Глава 3

Военная академия США, Уэст-Пойнт

Конец апреля 1829 года

В штат Нью-Йорк пришла весна.

На плацу, по которому через час пройдут парадным маршем молодые офицеры, военные оркестранты настраивали инструменты и раскладывали ноты на деревянные пюпитры. Звук одинокой трубы, доносившийся с плаца, долетел до пансиона, известного под названием «Старый Юг».

На третьем этаже, в маленькой комнате, обставленной по-спартански, у открытого окна стоял коренастый молодой человек, выделявшийся среди прочих копной торчащих во все стороны светлых волос, здоровым цветом лица и светло-голубыми глазами, и застегивал медные пуговицы на однобортном синем кителе. Это был курсант Крис Кемпбелл.

В другом конце залитой солнцем комнаты, растянувшись на койке и подложив под темноволосую голову скатанный матрас, лежал Хилтон Кортин. На нем вместо формы были цивильные брюки синевато-серого цвета и белая рубашка из чистейшего льна. Третий человек, находившийся в комнате, возился с вещами, что-то бормоча себе под нос. Это был Джаспер. Аккуратно складывая личные вещи Хилтона Кортина, он что-то бормотал себе под нос, время от времени бросая неодобрительные взгляды на своего хозяина. Джаспер еще никогда в жизни не испытывал такого стыда за своего подопечного. Семья Хилтона не переживет позора. Неужели этот молодой дурак не понимает, что испортил себе жизнь и разбил сердца своих родителей?

Крис Кемпбелл пригладил вихор и посмотрел на товарища по комнате.

— Черт возьми, Хилл, тебе непременно надо быть таким упрямым? У них нет на тебя ничего конкретного. Тебе просто надо доказать свою невиновность!

Хилтон Кортин выпустил в потолок цепочку идеальных колечек дыма. Он даже не взглянул на товарища, пока не выдохнул весь дым.

— Крис, дружище, я с тобой не согласен. — Хилтон покосился на своего слугу, с несчастным видом собиравшего вещи. — Я считаю себя джентльменом и человеком чести. Врать не в моих правилах. Я отказываюсь это делать.

Джаспер что-то сердито пробурчал, а Крис скептически улыбнулся.

— Господи, у тебя весьма странные принципы, Хилл! Ты даже не пытаешься защитить себя, чтобы спасти военную карьеру, и в то же время не испытываешь угрызений совести по поводу дуэли, на которой ты мог покалечить или убить человека. Какая в этом логика, скажи мне ради Бога?

Хилтон зажал в зубах тонкую коричневую сигару, проворно спрыгнул с койки и провел рукой по густым черным волосам.

— Южная, — ответил он и выбросил сигару за окно.

Крис покачал головой. Уроженец штата Теннесси, уравновешенный, незлобивый, амбициозный, он обожал импульсивного алабамца, с которым делил комнату на протяжении четырех лет. Но, сказать по правде, он никогда не понимал Хилтона Кортина. Восхищаясь его отвагой, честностью и остроумием, он приходил в отчаяние от холодного безрассудства Кортина, которое привело к этой последней выходке, результатом чего стало исключение из академии.

— Хилтон, я такой же южанин, как и ты, но честь получить назначение в Уэст-Пойнт, определенно…

— Южанин, Крис? — с ленивой усмешкой прервал его Кортин. — Если бы они узнали, что ты даже не гражданин Соединенных Штатов, они бы тоже вышибли тебя вон.

Крис рассмеялся:

— Я уроженец великого штата Теннесси, и ты это знаешь.

— Возможно. Но твои папочка и братец по фамилии Кемпбелл переехали в Техас. Я прав? — Черные глаза Кортина сверкнули. — Они все еще граждане Мексики?

Простодушное широкое лицо Кемпбелла покраснело.

— Так решил мой младший брат… Но скажи, стоило ли обижаться на глупые слова, сказанные в гневе…

— Крис, — прервал его Хилтон, — Сэмюель Данлеп сказал мне прямо в лицо, что считает меня и вообще всех южан варварами, потому что мы владеем рабами. — Засунув руки в карманы брюк, он, прищурившись, посмотрел на друга. — Не знаю, как бы ты отреагировал на такое оскорбление, но я не могу позволить этому сенаторскому сынку, который вею жизнь провел в Питсбурге, учить меня, как управлять плантациями! Сэм никогда не был южнее Филадельфии, поэтому я не могу позволить ему высказывать свои суждения об обычаях, принятых за линией Мейсон — Диксон.

— Согласен. Но все же я не могу понять…

— Ты уже начинаешь говорить как янки, Крис. Ты пробыл здесь слишком долго. Тебе пора возвращаться на Юг или в Техас. — Он рассмеялся. — Скажу тебе даже больше: старина Сэм должен быть рад, что я набросился на него.

Этот длинный шрам на челюсти только украсит его дьявольскую внешность. Сейчас, когда у него на лице такая отметина, говорящая о его безумной отваге, успех у женщин ему обеспечен.

— И, однако, ты чертовски хороший солдат, Хилл, и твои оценки были всегда высокими! Без твоей помощи я бы никогда…

Крис не успел закончить свою мысль. Дверь распахнулась, и в комнату вошел офицер. Высокий и стройный, с хорошей выправкой лейтенант Джефферсон Дэвис широко улыбался, протягивая тонкую руку Хилтону Кортину.

— Сколько мне учить тебя? — спросил Дэвис, кивнув Крису. — Какого черта ты позволил выбросить себя вон?

Хилтон, довольный приходом веселого миссисипца, который постоянно опекал его во время учебы в академии, пожал Дэвису руку.

— Откровенно говоря, Джефф, без тебя здесь стало скучно, поэтому я решил, что с меня довольно.

— Я горжусь тобой, Хилл! Господи, если бы я только знал, я бы с радостью стал твоим секундантом. Так чем он оскорбил тебя?

— Разговор шел о рабовладении, — нехотя ответил Хилтон.

— Хилл, может, твой отец вмешается в это дело? Ты ведь знаешь, что меня отдавали под трибунал и выгоняли, но потом взяли обратно. Уверен, что все прояснится…

— Нет, Джефф. — Хилтон сжал губы. — Я ни о чем не буду его просить.

— Независимость — восхитительная черта, Хилл. И, однако… — Дэвис покачал головой. — Давай не терять связи, Кортин! Нам предстоят великие дела. — Он крепко сжал плечо Хилтона и вышел из комнаты.

После того как Джефф Дэвис ушел, Крис Кемпбелл печально посмотрел на своего лучшего друга и на прощание крепко прижал его к груди. Хилтон не выдержал и рявкнул:

— Убирайся к черту, Кемпбелл!

Крис отступил, поднял руку, затянутую в перчатку, и отдал честь. То же самое сделал и Хилтон. Он стоял и смотрел, как этот большой человек твердым шагом направился к двери, открыл ее и вышел из комнаты.

У Джаспера дрожали губы, когда он закрывал последний чемодан.

— Вот и все, Джас. Поехали.

* * *

В «Старом Юге» царила тишина — кадеты готовились к параду. Хилтон, перекинув через плечо сюртук, в последний раз спустился по шаткой лестнице. Его красивое лицо было непроницаемым. Никто, даже черный слуга, следовавший за ним по пятам, не подозревал о том, что Хилтон Кортин сожалел о своем исключении из академии. Но это было правдой. Несмотря на юный возраст — через месяц ему исполнялся двадцать один год, — Хилтон был достаточно умен, чтобы понимать, что здесь, в Уэст-Пойнте, он встретил людей, принадлежавших к сливкам общества. Это были самые блестящие, самые храбрые и самые достойные молодые люди нации.

Хилтон спустился на причал, за ним торопливо шагал Джаспер, продолжая сыпать укоры на темноволосую голову хозяина.

— Мне будет стыдно посмотреть людям в глаза. Мне никогда не пережить такого позора…

Хилтон молча слушал его бормотание. Возможно, от этого Джаспер чувствовал себя лучше, а Хилтона его слова мало беспокоили, если беспокоили вообще. Когда они дошли до деревянной пристани, Джаспер запыхался и выбился из сил, но все равно продолжал ворчать. Хилтон сел на поваленное дерево, оглядел спокойную реку и только после этого повернулся к Джасперу.

— Джас, ты совершенно прав, — сказал он улыбаясь. — Я опозорил тебя, и ты никогда этого не переживешь. — Запустив длинные пальцы в волосы, он откинул голову назад и расхохотался.

— Дома ты не будешь так смеяться, — сказал Джаспер. — Не будет смеяться и твой отец.

 

Глава 4

Сахарная плантация «Ривербенд» на берегах Миссисипи, в окрестностях Нового Орлеана.

Август 1831 года

Сильвия Фэрмонт, настороженно оглядываясь по сторонам и прикусив от волнения губу, на цыпочках подошла к широкой резной лестнице. Бесшумно спустившись вниз, она остановилась, вцепившись в полированные перила, и, свесившись с них, заглянула в библиотеку. Через высокую арку она увидела Эдвина Фэрмонта, спящего в кресле со скрещенными на животе руками и склоненной набок седой головой.

Сильвия облегченно вздохнула и, пробежав через большой холл, выскочила из дома, прикрыв за собой тяжелую парадную дверь. Оказавшись на залитой солнцем галерее, она радостно засмеялась и, тряхнув длинными волосами, словно норовистый жеребенок, помчалась через расположенные уступами лужайки «Ривербенда».

Делила выглянула из окна верхнего этажа как раз в тот момент, когда раздувающаяся на ветру желтая юбка Сильвии мелькнула за кустами акаций, растущих на краю просторного двора. Рабыня покачала головой: Сильвии опять удалось прошмыгнуть мимо отца! Одному Богу известно, куда убежала эта девчонка.

Делила, улыбнувшись, отошла от окна. Эта высокая негритянка была служанкой Сильвии на протяжении последних восьми лет. Когда Сильвии исполнилось четыре года, а самой Делиле было только двенадцать, ей сказали, что теперь она будет занимать ответственную должность — опекать Сильвию. Делила была девочкой умной и сразу поняла причину столь необычного решения хозяина: никто из слуг, включая и старую нянюшку Сильвии, не мог справиться с маленькой непоседой. Сильвия отличалась неудержимой энергией, бесконечным любопытством и полным пренебрежением к предрассудкам. Не по годам развитая девочка, не признающая никаких запретов, плохо поддавалась воспитанию и превращала жизнь Делилы в бесконечную борьбу. Но, несмотря на их постоянные стычки, Делила любила свою маленькую госпожу и всячески защищала ее.

Делила собирала разбросанную одежду и книги Сильвии, думая о том, когда же ее подопечная научится вести себя как леди. Сейчас ей оставалось только надеяться, что Сильвия вернется до полудня. Делилу предупредили, что в «Ривербенд» приедет гость, и Сильвия должна встретить его вместе с отцом и матерью. Ее волосы должны быть аккуратно причесаны и завязаны ленточкой, руки и ногти чистыми, а манеры безупречными.

Поэтому Делила, расчесывая волосы Сильвии, несколько раз повторила девочке, что она должна оставаться дома. Сначала ей следовало поупражняться на пианино, а затем вместе с родителями ожидать прибытия гостя.

Делила поняла — Сильвия обнаружила, что ее отец задремал в кресле, а значит, она получила долгожданную свободу. Она не могла пренебречь возможностью вырваться из дома и насладиться солнечным августовским днем, и Делила не винила ее за это. У ребенка абсолютно не было музыкальных способностей, и она ненавидела каждую минуту, проведенную на высоком вращающемся стуле, придвинутом к роялю.

Сильвия умная девочка. Она вернется еще до того, как ее отец проснется, а мать спустится вниз. Делила не донесет на нее, и все будут довольны. Сильвия пробежала стремглав через сад, ловко уклоняясь от ветвей, сгибающихся под тяжестью плодов позднего лета: персиков, груш и слив. Рабы-негры, собиравшие богатый урожай фруктов, помахали Сильвии, приветствуя ее, а она улыбнулась им в ответ, прежде чем исчезнуть в густом лесу.

Осторожно прокладывая себе путь через зеленый перелесок, она с опаской высматривала змей и пауков. Протоптанная тропинка привела ее к поляне, граничащей с болотами, и через несколько минут она уже стояла у старой заброшенной церкви, куда ходили молиться рабы. Сильвии запрещали ходить к старой церкви, но она, тем не менее, часто приходила сюда. Это было ее потайное место. Сегодня она не могла задерживаться здесь надолго. Пройдя через кладбище, расположенное рядом с церковью, она оказалась на широкой дороге, ведущей к пристани.

Сильвия услышала резкий громкий гудок, и сердце ее забилось от восторга. Она побежала по узкой тропинке и оказалась у деревянного причала как раз вовремя, чтобы увидеть высокие трубы парохода, показавшегося из-за поворота реки. Прикрыв глаза от слепящего солнца, она смотрела как завороженная на огромный речной пароход.

Он был великолепен! Сверкая белыми боками на фоне безоблачного голубого неба, он выпускал в утренний воздух густые клубы черного дыма через две высокие трубы. Лоснящийся и длинный, гордый и прекрасный, он прокладывал себе путь через темную мрачную воду, и его гигантское колесо, медленно вращаясь, шлепало по воде. Широко открытые серые глаза Сильвии подмечали каждую деталь этого красавца парохода, от развевающегося на ветру флага и раскаленных докрасна котлов до сурового лица рулевого. Но вдруг радостная улыбка исчезла с лица Сильвии, и ее сменило недоумение. Пароход стал замедлять ход, словно капитан решил причалить к пустынной пристани «Ривербенда». Такого просто не могло быть!

Сильвия изумленно наблюдала, как капитан поднял руку и огромное колесо, замедлив ход, остановилось. Любуясь пароходом, Сильвия не сразу заметила стоявшего на палубе высокого темноволосого человека и от неожиданности так резко повернулась, что в ее босую ногу воткнулась заноза. Девочка громко вскрикнула от боли.

Ей надо скорее убежать отсюда. Кто-то приехал в «Ривербенд». Сильвия не стала тратить время на занозу, а быстро взобралась по крутому склону и исчезла в прохладном спасительном лесу.

Хилтон Кортин, засунув руки в карманы светло-коричневых брюк, стоял на палубе старого парохода «Дженнифер» и, щурясь от солнца, разглядывал берег. На маленьком причале, всего в сотне ярдов от него, стояла девочка в желтом платье и восхищенно смотрела на пароход. Внезапно она сорвалась с места, словно испуганная лань, и скрылась за деревьями. Хилтон улыбнулся.

Ему стало скучно в гостинице в Новом Орлеане, и. он сел на пароход, плывущий вниз по реке, прекрасно зная, что появится раньше назначенного часа. Он обещал Фэрмонтам приехать к ленчу. Эдвин Фэрмонт заверил его, что пришлет за ним карету, которая довезет его до дома, а после ленча они отправятся осматривать огромную сахарную плантацию, которую Хилтон намеревался купить.

Кортин спустился по сходням, кивнув на прощание капитану и его команде. Дождавшись, пока пароход отчалит от берега, он снял сюртук, перекинул его через руку и пошел по тенистой тропе, ведущей в «Ривербенд».

Дойдя до широкой дубовой аллеи, Хилтон повернул налево и неожиданно заметил мелькающее среди деревьев желтое пятно. Он остановился.

Бледно-желтое, похожее на нарцисс пятно четко выделялось на фоне темно-зеленой листвы. Вдруг оно исчезло. Хилтон снова двинулся вперед, не отрывая взгляда от зарослей, окружавших дорогу. Желтое пятно то появлялось, то исчезало. Внезапно пронзительный крик разорвал тишину.

Со скоростью ягуара Хилтон бросился в лес и вскоре увидел девочку, лежащую на траве. Упав на колени рядом с распростертым телом, он приподнял ее и, погладив по спине, уверенно сказал:

— Все хорошо, дорогая! С тобой ничего не случится.

Сильвия, бледная от страха, вцепилась в загорелую руку незнакомца. От боли лоб ее покрылся испариной, сердце колотилось в груди, в ушах стоял звон.

Хилтон улыбался, поглаживая Сильвию по спине. Когда она повернула к нему испуганное личико, Хилтон подумал, что никогда в жизни не видел более красивой девочки. Огромные дымчато-серые глаза казались темнее из-за длинных пушистых ресниц. Вздернутый носик совершенной формы был восхитителен. Полные мягкие губки, розовые и влажные, были полуоткрыты, обнажая маленькие белые зубки. Взлохмаченная копна густых каштановых волос падала на ее овальное лицо и хрупкие плечи. Даже ее гладкая кожа была удивительной: золотистая, словно прозрачный мед, пронизанный солнечными лучами.

— Вам лучше? — спросил Хилтон, продолжая широко улыбаться.

— Д-да, спасибо, — выдавила она из себя. Оттолкнув его руку, она быстро вскочила, но тут же, вскрикнув от боли, запрыгала на одной ножке.

— Что, плохо? — Хилтон встал с колен и положил руки ей на плечи.

— Немного, — ответила Сильвия, скорчив рожицу. — Моя нога. В ней заноза.

Только сейчас Хилтон обратил внимание, что на девочке нет туфель.

— Садитесь, — скомандовал он, расстелив на земле свой сюртук. — Дайте мне посмотреть ее. — Опустившись рядом с ней на корточки, он положил ее маленькую грязную ступню к себе на колени.

— Скажите, кто вы, сэр? — спросила Сильвия. Все внимание Хилтона было сосредоточено на отвратительной занозе, вонзившейся в нежную кожу, но он все же ответил:

— Я Хилтон Кортин. Я приехал повидаться с хозяином «Ривербенда».

— Я хозяйка «Ривербенда», — заявила Сильвия. — Я Сильвия Фэрмонт. Ой!

— Перестаньте извиваться. Вы богатая маленькая девочка, если владеете такой большой плантацией. — Он поднял на нее глаза.

— На самом деле «Ривербендом» владеет папочка, — уточнила она и тут же добавила: — Но я единственный ребенок в семье и поэтому являюсь законной наследницей, не так ли?

— Полагаю, что так.

— Почему вы приехали так рано, мистер Кортин? Мы думали, что вы приедете в полдень на пароходе капитана Уильямса «Хелен Энн», но вы приехали на «Дженнифер», с капитаном Уолтом Кохраном. Ой! Больно!

— Прошу прощения, — сказал он, — как за то, что приехал рано, так и за то, что причиняю вам боль. Вы хорошо знаете расписание. Вы любите пароходы? Потерпите еще немного… Готово! — торжественно вокликиул он и показал Сильвии длинную, испачканную кровью занозу.

— Спасибо. — Сильвия опустила ногу. — Я люблю реку и пароходы.

— Я еще не закончил. — Хилтон крепко ухватил ее за лодыжку. — Вы хотите, чтобы в ранку попала инфекция? Вам часто приходилось плавать на колесных пароходах?

— Достаточно часто. Но больше всего я люблю смотреть на них и махать рукой капитанам. Я знаю их всех! — гордо добавила она.

— Понимаю, — сказал Хилтон, вытаскивая из кармана белоснежный носовой платок с монограммой. Он так аккуратно перевязал поврежденную ногу Сильвии, — Ну вот, мисс Фэрмонт, доктор Кортин закончил свое дело, — сказал он, завязывая узел. — Я предписываю ограниченную ходьбу, бег исключается совершенно, и вам следует как можно скорее промыть рану. — Он поднялся и протянул ей руки.

Сильвии понравилось его лицо. Оно было мужественным, загорелым и красивым. Но, однако, в нем было что-то дьявольское. Может ли она доверить ему свой секрет? Она не была в этом уверена. Он попытался поднять ее, но Сильвия толкнула его в грудь:

— Что вы делаете, мистер Кортин?

— Поднимаю, — спокойно ответил он. — Я хочу доставить вас домой. — Он взял ее на руки и нагнулся, чтобы поднять свой сюртук.

— Немедленно поставьте меня на землю! — закричала Сильвия, сверкнув глазами. — Спасибо, но я пойду сама.

Он сразу повиновался, и она оказалась на земле.

— Я только пытался помочь вам, — пожал он плечами, перекинув сюртук через руку. Повернувшись, он зашагал вперед.

На лице Сильвии отразилось разочарование и удивление. Она попыталась его догнать.

— Остановитесь же! — раздраженно крикнула девочка.

Хилтон повернулся к ней.

— Передумали? Хотите, чтобы я понес вас?

— Нет! — Она гордо вздернула подбородок. — Но вы могли бы идти помедленнее, не так уж много от вас и требуется, — проворчала она.

Он протянул ей руку, она взяла ее, и они пошли вместе. Незнакомец произвел на Сильвию большое впечатление, прежде всего потому, что не потакал ее капризам, как это делали все. У нее возникло ощущение, что она может довериться этому высокому красивому мужчине, а, кроме того, ей неожиданно захотелось завоевать его расположение.

Лучезарно улыбаясь, она весело болтала, рассказывая ему все, что знала о «Ривербенде», отвечала на его вопросы, втайне надеясь, что он не купит разорившуюся плантацию. Она смотрела на него огромными печальными глазами, стараясь втолковать ему, что это ее дом, что это единственное место, где она жила и где хотела бы жить всегда.

Хилтон, тронутый ее словами, пожал ей руку.

— Я приехал только для того, чтобы осмотреть «Ривербенд». Пока я не принял никакого решения. Откровенно говоря, я очень сомневаюсь, что…

— Это чудесно, — нетерпеливо прервала его Сильвия. — Когда папочка сказал мне, что вы хотите купить «Ривербенд», я несколько часов рыдала. Я не вынесу, если уеду отсюда, мистер Кортин! Это мой дом. Я прожила здесь всю мою жизнь.

— Это ужасно долго, — заметил он, рассмеявшись.

— Двенадцать лет, — подтвердила она, кивая. — В июне будет мой день рождения. А вам сколько лет?

— Двадцать три. Мой день рождения в мае.

Внезапно Сильвия остановилась. Кортин вопросительно посмотрел на нее.

— Болит? — спросил он.

— Нет. Просто я подумала… Вы умеете хранить секреты, мистер Кортин?

— Из меня их щипцами не вытащишь.

— Правда?

Кортин кивнул.

— Идемте со мной. — Она повела его в лес.

Он молча следовал за ней, отстраняя ветви над их головами. Они пробирались через лианы и кусты, пока не вышли на открытую поляну. Перед ними стояла обветшалая церковь с высоким деревянным крестом на крыше.

Хилтон посмотрел на девочку, которая не спускала с него широко открытых глаз.

— Это ваше секретное место? — спросил он, ожидая от нее пояснений.

— Да, — горячо подтвердила она, — это самое секретное место во всем «Ривербенде»! Хотите войти в нее?

— Мне просто не терпится, — сказал он, догадавшись, какого ответа она от него ждет.

Сильвия указала на шатающуюся доску в задней стене церкви. Хилтон легко отодвинул ее, и они вошли в прохладное помещение.

— А сейчас я открою вам секрет, — прошептала Сильвия. — В этой церкви спрятано золото!

— Не может быть!

— Может. Много лет назад его спрятали здесь пираты. Они так и не вернулись за ним.

— Откуда вы знаете?

— Когда-то давно я слышала, как два старых раба шептались об этом. Я знаю, что это правда. Отвернитесь на минутку. — Пряча улыбку, Хилтон отвернулся. Сильвия достала золотую монету из своего кружевного лифа. — Можете повернуться.

Хилтон посмотрел на ее протянутую руку.

— Да это же золото, мисс Фэрмонт! Испанский дублон.

— Я знаю. Если хотите, можете называть меня Сильвией. Таких монет здесь тысячи. — Забыв о приличиях, она засунула монету за лиф платья. — Они все принадлежат мне.

— Вы счастливая молодая леди. А где же остальные монеты?

— Пока не знаю. Я еще не нашла их, но обязательно найду. А сейчас нам лучше идти, мистер Кортин. — Выйдя из церкви, Сильвия подобрала свои туфельки и чулки. — Раз уж вы умеете хранить секреты, я доверю вам еще один.

— Попытайтесь, Сильвия.

— Дело в том, что мне не разрешается убегать одной. Я не должна приходить к этой церкви. Мои родители очень строгие. Я бы сказала — невыносимо строгие. — Она умоляюще посмотрела на него. — Если все раскроется, меня накажут. Ведь это несправедливо, как вы считаете?

Хилтон постарался сохранить серьезное выражение лица.

— Чрезвычайно несправедливо, — заверил он ее и с удивлением увидел, как на ее прелестном личике появилось выражение облегчения. — Какие будут указания? — спросил он, скрестив на груди руки.

— Если бы вы согласились вернуться обратно на пристань, я бы попросила Делилу, мою служанку, прислать за вами карету. Когда она приедет, вы сделаете вид, что только что сошли с «Хелен Энн». — Она задумчиво наклонила головку, и легкий ветерок подхватил ее длинные волосы, рассыпав их по лицу. — А я быстро добегу до дома, пройду через заднюю дверь и по лестнице для слуг поднимусь к себе в комнату. Делила поможет мне.

— Прекрасная идея, — сказал Хилтон. — Я полностью одобряю, дорогая.

— Великолепно! — Она одарила его счастливой улыбкой. — А теперь нам лучше поскорее разойтись.

— Совершенно верно.

Сильвия повернулась, чтобы уйти, но внезапно остановилась и посмотрела на него.

— Вы не предадите меня, мистер Кортин? — спросила она.

Хилтон Кортин улыбнулся и, подняв руку, убрал с ее лица прядь волос.

— Сильвия Фэрмонт, я никогда не предам вас! Никогда, — торжественно заявил он.

* * *

Огромный и величественный «Ривербенд» произвел потрясающее впечатление на молодого человека, давно привыкшего к роскоши. Большое двухэтажное строение имело в длину семьдесят пять футов и почти такую же ширину. Восемь больших дорических колонн поддерживали покатую крышу. Две галереи на уровне первого и второго этажей тянулись вокруг всего дома.

Два павильона, предназначенных для сыновей, примыкали к главному дому; являясь его уменьшенными копиями, они были гораздо больше любого городского дома. Широкие лужайки, расположенные террасами, и цветущие сады окружали дворец, стоявший на холме.

Карета подкатила к «Ривербенду», и не успел Хилтон ступить на землю, как высокая парадная дверь распахнулась, и на пороге появился Эдвин Фэрмонт с широкой приветливой улыбкой на круглом лице.

— Как раз вовремя, мой мальчик, — сказал он одобрительно, пожимая Хилтону руку. — Рад, что вы смогли приехать, мистер Кортин.

Хилтон улыбнулся, глядя на хозяина поместья.

— Спасибо, что прислали за мной карету, мистер Фэрмонт. Хотя я мог бы дойти и пешком.

— Даже слышать об этом не желаю! — возмутился Эдвин, обняв Хилтона и подталкивая его к лестнице.

Он ввел гостя в просторную гостиную с высоким потолком, обставленную дорогой мебелью, сверкавшей в лучах полуденного солнца. Хозяйка «Ривербенда», миссис Фэрмонт, кивнула изящной головкой и улыбнулась, когда Хилтон склонился к ее руке. Ее муж стоял рядом, улыбаясь своей очаровательной жене. Хилтон постарался скрыть удивление.

Эдвину Фэрмонту, с которым он уже встречался, судя по всему, было далеко за сорок, а возможно, и все пятьдесят… Лысеющий коротышка, с голубыми глазами и румяным лицом, он был очень толстым, и жилет с трудом сходился на его животе.

Но миссис Фэрмонт! Она была необыкновенно хорошенькой и, похоже, гораздо моложе своего мужа. Ее светлые волосы сияли на солнце, глаза, лазурные как небо Луизианы, были большими и прекрасными, хотя в их глубине таилось странное выражение, наводившее на мысль о глубокой печали. Когда миссис Фэрмонт поднялась с дивана, оказалось, что это высокая, с царственной осанкой женщина.

— Не желаете ли пройти в столовую? — предложила она с очаровательной улыбкой.

Хилтон подал ей руку, и в этот момент в комнату ворвалась Сильвия. Ее огромные серые глаза сияли, темные кудри растрепались от быстрого бега, она излучала радость и жизнелюбие, присущие только юности.

Сильвия подошла к отцу и, обняв его за шею, поцеловала в щеку и лишь после этого обратила свой взор на высокого загорелого мужчину, стоявшего за стулом ее матери.

— Я ведь не опоздала, правда? — спросила она сладким голоском, заглядывая отцу в лицо.

— Как раз вовремя, — ответил Эдвин, рассеянно гладя ее по длинным блестящим волосам. — Сильвия, дорогая, это мистер Хилтон Кортин. Тот самый человек, который собирается осмотреть «Ривербенд».

— Рад познакомиться с вами, Сильвия. — Хилтон улыбнулся ей, и по невозмутимому выражению его лица она поняла, что ее секрет будет сохранен.

— Мы счастливы, что вы приехали, мистер Кортин. — Выскользнув из объятий отца, она пошла к своему месту за длинным, покрытым льняной скатертью столом. Когда Хилтон отодвигал для нее тяжелый стул, она посмотрела на него и едва удержалась, чтобы не хихикнуть.

— Сильвия, ты прихрамываешь на левую ногу, — заботливо обратилась к ней мать. — Тебе тесны туфли?

Хилтон, сидевший напротив Сильвии, постарался придать своему лицу равнодушное выражение. Но он едва сдержал улыбку, когда услышал ее твердый уверенный голос:

— Нет, мама, вовсе нет. Все в порядке и с моей ногой, и с туфлями. — Она развернула белоснежную салфетку и положила ее себе на колени. — Я проголодалась. А вы, мистер Кортин?

— Я тоже, — ответил он с улыбкой.

После ленча Эдвин Фэрмонт предложил Хилтону совершить прогулку по огромному поместью. Вскочив на лошадей, они поскакали по простиравшейся на много миль плантации. Фэрмонт показывал гостю хижины рабов, конюшни, больницу, контору, кузницу, сахарный завод и огромные поля сахарного тростника. Встав в стременах, Эдвин Фэрмонт указал на юг.

— Это строение, которое вы видите вдали, старая невольничья церковь. Ею не пользуются уже много лет. Как-то давно река разлилась и затопила «Ривербенд». Церковь покосилась, и сейчас в ней небезопасно. Никто туда теперь не ходит.

Хилтон кивнул и решил осмотреть другие строения. Многие из них стояли пустыми. Эдвин, казалось, прочитал мысли Хилтона и печально произнес:

— «Ривербенд» не всегда был таким. Дело в том, мистер Кортин, что мое здоровье пошатнулось, и я… я пришел к заключению, что мне надо расстаться с «Ривербендом». Я хороший адвокат и подумываю возобновить практику. Пусть мое место займет кто-нибудь помоложе.

— Мне кажется, управлять огромной сахарной плантацией не так-то легко, — заметил Хилтон.

— У вас есть хоть малейшее представление, сколько нужно денег, чтобы управлять такой плантацией? — спросил Эдвин. — Для этого нужны бездна слуг и кредит в десятки тысяч долларов. — Он тяжело вздохнул. — Были времена, мистер Кортин, когда… когда… — Голос Эдвина дрогнул, и он замолчал.

Хилтон почувствовал глубокое сострадание к этому человеку и пожалел, что уже принял решение не покупать «Ривербенд». Ему было бы интересно узнать, что стало причиной разорения мистера Фэрмонта.

Вернувшись в особняк, хозяин повел Хилтона на галерею. Они расположились в уютных плетеных креслах, и Эдвин, глотнув бренди, сказал:

— Я готов показать вам остальную часть дома. — Он помолчал. — Хотя… боюсь, некоторые комнаты…

— В этом нет необходимости, — прервал его Хилтон. — С меня достаточно того, что я видел.

Круглое лицо Эдвина расплылось в широкой улыбке.

— Здесь прекрасно, правда?

— Просто дух захватывает, сэр. — Хилтон осушил бокал. — Я ни черта не понимаю в управлении сахарной плантацией, мистер Фэрмонт. Фактически я плохо разбираюсь как в хлопковых, так и в сахарных плантациях.

— Но вы же выросли на процветающей хлопковой плантации, сынок. Определенно вы должны…

— Возможно, но я мало обращал внимания — никакого, как говорит мой отец, — на управление плантацией. Когда мне исполнилось семнадцать, я уехал в Уэст-Пойнт, когда вернулся в Мобил, обнаружил, что это уже не мой дом.

