#_1.jpg

МАРТ

— Месяц спустя —

Когда отменяешь все заказы, лишь бы не работать, то, как ни крути, но ты медленно и верно только усложняешь свою жизнь. ЭйДжей зол на меня или, как предполагаю, он просто злится потому, что я не звонил ему в течение целой недели. Я даже не в курсе, сделал ли он тест на отцовство, как планировал, и как все прошло. Я был дерьмовым братом и хреновым партнером в одном флаконе, и все же какую-то часть меня совсем не заботило, что дела могут обстоять еще хуже.

Я смотрю на себя в зеркало, четко понимая, что у меня есть проблема и мне нужна помощь. Я просто еще не дошел до той точки, когда смогу взять телефон, чтобы попросить кого-нибудь помочь мне в этом вопросе. Все болит, независимо от того, сплю я или бодрствую. Каждый день последние несколько недель я тупо сижу на промозглой земле перед нашим с Элли деревом. Здесь чертовски холодно, но эта боль на моей коже ничто по сравнению с тем, что я чувствую внутри.

— Ты гребаный мудак, — его голос эхом проносится между заснеженных холмов. — Сколько клиентов ты еще намерен потерять? Спустись уже с небес и тащи свою задницу в машину! — ЭйДжей стоит на каменной лестнице, обняв себя крепко руками и дрожа от пронизывающего холода.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я. Интересно, почему сидя здесь, по крайней мере, час, я чувствую себя гораздо менее замерзшим, чем выглядит он.

— Ищу тебя, придурок. Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Или Шарлотты? Какого черта с тобой происходит? Сначала ты просто не отвечал, а потом и вовсе стал недоступен. Я видел это раньше, Хантер. Ты уже проходил через это. Ты больше не поступишь так с собой. Я не позволю тебе.

Я просто тупо таращусь на него, так как мне нечего ответить ему, как и всегда.

— Вставай и садись в машину, Хантер, — требует он. — Я и так позволил этому продолжаться достаточно долго.

Вместо того, чтобы встать, я прислоняю голову к дереву и, закрыв глаза, поднимаю подбородок к небу. Хлопья снега опускаются на мое лицо, как частицы льда, оставаясь только на кончике носа. Как только я вдыхаю обжигающе холодный воздух, ЭйДжей дергает меня с земли и прижимает к дереву. Теперь я касаюсь спиной того места, где выгравированы буквы, которые я когда-то сам вырезал, и гнев наполняет меня, а желание врезать моему брату становится почти непреодолимым. Проявив сдержанность, я стискиваю зубы, а лицо ЭйДжея останавливается в нескольких сантиметрах от моего.

— Садись в машину, сейчас же, — говорит он снова.

Я не хочу и не согласен никуда идти, но он тащит меня вверх по лестнице, а я двигаюсь как можно медленнее, прилагая минимальные усилия. Вдруг я понимаю, что сильно замерз, а мои мышцы ломит под онемевшей кожей. Шаги становятся вялыми, и я не могу ничего с этим поделать, пока моя спина не прижимается к грузовику ЭйДжея. Открывается пассажирская дверь, и ЭйДжей запихивает меня внутрь. Никогда в жизни он не был сильнее меня. Я всегда был бо́льшим из нас двоих, но сейчас у меня нет сил, чтобы сопротивляться.

Он хлопает дверью и обходит кругом машину, чтобы рывком открыть свою дверь и захлопнуть ее с такой же силой. Обрушив кулаки на руль, он выпускает громкий рык:

— Я уже имел с этим дело, Хант. Ты проходил через это раньше.

Я позволяю ему говорить, потому что не имеет значения, что скажу я, это ничего не изменит и не уменьшит его гнев. Это ЭйДжей. Его будет нести, пока он не выпустит весь пар. Он заводит грузовик и резко срывается с места. Снег повалил еще сильнее, видимость почти нулевая, потому мы почти не видим дорогу. Я гляжу на часы, проверяя время. Всего лишь полдень, но если снег будет продолжать валить в том же духе, они могут отпустить Олив раньше, чем обычно.

