Глава 1

Мемфис, штат Теннесси 1862 год

Наконец-то зашло солнце. Закончился самый длинный день года. Наступила ночь, но все еще было душно и очень влажно. Пора было ложиться спать, но легкий ветерок даже не колыхал дамастовые занавески, обрамлявшие высокие, до потолка, окна. Снизу, с реки, так и не потянуло прохладой. Впереди были долгие, томительные ночные часы, не сулившие отдыха от невыносимого дневного жара.

Мэри Элен Пребл поняла, что больше этого не выдержит.

Нет, ни минуты дольше! Довольно ей мерить шагами душный сумрак гостиной! Женщина решительно покинула комнату, проскользнула по выложенному мрамором коридору в прихожую и вышла из дома.

Приподняв тяжелые горячие юбки, измученная хозяйка Лонгвуда быстро пересекла широкую галерею и сбежала по ступенькам парадного крыльца.

Пережив развод и будучи тридцати одного года от роду, Мэри Элен была уже достаточно умудрена жизнью, чтобы понимать, что ей не следует одной ходить по занятому северянами городу. Но июньская жара и удручающее одиночество в огромном пустом доме толкнули женщину на несвойственное ей безрассудство.

Усадьба Лонгвуд – семейное гнездо Преблов – стояла на высоком утесе Чикасо, откуда открывался прекрасный вид на Миссисипи. Обширная лужайка террасами спускалась к реке. У зеленой изгороди женщина остановилась, чтобы перевести дух. Она постояла, вдыхая тяжелый ночной воздух и задумчиво глядя на реку, блестевшую далеко внизу.

Несколько минут спустя Мэри Элен миновала ворота огромного имения – единственное место, где она могла чувствовать себя в безопасности, – и решительно направилась вниз, к огромной реке.

Вставала полная белая луна. Она освещала усыпанный острыми камешками путь к серебряной глади Миссисипи. На берегу женщина остановилась. Она сбросила туфли, сняла носки и аккуратно засунула их в туфли. Потом подняла до колен юбки и босиком ступила на широкий песчаный пляж.

Мэри Элен Пребл облегченно вздохнула.

Было невыразимо приятно погрузить горячие ступни в ласковый влажный песок. Женщина улыбнулась. Слава Богу, в жизни еще остались простые радости! Конечно, хорошо бы окунуться, но это уж слишком рискованно. Мэри решила походить по мелководью. Она только чуть-чуть поплещется, чуть-чуть остынет и сразу же вернется домой – в свою жаркую одинокую тюрьму на высоком берегу.

Но Мэри Элен так и не добралась до воды.

Едва она сделала несколько шагов к воде, как заметила лежащую на песке ассигнацию. Женщина прищурилась, чтобы получше разглядеть ее. Это вполне могла быть никчемная банкнота конфедератов. Мэри Элен сделала еще шаг, подобрала бумажку и убедилась, что это настоящие деньги – зеленая хрустящая пятидесятидолларовая купюра. Настоящие деньги!

Очень странно! Мэри Элен посмотрела вверх. Влекомая невидимым воздушным потоком, к ней рывками двигалась вторая бумажка. За ней третья. Зажав в руке пятьдесят долларов, женщина отпустила юбки, тут же закрывшие ей ноги, и принялась энергично собирать купюры.

И вдруг она замерла.

В лунном свете блеснуло лезвие длинной сабли, воткнутой острым концом в рыхлый влажный песок. Рядом с саблей на песке стояли аккуратно вычищенные сапоги, черные и блестящие. Носки сапог закрывала небрежно брошенная рубашка – даже в лунном свете было видно, что это синяя форма северян. На ней были желтые капитанские орлы – форма была военно-морской. Из-под рубашки виднелись форменные брюки того же цвета.

Мэри забеспокоилась. Она почувствовала, как у нее на затылке поднимаются волосы, а в груди растет тревога.

Женщина резко обернулась и огляделась вокруг, пытаясь отыскать хозяина военной формы и денег. Она никого не увидела. И ничего не услышала. Ею овладело искушение схватить деньги и быстро убежать. Один Господь знает, как им нужны эти деньги!

Мэри снова огляделась, потом наклонилась и осторожно приподняла синие брюки. На песке лежал маленький черный кошелек.

Мэри Элен Пребл не была воровкой. Она была молодой женщиной с прекрасным характером и происходила из образованной семьи. Более того, ее семья была одной из самых уважаемых как в ее родном штате Теннесси, так и на всем Юге. Еще крошкой от своего патриция-отца она усвоила понятия чести и честности. До войны ей бы и в голову не пришло взять чужое. Тогда она даже не посмела бы заглянуть внутрь этого кошелька.

А теперь Мэри Элен бросила брюки и опять осторожно огляделась. Потом она присела на корточки, подняла с песка кошелек и заглянула внутрь. Он был набит банкнотами – в нем была аккуратная толстая пачка денег, настоящих долларов Соединенных Штатов.

Мэри Элен вздохнула, выхватила из кошелька банкноты, бросила его на песок и вскочила. Она сложила банкноты и принялась заталкивать их за корсаж платья.

Неожиданно непонятно откуда к ней протянулась худая мокрая и очень загорелая рука и схватила ее за запястье. Сильная мужская рука крепко держала изящную ручку женщины.

От неожиданности Мэри была не в силах даже закричать. Инстинктивно она резко повернула голову в сторону нападавшего. Она увидела смуглого черноволосого мужчину. С его волос стекала вода. Губы изогнулись в дьявольской усмешке. В его светлых глазах сверкнули зловещие искры. Он подвинулся и закрыл своими блестевшими от воды плечами яркий лунный свет.

Мэри замерла от страха. Она была не в силах произнести ни звука. Сердце бешено стучало. Женщина отвела взгляд от пронзительных глаз незнакомца и увидела мощную грудь, покрытую вьющимися черными волосами. Как зачарованная, она продолжала разглядывать мокрого незнакомца, скользя взглядом за ручейками стекавшей по нему воды. Она опускала взгляд все ниже и ниже. Струйки воды текли по могучим ребрам на плоский живот. На животе волосы сходились в темную вертикальную полоску. Ниже пупка они снова буйно курчавились. Шокированная этим открытием, женщина тряхнула светловолосой головкой.

Мокрый незнакомец был абсолютно гол!

В ужасе Мэри заморгала и перевела взгляд на точеное лицо, которое теперь было полностью скрыто густой тенью.

Низкий мужской голос, почему-то показавшийся ей знакомым, сказал:

– Кража у оккупационных войск карается смертью!

Сердце бешено колотилось. Мэри сделала шаг навстречу, чтобы прикрыть наготу незнакомца своими пышными юбками. Это ее движение вызвало тихий иронический смех у бесстыдного нагого мужчины. Он притянул ее ближе, еще ближе. Женщина почувствовала, как влага с его груди проникает сквозь корсаж ее ситцевого платья.

– Вы смущены, мэм? – спросил он.

Наконец Мэри Элен обрела дар речи. Взглянув в светлые глаза, смотревшие на нее из темноты, она прокричала:

– Да! Да, конечно, я смущена! На вас нет одежды! Вы совершенно нагой!

– Да, верно, – ответил ей низкий ласковый баритон. – Но вы уже видели меня таким. Много раз.

Его длинные тонкие пальцы продолжали сжимать ее запястье. Он медленно повернул голову, чтобы его лицо осветил лунный свет.

– Разве вы забыли те долгие часы, что мы провели обнаженными?

Наступила долгая пауза.

– Разве ты забыла… Мэри?

Женщина вздрогнула. Он назвал ее Мэри. Все, кто ее знал, всегда звали ее Мэри Элен. Все, кроме…

– Господи Всевышний! – охнула она, недоверчиво вглядываясь в лицо, которое так хорошо помнила.

Высокий умный лоб под блестящими волосами. Удивительные светлые глаза под густыми, выгнутыми темными бровями. Высокие, чуть скошенные скулы. Прямой нос с узкой переносицей. Широкий рот с полными губами. Твердый, прекрасно вылепленный подбородок…

– К… Клей? Клей Найт!

 

Глава 2

Мемфис, штат Теннесси Жаркий август 1840 года

– Клей? Клей Найт!

Светлые, почти белые волосы, пышные развевающиеся юбки с передником. Девятилетняя Мэри Элен Пребл вихрем несется вниз по лестнице. Она выскакивает из парадной двери особняка и зовет любимого товарища своих игр – тихого темноволосого Клейтона Найта:

– Клей, где же ты?

Мэри Элен заметила Клейтона Найта из своей спальни, когда он поднимался по усыпанной галькой подъездной дороге. Мальчик нес под мышкой большую плоскую коробку. В это время девочке полагалось отдыхать после обеда. Но только малыши и старики любят спать в это время. Мэри Элен больше не спит днем.

И никто, кроме Клея, об этом не знает. Каждый раз в три часа дня девочка выразительно зевает и покорно поднимается наверх, в свою комнату. Родители настаивают, чтобы она час-полтора отдыхала.

Но, оказавшись у себя в огромной бело-желтой спальне, Мэри Элен не смыкает глаз.

Вместо этого она обычно читает любимые книжки, играет со своими многочисленными куклами или же забавляется, кувыркаясь на своей пышной перине.

Порой девочка просто сидит, обхватив руками колени, на подоконнике одного из высоких, до потолка, окон. Она смотрит на роскошные ухоженные просторы Лонгвуда, на изгибающуюся внизу Миссисипи и грезит наяву.

Сегодня Мэри Элен так же сидела у открытого окна, когда заметила Клея, поднимающегося по подъездной дороге. Она не ожидала, что он придет. Девочка радостно замахала ему, но он не заметил. Она не могла его окликнуть, боясь разбудить мать, которая отдыхала внизу, в своей гостиной.

Поэтому Мэри Элен соскочила с подоконника, быстренько набросила на сорочку свежую белую блузку, красную юбочку и ярко-голубой передник и бегом бросилась вниз. Игнорируя упреки слуг, шепотом старавшихся ее урезонить, она вихрем вылетела из парадной двери.

Но теперь, когда девочка оказалась на залитой солнцем галерее, она не увидела Клея. Мэри Элен позвала его, но никто не ответил. Она начала беспокоиться. Маленькие ручки уперлись в худенькие бедра, глазки сверкнули. Голос девочки поднялся почти до визга. Она снова позвала своего маленького приятеля. Мэри Элен догадывалась, что он где-то прячется от нее.

– Клейтон Найт, если ты сейчас же не отзовешься, я никогда больше не стану с тобой разговаривать!

Ни звука в ответ.

Теперь девочка нахмурилась. Жмурясь от августовского солнца, нетерпеливо перепрыгивая через ступеньки, она побежала вниз по лестнице. Спустившись, Мэри Элен огляделась и по-детски радостно взвизгнула. Из ветвей магнолии высунулась коричневая от загара рука, и изящные пальцы ухватили прядь ее светлых развевающихся волос.

На дорожку вышел смеющийся Клей Найт. Его светлые глаза сверкали.

– Ты кого-то ищешь, Мэри?

Он легонько дернул ее за волосы и отпустил.

– Вот ты где! Любишь же ты меня мучить! – Девочка сделала сердитое лицо и с притворным гневом набросилась на него: – Ты почему не сказал мне, что сегодня придешь?

Клейтон Найт пожал широкими плечами, наклонился и поднял с земли длинную плоскую коробку, лежавшую возле магнолии, за которой он прятался.

– Я и сам не знал, что приду. – Он показал на коробку. – Мама закончила это платье быстрее, чем ожидала. Она сказала, что миссис Пребл хотела бы получить его поскорее. Поэтому мама и послала меня.

Гнев Мэри Элен мгновенно улетучился.

– Ладно! Мама сейчас спит. Пошли! – Девочка повернулась и направилась назад, к ступенькам. – Мы оставим коробку у зеркала в холле. И пойдем играть. – Улыбка ее стала шире.

Клейтон кивнул и пошел за ней.

Дети были добрыми друзьями. Они дружили с тех пор, как застенчивый шестилетний Клейтон Найт впервые увидел неугомонную Мэри Пребл, пяти лет от роду.

В тот день он один пришел в усадьбу Преблов, чтобы принести изысканное бальное платье, которое его мать-портниха сшила для красавицы Жюли Пребл.

В тот же день, а было это уже четыре года назад, Клей и Мэри Элен, несмотря на различие в происхождении, стали друзьями.

А различие это было весьма существенным. Маленькая Мэри Элен была единственным и обожаемым ребенком Джона Томаса Пребла, одного из самых богатых и влиятельных людей штата Теннесси. И было это в эпоху, когда миром правил хлопок, а Мемфис был мировой столицей хлопка. На редкость сообразительный и предприимчивый Джон Томас Пребл стал миллионером именно благодаря хлопку, причем стал им тогда, когда ему еще не было и тридцати лет.

Строительство солидной усадьбы на скале, откуда открывался великолепный вид на мутные воды Миссисипи, он начал еще за год до того, как на летнем балу в Чарлстоне познакомился с ослепительно красивой юной леди из Южной Каролины. Она была местной аристократкой, и звали ее Жюли Каролина Данвуди. С первой же минуты их встречи Джон Томас решил, что стройная белокурая красавица станет его женой. После восхитительного медового месяца на континенте состоятельный молодой муж подвел сияющую молодостью и красотой жену к мраморному порогу ее нового дома.

Жюли Данвуди Пребл искренне восхитило великолепие Лонгвуда.

Похожую на дворец усадьбу назвали Лонгвудом в честь старого дома, где Джон Томас Пребл жил в детстве. Молодой миллионер не жалел денег на строительство и отделку имения. Фасад дома украшали величественные коринфские колонны. Из Европы были выписаны самые лучшие декоративные и отделочные материалы. Из Англии доставили серебряные дверные ручки и петли. Камины покрывались белым каррарским мрамором. Зеркала были привезены из Франции, сверкающие люстры – из Вены.

Огромное здание отделывали очень тщательно, продумывая все до мельчайших деталей. Мебельный гарнитур розового дерева из двадцати пяти предметов был сделан специально для Лонгвуда. Белую с золотом музыкальную комнату украшали позолоченная арфа и пианино. На занавески и на обивочную ткань для мебели был использован дорогой дамаст. Серебро было от Рида и Бартона, фарфор из Севра. А наверху, в личных покоях хозяев, стояла величественная кровать красного дерева, под балдахином на четырех столбиках. Кровать была шириной в семь с половиной футов и отражалась во множестве огромных зеркал с рамами в виде золоченых листьев. Два талантливых садовника поддерживали в безукоризненном порядке сады и лужайки вокруг дома. В разгар сезона клумбы, возделанные по всем правилам агротехники, пестрели яркими цветами. Гардении, гортензии, азалии и розы радовали глаз и наполняли ароматом влажный летний воздух.

Зеленая лужайка террасами спускалась вниз. В северной ее части были солнечные часы. В центре их стоял сверкающий медный гном, на застывшем лице которого было написано: «Я признаю только солнечный свет».

В нескольких ярдах от солнечных часов, в тени могучего грецкого ореха стояла шестиугольная решетчатая беседка, укрытая жимолостью и плющом. Позади беседки был просторный каретный сарай, где стояли кабриолет, двухместный экипаж и четырехместная черная карета, украшенная сверху золоченым гребешком. Рядом с каретным сараем была конюшня с дюжиной породистых лошадей.

И все это принадлежало Джону Томасу Преблу.

Его уважали. Он имел влияние в обществе. У него была прелестная жена с поразительно красивыми глазами, сиявшими как звезды. Была солидная усадьба на утесе над Миссисипи, дюжина слуг в доме и целый легион рабов, которые трудились на него на огромных плантациях, расположенных вдали от города.

Вот в такой роскоши и родилась Мэри Элен. Она появилась на свет примерно через год после свадьбы родителей, прекрасным теплым днем 1831 года.

Чтобы отпраздновать это знаменательное событие, буквально через несколько часов после ее рождения гордый двадцативосьмилетний отец устроил на ухоженных лужайках Лонгвуда пышный прием с шампанским и икрой.

Его измученная жена и новорожденный младенец отдыхали наверху, в комнатах, где все окна были закрыты занавесками и где за ними ухаживали умелые и заботливые слуги. А сияющий отец принимал поздравления от местных аристократов и бизнесменов. И обещал представить обществу малютку-дочь на еще более пышном парадном приеме, как только жена оправится после родов и ее фигурка обретет прежние девичьи формы.

Рождение Клейтона Найта не было отмечено подобным праздником. Он появился на свет майским днем 1830 года, за год до того, как было торжественно отмечено рождение Мэри Элен. Его в поту и муках родила молодая женщина, лежавшая в душной жаркой задней комнатке маленького домика, стоявшего на плоской грязной равнине в четырех милях к югу от Мемфиса.

По случаю появления на свет Клейтона Найта не было ни вечерних приемов на лужайке, ни парадных обедов. И гости не приходили поздравлять гордого отца. Нельзя сказать, чтобы отец был особенно горд – он вообще дома отсутствовал. При рождении Клейтона Найта не было никого, кроме его хрупкой, измученной матери да подслеповатой бабки-повитухи. Отец узнал о рождении сына только три дня спустя, когда явился домой, чтобы побриться и поесть горячего.

Отец Клейтона Найта был смуглым красавцем, не лишенным обаяния. Он был человеком необразованным и не созданным для семейной жизни.

Семья и ответственность за нее были пустым звуком для беспечного шалопая Джексона Найта. К труду у него тоже не было ни малейшего интереса.

Зато у него были явно выраженные склонности к другого рода времяпрепровождению. А именно к пьянству, игре и женщинам.

Время от времени Джексон Найт полностью отдавался какой-либо одной из своих склонностей, но иногда он предавался им всем сразу. Знавшие его говорили, что никто не мог получить больше удовольствия от игры, пьянства и женщин одновременно, чем черноволосый Джексон Найт с его удивительно светлыми, как серебро, глазами. Только он мог вот так от души наслаждаться, сидя за покрытым зеленой бязью карточным столом, с рюмкой бурбона в одной руке, картами в другой и с пышногрудой красоткой на коленях.

Его заброшенная жена проводила время далеко не так весело. Она вышла замуж за человека, который был ниже ее по положению, вышла против воли своего вдового отца. А отцом ее был герой войны 1812 года, адмирал военно-морского флота Клейтон Л. Тигарт. Стареющий коммодор не одобрял выбора дочери. Но она была у него единственной, и он ее очень любил. Поэтому он передал молодой супружеской паре все, что ему удалось скопить за долгие годы службы. Это был его свадебный подарок.

Адмирал надеялся, что эти деньги пойдут на дом для Анны. Но из этого ничего не вышло. Жизнелюбивый Джексон Найт меньше чем за год промотал абсолютно все. Анна не увидела ни пенни из денег отца.

Долгими часами одна, в темноте ожидала она возвращения мужа. А он приходил поздно и едва держался на ногах. От его одежды и от его поджарого смуглого тела пахло дешевыми духами чужих женщин. И ее любовь к Джексону испарилась.

Для лишившейся иллюзий Анны маленький сын Клейтон был единственной отрадой в неудавшемся союзе с его красивым, но никчемным отцом. Анна говорила себе, что совершенно не важно, что отец мальчика происходит из нижних слоев общества и что обеспеченные люди считают его белым отребьем. Важно то, что Клейтон сможет гордиться своим действительно выдающимся дедом по материнской линии.

Однажды на рассвете, когда Клейтон был еще совсем маленьким, Анне сообщили, что Джексона Найта зарезали во время драки в салуне.

Это известие не вызвало у молодой женщины ни шока, ни чувства утраты. Смерть мужа означала для нее одно: у нее теперь будет больше денег на еду и на самое необходимое. Джексон больше не сможет отрывать от ее скудных заработков на выпивку, карты и женщин.

После смерти мужа Анна Найт сумела скопить достаточно денег, чтобы переехать в скромный каркасный домик в немецком поселке, в миле от города.

Анна очень гордилась своим новым домом. Он был весьма скромным, но скоро она превратила его в уютное и теплое жилье. Последним штрихом в этом стал портрет ее отца, коммодора, повешенный ею над камином в гостиной.

Теперь жизнь молодой женщины стала заметно легче, она могла перевести дух. Анна нашла время и силы, чтобы реализовать свой талант – она умела придумывать и шить красивую женскую одежду.

Постепенно Анна создала себе репутацию. Слух о талантливой портнихе дошел до городской элиты. Оказалось, что у Анны исключительный вкус, и дамы из высших слоев местного общества наперебой стали давать ей заказы. Это позволило молодой женщине обеспечить себя и сына.

Замечательный талант Анны привлек внимание и богатой хозяйки Лонгвуда. На одном из балов в честь заезжего европейского аристократа Жюли Пребл обратила внимание на великолепные творения Анны. Одно из этих удивительных платьев было на худой седеющей матроне, которая была более чем счастлива, поделиться именем и адресом портнихи.

Анну Найт пригласили в Лонгвуд и договорились, что она будет шить для миссис Пребл. Вскоре молодая портниха закончила первое из множества изысканных бальных платьев, которые ей предстояло сделать для своей важной клиентки. Теперь у Анны было столько заказов, что времени стало не хватать.

Пришлось призвать на помощь малолетнего сына.

Мальчик был очень смышленым и ответственным и вел себя не по летам разумно. Жизнь заставила его повзрослеть раньше времени и принять на себя обязанности, которые обычно не выпадают на долю детей его возраста.

Анна Найт была умной и тонкой женщиной. Никогда, ни при каких обстоятельствах она и слова дурного не сказала об отце мальчика. Напротив, она превозмогла себя и рассказывала мальчику, который не знал отца, о том, что тот был обаятельным и дружелюбным человеком.

В то же время молодая женщина осторожно направляла своего впечатлительного мальчугана по тому пути, который никогда бы не избрал его отец. Понемногу, на простых примерах она показывала Клейтону, какую ценность представляет честный и преданный своему делу человек. Мать сумела объяснить сыну, как много значит уважение. И какое огромное удовлетворение человек получает от хорошо выполненной работы.

Анна часто подводила мальчика к портрету седого сурового адмирала, висевшему над камином. Она рассказывала Клейтону о славе его деда и о том, как ему следует гордиться тем, что он внук коммодора.

Клейтон рос застенчивым ребенком, но у него был хороший характер и хорошие манеры. Он был здоровым и счастливым мальчиком. Если мать была очень занята, а так было почти всегда, то он охотно соглашался сбегать для нее по какому-нибудь важному делу.

Так было и в этот раз. Клей внимательно выслушал простые и понятные указания о том, как добраться до Лонгвуда. Как всегда, мать велела ему не разговаривать с незнакомыми людьми и не отклоняться от указанного пути. Вот так он и отправился в первый раз в эту величественную усадьбу на утесе над Миссисипи, чтобы отнести только что законченное бальное платье.

Внимательный взгляд светло-серых глаз, коробка под мышкой. Клейтон послушно направился прямо в Лонгвуд. Скоро он уже поднимался по ступенькам дома. Не успел он открыть дверь, как ему навстречу вылетела девочка с очень светлыми, почти белыми волосами. Она выбежала на тенистую галерею.

Девочка улыбнулась.

Клей улыбнулся в ответ.

Его улыбка была щербатой. У него недавно выпали два передних зуба. Девочке это показалось смешным. Она рассмеялась. Он тоже рассмеялся.

Так Клейтон Найт впервые встретился с Мэри Элен Пребл.

 

Глава 3

Мэри Элен и Клей сразу стали друзьями.

Шли годы. Дети проводили много времени вместе, и никому до этого не было никакого дела. В конце концов, на то они и дети. Разумеется, им нужны товарищи для игр. Взрослые не обращали внимания на их тесную дружбу. Никого не беспокоила их детская привязанность друг к другу.

Так же, как и мать, Клей часто бывал в Лонгвуде. Теперь Анна Найт шила лишь для нескольких избранных леди. Одной из этих немногих была Жюли Пребл, поэтому Анне приходилось проводить немало времени в Лонгвуде за примерками и обсуждением фасонов.

Красавица Жюли была так рада войти в число избранных клиенток Анны, что относилась к талантливой портнихе скорее как к почетной гостье, чем как к наемной работнице.

Миссис Пребл велела слугам впускать Анну только через парадный вход. Затем ее обычно отводили в роскошную парадную гостиную. В другие богатые дома портниха проходила через заднюю дверь для слуг.

И Джон Томас и Жюли любили неунывающую Анну Найт и жалели ее за то, что, происходя из уважаемой семьи Тигартов, она неудачно вышла замуж и теперь занимает такое скромное положение в обществе.

Преблам нравился и маленький сын Анны. У него были прекрасные манеры, и вел он себя безупречно. Взрослые ничего не имели против того, чтобы дети одни носились по усадьбе. Все знали, что Мэри и Клей прекрасно ладят. Что может быть лучше? Преблы также знали, что могут быть спокойны, если их единственная дочь играет с Клеем. Клей Найт очень ответственный мальчик. Он всегда присмотрит за Мэри Элен.

Как только Мэри Элен научилась ходить, стало ясно, что характером это настоящий мальчишка. Она любила бегать, кричать, играть в салочки, лазать по деревьям. Словом, ей нравилось все то, что нравится мальчишкам. Девочка обожала бродить по округе, поросшей буйной растительностью. Любила забираться с Клеем в чашу леса и играть в путешественников, открывающих неведомые земли.

Мэри Элен любила реку, а с Клеем ей разрешалось ходить на пристань. Девочке нравилось смотреть на пассажирские пароходы, снующие вверх и вниз по реке, нравилось наблюдать за погрузкой хлопка на баржи. Ее настолько увлекало все происходящее на причале, что она как-то даже спросила Клея, не хочет ли он по окончании школы работать на реке. Например, стать лоцманом на речном судне?

– Нет! – последовал решительный ответ.

Его светлые, как серебро, серые глаза сверкнули.

– Ты же прекрасно знаешь, что я хочу поступить в военно-морскую академию!

Она действительно это знала. Клей без конца говорил об академии. Он собирал морские карты, атласы, книги о далеких землях и часами просиживал за ними. Он часто говорил о своем дедушке, охотно повторяя Мэри Элен рассказы о героизме адмирала Тигарта, которые слышал от матери. Престарелый дед был одним из его кумиров. Другим его кумиром был молодой морской офицер Дэвид Глазго Фаррагу, который был родом из местечка Кноксвилль, штат Теннесси, и которому, по мнению мальчика, была уготована великая судьба. Клей очень надеялся, что когда-нибудь ему удастся послужить под началом этого бравого моряка.

– Да, сэр, меня ждет военно-морской флот и дальние плавания! Смело вперед, к мысу Доброй Надежды, а оттуда вокруг света!

Он замолчал, потом мечтательно вздохнул и добавил:

– Ты сама можешь стать речным лоцманом!

– Я? – удивленно вскинула брови Мэри Элен. – Я не могу. Я же девочка! Какой ты глупенький!

– В самом деле?

Он вскинул брови, прикидываясь удивленным. Потом выразительно посмотрел на ее перепачканное лицо, на спутанные космы светлых волос.

– Да? Значит, ты сумела меня провести!

Он засмеялся и закрыл лицо руками, защищаясь от нее. Мэри Элен стукнула его и показала ему язык. Клей никогда не думал о Мэри Элен как о девчонке. Она была ему другом. То же самое было и с ней. Клей был ее приятелем, доверенным лицом, товарищем ее игр.

Много лет они вместе ходили в школу, вместе учились и играли, то есть вели себя так, словно были существами одного пола.

Но, наконец, наступил день – сначала он наступил для Клея, потом для Мэри, – когда они поняли, что принадлежат к разным полам.

Это открытие Клей сделал совершенно неожиданно в самый первый день нового года. Было очень холодно. Клей вышел из дома, чтобы встретить Мэри, которую он давно не видел, – Преблы отправились в Южную Каролину, чтобы провести Рождество с родителями Жюли, и должны были вернуться к вечеру 1 января 1845 года.

Когда на усыпанной галькой подъездной дороге Лонгвуда показалась знакомая карета, Клей выбежал навстречу.

Мэри Элен первой появилась из кареты. Ее светлые локоны сияли в лучах неяркого зимнего солнца. Девочка радостно соскочила на землю и побежала навстречу Клею. Она сделала это точно так же, как делала тысячу раз прежде. И так же, как прежде, обняла его за шею и звучно чмокнула в загорелую щеку.

Мэри крепко стиснула его и спросила:

– Ты скучал по мне?

Внешне Клей прореагировал точно так же, как всегда, когда его импульсивная подружка выражала свою симпатию.

Он сделал кислое лицо и устроил настоящий спектакль, старательно стирая кулаком со щеки ее поцелуй.

– Вовсе нет! – ответил он. – Я был очень занят.

Но сердце его не слушалось. Оно забилось неровно, пропустив несколько тактов.

Мэри Элен радостно хихикнула, схватила обеими руками Клея за руку и потащила в дом со словами:

– Нечего прикидываться! Я же знаю, что ты скучал по мне, так же как я по тебе! Скажи, что скучал, не то я тебя ущипну!

В конце концов, он усмехнулся:

– Ну, может, самую малость.

Клей долго не мог прийти в себя после того, что случилось. Сегодняшнее происшествие удивило и озадачило его. Мэри целовала и обнимала его миллион раз, и это его нисколько не смущало. А теперь он лежал без сна, хотя было уже за полночь, и снова и снова вспоминал прикосновение ее нежных теплых губ к своей холодной щеке. Вспоминал аромат чистоты и свежести, которым веяло от ее великолепных золотистых, почти белых волос.

К тому времени, когда Клею исполнилось пятнадцать, он уже был по уши влюблен в Мэри. Но он не сказал ей о своей любви. Он никому не сказал об этом. Он тщательно хранил свой секрет. Он будет хранить его долго – до тех пор, пока Мэри не повзрослеет и не поймет, что любит его, – если это вообще когда-нибудь случится.

Если нет, этот секрет умрет вместе с ним.

Последующие дни и недели Клей провел в сладком мучении. Они с Мэри по-прежнему проводили все время вместе, но теперь все изменилось.

По крайней мере, для него.

Каждый раз, когда она ему улыбалась, называла его по имени, дотрагивалась до него, мальчик чувствовал, как у него слабеют колени, и он с трудом преодолевал желание заключить девочку в объятия и прижать к своему неистово колотившемуся сердцу.

Наступило лето. С ним пришли новые мучения.

– Пошли купаться! – позвала его Мэри Элен в первый же теплый день, когда он пришел в Лонгвуд.

– Ах, нет… наверное, не стоит, Мэри…

– Но почему? Клейтон Террел Найт, я хочу знать, почему нет? – настаивала Мэри Элен.

Она не верила своим ушам. Ее прелестное личико с детским недоумением обратилось к другу.

– Мы ведь каждый год ходим купаться, как только потеплеет!

– Да, конечно, но… – Он замолчал.

– Что «но»?

Клей посмотрел в ее темные глаза, от которых так трудно было отвести взгляд, и покачал головой:

– Ты не поймешь!

– Я же не тупая, ты попробуй, объясни!

Он нервно рассмеялся. Мальчик не собирался объяснять ей настоящую причину. Вместо этого он сказал:

– Мэри, я просто не хочу идти, вот и все.

– Ну, ты и неженка, – беззаботно заявила она. – А вот я все равно пойду освежиться!

И тут же рванулась прочь. Клей схватил ее за руку и потащил назад.

– Ты прекрасно знаешь, что тебе не разрешается купаться одной!

– Знаю! – И Мэри Элен улыбнулась ему одной из своих самых ослепительных улыбок. – Поэтому, хочешь, не хочешь, тебе придется пойти со мной! Пожалуйста! Ну, пожалуйста, Клей!

И они пошли купаться на свое любимое место, на берегу. Они нашли его, пять лет назад. Здесь, за водоворотом, могучая Миссисипи образовала небольшую лагуну, укрытую в тени деревьев. Место было тихое, уединенное и находилось в трех четвертях мили от пристани вверх по течению. Дети считали ее своей. От реки их отделял отрог утеса Чикаро, и здесь им не была видна река, но и их никто не мог видеть. Устье лагуны было скрыто кустарником.

Лицо Мэри порозовело от волнения. Как только они пришли к воде, она торопливо сбросила туфли, не задумываясь, стащила с себя платье, освободилась от кружевной нижней юбки и теперь стояла на узком берегу в рубашке и панталонах.

– Кто смел, тот и съел! – крикнула она и, зажав нос большим и указательным пальцами, бросилась в прохладную прозрачную воду.

Клей остался стоять на берегу. Ему не хотелось раздеваться даже до пояса. Мальчик опасался близко подходить к красивой девочке, которая, не задумываясь, разделась до нижнего белья.

Он прекрасно знал Мэри. Если он пойдет купаться, она захочет поиграть, захочет окунуть его с головой, захочет проехаться у него на спине – так, как это было всегда. Сейчас Клей не знал, сможет ли он все это выдержать.

Мальчик медленно присел на корточки.

– Пожалуй, сегодня я не стану купаться, – сказал он.

– Ой, здесь та-а-а-к холодно! – протянула Мэри. Губы ее дрожали, девочка энергично шлепала ногами по воде.

– Ну, зачем только ты заставил меня купаться! Еще слишком холодно для плавания! – продолжала дразнить его лукавая подружка.

Клей усмехнулся, но ничего не ответил.

– К-Клей! Я за… замерзаю!

Клей поднялся, достал одно из полотенец, которые они принесли из дома, и стал у кромки воды.

– Пожалуй, тебе уже пора выходить!

– О-о-ох, ты прав! – воскликнула она и поплыла к нему.

Он наклонился, чтобы подать ей руку. Мэри взялась за нее и позволила вытащить себя на берег. Несмотря на яркое солнце, она вся дрожала. Клей посмотрел на нее, и ему стало так же жарко, как ей было холодно.

