#_1.jpg

— Серьезно? — это все, что я могу сказать ЭйДжею, когда он проходит через дверь с сигнализацией в офис шерифа.

— Я могу объяснить, — бормочет он. Его обычная беспечная ухмылка в этот раз не приклеена к роже, а глаза наполовину прикрыты. На самом деле, у него фингал. ЭйДжей, конечно, одаренный парень, но он не боец, поэтому я слегка удивлен и моя злость немного отступает.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? — спрашиваю я его уже спокойно.

Он избегает моего вопроса, повернувшись к окну с решеткой. Офицер вручает ему небольшую кучу вещей, и ЭйДжей оборачивается, по-прежнему избегая меня, пока идет по направлению к главной двери.

Когда мы подходим к машине, тишина становится невыносимой. Он даже не может найти хотя бы одно слово, чтобы объяснить, как его угораздило оказаться сегодня здесь?

— Открой дверь, — говорит он.

— Нет, пока ты не скажешь мне, что случилось.

— Алекса случилась, — рычит он, прижимая большой палец к нижней губе, которая, как я сейчас разглядел, разбита. Мой Бог.

— Это Алекса сделала с тобой? — с сомнением в голосе спрашиваю я. Эта девушка не настолько крупная, чтобы нанести такого рода повреждения, так что в этой истории должно быть что-то еще.

— Нет, она наняла вышибалу, — говорит он.

Пытаясь осмыслить малую толику этого бреда, я решаю дать ему передышку и открываю двери грузовика. ЭйДжей залезает внутрь и захлопывает ее за собой. Как только я сажусь на свое место, он начинает говорить:

— Я не сделал ничего плохого. Я разговаривал с барменом, когда вошла Алекса. Она нашептала какую-то хрень вышибале, и следующее, что я помню, — это кулак мудака, летящий в мою челюсть. Автоматически меня откинуло назад. Всего раз. Это было все, что потребовалось администратору бара, чтобы вызвать полицию. Вот почему я здесь.

— Послушай, — говорю я, — это не мое дело, но как твой брат я говорил тебе об этом в течение многих лет... эта девушка не для тебя. Она никогда не делала тебя счастливым. Ты сделал ей предложение только потому, что она давила на тебя. Я не оправдываю твое идиотское пристрастие к изменам, но ты должен поступить правильно.

— Я собирался сказать ей, когда вернусь домой, ну, ты знаешь, что хочу развода, но, черт возьми, мне нужно было немного заправиться для уверенности.

— Тебе нужно место, чтобы переночевать? — ЭйДжей так или иначе жил у меня дома, везде, где жил я после смерти Элли. Ночует он у себя, но все остальное время брат со мной. Нужно отдать парню должное, что он так долго смог вытерпеть жизнь с Алексой, и, я уверен, что не выйдет ничего хорошего, если он окажется с ней под одной крышей прямо сейчас.

— Да, нужно — соглашается он, откинувшись на сиденье.

Нам требуется всего лишь несколько минут, чтобы добраться до дома. Я выскакиваю из машины и бегу через дорогу, чтобы забрать Оливию. Однозначно, никакого «без разницы» сегодня вечером, особенно с ЭйДжеем на хвосте.

Я открываю дверь и вхожу. Думаю, что мы дошли уже до той точки, когда стучаться не нужно. На самом деле, я не помню, когда в последний раз Шарлотта стучала в мою дверь. Это выглядит, как будто мы в отношениях, но без основной части. Я так решил, а она с удовольствием с этим мирится. Внезапно я осознаю, что ей просто приходится со многим мириться в отношении меня. Я был настолько поглощен чувством вины, потому что предаю Элли, что даже не оценил поступок Шарлотты — она приняла меня со всем моим багажом, как друга, не требуя больше, чем я могу дать. Мне нужно изменить эту ситуацию… чтобы дать понять ей, насколько я ценю ее... что я чувствую к ней.

Что я чувствую к ней? Мои мысли в беспорядке, одна хаотично сменяет другую. Это несправедливо по отношению к ней.

— Олив заснула около двадцати минут назад, — говорит Шарлотта, вскакивая с дивана. — Если хочешь, то можешь оставить ее у меня, я приведу малышку домой завтра утром, чтобы ты мог собрать ее в школу.

Голос Шарлотты не такой приветливый, как обычно. Хотя не могу точно определить ее эмоции, но на самом деле думаю, что он звучит раздраженно.

— Дашь нам минутку? — прошу я ЭйДжея.

— Спасибо, что присмотрела за Олив, — говорит ЭйДжей Шарлотте. — Увидимся завтра.

ЭйДжей выскальзывает за дверь, аккуратно и беззвучно прикрыв ее за собой.

— Шарлотта, — начинаю я.

— Все хорошо, серьезно. Семья на первом месте, — говорит она спокойно, поднимая плед с дивана и медленно складывая его пополам. — Я чувствую, что часть тебя, так или иначе, отсутствует во всем, чем бы мы не собирались заняться, — она все еще занята одеялом. Она не смотрит на меня, когда говорит, а я не могу понять, почему. Я что-то пропустил? Как это все за несколько часов из планов на «без разницы» переросло в холодный прием?