— Куда ты меня везешь?

— Не парься, — бормочет брат сквозь дрожь. Он тянется к центральной консоли и включает обогрев салона на максимум, а затем делает то же самое с регулятором громкости, позволяя звуку обогрева смешаться с суровыми тонами тяжелого рок-металла.

Я поворачиваюсь к нему и жду, когда он наконец-то скажет, куда меня везет, потому что уверен, что явно не ко мне домой.

— ЭйДжей, не будь мудаком.

Он смеется и смотрит в окно, как будто не хочет признавать мое обращение.

— Ребенок не мой. Я связался с адвокатом, чтобы подготовить документы, и в конце этой недели я выезжаю из отеля, в котором остановился, и буду жить с тобой.

Все его ответы в одном простом предложении. Несмотря на это, я все равно должен был позвонить ему, тем более думал, что он уже вроде переехал ко мне, но он не пришел домой на прошлой неделе. Я предположил, что он с Алексой, но я должен был спросить. Понятно.

— Какого черта ты делал в отеле всю неделю? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами и смотрит на меня с гневом в глазах.

— Если бы ты отвечал на мои звонки, то знал бы, но, когда ты без проблем проигнорировал мой десятый звонок, я подумал, что ты не хочешь видеть меня у себя дома. Потом мама рассказала о твоем идиотском поведении.

— Конечно, она рассказала.

— Чувак, тебе нужна чертова помощь. Это нехорошо и несправедливо по отношению к Олив.

— Ты не смеешь впутывать ее сюда, — огрызаюсь я.

—Да неужели? Чувак, я говорю о ней потому, что все это касается ее. Она — единственное, что имеет и должно иметь значение в твоей жизни, а ты не можешь даже заставить свою задницу работать для того, чтобы дать ей все, что нужно. На правах крестного отца Олив я приехал за тобой, чтобы помочь тебе дать этой маленькой девочке то, что она не сможет получить в нормальной жизни без матери! — его слова оглушают меня, они больно жалят, удерживая в заложниках вместе с правдой, которую я предпочел бы отрицать.

Пока я пытаюсь осмыслить и принять все его слова, грузовик резко съезжает с дороги и едет по почти пустой стоянке напротив небольшого дома, больше похожего на сооружение.

— Что это?

— Пойдем, — говорит он, выходя из машины.

Он сошел с ума, если думает, что я пойду за ним туда.

— Скажи мне, что это, ЭйДжей, — требую я, когда он открывает мою дверь. — Кончай с этим! — у меня нет уже сил, в то время как он стал более воодушевленным.

— Мы можем сделать это легко или не очень. Выбор за тобой, — говорит он, складывая руки на груди.

— Да я не собираюсь идти в какой-то заброшенный дом только потому, что ты мне угрожаешь.

Я по-прежнему сижу в грузовике, когда он бьет кулаком по крыше.

— Замечательно! — он отталкивается от грузовика и уходит в здание, оставив меня сидеть здесь, смотреть и ждать его. Я осматриваюсь вокруг, выискивая какой-нибудь знак или намек, где мы можем быть, но ничего нет.

Поскольку он забрал ключи с собой, я захлопываю дверь, пытаясь сохранить оставшееся тепло. Это глупо. Вынув свой телефон из кармана пальто, я проверяю его, чтобы убедиться, что не получал никаких сообщений из школы о досрочном окончании занятий.

Пока ничего.

Телефон ярко светит мне в лицо, когда я нажимаю на значок смс и кликаю на быстрое сообщение, надеясь в этот раз получить ответ.

Я: Ари, мне очень нужно поговорить с тобой.

Это уже шестое сообщение, которое я отправил ей за последние несколько недель. Я начинаю думать, что она дала мне фальшивый номер телефона, просто чтобы я отстал. Не уверен, проявила бы она сама инициативу, дав мне свой номер, поэтому решил сделать это первым. Она, определенно, внутренне боролась с собой, прежде чем все-таки продиктовать его.