Его милая, прекрасная Мэри стояла прямо перед ним, в детской невинности беззаботно демонстрируя свои девичьи прелести. Двумя руками она выкручивала свои длинные светлые волосы и совершенно не думала о том, как сильно ее облегает мокрое нижнее белье, как соблазнительно оно подчеркивает все линии ее стройного тела.

А Клей был не в силах отвести от нее глаз.

Его смуглое лицо вспыхнуло, когда он увидел розовые соски ее маленьких грудей сквозь мокрую ткань сорочки. Когда его взгляд предательски скользнул вниз, к бугорку пушистых светлых волос между стройных белых бедер, у Клея перехватило дыхание.

Но так смотрел он только долю секунды, затем поспешно накинул большое пушистое полотенце на дрожащие плечи девочки, скрывая ее от своих ненасытных глаз, готовых любоваться ею целую вечность.

– Вытри меня, – попросила она, закутываясь в полотенце.

– Вытирайся сама, – ответил он, и ответ его прозвучал неожиданно грубо.

Он быстро отвернулся и отошел от нее. Мэри спросила, глядя ему в спину:

– Что-нибудь не так? Ты на меня за что-то сердишься? – Бедный Клей только закрыл глаза. Руки его были крепко сжаты в кулаки.

– Нет, нет, все хорошо, Мэри. Пожалуйста… пожалуйста, одевайся и пойдем!

Мэри Элен была более порывиста и импульсивна, чем Клей. Поэтому когда в один прекрасный день она поняла, что влюблена в него, ей захотелось тут же рассказать ему об этом. Это случилось в школе, во время урока английского.

Мисс Зэчери, худая, педантичная женщина, носившая очки в металлической оправе и блеклые бесформенные платья, преподавала английскую литературу сразу двум классам. Хотя Мэри Элен была на класс младше Клея, литературу они изучали вместе.

Стояло хмурое февральское утро, и Мэри Элен уже начинало клонить в сон, потому что в классе было жарко и душно.

Мисс Зэчери по очереди вызывала учеников прочесть любимое литературное произведение – прозу, отрывок ив поэмы или сонет.

Мэри Элен задремала и почти не слышала того, что происходит в классе. Она была рада, что сидит на самой последней парте.

Все же она расслышала, как учительница назвала имя Клея. Но еще до того, как мальчик поднялся, чтобы отвечать, Мэри положила подбородок на руку и закрыла отяжелевшие веки.

В полусне до нее доносился знакомый спокойный голос. Клей начал читать сонет о море. Дикция его была безупречна, читал он очень выразительно. Он просто завораживал. Скоро одноклассники перестали шептаться и ерзать. В классе наступила мертвая тишина. Был слышен только негромкий, но четкий и властный голос Клея Найта.

Мэри Элен удивленно открыла глаза. Клей стоял перед классом у испачканной мелом доски. С этой минуты девочка, не отрываясь, смотрела на него. Она словно впервые увидела это загорелое лицо, черные взлохмаченные волосы и его удивительные глаза. Ни у кого не было таких серых глаз – светлых, как серебро. Она также никогда не видела у мальчиков таких длинных черных ресниц. Он был выше своих сверстников. Стройный, почти худой, он был довольно широкоплечим.

На нем была аккуратно выглаженная чистая белая рубашка и брюки из темно-коричневого вельвета. Клей стоял, слегка расставив ноги, правая рука полусогнута, ладонь приподнята. Длинные изящные пальцы держали потертую книгу так, словно это было редкое издание. Но говорил он, не глядя в книгу. Было ясно, что он знает это произведение лорда Байрона наизусть.

– Шуми, играй, великий океан…

Мэри Элен охватила дрожь.

Она смотрела на красивое лицо мальчика, которого она знала, чуть ли не с тех пор, как себя помнила. Сколько раз она на него смотрела, а увидела только сейчас. Девочка сразу поняла, что это значит. Клей Найт! Она поняла, что отныне будет любить его до последнего вздоха.

Мэри не могла дождаться момента, когда сможет рассказать ему об этом.

Наконец уроки окончились. Прозвенел последний звонок, и дети высыпали из красного кирпичного здания. Мэри Элен вихрем пронеслась через парадный вход. На улице она огляделась, отыскивая Клея. Он, как всегда, ждал ее.

Мальчик стоял, прислонясь спиной к кирпичной стене школы. Было холодно, ветер ерошил ему волосы. Он ждал, сложив руки на груди.

Светлые глаза Клея просияли, когда он увидел Мэри. Улыбаясь, мальчик направился к ней. Улыбка его немного угасла, когда он увидел серьезное выражение ее прекрасного лица.

– Что такое? – спросил Клей, подходя ближе и внимательно вглядываясь в лицо подруги, чтобы понять причину ее огорчения.

Мэри решительно покачала головой:

– Нет. Не здесь. Я не могу говорить тебе об этом, когда вокруг такая толпа, – она показала на обходивших их учеников.

– Тогда где? И когда? – спросил он. – Ты же знаешь, что мне надо сразу же отправляться в хлопковую контору.

Теперь Клей работал после занятий, чтобы накопить деньги для подготовки в академию.

– Я знаю, – ответила Мэри и огляделась. Неподалеку стояла ее большая черная карета с пребловским гребешком на двери.

– Сэм ждет, чтобы забрать меня. Мы подвезем тебя до конторы. Я все скажу тебе по дороге.

В карете Клей сразу же откинулся на спинку мягкого бархатного сиденья темно-вишневого цвета и постарался скрыть растущую нервозность.

– Ну, так что? Что тебя беспокоит, Мэри? – спросил он. Карета выехала на шумную улицу.

Темные, выразительные глаза Мэри встретились глазами Клея. Она взяла его правую руку в свои и сказала звонко:

– Я люблю тебя, Клей!

У него перехватило дыхание, но через секунду он овладел собой. Конечно, она имеет в виду, что она любит его, как любила всегда – как друга. Поэтому он ответил ей очень ровно:

– Я знаю, Мэри. Я тоже тебя люблю.

– Нет, нет, ты не понял!

Она взволнованно стиснула его руку и прижала ее к своей груди.

– Я имею в виду, что я влюблена в тебя! Я хочу быть твоей любимой. Я хочу, чтобы ты тоже любил меня. Будешь?

Клей ждал этого момента больше года. Теперь же, когда это случилось, он был словно громом поражен. Юноша был не в силах реагировать. Он долго молча смотрел на эту прекрасную молодую девушку, которая только что призналась ему в любви. Клей спрашивал себя, не чудится ли ему все это? В самом ли деле она это сказала? То ли она имела в виду?

– Мэри, – наконец сказал он, и его глаза стали нежными. – Ты и есть моя любимая. Я люблю тебя с тех пор, как я тебя знаю. И я влюблен в тебя с того самого январского дня, когда ты вернулась из Южной Каролины и поцеловала меня.

– С тех пор как… Но Клей, это же было очень давно, больше года назад!

– Я знаю.

Мэри Элен радостно хмыкнула, словно маленькая девочка.

– Почему же ты мне не сказал? – Свободной рукой он погладил ее по макушке.

– Я боялся. Боялся, что ты не чувствуешь того же ко мне. Боялся, что ты слишком молода и…

– Слишком молода? – насмешливо повторила она. – Слишком молода! Да мне уже пятнадцать лет!

– Я знаю, – улыбаясь, ответил он.

Клей был совершенно очарован этой полуженщиной-полуребенком. Он был настолько влюблен, что ему стоило больших усилий не обнять ее, не стиснуть что есть сил.

– Я знаю, любимая.

– Господи, моя мама вышла замуж за папу, когда ей было восемнадцать. Когда ей было девятнадцать, у нее уже была я и… Знаешь, у меня в Южной Каролине есть кузина, ей двадцать один, так все считают ее старой девой. Не смей считать меня ребенком, я уже не маленькая!

Она замолчала, улыбнулась и сказала:

– Я бы тебя поцеловала, но я не знаю как. Ты меня научишь?

– Я тоже не знаю, – признался Клей.

– Ладно, будем учиться вместе, – сказала она, вытянула губы и наклонилась к нему.

– Мэри, я не могу тебя здесь целовать. На улице люди. – Девушка открыла глаза.

– Ох, ты прав, конечно!

Мэри радостно засмеялась. Она была молода, весела и влюблена. Девушка крепче прижала к своей груди руку Клея.

– Клей, послушай, как бьется мое сердце. Я могу умереть в любую минуту, оно стучит так часто и так сильно!

Его рука лежала прямо под ее левой грудью. Юноша чувствовал биение сердца девочки. Оно действительно сильно стучало в его ладонь. Это взволновало мальчика, и его собственное сердце застучало сильнее.

Клей взглянул в темные, сверкающие глаза девушки и сказал:

– Обещай мне, Мэри, что твое сердце не будет так биться ни для кого, кроме меня!

– Как же оно может биться для кого-то еще, если оно принадлежит тебе!

 

Глава 4

Около года их нежная невинная любовь оставалась такой же нежной и невинной. Они держались за руки и обменивались неловкими торопливыми поцелуями. Они не скрывали своих чувств друг к другу. А раз не скрывали, то и родителей Мэри это не беспокоило. Преблы, и особенно Джон Томас, считали, что если бы что-нибудь и в самом деле было между двумя подростками, то это было бы видно по их поведению. Но никто из детей не чувствовал себя виноватым. Они вели себя свободно и открыто, так же, как это повелось с детских лет.

Джон Томас считал вполне естественным, что Клей стал первым поклонником его дочери, настоящим или воображаемым. Дети выросли вместе. Клей присматривал за девочкой. Он был ее другом и защитником. Мэри Элен всегда доверяла Клею. Неудивительно, что теперь, когда она выросла и ей хочется, как и ее подружкам постарше, иметь поклонника, то для этой роли она выбрала Клея.

Временно.

– Она ведь перерастет эту склонность, правда же, милый?

– Конечно же, перерастет, дорогая, – отвечал Джон Томас Пребл.

Пора было ложиться спать.

Жюли Пребл, в небесного цвета пеньюаре, сидела за туалетным столиком и расчесывала свои длинные шелковистые волосы.

Хозяин Лонгвуда, красивый и обходительный, в темно-бордовой атласной домашней куртке и темных брюках, смял только что зажженную сигару, закрыл книгу, которую читал, и поднялся со стула. Он направился прямо к жене и, стал на колени позади нее, обнял ее за молочно-белые плечи своими сильными руками. Склонившись к ней, Джон Томас прижался губами к затылку Жюли, потом, медленно двигая губы, стал целовать ее шею. Наконец он поднял голову и встретился в зеркале с глазами жены.

– Мэри Элен думает, что она женщина, – иронически заметил умудренный жизнью отец и улыбнулся – эта мысль позабавила его. – Но она не женщина. Мэри Элен еще совсем ребенок, и, пока она не повзрослеет, наша девочка еще не раз будет воображать, что влюблена.

Супруг ободряюще улыбнулся Жюли.

– Скоро к нам в Лонгвуд станут приезжать многочисленные претенденты на руку нашей дочери. Их будет так много, что мы им счет потеряем!

Жюли Пребл задумчиво кивнула.

Беспокоясь о счастье дочери, они уже не раз обсуждали ее отношения с Клейтоном Найтом.

Собственно говоря, они ничего не имели против Клея, но он, конечно, был неприемлемым кандидатом на роль будущего зятя. И, несмотря на то, что они были очень высокого мнения об Анне, и Клей им определенно нравился, оба супруга соглашались с тем, что Найты все же люди совершенно другого круга. Низшего. Как ни жестоко это звучит, но Найты были для Преблов и для их друзей-патрициев «белым отребьем». Преблы, с их голубой кровью, не могли всерьез рассматривать возможность брака своей дочери с сыном никчемного пьяницы и простой швеи. Этого просто не может быть.

Джон Томас Пребл сказал жене:

– Дай Мэри Элен немного времени, и она забудет о существовании Клея Найта.

Жена согласилась с ним и, положив на туалетный столик расческу с позолоченной ручкой, откинулась назад, прижимаясь к мужу.

Улыбнувшись, она сказала:

– Ты прав, Джон. Ты всегда прав. Мэри Элен чрезвычайно смышленый и любопытный ребенок. Думаю, что очень скоро она вскружит головы многим молодым людям.

– Это точно! – согласился Джон Томас Пребл и галантно добавил. – Так же, как ее красавица мать заставляет кружиться мою бедную голову!

Его темные проницательные глаза снова встретились в зеркале с голубыми глазами жены. И, провоцируя ее, супруг принялся не спеша стягивать с белых плеч жены легкий пеньюар и ночную рубашку. Джон Томас остановился только тогда, когда полностью освободил от невесомой ткани стройные белые руки, плечи и полные груди и когда легкие одеяния повисли у жены на бедрах.

– Да, да, любовь моя, – хрипло прошептал он, – моя голова кружится от одного твоего вида.

Жюли Пребл легко вздохнула, томимая предвкушением того, что последует дальше. Она знала, что дальше будет делать с ней муж, знала и ждала. Женщина замурлыкала и соблазнительно потянулась с поистине кошачьей грацией. Ее муж поднялся и, обхватив обеими руками голову жены, поцеловал блестящие светлые волосы.

Потом он легко поднял на руки свою полураздетую жену, пересек комнату и перенес ее к громадной кровати под балдахином.

Жюли Пребл тихонько вздохнула, когда муж осторожно поставил ее на ноги и стянул вниз голубой пеньюар и ночную рубашку. Он отступил назад, и одежды упали на роскошный ковер. При виде обнаженного тела жены в глазах мужчины загорелся огонь. Женщина протянула руку, дернула за поясок его куртки и откинула полы, обнажая его грудь. Дрожь прошла по всему телу Джона Томаса.

И все проблемы были забыты. Любящие супруги не торопясь, умело доставляли наслаждение друг другу в своей огромной кровати под балдахином на четырех столбиках.

– Поцелуй меня, – взволнованно прошептал Клей. – Целуй меня еще и еще, не переставая.

Мэри вновь и вновь целовала его. Ее губы раскрылись в поцелуе, ее язык нашел язык Клея.

Со времени первого поцелуя они прошли большой путь. Юные влюбленные вместе экспериментировали и исследовали удивительное чудо и непередаваемый экстаз поцелуя. Инстинкт помог им понять, что поцелуй – это нечто большее, нечто гораздо большее, чем простое касание губ. И хотя юные влюбленные и теперь не были экспертами по части тонкого искусства поцелуев, они уже многому научились.

А самый первый их поцелуй свершился в сырой февральский день, лишь спустя неделю после того, как Мэри призналась Клею в любви. Они так задержались не по своей воле. По не зависящим от них обстоятельствам юные влюбленные долгое время не могли остаться наедине, что очень огорчало их обоих.

Наконец после долгой и мучительной недели Мэри и Клей неожиданно получили возможность побыть вдвоем. Им удалось выкроить немного времени и отправиться в беседку, что стояла на нижней террасе Лонгвуда, покрытой рыжей увядшей травой.

Клей провел Мэри в решетчатый, увитый виноградными лозами домик, где стояли два одинаковых белых диванчика. Он передвинул диванчики, и молодые люди сели друг против друга. Некоторое время они сидели молча. Клей нервничал и старался призвать на помощь все свое мужество. Дыхание его участилось, ладони вспотели, хотя день был прохладным.

Потом юноша счел своим долгом снова сказать:

– Мэри, я не умею целоваться. Я никогда не целовал ни одной девчонки.

Она наклонилась вперед и взяла его за руку.

– Я рада, – ответила она. – Меня тоже никто никогда не целовал. Мы можем научиться вместе. Ведь можем?

– Да, – ответил он. – Мы можем. Мы научимся.

Сердце сильно колотилось у него в груди. Клей подвинулся на краешек дивана. Мэри сделала то же самое. Их колени соприкоснулись. Их лица были в нескольких дюймах друг от друга. Мэри затаила дыхание, когда Клей осторожно взял ее лицо в свои холодные ладони. Он посмотрел ей прямо в глаза.

Мэри задрожала и с чисто детской откровенностью сказала:

– Я… я не знаю, куда деть руки. – Он улыбнулся ей:

– Да куда хочешь, любимая!

Девушка вздохнула и положила руки на колени Клея. Кончиками пальцев она чувствовала твердые мускулы под грубой вельветовой тканью его брюк. Серьезные серебристые глаза Клея стали теплыми и нежными. Он ласково приподнял подбородок девушки, наклонился и поцеловал ее. Пальцы Мэри крепче сжали его колени, когда нежные теплые губы юноши коснулись ее дрожащих губ.

Это был краткий и совершенно невинный поцелуй. Губы встретились, соприкоснулись, расстались. Но наивная юная пара была взволнована этим торопливым и сладким поцелуем.

Отпустив губы девушки, Клей немного откинулся назад и посмотрел в ее сияющее юное лицо. В этот момент юноша был исполнен такой любви к Мэри, что казалось, его сердце вот-вот разорвется. Неожиданно в нем проснулся инстинкт собственника. Это была почти ревность.

Он сказал:

– Никогда, никогда никого не целуй, Мэри.

– Не буду, – радостно ответила она.

– Если ты кого-нибудь поцелуешь, я этого не переживу. Ты моя, отныне и навсегда. Ты – мое сердце. Ничьи губы не должны тебя целовать, кроме моих. Ничьи руки не должны тебя обнимать, кроме моих. Ты поняла?

– Поняла, – задумчиво прошептала девушка. – Да, я поняла. А теперь, пожалуйста, Клей, поцелуй меня снова!

С этого зимнего дня их потребность друг в друге существенно изменилась. Изменились их поцелуи и прикосновения.

Совсем недавно, в мае, Клею исполнилось семнадцать, а теперь оставалась всего неделя до дня рождения Мэри Элен. Его должны были праздновать в субботу, 27 июня. Ей исполнялось шестнадцать лет.

Прошло больше года со времени первого робкого поцелуя в беседке. Теперь их поцелуи стали более волнующими, горячими и напряженными. И сколько бы юные влюбленные ни целовались и как бы крепко ни обнимали друг друга, это не приносило им полного удовлетворения.

Поцелуев им было уже недостаточно.

Они любили друг друга.

Они хотели друг друга.

С каждой встречей их поцелуи становились все более жаркими, более страстными и более опасными. В них обоих росли желание и глубокая неудовлетворенность. И Клею было труднее, чем Мэри. Он хотел ее так сильно, что едва мог все это выносить. Но мальчик чувствовал, что должен позаботиться о ее безопасности – оберечь ее даже от самого себя. Он был старше и сознавал свою ответственность за девушку. Клей всегда заботился о ней, охранял ее. Он обещал себе, что не станет злоупотреблять доверием Мэри.

Но, видит Бог, он так сильно, до боли, хотел ее!

Клей не знал, как долго он еще сможет выносить эту боль. Мысли о Мэри лишали его сна. Ночь за ночью он ворочался в своей узкой постели, не зная сна, измученный своей всепоглощающей страстью к Мэри. Но винил Клей только себя, не Мэри. Он мужественно боролся с демонами собственной сексуальности, с этой темной силой, побуждавшей его к необратимому акту совращения его светлого ангела.

Клей боролся, но не знал, как долго он еще выдержит.

 

Глава 5

Наступил знаменательный день – суббота. 27 июня.

Мэри Элен праздновала свое шестнадцатилетие.

Тисненные золотом приглашения были разосланы за месяц до торжества. Меню обсуждалось за неделю. В помощь местным кулинарам из Нью-Орлеана были вызваны два знаменитых шеф-повара. В. субботу после обеда из кондитерской Гамбила прибыл только что испеченный гигантский белый торт. И это было только одно из дюжины сладких блюд, которым предстояло украсить праздничный стол.

Большие бутылки шампанского охлаждались во льду в серебряных ведерках. Из погреба были принесены многочисленные бутылки с мадерой, портвейном, сотерном и шерри. Крепкие напитки для джентльменов, персиковый и черничный бренди для леди. И конечно, прекрасный фруктовый напиток для гостей помладше.

Ближе к вечеру были доставлены гирлянды из белых роз и душистого горошка, ими украсили комнаты нижнего этажа. На заднем дворе многочисленные китайские фонарики, подвешенные на серебряных нитях, освещали белые столы и стулья, расставленные вокруг выложенной паркетом танцевальной площадки, специально построенной для этого вечера.

Подобной феерии могла позавидовать любая девушка. Это была сказка, воплощенная в жизнь.

На закате дня на усыпанной галькой подъездной дороге Лонгвуда собралось множество экипажей. Наверху, в бело-желтой спальне, взволнованная Мэри Элен едва могла дождаться, пока ее личная горничная, невозмутимая Летти, застегнет крючки белоснежного платья из органзы.

Музыка уже играла. Через открытые окна в комнату доносились звуки оркестра. Девушка была не в силах стоять спокойно – так ей не терпелось спуститься вниз. Наконец Летти отпустила ее, и Мэри Элен бросила последний взгляд в большое зеркало на специальной подставке.

То, что она увидела, ее разочаровало.

Мэри Элен показалось, что она совершенно не изменилась и выглядит точно так же, как неделю или даже год назад.

Она-то надеялась, что к своему шестнадцатилетию станет настоящей женщиной, то есть будет похожа на почти взрослую Бренди Темплтон. Темплтоны были ближайшими соседями Преблов. Они жили в симпатичной усадьбе из красного кирпича, расположенной в четверти мили от Лонгвуда вниз по Ривер-роуд.

Бренди Темплтон была высокой, темноволосой красавицей. Ей было восемнадцать, но выглядела она как взрослая женщина. И вела себя соответственно. Хотя усадьба Темплтонов была рядом, Бренди никогда не бывала в Лонгвуде. Ее родители приезжали часто, но Бренди – никогда. Последние два года Бренди училась в элитарном учебном заведении для молодых девиц – в академии Святой Агнессы. И теперь все говорили, что она стала ужасно воспитанной и элегантной, того и гляди подцепит самого завидного жениха – светловолосого патриция Дэниэла Лотона, уже заканчивавшего колледж.

Ровесницы Мэри Элен шептались между собой о том, что Бренди шокирующе смело флиртует с молодыми людьми. Знакомые девочки сплетничали, что один уважаемый конгрессмен штата Теннесси, женатый, отец четверых детей, ходил на тайные свидания с великолепной Бренди и влюбился в нее без памяти.

Мэри Элен не вполне понимала значение слов «тайное свидание», но боялась спросить, чтобы не показать свое невежество. Поэтому она решила, что это было нечто не более греховное, чем встреча со знаменитым конгрессменом в каком-нибудь романтическом ресторане за бутылкой шампанского. Девушка полагала, что для городских жителей с современными взглядами на жизнь это было в порядке вещей.

Мэри Элен скорчила себе рожицу в зеркале.

Никогда, никогда она не будет так ослепительно красива и соблазнительна, как Бренди Темплтон. Но тут уж ничего не поделаешь.

Мэри нахмурилась и хорошенько одернула вниз корсаж белого платья, так что круглый, отделанный оборками вырез съехал немного ниже на нежных округлостях ее груди. Девушка поглубже вздохнула, чтобы груди посильнее натянули и без того облегающий корсаж.

Мэри Элен посмеялась над собой. Кто знает, может быть, она все-таки выглядит на шестнадцать лет. Может быть, она даже выглядит такой же взрослой, как Бренди Темплтон!

Девочка стремительно отвернулась от зеркала, бегом пересекла комнату и рывком открыла дверь. Выйдя в широкий коридор второго этажа, она пригладила тщательно причесанные светлые волосы, пощипала себя за щеки, покусала губки, приподняла свои пышные юбки и направилась к парадной лестнице.

Внизу, в холле с белым мраморным полом, ее ждал Клей Найт. Еще только получив приглашение на праздник, юноша подумал, что ему будет не по себе на этом блестящем сборище самых богатых жителей города.

Мэри предупредила его, что отец собирается сделать ее шестнадцатилетие заметным событием летнего сезона.

В списке гостей было множество важных персон. Даже губернатор штата обещал быть.

Клей побаивался предстоявшего длинного вечера. Он знал лишь немногих из элегантных гостей, прибывших на праздник. Мэри Элен как виновнице торжества придется уделять внимание другим гостям, а если ее с ним не будет, то, что же он будет здесь делать?

– Клей!

Нежный звонкий голос вывел его из глубокой задумчивости. На верхней площадке лестницы Клей увидел девушку. На ней было платье, сшитое специально к этому дню. Белое и очень красивое, с многочисленными оборками от талии до подола. Корсаж был облегающим, а декольте – очень смелым. Широкие кружева льнули к ее великолепным белым плечам и соблазнительно колыхались у глубокого выреза, подчеркивавшего округлости груди. Сверкающие белые волосы ореолом окружали прекрасное лицо, и обнаженные плечи цвета слоновой кости. Темные глаза Мэри блестели от волнения.

Клей в жизни не видел ничего прекраснее. Девственно-белое платье, кожа цвета лепестков магнолии, золотисто-белые волосы. Она была волшебным видением, которое он навсегда сохранит в своем сердце. Это было неотразимое сочетание ангельской невинности и врожденной чувственности.

Клей был просто, как громом поражен.

Не меньше, чем Мэри.

Бросив взгляд на Клея, девушка почувствовала головокружение, и ей пришлось ухватиться за перила. Юноша предстал перед ней в лучах заходящего солнца. Он стоял у основания лестницы и смотрел на нее. От его красивого мальчишеского лица веяло здоровьем и чистотой. Черные как ночь волосы были зачесаны назад со лба и висков. Его удивительные серые, как серебро, глаза казались поразительно светлыми на фоне гладкой оливковой кожи. В белом парадном пиджаке плечи юноши казались еще шире, чем обычно. Пиджак был расстегнут, одна пола откинута назад. Рука Клея была засунута в карман темных брюк. На лацкане белого пиджака выделялась алая роза. Белая рубашка со складками облегала крепкую грудь. Согнутая в колене нога в прекрасном черном ботинке опиралась на нижнюю ступеньку лестницы. Он был просто великолепен.

Ничего прекраснее Мэри Элен никогда не видела. Волосы цвета воронова крыла, светлые глаза, высокая стройная фигура. Юноша был воплощением мечты, и Мэри Элен поняла, что навсегда запомнит, как он сейчас выглядит. Это было невероятно привлекательное сочетание застенчивости и зрелой мужественности.

Мэри была просто загипнотизирована.

Довольно долго молодые люди молча смотрели друг на друга.

Мэри первой нарушила очарование этой минуты. Она улыбнулась и стала спускаться по лестнице.

Девушка подошла к Клею и положила руку ему на грудь. Она почувствовала, как сильно бьется его сердце. Это было так чудесно, что голова у нее снова закружилась.

Мэри Элен засмеялась и спросила:

– Это значит, что я хорошо выгляжу?

– Ты выглядишь просто великолепно! Ты так красива, что я начинаю думать, что я тебя не стою.

Девушка огляделась. В холле никого не было. Она наклонилась и крепко поцеловала его в губы.

– Я люблю тебя! Не забывай об этом! – Юноша улыбнулся и немного расслабился.

– Не забуду!

– Все уже здесь? Они во дворе?

Клей кивнул. Мэри Элен быстро преодолела последние две ступеньки и сказала:

– Теперь пора и нам появиться!

Девушка взяла его под руку. Молодые люди прошли по длинному коридору и вышли к гостям как раз в тот момент, когда угасли последние лучи июньского солнца.

Было ровно восемь тридцать.

Полночь.

Мэри кружится в вихре танца в объятиях высокого блондина – Дэниэла Лотона. Она танцует с ним уже третий или четвертый танец. Девушка предпочла бы танцевать только с Клеем, но, догадываясь о ее желании, Джон Томас Пребл еще в начале вечера мягко упрекнул дочь, напомнив, что сегодня она хозяйка бала. Поскольку вечер устроен в ее честь, она не может себе позволить уделять одному из гостей больше внимания, чем другим.

– Ты должна постепенно пообщаться со всеми, – предупредил ее отец, приглашая дочь на тур вальса. – Очень невежливо забывать о своих гостях. Потанцуй с молодыми людьми, поболтай с юными леди. Ради Бога, не забывай, это же вечеринка!

– Извини, папа, я постараюсь побольше общаться.

– Ну и умница!

Выполняя просьбу отца, Мэри Элен снова танцевала с молодым Лотоном и даже старалась поддержать светскую беседу с этим молодым красавцем, который на следующий год должен был закончить свое университетское образование в Лойоле. Но ей было очень трудно сосредоточиться на беседе. Мэри Элен никак не могла понять, где Клей. Его не было на танцевальной площадке, не было и за столиками вокруг нее.

– …А может быть, и приятную поездку по округе, – тем временем говорил ее партнер.

– Что? Прошу прощения, я отвлеклась. – Мэри заставила себя сосредоточиться на словах собеседника.

Дэниэл сжал ей руку и улыбнулся:

– Я говорил о том, что хотел бы, с вашего позволения, заглянуть к вам как-нибудь вечерком. Свозить вас в оперу, а может быть, и просто покататься по округе.

– Это очень любезно с вашей стороны, мистер Лотон, но я…

– Прошу вас, зовите меня Дэниэлом.

– Дэниэл, ваше предложение мне очень нравится, но в данный момент я пока не могу сказать вам «да».

– Значит, нет? А почему нет? – Он удивленно улыбнулся.

Молодой человек не привык, чтобы женщины отклоняли его приглашения.

– Я не люблю оперу, и мой отец не позволяет мне ездить верхом с посторонними молодыми людьми.

– Странный джентльмен! – засмеялся Лотон, которого позабавил ее ответ. – Но, Мэри Элен, дайте мне возможность доказать вам, что я не хуже других, – и с этими словами он опустил взгляд своих зеленых глаз в глубокое декольте, отороченное кружевами.

За одним из столиков, стоявших вокруг танцевальной площадки, с сигарой в руке сидел Джон Томас. Он потягивал бренди и довольно улыбался, глядя, как его дочь кружится в танце в объятиях молодого Лотона. Ему было приятно видеть, как Дэниэл смеется в ответ на слова Мэри Элен. Наверное, девочка сказала что-то удачное, что очаровало молодого человека.

Джон Томас дотронулся до обнаженного плеча жены. Она обернулась. Наклонившись к ней, он прошептал:

– Молодой Лотон снова танцует с нашей Мэри Элен. – Жюли Пребл согласно кивнула:

– Вижу. И меня это удивляет. Сегодня Дэниэл Лотон сопровождает Бренди Темплтон. Не думала, что он станет уделять столько внимания Мэри Элен.

Джон Томас задумался.

– Знаешь, я думаю, что Прес Темплтон надеется, что его дочь подцепит молодого Лотона и тем самым положит конец недавним сплетням. Я слышал, что Бренди неугомонна, как мартовская кошка.

– Тсс, Джон! – предупредила Жюли и встревоженно оглянулась.

Взгляд Джона Пребла снова задержался на Мэри Элен и Дэниэле, и он задумчиво сказал:

– Лотон заслуживает большего, чем Бренди Темплтон. Когда джентльмен хочет жениться, он ищет молодую леди с безупречными моральными качествами. Милую, невинную девочку вроде нашей Мэри Элен. – Он снова улыбнулся и добавил: – Я уверен, что из него выйдет хороший зять!

– Да, пожалуй, – согласилась Жюли Пребл.

Довольные родители Мэри Элен были не единственными, кто внимательно наблюдал за красивой парой.

Мрачный, с ледяным взором светлых глаз, Клей стоял неподалеку от столиков, там, куда не доставал свет фонарей, и следил за каждым движением Мэри и Дэниэла.

Он был не в силах оторвать глаз от прелестной девушки в белом платье с оборками. Клей был глубоко несчастен. Впервые в жизни он испытывал душераздирающие муки ревности. Сердце болезненно сжималось в груди. Все тело напряглось. Кулаки сжались. Ему мерещились разные ужасы.

Мэри Элен его забудет. Она навсегда забудет о его существовании. И он ничего не может с этим поделать. Ему трудно тягаться со взрослым мужчиной с университетским образованием. Нет, он не выдержит сравнения с Дэниэлом Лотоном!

Мэри очарована этим высоким блондином. Это несомненно. Она так и будет смеяться, танцевать и флиртовать с этим Лотоном до конца вечера. А когда праздник закончится, она окажется в объятиях этого хлыща. И этот мерзкий тип будет целовать милые губы его Мэри. Клей представлял себе руки Лотона на белой коже девушки. Он почти видел, как тело этого типа прижимается к телу Мэри…

– Ты здесь дуешься или просто скучаешь? – Темноволосая Бренди Темплтон вывела Клея из мучительного транса.

Он улыбнулся:

– Ни то ни другое. Просто дышу воздухом.

– Хм!.. – Девушка сделала полшага по направлению к Клею, вытащила у него из петлицы розу и поднесла ее к его лицу.

Она медленно провела душистым цветком по точеному подбородку молодого человека.

– Хорошая мысль! Тут внизу, на террасе, есть беседка. Почему бы нам не прогуляться туда… – Она сделала паузу и недобро улыбнулась. – И отдохнуть!

– Ах, нет, спасибо… Большое спасибо вам, но…

– Ну почему же нет? – спросила Бренди, обольстительно улыбаясь. – О нас никто скучать не станет. Сам видишь! – И она кивнула в сторону переполненной танцевальной площадки.

Клей снова взглянул на кружившуюся в танце пару. Как раз в этот момент Дэниэл Лотон склонил свою белокурую голову и что-то прошептал на ушко Мэри Элен. Она кивнула и радостно рассмеялась.

Клей даже скрипнул зубами.

Бренди улыбнулась, обхватила своими длинными пальцами с выкрашенными красным лаком ногтями бицепс Клея и процедила:

– Пойдем со мной!

 

Глава 6

Красная роза выпала из петлицы на сиденье одного из белых диванчиков и теперь стремительно вяла. Возле нее лежала пара бальных туфелек из козьей кожи. В них были засунуты прозрачные шелковые чулки. Через высокую спинку диванчика была переброшена одна из самых интимных деталей дамского туалета: отделанные кружевами панталоны.