— Боюсь, что не понимаю вас.

— Отец вышвырнул меня из дома. С тех пор я скитаюсь по гостиницам.

— Но… но… тогда как же с вашим предложением? Вы заставили меня поверить…

— У меня есть деньги, мистер Фэрмонт. Достаточно, чтобы купить «Ривербенд», но я заработал их не на хлопковой плантации.

— Вы игрок? — удивился мистер Фэрмонт.

Хилтон холодно посмотрел на него.

— Прости, сынок, забудь, что я сказал. Сколько вам лет, Хилтон?

— Недавно исполнилось двадцать три.

— Жена, дети?

— К счастью, нет, — ответил Хилтон.

— Тогда вам будет скучно одному в «Ривербенде». Мы находимся далеко от Нового Орлеана.

— Дальше, чем я ожидал, сэр.

— Значит, вы не собираетесь покупать «Ривербенд»? Я правильно вас понял?

— К сожалению, сэр. — Хилтон встал с кресла.

Эдвин тоже поднялся.

— Вы останетесь на обед?

— Мне бы хотелось… — Хилтон протянул руку мистеру Фэрмонту, — но я должен вернуться в город. Вы были гостеприимным хозяином. Я уверен, что вам удастся найти покупателя. Куда вы планируете уехать, когда продадите плантацию?

— Полагаю, в ваш родной город. Миссис Фэрмонт выразила желание обосноваться в Мобиле, и я ее понимаю. Это тихий, приятный городок.

— Это так, сэр. Для меня даже слишком тихий. — Хилтон рассмеялся. — Найдите меня, когда приедете.

— Обязательно. — Эдвин проводил гостя до кареты и откланялся.

На пристани Хилтон встретил странного человека с холодными глазами, сошедшего с парохода, и кивнул ему, но человек с острым, словно у хорька, лицом проигнорировал его приветствие. Натянув на глаза черную шляпу, незнакомец, одетый в черное, прошмыгнул мимо Хилтона. Он был высоким, худым, и от него исходила неясная угроза. В правой руке он держал трость эбенового дерева с набалдашником в виде головы Горгоны, сделанной из чистого золота. Походка у него была какой-то странной, скользящей.

Хилтон поднялся на палубу и оглянулся. Человек в черном усаживался в карету Фэрмонтов. Прищурившись, Хилтон смотрел на незнакомца и думал о причине его приезда в «Ривербенд».

* * *

Эдвин Фэрмонт сидел в своем кабинете и думал о молодом Кортине. Он был его последним шансом, его последней надеждой спасти «Ривербенд» от цепких рук шантажиста Хайда Рэнкина. Ничто теперь не сможет остановить Рэнкина. Ничто.

Эдвин оглядел свой любимый кабинет, где провел столько счастливых часов. Его красавица жена и очаровательная дочка улыбались ему с портрета над камином. Через распахнутые высокие двери в комнату залетал легкий ветерок. Вдоль стен располагались стеллажи с бесценными книгами, а рядом, у окна, стояла удобная тахта, где он любил вздремнуть после обеда.

Эдвин продолжал предаваться воспоминаниям, пока их не прервал его преданный слуга Делсон, тихонько войдя в кабинет. Он объявил, что к хозяину пришел с визитом джентльмен. У Эдвина заболело сердце.

— Впусти его, — сказал он слуге, вставая с кресла.

В кабинет неслышно проскользнул Хайд Рэнкин. Прислонив эбеновую трость к столу Эдвина Фэрмонта, он торжественно протянул ему банковский чек.

— Меня привело сюда дело. — Его тонкие губы растянулись в кривой усмешке. — Уверен, вы хотите, чтобы я как можно скорее убрался отсюда, дабы не смущать своим присутствием ваших очаровательных жену и дочь.

Эдвин молча выдвинул нижний ящик стола и, вынув из него металлическую коробку, открыл ее и достал документ па владение «Ривербендом». Трясущейся рукой он протянул права на владение огромной плантацией злобному человеку, сидевшему напротив него.

Покупатель холодно улыбнулся:

— Я с удовольствием буду жить в этом доме. Однако я добрый человек и позволю вам остаться здесь, пока вы не подыщете себе жилье. — Его взгляд впился в Эдвина Фэрмонта. — Но я бы не советовал вам думать, будто с переездом в Мобил вы навсегда избавитесь от меня. Я не позволю…

— Разве вы недостаточно получили? — с отчаянием спросил Эдвин. — Вы покупаете мою плантацию на деньги, которые получили от меня путем шантажа. Вы отняли у нас все.

— Неправда… — спокойно протянул Хайд Рэнкин. — Я просто заплатил вам приличную сумму за разорившуюся плантацию. Меня не беспокоит, как вы будете зарабатывать деньги, но вы должны их зарабатывать, иначе вас ждут неприятности. — Он злобно улыбнулся. — Когда я поселюсь в этом особняке, мне будут нужны деньги, чтобы вести приличную жизнь сельского джентльмена.

— Господин Рэнкин, — взмолился Эдвин Фэрмонт, — вы будете владеть землей и рабами. Почему бы вам не привести плантацию в порядок и не начать зарабатывать на ней деньги?

Гость разразился громким смехом.

— Работать? Почему я должен работать? — Он направился к двери, но, взявшись за бронзовую ручку, повернулся и холодно заметил: — Мобил — очаровательный городок. Я с удовольствием буду навещать вас, как делал это всегда. Уверен, у вас в скором времени появятся деньги. Когда-то у вас была репутация способного адвоката…

Откинувшись в кресле, Эдвин крепко вцепился в деревянные подлокотники. Он разорен. Что ждет их впереди? На него навалились отчаяние и безысходность. Сердце щемило от страха.

Дверь открылась, и в комнату грациозной походкой вошла миссис Фэрмонт. Подойдя к мужу, она молча прижала его голову к своей груди.

— Моя дорогая, мне так жаль, так жаль… — застонал Эдвин.

— Успокойся, милый. — Она поцеловала мужа в макушку. — Все это не имеет значения.

— Моя ненаглядная, — прошептал Эдвин сквозь слезы. — Серина.

 

Глава 5

Густой туман стелился над рекой, моросящий дождик сыпался с серого неба, деревья тянули вверх голые ветви, как будто посылали беззвучную молитву тому, кто мог остановить этот надоевший непрекращающийся дождь.

Сильвия, одетая в теплое шерстяное пальто, застегнутое на все пуговицы, бежала по дороге, направляясь туда, где за сплошной стеной дождя возвышалась старая церковь.

Подойдя к полуразрушенному строению, она быстро отодвинула расшатанную доску и проскользнула внутрь. Достав из кармана пальто серные спички, она зажгла свечу и, подняв ее над головой, в который уже раз стала внимательно оглядывать стены. Где? Где спрятаны сокровища? Они здесь. Она это знала. Ей никогда не, забыть той ночи, когда она подслушала шепот двух старых рабов. Они все время повторяли одно имя: Кашка. Они говорили: «Кашка знает тайну». Но кто такой Кашка? В «Ривербенде» не было раба по имени Кашка.

Сильвия закусила губу. Как мог ее отец продать «Ривербенд»? Как она перенесет разлуку с этим местом, которое было ее домом? Почему они должны уехать отсюда? Мать объяснила ей, что отец стареет и уже не может управлять такой огромной плантацией. Они решили продать поместье, избавившись тем самым от головной боли, и купить небольшой домик в городе, где жить им будет гораздо легче.

Сильвия загасила свечу и, выбравшись наружу, посмотрела на деревянный крест. По ветхим перекладинам стекала вода, словно этот символ страданий и рабства оплакивал всех угнетенных.

Сильвия быстро шла через густой лес, то и дело утирая слезы, струившиеся по ее щекам, и уходя все дальше от этой заброшенной церкви с ее деревянным крестом. И от своей тайны.

— Сильвия, поторопись, — услышала она сквозь шум дождя голос Делилы. — Мы готовы к отъезду. Вы слышите меня, мисс?

— Я здесь, Делила! — закричала Сильвия, вбегая в ворота. — Я ходила прощаться со слугами.

Делила, подбоченившись, смотрела на девочку, бежавшую к ней. Ее темные волосы намокли и спутанными прядями спадали на раскрасневшееся лицо. Покачав головой, Делила пошла ей навстречу и, взяв за руку, повела Сильвию в дом. Тщательно осмотрев девочку, она пригладила ей волосы и провела пальцем по мокрым ресницам.

— Ты плакала?

Отшвырнув руку служанки, Сильвия покачала головой.

— Нет, не плакала! — ответила она, но голос ее дрожал.

— Ах ты, моя деточка. — Делила прижала Сильвию к себе.

Девочка обняла служанку и припала к ее высокой груди. Делила гладила Сильвию по голове и тихо что-то напевала, как часто делала это прежде. Когда маленькое тельце перестало дрожать, Делила приподняла лицо своей подопечной за подбородок и улыбнулась:

— Вот так-то лучше. Папа с мамой скоро спустятся. Мы ведь будем улыбаться, когда она придут, правда?

— Да, Делила. — Сильвия взяла предложенный ей платок, вытерла глаза и высморкалась. — Мы сделаем вид, что очень счастливы, да?

— Конечно.

* * *

У крыльца их ждала карета. Она останется в «Ривербенде». В последний раз семья Фэрмонт усядется в нее, и в последний раз старый Нед, кучер, отвезет их на пристань. Нед уже не принадлежит им. У него теперь новый хозяин.

Серина Фэрмонт с гордо поднятой головой медленно спустилась по лестнице своего огромного дома, держа под руку мужа. Эдвин Фэрмонт не спускал глаз с ее лица — никогда еще он не любил жену так сильно, как в этот момент. Уже в миллионный раз с тех пор, как он женился на ней, он повторял про себя, что он самый счастливый человек на свете. Эдвин был уверен, что сердце этой хрупкой женщины обливается кровью в это сырое мрачное утро, что расставаться с ее любимым «Ривербендом» невыносимо больно для нее, но она не жаловалась и даже не выразила неудовольствия. Наоборот, она не раз намекала ему, что продажа такой огромной плантации была бы мудрым решением. Она была настоящей леди.

Сильвия и Делила шли следом за ними. Все прощальные слова были сказаны, чемоданы отправлены на пристань, последние вещи упакованы.

Сильвия медленно обернулась. Из-за стены тумана выглянуло слабое солнце. В его робких лучах особняк сверкал белизной. На верхней и нижней галереях дома стояли слуги, и на их лицах были страх и отчаяние, а в глазах печаль. Они были проданы вместе с «Ривербендом».

Сильвия послала слугам воздушный поцелуй, а Эдвин и Серина, прежде чем сесть в карету, помахали им на прощание. Делила громко рыдала, по лицу кучера неудержимо катились слезы.

Дорога, проходящая по дубовой аллее, тянулась до самой пристани. Сильвия, сидевшая рядом с рыдающей Делилой, смотрела в окно кареты. Она видела сквозь деревья шпиль старой церкви, ее высокий крест поднимался к самому солнцу.

Это был «Ривербенд», ее «Ривербенд». Она обязательно вернется сюда.

 

Глава 6

Фэрмонты сели на пароход, направляющийся в Новый Орлеан. В порту их встретил одетый в ливрею кучер и повез в фешенебельный Парковый квартал, в дом доктора Николаса Делона. Известный врач-креол и его очаровательная жена Надин были старыми друзьями Фэрмонтов. Розали Делон, хорошенькая дочка этой супружеской пары, была одного возраста с Сильвией, и они относились друг к другу как сестры.

Розали в одном платье, несмотря на мороз, выбежала встретить Сильвию, и подруги крепко обнялись. Они исчезли в ярко освещенном доме и по резной лестнице поднялись в уютные апартаменты, принадлежащие Розали.

— Я думала, что умру от одиночества, когда вы уехали, — сказала невысокая, пухленькая Розали, закрыв дверь и сняв шаль с хрупких плечиков Сильвии.

* * *

На следующий день семья Фзрмонтов, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, отправилась в Мобил. Героически пытаясь подбодрить семью, Эдвин Фэрмонт обнял жену и дочь и, улыбаясь, склонил к ним седую голову.

— Вот и старый порт, — сказал он, когда вдали показался Мобил. — Правда, красивый город?

— Весьма красивый, Эдвин, — с улыбкой ответила Серина. — Я уверена, что наша семья будет здесь счастлива. — Она с надеждой посмотрела на дочь.

— Да, папа. — Сильвия старалась быть искренней, хотя это давалось ей нелегко.

* * *

Фэрмонты вынуждены были остановиться в отеле, пока для них подыскивали подходящий дом. Сильвия, в восторге от непривычного образа жизни, тут же написала Розали, что ей разрешено обедать в ресторане!

Но восторги Сильвии вскоре сменились тоской, потому что ей было запрещено покидать комнату, которая превратилась в тюрьму для привыкшей к свободе девочки. Сильвия была счастлива, когда на пятый день их пребывания в Мобиле Эдвин объявил, что они с матерью купили для них дом.

Небо было свинцовым и тяжелым, а воздух холодным, когда Сильвия впервые ступила на Дофин-стрит. Перед ней стоял дом из красного кирпича, построенный в колониальном стиле. Сильвией овладела паника. Точно такими же домами была застроена вся улица. Они стояли очень плотно друг к другу. Как она сможет здесь дышать? Как она сможет жить среди соседей, которые будут следить за каждым ее движением? Как она сможет ходить здесь босиком? Как она сможет здесь резвиться? Разговаривать сама с собой? Где она будет прятаться от Делилы?

Сильвия повернулась к отцу, чтобы высказать свое мнение о доме, и неожиданно обнаружила, что ее папочка очень стар. Никогда прежде она этого не замечала. Его лицо было покрыто морщинами, плечи ссутулились, в глазах было непривычное усталое выражение, но все-таки он улыбался. Стоя на продуваемом всеми ветрами дворе этого странного нового дома, она внезапно подумала, что ее отцу, возможно, тоже не хотелось переезжать сюда. Наверное, есть вещи, о которых она не знает. Наверное, ему не хотелось продавать «Ривербенд», но у него не было выбора.

— Наклонись ко мне, папочка, — попросила она, улыбаясь. Он повиновался. Взяв в ладони его родное морщинистое лицо, она крепко поцеловала отца в тонкие губы и сказала: — Этот дом годится даже для королевской семьи. Он очень красивый. Давай войдем в него, и я посмотрю мою новую комнату.

Широко улыбаясь, он повел ее в дом, оживленно рассказывая, что у нее будет угловая комната с большими окнами, и что она непременно понравится ей.

Дом и огороженный стеной сад за ним располагались на двух акрах земли, что не шло ни в какое сравнение с обширными плантациями и огромным домом в «Ривербенде», обслуживаемом двадцатью двумя домашними слугами и множеством рабов, работавших на полях. Здесь не было садов, полей, не было конюшен с породистыми лошадьми, не было хижин рабов, густого зеленого леса, не было частного причала. И главное — не было церкви.

Сильвия, изо всех сил стараясь казаться счастливой, чувствовала себя одинокой, заброшенной и несчастной. Однажды в конце января она, закутавшись потеплее, вышла во двор и долго сидела на холодной чугунной скамье под голыми ветвями миртового дерева, пока ее одиночество не было нарушено приходом матери.

Серина села рядом с дочерью, погладила ее по холодной щеке и ласково сказала:

— Я знаю, что ты несчастлива, дорогая…

— Нет, мама, — прервала ее Сильвия. — Я…

— Тебе не надо притворяться, детка. С того момента, как ты открыла глазки, я чувствовала то же, что чувствовала и ты. — Серина нежно посмотрела на дочь. — Ты даже не представляешь, как ты мне дорога. Я очень люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, мама.

— Я знаю, дорогая. Ты и папочку любишь, и у него для тебя есть хорошие новости. — Серина с улыбкой наблюдала, как в серых глазах дочери вспыхнул живой интерес.

— Правда?

— Правда. Он скоро вернется домой. Почему бы нам не пойти в дом и не подождать его там?

— Что это такое, мама? — спросила Сильвия, вскакивая со скамьи. — Если ты хотя бы намекнешь мне, я буду…

Серина рассмеялась и покачала золотистой головкой:

— Даже не проси, но я предлагаю тебе бежать наперегонки до дома. — Она подхватила тяжелые юбки, а Сильвия, завизжав от удовольствия, стремглав понеслась к дому, обгоняя мать.

Новости были действительно хорошими: Сильвию вместе с родителями приглашали на карнавал во вторник на масленой неделе. Настроение девочки заметно улучшилось, и она стала считать дни до праздника.

Наконец наступил масленичный вторник. Сильвия, уже одетая к выходу, с нетерпением ждала вместе с отцом появления матери. Она захлопала в ладоши, когда ее мать в сногсшибательном пышном платье из муаровой тафты спустилась по лестнице. Зачесанные наверх волосы блестели в свете канделябров, высокая грудь дерзко выпирала из низкого декольте, а талия была такой тонкой, что казалось, вот-вот переломится. Серина Фэрмонт улыбалась, глядя на восхищенные лица мужа и дочери.

— Ты красавица! — воскликнула Сильвия, хлопая в ладоши.

— Ты тоже, дорогая, — заверила ее Серина. — Пошли?

* * *

Сильвию закрутил водоворот праздничной суматохи и веселья. Она наслаждалась каждой минутой великолепного карнавала, и когда позже ее отвезли домой, чтобы родители могли пойти на костюмированный бал, она с горящими от восторга глазами долго делилась со служанкой своими впечатлениями.

* * *

Сильвия поступила в частное учебное заведение мисс Эллерби и подружилась там с молодыми леди, но ни одна из них не могла занять в ее сердце места любимой подруги Розали Делон. Как она скучала по ней! Они часто переписывались, но письма не могли заменить их ночных разговоров, когда они, прижавшись друг к другу, шепотом делились своими маленькими секретами.

Как тяжело находиться так далеко от подруги! Сильвия становилась взрослой, и у нее появилась масса смущавших ее тайн, которые она могла доверить только Розали. Прошло уже больше года, как она рассталась с подругой. В то время она была совсем ребенком, а сейчас ей исполнилось четырнадцать лет, и она стала взрослой. Как ей хотелось увидеть Розали!

Сильвии не пришлось долго ждать встречи с подругой. В последнем письме Розали сообщала, что больна, и просила навестить ее. Серина Фэрмонт получила письмо от миссис Делон с просьбой разрешить Сильвии приехать к ним. Сильвия, не медля, стала собираться.

Через два дня ее и Делилу встретили взволнованные родители Розали.

— Иди сразу наверх, моя дорогая, — сказала Надин Делон, обнимая Сильвию.

Толкнув тяжелую резную дверь, Сильвия вошла в комнату Розали и на цыпочках приблизилась к кровати. Темные глаза подруги открылись, и она, увидев Сильвию, протянула к ней руки. Смеясь и плача, девочки обнимали друг друга, пока обессиленная Розали не упала на подушки.

— Теперь ты поправишься, — авторитетно заявила Сильвия.

Через два дня здоровье девочки неожиданно улучшилось, и это никак нельзя было отнести на счет вмешательства докторов. Миссис Делон со слезами на глазах благодарила Сильвию за спасение дочери. Через неделю Розали встала с постели и могла принимать пищу вместе со всеми в столовой. А с выздоровлением к ней вернулось и ее обычное хорошее настроение. Подруги не могли наговориться, ведь за последний год у них накопилось столько новостей, что им просто не хватало времени их обсудить.

И вот однажды, сидя на кровати и наблюдая, как Сильвия расчесывает волосы, Розали вдруг воскликнула:

— Господи! Ты пробыла здесь уже столько времени, а я до сих пор не рассказала тебе о самом неотразимом мужчине Нового Орлеана!

Сильвия сразу забыла о своих волосах. Она уселась на кровать и взяла с подноса гроздь винограда.

— Кто он? — нетерпеливо спросила она.

— О нем ходит столько разных сплетен, что я даже не знаю, с чего начать. Он такой красивый, что дух захватывает, но это не самое главное.

— Нет? — Сильвия отщипнула виноградинку. — Он вдобавок ко всему богатый и обходительный?

— Конечно, но и это еще не все! Говорят, у него совсем нет сердца, что он дьявол, и его похождения обсуждаются в гостиных самых известных людей Нового Орлеана.

Серые глаза Сильвии вспыхнули интересом.

— Ты с ним знакома?

— Нет, — честно призналась Розали, — но надеюсь скоро познакомиться. Когда мне позволят пойти на прием, нас непременно представят друг другу. Но я еще не рассказала тебе самого главного. Никто не знает, каким образом он разбогател, и откуда он родом, так как его семья отказалась от него, когда его выгнали из Уэст-Пойнта. Говорят, будто самые знатные креольские красавицы готовы пожертвовать своей репутацией и даже отказаться от наследства, лишь бы побывать в его объятиях. Я слышала, как они называли его настоящим мужчиной, и я видела, как загорались их глаза, когда они говорили об этом человеке. — Розали замолчала.

— Что ты еще знаешь о нем? — нетерпеливо спросила Сильвия.

— Они клянутся, что он, не моргнув глазом, проигрывает в карты целое состояние. Он дерзкий, смелый, и его не беспокоит ничье мнение. Он участвовал не в одной дуэли и был исключен из Уэст-Пойнта именно за дуэль. Женщины в него безнадежно влюбляются и уже никогда не расстаются с этой любовью. Ходят упорные слухи, что одна из отвергнутых любовниц грозилась покончить с собой, так как осталась с разбитым сердцем, когда он устал от нее. Он чувствует себя как дома и в будуарах самых роскошных аристократок, и под красными одеялами проституток. — Посмотрев на возбужденное личико подруги, Розали добавила: — Говорят, он относится к проституткам как к леди, а к леди — как к проституткам.

— Розали Делон! Ведь это ужасно! Мне делается плохо от твоих слов! — Шокирующие подробности возбудили Сильвию. Она почувствовала, как по ее спине забегали мурашки, но ей хотелось узнать как можно больше об этом необыкновенном, странном человеке. — Как его имя? — спросила она.

— Кортин, — с мечтательной задумчивостью произнесла Розали. — Хилтон Кортин. — Она вздохнула.

Розали чувствовала себя прекрасно, на ее щечках снова играл румянец, и родители уговорили ее сопровождать их, когда они будут наносить визиты.

Сильвии не было нужды подвергать себя подобному наказанию, и она, сославшись на головную боль, попросила разрешения у Делонов остаться дома. Они охотно пошли ей навстречу.

Как только карета отъехала от дома, Сильвия, напевая что-то себе под нос, начала перебирать свои наряды. Со дня появления у Делонов она еще ни разу не выходила из дома. Стоял прекрасный летний день, и она решила немного погулять.

Дождавшись, когда Делила уйдет к себе в комнату, Сильвия бесшумно выскользнула из дома и направилась на площадь. Шагая широким, неподобающим леди шагом, она прошла по Шартр-стрит и свернула за угол. Широкая улыбка не сходила с ее лица, когда она проходила мимо торговых рядов французского рынка. Пересекая заполненный народом сквер, она с удовольствием отметила, что молодые люди бросают на нее восхищенные взгляды. Был великолепный теплый день, и многие семьи пришли сюда, чтобы послушать джаз. Оркестранты в щегольских костюмах исполняли зажигательную мелодию.

В прекрасном настроении она двигалась вместе с толпой, впитывая в себя беззаботную городскую жизнь. Оставив позади шумную площадь, она миновала особняк испанского посла и оказалась на узкой улочке, ведущей к реке. Сильвия ускорила шаг, чувствуя, как сильно бьется ее сердце.

Сказав себе, что она постоит на пристани всего несколько минут, только посмотрит на пароходы, а потом сразу вернется домой, Сильвия ускорила шаг, чтобы поскорее добраться до воды. Наконец ее взгляду открылась пристань, и она рукой прикрыла глаза. В гавани стояли самые разные суда: шаланды, каноэ, крытые ялики, огромные плоскодонки и ее любимые колесные пароходы.

Сильвия была так очарована этой необычной смесью плавучих средств, стоявших на спокойной мутной воде, что даже не заметила, что она единственная на пирсе женщина, пришедшая сюда без сопровождения. Она проходила мимо салунов, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые бросали на нее мужчины, потом увидела продавца пралине, и у нее потекли слюнки. Она обожала это лакомство. Подозвав к себе негра-продавца, Сильвия сняла перчатки и, выбрав самую большую конфету, отправилась дальше, не обращая внимания на окружающих.

— Это что за явление? — прогремел у нее над ухом пьяный голос. Сильвия спокойно посмотрела на высокого широкоплечего мужчину. — Ты очень сладкая девочка! — Он протянул к ней руки, чтобы схватить ее.

Сильвия отскочила в сторону, но в этот момент двое других мужчин преградили ей путь. Покачиваясь на нетвердых ногах, они обступили ее со всех сторон.

— Иди сюда, — поманил ее один из них, обнажив в ухмылке прокуренные зубы.

— Убирайтесь вон! — Сильвия гордо вздернула подбородок.

— Сколько ты хочешь? — спросил высокий головорез. — Идем в гостиницу и возьмем номер. — Он схватил ее за руку. Недоеденное пралине упало на землю.

Внезапно догадавшись об их намерениях, Сильвия закричала и начала отбиваться. Но незнакомец схватил ее за тонкую талию, сжал грязными пальцами ее подбородок и потянулся к ее губам.

— Милочка, ты самая хорошенькая из всех, кого я когда-либо видел. Когда с делом будет покончено, я куплю тебе целую коробку сладостей. А сейчас идем.

Сильвия брыкалась и кричала, умоляя прохожих освободить ее из рук этих негодяев. Но те лишь ухмылялись и проходили мимо. Сильвия почувствовала, как огромный мужчина засунул ее под мышку, словно она была мешком с мукой, и куда-то поволок.

В этот момент подкатила черная блестящая карета, и из нее выпрыгнул высокий джентльмен в вечернем костюме. Четыре больших шага, и его кулак врезался в красное лицо здоровяка. Тот от изумления выпустил свою пленницу. Вскрикнув от боли, гигант пошатнулся и получил мощный апперкот в нижнюю челюсть.

— Беги! — крикнул ее спаситель, и его кулак снова врезался в окровавленное лицо мужчины. — Беги, девочка! — приказал он, прежде чем двое других пьяниц набросились на него. Словно в столбняке, Сильвия наблюдала, как два головореза скрутили незнакомцу руки, а третий нанес ему в живот несколько сокрушительных ударов. Он застонал, но сумел вырваться и вцепился в горло коротышке, державшему его. Наконец тот не выдержал боли и отпустил ее спасителя.

И тут началось настоящее побоище. Сильвия, не долго думая, ввязалась в драку, раздавая удары направо и налево, но вдруг увидела, как один из нападавших выхватил нож, и громко закричала. Длинное сверкающее лезвие угодило молодому человеку в бровь, и тотчас хлынула кровь, заливая лицо незнакомца.

Каким-то чудом ему удалось выбить нож из рук атакующего, и он упал на землю. Сильвия, не медля ни секунды, схватила нож и, улучив момент, кинула своему спасителю. Улыбаясь, молодой человек наставил нож на троицу, подняв другую руку в приглашающем жесте.

— Подходите, — сказал он. — Кто первый? Один шаг — и я перережу ему горло, — предупредил он, не сводя глаз с нападавших. Троица в страхе переглянулась. А Сильвия смотрела только на своего спасителя. На его улыбающемся лице были написаны бесстрашие и уверенность в себе. Она даже не заметила, когда головорезы, испугавшись, убежали, как побитые собаки.

Незнакомец стоял, широко расставив ноги, губы его кривила ленивая ухмылка, черные глаза на загорелом лице горели азартом. Его смокинг был распахнут, белая кружевная рубашка порвана, обнажая загорелую грудь, поросшую черными кудрявыми волосами. Рана на лбу продолжала кровоточить, нижняя губа была рассечена. Брезгливым жестом он швырнул нож в реку и, вынув из кармана белоснежный носовой платок, приложил его к ране. Сильвия внезапно обрела дар речи:

— Большое спасибо, что пришли мне на помощь. — Она благодарно посмотрела на него. — Не знаю, что бы случилось со мной, если бы вы не оказались здесь. Вы Хилтон Кортин?

— Это все, что от меня осталось, — усмехнулся он. Продолжая прижимать платок к ране, он взял Сильвию за локоть и повел к ожидавшей его карете. Усевшись напротив него, она взяла у него платок и заботливо приложила к ране.

— Ужасно болит? — спросила она. — Как вы думаете, шрам останется? Не поспешить ли нам к доктору?

— В этом нет необходимости. Я уверен, что выживу. — Он взял у нее платок и приложил к рассеченной губе. — А вы Сильвия Фэрмонт?

— Да, но откуда вы знаете?

— Мы встречались в «Ривербенде». Вы показывали мне вашу секретную церковь. Разве мог я забыть такое?

— Я удивлена, что вы узнали меня, — сказала Сильвия, глядя ему в глаза. — Ведь тогда я была ребенком.

— Разумеется, сейчас вы совсем взрослая молодая леди. — Он широко улыбнулся.

— Именно так, — подтвердила Сильвия, скромно опустив ресницы, а поэтому и не заметила веселых огоньков, вспыхнувших в его глазах.

Для Хилтона Кортина она была все той же маленькой девочкой, которую он встретил в «Ривербенде». Правда, она подросла за те два года, что они не виделись, но оставалась все тем же милым ребенком, и очень хорошеньким. Ему захотелось отчитать ее за то, что она одна расхаживает по городу, но он решил не делать этого. Он не несет за нее никакой ответственности.

— Куда вас отвезти, мисс Фэрмонт? — вежливо осведомился он.

— Я приехала в гости к Делонам. Они живут в Парковом квартале…

— Доктор Николас Делон?

— Да. Вы их знаете?

— Я знаком с доктором и его женой.

Хилтон хлопнул кучера по плечу, и карета тронулась. Он устало откинулся на сиденье, даже не попытавшись стянуть на груди разорванную рубашку. Сильвия сидела напротив, украдкой бросая на него взгляды. Он был необыкновенно красив. Его глаза с густыми ресницами придавали ему мечтательное выражение, а полные губы так и хотелось поцеловать. Он был окутан атмосферой опасности и таинственности, и Сильвия невольно стала вспоминать все те ужасные вещи, которые подруга рассказала ей об этом человеке.

А Хилтону неожиданно захотелось узнать побольше о его маленькой приятельнице, и, улыбнувшись, он спросил:

— Насколько я понимаю, вы со своими родителями сейчас живете в моем родном Мобиле? Вам нравится этот город? — Он дружелюбно посмотрел на нее. Но это было совсем не то выражение, которое ей хотелось увидеть в его глазах.

— Он отвратительный, — ответила Сильвия, трагически закатив глаза. — Я нахожу Мобил ужасным.

— Мне жаль это слышать. Я надеялся…

— В Мобиле нет джентльменов, которые бы волновали, мистер Кортин. Вот почему я приехала в Новый Орлеан.

Хилтон с интересом вгляделся в ее свежее хорошенькое личико.

— Вот как? И вы нашли кого-нибудь подходящего здесь?

— Нашла — ответила она со вздохом и села рядом с ним — Здесь есть вы. — Опустив ресницы, она добавила: — Вы провели ночь вне дома, не так ли? Вы любите приключения, мистер Кортин?

В тесной карете повисла напряженная тишина. Сильвия затаила дыхание. Она смотрела ему прямо в глаза, и ее нижняя губа слегка дрожала. Тишина продолжала оставаться напряженной, и Сильвия почувствовала, как ее схватывает незнакомое ей ранее возбуждение.

Взгляд черных глаз Хилтона медленно скользнул по ее рту, и она инстинктивно облизнула губы. Он улыбнулся ей ленивой улыбкой, которая сулила наслаждение. Не спуская с ее лица горячего взгляда, он потянулся и одним движением задернул красные бархатные шторки на окнах кареты.

— Торопишься стать взрослой? — спросил он, ухмыльнувшись.

Она не успела ничего ответить. Обняв Сильвию за талию, он крепко прижал ее к себе.

