Натали стояла как громом пораженная. Нет, этого не может быть. Кто-то из них ошибся — либо дядя Шелби, либо Кейн Ковингтон. Эти двое не могут знать друг друга, таких совпадений просто не бывает.

Однако все говорило об обратном. Дядя Шелби обнял Кейна, отстранил и всмотрелся в его лицо, как бы пытаясь оценить произошедшие в нем перемены. Затем он, сияя, повернулся к своим спутницам:

— Натали, мисс Сальвато! Познакомьтесь с моим давним, еще с военного времени, и дорогим другом капитаном Кейном Ковингтоном! Кейн, моя племянница Натали Валланс и мой близкий друг певица Ноэль Сальвато.

Кейн учтиво поздоровался с примадонной, потом медленно повернулся к Натали. Глядя ей прямо в ошеломленное лицо, в изумленные зеленые глаза, он произнес особенно вкрадчивым голосом;

— Ваша честь, вы сегодня обольстительны!

— Как, — радостно удивился полковник, — вы уже знакомы?!

— Знакомы ли мы? — с деланным спокойствием переспросила Натали. — О, тысячу лет! Более того, мы соседи.

Она улыбнулась с полнейшим пренебрежением, но так, чтобы это прошло незамеченным для всех, кроме Кейна.

— Мир тесен! — удовлетворенно заключил Шелби Саттон. — Надо же, мне и в голову не могло прийти, что вы обретаетесь в Клаудкасле, друг мой Кейн! Давайте возьмем отдельный кабинет и побеседуем без помех… разумеется, если вы уже закончили игру.

— Да, на сегодня хватит.

Полковник кивнул на гору золотых жетонов.

— Вижу, вам везло!

— Не слишком. Десять тысяч — это еще не куш.

— Ну, знаете!

— Шучу. Сегодня мне в самом деле везет.

Глядя, как крупье подвигает жетоны ближе к этому везунчику, Натали от досады скрипнула зубами. Десять тысяч! Так он никогда не уедет! На десять тысяч даже мот и транжира может прожить всю зиму. Она заставила себя встряхнуться, и как раз вовремя, чтобы услышать окончание речи дяди Шелби:

— …и закажем шампанского!

Вскоре вся четверка уютно устроилась в салоне на втором этаже казино. Помещение было со вкусом обставлено, а на столе их ожидало ведерко со льдом, где красовалась бутылка шампанского. Шелби увлек Ноэль к крытому мягким бархатом дивану, а усевшись, сразу завладел ее рукой. Таким образом Натали пришлось делить второй диван с Кейном, возмутительно элегантным в черной фрачной паре. Вместе с ароматом дорогого одеколона от него исходило ощущение непробиваемой самоуверенности, что, очевидно, было его второй натурой. Усевшись, он тотчас принял самую непринужденную позу, и Натали против воли подумала, что женщины должны находить его наглые манеры неотразимыми. Ну и дурочки! Лично ее это только раздражает! Что хорошего в том, что человек никогда не смущается, что ему никогда не бывает не по себе? В конце концов, это неестественно!

Самой Натали было очень и очень не по себе, поэтому она охотно приняла бокал шампанского, надеясь хотя бы с его помощью обрести непринужденность. Дядя пустился в воспоминания о фронтовой жизни, о совместно пережитых сражениях и разного рода передрягах. Судя по всему, он был искренне привязан к Кейну, а тот, в свою очередь, относился к Шелби тепло и с почтением, на которое Натали вообще не считала его способным. В ходе разговора Кёйн упомянул, что собирается поселиться в Клаудкасле, упорно называя это “пустить корни”. Дядя одобрил этот план и даже не моргнул глазом, когда Кейн с присущей ему прямотой объяснил, каким образом в его распоряжении оказалась часть Клауд-Уэста. Если полковник и был удивлен, то виду не подал. Вообще, по мнениею Натали, он слишком много кивал своей седовласой головой, слишком широко и тепло улыбался, при этом не забывая, как бы в рассеянности, нежно обнимать свою пассию. Ноэль Сальвато нисколько не возражала против этой очаровательной фамильярности. Она была очень оживлена и охотно поддерживала разговор. Таким образом, трое из четверки собравшихся самым очевидным образом наслаждались жизнью.

Натали очень хотелось вписаться в общую картину, у нее не было ни малейшего желания портить себе вечер, дуясь как девчонка. И мало-помалу ей удалось оттеснить подальше неприязнь к несносному южанину. Возможно, произошло это благодаря весело пузырящемуся искристому напитку, но тем не менее она начала вставлять реплики в общую беседу и громко смеялась шуткам, даже если они исходили от Кейна.

