Генерал стоял с трубкой во рту на своем любимом месте у окна и смотрел на Петровку. Свет фонаря вырывал из темноты настоящий шквал. Капли дождя, похожие на нити, падали на стекло и оставляли на нем длинные потеки. Королев тоже любовался этим зрелищем, довольный тем, что сидит в тепле, а не тащится в промокшей одежде по улице, что по лицу не струится вода и не надо стоять в длинной очереди за хлебом.

— Это ужасно. Половина парней, приехавших сюда из деревни, в своем колхозе никогда трактора не видели, а уж тем более грузовика. В Москве они устраиваются работать на стройку, и их сажают за руль. Спроси у ребят из автоинспекции, они тебе расскажут такое, что плакать хочется. Да им надо спасательные жилеты выдавать, когда они начинают водить. Хотя нет, скорее, жилеты надо выдавать пешеходам. Ребята из автоинспекции говорят, что водитель грузовика, сбившего «форд», был достаточно опытен. Они думают, что он ехал позади Ларинина и столкнул его с идущим навстречу грузовиком. Он даже не остановился. От машины остались одни обломки. А зачем ему останавливаться? Он же увидел, что произошло. И то, что он увидел, тянет на статью пятьдесят восьмую — «контрреволюционные преступления». Кто-нибудь успел запомнить номер? Нет? Значит, это несчастный случай. Этот парень, может, даже не видел Ларинина из своей кабины, кто знает? Может, Ларинин нарушил правила. Ребята из автоинспекции разберутся с этим, не беспокойтесь. Они перероют все.

Королев открыл было рот, чтобы что-то сказать, но остановился, заметив, что Попов качает головой и показывает наверх.

Генерал взял в руки его ежедневный отчет — сегодня в нем было только две страницы. Королев подумал, что генерал как-то нарочито настаивает на том, что смерть Ларинина была несчастным случаем, но если Попов подозревает, что кабинет прослушивается, то он знает, что делает. Капитан понимающе кивнул головой, и генерал уткнулся в первую страницу коротенького отчета.

Королев специально многое опустил и ничего не написал об убитом чекисте, потому что Грегорин запретил это делать. Что же касается встречи с Колей Графом, то он упомянул о ней вскользь и отметил, что это была пустая трата времени. Он указал только, что была установлена личность Тесака и что это было единственное достижение дня.

— Значит, Коля Граф ничего интересного не рассказал? Удивительно, что он вообще с тобой встретился. — Попов сделал многозначительную паузу, и Королев от смущения заерзал на стуле. — Что будешь делать дальше?

— Постараемся разыскать вторую девушку и машину. Продолжаем опрашивать местных жителей — может, кто-то что-то видел. Брусилов разрабатывает комсомольцев. Кроме того, нам известны кое-какие приятели Тесака, будем искать их. Может, повезет, а может, и нет. Конечно, госбезопасность в любой момент может забрать дело полностью под себя.

— Лучше бы так, — ответил Попов. — Описание пропавшей девушки разослали по участкам. Думаю, это что-то даст.

Они обменялись хмурыми взглядами.

— У меня такое ощущение, что мы движемся в тупик, — сказал Попов.

— Может, оно и к лучшему. В любом случае мы знаем, что ведется параллельное расследование.

Сейчас оба говорили на микрофон.

— Согласен, — кивнул генерал. — Ладно, сегодня мы уже ничего не сделаем. Отправляйся домой.

Королев приподнялся и почувствовал, как подкашиваются ноги. Комната поплыла перед глазами, и он несколько раз сглотнул, чтобы справиться с приступом тошноты. Ему показалось, что вся его жизненная энергия стала вдруг вытекать через ноги.

— Извините, — еле выдавил из себя он.

— Что с тобой, Алексей Дмитриевич? Ты в порядке?

— Да, сейчас, товарищ генерал. Простите.

Он из последних сил попытался сфокусировать взгляд на письменном столе, остальные предметы в комнате оставались размытыми. Лоб покрылся липкой испариной, и он снова сглотнул. Королев почувствовал крепкую, тяжелую руку Попова у себя на плече, и это помогло ему собраться.

— Спасибо, — прошептал Королев. Ему показалось, что прошла целая вечность. — Мне уже лучше.