— Потому что я ушел, чтобы вытащить ЭйДжея из тюрьмы?

— Нет, — вздыхает она. — Не поэтому.

— Что тогда? Может, я хреново целуюсь, или что? Потому как мы точно не испробовали какой-нибудь другой способ, чтобы доказать, что я ни на что не годен, — хотя я точно знаю, что она имеет в виду, но думал, что скрывал это немного лучше, чем оказалось на самом деле. Выходит, что нет.

— Э-э, нет…— она смеется, заливаясь румянцем. — Ты классно целуешься, возможно, даже лучше, чем я когда-либо... как никогда... так умело, но я чувствую, что краду тебя у чего-то другого, так как твое сердце не полностью свободно... если это имеет смысл.

— Что я сделал, чтобы заставить тебя так думать, что?

Чего я НЕ сделал, чтобы заставить ее думать так?

— У всех нас есть секреты, Хантер. Я понимаю, что не могу надеяться на то, что ты полностью откроешься мне, зная меня всего несколько месяцев, но в то же время я удивлена, почему ты не говоришь мне чего-то по другим причинам.

Если бы я знал, что она имеет в виду. Какие секреты? Я чувствую, что был с ней более открытым, чем с кем-либо еще за последние пять лет.

— Я не знаю, какие секреты ты имеешь в виду, — отвечаю я честно.

— Отлично, пусть будет так, сейчас мы дошли до того момента, когда я хотела бы знать, какие у тебя планы на будущее. Если тебе просто нужна подруга, с которой ты будешь периодически спать, то так и скажи. Если ты хочешь быть друзьями, это тоже круто. Ты взбаламутил все мысли в моей голове, посылая мне свои противоречивые сигналы, поцеловав меня сегодня. Ты уже знаешь, что я чувствую к тебе, Хантер, но, несмотря на нежные слова, которыми ты хорошо оперируешь, я не знаю, что происходит в твоей голове, и не знаю, как долго я смогу делать вид, что все нормально.

Я полностью сбит с толку изменением в ее поведении, и это последнее, что мне сейчас нужно.

— Ну, теперь нас двое! — мой голос становится громче, чем я бы хотел, но ярость бурлит в моем животе, и это та самая причина, по которой я избегал слишком близких отношений с кем-либо за последние несколько лет. — Я не понимаю, почему тебе обязательно нужно повесить ярлык на нас или как называется то, что мы делаем, тем более, что мы действительно не сделали ничего такого, но если ты хочешь поставить все точки над «і», тогда продолжай в том же духе, просто поставив на нас большую жирную отметку «друзья».

— Я думаю, что тебе лучше уйти, — говорит она почти шепотом.

— Папа? — Олив на цыпочках спускается вниз по лестнице, потирая глаза. — Мы идем домой?

— Пойдем, принцесса, — говорю я, приседая, чтобы поднять ее.

— Вы скажете Лане, что мы увидимся завтра в школе? — бормочет Олив Шарлотте.

— Конечно, детка, — говорит та в ответ, улыбаясь Олив. Шарлотта переводит взгляд на меня, и все эмоции сходят с ее лица: — Сейчас, — она пальцем указывает на дверь, и этого жеста достаточно, чтобы заставить меня захотеть выйти и никогда не возвращаться. Жаль, что наши малышки настолько близки.

Что, черт возьми, только что произошло? Может, я сказал что-то не то, когда привел Олив? Если она не злится на меня из-за случая с ЭйДжеем, что было бы нелепо, тогда что не так?

Когда мы входим через переднюю дверь в дом, ЭйДжей сразу выхватывает Олив из моих рук.

— Эй, у меня есть сказка для тебя, Олли-Полли, — он начинает подниматься по лестнице с ней, а она руками обнимает его за шею.

— Без пошлостей, пожалуйста, — кричу я им в след.

Оставшись один и злясь на весь мир, я пинаю свои ботинки, позволяя каждому из них удариться с глухим звуком об стену. Какого хрена я делаю? Я падаю в кресло рядом с фотографией Элли, откинув голову назад, чтобы посмотреть на нее.

— Тебе, должно быть, стыдно за мое поведение, — говорю я ей. — Ты, наверно, уже перевернулась в могиле из-за того, как я только что разрушил эту ночь, — я встаю и иду на кухню, открываю верхний шкаф над холодильником, чтобы взять бутылку «Джека» — бутылку, которой я иногда балую себя, когда Олив спит.

— Захвати и мне стакан, — говорит ЭйДжей, входя за мной. Я собирался пить прямо из бутылки, но предполагаю, что стакан означает, что здесь есть еще кто-то, кто хочет выпить со мной, а это лучше, чем пить в одиночку. Я хватаю два стакана и наполняю их наполовину.

