Спускаясь по лестнице в кабинет 2-Е, Королев раздумывал о том, насколько серьезную угрозу представляла собой обвинительная статья против Попова. Может, все не так страшно и волноваться не стоит? Возможно, генерал просто выступит на партийном собрании и признает, что был недостаточно бдителен, не в той степени, как того требует партия. В конце концов, этот проступок Попову могут и простить, если он публично выступит с самокритикой. А может, и нет. События последних недель не предвещали ничего хорошего. О Ежове, новом комиссаре Комитета государственной безопасности, было известно мало — лишь то, что он будет лучше Ягоды. Какое-то время назад, до смены Ягоды, сам Сталин дал понять, что партия переусердствовала с бесконечной чисткой кадров. А теперь Ягода был в опале за то, что, оказывается, недостаточно усердствовал. В этом случае публичная критика генерала Попова, который осторожно, но настойчиво уберегал ряды МУРа от повальной чистки, сигнализирует о начале очень серьезных перемен. Королев вспомнил, что сегодня утром говорил ему Грегорин о намерении Ежова жестко бороться с врагами партии. Значит, слухи о том, что Ягоду посчитали слишком «мягким», были не просто слухами. Королев мысленно выругался, когда его взгляд остановился на стенгазете и читающих ее милиционерах. Ему хотелось надеяться, что его предчувствия не оправдаются, но, взглянув на мрачные лица коллег и ощутив гнетущую тишину, Королев понял, что смутные, тяжелые мысли роятся не только в его голове.

Семенов ждал его в кабинете. В отличие от Королева, он был в хорошем расположении духа, говорил о предстоящем вскрытии новой жертвы и, казалось, был единственным человеком во всем здании, не понимавшим, что знаменовала собой статья в стенгазете. Королев вкратце пересказал ему детали убийства на Томском стадионе. Семенов мигом собрался, и через мгновение они уже спускались по лестнице к автомобилю.

По дороге лейтенант передал Королеву подробности расследования и допроса жителей. По словам Семенова, отключение электричества действительно произошло непредвиденно — он разговаривал с мастером на стройке и выяснил, что электрик, который разрезал кабель, сейчас находится в больнице. Из чего следовал вывод, что место преступления было выбрано случайно, а это само по себе интересно. Пока другой важной информации раздобыть не удалось, но дело понемногу продвигалось, и при удачном стечении обстоятельств из обрывков информации можно будет сложить картину, которая приведет к поимке преступника. Семенов был взбудоражен важностью расследования и мистическим оттенком преступления.

— Алексей Дмитриевич, это как у Шерлока Холмса! Здесь нужен метод логического анализа, дедуктивный метод. Дедукция, мой дорогой Ватсон, вот что поможет нам разоблачить преступника.

Королев посмотрел на него, пытаясь скрыть удивление.

— Тебе не мешало бы сменить одежду, надвигаются холода, — уклончиво сказал он.

Семенов пощупал рукой подол плаща из тонкого прорезиненного материала и ответил:

— Вы правы. Но на мне под рубахой еще три майки. А зимнее пальто так прохудилось, что я надеваю его, только когда приходят настоящие холода.

— Ну, этот плащ хотя бы с виду непромокаемый, — заметил Королев.

— Да, точно. Весь Арбат ходит в таких.

Королев хотел было высказать свое мнение на этот счет, но сдержался. Он считал, что вся эта толпа арбатских модников может дружно прыгнуть в Москву-реку, и от этого никому не станет хуже.

Когда они подошли к маленькой деревянной будочке в центре мощенного булыжником двора, им навстречу вышел бородатый старик Морозов, воевавший на фронтах Первой мировой и потерявший глаз в четырнадцатом году. Он походил на пирата, охранял два с лишним десятка машин МУРа и был известен своим ворчливым характером.

— Давайте я с ним поговорю, — прошептал Семенов.

— Приветствую вас, товарищи! — сказал Морозов, хлопнув руками и расставив ноги пошире. — Что-то в этом году зима рановато пожаловала. Вы за машиной, Алексей Дмитриевич? Хотите прокатить лейтенанта Семенова?

Единственный глаз сторожа весело блеснул из-под меховой шапки. Несмотря на свою склочную натуру, Морозов любил Королева.

— А есть что-нибудь подходящее, товарищ Морозов?

Прежде чем тот успел ответить, в разговор вклинился Семенов.

— А вон я вижу новенькую «эмку». Говорят, хорошая машина.