— У меня появилась отличная идея! — заявил дядя Шелби некоторое время спустя. — Давайте все четверо отправимся в Клауд-Уэст и закончим вечер за ужином. Лично я уже голоден как волк! Кейн, вы едете?

— Я бы с радостью, но боюсь, не получится.

— Нет-нет! — Полковник вскочил и протянул руку Ноэль. — Мы не примем отказа, правда, Натали? Не забывайте, что мы с вами не виделись года три… нет, четыре. Это приказ, извольте подчиниться!

Кейн кивнул, но Натали успела уловить на его лице тень сомнения.

Поскольку Ноэль Сальвато уже была при весьма галантном кавалером Натали стала объектом галантности Кейна. По дороге к выходу он держался рядом, подавал ей, когда требовалось, руку, открывал для нее дверь. Полковник и примадонна были заняты друг другом, пересмеиваясь и перешептываясь, будто влюбленные.

Карета Эшлина Блэкмора дожидалась своего часа среди других экипажей. Старый кучер, привычный к любой погоде, прикорнул на облучке. Насколько снаружи было промозгло, настолько внутри уютно и тепло, и когда Кейн помог Натали подняться туда, она с наслаждением опустилась на мягкие подушки.

Вторая пара, приблизившись следом, остановилась у кареты. Ноэль смеялась какому-то замечанию полковника, а тот сиял, довольный произведенным впечатлением.

— Знаете что? — сказал он, заглянув в карету. — Мы, пожалуй, подъедем немного позже… примерно через часок. Не беспокойтесь за нас, у Ноэль есть личный экипаж, от дирекции театра.

И Кейн, и Натали запротестовали, избегая смотреть друг на друга. Шелби только отмахнулся от протестов. Он отступил, обвил рукой талию своей дамы, захлопнул дверцу и велел кучеру ехать. Уильям прищелкнул языком, вороные дружно тронули с места, и карета покатилась прочь от веселой парочки, энергично махавшей вслед. Ни они, ни отъезжавшие не заметили мрачного костлявого субъекта, притаившегося в тени у стены казино.

Зато тот не упустил ни единой мелочи. Окинув быстрым взглядом полковника и примадонну, он снова устремил его на удалявшуюся карету и следил за ней, пока она не скрылась из виду. Этот человек следил за Кейном и Натали с той самой минуты, как они встретились в игорном зале. Не имея возможности заглянуть в отдельный салон второго этажа, он оставался в вестибюле и затем стал свидетелем того, как Кейн помог Натали облачиться в ротонду и открыл для нее дверь. Выйдя следом за ними, он наблюдал, как они пересекли улицу. Отметил он и галантность Кейна, и его руку на талии молодой женщины, и то, как заботливо он подсадил ее в карету Эшлина Блэкмора.

Узнав все, что хотел, Берл Лезервуд заторопился прочь.

Между тем Натали нервно вжималась в подушки, совершенно уверенная, что Кейн с радостью ухватится за возможность ее помучить. Только сейчас, оказавшись с ним наедине, она впервые за весь вечер вспомнила о своей наготе под роскошным нарядом. Она сидела, плотно сжав ноги, не решаясь бросить взгляд на своего спутника, так как ни минуты не сомневалась, что увидит у него на лице похотливую усмешку.

Однако когда Натали все-таки решилась посмотреть на него из под ресниц, этот непредсказуемый тип сидел, уставясь в окно, и на губах его не было и намека на улыбку. Ничто не говорило о том, что он лелеет нескромные намерения.

Такой поворот событий поверг Натали в растерянность. Что это вдруг нашло на самоуверенного Кейна Ковингтона? Почему он не обращает на нее внимания теперь, когда она, можно сказать, оказалась его пленницей в сумраке летящей вперед кареты?

Некоторое время Натали украдкой разглядывала Кейна, пытаясь разгадать эту загадку, и наконец решила, что знает ответ. Этот человек имел свою собственную систему ценностей, свой личный свод норм и правил, в соответствии с которым не было ничего предосудительного в том, чтобы соблазнить невесту лорда Блэкмора. Иное дело племянница полковника Шелби Саттона, соратника и друга!

Натали усмехнулась. Ее не обмануло предчувствие, что самый забавный момент вечера еще наступит. Вот он и наступил. Она томным жестом поднесла руку к застежке, что скрепляла ротонду на шее.

