До самого горизонта простиралась бескрайняя равнина, одно огромное поле, которое струилось и покачивалось на ветру. Колосья пшеницы то клонились к земле, то снова поднимались в беспорядочном танце. Он медленно шел, разрезая это море, и колосья покалывали руки. Ветер расталкивал их, пуская то огромные волны, то рябь по желтому пшеничному полю, которое, когда над ним проплывали облака, местами становилось серым. Слышалось лишь карканье ворон да шепот колосьев.

Королев повесил тяжелую винтовку на плечо. Большим пальцем руки он потирал предохранитель, указательный лежал на спусковом крючке.

Где-то здесь прятался поляк. Он, наверное, сейчас ползет по-пластунски, стараясь не раскрыть себя. Королев искал следы, которые могли выдать разведчика. Наверняка пробирается на запад — откуда пришел. И там же находятся остальные. Интересно, ранен он или нет? Конь поляка лежал на земле за спиной у Королева, подергиваясь в предсмертных судорогах. Он смотрел в небо, и густая кровь уже начала подсыхать на грудине, куда попала пуля. Королев остановился, но, кроме крика ворона, кружащего над умирающей лошадью и зазывающего собратьев на пир, ничего не услышал.

Он ступал с большой осторожностью. Слышал, как под ногами трещит каждый колосок, но не слышал никаких посторонних шорохов. Винтовка поляка осталась на седле умирающей лошади, но у него наверняка был пистолет. Ведь офицеры всегда носили пистолет при себе, иначе как убивать? Он остановился и медленно повернул голову налево, перенеся центр тяжести на другую ногу. Вдруг ему что-то послышалось. Совсем рядом. Еще один звук — и он остановился, проверяя пальцем предохранитель. Королев решил выстрелить в пшеницу, если увидит одежду цвета хаки, но тут поляк показался сам. Из пшеницы появилась его сабля, затем рука, фуражка, глаза, оскаленный рот, эполеты, блестящие пуговицы на униформе, отполированный ремень марки «Сэм Брауни»… Поляк сделал выпад, и сабля вошла в Королева прямо над пряжкой, проткнув ткань и кожу, как бумагу. Винтовка в руках перестала его слушаться, когда острие сабли перерубило ребро за ребром, прошло через легкие и сломало еще одно ребро, ища выход со спины. Королев собрал все силы и спустил курок. Раз, второй… Глаза поляка округлились от неожиданности и потухли, когда пуля пронзила его грудь. Королев стоял один в поле, его трясло, кровь стекала по штыку. Словно вдалеке он услышал чей-то крик. Это был его собственный голос, но в тот момент он показался ему чужим.

— Эй, тише, тише! Спокойнее. Ребенок испугается, — раздался глубокий, спокойный голос.

Королев попытался открыть глаза, но веки, как слипшиеся, поднимались с трудом. От сильного света начало резать в глазах, и он снова закрыл их, крепко-крепко, ощущая уже знакомую боль в области лба. Потом снова открыл глаза и увидел перед собой очки.

— Сотрясение, — сказали очки. — Вот что это. Типичное сотрясение.

— С ним все будет в порядке? — спросил совсем юный голос.

Королеву показалось, что говорила девочка. Интересно, кто это? Он почувствовал облегчение, заметив, что она задала вопрос без страха.

— Да все с ним будет в порядке. Посмотрите на него. Он здоров как бык. Все будет хорошо. — И словно в подтверждение очки авторитетно блеснули. — Сейчас ему необходим хороший сон и немного заботы. Он поправится. Не беспокойтесь, юная леди.

Королев мигнул. Он был в Москве, в своей новой квартире. Польский офицер остался в прошлом — просто дурное воспоминание, которое жило где-то на задворках сознания, как и другие военные воспоминания. Во рту пересохло, он сглотнул, и кто-то поднес к его губам стакан. Он жадно выпил все, ощущая, как живительная влага бежит по гортани.

— Видите, все не так уж плохо. Просто сильный удар головой. Сколько пальцев, товарищ? — Мужчина в очках показал ему три пальца.

— Три, — сказал Королев надломленным голосом. Шутить не было сил.

— Отлично. Но все равно надо отлежаться хотя бы денек.

— Не могу, — ответил Королев, и ему показалось, что это сказал чужой голос.