Только сейчас он понял, что генерал что-то говорил ему, но он ничего не слышал.

— Ты можешь держаться на ногах? — спросил Попов.

Королев наклонился вперед, оперся на стол и заставил себя встать.

— Хорошо, — сказал Попов и похлопал его по спине. — Но лучше я отвезу тебя домой. Своим видом ты мало чем отличаешься от покойника.

Королев хотел было отказаться, но вспомнил духоту трамвая и передумал.

— А может, не стоит, товарищ генерал?

— Мне все равно по пути. Давай собирайся. Встречаемся у центрального въезда. Ты сам сможешь дойти?

— Да, товарищ генерал, — сказал Королев, предвкушая приятное тепло машины.

Пять минут спустя Королев уже открывал дверцу генеральского ЗИСа. Он уселся, и машина тронулась.

— Не знаю, прослушивается ли мой кабинет, — сказал Попов, — но три дня назад в телефоне появился характерный свист.

— Понятно. Может, вам показалось?

— Кстати, завтра вечером состоится еще одно партийное собрание.

— Я думал, что собрание уже было сегодня.

— Да, было. Но на этом будет обсуждаться недостаток бдительности и упущения в нашей партийной ячейке. Меня как старшего активиста попросили выступить с соответствующей самокритикой.

Королев посмотрел на генерала. У Попова было спокойное, невозмутимое лицо, но капитан прекрасно знал, что происходит на партийных собраниях. Это было похоже на травлю медведя собаками. Добычу рвали на части. Вопросы сыпались со всех сторон, один нелепее другого, причем ответы уже никого не интересовали. Как только удавалось разделаться с одной собакой, другие сразу же хватали за бока. А толпа подбадривала их, потому что знала: иначе они будут следующими.

— Я признáю свои ошибки и скажу, что готов повиноваться решению партии. Предложу, чтобы за эти проступки мне дали другое задание. Я не собираюсь сражаться. Если партия считает, что болтовня Менделеева — угроза для государства в тяжелое для страны время, я не стану этого отрицать. Я любил его, он был хорошим работником, классным милиционером. Он, конечно, не состоял в партии, но все же милиционеру следует думать головой, прежде чем говорить. Если бы меня спросили, наказывать его или нет, я бы сослался на его послужной список. Но правильно ли это? Партия считает, что я учитывал только практический аспект дела и проигнорировал политический. И они правы. А я думал, что политику лучше оставить чекистам. Конечно, я ошибался.

В голосе генерала появилась хрипотца и какая-то напыщенность. Королев заметил, что он так сильно сжимает баранку, что побелели костяшки пальцев.

— Я не раз проливал кровь за партию, Королев, и сделаю это еще раз, если понадобится. Все мы знаем, какая сейчас ситуация в мире. Испанские товарищи проигрывают фашистам. В Германии партию задушили — теперь они расширяют границы. А итальянцы маршируют по трупам в Африке. Рано или поздно они придут за нами, они уже строят планы захвата с помощью шпионов и провокаторов. И партии об этом известно. Мы не можем терять бдительность, иначе они нападут. Если партии нужен повод, чтобы напомнить об этом всему отделу, я готов послужить этим поводом.

Королев не знал, что сказать. Генерал был прав. Даже японцы пытались передвинуть советские границы, замахиваясь на Сибирь. Так всегда было, правда. Враги окружали советское государство с момента его основания, только сейчас страна была сильнее, чем раньше.

— Это было упущение и с моей стороны.

Генерал нахмурился.

— Не начинай снова. Пусть решает партия, а ты пока склони голову. Понимаешь?

Королев неохотно кивнул в знак согласия, и Попов облегченно перевел дыхание.

— А теперь расскажи мне то, что утаил в кабинете.

Королев глубоко вздохнул и рассказал о соображениях гражданки Кардашевой относительно того, кем были убийцы с улицы Разина, и о том что Грегорин, скорее всего, возглавлял операцию по захвату иконы.

— Понятно. Но тебе же сам Грегорин прозрачно намекнул, что за всем этим стоят чекисты.

— Да, но только забыл упомянуть, что именно он устроил облаву на воров.