— Кейн, ты не мог бы мне помочь?

Он отвернулся от окна и уставился на нее с откровенным недоумением.

— Здесь не настолько тепло, чтобы оставаться без верхней одежды, — резонно заметил он.

— Как это не настолько? Я умираю от жары!

Расстегнув застежку, Натали повела плечами, сбрасывая ротонду, и едва удержалась от смеха, заметив, как неохотно Кейн протянул руку к подбитому мехом одеянию. Приподнимаясь, она намеренно изогнулась, чтобы подчеркнуть все округлости тела. Кейн стиснул зубы. Взгляд его упал на ее грудь, и Кейн сразу отвернулся. Ротонду он выхватил из-под Натали так резко, что, будь окошко открыто, она вылетела бы прямо туда. Поняв это, он судорожно скомкал ее на коленях;

— Брось на другое сиденье, — посоветовала Натали со смешком. — Или ты предпочитаешь держать ее до самого Клауд-Уэста?

Кейн начал складывать ротонду и погрузился в это занятие целиком, чем еще больше насмешил Натали. Однако процесс нельзя было растягивать до бесконечности, и в конце концов пришлось отложить аккуратно сложенную ротонду.

— Ты так любезен!

И Натали положила руку Кейну на локоть. Он вздрогнул.

— Ты простудишься.

— Ну так не давай мне замерзнуть!

Она многозначительно сжала его локоть. Кейн отвел ее руку, мягко, но решительно. Он явно разрывался между противоречивыми желаниями, и это его раздражало. Всеми силами стараясь не смотреть на декольте, он не мог этого избежать.

— Прекрати флиртовать со мной! — сказал он наконец. — Тебе это не идет. Это нелепо.

— Нелепо флиртовать? С каких это пор? — Не обращая внимания на хмурый взгляд Кейна, Натали придвинулась ближе, провела пальцем по контуру лацкана до горячей кожи на шее. — Я знаю, почему ты так говоришь, Кейн… Ты боишься, что…

— Черт возьми, прекрати это!

Но вместо того чтобы прекратить, Натали потянулась к его уху губами и прошептала вкрадчивым голосом:

— Капитан, вы ругаетесь как сапожник. Нехорошо чертыхаться в присутствии леди.

— Где ты видишь леди?

— Вот и хорошо, что здесь нет ни одной… — ворковала Натали. — Зачем капитану, герою войны и вообще настоящему мужчине какая-то леди? Леди хлопается в обморок, стоит только посильнее ее прижать! Такому, как вы, нужна женщина из плоти и крови!

— Хватит, иначе!..

— Иначе что, капитан? Вы перекинете меня через колено и отшлепаете? Пожалуетесь на меня дяде-полковнику?

Ей удалось рассердить его, это было очевидно. Глаза у Кейна стали как два узких стальных клинка, черты лица обострились.

— Признайся, — продолжала она, — ты хочешь меня и боишься, что не совладаешь с собой…

— Я уже не хочу тебя, — отчеканил он ледяным тоном. — Это в прошлом!

— Нет, хочешь! Хочешь! Ты всегда будешь желать меня, до скончания своих дней!

— Ха-ха-ха! Очень смешно! Я не хочу тебя, и дело с концом!

— А вот я сейчас докажу, что хочешь…

Натали взялась за узел галстука, намереваясь его распустить. Пальцы Кейна сомкнулись на ее руке с такой силой, что едва не сломали ее.

— Какого дьявола тебе нужно?!

— Чтобы ты отпустил мою руку и перестал сердиться. Если ты и в самом деле ко мне равнодушен, это не составит труда.

После короткого колебания Кейн разжал пальцы. Лицо его было суровым и решительным.

— Ты напрасно затеяла свою игру. Я на нее не поддамся.

— Конечно, конечно… но ты ведь позволишь мне немного поиграть?

Натали еще ближе придвинулась по упругому сиденью, чтобы удобнее было развязывать галстук. Кейн больше не мешал ей, он сидел, будто окаменев. Взгляд его был не более выразителен, чем у фарфоровой куклы. Отбросив концы галстука ему на плечи, Натали расстегнула верхнюю пуговку рубашки. Кейн не шевельнулся. Тогда с ловкостью, поразительной для затянутых в скользящий шелк пальцев, она начала расстегивать пуговицу за пуговицей, до самого пояса брюк. Когда полы рубашки раздвинулись, взгляду Натали открылись едва колеблемая сдерживаемым дыханием грудь и завитки черных волос, что так часто виделись ей в одиноких грезах. Она замерла.

