В моей жизни было несколько важных моментов осознания. Первый и второй — когда впервые увидел своих детей. Еще один — когда Кэмми бросила меня навсегда. Еще один — когда Хантер потерял Элли и стал вдовцом в двадцать пять лет. Еще один случился, когда он снова стал счастливым, встретил свою Шарлотту и обрел второй шанс на жизнь; и еще один — когда Кэмми и Эвер вернулись в мою жизнь. И последний момент — сегодня. Самое главное достижение моей жизни — все эти моменты осознания, которые останутся со мной до конца моих дней.

— Он приходит в себя, — говорит женский голос. — Эндрю, ты слышишь мой голос? Пожалуйста, сожми мой палец, если можешь.

Я не узнаю голос, но слышу его и пытаюсь справиться со слабостью, разлитой по всему телу. Сейчас трудно что-то чувствовать.

— Вызовите доктора!

Мой разум кажется совершенно пустым; тем не менее, я понимаю, как попал сюда. Однако предпочел бы, чтобы разум оставался пустым. Мне не нужны новости, которые я узнаю, открыв глаза. Я знаю, что моя семья погибла, и я единственный, кто выжил. Но боль еще не проникла в мое сердце, и я боюсь момента, когда это случится.

— Эндрю, ты можешь открыть глаза, сынок? — спрашивает мужчина.

И мои глаза, словно подчинившись его приказу, широко распахиваются. Я лежу в кровати, а вокруг — белые крашеные стены и пустые стулья. Я пытаюсь что-то сказать, но только беззвучно выдыхаю. Я хочу спросить, жива ли моя семья.

— Тебе нужно расслабиться, ты целую неделю не использовал голосовые связки. Мы дадим тебе что-нибудь для горла.

Неделю?

Паника медленно растекается по моим венам. Ни одного знакомого лица. Я в Пенсильвании, вот почему. И моя семья мертва.

Медсестра протягивает мне кружку с водой.

— Вот, пожалуйста, дорогой.

Через пару минут я уже в силах превратить хрип в связные слова.

— Где моя семья? — сразу же спрашиваю я, понимая, что все может оказаться запутанным, так как у меня нет прав на Эвер, а мы с Кэмми не можем считаться парой. Гэвин, однако, юридически мой ребенок.

Доктор мягко улыбается.

— Дай мне минутку, хорошо? — и выходит из палаты.

Не могу понять, как много времени прошло с момента, когда он ушел, до момента, когда вернулся, но мне кажется, словно провожу так вечность — в подвешенном состоянии, ожидая ужасных слов.

— Эндрю, — говорит доктор. — Пора пристегнуть ремни. — Он тычет в меня пальцем, когда говорит эти слова. — И вот почему…

В этот момент, прерывая доктора, в палату вбегают Кэмми, Гэвин и Эвер. Они бегут ко мне. На руках у Кэмми Гэвин, а Эвер взбирается на кровать, обнимая меня за шею. Мое сердце снова разбивается.

— Я… Я с ума сходила от волнения, ЭйДжей, — говорит Кэмми мне в ухо. — Твои родители и Хантер сидят в комнате ожидания. Мы все переживали. Мы боялись, что ты не придешь в себя.

— Что случилось? — спрашиваю я, потянувшись за Гэвином.

— Ваши мышцы сейчас еще слабы, — предупреждает медсестра.

Я просто хочу подержать его.

Кэмми сажает Гэвина рядом, и он сворачивается в клубочек, положив голову мне на грудь.

— Папа, я скуча-а-а-ал по тебе.

— Ты ударился головой о лобовое стекло. Так сильно, что стекло разбилось. Не от столкновения в другой машиной, а от того, что ты ударился, — объясняет она.

— Со мной все нормально? — спрашиваю я, хоть это и беспокоит меня меньше всего. Я испытываю такое огромное облегчение от того, что вижу их всех вместе.