— Еще до того как мы доедем до места назначения, моя дорогая, ты можешь стать женщиной. Ты хочешь этого?

Его губы были рядом с ее губами. Черные глаза горели опасным огнем. Она слышала, как бьется его сердце. Ее очень влекло к нему, и в то же время она была сильно напугана. Когда он дотронулся до ее щеки, сердце Сильвии остановилось. Внезапно улыбка исчезла с его лица, и он склонился к ее губам. Нервы у Сильвии сдали, и в последний момент она отвернула голову. Запечатлев поцелуй на ее нежной шее, он заговорил хриплым голосом:

— Скажи мне, милая… Это то, чего ты хочешь? Ты хочешь, чтобы я сделал тебя женщиной? Мы ведь здесь одни… — Его загорелая рука скользнула под ее юбку, но Сильвия изо всех сил оттолкнула его от себя.

— Нет! — закричала она. — Отпустите меня немедленно…

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я…

— Нет! — снова крикнула она в панике. — Не говори так, не делай этого! Пожалуйста.

Хилтон медленно отстранился от нее. Она смотрела на него круглыми от страха глазами.

— Вам сегодня повезло дважды, — сердито сказал Хилтон. — И хватит испытывать судьбу. Вы имеете хоть малейшее представление, что эти трое собирались с вами сделать? — Сильвия промолчала. — Скажите мне ради всего святого, что вы делали здесь одна?

— Я хотела посмотреть на пароходы… — ответила Сильвия дрожащим голосом.

— Вы видели сотни таких пароходов! Маленькие девочки не должны одни ходить на причал, вы меня слышите? Вы знаете, что эти мужчины хотели от вас?

Сильвия, закусив губу, молча кивнула.

— Прекрасно! Значит, знаете. Вам повезло, что я вовремя подоспел. И что же вы сделали? Вы тут же забыли об опасности, вскочили ко мне в карету и сразу же принялись со мной флиртовать.

— Ничего подобного я не делала! — стала защищаться Сильвия. — Я просто…

— Вы хотели узнать, правда ли то, что обо мне говорят…

— Нет… Я… Я просто хотела, чтобы вы…

— Что я? — спросил он, не спуская с нее черных сердитых глаз.

— Я думала, что, возможно, вам захочется… поцеловать меня.

Хилтон расхохотался.

— Поцеловать вас? Мне следовало бы вас отшлепать! Каких бы ужасных вещей вам ни наговорили обо мне, мисс Фэрмонт, знайте — я не имею дела с девственницами!

Сильвия чуть не сгорела от стыда, но сдаваться не собиралась.

— Позвольте мне сказать вам, мистер Кортин, что я считаю вас грубым и самонадеянным человеком. Вряд ли я отдам вам свою девственность! — Гордо вздернув подбородок, она отвернулась от него.

Хилтон, ухмыляясь, раздвинул шторки на окнах кареты, и Сильвия, увидев знакомые места, поняла, что они приближаются к дому Делонов. Забыв про свою гордость, Она дотронулась до руки Хилтона.

— Пожалуйста, мистер Кортин, — сказала она сладким голоском, — попросите вашего кучера остановиться здесь. Дело в том, что я…

— Вы не должны были выходить из дома и не хотите, чтобы кто-нибудь обнаружил ваше отсутствие, — закончил он с таким выражением знания на красивом лице, что Сильвии захотелось его ударить, но она лишь смущенно кивнула в ответ.

Хилтон постучал кучеру, и карета остановилась. Он вышел первым и протянул Сильвии руку. Но она, сделав вид, что не заметила протянутой руки, направилась к дому. Пройдя несколько ярдов, она обернулась.

Хилтон, прислонившись к карете, задумчиво смотрел на нее.

— Вы… вы говорили, что знакомы с Делонами. — Он кивнул. — Вы ведь не выдадите меня? — спросила она со смиренным видом.

Хилтон отчетливо вспомнил, как однажды в «Ривербенде» двенадцатилетняя девочка сказала ему те же самые слова. С тех пор она нисколько не изменилась. Правда, она подросла, но ее нельзя было пока назвать женщиной. Долговязая и нескладная, она для мужчины, смотревшего на нее, вся состояла из одних только ног и рук. Он не видел ни округлившихся бедер, ни грудей. Он видел в ней только ребенка. — Никогда, моя дорогая, — улыбнулся Хилтон.

Сильвия облегченно вздохнула и побежала к дому, ее длинные волосы развевались за ее спиной. И сразу улыбка исчезла с ее лица. Ей не понравился этот самоуверенный мистер Кортин. Он вовсе не красивый. В нем нет никакого очарования. Мистер Хилтон Кортин может убираться ко всем чертям!

Хилтон сел в карету. На сиденье лежала маленькая бежевая перчатка. Он хотел окликнуть Сильвию, но, передумав, спрятал перчатку в карман и, откинувшись на спинку сиденья, моментально заснул.

 

Глава 7

— О, Сил, я умру от зависти! — воскликнула Розали, когда Сильвия рассказала подруге о встрече с Хилтоном Кортином. — Он действительно пытался поцеловать тебя?

Сильвия кивнула, расплывшись в довольной улыбке.

— Само собой разумеется, я не разрешила ему. — Сильвия не испытывала никаких угрызений совести. Если бы она в последний момент не отвернулась, то неизвестно, что могло бы случиться. — Он был очень недоволен, когда я дала ему отпор.

Розали, глаза которой округлились от любопытства, пылко воскликнула:

— Могу себе представить, каково ему было! Никакая другая женщина не посмела бы его отвергнуть. А я бы с удовольствием позволила ему поцеловать меня. Не знаю ничего более романтичного, чем получить свой первый поцелуй от такого мужчины, как Хилтон Кортин. Но может, у меня еще будет такая возможность, кто знает…

Сильвия почувствовала укол ревности. Мысль о том, Что Розали целует этот самоуверенный, опытный Хилтон Кортин, расстроила ее.

— Розали, не будь дурочкой! Мистер Кортин посчитает, что ты слишком молода для него.

— А как же ты? Мы с тобой одного возраста, и он хотел…

— Не могли бы мы сменить тему, Розали? — Сильвия нарочито зевнула, прикрыв рот рукой. — Я действительно не нахожу этот разговор интересным.

* * *

Сильвия провела в Новом Орлеане все долгое душное лето, и, однако, подругам этого времени оказалось недостаточно. Девочки со слезами на глазах обнимали друг друга на пристани под сентябрьским моросящим дождем.

— У меня такое впечатление, что ты только что приехала. — Розали заплакала.

— У меня тоже, — ответила Сильвия, держа в одной руке зонтик, а другой обнимая подругу за талию. — Я чудесно провела время, Рози.

— И я. — Розали попыталась улыбнуться.

— Ты приедешь к нам на Рождество?

— Обещаю, Сил. Я приеду, если… ох нет, нет… — Ее слабый голос заглушил гудок парохода.

— Пора. — Николас Делон тронул Сильвию за плечо.

— Сил.

— Рози.

Они продолжали обниматься, пока доктор не сказал:

— Розали, дорогая, Сильвии пора подняться на борт парохода.

Он взял Сильвию за локоть и повел к трапу, а Розали рыдала, уткнувшись в плечо матери. Вскоре доктор вернулся, и они долго еще стояли на пристани, глядя, как пароход исчезает вдали. Держась за перила, Сильвия отчаянно махала рукой, пока все трое не скрылись из виду. Делила пыталась утешить ее:

— Не плачь, милая. Вы скоро снова увидитесь. Рождество не за горами, ты же знаешь.

Сильвия так никогда больше не увиделась с Розали. Еще до того, как «Маджестик» бросил якорь в Мобиле, по городу разнесся слух, что в Новом Орлеане вспыхнула эпидемия желтой лихорадки. Она быстро охватила весь город, и одной из первых ее жертв стала Розали.

Доктор Николас Делон послал коротенькое письмо Фэрмонтам. Серина Фэрмонт прочитала это письмо мужу и дочери:

Мои дорогие друзья!

С прискорбием сообщаю вам, что наша прекрасная Розали скончалась. Эта ужасная желтая лихорадка забрала ее от нас ночью. Ребенок еще не оправился от предыдущей болезни, поэтому у нее не было шансов.

Мать Розали обезумела от горя, и я тоже. Я решил отправить Надин в ее родную Францию. Я останусь здесь, пока не минует кризис. Если выживу, уеду к жене в Париж. Мы не можем оставаться в Новом Орлеане без нашей дорогой Розали.

Убитый горем

Николас Делон.

Сильвию потрясла эта трагедия… Она горько рыдала в объятиях отца. Она оплакивала не только свою дорогую подругу…

А вдруг Хилтон Кортин тоже умер от лихорадки?

* * *

Был канун Рождества. Время радости и хорошего настроения. Горячего сидра и жареных каштанов. Приемов и церковных служб. Время визитов и подарков.

Сильвия лежала на широкой кровати, и слезы текли по ее щекам. Дверь тихо открылась, и в комнату вошла Серина. Подойдя к дочери, она протянула к ней руки. Сильвия бросилась в ее объятия и дрожащим голосом сказала:

— Мама, я… я…

— Думала о Розали, — закончила за нее Серина. — Я знаю, дорогая.

— Мама, я больше никогда не полюблю ни одну подругу так, как любила Розали!

— Да, дорогая, не полюбишь. — Серина откинула волосы с лица девочки. — И ты никогда не забудешь ее. Но Розали ушла и уже не вернется. А ты должна научиться жить без нее.

— Я… я знаю, — рыдала Сильвия. — Я… я… Мама, как ты догадалась, что я думаю о Рози?

— Сейчас она была бы здесь. — Серина поцеловала дочь в мокрую от слез щеку. — Я ничего не забыла. Хочешь, я останусь с тобой, пока ты не заснешь?

— Конечно, мама.

Откинув одеяло, Серина легла рядом с Сильвией.

— На следующее Рождество тебе будет лучше. Гораздо лучше.

* * *

Вытянув длинные ноги к теплу камина, Хилтон Кортин просматривал почту. Близился рассвет рождественского утра. Он сонно зевнул и, вскрыв ножом первый конверт, сразу узнал аккуратный четкий почерк Роберта Ли. Роберт посылал ему рождественские поздравления из форта Монро в Виргинии, где он занимал должность младшего инженера в строительных войсках армии Соединенных Штатов. Роберт и его жена Мэри надеялись, что он навестит их, и что ему хорошо и счастливо живется в Нью-Йорке.

Хилтон улыбнулся и вскрыл второе письмо. Размашистый почерк принадлежал Джефферсону Дэвису. Дэвис, все еще состоявший на военной службе, писал из Арканзаса. Он мало распространялся о своих обязанностях, зато красочно описывал хорошенькую молодую леди, с которой недавно познакомился. Это была Сара Тейлор, дочь полковника Захарии Тейлора, командующего фортом Кроуфорд.

Последнее письмо было от Криса Кемпбелла. Он писал, что ему нравится жить в Техасе, он еще никогда не был так счастлив и собирается остаться в Сан-Антонио навсегда. Он приглашал Хилтона при первой возможности приехать погостить у него.

Сложив письмо, Хилтон бросил его на стол. Первые розовые лучи зимнего солнца робко осветили его просторный номер в нью-йоркском отеле.

Этот год оказался весьма удачным для него. Инвестиции в железную дорогу и банковское дело приносили хороший доход. Собственность, приобретенная им в Новом Орлеане, вне всякого сомнения, лет через десять удвоится в цене. Ужасная желтая лихорадка пощадила его. Он провел осень в Нью-Йорке, занимаясь бизнесом и не отказывая себе в удовольствиях. К тому же познакомился там с необычайно красивой женщиной, Дельфиной де Карондель, которая настаивала, чтобы он перебрался к ней в Париж.

Хилтон Кортин не завидовал ни одному из своих друзей, приславших ему поздравления с Рождеством. Он жил жизнью, которую выбрал сам, и одиночество ничуть не тяготило его.

* * *

Прошел год. И снова наступило Рождество. Хорошенькое личико Сильвии пылало от возбуждения. Одевшись потеплее, она с нетерпением ждала появления ряженых, чтобы отправиться с ними по домам исполнять рождественские гимны. Она сбежала по лестнице и остановилась в дверях гостиной. Под большой веткой омелы стояли ее мать и Эдвин Фэрмонт и целовались.

— Простите! Я не ожидала… Хочу сказать, что я не знала… — смущенно забормотала Сильвия.

Серина Фэрмонт, продолжая обнимать мужа, посмотрела на дочь и широко улыбнулась:

— Входи, дорогая. Дай нам посмотреть на тебя.

— Ты самая хорошенькая юная леди в Мобиле, — с гордостью заявил Эдвин Фэрмонт. — Меня это пугает.

— Почему, папочка? — спросила Сильвия, подбегая к нему.

— Очень скоро какой-нибудь молодой человек уведет тебя от нас, — ответил отец, обнимая ее.

— Твой папа прав, Сильвия. Ты такая хорошенькая! Кстати, ты уверена, что оделась достаточно тепло?

— Да-да, — нетерпеливо ответила Сильвия. — Мои друзья будут здесь с минуты на минуту. Сколько сейчас времени?

Эдвин Фэрмонт вынул из кармана золотые часы и объявил, что уже шесть часов вечера. И в эту самую минуту перед домом остановилась карета, и юные веселые голоса возвестили, что ряженые прибыли.

— Они уже здесь, они здесь! — закричала Сильвия, бросаясь в коридор и срывая с вешалки меховую накидку с капюшоном. — Не волнуйтесь. В десять я буду дома, — бросила она через плечо и выбежала в холодную декабрьскую ночь. На сбруях лошадей позвякивали колокольчики, и радостные голоса друзей приветствовали ее появление.

Карета тронулась, и чистый голос Сильвии влился в хор молодых голосов, исполнявших рождественские гимны.

— Стоило ли нам ее отпускать, Эдвин? — спросила Серина, когда дверь за дочерью закрылась и они вошли в теплую комнату.

— Да, дорогая. Они будут просто разъезжать по домам и петь гимны. Девочка получит от этого удовольствие.

Серина улыбнулась:

— Ты прав, Эдвин. В прошлом году у нее было ужасное Рождество. Пусть она будет счастлива сейчас.

* * *

Резиденция известного в Мобиле купца, расположенная на Саванна-стрит, была последним домом, который посетили ряженые. Величественный особняк сверкал огнями — рождественский праздник был в самом разгаре. Сильвия и ее друзья остановились на лужайке перед домом и запели. Тяжелая парадная дверь открылась, и на холодную галерею вышли несколько джентльменов, а леди, предпочитая остаться в тепле, собрались у высоких окон, чтобы послушать певцов.

Вслед за мужчинами на галерею вышел молодой человек, и у Сильвии замерло сердце. Он прислонился к белой колонне и небрежно скрестил ноги. Его светлые волосы в лунном свете отливали серебром, классически правильные черты лица скрывались в тени. Он был высоким и стройным, желтовато-коричневые узкие брюки обтягивали мускулистые ноги и прикрывали туфли с квадратными носами.

Сильвия вдруг обнаружила, что не спускает с него глаз, и смущенно опустила голову. Ее голос уже не был таким сильным, как раньше, и она начала путаться в словах, заметив, что незнакомый юноша тоже смотрит на нее.

Когда закончился последний гимн, с галереи раздались аплодисменты, и певцов пригласили в дом погреться. Сильвия скосила глаза в сторону светловолосого молодого человека. Он не аплодировал. Стоя в той же ленивой позе, он, не отрываясь, смотрел на нее. Друзья Сильвии поспешили в дом, а она не могла сдвинуться с места, чувствуя себя последней дурой.

Молодой человек оторвался от колонны и стал спускаться по лестнице. Сильвия поняла, что он направляется к ней, и гордо вскинула дрожащий подбородок. Незнакомец остановился и внимательно оглядел ее. Затем, добродушно улыбаясь, откинул с ее лица тяжелый капюшон.

— Так гораздо лучше, — произнес он довольным тоном и, взяв ее за руку, повел в дом.

— Я Рэндольф Бакстер, — представился он.

Сняв с нее накидку, Рэндольф повел смущенную Сильвию в столовую, где на столах уже были расставлены закуски, а на отдельном столике стояла большая серебряная чаша с горячим пуншем.

— А кто вы? — улыбаясь, спросил он, протягивая ей стакан с пуншем. — Кроме того, что вы самая очаровательная девушка в Алабаме?

Польщенная, Сильвия покраснела.

— Я Сильвия Фэрмонт, мистер Бакстер, — потупившись, ответила она.

— Можете звать меня просто Рэндольф, Сильвия. Надеюсь, мы будем друзьями. — Его глаза цвета морской волны весело блестели на чисто выбритом загорелом лице.

Сильвия потягивала горячий напиток, а мистер Бакстер рассказывал ей о своей семье, недавно переехавшей в Мобил. Его отец купил здесь плантацию «Дубовая роща», расположенную к западу от города. Сам Рэндольф учится на последнем курсе Миссисипского университета и приехал в Мобил на рождественские каникулы.

Сильвия была так увлечена беседой с Рэндольфом Бакстером, что не заметила, как на нее бросает недовольные взгляды молодая женщина с ярко-рыжими волосами. Джинджер Томпсон — чувственная, самолюбивая и испорченная особа — стояла в дверях, кипя от негодования. В свои семнадцать Джинджер была окружена толпой воздыхателей, но они ей уже успели наскучить. Она пришла на этот рождественский прием с друзьями и встретила здесь красавца Рэндольфа Бакстера. Он сразу ей понравился, и она решила включить его в число своих поклонников. А этой длинной, нескладной девице Фэрмонт она не позволит встать у нее на пути.

— Так вот вы где! — раздался недовольный голос Джинджер, и Сильвия повернула голову.

— Здравствуйте, мисс Томпсон. — Сильвия улыбнулась рыжеволосой.

Та посмотрела на нее как на пустое место и игриво похлопала Рэндольфа по плечу:

— Я обещала вам прогулку под луной. — Она похотливо улыбнулась, и ее высокая роскошная грудь чуть не выскочила из тесного лифа платья.

Сильвия покраснела, увидев, как зеленые глаза Бакстера жадно разглядывают нежные холмики грудей. Он расплылся в улыбке, и Сильвия поняла, что он совершенно забыл про нее.

— На улице прохладно, мисс Томпсон, как вы считаете? — спросил Рэндольф, переводя взгляд на хорошенькое личико Джинджер.

— Я не дам тебе замерзнуть, — нагло заявила Джинджер, и Сильвии захотелось умереть.

— Прошу вас извинить меня… — Сильвия поднялась.

— Извиняем, — небрежно бросила Джинджер, даже не взглянув на Сильвию.

— Подожди. — Рэндольф Бакстер взял Сильвию за руку. — Найди нашу одежду, а я присоединюсь к тебе через десять минут, — обратился он к Джинджер.

Девица бросила торжествующий взгляд на Сильвию и выплыла из комнаты. Шум в коридоре спас Сильвию. Ряженые собирались уходить.

— Я должна идти, мистер Бакстер, — слабым голосом сказала Сильвия, желая, чтобы он не стоял так близко, чтобы он отпустил ее локоть, чтобы не ходил на прогулку по залитому лунным светом саду вместе с этой противной девицей Джинджер Томпсон.

Они стояли в широком коридоре, глядя друг на друга, среди громких голосов и смеха — это ряженые благодарили хозяина, разбирая свою одежду. Но Сильвия ничего не слышала. Она смотрела в зеленые глаза Бакстера и слушала только его.

— Вы позволите мне навестить вас, мисс Фэрмонт?

Ее юное сердце забилось так сильно, что она с трудом могла дышать.

— Да, да, — быстро согласилась она, боясь показаться застенчивой или кокеткой. — Когда? Рэндольф Бакстер усмехнулся.

— Завтра в два, — ответил он, помогая ей одеться.

* * *

Сильвия быстро вошла в дом, где ее с нетерпением ждали родители. Она на одном дыхании рассказала им о чудесном вечере, в конце заявив, что мистер Бакстер намерен завтра ее навестить.

— Ну, разве это не замечательно? — спросила она, сияя от счастья, и, поцеловав отца с матерью, выпорхнула из комнаты, не дав возможности ошеломленным родителям хоть как-то отреагировать на это сообщение.

— Делила! Делила! — Она ворвалась в спальню и обняла сонную служанку. — Я познакомилась с самым очаровательным мужчиной на свете!

Высвободившись из крепких объятий юной леди, Делила начала расстегивать ей платье.

— Ты слишком молода, чтобы встречаться с мужчиной, — ответила служанка.

— Он высокий блондин с зелеными глазами, прямым носом и…

— Успокойся. У тебя еще будет много мальчиков, а сейчас ты должна вести себя как подобает леди. Леди не возбуждаются от таких вещей.

Сильвия выскользнула из шерстяного платья и счастливо вздохнула.

— Кто тебе такое сказал? Каждая девушка в Мобиле не возбудится от внимания мистера Рэндольфа Бакстера! Он из тех Бакстеров, что на Миссисипи, если хочешь знать. Джинджер Томпсон…

— Джинджер Томпсон просто гулящая девка, вот что я тебе скажу! Я видела, как она строит глазки всем джентльменам без разбору! И не только вечером, но даже и днем!

— Ты сплетница, Делила Фэрмонт! Я не хочу говорить о Джинджер Томпсон. Я хочу говорить о Рэндольфе Бакстере. — Вздохнув, Сильвия подняла вверх руки, чтобы Делила надела на нее ночную рубашку.

— Милая, ты можешь рассказывать мне все что угодно об этом мистере Бакстере, но вне дома ты должна вести себя как настоящая леди. А леди не ведут себя как дуры, когда видят молодых людей.

— Ты как всегда права, Делила. Я никому ни слова не скажу о нем, но знаешь… — Сильвия взобралась на высокую мягкую постель, — он та-а-акой красивый!

 

Глава 8

Рэндольф Бакстер приехал в дом Фэрмонтов за три минуты до назначенного времени. Старый дворецкий Делсон провел его в гостиную, где вместе со своими родителями его ждала сгорающая от нетерпения Сильвия Фэрмонт. Рэндольф, войдя в гостиную, сразу направился к хозяину дома. Эдвин Фэрмонт протянул ему руку:

— Добро пожаловать в наш дом, мистер Бакстер.

— Рад познакомиться с вами, — ответил Рэндольф, пожимая руку главы семьи.

— Моя жена, миссис Фэрмонт. — Эдвин указал на сидевшую на софе Серину.

Мистер Бакстер поцеловал ей руку.

— Полагаю, с моей дочерью Сильвией вы уже знакомы?

Взгляд зеленых глаз Рэндольфа устремился на Сильвию.

— Я познакомился с вашей красавицей дочерью вчера вечером, — скромно заметил мистер Бакстер. Он не стал целовать Сильвии руку, а только слегка склонил голову.

— Пожалуйста, садитесь, мистер Бакстер, — сказал Эдвин, указывая на стул с золоченой спинкой.

— Спасибо, сэр, — поклонился Рэндольф Бакстер. — Если вы не возражаете, и если не возражает Сильвия, я бы сел рядом с ней на диван.

Расправив стрелки на элегантных брюках, он поместился возле Сильвии и, раскинув руки по резной спинке обитого парчой дивана, начал рассказывать присутствующим о своей учебе в Миссисипском университете, о намерении поселиться в Мобиле, о «Дубовой роще» и о желании отца приобрести побольше плодородной земли в окрестностях Мобила. Он очень уважительно отнесся к Эдвину Фэрмонту, был почтителен с Сериной Фэрмонт и откровенно флиртовал с Сильвией.

К тому времени, когда в гостиную неслышно вошел Делсон, держа в руках поднос с кофе и пирожными, Фэрмонты и их гость были чрезвычайно довольны друг другом. Особенно Сильвия.

Наконец Бакстер поднялся и объявил, что ему пора уходить.

— Так скоро? — разочарованно спросила Сильвия.

Рэндольф улыбнулся.

— Я бы хотел проводить с вами каждую минуту, — галантно ответил он, — но боюсь, что в таком случае быстро вам надоем. — Он посмотрел на старших Фэрмонтов и улыбнулся.

— Глупости, — заверил его Эдвин Фэрмонт. — Мы будем рады видеть вас в нашем доме.

— Это действительно так, мистер Бакстер, — подтвердила Серина, вставая. — Приходите еще.

— Вы очень любезны, миссис Фэрмонт и мистер Фэрмонт. Я обязательно приду снова. — Он посмотрел на просиявшую Сильвию, взял ее руку и добавил: — Позвольте Сильвии проводить меня до двери. А с вами я прощаюсь.

Как только они с Сильвией остались одни, он приложил ее руку к своей груди и тихо произнес:

— Ваши родители пригласили меня заходить снова. А что скажете вы? Вы бы этого хотели?

— Очень, — чистосердечно призналась Сильвия и почувствовала, как сильно забилось ее сердце, когда он сжал ей руку и легким поцелуем дотронулся до лба.

* * *

Молодой Бакстер приходил в дом к Фэрмонтам каждый день на протяжении всех длинных каникул. Эдвин и Серина одобряли эти визиты. Его репутация была незапятнанной. Они слышали, что семейство Бакстеров было одним из самых богатых и уважаемых в их родном штате Миссисипи.

Однажды в январе Рэндольф привез своих родителей в дом Фэрмонтов, и обе семейные пары сразу понравились друг другу. Они были так поглощены беседой, что не обратили внимания на Рэндольфа, когда тот небрежно бросил:

— Сильвия обещала поиграть для меня на пианино. — И он быстро вывел Сильвию из комнаты.

Родители не заметили их исчезновения.

— Рэндольф Бакстер, — засмеялась Сильвия, — я никогда не говорила вам, что умею играть на пианино!

— Разве?

— Ну, если только чуть-чуть. — Сильвия пожала худенькими плечиками.

— Этого вполне достаточно, — ответил он, входя вместе с ней в музыкальную комнату.

Она села за пианино и не успела и глазом моргнуть, как он оказался на скамеечке рядом с ней. Нервничая, Сильвия ударила негнущимися пальцами по клавишам, пытаясь извлечь из них музыку, а он склонился к ней и положил руку ей на плечо. Сильвия перестала играть.

— Продолжайте, — шепнул он, — иначе они заинтересуются, чем мы здесь занимаемся. — Сильвия взяла несколько нот. — Знаете, чего я хочу? — спросил он.

— Догадываюсь, — ответила Сильвия, не отрывая взгляда от клавиш.

— Тогда посмотрите на меня, Сильвия.

Сильвия повернула голову и чуть не столкнулась с ним носом.

— Я хочу поцеловать вас.

Сильвия промолчала, продолжая играть. Его золотистая голова склонилась к ней, а его пальцы легли на ее шею. Его губы коснулись ее губ. Поцелуй был теплым, нежным и приятным. Она снова перестала играть.

— Играйте, Сильвия, — напомнил он. — Вы будете писать мне, когда я вернусь в университет?

— О да, — заверила она его. — Каждый день.

— Вы ведь не допустите, чтобы другой парень украл ваше сердце, пока меня не будет?

— Нет, — пообещала она и быстро добавила: — И вы тоже не должны допускать этого.

— Это будет зависеть от вас, Сильвия, — сказал Рэндольф и снова поцеловал ее.

Этот день был самым замечательным в жизни Сильвии: ее поцеловал самый красивый мужчина на свете и попросил ее писать ему письма. Он даже заставил Сильвию пообещать, что никто не украдет ее сердце, пока его не будет рядом с ней.

Сильвия была счастлива.

* * *

В «Дубовой роще» Рэндольф Бакстер высадил своих родителей из кареты и отправился к дому мисс Джинджер Томпсон. Не успела карета остановиться перед невзрачным домом, как парадная дверь распахнулась, и из нее высунулась рыжеволосая голова Джинджер. Мисс Томпсон спустилась по лестнице и подошла к карете. Рэндольф распахнул дверцу.

— Ты опоздал, Рэндольф Бакстер! — раздраженно проворчала она.

— Разве?

— Да, опоздал, и я не потерплю…

— Потерпишь, — ухмыльнулся Рэндольф, заключая ее в объятия. Его губы прижались к ее губам и запечатлели на них жаркий поцелуй, а руки, забравшись под накидку, гладили пышную грудь.

— Рэнди, — простонала она, сгорая от страсти.

* * *

Рэндольф Бакстер вернулся в университет, и Сильвия ужасно скучала по нему. Она, как и обещала, писала ему письма и с нетерпением ждала ответа. Когда, наконец, от него пришло коротенькое письмецо, она готова была прыгать от радости. Сильвия перечитывала его снова и снова, пока не зачитала до дыр.

Он умолял ее не отдавать свое сердце другому и вспоминал поцелуи в музыкальной комнате. Знает ли она, как это для него важно? Знает ли она, какие сладкие у нее губы?

Сильвия хранила письмо под матрасом. Ей не хотелось, чтобы Делила нашла его и устроила ей головомойку. Делиле не нравился Рэндольф Бакстер, Сильвия была в этом уверена. Но она не знала, в чем причина такого отношения Делилы к Рэндольфу.

После первого коротенького письма Рэндольф стал писать ей регулярно. Сильвия жадно читала его послания и немедленно садилась писать ответ. За день до своего приезда он прислал ей короткую записку. Помеченная пятым июня, она гласила:

Заверяю тебя, что непременно вернусь в Мобил к твоему шестнадцатилетию.

Рэндольф.

Когда на следующий день она спускалась по лестнице, раздался стук в дверь.

— Я сама открою! — крикнула она Делсону и бросилась к двери.

На пороге стоял улыбающийся Рэндольф Бакстер.

— Рэндольф! — восторженно закричала Сильвия, хватаясь руками за щеки.

— Я ведь говорил тебе, что обязательно вернусь к твоему дню рождения. — Он шагнул к ней и быстро огляделся по сторонам. — А где все?

— Папа в офисе. Мама уехала с визитами, — ответила Сильвия, не спуская с него глаз.

— Хорошо, — быстро сказал Рэндольф Бакстер и, заключив девушку в объятия, прижался к ее губам.

Поцелуй продолжался до тех пор, пока разъяренная Делила не спустилась вниз, на ходу демонстративно кашляя. Рэндольф поднял голову, но продолжал держать Сильвию в объятиях. Привыкшая всегда высказывать свое мнение, Делила не смогла сдержаться и на сей раз. Подбоченившись, она возмущенно заявила:

— Джентльмены никогда не пользуются тем, что родителей молодой леди нет дома, а молодая леди не позволяет джентльменам целовать себя в самый разгар дня, особенно когда ей нет еще шестнадцати.

Сильвия обернулась и, вздернув подбородок, положила руки Рэндольфа себе на талию, прижав их сверху своими.

— А уважающая себя служанка не рыскает по дому и не подглядывает. — Она рассмеялась и добавила: — Шестнадцать мне исполнится завтра, и я не видела Рэндольфа с самого Рождества. — Она положила голову ему на плечо. — Делила, тебе пора смириться с тем фактом, что я уже взрослая.

Делила фыркнула, угрожающе сверкнув черными глазами, и демонстративно проплыла мимо обнимающейся парочки в гостиную. Там она села в кресло, сложила на животе руки, поджала губы, показывая всем своим видом, что не сдвинется с места, пока непрошеный визитер будет оставаться в доме.

— Она невыносима, — прошептала Сильвия.

Рэндольф улыбнулся:

— Я завоюю ее доверие, вот увидишь.

* * *

Рэндольф явился на следующий день, чтобы принять участие в праздновании шестнадцатилетия Сильвии. Он принес ей в подарок зеркало в золотой оправе с длинной позолоченной ручкой. Сильвия завизжала от восторга и поднесла зеркало к лицу. А когда отец разрешил Рэндольфу повезти ее на прогулку в карете, она была вне себя от счастья. Ее родители стояли на залитой солнцем галерее и наблюдали за красивой парой.

— Кажется, он хороший мальчик, — улыбнулась Серина.

— Прекрасная семья, прекрасный мальчик, — охотно согласился Эдвин.

Делила, скрестив на груди руки, стояла на верхней галерее, наблюдая, как ее воспитанница садится в элегантную карету. Она не улыбалась. Несмотря на жаркое июньское солнце, по спине у нее пробегал неприятный холодок. Она пыталась уговорить себя, что Рэндольф хороший парень, но у нее это не получалось.