На подлокотник дивана были небрежно брошены прекрасные темные брюки. Вскоре за ними последовало и нижнее мужское белье. Бросавший промахнулся. И белье упало между стоявшими друг против друга диванчиками.

– О Господи, Боже мой!.. Боже!

Хриплый голос сквозь сцепленные зубы. Вздутые вены на шее.

– Да… О да!

Широко расставив колени, в расстегнутых пиджаке и рубашке, молодой человек, обнаженный ниже пояса, сидел на деревянном диванчике. Длинные пальцы судорожно сжимали склоненную перед ним голову. Сердце бешено стучало.

Клей не слышал ни музыки, ни смеха, ни гула толпы, которая была всего в какой-то сотне ярдов от спускавшейся террасами лужайки. Он весь отдался всепоглощающему эротическому наслаждению. Никогда в жизни юноша не испытывал ничего подобного. Он даже не догадывался, что такой экстаз возможен. Клей не мог поверить, что ему вдруг так повезло.

Ослепительно красивая молодая женщина целовала его до тех пор, пока он не превратился в воск в се руках. Потом она расстегнула ему брюки и ласкала и дразнила его до тех пор, пока молодой человек полностью не возбудился. И это пульсирующее возбуждение приняло такие размеры, что он и сам удивился. И тотчас же возгордился. А гордиться было чем.

Женщина выразила свое восхищение, сказав, что никогда в жизни не видела ничего подобного, и похвалила его за то, что он до такой степени мужчина. Она сказала, что ей еще не приходилось иметь дело с таким мощным жеребцом. Красавица оценила и размеры, и твердость. Он был великолепен. Настолько великолепен, что ей захотелось хорошенько его вознаградить.

А теперь Бренди сидела на корточках меж его расставленных ног. Женщина дразнила и сдвигала своим искусным языком нежную мужскую плоть. Она облизала его от кончика до основания, словно это было нечто чрезвычайно вкусное.

Потом еще и еще раз.

Время от время Бренди отрывалась от своего занятия и тихонько спрашивала:

– Тебе нравится, дорогой? Тебе приятно?

– Д-да… Я… я… но, пожалуйста…

– Да, да, я знаю, – шептала она, точно зная, чего он от нее захочет в следующий момент. – Скоро, скоро, негодный мальчишка… Теперь уже очень скоро…

В конце концов, женщина так его возбудила, так замучила, что он едва мог это выносить. И тогда она позволила юноше самому направлять ее рот, передвигая его по вспухшему, налитому кровью кончику. В экстазе молодой человек тотчас же закрыл глаза. Блаженство было очень кратким – всего несколько секунд, которых было недостаточно, чтобы довести его до оргазма. Женщина отпустила его, подняла голову, откинула волосы и злобно усмехнулась.

Клей был не в силах говорить, так он был потрясен. Он беспомощно стонал и дрожал, испытывая физическую боль.

– Любишь меня? – спросила она, ероша ногтями волосы у него на груди.

– Да! О Господи… Ну конечно, я вас люблю! – задыхаясь, проговорил юноша.

Женщина была довольна тем, что ей удалось возбудить молодого человека так, что он никогда в жизни не забудет ни ее, ни сегодняшний вечер. Она быстро подняла свои пышные юбки, под которыми была обнажена до пояса. Бренди ловко взобралась на него и, глядя прямо в глаза Клею, опустилась ниже, закрыв влажную от ее языка поверхность.

– А-ах! – простонал он и, схватив обеими руками обнаженные ягодицы женщины, до упора притянул ее к себе. Буквально через несколько минут он достиг кульминации. Женщина быстро закрыла ему рот рукой, чтобы подавить громкие стоны экстаза. Все было кончено. Бренди повисла на нем, устало, положив голову ему на плечо. На губах ее играла торжествующая улыбка.

– Господи Всевышний, что же это мы делаем? – испуганно воскликнул Клей, неожиданно очнувшись и снимая с себя женщину. – Кто-нибудь может зайти и увидеть нас!

Она засмеялась, ничуть не встревожившись.

– Еще минуту назад ты и не думал об опасности!

Мужчина оттолкнул от себя женщину и поднялся. Он тревожно огляделся и схватил брошенные в беспорядке брюки.

– Давай одевайся, Бренди. Нам надо вернуться, пока нас не хватились!

– Зачем? Чтобы ты мог потанцевать с этой глупышкой? – Она пощекотала ему грудь. – Ты напрасно теряешь время. Мэри Элен Пребл интересует только Клейтон Найт!

Дэниэл Лотон раздраженно оттолкнул руку Бренди. И безжалостно заявил:

– Еще до конца лета она забудет о существовании какого-то там сына портнихи!

– Может быть! – ответила Бренди, аккуратно складывая отделанные кружевом панталоны.

Она протянула руку, откинула полу парадного сюртука Дэниэла и затолкала панталоны ему во внутренний карман. И только тогда добавила:

– Еще до окончания нынешнего вечера ты забудешь о существовании этой гадкой Мэри Элен!

Мужчина надел брюки и теперь застегивал ремень. Он улыбнулся. Ему нравилась Бренди. Она ему очень нравилась. Она была смелой, темпераментной и вытворяла с ним такое, на что не решилась бы другая девушка. После того, чем они только что занимались, было бы забавно снова вернуться к общему веселью и потанцевать в толпе, зная, что под нижней юбкой его партнерша абсолютно голая и что меж бедер у нее липко после недавней близости с ним.

Бренди была права.

Пожалуй, она могла бы заставить его забыть о том, что ему хотелось прибрать к рукам золотоволосую Мэри Элен Пребл. Хотя Мэри Элен еще такое дитя, что, чего доброго, расплачется и побежит к папочке, если он ее даже просто поцелует.

Двумя пальцами Дэниэл приподнял подбородок Бренди.

– Ты же знаешь, Бренди, что ты для меня единственная женщина на свете!

– Ты же знаешь, Мэри, что ты для меня единственная девушка на свете!

– Ну и что, я все равно не могу удержаться, чтобы не побранить тебя! Я так испугалась, когда увидела тебя с Бренди!

Клей и Мэри Элен танцевали под негромкую романтическую музыку. Сверху на них лился неяркий свет китайских фонариков. Юноша держал девушку в объятиях так, как юный джентльмен должен держать молодую леди. Проклиная в душе правила приличия, он делал все, чтобы соблюсти их подобающим образом. Молодой человек знал, что на них смотрят ее родители. Клей выдерживал приличествующее случаю расстояние, хотя ему страшно хотелось держать Мэри поближе. Гораздо ближе. Так близко, чтобы иметь возможность прижаться губами к ее ушку и сказать ей о том, как сильно он ее любит.

– Мэри, дорогая моя Мэри, – говорил он тихо, чтобы слышала лишь она одна. – Тебе не нужно ревновать к Бренди Темплтон. Или к кому-нибудь еще.

– Тогда почему ты был с ней? И куда вы ходили? И что было бы, если бы музыка не окончилась и я не отправилась тебя искать?

– Говорю тебе, я не был с Бренди. Я был один. Просто отдыхал. Потом она подошла ко мне.

– И?..

– И ничего! Она сказала, что ей очень жарко и что она хочет отдохнуть от танцев. Это все.

– Это не все! Она держала тебя за руку! Я это видела! Куда она хотела тебя отвести?

Клей почувствовал, что краснеет, и беспомощно ответил:

– В беседку.

– В беседку? – повысила голос Мэри Элен. – Это же наше место, твое и мое! И ты бы пошел туда с ней?

– Нет, я бы не пошел. Я же не пошел!

– Но ты думал об этом! Ты собирался пойти…

– Если и так, – резко возразил он, – то только потому, что, когда Бренди предложила мне пойти туда, ты была в объятиях Дэниэла Лотона! Ты с ним танцевала четыре раза. Ты с ним кокетничала, ты ему улыбалась и позволяла ему прижимать тебя!

Светлые глаза юноши холодно взглянули на нее. Мэри Элен даже перестала танцевать. Она смотрела в его смуглое несчастное лицо, и ее охватило могучее чувство любви и сострадания. Ей очень хотелось обнять и поцеловать его. Целовать его долго-долго. Девушка положила руки на плечи Клея, приподнялась на цыпочки и прошептала ему в самое ухо:

– Я терпеть не могу Дэниэла Лотона! Он избалованный, скучный и высокомерный!

Она немного отодвинулась назад и посмотрела на Клея. Он не поверил ей и сказал:

– Он также богатый, красивый и образованный!

– Меня это абсолютно не интересует! И вообще…

– Мэри Элен, гости начинают разъезжаться! – прервал их Джон Томас Пребл. – Не забывай о хороших манерах! Пойди, пожелай им спокойной ночи!

Полчаса спустя, проводив последнего гостя, Джон Томас закрыл за собой парадную дверь дома. Оставался только Клей.

Джон Томас повернулся и сказал:

– Сынок, уже поздно. Тебе пора домой!

– Да, сэр!

– Я велел Сэму отвезти тебя!

– Большое спасибо, сэр!

– Мэри Элен, пожелай Клею спокойной ночи и иди спать!

– Хорошо, папа!

И не тронулась с места.

– Ну, спокойной ночи, дети, – сонно зевая, сказал Джон Томас и стал подниматься по лестнице к жене, которая удалилась еще раньше.

Ни Клей, ни Мэри Элен не шевельнулись, пока не хлопнула дверь на хозяйской половине дома. И даже после этого прошло еще секунд тридцать, когда Мэри Элен на цыпочках подошла к Клею и прошептала:

– Я провожу тебя до коляски! – Он кивнул.

Молодые люди вышли. Над их головами плыла большая белая луна, периодически нырявшая в редкие облака. Стало немного прохладнее. С юга потянул приятный ветерок.

Юные влюбленные неторопливо направились к коляске.

Золотистая головка Мэри Элен покоилась на плече юноши, крепко державшего ее руку.

В коляску были запряжены две черные лошади, которые фыркали, шумно вздыхая в ожидании седока.

Одна из лошадей нетерпеливо била копытом по усыпанной галькой дорожке. Звякала упряжь. Старый Сэм сидел на облучке, его седые волосы блестели в лунном свете.

Он увидел приближающихся к коляске детей, улыбнулся им своей беззубой улыбкой. Когда Клей и Мэри подошли ближе, Сэм задумчиво отвернулся.

Дети улыбнулись. Они знали, что верный кучер семейства Преблов сделал это для того, чтобы они смогли поцеловать друг друга на прощание.

– Дай Бог счастья этому доброму старику! – сказала Мэри Элен, поворачиваясь к Клею.

– Такие встречаются один на миллион, – согласился юноша и обнял ее.

Они целовались в лунном свете у ожидавшей Клея коляски. Целовались один, два, три раза. Потом Клей с трудом оторвался от девушки и неуверенно сказал:

– Я лучше пойду!

– Я не хочу, чтобы ты уходил!

Она вздохнула и прижалась своим стройным телом к его высокой, поджарой фигуре.

– Мне хотелось бы, чтобы тебе вообще не нужно было меня покидать!

Клей глубоко вздохнул, чувствуя, что от запаха её волос у него кружится голова, и прошептал:

– Мне тоже!

Его руки скользнули на ее бедра.

– Ты завтра придешь? – спросила она, укладывая головку ему на плечо.

– Ты же знаешь, что приду!

– Я велю повару собрать нам корзинку из того, что осталось от праздника. И мы отправимся на пикник.

Сердце Клея забилось сильнее.

– И будем купаться?

– И будем купаться! – ответила она, прижимаясь губами к его загорелой шее.

Клей задрожал.

 

Глава 7

Корзина для пикника стояла нетронутой на травянистом берегу реки. Красная с белым скатерть аккуратно закрывала тщательно приготовленную еду. Но юную пару не интересовали многочисленные деликатесы, заполнявшие тяжелую корзинку. По-настоящему жаждали они только друг друга.

Покинув Лонгвуд, Клей и Мэри направились к реке. Добравшись до заветного местечка на берегу, Клей поставил на землю корзину и обернулся к девушке.

Он обнял ее за шею своей загорелой рукой и притянул к себе. Его серые глаза затуманились.

Юноша придвинулся ближе.

Его смуглое лицо почти касалось лица Мэри.

Клей сказал тихо и серьезно:

– С той минуты, как я покинул тебя вчера, я все время ждал этого мгновения. Поцелуй меня, Мэри. Поцелуй меня так, чтобы я почувствовал, что ты любишь меня так же сильно, как я тебя.

Мэри крепко обняла его и поцеловала.

Кончик языка Мэри скользнул по губам Клея. Он глубоко вздохнул, чуть подвинулся и приоткрыл рот. Язык девушки проник внутрь, лаская и дразня, касаясь внутренней стороны его рта, вызывая в юноше восхитительные ощущения. Она делала все так, как он ее учил.

Сердце Клея забилось сильнее. Пульс участился. Он крепче прижал к себе Мэри и, став на одно колено, просунул второе между ногами девушки. Она инстинктивно потерлась о его твердое бедро.

Руки юноши двинулись по ее телу к ягодицам. Он прижал их обеими руками и слегка приподнял Мэри, чтобы она крепче села на его колено. Клей тут же почувствовал, как ее таз настойчиво задвигался вверх и вниз.

К тому времени, как юные влюбленные закончили свой первый сегодня поцелуй с открытым ртом, они оба уже пылали.

Задыхаясь и дрожа, Клей оторвал свои пылающие губы от губ девушки. Серые глаза юноши горели страстью. Грудь тяжело и часто вздымалась. Сердце сильно стучало. Загорелая шея в вырезе белой рубашки блестела от пота.

Мэри была почти так же взволнованна. Она часто дышала, ноги ее дрожали. Девушка без сил прислонилась к Клею, сжимая руками его бицепсы и касаясь лбом его подбородка.

Когда Клей настолько пришел в себя, что смог говорить, он сказал:

– Было время, и не так давно, когда нам требовались часы, чтобы дойти до такого состояния. А теперь после одного поцелуя мы…

Он замолчал и тяжело вздохнул.

– Я знаю, – почти беззвучно согласилась девушка. – Клей… Ох, Клей…

Бесконечно долго они так стояли, прижавшись друг к другу, ослабевшие от страсти, но стараясь преодолеть неизбежное.

– Давай искупаемся, – сказал, наконец, Клей, зная, что купание им мало поможет.

Ничто не могло охладить его страсти к этой обожаемой им девушке.

– Нам нужно немного остыть!

– Да, – вяло ответила она. – Купание – это то, что нам нужно.

Клей отпустил ее. Они оба отошли друг от друга на несколько шагов. – Но не отвернулись. Влюбленные продолжали смотреть друг на друга и тогда, когда бледные пальцы Мэри Элен принялись расстегивать маленькие пуговицы сиреневого летнего платья. Загорелые пальцы Клея занялись пуговицами белой рубашки. Они продолжали раздеваться, не отрывая глаз друг от друга.

Расстегнув рубашку и вытащив ее длинные полы из брюк, Клей наклонился, чтобы снять туфли и носки. В расстегнутом до пояса платье Мэри Элен наклонилась, чтобы заняться своими туфлями и носками. Потом она выпрямилась и улыбнулась Клею.

Ее взгляд задержался на густых темных волосах, покрывавших загорелую грудь юноши. Он снял рубашку и небрежно бросил ее на землю. Клей, не мигая, смотрел, как Мэри Элен поднимает подол пышной юбки сиреневого платья. Стащив платье через голову, девушка бросила его, и оно, как яркий цветок, упало на поросший травой берег.

Руки Клея принялись расстегивать ремень бежевых полотняных брюк. Мэри начала развязывать завязки длинной, отделанной кружевами нижней юбки. Юноша расстегнул ширинку и сбросил на землю брюки. Девушка, наконец, справилась с нижней юбкой, нетерпеливо стащила ее вниз, переступила через нее и ногой отбросила в сторону.

Теперь они оба были раздеты до нижнего белья.

После нескольких мгновений неловкости Мэри сделала шаг к воде.

– Подожди, – остановил ее Клей.

Подойдя к девушке, он положил руки на ее обнаженные плечи и посмотрел ей в глаза:

– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, да, любимая? – Она кивнула:

– Да. Я знаю, что ты меня любишь.

– И ты мне доверяешь?

Мэри снова кивнула. И тогда он попросил:

– Позволь мне раздеть тебя, Мэри. Пожалуйста! – Девушка улыбнулась. Ей стало немного не по себе.

– Я уже раздета, Клей!

– Нет, я имею в виду совсем. Снять совсем все. – Затаив дыхание, он ждал ответа.

Мэри колебалась. Она сглотнула и, наконец, кивнула своей золотистой головкой. Девушка послушно стояла не двигаясь, пока загорелые руки Клея расстегивали крошечные крючки батистовой рубашки у нее на груди. Расстегнув рубашку до пояса, юноша медленно стащил ее с плеч Мэри. И отбросил в сторону. Легкое одеяние с шелестом приземлилось на траву у ног юных влюбленных.

Глаза Клея ласкали обнаженные груди Мэри с розовыми сосками. Он нашел застежку ее панталон и расстегнул ее. Потом юноша опустился на одно колено перед Мэри и потихоньку принялся стаскивать отделанные кружевом панталоны с бедер девушки. Когда они опустились ниже пупка, у Мэри перехватило дыхание, и она инстинктивно схватилась за съезжающую вниз ткань. Из чувства врожденной скромности она неожиданно застыдилась, засомневалась, отпускать ли ей эту быстро ускользающую деталь ее туалета.

– Нет, пожалуйста! Пожалуйста, не останавливай меня, любимая! Не сейчас! Подними руки! Дай мне закончить!

Мэри неохотно убрала руки. Горячие губы юноши прижались к впадинке на ее левом бедре. Мэри заморгала, и невольная дрожь волнения охватила ее почти нагое тело.

Черные шелковистые волосы Клея щекотали ее живот.

Передвигая губы по ее белой коже, Клей умолял:

– Только раз, Мэри! Только один раз! Дай мне полностью раздеть тебя! Позволь мне один-единственный раз обнять тебя обнаженной. Это все. Только один раз. Я никогда больше не попрошу!

В волнении Мэри Элен сжала его загорелые плечи и закрыла глаза. Клей осторожно стянул вниз ее панталоны. Девушка чувствовала, как мягкая ткань скользит по ее ягодицам, по бедрам, спадает с колен к лодыжкам. Она чувствовала, как сильные руки Клея поднимают ее левую ногу, освобождая ее от панталон, потом проделывают то же с правой ногой.

Мэри Элен не смела, открыть глаза. Теперь она была совершенно нагой. Лицо ее горело. Девушка неожиданно забеспокоилась, не находит ли он ее уродливой. Она не дышала, когда Клей, все еще стоя перед ней на коленях, обнял ее и прижался щекой к ее обнаженному животу.

Мэри Элен открыла глаза. Она посмотрела вниз, на коленопреклоненного Клея, и тихонько застонала от волнения, обхватив обеими руками его голову и крепче прижав ее к себе.

И снова юная пара долго была неподвижна. Девушка стояла в лучах солнца, погрузив руки в волосы юноши. Ее глаза сияли любовью и волнением. Клей, в белом полотняном нижнем белье, стоял перед ней на коленях, прижавшись горячей щекой к ее плоскому животу. Его длинные ресницы щекотали чувствительную кожу девушки.

Хотя Мэри Элен была юной и наивной, все же именно в этот солнечный июньский день, в этот самый момент она поняла, как велика ее власть над Клеем. Впервые в жизни Мэри так ясно осознала глубину его чувства к ней. Девушка вдруг совершенно отчетливо поняла, что он не только любит и желает ее, но и поклоняется ей. Поняла, что он сделает для нее все, что угодно.

Абсолютно все.

Мэри нисколько не сомневалась в том, что, прикажи она Клею опуститься на колени и молиться на нее, он это сделает. Она также знала, что, запрети она ему дотрагиваться до себя, юноша подчинится. Это новое, только что обретенное знание наполнило сердце Мэри Элен великой радостью и большим страхом.

Даже будучи совершенно обнаженной, она чувствовала себя в полной безопасности, как чувствовал бы себя младенец на руках Клея.

Вопрос в том, нужна ли ей эта безопасность.

И если сегодня здесь, на берегу, Клей станет заниматься с ней любовью, ей некого будет винить, кроме самой себя. Клей никогда не злоупотребит ее доверием. Он слишком любит ее.

И словно понимая, о чем думает девушка, Клей медленно поднял черноволосую голову и посмотрел на нее. И в глубине его прекрасных серебристо-серых глаз сияла такая любовь и такая нежность, что Мэри отдала бы ему все, что бы он ни попросил. Он тихо сказал:

– Я люблю тебя больше всех на свете. Больше, чем кого бы то ни было. Я так хочу тебя, что мне больно, но я не дотронусь до тебя, если ты этого не захочешь.

Доверяя ему, желая его и любя его всем своим юным сердцем, Мэри Элен сказала:

– Я хочу, чтобы мы с тобой занялись любовью.

– Мэри! Моя милая Мэри! – прошептал он. Обеими руками Клей обхватил ее бедра и потянул ее вниз, опуская на колени перед собой. Потом он крепко обнял ее и после долгого поцелуя сказал:

– Я так же девственен, как и ты, Мэри.

– Я рада, – ответила она совершенно искренне.

– Я тоже. Но я не умею любить тебя так, как ты того заслуживаешь.

– Мы научимся вместе, – ответила она. – Научимся так же, как мы научились целоваться.

Так они и сделали. Клей протянул руку, вытащил из корзины красную с белым скатерть и расстелил ее на траве. Они легли на скатерть. Мэри Элен вытянулась на спине. Клей лег на бок и повернулся к ней, опершись на локоть. Юная пара целовалась в лучах жаркого июньского солнца. Они ласкали друг друга и шептали нежные слова любви.

Никто из них не помнил, когда Клей снял нижнее белье. Они только почувствовали, что целоваться и обниматься обнаженными гораздо приятнее.

Клей был разгорячен и взволнован. Он нервничал. Никогда в жизни юноша еще так не боялся. Он отчаянно хотел доставить Мэри удовольствие, но испытывал неловкость от того, что не знал как. Клей целовал девушку и, целуя, ласкал ее нежные белые груди, потом его пальцы осторожно пробежали вниз, к заветному холмику.

Не больше Мэри понимая в сложном искусстве любви, он страшно боялся причинить ей боль. В то же время он был так возбужден, что боялся, что скоро не выдержит и возьмет ее. Он уговаривал себя не спешить ради Мэри и продолжал целовать и ласкать девушку.

Мэри Элен все крепче прижималась к Клею, возбуждаемая его страстными поцелуями и нежными прикосновениями рук. Ее волновала его твердая плоть, пульсировавшая у ее обнаженного живота. Девушка начала волнообразно двигаться, прижимаясь к юноше, и он понял, что она готова, так же как и он.

Клей поднял свою темноволосую голову и посмотрел в ее горящие страстью глаза.

– Мэри, ты…

– Да! – прошептала она. – О да!

Клей снова поцеловал ее. При этом его рука скользнула по ее животу и нежно, ласково пробралась через русые завитки между ногами. Глаза Мэри были закрыты. Юноша осторожно коснулся ее одним только средним пальцем. Он оторвался от губ девушки и наблюдал за ее прекрасным лицом, продолжая ее ласкать. Его палец легко проскользнул в шелковистую влагу, текущую из нее.

Мэри выгнула спину. Она порывисто вздохнула и застонала от удовольствия. Глаза ее были закрыты, лицо пылало. Ей захотелось узнать, не может ли она также доставить ему удовольствие, если будет трогать его так, как это делает он.

Она открыла глаза, посмотрела на Клея и сказала:

– Я тоже хочу тебя потрогать!

Он очень боялся, что невольно достигнет кульминации, если она дотронется до него, и поэтому сказал:

– Нет, Мэри, нет…

– Да! – настаивала девушка. Она оттолкнула его руку и села.

– Я хочу, чтобы тебе тоже было приятно!

Клей сдался и вытянулся на спине. Затаив дыхание, он смотрел, как Мэри, смущаясь, обвила рукой его набухшую мужскую плоть. Она сделала это очень нежно, словно боялась сломать. Девушку поразили испытываемые ею ощущения и размеры увиденного. Ей понравилось это новое упражнение, и она прошлась пальцами вверх и вниз по всей длине.

Клей молча терпел сладкие муки.

Сердце его бешено стучало. На лбу и на верхней губе выступили крупные капли пота. Они медленно скатывались вниз. Юноше хотелось дать Мэри возможность свободно посмотреть, потрогать, поиграть сколько ей захочется. Но его тело было не в силах этого вынести. Он резко откинул руку девушки, перекатился и уложил ее на спину.

Лихорадочно двигаясь меж ее бедер, Клей побуждал девушку раздвинуть ноги. Прошептав: «Я люблю тебя, Мэри!» – он быстро вошел в нее. Мэри сморщилась от шока и боли. Клей чувствовал, как что-то рвется у нее внутри, чувствовал, как она крепко сжимает его плоть, и знал, что причиняет ей боль. Но он уже не мог остановиться, как бы он этого ни хотел.

Казалось, что эта твердая пульсирующая плоть, глубоко погруженная в девичье лоно, живет своей собственной жизнью. Она совершенно игнорирует слезы в глазах Мэри и ее явные мучения. Она игнорирует его собственные молчаливые приказы остановиться и не причинять боли любимой. Все было напрасно – плоть ему не подчинялась. Наоборот, это она теперь управляла им, продолжая вновь и вновь погружаться во влажное нежное тепло, до тех пор, пока его агрессия не закончилась мощным взрывом.

Клей громко застонал в экстазе. Мэри смотрела в его смуглое, искаженное лицо, и ей казалось, что ему больно.

Наконец он рухнул на нее и тут же стал просить прощения за то, что причинил ей боль, стал говорить о том, что хотел бы загладить свою вину.

– Со временем я стану более умелым любовником, – говорил он ей. – Я научусь доставлять тебе такое же удовольствие, какое ты сегодня доставила мне.

– Лежать в твоих объятиях – уже огромное удовольствие для меня! – ответила Мэри, гладя его влажные шелковистые волосы, гладкие плечи и вспотевшую спину.

Когда Клей успокоился, они отправились купаться. Он терпеливо и тщательно вымыл Мэри Элен. Лицо юноши светилось любовью и заботой. Когда они оба вымылись, и девушка заверила его в том, что ей больше не больно, они принялись играть, как делали всегда, когда были детьми.

Юные влюбленные гонялись друг за другом по маленькой лагуне, ныряли под воду, занимались подводной акробатикой. Потом выныривали в центре лагуны, смеясь, откашливаясь и брызгаясь.

Мэри громко вскрикнула, когда Клей поймал ее за волосы, золотым веером распустившиеся по поверхности воды. Она отбросила его руку и вырвалась, потом прыгнула и, смеясь, окунула его с головой. Юноша потащил ее на дно. Там они поцеловались, и оба нахлебались воды.

Они выскочили на поверхность и снова поцеловались. Мэри Элен обвила руками шею Клея. Он притянул ее стройные ноги к своей талии и сцепил руки под ее ягодицами.

Выйдя из воды, они поспешили к расстеленной на траве скатерти и улеглись на спину. Они лежали, держась за руки. Горячее июньское солнце быстро обсушило их мокрые тела.

Влюбленные оставались в своем укромном уголке всю вторую половину дня. Они отдали должное обильной еде из плетеной корзинки, смеясь, кормили друг друга инжиром, виноградом и засахаренной клубникой. Сытые и довольные, они вздремнули на солнышке в мирной тишине золотого летнего дня – два прекрасных юных существа, обнаженных и не стыдящихся своей наготы. Они были в раю.

Все было прекрасно.

Но пока молодые люди спали, погода изменилась.

Темные облака заволокли голубое небо, исчезло ласковое солнце.

Клей проснулся оттого, что почувствовал, как у него по спине крадется неприятный холодок.

– Что случилось? – спросила Мэри, которая проснулась оттого, что почувствовала, как он дрожит рядом с ней.

Клей не ответил. Он ощущал непонятную тревогу. Все еще дрожа, юноша очень крепко обнял любимую. Клей был испуган, но не понимал отчего. Он все крепче прижимал к себе Мэри, словно ее пытались вырвать из его объятий.

– Что случилось, Клей? – снова спросила Мэри, чувствуя, как сильно забилось его сердце. – Скажи мне!

– Ничего! – ответил он. – Просто я так люблю тебя, что мне страшно.

 

Глава 8

На другой день произошло событие, которому предстояло сыграть важную роль в жизни Мэри и Клея.

Было раннее утро. Незадолго до восхода солнца по реке прибыл посыльный и громко постучал в дверь домика, где жил Клей со своей матерью Анной.

Клей тотчас же проснулся. Он выпрыгнул из постели и торопливо надел брюки. Сердце бешено стучало в обнаженной груди. Юноша пригладил ладонью разлохмаченные волосы, схватил рубашку и поспешил в прихожую.

Мать немного опередила его. Она уже стояла перед дверью, завязывая пояс халата. Мать и сын встревоженно посмотрели друг на друга. Анна перебросила на спину длинную косу, тяжело вздохнула и открыла дверь.

Посыльный кивнул, приветствуя ее, передал конверт и удалился.

Письмо было адресовано миссис Анне Найт.

Мать передала его сыну. Клей надорвал конверт и прочитал вслух:

– «Уважаемая миссис Найт!

С глубоким прискорбием сообщаю вам о том, что ваш глубокоуважаемый отец, коммодор Клейтон Л. Тигарт, мирно скончался во сне в девять часов вечера.

Адмирал Тигарт страдал от неизлечимой…»

Клей передал матери письмо и медленно покачал головой. Кончина дедушки по материнской линии сама по себе не была большой трагедией Коммодору было уже полных восемьдесят три года. До самого конца почтенный джентльмен оставался в здравом уме и был очень независим. Несмотря на настойчивые приглашения дочери, он отказывался переехать к ней в Мемфис, продолжая жить в «Пансионе для отставных моряков-христиан», как он называл свой дом.

Настоящей трагедией был сам факт его смерти. Клей виновато подумал, что вместе с дедом умерла его единственная надежда на поступление в военно-морскую академию.

Со слезами на глазах Анна Найт положила руку на плечо сына.

– Клей, мне очень жаль. Я каждый вечер молилась о том, чтобы папа пожил еще и смог помочь тебе поступить в Аннаполис.

– Все хорошо, мама, – ответил сын, похлопывая ее по руке.

Он поцеловал мать в макушку.

– Ты начинай собираться. Я съезжу за билетом на пароход.

Анна кивнула и сказала с надеждой в голосе:

– Но у нас есть еще твой учитель, мистер Мак-Дэниэлс Он сделает для тебя все возможное. Уверена, что он тебе поможет. Может быть, еще есть надежда, и ты все же попадешь в академию.

– Да, мама, – ответил сын с болью в сердце, понимая, что теперь только чудо сможет помочь ему осуществить заветную мечту.

К счастью, его другая заветная мечта – Мэри – помогла ему пережить потрясение, связанное с утратой шансов на поступление в академию.

Поцелуи любимой смягчили боль. Девушка убеждала его в том, что человек с его умом и волей всегда добьется своей цели. Он попадет в академию, она в этом абсолютно уверена.

Разве мистер Мак-Дэниэлс не сделает все, что в его силах, чтобы помочь Клею? Он напишет для него необходимые письма и убедит начальство академии, что Клей – лучший ученик школы.

– Ты все равно попадешь в академию, – убеждала его девушка. – Я знаю, что попадешь. Будет несправедливо, если тебя не возьмут, потому что ты хочешь этого больше всего на свете.

– Это тебя я хочу больше всего на свете, – поправил ее юноша. – Если у меня будешь ты, я переживу, если не попаду в Аннаполис.

И это было правдой.

Когда Мэри была в его объятиях, все остальное было не важно. А такое часто случалось этим долгим знойным летом.

После первой близости Клей и Мэри с трудом отрывались друг от друга. Они использовали любую возможность побыть наедине. А оставшись одни, молодые люди тотчас устремлялись к своему любимому местечку у реки. Иногда они скрывались от всех в густом лесу или в каком-нибудь заброшенном здании. Где угодно, лишь бы побыть вдвоем. Они занимались любовью, используя каждую возможность, и все не могли насытиться друг другом.

Это было самое восхитительное лето в их жизни.

Даже мучения, которые они испытывали, когда не могли обнять и поцеловать друг друга из-за присутствия других людей, были по-своему сладостны для них обоих. Мэри ужасно возбуждала возможность украдкой бросить взгляд на Клея, когда он сидел у них в гостиной или за обеденным столом, разговаривая с ее родителями, и, как всегда, вежливо отвечал на многочисленные вопросы ее отца о школе и о работе в хлопковой конторе. Если Джон Томас упоминал – а это было не раз – о военно-морской академии, то юноша неизменно отвечал, что со смертью деда лишился шансов на поступление. Клей намеренно почти не уделял внимания Мэри Элен.

И не раз, когда во время неспешного ужина девушка наблюдала за тем, как загорелая рука Клея держит бокал чая со льдом, ее охватывало восхитительное волнение. Эти изящные, как у музыканта, руки еще до окончания этого вечера будут ласкать ее тело.

Мысли Клея были еще более опасными, более нескромными, чем мысли Мэри. Именно по этой причине он старался, как можно реже смотреть в ее сторону. Временами ему было достаточно одного взгляда на нее во время обеда или позже, когда она сидела в гостиной на полосатом бежево-белом диване, и его начинали одолевать эротические видения. Юноша ни на секунду не забывал, как выглядит любимая под светлым летним платьем. Он слишком хорошо помнил ощущения, которые испытывал при прикосновении к ее восхитительному телу. Клей не мог дождаться момента, когда сможет снова раздеть Мэри. Ему казалось, что он умрет, если не займется с ней любовью в самое ближайшее время.

Сексуальный накал между ними не ослабевал, и юные влюбленные понимали, что должны быть крайне осторожны. Им приходилось постоянно скрывать свои чувства.