Я таращусь на сообщение, которое отправил, ожидая, что сейчас уже точно выскочит окно с ответом. Пока я жду, с моей стороны открывается дверь, в результате чего в салон влетает целый ворох снежинок. Позади ЭйДжея стоит женщина в пуховой куртке и черной лыжной шапочке, ее седые волосы спадают ей на грудь поверх куртки. Она не выглядит замерзшей, раздраженной или смущенной, стоя за ЭйДжеем, пока он тычет пальцем в мою грудь:

— Не будь засранцем.

ЭйДжей смещается в сторону, позволяя женщине подойти к моей двери.

— Хантер, я — Эми Торрис, психотерапевт, который специализируется на оказании помощи людям, потерявших своих любимых, таким, как ты. В основном, мои клиенты вдовы или вдовцы. Ваша семья, кажется, весьма озабочена вашим благополучием, и я хотела бы предложить вам несколько советов, если вы готовы к диалогу.

Разве похоже, что я готов к нему?

Он привел меня к чертовому психиатру. Из всех людей он привел меня к этой бабе. Не вероятно, черт возьми!

— Вы не должны отвечать на какие-либо вопросы или даже говорить, — продолжает Эми. — Может, вы просто зайдете на пару минут? У меня есть свежесваренный кофе, — она пытается выманить меня, как психа, предлагая леденец? Не сработает.

— Ты скатился на самое дно, Хант, — влезает ЭйДжей. — Сделай это хотя бы ради Олив.

Оливия. Ее имя способно ввести меня в гипнотический транс, и он знает, что я сделаю все для нее. Если он говорит мне, что я причиняю ей боль, то я сделаю все, чтобы исправить то, что натворил. Я отстегиваю ремень безопасности и выхожу из машины, наплевав на свои желания в этот момент. Пройдя мимо терапевта и ЭйДжея, направляюсь к входной двери этого убогого здания.

Оказавшись внутри, я оглядываюсь, чтобы понять, в какую сторону идти дальше. Прежде, чем нахожу золотистый металлический указатель, голос Эми отвлекает меня:

— Поверните налево, затем первая дверь справа.

Вместо того чтобы идти вперед, я позволяю ей пройти первой, а ЭйДжей следует позади меня. Ее кабинет совсем не похож на то, как дом выглядит снаружи. Здесь тепло, стены окрашены в ярко-желтый цвет, а сама комната обставлена кремовой мебелью. Журналы разложены на маленьких журнальных столиках, и в воздухе чувствуется запах свежего кофе, как она и обещала.

— Мне не нужна терапия, — предупреждаю я их обоих. Но, может быть, все-таки это то, что мне нужно сейчас.

— Это не терапия, Хантер. Будет больше похоже на разговор двух друзей, — ее слова смешны, а смысл, который она вкладывает в них, кажется еще более нелепым. Люди не становятся друзьями после двух минут знакомства, особенно когда эта встреча навязана одному из них. — Хантер, если вы не хотите говорить, то можете уйти. Вы должны приходить сюда по собственному желанию.

— Сделай это ради Олив, Хант, — снова твердит ЭйДжей.

Со стоном я следую за Эми через деревянную дверь, которая позвякивает при открытии. ЭйДжей остается в зале ожидания, оставив меня наедине с этой женщиной, которую я знаю всего девяносто секунд. Когда мы входим в ее кабинет, новый аромат вместе с ароматом обжаренного кофе заполняет мой нос. Лаванда смешана с сиренью, вероятно, масла для ароматерапии. Элли была одержима ими в зимнее время, поскольку аромат был так осязаем, и она могла ощутить запах цветов в столь холодное время года.

Мне требуется мгновение, чтобы оглядеть комнату, заметив, что декор здесь схож с залом ожидания, за исключением наличия всяких психологических побрякушек на стене позади ее стола. Я сажусь на диван, пытаясь обрести спокойствие, но замечаю коробку с салфетками на дубовом кофейном столике передо мной. Работа этой женщины состоит в том, чтобы заставлять людей плакать? Может быть, мне стоит быть терапевтом. Я ведь заставляю людей плакать.

