Я сижу в «БМВ» Кэмми и смотрю в окно, вспоминая, как проснулся сегодня утром. Я и не предполагал, что мой день закончится вот так.
— Итак, — говорю я, глядя на Кэмми в темных солнцезащитных очках а-ля Одри Хепберн, — что еще ты поменяла в своей жизни?
Кроме того, что стала офигенно богатой и еще более красивой.
— Я адвокат, — говорит она, гордо ухмыляясь.
— Да? И хороший?
— Когда как. — Ее ухмылка становится немного шире.
— Это как? — смеюсь я.
— Зависит от того, хороший ты парень или плохой.
Кажется, между нами ничего не изменилось, как будто все было только вчера. Я чувствую себя собой, и так горжусь ею.
Мы подъезжаем к автостоянке единственного четырехзвездочного отеля в этом районе.
— Каспер не против встретиться со мной и все такое? — спрашиваю я.
Последнее, чего хочу, это стать источником проблем между ней и этим «призраком», но все равно увижу дочь, против он или нет.
Кэмми проворачивает ключ в замке и выключает зажигание, нервный румянец обжигает ее щеки.
— Каспер сейчас не в духе. У нас были планы — планы на будущее, и Эвер в них не было.
— Он так сказал? — спрашиваю я, чувствуя, что уже злюсь. Это моя дочь, и любой, кто не хочет, чтобы она была рядом, должен просто пойти на хер.
— Нет, — быстро говорит Кэмми, — но я с ним уже шесть лет и... — и вы все еще помолвлены? — я знаю, когда его что-то тревожит.
— Ясно.
Держи рот на замке. Так лучше для нас обоих.
Я иду за Кэмерон в отель, затем в лифт, и мы поднимаемся до верхнего этажа.
Когда двери открываются, желудок проваливается вниз. Я вот-вот увижу свою дочь, маленькую девочку, которую и не чаял увидеть снова. Кэмерон останавливается перед дверью номера и поворачивается лицом ко мне.
— Веди себя как можно естественнее. Она ранима. Единственные люди, которых она называла папой и мамой, умерли три недели назад.
— Кэм, — прерываю я ее, прежде чем повернуться к двери, — в приемной семье знают, что она здесь?
Кэмми прижимает руку к груди.
— Конечно. Я с ними сразу же связалась. У меня временное разрешение от штата, где она жила, есть время разобраться и принять решение.
— Принять решение?
— О том, буду ли я проводить повторное удочерение. Возьму ли ее под свою опеку.
— А как же я, Кэм? — спрашиваю я, глотая комок, вставший в горле. Я не потеряю ее снова. Ни за что.
— Все по очереди, ладно? — говорит она тихо.
Я глубоко дышу, пока сердце замедляет свой бег. Жду, пока Кэмми разблокирует дверь, и не удивляюсь, когда за дверью оказывается большой люкс с окнами на всю стену от потолка до пола. В эту комнату выходят еще две других. Отвлекшись от величия комнаты, сканирую ее взглядом. Кажется, проходит вечность, прежде чем замечаю девочку, которая сидит на диване, скрестив руки на груди.
Она выпрямляется, когда Кэмми обращается к ней.
— Эвер, — говорит она нежно, — где Каспер?
— Смотрит телевизор в другой комнате, — говорит Эвер резко и раздраженно.
Кэмми вздыхает, но справляется со своим раздражением и отступает, чтобы встать рядом со мной.
— Эвер, это ЭйДжей, твой…
— Мне сказали, что у меня нет отца, — говорит она.
Словно было недостаточно осознания того, что эту маленькую девочку родители отдали еще до того, как ей исполнился час. Я лишь хотел, чтобы она знала, что у нее есть отец, — тот, кто ее любит.
— Ну, у тебя есть отец, — твердо говорит Кэмми.
Эвер кажется злой и расстроенной, и надеюсь, что причиной тому не я. Впрочем, по тому, как она выглядит, могу сказать, что она не кажется счастливой. Нервничая, я подхожу и сажусь рядом с ней на диван.
— С днем рождения, малышка, — говорю я ей. — Сегодня большой день, да?
— Откуда ты знаешь? — спрашивает она немного резко.
— Я не смог бы забыть. Плюс, каждый год на твой день рождения я покупаю кекс, зажигаю свечу и загадываю тебе желание.