— У тебя было кровоизлияние в мозг, но врачи смогли его остановить. Но ты вышел из комы не сразу, как они предполагали. Мы не знали до конца... — Она протягивает руку к моему лицу. — У тебя порезы и синяки, но врачи сказали, если ты придешь в себя, обязательно выздоровеешь.

Хантер. Что чувствует он, узнав об этом? После того, что случилось с Элли.

— Как Хантер, все нормально?

Кэмми молча качает головой.

— Он был в настоящей истерике. Так что не особенно нормально.

— Можно мне его увидеть?

Кэмми вопросительно смотрит на медсестру.

— Он тоже может войти, — отвечает медсестра с улыбкой.

— Я пойду за Хантером, — говорит Эвер, забирая Гэвина с собой. — Я люблю тебя, папа.

Эвер наклоняется, целует меня в щеку и убегает прочь.

— Папа? — спрашиваю я. — Когда был суд?

Нижняя губа Кэмми дрожит.

— На суде должны были признать мои родительские права в отношении Эвер. Но не только мои…

— Я не понимаю, — говорю я, обрывая ее. В горле сухо, и оно снова болит.

— Я собиралась сделать сюрприз, — с тихим смешком говорит она.

Я смотрю на нее, замечая розовый ободок, окружающий орехового цвета радужку ее глаз. Она прикусывает нижнюю губу, наверное, чтобы остановить дрожь, и садится рядом со мной на кровати.

— Я смогла доказать твое биологическое отцовство, так что тебе дали родительские права. Мы снова законные родители Эвер. Мы так и не попали на слушание, но нам прислали решение суда.

— Так вот почему тебе был нужен мой образец ДНК. Я надеялся, но подумал, что ты мне скажешь.

Мое лицо светится от счастья, чувства переполняют. Сердце наполняется такой любовью и благодарностью, что кажется, оно вот-вот взорвется. Моя грудь болит самой приятной болью, и я не знаю, зачем судьбе понадобилось проводить меня через девять кругов ада, прежде чем подарить надежду, но вот она, в моих руках.

Кэмми обхватывает ладонями мои щеки и прижимается лбом к моему лбу

— Круг замкнулся. Нам так повезло, ЭйДжей, — шепчет она, и ее слезы падают на мой нос.

Я поднимаю свои тяжелые руки и обнимаю ее. Мне так хочется притянуть ее к себе на кровать, но я останавливаю себя. Пока мне лучше быть осторожным, особенно учитывая, что произошло за последнюю неделю.

— Я люблю тебя, Кэм.

— ЭйДжей, — плачет она, — я молилась каждый день, чтобы ты очнулся и выздоровел. Я не могла понять, как может жизнь становится невыносимо прекрасной и одновременно разлетаться на части у меня на глазах. Я не могу потерять тебя снова.

— Все будет хорошо, — обещаю я.

— ЭйДжей, — выдыхает Хантер, быстро шагая через палату. — О, Боже. Ты напугал нас до смерти, братишка.

Кэмми приподнимается, чтобы освободить Хантеру место, и он обхватывает ее за шею, притягивает к себе и целует в лоб.

— Эта девушка... она — твой чертов ангел. Ты должен это знать.

Я в замешательстве и не понимаю, о чем он. Не хочу спрашивать, но выражение моего лица спрашивает за меня.

— Она остановила кровотечение. Удерживала тебя, пока не приехала «скорая», и в это же время успокаивала детей. Не знаю, смог бы я отреагировать так быстро и справиться с этим так, как справилась Кэмми. Она спасла тебе жизнь, ЭйДжей.

Кэмми кладет руку на плечо Хантера, чуть отстраняя его.

— Хантер, — тихо говорит она, выбираясь из-под его руки. — Я сейчас вернусь.

— Извини. Я просто хотел, чтобы он знал, какая ты удивительная.

— Я уже знаю, — говорю я ему.