— Ну и что же дальше? — осведомился Кейн. Натали подняла глаза и встретила взгляд, выражавший холодную насмешку. Она поощрительным движением облизнула губы. Никакой реакции.

— Интересно, что ты предпримешь теперь, когда я уже наполовину раздет и все-таки не собираюсь на тебя набрасываться?

— Наполовину — слишком мало.

Алкоголь, бродивши ив крови, побуждал ее к поступкам, совершенно невообразимым в трезвом, обычном состоянии. Натали чувствовала себя хозяйкой положения: как племянница фронтового друга, она была в полной безопасности и могла шалить, как ей только вздумается.

Она положила руку на свою едва прикрытую грудь, обвела пальцами край декольте, спустилась к ложбинке между грудями, проникла под корсет до самого соска. Кейн по-прежнему не двигался, но теперь он как зачарованный следил за ее рукой. Продолжая изощренную пытку, Натали расстегнула на плече застежку. Теперь только корсет поддерживал платье на груди, а плечо полностью обнажилось. Лицо Кейна исказила гримаса, но почти тотчас оно снова разгладилось. Натали наклонилась к нему, чтобы лучше было наблюдать.

— Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя… признай это! Признай это!

Она качнулась вперед и прижалась к горячей коже, к густой поросли у него на груди. Кейн содрогнулся всем телом, и вдруг, как вспышка, Натали озарило понимание того, какую опасную игру она затеяла. Бравада уступила место страху. Натали стремительно отодвинулась. Глаза Кейна горели, и было абсолютно ясно, что недавние благородные помыслы забыты.

— Боже мой, что я делаю? Мне не следовало…

Она не договорила. Горячий рот обрушился на ее губы с голодной жадностью, руки с силой сжали ее. В груди отдались тяжелые удары чужого сердца, и Натали ясно поняла, что назад дороги нет. Да ей и не хотелось отступать. В порыве проснувшейся страсти, уже наслаждаясь собственным безрассудством, она ответила на поцелуй. О, какими они были, поцелуи Кейна! Жадными и в то же время осторожными, одновременно берущими и дарящими, грубыми и нежными. Эти губы умели прижиматься, всасывать, кусать и пощипывать — умели все, что только можно себе вообразить.

О Боже, она уже у него на коленях! Когда он успел подхватить ее. Если и дальше так пойдет…

— Кейн… — прошептала Натали. — Так нельзя, Кейн… мы не должны…

— Поздно. Понимаешь, поздно! Ты добилась своего, а теперь будет по-моему.

Звук его дыхания, запах его тела — все только разжигало желание. Он весь был горячая, ненасытная плоть, этот южанин, и сама близость его была как любовный напиток.

Натали дрожала всем телом, когда Кейн распускал шнуровку корсажа, но была не в силах издать ни слова протеста. рот прильнул к набухшему соску, и с губ ее слетело только беззвучное “ах!”.

— Ты будешь моей, здесь и сейчас!

Она, вновь оказалась прижатой к груди, к жестким завиткам. От прикосновения к ним соски окаменели и сладко заныли. Натали прильнула еще ближе, потерлась в инстинктивной потребности утолить щемящий зуд, потом опомнилась и попыталась натянуть корсет.

— Ну уж нет! — Кейн откинулся на сиденье, увлекая ее за собой, вынуждая распластаться на спине. — Ты сама этого хотела!

Несколько минут Натали молча отбивалась, скорее машинально, но сразу притихла, ощутив под подолом руку. У нее вырвался жалобный стон, не столько протеста, сколько полной капитуляции. Ищущее прикосновение перемещалось все выше, туда, где ее женская плоть была обнажена и беззащитна против вторжения, где не было даже самой хрупкой шелковой преграды, у которой Кейн мог бы помедлить и опомниться.

— Боже правый!

Пальцы замерли в развилке ее ног. Бесконечно пристыженная, Натали прошептала в свое оправдание что-то невнятное и зарылась пылающим лицом Кейну в плечо. Стук его сердца над ее ухом участился. Подол пополз вверх. Лунный луч упал на ее бедра, осветив островок волос, таких рыжих, что это было заметно даже в полумраке — как, впрочем, и влажный блеск между ними. Осознав это, Натали поняла, что сейчас умрет от стыда и желания.