Я смотрю на Кэмми, пока говорю это. Интересно, а она делала что-нибудь подобное каждый год на день рождения Эвер? Да или нет, но она зажимает рукой рот, и слезы снова вспыхивают в ее глазах. Она поворачивается и идет к одной из соседних комнат и закрывает за собой дверь.
— Ты делаешь это? — спрашивает Эвер.
— Каждый год.
Она долго на меня смотрит, и я вижу, как целая гамма эмоций отражается в ее глазах. Потом она откидывается на спинку дивана и произносит:
— Это отстой.
— Может быть, — твердо отвечаю я, — но я буду делать это всю оставшуюся жизнь.
— Ну и что, — говорит она.
Понятное дело, у Эвер в жизни сейчас все дерьмово, но я буду сидеть здесь, пока не смогу заставить ее улыбнуться, даже если это будет совсем легкая улыбка. Мне нужно увидеть ее улыбку.
У нее черные волосы, как у меня, и, как сказала Кэмерон, мои глаза. У нее пухлые губы Кэмерон и светлая кожа. Выглядит намного младше тринадцати лет, но одета так, будто ей восемнадцать, и она несчастна. В черные леггинсы и черную рубашку с серебристыми полосками. Не думаю, что те честные и правильные люди, что приняли ее в свою семью, позволили бы ей одеваться таким образом. На губах темно-красная помада и на глазах плотный макияж — в тринадцать лет этого точно быть не должно. И пирсинг в ушах и носу — слишком много.
— Твой любимый цвет — черный? — спрашиваю я.
— Ясное дело, — отрезает она.
— Тебе нравится пицца?
Это моя любимая еда, и мне интересно, передается ли это по наследству.
— Кто не любит пиццу?
— Хантер, мой брат. Этот чудак не любит пиццу.
В ответ я получаю приподнятую бровь и заговорщицкую ухмылку.
— Что думаешь о Коннектикуте? — интересуюсь я.
— Тут скучно.
— Знаю.
Я расслабляюсь на диване и кладу ногу на журнальный столик.
— Слушай, я поняла. Ты ведешь этакую легкую беседу, чтобы узнать все о дочери, о которой никогда не знал. Это хорошо, правда, но ты мне ничего не должен, и тебе не нужно предпринимать таких раздражающих усилий, чтобы узнать меня.
Я прочищаю горло, чтобы проглотить злость, которая снова во мне поднимается.
— Слушай, я знал о тебе, как и сказал. Я не врал про кекс на день рождения. Один как раз стоит в холодильнике дома, ждет меня сегодня вечером. Я много раз представлял себе день, когда снова увижу тебя и задам все эти неуклюжие вопросы, так что тебе придется извинить меня за попытку узнать тебя. Но я должен это сделать, потому что хотел этого с того дня, как ты появилась на свет.
— Если ты хотел задать мне эти вопросы, почему никогда не пытался найти меня?
— Мне не разрешали, Эвер. Не положено.
— Почему ты меня бросил? — Она не сдерживается, и я не могу винить ее.
— Я был всего на четыре года старше тебя, когда ты родилась. У меня не было ни денег, ни работы, ни возможности вырастить тебя.
— Так она и сказала. — Эвер кивает головой в сторону другой комнаты.
Я хватаю с журнального столика пульт и включаю телевизор. Пролистываю несколько каналов до тех пор, пока не натыкаюсь на один из каналов с фильмами для домашнего просмотра. Откидываюсь на диване и смотрю только на экран, чтобы дать ей минуту передышки, в которой она нуждается. Пока Эвер смотрит на экран, я слежу за ней краем глаза. Не буду тратить ни секунды из данной мне возможности. Трудно и странно осознавать, что эта маленькая девочка, которую я не видел целых тринадцать лет, о которой почти ничего не знаю — недостающий кусочек моего сердца, потому что прямо в эту секунду мое сердце чувствует себя полным, оно чувствует себя целым и более живым, чем когда-либо. Даже если она не хочет иметь со мной ничего общего, даже если просто хочет меня ненавидеть, я позволю ей, до тех пор, пока могу быть частью ее жизни. Возможно, я единственный чувствую эту связь, но она есть, и она сильна, и это самое удивительное во всем этом гребаном мире.
Через несколько минут вибрирует мой телефон в кармане, возвращая меня к жизни, которая существует за пределами этого номера отеля. Я смотрю на лицо Тори на дисплее, потом на Эвер, которая смотрит на меня, наверняка удивляясь, почему я смотрю на нее. Должно быть, для нее все это страшно неловко.