Когда Кэмми выходит в коридор, Хантер продолжает:

— Я не хотел вот так врываться, просто... она заботилась о Гэвине всю неделю. Она всегда была рядом. Мы с мамой дюжину раз предлагали забрать его, а Кэмми настаивала, чтобы он остался с ней. Когда бы я ни наведался в больницу, она держала его на коленях. Кажется, за эту неделю она ни на минуту не оставляла его одного. Мы заставляли ее пойти домой, чтобы немного поспать и принять душ, но каждый раз это был настоящий бой. Она не хотела тебя бросать.

Это все не удивительно, но одновременно кажется нереальным. Никто так меня не любил, и это все, чего я когда-либо хотел.

— Она на самом деле любит Гэвина, да? — спрашиваю я.

— ЭйДжей, она на самом деле любит тебя. Это та же любовь, что была у меня с Элли. Я говорю тебе еще раз: отношения, что начинаются в юности, перерастают в любовь, и она в сто раз сильнее любви между людьми, которые начали встречаться взрослыми. Там все по-другому. Она сильнее и крепче, даже если у вас была разлука длиной в тринадцать лет. Кэмми — твоя единственная. Так было всегда.

Хантер кладет руку мне на плечо и тяжело выдыхает.

— Боже, какая неделя. Мне давно не было так страшно.

— Где Шарлотта и девочки? — спрашиваю я.

— Была настоящая война, но я заставил их остаться дома. Для девочек это могло бы быть слишком тяжело. Олив и Шарлотта по очереди звонили всю эту неделю. Каждый час. Они сходят с ума.

Вслед за Хантером в палату входят мама и папа, и они оба изо всех сил стараются скрыть свои чувства. Должен сказать, они неплохо справляются. Но набрякшие мешки под мамиными глазами означают, что она плакала всю неделю. И папа, человек, который не плачет, выглядит так же.

— Со мной все нормально, — уверяю я их.

— Знаешь, мы всю твою жизнь обходились без каких-либо серьезных происшествий, ну кроме пары сломанных костей, но, похоже, ты просто решил отложить все на этот год, да? — говорит папа.

— Мне нравится делать все сразу. Вы же знаете. — Я пытаюсь засмеяться, хотя это больно.

— У тебя замечательная девушка, ты знаешь? — говорит мама. — Твоя Кэмми не перестает меня удивлять. Она просто замечательно справляется с Гэвином и Эвер.

Мама что-то говорит, но в голове — наверняка сразу по нескольким причинам — стоит туман, и мне сложно осознать все сразу.

— Господи боже, и еще я познакомилась с твоей дочерью, мы узнали друг друга за эти дни, и она потрясающая. Такой умный и красивый ребенок, и внешне, и внутренне. Эта неделя нас всех так сблизила, а теперь ты вернулся к нам, и это просто прекрасно.

— Что-то я немножко устал, — говорю я им.

— Ты проспал целую чертову неделю, сынок, — говорит папа. — Как ты можешь устать?

Он посмеивается, но когда подходит медсестра, обращается к ней.

— Здравствуйте, э… С ним ничего не случится, если он сейчас снова уснет?

— Скоро мы проведем еще несколько исследований. Думаю, пока мы не получим все результаты, у него не будет возможности поспать, — поясняет она.

Почему-то я решил, что теперь, когда проснулся, все в порядке. Какие еще исследования, и какие результаты? Кэмми знает?

— О, — удивляется отец, — я не знал, что нужны еще анализы.

— Это стандартная процедура, — поясняет медсестра с вымученной улыбкой. — Не беспокойтесь, сэр. Мы вернем его вам через мгновение.

Медсестра выпроваживает всех из палаты, хотя мне этого очень не хочется.

— Мы хотим сделать вам еще одно сканирование мозга и проверить сосуды, ЭйДжей. Предполагаю, что вам придется остаться в кровати еще несколько дней, но уверена, вы скоро встанете на ноги, — говорит медсестра.