* * *

— Так как, Джас? Ты поедешь со мной в Техас?

Джаспер, достававший из ящика комода стопку чистых рубашек, повернулся к Хилтону и проворчал:

— Я еще не встречал человека, подобного вам! Что с вами случилось? Собираетесь всю жизнь бродяжничать, как бездомный нищий?

Хилтон, зажав в пальцах тонкую сигару, затянулся, выпустил дым и посмотрел на слугу.

— А я разве не такой? — спросил он, улыбнувшись, и снова зажал сигару в зубах.

— В этом вы сами виноваты. Но вы принадлежите к одной из самых известных семей Юга. Еще ваш прапрапрадедушка был первым…

— Пощади, Джас! — Хилтон налил себе вторую чашку черного кофе. — Так ты едешь в Техас или нет? Ты не обязан подчиняться мне.

— Я определенно не хочу ехать в Техас. Они там все необразованные. Кто-нибудь из этих дикарей снимет с меня скальп. — Положив в саквояж рубашки Хилтона, он прикрыл руками седеющую голову.

— Тогда решено, — рассмеялся Хилтон. — Ты поедешь в Мобил.

Хилтон раскрыл утреннюю газету.

— Уж лучше в Мобил, — ответил довольный Джаспер и снова вернулся к своим обязанностям.

Он вынул из ящика еще одну стопку рубашек, и из нее что-то выпало на ковер. Это была маленькая бежевая перчатка. Джаспер поднял ее, подошел к корзине для бумаг и, брезгливо бросив туда свою находку, отряхнул руки.

Не отрывая глаз от газеты, Хилтон спросил:

— Что ты выбросил в корзину, Джас?

— Ничего особенного. Женскую перчатку. Леди всегда забывают в вашей комнате предметы своего туалета. Лично я не могу назвать их «леди».

Хилтон бросил газету на стол и поднялся.

— Вынь ее.

— Что?

— Перчатку. Вынь ее из корзины!

— Зачем? Что в ней такого? Обычная перчатка…

— Принеси ее мне. — Тон Хилтона не предвещал ничего хорошего.

Слуга быстро достал из корзины перчатку и протянул ее хозяину.

— Никогда не выбрасывай эту перчатку. Ты меня понял?

— Понял, но почему? Я даже не знаю, кому она принадлежит.

— Никому! — отрезал Хилтон.

Хилтон Кортин остановил гнедого жеребца. Прищурившись на ярком солнце, он увидел вдали строения маленького мексиканского городка Сан-Антонио-де-Бехар.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он посадил своего слугу на пароход до Мобила, а сам сел на другой — до Галвестона. Долгое путешествие через залив доставило ему удовольствие. Несколько бизнесменов плыли в порт Техас, и, после того, как все перезнакомились, они проводили долгие часы за карточным столом, играя в покер.

Хилтон въехал в Сан-Антонио-де-Бехар и улыбнулся при виде ярко одетых мексиканцев, столпившихся на главной площади. Коричневые большеглазые дети что-то кричали ему вслед. Мужчины в сомбреро дремали у стен одноэтажных домов с плоскими крышами, расположенных по обеим сторонам узких улочек. В ближайшем салуне кто-то играл на гитаре. Дверь салуна распахнулась, и на пороге показался высокий блондин.

Это был Крис Кемпбелл.

— Ах ты, сукин сын! — Весело закричал Крис, стаскивая Хилтона с коня.

Двое мужчин стояли посреди пыльной мексиканской улицы и обнимались, а мексиканцы смотрели на них, смеялись и, казалось, были счастливы.

— Пойдем, выпьем, — предложил Крис.

— Согласен. — Хилтон поскреб черную бороду, покрытую дорожной пылью.

— Господи, я едва узнал тебя, Хилл! Ты весь оброс и стал таким же безобразным, как я. — Крис расхохотался и похлопал друга по спине.

— Представляю, какой от меня запашок. — Хилтон дотронулся до пропитанной потом рубахи.

* * *

Вечером Хилтон, приняв ванну и побрившись, сидел за длинным обеденным столом в доме Кемпбелла. Построенный отцом Криса и его старшим братом Джонасом из крепкого дерева и покрытый штукатуркой, дом располагался посредине обширной равнины, за которую их отец заплатил смехотворную сумму в тридцать долларов.

Хилтон, потягивая виски, поглядывал на братьев.

— Такое впечатление, — начал он, поднимая стакан, — что братьям Кемпбеллам жизнь на границе пришлась по вкусу.

Джонас Кемпбелл вытер рот ладонью и покачал головой:

— Не все так просто, Хилтон. — Он потянулся за бутылкой.

— Вот уже год как мы ведем войну с мексиканцами, Хилл, — сказал Крис.

Хилтон переводил удивленный взгляд с одного брата на другого.

— Я думал, мексиканцы ваши друзья…

— Они отменили рабство. Отец и Джонас остались с плантациями хлопка и кукурузы, не имея для их уборки рабочей силы, — сердито проговорил Крис.

— В прошлом году, — добавил Джонас, — Стивен Остин, один из первых поселенцев, приехал в Мехико, чтобы потребовать восстановления наших прав и свобод. — Джонас положил большие натруженные руки на стол. — Знаешь, что они сделали с ним? Засадили в тюрьму. Он и сейчас там сидит.

— Вы обращались в правительство за поддержкой? — спросил Хилтон.

Джонас фыркнул, а Крис, разлив по стаканам виски, сказал:

— Хилл, прости нас. Ты только сегодня приехал в Техас, и мы сразу свалили на тебя наши проблемы. Расскажи лучше, что происходит в Новом Орлеане.

— Мне ничего об этом не известно. — Хилтон усмехнулся. — Я провел целый год в Париже.

Джонас ушел спать, а Хилтон и Крис проговорили почти всю ночь, вспоминая разбросанных по стране друзей, делясь надеждами, планами и еще одной бутылкой виски. Когда, наконец, бутылка опустела, Крис поднялся из-за стола.

— Ты устал, Хилл. Продолжим наш разговор завтра. Хилтон, зевая, кивнул.

Прощаясь в темном коридоре, они пожали друг другу руки.

— Рад снова видеть тебя, Крис.

— Спокойной ночи, дружище. У нас впереди целое лето.

Хилтон наслаждался своим пребыванием в Техасе. Эта земля была спокойной, гостеприимной, и здесь никто никуда не спешил. Американцы, как и мексиканцы, устраивали себе сиесту в самое жаркое время дня. Когда солнце начинало понемногу терять свою силу, Хилтон и Крис, взяв с собой сыновей Джонаса, уходили на речку, чтобы освежиться в чистой прозрачной воде. Мальчики резвились от души, а мужчины улыбались хорошеньким темнокожим женщинам, стиравшим в реке белье.

Дни сливались в недели, и Хилтон Кортин, загоревший до черноты под жгучим мексиканским солнцем, скоро стал весьма популярен в Сан-Антонио.

Как-то вечером Крис сказал ему, что ждет к ужину гостя.

— Джим Боуи человек необузданный, — говорил Крис. — Он вырос на твоей земле, в стране сахарного тростника. Он клянется, что катался на аллигаторе, и я ни капли в этом не сомневаюсь. Он участвовал в пограничных стычках с индейцами и нажил себе огромное состояние, торгуя рабами вместе с известным пиратом Жаном Лаффитом.

Вскоре к друзьям присоединился Джонас.

— Джим Боуи приехал сюда в 1828 году, — сказал он. — Принял католичество, стал мексиканским гражданином, женился на Марии Урсуле де Вераменди, которой как раз исполнилось восемнадцать, и это была самая прелестная девушка в Сан-Антонио, не говоря уже о том, что и самая богатая. У Джима с Урсулой родилось двое детей. Джил находился в Миссисипи, когда началась эпидемия холеры. Урсула и дети умерли. С тех пор Джим живет один в большом пустом доме на Соледад-стрит…

Не успел Джонас договорить, как появился Джим Боуи. Он понравился Хилтону с первого взгляда. Высокий, крепкий, с песочного цвета волосами, Джим был спокойным, уравновешенным и говорил мягким, почти ласковым голосом. Однако под его невозмутимой внешностью угадывался твердый, бескомпромиссный характер. Когда разговор коснулся мексиканского диктатора Санта-Аны , глаза Боуи сверкнули опасным огнем.

— Он снова открыл таможню в Анауаке. Он облагает пошлиной товары и собирается ввести войска в Техас, — возмущенно рассказывал Джим.

— Я слышал, он приказал арестовать Билла Трэвиса, — сердито сказал Крис.

Боуи кивнул и посмотрел на Хилтона.

— Мистер Кортин, согласно мексиканской конституции 1824 года, нам, техасцам, было гарантировано самоуправление. Наша единственная цель — обеспечить себе спокойную жизнь без всякого вмешательства со стороны.

Неделю спустя братья Кемпбелл, Хилтон и Джим Боуи присутствовали на собрании в Бразориа. Стивен Остин, только что выпущенный из тюрьмы, поднялся и попросил тишины. Речь его сводилась к тому, что Санта-Ана отменяет гражданские права.

— Предлагаю созвать конференцию, — так закончил свое выступление Остин.

— Он призывает создать временное правительство, — шепнул Крис Кемпбелл.

После собрания мужчины собрались в салуне и проговорили до рассвета. Война с Мексикой казалась неизбежной. Техасцы восстанут против Санта-Аны. Хилтон Кортин равнодушно слушал пламенные речи техасцев. Их борьба его не касалась. Однако неделей позже, когда он начал готовиться к отъезду, его внезапно осенило: он окажет им финансовую помощь. Эти техасцы были сильными и храбрыми парнями, но у них не хватит оружия, чтобы противостоять мощной армии врага.

Крис Кемпбелл лишился дара речи, когда Хилтон рассказал ему о своем плане, добавив, что он достаточно богат, чтобы помочь друзьям. Его феноменальные успехи за карточным столом принесли ему кучу денег. Он вложил эти деньги в собственность, после продажи которой сможет вооружить техасские войска.

— Зачем тебе это надо? — спросил Крис.

— Я делаю это для тебя, дружище.

— Клянусь, Хилл, ты получишь свои деньги обратно, — растроганно ответил Крис Кемпбелл.

— Меня это мало беспокоит.

— Я знаю, но, тем не менее, я рассчитаюсь с тобой за каждую купленную пулю. Обещаю тебе!

 

Глава 9

Жаркое мобилское лето сменилось изумительно красивой осенью, а высокая худенькая девочка превратилась в молодую женщину с прелестной фигурой. Сильвия Фэрмонт достигла роста в пять футов и семь дюймов. Ее груди и бедра приобрели мягкие соблазнительные очертания, и все мужчины оборачивались ей вслед, а их сердца начинали биться сильнее, когда она проходила мимо. Копна темно-каштановых кудрей обрамляла ее личико с золотистой кожей, огромными серыми глазами, вздернутым носиком и пухлыми губками. Сильвия становилась потрясающей красавицей и быстро осознала это.

Ее природное очарование и дружелюбие делали ее еще привлекательнее, и к тому времени, как первая листва пожухла и стала падать с деревьев, Рэндольф Бакстер был уже не единственным джентльменом, добивавшимся ее взаимности. Но Рэндольф хотел заполучить Сильвию Фэрмонт и знал, что получит ее. Понимая, что Сильвия еще очень молода, и только приобретает первый опыт в обольщении мужчин, Рэндольф не давил на нее, а терпеливо стоял в сторонке, позволяя другим мужчинам ухаживать за ней. Соперничество его не волновало. Он был уверен, что завоюет ее, и, кроме того, у него была возможность приятно проводить время в ожидании, когда Сильвия станет взрослой.

* * *

Хилтон Кортин сидел в офисе своего поверенного в Новом Орлеане. Маленький человечек снял с носа очки, потер переносицу и авторитетно заявил:

— Да, сынок, ты дурак!

Губы Хилтона скривились в ухмылке.

— Дейв, дружище, я никогда и не претендовал на другое.

Дэвид Гарфилд посмотрел на молодого человека.

— Черт возьми, Хилтон, здесь нет ничего смешного! Ты собираешься отдать все свое состояние кучке поселенцев в Техасе…

— Дейв, я здесь не для того, чтобы мне читали нотации. Я хочу, чтобы ты ликвидировал мою собственность. — Он поднялся со стула и подошел к окну. — У меня всего несколько близких друзей. — Он повернулся к поверенному. — Мой лучший друг живет в Техасе. Он нуждается в помощи. Все очень просто.

— Совсем не просто, Хилтон. Ты очень богатый человек…

— Мне нужны наличные. Я хочу купить оружие для техасских повстанцев.

— Но… но, Хилтон, — поверенный стал заикаться, его лицо покраснело, — неужели ты не понимаешь, что можешь потерять все до единого цента?

Хилтон вернулся к стулу и сел.

— Крис пришлет мне расписку.

— Расписку? Тьфу! Какой от нее прок? А что, если твой друг потеряет…

— Не потеряет, — прервал его Хилтон. — Обрати все в деньги. Парням нужно оружие, и они нуждаются в нем сейчас.

Дэвид Гарфилд тяжело вздохнул и, водрузив на нос очки, кивнул:

— Как скажешь. Но, Хилтон, ты уверен, что не пожалеешь, что перестал быть богатым человеком?

— Если такое случится, я заработаю новое состояние.

— Полагаю, игрой в карты?

— А как же еще?

— Хилтон, бывает, люди проигрывают.

— Это их проблемы.

* * *

Двумя неделями позже Хилтон стоял в порту. Рабы, обливаясь потом под лучами горячего осеннего солнца, грузили пушки и бочонки с черным порохом на небольшую шхуну, которую Кортин специально купил для этой цели. К закату солнца все закупленное оружие будет на пути в Галвестон.

Покидая причал, Хилтон радовался от души. Известие о революции достигло Нового Орлеана к концу октября. Очевидцы рассказывали о перестрелке в Гонсалесе, о захвате Голиада. Ходили слухи, что маленькая, одетая в лохмотья армия техасцев продвинулась до Гонсалеса и выгнал из Техаса мексиканского генерала Коса.

* * *

Ночь двадцатого октября в Мобиле была холодной и звездной. У здания местной управы собрались толпы народа, требуя признать независимость Техаса. Был создан комитет по организации помощи повстанцам и принято решение послать копию протокола заседания в Техас. Для этой цели выбрали одного из самых уважаемых людей города — Джеймса Батлера Бонэма, который согласился быть курьером. Бонэм горячо высказался в защиту повстанцев и заверил комитет, что не подведет его.

— Он такой смелый, — шепнула Рэндольфу Сильвия, когда Бонэм сошел с трибуны.

— А знаешь, Сильвия, я и сам подумываю поехать в Техас.

— Рэндольф! — воскликнула Сильвия, и в ее серых глазах появился страх. — Ты не можешь, просто не можешь!

— Ну, не знаю. Поговорим об этом позже. — Он отвернулся, чтобы послушать очередного оратора.

После собрания Рэндольф и Сильвия с родителями вернулись в дом Фэрмонтов. Рэндольф терпеливо ждал, когда Эдвин начнет зевать, и, наконец, Серина сказала:

— Пора спать. — Она выразительно посмотрела на Рэндольфа. — Уже поздно.

Рэндольф поднялся.

— Да, миссис Фэрмонт. Конечно, мне пора уходить, но я хотел бы провести с Сильвией несколько минут наедине. — Он посмотрел на свою подругу, сидевшую на диване. — Нам надо кое-что обсудить.

Сильвия побледнела. Она знала, что он собирается сказать ей: он уезжает в Техас, чтобы сражаться вместе с повстанцами, и она никогда его больше не увидит.

— Хорошо. — Серина кивнула своему зевающему мужу. — Идем, Эдвин. Рэндольф хочет поговорить с Сильвией.

— Десять минут, молодой человек, — предупредил Эдвин. — Затем она должна лечь спать.

Как только старшие Фэрмонты начали подниматься по лестнице, Рэндольф в мгновение ока оказался рядом с Сильвией.

— Сильвия, я о Техасе…

— О, пожалуйста, пожалуйста! — воскликнула она и, обняв его за шею, взмолилась: — Не уезжай! Я не вынесу, если ты уедешь. — Она спрятала лицо у него на груди.

Рэндольф притянул ее к себе.

— Ну, ну, я ведь уеду не навсегда. Кроме того, у тебя достаточно кавалеров и без меня.

— Рэндольф, мне нужен только ты, и больше никто. — Она прильнула к нему всем телом.

— Если это правда, Сильвия, тогда перестань встречаться с другими.

— О да, да!

Рэндольф поцеловал ее в висок.

— Сильвия, — сказал он тихим нежным голосом, — я тебя люблю. Когда-нибудь я женюсь на тебе.

— Ты любишь меня? — спросила Сильвия, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Да, дорогая, люблю. — Он улыбнулся и поцеловал ее вздернутый песик. — А ты любишь меня, Сильвия?

Она смотрела на него, не зная, что ответить. Он склонился к ней и нежно поцеловал.

— Я люблю тебя, Рэндольф. Люблю.

— И я тебя люблю. Очень сильно.

— Когда мы поженимся? — Сильвия рассмеялась радостным смехом и запустила пальцы в его светлые волосы.

Он поцеловал ее ладонь.

— Придется немного повременить. Подождем, когда тебе исполнится восемнадцать. С позволения твоих родителей весной мы обручимся.

— Это чудесно, но…

— Что, дорогая?

— Ты должен пообещать мне больше никогда не встречаться с Джинджер Томпсон.

— Откуда тебе известно?..

— Делила сказала мне, что ты встречаешься с ней. Ты не должен этого делать. Если, конечно, любишь меня.

— Я даже в мыслях ни с кем не буду встречаться, кроме моей дорогой Сильвии.

— Тогда пообещай мне еще одну вещь. Ты должен поклясться, что и думать не будешь о том, чтобы поехать в Техас.

Рэндольф рассмеялся и заключил Сильвию в объятия.

— Если ты этого не хочешь, я не поеду в Техас.

Счастливая Сильвия крепко поцеловала его в губы.

* * *

Родители Сильвии были вне себя от радости — Рэндольф Бакстер будет идеальным зятем. Он богат, аристократичен, интеллигентен, уважаем, трудолюбив и, что совершенно очевидно, любит их красавицу дочь.

У Эдвина Фэрмонта состоялся разговор с Рэндольфом. Он кашлял, мялся, мычал и, наконец, высказал то, что было у него на уме:

— Рэндольф, вы чудесный мальчик и уважаете Сильвию, но я… я…

Рэндольф пришел ему на помощь:

— Мистер Фэрмонт, я знаю, что вас беспокоит, но вы не должны волноваться. Сильвия очень юная и невинная. Я не воспользуюсь ее невинностью. Вы можете на меня положиться. Я джентльмен, мистер Фэрмонт. Я знаю, как надо обращаться с молодой леди.

Эдвин Фэрмонт, покраснев до корней своих редких седеющих волос, пробормотал:

— Спасибо, сынок. Надеюсь, ты не думаешь, что я перешел всякие границы, но…

— Вовсе нет, — ответил Рэндольф. — Я нисколько не виню вас, сэр. Сильвия настолько прекрасная девушка, что мне трудно… Я буду вести себя сдержанно.

* * *

Неделю спустя после собрания в защиту Техаса Рэндольф сопровождал Сильвию и ее родителей в Шекспировский театр Мобила. Это был восхитительный вечер, и после окончания спектакля люди стали собирать деньги в поддержку техасцев. Зрители в дорогих нарядах бросали чеки в шелковую шляпу, и очень скоро в ней набралось полторы тысячи долларов. Сильвия крепко держала за руку своего ненаглядного красавца жениха и радовалась тому, что он не уехал в Техас. Проводив Фэрмонтов домой, Рэндольф быстро распрощался с ними и поцеловал Сильвию в пылающую щеку. Как во сне она поднялась к себе в спальню.

— Делила, — сказала она служанке, — это был восхитительный, незабываемый вечер! Рэндольф сказал, что я уже взрослая и красивая, и что он никогда не расстанется со мной.

Делила повернула Сильвию к себе спиной и начала расстегивать пуговки, которые шли от воротника до талии.

— Пуфф, — сердито выдохнула она. — Тогда где же он сейчас?

— Он уже дома или на пути домой.

— Если он в тебя влюблен, почему же он так торопился ехать домой?

Сильвия нахмурилась.

* * *

Рэндольф Бакстер не поехал домой. Его путь лежал к маленькому домику Джинджер Томпсон.

Когда карета подъехала к дому, Джинджер выскочила на улицу и быстро забралась в нее. Она залезла под меховую полость и прижалась к Бакстеру. Карета попетляла по улицам города и вскоре остановилась на отвесном берегу реки Мобил, залитом лунным светом. Кучер, подняв воротник теплого пальто, терпеливо ждал дальнейших инструкций.

— Джинджер, я не могу с тобой больше встречаться. — Рэндольф посмотрел ей прямо в глаза.

— Ты этого не сделаешь, Рэнди! Ты не можешь так сделать.

— Сделаю. Я просил Сильвию Фэрмонт выйти за меня замуж.

— Когда?

— Через пару лет, но…

— До свадьбы еще далеко, — облегченно вздохнула Джинджер. — Целых два года. Вот когда женишься, тогда мы и перестанем встречаться.

— Нет, я не могу себе это позволить.

— Не можешь? — прошептала она и притянула к себе его голову. Она целовала его, а рука ее в это время расстегивала пуговицы на его брюках. Она медленно просунула внутрь пальцы и начала гладить его твердеющую плоть.

Когда он потянулся к ней, она быстро отстранилась.

— Хочешь меня, дорогой? — промурлыкала Джинджер.

Рэндольф стиснул зубы.

— Нет, нет, не хочу, — простонал он.

В тесной карете раздался ее нежный смех. Джинджер сорвала с плеч длинную шерстяную накидку. Рэндольф Бакстер тяжело сглотнул: на ней была только тонкая шелковая рубашка, одна бретелька сползла с белого плеча, ноги бесстыдно белели в темноте.

— Боже, Джинджер, что ты…

Она засмеялась и спустила рубашку до талии. Смеясь, она откинула голову назад, вытащила из волос шпильки, и дивные локоны каскадом рассыпались по спине. Она посмотрела в глаза тяжело дышащему Рэндольфу и томно прошептала:

— Погладь меня, дорогой. Поцелуй меня.

Рэндольф заключил ее в объятия. Его рот, горячий и жадный, приник к ее рту в страстном поцелуе. Затем его губы спустились к пышной груди, которую он так обожал. Джинджер изгибалась под его поцелуями и шептала:

— Да, дорогой, да.

Его рука нашла ее руку и положила на пульсирующую плоть. Она стала ласкать ее и сжимать, пока он не содрогнулся, выпуская семя. Он смущенно посмотрел на нее, а она в ответ улыбнулась и прошептала:

— Все хорошо, мой дорогой, все хорошо.

* * *

Странный сон приснился Сильвии, и она, проснувшись среди ночи, села на кровати. Ей снилось, что она в свадебном платье, держа под руку отца, идет по церковному проходу. Рэндольф ждет ее у алтаря. Его руки протянуты к ней.

Внезапно ее ноги наливаются свинцом, и она с трудом передвигает их. Она прилагает невероятные усилия, чтобы сделать хоть шаг вперед, но проход становится все длиннее и длиннее. Она устала, так устала! Ей никогда не дойти до алтаря. Никогда… Рука Рэндольфа тянется к ней, и она должна дойти до него, обязательно должна.

Она медленно продвигается вперед, ее тяжелые ноги скользят по полу. Она решила во что бы то ни стало дойти по Рэндольфа. Вот, наконец, она на расстоянии вытянутой руки от него. С радостным криком она хватается за его пальцы.

Сильная мужская рука сжимает ее руку и тащит вперед. Сильвия поднимает глаза. Мужчина не Рэндольф. Он ей совершенно не знаком. Рэндольф исчез, и она закричала от ужаса.

Сильвия в промокшей от пота ночной рубашке и с бешено бьющимся сердцем отбрасывает одеяло, вскакивает с постели и бросается к окну. Она оглядывает пустынную улицу — и вздрагивает. Прямо под ее окном, прислонившись к фонарному столбу, стоит высокий худой мужчина. Его шляпа надвинута на глаза, воротник пальто поднят от ветра. В правой руке он держит эбеновую трость, ее золотой набалдашник поблескивает в тусклом свете фонаря.

 

Глава 10

Рваные ярко-красные облака плыли по вечернему небу. Холодный воздух щипал щеки. Зима не хотела сдаваться, и из последних сил цеплялась за землю. В середине марта город Мобил все еще дрожал от холода. Близился закат, и температура воздуха стремительно падала. Предстояла еще одна длинная холодная ночь.

Темноволосый молодой человек осторожно вышел из наемной кареты, остановившейся перед маленьким аккуратным домиком на Макгрегор-авеню. Седовласая леди отодвинула тяжелую штору и выглянула на улицу. Радостная улыбка появилась на ее тонких бледных губах, а в темных глазах заплясали веселые чертики. Отойдя от окна, она подхватила тяжелые юбки и поспешила в холл. Оттолкнув дворецкого, Белл Кортин сама распахнула тяжелую парадную дверь.

— Хилтон! — радостно воскликнула она.

С растрепанными черными волосами, с лицом, заросшим черной бородой, Хилтон ворвался в дом вместе с потоком холодного воздуха. Поцеловав старческое напудренное личико, он ласково спросил:

— Может ли сбившийся с пути внук найти на один вечер приют в этом доме?

Вглядываясь с любовью в его лицо, Белл Кортин, улыбаясь, ответила:

— Ты как раз вовремя! Я должна посетить одно очень важное мероприятие, и ты будешь меня сопровождать.

Хилтон, взяв бабушку за руку, повел ее в библиотеку.

— Дорогая, это невозможно. Дело в том, что я…

— Ты провел всю ночь и весь день в прокуренных игорных домах? — Она выдернула свою руку и подтолкнула его к камину.

— Как ты проницательна, любовь моя, — ответил, улыбаясь, Хилтон.

— Не дерзите, молодой человек. Я этого не выношу.

Хилтон протянул к огню замерзшие руки.

— Ты слушаешь меня, Хилтон Дэниел Кортин?

Хилтон усмехнулся. Бабушка всегда называла его полным именем, когда была недовольна. Он повернулся к ней.

— Да, дорогая, слушаю. Что мне нужно сделать, чтобы завоевать твое расположение? Скажи мне, и все будет исполнено. — Он склонился в галантном поклоне.

— Вот так-то лучше. — Белл Кортин поправила пучок седых волос на маленькой голове. — Сегодня вечером ты будешь сопровождать меня на бал.

Хилтон застонал, но обидеть любимую бабушку отказом он не мог.

— Буду ждать с нетерпением. — Он подошел к мраморному столику, взял хрустальный графин и плеснул в стакан коньяка. — Надеюсь, ты дашь мне пару часиков, чтобы помыться с дороги и отдохнуть. — Он залпом осушил содержимое стакана.

Белл посмотрела на часы, висевшие над камином.

— Осталось меньше трех часов, а мне еще надо поделиться с тобой последними сплетнями. — Она лукаво улыбнулась.

— Боже праведный, — устало протянул Хилтон, направляясь к двери. Белл Кортин последовала за ним.

— Но, дорогой, ты ведь ничего не знаешь…

— Белл Кортин, если уж ты решила подвергнуть меня очередному испытанию, то хотя бы избавь от рассказов о городских новостях.

Хилтон с упреком посмотрел на нее. Она любила сплетни, а он их терпеть не мог. Белл Кортин раздражало, что ее красивого внука совсем не интересует, чем живет общество. Иногда дело даже доходило до скандала, но он только качал головой и укоряюще смотрел на нее.

— Хилтон, дорогой, я просто хотела рассказать тебе о…

Он поднял руку, останавливая ее.

— Вечером я буду сопровождать тебя, а сейчас дай мне поспать. Надеюсь, ты сможешь продержаться хотя бы пару часиков? — Он погладил ее по седой голове.

Маленькая хрупкая женщина отбросила его руку.

— Полагаю, что смогу. Я только это и делаю вот уже двадцать лет! Хоть раз кто-нибудь вспомнил обо мне? Я ведь все время одна..

Хилтон поднимался по лестнице, никак не реагируя на ее слова. Он слышал это десятки раз. Он любил эту маленькую седую женщину, и она знала это. Белл Кортин улыбалась — она была в восторге оттого, что ее обожаемый внук будет сопровождать ее на этот важный вечер.

* * *

Эдвин Фэрмонт ждал в своем адвокатском офисе, расположенном на втором этаже дома по Ройал-стрит. В тот момент, когда он вынимал из кармана жилета золотые часы, на лестнице послышались уверенные шаги. Эдвин поднялся с кресла и встал около своего письменного стола. Дверь открылась, и в офис вошел Хайд Рэнкин, одетый во все черное и с неизменной тросточкой с золотым набалдашником в виде головы Горгоны в руке. Его мордочка хорька расплылась в дьявольской улыбке.

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, — сказал он, снимая черную фетровую шляпу.

Эдвин проигнорировал его шутовской тон, выдвинул средний ящик стола и достал из него банкнот.

— Берите это и уходите.

Хайд Рэнкин поднял руку.

— Не торопитесь, сэр.

Он сел на стул с высокой спинкой, стоявший у стола. Скрестив ноги и положив шляпу на колено, Рэнкин погладил золотой набалдашник своей трости. Страх сковал сердце Эдвина Фэрмонта, но он старался не показывать этого.

— В чем дело? Что вы еще хотите?

— Ничего особенного. Просто пришел к вам с визитом на несколько минут.

— Берите деньги и убирайтесь! — Эдвин швырнул банкнот на стол, но Рэнкин даже не пошевелился, чтобы взять его.

— Насколько мне известно, ваша очаровательная дочка встречается с этим парнем Бакстером. — Круглое лицо Эдвина Фэрмонта побледнело. Дьявольская улыбка Хайда Рэнкина стала еще шире. — Друзья сказали мне, что эта красивая парочка собирается пожениться. Вы и ваша жена, должно быть, довольны. Бакстеры… Ведь в них течет голубая кровь, не так ли, Фэрмонт?

— Скажите, ради Бога, чего вы хотите?

— Того же самого, что и вы: счастья вашей дочери.

Ненавидя себя за то, что приходится унижаться перед этим чудовищем, Эдвин Фэрмонт взмолился:

— Пожалуйста… Прошу вас, Рэнкин…

— Бог здесь ни при чем. — Рэнкин поднялся и, сделав несколько шагов по офису, повернулся к Эдвину: — Счастье вашей дочери в моих руках. Разве не так?

— Назовите вашу цену, — сказал Фэрмонт сквозь стиснутые зубы.

— Два таких банкнота, Фэрмонт. — Рэнкин вернулся к столу. — Вы можете потерять вдвое больше. Ваша дочь влюбилась в аристократа. Как вы думаете, что скажут Бакстеры, если узнают, что…

— Хорошо, — сдался Эдвин Фэрмонт.

Пять минут спустя Хайд Рэнкин с довольным видом вышел из офиса. Свернув за угол, Рэнкин увидел маленькое кафе и зашел туда, чтобы отпраздновать победу. Выбрав столик у стены, он положил на него шляпу и тросточку и, лениво потягивая джин, равнодушно оглядывал тускло освещенное помещение.

Было занято всего два-три столика, и у длинной полированной стойки бара стояли несколько джентльменов. Внимание Рэнкина привлек столик, за которым сидели смеющиеся молодые люди. Двое уже встали, собираясь уходить. Третий, красивый блондин, сидел за столиком, качая головой в ответ на приглашение присоединиться к компании приятелей.

Как только друзья ушли, он, вздохнув, внимательно оглядел зал. Взгляд молодого человека столкнулся со взглядом Хайда Рэнкина, и лицо его расплылось в широкой дружеской улыбке.

Пульс Рэнкина учащенно забился. Допив джин, он поднялся и направился к столику блондина.

— Я Хайд Рэнкин, — представился он. — Разрешите купить вам выпить, мистер…

— Филипп Лоусон. — Голубые глаза с интересом смотрели на Рэнкина. — Присаживайтесь.