— Можете. И чтобы я не слышал больше этих глупостей. Семен Семенович…

— Хотя бы один день. Лучших сотрудников надо беречь. Это указание Центрального комитета.

Королев узнал голос Попова, но не видел его — мужчина в очках сидел так близко, что заслонял собой всю комнату.

— Вот. Что теперь скажете, голубчик?

Королев нахмурился. Насколько он мог понять, он лежал на большом мягком диване в коммунальной кухне. Он с усилием приподнялся на локтях, и человек в очках помог ему сесть. Голова покачивалась на плечах, как чужая. Он сосредоточил взгляд на дощатом полу, почувствовал, что приступ тошноты прошел, и поднял голову, чтобы рассмотреть людей в комнате. Шура с серьезным лицом стояла у входа в кухню. Рядом с ней Валентина Николаевна вопросительно смотрела ему в глаза. Ее рука лежала на плече хорошенькой девочки. Наверное, это Наташа, ее дочь. С виду ей было лет восемь. У нее были русые волосы, глаза, как у матери, и красный пионерский галстук на шее. Она несмело улыбнулась. Попов стоял у окна, потирая нос потухшей трубкой.

— Что случилось? — спросил Королев, удивляясь тому, что очнулся в квартире в окружении всех этих людей. Он помнил только, как стоял, опершись о стену, изрыгая содержимое желудка в грязные потоки дождя, и слушал шаги приближающегося убийцы. Но даже это воспоминание было размыто.

— Вас привел генерал Попов, — сказала Наташа, глядя ему в глаза. — Он сильно стучал в дверь, пока я не открыла. Вы лежали на полу. Он сказал, что вам плохо и нужно вызвать врача, а потом занес вас сюда.

— Она поднялась наверх и позвала профессора Гольдфарба, — добавила Шура. — Он живет на пятом этаже. Он как раз ужинал… И мы перенесли вас сюда.

— Ужин подождет, — сказал профессор, протирая очки.

— А как товарищ следователь? — спросила Шура. — С ним все будет в порядке? У него такая ужасная рана на лбу.

— Я уже сказал, что все будет хорошо.

— У вас было совсем белое лицо. Как у привидения, — сказала Наташа.

— Что случилось? — Валентина Николаевна сделала шаг вперед и указала на шов. — Выглядит ужасно.

— Несчастный случай, — сказал Королев, пытаясь всех успокоить, но это прозвучало неубедительно даже для него самого. — Сотрясение? — спросил он у профессора, пытаясь перевести разговор в деловое русло.

Валентина Николаевна покачала головой.

— Если бы вы видели, что здесь было, когда я пришла домой! Полно людей, и вы лежите посередине комнаты. Это было похоже на сцену из какой-то пьесы. Вы попробуете что-нибудь съесть?

Шура с готовностью подняла голову, и Королев не смог ей отказать.

— Может быть, немного супа, — сказал он.

Спустя минуту Валентина Николаевна и Шура уже спорили, как лучше разогреть суп. Наташа мило улыбнулась, положила подушку на деревянную табуретку, подсела к столу и открыла тетрадь. «Домашняя работа», — подумал Королев. Ребенок за уроками и возня женщин в кухне внушали чувство безопасности и наполняли сердце добротой. Он откинулся на спину и на мгновение закрыл глаза. Когда он снова открыл их, на него тревожно смотрел Попов. Сейчас он показался ему непривычно маленьким.

— Как ты себя чувствуешь, Алексей Дмитриевич? — спросил Попов едва слышно.

— Так, будто мне наполнили голову бетоном, но в целом неплохо. Мне повезло, что вы нашли меня.

— Когда ты выходил из машины, из твоего кармана выпала записная книжка. Я вернулся, чтобы вернуть ее.

— Спасибо, товарищ генерал.

Генерал махнул рукой, показывая, что благодарить не стоит.

— Профессор говорит, что тебе нужно полежать минимум сутки. Завтра я поговорю с Семеновым и Грегориным, и мы решим, как вести расследование дальше. Что бы там ни было, отлежись денек-другой. — Королев хотел было возразить, но генерал остановил его. — Это приказ, Алексей Дмитриевич. Товарищ профессор, пожалуйста, подтвердите мои слова.