— Хорошо, — отвечаю я.

Сканирование мозга и исследование сосудов проходят как в тумане, и я слушаю медицинский жаргон, который для меня не имеет смысла. Время тянется, и мне кажется, что все это происходит в течение нескольких часов.

Врачи сказали, что в ближайшее время должен прибыть физиотерапевт, чтобы помочь мне подняться и заставить немного подвигаться, плюс меня ожидают боли от долгого нахождения в постели, но неделя в коме — не такой срок, чтобы можно было беспокоиться.

Кэмми, Эвер и Гэвин возвращаются и устраиваются на стульях для посетителей рядом со мной.

— Я принесла тебе одежду, — говорит Кэмми, положив небольшую вещевую сумку на край кровати. — Я подумала, тебе будет более комфортно, если на тебе будет твоя одежда.

Я не знаю, как реагировать на ее доброту и заботу.

Когда жил с Тори, я возводил ее на пьедестал. Я думал, что так и делает муж, желающий сохранить брак. Папа постоянно талдычил мне об этом, но мне кажется, по большей части он злился из-за того, что я могу развестись во второй раз, а ведь мне нет еще и тридцати. И я не могу винить его за это беспокойство. Тем не менее, покончив с двумя неудачными браками и вернувшись к старым, но таким новым отношениям с Кэмми, я узнал кое-что что важное — нельзя опускать руки, если хочешь чего-то добиться. Нужно бороться.

Тори никогда не пыталась. Я пытался. Я знаю, что пытался. Кэмми тоже пыталась, несмотря на то, что мы были просто двумя глупыми влюбленными подростками, которые отказались от своего ребенка. И, тем не менее, я знаю, что она ради меня пойдет на край света, и знаю, что сделаю для нее то же самое. Я пройду огонь, воду и медные трубы, просто чтобы увидеть ее улыбку, но самое хорошее здесь то, что она никогда не заставит меня это делать. Это легко, так легко, как и должно быть.

— Ты знаешь, насколько важно для меня, что ты заботишься обо мне?

— Я не колебалась ни секунды, глупый. Ты нуждался во мне, и я здесь. Что еще имеет значение?

И это именно то, что нужно. Так просто.

— Кэм, — говорю я, пытаясь сесть, — я хочу все сделать правильно. Я знаю, что мы не готовы пока к чему-то большему, но мне нужно быть с вами. Я не уверен, что свидания — это по мне. Мне кажется, нам нужно пропустить несколько шагов, потому что мы уже встречались, ведь правда? — Я двигаюсь, и с губ срывается стон. — Я знаю, как ты относишься к ярлыкам.

Она наклоняется вперед и упирается руками в кровать.

— Что ты хочешь сказать, ЭйДжей? — Легкая улыбка на ее лице означает, что она просто хочет услышать, как я скажу эти слова.

— Боже, жизнь чертовски коротка. Это точно, — говорю я, указывая на себя. — Я хочу быть с тобой. Хочу жить с тобой, начать с тобой новую жизнь, и... я не знаю, сможем ли мы сделать все правильно, но может, пока просто будем семьей?

— Ты ужасен, — ехидно замечает Эвер.

— Тихо там, — указываю дочери. — Тебя никто не спрашивал, ворчунья.

— Просто будем семьей? — повторяет Кэмми.

— Да, я буду папой, ты будешь мамой, а остальное просто встанет на свои места.

— Кажется, мне нравится эта идея, — шепчет она.

— Мистер Коул, мы должны немедленно провести еще одно исследование. Мне жаль, но вашей семье придется снова подождать в комнате ожидания, — быстро говорит медсестра.

— Что происходит? — спрашиваю я.

Кэмми встает, поднимает Гэвина на руки, и Эвер тоже встает со стула.

— Что происходит? — настаивает Кэмми.