Глубоко вздохнув, Хайд Рэнкин щелкнул пальцами и сел за столик напротив молодого человека.

Часом позже Хайд Рэнкин вышел из кареты у своего дома на Уотер-стрит. С ним был и Филипп Лоусон.

* * *

Эдвин Фэрмонт снял меховую пелерину и устало поднялся наверх по застеленной ковром лестнице. Тихонько постучав в дверь спальни, он заставил себя улыбнуться, когда нежный голос жены разрешил ему войти.

— Дорогая, — сказал он, подходя к кровати, на которой лежала Серина, — как ты себя чувствуешь?

— Немного лучше. — Она взяла мужа за руку, и он сел на кровать рядом с ней. — Через пару дней я встану.

— У тебя уже появился легкий румянец. — Он поцеловал руку жене.

— Ну, вот видишь, я ведь говорила, что у меня просто легкая простуда. Не надо волноваться. Мне только жаль, что нам придется пропустить бал в честь победы. Мы обещали Бакстерам…

— Бакстеры поймут нас, Серина. Пусть тебя это не волнует. Полагаю, Сильвия уже одевается…

— Она одевается уже целый час. Она так возбуждена… — Серина внимательно посмотрела на мужа. — Эдвин, что с тобой, дорогой? Ты выглядишь таким расстроенным.

— Мне бы не хотелось делиться с тобой своими тревогами. Я должен щадить тебя…

— Я не хочу, чтобы меня щадили.

Эдвин тяжело вздохнул. Он поднялся и стал ходить вокруг кровати, сокрушенно качая головой:

— Сегодня ко мне заходил Рэнкин. — Серина испуганно посмотрела на него. — Он недоволен суммой, которую запросил вначале, и потребовал ее удвоить.

— Удвоить? Да как он смеет! Ты не должен…

— Послушай меня, дорогая. Этот человек знает о предстоящей помолвке. Он прямо сказал мне, что если я… У меня не было выбора. Господи! Что нам теперь делать?

Эдвин выглядел таким несчастным, что у Серины заболело сердце.

— Эдвин, любимый, не терзай себя. — Она сжала его руку. — Дорогой, это не продлится долго. Помолвка Рэндольфа и Сильвии состоится на следующей неделе. Через год они поженятся, и тогда все образуется.

— Дорогая, неужели ты действительно думаешь, что этому настанет конец?

— Я прекрасно знаю, что мы испытываем финансовые затруднения и не можем жить так вечно. Но после того, как Сильвия выйдет замуж, нам не надо будет вести светскую жизнь. Мы станем отшельниками и будем жить только друг для друга. Ну, разве это не чудесно?

— Дорогая, даже после того, как дети поженятся, наши беды не кончатся.

— Ш-ш-ш. — Серина положила палец на губы мужа, заставляя его замолчать. — Эдвин, в своей жизни я имела все, о чем может мечтать каждая женщина. Мы будем жить экономно и, возможно, даже переедем в другой город, подальше от наших друзей. — Серина почувствовала, что не убедила мужа, и быстро добавила: — Когда Рэндольф и Сильвия поженятся, этот человек не сможет больше помешать их счастью. Рэндольф любит ее, через два года после женитьбы он будет любить ее еще сильнее, особенно если появится ребенок. Думаю, тогда его уже не будут волновать эти грязные сплетни. Давай будем верить в него. Он прекрасный мальчик, Эдвин. Ты сам говорил это много раз.

— Да, говорил. — Эдвин попытался улыбнуться. — Он хороший человек. Я в этом просто уверен. Возможно, ты права. Нам бы только продержаться пару лет.

— Продержимся?

— Конечно. — Стараясь не поддаться соблазну рассказать своей верной жене, что они на грани разорения, Эдвин Фэрмонт постарался улыбнуться. — А теперь давай поговорим о чем-нибудь приятном. Хочешь, я пообедаю здесь с тобой?

— Сочту за честь. — Серина улыбнулась и потянулась к колокольчику.

* * *

Наступили сумерки, когда Рэндольф Бакстер ворвался в особняк «Дубовая роща». Отец с удивлением посмотрел на сына, когда тот вошел в гостиную в теплом пальто, из-под которого виднелись красный халат и шелковая пижама.

— Сын, — отец поднялся с кресла, удивленно глядя на Рэндольфа, — мне кажется, тебе пора одеваться.

— Папа, я пришел сказать, что я заболел и не могу пойти с вами на бал.

В это время Джоан Бакстер, мать Рэндольфа, спускалась с лестницы. Услышав, что ее единственный сын заболел, она, побледнев, бросилась к нему.

— Рэнди, дорогой, что случилось? Скажи своей маме.

Рэндольф, засунув руки в карманы халата, улыбнулся:

— Ничего серьезного. Я подхватил насморк, и мне кажется, будет несправедливо распространять заразу.

Встревоженная мать положила руку на лоб сына.

— Мы все останемся дома! Иди немедленно наверх и ложись в постель. Я попрошу Винни…

Стараясь сдержать раздражение, Рэндольф отстранил руку матери.

— Мама, спасибо за хлопоты, но в этом нет необходимости. Мне будет вполне удобно в моем домике. Кроме того, вам надо идти. Сильвия ждет нас. Мы не можем подвести ее.

— Но, но… — начала миссис Бакстер.

— Мальчик прав, Джоан, — прервал ее Мартин Бакстер. — Мы должны ехать на бал.

Джоан Бакстер бросила сердитый взгляд на мужа, но возражать не осмелилась.

— Передайте Сильвии мои сожаления и любовь, — торопливо сказал Рэндольф. — Попросите ее не беспокоиться. Возможно, завтра мне станет лучше.

— Хорошо, — согласилась Джоан Бакстер. Она с тоской смотрела, как ее сын уходит в холодную ночь. — Ты считаешь, что с ним все будет в порядке, Мартин? — спросила она мужа.

— Господи, Джоан, он взрослый мужчина! От простуды еще никто не умирал.

Широко улыбаясь, абсолютно здоровый Рэндольф Бакстер пересек широкий двор, пролез через живую изгородь и вышел на дорожку, ведущую к уютному домику, скрытому в гуще деревьев. Он вошел внутрь, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Они мне поверили, — с гордостью произнес он.

— Значит, мы останемся здесь на всю ночь? — Джинджер Томпсон, с распущенными по плечам рыжими волосами, предстала перед ним во всей своей красе.

— Да, но это в последний раз, Джинджер. Я уже говорил тебе.

— Ты ведь и сам не веришь в это, Рэнди, — сказала она, подступая к нему.

— Я люблю Сильвию и собираюсь на ней жениться.

Джинджер изобразила безразличие, которого на самом деле не испытывала. Смело распахнув его красный халат, она улыбнулась:

— Ты любишь меня, Рэнди. Если бы не любил, ты не был бы сейчас здесь. — Ее пальцы начали расстегивать перламутровые пуговицы его пижамы. Ловким движением она сняла ее, и у Рэндольфа перехватило дыхание.

— Ты ошибаешься! — резко оборвал он ее. — Я здесь потому, что ты вызываешь у меня физический голод. Сильвия слишком респектабельна, чтобы я мог вести себя с ней подобным образом.

— В самом деле? — спросила она и провела кончиком языка по его губам.

— В самом деле, — ответил Рэндольф сдавленным голосом, так как в это время она начала гладить его грудь, побуждая медленными чувственными прикосновениями. — Джинджер, прошу тебя…

— Ложись, — приказала она.

Рэндольф растянулся на полу. Она опустилась рядом с ним на колени и вновь стала гладить его. Опытные руки нежно ласкали его широкие плечи, мускулистую грудь, плоский живот, длинные ноги. Она ласкала его повсюду, кроме одного места, и он ждал этих ласк с мучительным нетерпением. Ради этого он готов был умереть зa нее. Стыдясь самого себя, он начал умолять ее об этом. И когда искушенная соблазнительница довела его до исступления, она быстро села на него верхом и наклонилась к его лицу. Он жадно целовал ее груди с затвердевшими сосками, сжимая ее округлые ягодицы, окружавшие его плоть.

Когда элегантно одетые родители Рэндольфа садились и карету, отправляясь за его невестой, сам он лежал на полу, и рыжая дьяволица сидела на нем, широко расставив ноги и доставляя ему неизъяснимое наслаждение. Джинджер старалась довестись его до экстаза и одновременно внушала ему:

— Ты мой, Рэндольф, только мой. Ты принадлежишь только мне.

— Да, — стонал он, сотрясаясь всем телом. — Я твой, только твой!

 

Глава 11

Сильвия Фэрмонт в отделанной кружевами ночной рубашке лежала на высокой пуховой постели, строя планы на сегодняшний вечер и предаваясь размышлениям и воспоминаниям о «Ривербенде».

Сильвия не осмеливалась рассказать родителям о том, что она тоскует по «Ривербенду» и Новому Орлеану. И она никому не могла признаться, что поцелуи Рэндольфа были теплыми и приятными, но слишком уж короткими и лишенными чувства, к тому же их было не так много, как ей бы хотелось. Сильвия закрыла глаза и заскрипела зубами, когда в ее голове прозвучали язвительные слова Рэндольфа: «Сильвия, дорогая, ведь ты хорошо воспитанная молодая леди. Пожалуйста, не веди себя как обычная… как невоспитанная девчонка».

Как она была оскорблена! Как смущена! А ведь всего-то она попыталась поцеловать его так, как ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. И после этого он смерил ее таким взглядом, будто она сделала что-то непристойное. Обескураженная, она спросила:

— Тебе не нравятся мои поцелуи? Ты находишь меня непривлекательной?

— Дорогая, конечно, ты привлекательна. Я ведь собираюсь жениться на тебе…

— Тогда я не понимаю, почему…

— Сильвия, ты — леди! И должна вести себя, как подобает леди. Когда мы поженимся, все будет по-другому. Вот увидишь.

— Если ты не перестанешь грезить наяву, то непременно опоздаешь. — В комнату вошла Делила, прервав размышления Сильвии.

— Я думала о том, какой прекрасной была эта зима, — сказала Сильвия, вставая с постели. — Каникулы, проведенные с Рэндольфом, и как хорошо… ну, что на следующей неделе — всего через семь дней — состоится наша помолвка.

— Да, деточка. Хочу надеяться, что миссис Серина поправится к тому времени.

— Я тоже. А сейчас помоги мне одеться. Ты права — мне надо спешить. Рэндольф с родителями скоро за мной приедут.

— Так куда вы сегодня идете?

— На бал в честь победы техасцев, он состоится в отеле «Конде». — Сильвия подняла руки, чтобы Делила надела на нее сиреневое бархатное платье.

* * *

Сильвия была разочарована, когда Бакстеры сообщили ей, что Рэндольф болен и не сможет приехать на бал, но ее настроение быстро поднялось, когда они подъехали к старинному отелю «Конде». Перед помпезным четырехэтажным зданием стояла длинная вереница карет.

Пораженная количеством приглашенных, Сильвия пришла в себя, лишь когда стала подниматься по широкой лестнице, ведущей в огромный бальный зал, расположенный на втором этаже. Здесь собралась вся элита Мобила, чтобы внести деньги на поддержку техасских повстанцев. Когда Сильвия проходила мимо респектабельного седовласого джентльмена, она услышала, как тот говорит своему собеседнику:

— Только вчера заголовки газет гласили: «Техасцы осадили Сан-Антонио-де-Бехар».

Шампанское лилось рекой, весело звучала музыка. Счастливые лица сияли в свете сотен свечей, ярко горевших в многочисленных канделябрах.

Сильвия, улизнув от Бакстеров, взяла бокал с пуншем и присоединилась к группе молодых леди, знакомых ей еще со школы. Они были разочарованы, узнав, что с ней нет ее красивого жениха. Она объяснила им, что он и сам ужасно разочарован, но просил ее напомнить всем, что на следующей неделе состоится их помолвка.

— Рэндольф сказал, что он… он… — Сильвия замолчала, почувствовав среди гостей какое-то волнение.

Смех и разговоры внезапно смолкли, и по залу пробежал шумок. Подруги уже не слушали ее. Их взгляды устремились в конец зала. Сильвия медленно обернулась.

У нее перехватило дыхание. Через открытую дверь она увидела высокого красивого джентльмена, склонившегося к худенькой седой женщине в меховой накидке.

Сильвия сразу узнала его. Он стоял в противоположном конце зала, элегантный и очень красивый. Его фрак превосходного качества плотно облегал широкие плечи и подчеркивал тонкую талию. Вьющиеся черные волосы блестели под ярким светом свечей.

— Хилтон Кортин! — выдохнула Сильвия, чувствуя, как у нее кружится голова. Он был гораздо красивее, чем она его запомнила. Сейчас она ни капли не сомневалась в правдивости слухов о его победах в любовных делах.

В зале не было ни одной женщины, молодой, старой, дурнушки или хорошенькой, одинокой или замужней, которая бы не ощутила его присутствия. Леди в десятки раз опытнее и искушеннее, чем Сильвия Фэрмонт, не могли оторвать взглядов от этого пользующегося дурной славой мужчины, о шальных выходках которого говорили во всех салонах, и который к тому же прославился как потрясающий любовник.

Хилтон вошел со своей бабушкой в зал, обмениваясь рукопожатиями со старыми знакомыми. Он внимательно оглядел всех присутствующих. Наконец его взгляд достиг Сильвии. Хилтон увидел потрясающе красивую молодую женщину. Она была выше своих подруг и гораздо красивее их. Он продолжал смотреть на нее, и вдруг его глаза расширились от удивления: он узнал ее.

Она мило улыбнулась ему, и Хилтон непроизвольно напрягся, как зверь перед прыжком. Он медленно отвел взгляд и оговорил о чем-то с бабушкой, но все его мысли были заняты темноволосой красавицей с золотистой кожей.

Сильвия уловила в его взгляде интерес к ней. Польщенная его вниманием, она почти не слышала болтовню подруг.

— Этот красавчик посмотрел на тебя, Сильвия! Ты его знаешь? Он друг Рэндольфа? Ты можешь представить нас ему?

— Гм-м, — промычала Сильвия. Ей очень понравилось, что он посмотрел на нее, но она тут же вспомнила, какой дурочкой он ее выставил в один прекрасный летний день в Новом Орлеане. Он сказал ей, что она ребенок, и он бы с удовольствием отшлепал ее. Сильвия улыбнулась.

«Сейчас я уже не ребенок, мистер Хилтон Кортин, — мысленно сказала она ему. — Я женщина, и вы не можете отрицать этого. Еще до того как закончится этот вечер, мой любезный друг, вы попытаетесь поцеловать меня — именно так, как мне хотелось, чтобы вы поцеловали меня и тот день в Новом Орлеане. Вам до смерти захочется поцеловать меня. Я сделаю вид, что позволю вам, но в последний момент рассмеюсь вам в лицо!»

— Сильвия, ответь нам! — Невысокая блондинка тронула ее за локоть.

— Что? Простите, я…

— Ты знаешь этого джентльмена?

— Какого, Вивиан?

Вивиан только вздохнула.

— О Господи, — прошептала круглолицая брюнетка, — он идет к нам.

Сильвия сглотнула и приказала сердцу успокоиться. Встряхнув локонами, она открыто посмотрела на мужчину, целенаправленно пробиравшегося сквозь толпу к ней. Ее пальцы сжали бокал с фруктовым пуншем.

Хилтон надеялся, что, никто, включая и объект его внимания, не сможет прочитать его мысли. Эта девчонка околдовала его. Необыкновенная золотистая кожа, блестящие каштановые волосы! А какой рост! Богиня, возвышающаяся над окружавшей ее стайкой малорослых невзрачных женщин. Его взгляд пробежался по ее лицу и спустился ниже, отметив попутно изысканный цвет ее нарядного бархатного платья. Оно подчеркивало тонкую талию и полную высокую грудь. Он чуть не задохнулся от восторга. Ему нестерпимо захотелось покрыть поцелуями ее стройную лебединую шею.

Их взгляды встретились.

— Мисс Фэрмонт.

— Мистер Кортин.

— Я с трудом узнал вас, Сильвия, — сказал он с нежностью в голосе, и Сильвия почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки, когда она услышала этот приятный баритон, который так хорошо помнила.

— Прошло много времени с тех пор, как мы виделись в Новом Орлеане, мистер Кортин, — пытаясь изобразить улыбку пересохшими от волнения губами, пролепетала Сильвия.

— Даже слишком много, — ответил он, беря бокал из ее оцепеневших пальцев и ставя его на поднос проходившего мимо официанта. — Вы позволите? — Он кивнул в сторону танцующих.

— С удовольствием. — Она протянула ему дрожащую руку.

Бросив победоносный взгляд на онемевших подруг, она позволила ему увести себя.

Хилтон Кортин вел ее за руку по скользкому паркету, с такой легкостью и грациозностью лавируя среди гостей, какие трудно было подозревать в этом высоком мужчине.

Сильвия уже стала достаточно взрослой женщиной, чтобы распознать огонь в горящих глазах Хилтона. Вне всякого сомнения, она вызвала в нем интерес. Он больше не считал ее ребенком. Теперь все будет по-другому. Не пройдет и получаса, как он захочет ее поцеловать.

Она улыбнулась ему очаровательной улыбкой и посмотрела на белый шрам, рассекавший его левую бровь.

— О Господи, мистер Кортин! — воскликнула она.

— Зовите меня Хилтон, дорогая. В чем дело?

— Ваша бровь. Вы получили этот шрам в тот день, когда спасли меня на причале в Новом Орлеане?

Облизав губы, она стала ждать от него ответа, который, ей казалось, должен был прозвучать примерно, так: «Это ваша метка на мне, мисс Фэрмонт» или: «Я боготворю этот шрам. Он напоминает мне о вас».

Именно так сказал бы Рэндольф. Или Билл Грейлорд. Или Джейк Робардс. И даже Томми Мейсон, Да и еще с десяток джентльменов, которые ухаживали за ней.

— У меня множество таких шрамов, — ответил Хилтон с ленивой улыбкой, играя ее изумрудным кольцом.

— Это мероприятие важно для вас, потому что вы обеспокоены судьбой техасцев, мистер Кор… Хилтон? — спросила Сильвия, стараясь скрыть разочарование.

— Да. — Лицо Хилтона стало серьезным: он подумал о своем друге Крисе Кемпбелле, который готов пожертвовать жизнью, лишь бы одержать победу над мексиканцами.

— Я тоже хочу помочь техасцам.

На лице Хилтона снова появилась улыбка.

— Ваши родители здесь?

— Нет. Моя мама больна…

Хилтон облегченно вздохнул. Он с удовольствием смотрел на сиреневый бархат, виднеющуюся из-под платья нижнюю юбку, вдыхал аромат жасмина и наслаждался веселой девичьей болтовней.

Они не замечали никого вокруг и смотрели только друг на друга. Сильвия без умолку болтала, а околдованный ею Хилтон кивал, улыбался, позволяя ее чарам прочно укрепиться в его сердце. «Я так скучаю по „Ривербенду“, что хоть плачь… Что? Нет-нет, я пока не нашла сокровища, но наступит день…»

Сильвия продолжала болтать, стараясь очаровать Хилтона. И именно по этой причине она ни словом не обмолвилась о Рэндольфе Бакстере и умолчала о том, что скоро состоится ее помолвка.

Хилтон говорил мало, но его горящий взгляд притягивал Сильвию, и ее бросало то в жар, то в холод. Она торжествовала победу и была абсолютно уверена в том, что после окончания танца он не выпустит ее из своих объятий. Но он всего лишь сказал:

— Спасибо, Сильвия, — и повел ее к подружкам. — Я был рад снова увидеться с вами.

Не успела Сильвия возразить, как этот загадочный мужчина начал протискиваться сквозь толпу, уходя от нее. Она ревниво наблюдала, как он пригласил на танец роскошную гибкую блондинку. Он низко склонился к улыбавшемуся лицу счастливой избранницы, и Сильвии Фэрмонт захотелось умереть.

Вечер был в самом разгаре, но Хилтон Кортин больше не приглашал Сильвию танцевать. Однако он наблюдал за ней. Время от времени Сильвия ловила на себе его внимательный взгляд.

Извинившись перед подругами, Сильвия стала пробираться сквозь толпу. Она намеренно прошла перед Хилтоном, окруженным небольшой группой мужчин. Бросив на него взгляд из-под длинных ресниц, она быстро двинулась дальше. Подойдя к высоким стеклянным дверям, она открыла их и вышла на холодный пустой балкон.

Глубоко вдохнув морозный воздух, Сильвия подошла к перилам. Вцепившись в холодное железо, она смотрела на ярко освещенный город и укоряла себя за то, что не догадалась взять накидку. Холод пробрал ее до костей.

А что, если он не видел, как она выходила? А если видел, но решил не следовать за ней? Что, если она простоит здесь на холоде весь оставшийся вечер? Вдруг за ее спиной открылась дверь, и она еще крепче вцепилась в железные перила, моля Бога, чтобы это был он.

— Пожалуй, холодно стоять здесь без накидки, не так ли, дорогая?

Сильвия вздрогнула, услышав его голос. Загорелые руки легли на перила по бокам от нее. Она почувствовала тепло, исходившее от его тела, и, к своему ужасу, обнаружила, что не может вымолвить ни слова.

— Повернитесь ко мне, дорогая, — прошептал он ей на ухо.

Сильвия медленно повернулась. Хилтон Кортин стоял, все так же держась за перила, и она оказалась в кольце его рук.

— Вы слишком хороши, чтобы позволить вам замерзнуть. — Он улыбнулся и расстегнул фрак. — Подойдите ближе.

Сильвия молча повиновалась. Прижавшись к нему, она обняла его за талию и улыбнулась, когда он прикрыл фраком ее обнаженные плечи и сомкнул руки у нее за спиной.

— Все еще холодно? — прошептал он.

Ее ногам было холодно, но щеки пылали.

— Немного. — Она вздрогнула, когда он провел горячей рукой по ее обнаженной спине.

Ей показалось, что он уже целую вечность прижимает ее к своему крепкому, сильному телу. Его сила обещала безопасность, а в темных глазах таилась угроза. Внезапно Сильвия поняла, что ее руки гладят его теплую спину, а он в это время крепко сжимает ее талию, все теснее прижимая се к себе.

Он смотрел на нее не отрываясь, и Сильвия решила, что нужный момент настал: он сейчас поцелует ее. Положив руку ей на затылок, он склонился к ее лицу. Она, затаив дыхание, ждала, завороженная его горящим взглядом.

— Сильвия, почему вы боитесь меня? — спросил он.

— Я… я… нет, — пробормотала она, хотя боялась его так, как никогда в жизни не боялась ни одного мужчины.

Она боялась его мужественности. Его дьявольского взгляда. Его необузданности. Его пыла. Его страсти. Она боялась, что не устоит перед искушением.

— Вы не должны бояться, — ласково сказал он и раздвинул губами ее губы.

Сильвия сразу забыла о своих планах. Мысли отвернуть голову в последний момент будто и не существовало. Остатки страха все еще бродили в ней, но сразу исчезли, когда жадный требовательный рот Хилтона Кортина завладел ее губами.

Сильвию ошеломило странное, доселе незнакомое ей желание. Страсть, охватившая ее, была так сильна, что колени ее подогнулись, и она повисла на его руках. Его поцелуй действовал на нее как наркотик. Его губы были умелыми и настойчивыми. Его язык совершал странные и чудесные движения внутри ее влажного рта и не пропустил ни одной чувствительной точки в его теплой глубине.

Постепенно Сильвия начала осознавать, что их горячие губы не были единственными частями их тел, вовлеченными в этот сказочный поцелуй. Опытные руки Хилтона блуждали по ее спине, талии и бедрам, и сквозь складки пышной сиреневой юбки она почувствовала его восставшую плоть.

Унесенная волной эмоций, которых она никогда еще не испытывала, Сильвия вдруг поняла, что ей хотелось бы жить, чувствовать, таять в объятиях этого необыкновенного мужчины как можно дольше, может быть, даже всю жизнь.

Хилтона опьянила их близость. Он с трудом сдерживал себя. Наконец он оторвался от ее губ и, уткнувшись лицом в ее роскошные кудри, прошептал:

— Дорогая, давай уйдем отсюда. Я увезу тебя в такое место, где мы будем одни.

Сильвия, прижавшись щекой к его груди, слушала, как сильно бьется его сердце, и смысл его слов не сразу дошел до нее. Она с трудом возвращалась к реальности, пока, наконец, не осознала, где она и с кем.

Взяв Сильвию за подбородок, он посмотрел ей в глаза, но она упорно отводила взгляд.

— Дорогая, — спросил Хилтон, — в чем дело?

Помолчав, она сказала дрогнувшим голосом:

— У меня на следующей неделе помолвка. Я люблю другого.

Хилтон кивнул и отступил на шаг.

— И кто же этот счастливчик? — холодно спросил он.

— Рэндольф Бакстер. Из тех Бакстеров, что живут в штате Миссисипи.

— Мои поздравления мистеру Бакстеру и пожелания счастья лично вам.

— Спасибо.

Наступила напряженная тишина, и Сильвия почувствовала, что заплачет, если он не перестанет вести себя подобным образом. Ей вдруг захотелось, чтобы он отшлепал ее, как непослушного ребенка, что он и собирался сделать когда-то в Новом Орлеане. Все, что угодно, только не это холодное презрительное молчание.

— Вы находите мое поведение ужасным?

— Вовсе нет, — ответил он, и его губы растянулись в улыбке. — В конце концов, вы вышли сюда, чтобы побыть одной, а я последовал за вами и воспользовался удобным моментом.

— Это не совсем так.

— Вы правы, Сильвия. Вы вытащили меня сюда. Но скажите мне, дорогая, зачем? Чтобы доказать, что вы можете сделать это? Вы это доказали. Я пришел. Я целовал вас. Ваш эксперимент завершен?

— Это не был эксперимент. Это было… Вы заставили меня почувствовать себя дурой в тот день в Новом Орлеане, и я…

— Вам захотелось отыграться?

— Да.

Хилтон рассмеялся, сверкнув белыми зубами.

— Может, поначалу так все и было, но потом это переросло в нечто большее. Я прав?

— Да… Вас шокирует мое поведение?

— Дорогая, мне кажется, вы немножко похожи на меня. Стоит вам чего-то захотеть, и вы начинаете этого добиваться. Я не думаю, что это плохо.

— Но я помолвлена. Я люблю Рэндольфа.

— Я знаю.

— Тогда как я могла…

— Боюсь, моя дорогая Сильвия, что то, что произошло между нами, не имеет никакого отношения к вашему браку.

— Мне ужасно стыдно. Я позволила вам думать…

Хилтон улыбнулся ей своей загадочной улыбкой, от которой у нее заныло в груди.

— Сильвия, вы такая… женщина, такая желанная, и вы готовы отдать всю себя. В вас столько очарования. Постарайтесь не меняться ни при каких обстоятельствах.

— Как вы можете говорить так? Я опозорила себя, и вы должны меня ненавидеть.

— Я никогда не смогу этого сделать, дорогая, но должен вам кое-что сказать. Если вы не хотите, чтобы о вас пошли сплетни по всему Мобилу, советую вернуться в зал.

— А как же вы? Ведь о вас тоже будут сплетничать.

Хилтон расхохотался.

— Дорогая, я бы умер, если бы обо мне перестали говорить! А сейчас идите.

— Да, сэр. — Сильвия направилась к двери, но, не дойдя до нее, остановилась.

— Хилтон!

— Нет, Сильвия. Я никогда никому не расскажу об этом.

— Спасибо.

— Но мне хочется дать вам совет, дорогая. — В голосе Хилтона звучала нежность.

— Какой, Хилтон?

— Всегда целуйте Рэндольфа Бакстера из тех Бакстеров, что живут в штате Миссисипи, так, как вы целовали меня, и он будет счастливейшим из мужчин.

 

Глава 12

Сильвия охнула и убежала с балкона. Глядя ей вслед, Хилтон облегченно вздохнул. Он был рад, что она помолвлена, рад, что она выходит замуж за другого. Девушки, подобные Сильвии Фэрмонт, приносят одно беспокойство. Красивая молодая девственница, жаждущая любви, вряд ли сделает жизнь мужчины приятной. Она ему совершенно не нужна.

Облокотившись о перила, Хилтон закурил сигару. Он смотрел на мерцающие огни города, но видел перед собой только красивое нежное личико, обрамленное блестящими кудрями. Он слышал милый, почти детский голосок, в порыве страсти шептавший его имя, чувствовал вкус меда на жадно тянувшихся к нему губах. Он ощущал мягкие изгибы молодого тела, которое он прижимал к себе.

Хилтон покачал головой и выбросил недокуренную сигару. Да, он чертовски рад, что очаровательная Сильвия Фэрмонт ему не принадлежит. Он бы посоветовал ее жениху сыграть свадьбу как можно скорее. В ней слишком много огня и страсти, и если она будет целовать мужчин, как только что целовала его, какой-нибудь негодяй быстро затащит ее в постель. Хилтон содрогнулся. У него было отчетливое ощущение, что ночь, проведенная в постели с Сильвией, — это самая опасная вещь, которая только может случиться с мужчиной.

* * *

Сильвия, раскрасневшаяся от обиды и раскаяния, влетела в переполненный гостями зал и принялась озираться по сторонам в поисках Бакстеров. Заметили ли они ее исчезновение? Видел ли кто-нибудь, как она вышла на балкон? А что, если все уже знают, что она вела себя как уличная женщина?

Нервно поправляя руками взъерошенные кудри, Сильвия ходила по залу в поисках своих будущих родственников, и чувство вины и отвращения к самой себе не покидало ее. Их доброта еще более усугубила ее вину.

— А вот и Сильвия! — Мартин Бакстер поспешил ей навстречу. — Вы хорошо провели время?

— Да, очень, — ответила Сильвия.

— Где вы были, дорогая? — спросила Джоан Бакстер, ласково улыбнувшись ей.

— Я была со своими подружками, — солгала она, надеясь, что молния ее не поразит.

Джоан поправила локон, упавший на лицо Сильвии.

— Кто этот красивый джентльмен, с которым вы танцевали?

— Это Хилтон Кортин. Я знаю его еще с того времени, когда была девочкой.

— Понимаю. Но нам лучше не говорить об этом Рэндольфу: он будет очень ревновать.

— У Рэндольфа нет ни малейшей причины для этого.

— Я просто дразню вас, Сильвия. — Джоан Бакстер рассмеялась и посмотрела на мужа. — Дорогой, почему бы тебе не потанцевать с Сильвией?

— С удовольствием, — ответил Бакстер, предлагая Сильвии руку.

Танцуя, Мартин Бакстер болтал не переставая, но Сильвия почти не слышала его. Она кивала, говорила «да» или «нет» в соответствующих местах, но все ее мысли были сосредоточены на холодном балконе, где всего несколько минут назад она сгорала в жарких объятиях Хилтона Кортина.

—…а через год или два вы подарите мне первого внука. Ну, разве это не чудесно? — Мартин Бакстер ждал от нее ответа.

— Да, — сказала Сильвия. — Чудесно.

Сильвия старалась не смотреть на Хилтона Кортина, но глаза ее помимо воли следили за каждым его движением. Она сразу засекла момент его появления в зале. И когда, чуть позже, элегантный джентльмен, взойдя на трибуну, произнес короткую речь с призывом собирать деньги для техасских повстанцев, она видела, как Хилтон опустил в цилиндр всего несколько банкнотов — не больше, чем дали другие джентльмены.

Сильвия была рада этому. Она сказана себе, что он не очень-то щедрый человек. Его лучший друг сражается за свободу в Техасе, но это, по всей вероятности, его мало беспокоит, раз он пожертвовал так мало денег. Теперь она уже восхищалась им меньше. Он не был настоящим джентльменом, этот Хилтон Кортин. У него нет никаких принципов, и слухи о нем абсолютно правдивы. Спасибо Господу, что она полюбила порядочного человека, а не такого бессердечного эгоиста, как он.

Как только сбор денег закончился, Хилтон Кортин повел к выходу маленькую седую женщину. Они оделись и уехали. Сильвия вздохнула с облегчением, но вскоре удивилась, почему же ей стало так тоскливо и одиноко.