— Ваша семья очень беспокоится о вас, — начинает Эми. — Как правило, я не работаю с такими случаями, когда пациент требует большей конфиденциальности в своей жизни, но зачастую я понимаю, что мужчинам и женщинам в вашей ситуации нужен небольшой пинок в нужном направлении.

— Слушайте, я ценю, что вас волнуют проблемы моей семьи, но, возможно, они упустили из виду тот факт, что моя жена умерла более пяти лет назад. Это не новая жизнь для меня, и я не прошу о помощи, — ее рот сжимается в тонкую линию. Я бы сказал, что это снисходительный жест, но это не так. — Действительно, я в порядке, — интересно, есть ли способ говорить менее убедительно.

— Для начала я пытаюсь определить то состояние человека, когда он чувствует себя хорошо, так называемую зону комфорта. Вы бы чувствовали себя в своей тарелке, если бы смотрели вперед и видели себя в этот момент десять лет назад? — это ловушка. Конечно, я не могу ответить «да» на этот вопрос, который путем исключения предполагает, что ее заявление верно. — Почему бы нам не пойти по этому пути? Ваше желание поговорить со мной только ради дочери говорит о том, что вы будете делать ради нее все, что нужно. Таким образом, мы можем сосредоточиться на этом?

В то время, как ее слова проходят через мои уши в мозг, я задерживаю свой взгляд на коробке с салфетками, задаваясь вопросом, с каким количеством вдовцов она говорила здесь, и сколько из них сидели на этом диване, рыдая от того, что все их органы болят и кровоточат. Вдовцы знают, что внутренности действительно, на самом деле болят, потому что наши сердца устают от того, чтобы выносить всю боль и, в конечном счете, позволяют боли распространяться в других местах, чтобы ослабить часть страданий.

— Я не собираюсь раскрывать свое сердце для вас и рассказывать вам все о моей дочери, а затем говорить, какой грустной была моя жизнь в течение последних пяти лет. Я даже не собираюсь рассказывать вам, почему я был так несчастен на прошлой неделе. Я свыкся со своими мыслями, и это, может быть, не самый правильный метод борьбы с проблемами, но мне это помогает, — признаю я, и немного шокирован, заметив, что она не записывает каждое мое слово. Я ходил к терапевтам, даже к тем, кто специализировался на вдовцах. Как правило, они начинают с ручки и бумаги, чтобы записать каждый заслуживающий упоминания момент в моей жизни вплоть до текущего дня. Поэтому я отдаю должное Эми, она действительно стремится понять меня, вместо того, чтобы собирать по частям научно-исследовательскую работу, основанную на переживаниях человека.

— Вы не должны мне вообще ничего рассказывать, — говорит она. — У вас есть фотография вашей дочери с собой? ЭйДжей сказал мне, что она такая очаровательная, и сейчас я просто обязана в этом убедиться сама, — я знаю, что это очередная ловушка, но не могу удержаться от того, чтобы лишний раз показать Олив. Я достаю бумажник из заднего кармана и открываю его, чтобы вытащить фотографию. Наклоняюсь вперед, протягивая ее Эми, держа двумя пальцами.

Она забирает фотографию, и я ослабляю хватку. Изучив ее мгновение, еще одна улыбка появляется на ее губах.

— Она похожа на вас. Я так понимаю, у вашей жены, должно быть, были светлые волосы, — смеется она. Она смеется, потому что мои волосы черные, как смоль, а у Оливии очень светлые, почти белые.

— Да, она вылитая Элли, вплоть до слов, которые использует, и то, как она их произносит.

— Это, должно быть, прекрасно, — предполагает она. Опять же, далее должно следовать вполне предсказуемое «И что вы чувствуете при этом?», но она не говорит этого.

— Это большое напоминание, — добавляю я.

— Олив нравится снег?

— Едва ли. Она — одна из немногих детей, которые хотели бы посидеть лучше дома и выпить горячего какао, чем укутаться с головы до ног, чтобы выйти и слепить снеговика. Она предпочитает теплую погоду, — сейчас я болтаю, как придурок. Очевидно, что эта женщина точно знает, как заставить меня говорить.