— Кажется, еще продолжается кровотечение. Нам нужно сделать еще одно исследование… пусть остальное вам расскажет доктор.

Чувствую, как из легких уходит весь воздух. Я думал, что проспал самый опасный период, но, похоже, мне не так повезло.

Возвращаюсь в тот же кабинет, куда меня возили и раньше, но в этот раз они используют другой аппарат, и вокруг мониторов в соседней комнате бегает больше врачей. Чувствую себя лабораторной крысой.

— Эй, — зову я, — кто-нибудь. Пожалуйста, скажите мне, что происходит? Я вроде как немного волнуюсь.

Подошедший доктор отодвигает один из аппаратов.

— ЭйДжей, во время первоначального обследования мы не заметили еще один очаг кровоизлияния. Возможно, потому, что уделяли внимание другой стороне, а может, кровоизлияние началось позже. Оно несильное, но оставлять так дело нельзя. В любом случае, для наркоза сейчас не лучшее время, особенно после недельной комы. Мы можем рискнуть, или есть альтернатива.

— Какая альтернатива? — спрашиваю я, и мне страшно услышать ответ.

— Есть некоторые пациенты, в основном с опухолями головного мозга, которых нельзя подвергать анестезии из-за риска осложнений. В этой ситуации риск осложнений такой же, и я бы чувствовал себя более комфортно, выполняя операцию, пока ты находишься в сознании.

— Я должен буду находиться в сознании во время операции на мозге? — уточняю я. Потому что, черт, я не уверен, что даже мысленно способен пройти через это.

— Мы дадим тебе препарат для обезболивания, но мне нужно знать, считаешь ли ты себя способным через это пройти?

— Откуда мне знать?

— Ты знаешь себя лучше, чем я, сынок, и хочу дать тебе право выбора, потому что альтернатива, по моему мнению, куда более опасна.

— Когда мы должны будем это сделать?

— Немедленно. Иначе могут возникнуть осложнения, с которыми нам не хотелось бы иметь дела.

Я киваю, отвечая и не отвечая одновременно. Он предлагает мне выбор, но я не чувствую, что он у меня есть.

— Могу я сначала поговорить со своей семьей?

— Конечно, — говорит он.

Возвращаюсь в свою палату, и все остальные сразу же входят внутрь, скорее всего, чтобы сэкономить время. Они обращаются со мной, как будто я вот-вот умру. Эта мысль пугает меня до чертиков.

Все смотрят на меня со страхом в глазах.

— Им снова нужно меня оперировать. Кажется, кровоизлияние продолжается.

— Снова под наркоз? — подает голос Хантер. — Нетушки.

Я с трудом сглатываю, пытаясь собрать в кучу слова, которые даже в голове не могу произнести твердо.

— Вообще-то, во время операции я буду в сознании.

— Что? — голос Кэмми едва слышен.

— Слишком опасно сейчас давать мне наркоз, и слишком опасно медлить. Вот такие дела.

— Сначала я хочу поговорить с доктором, — говорит папа.

— Да, я тоже, — соглашается мама.

— Ребята, доктор ясно дал понять, что у меня не так много времени, и я ему верю. Кажется, он знает, о чем говорит.

Папа падает в кресло, на его лице ни кровинки. Он подпирает рукой голову и медленно и тяжело дышит.

Эвер закрыла ладонью рот и смотрит на меня так, будто увидела призрака. Она не должна быть во всем этом замешана. Она уже через многое прошла. Гэвин ничего не понимает, но она понимает.

— Могут быть осложнения? — спрашивает Кэмми.

— Он не сказал, но выбора особо нет. Так что лучше решусь на операцию, не думая об осложнениях, тем более, что я должен быть в сознании.

Кэмми понимающе кивает головой, хотя я почти уверен, что она не совсем понимает. Потому что даже мне трудно это все осознать.

— ЭйДжей, я хочу знать квалификацию этого врача, — говорит мама, потирая плечо папы. — А куда ушел Хантер?