Прошел почти час, прежде чем Мартин Бакстер сказал:

— Леди, уже поздно. Не пора ли нам ехать домой?

Сильвия сразу согласилась.

* * *

— Спокойной ночи, дорогая, — сказал Хилтон, входя с бабушкой в дом.

— Спокойной ночи? — Она бросила на него сердитый взгляд. — Куда вы замыслили отправиться, молодой человек? Сейчас уже за полночь.

— Мне уже есть двадцать один год, Белл.

— Хилтон, ты спал всего пару часов. Тебе надо выспаться.

— Я не устал. У меня бессонница.

— У тебя всегда бессонница. Когда же ты найдешь хорошую девушку и остепенишься?

— Увидимся завтра. — Хилтон приподнял шляпу и вернулся в карету.

— Томас, вези меня в клуб «Рай» на Уотер-стрит.

— О, мистер Хилтон, говорят, там очень опасно.

— Я буду осторожен, Томас. Я просто сыграю несколько партий в покер.

Кучер кивнул и тронул лошадей.

* * *

В четыре часа утра Хилтон сидел в прокуренной комнате за карточным столом, обитым зеленым сукном. Он снял фрак, развязал белый шейный платок, расстегнул рубашку и закатал рукава. В зубах он зажал сигару. Ее дым застилал ему глаза. Подбородок оброс черной щетиной.

Плантатор, сидящий слева от него, поставил на кон пятьсот долларов. Хилтон поднял ставку до тысячи. Остальные игроки вышли из игры, а плантатор удвоил ставку. Затем он раскрыл карты. Очко.

Хилтон улыбнулся и бросил свои карты на середину стола мастью вниз.

— Забирай, — сказал он, наблюдая, как довольный партнер придвигает к себе выигрыш.

Хилтону не везло весь вечер, и он все время проигрывал.

Неожиданно дверь игорного дома распахнулась, и в помещение ворвались возбужденные речники. В порт пришла шхуна, и матросы рассказали, что Аламо пал. Все его защитники погибли.

Хилтон почувствовал сильную боль под лопаткой. Сунув в рот сигару, он достал из бумажника аккуратно сложенную расписку, которую Крис Кемпбелл прислал ему несколько месяцев назад, и поднес ее к пламени свечи. Когда бумага загорелась, бросил ее в стоявшую рядом хрустальную пепельницу.

Он больше не был богатым человеком. Крис Кемпбелл уже никогда не войдет в правительство Техаса. Состояние Хилтона погибло вместе с его другом в Аламо.

* * *

Сильвия металась в постели. Снедаемая чувством вины и стыда, она никак не могла заснуть. Она обещала себе, что впредь будет особенно доброй и внимательной к Рэндольфу.

Сильвия считала себя испорченной женщиной и боялась, что Бог накажет ее за грехи. Слезы ручьем текли по разгоряченному лицу. Ее прекрасная чистая мать никогда бы не стала вести себя как последняя распутница.

Всю длинную холодную ночь Сильвия взывала к Богу, умоляя его даровать ей прощение и понимание, и обещала никогда больше не вести себя так плохо.

— Прошу тебя, Господи, — молила она, — если ты простишь мне этот проступок, клянусь, я никогда больше не взгляну на Хилтона Кортина.

Она вздохнула и почувствовала себя немного лучше. Чище. Спокойнее. Но еще долго Сильвия вертелась в постели, содрогаясь всем своим измученным телом.

— Кортин, отпусти меня, — прошептала она, подтягивая колени к груди.

* * *

Со дня бала в отеле «Конде» миновала неделя. Хилтон вернулся в Новый Орлеан. Солнце уже садилось, когда он вошел в свой номер в отеле «Ричардсон». Все последние сутки он провел за карточными столами.

Он продолжал проигрывать.

Хилтон прошел в гостиную и взял с мраморного столика пачку писем. Он небрежно просматривал их, пока его взгляд не остановился на конверте со знакомым почерком. Хилтон вскрыл длинный белый конверт и сел в кресло, стоявшее у окна.

Письмо было датировано 5 марта 1836 года. Его руки дрожали, когда он начал читать торопливо написанные строчки.

Хилл, старый дружище!

Наступило временное затишье, и все сели писать письма своим любимым. Ну, разве это не позор, что мне некому писать, кроме тебя?

Господи, как мне жаль твоих денег, Хилл! Я сделал тебя нищим и погибну, так и не расплатившись с тобой. Сможешь ли ты простить меня?

Наш посыльный готов к отъезду. Так же, как… Моя рука дрожит так сильно, что я не могу писать. Я напуган, Хилл. Я должен умереть, и мне страшно.

Я люблю тебя, дружище, и если я тебе дорог, то никогда не рассказывай нашим друзьям по Уэст-Пойнту, что старина Крис Кемпбелл умер как трус.

Прощай!

Крис.

Хилтон медленно опустил письмо. Солнце исчезло за горизонтом, и в комнате стало темно и холодно, так как в камине не горел огонь.

Хилтон сидел неподвижно в сгущающихся сумерках и вспоминал добродушного, всегда улыбающегося Криса Кемпбелла. Теперь Крис мертв. Он погиб смертью храбрых в Аламо. Победившие мексиканцы подняли его тело на сверкающие сабли, перенесли на сложенные посреди городского сквера дрова, разожгли костер, и он сгорел вместе со своими товарищами по оружию.

Хилтон закрыл руками лицо и заплакал впервые с тех пор, когда был совсем маленьким мальчиком.

* * *

В этот же самый вечер Сильвия Фэрмонт была официально помолвлена с Рэндольфом Бакстером. Ровно в полночь под аплодисменты собравшихся Сильвия и Рэндольф подняли бокалы с шампанским и поцеловались. Они стояли в гостиной дома Фэрмонтов, принимая поздравления и поцелуи от огромного количества приглашенных гостей.

Серина Фэрмонт, еще слабая после недавней болезни, решила хоть пару часиков побыть с гостями. Сильвия видела по счастливым глазам матери, что она рада за свою дочь, которой удалось найти такого хорошего жениха, как Рэндольф Бакстер, и за которого в скором времени она выйдет замуж.

Сильвия крепко держалась за руку Рэндольфа. Все шло хорошо. Обе семьи счастливы, и она тоже. Она и Рэндольф проживут вместе долгую счастливую жизнь и народят кучу детей с такими же, как у него, светлыми волосами.

Перед ее мысленным взором проплыло загорелое лицо Хилтона Кортина, но она быстро отогнала его. То, что она испытала в его объятиях, было низменным и вульгарным и не имело ничего общего с любовью и замужеством. Ей не нужны, да она и не хочет взаимоотношений подобного рода. Ей нужен только ее красивый Рэндольф, человек правильный и добрый, который любит ее и готов сделать своей женой. Она хочет лежать каждую ночь только в его объятиях и только с ним заниматься любовью.

Сильвия считала себя счастливой женщиной.

Но настроение ее испортилось, когда гости, пожелав всем спокойной ночи, разъехались, и Рэндольф заявил, ему тоже пора уезжать. Оторвав взгляд от своего сверкающего бриллианта обручального кольца, Сильвия горячо воскликнула:

— Рэндольф, нет!

— Сильвия, мы скоро поженимся, и тогда…

— Возможно, ты прав, — со вздохом согласилась Сильвия. — Я люблю тебя, Рэндольф. — Она прижалась губами к его губам.

— Я тоже тебя люблю, — ответил Рэндольф, целуя ее. — Проводи меня до двери.

Они, взявшись за руки, прошли по коридору, a когда Рэндольф снял с вешалки свой плащ, Сильвия обвила руками его шею и попросила:

— Дорогой, поцелуй меня так, как будешь целовать, когда мы поженимся.

Рэндольф рассмеялся, но обнял ее и горячо поцеловал. Когда поцелуй закончился, его дыхание было тяжелым, а глаза блестели.

— Спокойной ночи, — выдохнул он и скрылся за дверью.

Сильвия улыбнулась, сжала руками горевшие щеки и взлетела по лестнице, счастливая, полная любви и надежд.

* * *

Рэндольф ступил в темноту своего домика и снял плащ, Яркий свет луны освещал гостиную.

Раздался шорох, и Рэндольф насторожился.

— Кто здесь? — громко спросил он.

В лунном пятне появилась женская фигура.

— Джинджер!

— Да, любимый, — проворковала она и подошла к нему.

Она была обнажена, и ее тело светилось в лунном сиянии, а рыжие волосы горели, рассыпавшись по плечам и пышной груди.

— Черт возьми, Джинджер, ты не можешь оставаться здесь! Уходи немедленно.

Она подошла к нему еще ближе. Его взгляд охватил ее полные груди, плоский живот, округлые бедра, стройные ноги с рыжим треугольником волос между ними.

— О Господи, — простонал Рэндольф.

Она рассмеялась глубоким, чуть хриплым смехом. Обвивая его шею руками, она прошептала:

— Позволь мне остаться хотя бы на час, Рэндольф.

— Это невозможно.

— Ну, хоть на пять минут.

— Джинджер, говорю тебе в последний раз: я люблю Сильвию Фэрмонт.

Джинджер улыбнулась и взялась руками за ремень его брюк. Он стоял, не смея сдвинуться с места, пока его подружка расстегивала и снимала с него брюки. Обняв его и глядя ему в глаза, она медленно опустилась на колени.

— Скажи мне, Рэнди, — сказала она, целуя его бедра, — сможет ли твоя ненаглядная Сильвия сделать то, что делаю я?

 

Глава 13

Особняк на Руссо-стрит, построенный из кирпича и коричневого камня, был высотой в три этажа. Его интерьер составляла мебель красного дерева, а оконные рамы и двери были сделаны из черного ореха. Дорожки и мягкие ковры восточной работы устилали полы. В расположенных внизу гостиных стояли рояли, скульптуры, на стенах висели копии картин известных мастеров, дверные ручки отливали серебром.

На третьем этаже, в просторной угловой комнате с камином и каминной полкой из натурального белого мрамора, спал мужчина. Над каминной полкой висело дорогое французское зеркало. Перед ним стояла молодая красивая женщина. Расчесывая длинные светлые волосы, она тихо что-то напевала.

Хилтон Кортин спал обнаженным в одном из самых дорогих публичных домов Нового Орлеана. Милли Морей, одетая только в темно-лиловую атласную ночную рубашку, считала себя самой счастливой женщиной. Из двух дюжин красавиц, живущих в этом доме, Хилтон выбрал именно ее. Поднимаясь вверх по мраморной лестнице под руку с Хилтоном, она ловила на себе завистливые взгляды девушек.

Милли не могла опомниться от счастья. Какую ночь она провела! Хилтон Кортин был из тех мужчин, которых каждая девушка мечтает затащить к себе в постель, но не каждой это удается.

Хилтон Кортин относился к ней так, будто она принадлежала к одной из самых известных креольских семей в Новом Орлеане. Он привел ее в гостиную на первом этаже и целых два часа развлекал забавными историями из своей жизни, угощал дорогим шампанским, внимательно слушал ее, когда говорила она, будоража ее кровь нежными ласками и поцелуями.

Потом они поднялись в ее комнату, он начал медленно раздевать ее, и она совершенно забыла, что имеет дело с клиентом, который купил ее для собственного удовольствия. Они провели вместе великолепную ночь, двое молодых страстных любовников, стремящихся доставить друг другу наслаждение.

Хилтон открыл глаза, почувствовав запах ароматного кофе, который Милли разливала по чашкам. Подойдя к кровати и откинув кружевную противомоскитную сетку, она поставила перед Хилтоном поднос, на котором стояла чашка.

— Нет ли у тебя утренней газеты, Милли? — спросил он, отхлебывая кофе.

— Да, есть. — Разочарованная Милли протянула ему газету.

— Спасибо, дорогая. — Поставив кофе на прикроватный столик, он взял газету.

Его внимание привлекла статья озаглавленная: «Победа техасцев во главе с Сэмом Хьюстоном». Хилтон углубился в чтение.

«Храбрые техасцы разгромили ненавистного врага — мексиканскую армию во главе с Санта-Аной. Двадцать первого апреля генерал Сэм Хьюстон со своим войском настиг армию Санта-Аны в устье реки Сан-Хасинто. Сражение было коротким, но ожесточенным, и эти восемнадцать минут никогда не забудутся. Сверкая ножами, используя приклады ружей как дубинки, техасцы прорвали вражескую оборону, выкрикивая в пылу боя: „Запомните Аламо!“

Генерал Санта-Ана, уцелевший в сражении, был приведен к генералу Хьюстону. Известный мексиканец поздравил Хьюстона с победой. Докладывают, что Хьюстон оставался совершенно спокойным и даже не поднялся, чтобы приветствовать Санта-Ану, так как во время боя повредил ногу.

Похоже, техасцы, наконец, завоевали свою независимость. Мы преклоняемся перед их храбростью и упорством. Да здравствует Республика! Запомните Аламо!»

Хилтон сложил газету.

— Запомните Аламо! — повторил он. — Крис, дружище, ты сделал это! Ты завоевал свободу! Техас отстоял свою независимость.

— Хилтон! — Милли удивленно смотрела на него. — С тобой все в порядке?

— Я прекрасно себя чувствую, дорогая, просто прекрасно! — воскликнул Хилтон, вскакивая с кровати.

— Хилтон, — сказала Милли, удерживая его, — ложись. Я думала, что мы… Ты не хочешь снова заняться со мной любовью?

— Милли, дорогая, не искушай. Я полный банкрот. — Хилтон рассмеялся, настолько забавным показалось ему это признание.

— Я согласна принадлежать тебе бесплатно, Хилтон.

— Это будет несправедливо.

— Вполне справедливо. Кроме того, куда ты пойдешь?

Лицо Хилтона посуровело. Своим вопросом Милли невольно задела его гордость. В самом деле, куда он пойдет? Где в нем нуждаются? Чем он займется? А впрочем, какая разница…

— Я полагаю, — задумчиво протянул он, — что займусь тем, чему меня учили.

— И что же это такое?

— Поступлю на службу в армию Соединенных Штатов. Возможно, они во мне нуждаются.

— Сомневаюсь, — ответила Милли, стараясь не показывать своего разочарования.

— Я тоже. — Хилтон ухмыльнулся. — Вот и проверю это.

* * *

Подъезжая к дому, Сильвия увидела карету доктора Толбота, остановившуюся у парадных дверей, и ее зазнобило от страха, несмотря на жаркий августовский день.

— Делила, — сказала она, повернувшись к негритянке, — маме стало хуже.

Делила, которую почти не было видно за горой коробок и свертков, сжала ее холодную руку.

— Не спеши с выводами. Доктор постоянно навещает ее. Это вовсе не означает, что ей стало хуже.

— Я знаю, но сегодня утром она была не совсем здорова. Поэтому не смогла пойти с нами по магазинам. Мама была такой бледной…

Не договорив, Сильвия выпрыгнула из кареты и побежала к дому. Кучер и Делила, подхватив коробки, последовали за ней.

Кухарка Нана стояла в холле, заламывая руки и крича:

— Я послала Тео за мистером Фэрмонтом! Он будет здесь с минуты на минуту.

Сильвия с сильно бьющимся сердцем взбежала по лестнице и остановилась перед закрытой дверью спальни матери. Приказав себе перестать дрожать, она сжала кулаки и прислушалась к голосам, доносившимся из-за двери.

— Никаких перегрузок, миссис Фэрмонт. Вы еще слабы и должны проводить в постели как можно больше времени, — услышала она хрипловатый голос доктора.

— Доктор, Сильвия самое бесценное, что у меня есть. Через несколько месяцев она выходит замуж, и я хочу, чтобы все было устроено по высшему разряду. А нам так много надо сделать!

— Если вы хотите увидеть вашу дочь идущей к алтарю, вам лучше поручить все дела кому-нибудь другому.

Сильвия побледнела от страха. Постояв немного, чтобы собраться с силами, она заставила себя улыбнуться и пошла в комнату.

— Мама, — сказала она, пожимая слабую руку матери. — Мне так жаль, что ты не очень хорошо себя чувствуешь. Но я надеюсь, что доктор Толбот быстро поставит тебя на ноги. — Она улыбнулась и посмотрела на седого врача.

— Нет, — возразил доктор, — это можете сделать только вы, молодая леди. Вы и ваш отец.

— Тогда скажите мне, что надо делать, доктор Толбот.

— Вашей матери нужен покой. Она не может носиться по магазинам, покупая для вас наряды. Она сообщила мне, что вы собираетесь поехать в Новый Орлеан за покупками.

Сильвия виновато кивнула.

— Ваша мать не должна туда ехать! Она не выдержит такой нагрузки. И если вы хотите знать мое мнение, то я считаю это глупой затеей. Разве в Мобиле нет магазинов, достаточно хороших для вас, молодая леди?

— Для нас нет, — вмешалась Серина. — Мы уже не первый год покупаем все ее наряды в Новом Орлеане и не собираемся менять свои привычки. — Она подмигнула Сильвии.

— Прекрасно. Прекрасно. Продолжайте делать покупки в Новом Орлеане, но вы туда не поедете, миссис Фэрмонт. Сильвии придется найти другого сопровождающего.

— Мама, нам нет нужды ехать в Новый Орлеан. Мы можем…

— Нет, дорогая, все приданое мы купим именно в этом городе, — ответила Серина.

* * *

Серина Фэрмонт пролежала в постели все жаркое влажное лето. Она прилагала героические усилия, чтобы казаться здоровой, но Сильвия и Эдвин Фэрмонт видели, как она слаба и как тяжело ей дается малейшее усилие. И, тем не менее, в октябре Серина объявила изумленному мужу, что намерена отправиться вместе с ненаглядной дочерью в Новый Орлеан, чтобы купить ей свадебное платье и всю необходимую одежду для медового месяца. Эдвин умолял ее остаться дома, обещая, что как только он немного разберется со своими делами, то сам повезет Сильвию в Новый Орлеан.

— Дорогой! — Серина ласково погладила мужа по щеке. — Неужели ты не понимаешь, что такое событие происходит не каждый год? У нас только одна дочь. Она выходит замуж раз и навсегда. Пожалуйста, мой дорогой, скажи, что ты разрешаешь мне поехать. Ты даже представить себе не можешь, как много это для меня значит.

Эдвин Фэрмонт поднес к губам руку жены.

— Моя милая, ты же знаешь, что я не могу ни в чем отказать тебе, но я буду волноваться…

— Обещаю тебе, Эдвин, что после ее свадьбы я только и буду делать, что отдыхать. — Она рассмеялась своим нежным волнующим смехом, который всегда так радовал Эдвина. — Каждый раз, когда ты захочешь узнать обо мне, тебе станут отвечать, что эта ленивая бездельница валяется в постели.

— Поезжай, дорогая, но возьми с собой Делилу и обещай мне не перетруждаться.

— Обещаю, — ответила Серина, целуя мужа.

* * *

Октябрьская погода была ясной и прохладной, и их визит в Новый Орлеан оказался удачным. Сильвия заказала свадебное платье, и модистка обещала сшить его и прислать в Мобил задолго до свадьбы, которая была намечена на июнь.

Сильвия, Серина и Делила проводили чудесное время, покупая одежду для путешествий, платья на каждый день, бальные платья, тонкое белье, ночные рубашки, шляпки, зонтики и туфли. Они посещали самые фешенебельные магазины, где продавались дорогие украшения. Серина сказала дочери, что деньги не должны волновать ее. В конце концов…

— Я знаю, — рассмеялась Сильвия, — замуж выходят один раз в жизни!

— Совершенно верно.

Все шло хорошо до того дня, когда они собрались покинуть Новый Орлеан. Был ясный полдень. Сильвия с матерью сидели в кафе, наслаждаясь великолепным ленчем. Глаза Сильвии расширились от удивления, когда чернокожий официант поставил перед ней аперитив.

— Мама! — воскликнула Сильвия. — Это же мой первый в жизни крепкий напиток! Большое тебе спасибо.

Серина рассмеялась. Ее нежный смех смешивался с гулом мужских голосов, а голубые глаза сияли тем внутренним светом, который появлялся в них, когда она смотрела на любимую дочь.

— На здоровье, дорогая, — сказала она, отпивая черный кофе. — Я никогда не забуду свой первый аперитив. Тогда я была в том же возрасте, что и ты.

— Правда, мама? — Сильвия отпила из бокала, облизнула губы и одобрительно кивнула. — Расскажи мне об этом. Где это было?

— Здесь, в Новом Орлеане. Эдвин повел меня в театр посмотреть музыкальную комедию. После театра мы зашли в маленькое кафе. — Она замолчала, вспоминая. — В этот день мне исполнилось восемнадцать.

— Мама, как это романтично! Готова держать пари, что ты была очень красивой. Ты хорошо тогда провела время?

Серина снова рассмеялась и дотронулась до руки дочери.

— Да, дорогая, но, по правде говоря, мое сердце разрывалось от тревоги. Твой отец хотел, чтобы мы остались в городе и провели ночь в отеле.

— Ты, конечно, согласилась?

— Я же сказала тебе, что мое сердце рвалось на части. Дело в том, что я впервые уехала, оставив тебя одну.

— О, мама, не говори, что ты…

— Я уговорила его вернуться в «Ривербенд». Я не могла смириться с мыслью, что оставлю свою малютку одну, пусть даже всего на ночь.

— Мама, если уж речь зашла о «Ривербенде», почему мы сегодня не поехали туда?

— Сильвия, что за глупая мысль! — рассердилась Серина.

— Почему глупая? Я очень скучаю по «Ривербенду» и знаю, что и ты тоже скучаешь. Мы могли бы навестить мистера Рэнкина…

— Ни в коем случае! — Серина побледнела как смерть.

— Но почему, мама? Я знаю, что мистер Рэнкин женился…

— Откуда тебе это известно? — резко оборвала ее Серина. — Почему ты вдруг заговорила о нем?

— Мама, каждый раз, как я заговариваю о мистере Рэнкине, ты начинаешь сердиться. Почему? Что тебе не нравится в нем?

— Нам пора возвращаться в отель, — уклонилась от ответа Серина.

— Мама, почему ты не хочешь рассказать мне о мистере Рэнкине? Кто он? Какая тайна с ним связана? И что ты можешь сказать о Кашке? — Увидев недовольный взгляд матери, Сильвия поспешила добавить: — Я знаю, что Кашка умер. Я это прекрасно знаю, но ты что-то скрываешь от меня. Пожалуйста, расскажи мне.

— Милая, я уже рассказывала тебе: Кашка умер задолго до того, как я приехала в «Ривербенд».

— Да, но определенно кто-то другой знает о…

— Сильвия, дорогая, мне бы хотелось, чтобы ты забыла эту историю с сокровищами, якобы спрятанными в «Ривербенде». Это миф, и не более. Ты слышала сплетни слуг и слепо приняла их за истину. Забудь о спрятанном золоте. Забудь о Хайде Рэнкине. Забудь о «Ривербенде».

— Но я не могу, мама. Мне хочется вновь увидеть его. Сейчас еще нет двух часов. Мы можем сесть на пароход и отправиться в «Ривербенд». Если ты не хочешь заходить к мистеру Рэнкину, мы просто прогуляемся по поместью…

— Нет! — Серина быстро встала из-за стола, чуть не опрокинув чашку. — Мы не поплывем в «Ривербенд»! И ты должна обещать мне, что никогда не поедешь туда — ни одна, ни с кем-нибудь из своих друзей. Ты меня поняла?

Сильвия от удивления открыла рот: она еще никогда не видела мать в таком состоянии. Серина направилась к двери, и Силъвия последовала за ней, забыв на столе сердечные капли матери. Она терялась в догадках, почему ее мать так рассердилась.

— В чем дело, мама? Что я сделала?

— Найдя нам карету. Я плохо себя чувствую.

— Конечно. О, мама… ты такая бледная.

Когда они вернулись в отель, Делила, едва взглянув на Серину, сказала:

— Позвольте мне раздеть вас и уложить в постель.

Оставшись, в гостиной, Сильвия заметалась по комнате, в который раз задавая себе одни и те же вопросы. Почему ее мать отказывается говорить о мистере Рэнкине? Ничему она так сильно ненавидит этого странного человека?

В гостиную вошла Делила, и Сильвия бросилась к ней.

— Как мама?

— Твоя мама устала, и ей необходимо отдохнуть, — ответила служанка.

— Дело не только в усталости. — Сильвия схватила Делилу за рукав. — За ленчем я заговорила о мистере Рэнкине, и это ее, кажется, очень расстроило.

В черных глазах Делилы вспыхнула ненависть.

— Я запрещаю тебе говорить об этом человеке!

— Послушать тебя, так мистер Рэнкин сам дьявол.

— Возможно, и так, — содрогнувшись, ответила служанка.

* * *

На следующий день, когда Сильвия, Серина и Делила взошли на борт колесного парохода «Саванна», чтобы плыть в Мобил, солнце спряталось за тучи, резко похолодало, и вскоре первые капли дождя упали на палубу.

Делила потрогала лоб Серины: он был горячим и влажным.

— Попробуй найти врача, — сказала она Сильвии. — Миссис Серину лихорадит.

Сильвия выскочила из каюты, чувствуя, как от волнения кровь стучит в висках. К счастью, ей повезло, и она быстро нашла врача. К вечеру Серине стало совсем плохо. Она вся горела, дыхание было тяжелым и хриплым. Ее милое лицо казалось белым, как простыня, на которой она лежала. Врач очень заботливо отнесся к своей пациентке. Он дал Серине лекарство и остался сидеть у ее постели, отказавшись даже от обеда. Он держался спокойно, уверенно и утешал Сильвию как мог.

— Не надо так волноваться, деточка. Я позабочусь о твоей маме. Почему бы тебе не спуститься в столовую и не поесть?

— Я не голодна, — ответила Сильвия.

— Пожалуйста, дорогая. — Серина открыла глаза. — Ты должна поесть, и Делила тоже.

Скрестив на груди руки, Делила упрямо покачала головой и не сдвинулась с места. Сильвия, почувствовав, что если еще хоть минуту просидит без дела, то разрыдается, ответила:

— Возможно, ты права. Я быстро поем и вернусь обратно.

Но Сильвия не пошла в столовую. Она поднялась на палубу и, вцепившись руками в деревянные перила, долго смотрела на мутную воду. Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы, понимая, что если заплачет, то уже не сможет остановиться и этим только расстроит мать.

Она стояла под холодным дождем, и мысли ее крутились вокруг мистера Рэнкина. Тут была какая-то тайна, и Сильвия дала себе слово рано или поздно узнать все, что связывает ее семью с этим человеком. И главное, почему, стоило ей заговорить об этом с матерью, как здоровье Серины резко ухудшилось, хотя еще накануне она выглядела абсолютно здоровой, веселой и жизнерадостной?

Делила что-то знала об этом, но не желала отвечать на вопросы Сильвии. Впрочем, как только они вернутся в Мобил, она снова расспросит Делилу о мистере Рэнкине.

Сильвия стояла одна в сгущающихся сумерках и молча молилась, чтобы мама поскорее выздоровела. Она дала себе клятву, что больше никогда не будет ее огорчать и не задаст ей ни одного вопроса, который мог бы испортить ей настроение.

 

Глава 14

Хорошенькое личико Джинджер Томпсон покраснело от гнева. Она металась по комнате и высказывала своей изумленной матери все, что о ней думает.

— Послушай меня, старая! — злобно кричала она. — Я не такая, как ты! Ты бесхарактерная, мягкотелая!

Бледные глаза маленькой измученной женщины наполнились слезами, и она попыталась защитить себя:

— Джинджер, пожалуйста, не будь такой грубой. Твой отец сильный человек, и он…

— Мой отец неудачник! А ты? Ты всю жизнь делала вид, что этот отвратительный домишко — дворец, и что ты вполне довольна своей судьбой.

— Но это так, Джинджер! Я вышла замуж за уважаемого человека, и у меня красивая дочь. — Миссис Томпсон попыталась улыбнуться.

— Возможно, ты и счастлива, а вот я нет! Я не хочу провести свою жизнь так, как ты!

— Джинджер, я знаю, ты расстроена, потому что этот молодой человек, которым ты так увлечена, выбрал мисс Фэрмонт, а не тебя. Насколько я знаю, ты не виделась с ним уже много недель, верно?

Джинджер посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна тем, что там увидела.

— Да, я давно не виделась с Бакстером, и все по твоей вине! — бросила она в лицо матери.

— По моей вине? — Миссис Томпсон схватилась за горло. — Дорогая, но что я сделала? Как я могла…

Джинджер обдала мать ледяным взглядом.

— Это твоя вина, твоя и папы. Он владеет магазином, и ты убеждена, что этого вполне достаточно. А для меня нет, и для Рэнди — тоже. — Джинджер снова повернулась к зеркалу. — Сильвия Фэрмонт отняла у меня Рэнди, но я не собираюсь мириться с этим и ждать, когда он женится на ней.

— Но что ты можешь сделать, Джинджер?

Повернувшись, Джинджер прошла мимо матери, словно не замечая ее. Она взяла зонтик и, подойдя к двери, оглянулась на мать.

— Я уже сказала тебе, мама, что отличаюсь от тебя. Я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как жизнь проходит мимо. — На лице Джинджер появилась довольная улыбка: — У меня есть план.

Миссис Томпсон дотронулась до плеча дочери.

— Какой план, дорогая?

Джинджер брезгливо сбросила с плеча руку матери.

— Это тебя не касается, старушка! — фыркнула она и скрылась за дверью.

Джинджер спешила к своей цели, которая была расположена почти рядом с ее домом. Она уже давно заметила табличку на двери, еще год назад, когда та только появилась там. Джинджер проходила мимо нее сотни раз, иногда кивая высокому мужчине с каштановыми волосами, когда он входил или выходил из дома. Судя по табличке, его звали Маккарен, но она не была в этом уверена.

Подходя к Брод-стрит, Джинджер, к своему удивлению, обнаружила, что нервничает. Никогда прежде ей не приходилось иметь дел с частным детективом. А что, если он сначала поинтересуется ее мотивами? А что, если он попросит ее все объяснить, а потом скажет, что не намерен совать нос в чужие дела? Какую цену он заломит? А вдруг он вообще откажется помогать ей?

Джинджер стояла перед закрытой дверью. Два окна с непрозрачными стеклами не позволяли ей заглянуть внутрь. Возможно, детектива там не было. Возможно, он уехал из города по делам и не скоро вернется обратно.

Наконец она собралась с духом и толкнула дверь. Дверь открылась, и Джинджер вошла в комнату. За столом, уткнувшись носом в бумаги, сидел тот самый мужчина с каштановыми волосами. Он поднял голову и, взглянув на нее, улыбнулся и встал со стула. Протянув ей через стол руку, приветливо сказал:

— Входите, мисс. Я Спенсер Маккарен. Чем могу быть полезен?

Джинджер заметила его оценивающий взгляд и интерес, промелькнувший в ясных голубых глазах, когда она улыбнулась ему обворожительной улыбкой.

— Мистер Маккарен, — начала она, когда они обменялись рукопожатием. — Я мисс Джинджер Томпсон. У меня есть проблема, и я нуждаюсь в вашей помощи.

— Сделаю все, что в моих силах. Пожалуйста, садитесь и расскажите, что вас волнует.

Джинджер села на стул с высокой спинкой, расправила пышные юбки и положила шелковый зонтик на край стола.

— Перехожу сразу к делу. Я люблю человека, который собирается жениться на другой. Я не могу позволить, чтобы это случилось. Я хочу, чтобы вы провели расследование относительно девушки и ее семьи. Уверена, что в прошлом у них было что-то скандальное… Возможно, в их роду были грабители, контрабандисты, или в них течет негритянская кровь. Ну, хоть что-нибудь! Помогите мне это узнать.

— Вы очень решительная молодая леди, мисс Томпсон.

— Я же сказала вам, что не позволю ему жениться на ней. Вы можете мне помочь?

— Мисс Томпсон, мои услуги стоят дорого, — задумчиво глядя на нее, произнес он.

— У меня есть кое-какие деньги… Немного, но… А сколько вы берете, сэр?

— Двадцать долларов в день плюс дорожные расходы.

— Вам придется поехать в Новый Орлеан. Ее семья жила там. У меня есть триста долларов. Вы можете начать прямо сегодня?