— Ты пьешь не из-за меня, не так ли? — спрашивает ЭйДжей.

— Неа, — говорю я, прижимаясь губами к краю стакана.

— Все дело в письме, которое я нашел на журнальном столике?

Черт. Черт. Черт возьми. Я опрокидываю стакан немного выше, позволяя жидкости обжечь мое горло на довольно внушительной скорости.

— Или в Шарлотте? Или, может быть, речь идет о женщине в садах? — как? Как он узнал? — Папа рассказал мне. Чувак... сколько женщин крутится вокруг тебя? Я думал, что ты импотент, а ты трахаешь троих?

— Не совсем, — говорю я, прикончив виски в своем стакане.

ЭйДжей хватает бутылку и уходит в гостиную:

— Давай поговорим.

***

В какой-то момент часовая стрелка на циферблате оказывается с восьми на двух, и я уже чувствую последствия похмелья, которое ожидает меня завтра... или сегодня... через три часа, когда нужно будет будить Олив в школу. Я просто надеюсь, что протрезвею к тому времени. ЭйДжей уже глотает слова, жалуясь на Алексу, а я смотрю через всю комнату на портрет Элли.

— Мы оба... жалкие мудаки, — говорю я ему.

— Ты более жалок, чем я, — говорит ЭйДжей. — Твоя жена мертва уже пять лет, а ты по-прежнему пялишься на ее фотографию, как будто она как-то ответит тебе.

Его слова, как правило, вызывают только гнев, но так как за последние двадцать четыре часа из него уже выбили все дерьмо и разукрасили личико, он пьет сейчас. И, действительно, в его словах есть доля правды, поэтому я спускаю все на тормозах в этот раз. Только в этот раз.

— Тебе нужно пообщаться с этой красоткой из садов побольше, — говорит ЭйДжей. — И помириться с Шарлоттой. Подожди, разве ты не сделал это уже сегодня? — он делает еще один глоток.

— Я так думал, — стону я. — Чувак, я так чертовски запутался. У меня есть реальные чувства к Шарлотте... есть… Я хочу быть с ней больше, чем просто какой-то тупой дерьмо-друг. Я всегда с нетерпением жду следующего раза, когда увижу ее, и всегда пытаюсь придумать причину, чтобы позвонить ей ночью. Это же что-то значит, так ведь? — я думаю, что моя пьяная истина заключается в том, что я бегу от тех многочисленных вопросов, которые остаются без ответов в моей жизни. — Но потом я подумал... как насчет женщины с письмами? Я хочу найти сердце Элли. Не думаю, что Шарлотта поймет это.

Я не беру в голову женщину из сада, скорее всего я никогда больше не увижу ее.

— Я понял твою проблему, — говорит ЭйДжей. — Боже мой, Хант, что, если… что, если письма присылает призрак Элли? — говорит ЭйДжей, закрыв глаза. — Ты знаешь, нет... — он вертит пальцем в воздухе какое-то время. — Нет. Знаешь что, чувак? Ты мой брат, моя кровь, мой кровный брат, ты это знаешь, — его дыхание становится спокойным, как будто он собирается заснуть. — Итак, я собираюсь помочь тебе. Кроме того, ты выручил меня сегодня вечером, и ты позволил мне переночевать у тебя, ты чертовски хороший брат. Я помогу тебе, Хант. Я помогу тебе найти эту тайную девушку.

— Спасибо, дружище, — говорю я, чувствуя тяжесть на моих веках.

— Что, если? — говорит ЭйДжей, вытянув меня из приближающегося почти умиротворенного сна. — Что, если ты уже знаешь эту пишущую письма женщину? Ты можешь себе это представить?

— Ты только что сказал мне, что она может быть призраком, — напоминаю я ему. — Но этого не может быть. То, как она пишет в этих письмах, говорит о том, что она не из местных. Она говорит о горах и всякой дряни. У нас нет здесь гор.

— Может быть, она была в отпуске? — говорит ЭйДжей с удивительной проницательностью для его нетрезвого состояния.

— Может быть, — мои веки проигрывают битву, затягивая меня в сильный туман, такой удобный густой туман, место, которое находится далеко от всяких головоломок в моей жизни, оставив меня наедине с видениями об Элли и жизни, которую мы, как предполагалось, все еще разделяли. Действительно ли это проблема, что я все еще не могу забыть покойную жену? Существует ли правило, которое бы гласило, что вдовцам разрешается горевать только год, прежде чем они должны собраться и снова жить, как нормальные люди? Прошло пять лет, но я люблю ее до сих пор, настолько сильно, как и раньше, и я не знаю, что мне с этим делать.

Временами голос Элли в моей голове просит меня отпустить ее, и это заставляет меня задаваться вопросом: что, если это она пытается сказать мне что-то, или это просто игра моего глупого подсознания, чтобы заставить меня быть мужиком и двигаться дальше. Я не могу даже доверять своему собственному мозгу, чтобы он сказал мне, что есть правильным.