— Кейн, ты, наверное, думаешь, что я…

— Ради всего святого, молчи! — прошептал он хрипло. Он провел там кончиками всех пальцев сразу, точно посередине, и Натали содрогнулась от наслаждения.

— Ты сделаешь все, что я скажу!

— Я сделаю все, что ты скажешь…

— Тогда раздвинь ноги!

Она повиновалась. Сиденье было недостаточно широким для любовных игр, и одна нога, все еще в чулке и подвязке, свесилась с него, белея на темном фоне. Кейн опустился на колени. Его смуглая рука резко выделялась на белом теле Натали, она двигалась, лаская. В том, что она все это видит, было неописуемое бесстыдство, которое и мучило, и распаляло так, что едва не сводило с ума.

Когда Кейн поднялся к ней, Натали приняла его нетерпеливо, с жадной готовностью. Слияние их было стремительным и до того сладостным, что у обоих вырвался счастливый крик. Их движения были судорожными, шепот невнятным, стоны хриплыми и прерывистыми, а когда наступил упоительный миг самозабвения, они сжали друг друга в объятиях так, словно хотели стать единым целым…

Однако страсть отхлынула так же быстро, как и пришла. Давний голод был утолен, запретный плод сорван, и рассудок снова заговорил в полный голос. Обоим вдруг открылась суть случившегося: каждый понял, что, поддавшись искушению, он пошел против своих принципов, против трудно принятого решения. Как же это могло произойти?

Не дожидаясь, пока успокоится дыхание, Кейн поднялся и пересел на противоположное сиденье, на ходу поправляя одежду. Натали, алея от новой вспышки стыда, теперь уже смешанного с раскаянием, торопливо одернула подол, чтобы прикрыть обнаженные живот и бедра. Нечего было и думать о том, чтобы затянуть корсет. Платье так сильно сбилось к поясу, что стоило большого труда поддернуть его и хоть как-то приспособить на место. Застежки на плечах упорно отказывались схватываться, и Натали, стиснув зубы, молча боролась с ними. Бестолково проходили минуты, разжигая в ней гнев на Кейна, который и не думал предлагать свою помощь, бесстрастно наблюдая за тем, как она мучается со своим вычурным одеянием. На лице его было то же холодное, равнодушное выражение, что и в те минуты, когда он противился ее флирту. Казалось, чем больше она суетится, тем сильнее в нем злорадное удовлетворение и тем более она ему отвратительна.

На самом-то деле Кейн был столь же рассержен, как и Натали, и хотя каждый из них прежде всего досадовал на собственную слабость, они предпочли изливать гнев друг на друга.

Кое-как управившись с одеждой, Натали схватила ротонду, закуталась в нее и отчеканила с неприкрытой ненавистью:

— Неизменно галантный капитан Ковингтон, благодарю за помощь!

— Не моя вина, что у тебя лучше получается раздеваться, чем одеваться, — отпарировал он.

— Я только начала, — со злостью возразила, она, — а ты закончил дело!

— Похоже, ты начала его еще до казино. Что-то не верится, чтобы ты вышла из дому с голым задом! Или это специально, чтобы не слишком утруждать случайного партнера?

— Да как ты смеешь! Это из-за платья, оно…

— …просто создано для шлюхи.

— Кого ты называешь шлюхой, ублюдок?!

— Ну, для потаскухи, если тебе так больше нравится. Скажи-ка, сколько раз ты развлекалась в этой карете со своим белобрысым рыцарем? Теперь понятно, почему он всегда посылает ее за тобой: чтобы не потеряла навык! И как же он предпочитает покрывать свою кобылку? Сидя? Стоя? На четвереньках?

Натали почувствовала, что с нее достаточно.

— По-разному, как в голову взбредет. Чего мы только не перепробовали в этой карете! Эшлин такой изобретательный! Тебе и не снились позы, в которых мы с ним занимаемся любовью! Например, в последний раз он предложил мне…

— Замолчи! — рявкнул Кейн. — Прикуси свой проклятый язык!

— Ты же сам хотел знать, — возразила Натали с хорошо разыгранным удивлением. — Я совсем не против описать тебе наши развлечения в мельчайших подробностях. Возможно, это снова тебя распалит.

— Никогда! — Кейн наклонился, приблизив к ней разъярённое лицо. — Раздвигай ноги для кого хочешь, с меня довольно! Никогда не прощу себе, что поддался на твои ужимки!

— Вот как? — медленно и жестко произнесла Натали. — А мне показалось, что ты получил большое удовольствие между раздвинутых ног племянницы фронтового друга, в карете ее жениха.