— Триста долларов я израсходую за две недели, мисс Томпсон.

— Возможно, вы что-то раскопаете за это время.

— А если нет?

— Поговорим, когда возникнет необходимость.

Маккарен кивнул:

— Расскажите мне все, что вы знаете об этой девушке и ее семье.

* * *

Солнечный теплый октябрь близился к концу. Яркие краски деревьев постепенно исчезали. Их сменил унылый коричневый цвет. Мертвые сухие листья, шурша, падали на землю.

Близилась полночь. К вечеру пошел снег, и ледяной северный ветер пробирался в дом сквозь высокие двери. Пламя свечей, стоявших на рояле в серебряных подсвечниках, колебалось от сквозняка. Холод затаился в темных углах просторной комнаты, но двоим, сидевшим на диване у потрескивающего огня в камине, совсем не было холодно.

Вздыхая от удовольствия, Сильвия нежилась в объятиях Рэндольфа. Он смотрел в ее большие серые глаза и дивился их чистоте и невинности.

— Не замерзла, моя дорогая? — спросил он.

— Нет, Рэндольф, — ответила Сильвия, покраснев. — Мне жарко.

— Я хочу, чтобы тебе всегда было тепло в моих объятиях. — Рэндольф нежно поцеловал ее.

Сильвия охотно отзывалась на его поцелуи. Когда он оторвался от нее, она блаженно вздохнула и положила голову ему на плечо. Рэндольф начал расстегивать крошечные пуговки на ее высоком воротнике.

— Сильвия, — прошептал он, — я очень тебя люблю. Ты веришь, что я не сделаю тебе ничего плохого?

— Конечно, — ответила она, взмахнув длинными ресницами.

— Я этому рад, любимая, — улыбнулся он, продолжая заниматься пуговицами. — Помни всегда, что моя любовь к тебе так же незыблема, как восход солнца, и будет длиться до тех пор, пока мы живы.

— Я чувствую то же самое, — заверила его Сильвия. — Я… Что ты делаешь?

Он поцеловал ее в курносый носик.

— Ты говорила, что тебе жарко. — Он расстегнул пуговицу у нее на груди.

— Но… это же…

— Тс-с… — Он снова поцеловал ее.

Сильвия перестала сопротивляться.

— О Господи, Сильвия, — хрипло прошептал он и поцеловал ее в подбородок. — Его рука забралась под расстегнутый лиф платья и нежно сжала ее сосок.

— Рэндольф, — застонала она, прижимаясь к нему.

— Я знаю, милая, я знаю… — Дрожащей рукой он пытался застегнуть пуговицы ее платья. Затем отстранил ее от себя и поднялся с дивана. — Уже поздно. Я должен уйти. Думай обо мне, когда ляжешь спать.

— Буду думать, Рэндольф. А ты? Ты будешь думать обо мне?

Впервые за все время их знакомства Рэндольф мог сказать правду. Он перестал встречаться с Джинджер Томпсон. Сейчас он вернется в свой домик в «Дубовой роще», будет ворочаться с боку на бок, думая только о красивой сероглазой девушке, доверием которой он не воспользовался.

— Да, дорогая, я буду думать о тебе. Я буду молить Бога, чтобы время текло быстрее. Я не могу дождаться, когда мы поженимся. Я хочу, чтобы ты проводила со мной в постели все эти холодные долгие ночи. Давай сбежим. Давай сегодня ночью…

— Рэндольф, дорогой, — Сильвия засмеялась и покачала головой, — мы не должны этого делать. Я заказала свадебное платье. Я хочу венчаться в церкви. Скажи, что ты меня понимаешь.

— Понимаю, — вздохнув, ответил Рэндольф. — Я веду себя глупо. Мы обвенчаемся в церкви. Я все сделаю так, как ты скажешь. Я люблю тебя. О Господи, как же я тебя люблю!

— Я тоже тебя люблю, — ответила Сильвия со счастливой улыбкой.

* * *

Серина Фэрмонт как могла скрывала свою болезнь от дочери. Она хотела, чтобы ничто не омрачало счастья ее единственного ребенка.

Радость Сильвии была словно солнечный луч среди морозной зимы. Серина, уютно устроившись в ее спальне, была единственным и самым взыскательным зрителем, весело аплодирующим, когда ее дочь расхаживала по комнате, демонстрируя многочисленные наряды, присланные из Нового Орлеана. Никогда еще они не были так близки, как в эту длинную холодную зиму.

Сильвию тревожили бледность матери, измученный взгляд ее голубых глаз, потеря веса, но она никогда не говорила об этом вслух. Она любила мать и отлично понимала, что предстоящая свадьба так же важна для Серины, как и для нее самой.

Сильвия была счастлива. Она любила Рэндольфа Бакстера всем своим юным доверчивым сердцем и была уверена, что впереди их ждет долгая счастливая жизнь.

Она не знала, почему Рэндольф начал более откровенно проявлять свою любовь, но ее это только радовало. Временами глубина его страсти пугала Сильвию. Он даже целовать ее стал по-другому — как настоящий мужчина. И это напоминало ей горячие, захватывающие дух поцелуи того смуглого мужчины, что обнимал ее на холодном балконе. Это были поцелуи, которыми, как ей казалось, муж должен обмениваться со своей женой.

Сильвия с нетерпением ждала дня свадьбы.

— Мне жаль, мисс Томпсон, — сказал Спенсер Маккарен, глядя на нее через стол, — но я не нашел ничего порочащего в прошлом семьи Фэрмонт. Я занимался этим делом больше месяца, мисс Томпсон. — Он помолчал, прокашлялся и продолжил: — На вас ушло больше времени и сил, чем на других моих клиентов.

— Вы хотите сказать, что больше не будете заниматься этим делом, если я вам не заплачу?

— Совершенно верно. Мне жаль, но я…

Хорошенькое личико Джинджер опечалилось.

— Но я уверена, что вы обязательно что-нибудь найдете, если продолжите ваши поиски. Не могли бы вы…

— Я не работаю бесплатно, мисс Томпсон.

— Я… уверена, что нет. — Джинджер медленно встала со стула. У нее не было больше денег, чтобы ему заплатить, но ее изворотливый ум подсказал ей выход из щекотливой ситуации. Положив перчатки на край стола, она улыбнулась. — Вы женаты, мистер Маккарен?

— Я холостяк, мисс Томпсон. А что?

Обогнув стол, Джинджер остановилась перед ним.

— Вы находите меня привлекательной, мистер Маккарен?

Спенсер Маккарен внимательно оглядел ее роскошное тело, не пропустив ни одного изгиба.

— Я нахожу вас очень красивой, мисс Томпсон.

Одарив его обворожительной улыбкой, Джинджер повернулась и пошла через комнату, покачивая бедрами. Она заперла дверь и опустила тяжелые жалюзи. Комната погрузилась в полумрак, единственным источником света теперь оставалась горевшая на столе лампа. Джинджер медленно вернулась к нему, сняла шляпу и положила ее поверх перчаток.

Спенсер Маккарен с интересом наблюдал за ней. Он вцепился руками в ручки кресла, когда она, задрав пышные юбки, спустила панталоны и они упали на пол. Она ногой отшвырнула их в сторону.

Маккарен покраснел, сердце его бешено колотилось в груди. Джинджер, глядя ему в глаза, медленно опустилась на колени.

Он сидел, широко расставив ноги. Джинджер села на корточки между его раздвинутых ног.

— У меня больше нет денег, мистер Маккарен, но, возможно, я смогу доставить вам удовольствие. — Она положила руку на его пах. Он застонал и заерзал, когда она через брюки стала гладить его восставшую плоть. — Вы? хотите меня?

— О Господи, да, — выдохнул он.

— Вы мне поможете?

— Помогу. Давай быстрее!

Рядом, за закрытой дверью, сновали прохожие, а Джинджер Томпсон, задрав юбки, уверенной рукой направляла его твердую плоть в свое влажное лоно. На улице скрипели кареты, ржали лошади, кричали торговцы, но Спенсер Маккарен, частный детектив, ничего не слышал. Он сидел в кресле, отдавая себя бесстыдной молодой женщине, сидевшей на нем верхом, и его руки сжимали ее круглые ягодицы, а язык ласкал груди, вывалившиеся из расстегнутого лифа.

Ерзая на нем, она шептала:

— Тебе это нравится, Мак? Я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Только обещай мне, что будешь продолжать поиски. Я не могу позволить ему жениться на ней. Я люблю его. Я его действительно люблю.

— Конечно, продолжу, — отвечал Спенсер Маккарен. — Я буду работать столько времени, сколько ты захочешь.

И вскоре он уже кричал от наслаждения, когда Джинджер умелыми действиями довела его до экстаза.

* * *

Весна пришла рано. Мирт во дворике за домом Фэрмонтов покрылся розовыми цветами, и его отяжелевшие ветви спускались до самой земли. По каменной стене вились ползучие розы, а камелии готовы были распуститься в любой момент.

Сильвия и Рэндольф проводили чудесное время, сидя на белой скамейке, вдыхая аромат роз, целуясь и считая дни, оставшиеся до свадьбы. Вечера, проводимые вместе, стали для них пыткой. Их поцелуи становились все горячее, продолжительнее и доводили их до отчаяния. Их руки гладили, трогали, исследовали. Тела прижимались друг к другу, стремясь слиться воедино. Они так любили друг друга, что им стало казаться, что они не выдержат еще одной недели, еще одного дня, еще одного часа.

И, наконец, до свадьбы осталась всего неделя. Сильвия проснулась с восходом солнца и улыбнулась.

— Одна неделя, — прошептала она. — Всего одна неделя, и мы больше никогда не расстанемся!

Она вскочила с постели и стянула через голову ночную рубашку. В это время открылась дверь. Прикрыв тело пеньюаром, она посмотрела на Делилу.

— Ты могла бы и постучать. Я… — Она замолчала, и страх сковал ее сердце. — В чем дело, Делила? Что случилось?

— Деточка, твоя мама… Миссис Серина… Она… — Делила заплакала.

Пеньюар Сильвии упал на пол.

— Что — мама? Говори же, Делила!

— О Господи, она умирает! Миссис Серина умирает!

 

Глава 15

Сильвия смотрела на Делилу, которая с трудом сдерживала рыдания. Размахивая руками, она что-то невнятно бормотала, и по ее испуганному черному лицу потоком текли слезы.

— Прекрати! Прекрати, Делила! Ты должна держать себя в руках. В таком состоянии ты не сможешь помочь мне. Врача вызвали?

Служанка молча кивнула в ответ.

— Папа с ней?

— Да, мистер Эдвин у нее.

— Послушай меня, Делила: пожалуйста, возвращайся к маме. Я приду, как только оденусь.

— Да. — Делила выбежала из комнаты.

Сильвия решительной походкой направилась в гардеробную. Утро выдалось жарким, и ее стройное тело покрыла испарина, но сердце сковал ледяной страх. Она не рыдала. Сильвия знала, что сейчас она должна быть сильной. Она убедилась в этом, когда, одетая и подтянутая, вошла в спальню родителей и увидела расстроенного отца, сидевшего рядом с кроватью. Она тихо подошла к нему и положила руку на его плечо, но он даже не взглянул в ее сторону.

— Папочка, успокойся, — прошептала она, наклонившись к нему. — Мама может проснуться в любую секунду, и мне бы не хотелось, чтобы она видела у нас слезы.

— Ты права, — ответил отец. — Я… прости. Я… — Вынув из кармана носовой платок, он вытер слезы и высморкался.

— Вот так-то лучше.

Сильвия улыбнулась ему, склонилась над кроватью и взяла в руки маленькую холодную руку матери.

— Мама, дорогая. — Она нежно сжимала руку матери. — Мы здесь. Мы с папой не оставим тебя одну.

Весь долгий июньский день Эдвин Фэрмонт и его дочь сидели у постели больной. Состояние Серины Фэрмонт ухудшалось с каждым часом.

День тянулся бесконечно долго. Наконец солнце начало опускаться за горизонт. Мягкий свет залил комнату и ее молчаливых обитателей. Сильвия сидела в кресле, распрямив спину. И вдруг ресницы Серины затрепетали, и она медленно открыла глаза. Сильвия, вскочив со стула, метнулась к матери. Эдвин, вскинув поникшую голову, бросился вслед за ней. Серина слабо улыбнулась ему и тихо сказала:

— Мой дорогой, ты выглядишь усталым. Тебе надо отдохнуть.

Эдвин попытался ответить, но рыдания душили его. Он схватил руку жены и молча покачал головой.

— Что мы можем для тебя сделать? — спросила Сильвия, глядя с улыбкой на мать. — Тебе удобно?

— Два самых дорогих мне человека рядом. Что мне еще желать?

— Мы не хотим утомлять тебя, — сказала Сильвия. — Я пойду и оставлю тебя с папой.

— Нет, дорогая, подожди. — Серина посмотрела на мужа. — Эдвин, любимый, позволь мне поговорить с Сильвией. Ты потом зайдешь ко мне?

Тяжело сглотнув, Эдвин прошептал:

— Да, дорогая. Я буду рядом.

— Зажечь лампу? — спросила Сильвия, когда отец ушел.

— Нет. Здесь так мирно и спокойно. Сильвия, в верхнем ящике комода лежит изумрудное кольцо. Пожалуйста, достань его оттуда.

— Да, мама. — Сильвия была рада, что мать дала ей возможность хоть что-то для нее сделать. Она достала кольцо и подошла к постели. — Надеть его тебе на палец?

— Нет, надень его на свой.

Сильвия почувствовала, как ее сердце вновь леденеет от страха.

— Но ведь это твое кольцо, мама! Оно тебе дорого, и ты…

— Ты даже представить себе не можешь, как дорого мне это кольцо, Сильвия. — Голос Серины был таким слабым, что Сильвия с трудом слышала ее. — Обещай мне никогда не расставаться с ним, хорошо? — Серина замолчала, перевела дыхание и тихо продолжала: — Он бы захотел, чтобы ты носила его. — По щекам Серины потекли слезы.

— Кто, мама? Папа?

— Да, твой отец, — ответила, плача, Серина. — Обещай мне еще одну вещь, дорогая.

— Все, что угодно, мама. — Сильвия зажала кольцо в кулаке так крепко, что оно врезалось ей в ладонь.

— Присматривай за Эдвином. Он очень дорог мне. Ему будет нужна твоя помощь.

Сильвия не стала говорить матери, мол, ничего плохого с тобой не случится, ты скоро поправишься и сама будешь присматривать за мужем. Сильвия знала, что ее мать не доживет до утра.

— Обязательно буду. Ты можешь положиться на меня.

— Я знаю, Сильвия. Ты сильная и так похожа… так похожа… — Серина на секунду прикрыла глаза, затем снова посмотрела на дочь. — Хочу попросить тебя еще кое о чем.

— Да, мама?

— Скажи мне… скажи мне, ты прощаешь меня за то, что я… мы…

— Тс-с. — Сильвия достала из кармана носовой платок и вытерла слезы на глазах матери. — Простить тебя? За что? Это ты должна простить меня. Мне всегда хотелось быть похожей на тебя.

Серина посмотрела на прекрасное лицо дочери и снова увидела, как видела каждый день на протяжении всей жизни девочки, красивое лицо мужчины, который был ее отцом. Его смуглая кожа приобрела у Сильвии оттенок золотистого меда. Его черные глаза превратились у девочки в дымчато-серые. Она унаследовала от него длинное гибкое тело, упрямый подбородок, высокие скулы, грациозную походку, быстрый ум и властность.

— Я всегда благодарила Бога, что ты так похожа…

— На моего отца? — подсказала Сильвия, хотя всегда считала, что совершенно не похожа на Эдвина, как внешностью, так и темпераментом.

— Да, — выдохнула Серина. — Сильвия, я люблю тебя и очень тобой горжусь. Ты будешь хорошей женой Рэндольфу, и вы будете очень счастливы. Дорогая, пожалуйста, не переноси день свадьбы. Пожалуйста, не делай этого. Поцелуй меня на прощание.

Сильвия молча наклонилась и поцеловала мать в холодные губы, затем положила голову на ее грудь и на миг представила себя маленькой девочкой. Серина нежно гладила своего ребенка по голове.

Сильвия посмотрела на нее и улыбнулась:

— Я пришлю папу. — Она вышла из комнаты.

Она знала, что мать никогда уже не будет держать ее в своих объятиях. И она уже никогда не почувствует себя маленькой девочкой. Детство ушло навсегда.

Сильвия стояла в холле в окружении плачущих слуг. Она разжала кулак и посмотрела на вспыхнувший ярким светом изумруд. На его внутренней стороне виднелась надпись: La croix — «Крест».

Она надела кольцо на палец и поклялась никогда не снимать его. Из спальни донесся приглушенный крик, потом наступила тишина.

Серина Фэрмонт умерла.

— Рэндольф, нам придется отложить свадьбу, — сказала Сильвия, сидя с ним на скамейке во дворике ее дома.

Они вышли на несколько минут из дома, полного людей, собравшихся на поминки.

— Как скажешь, дорогая. — Рэндольф, обнял ее за плечи. — Я сделаю все, чтобы облегчить твое горе.

— Я знаю, — тяжело вздохнула Сильвия. — Ты так мне сейчас нужен, дорогой, и мне бы хотелось, чтобы мы были уже женаты. Но папа совсем обезумел от горя, да и что скажут люди?

— Ты права. Подождем несколько месяцев. Возможно, осенью мы уже сможем обвенчаться.

— Спасибо, Рэндольф. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Сильвия.

— Мне повезло, Мак! — Джинджер Томпсон ворвалась в офис Спенсера Маккарена. — Мать Сильвии Фэрмонт умерла. Разве это не чудесно?

Густые брови Маккарена изогнулись дугой, и он поцокал языком.

— Ты бессердечная маленькая дрянь, моя дорогая!

— Конечно, я не радуюсь смерти бедной женщины, но ты ведь понимаешь, что это дает нам дополнительное время. Свадьба будет непременно отложена, и ты сможешь продолжить свои поиски. — Джинджер радостно порхала по комнате, вздымая пыль пышными юбками. — Это судьба! Рэндольф Бакстер не женится на Сильвии Фэрмонт. Он женится на мне!

Спенсер Маккарен смотрел на возбужденную, кружившуюся по комнате молодую женщину и чувствовал себя последним негодяем.

Он начал собирать со стола бумаги. Джинджер продолжала кружиться по комнате и напевать.

В два шага он настиг ее. Взяв Джинджер на руки, он положил ее на стол и задрал ее юбку до самой талии. Одной рукой он быстро расстегнул брюки и освободил свою пульсирующую плоть. Вторая рука раздвинула ей ноги и проникла во влажную глубину ее лона. Джинджер, хихикая, расстегнула лиф, обнажая грудь. Она лежала, заложив руки за голову, и ее груди подпрыгивали при каждом толчке.

— Тебе лучше поторопиться, Мак, — сказала она смеясь.

— Почему? — спросил он, не прекращая движения.

— Потому что ты забыл запереть дверь.

* * *

Венчание было назначено на первое воскресенье сентября. Оставалось меньше недели до того, как Сильвия Фэрмонт станет миссис Рэндольф Бакстер. Длинное печальное лето близилось к концу. Сильвия помогала отцу разделить его горе: страдала вместе с ним, утешала, когда он рыдал, заставляла есть, когда им обоим еда не лезла в горло, приглашала в дом друзей, чтобы подбодрить его, и с нетерпением ждала дня, когда она станет миссис Бакстер и сможет лежать в объятиях мужа, занимаясь с ним любовью.

Сильвия и Рэндольф сидели на крыльце маленького белого павильона, укрывшегося в тени деревьев за особняком «Дубовая роща», и наблюдали закат солнца. Огромные дубы скрывали влюбленную пару от посторонних глаз.

— Подумай только, дорогая, — улыбнулся Рэндольф, обнимая ее, — через несколько дней мы сможем поселиться в моем домике и прятаться там от всего мира как угодно долго.

— Молю Господа, чтобы ничего не случилось…

Он заглушил ее слова поцелуями.

— Ничего не случится, — сказал он уверенно. — На следующей неделе ты станешь моей женой.

— Да, — прошептала Сильвия, прижимаясь к нему.

* * *

Двенадцатью часами позже мисс Джинджер Томпсон пожаловала по Брод-стрит в офис Маккарена. Он прислал ей списку, извещавшую, что у него есть новости.

— Что это, Мак? — Глаза Джинджер блестели от возбуждения.

Спенсер Маккарен усмехнулся и указал ей на стул.

— Кажется, мне удалось решить твою маленькую проблему.

Он рассказал, что молодая леди, известная Рэндольфу Бакстеру и всему остальному обществу как аристократка Сильвия Фэрмонт, на самом деле незаконнорожденная дочь известного Жана Лаффита. Наслаждаясь изумлением, вспыхнувшим в широко открытых глазах Джинджер, Маккарен продолжал:

— В одном из салунов Нового Орлеана я встретил молодого человека, который когда-то был любовником священника Хайда Рэнкина. Юноша был совершенно пьян и все мне рассказал. Рэнкин был священником в монастыре урсулинок, но даже и там он умудрялся вступать в связь с молодыми людьми. Тетушка Сильвии, монахиня, застала его однажды с молоденьким студентом. По ее настоянию его лишили сана и выгнали из монастыря. Он ушел, прихватив с собой очень важный документ.

— Какой? — Глаза Джинджер были круглыми как блюдца.

— Свидетельство о рождении Сильвии Фэрмонт. В качестве отца ее мать назвала Жана Лаффита.

— Вот дура! — возмутилась Джинджер.

— Рэнкин нуждался в деньгах, поэтому он направился к Эдвину Фэрмонту и рассказал ему этом документе. Фэрмонт так сильно любил свою жену и дочь, что сразу заплатил Рэнкину, чтобы тот держал язык за зубами. Но Рэнкин оказался жадным. Он продолжал шантажировать Фэрмонта до тех пор, пока тот не разорился и уже не мог содержать большую сахарную плантацию.

— Чудесно! — воскликнула Джинджер. — Значит, эта роскошная и всеми уважаемая мисс Сильвия Фэрмонт обыкновенный ублюдок? Отпрыск жестокого пирата. Неужели это правда?

— Правда, Джинджер. Ты считаешь, этого достаточно, чтобы удержать Бакстера от женитьбы на ней?

— Я вижу, ты совсем не знаешь этих Бакстеров из Миссисипи, — рассмеялась Джинджер. — В них течет английская и французская королевская кровь. Они просто помешаны на чистоте своей родословной, и им даже в страшных снах не снится, что их единственный сын может жениться на пиратском ублюдке!

— Все это так, но позволят ли они ему жениться на тебе?

— Конечно, они не придут от этого в восторг, но, наверняка, согласятся. Дело в том, что Рэнди слабый человек. Когда он узнает правду, ему будет необходима такая сильная женщина, как я. Старшие Бакстеры вздохнут с облегчением, увидев, что я не позволяю ему предаваться отчаянию. — Джинджер поднялась. — Запомни, что через полгода я стану миссис Рэндольф Бакстер!

— Означает ли это, что наша связь закончится? — спросил Маккарен.

— Мак, ты ведь не испортишь мне все дело? Ты не будешь…

— Шантажировать тебя? Нет, Джинджер, я не из породы шантажистов. — Он поднялся. — Ты сегодня со мной расплатишься и можешь идти на все четыре стороны.

— Но, Мак, я… Ну, хорошо, давай побыстрее закончим с этим делом. — Джинджер упала в его объятия. — Я хочу походить по магазинам. Мне нужно новое платье для сегодняшнего визита в «Дубовую рощу».

* * *

— Я этому не верю! — Красивое лицо Рэндольфа Бакстера налилось кровью. — Ты лжешь, Джинджер!

— Хотелось бы, Рэнди. — Джинджер покосилась на его потрясенных родителей.

Полчаса назад она без приглашения заявилась в «Дубовую рощу», когда Рэндольф уже собирался ехать к Фэрмонтам на скромный обед. Усевшись в кресло, она быстро выложила все, что ей удалось разузнать о них. Сейчас, однако, она начала нервничать. Судя по реакции Рэндольфа, он действительно любил Сильвию. Впервые Джинджер задумалась, повлияет ли ее разоблачение на его брак с Сильвией Фэрмонт. Ведь он столько раз повторял ей, что ничто не помешает ему жениться на Сильвии. Этого Джинджер не учла.

Рэндольф налил полный стакан виски и, одним глотком осушив его, снова наполнил. Зеленые глаза с ненавистью смотрели на Джинджер.

— Если ты уже все выложила, Джинджер, почему бы тебе не убраться из моего дома?

— Ты этого хочешь, Рэнди? — спросила Джинджер дрогнувшим голосом.

— Нет, подождите! — вмешался Мартин Бакстер. — Я хочу разобраться в этом деле. Вы уверены, мисс, что это правда? У вас есть доказательства? — Он посмотрел на нее тяжелым взглядом.

— Да, мистер Бакстер, есть. Все, что я сказала, правда. Клянусь вам.

Джинджер еще раз подробно изложила факты рождения Сильвии, а Рэндольф кружил по комнате со стаканом в руке.

— Может, теперь ты уберешься отсюда? — рявкнул он, когда она закончила.

— Да, Джинджер, — поддержала его Джоан Бакстер, — пожалуй, будет лучше, если вы уйдете. Рэндольф очень расстроен…

— Конечно, миссис Бакстер. — Джинджер встала. Бросив обеспокоенный взгляд на Рэндольфа, она пробормотала: — Рэнди, мне так жаль… Я понимаю, что ты себя ужасно чувствуешь, но я не могла допустить, чтобы ты ничего не знал.

Рэндольф промолчал. Казалось, он ее не видел, и беспокойство Джинджер возросло.

После ухода Джинджер Рэндольф сказал заплетающимся языком:

— Мне на это плевать! Я люблю Сильвию, и ее происхождение ничего не меняет.

Мартин Бакстер налил себе виски, сделал глоток и затворил:

— Ты ошибаешься, сынок, это как раз все меняет. Никакой свадьбы! По крайней мере, не с мисс Фэрмонт. Или, лучше сказать, с мисс Лаффит?

— Черт возьми, отец, она милая, красивая девушка, и я женюсь на ней с твоим или без твоего благословения.

— Но, дорогой, — обратилась к нему мать, — ты не можешь так поступить с нами. Мы станем посмешищем для всего города. Дочь пирата! Ты должен немедленно забыть о ней. — Положив руку на грудь сына, она погладила его.

Рэндольф грубо сбросил руку матери.

— Я не могу забыть Сильвию! Я люблю ее. Неужели вы не можете этого понять?

Мартин Бакстер повернулся к жене:

— Дорогая, оставь нас на минутку. Я хочу поговорить с Рэндольфом как мужчина с мужчиной.

— Конечно, дорогой. — Миссис Бакстер вышла из комнаты.

— Рэндольф, я знаю, что ты увлечен Сильвией. Но ты не можешь жениться на ней! Решение твоей маленькой проблемы очень простое. Женись на достойной женщине, которая родит тебе наследников, чтобы продолжить наш род, а Сильвию сделай своей любовницей. Если захочешь, купи ей дом, чтобы вам было удобно встречаться, и время от времени навещай ее. Все так делают, и в этом нет ничего дурного. — Он с улыбкой посмотрел на сына.

— Я женюсь на Сильвии Фэрмонт, нравится тебе это или нет! — упрямо заявил Рэндольф.

— Нет! — Отец был непреклонен. — Не женишься.

Поставив стакан на стол, он подошел к камину и, засунув руки в карманы, повернулся к сыну: — Рэндольф, тебе xорошо известно, что я один из богатейших людей в Алабаме… один из богатейших людей на всем Юге.

— Отец, пожалуйста… — начал Рэндольф.

— Если ты женишься на Сильвии Фэрмонт, то не получишь от меня и ломаного гроша. Я лишу тебя наследства так быстро, что ты даже не успеешь понять, что случилось. Тебе все ясно, молодой человек?

— Ты не сделаешь этого, — сказал Рэндольф, пытаясь сфокусировать взгляд на лице отца.

— Сделаю. Ты мой единственный ребенок, Рэндольф. Моя единственная надежда на внуков. Моя единственная мечта о бессмертии. Неужели ты полагаешь, что я позволю тебе обзавестись кучей смуглых пиратских выродков?

— Господи, как ты можешь быть таким грубым? — Рэндольф удивленно покачал головой.

— Грубым? Нет. Я люблю тебя, Рэндольф, и я сколотил для тебя большое состояние. Для тебя и для тех поколений, которые будут после меня. — Мартин облокотился о каминную полку и спокойно сказал:

— С любовью приходят знание, понимание, близость. Я знаю тебя, Рэндольф. Ты не сможешь смириться с бедностью. Ты скорее оставишь девушку, чем откажешься от денег. Женщин можно найти всегда, а деньги имеет далеко не каждый. — Он повернулся и вышел из комнаты.

* * *

Золотые часы на камине пробили девять. Сильвия, нервничая, ходила по комнате. Рэндольф Бакстер обещал прийти на обед ровно в половине восьмого. Нана уже несколько раз заглядывала в столовую. Лицо Делилы выражало недовольство. Даже Эдвин Фэрмонт, сидевший на любимом парчовом диване Серины, то и дело поглядывая на часы.

Когда у дома остановилась карета, Сильвия, подбежав к окну, отогнула угол занавески и увидела выходившего из кареты Рэндольфа. Его волосы блестели в свете луны. Он рванул створку ворот, вошел во двор и захлопнул ее с такой силой, что закачался весь забор. Потом он споткнулся и чуть не упал.

Сильвия сразу заподозрила неладное. Опустив занавеску, она выскочила в коридор, распахнула тяжелую входную дверь и, увидев его взлохмаченные волосы, остекленевшие глаза и неровную походку, вскрикнула:

— Рэндольф! Что случилось?

Он стоял, злой и расстроенный, и смотрел на нее в упор. В холле появился Эдвин Фэрмонт.

— Что с тобой, сынок? — спросил он. — Что случилось?

— Я не могу жениться на тебе, — сказал Рэндольф, глядя на Сильвию.

— Но почему, Рэндольф? Я не понимаю.

Рэндольф ткнул в Сильвию пальцем, и его глаза наполнились слезами.

— Я, Рэндольф Бакстер, принадлежу к роду Бакстеров из Миссисипи. Я не женюсь на внебрачной дочери Жана Лаффита!

 

Глава 16

— Внебрачной дочери Лаффита? — потрясение повторила Сильвия. За ее спиной Эдвин Фэрмонт побледнел как смерть.

— Не притворяйся, будто ты потрясена, Сильвия. Это я перенес сегодня сильное потрясение! — Глаза Рэндольфа метали молнии, он схватил ее за руку.

— Пожалуйста, Рэндольф, — взмолилась она. — Ты сам не знаешь, что говоришь, дорогой.

— Я? — Он сильнее сжал ее руку. Лицо его напряглось от боли и гнева.

— Немедленно отпусти мою дочь, Бакстер! — Эдвин Фэрмонт шагнул вперед и обнял Сильвию за талию.

Рэндольф громко рассмеялся и разжал руку.

— Вашу дочь, мистер Фэрмонт? Сомневаюсь. Она даже…

— Хватит! Немедленно покиньте мой дом, молодой человек!

Сильвия продолжала недоуменно смотреть на Рэндольфа. Его слова еще не дошли до ее сознания, но она видела, что он ужасно расстроен, и решила ему помочь. Вырвавшись из рук отца, она схватила Рэндольфа за лацканы сюртука.

— Что ты говоришь, Рэндольф? Что заставило тебя вести себя подобным образом? Случилось что-то плохое?

— Плохое? — прогремел он. — Все ужасно плохо! — Он схватил Сильвию за руки. — Ты погубила мою жизнь.

— Каким образом? Ты говоришь глупости, Рэндольф. Какое отношение имеет к нам покойный пират из Нового Орлеана?

— Не к нам, Сильвия. К тебе. Этот человек был твоим…

— Будь ты проклят, Бакстер! — гневно прервал его Эдвин Фэрмонт. — Немедленно убирайся из моего дома!