И не только потому, что Клей и Мэри были слишком молоды для того, чтобы думать о браке, но и потому, что Клей пока был не в состоянии содержать жену. Он предупредил Мэри, что им придется подождать, чтобы понять, есть ли у них хоть малейшая надежда получить благословение Джона Томаса Пребла.

Мэри согласилась с ним. Однако она была совершенно уверена в том, что лишь их возраст может помешать ее отцу дать согласие на брак. Клей не был в этом так уверен. Намеками, даже трудно сказать, как именно, но Преблы, с их голубой кровью, дали ему понять, что они предпочли бы более подходящего жениха для своей дочери-аристократки.

Клей не осуждал их. Но он надеялся, что со временем сможет доказать, что достоин Мэри.

А сейчас юным влюбленным приходилось скрывать свою неумирающую любовь и надежду когда-нибудь вступить в брак. Если бы кто-нибудь начал догадываться об интимных отношениях молодых влюбленных, их бы немедленно разлучили. Они не могли так рисковать.

Поэтому Клей и Мэри были очень осторожны. И все же – время от времени им удавалось проводить незабываемые мгновения в объятиях друг друга. Великолепное лето слишком быстро кончилось. Это совершенно не устраивало юных любовников. Они знали, что холодной зимой, какие порой бывают в штате Теннесси, им будет гораздо труднее встречаться тайком.

– Но, папа, я вовсе не хочу в академию Святой Агнессы! – категорически возражала Мэри.

Это было в одну из суббот, в конце душного августовского дня. Девушка стояла в отцовском кабинете, уставленном многочисленными книжными полками, хмурилась и отрицательно качала головой.

– Ты изменишь свое мнение, когда попадешь туда, дорогая, – убеждал ее отец.

Джон Томас Пребл сидел за письменным столом красного дерева, откинувшись на спинку кресла, обитого темно-красной кожей, и сцепив руки за головой.

– Не изменю! – Дочь была непреклонна. – Я хочу остаться в школе Юджина Магевни, здесь все мои друзья, и…

– Заведешь себе новых друзей, – прервал ее отец.

– Мне не нужны новые друзья, мне нравятся те, что у меня есть.

– Послушай, Мэри Элен, – нарушила свое молчание Жюли Пребл.

Она поднялась с длинной кожаной кушетки и подошла к дочери. Обняв девушку за тоненькую талию, мать сказала:

– Мы думаем, что тебе там понравится!

– Но почему? Объясните мне, почему мне должно там понравиться?

– Ты же знаешь, что во всем Теннесси это самое привилегированное учебное заведение для юных леди. Его посещают девушки из лучших семейств, – терпеливо объясняла ей мать. – Мы с папой желаем тебе добра.

Мэри тяжело вздохнула:

– Я знаю, мама! Но почему я должна ходить в эту скучную старомодную школу с кучей заносчивых девчонок?

– Все не так страшно, как тебе кажется, – успокаивала ее мать. – Ты ведь растешь, Мэри Элен. Тебе уже шестнадцать. Пора учиться тому, чему тебя не смогут научить в обычной школе. Академия Святой Агнессы выпускает благовоспитанных юных леди с хорошими манерами.

– Да зачем мне это нужно! – Мэри Элен предприняла последнюю попытку. – Ну, папа, ну, пожалуйста…

– Все! Больше никаких дискуссий! – Джон Томас расцепил руки, встал из-за стола и наклонился над ним. – Ты будешь посещать занятия в академии. Осенний семестр начинается в середине сентября.

Он махнул рукой в сторону двери:

– Теперь можешь пойти побегать, детка! – Джон Томас достал из жилетного карманчика золотые часы, посмотрел на них и добавил: – Уже седьмой час, мне нужно еще кое-что сделать. Не забудь, что ровно в восемь мы обедаем у Симпсонов.

– Пап, мы с тобой еще в начале недели решили, что мне не обязательно ехать к Симпсонам, помнишь?

– Это так? – обратился он к жене.

– Да, милый! – подтвердила Жюли.

– Ладно. Не хочешь, не ходи.

– Спасибо, папа! – Девушка направилась к двери. Джон Томас остановил ее:

– Клей сегодня придет?

– Говорил, что придет.

Отец собрался, было сказать что-то неодобрительное по поводу прихода Клея, но сдержался и улыбнулся:

– Это хорошо! Тебе не придется коротать вечер в одиночестве.

– Ну да, – ответила Мэри. – Клей составит мне компанию.

И вышла из кабинета.

Жюли осталась с мужем и закрыла дверь за дочерью. Она обеспокоенно посмотрела на мужа.

Джон Томас улыбнулся ей:

– Иди сюда, малышка!

Пышные юбки женшины прошелестели по полу. Жюли пересекла комнату. Она наклонилась к мужу. Джон Томас притянул ее за руку и усадил к себе на колени.

– Ты зря волнуешься! Дело того не стоит, сокровище мое!

– Джон, а что, если Мэри Элен воображает, что влюблена в Клея Найта? Что нам делать?

Джон Томас поиграл брошкой на высоком тугом воротнике модного платья жены.

– Я тебя когда-нибудь подводил?

– Нет, конечно, нет!

– И не подведу! Я знаю, как справиться с Мэри Элен. Знаю, как справиться с Клейтоном Найтом, если дело до того дойдет. Но уверяю тебя, в этом не будет необходимости.

Жюли Пребл тихонько вздохнула, обняла мужа за шею и прижалась лбом к его лбу.

– Прости меня, Джон! Я веду себя как наседка, которая слишком трясется над своим цыпленком!

– А почему бы нет? – снисходительно заметил Джон Томас. – Ведь у тебя есть муж, который слишком трясется над своей женой и не допустит, чтобы что-нибудь ее расстроило.

Жюли подняла голову и посмотрела ему в глаза. Супрут успокоил ее:

– Когда придет время, Мэри Элен выйдет замуж за молодого человека, который понравится и нам, и ей. Это я тебе гарантирую.

 

Глава 9

Золотые деньки теплого лета неохотно уступили место прохладным дням ранней осени. Буйная растительность штата Теннесси изменила цвет листвы в соответствии с временем года. Многочисленные оттенки сочного зеленого цвета сменились ярко-желты: к и красновато-коричневыми. Но великолепные золотые и красные тона были слишком роскошны, чтобы задержаться надолго. Они быстро угасли, уступив место унылым тусклым краскам.

И словно устыдившись своего жуткого цвета, блеклые листья больше не хотели жить. Они скручивались, становились сухими и хрупкими. А потом их безжизненные останки тихо слетали на землю.

Старшие Преблы полагали, что с окончанием лета романтические чувства молодых людей постепенно угаснут. Молодежь так непостоянна! Порой даже короткая разлука творит чудеса. Мэри Элен начнет учиться в академии Святой Агнессы, так что они с Клеем больше не будут ежедневно встречаться в школе. А поскольку Клей, несомненно, привлекательный молодой человек с хорошим характером, то он обязательно обратит на себя внимание одноклассниц.

А раз Мэри Элен не будет постоянно рядом с ним, то юноше может понравиться кто-нибудь еще. Ничего удивительного, если к Рождеству у него будет новая девушка. А это решит массу проблем.

К Дню благодарения Преблы поздравили себя с тем, что, по их наблюдениям, отношения Мэри и Клея постепенно становятся более прохладными. Они очень надеялись, что пик романтических чувств молодых людей миновал и что скоро их дочь найдет себе кого-нибудь более подходящего.

Например, кого-нибудь вроде Дэниэла Лотона – то есть молодого человека постарше, с завидным положением в обществе. Младший Лотон был хорош тем, что у него уже было университетское образование, и тем, что он был сыном чрезвычайно богатых родителей, членов-основателей мемфисской организации «Старая гвардия».

Пока старшие Преблы радовались своему удачному тактическому ходу – держать Мэри и Клея подальше друг от друга, юная пара стала больше дорожить временем, которое им удавалось провести вместе. Это верно, они виделись теперь не так часто. Школа Юджина Магевни была очень далеко от академии Святой Агнессы. А когда уроки заканчивались, Клей спешил в хлопковую контору, где он каждый день работал до семи вечера.

К тому времени, когда он добирался до дома, мылся, ужинал и делал уроки, было уже слишком поздно идти к Мэри. Мэри это понимала. Девушка с нетерпением ждала выходных, когда они могли побыть вместе.

Клей упорно работал и учился. И потихоньку снова стал думать об осуществлении своей мечты. Этим он во многом был обязан поддержке школьного учителя.

Юные влюбленные продолжали встречаться. Старшие Преблы считали их отношения невинным ухаживанием. Анна Найт молилась о том, чтобы это так и было. Преблам казалось, что с наступлением холодной погоды стали остывать и чувства молодых людей.

Наступило Рождество, и с ним для состоятельных жителей Мемфиса пришло время веселых вечеринок. Одна из таких вечеринок проходила за городом, в богатом поместье Джеймса Д. Лотона. Было это в четверг вечером, 23 декабря. Красивый сын Лотонов, Дэниэл, приехал домой на каникулы. Поэтому Джон Томас настоял, чтобы Мэри Элен посетила этот праздник.

Ей не хотелось туда идти. Она боялась, что Клей расстроится, если узнает, что она была на вечеринке у Дэниэла Лотона. Поэтому Мэри решила ничего ему не говорить. Врать она не будет, просто не станет об этом упоминать.

В назначенный день Мэри в сопровождении родителей отправилась к Лотонам, хотя с большим удовольствием осталась бы дома. Может быть, Клей смог бы прийти, и они посидели бы у камина.

Но она не может не ехать.

А он не может прийти.

И они ничего не могут с этим поделать.

Из ярко освещенного особняка Лотонов доносились музыка и смех. Отворилась дверь из кипарисового дерева, и дворецкий-англичанин в нарядной ливрее провел Преблов внутрь.

Дэниэл Лотон в темном вечернем костюме стоял в гостиной в кругу джентльменов. Через открытую дверь он заметил в холле девушку с роскошными светлыми волосами, в красном бархатном плаще. Его пальцы крепче сжали запотевший бокал шампанского. Молодой человек оборвал себя на полуслове.

– Прошу извинить меня, – тут же сказал он, поставил бокал на поднос официанта и начал пробираться через толпу.

Он подошел к Мэри в тот момент, когда она расстегивала крючки своего отделанного мехом плаща.

– Позвольте вам помочь? – вежливо спросил он, останавливаясь позади девушки и снимая плащ с ее плеч.

Мэри обернулась. Дэниэл Лотон наградил ее одной из своих самых обворожительных улыбок. В его зеленых глазах был неподдельный интерес.

Ни от Преблов, ни от Лотонов не ускользнул тот факт, что Дэниэл весь вечер не упускал из виду Мэри Элен. К большому огорчению присутствовавших на вечере юных дам, красивый перспективный холостяк не скрывал своего интереса к златокудрой Мэри Элен.

– Давайте прогуляемся по саду позади дома, – предложил Дэниэл менее чем через час после приезда Мэри Элен.

– Что за нелепая идея! – резко возразила девушка. – Там жуткий холод!

Дэниэл наклонился ближе к Мэри:

– Я вас согрею! Пойдемте!

– Как-нибудь в другой раз! – ответила она и решительно отвернулась от него.

Молодой человек был удивлен и заинтригован. Целый вечер он пытался оказаться с ней наедине, но Мэри не имела ни малейшего желания уединяться с Лотоном. Однако ее довольные родители восприняли все совершенно иначе. Совершенно иначе восприняла происходящее и несчастная молодая женщина, которая с радостью пошла бы куда угодно с красавцем Дэниэлом и не ограничилась бы просто прогулкой.

Сладострастная Бренди Темплтон позеленела от ревности. Сквозь зубы она пробормотала:

– Ты у меня получишь, Мэри Элен Пребл! Я расскажу Клею Найту про тебя с Дэниэлом!

В тот декабрьский вечер было особенно холодно.

Чтобы не отморозить уши, Клею пришлось поднять воротник шерстяного жакета. Руки он засунул в карманы брюк и, в конце концов, добрался-таки до усыпанной галькой подъездной дороги Лонгвуда.

Цель была близка. Юноша улыбнулся.

В доме горел свет. Он был уверен, что там горит и ласковый огонь в камине в парадной гостиной. Клей мечтал согреться у камина и выпить стаканчик горячего сидра.

Вот Мэри удивится, когда увидит его!

Клей редко приходил в Лонгвуд в будние дни. Даже теперь, на каникулах, у него оставалось очень мало свободного времени, потому что в эти дни ему приходилось работать в конторе по десять часов.

Но сегодня ему так сильно захотелось увидеть Мэри, что юноша решил не подавлять этого желания. Он ее увидит, услышит ее голос, коснется ее руки.

Анна оторвалась от шитья и посмотрела на сына, когда он вдруг вскочил со стула и объявил, что собирается сходить к Мэри, несмотря на то, что было уже девять часов.

– Клей, уже поздно. В такое время не принято навещать юных леди. Кроме того, сегодня слишком холодно, чтобы так далеко ходить. – Анна улыбнулась и добавила: – Я знаю, что тебе хочется повидать Мэри Элен. Но выходные уже совсем скоро. Подожди до субботы.

Клей отрицательно покачал головой:

– Не могу, мама! Мне нужно ее увидеть! Я должен! Ты просто не понимаешь!

Он взял куртку и вышел прежде, чем она успела что-либо сказать.

Анна Найт снова занялась шитьем при свете настольной лампы, но ее серые глаза затуманились. Она думала о том, как сложится судьба сына.

На свете не было более милой и более земной девочки, чем Мэри Элен Пребл. Но она принадлежала к элите Мемфиса.

Преблы были аристократами.

А Найты – нет.

Хотя вопрос этот никогда не обсуждался, Анна не могла себе представить, чтобы могущественный Джон Томас Пребл, который так пекся о счастье дочери, позволил ей выйти замуж за молодого человека, в жилах которого текла красная, а не голубая кровь.

Анна огорченно покачала головой и отложила почти законченное платье. Она устало поднялась со стула, пересекла комнату и отдернула занавески на окне. Женщина потерла запотевшее стекло и посмотрела в окно.

Она увидела, как быстро и решительно шагает ее сын. Темные волосы юноши блестели в лунном свете. Клей очень спешил. Он хотел увидеть любимую. Он должен был ее увидеть. Юноша свернул за угол и скрылся из виду.

Анна Найт закрыла глаза. Она вздохнула, и устало прижалась лбом к холодному влажному стеклу.

Бедная женщина помнила, что это такое, когда человек отчаянно влюблен. Она даже слишком живо помнила, что такое бушующая страсть. Анна считала, что если, несмотря на жуткий холод, молодой человек отправляется за три мили повидать любимую, то о бушующей страсти он уже знает больше, чем следует.

Клей постучал в парадную дверь и ждал, пытаясь своим дыханием согреть окоченевшие пальцы и переминаясь с ноги на ногу. Он дрожал от холода.

– Ну, мистер Клей, заходите скорей, не то замерзнете, – сказал, ему старый Тайтес, широко распахивая дверь.

– Спасибо, Тайтес! – Юноша быстро прошел в дом.

– Мое почтение мистеру и миссис Пребл. Мэри еще не спит?

Он бросил взгляд на парадную лестницу, снял куртку и передал ее дворецкому.

– Нет, мисс Мэри Элен не спит, но ее нет дома.

– Нет дома? Уже десятый час! Где же она?

– Она с мамой и папой отправилась на какую-то особенную вечеринку.

– А! – Клей изменился в лице, он не смог скрыть своего огорчения. – А где эта вечеринка? Кто ее устраивает?

– Ох, мистер Клей! Я никак не могу запомнить все эти вечеринки, и бог знает что еще! Кажется, все на свете решили устраивать праздники! Мистер и миссис Пребл получили столько приглашений, что и не сосчитать! Целую кучу! – усмехнулся слуга.

– Могу себе представить!

– Они, должно быть, скоро вернутся. Почему бы вам не пройти на кухню? Мэтти приготовит вам горячего шоколаду.

– Спасибо, Тайтес! В другой раз! Думаю, что сейчас мне лучше пойти домой. – Клей улыбнулся Тайтесу и добавил: – Мне завтра рано на работу, в шесть часов вставать, еще затемно.

– Да, конечно, зимой поздно светает, – ответил Тайтес и покачал головой, соглашаясь с юношей.

Клей надел куртку и направился к двери.

– Скажи Мэри, что я заходил, ладно, Тайтес?

– Конечно, скажу. Деточка очень расстроится, что не увиделась с вами!

Клей задумался. Тайтес прав. Мэри действительно расстроится, если узнает, что он приходил. Ей не нужно знать об этом. Лгать он не станет, просто ничего не расскажет.

– Нет, Тайтес, я передумал, не говори ей ничего. – Юноша обернулся к слуге. – Не упоминай об этом Мэри, ладно? Не говори им, что я здесь был!

– Ладно! Конечно, мистер Клей, не скажу! Никому не скажу!

 

Глава 10

Теплые плащи были расстелены на грубых досках пола в старой привратницкой. Старый кирпичный домик с забитыми досками окнами был почти полностью скрыт из виду ветками дикого винограда и густым кустарником. Он стоял у заросшей сорняками дороги, которая никуда не вела.

Когда-то в конце усаженной дубами аллеи стоял большой дом. который сгорел дотла много лет назад.

Владельцы земли так и не стали восстанавливать дом на этом удаленном от города участке у реки.

Мэри наткнулась на это место совершенно случайно. Однажды у слуг потерялась любимая собака, и девушка вызвалась помочь ее отыскать. Пропавшую собаку она так и не нашла, но наткнулась на обветшавший домик и тут же объявила его своим.

Это был домик ее и Клея.

И теперь они были здесь. Юная пара пришла сюда хмурым холодным днем. Было одно из воскресений января. В первый раз после рождественских каникул влюбленные смогли побыть наедине.

Клей помог делу – он нанял коляску с одной лошадью и пригласил Мэри после обеда покататься по округе. Молодые люди сразу же отправились в это уединенное место.

Оказавшись внутри темного домика, Клей оторвал кусок бумаги и принялся разжигать старый кирпичный камин. Через несколько минут огонь уже пылал. Мэри и Клей зажгли полдюжины свечей, которые принесли с собой, и расставили их по кругу на полу. Сами они вошли в круг и расстелили на холодном полу снятую с себя теплую одежду.

Юные влюбленные посмотрели друг на друга, засмеялись, тотчас же упали на колени и принялись целоваться. Несмотря на то, что в доме не было и десяти градусов тепла, через несколько минут они уже сбросили с себя все. Согреваемые страстью, молодые люди занимались любовью при мерцающем свете свечей. А потом молча лежали на спине. Сердца их сильно стучали.

Огонь в камине уже хорошо разгорелся, и в комнате стало тепло. На обнаженных телах плясали оранжевые отблески огня. Им было хорошо и уютно. Они были счастливы.

– М-м-м! – вздохнула Мэри и прижалась к Клею.

Она любила смотреть на его красивое лицо сразу после того, как они занимались любовью. Оно было само спокойствие. В этот момент его тяжелые веки были всегда закрыты, а лицо с классическими чертами было таким просветленным, что казалось почти ангельским. В нем было что-то от маленького мальчика. И оно было прекрасно.

Мечтательно улыбаясь, Мэри посмотрела на Клея. И ее улыбка погасла. Девушка озадаченно нахмурилась. Глаза юноши были широко раскрыты. Он рассматривал грубый потолок над головой. Сейчас Клей вовсе не казался спокойным и довольным. Совсем напротив. Смуглый подбородок был напряжен, полные губы сжаты, лоб нахмурен.

Мэри приподнялась на локте и поправила светлые волосы возле уха. Она встревоженно спросила:

– Что случилось? Что-то не так?

Клей медленно повернулся и посмотрел на нее. Он сделал глотательное движение и, в конце концов, сказал:

– Ты ведь знаешь Бренди, Бренди Темплтон?

– Да, конечно. Ты прекрасно знаешь, что Темплтоны живут неподалеку от Лонгвуда. Но в чем дело? – Девушка пристально посмотрела на него.

На загорелой шее юноши забилась жилка.

– В канун Рождества Бренди и ее отец заглянули в нашу контору. – Клей снова сделал глотательное движение. – Она сказала мне, что видела тебя на рождественской вечеринке у Лотонов.

Молодой человек замолчал, внимательно изучая лицо Мэри.

– Ох, Клей, я… – Мэри положила руку ему на грудь. – Мне следовало самой тебе рассказать, но я не…

– Бренди сказала, что ты весь вечер была с Лотоном. – Ее рот в ужасе округлился. Мэри перевернулась на живот и поднялась. Она села на корточки и твердо сказала:

– Это ложь! Я весь вечер бегала от него, и Бренди это знает! Это так, я клянусь тебе! Ты должен верить мне, Клей, должен!

– Я очень хочу тебе верить, Мэри!

– О Господи, это моя вина! – сказала Мэри, и глаза ее наполнились слезами. – Мне следовало самой рассказать тебе об этой вечеринке. Я не хотела туда идти. Я просила позволения остаться дома, но отец настоял.

– И ты ни разу не была наедине с Дэниэлом Лотоном? – осторожно спросил Клей. – И ты не разрешала ему отвезти тебя домой и…

– Господи Боже! Да нет же! Никогда! Я ни за что не стала бы этого делать! – поклялась Мэри. – Я виновата только в том, что сразу тебе не рассказала. Это была ошибка. – Из глаз ее потекли слезы. – Большая ошибка! Я не хотела тебя расстраивать. Это единственная причина, почему я не рассказала тебе об этом.

Клей ловко перевернулся и сел рядом с ней. Напряжение спало. Холодные серые глаза потеплели. Он ласково обнял Мэри за шею и провел большим пальцем по ее горлу.

– Это я понимаю. Я тоже был не совсем честен с тобой. Мэри заморгала, чтобы лучше рассмотреть его.

– Ты? Здесь замешан кто-то еще? Бренди? Ты…

– Нет, Мэри, ничего подобного. Ты моя девушка, и больше никто мне не нужен. Я хочу тебе признаться, что был в Лонгвуде в тот вечер, когда ты ездила на вечеринку.

Мэри переменилась в лице.

– Ты приходил? Тайтес ничего мне не сказал, и ты никогда… Почему ты мне не сказал?

– Я знал, что тебе будет неприятно, что я напрасно ходил по холоду, а тебя не было… – Тут, наконец, он улыбнулся Мэри: – Я не хотел тебя расстраивать…

– Ты не хотел меня расстраивать?

Мэри тоже улыбнулась. Она не хотела огорчать Клея. Клей не хотел огорчать ее.

Подушечкой большого пальца Клей ласково вытер влагу под глазами Мэри. Она обняла его за шею и положила голову ему на плечо.

– Ох, Клей! – облегченно вздохнула она.

– Ты никогда не покинешь меня, Мэри? – спросил юноша.

И прежде чем она успела ответить, он погрузил руку в ее распущенные волосы и притянул к себе ее голову, чтобы увидеть ее блестевшие от слез глаза.

Клей совершенно серьезно спросил:

– Ты ведь не станешь причинять мне боль, правда?

– Никогда, дорогой мой, никогда!

В штат Теннесси снова пришла весна, а Мэри Элен так и не позабыла о своем школьном увлечении. Ее родители были этим очень недовольны. Но они сочли благоразумным не говорить с девушкой о ее увлечении. Родители понимали, что сами избаловали дочь, слишком долго позволяя ей делать все по-своему. И они прекрасно знали нрав их своевольного ребенка. Если только Мэри Элен поймет, что отец и мать крайне отрицательно относятся к ее увлечению Клеем, ее будет не остановить. Ей, наоборот, захочется, во что бы то ни стало его получить.

Им ничего не оставалось, как выжидать время, дожидаться момента, когда Мэри Элен сама прекратит отношения с этим юношей. А такой момент когда-нибудь наступит. И так будет лучше для нее.

Джон Томас Пребл не мог допустить, чтобы его дочь-аристократка стала женой сына портнихи. У него на примете есть более подходящий зять. Он был уверен, что в один прекрасный день Мэри Элен забудет о своем увлечении и предпочтет связать жизнь с молодым человеком своего круга. Например, с патрицием Дэниэлом Лотоном.

Весна сменилась летом, но не было никаких оснований считать, что Клей наскучил Мэри Элен.

Знойный июльский день клонился к вечеру. Жюли Пребл стояла у высокого окна и наблюдала, как юная пара, рука в руке, направляется к беседке. Неожиданно женщина вышла из себя. Она не в силах больше этого терпеть! Нужно что-то делать!

Миссис Пребл отвернулась от окна, в отчаянии ломая руки.

– Джон, ты должен немедленно что-нибудь предпринять! – Голос ее поднялся почти до визга, Жюли была в бешенстве. – Ты должен запретить Мэри Элен встречаться с Клейтоном Найтом! Этой глупости пора положить конец! Мы должны немедленно это прекратить!

Джон Томас Пребл спокойно поднялся со стула и прошел к небольшому бару в дальнем конце комнаты. Он достал две хрустальные рюмки для бренди и такой же графин и наполнил обе рюмки. Подойдя к жене, он протянул ей рюмку и посоветовал немедленно выпить. Она так и сделала. Джон Томас забрал у нее рюмку и проводил жену к длинному дивану в белую и бежевую полоску.

Уступая настоянию мужа, Жюли села. Он сел рядом с ней и протянул ей свою нетронутую рюмку бренди.

– Выпей и это, дорогая!

Супруга послушно осушила вторую рюмку.

– Ну вот, так-то лучше, – сказал ей муж и обнял за плечи свою все еще кипевшую супругу. – А теперь я хочу, чтобы ты выслушала меня, Жюли. И не прерывай меня, пока я не закончу. Ты можешь меня послушать?

Женщина вздохнула:

– Да, я слушаю.

– Очень хорошо. Так же, как и ты, я считаю положение очень опасным. И это моя вина. Я несу за это полную ответственность. Признаюсь, думая, что Клей Найт скоро наскучит Мэри Элен, я считал, что к этому времени она уже и думать забудет о юноше.

– Этого не будет, Джон, она…

– Прошу тебя, Жюли! – покачал головой Джон Томас, успокаивая жену. – Запретить Мэри Элен видеться с Клеем – это не решение проблемы. И ты это прекрасно знаешь. Если один из нас только намекнет, что мы не одобряем ее увлечения, мы ее наверняка потеряем. Я хочу, чтобы ты обещала мне этого не делать.

Вздохнув, Жюли кивнула в знак согласия. Она понимала, что муж прав.

– Я не скажу ни слова!

Джон Томас улыбнулся и сказал:

– Могу я напомнить тебе, дорогая, что твой муж – человек, пользующийся большим влиянием? Человек, которому состоятельные приятели и политики, занимающие высокие посты, обязаны тем или иным личным одолжением?

Его улыбка стала шире.

– Предоставь это мне, сокровище мое. Подожди еще немножко. Дай мне еще немного времени. Я должен попросить своих приятелей о дружеской услуге – помочь мне устроить одно дело.

Он потерся тубами о бледную щеку жены.

– Еще немного, и наша пылкая доченька сама сойдет с опасного пути, и это будет сделано как нельзя лучше.

Это не было просто предположением.

Джон Томас был уверен в успехе.

Лето шло своим чередом. Прошло несколько недель, и Преблы постепенно стали относиться к Клею гораздо теплее и сердечнее. Юноша не мог желать лучшего. Особенно хорошо к нему относился Джон Томас. Теперь хозяин Лонгвуда разговаривал с Клеем как с равным, проявляя искренний интерес к тому, что говорит юноша.

Клей не знал отца. В его в жизни не было мужчины, наделенного властью. Поэтому молодой человек был очень рад общению с Джоном Томасом, он любил разговаривать с ним как мужчина с мужчиной. Клей был польщен тем, что Джон Томас охотно говорит с ним о серьезных вещах. И говорит без всякой снисходительности к его возрасту.

Джон Томас внимательно слушал то, что говорил Клей, и поощрял его на доверительные беседы.

Клей объяснял себе это изменение отношения к нему со стороны Преблов тем, что он вырос и Преблы почувствовали это. Поняли, что он умный и ответственный взрослый мужчина. И этот надежный мужчина отчаянно влюблен в Мэри и хочет когда-нибудь на ней жениться. Клей испытывал облегчение оттого, что мог теперь свободно говорить с Джоном Томасом Преблом. Они нередко обсуждали и мечту Клея поступить в военно-морскую академию в Аннаполисе.

Однажды вечером взволнованный Клей обнял Мэри и сказал:

– Ты знаешь, Мэри, мне кажется, я действительно нравлюсь твоему отцу!

Девушка рассмеялась – как вообще можно было сомневаться в этом!

– Ну конечно, ты ему нравишься, глупый!

 

Глава 11

Клей Найт угодил прямо в расставленную для него ловушку.

Знойным летом 1848 года Джон Томас Пребл очень умело использовал ничего не подозревавшего юношу. Выжидая, он тем временем прилагал усилия к осуществлению своих тщательно продуманных, далеко идущих планов. Джон Томас проявил большое терпение. И точно в назначенный момент, когда все было готово, когда он уже полностью завоевал доверие и расположение молодого человека, мистер Пребл нанес свой удар.

Он приступил к осуществлению своего плана теплым субботним вечером в середине августа. Клей был приглашен к ужину и пришел заранее. Джон Томас Пребл встретил его у парадной двери. Широко улыбаясь, он приветствовал молодого человека и сразу провел его в просторную гостиную.

– Мэри Элен немножко задерживается, – по-свойски заметил он. – Ты знаешь, каковы женщины. Чтобы одеться, им нужно вдвое больше времени, чем нам, мужчинам.

– Да, сэр, – с улыбкой согласился Клей. – Но ожидание себя оправдывает, не так ли?

– Ты прав, сынок! – согласился Джон Томас.

Он повернулся и закрыл тяжелые двойные двери. Мужчины остались одни в гостиной. Джон Томас сказал через плечо:

– Похоже, это единственный случай, когда я рад, что Мэри Элен и ее матери требуется так много времени, чтобы одеться к ужину.

Он повернулся к Клею. Сердечная улыбка продолжала сиять на его лице. Джон Томас прошел к бару и налил прекрасного бурбона в маленькие синеватые рюмки. Клей удивленно посмотрел на него, когда хозяин предложил ему рюмку.

– Выпей со мной, Клей, – предложил он, и, когда юноша заколебался, Джон Томас подбодрил его: – Давай, давай, от одной рюмки ничего не будет, дамы не узнают.

– Сегодня особый вечер, мистер Пребл?

– Да, Клей, сегодня совершенно особый случай. Юноша взял рюмку, выпил и поморщился. Джон Томас засмеялся и залпом выпил свою. Он отставил рюмки в сторону.

Хозяин Лонгвуда вел себя так, словно они с Клеем были двумя заговорщиками: подмигнул юноше, сжал его плечо и спросил:

– Ты ведь любишь мою Мэри Элен, не правда ли, сынок?

– Да, сэр. Всем сердцем, – ответил красивый восемнадцатилетний молодой человек с хорошими манерами.

– Хорошо, хорошо! – сказал Джон Томас, делая вид, что доволен ответом.

Он потер подбородок и задумчиво добавил:

– Насколько я знаю, смерть твоего деда, адмирала Тигарта, значительно уменьшила твои шансы поступить в военно-морскую академию.

Клей кивнул и сказал, глядя в пол:

– Это верно, сэр. Несмотря на помощь моего учителя, мистера Мак-Дэниэла, у меня очень мало шансов. Боюсь, что сейчас у меня, их вообще нет…

– Может быть, и есть, – перебил его Джон Томас. – Что бы ты сказал, если бы я сообщил тебе, что, возможно, мог бы помочь тебе попасть в академию?

Клей вскинул голову. Серые глаза его удивленно расширились, он судорожно глотнул.

– Вы можете это сделать, сэр? Вы бы могли…

– Я должен посмотреть, что мне удастся сделать, – просиял Джон Томас. – Может случиться, что мне удастся договориться и устроить тебе место в академии, которое ты так жаждешь получить.

– Я просто не знаю, что и сказать. Я так сильно этого хочу! Это так много для меня значит, что я…

– Я знаю, сынок! Но я хочу, чтобы ты понял, что пока ничего еще не известно.

– Ну конечно, я понимаю! – воскликнул Клей. – Но когда? Когда, вы думаете, вам удастся узнать, можно ли…

– Я уже навел кое-какие справки, – ответил Джон Томас, и его улыбка стала еще шире. Понизив голос, он прошептал: – Честно говоря, я уже немало узнал. Я занимаюсь этим делом уже несколько месяцев. Мне удалось – через старых друзей, имеющих большое влияние в политике и тесные связи в академии, – удалось договориться о собеседовании для тебя.

Увидев удивленное лицо Клея, он от души рассмеялся:

– Я уже договорился насчет поездки. Завтра утром ты отправишься на восьмичасовом пароходе в Нью-Орлеан. Оттуда восемнадцатого числа на судне «Каспий» ты пойдешь в Балтимор. Я договорился с твоим начальством в конторе. Я сказал, что ты будешь отсутствовать две или три недели.

Потрясенный, Клей, наконец, сказал:

– Завтра утром? Это правда? Я действительно уеду?.. Я не могу в это поверить!

Красивое лицо юноши светилось от радости. Он от души улыбнулся:

– Как мне благодарить вас?

– Мне не нужно никакой благодарности, сынок! Я рад, что смог помочь тебе и… Мэри Элен, – добавил он.

Вне себя от волнения, Клей воскликнул:

– Я не могу дождаться, чтобы сообщить об этом Мэри!

– Ну, Клей, на твоем месте я бы подождал момента, когда был бы совершенно уверен в том, что тебя приняли.

Продолжая улыбаться, Джон Томас добавил:

– Я знаю свою доченьку. Она своевольная и избалованная, ей лучше рассказывать об уже свершившихся фактах, чем о надеждах. Кроме того, никто из нас не хочет глупо выглядеть в ее глазах, не правда ли?