Я встаю и отхожу к другой стороне комнаты.
— Привет, — тихо говорю я. — Все в порядке?
— Да, — говорит Тори, — ты не мог бы забрать Гэвина из детского сада сегодня?
— Детский сад? — Я смотрю на дату на часах. — Но сегодня вторник.
Он ходит в детский сад только по понедельникам и пятницам.
— Да, кое-что случилось сегодня, поэтому я привела его. Мне сказали, что все в порядке, — продолжает она.
— Да, детка, но мы не можем позволить себе детский сад более двух дней в неделю, помнишь? — Я шепчу последнюю часть, чтобы ни Эвер, ни Кэмми не услышали меня.
— Да, но... почему ты шепчешь?
Я смотрю на Эвер, которая внимательно смотрит на меня.
— Я на работе и здесь клиенты. Слушай, мы можем поговорить об этом позже, и да, я заберу его.
— Спасибо, — говорит она, прежде чем повесить трубку.
Я должен был догадаться, что сегодня с ней не будет все в порядке. Не похоже на предчувствие, но она, кажется, любитель рецидивов. Я всегда могу предсказать ее настроение по временам года, дням недели и даже времени суток. Я задавался вопросом, можно ли считать это биполярным расстройством, но когда упомянул об этом, все закончилось плохо.
— Кто это был? Твоя жена? — спрашивает Эвер. — У тебя есть еще один ребенок?
Я сажусь рядом с ней и нервно хмыкаю.
— Да, это была моя жена и да, у нас есть ребенок. Его зовут Гэвин.
— То есть, технически у меня есть брат? — Ее лицо освещается чем-то, что я не могу считать улыбкой, но это и не разочарование. — Я всегда хотела брата или сестру, но мама и папа сказали, что им многого стоило даже просто принять меня.
Я — твой папа. Я. Этого права мне так и не дали.
— Знаешь, у меня есть старший брат, и он заноза в заднице, но я рад, что он у меня есть. Хотя мне не доставалось все внимание родителей, — говорю я ей.
— У меня было все внимание родителей в течение тринадцати лет, и с меня хватит. — Она берет пульт с журнального столика и начинает щелкать по каналам.
— Значит, тебе не неприятно наше с Кэмерон внимание?
— Неа, — говорит она.
— А как же Каспер, призрак? Он обращает на тебя внимание?
Она поворачивает голову, глядя на меня с удивленным выражением на лице, и будь я проклят, моя дочка улыбается. И это... У нее, черт возьми, моя улыбка.
Через несколько мгновений, согнав улыбку с лица, она продолжает:
— Нет, он не любит меня, да и я здесь всего неделю.
— Ну, он мне тоже не нравится, — бормочу я ей в ухо.
— Ты с ним даже не познакомился, да?
— Не хочу.
— Ты все еще любишь ее, не так ли? — спрашивает Эвер.
— О чем ты говоришь, малышка? — спрашиваю я, оттягивая ответ.
— Кэмерон. Ты все еще любишь ее, не так ли?
— Ты видела нас в одной комнате менее тридцати секунд. Почему вдруг решила спросить?
— Ты смотрел, как она уходит. Это как в кино. Парень всегда следит взглядом, как уходит девушка, которую он любит.
Этот разговор, кажется, вызвал какой-то трепет внутри нее, и хоть я и не хочу это разрушать, но…
— Я не видел Кэмерон почти тринадцать лет. Я с ней даже не разговаривал. После того как ты родилась, мы дали друг другу обещание, что постараемся добиться успеха в жизни на случай, если увидим тебя снова. К сожалению, это означало, что мы должны идти разными путями. Но, да, мы очень сильно любили друг друга.
— Должно быть, очень сильно, раз ты забыл надеть презерватив, — говорит она, глядя на экран телевизора.
Я беру пульт из ее рук и выключаю телевизор.
— Хорошо, я понимаю. Ты злишься. Твои родители умерли. Я бы сошел с ума, если бы это произошло. Но мы не хотели причинить тебе боль. Мы хотели, чтобы у тебя была жизнь, которую ты заслужила, и мне жаль, что так получилось. Но обещаю тебе, если я что-нибудь смогу сделать, чтобы исправить это, я сделаю. Эвер, я обещаю тебе.