— Но, папа, он… я… — Сильвия еще крепче вцепилась в Рэндольфа. Внезапно она задрожала и пошатнулась. — Рэндольф, здесь какая-то чудовищная ошибка. — Она попыталась улыбнуться. — Это же абсурд! Неужели ты этого не понимаешь? — Она бросила взволнованный взгляд на Эдвина Фэрмонта. — Скажи ему, что он ошибается, папа. Скажи ему, что у нас нет ничего общего с Жаном Лаффитом. Скажи ему, что ты мой единственный отец!

Выражение страдания в голубых глазах Эдвина Фэрмонта напугало ее больше, чем все, что сказал Рэндольф. В них она прочитала правду.

— Да, мистер Фэрмонт, скажите ей. Какая же ты актриса, Сильвия! — процедил Рэндольф сквозь зубы. — Уж ты-то хорошо знаешь, что этот человек тебе не отец. Ты обманула мое доверие. Ты заставила меня поверить, что у тебя безупречная родословная, в то время как ты… О, будь ты проклята, будь ты проклята! — Он грубо притянул ее к себе, крепко поцеловал и оттолкнул.

Сильвия была настолько ошеломлена, что не могла произнести ни слова. Рэндольф Бакстер стремительно выбежал из дома, сел в карету и исчез. Исчез из ее жизни.

— Это правда? — спросила Сильвия, повернувшись к Эдвину Фэрмонту.

— О, дорогая… — Эдвин замолчал и схватился рукой за сердце. — Сильвия, Сильвия…

— Пожалуйста, расскажи мне все…

Обняв Сильвию за талию, Эдвин привел ее в гостиную и усадил на диван. Затем налил в стакан немного бренди и заставил ее сделать глоток. Сев с ней рядом, он, тяжело вздохнув, начал свой рассказ:

— Я расскажу тебе все, но сначала ты должна знать, что я очень тебя люблю. — Она кивнула и взяла отца за руку. — Для меня ты такая же родная и любимая дочь, как если бы я был твоим отцом. Это правда, что другой мужчина ответственен за твое появление на свет, но я благодарен ему за это.

— Я действительно дочь Жана Лаффита?

— Да, Сильвия, это так, но…

— А кто тогда моя мать?

— Серина.

— Выходит, моя мать и Лаффит… они были… — Голос Сильвии дрогнул. Она закрыла глаза и покачала головой.

— Это совсем не то, что ты думаешь, Сильвия. Позволь, я расскажу тебе все, что знаю.

Сильвия посмотрела на отца.

— Пожалуйста. Все.

— Хорошо. — Он откашлялся, погладил ее руку и начал: — Летом 1819 года я вернулся в Новый Орлеан после длительного путешествия за границей. По прибытии я немедленно отправился в монастырь урсулинок навестить мою сестру. — Он печально улыбнулся и пояснил: — Сестру Сильвию, в честь которой тебя назвали. Там я встретил девушку такой необыкновенной красоты, какой мне до сих пор не приходилось видеть. У Серины Донован были длинные золотистые волосы, белая кожа и печальные голубые глаза. — Эдвин замолчал.

— Пожалуйста, продолжай, — поторопила его Сильвия.

— Я сразу заметил, что она беременна. Я попросил у сестры разрешения поговорить с Сильвией. Она согласилась, и мы с Сериной долго просидели в монастырском саду. Она рассказала, что отцом ребенка, которого она носила под сердцем, был Жан Лаффит, и она его очень любит. С Жаном Лаффитом она встретилась на острове, когда жила там с отцом. Однажды на остров обрушился ужасный ураган, сметая все на своем пути. Ее отец погиб. Лаффит спас ей жизнь…

— Понимаю, — протянула Сильвия и вопросительно посмотрела на отца: — Но Лаффит, конечно, не любил ее?

— Я этого не говорил, Сильвия. Я уверен, что он увлекся ею, но дело в том, что у него была семья — жена и сын. Поэтому Лаффит отослал Серину в Новый Орлеан. Он так никогда и не узнал, что она ждала ребенка.

— Значит, мой отец… Лаффит… ничего не знал обо мне?

— Не знал. — Эдвин тяжело вздохнул. — Я полюбил твою мать с первого взгляда и попросил ее выйти за меня замуж. Она согласилась. Сестра Сильвия нашла документ, согласно которому Лаффит передавал Серине «Ривербенд» в вечное пользование. Документ должен был вступить в силу, когда ей исполнится двадцать один год или когда она выйдет замуж.

— Значит, «Ривербенд» раньше принадлежал Жану Лафиту.

… В голове Сильвии всплыли старые истории о спрятанных там сокровищах.

— Да, принадлежал, и Лаффит подарил поместье Серине. Из этого можно сделать вывод, что он тоже любил ее. Мы с Сериной решили пожениться как можно быстрее. Никто не знал, что я вернулся из-за границы. Мы должны были тихо обвенчаться, и я бы сказал друзьям, что встретил в Европе американку и женился на ней. Что, вернувшись, домой, мы купили «Ривербенд». К тому времени, как ты должна была родиться, мы бы спокойно жили на плантации как мистер и миссис Эдвин Фэрмонт.

— Что же помешало осуществить этот план?

— Через два дня у Серины начались преждевременные роды. Сестра Сильвия послала за мной, и когда я приехал и монастырь, твоя мать была в ужасном состоянии. Около ее постели дежурили врач и священник. Нам бы пожениться в тот же день, когда мы встретились, но я думал: днем раньше, днем позже, какая разница…

— Как же все стало известно?

— Твоя мама была еще совсем юной и глупой. Она прошла через такие муки, рожая тебя, что когда ты, наконец, появилась на свет, у нее все смешалось в голове. Поэтому, когда врач попросил назвать имя отца, она сказала правду.

— Она сказала ему, что мой отец Жан Лаффит?

— Да. Мы поженились на следующий день, все вместе благополучно добрались до «Ривербенда» и обосновались в нем. Вскоре я рассказал своим друзьям, что недавно вернулся из Европы с женой, и у меня родилась дочь. Мы стали устраивать приемы. Все, кто приезжал в «Ривербенд», восхищались красотой моей жены и моей дочери. Я был счастливым человеком, Сильвия. Я очень сильно любил твою мать и тебя.

— Я знаю это, папочка, — сказала Сильвия, погладив Эдвина по щеке.

— Наша жизнь была чудесной. Твоя мать была доброй и любящей. Ты была жизнерадостным ребенком. Все шло великолепно, пока сестра Сильвия не застала священника в компрометирующей ситуации. Она настояла, чтобы его лишили сана и выгнали из монастыря. Он ушел, прихватив с собой твое свидетельство о рождении.

— Хайд Рэнкин! — выдохнула Сильвия.

— Да, Хайд Рэнкин. Вскоре он появился в «Ривербенде», угрожая раскрыть всему свету наш секрет. Я не мог позволить, чтобы это случилось, поэтому я заплатил ему. — Эдвин потер рукой затылок. — Я думал, что, заплатив, я заставлю его замолчать. Я дал ему значительную сумму и запретил появляться снова. Но через год он вернулся и потребовал еще денег.

— Он шантажировал тебя все эти годы?

Эдвин кивнул.

— И все же, несмотря на деньги, он все рассказал… — Сильвию била дрожь. — Теперь Рэндольф все знает, и он… он больше не хочет меня.

— Господи, деточка, мне так жаль, так жаль!

Эдвин прижал к себе Сильвию, и она разрыдалась у; него на груди.

— О, папочка, что же мне теперь делать? Ведь я так люблю Рэндольфа.

Эдвин Фэрмонт крепко прижимал к себе дочь. Его гнев и возмущение возрастали с каждой секундой. Видеть, как его дорогая девочка страдает, было выше его сил, ведь он всегда относился к ней как к родной дочери. Целуя ее мокрые щеки, он поклялся отомстить Рэндольфу Бакстеру.

Он обнимал Сильвию, пока та не успокоилась, потом поднял ее на руки и отнес в спальню.

Делила слышала весь разговор и знала, что сердце ее молодой хозяйки разбито навсегда.

— Положите ее на кровать, — сказала она Эдвину. — Я сама займусь ею.

— Спасибо, Делила. — Эдвин положил Сильвию на кровать, поцеловал и прошептал: — Отдыхай, деточка. Завтра утром тебе станет лучше.

Спустившись вниз, Эдвин позвал своего верного слугу.

— Делсон, ступай в дом моего клерка Тома Мейсона и попроси его немедленно явиться ко мне.

— Делила, — позвала Сильвия слабым голосом, — ты знала, что я дочь пирата?

— Всегда знала, деточка.

— Почему же ты не рассказала мне? Почему мне никто ничего не рассказал?

— Какая разница, ведь ты была дочерью мистера Эдвина. Встань, мое золотце.

Сильвия встала, и Делила сняла с нее платье.

— Рэндольф больше меня не любит. Он не хочет жениться на мне, Делила.

— Этот человек не подходит для моего ангела, — сказала Делила, снимая с Сильвии платье.

— Я люблю его, Делила… Господи, что я сделала, чтобы заслужить такое? — Сильвия снова начала дрожать.

— Ты ничего не сделала, деточка. — Делила обняла ее. — Так же, как и твоя мама. Бедная женщина страдала эти годы, боясь, что ты можешь что-то узнать. Спасибо Господу, что он унес на небеса ее нежную душу, и она не увидела всего этого.

— Делила, как тебе удалось узнать правду? — спросила Сильвия, ложась в постель.

— Золотко, слуги всегда все знают. Я знала об этом еще тогда, когда была ребенком.

— Ты знала о Хайде Рэнкине?

— Да, знала. — Делила нахмурилась. — Этот человек сам дьявол. На нем грехи Содома.

— Господи! Ты хочешь сказать, что…

Делила кивнула:

— Сестра Сильвия выгнала его из монастыря.

— Делила! — Сильвия схватила служанку за руку. — Сколько времени прошло между его уходом из монастыря и смертью моей тети?

— Меньше полугода. Знаешь, что я всегда подозревала?

— Что Хайд Рэнкин убил ее?

— Ее нашли мертвой на рассвете во дворе монастыря. У нее на голове была огромная шишка. Доктор сказал, что она упала, но я в это не верю. Я знаю, что сестру Сильвию убил этот дьявол. Я так считаю!

— И ничего нельзя сделать с этим человеком? — спросила Сильвия, растирая виски.

— Думаю, нет, деточка. Он был и всегда останется дьяволом.

— Делила, ты знала слугу по имени Кашка?

— Я его не помню, но много о нем слышала. Он умер, когда я была совсем маленькой. Я знаю, почему ты спрашиваешь о нем. Я тоже слышала разговоры о спрятанных в «Ривербенде» сокровищах.

— Ты в это веришь?

— Нет. Говорят, что только Кашка знал, где запрятано золото. Когда твоя мама приехала в «Ривербенд», она первым делом велела позвать Кашку, но он к тому времени уже умер.

* * *

— Что я могу для вас сделать, мистер Фэрмонт? — спросил Том Мейсон, обмениваясь рукопожатием с Эдвином.

— Я хочу, чтобы вы передали записку Рэндольфу Бакстсру в имение «Дубовая роща».

— Жениху мисс Сильвии?

— Я вызываю Бакстера на дуэль, — процедил Эдвин сквозь зубы. — Доставьте ему мое уведомление и будьте моим секундантом.

Мейсон чуть не упал со стула.

— Сэр, вы, наверное, шутите! Вы собираетесь драться на дуэли с человеком, за которого ваша дочь выходит замуж?

— Она не выходит за него замуж, Том. Так вы доставите ему мой вызов?

— Я?.. Да, сэр, если вы этого хотите.

— Отправляйтесь немедленно. Я буду вас ждать.

Том Мейсон вернулся через час.

— На рассвете, — сказал он. — Он выбрал пистолеты, сэр.

— Прекрасно, — ответил Эдвин Фэрмонт, наливая себе бренди.

* * *

Сильвия и Делила проговорили всю ночь. Сильвия плакала, вспоминая Рэндольфа Бакстера, мать и морского разбойника Жана Лаффита. Вконец измученная, она забылась глубоким сном, лишь когда первые лучи солнца прорезали темноту.

— Спи, деточка, — приговаривала Делила, натягивая одеяло на плечи Сильвии. — Делила не оставит тебя. Когда проснешься, тебе станет лучше. — Она на цыпочках подошла к креслу и грузно опустилась в него. — Рэндольф Бакстер, — бормотала она. — Я знала, что он слабый человек. Совсем не мужчина. Тебе будет без него лучше. — Голова Делилы склонилась набок, и она уснула.

Громкий стук в дверь спальни разбудил обеих женщин. Сильвия села в постели, а Делила поспешила к двери. На пороге стоял Делсон, и по его щекам катились крупные слезы.

— Идите скорее! — закричал он. — Мистера Эдвина застрелили!

Сильвия, в одной ночной рубашке, кубарем слетела с лестницы. Эдвин Фэрмонт лежал на парчовом диване, глаза его были закрыты, на груди расплывалось большое кровавое пятно. Том Мейсон стоял перед ним на коленях.

Сильвия склонилась к отцу.

— Папа, — прошептала она, сдерживая слезы. — Ответь мне, пожалуйста, ответь мне! Том, что случилось?

— Мисс Сильвия, час назад ваш отец дрался на дуэли с Рэндольфом Бакстером, чтобы защитить вашу честь.

— А Рэндольф? — спросила она, продолжая его любить, несмотря на случившееся.

— Он невредим. Ваш отец так и не выстрелил. Полагаю, что Бакстер сделал это преднамеренно.

— Врача вызвали? — спросила Сильвия, убирая седую прядь со лба отца.

— Он уже в пути. Я послал за ним Тео.

— Папа, все будет хорошо, — прошептала Сильвия. — Скоро приедет врач.

Глаза Эдвина Фэрмонта открылись. Он посмотрел на Сильвию, попытался что-то сказать и перестал дышать.

 

Глава 17

Леди из нетитулованного мелкопоместного дворянству вскоре перестали заходить в дом Фэрмонтов. К осени общество стало оспаривать право Сильвии на посещение приемов, обедов и вечеринок. С приходом зимы ей дали понять, что Сильвии Фэрмонт нет места среди них. Она не принадлежит к их обществу.

— Милая девушка, — говорили одни, — но…

— Отпрыск морского разбойника, — вторили им другие.

— И ее мать — упокой Господи ее душу — ничем не лучше шлюх с пристани, — фыркнула Лаура Ланкастер, жена банкира, пухленькая хорошенькая брюнетка с маленькими ручками, огромной грудью и таким же большим самомнением. — Каждый раз, когда я вспоминаю, что они обедали в нашем доме, меня начинает тошнить.

В жизни Сильвии произошло столько трагичного, причем за очень короткое время, что она не обращала внимания на те сплетни, которые городская элита разносила о ней. Длинная душная осень прошла для нее как в тумане. Смерть Эдвина и Серины Фэрмонт, предательство Рэндольфа Бакстера принесли ей столько боли и отчаяния, что ей было не до прохладного отношения ее бывших друзей. Она предпочитала одиночество и долгие часы проводила во дворике своего дома. Ей нужны были тишина и покой. Она не замечала, что за все эти долгие месяцы ей никто не нанес визита. Сильвия распрощалась со всеми дорогими ее сердцу людьми в эту печальную восемнадцатую осень своей жизни, и когда грянули первые морозы, она запрятала поглубже свое горе и взвалила на хрупкие плечи роль главы дома Фэрмонтов. Том Мейсон устроился на работу в другую адвокатскую фирму и прислал Сильвии ключи от офиса, даже не потрудившись прийти лично. Сильвия просмотрела все бухгалтерские книги и тщательно проверила все счета. С каждым проверенным счетом возмущение ее возрастало. Огромные суммы уходили Хайду Рэнкину. Этот дьявол лишил Эдвина Фэрмонта всего состояния. Даже их дом был заложен и перезаложен, и ей оставалось только продать его.

Кипы неоплаченных счетов возвышались перед ее изумленным взором: счета от модистки за очень дорогой свадебный наряд, который она так никогда и не наденет, бесконечные счета за платья и шляпы, белье. Никакого состояния не хватит, чтобы оплатить все это. Были там и счета за ремонт дома, за новые дорогие обюссонские ковры, счета от доктора Толбота, от бакалейщиков, владельцев конюшен и каретников.

У Сильвии закружилась голова. Напуганная, одинокая, она сидела в офисе, аренда которого тоже не была оплачена, и тоскливо думала о том, что ей теперь делать. Что будет с Делилой, Делсоном, Наной, Тео и Бодин? Как они проживут без нее? Как она сможет прокормить их? Где они будут жить?

Стараясь не поддаваться панике, она поднялась, взяла с полки бархатную шляпку и решительно направилась в Национальный банк города Мобила. Президент и владелец банка Ньютон Ланкастер поднялся, когда она вошла офис.

Перейдя сразу к делу, Сильвия заявила, что осведомлена о долгах отца и хотела бы немедленно продать дом, чтобы вернуть долг банку.

— Это разумно, дорогая. — Ланкастер с любопытством смотрел на решительную молодую женщину. — Я знаю очаровательную молодую пару, которая, как мне известно, заинтересована в покупке дома. Могу я сказать им, чтобы они приехали осмотреть его?

— Чем скорее, тем лучше, — ответила Сильвия. — До свидания, сэр, и передайте мои лучшие пожелания миссис Ланкастер.

Сильвия увидела смущение на лице банкира, но не придала этому значения. Она и не догадывалась, что жена банкира распускает о ней грязные сплетни.

— Обязательно передам. Уверен, что Лаура скоро навестит вас. — Банкир покраснел, произнося эти лживые слова.

Возвращаясь домой, Сильвия впервые заметила пренебрежительное отношение к себе. Две модно одетые леди, которые много раз пили кофе в доме Фэрмонтов, встретив Сильвию на улице, прошли мимо, о чем-то перешептываясь между собой. Она торопливо отвела глаза и заметила группу джентльменов, которые смеялись, глядя на нее.

Сильвию охватил страх, когда она услышала за спиной разговор прохожих: «Дочь пирата… Серина Фэрмонт переспала с пиратом… Возможно, старина Эдвин так никогда и не узнал…»

Внезапно страх пропал. Исчез металлический привкус во рту, и ее захлестнула ненависть. Развернувшись, Сильвия решительно ступила на проезжую часть. Не обращая внимания на экипажи и кареты, заполонившие мостовую, она, сжав кулаки и гордо вздернув подбородок, перешла через улицу.

Подойдя к группе элегантно одетых бездельников, она гордо произнесла:

— Вы называете себя джентльменами, но у вас нет ни малейшего представления о значении этого слова! Послушайте, что я вам скажу: обзывайте меня как угодно, говорите плохо о Жане Лаффите, но только попробуйте сказать хоть одно порочащее слово о моей матери или Эдвине Фэрмонте, и вы ответите перед Создателем!

Мужчины ошарашенно уставились на высокую молодую женщину. Прохожие по обеим сторонам улицы остановились, чтобы услышать ее слова. Никто не издал ни звука.

Холодно оглядев их, Сильвия повернулась и направилась к дому. Только тогда с их губ сорвался нервный смешок, но Сильвия не слышала его: голова ее разламывалась от боли. Она еще никогда не была так зла, так охвачена возмущением. Только приблизившись к дому, она почувствовала, что намного успокоилась и может разжать зубы.

Войдя в дом, Сильвия облегченно вздохнула. Отдав шляпку Делиле, она, сделав вид, что ничего не случилось, спокойно попросила ее принести кофе и газету.

Служанка помрачнела.

— В чем дело, Делила?

— Солнышко, не надо читать эту газету. Там нет ничего интересного.

Сильвия подозрительно посмотрела на Делилу, встала и сама сходила за газетой. Вернувшись в гостиную, она села на диван и развернула ее. Заголовок на третьей странице гласил: «Мисс Джинджер Томпсон становится невестой мистера Рэндольфа Дж. Бакстера».

Сильвия не стала читать дальше. Делила взяла газету из ее холодных рук и села рядом.

— Мне жаль, солнышко, что я ничем не могу тебе помочь.

— Ты со мной, и этого вполне достаточно. Никогда не покидай меня.

— Никогда, — твердо ответила Делила.

* * *

Сильвия смотрела на пятерых преданных слуг, у которых глаза округлились от страха. Она подошла к камину, протянула к нему озябшие руки и повернулась к слугам.

— Вы все хорошо знаете, что я продала этот дом супружеской чете, переехавшей недавно в Мобил из Кентукки, — начала она. — Мы… Я должна выехать отсюда до рождественских каникул. — Она тяжело вздохнула. — Мистер и миссис Поль Кинг любезно согласились оставить вас в доме. Они вам понравятся, я в этом уверена.

На лицах Наны, Тео и Бодин появилось облегчение. Они любили Сильвию, но знали, что она не сможет содержать их, и были благодарны ей за то, что у них будет дом. Что же касается Делсона, то этот вариант его не устраивал: глаза его наполнились слезами, и он начал дрожать мелкой дрожью. Видя его отчаяние, Сильвия поспешила успокоить его:

— Делсон и Делила поедут со мной, — сказала она. — Вы можете поехать тоже, но уверяю вас, что ваша жизнь будет намного лучше, если вы останетесь с Кингами.

— Мне не нужна хорошая жизнь, миз Сильвия. Я просто хочу ухаживать за единственным ребенком миз Фэрмонт. — Делсон вытер ладонью слезы, катившиеся по его черным щекам.

— Тогда ты поедешь и будешь заботиться обо мне, Делсон.

Сильвия улыбнулась старику, и его глаза засветились радостью.

— Я буду много работать для вас, миз Сильвия, — ответил старик.

Сильвия обратилась к слугам:

— Идите собирайте свои вещи. Я вернусь только к обеду. Уверена, что скоро найду работу. — Надев накидку, она ушла.

Холодный ветер больно хлестал по щекам, выбивая из глаз слезы. Пышные юбки путались в ногах, мешая движению. Пока Сильвия дошла до квартала, где были расположены самые модные магазины, она продрогла до костей.

Она подошла к магазину «Дамские шляпы» и дернула колокольчик. Мередит Торнберг, хозяйка магазина, взглянула на нее из-за шляпы с перьями, которую она осторожно водружала на голову покупательницы.

— Я занята, — бросила она через плечо и занялась леди, примерявшей шляпку.

— Хорошо, миссис Торнберг, я подожду, — ответила с улыбкой Сильвия.

Услышав ее голос, покупательница повернула голову, увидела Сильвию и скорчила гримасу. Склонившись к миссис Торнберг, она что-то зашептала ей на ухо. Сильвия прекрасно знала, о чем они шепчутся, но решила остаться и непременно поговорить с владелицей магазина. Прошло два часа, прежде чем Мередит Торнберг обратила внимание на Сильвию.

— Миссис Торнберг, я знаю, что с приближением рождественских каникул вы подыскиваете себе человека, который мог бы помочь вам в магазине. Мне бы очень хотелось получить это место. Мы с мамой с удовольствием проводили здесь время, примеряя шляпки, и вы были всегда так…

— Мне жаль, мисс Фэрмонт, — резко оборвала ее хозяйка магазина, — но у меня нет для вас места.

— Но вы… Я видела объявление в окне. Я буду много работать, и вы останетесь мной довольны.

— Сюда приходят дамы из высшего общества, и я не могу позволить… — Мередит опустила глаза. — Мне очень жаль…

— Жаль? — прищурив глаза, спросила Сильвия. — Сомневаюсь! И нечего жалеть меня!

Сильвия вышла, хлопнув дверью, и направилась к другому, более дорогому магазину, где Серина за последние пять лет потратила тысячи долларов. Результат был тот же. Сильвия зашла в галантерейный магазин, но и там получила от ворот поворот.

Промерзшая, разочарованная и злая, она возвращалась домой, когда тусклое зимнее солнце уже садилось за горизонт.

Погруженная в свои мысли, она не заметила, как от толпы зевак отделились два мальчика и последовали за ней. Вскоре к ним присоединились и другие подростки, не знающие, чем себя занять. Постепенно их становилось все больше, и их громкие разговоры и смех, наконец, привлекли к себе внимание Сильвии.

Она оглянулась и увидела, что они подражают ее походке, кривляются и отпускают непристойные шутки. Самый высокий из них, по всей вероятности вожак, сложил руки рупором и громко закричал:

— Ублюдок идет! — Он разразился смехом и оглянулся на своих приятелей, ища у них поддержки. И все подростки, подражая ему, хором закричали:

— Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок!

Кровь прилила к лицу Сильвии, живот свело, словно от удара. Она повернулась, чтобы отразить нападки мальчишек, но вовремя остановилась. Они всего лишь дети, сказала она себе, и повторяют то, что слышали от взрослых, то, о чем судачит весь город.

Сильвия ускорила шаг. Сердце в груди сильно стучало, из глаз брызнули слезы, и она до боли кусала губы, чтобы сдержать рыдания. Если бы только она смогла поскорее оказаться дома! «Господи, помоги мне поскорее добраться до дома!»

Сильвия бежала по улице и спрашивала себя, как бы на ее месте поступила мать. Нет, не так! Как бы на ее месте поступил Жан Лаффит? Это сработало. И очень сильно. Слезы высохли. Подбородок гордо вздернулся вверх. Походка стала уверенной.

Она уже достаточно наслышалась о Лаффите, чтобы знать о его бесстрашии. Он, скорее всего, сам вселял страх в сердца других мужчин. Сильвия ощутила, как в ее венах забурлила его кровь, чуть ли не явственно услышала его спокойный холодный голос, шептавший ей, что она не должна убегать от своих мучителей. Сильвия резко остановилась, повернулась к подросткам и посмотрела на них таким холодным и презрительным взглядом, что они опешили. Двое мальчиков повернулись и убежали. Даже их вожак остолбенел, и ругань застряла у него в горле.

Сильвия молча повернулась и пошла дальше. Это была маленькая, но победа, и она ощутила ее божественную сладость. Она смаковала ее, идя в сгущающихся сумерках, приказав себе не давать волю слезам, пока не доберется до дома, где сможет расслабиться и поплакать на груди у верной Делилы.

Но и дома ей пришлось сдерживать себя. Она весело поздоровалась со слугами и сказала им, что сегодня ей не удалось найти работу, но она уверена, что скоро ей что-нибудь подвернется. Пообедав и прочитав газету, она с наслаждением окунулась в ванну, которую Делила приготовила для нее.

Оказавшись в постели, Сильвия снова вспомнила жестокое слово «ублюдок». Страх и отчаяние охватили ее, и она заплакала, не сдерживая слез. И вдруг ей в голову пришла мысль: «Действительно ли Жан Лаффит никогда никого не боялся или просто не позволял другим увидеть его страх?»

Не по годам мудрая Сильвия решила, что, скорее всего, было последнее. Внезапно она почувствовала, что ей нравится человек, который был ее отцом. Конечно же, он неоднократно испытывал страх, но был достаточно сильным, чтобы не показывать его всему свету. Да, он ей нравился. Она должна походить на своего отца. Холодный бессердечный мир никогда больше не увидит, что она его боится. По воле Господа Жан Лаффит стал ее отцом, и она должна быть достойна его. В эту ночь Сильвия впервые за многие месяцы спала спокойно.

* * *

Лейтенант Хилтон Кортин, награжденный двухнедельным отпуском, вышел из наемной кареты на отдаленной хлопковой плантации, расположенной на берегу Миссисипи, под названием «Брайфилд». Подняв голову, он увидел высокого сухощавого мужчину, стоявшего на балконе и смотревшего на него.

— Джефф! — крикнул Хилтон, и Джефферсон Дэвис, медленно поднял худую руку, приветствуя его.

— Добро пожаловать в «Брайфилд», — грустно произнес Дэвис и исчез в доме.

Его друг очень изменился с тех пор, как Хилтон виделся с ним в последний раз. Взгляд серо-голубых глаз Дэвиса потух, и озорная улыбка исчезла с лица. На небольшом обеде, устроенном в честь Хилтона, Дэвис ел неохотно, говорил мало и казался утомленным и рассеянным. После обеда он вышел во двор, бросив Хилтону:

— Коньяк в буфете.

Хилтон проследил за удаляющейся фигурой друга, затем поднялся и посмотрел на гостей, сидевших за столом.

— Коньяк?

Он с удовольствием исполнял роль хозяина, поддерживал разговор, провожал гостей. Хилтон отметил в глазах друзей Дэвиса беспокойство, хотя никто не говорил об этом вслух. Брайан Ле Нобль, крупный мужчина с седеющими волосами, резкими чертами лица и острым умом, рассказал Хилтону, что он переселенец с востока.

— Знаете, почему я приехал на Юг? — спросил он, широко улыбаясь.

Хилтон тоже улыбнулся и, посмотрев на красавицу жену Брайана, ответил:

— Для меня это не тайна. Вы ведь южанка, не так ли? — спросил он миссис Ле Нобль.

Алекс Ле Нобль, самоуверенная и очаровательная, наградила Хилтона обольстительной улыбкой.

— По моему акценту вы легко можете определить, откуда я родом, лейтенант. Натчез — мой родной дом и единственное место, где я жила.

Хилтон усмехнулся:

— Вполне понимаю вашего мужа. — Он не отрывал взгляда от очаровательной миссис Ле Нобль. Она положила изящную руку на плечо супруга и одарила его искрящимся взглядом зеленых глаз.

— Лейтенант Кортин, вы знали Сару?

— Я видел ее один раз. — Улыбка исчезла с лица Хилтона.

Ле Нобли рассказали ему, что делают все возможное, чтобы вытащить Джеффа из его депрессии, но ничто не помогает.

Позже, вечером, когда Ле Нобли уехали, настояв, чтобы Хилтон и Джефф приехали к ним на обед, приятели по Уэст-Пойнту устроились у камина в гостиной и наполнили бокалы коньяком. Алкоголь развязал язык Джеффа, и он, глядя на огонь, тоскливо произнес:

— Я устал от жизни, Хилл. Как жаль, что я не умер вместе с Сарой.

— Ты не должен так говорить, Джефф. Ты молод…

— В душе я старик, дружище. Я перестал мечтать, у меня нет цели в жизни, мое существование бессмысленно. — Он осушил бокал и понуро опустил плечи, голова его склонилась на грудь.

— Джефф, я знаю, что ты очень любил свою жену…

— Любил Сару? — прервал Хилтона Джефф. — Я боготворил ее! Три месяца! Хилл, всего три месяца мы были вместе. Ей был двадцать один год, совсем девочка. Она умерла у меня на руках, и я ничем не мог ей помочь, ничем!

— Прости…

— У меня тоже была лихорадка. Какого черта я не умер? Ты можешь ответить мне на этот вопрос?

— Не могу, Джефф. Но скажу тебе одно: раз ты выжил, значит, в этом есть определенный смысл и ты должен жить дальше.

Но Джефф не слушал Хилтона.

— Моя драгоценная Сара умерла два года и три месяца назад, но не проходит и дня… не проходит и часа, чтобы я не пожалел, что не умер вместе с ней.

— Это не будет длиться вечно, Джефф. Ты как-то сказал мне, что судьба преподносит нам удивительные вещи. Наверное, потому ты и выжил.

Джефф Дэвис промолчал.

* * *

В день переезда погода была под стать настроению Сильвии: небо затянули тучи, холодный воздух был пропитан влагой.

Она наблюдала, как вносили любимый парчовый диван матери в крошечную гостиную в маленьком домике, арендованном ею на Уотер-стрит. Невзрачный дощатый домик навевал грустные мысли. На нижнем этаже было четыре комнаты со щелястыми деревянными полами: гостиная, достаточно просторная кухня, крошечная спальня, смежная с гостиной, и еще одна маленькая комнатка. Наверху были две небольшие спальни. За домом, посреди обнесенного забором двора, стояла коптильня. Зелени во дворе не было.

Сильвия выбрала этот домик, потому что там были три спальни, но одна из них будет теперь пустовать, потому что старый Делсон тихо умер во сне за неделю до переезда.

Сильвия погладила рукой диван, такой неуместный в этой скромной обстановке, и улыбнулась. До тех пор, пока любимые вещи мамы — диван, позолоченные стулья, пианино, зеркало в позолоченной раме — будут окружать ее, и она сможет их трогать, этот жалкий домишко будет напоминать ей о «Ривербенде».