#_1.jpg

ЯНВАРЬ

Я встречался с родителями Ари всего несколько раз. Поначалу они были милыми и приветливыми, но после получения новостей о ее сердечной недостаточности оба изменились. Словно темная туча опустилась на них: улыбки пропали, в глазах проступили тонкие красные прожилки, а темные мешки свидетельствовали о количестве пролитых слез. Я уже видел этот взгляд раньше, сразу после того, как умерла Элли. Родители Элли уже никогда не выглядели как прежде. Жизнь, которую они знали, была украдена у них, и не было никакого способа исправить это.

С сердцем, застрявшим в горле, я стою, замыкая группу, и восхищаюсь их внутренней силой. Родители Ари держатся за руки так крепко, что кажется, будто кровь соединяет их через пальцы. Глаза ее матери блестят от слез, но подбородок высоко поднят. Их дыхание синхронно — вдох-выдох — медленно, подавляя свою боль.

Рука Шарлотты скользит по моей спине, вырисовывая ноготками маленькие круги, тем самым облегчая то, что я чувствую внутри. Как только церемония подходит к концу, тихие голоса перерастают в искренние соболезнования и пожелания родителям Ари. В то же время ногти Шарлотты впиваются в мою кожу глубже, когда слышу ее шепот:

— Боже мой!

Повернувшись к ней лицом, я вижу призрачную бедность, покрывшую ее щеки.

— Что случилось?

— Дон, — она указывает на родителей Ари. — Это он.

Мы не можем слышать разговор между ними, но видим, как Дон прижимает руку к груди. Он высокий, сильный и как будто удерживает в своих легких больше воздуха, чем может в себя вместить. Я никогда не встречал этого человека и не видел его фотографий, но он выглядит хорошо сложенным, красивым, интеллигентным парнем. Что еще я мог ожидать от кого-то, кто раньше был женат на Шарлотте? Похоже, его костюм стоит больше, чем один из моих платежей по ипотеке и, судя по всему, сегодня утром кто-то выбрил его лицо. Независимо от внешнего лоска, что-то есть в его глазах, какое-то отчаяние.

Положив руку на плечо мамы Ари, Дон замечает Шарлотту, и на его лице четко вырисовывается шок. Он, определенно, не ожидал столкнуться с ней здесь сегодня. Заметив ее, он извиняется перед родителями Ари и направляется к нам. Я ожидал, что Шарлотта уберет руку с моей спины и отойдет подальше, но вместо этого она берет меня за руку и крепко сжимает ее, словно нуждается во мне, в моей помощи. Казалось бы, Шарлотта никогда не была женщиной, которая нуждается в защите. Она всегда показывала власть и самостоятельность, всегда понимала, чего хочет. Но я знал, что она обладала мягким характером, и в этот момент ее внешняя защитная оболочка дала трещину. Я рад быть тем, за руку кого она цепляется в момент слабости.

— Шарлотта, — Дон обращается к ней. — Что ты делаешь здесь? Разве ты знала Ариэллу?

Шарлотта непонимающе смотрит на него, как будто не знает, как правильно реагировать.

— Я… эээ.

— Шарлотта здесь со мной. Ари получила сердце от моей жены, — говорю я резко.

Дон поднимает руку к раскрытому рту, блеснув рядом бриллиантов на своем большом золотом кольце нам в лицо.

— Боже мой, — говорит он. — Элеонора Коул.

От звука ее имени, сорвавшегося с его уст, у меня скручивает внутренности. Единственными людьми, которые называли Элли Элеонорой, были врачи. Даже родители не называли ее так. Это имя использовалось только в опасные для жизни моменты: во время аварии, а потом в день ее смерти.

— Да, это моя жена.

Он смотрит то на Шарлотту, то на меня, видимо, пытаясь понять все это.

— Как мал наш мир, да? — спрашивает он, явно смущенный этой ситуацией.

— Очень, — отвечаю я холодно, не желая облегчать его дискомфорт.

— Я так понимаю, у тебя уже есть ответы, в которых ты так отчаянно нуждалась? — спрашивает он Шарлотту.

