шею Кейна, привлекла его к себе и поцеловала дразнящим поцелуем, похожим на легкий укус, а когда он попытался прильнуть к ее губам, быстро отодвинулась. Голубые глаза под полуопущенными веками были затуманены страстью. Это был самый подходящий момент.

— Я чувствую, Кейн, о как я чувствую! — прошептала она, провела по губам кончиком языка и слегка выпятила их, чтобы они казались полнее, обольстительнее. — Ты прав, я помню все! Разве можно забыть то, что случилось между нами тогда, в “Испанской вдове”?

Натали приказала себе выдержать обжигающий взгляд. Пальцы ее зашевелились на обнаженной коже его живота, пробираясь под пояс брюк.

— Да, вот так, милая… вот так!..

— Не спеши… — Натали снова уклонилась от поцелуя. — Сначала сделай шаг назад.

Кейн с готовностью повиновался. Натали медленно опустила взгляд на выпуклость у него в паху. Рука ее была уже под брюками.

— Я хочу кое-что тебе показать…

— Так покажи!

— Как скажешь… — промурлыкала Натали. — Помни, ты сам напросился.

И она дала сильнейший щелчок по напряженной мужской плоти, а затем выдернула руку из брюк, с триумфом наблюдая за тем, как смуглое лицо искажается гримасой боли и досады. В следующую минуту Натали уже со смехом убегала прочь.

Впервые за долгое время на душе у нее было легко и безоблачно.