— Ну да. Но если бы он сказал тебе об этом, стало бы ясно, почему его назначили курировать это расследование. Как думаешь? Ведь кража иконы из хранилища не попадает в зону его ответственности?

— Не знаю.

Попов долго о чем-то размышлял в тишине. Королев задумался, что бы сказал генерал по поводу убитого чекиста и что стал бы делать, узнай он, что речь идет о Казанской иконе. Наверное, был бы потрясен.

— Что мне делать?

— Что делать? А что ты можешь сделать? Ты уже не можешь соскочить. Кто тебя освободит от этого?

Генерал повернул в переулок, и машина забуксовала на скользкой грязи склона. Асфальтированная дорога в свете желтых фар казалась коричневой.

— Плохая ночь. Надвигается распутица. Ты помнишь, какой была осенняя грязь во времена войны? Я видел, как в ней тонут люди. Так что надо благодарить партию за асфальтированные дороги и все остальное.

Королев кивнул головой. Генерал как раз подъехал к дому номер 4. Дождь барабанил по крыше и капоту машины.

— А где сегодня ваш водитель, товарищ генерал?

Генерал пожал плечами.

— Заболел. Во всяком случае, так он мне сказал. — Он посмотрел на Королева. — Послушай, ты должен вести расследование, как будто это обычное дело. Так безопаснее. Если в ЧК есть предатели, их рано или поздно выявят — похоже, Грегорин уже дышит им в спину. Возможно, тебя используют в качестве приманки, но ты должен выполнять свой долг. Может быть, тебе даже удастся поймать их. А вдруг окажется, что это действительно дело рук каких-то сумасшедших, кто знает. Может, нам всем удастся остаться целыми и невредимыми после этого расследования.

Королев кивнул и попрощался, ощутив крепкие тиски генеральского рукопожатия.

Только умалишенный мог считать, что это дело не имеет отношения к госбезопасности. Королев наблюдал, как отъезжает генерал. Он слышал, как кровь стучит в висках. Никогда еще он не испытывал такой головной боли. Казалось, голова у него прострелена. Теперь будет знать, как связываться с работягами. В его возрасте безрассудно вести себя так. И все же капитану стало приятно, когда он вспомнил исполненный гордости за старшего товарища взгляд Семенова.

Королев немного постоял, чувствуя, как земля уходит из-под ног, потом шагнул к двери, но все вокруг завертелось кувырком, и он в панике принялся жадно глотать воздух. Желудок готов был вывернуться наружу. Королев сделал три шага к стене и оперся о нее руками, не обращая внимания на клубящийся из водосточной трубы пар. От него пальто стало черным и влажным. Желудок снова напомнил о себе. Королев наклонился и, по-прежнему упираясь в стену, выдал струю рвоты. Остатки непереваренной пищи растворялись в потоке дождя. Его вырвало еще раз. Глаза закрывались, он еле держался на ногах. Как в замедленном фильме, он поднял руку и вытер рот, потом провел языком по зубам и сплюнул. От этих усилий желудок снова взбунтовался. Королев не различал предметов, перед глазами было сплошное размытое пятно. Может, его отравили? Но он ничего не держал во рту, кроме папиросы, последние несколько часов. Он глубоко вдохнул и положил руку на грудь, пытаясь сдержать дрожь, которая сотрясала все тело. Он посмотрел на отражение фонаря в луже под ногами. Этот свет, похоже, будет последним, что он видит в своей жизни. Он выругался, но слова, задавленные обильным слюноотделением, звучали невнятно. Он начал медленно продвигаться в сторону двери, опираясь о стену тяжелой дрожащей рукой. Нужно попасть в подъезд, чтобы не закончить жизнь в луже, словно бездомная собака. Малейшее движение давалось с большим трудом. Он ощущал каждую ниточку своего промокшего пальто и молил Бога дать ему отсрочку. «Господи, сохрани!» — прошептал он, и эти слова громом разорвали глухую боль, которая сковывала голову.

Он услышал звук приближавшихся шагов, но ему было настолько плохо, что он даже не смог поднять голову. Черт! «Вот она, пуля с моим именем, и я готов принять ее. Наконец наступит освобождение».

Королев еще успел почувствовать, как чьи-то руки подхватили его, когда он начал проваливаться в небытие.