Голова Королева раскалывалась. Тупая, всепоглощающая боль. Тело тоже ныло. Он подумал, что последние несколько дней все норовили оставить след на его черепе — то чекист, то рабочий, то вор. После такого количества полученных в голову ударов он уже сомневался, может ли верить собственным глазам. Он сидел в теплом кабинете, на удобном стуле, со стаканом водки в руке. Его окружали незнакомые лица, которые, похоже, не собирались использовать его в качестве боксерской груши. И если это всего лишь сон, он не хотел просыпаться.

Когда доктор начал накладывать швы на рану над глазом, Королева понял, что не спит, потому что теперь он явственно ощущал, как под кожу входит каждый миллиметр иглы. Поодаль на столе сидел Семенов и озабоченно наблюдал, как работает доктор. Это, конечно, радовало, но, как оказалось, Королев ошибался насчет этого малого, поэтому полностью доверять ему нельзя. Семенов только что всадил три пули в чекиста, а теперь сидит как ни в чем не бывало.

Настоящий начальник Семенова, полковник Родинов, был нетерпелив, резок и пытался поторопить доктора.

— Вы еще не закончили? — рявкнул он.

— Последний стежок, секундочку. Вот так.

Доктор наложил на голову Королева повязку, встал, посмотрел на результат своей работы и довольно кивнул. Королев обрадовался, что экзекуция наконец окончена.

— Выйдите, — сказал полковник и указал на дверь.

Доктор, мужчина лет пятидесяти, поклонился, но тут же вспомнил, где находится. Такое было принято раньше, в буржуазном обществе, и по нынешним временам тянуло на пять лет лагерей. Поэтому доктор поспешил удалиться и захлопнул за собой дверь. «Он похож на страуса», — подумал Королев.

— Продолжайте с того места, где остановились, — сказал полковник, румяный, с круглой лысой головой, на которой блестели капельки пота.

Королев и так уже многое рассказал ему, но утаил, что речь идет о Казанской иконе Божией Матери. Эту информацию он решил не раскрывать. Все, кто узнавал, с какой иконой имеет дело, или умирали, или имели веские основания держать язык за зубами. Королеву показалось, что если Родинов узнает, что кутерьма идет вокруг Казанской иконы, то ситуация быстро выйдет из-под контроля.

— Видите, — сказал Королев, — Грегорин все это время направлял нас. Шаг за шагом. И все ради собственных корыстных целей. Или для осуществления заговора, если он вообще существует.

— Да, это самый настоящий заговор. Ему никто не отдавал указаний на этот счет. Когда Семенов рассказал мне о деталях вашего расследования, я удивился, но наша работа часто требует соблюдения секретности. — Он задумался, потом поднял телефонную трубку и, подождав несколько секунд, сказал: — Родинов. Скажите Шарапову, чтобы он позвонил мне. — И положил трубку на место. Похоже, он считал вежливость пережитком прошлого. — Но майор… Этот человек кровью проложил дорогу для партии. Я ожидал подобного от Грегорина, но не от Чайкова.

— Грегорин его использовал. Но когда Чайков понял, что ним манипулировали и он невольно стал частью заговора против государства, он, наверное, был готов принять пулю.

Родинов покачал головой.

— Никогда бы не подумал! Я видел, как этот парень бросался под пули врага во время карательных операций, работал на износ. Не понимаю, почему он не пришел с повинной. Да, ему не хватило бдительности, но он был настоящим трудягой. — Родинов снова покачал головой. — Капитан, похоже, ваши действия помогли разворошить змеиный клубок. А вам, Семенов, спасибо за помощь. Если бы вы не пришли ко мне, когда Грегорин забрал Королева сюда, мы бы никогда не узнали правду. Сам Ежов каждый час требует отчет по этому делу. Как только Грегорин окажется в наших руках, мы сможем узнать, кто еще завязан в этом заговоре. Теперь это всего лишь вопрос времени.

— Товарищ полковник, я ни на миг не сомневался, что капитан Королев не может быть предателем.

— Когда его будут арестовывать… — начал Королев.

Родинов вопросительно посмотрел на него.

— Вы хотите участвовать?

— Да, если можно.

— Посмотрим. Сначала его нужно найти. Конечно, это дело ЧК, но не думаю, что Ежов будет возражать. Уверен, у вас есть что ему сказать. На вашем месте я сделал бы то же самое. — Он повернулся к Семенову. — Семенов, а этот следователь оказался крепким орешком. Посмотрите на его лоб — с этими швами он похож на железнодорожное полотно.

— Полковник, товарищ Королев многому научил меня за эти несколько месяцев, что я работал в народной милиции. Меня поразили его верность долгу, а также логический и взвешенный подход к расследованию.

— Это высокая похвала, Королев, от человека, к которому благоволит сам товарищ Ежов.

В огненно-рыжем цвете рассвета поблескивали золоченые купола московских церквей, когда Семенов вез Королева домой. Они не смогли освободиться раньше, потому что пришлось разыскивать вещи Королева — он отказывался уезжать без своего зимнего пальто и валенок. Один из охранников-близнецов отвел их к коробке с вещами Королева, где помимо одежды лежал «вальтер» и записная книжка. В этот раз охранник был без ремня и босиком. На его разбитом лице застыло выражение ужаса и недоумения. Королев хотел было заехать ему по морде — его ухо до сих пор ныло от боли, — но решил, что охранника достаточно наказала сама судьба. Хотя, возможно, тогда его ударил второй близнец.