Клей слегка улыбнулся:

– Да, но поскольку я какое-то время буду отсутствовать…

– Предоставь это мне. Я позабочусь о Мэри Элен, – сказал Джон Томас.

Мужчины оставались наедине друг с другом еще около четверти часа. Пребл объяснил юноше, чего ему следует ожидать по прибытии в Балтимор. Он подробно рассказал, как и что будет происходить. Клей получил от него много ценных советов по поводу того, как вести себя на предстоящем собеседовании в приемной комиссии, а также много полезных сведений о предстоящих экзаменах – устных и письменных.

В заключение Джон Томас сказал:

– Ни о чем не беспокойся, мой мальчик! Я абсолютно уверен в твоих способностях.

– Огромное спасибо, мистер Пребл! Я буду стараться изо всех сил и оправдаю ваше доверие.

– Знаю, что оправдаешь. А теперь помни: когда мы присоединимся к дамам, ты должен вести себя так, словно ничего не произошло. Веди себя как обычно и наедине с Мэри. Даже не намекай на академию. Обещай мне!

– Я даю вам слово!

Клей все время лихорадочно думал о том, что ему предстоит, но за ужином он постарался скрыть свое волнение. Боясь чем-нибудь выдать себя, юноша был подавлен и говорил очень мало. И не он один. Джон Томас также притих, что было для него довольно необычно. Мэри Элен спросила отца, что случилось, но в ответ он лишь покачал головой и ничего не сказал. Девушка посмотрела на мать. Жюли опустила глаза в тарелку. Мэри Элен озадаченно нахмурилась и пожала плечами.

Когда, в конце концов, этот странный ужин, прошедший в непонятно напряженной атмосфере, был закончен, и юная пара отправилась в беседку, Клей с трудом удержался от того, чтобы не рассказать Мэри замечательную новость.

Но ведь он поклялся не говорить.

Оказавшись в объятиях любимого, Мэри Элен спросила:

– Что случилось, Клей? Вы с отцом ведете себя очень странно. Вы что, поссорились? Он сказал что-нибудь…

– Нет, конечно, нет!

Девушка ему не поверила и спросила:

– Что произошло между тобой и папой, пока я была наверху? В чем тут дело?

Клей нервно улыбнулся:

– Ничего особенного. Ты еще не была одета, и твой отец составил мне компанию в гостиной. Вот и все.

Красивые брови Мэри Элен удивленно приподнялись, но, к облегчению Клея, она больше ничего не сказала. А он мысленно представлял, как с победой вернется из Балтимора, обнимет ее и расскажет о том, что его приняли в Аннаполис.

Юноша крепче обнял Мэри Элен и поцеловал ее. Девушка вздохнула и тоже сильнее прижалась к нему. Но подсознательно она все же отметила, что он выпил, и удивилась этому. Мэри чувствовала запах и вкус виски у него на губах и во рту. Она и не знала, что Клей употребляет крепкие напитки. Как странно, что сегодня он выпил.

Его поцелуй стал более пылким, и Мэри Элен забыла о виски. Она забыла обо всем, кроме того, как сильно она его любит.

В конце концов, Клей оторвал от девушки свои горящие губы.

– Я лучше пойду! Уже поздно!

– Еще не поздно и потом завтра воскресенье. Тебе не надо рано вставать и идти в контору, – сказала Мэри, обнимая юношу за шею. – Не уходи! Не покидай меня, Клей!

– Мне действительно нужно идти! – Он встал и поднял ее за собой.

– Я не понимаю почему! – Девушка огорченно вздохнула. – Ты завтра придешь?

Клей смотрел куда-то в темноту. Он чувствовал, что слабеет. Ему невыносимо хотелось рассказать ей. Рассказать, что он уезжает завтра в восемь утра. Что направляется в Балтимор и Аннаполис. Что вернется как можно быстрее. Что если все пойдет, как он надеется, то его примут в академию и все их мечты осуществятся.

Он хочет сделать как лучше. Он не станет ей сейчас ничего говорить. Джон Томас уверял его, что позаботится о Мэри, поэтому Клей был уверен, что отец девушки найдет подходящее объяснение его неожиданного отъезда.

Клей сдержал слово и сохранил тайну.

– Поцелуй меня и пожелай спокойной ночи, Мэри! – ласково попросил он, наклонил свою темноволосую голову и нежно поцеловал ее в последний раз.

Ему и в голову не пришло, что это был их прощальный поцелуй.

Она об этом тоже не догадывалась.

Войдя в просторную каюту величественного речного парохода «Гулпорт Бель», Клей радостно улыбнулся. Было прекрасное воскресное утро, начало восьмого. Юноша оглядел роскошно обставленную каюту и присвистнул. Поставив чемоданчик на узорчатый ковер, он подошел к закрытому занавесками иллюминатору и выглянул.

Щурясь от утреннего солнышка, Клей внимательно посмотрел вверх, где на высоком берегу стояла ослепительно-белая усадьба. Это был Лонгвуд. Юноша тотчас же отыскал взглядом два окна на втором этаже. Он знал, что кровать Мэри стоит неподалеку от окон. Клей представил ее спящей – такую милую, сонную и прекрасную.

Зевая, юноша отвернулся от иллюминатора, скинул пиджак и улегся на мягкую постель. Вытянулся во всю длину, закинул руки за голову и принялся мечтать о том дне, когда они с Мэри будут спать в одной постели.

Убаюканный приятными мыслями, он закрыл глаза и вскоре забылся сном. Он пропустил момент, когда «Гулпорт Бель» отдал швартовы, отошел от запруженной пристани, вышел на середину Миссисипи и направился вниз по течению.

Но Джон Томас Пребл не упустил этого момента.

Он взволнованно следил за пароходом из полуоткрытых дверей своего кабинета. Наконец хозяин Лонгвуда расслабился и улыбнулся. Когда двойные гребные колеса парохода «Гулпорт Бель» начали энергично пенить воду, и большое судно принялось маневрировать, выходя на простор реки, Джон Томас Пребл с облегчением вздохнул.

Сцепив руки за спиной, он остался стоять там же, у двери, где провел уже целый час. Хозяин Лонгвуда, не отрывая глаз, следил за медленно двигавшимся белым пароходом с его многочисленными палубными надстройками. Джон Томас наблюдал за судном до тех пор, пока оно не исчезло за густо поросшим лесом изгибом реки.

И только тогда он отвернулся.

Хозяин Лонгвуда упал в свое кожаное кресло с высокой спинкой, стоявшее у письменного стола, и тут же потянулся за хрустальным графином. Джон Томас налил себе виски. Он выпил одну рюмку и налил другую. Алкоголь согрел и успокоил его перед выполнением следующего этапа его замысла.

Оставалась еще самая трудная его часть.

Мистер Пребл повернулся в кресле и решительно дернул шнурок звонка. Почти мгновенно появился Тайтес, готовый выполнить приказания хозяина.

– Тайтес, мисс Мэри Элен уже встала?

– Да, сэр, она проснулась. Она просила подать ей завтрак.

Джон Томас кивнул.

– Скажи ей, что я хочу ее видеть здесь, у себя в кабинете.

– Сейчас, мистер Джон? До того как она позавтракает?

– Сейчас! – Голос его прозвучал очень властно. – Сейчас, немедленно!

– Да, сэр! – послушно ответил слуга и вышел. Через несколько минут Джон Томас услышал в коридоре, возле своего кабинета, голоса Мэри Элен и Тайтеса.

– Я не знаю, мисс Мэри Элен. Честное слово, не знаю! – говорил слуга.

Джон Томас глубоко вздохнул и поднялся. В дверях появилась Мэри Элен. Спутанные после сна светлые волосы свободно спадали на плечи. Она была в халате и босиком.

– Папа? Ты хотел меня видеть? – удивленно спросила она.

– Да, да, хотел. Заходи, детка! – Отец пальцем поманил ее внутрь кабинета. – Входи и закрой дверь.

Сердце девушки тревожно забилось. Она вошла в кабинет, закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, посмотрела на отца.

– Мэри Элен, милая Мэри Элен, – начал Джон Томас с печальным выражением лица. – Иди сюда, дитя мое!

Девушка встревожилась и спросила:

– В чем дело, папа? Что случилось?

Взволнованная, Мэри Элен повыше подняла халат и рубашку, чтобы не мешали идти, и стремительно обогнула письменный стол.

Джон Томас взял ее правую руку в свои:

– Это касается Клейтона Найта, дорогая!

– Клея? – прошептала она, и сердце ее лихорадочно забилось. – С ним произошел несчастный случай? Он… О нет! Нет!

Смутившись, она замолчала и отняла у отца свою руку. Джон Томас покачал головой. На лице его было страшное отчаяние. Ласково сжав плечо дочери, он сказал:

– Нет, Мэри Элен, Клей цел и невредим. Просто он уехал.

– Уехал? – Девушка удивленно посмотрела на отца. – Уехал куда? Клей не уехал! Он скоро придет и…

– Нет, нет, он не придет. – Джон Томас ласково обнял дочь и погладил ее по голове. – Ну, как я могу тебе это сказать? Что я могу сделать, чтобы облегчить удар?

Мэри Элен испуганно прижалась к отцу и сказала:

– Папа, ты что-то не то говоришь! Я не понимаю! Где Клей? Я должна видеть Клея!

– Ш-ш-ш! – пытался успокоить ее отец. – Ты должна немедленно забыть о нем!

Девушка вскинула голову. Она оттолкнула Джона Томаса.

– Забыть Клея? Ты пугаешь меня, папа! Что произошло? Скажи мне, пожалуйста!

Джон Томас посмотрел прямо в недоумевающие глаза дочери.

– Сокровище мое, ты же знаешь, что ни за что на свете я не хотел бы причинить тебе боль, правда?

– Да, да, но…

– Дорогая моя, ты помнишь, что вчера вечером Клей рано пришел к нам, вы с мамой еще не спустились в гостиную. – Джон Томас тяжело вздохнул. – Он сказал, что хочет… что ему нужно поговорить со мной. Я решил, что он собирается просить твоей руки, поэтому я…

– Он этого не сделал? – взволнованно спросила Мэри. Отец печально покачал головой:

– К моему удивлению, этот Найт… О Господи, как мне тяжело…

– Ну что же? Скажи мне! – Лицо Мэри Элен горело, в висках стучало.

– Деточка, юноша оказался совсем не тем человеком, за кого мы его принимали… Вчера вечером он вошел и немедленно направился к бару. Налил себе рюмку бурбона, осушил ее, потом налил еще. Потом он сказал… он… он… Я говорю тебе, что Клей Найт бессердечный негодяй, который…

– Нет!.. Нет!.. Это неправда! – Недоумевающая Мэри Элен яростно запротестовала: – Это неправда!

– Это правда! Клейтон Найт долгие годы хладнокровно и обдуманно использовал тебя, использовал всех нас. – Лицо Джона Томаса потемнело от ярости. – Это беспринципный, честолюбивый и расчетливый негодяй, который вчера вечером пришел ко мне с дьявольским предложением!

– Господи Боже мой, этого не может быть! Ты сошел с ума! Ты не понимаешь, что ты говоришь! Не понимаешь!

– Я понимаю, дорогая! Этот мерзкий негодяй держал рюмку виски, словно провозглашая тост, и сказал мне, я привожу тебе его слова дословно: «Нам с вами пора выяснить отношения, Пребл! Вы не хотите, чтобы я стал вашим зятем, я не жажду иметь вас своим тестем! Помогите мне получить то, что мне действительно нужно». На это я ответил: «Господи, Боже мой, разве тебе нужна не Мэри Элен?»

Глаза девушки стали круглыми, как блюдца. У нее перехватило дыхание. Мэри ощутила такую жуткую боль, что едва смогла спросить:

– Так я не нужна ему, папа?

И снова Джон Томас печально покачал головой:

– Этот низкородный сынок портнихи хитро улыбнулся мне и сказал: «Я терпел Мэри долгие годы. Помогите мне получить место в Аннаполисе, и я верну вам вашу драгоценную доченьку!»

– Нет!.. Нет!.. – Мэри Элен решительно закачала головой. Она задыхалась, в глазах блестели слезы. – Нет, нет! Клей бы так никогда не сказал! Никогда! Я знаю, что он любит меня! – Голос девушки поднялся почти до визга. – Клей любит меня!

И снова отец, успокаивая, обнял расстроенную дочь и ласково сказал:

– Я потрясен так же, как и ты, дорогая моя. Конечно, я знал… Мы с тобой оба знали, как сильно он хочет поступить в академию. Но, клянусь Богом, я никогда не думал, что он станет… – Поглаживая дрожащую спину дочери, он добавил: – К сожалению, некоторые представители низших классов используют людей вроде нас… Они готовы на все, абсолютно на все…

Мэри Элен в отчаянии зарыдала.

– Клей не такой… Он не станет… – Но отец прервал ее вопросом:

– Я когда-нибудь лгал тебе? – Игнорируя его вопрос, она продолжала:

– Если бы он действительно все это сказал, ты бы не позволил ему остаться и…

– Я сделал это ради тебя. Более того, это я велел Клею остаться на ужин, как будто ничего не произошло. Я заставил его поклясться, что он ничего тебе не скажет.

Джон Томас крепче прижал дочь к груди.

– Я не хотел, чтобы этот жестокосердный сукин сын рассказал тебе об этом…

– Нет! Нет! – рыдала Мэри Элен. – Клей не стал бы меня обижать! Он не мог бы обнимать меня и…

– Он ведь быстро ушел? Я же слышал, когда ты вернулась, – сказал отец. – Разве он не нашел предлога, чтобы уйти пораньше?

Мэри Элен признала, что все так и было, – она припомнила их последние минуты вчера вечером. Она пыталась убедить юношу остаться. Но Клей ушел. Причем ушел без видимой причины. Почему он так спешил уйти от нее?

Неожиданно девушка припомнила слабый вкус алкоголя при поцелуе. Она не помнила, чтобы он раньше пил. Неужели алкоголь ему понадобился для того, чтобы сделать неблаговидное предложение? Знал ли Клей, целуя ее, что прощается с ней навсегда?

– Я снова спрашиваю тебя, дорогая, лгал ли я тебе когда-нибудь? – тихо спросил Джон Томас.

– Нет, но…

– И никогда не буду. Теперь, моя прелестная малышка, твой папа позаботится о тебе.

 

Глава 12

Джон Томас сел за письменный стол, в кресло с высокой спинкой, притянул к себе дочь, усадил ее к себе на колени и держал в объятиях, пока она плакала. Он укачивал девушку, словно она была малым ребенком. Джон Томас успокаивал Мэри и обещал, что скоро все будет хорошо.

Когда, в конце концов, Мэри Элен наплакалась до полного истощения сил, так что ей пришлось прислониться к отцу, ища поддержки, могущественный хозяин Лонгвуда отнес свою бледную, измученную дочь наверх, в ее комнату. Он осторожно положил девушку на высокую мягкую перину и прошептал:

– Отдохни, дорогая! Поспи! Поспи, моя малышка! Когда ты проснешься, твой папа положит конец этому кошмару.

Зная, что не заснет, чувствуя, что вообще не сможет спать, Мэри закрыла распухшие покрасневшие глаза. Ей хотелось, чтобы отец ушел. Хотелось побыть одной. Наедине со своим горем.

Джон Томас надеялся, что любимое дитя так наплакалось, что скоро мирно заснет. Он поцеловал дочь в гладкий лобик и на цыпочках вышел из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь.

Выйдя в коридор, хозяин Лонгвуда глубоко вздохнул и отправился на поиски жены.

– Дело сделано, – сообщил он встревоженной Жюли, проводив ее в библиотеку и закрывая за ней дверь. – Клейтон Найт на пути в Балтимор, а вы с Мэри Элен через пару дней будете уже на пути в Нью-Йорк, а затем в Англию.

– Как она приняла это известие, Джон? – обеспокоенно спросила жена.

Джон Томас небрежно пожал плечами:

– А как, по-твоему, может реагировать доверчивая девочка с блестящими наивными глазами на известие о предательстве любимого? Сейчас она убита горем, но это продлится недолго. – Он ободряюще улыбнулся жене и потрепал ее по щеке. – Через месяц она напрочь забудет Клейтона Найта и будет счастливо проводить медовый месяц на солнечном юге Франции.

Жюли не была в этом так уверена. Она сказала:

– Не знаю, Джон. Она глубоко привязана к Клею. Они жили, душа в душу с самого детства. – Жюли помолчала и добавила: – Кроме того, как ты можешь быть уверен, что Дэниэл Лотон захочет жениться на Мэри Элен?

– Послушай, Жюли, ты прекрасно знаешь, что я регулярно встречаюсь с отцом Дэниэла в клубе. Мы часто обсуждали с ним приятную перспективу брака наших отпрысков. Джеймс Лотон так же жаждет получить Мэри Элен в невестки, как мы жаждем получить молодого Дэниэла в зятья.

– Я понимаю, дорогой, но как на это посмотрят дети? Дэниэл встречается с Бренди Темплтон уже два года, и он может не захотеть…

– Я не вижу никаких проблем. Дэниэл не встречается с Бренди Темплтон в том смысле, какой ты вкладываешь в это слово. Он просто с ней спит, дорогая. Лотон-старший заверил меня, что его сын никогда и не собирался на ней жениться. – Улыбнувшись, он добавил: – Я видел, какими глазами молодой Лотон смотрит на нашу Мэри Элен. Он хочет ее с тех пор, как она подросла. Помяни мое слово, он сразу же ухватится за возможность жениться на ней. Что до Мэри Элен, то после того, что с ней сотворил Найт, она очень ранима. Если Дэниэл будет поблизости – а он будет, я уверяю тебя, – то она неизбежно обратится к нему за утешением. – Джон Томас громко пощелкал пальцами и улыбнулся. – Ты и не заметишь, как она снова влюбится и благополучно выйдет замуж.

Жюли Пребл кивнула. Это разумно. Оно и к лучшему. В одном мать была совершенно уверена – сейчас Мэри Элен страдает, но она молода. Ее девочка скоро забудет Клея Найта. И с Дэниэлом Лотоном она будет гораздо счастливее, чем могла бы быть с Клеем. Клей очень милый молодой человек, но он никогда не впишется в круг их друзей. Было бы несправедливо подвергать бедного мальчика нападкам этих жестоких снобов.

Джон Томас обошел письменный стол и вынул из среднего ящика пухлый пакет.

– Вот тебе маршрут вашего путешествия, – сказал он, протягивая жене пакет.

Жюли взяла пакет, а Джон Томас принялся считать на пальцах:

– Первое. Вы с Мэри Элен уезжаете из Мемфиса во вторник утром. Второе. Когда вы доберетесь до Нью-Йорка, вы сядете на пароход «Океания». Третье. По прибытии в Лондон вы остановитесь в отеле «Кэннот». Четвертое. Через пару дней после вас в Лондон приедут Лотоны и остановятся в том же отеле. Там они, естественно, наткнутся на вас с Мэри Элен. Пятое. Несколько дней спустя Лотоны пригласят вас обеих погостить у них на вилле в Монте-Карло. Они пригласят вас отправиться туда вместе с ними на их яхте.

– А ты встретишься с нами в Монако, – добавила Жюли. Джон Томас улыбнулся:

– Я прибуду как раз вовремя для того, чтобы благословить дочь перед свадьбой.

Две недели спустя Жюли и убитая горем Мэри Элен поднялись на борт океанского парохода в Нью-Орлеане. Судно должно было доставить их в Нью-Йорк.

Как раз в это же время торжествующий Клей Найт сошел с парохода «Южная звезда» на причал в Мемфисе.

Ему ужасно хотелось поскорее добраться до Лонгвуда и сообщить Мэри потрясающую новость. Ему не терпелось увидеть прекрасное лицо любимой, когда он сообщит ей о том, что принят в Аннаполис. Осуществляется его заветная мечта! Осенью он станет мичманом-первокурсником, а когда закончит академию, они поженятся. В один прекрасный день его Мэри станет гордиться тем, что является женой капитана военно-морского флота!

С чемоданом в руке Клей поспешил вниз по трапу на запруженный людьми и грузами причал. Протискиваясь между ожидающими парохода пассажирами, потными грузчиками и меж тюками хлопка, юноша выбрался из толпы и быстро пошел вверх, на утес Чикасо.

Он бежал всю дорогу до Лонгвуда и едва совсем не загнал себя, пока туда добрался. Ему пришлось прислониться к белой колонне крыльца, чтобы отдышаться, и только тогда Клей постучал в парадную дверь и взволнованно ждал, радостно улыбаясь. В предвкушении встречи сердце его сильно билось, он надеялся, что Мэри сама отворит ему дверь.

Но впустил его Тайтес.

– Добрый день, Тайтес! – весело сказал Клей. – Мэри дома?

Юноша тут же посмотрел на лестницу, ожидая увидеть девушку летящей ему навстречу.

Старый слуга был мрачен. Он не улыбнулся и сказал:

– Мистер Пребл ждет вас в своем кабинете, мистер Клей. Идите за мной, пожалуйста!

Широкая улыбка Клея слегка угасла. Он встревоженно спросил:

– Мистер Пребл ждет меня? Почему он в Лонгвуде в середине рабочего дня?

Тайтес не ответил. Клей последовал за одетым в ливрею дворецким по пустому коридору. Он был озадачен, и его охватило беспокойство. Они подошли к открытой двери кабинета. Тайтес провел Клея и отвернулся, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Проходи, сынок! – раздался низкий голос Джона Томаса из затененного кабинета.

Клей почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Он вздохнул и вошел в заставленный книжными полками кабинет. Юноша прищурился, стараясь привыкнуть к полутьме. Ему показалось странным, что все занавески задернуты, и высокие массивные двери позади письменного стола мистера Пребла закрыты. Комната была перегрета, в ней было душно.

Джон Томас Пребл сидел за своим письменным столом из красного дерева. При виде Клея он встал.

– Клей, Клей, мой мальчик!

По голосу владельца Лонгвуда юноша понял, что что-то неладно.

– Мистер Пребл, – спросил встревоженный Клей, – что случилось? Вы больны, сэр? Что произошло? Почему вы сидите взаперти в темной комнате?

– Прости меня, – устало проговорил Джон Томас. – Просто я так плохо себя чувствовал, что… – Он оборвал себя на полуслове.

Джон Томас вздохнул, подошел к одному из высоких окон и отдернул дамастовую занавеску. В комнату полились потоки солнечного света. И тогда Клей заметил, что темные с проседью волосы хозяина дома были взлохмачены, нижняя часть лица заросла двухдневной щетиной. Он выглядел усталым и измученным.

– О Господи! – пробормотал Клей, и страх закрался в его сердце. – Мэри? Что-то с Мэри? Она заболела? Несчастный случай? Она… Она… Нет, Господи, нет:

Покачав головой, Джон Томас сказал:

– Нет, она не больна. Несчастного случая тоже не было. – Он замолчал, на щеке у него дернулся мускул. – Боюсь, сынок, что ты будешь потрясен.

Клей, онемев, смотрел на Джона Томаса.

– Я не понял. Что вы сказали? Где Мэри? Почему она не…

– Мэри Элен уехала, Клей, – сказал Джон Томас, жестом указав юноше на стул. – Ты бы лучше сел, сынок!

– Я постою! – ответил Клей. – Где Мэри? Когда она вернется?

– Я просто не знаю, как тебе об этом сказать, – замялся Джон Томас, ероша обеими руками свои взлохмаченные, с проседью, волосы. – Отцу так трудно признать, что его единственная дочь ветренна… способна легкомысленно разбить чужое сердце…

– Мэри? Мэри может разбить человеку сердце? Господи, да что вы такое говорите!

– Господи, это ужасно, ужасно, Господи! Эта своевольная Мэри Элен протерла до дыр несколько пар бальных туфелек с тех пор, как ты уехал!

Джон Томас закрыл глаза рукой и стиснул зубы.

– Сынок, мне стыдно за свою дочь! Помоги мне, Боже! Рука его бессильно упала, и он взглянул прямо в глаза Клею.

– Как только я рассказал Мэри Элен, что ты уехал на пару недель, она тут же пригласила к обеду Дэниэла Лотона. Можно ли в это поверить? И в первый же вечер, когда ты уехал, она… они… Мог ты такое представить?

На лице Клея отразилось изумление. Он не поверил.

– Нет, сэр. Не могу. И я этому не верю. Этому должно быть разумное объяснение. Мэри никогда не станет развлекаться с человеком, которого она… Она…

– Только потому, что она больше года спала с тобой? – прервал его Джон Томас. Он мрачно улыбнулся и добавил: – Это твоя вина! Ты совратил ее в таком нежном возрасте, что она ничего лучшего не знает! Спать с моей дочерью, ты… ты!..

Он осекся, но его темные глаза осуждающе сверкнули. Клей крепче сжал зубы, руки сжались в кулаки, но он ничего не ответил.

– Извини! – Выражение лица Джона Томаса тут же смягчилось. – Я не хотел. Я просто вышел из себя. Я расстроен так же, как и ты. Мэри Элен моя дочь. Она повела себя отвратительно. Мне просто хотелось на ком-нибудь сорвать зло, поэтому я на тебя и накинулся. Мне нужно на кого-то свалить вину. На кого-то другого. – Пребл протянул руку к хрустальному графину и налил виски в две маленькие рюмочки. Стоя спиной к Клею, он сказал: – Девочка влюбилась в него в мгновение ока. Видимо, это любовь с первого взгляда. Они отправились в Европу и собираются пожениться во Французской Ривьере. Медовый месяц проведут на вилле Лотонов на Средиземном море.

Загорелое лицо Клея побелело, сердце болезненно сжалось в груди, ему казалось, что он умирает.

– Нет! Нет, этого не может быть! – сказал он каким-то незнакомым бесцветным голосом. – Мэри любит меня, она не станет…

– Станет. Мы пытались отговорить ее от этого шага, но она уже приняла решение.

Размышляя вслух, Клей пробормотал:

– Я должен поговорить с ней, чтобы понять, что же произошло на самом деле. Должен понять, почему она…

– Боюсь, что об этом не может быть и речи. Мэри с Лотоном, и они уже неразлучны. Я понимаю, что девочка поступила необдуманно и что ты оскорблен ее бессердечным предательством. Но ты это переживешь. Ты ее забудешь. Ты красивый, умный, приятный парень. В жизни военного моряка будет еще множество красивых женщин, – улыбнулся Джон Томас.

Но Клей не улыбнулся ему в ответ. Задетый до глубины души, он сказал:

– Мне не нужно множество красивых женщин. – Он задыхался. Вздохнув, юноша сдержал слезы, закипавшие в серых глазах. – Мне нужна только моя Мэри!

 

Глава 13

Величественный пароход «Океания» медленно пересекал бурную Атлантику. Бледная, измученная Мэри Элен почти все время проводила на палубе. Она одиноко стояла, вцепившись в мокрый от брызг поручень. Ветер трепал светлые волосы, вздымая их над головой девушки. Дорожный костюм облеплял стройную фигурку.

Мэри Элен невидящим взором смотрела на бушующее море и свинцовые облака. Она вся была во власти безысходного горя. Девушка прежде даже не подозревала, что душевные страдания могут быть так мучительны. По силе они были сравнимы с неутихающей физической болью. И временами эти мучения становились просто невыносимыми.

Мэри Элен вновь и вновь воскрешала в памяти события минувших дней, и ею снова овладевал тот же ужас, который она испытала, когда услышала переданные отцом жестокие слова Клея: «Я терпел Мэри долгие годы. Помогите мне получить место в Аннаполисе, и я верну вам вашу драгоценную доченьку!»

Мэри все еще не могла до конца понять, что произошло. Как она могла все эти годы так ошибаться в Клее? Как могло случиться, что человек, которого она любила всем сердцем, так бессердечно использовал ее?

Она не могла в это поверить. Это неправда! Произошла ужасная ошибка! Всему этому существует разумное объяснение! Если бы только она могла с ним встретиться! Поговорить! Клей любит ее, любит! Он не может причинить ей боль!

Не может?

А вдруг может?

Она лучше других знала, как страстно он хотел поступить в академию. Это имело для него огромное значение. Это было для него все. Академия значила для него все, а она, Мэри, ничего! Она была для него лишь средством достижения цели. Достижения того, что было по-настоящему важно.

Самое странное и самое печальное в этой истории, что он мог получить и то и другое. Ее родители любили Клея и доверяли ему так же, как и сама Мэри. Он им нравился во всех отношениях, и они были бы рады, если бы он стал членом их семьи. Он уже почти стал членом семьи, так почему?.. Почему же?..

Снова и снова девушка думала об одном и том же. То она считала, что произошла ужасная ошибка, что Клей любит ее, и всегда будет любить. То ей казалось, что отец сказал правду: Клей ее не любит, и никогда не любил. Он бессердечный, честолюбивый, расчетливый.

Мучительные размышления вызывали новый поток слез. Наконец Мэри Элен перестала плакать, но это еще больше испугало мать. Мэри Элен могла часами неподвижно стоять у поручня, не видя и не слыша ничего вокруг. Лицо ее при этом было совершенно бесстрастно.

Жюли Пребл еще сильнее встревожилась и решила не спускать с дочери глаз, опасаясь, что Мэри Элен сделает какую-нибудь глупость. А вдруг девочка бросится в океан? Матери было так больно видеть страдания дочери, что она даже задумалась о том, не совершили ли они с мужем роковую ошибку? Что, если дочь действительно не сможет забыть Клея Найта? Что, если она на всю жизнь останется несчастной?

Нет, нет, этого не будет. Мэри Элен будет счастлива, став женой Дэниэла Лотона. Они с Джоном Томасом сделают все ради Мэри Элен. Настанет день, когда дочь поблагодарит их за это.

Мать и дочь прибыли в Англию. Мэри Элен была по-прежнему безутешна.

Она была не в силах говорить, почти не ела и не спала.

Никакие уговоры не могли заставить девушку покинуть номер отеля.

Обеспокоенная, Жюли Пребл вздохнула с облегчением, когда узнала, что в том же отеле остановился Дэниэл Лотон с родителями.

– У нас хорошая новость, дорогая моя! – обратилась к дочери Жюли, врываясь в ее спальню без стука. – Лотоны в Лондоне! Приехали прямо из дома! Они здесь, в отеле! Ну, разве это не приятный сюрприз?

Мэри не ответила.

Жюли Пребл попробовала еще раз:

– Они пригласили нас на обед, и я… – Нет!

– Послушай, Мэри Элен, я знаю, ты все еще не очень хорошо себя чувствуешь, но…

– Не очень хорошо себя чувствую? – взорвалась Мэри. – Ты это так себе, представляешь? Бедная Мэри Элен! Она сегодня плохо себя чувствует!

Глаза дочери были злыми и холодными. Жюли испугалась.

– Разве ты не понимаешь, что меня бросил человек, которого я любила больше жизни? Как еще тебе объяснить, что для меня настал конец света! Как ты не можешь понять, что я жить не могу без Клея! Ничто для меня не.имеет значения! Никто и ничто! Я не хочу жить! Мама, я абсолютно, понимаешь, абсолютно уверена, что я не хочу обедать с Лотонами! А теперь, пожалуйста, пожалуйста, уйди и оставь меня одну!

Жюли Пребл широко раскрыла глаза и прижала руку к груди. Она почувствовала себя так, словно ей влепили пощечину. Никогда в жизни Мэри Элен так с ней не разговаривала. Жюли была потрясена до глубины души. Она очень испугалась. Видя, что дочь близка к истерике, мать решила больше ничего ей не говорить. Дрожа от волнения. Жюли попятилась к двери, повернулась и вышла из комнаты.

Не зная, что делать, не позвать ли врача, Жюли Пребл дала отчаянную телеграмму мужу. Она умоляла его объяснить ей, как она должна поступить. В ожидании ответа женщина нервно мерила шагами комнату.

Через некоторое время ей принесли официальный бланк, где сообщалось, что мистера Пребла разыскать не удалось. Жюли ничего не оставалось, как послать сумбурное послание Дэниэлу Лотону. Ей необходимо поговорить с ним по личному делу, и как можно скорее.

Через полчаса Жюли сидела за покрытым дамастовой скатертью столом в чайной комнате отеля. Напротив нее сидел Лотон-младший.

– Ничего не получается, Дэниэл, – тихим, дрожащим шепотом сообщила ему Жюли Пребл, нервно постукивая пальцами по ободку чашки.

Дэниэл улыбнулся:

– Все образуется, миссис Пребл! Все будет хорошо! Вы напрасно беспокоитесь. Вот увидите!

– Нет, нет, вы не поняли. Мэри Элен в крайне угнетенном состоянии. Она так любит Клея, что… что… – Она запнулась, подумав о том, как воспримет ее слова человек, который собирается в ближайшее время жениться на Мэри Элен. – Она не просто расстроена, она никому не верит… Джон Томас рассчитывал, что Мэри Элен примет все его слова за чистую монету, но она слишком умна, чтобы обойтись без вопросов. Она написала Клею, и я так боюсь…

– Мы этого ожидали, миссис Пребл. Ну конечно, она написала Найту. И я уверен, что и он ей написал, если знает, где она. Но письма обеих сторон будут аккуратно перехватываться в соответствии с тщательно разработанным планом мистера Пребла. – Дэниэл торжествующе улыбнулся.

Жюли Пребл вздохнула и опустила взгляд на розовую скатерть.

– Есть еще проблема, Дэниэл.

– Какая?

Жюли медленно подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Мэри Элен говорит, что не будет с вами обедать. Ни сейчас, ни потом.

Мэри Элен упрямо отказывалась общаться со светловолосым красавцем Лотоном. Но Дэниэл был настойчив. Он хотел получить Мэри Элен Пребл, и это был его единственный шанс. В конце концов, она была слишком слаба и слишком несчастна, чтобы долго оказывать серьезное сопротивление.