Наверняка брат уже насел на доктора.

— Хорошо, итак, пройдемся еще раз, — говорит медсестра. — Сейчас мы должны подготовить ЭйДжея к операции. Как только все закончится, и он отойдет от лекарств, кто-нибудь к вам выйдет и все расскажет.

Кэмми наклоняется и целует меня в лоб.

— Подумай о покупке дома, в котором мы будем папой и мамой. У нас будут деревянные качели на большом дереве на заднем дворе. Думай об этом все время. Думай о нас — о своей семье, о том, как мы прошли через все эти ужасы. Ладно? — шепчет она.

Я беру ее за руку, нежно сжимая.

— Думаешь, с этими ужасами я справлюсь?

Она сжимает зубы и с трудом сглатывает, ради меня стараясь изо всех сил сохранять позитивный настрой.

— Я знаю, что ты справишься, — говорит она.

— Спасибо за эти слова. — Я отпускаю ее руку.

Эвер обнимает меня, прижимая голову к груди.

— Я потеряла одного отца, но ты мой настоящий папа, и я не могу потерять тебя. На этот раз я не смогу так легко это пережить.

Ее слова разбивают меня на части, раскалывают прямо по центру и оставляют беспомощно лежать в луже пустоты.

— Эвер, ты знаешь, что означает твое имя?

Она пожимает плечами, в ее глазах стоят слезы.

— Я не знаю. Не думала об этом.

— Последнее, что папа сказал тебе перед тем, как тебя отдали, — говорит Кэмми. — Он сказал, что ты для него — всё. Эврифин.

— Но кое-кто решил, что Эврифин — хорошее имя, так что его сократили до Эвер и так назвали тебя.

— Меня зовут Эврифин? — тихо спрашивает она.

— Да. И ты для нас — всё, — говорю я ей.

Эвер плачет, и Кэмми обнимает ее, наклоняясь, чтобы дать Гэвину меня поцеловать.

— Я люблю тебя, папа.

— Я люблю тебя, дружочек. — Я не должен все время прощаться. Дни прощаний должны закончиться. Почему они не заканчиваются?

Мама говорит мало, но целует и смотрит мне в глаза, когда говорит, что у меня нет выбора: вернуться к ним или нет.

— Я найду тебя и все равно верну, Эндрю, ты меня понял? — Она изо всех сил старается оставаться сильной, хотя ее голос с каждым словом срывается.

Папа говорит еще меньше. Он сжимает мою руку, целует в лоб и тихо бормочет:

— Я люблю тебя, сынок, — и выходит из палаты.

Хантера все еще нет, но когда медсестра приходит, чтобы заменить капельницу обезболивающим или что там еще мне нужно, он все-таки появляется.

— Это хороший врач. Я ему верю. Он поможет тебе, и ты выдержишь операцию. Ты меня понимаешь? Ты справишься, ЭйДжей. У тебя нет выбора.

— Я не заставлял бы вас проходить через это снова, — говорю ему решительно, одновременно осознавая, что в этой ситуации я мало что решаю.

Минуты проходят, лекарство действует, и мир становится размытым. Я не совсем в себе, странное ощущение. Как будто онемел внутри и снаружи. Медсестры и врачи говорят со мной, но это больше похоже на какую-то тарабарщину.

Осознаю, что иду по коридору, но не понимаю, быстро или медленно. Мы заходим в комнату, в которой белый пол и потолок сливаются и переходят друг в друга. Я знаю, что не сплю, но это как спать наяву. Я бы предпочел не думать, не слышать и не чувствовать.

Секунды и минуты размываются, звуки вокруг похожи на гул стройки где-то в километре от меня. Мне нелегко дышать, но чувствую себя спокойно, учитывая, что происходит снаружи и внутри моей головы.

Потом снова иду, но опять не понимаю, как быстро, и теперь даже не осознаю куда.