— Вы все правильно говорите. При сотрясении полагается хотя бы сутки постельного режима. Вы можете не лежать все время в кровати, но о том, чтобы идти на работу, не может быть и речи. Вам нужен покой и хороший сон. И кстати, никакой водки. Даже пива нельзя. Сейчас главное для вас — сон. Желательно, чтобы рядом с вами все время кто-то находился. Это простая предосторожность, но без нее нельзя. Валентина Николаевна?

Она с серьезным видом кивнула.

— Конечно, товарищ профессор. Если нужно, поменяюсь сменами.

Если бы генерал не выглядел таким уставшим, Королев стал бы возражать, но вместо этого он только вздохнул и кивнул в знак согласия.

— Хорошо, — сказал генерал, поднимаясь. — Думаю, пора прощаться, профессор.

— Хорошо. Спокойной ночи. Вот мой номер телефона в университете. Если понадоблюсь, звоните.

Профессор записал номер на страничке из маленькой записной книжки и вручил Валентине Николаевне. Королев сделал попытку подняться, но понял, что не сможет. Он только молча кивнул и, когда доктор с Поповым ушли, снова лег.

— Вот, товарищ следователь, поешьте, — сказала Шура и поставила на стол суп. — Вам помочь?

Шура с Валентиной Николаевной взяли его под руки и помогли добраться до стола. От аромата супа с капустой и курицей у Королева слюнки потекли в буквальном смысле этого слова. Он принялся есть, дуя на ложку, чтобы не обжечься.

— Очень горячий, товарищ следователь? — спросила Шура.

— Я же вам говорила, — сказала Валентина Николаевна. — Вот, возьмите хлеба. Макайте в суп, так он быстрее остынет.

— Все в порядке, спасибо вам большое. Суп очень вкусный.

— Мне не разрешают макать хлеб в суп, — сердито сказала Наташа, отрываясь от тетрадки. — А почему ему можно?

— Потому что он следователь, Наташа, и ему нужно хорошо питаться, набираться сил, чтобы ловить убийц и бандитов, — ответила Шура с горячностью, которая, похоже, вполне удовлетворила девочку.

Наташа снова принялась за домашнее задание, а женщины с удовольствием стали наблюдать, как Королев ест.

— Хороший аппетит у товарища следователя. Правда, Валентина Николаевна? — спросила Шура, когда Королев наклонил тарелку, чтобы собрать остатки супа.

— А где моя одежда? — спросил Королев, только сейчас заметив, что сидит в каком-то старом свитере и в форменных брюках.

— Вы же насквозь промокли. Не беспокойтесь, мы не подглядывали, когда раздевали вас, — сказала Валентина Николаевна.

Шура с Наташей прыснули от смеха, прикрыв рты ладошками.

— Неудивительно, что у него такой аппетит, — сказала Шура, а Королев смутился и покраснел. Он не привык быть в компании женщин, к тому же они были не такими уж занудами, как он предполагал, и шутили как обычные люди.

— Неужели у вас нет других поводов для смеха? — сказал он. — Что вы уставились на меня, как на жирафа в зоопарке?

Его возмущение было неподдельным, однако негодующие фразы настолько не соответствовали сложившейся обстановке, что женщины рассмеялись еще громче, уже не скрываясь. Он тоже невольно улыбнулся, и это еще больше подняло всем настроение.

— Мне пора возвращаться наверх, — сказала Шура. — Скоро придет Исаак Эммануилович. Если надо будет, я спущусь позже, Валентина Николаевна.

Шура попрощалась, и в кухне остались трое: Королев, Валентина Николаевна и Наташа. Наташа первой нарушила затянувшееся молчание.

— Я закончила домашнюю работу, — сказала она.

— Хорошо. Готовься ко сну. Я приду через минуту, — сказала дочери Валентина Николаевна.

Наташа собрала тетрадки, ручку и вышла. Капитан пытался не смотреть на Валентину Николаевну, но у него не получалось, и взгляд его постоянно возвращался к ней.

— Наташа молодец, — наконец смог он выдавить из себя после долгих раздумий, о чем же заговорить, чтобы нарушить неловкую тишину.

Валентина Николаевна сжала руки с такой силой, что пальцы побелели.