Дэниэл приложил все усилия, чтобы использовать предоставленную ему возможность.

Подавленная, почти больная от надоевшего ей унылого лондонского неба, Мэри Элен наконец уступила и согласилась погостить у Лотонов на их вилле на юге Франции.

На роскошной яхте мать и дочь вместе с Лотонами отправились во Французскую Ривьеру. Там их удобно устроили в огромном розовом дворце Лотонов, стоявшем на высокой скале, откуда открывался великолепный вид на искрящуюся на солнце гавань Монте-Карло.

Громадная вилла была очень светлой. В комнатах было много воздуха и солнца. Южные ночи были восхитительны. Как переливающиеся алмазы мерцали внизу огни города. В уютной, хорошо зашишенной гавани сгрудилось множество яхт со всех концов света.

Внутри роскошной виллы целый полк вышколенных слуг готов был выполнить малейшее желание гостей.

Кроме одного.

Когда Мэри потихоньку попросила мальчика-слугу без шума и побыстрее отправить запечатанное послание, он улыбнулся и взял письмо. Едва скрывшись с глаз Мэри, он тут же отнес конверт в комнату Дэниэла. Тот поблагодарил верного слугу, взял конверт и проверил адрес. Не вскрывая, он бросил письмо в большой мраморный-камин, где теплился небольшой огонек, разведенный из эстетических соображений.

Сложив руки на груди, Дэниэл с улыбкой наблюдал, как конвертик с письмецом девушки пожирает огонь, как он скручивается и превращается в пепел. Потом молодой Лотон отправился на поиски хрупкого отправителя, который явно нуждался в крепком мужском плече, чтобы выплакать на нем все свои печали.

Джон Томас также вскоре прибыл на виллу Лотонов. На следующее утро после приезда он ступил на широкий, залитый солнцем балкон второго этажа. Сюда выходило несколько роскошных комнат для гостей, которые он занимал вместе с женой.

Прищурившись, Пребл смотрел на молодых людей; которые, рука в руке, прогуливались по песчаному пляжу далеко внизу. Джон Томас улыбнулся. Его улыбка стала шире, когда к нему присоединилась жена. Жюли обняла мужа за талию и прижалась щекой к его плечу.

Накрыв ладонью крохотную ручку жены, Джон Томас с довольным видом сказал:

– Мэри Элен и Дэниэл отправились на утреннюю прогулку. Скоро они начнут гулять и при луне.

Он глубоко вдохнул чистый морской воздух, высвободился из объятий жены и повернулся к ней лицом. Обнимая, он крепче притянул жену к себе.

– Вот видишь, моя прелесть, мой план замечательно удался!

– М-м-м, – пробормотала Жюли. – Надеюсь, что так. И все же от прогулки по берегу еще далеко до прогулки к алтарю.

– Не очень далеко, когда вы так убиты и беззащитны, как Мэри Элен. – Он крепче прижал к себе жену, притянув к своей груди ее светлую головку. – Не пройдет и месяца, как она выйдет за Лотона.

Супруги долго молчали. Потом Жюли сказала, не отрывая головы от плеча мужа:

– Помоги нам Боже, если когда-нибудь Мэри Элен или Клейтон Найт узнают о том, что мы сделали!

– Не бойся, они никогда не узнают правды, – уверенно сказал Джон Томас. – Только три человека знают, и будут знать об этом обмане. Ты, я и Дэниэл Лотон.

 

Глава 14

– Берешь ли ты, Дэниэл, Мэри Элен в законные супруги?

– Да!

В маленькой каменной часовне на узкой улочке старинной деревушки Монако шло венчание.

Жизнерадостный жених был в визитке и в брюках модного покроя в мелкую полоску. Подавленная невеста была просто прелестна в длинном пышном платье из матового атласа, расшитом множеством мелких жемчужин. Ее светлые, почти белые волосы были подняты вверх и уложены в изысканную прическу, которую укрывала короткая, до плеч, фата, скрывавшая заодно и печаль в огромных карих глазах девушки.

Как во сне обменялась Мэри Элен клятвой с Дэниэлом Лотоном. На церемонии присутствовали родители новобрачных и их немногочисленные знакомые. Собравшиеся остались довольны краткой церемонией. У всех было легко на сердце, все были счастливы. Кроме Мэри.

Новобрачная не любила Дэниэла Лотона и знала, что никогда его не полюбит. Но они – главным образом Дэниэл и отец – взяли ее измором. Мэри Элен устала бороться. Она устала сражаться со всеми, у нее не осталось ни сил, ни воли.

Девушка приняла решение выйти за Лотона после того, как заставила себя поверить в то, что Клей не любит ее и никогда не любил. Она пришла к выводу, что ее отец прав, что Клей и в самом деле холодный и бездушный человек. Если бы это было не так, он бы ответил на ее письма, попытался бы связаться с ней. Девушка написала ему еще раз, пытаясь получить объяснение, надеясь найти возможность увидеться с ним и поговорить.

Он так и не ответил.

И все же, стоя рядом с высоким белокурым мужчиной, который должен был стать ее мужем, Мэри думала о Клее. Что, если бы Клей знал, что в эту минуту она выходит замуж за Лотона? Огорчился бы он? Почувствовал бы боль утраты? Кто знает, может быть, ему было бы так же больно, как и ей. Во всяком случае, Мэри Элен очень надеялась, что это было бы именно так.

Мэри убеждала себя в том, что ненавидит Клея Найта. Больше всего на свете ей хотелось бы, чтобы он получил по заслугам.

– Я объявляю вас мужем и женой… – Слова священника вывели Мэри из мучительного забытья. – Жених может поцеловать невесту.

Радостно улыбаясь, Дэниэл повернулся к Мэри, поднял фату с ее лица и аккуратно сложил поверх замысловатой прически, украшенной жемчугом. Он сжал стройные плечи жены, наклонил свою светловолосую голову и осторожно поцеловал ее в губы. Это был краткий, мимолетный поцелуй.

Потом молодой муж взял Мэри под руку, и они пошли по проходу навстречу яркому октябрьскому солнцу. Гордые родители и приглашенные на церемонию гости аплодировали и осыпали молодых рисом.

На улице Мэри Элен и Дэниэла ожидала карета, украшенная гирляндами белых орхидей, перевитых серебряными колокольчиками. Она тут же умчала молодых супругов наверх, в розовую виллу на скале, где их ждал роскошный пир. Гости и родители последовали за новобрачными, чтобы отпраздновать событие. Роскошные столы были накрыты под открытым небом, и веселье началось сразу же после первых тостов в честь красивой молодой пары.

Мэри почти не ела, но когда молодой муж передал ей рюмку шампанского, она охотно выпила. Дэниэл рассмеялся и обнял жену за талию, подав знак проходившему мимо официанту снова наполнить ее рюмку. Веселье продолжалось несколько часов, и все это время Мэри продолжала потягивать пенистое вино. Был чудесный солнечный осенний день. Ей хотелось хорошенько захмелеть к вечеру, когда с наступлением темноты ей придется остаться наедине с мужем.

Когда теплое октябрьское солнце стало погружаться в ярко-синее Средиземное море, гости начали расходиться.

Дэниэл договорился со своими родителями, что он и Мэри проведут свой медовый месяц на вилле. Задолго до церемонии родители новобрачных, и Лотоны и Преблы, упаковали вещи и погрузили их на яхту, что стояла в гавани. Предполагалось, что обе пары родителей проведут там ночь, а утром покинут Монако и отправятся домой, в Теннесси.

Гости быстро разошлись. Лотоны попрощались с новобрачными и направились к ожидавшей их карете. Мать Мэри со слезами на глазах крепко обняла дочь. Потом сделала шаг назад и вытерла глаза уголком кружевного платочка.

Джон Томас крепко обнял дочь. Он дрожал от волнения. Мэри не терпелось попрощаться с родителями. Она боялась, что не удержится и начнет просить, чтобы они забрали ее с собой. Ей хотелось домой. Домой, в Мемфис. Домой, в Лонгвуд.

– Я надеюсь, что ты будешь очень счастлива, дорогая! – прошептал, целуя ее, отец. – Позаботься о ней, Дэниэл, – попросил он, передавая молодую жену светившемуся от радости новобрачному.

– Я о ней позабочусь, сэр! – ответил Дэниэл, обнимая Мэри. Он пожал руку Джону Томасу и продолжил: – Мы с Мэри Элен проведем часть медового месяца на вилле, потом отправимся в Париж. Потом поедем в Грецию или еще куда-нибудь, куда пожелает моя прелестная женушка! – Улыбаясь, он крепче прижал к себе Мэри и добавил: – Не ждите нас домой в ближайшие полгода!

– Не спешите домой, – сказал Джон Томас и повел свою заплаканную жену по ступенькам к карете.

Мэри и Дэниэл остались одни. Было половина шестого вечера. Мэри прочистила горло.

– Мне нужно сменить свадебное платье, – сказала она, нервно теребя пышную атласную юбку. – У меня есть чудесное новое платье из Парижа, оно замечательно подойдет для сегодняшнего ужина.

Мэри собралась уходить, но Дэниэл остановил ее.

– Тебе действительно пришла пора раздеться, но только не для того, чтобы одеваться снова. По крайней мере, до завтра.

В его зеленых глазах мелькнули какие-то новые для Мэри искорки, и она внутренне сжалась.

– Но, Дэниэл, солнце еще высоко!

– Ну и черт с ним! – неожиданно грубо ответил он. Мужчина прижал руку к разбухшему паху. – Я уже полдня в таком состоянии! Одно только твое присутствие так действует на меня!

И прежде чем Мэри успела запротестовать, Дэниэл обнял ее и увлек за собой по направлению к лестнице. Мэри испугалась. Ей не приходило в голову, что придется заниматься с ним любовью при свете дня. Она полагала, что их первая близость произойдет под покровом ночи.

Чем ближе они подходили к хозяйской половине дома, тем яснее Мэри понимала, как она была не права.

Буквально через несколько мину! Мэри совершенно обнаженная, красная от стыда, уже лежала под голым, пыхтящим Дэниэлом в лучах октябрьского солнца, попадавших как раз на середину кровати.

Она была неприятно разочарована тем, что Дэниэл не предпринял абсолютно никаких усилий к тому, чтобы приласкать жену и подготовить ее к предстоящему акту. Мэри была шокирована таким безразличием мужа. А ведь он был таким тактичным и предупредительным в течение этих ужасных недель. Все это время Дэниэл неизменно проявлял сострадание, никогда не торопил ее. Он терпеливо и любезно ухаживал за Мэри Элен.

Теперь от этого ничего не осталось.

Дэниэла вовсе не интересовали чувства жены. Как только они вошли в спальню, он потребовал, чтобы они немедленно разделись. Молодой муж торопливо разделся догола прямо перед Мэри, не думая о ее скромности. И настаивал, чтобы она сделала то же самое. Ему показалось, что жена раздевается слишком медленно, поэтому он принялся ей помогать. Мэри почувствовала себя совершенно униженной оттого, что муж рывком стянул с нее кружевные панталоны.

Как только они разделись, Дэниэл тут же потащил ее в постель и после трех-четырех поспешных поцелуев взобрался на нее. Некоторое время он неловко ощупывал жену, потом с усилием проник внутрь, хотя ее тело было явно не готово его принять. Не обращая совершенно никакого внимания ни на ее вздохи, ни на то, что Мэри, не сумев сдержаться, морщится от боли, он начал энергично двигаться, глубоко проникая в ее лоно.

И пока он так двигался, лежа на ней, Мэри испытывала дискомфорт и отвращение. Она проклинала себя. Слегка повернув голову, молодая женщина задержала взгляд на циферблате позолоченных фарфоровых часов, стоявших на ночном столике у кровати. Не обращая внимания на жену, Дэниэл неутомимо двигался. Мэри оставалось только удивляться его невежеству в искусстве любви.

Много лет она слышала сплетни о том, что Дэниэл пользуется огромным успехом у женщин. Говорили, что в него были влюблены первые красавицы Мемфиса, что с ним флиртовали самые эффектные вдовушки и разведенные женщины. Великолепная Бренди Темплтон никогда не делала секрета из своей близости с ним.

Дэниэл был почти на пять лет старше Клея, и у него было множество женщин, однако он явно ничего не знал о том, как доставить удовольствие женщине. Муж оказался кошмарным любовником, вызывавшим отвращение. И лишь одно было хорошо в их занятиях любовью: они были короткими.

Все кончилось, едва начавшись. Мэри не отрывала глаз от часов, поэтому точно знала, сколько времени длилась эта неприятная процедура. С того момента, как Дэниэл взобрался на нее, и до его последних содроганий прошло чуть меньше трех минут.

Молодой муж глубоко вздохнул и быстро перекатился с жены на спину, усталый и удовлетворенный.

Тяжело дыша и глупо улыбаясь от радости, он сказал:

– Ну разве это не замечательно?!

Это было скорее утверждение, чем вопрос. Мэри поняла, что отвечать не обязательно. Она повернулась и посмотрела на мужа. Глаза его уже были закрыты, дыхание замедлилось. Мэри надеялась, что он устал и сразу заснет.

Не открывая глаз, Дэниэл протянул руку и сжал своей большой ладонью левое бедро жены. Она невольно отпрянула, опасаясь, что он может захотеть ее снова. Но он только похлопал жену по бедру и повторил:

– Ах, это было так хорошо, дорогая! – Его ладонь продолжала гладить ее бедро. – Дай мне минутку перевести дух, и мы снова займемся любовью. Мы будем заниматься любовью всю ночь! Как тебе идея?

Мэри вся напряглась. Мысль об этом была ей крайне неприятна.

– Дэниэл, я не… – Она замолчала, почувствовав, что его рука замерла на ее бедре.

Мэри с надеждой взглянула на мужа и испытала большое облегчение, увидев, что его обнаженная грудная клетка ровно вздымается. Вскоре он тихонько захрапел. Мэри подождала еще немного, пока не убедилась, что супруг глубоко заснул. Все длилось несколько минут, показавшихся ей часами. Она осторожно убрала со своего бедра руку Дэниэла и положила ее на постель. Не отрывая глаз от мужа, Мэри осторожно передвинулась на край кровати и встала.

Бесшумно двигаясь по роскошному ковру, она направилась в просторную ванную. Горячая ванна, еще раньше приготовленная одной из служанок, уже ждала ее. Женщина с благодарностью погрузилась в приятную, успокаивающую воду.

Несмотря на теплую воду, она дрожала. Мэри подтянула к себе колени и обняла их руками. Она крепко закусила губу, но не смогла сдержать слез. При воспоминании о том, как чудесно было заниматься любовью с Клеем, острая боль как ножом пронзила ее грудь. Каким он был милым, чувственным, и какое удовлетворение она получала! Тело Мэри жаждало его не меньше, чем ее сердце. Ей невыносимо хотелось снова ощутить его объятия, почувствовать на себе его губы.

Мэри была так несчастна, что ей хотелось умереть.

Она сидела в теплой ванне и отчетливо понимала, что ей больше никогда не быть в объятиях Клея. Она обречена, терпеть объятия этого никчемного любовника, который является ее мужем. И это будет продолжаться долгие годы.

Со слезами огорчения и сожаления, струившимися по щекам, Мэри положила голову на колени и зарыдала.

Но, в конце концов, Мэри Пребл Лотон перестала плакать и подняла голову. Теперь в глазах ее не было боли. В них появился необычный холод. Мэри молча поклялась, что больше никогда, никогда не будет плакать из-за Клея Найта. Она перестанет горевать о прошлом и станет смотреть в будущее. Она вышла замуж за Дэниэла Лотона и должна стать ему хорошей женой.

Это будет нетрудно, потому что Мэри больше не любит Клея Найта. Она его ненавидит. Ненавидит его так же яростно, как раньше любила. Молодая женщина молилась о том, чтобы Бог послал Клею такие же страдания, какие Клей причинил ей.

– Мэри Элен, где ты, дорогая? – донесся до нее сонный голос Дэниэла.

– Сейчас иду, дорогой!

Газета «Мемфисэпил». Воскресенье, 22 октября 1848года

«В субботу, 14 октября, за границей, сочетались законным браком мисс Мэри Элен Пребл и мистер Дэниэл Лотон.

Церемония проходила в Монако, где новобрачные собираются провести медовый месяц и прожить еще несколько месяцев до возращения в свой дом в Мемфисе.

Семнадцатилетняя невеста является единственной дочерью известного хлопкового плантатора Джона Томаса Пребла. Двадцатитрехлетний жених является…»

Клей бросил читать.

Его рука автоматически скомкала газетную вырезку, присланную матерью. Письмо из дома осталось непрочитанным.

Крепко сжимая в руке смятую вырезку, молодой человек откинулся на спинку стула. Он сидел за письменным столом у себя в маленькой комнатке общежития. Обстановка здесь была поистине спартанской. Клей пересек комнату и, подойдя к окну, до боли стиснул зубы. Он стоял и смотрел на прямоугольный двор, куда только что высыпали после занятий молоденькие мичманы, затем перевел взгляд на залив Чиспик.

Клей убеждал себя в том, что для него совершенно не важно, что Мэри вышла замуж за Лотона. Ему на это наплевать. Он получил то, о чем мечтал всю жизнь. Теперь он в военно-морской академии и намерен здесь преуспеть. Впереди у него блестящее будущее.

Но, несмотря на суровую решимость, на глаза навернулись слезы. Без Мэри даже заветная мечта значила не так много. Если Мэри не может разделить его Триумф, его победа превращается в ничто.

Клей вдруг с болью в сердце понял, что Мэри уже никогда, никогда больше не разделит с ним ни торжества, ни трагедии. Это был страшный удар. Его милая, чудесная Мэри стала женой чужого человека, любовницей другого мужчины. И он больше никогда, никогда не будет держать ее в своих объятиях…

– Мэри… Мэри… – беззвучно шептали его губы. – Ох, Мэри…

Широкие плечи Клея затряслись, горло сдавило так сильно, что он не в состоянии был вздохнуть. Молодой человек ухватился рукой за деревянную раму окна, уткнулся лицом в рукав и заплакал.

А когда он, наконец, перестал плакать и выпрямился, в его покрасневших глазах уже не было слез. Там появился холод.

Клей больше никогда не плакал.

Но холод в его глазах и в сердце остался на долгие годы.

 

Глава 15

С первых же минут пребывания в Аннаполисе одинокий курсант Клейтон Найт направил все свои силы и энергию на то, чтобы стать образцовым мичманом. Режим в академии был очень суровым. Изнурительная зарядка началась через десять минут после побудки в первый же день его пребывания в Аннаполисе. Интенсивные гимнастические упражнения должны были сформировать у молодых людей прекрасную мускулатуру. Клей отдавал ей все силы, желая укрепить свое все еще по-мальчишески худое тело.

Его первый выход в море был назначен на следующий день. На маленьком суденышке на реке Северн будущий моряк получил представление о таких важнейших вещах, как корпус, мачта, руль, парус. Вскоре он уже постигал основы управления судном, знакомился с работой лоцмана, учился пользоваться картами и навигационными приборами, вырабатывал умение отдавать команды и нести груз ответственности.

Клей упорно работал и учился. Он изучал астронавигацию, мореходное дело, баллистику, артиллерийское дело. И в то же время молодой курсант получил серьезные знания в латинском, греческом, ботанике, геологии, зоологии, философии и в классической литературе.

Будучи от природы человеком крепкого телосложения, Клей легко освоил строевую подготовку, быстро и толково выполнял команды, проявил умение действовать в критических ситуациях. Выяснилось, что он не только сам в состоянии выполнять требуемое в сложных ситуациях, но может и руководить людьми.

Свободного времени оставалось совсем немного, и Клей проводил его либо в своей по-спартански просто обставленной комнатке спального корпуса, либо в читальном зале библиотеки. Академия обладала огромным собранием книг по морскому делу. Молодой человек редко присоединялся к своим шумным товарищам, в их экспедициях «на сушу», то есть в город Аннаполис. И по этому поводу его неустанно поддразнивали.

– Что с тобой, Найт? Ты не любишь женщин и виски? – спрашивали его товарищи-мичманы.

– Я люблю и то и другое.

– Ну, тогда пойдем. Сегодня суббота, у нас свободный вечер. Пойдем, купим выпивку каким-нибудь шустрым девочкам!

– В другой раз!

– В другой раз, в другой раз! – передразнивали его приятели, толкая друг друга локтем в бок.

И кто-нибудь обязательно говорил:

– Знаете, что я думаю о нашем старике Найте из Теннесси? Что он просто боится! Я уверен, что он ужасно боится женщин!

Это замечание сопровождалось взрывом смеха, и потом уговоры продолжались:

– Так как, Найт? Боишься? Правда?

Обычно Клей только улыбался в ответ на подшучивания, и компания отправлялась веселиться без него. А упорный курсант возвращался к книгам. И его нисколько не беспокоило, что следующая увольнительная в город будет только через месяц.

Несмотря на кажущееся безразличие и постоянные отказы отправиться куда-нибудь вместе, соседи по комнате и однокурсники любили Клея. Его уважали за редкое упорство и железную волю. Товарищи завидовали ему, восхищаясь выдержкой, которую он неизменно проявлял, когда старшекурсники пробовали задирать его, пытаясь заставить молодого человека выйти из себя.

Но никто из товарищей его не понимал.

Клей Найт казался старше своих лет. У него никогда не было близких приятелей. Была в нем некая холодность, благодаря которой он держал всех на расстоянии. Клей был одинок. Его светлые серые глаза всегда оставались бесстрастными, а лицо словно говорило, что ему ни до кого нет дела.

Весной в первый год обучения в академии пришло сообщение о том, что его мать, Анна Найт, серьезно больна гриппом. Клею посочувствовали и дали отпуск. Молодой человек немедленно отправился в Мемфис.

Но он прибыл домой слишком поздно.

Мать юноши, всю жизнь, упорно работавшая и никогда не жаловавшаяся, скончалась вечером, накануне его прибытия. Лишь несколько человек присутствовали на траурной церемонии на кладбище. Клей кивнул немногим старым друзьям и знакомым. Но перед гробом он стоял один, сцепив на груди руки.

Молодой человек склонил темноволосую голову. Его холодный взор был прикован к простому деревянному гробу. Седовласый пастор красноречиво описывал, какой доброй и сердечной женщиной была мать Клея.

Когда короткая церемония окончилась, молодой человек медленно поднял голову. По другую сторону гроба, совсем рядом с Клеем, стояла Мэри Пребл Лотон под руку со своим мужем Дэниэлом.

На мгновение Клей встретился взглядом с Мэри. Ее темные глаза были недобрыми. Светлые глаза Клея были бесстрастны.

Оба не сказали ни слова.

Мэри быстро отвернулась. На крепко сжатых челюстях Клея дрогнул мускул. Прищурив глаза, он наблюдал, как Дэниэл Лотон вел жену к поджидавшей их коляске. Сердце Клея бешено застучало. Ему очень хотелось побежать за Мэри, сказать ей, чтобы она не ехала домой с Лотоном. Не может она ехать с Дэниэлом. Ведь она принадлежит ему, Клею!

Он вдруг так ясно вспомнил холодный январский день, когда они были вместе в заброшенном домике привратника. Тогда юные влюбленные лежали обнаженными на своей одежде в кругу зажженных свечей. Они занимались любовью. А потом Клей спросил Мэри:

– Ты ведь не станешь причинять мне боль, правда?

– Никогда, дорогой мой, никогда! – ответила ему тогда его любимая.

И в ее прекрасных темных глазах сияла любовь. По крайней мере, Клею казалось, что это была любовь.

– Никогда, мой дорогой, никогда!

У Клея сдавило в груди. Он с трудом проглотил слюну. Молодой человек остался стоять, пока все не ушли.

Тогда он вынул из петлицы душистую гвоздику и положил ее на могилу матери.

– Прощай, мама! – тихо сказал он, и глаза его наполнились слезами.

Клей поморгал, поднял голову, отступил назад, огляделся и сказал:

– Прощай, Мемфис! – Потом он повернулся и ушел.

Клей сразу же отправился на причал и там поднялся на борт речного парохода, поклявшись никогда больше не возвращаться в родной город.

Мэри вместе с мужем вернулась в огромный особняк Лотонов. Ей хотелось побыть одной. Женщина сдержалась и ничего не сказала, когда Дэниэл последовал за ней наверх, в их комнаты.

– Я хочу прилечь ненадолго, – сказала она, надеясь, что муж оставит ее одну.

– Прекрасная мысль! – согласился он, и на губах его появилась знакомая усмешка, значение которой Мэри уже научилась понимать.

Они вошли в свои комнаты.

– Дэниэл, пожалуйста… – Мэри Элен старалась сдержаться и говорила тихим голосом. – У меня разболелась голова и…

– Конечно! И я даже знаю, что вызвало твою головную боль!

Дэниэл снял черный пиджак и ослабил галстук.

Мэри аккуратно сняла коричневую бархатную шляпку.

– Не представляю, что ты имеешь в виду!

– Разве? Тогда я тебе объясню. Клей Найт. Это Клей Найт является причиной твоей головной боли, не так ли? Ты снова увидела его, и ты хочешь…

– Прекрати! – прервала его она. – Это чушь!

Мэри пригладила волосы, пришедшие в беспорядок под шляпкой.

Дэниэл подошел и взял ее за плечи.

– Ты ведь моя жена, Мэри Элен! Моя! Ты должна помнить об этом!

Он крепче притянул к себе Мэри.

– Я знаю, как заставить тебя вспомнить об этом! Я знаю, как выбить сынка портнихи из твоей головы!

Не обращая внимания на нежелание жены, Дэниэл притянул ее к себе, так что женщине пришлось подняться на цыпочки, и крепко поцеловал. Не прошло и нескольких минут, как он раздел и положил ее на большую кровать под балдахином на четырех столбиках. Мэри закрыла глаза, когда муж принялся взбираться на нее, и открыла их сразу же, как только он вошел в нее.

Женщина сосредоточилась на циферблате белых фарфоровых часов, стоявших на каминной полке. И принялась считать. Она знала, что через три минуты все будет кончено. Подобный ритуал вошел в привычку, и Мэри упрекала себя за это.

Но она и так все время винила себя во всем. Мэри винила себя за то, что вышла замуж за Дэниэла, хотя не любила его. Винила за то, что не смогла его полюбить. Несмотря на все усилия с се стороны, она не испытывала к мужу даже симпатии. С самого начала Мэри Элен старалась быть хорошей женой, старалась забыться, занимаясь с ним любовью. Но из этого ничего не вышло. У нее скоро вошло в привыку отсчитывать три минуты. И тогда, благодарение Богу, все это кончалось.

Но сегодня Мэри сбилась со счета, потому что вдруг вспомнила о том холодном февральском дне, когда они с Клеем ускользнули в беседку, где он впервые в жизни ее поцеловал. Она, как сейчас, помнила вкус его нежных губ на своих губах, помнила его теплое дыхание на своей щеке. Это был самый чудесный, самый невинный поцелуй, и до сих пор она прекрасно помнит его вкус.

После того как они несколько раз поцеловались, Клей сказал: «Никогда никого больше не целуй, Мэри. Я этого не переживу. Ты – часть моей души. Ничьи губы не должны тебя целовать, только мои. Ничьи руки не должны тебя обнимать, только мои».

– А-а-ах! – в экстазе громко простонал Дэниэл.

Весной 1852 года Клейтон Террел Найт закончил военно-морскую академию в Аннаполисе. Он был лучшим в этом выпуске. Подобно своему деду по материнской линии, адмиралу Клейтону Л. Тигарту, молодой человек собирался посвятить жизнь военно-морскому флоту.

Клей вызвался служить на западной военно-морской базе, куда нужно было добираться через всю Америку. Но даже там, в далеком приграничном порту, ему удалось привлечь внимание руководства Тихоокеанским флотом. Удалось ему привлечь и внимание прекрасного пола.

В двадцать два года Клей был уже поразительно красивым мужчиной. Здоровый аппетит и долгие часы упражнений изменили его внешность. В академию он прибыл долговязым подростком. А покидал ее прекрасно сложенным мужчиной с широкими плечами, рельефной мускулатурой, тугим, как барабан, животом, сильными, в меру мускулистыми ногами. За годы пребывания в Аннаполисе изменилось не только тело Клея, но и его лицо. Исчезли юношеская открытость и детский энтузиазм. Мальчишеское лицо с правильными чертами превратилось в красивое лицо немного циничного, уверенного в себе мужчины.

Привлекательный внешний вид и задумчивый взгляд Клея повсюду заставляли людей оборачиваться. Он не искал женского общества, но его прекрасная фигура и смуглое лицо со странными светлыми глазами оказывали гипнотическое действие, заставляя сильнее биться сердца. Одно его присутствие вызывало неподобающие мысли, и желания у вполне уважаемых дам, молодых и старых.

Будучи по натуре человеком чувственным, лейтенант военно-морского флота Клей Найт был не прочь провести время с красивыми женщинами, которые вполне бескорыстно стремились к близости с ним. На танцах для офицеров и на других вечеринках для Клея всегда находилась красивая спутница. И женщина сразу понимала, что поздно вечером разделит с ним постель.

Несмотря на бесконечную цепь, постоянно меняющихся красавиц, Клей оставался недосягаем. Он никогда не обещал любви и не давал никаких обязательств, никогда не изображал чувств, которых не испытывал. Он был холодным, отчужденным человеком, с сердцем, навечно покрытым шрамами.

Клею Найту женщины нужны были лишь для удовлетворения его естественных потребностей. Иметь дело с ними хлопотно, но и без них не обойтись. Женщины оставались для него лишь чередой теплых, жаждущих тел, призванных скрасить его долгие одинокие ночи.

Понимая это, женщины все же не отказывались от него. Хотя сердце этого мужчины оставалось холодным, кровь его была очень горячей. Его чувственная красота будила сексуальные желания. За несколько лет, в результате близости со множеством женщин, молодой моряк усвоил ряд приемов, которые позволяли доставить удовольствие даже самым ненасытным из его любовниц.

Поэтому, держа в объятиях женщину, он занимался с ней любовью если и бесстрастно, то очень искусно. Клей давал женщине такое наслаждение, какого, как ей казалось, ей не мог бы дать ни один другой мужчина. И благодарная женщина забывала о том, что он не будет ей принадлежать всегда. Он принадлежал ей сейчас, и женщина с радостью наслаждалась тем, что он ей давал.

И все же, несмотря на то, что Клей был неизменно честен с женщинами и не тешил их никакими иллюзиями перед тем, как лечь с ними в постель, многие из них без памяти влюблялись в него. Но это были уже их проблемы. Его любовь и ненависть к Мэри Пребл Лотон никогда не остывали, не исчезали, не отпускали его.

То же самое было и с Мэри.

Мэри Пребл Лотон была женой одного из самых богатых и самых красивых джентльменов Юга, и многие женщины ей завидовали. Но не проходило и дня, чтобы Мэри не думала о Клее Найте. Она не переставала его ненавидеть. Не переставала винить его во всех своих несчастьях. Ее бесплодный брак без любви был его виной. Если бы Клей не покинул ее так жестоко и так неожиданно, она ни за что бы не вышла за Дэниэла.

Мэри очень жалела о своем опрометчивом поступке, но понимала, что приняла решение выйти за Лотона под давлением родителей и в тот момент, когда находилась в очень тяжелом состоянии и была не в силах сопротивляться. Особенно трудно было бороться с приехавшим на Ривьеру отцом, который настаивал на ее браке с Дэниэлом. И, в конце концов, Мэри сдалась.

Теперь она жила в состоянии непреходящей апатии. В смирении и раскаянии Мэри Элен проводила дни в своих роскошно обставленных комнатах наверху. Они стали для нее тюрьмой с обитыми шелком стенами. А ночи проходили в постели-тюрьме, рядом с человеком, чьи прикосновения ни радовали, ни огорчали ее. Он был ей глубоко безразличен.

Ночь за ночью проводила Мэри в полном равнодушии, пока Дэниэл занимался любовью. С грустью вспоминала она волнующие прикосновения бессердечного человека, которого она теперь ненавидела. И все же любила и не могла без него жить. Не ведая о мыслях жены, Дэниэл неизменно достигал кульминации и был этим чрезвычайно доволен.

А ее тело и ее душа навечно стали бесчувственными.

 

Глава 16

Не успели молодожены отметить первую годовщину свадьбы, а Дэниэл Лотон уже начал поздно возвращаться по вечерам. Мэри не удивлялась и не винила его. Она не была любящей женой, никогда не выказывала ему привязанности. И в том, что их брак был неудачным, Мэри винила только себя.

Дэниэл выдумывал разные истории, стараясь объяснить, почему ему было абсолютно необходимо задержаться до поздней ночи. Он говорил, что это связано с делами. Мэри прекрасно знала, что это не так. Дэниэл не умел, как следует лгать. Она точно знала, где он бывал.

Все в городе знали об «Антоле» – модном публичном доме, который посещали местные патриции. Еще много лет назад Мэри Элен слышала от кого-то из слуг, что это заведение посещают самые уважаемые горожане, включая седовласого отца Дэниэла. Дэниэл явно присоединился к числу джентльменов, которые проводили в этом пресловутом заведении свои вечера.

Мэри Элен также подозревала, что он возобновил близкие отношения со своей бывшей любовницей, Бренди Темплтон Фовлер. Бренди и сама недавно вышла замуж за богатого пожилого землевладельца из Нью-Орлеана, но замужество ничуть не изменило ее. А она всегда питала слабость к Дэниэлу.

Дэниэл не раз будил жену своими поздними возвращениями. От него пахло чужими духами. А порой Мэри Элен замечала у него на спине царапины от ногтей.

Мэри никогда не ругала мужа. Никогда не спрашивала, где он был. Никогда не жаловалась, что он ее забросил. Она даже не намекала, что знает о его неверности.