Она судорожно выдыхает, и тут Кэмерон открывает дверь, через которую вышла десять минут назад.
— Все в порядке? — спрашиваю я одними губами.
Она выдавливает жалкую фальшивую улыбку и кивает головой.
— ЭйДжей, я знаю, что сегодня утром отвлекла тебя от работы. Я тебя задерживаю?
Хантер мог предположить, что что-то случилось, раз Кэмми так внезапно объявилась.
— Ты сказала моим родителям, что...
— О, Боже, нет. Это не мое дело.
— Я могу сказать им, если хотите, — говорит, улыбаясь, Эвер.
Проклятье, эта улыбка. Она моя!
— Да? И как именно ты бы эта сделала? — Я подыгрываю ей.
— Эй, мистер и миссис Коул, да, ваш сын обрюхатил вот эту милую леди почти четырнадцать лет назад, затем — бам! — появилась я, правда, исчезла в тот же день. Мои приемные родители погибли, и теперь я вернулась. Ну так что, бабуля и дедуля, есть тут местечко для еще одной внучки?
Матерь божья, откуда взялся этот ребенок? Она словно я в тринадцать лет. Ее внешний вид, конечно, нам еще предстоит обсудить, но никогда не думал, что она окажется такой же, как я.
— О, Боже мой, — говорит Кэмерон. — Ты такая же, как ЭйДжей. И нет, мы не собираемся этого делать.
Мы смеемся все трое, и этот момент я буду хранить в себе всю жизнь.
— Каковы планы, Кэм?
— Ну, я не знала, как надолго мы здесь задержимся. Я и понятия не имела, как ты отреагируешь, но теперь, когда вижу, что все идет так, как ожидала и надеялась, я хочу остаться здесь — пока мы не определимся и не решим, что будет лучше для нас троих.
— А как насчет Призрака в другой комнате?
Со стороны дверного проема рядом с телевизором доносится покашливание.
— Я тоже рад познакомиться, — появляясь в комнате, говорит этот высокий, смугловатый...
— Не удержался. Прости, мужик. Это правда твое имя?
— У меня есть пара вопросов, с которыми надо разобраться до обеда, так что мне надо работать. Увидимся за обедом, Кэмерон, — говорит он.
Любить мужчину в слаксах, рубашке и носках «пейсли», который работает прямо в гостиничном номере… Они приехали сюда в таком виде? (Примеч.: носки «пейсли», высокие с широкой резинкой, с крупными изображениями «турецкого (индейского) огурца»).
— Когда вы, ребята, прибыли в Коннектикут? — спрашиваю я.
— Этим утром. Мы выехали после полуночи прошлой ночью. Я хотела убедиться, что мы будем здесь на день рождения Эвер, — говорит Кэмерон, одновременно пытаясь скрыть улыбку.
— Ты не успела переодеться после работы до отъезда?
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она.
Я смотрю на Эвер, а она на меня.
— Ничего, ничего.
— Как насчет ланча? — спрашивает нас Кэмми... Кэмерон.
— Я за, — тихо говорит Эвер. Ее настроение вернулось к хмурому в ту минуту, когда в комнату вошел призрак. Кажется, я могу вставить свои пять копеек.
— Ты сказал, что у тебя есть какие-то дела? — спрашиваю я Каспера.
— Да, — просто отвечает он.
— Я никогда на самом деле не был любителем трусов. (Примеч.: игра слов. Briefs — мелкие дела, вопросы, решение которых не занимает много времени, и трусы, короткие шорты). Предпочитаю боксеры, и не очень придирчив, так что не понимаю, почему для тебя так важно разобраться с трусами до обеда.
Я знаю, о чем он говорит, просто хочу быть мудаком.
Каспер закатывает глаза и уходит обратно в другую комнату.
— Не такой уж и дружелюбный призрак, — бормочу я.
— Иди нафиг, — говорит он, хлопая дверью.
— Ну, я думаю, все прошло хорошо, — говорю я девочкам.
Кэмми хватает меня за руки и тянет к двери.
— Идем, Эвер, — зовет она.
Наша дочь встает с дивана, тихо смеясь, и присоединяется к нам.
Внезапно я осознаю, что живу двойной жизнью. Я слышал истории о таких людях и всегда удивлялся, как такое могло произойти. Учитывая, что Тори понятия не имеет о моей дочери, тем более о Кэмми, я живу сейчас самой настоящей двойной жизнью.