Эми наклоняется вперед, упираясь локтями в бедра.

— Я не думаю, что с вами что-то не так, Хантер. Мне кажется, что вы любящий отец, и вам просто немного одиноко без Элли. Это, определенно, не называется сумасшествием. Я знаю, вы думаете, что именно поэтому вы сейчас здесь, но большую часть времени я просто слушаю то, что никто не хочет слушать снова и снова.

Я опускаю голову во время ее монолога. Я знаю, что мне нужно это, но также знаю, что происходит каждый раз, когда я поддаюсь идее с терапией. Она вскрывает старые раны, и я заканчиваю ровно там, где нахожусь прямо сейчас.

— Я не знаю, — говорю я ей.

— И это нормально, — говорит она, поджимая губы. — Возьмите столько времени на то, чтобы определиться, сколько вам нужно, — Эми подходит к своему столу и берет визитную карточку с маленького подноса. — Если вы решите, что хотите, чтобы кто-то выслушал вас, просто позвоните мне.

Я беру карточку из ее пальцев и засовываю в карман своего пальто.

— Спасибо вам, — бормочу я.

Я рад, что она не просит меня записаться на прием или заставляет почувствовать себя виноватым, как это делают другие. Я благодарен ей за то, что она не стала давить на меня, что позволила самому принять решение, в отличие от ЭйДжея и, скорее всего, мамы, которая, вероятно, тоже приложила к этому свою руку через ЭйДжея.

Когда я встаю со стула, то чувствую вибрацию в заднем кармане. Даже не подумав о том, что это наверняка слишком грубо, так как Эми в этот момент сообщает о часах приема, в которые могу позвонить ей, я смотрю на экран телефона. Увидев уведомление о новом текстовом сообщении, и нажимаю на кнопку «прочитать».

Ари: Я здесь.

Я быстро набираю вопрос.

Я: Где?

Ари: В моем магазине. 250 Мейн-стрит.

Я поднимаю взгляд на Эми, которая сейчас смотрит на меня с любопытным выражением.

— Все хорошо? — спрашивает она.

— Да, все замечательно, — даже больше, чем просто замечательно.

Ее брови сходятся в линию в замешательстве.

— Что бы ни было в этом сообщении, оно, определенно, изменило ваше настроение в считанные секунды.

— Это… — я колеблюсь, прежде чем открыться ей в этой части моей личной жизни. Она кажется более заинтересованной, чем кто-либо с кем я делился этим. — Это Ари — женщина, которая носит сердце Элли.

— Я не понимаю, — выдавливает она.

Восторг бурлит в животе, и я просто хочу уйти, но вспоминаю, что ЭйДжей ждет меня в холле, и мне придется объяснять ему, почему я пробыл здесь всего десять минут.

Я снова смотрю на телефон, размышляя мгновение перед набором следующего сообщения.

Я: Ты будешь там через полтора часа?

Ари: Да, я буду здесь до пяти сегодня.

Я смотрю на часы, снова сажусь в кресло и снимаю с себя пальто для большего комфорта. Переплетаю пальцы и кладу их на колени, наклоняясь вперед.

— Элли умерла при рождении нашей дочери, Оливии. К моему удивлению, после ее смерти я узнал, что у нее было подписано личное соглашение вне нашей совместной воли о пожертвовании сердца нуждающемуся человеку, если такая ситуация возникнет. Поскольку она умерла от аневризмы, ее просьба была выполнена. Через неделю после смерти Элли я начал получать письма от ее реципиента. Все они были анонимными. Прошло пять лет, и на прошлой неделе впервые эта женщина с сердцем Элли попросила меня встретиться с ней.

Эми выглядит заинтригованной, по-настоящему заинтригованной. В ее глазах я вижу желание задать вопрос. Она, должно быть, любит то, чем занимается… слушать истории, а затем пытаться собрать все кусочки головоломки обратно в прекрасную картину, которую она никогда не видела раньше. Без направления или картинки, которую можно отсканировать, это, должно быть, сложно.

