Натали стояла на коленях в погребальном зале, глубоко в недрах Гранитного дворца. По щекам ее струились слезы. Кейн стоял на шаг позади нее, со скорбно опущенной головой. Он молча смотрел, как она отдает последнюю дань покойнику, как навсегда прощается с ним.

— Тахома заменил мне отца!

— Знаю, милая.

— Он хотел быть похороненным именно здесь, рядом со своими предками… — Натали с усилием подавила горестные рыдания. — Спасибо тебе за помощь, Кейн. Столько крови… одна я бы не справилась!..

— Для меня это было честью.

Некоторое время Натали молчала, сжимая руку старого шамана. Даже ее замерзшим пальцам рука казалась ледяной.

— Кто теперь обо мне позаботится?..

Это был голос заблудившегося испуганного ребенка.

— Я, милая.

Кейн присел рядом, осторожно высвободил мертвую руку Тахомы, уложил на неподвижной груди и своими руками стал согревать холодные пальцы Натали. Натали опустила голову ему на плечо, такое сильное и надежное. Сквозь слезы она различила в расстегнутом вырезе рубашки лапу снежного барса.

— Так вот почему Тахома передал тебе свой счастливый талисман! Это был символический жест, Кейн. Он вручил тебе и меня, теперь я это знаю.

Она порывисто обняла любимого, и тот коснулся губами ее рыжей макушки. Затем он поднялся, увлекая ее за собой.

— Нам нужно идти. Здесь слишком холодно.

Натали кивнула. В погребальном зале царил промозглый холод, тела в каменных нишах были покрыты сплошной коркой льда. Бросив прощальный взгляд на Тахому, она прошептала: “Я извещу Метаку, отец!” — и последовала за Кейном к тяжелой дубовой двери. Тщательно прикрыв ее за собой, они прошли длинным каменным коридором, ведущим почти к самому устью пещеры. Как обычно. Гранитный дворец был погружен в глубокую тишину. Ни звука не доносилось из его сумеречных глубин, лишь приглушенное эхо шагов сопровождало их. Пламя свечи в руках у Кейна выгибалось назад, показывая направление потока воздуха.

В основном коридоре их встретил столь яркий свет, что оба разом зажмурились. В это время дня солнце лилось прямо в Гранитный дворец.

До полудня оставались считанные минуты.

Безоблачный день позволял солнцу обрушить на южные склоны гор всю мощь своих жгучих лучей. Снег оседал все сильнее, непрочно висящие пласты его незаметно смещались.

Блейз и Дьявол, оставленные у подножия обрыва, проявляли заметное нетерпение. При виде хозяев они дружно заржали и загарцевали на месте, дергая закрученные за ветви поводья. Как раз тогда, когда Натали и Кейн вскочили в седла, высоко над ними раздался словно бы глухой вздох. Это чудовищных размеров снежный пласт, потревоженный выстрелами Эшлина Блэкмора, потерял точку опоры и начал сползать вниз. Пока еще это было едва заметное для глаза движение, но очень скоро ему предстояло достигнуть скорости курьерского поезда.

Натали узнала этот звук и содрогнулась. Однажды она уже слышала его, и он навсегда запечатлелся в ее памяти как предвестник гибели. Подняв голову, она увидела выше кромки обрыва облако белой пыли.

— Скорее отсюда! — крикнула она, впервые в жизни с силой ударяя Блейза каблуками в брюхо.

Жеребец и не подумал протестовать, наоборот, он выкатил белки и ринулся вперед так, словно хотел оторваться от земли и взлететь. Дьявол последовал его примеру, и две гнедые молнии понеслись, по диагонали пересекая склон в направлении далеко выдающегося каменного карниза. Там, дрожа всем телом, они прижались друг к другу точно так же, как и их хозяева.

Гора содрогнулась от основания до вершины. Казалось, вся верхняя часть ее пришла в движение и устремилась вниз, на южный склон. Со своей выгодной и безопасной позиции Натали и Кейн имели возможность проследить ход лавины. Их широко раскрытые глаза вбирали в себя обманчиво ленивое, такое изящное на вид движение неисчислимых тонн снега и льда. Казалось, то морская волна невиданной высоты во время прилива перехлестнула пик и рушилась теперь на замершую в ужасе землю. Камень под ногами трясся, содрогался и двигался, как во время землетрясения.

Волна катилась все быстрее и быстрее, подстегиваемая силой земного тяготения, увлекаемая инерцией движения. Она глотала на своем пути все, и мертвое, и живое. Это была разрушающая сила в чистом виде, и, кроме сплошного гранита, ничто не могло ей противостоять. Там, где она проходила, оставалась только начисто вылизанная скала.

Когда лишь несколько мгновений отделяло гребень лавины от устья Гранитного дворца, оттуда выбежал человек. По белокурым, отливающим на солнце волосам Натали узнала Эшлина. В руках он держал туго набитые седельные сумки. Один взгляд — и он бросил их. Одна свалилась через край площадки и полетела с обрыва, вертясь, разбрасывая вокруг дождь золотых монет. Эшлин закрыл лицо руками. Если он и кричал, крик его был заглушен громоподобным ревом обвала.

Натали окаменела. Каким бы ни был Эшлин, это был живой человек, и вот так лицезреть его гибель было ужасно. Руки Кейна крепче сжали ее — он тоже видел, что происходит.

Отвести взгляд было невозможно, Натали могла лишь беспомощно следить, как белая волна настигла Эшлина и подмяла под себя. Потом она низверглась с обрыва. В гребне ее, так похожем на пенный, на миг мелькнули вскинутые руки — и исчезли, чтобы больше уже не появляться. Ни Кейн, ни Натали не знали, что в самый последний миг графу показалось, будто он слышит глухой голос старого шамана: “…имя ему — Белая Смерть!”

Белая Смерть летела и летела вниз, терзала и рвала, сметала и корежила. Она прошлась по лесу, вывернув с корнем одни деревья и лишив всех ветвей другие. Достигла жилища Кейна и, словно чудовищный каток, сровняла его с землей. Встретила на пути долину, ухнула туда, ударилась в противоположный склон, потрясая до основания целый хребет, взлетела почти до самых вершин.

И улеглась.

Эхо еще металось в расселинах и ущельях, еще оседала снежная пыль на опустошенном склоне и в заваленной снегом долине, а лавина уже стала прошлым.

Все окончательно стихло в двенадцать часов пять минут.