— Едем на «форде», как в старые добрые времена, — сказал Семенов, когда Лубянка в зеркале заднего вида стала совсем крошечной. Машина, в которой они ехали, была очень похожа на ту, в которой встретил свою смерть Ларинин.

— Берегись грузовиков, — буркнул Королев, и Семенов улыбнулся.

Обоим было как-то не по себе, разговор не клеился, поэтому они ехали в тишине.

В это утро на Красной площади должен был состояться парад в честь годовщины Октябрьской революции. На трамваях и автобусах были расклеены плакаты, восхвалявшие достижения пятилетки, силу партии и мудрость Сталина. Рабочие расчищали улицы, а колонна солдат стояла на Яузском бульваре, держа на канатах надувные фигуры в форме различных зданий. Вот кооперативный магазин, вот здание Центрального комитета партии, а за ним — кузница. Всего около сорока различных зданий раскачивалось на легком утреннем ветерке. На морозном воздухе солдаты выдыхали пар и дым папирос, и от этого казалось, будто воздушный городок плывет в тумане. Чуть дальше виднелись отряды пионеров с красными галстуками на шее. Они несли флаги и транспаранты, сбивая остатки листвы на деревьях. А за ними выстроилась линия коричневых танков, изрыгающих черный дым из выхлопных труб. «Интересно, как учителя заставят пионеров успокоиться, когда мимо будет проходить парадная процессия?» — подумал Королев. А может, танки как раз и стоят там, чтобы утихомирить молодежь в красных галстуках?

— Вы удивлены? — наконец спросил Семенов.

— Чем? Что ты оказался чекистом? Да. Хотя, оглядываясь назад, я понимаю, что следовало быть к тебе повнимательнее. С виду ты молод, но мыслишь как взрослый мужчина.

— Я выполнял приказ. Конечно, это не совсем по-товарищески — скрывать, кто я на самом деле. Но так мне приказали.

— Конечно. Если бы ты признался, что работаешь на НКВД, то не добился бы результата. Я не сержусь на тебя, Ваня. Младший лейтенант милиции не смог бы вытащить меня с Лубянки. Я очень рад, что ты оказался капитаном ЧК.

— Скажите спасибо Ясимову. Он позвонил мне и сообщил номер машины. Как только я узнал, что это машина Грегорина, сразу доложил обо всем Родинову. Легенда Грегорина рассыпалась, как карточный домик. Он просто рассчитывал на удачу, думал, что ему побоятся задавать вопросы. Если бы не Ясимов, мы бы никогда вас не нашли. Когда Грегорин приказал Чайкову после допроса отвести вас в комнату «Ж», это означало, что вас надо убить.

Королев как-то не задумывался над тем, что был на волосок от смерти. Да, он это осознавал в допросной, но как только туда ворвался Семенов, его мозг был занят другим — объяснениями и размышлениями.

Теперь же он ясно понял, что смерть тогда была очень близко.

— Ясимов — мой хороший друг. Я благодарен вам обоим за то, что спасли меня, — сказал он. И он действительно был благодарен им всем сердцем.

— Я сказал правду. Я многому у вас научился.

Королев не знал, как на это реагировать. В нем еще теплились отеческие чувства к тому, неопытному Семенову. Королев тут же стал вспоминать, какие вольности и высказывания позволял себе при нем. Интересно, упомянул ли о них лейтенант в своем отчете? Кстати, этот молодой человек и сам не раз изрекал провокационные вещи — может, он делал это специально, проверял своих коллег? Он не хочет знать, зачем Семенова прислали на Петровку, но, скорее всего, этот чекист шпионил за сотрудниками Московского уголовного розыска.

Семенов как будто читал мысли Королева.

— Кстати, я заступился за Менделеева и сообщил Родинову, что не обнаружил измены или предательства в МУРе. Только обычные бытовые перешептывания, которые такие, как Ларинин, передают дальше. Попов занял правильную позицию — он выступил с самокритикой и извинился перед партией. Родинов не любит рубить с плеча — думаю, он распорядится не давить на Попова. Уверен в этом. Особенно после последних событий.

Королев поднял руку, останавливая его.

— Пожалуйста, Ваня, — начал он и замялся, задумавшись, уместно ли в сложившихся обстоятельствах называть Семенова уменьшительным именем. — Ты спас мне жизнь, все остальное не имеет значения. Поверь мне, мы останемся друзьями.

Молодой человек посмотрел на Королева, и на его лице заиграла открытая улыбка — улыбка милиционера, а не чекиста Семенова.

Ничего, скоро работа в НКВД превратит его в более жесткого, а то и жестокого человека. Иначе он сам станет жертвой.

Семенов повернул в Большой Николоворобинский переулок и припарковал машину возле дома Королева. Протянул капитану руку.

— Значит, друзья, Алексей Дмитриевич?

— Друзья, Иван Иванович.

Больше говорить было не о чем, и они улыбнулись друг другу. Улыбка Королева была искренней — он был благодарен Семенову за спасение и за те три месяца, что они работали вместе. А вот насчет искренности Семенова у него оставались сомнения. После всего произошедшего кто знает, что у этого человека на уме?