— Оказывается, что я встречал эту женщину несколько раз прежде. Она замечательная и очаровательная, и она знает тайну моей жены, которую Элли не захотела разделить со мной. В итоге, вся эта история подошла к кульминации на прошлой неделе, и я почувствовал, как будто мой мозг взорвался.

Эми тихо смеется. Но ее смех не похож на сочувствующий или печальный.

— Мы только что прошли приблизительно через пять сеансов за три минуты, — говорит она, откинувшись на спинку кожаного кресла, которое заскрипело под ее весом. — Люди не всегда хранят секреты, чтобы навредить другим. Иногда они это делают, чтобы защитить тех, кого любят. Хотя мне любопытно, вы сказали, что Элли и эта женщина знали друг друга?

— Наверное, хотя до сих пор не понимаю, как это произошло, — говорю я ей.

— Как интересно, — говорит Эми. — Вы собираетесь продолжать искать ответ?

— Как я могу не искать? — отвечаю я. Постоянные мысли об Элли, скрывшей от меня тайну, поглощают меня и вызывают встряски в моей жизни, которую я так старался снова вернуть к прежнему ритму. — Да, я должен снова увидеть эту женщину.

— Как думаете, видя эту женщину, вы чувствуете себя счастливым, потому что она владеет тайной Элли или потому, что она и есть часть Элли, но только живая?

— И то, и то, — говорю я ей. Конечно, все именно так.

— У вас есть чувства к этой женщине? — продолжает она.

Глаза Ари вспышками мелькают в моей голове, пока я обдумываю ответ.

— Не уверен. Я был в начале хороших отношений с женщиной, которая живет через дорогу от меня, но она точно не заинтересована в том, чтобы быть со мной, так как на данный момент я пытаюсь выяснить свои чувства к Ари, женщине с сердцем Элли.

Ответы так просты, но решение настолько трудное. Я не уверен, что найду когда-нибудь решение, поэтому могу закончить снова в такой же ситуации, в которой был до встречи с Шарлоттой. Снова в одиночестве. Если я никогда не найду другую женщину, это будет хотя бы честно. Большинству людей не так повезло — быть знакомым с Элли так долго, как был знаком я, а потом жить жизнью даже отдаленно не похожей на ту, которая была с ней. Я уже свыкся с тем, что доживу свою жизнь, сосредоточившись только на Оливии, но в последнее время кажется, что часть меня хочет быть эгоистом.

— Ваш разум, должно быть, сходит с ума от такого количества мыслей, приходящих и уходящих каждую минуту в течение дня, — говорит Эми. — Я думаю, что вы движетесь в правильном направлении. Вы с сожалением оставили женщину, с которой были, но это справедливо по отношению к себе — изучить чувства к другой женщине, — Эми распрямляет ноги и двигается к краю кресла, потянувшись к моим рукам. — Для человека, чья семья думает, что он в полном беспорядке, вы довольно хорошо справляетесь самостоятельно.

Я останавливаю свой взгляд на руке Эми, лежащей поверх моей. Судя по морщинкам на коже, думаю, она, скорее всего, ровесница моей мамы, что говорит о наличии у этой женщины не только мудрости и знания, но и жизненного опыта. Это немного успокаивает.

— Я хочу вернуться и снова поговорить с вами, — говорю ей, глядя в ее туманные светлые глаза.

— Только скажите, когда, и я буду здесь, — она достает ежедневник и открывает его, затем наклоняется к своему столу, чтобы достать карандаш.

— На следующей неделе в это же время? — спрашиваю я, чувствуя, что груз на моих плечах стал чуть легче.

Она вписывает мое имя в соответствующем поле в своем ежедневнике и подходит к столу, чтобы еще раз проверить свое расписание. Записав время и день на листе, она протягивает его мне.

— Я надеюсь услышать побольше об Ари, — говорит она с кривой ухмылкой. — Удачи, Хантер, — Эми протягивает руку, чтобы пожать мою, и я отвечаю на этот жест. Когда я встаю и надеваю пальто, чувствую, что мои легкие стали более свободными, потому что мне вдруг стало немного легче дышать.

Пока я иду до двери, мой телефон снова вибрирует в кармане. Я достаю его и вижу номер школы. Черт.