— Она слишком взрослая для своих лет. Дети сейчас раньше взрослеют. Мы сами от них этого требуем. Вы видели ее пионерский галстук? Даже младших школьников готовят к войне. — Она прижала руку ко лбу. — Не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли…

— Я вас правильно понял, не переживайте. Я знаю, что вы верный гражданин страны.

Это были не совсем те слова, которые Королеву хотелось ей сказать, но Валентине Николаевне сейчас требовались просто слова поддержки.

Она посмотрела на него и покачала головой, как будто коря себя за такое поведение.

— Надеюсь, вы простите меня за то, что я скажу. Я немного нервничаю по поводу того, что вы будете все время находиться в квартире. Я ведь могу в порыве гнева сказать что-то не то. Вы меня понимаете? Я вижу, что вы нравитесь Наташе. Не знаю почему. Возможно, потому что она помогла вам. Но это тоже заставляет меня нервничать. Если вы будете постоянно рядом, это все равно, что все время быть под наблюдением.

— Я следователь. Не чекист. Я простой милиционер.

Она натянуто засмеялась.

— Вы хотите сказать, что милиция не вмешивается в дела государственной безопасности? Что это работа ЧК? Но вы же знаете, что это не так.

Она была права. Он знал, что большинство арестов по статье 58 производилось офицерами милиции, обычно под руководством НКВД, но не всегда. Ему повезло не участвовать в этом, поскольку он сидел на Петровке, 38, занимаясь убийствами, разбоями и прочей гадостью, но ему это нравилось. Он уже не удивлялся, что свидетели по уголовным делам не упускали возможности сообщить о политических взглядах соседей, товарищей, а иногда и членов семьи. Простые советские граждане знали, как никто, что милиция была вовлечена в политические расследования, и бесполезно уверять, что к его расследованию политика не имеет никакого отношения. Поэтому Королев не стал спорить с хозяйкой квартиры.

— Понимаю, но что я могу сделать? Я получил эту квартиру как ведомственную. Как только появится другая, я перееду. Но вы же сами понимаете, что это маловероятно. Я постараюсь реже выходить из своей комнаты. Не беспокойтесь, я не стану шпионить за вами.

Она отмахнулась.

— Да я не это имела в виду. Вы здесь, и этого не изменишь. Я просто пыталась вам объяснить… — Она замолчала и долго смотрела на него. — Я пыталась объяснить вам свою излишнюю сдержанность. — Она поднялась и протянула руку, как это обычно делают мужчины. — Я рада, что мы откровенно поговорили.

Королев смущенно пожал ей руку. Он так до конца и не понял, что Валентина Николаевна имела в виду, но кивнул.

— А теперь вам пора ложиться, — сказал она. — Завтра я остаюсь дома, чтобы присматривать за вами.

— Спасибо.

— Наташа хочет, чтобы я осталась. Вы для нее как бездомная собака, которую она спасла от дождя. Хотите, я помогу вам дойти до комнаты?

— Не надо. Думаю, я сам справлюсь.

Королев медленно поднялся с дивана, опираясь одной рукой о стул. Его качнуло, но он улыбнулся и осторожными шагами направился в свою комнату.

— Видите? Я в порядке.

Он пожелал ей спокойной ночи и закрыл за собой дверь, левой рукой нащупывая выключатель. Он уже хотел было включить свет, но передумал, подошел к окну и посмотрел на другую сторону улицы. В воротах четко была видна тень человека. Круглая меховая шапка и длинное пальто. Судя по тому, как свет фонаря отражался от пальто, оно было кожаным. Кто это? Вор? Священник? Чекист? Иностранный шпион? Если этот человек будет стоять там и завтра, Королев устроит ему небольшой сюрприз, но сегодня ему едва хватает сил, чтобы добраться до кровати. Королев плотно задернул шторы, но включать свет и раздеваться не стал. Он подошел к стулу, на котором сохло его пальто. На сиденье лежала кожаная кобура. Он вытащил «вальтер», проверил предохранитель, положил пистолет под подушку и упал на кровать.

Несколько минут он еще различал движение соседей за стеной, слышал отголоски разговоров Валентины Николаевны с Наташей, чьи-то шаги, шум бегущей воды, а потом и квартира, и дом, и вся Москва канули в небытие, и сон принял его в свои крепкие объятия.