— Я все знаю, — говорит Шарлотта. — Ты — кусок дерьма, но я все равно благодарна, что ты подарил Ари несколько дополнительных лет жизни.

Дон смотрит вниз, выглядя пристыженным. Он ковыряет подошвой своих новых ботинок, собирая грязь в небольшую кучу.

— Мне жаль, что из-за меня ты почти потеряла дом, Шарлотта. Я был…

Это все, за что ты извиняешься?

— Не надо никаких объяснений, — говорит она, прервав его. Она казалась такой слабой, когда он шел сюда. Я впечатлен и горд тем, как она ведет себя сейчас.

— Я увяз слишком глубоко и боялся, что меня поймают. Больше я не веду бизнес в этом направлении. Я получил работу в исследовательской фирме по пересадке органов, так что позабочусь о вас с Ланой.

— Просто позаботься о Лане, — рявкаю я. — Она вспоминает и скучает по тебе каждый день больше, чем ты явно того заслуживаешь. О Шарлотте заботиться буду я.

Слова о Лане — это ложь. Я не хочу, чтобы он был рядом с Ланой, но не встану между отцом и дочерью. Я просто заполню эти дыры в жизни Ланы, буду там для нее и сделаю все возможное, чтобы она никогда не почувствовала, что что-то упустила.

Дон кладет руку на мое плечо, и запах одеколона на его коже обжигает мне нос.

— Спасибо за заботу о Лане и Шарлотте, им явно повезло с тобой.

Он, похоже, подавлен. Видимо, правда колет глаза. Все в нем — его голос, его слова, поведение — все говорит о том, что он понял, что потерял. Но он достаточно умен, чтобы знать, что уже слишком поздно возвращать все обратно. Тем не менее, у меня нет к нему сочувствия, на самом деле он по-прежнему вызывает у меня отвращение.

— Несмотря на то, что я думаю, что ты жалкое подобие человека, спасибо, что спас Ари и исполнил желание Элли, — говорю я прямо. Такая смелость в высказывании удивляет даже меня.

Он делает резкий вздох.

— Я знаю, что Элли хотела сохранить свою просьбу в секрете. Она была сильной женщиной, которая точно знала, чего хотела. На самом деле, это был очень убедительный шантаж. Было трудно отказаться от такого жеста с ее стороны, потому что Ари была моей пациенткой на протяжении многих лет — пациенткой, на которую я потратил половину своей карьеры, пытаясь помочь.

Помочь? Это то, в чем он сам себя убедил? Помощь — это действие, которое не требует неадекватного поведения в качестве благодарности.

— Элли умела ладить с людьми, — говорю я, почти рыча.

С видимым нарастающим дискомфортом он делает неглубокий вдох:

— Ну, береги себя, Шарлотта, — говорит он, заканчивая разговор. — Может быть, мы сможем обсудить вопросы по опекунству в следующий раз.

Я могу только представить, что происходит в мыслях Шарлотты прямо сейчас. Не уверен, что ей будет легко согласиться на какие-либо варианты совместной опеки после того, как Дон выбрал карьеру, которая оставила его собственную дочь без жилья на долгие месяцы, не говоря уже обо всем остальном его послужном списке.

— Мне нужно больше времени, — говорит Шарлотта. Суд сделает все, что захочет Шарлотта, но это не облегчает ее переживаний.

— Понятно. Скажи Лане, что я скучаю по ней, — Дон протягивает руку, чтобы пожать мою, и я предлагаю свою в ответ, только потому, что я — порядочный человек. Неприличная часть меня хотела бы выбить из него его фальшивую показушность. Мудак. — Приятно было познакомиться, и я сожалею о твоей утрате.

Когда он уходит, спиной я чувствую выдох Шарлотты, прижавшейся ко мне грудью и щекой к плечу, явно довольной, что разговор окончен.

— Я ненавижу его, — говорит она. — Несмотря на то, что он спас Ари, я действительно ненавижу его.

— Учитывая обстоятельства, думаю, что это нормально, — отвечаю я ей.