В обшем-то ей было все равно. По правде говоря, Мэри Элен была рада его отсутствию в постели. Она чувствовала облегчение оттого, что ее оставили в покое. Она была бы только рада, если бы какая-нибудь из хорошо оплачиваемых доступных женщин заменила ее. «Или спала бы с Дэниэлом вместо меня», – со злобным удовлетворением подумала Мэри.

Молодую женщину устраивало, что муж растрачивает часть своей сексуальной энергии вне дома. Лишь бы он был подальше от нее. И Мэри была рада, что после посещения чужих женщин Дэниэл оставлял ее в покое.

Если же муж оставался вечером дома, Мэри Элен послушно делила с ним постель, потому что он отчаянно хотел сына. Жена не дала ему ничего. Может же она дать ему хотя бы сына, который будет любить его, если жена его не любит!..

Но шли месяцы и годы, а Мэри так и не удалось забеременеть.

– Это твоя вина! – упрекнул ее как-то Дэниэл, в очередной раз, узнав, что жена не беременна. – Должно быть, с тобой что-то неладно, иначе ты бы уже давным-давно забеременела!

Мэри Элен сидела за туалетным столиком и спокойно расчесывала волосы.

– Мне очень жаль, Дэниэл. Мне, правда, очень жаль!

– Ну, мне тоже очень жаль!

Он ходил взад и вперед мимо жены.

– Черт побери, жена должна приносить мужу детей. Все наши друзья сплетничают о нас. Они говорят, что я не могу стать отцом.

– Тебе это только кажется, – спокойно ответила жена. – Наши друзья не могут быть такими злыми.

– Ну, может, они и не говорят, но думают!

– Может быть, они и правы, – ответила Мэри. – Ты настаивал, чтобы я сходила к врачу. Я была у него несколько раз. Он говорит, что со мной все в порядке. Нет никаких причин, почему я не могла бы забеременеть. Думал ли ты о том, что дело может быть именно в тебе?

– Во мне? – Дэниэл не поверил своим ушам. Он перестал шагать и подошел сзади к жене.

– Моя дорогая, – высокомерно произнес он, скрестив руки на груди и встречаясь в зеркале со взглядом жены. – Позволь мне заверить тебя в том, что я-то более чем способен родить наследника.

На его самодовольном лице медленно появилась многозначительная улыбка. Мэри поняла, что для хвастовства у мужа есть серьезные основания.

Женщина ничего не ответила и продолжала расчесывать волосы.

– Ну, ничего, – наконец сказал он, опуская руки. – Нам нужно только упорнее стараться. Мы будем чаще заниматься любовью.

Дэниэл сжал плечи жены. Потом повернулся и пошел из комнаты. В дверях он остановился и сказал:

– Если ты можешь забеременеть, я этого добьюсь! – И он добивался.

Мэри тоже.

Но после шести лет брака без любви у супругов все еще не было детей. В конце концов, Дэниэл сдался, решив, что с Мэри он так и не станет отцом. Муж был так раздражен и разочарован, что даже упрекнул Мэри в том, что она не хочет от него ребенка.

– Ты думаешь, ты одна такая умная, но и я тоже не дурак! – сказал он как-то зимним вечером, выпив слишком много бренди. – На самом деле ты просто не хочешь иметь ребенка! Ты не хочешь ребенка от меня! И никогда не хотела!

– Это неправда, Дэниэл. Я делала все, чтобы подарить тебе ребенка.

– Я тебе не верю. Абсолютно не верю! – сказал он, с трудом выговаривая слова. – Хочешь знать, что я действительно думаю? Я думаю, что все эти годы ты использовала какой-то секретный метод, чтобы избежать зачатия!

– Мы уже об этом говорили. И я сказала тебе, что нет у меня никакого секретного метода. Ты должен мне верить.

Но разубеждать Дэниэла было бесполезно. Он был уверен, что другого объяснения не существует.

В конце концов, весной 1857 года неудачный брак распался. Теплым солнечным днем в конце мая Дэниэл вернулся из поездки по делам. Он отсутствовал неделю, ездил в город Мобил. Это была уже третья подобная поездка в Алабаму за последнее время.

Дэниэл нашел Мэри в саду с южной стороны усадьбы Лотонов. Женщина сидела на белом диванчике, похожем на металлическое кружево. Она так углубилась в роман Джейн Остин, что не заметила, как подошел муж. Он долго стоял, наблюдая за ней.

Длинные светлые волосы Мэри были уложены в высокую прическу, оставляя открытой шею. Она была в летнем платье из бледно-розовой органзы. Платье было того же оттенка, что и изящные розы на кустах вокруг Мэри. Пышные юбки спускались до земли. Ножки в легких туфельках примяли тщательно подстриженную травку.

Корсаж платья с низким вырезом съехал набок, открывая взору белое плечо. Кожа женщины напоминала прекрасный фарфор. При каждом вдохе округлости грудей натягивали сползающий корсаж.

У Дэниэла перехватило дыхание.

Мэри Пребл Лотон была самой красивой женщиной на свете. Даже сейчас, после девяти лет брака, один вид ее вызывал в нем желание. Казалось, он никогда еще не дотрагивался до нее, словно она ему не принадлежала. И в глубине сердца он понимал, что так оно и было.

Да, конечно, ночь за ночью она лежала, обнаженная, в его объятиях, но по-настоящему он так ее и не получил. Жена никогда не отдавала себя ему. Со времени их медового месяца в Монако она бесстрастно позволяла ему использовать ее прекрасное тело, потому что он был ее мужем. Но никогда не отвечала на его ласки.

Мэри просто выполняла свой долг.

И всегда оставалась отстраненной и бесстрастной, даже в самые интимные моменты. Она держала в себе свой огонь и свою любовь. Он их не получил. И так было все годы их брака.

Дэниэл знал причину. Он знал ее с самого начала. Прелестная девочка с ангельским личиком, на которой он женился в Монако, была безнадежно влюблена в Клейтона Найта.

Несколько минут Дэниэл просто стоял и смотрел на жену. Интересно, неужели после стольких лет брака она все еще любит этого Найта?

– Мэри Элен… – наконец выговорил мужчина.

Женщина посмотрела на него. Она закрыла книгу, вложив в нее шелковую закладку.

– Дэниэл? Я и не знала, что ты дома! Когда ты вернулся? – Вместо ответа он сказал:

– Я должен с тобой поговорить.

– Пожалуйста, – ответила она, приглашая его сесть рядом.

Дэниэл подошел, сел и без всякого вступления, сразу, рассказал своей двадцатишестилетней жене, что влюбился в семнадцатилетнюю красотку из Алабамы, с которой познакомился в Мобиле в феврале прошлого года.

– Я хочу немедленно получить развод. Я собираюсь жениться на молодой девушке, которая любит меня, как ты никогда не любила.

Мэри согласилась на развод без разговоров.

– Я от души желаю тебе счастья, Дэниэл! И надеюсь, что молодая жена сможет дать тебе сына, которого мне не удалось тебе дать.

Муж вспыхнул, и Мэри поняла, что девушка уже ждет ребенка от Дэниэла.

– В таком случае поздравляю, – сказала, улыбнувшись, Мэри Элен и дотронулась до щеки мужа. Потом она встала и пошла прочь.

– Подожди, Мэри Элен! – остановил ее он. Женщина обернулась и посмотрела на него.

– Я должен кое-что сказать тебе. Кое-что, что тебе следует… Что ты имеешь право знать… Я… – Он оборвал себя на полуслове.

– Что, Дэниэл? – Брови Мэри вопросительно поднялись. – Так что же?

Дэниэл начал было что-то говорить, но засомневался и не стал продолжать. Его все еще удерживала клятва, которую он дал много лет назад. Он обещал Джону Томасу Преблу, что бы ни случилось, ничего не рассказывать ни Мэри Элен, ни кому бы то ни было о заговоре против ее любви. А Дэниэл боялся Джона Томаса Пребла.

И теперь он только отрицательно покачал светлой головой. Это все равно не имеет никакого значения. Сделанного не воротишь. Слишком поздно что-либо менять.

– Нет, ничего, – ответил он. – Ничего!

Мэри и Дэниэл быстро развелись.

Как только развод вступил в силу, Дэниэл тут же женился на своей беременной возлюбленной из Алабамы. У молодых не было медового месяца, потому что после бракосочетания они тут же отправились в больницу графства Шелби. У молодой жены начались роды.

В полночь она родила Дэниэлу первенца.

Это был прекрасный мальчик девяти фунтов весом.

Как только Дэниэл предложил развестись, Мэри тут же вернулась в усадьбу Преблов и стала жить с родителями. Когда развод вступил в силу и Дэниэл снова женился, она взяла свою девичью фамилию.

Теперь она опять стала Мэри Элен Пребл. Имя ее отца все еще обладало большим влиянием, и оно избавило молодую женщину от остракизма, которому нередко подвергаются разведенные женщины. Местная элита продолжала принимать единственную дочь Джона Томаса Пребла.

Поскольку их дочь снова стала Мэри Элен Пребл, родители полагали, что она будет вместе с ними ездить на многочисленные балы и вечеринки, куда их без конца приглашали.

Но Мэри Элен не посещала никаких празднеств, столь любимых старшими Преблами. И упорно отказывала холостякам и вдовцам из местной элиты, приглашавшим ее пообедать. Она считала, что все эти мужчины заинтересованы в ней лишь потому, что она разведена. Было принято считать, что разведенные женщины более страстны и не слишком строги в смысле морали, в отличие от тех, что не были замужем.

Родители были огорчены тем, что дочь отказывается от всех приглашений. И отказывает всем искателям ее руки. Сейчас Мэри Элен была еще красивее, чем в семнадцать лет. А то, что она была разведена, лишь добавляло ей привлекательности в глазах мужчин. Детский энтузиазм и широко открытые невинные глаза сменились грацией хорошо воспитанной женщины. Ее светлые волосы и мрачный взгляд многим мужчинам казались очень соблазнительными.

Но Мэри ни на кого не обращала внимания. И это только подстегивало интерес мужчин. Она была недосягаема, а значит, особенно привлекательна. К огорчению местных красавиц, Мэри Элен Пребл была самой желанной дамой во всем Мемфисе.

Прошел год.

Потом два.

А Мэри по-прежнему предпочитала уютный Лонгвуд. Родители забеспокоились. Это же ненормально, когда молодая привлекательная женщина никуда не выезжает и ни с кем не встречается.

Они собирались поехать за границу. Старшие Преблы настаивали, чтобы летом дочь поехала с ними в Англию. Она отказалась. И осталась одна в Лонгвуде.

Встревоженные поведением дочери, родители постепенно стали понимать, что, возможно, много лет назад они совершили ошибку, разорвав отношения Мэри с Клеем Найтом. И они начали подумывать о том, нельзя ли эту ошибку исправить. Может быть, еще не слишком поздно.

– Не следует ли нам рассказать девочке правду, как ты думаешь, Джон? – спросила Жюли, прогуливаясь по палубе парохода «Посол», пересекавшего бурную Атлантику.

– Возможно, ты и права, – размышлял вслух Джон Томас. – Думаю, что она имеет право все узнать, даже если после этого она возненавидит нас за то, что мы сделали.

Его передернуло при мысли о такой перспективе.

– Господи, я всего лишь хотел, чтобы она была счастлива, но…

– Я знаю, дорогой, – ответила жена. – Я знаю. Мэри Элен поймет, если мы все ей расскажем.

– Не знаю, – ответил муж, подводя жену к поручням. Он обеспокоенно покачал седой головой. – Мы не поняли ее тогда. Мы можем ошибиться и сейчас, полагая, что она сможет нас простить. – Его темные глаза были серьезны.

Жюли Пребл положила свою нежную ручку на руку мужа.

– Мой дорогой, все равно мы должны попытаться. Мэри Элен так долго была несчастна. Она так и не смогла полюбить Дэниэла, как мы надеялись. Их брак был ужасной ошибкой.

– Да, это так, и я…

– Я общалась кое с кем из наших друзей, связанных с военно-морской академией. Говорят, Клей Найт так и не женился. Может быть, еще не слишком поздно…

Жюли замолчала.

Джон Томас ласково похлопал жену по руке.

– Вот вернемся домой этой осенью, тогда и поговорим с Мэри Элен. Нам предстоит долгий разговор. Мы расскажем ей правду. Признаемся во всем.

Он глубоко вдохнул соленый морской воздух и добавил:

– Если она захочет связаться с лейтенантом Найтом, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ей помочь. Чтобы помочь им обоим:

– Да, – согласилась Жюли Пребл. – Мы все ей расскажем, как только вернемся домой.

 

Глава 17

Все лето Мэри прожила в Лонгвуде одна. В середине октября, когда начали опадать листья и влажный воздух стал постепенно остывать, она собрала слуг и проинструктировала их, как начать подготовку усадьбы к приезду родителей.

Старшие Преблы должны были вернуться в Мемфис через три недели.

В тот же самый октябрьский день, далеко за океаном, Жюли Пребл одевалась, собираясь провести свой последний вечер в Лондоне перед отъездом домой. Утром Преблы возвращались в Америку. Джон Томас был уже одет и нетерпеливо ждал в гостиной большого роскошного номера, который супруги снимали в «Савое».

Одетый в черный вечерний костюм мужчина посвистывал, наливая себе выпить. На сердце у него было легко и радостно. Преблы в этот раз долго прожили за границей. Они находились вдали от дома и ради развлечения, и по делам. Джон Томас встречался с европейскими покупателями хлопка. Он успокаивал их по поводу слухов о предстоящей войне между штатами. Пребл утверждал, что никакой войны не будет. Он обещал бесперебойно поставлять хлопок на европейский рынок, и он его поставит, не будь он Джон Томас Пребл!

А теперь Джону Томасу не терпелось вернуться домой. С рюмкой в руке он вышел в прихожую, чтобы надеть черный шелковый плащ и такую же шляпу с высокой тульей.

Вернувшись в гостиную, Джон Томас допил виски и поставил рюмку, отказавшись от второй. Выудив из кармана жилета золотые часы, он взглянул на циферблат и улыбнулся.

Жюли, как всегда, опаздывала.

– Поторопись, дорогая! – окликнул он жену через открытую дверь спальни. – Мы уже опаздываем на четверть часа!

Джон Томас повернул голову и прислушался, ожидая услышать в ответ хорошо поставленный голос жены, сообщающий ему, как всегда, что она еще не совсем готова, но будет готова уже через минуту.

Прошло с полминуты. Ответа не было. Джон Томас покачал головой и снова окликнул Жюли. Она опять не ответила, и тогда он встревожился.

– Жюли, что с тобой? У тебя что-то не ладится? Опять эти проклятые крючки? Я буду рад тебе помочь!

И снова никакого ответа. Тишина.

– Жюли! Жюли! Да скажи что-нибудь!

Джон Томас нахмурился, сбросил на диван плащ и шляпу и пошел в спальню. В дверях он встревоженно огляделся. Жены не было за туалетным столиком. Не было ее и за ширмой для переодевания. Он начал тщательно осматривать комнату. Сердце его тревожно забилось.

И тут он увидел Жюли. Она была по другую сторону кровати. Испуганный, Джон Томас бросился к ней. Новое бальное платье из тафты было надето только наполовину. Жена стояла на коленях, держа одной рукой вышитое покрывало. Другая рука сжимала горло. В глазах Жюли был страх. Она силилась произнести его имя. Но вместо звуков из горла пошла кровь.

– Господи милосердный! – воскликнул насмерть перепуганный муж, опускаясь на колени рядом с женой. – Жюли! Жюли!

Джон Томас в отчаянии позвал на помощь. Через несколько минут прибыл врач.

Все еще в окровавленном платье, Жюли была отправлена в больницу Святой Марии, которая находилась в нескольких кварталах от отеля.

Но спасти ее не удалось. Жюли умерла от кровотечения, вызванного прободением язвы.

Джон Томас был неутешен.

Он повез любимую жену домой, чтобы похоронить ее в Мемфисе. И с тех пор не покидал Лонгвуда. Сраженный горем вдовец отказывался принимать даже старых друзей, приходивших его навестить. Он проводил долгие часы на хозяйской половине дома, сжимая какую-нибудь безделушку, принадлежавшую жене, или глядя на ее фотографию.

Джон Томас не позволял слугам дотрагиваться до вещей Жюли. Он зарычал как раненый лев, когда Мэри Элен предложила вынести одежду матери. Целыми днями Джон Томас сидел один в своих комнатах, перебирая пальцами золотистые волоски жены, застрявшие в щетке для волос.

Он был раздавлен горем – до такой степени погружен в свое несчастье, что совершенно забыл о том, что они с Жюли собирались рассказать Мэри. А они собиралась рассказать ей о том, что же на самом деле произошло с Клеем Найтом более десяти лет назад.

Мэри Элен очень волновалась из-за отца. Она потеряла мать, а теперь боялась потерять и его. Боялась, что отец в прямом смысле умрет от горя.

Проходили недели, но Джону Томасу не становилось легче. Пришло и ушло Рождество, но горе его было все так же глубоко. Зима сменилась весной, а Джон Томас был все так же печален. Наступило лето с его липкой жарой и духотой, а хозяин Лонгвуда по-прежнему сидел в своих комнатах в мокрой от пота рубашке, с безжизненным взглядом.

Джон Томас совершенно утратил интерес к своей хлопковой империи. Доходы его стали уменьшаться. Состояние таяло. Рабов продали соседям. Плодородные земли не обрабатывались.

Мэри все больше тревожилась за отца. Она пыталась встряхнуть его сообщением о том, что их ждет полное разорение, если он не перестанет горевать и не займется делами. Дочь предупреждала Джона Томаса и о возможной гражданской войне. Если это случится, то блокада северян отрежет хлопковые плантации от богатых европейских рынков. Лучше бы ему очнуться! Хорошо бы отправить за границу как можно больше хлопка, иначе они будут разорены…

Но Джона Томаса ничто не интересовало.

 

Глава 18

Сторожевой корабль «Морская ведьма» направлялся на юг. Поздно ночью на носу корабля, на ходившей ходуном палубе, стояла одинокая фигура высокого моряка, одетого по-зимнему. На нем были темные шерстяные брюки, свитер с высоким воротником, тяжелая морская куртка и черная фуражка.

Сильный ветер ерошил выбивающиеся из-под фуражки иссиня-черные волосы. Длинные ноги моряка, облепленные брюками, были широко расставлены, как у людей, которым постоянно приходится передвигаться по качающейся палубе движущегося корабля.

Несмотря на бурное море, мужчина не терял равновесия. Из внутреннего кармана он достал тонкую манильскую сигару и спички. Вставив сигару в рот, моряк чиркнул спичкой и тут же спрятал ее в ладонях, чтобы не дать погаснуть крошечному огоньку.

Капитан Клей Найт глубоко затянулся. Оранжевые искорки взметнулись над его головой, и их тут же унес северный ветер.

Ночь была холодной, но он провел в открытом море сотни таких ночей. Клей бывал в море в зимние штормы, когда море со всей яростью обрушивалось на корабль. Он знал, что такое снасти и поручни, покрытые льдом, когда вся команда страдает от пронизывающего холода. Ему доводилось бывать в море, когда ветер был так силен, что из-за рева волн приходилось изо всех сил кричать, чтобы тебя услышали. При этом корабль движется так, словно участвует в гонках, в то время как на самом деле он только спускается и поднимается по гигантским волнам, фактически оставаясь на месте.

Клей Найт не понаслышке знал, что такое канаты, врезающиеся в истертые до крови ладони, знал, что значит скалывать лед. Он также знал, что значит бороться со стихией, бороться с непроглядной тьмой, которая так рано наступает в эти короткие свинцово-серые дни. Много, очень много холодных, одиноких ночей провел молодой моряк на палубе корабля в открытом море, очень, очень далеко от берега.

И все же, видно, не так далеко, как следовало бы.

Окончив военно-морскую академию двенадцать лет назад, капитан Найт пропадал в море месяцами и побывал во многих иностранных портах. С самого начала он добровольно вызывался участвовать в различных кампаниях, которые позволяли ему бывать вдали от берегов Америки. Ему казалось, что чем дальше он будет от города Мемфиса, что в штате Теннесси, тем меньше он будет думать о Мэри Пребл Лотон.

В сентябре 1852 года, через три месяца после окончания академии, Клейтон Найт был одним из немногих офицеров, которые в числе сотни моряков были отправлены на корабле «Джеймстаун» в Буэнос-Айрес, в Аргентину, чтобы защитить живших там американцев.

В июне 1853 года его направили в экспедицию на борту корабля «Бринкли», который должен был нанести на карту острова между Алеутскими островами и Японией. На берег Клей сошел только через девять месяцев, в Сан-Франциско. И его тут же отправили в Шанхай, третьим помощником на борту корабля «Брисон». Это было в апреле 1854 года.

В числе девяноста моряков под руководством командора Джона Келли Клей Найт принял участие в десанте с борта корабля «Вичита». Американцы присоединились к британским военно-морским силам, чтобы помочь им выбить китайские подразделения, угрожавшие иностранным концессиям в Шанхае.

В 1855 году он служил в консульстве в Гонконге, а в конце того же года – на островах Фиджи. В 1856 году Клей возглавил небольшой десант, высадившийся со сторожевого корабля «Декатур», чтобы помочь жителям Сиэтла, штат Вашингтон, отбить нападение тысяч воинственных индейцев.

Большую часть 1857 года он провел в Соединенных Штатах, читая лекции в Аннаполисе. В конце года молодой моряк получил повышение и стал старшим лейтенантом.

В 1858 году Клей Найт был в Парагвае первым помощником на борту корабля «Свобода», а в устье Конго он попал уже в следующем, 1859 году.

А сейчас был январь 1861 года. Клейтон Найт недавно получил очередное звание и стал капитаном. Десять дней назад он покинул верфи военно-морского флота в Норфолке, где его «Морская ведьма» была полностью переоборудована. Сейчас корабль направлялся на западную военно-морскую базу, в порт Сан-Франциско. По пути ему предстояло обогнуть мыс Горн.

Путь был неблизкий, и корабль должен был сделать, по крайней мере, четыре остановки. Первая и самая длительная из них предстояла на тропическом побережье, в городе Рио-де-Жанейро. Команда уже мечтала об увольнительных в теплом бразильском порту.

Покуривая в одиночестве холодной январской ночи, капитан Клей Найт продолжал вспоминать годы, проведенные в море. Он вспоминал места, где ему довелось побывать, и женщин, с которыми ему довелось иметь дело. Моряк покачал темноволосой головой и невольно посмеялся над собой.

За эти годы Клей объездил, чуть ли не весь свет, у него было множество женщин, но он так и не смог окончательно забыть Мэри.

Временами капитану казалось, что ее образ начинает меркнуть в его памяти. В такие моменты ему было трудно, вспомнить, как она выглядела, вспомнить звучание ее голоса и то счастье, которое он испытывал, держа ее в объятиях.

Потом словно разряд молнии освещал тьму, и давно забытые воспоминания оживали и мучили его. И тогда Клей видел Мэри так ясно, что ему до боли хотелось до нее дотронуться. Ему казалось, что он чувствует вкус ее поцелуя, ощущает тепло ее стройного тела, двигающегося рядом с ним.

Наконец капитан Клейтон Найт встряхнул темноволосой головой и посмеялся над собой – подумать только, о чем он думает, стоя в одиночестве на носу своего корабля! И это в то время, когда на его страну надвигается серьезная опасность! Родина стоит на грани гражданской войны. И эта война унесет огромное количество жизней, возможно, и его собственную. А он думает о Мэри Пребл Лотон.

Благодарение Богу, никто, и особенно Мэри, не знает, какой он сентиментальный дурак!

Клей перестал смеяться и крепко сжал челюсти. Прищурив серые глаза, он швырнул в море свою сигару.

Если его любовь так и не умерла, то не умерла и ненависть. Только она и спасала его. Каждый раз, когда Клей вспоминал Мэри – милую, честную, любящую девочку, он тут же вспоминал и о том, что она оказалась совсем не такой.

На деле она оказалась жестокой, лживой, невероятно холодной женщиной, которая, не задумываясь, разбила ему сердце. Капитан был рад, что никогда больше не увидит эту прекрасную ведьму.

 

Глава 19

Во второй половине дня, ближе к закату, по правому борту «Морской ведьмы» появилось сверкающее, как драгоценность, атлантическое побережье Бразилии. Наступило время прилива, и живописный город Рио-де-Жанейро, казалось, плыл прямо в океан. Это было потрясающее зрелище: песчаные пляжи, прекрасные долины, горы и холмы, покрытые тропической растительностью.

Истосковавшимся по суше морякам с «Морской ведьмы» Рио напоминал поразительно красивую, обольстительную женщину, простирающую к ним руки и манящую их к себе.

«Ведьма» вошла в залив Гуанабара, когда в этом волшебном городе уже замерцали огни. Они светились вдоль белоснежных пляжей и лиловых холмов.

Зоркие глаза и умелые руки лоцмана осторожно провели «Ведьму» к месту ее стоянки в гавани, где уже было множество больших и малых судов.

«Ведьма» осторожно втиснулась между чумазым буксиром и белоснежным клипером. Когда швартовы закрепили на причале и бросили якорь, «Ведьма» оказалась примерно на том месте, где более трехсот пятидесяти лет назад высадились первые португальские моряки.

Тех древних португальских мореплавателей здесь никто не встречал, а на долю американского корабля выпало немало теплых улыбок и машущих рук. Нашлось множество желающих, особенно женщин, готовых в этот теплый февральский вечер показать морякам свой любимый город. Город, который пульсировал от волнения и прямо-таки излучал чувственность двадцать четыре часа в сутки.

Команда «Ведьмы», свежевыбритая, одетая в чистенькую, аккуратно выглаженную форму, кричала приветствия и махала стоявшим внизу женщинам. Морякам не терпелось сойти на берег. Кровь у них кипела, и им казалось, что они больше не в силах ждать ни минуты – так им хотелось исследовать этот прибрежный тропический рай.

Но одному из них придется подождать.

Капитану Клею Найту не меньше, чем его команде, хотелось насладиться прелестями Рио. Он долго был без женщины и надеялся сегодня вечером забыться в объятиях темпераментной бразильской красотки.

Но у него еще были дела.

Ему предстояло стать почетным гостем на торжественном ужине по случаю прибытия «Морской ведьмы». Ужин устраивал отставной капитан военно-морского флота Джон Д. Виллингхам, ветеран, который служил еще под началом деда Клея в войну 1812 года. Почтенный капитан Виллингхам женился на богатой наследнице из Рио и, выйдя на пенсию, остался жить в Рио-де-Жанейро.

Через час Клей должен был быть у Виллингхамов.

А сейчас он стоял немного в стороне от своей шумной команды, с морским биноклем в руках. Его заинтересовал сверкающий белоснежный клипер, пришвартовавшийся рядом с «Ведьмой». Клей знал, что это великолепное океанское судно не было военным кораблем.

Он полагал, что это судно принадлежало частному лицу, какому-нибудь чрезвычайно богатому бразильцу. Клей обожал корабли, и ему очень понравился белый клипер. Капитан Найт Подробно рассмотрел судно в бинокль, от носа до кормы. Он хотел увидеть, нет ли на палубе пассажиров. Но там никого не было. Прочитав название судна, Клей улыбнулся. Название было написано большими сочными синими буквами на девственно-белом борту: «Acucar».

Клей знал, что «acucar» по-португальски значит «сахар». Капитан поморщился. Кому пришло в голову назвать судно сахаром?

Усмехаясь, он опустил бинокль и продолжал любоваться судном до тех пор, пока последние лучи солнца не погасли за высокими холмами Рио. Пора было идти одеваться к ужину.

Февраль – лето в Рио-де-Жанейро, поэтому, когда капитан Найт сошел на старый причал, он был в безупречно белой накрахмаленной форме с церемониальным кортиком.

Он прошел по причалу под нависающими носами громадных судов, стоявших в гавани, голые мачты которых высоко вздымались в стремительно темневшее небо.

В этот теплый вечер на деревянном причале было много народу. Грузчики-португальцы кучками сидели в разных местах. Они играли в карты и ждали, когда их позовут на работу.

Типы с бегающими глазками слонялись у кирпичных складов, разглядывая прохожих и подыскивая клиентов для расположенных в боковых улочках борделей, обслуживавших моряков дальнего плавания.

Они попытались приблизиться к Клею, но он так решительно покачал головой, что сутенеры тут же испарились.

Вскоре причал остался позади. Клей пересек шумную авениду Президента Варгаса и нанял такси. Он удобно устроился на потертом кожаном сиденье, и открытое такси стало подниматься вверх по крутым улочкам, петляющим по холмам Рио.

Положив руку на спинку сиденья, капитан Найт то и дело поворачивал голову, не уставая восхищаться поразительной топографией города, где море соседствовало со скалистыми островами, высокими, покрытыми лесом горами и массивами серых скал, окружавших город.

Летней ночью Рио выглядит особенно соблазнительно. Звуки, запахи и освещенные злачные места манят и будят воображение, так что, еще не добравшись до Виллингхамов, Клей уже захотел их покинуть.

Было ровно восемь, когда капитан Найт в белой форме, с форменной фуражкой под мышкой, позвонил у дома на вершине холма, откуда открывался потрясающий вид на город и гавань.

Отворились тяжелые резные двери. Перед ним стояла поразительно красивая молодая девушка со светлыми, почти белыми волосами и огромными темными глазами.

– Ни слова! Вы капитан Найт! – сказала она, радостно улыбаясь, и протянула руку. – Я – Джоанна Виллингхам, внучка Джона Д. Виллингхама. Я приехала погостить из Нью-Орлсана. Я настаиваю, чтобы во время обеда вы сидели рядом со мной!

– Почту за честь! – ответил Клей, когда обрел дар речи. Его светлые глаза потемнели и стали напоминать тлеющий древесный уголь.

– Я уже всем сказала, что вы будете сидеть со мной, – сообщила стройная блондинка и, взяв моряка под руку, повела его в шумную гостиную, где гости стоя потягивали охлажденное вино и разговаривали.

Ужин был неофициальным, гостей собралось человек тридцать. Большинство присутствующих были либо морскими офицерами, либо отставными моряками. Среди гостей было четыре холостяка, и Клей был одним из них. Чтобы холостяки не скучали, для них пригласили четырех незамужних дам.

Решительная Джоанна очень серьезно отнеслась к своим обязанностям. Она собиралась лично проследить, чтобы красивый смуглый капитан Клей Найт чувствовал себя здесь как дома.

В шумной гостиной, заполненной военными, разговор неизбежно обратился к собирающейся над родиной грозе. Пожилой капитан Виллингхам сказал:

– Двадцатого декабря Южная Каролина отделилась от Соединенных Штатов. Это значит, что очень скоро за ней последуют другие южные штаты, если они еще этого не сделали. Это неизбежно. Помяните мое слово, Юг будет сражаться с Севером еще до наступления лета!

После этих его слов в разговор вступила сорокалетняя жена капитана:

– Капитан, ты обещал, что не будешь говорить о войне, пока мы не кончим ужинать!

– Все, все, моя дорогая! – Он беспомощно улыбнулся. – Мы продолжим позже, джентльмены!

Ужинали не спеша, и, когда, наконец, закончили, седовласая хозяйка предложила дамам вернуться в гостиную, в то время как джентльмены пройдут с хозяином в библиотеку, где их ждут прекрасные гаванские сигары, коньяк «Наполеон» и продолжение разговора о войне между штатами.

Бесстрашную внучку такая программа не устраивала:

– Извини, дедушка, но я обещала показать капитану Найту твои знаменитые цветники.

При этом девушка скосила глаза на капитана и дерзко улыбнулась.

– Послушай, детка, уже ведь ночь, – сказал Джон Д. Виллингхам. – В темноте капитану будет трудно оценить мои лучшие сорта!

– Сейчас полнолуние, – напомнила ему Джоанна. Она взяла Клея под руку и повела его из столовой. Три незамужние леди проводили их завистливыми взглядами.

Клею не хотелось гулять под луной с этой юной красавицей, чья поразительная красота напоминала ему женщину, которая разбила его сердце более двенадцати лет назад. Волосы девушки были того же оттенка, что и у Мэри. Они были длинными, и Джоанна носила их распущенными, как Мэри в юности. Темные глаза красавицы Джоанны были большими и выразительными. Ее развитая фигурка была высокой и стройной, с нежными, соблазнительными округлостями.

Почти как у Мэри.

Клей тотчас же возжелал эту девушку. Он желал эту юную копию Мэри так сильно, как уже очень давно не желал ни одну женщину. Капитан едва сдерживался, чтобы не заключить ее в объятия и не прервать поцелуем очаровательную девичью болтовню.

Флиртуя с капитаном, Джоанна отправилась под руку с ним к цветникам. Показывая Клею, разнообразные цветы этого экзотического прибрежного рая, она нарочно прижималась грудью к его руке.

Неожиданно Джоанна остановилась и замолчала. С буйно цветущего куста она сорвала великолепную белоснежную орхидею. И подарила ее Клею.

– Возьмите это на память обо мне, капитан!

Клей улыбнулся и взял цветок. Джоанна шагнула ближе и обняла его за шею.

– Примите и это!

Девушка поднялась на цыпочки и крепко поцеловала капитана в губы. Клей немедленно обнял ее и поцеловал со страстью, которая тут же передалась девушке. Юная красавица была польщена и взволнована. Она охотно прижалась к его высокому крепкому телу и одобрительно вздохнула, когда он крепко обхватил ее бедра, а затем властно прижал к себе ее ягодицы.

Джоанну еще никто и никогда так не целовал. Девушка задыхалась. Ее бросало то в жар, то в холод. Юная красавица вся затрепетала. Она крепко прижималась к Клею всем своим юным телом, а он целовал ее сильно и страстно. Джоанна надеялась, что капитан испытывает то же пугающее волнение, что и она сама.

Он его действительно испытывал.

И даже более того.

Неожиданно Клей прервал свой страстный поцелуй и оторвал от себя девушку. Это получилось у него немного грубовато, так что головка красавицы слегка дернулась.