Я отвечаю, прижав телефон к уху, и слушаю предварительно записанное сообщение о том, что автобус привезет детей домой на час раньше из-за надвигающейся метели. Метель в конце марта? Круто.

Я толкаю деревянную дверь и вижу ЭйДжея, который уютно устроился на одном из стульев и листает журналы про лучшие дома и сады. При виде этих журналов в его руках я начинаю смеяться. Мы — плотники, мы не занимаемся декором, особенно ЭйДжей, который даже не разбирается в цветах, учитывая, что он дальтоник.

— Черт, эта женщина волшебница, да? Одна улыбка и все, — положив журнал на столик и вставая, говорит ЭйДжей.

— Спасибо, — чувствую тяжесть в груди и приступы боли за глазами. Может быть, я был слеп к ним, а Эми, возможно, просветила меня немного. Хотя я понимаю, что хорошо знать, что есть люди, которые любят меня и заботятся о моем благополучии, пока я пытаюсь справиться со всем этим беспорядком. Даже мой придурок брат, который сам переживает не лучшие времена прямо сейчас.

— Нам нужно вернуться домой. Детей в школе отпустили пораньше, и Олив будет на автобусной остановке уже через сорок пять минут.

— Чувак, ты видел, что творится снаружи? — спрашивает ЭйДжей. — Может, стоит позвонить Шарлотте, чтобы она забрала Олив?

И вот просто так раздражение возвращается обратно. Не на всех, но при мысли, что я упускаю возможность поговорить с Ари.

— Я позвоню ей, когда мы сядем в машину.

В тот момент, когда мы выходим из дома, я вижу, что ЭйДжей ничуть не преувеличивал. Сантиметров десять, должно быть, навалило за последние полчаса, что мы были здесь. Я дергаю за рукав своего пальто и сметаю им снег с лобового стекла со стороны пассажира. К черту.

Мы выезжаем на дорогу и двигаемся со скоростью меньше, чем пятнадцать километров в час, так как за окном почти ничего не видно из-за падающего снега.

Я набираю номер Шарлотты и слушаю три гудка, прежде чем она отвечает, немного запыхавшись.

— Ты в порядке? — спрашиваю я ее.

— Да, чистила крыльцо, пока не слишком завалило, — говорит она.

— Я займусь твоим крыльцом, когда снег перестанет падать. Ты снова потянешь спину.

— Это прекрасно, Хант, на самом деле, но спасибо. Тебе что-нибудь нужно? — наши разговоры сейчас на уровне френдзоны, но я действительно забочусь о ней больше, чем о друге, и есть много моментов, когда мне жаль, что все так сложилось.

— ЭйДжей отличился тем, чтобы притащить меня к психотерапевту, несмотря на то, что я не был готов. Мне только что позвонили из школы, и мы стараемся успеть вовремя, но впереди нас целая очередь машин. Я боюсь, что мы не успеем приехать вовремя.

Громкий выдох отзывается сильным скребущим звуком в моем ухе.

— Ты пошел, чтобы говорить с кем-то? — спрашивает она с ноткой надежды в голосе, а это говорит мне о том, что она тоже к этому причастна. — Очень рада слышать это.

— Я тоже, — говорю ей мягко, почти интимно, практически шепотом, чтобы избежать взглядов ЭйДжея. Хотя он так сосредоточил внимание на дороге, не думаю, что он даже понимает, что я говорю по телефону.

— Я заберу Олив и приведу ее, когда ты приедешь. Не спеши, просто будь осторожен, хорошо?

— Хорошо, — говорю я ей.

— ЭйДжей едет медленно? — спрашивает она.

— Да, мама, — дразнюсь я.

— Хантер, не начинай. Мы оба знаем, какой ЭйДжей ездок.

Я улыбаюсь ее возмущению, но она, как обычно, права. Правда, сегодня ЭйДжей едет даже медленнее, чем пятнадцать километров в час.

— Увидимся, когда я вернусь домой.

Я слышу улыбку в ее голосе, когда она говорит:

— Без разницы.