Я лезу в карман пиджака и достаю конверт, который Ари дала мне несколько месяцев назад, попросив меня открыть его только тогда, когда станет слишком поздно, чтобы поблагодарить ее. Держа его сверху на своем письменном столе с того дня, я практически прожигал дыру в нем каждый раз, когда смотрел на него. Я подносил его к солнцу, пытаясь прочитать то, что написано внутри, но она предвидела мои попытки, прикрыв содержимое чистым листом бумаги.

— О, черт возьми, я почти забыла об этом, — говорит Шарлотта.

Мои руки дрожат, пока я вскрываю его. Я ожидал увидеть типичный напечатанный текст, похожий на те, что Ари писала мне в течение пяти лет, но это не так. Озадаченный тем, на что смотрю, я разворачиваю бумаги, чтобы рассмотреть получше. Солнце ярко освещает бумаги буквально секунду, а потом их мгновенно накрывает тенью.

— Ари приняла это решение шесть лет назад, — говорит голос из-за моего плеча. Я поворачиваюсь, обнаруживая отца Ари, стоящего позади меня. — Продолжай, прочитай, что там написано.

Я пробегаюсь по строчкам снова и снова, изо всех сил пытаясь понять, что вижу. Думаю, что прекрасно понимаю, что там написано, но как такое может быть?

— Я не понимаю, — говорю ему.

— Мы с женой владели садами «Хиллвью», — говорит он.

Я качаю головой в недоумении.

— Что? Я…

— Эти сады принадлежали нашей семье в течение некоторого времени, — продолжает он.

— Элли знала?

Он тихо смеется.

— Конечно, она знала. Элли приходила в сад каждый день, с тобой и без тебя. За эти годы я много раз говорил с ней, и она была тем, кто сподвиг Ари на работу по обучению студентов. Элли была благословением в нашей жизни столько, сколько я себя помню

— Почему никто не сказал мне об этом?

— Хороший человек не делает добра, если его причины не имеют ничего общего с душой. Я уверен, ты знаешь, что Элли делала что-то по доброте ее сердца, ничего не желая взамен. — Это — моя Элли. Так было всегда. Это не должно было быть сюрпризом для меня. — Когда я рассказал Элли о состоянии Ари и ее мечтах, желаниях и надеждах, тогда Элли, кажется, поняла в чем цель ее жизни. Помимо любви, которую она испытывала к тебе, она хотела оставить свой след в этом мире. И, парень, она сделала это. На самом деле, мы молимся за нее каждый вечер перед сном.

Я опускаю взгляд на бумаги, читая их еще раз.

— Вы хотите сказать?..

— Ты теперь полноправный владелец садов «Хиллвью».

Находясь в шоковом состоянии, с огромной благодарностью я обнимаю его, крепко сжимая кулаки. Никакие слова о том, как много это значит для меня, не передадут того, что на самом деле я чувствую. Я понятия не имел, что семья Ари владела садами, но, похоже, что вся моя жизнь была спланирована, чтобы пройти по этому пути... этому неожиданному пути. Я не понимаю планы жизни и ее дороги с извилистыми поворотами. Я все еще не понимаю Роберта Фроста и его наводящие на размышления слова, но действительно понимаю, что хотя наши сердца могут диктовать время, которое мы проводим на этой земле, они также направляют нас по пути, который мы должны принять, является ли он более-менее проходимым или нет.

Мое сердце привело меня к Элли. Ее сердце привело ее к Ари. Сердце Ари привело Шарлотту ко мне. Жизнь — это не одна прямая дорога; иногда это необычный путь без направления, никаких знаков, никаких предупреждений, и часто без видимой цели. Он практически никогда не преодолевается, потому что нет никакого окончательного результата и никакого определенного окончания, пока человек не прибывает туда.

И вот я здесь, в начале нового поворота на бесконечном пути, который я начал с пяти лет, когда познакомился с Элли. Я никогда не думал о другом направлении, и мне было абсолютно не интересно, куда оно могло бы меня привести.

Мир, который я искал с того момента, когда умерла Элли, нашел меня сегодня здесь с осознанием и принятием пути Элли, который повернул далеко от моего. Однажды наши дороги пересекутся снова, но до того дня я продолжу идти вслепую вокруг новых поворотов в неизвестность, не подозревая о том, что ждет меня впереди. Я позволю жизни провести меня сквозь каждый поворот этого пути.