– Господь всемогущий! – пробормотал он.

– Что случилось? – недоуменно спросила Джоанна. – Вы на меня сердитесь? Я сделала что-то не так?

– Не вы, а я! – сказал он с отвращением к самому себе. – Вы еще совсем ребенок, и мне не следовало… Я прошу прощения… Вам лучше уйти в дом.

– Я не хочу уходить, капитан. И я не ребенок. Мне восемнадцать лет, и я хочу остаться здесь с вами!

– Вы пойдете в дом, – решительно заявил он и, взяв девушку за руку, насильно повел ее внутрь.

Как только они вернулись, Клей тут же принес извинения хозяину и хозяйке, объяснив, что устал после долгого перехода и хотел бы уйти пораньше.

– Вы ведь еще зайдете, не правда ли, капитан? – спросил Клея общительный хозяин. – Мы с миссис Виллингхам рады развлечь молодых военных из Штатов.

– Большое спасибо, сэр, – ответил Клей, не давая никаких обещаний.

Он посмотрел на Джоанну. Ее темные глаза вопросительно смотрели на него. В них блестели слезы. Капитан почувствовал угрызения совести. Он поцеловал девушку, он хотел заняться с ней любовью, и все потому, что она напомнила ему Мэри. Но у него нет выбора. Придется предоставить ей гадать, что же она сделала не так.

Клей поспешно сбежал по крутой каменной лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Добравшись до белой каменной стены, окружавшей владения Виллингхамов, он торопливо вышел из ворот. Потом оглянулся и посмотрел на дом.

Вздохнув с облегчением, Клей разжал руку, и великолепная белоснежная орхидея упала на землю.

Его прекрасное настроение улетучилось. Капитан надел фуражку и направился к цепочке огней – ярко освещенным салунам Ипанема-Бич.

 

Глава 20

– …И я думаю, что было бы несправедливо подвергать опасности мою жену и дочь, – говорил Прес Темплтон, ближайший сосед Преблов, дом которого находился менее чем в четверти мили от Лонгвуда и тоже стоял на обрыве, но ниже по реке.

– Я продал дом приятной молодой паре из Нашвилла. Их зовут Вильям и Лия Томпсоны. Жена – кузина Эндрю Джонсона. Хорошо воспитанные, милые люди. Очень, очень приятные люди!

– Значит, вы уезжаете из Мемфиса, да, Прес? – спросил Джон Томас.

Мужчины сидели вдвоем в библиотеке Джона Томаса, где все стены были заставлены полками с книгами. Дело было в начале января, и день выдался холодный. Мэри была рада, что отец, наконец, согласился спуститься и пообщаться со своим старым другом из соседней усадьбы.

В последние несколько недель Джон Томас стал время от времени спускаться вниз. В те дни, когда он не спускался, он требовал, чтобы вместе с завтраком ему на подносе приносили газету «Мемфис эпил». Слухи о предстоящей войне как ничто другое подстегнули его интерес к жизни. Впервые после смерти жены он стал хоть чем-то интересоваться.

Сегодня хозяин Лонгвуда впервые согласился пообщаться с гостем.

Мэри взволнованно прохаживалась неподалеку от двери в библиотеку. Она слышала, как Прес Темплтон сказал:

– Если начнется война, а она, похоже, неизбежна, я не хочу, чтобы мои женщины оставались в таком месте, где им может угрожать опасность.

– Но почему бы не отправить их куда-нибудь, а самому остаться? – Голос Джона Томаса обрел некоторое подобие былой силы и властности.

Прес Темплтон долго мялся и, наконец, сказал:

– Я хотел это сделать. В самом деле, хотел. Но миссис Темплтон и слышать об этом не хочет. Она настаивает, чтобы я ехал в Европу вместе с ними. Вы знаете, Бренди такое наказание, что мать одна не может с ней справиться.

– Но, Прес, ради Бога, сколько лет вашей дочери? Двадцать восемь? Тридцать?

– Бренди тридцать два, но она…

– И, насколько я помню, она дважды была замужем?

– Да, и оба ее мужа оказались жуткими негодяями, они очень плохо к ней относились, и она была с ними несчастлива, – сказал Прес Темплтон. – Бренди… она… она очень ранима… Она как дитя, правда. Нам приходится все время за ней присматривать.

Мэри, которая подслушала эту часть разговора, при этих словах мистера Темплтона улыбнулась. Бренди Темплтон была кроткой и ранимой, как змея. И в ней уж точно не было ничего детского. Она стала женщиной лет в тринадцать или в четырнадцать и была хитрой и очень коварной. Половина дам Мемфиса с облегчением вздохнут, когда она уедет из города. «Два жутких негодяя», о которых говорил Прес Темплтон, были прекрасными, фантастически богатыми джентльменами, и им пришлось уплатить изрядные суммы, чтобы покончить со своими неудачными браками.

Воистину, нет ничего непостижимее родительской любви!

Через полчаса Прес Темплтон ушел, и Мэри полагала, что отец тут же поднимется наверх. Вместо этого он пришел к ней в гостиную и сказал:

– Мэри Элен, ты не попросишь Тайтеса приготовить коляску? Я хочу съездить в город, послушать, что говорят на улицах.

Он задумчиво потер подбородок.

– Я не удивлюсь, если южные штаты решат отделиться. – В его глазах появилось нечто похожее на прежнюю живость.

– Почему бы тебе самому не попросить Тайтеса? – предложила Мэри, зная, как обижен старый слуга из-за того, что убитый горем хозяин уже чуть ли не год с ним не разговаривает.

– Хорошо, – кивнул Джон Томас. Он вышел в коридор и позвал:

– Тайтес, где ты? Мне нужна твоя помощь! – Улыбаясь до ушей, Тайтес в мгновение ока оказался рядом с хозяином.

– Да, я здесь, мастер Пребл. Что вы хотели? Я все сделаю для вас!

Джон Томас улыбнулся преданному старому слуге. Он вдруг заметил, что Тайтес начал как-то съеживаться от старости и артрита. Джон Томас похлопал его по худому сутулому плечу и сказал:

– Не мог бы ты приготовить коляску? Я хотел бы съездить в город.

Тайтес радостно вскинул седую голову и сказал:

– Сейчас сделаю! – и повернулся, чтобы уйти. Джон Томас остановил его:

– Тайтес!

– Да, сэр! – Его большие глаза вопросительно взглянули на хозяина.

– Прости меня… Я был… – Джон Томас прочистил горло. – Я не знаю, что бы я без тебя делал!

Тайтес радостно хихикнул.

– Вам этого никогда не узнать, мистер Пребл!

С осунувшимся лицом и холодным взглядом светлых серебристо-серых глаз, капитан Клей Найт в одиночку напивался в Рио, в баре шумного уличного кафе под открытым небом. Он залпом осушил очередную рюмку, пятую по счету.

Клей решил напиться. Страшно напиться. Он решил напиться до полного бесчувствия. Капитан пребывал в таком мрачном состоянии духа, что не обращал внимания на то, что творилось вокруг. Он знаком велел официанту принести еще. Улыбающийся бармен налил ему шестую рюмку виски и собрался, было отойти, но Клей поймал его за руку.

– Оставь бутылку! – приказал он.

Бармен пожал плечами и оставил ему полбутылки.

– Интересно, сколько рюмок мне надо выпить, чтобы заснуть мертвецким сном, как только я доберусь к себе на «Ведьму»? Это может быть занятным экспериментом!

Размышляя об этом, Клей с безразличным видом огляделся. Кафе было полно смеющихся, пьющих людей, половина из которых были женщинами. Но он не заметил ни одной, с которой ему захотелось бы выпить и, тем более, разделить постель. Он вздохнул и выпил еще рюмку. Похоже, его первая ночь в Рио будет неудачной.

Капитан провел в баре за выпивкой еще около часа. Наконец, то ли напившись, то ли почувствовав скуку, он покинул шумное питейное заведение.

Клей был один.

Зевнув, он направился в гавань, на «Ведьму».

Капитан шел, повесив голову, засунув руки в карманы белых брюк. Он не заметил, как вышел на широкую авениду Рио-Бранко, и едва не был раздавлен быстро мчавшейся каретой, запряженной парой здоровенных белых коней. Возница предупреждающе закричал и натянул вожжи. Огромные кони заржали и попятились. Их передние ноги забились в воздухе, а задние заплясали в грязи совсем рядом с Клеем. Клей отскочил за несколько секунд до того, как передние подковы лошадей с жуткой силой ударили о землю.

– Берегись, моряк! – крикнул испуганный возница.

Но прежде чем капитан успел ответить, отворилась дверца крытой кареты, и из нее послышался низкий и чувственный женский голос.

– Вы не позволите мне подвезти вас до корабля, капитан? – спросила женщина на безупречном английском. – Это самое малое, что я могу для вас сделать после того, как чуть не убила вас!

Клей не улыбнулся. Он молча наклонился и подобрал фуражку. Отряхнув с нее пыль, капитан бросил взгляд в открытую дверцу кареты. Ему стало любопытно, что там за женщина, и он попытался по ее голосу представить, как она выглядит. Капитан не спеша, подошел к карете, моля Бога только об одном – чтобы женщина не оказалась блондинкой.

Забравшись в карету, Клей сел рядом с незнакомкой. Дама тотчас же постучала по потолку, и карета тронулась. Клей бросил фуражку на свободное сиденье напротив и повернул висевшую над головой лампу.

Он улыбнулся.

У сидевшей рядом с ним женщины были роскошные черные волосы, искусно уложенные в высокую прическу. У нее были также пышные смуглые груди, рвущиеся из глубокого выреза вечернего платья. Пышность груди подчеркивалась тонкой талией. Клей был уверен, что эту талию вполне можно заключить в кольцо из двух ладоней. И он надеялся, что такая возможность ему представится.

Капитан не мог сказать ничего определенного по поводу бедер женщины, поскольку она сидела, но он мог поспорить на месячное жалование, что под длинной юбкой с кринолином скрывается пара крепких, обольстительно-пышных бедер.

– Ну, как, я прошла проверку, капитан? – спросила, улыбаясь ему, женщина.

– Ради Бога простите! Я вас грубо рассматривал? – в ответ спросил он, тоже улыбаясь. – Проверка показала превосходные результаты, мисс…

– Миссис, – поправила его незнакомка. – Миссис Дон Ричарде Кампаньо. Дома, в Америке, мои друзья зовут меня Ричи.

Она засмеялась тихим, обольстительным смехом, при звуке которого Клея охватило желание.

– Сейчас довольно поздно для того, чтобы ездить одной, миссис Кампаньо. Почему ваш муж вас не сопровождает?

– Потому что он на шесть футов ниже уровня земли, – дерзко ответила дама. – Бедняжка скончался пять лет назад, оставив меня одну. Ну, разве это не грустно, капитан?

– Это разрывает мне сердце, – ответил Клей, улыбаясь еще шире.

Женщина рассмеялась, и он рассмеялся вместе с ней. Дама слегка повернулась на белом бархатном сиденье, и смело положила руку в перчатке на колено моряку. Она спросила:

– Вы сразу вернетесь на корабль или выпьете со мной по стаканчику на ночь, капитан… капитан…

– Найт, – ответил он. – Клей Найт. Я с удовольствием выпью с вами по стаканчику, миссис Кампаньо.

Кончиком языка женщина облизнула свои ярко-красные губы. Ее изумрудные глаза шаловливо вспыхнули, когда она передвинула руку в белой перчатке на бедро моряка.

– Замечательно! Я приберегла бутылочку бренди столетней выдержки как раз для такого случая!

Миссис Кампаньо соблазнительно опустила густые темные ресницы и добавила:

– Как раз для вас!

Грудь капитана высоко вздымалась под облегающей форменной рубашкой. Он не мог дождаться, когда они доберутся к ней домой.

Домом смуглой красавицы оказался великолепный белый клипер, стоявший рядом с «Морской ведьмой».

Пока темноволосая миссис Кампаньо вела Клея по трапу, он рассказывал ей о том, как совсем недавно восхищался ее изящным судном.

– Я знаю, – ответила женщина. – Я вас видела. Глядя на вас через иллюминатор моего будуара, я восхищалась тем, как вы восхищаетесь моим судном.

Она весело рассмеялась и рассказала ему о том, что она американка, как он, вероятно, и сам догадался.

– Мой покойный муж был бразильцем и назвал это судно по моей просьбе. Рауль всегда говорил, что я «сладкая как сахар», что, конечно, соответствует действительности.

Когда они спустились на тиковую палубу, миссис Кампаньо взяла капитана за руку и сказала:

– Позвольте мне показать вам судно.

Она сразу же повела его в огромную кают-компанию, а потом в одну из занимаемых ею кают. В ее спальне стояла круглая кровать, застеленная бело-коралловыми шелковыми простынями. Постель была приготовлена для сна. Потолок и стены каюты были затянуты бело-коралловым дамастом. Прямо над круглой кроватью располагалось огромное зеркало в форме звезды. Одна из стен была обшита деревянными панелями, и ее украшал витраж с изображением обнаженной богини.

Дон Кампаньо увидела, что взгляд Клея задержался на богине, и сказала:

– Это я.

Он скептически улыбнулся и приподнял брови:

– Как я могу быть в этом уверен? – Она улыбнулась:

– Вы в этом убедитесь! И очень скоро! – Женщина засмеялась, сняла перчатки и швырнула их на мраморный столик. Потом прошла к шкафчику темного дерева и достала бутылку бренди. Плеснув выдержанный напиток в пару хрустальных рюмок, она сказала: – Ну вот, обо мне вы уже все знаете, капитан. Расскажите теперь о себе. Откуда вы родом?

Клей пожал широкими плечами:

– Я родился и вырос в Мемфисе, штат Теннесси, но мой настоящий дом – это море.

– Гм! А в Теннесси вас терпеливо дожидается миловидная женушка?

Женщина протянула ему рюмку и чокнулась с ним. Зазвенел хрусталь. Они выпили.

– Нет. Я не был женат. И никогда не женюсь.

– Понимаю.

Донье Кампаньо понравился его ответ. Она наклонилась в его сторону, обольстительно облизнув бренди со своих рубиновых губ. Затем подняла руки и вынула из своих волос украшенные жемчугом заколки. Роскошные волосы рассыпались по обнаженным смуглым плечам.

Женщина и бренди разогрели капитану кровь. Он протянул руку и намотал на нее большую прядь густых волос. На щеке у него забилась жилка. Клей отвел назад голову женщины и поцеловал обольстительные яркие губы.

Потом он прямо сказал красавице, как говорил каждой женщине, в первый раз собираясь заняться с ней любовью:

– Миссис Кампаньо, вы очень красивая женщина, и я вас хочу. Но если вы ищете любви и обязательств, вы обратились не к тому моряку.

Не выпуская из руки волосы женщины, Клей взял рюмку и допил бренди, давая даме возможность обдумать сказанное.

Дон Кампаньо допила бренди, опустила руку, и рюмка упала на персидский ковер. Она обвила руками шею Клея и сказала:

– Вы у меня не первый морской капитан! – Женщина придвинулась ближе, прижимаясь своей пышной грудью к его груди, согнула колено и потерлась им у него между ног. – Оставьте себе свое сердце. Мне нужно только ваше тело.

Капитан усмехнулся:

– Вы женщина в моем вкусе. Так чего же мы ждем?

Через несколько секунд они сбросили с себя все и стояли обнаженными среди разбросанной одежды, жадно целуя и обнимая друг друга. Не отрываясь от губ женщины, Клей увлек ее к кровати и упал спиной на постель, увлекая за собой красавицу. Шелковые простыни приятно холодили обнаженную спину, на груди лежала пышная красотка. Клей вздохнул от удовольствия.

Его худые смуглые руки ласкали пышное тело женщины – груди, талию, бедра. Горячие губы Клея двигались по шее к уху Дон. Она подняла лицо, чтобы поцеловать его, и их языки встретились, приветствуя и атакуя друг друга, воспламеняясь и ощущая взаимный голод.

Женщина просунула руку меж их телами, взяла в руку его пульсирующую плоть и провела кончиком по своему обнаженному животу – влево и вправо, потом потерла им пульсирующий холмик – вверх-вниз. Клей предоставил ей делать все, что ей вздумается. Она была не первой агрессивной женщиной в его жизни, но одной из самых пылких.

Клей раздвинул ноги, и женщина встала между ними на колени, все еще лаская его набухшую плоть. Ее изумрудные глаза горели страстью. Когда женщина села верхом на его бедра, вобрав его в себя, Клей сжал руками ее бедра и ловко перевернулся, изменив положение тел на противоположное.

Когда мужчина во всю длину своей плоти погрузился в женское лоно, Дон Кампаньо посмотрела ему прямо в глаза и горячо прошептала:

– Я – неизведанное море в жуткий шторм, а вы – капитан могучего судна, которое кидает по моим кипящим волнам. Я опасна для всех морских судов, и лишь самые талантливые капитаны способны сберечь свое судно и прейти по такому морю! – Ее глаза стали хищными, как у разъяренной кошки, и она предупредила моряка: – Будьте осторожны, не опрокиньте судно, не то погибнете!

С этими словами она сделала первое мощное круговое движение бедрами, высоко поднимая зад и заставляя сердце Клея прямо-таки грохотать.

Капитан с большим энтузиазмом играл в эту греховную морскую игру. Кипящее море поднимало и опускало его тело, обдавая его могучими волнами удовольствия и угрожая сбросить или затянуть его под воду.

Дон Кампаньо интенсивно раскачивалась вместе с Клеем, крепко сжимая его тело, словно желая поглотить его своими крепкими бедрами. Временами она полностью расслаблялась, разжимая бедра и пытаясь вытолкнуть его из своего влажного, скользкого лона.

Не было оснований опасаться, что капитан может проиграть битву со штормом.

Пылкая женщина была бурным, полным неожиданностей, неизведанным морем, но и Клей был искусным, опытным капитаном, который умело, ведет свое судно по самым опасным течениям.

Яростный шторм продолжался. Они оба раскачивались, выгибались, опускаясь и поднимаясь до тех пор, пока оба не взмокли от пота, и их взаимное возбуждение не превратилось в кипящую смолу. Наконец они взорвались и растаяли в блаженстве. Море громко вскрикнуло в экстазе, а победивший капитан застонал. Победа далась ему нелегко.

Едва переводя дух, капитан рухнул с покоренной женщины, и она рассыпала благодарные поцелуи по его вспотевшему лицу. Клей удовлетворенно вздохнул и не поверил своим ушам, когда женщина прошептала, приблизив губы к его правому уху:

– Теперь поменяемся местами. Вы будете бурным неведомым морем, а я буду капитаном!

 

Глава 21

Грозовое облако Гражданской войны появилось на горизонте в конце пятидесятых годов девятнадцатого века. Оно бросало зловещую тень на всю страну.

Жаркие дебаты разгорелись вокруг вопроса о правах штатов, и этот вопрос стал настоящей пороховой бочкой, готовой взорваться в любую минуту. Алабама, Джорджия и другие штаты последовали примеру Южной Каролины и отделились от Соединенных Штатов. В феврале была образована Конфедерация. Это произошло в городе Монтгомери, штат Алабама. Джеферсон Дэвис из штата Миссисипи был избран президентом временного правительства штатов, вошедших в Конфедерацию.

Зимой 1861 года настроение в Мемфисе было неважным. Все понимали, что положение Конфедерации опасно и неустойчиво. Обстановка была очень напряженной.

В настроениях южан преобладали страх и беспокойство. В Мемфисе были и свои проблемы. Дело в том, чти город, разделился – часть горожан, главным образом крупные землевладельцы и рабовладельцы, энергично выступали против экономического давления Севера. Они говорили, что ни в коем случае не допустят, чтобы эти заносчивые янки диктовали им, как они должны жить. Если понадобится, они будут сражаться до последнего вздоха. Другие – главным образом те, у кого не было ни земли, ни рабов, – считали, что личные финансовые интересы не должны приниматься во внимание, когда речь идет о судьбе страны. Они собирались в случае войны поддержать северян.

Город, как и вся страна, разделился на два враждующих лагеря, и теперь ежедневно на улицах возникали споры и потасовки.

Среди тех, кто считал необходимым преподать урок янки, сующим нос не в свое дело, самым яростным был Джон Томас Пребл. Мэри была рада, что отец, наконец, очнулся от жуткой летаргии, в которую он погрузился после смерти жены, но она серьезно опасалась, что с началом военных действий он отправится воевать.

Женщина поделилась своими опасениями с Лией Томпсон, дружелюбной уроженкой Нашвилла, которая вместе со своим рослым и крепким мужем Вильямом и четырьмя детьми жила теперь по соседству, в усадьбе, которую они купили у сбежавшего Преса Темплтона.

Мэри сразу же полюбила всех Томпсонов. Лия была дружелюбной, добродушной и некрасивой женщиной тридцати восьми лет. Она искренне любила людей, ей нравился ее новый дом на высоком берегу Миссисипи. Лия обожала своих здоровых и счастливых детей и, конечно же, обожала своего грубоватого рыжеволосого мужа Вильяма.

Мэри тотчас же почувствовала, что может доверять новой знакомой, и действительно многое доверяла ей, не опасаясь, что Лия кому-то разболтает. Женщины делились секретами, догадками и опасениями.

В один из прохладных февральских дней Мэри Элен поплотнее закуталась в шаль и отправилась по Риверроуд к старому поместью Темплтонов, чтобы повидать Лию.

– Меня очень беспокоит отец, – сказала она Лие прямо с порога. – Он отправился к Мартину, на конный завод, чтобы купить быстрого и выносливого коня.

Лия была удивлена.

– Твой отец опытный наездник. Я уверена, что он справится с любым конем.

– Да, я знаю. Но он ищет коня, чтобы отправиться на войну.

Лия рассмеялась – заявление Мэри показалось ей просто абсурдным.

– На твоем месте я бы не стала так беспокоиться. Даже если война и начнется, Конфедерации уж точно не понадобятся мужчины в возрасте мистера Пребла. Кроме того, Вильям говорит, что война будет недолгой и мы, конечно, победим. Он также говорит, что у южан лучше военное руководство, потому что все лучшие офицеры – южане. Я уверена, что все они будут сражаться на стороне родных южных штатов.

Лия улыбнулась и доверительно сообщила:

– Я думаю, что все южане, закончившие Вест-Пойнт и военно-морскую академию…

Мысли Мэри тут же обратились к Клею. Если начнется война, оставит ли он службу и станет воевать на стороне южан? Или останется верен северянам?

– И, я думаю, наши без труда победят! – заключила Лия.

– Думаю, что ты права, – рассеянно ответила Мэри. – Пожалуй, я пойду домой, может быть, папа уже вернулся.

Прохладным апрельским днем Мэри была с отцом в хлопковой конторе, когда разносчик телеграмм проскакал по Франт-стрит, крича:

– Борегар обстрелял форт Самтер! Генерал потребовал сдачи форта. Президент Линкольн выпустил прокламацию, призывая добровольцев сражаться за Союз! Война!

Как только Джон Томас услышал, что Виргиния связала свою судьбу с Конфедерацией, он тут же собрал ополчение жителей графства Шелби и назвал его «Серыми из Городка на Утесе». Оседлав нового чалого коня, Джон Томас Пребл повел свой отряд на север, навстречу армии генерала Ли.

Мэри стояла на веранде и махала ему вслед.

На поясе у отца была дедушкина сабля, сохранившаяся с тех времен, когда тот воевал с британцами в войне за независимость. Длинные ножны сверкали в лучах яркого солнца Теннесси. Расправив плечи, Джон Томас ехал во главе своего войска с гордой осанкой военного.

Повернувшись в седле, он весело помахал дочери.

Отец помолодел на глазах. Он больше не был пятидесятивосьмилетним стариком, похоронившим себя в своих комнатах. Он выглядел лихим молодцом, отправляющимся сражаться за любимую родину.

Мэри закусила губу.

Со слезами на глазах она стояла на широкой веранде Лонгвуда и смотрела вдаль, пока ее отец не скрылся из виду. Несмотря на теплое солнце, ее бил озноб. У Мэри было предчувствие, что она больше никогда не увидит Джона Томаса. В этот момент она очень остро ощутила свое одиночество.

Тяжело вздохнув, женщина вернулась в опустевший молчаливый дом.

В июне в штате Теннесси прошел референдум. Несмотря на сильные просеверные настроения, было принято решение присоединиться к Конфедерации. Штат Теннесси присоединился к ней последним.

В конце июля, через три месяца после отъезда Джона Томаса, пришло известие, что он убит. Джон Томас Пребл погиб в первой же большой битве гражданской войны. Мэри осталась совсем одна.

Но горевать было не время.

Состояние Преблов стало таять еще до войны и было существенно уменьшено событиями, разделившими страну. Морская блокада разрушила британский хлопковый рынок. Когда объявили о займах в пользу армии южан, Мэри поняла, что оказалась в сложном финансовом положении. Этой весной на огромных плантациях было посажено очень мало хлопка. К концу лета разбежались все рабы.

Наступала осень, а конца войны все не было видно. В Мемфис приходили сообщения об огромных потерях южан. К Рождеству не осталось ни одной семьи, которая бы не потеряла отца, мужа, брата, сына, любимого.

Топот марширующих ног и барабанная дробь на улицах не прекращались, как не прекращались стоны и крики раненых и умирающих – их доставляли с поля боя в госпиталь графства Шелби, куда Мэри устроилась работать на добровольных началах. Решив внести свою лепту в правое дело, она неутомимо выхаживала солдат, раненых и покалеченных в бою. Для многих из них ее склоненное лицо стало последним, что они видели на этой земле.

Война приблизилась к дому, когда армия Гранта встретилась с армией генерала Альберта Сидни Джонсона в Питсбурге. Войска высадились в сотне миль к востоку от Мемфиса. Началась битва при Шилоу, и река Теннесси окрасилась кровью лучших сынов Конфедерации.

В конце того же месяца адмирал Дэвид Фаррагу занял Нью-Орлеан. Это был сильнейший удар по Конфедерации. И Мэри вместе со своими соседями стала опасаться, что янки придут в Мемфис по Миссисипи.

И янки пришли. Но не с юга, не из Нью-Орлеана. Они пришли с севера.

В мае капитан Джеймс Монтгомери повел речной флот южан в атаку на военные суда, обстреливавшие форт Пиллоу, в штате Теннесси. Монтгомери и его люди пытались остановить и отбросить назад наступающих северян.

Но флот восставших штатов потерпел поражение.

Под огнем судов северян силы конфедератов были вынуждены оставить форт Пиллоу, который был последним укреплением к северу от Мемфиса.

Мемфис готовился к худшему.

И это худшее не заставило себя ждать. Жарким и влажным утром шестого июня по городу разнеслась весть о том, что янки находятся в нескольких милях от Мемфиса, вверх по реке. Горожане выскочили из постелей и бросились на высокий берег Миссисипи.

Мэри, Лия и ее четверо детей наблюдали за тем, как военные суда федеральных войск приближаются к Мемфису. Как только красный солнечный диск поднялся над горизонтом, зловеще показался первый таранный корабль северян «Королева Запада».

В сильный полевой бинокль Мэри наблюдала за приближением стального корабля. Высокий смуглый офицер северян – его фигура четко вырисовывалась на фоне розового неба – одиноко стоял на покачивавшейся палубе. Но не его прекрасная осанка и властный вид человека, привыкшего отдавать приказания, привлекли внимание Мэри. Было в нем что-то еще. Нечто такое, отчего по всему телу женщины пробежала дрожь. Было в этом командире-янки нечто смутно знакомое.

Вот он рванулся вперед и властным движением руки отдал приказание.

И тут же корабли северян открыли пушечный, огонь. Флотилия Джеймса Монтгомери, командовавшего флотом конфедератов, смело устремилась в атаку, но враг существенно превосходил ее в огневой мощи и в численности боевых кораблей.

Утро было исключительно тихим и ясным. Противники энергично обменивались пушечными выстрелами. Через несколько минут реку заволокло дымом, и Мэри могла разглядеть только вспышки выстрелов.

Женщина поморгала и прищурилась. Грохотали пушки, доносились крики команд. Граждане Мемфиса молились о победе южан.

Но силы федеральных войск превосходили силы конфедератов, и через два часа флотилия восставших штатов была полностью разгромлена. Из восьми кораблей конфедератов уцелел только один.

Беззащитный Мемфис сдался.

В полдень коммодор флота северян Чарльз X. Дэвис смог пройти вниз по реке в направлении Виксбурга, где он предполагал соединиться с силами коммодора Фарагу, направлявшегося на север из Нью-Орлеана.

Но в Виксбург ушел не весь флот Дэвиса.

Один военный корабль и три подразделения морской пехоты были оставлены, чтобы удержать завоеванный город. Павший Мемфис должен был быть немедленно оккупирован войсками северян под командованием молодого морского капитана, которому коммодор Дэвис полностью доверял.

К вечеру моряки в синей форме заполонили город. В этот день Мэри отправилась спать с болью в сердце: федеральные войска захватили родной город.

Мемфис, столица американского Нила, сдался янки!

Мэри Пребл не могла в это поверить. Она не хотела этому верить. Впервые в жизни она испытывала страх, находясь в собственном доме. Прежде ей и в голову не приходило чего-то бояться, хотя она оставалась одна в огромном доме. С ней были лишь старая повариха Мэтти да пожилой Тайтес с его артритом.

Остальные слуги давным-давно покинули усадьбу. Те, кто не убежал, были отправлены в дома других, более обеспеченных горожан. Мэри отослала бы и Мэтти с Тайтесом, но беспомощная престарелая пара никому была не нужна. Долгие годы старики заботились о семье Преблов, а теперь Мэри должна была позаботиться о них.

В эту ночь она долго не могла заснуть.

Проснувшись утром, Мэри поспешила в госпиталь. По дороге она кипела от гнева, видя, что улицы Мемфиса запружены моряками в синей форме.

Ее ярость перешла в ужас, когда она увидела, как легкий утренний ветерок полощет звездно-полосатый флаг на крыше пятиэтажного здания почты.

Мэри остановилась и смотрела на него, не веря своим глазам.

Покачав головой, она как во сне двинулась дальше. На улице Адамса, в квартале от госпиталя, Мэри была потрясена, увидев, как военные в синей форме снуют вверх и вниз по лестнице особняка Уитли. Они чувствовали себя там как дома. Женщина была так поражена увиденным, что несколько минут молча смотрела, не двигаясь с места.

И пока она наблюдала за происходящим, за ней тоже наблюдали.

В гостиной особняка Уитли высокий смуглый офицер прислонился мускулистым плечом к окну и выглянул на улицу. Его прищуренные глаза были холодны как лед, красивое лицо совершенно бесстрастно. Офицер, не мигая, смотрел на стройную светловолосую женщину, стоявшую на другой стороне улицы.

Смуглый поджарый офицер был тем самым моряком, что вел флот федералов в битву за Мемфис. Сейчас капитан был оставлен во главе войск, оккупировавших город. И прекрасно себя чувствовал на этом ответственном посту, умело и решительно исполняя свои обязанности. У него даже оставалось время следить за передвижениями Мэри.

Капитан всегда знал, когда Мэри покидала Лонгвуд. Он знал, куда она ходила, что делала и когда возвращалась домой. Он даже с точностью до минуты знал, когда она каждый вечер гасит лампу, ложась спать.

 

Глава 22

У Мэри появился новый повод для беспокойства. Она стала опасаться, что янки оккупируют Лонгвуд. При одной только мысли об этом в сердце женщины закрадывался страх.

Проходили дни, и каждый раз, заметив приближавшихся к ее дому военных в синей форме, Мэри Элен следила за ними, затаив дыхание. Многие из прекрасных особняков в городе были уже заняты оккупационными войсками. Мэри с ужасом думала о том, что они вот-вот займут Лонгвуд и разорят ее любимый дом.

Прошла неделя, и Мэри перестала вздрагивать при появлении янки вблизи Лонгвуда. Она говорила себе, что в городе множество больших, красивых особняков. Может быть, завоевателям и не понадобится ее дом. Сохрани ее Господь! Что может быть хуже, этих заносчивых вояк в синей форме, сидящих на розовом гарнитуре в ее гостиной!

Мэри было невыносимо видеть янки, заполонивших все улицы. Было неприятно каждое утро проходить между ними по пути в госпиталь. У нее вызывали отвращение похотливые взгляды, которые они бросали в ее сторону.

Но бывали моменты, когда не видно было ни одного вояки в синей форме, и все равно у Мэри оставалось ощущение, что за ней наблюдают. Это ощущение трудно было объяснить логически. Просто она чувствовала, как у нее волосы встают на затылке – ей казалось, что янки все время за ней следят.

Они словно шли за ней по пятам. Рассматривали ее. Преследовали ее.

Женщина неожиданно останавливалась и беспокойно оглядывалась, ожидая увидеть какого-нибудь моряка, или солдата в синей форме, дерзко глядящего на нее. Но никого не было видно. Мэри решила, что у нее настолько расшалились нервы, что ей уже мерещится всякая чертовщина.

Наконец Мэри немного расслабилась. За две недели она не увидела на заросших сорняками лужайках Лонгвуда ни одного янки. Ее явно щадили. Хозяйка Лонгвуда не знала, кто и почему, но в любом случае была признательна, и ей стало легче.

Презренные янки продолжали бросать в ее сторону заинтересованные взгляды, когда она шла в госпиталь и обратно, но теперь они ее не слишком беспокоили. Мэри по-прежнему плохо спала, хотя ощущение безопасности понемногу восстанавливалось.

И все же она прекрасно понимала, что после наступления темноты одинокая женщина не может быть в безопасности в занятом северянами городе, и Мэри старалась не искушать судьбу.

Так было до одного июньского вечера, когда Мэри Элен больше не смогла вынести жару и одиночество. Она безрассудно покинула безопасный Лонгвуд и отправилась к реке, где и встретила обнаженного морского капитана.