Морозов смерил Семенова неодобрительным взглядом и, поправив повязку на глазу, обратился к Королеву:

— Вы будете за рулем, Алексей Дмитриевич?

Королев, уловив умоляющий взгляд Семенова, улыбнулся.

— Нашему молодому сотруднику надо привыкать водить машину, Павел Тимофеевич. Само собой, под моим присмотром.

Морозов взглянул на Семенова, буркнул что-то себе под нос и направился в будку. Через пару минут он вернулся со связкой ключей в руках.

— «Форд», — сказал он и бросил связку Семенову, который с радостью ее поймал. — Автомобиль — это средство передвижения, молодой человек, а не забава. И данная машина лучше других соответствует этой задаче. «Эмка» не для таких, как вы.

— Я буду аккуратен с ней, как со своей, Павел Тимофеевич.

— Как со своей? Да вы должны быть с ней аккуратнее, чем со своей! Эта машина принадлежит советскому народу. Она не ласточка, но вполне надежная.

И Морозов указал в конец ряда припаркованных машин.

Не успел Королев устроиться в автомобиле, как Семенов уже запустил двигатель.

— Так, а теперь давай договоримся. Я разрешаю тебе вести машину, но только не торопись! На дороге гололед, а я хочу вернуться домой целым и невредимым.

— Конечно, Алексей Дмитриевич, — ответил Семенов, но в его глазах было столько озорства, что доверять ему полностью Королев не стал. — В институт?

— Да, в институт, — хмуро подтвердил капитан.

— Отлично! А куда потом?

— Посмотрим, — ответил Королев, пытаясь перекричать хриплый рык заведенного на полные обороты мотора, который от неумелого обращения Семенова взревел так, что распугал птиц на деревьях.

Из сторожевой будки появился недовольный Морозов, который бросил на молодого человека такой красноречивый взгляд, что тот автоматически исправил ситуацию и бешеный рев превратился в приглушенное рычание. Семенов сконфуженно снял машину с ручника и повел автомобиль к выезду. Королев поднял ворот пальто, чтобы укрыться от сквозняка, врывавшегося сквозь треснувшее лобовое стекло, и сделал вид, что не замечает недовольного взгляда Морозова.

Семенов, помахав грозному сторожу рукой, выехал через центральные ворота, повернул налево и влился в поток телег, велосипедов и грузовиков, а затем перестроился в средний ряд, где движение было не таким интенсивным. «Вот странно, — подумал Королев, — а ведь в хрониках новостей никогда не показывают телеги и лошадей. Как будто их не видно на черно-белом экране. Как будто они исчезают оттуда, освобождая место для современных быстроходных автомобилей».

В столице происходило очень много изменений. Они ехали по улице Горького, и Королев уже не первый раз подумал о темпах, какими отстраивался город и воплощался в жизнь генеральный план реконструкции Москвы. Раньше Тверская была узкой уютной улицей, но ее переименовали в честь великого советского писателя и превратили в широкую магистраль с полосой асфальтного покрытия посередине, с пешеходными переходами, гигантскими монументальными зданиями — величественным плодом труда советских архитекторов. «Форд» ехал по новой асфальтированной дороге настолько мягко, насколько позволяли видавший виды мотор и разбитая подвеска. Вдоль дороги трудились бригады рабочих, сгребая лопатами грязный подтаявший снег.

Здесь транспорта было больше. Желто-зеленые городские автобусы отъезжали от остановок, выкашливая густые клубы угольно-черного дыма, неспешно скользили по рельсам красно-белые трамваи, беспрестанно сновали забрызганные грязью грузовики. Их «форд» был одним из немногих автомобилей, встречавшихся на этой улице. Перспективное планирование было ключевым моментом в экономическом развитии страны — только так Советское государство могло занять достойное место среди великих стран мира. Поэтому машин со временем станет больше.

— Мы скоро перегоним Америку! — прокричал Королев, когда они проезжали мимо очередной стройки, где на фоне серого неба уже обрисовывались железными балками очертания нового высотного здания.

— Я слышал, у нас собираются строить небоскребы, — ответил Семенов, также пытаясь перекричать рев мотора. — Повыше тех, что в Нью-Йорке, и даже выше Эмпайр-стейт-билдинг. Сам товарищ Сталин утвердил эти планы. А по размерам они будут раз в двадцать больше гостиницы «Москва». — Кивком головы он указал в сторону гигантского здания. — А еще говорят, что дома будут поднимать и передвигать по рельсам — чтобы расширить дорогу. Теперь улицы будут шириной с футбольное поле. В общем, планы грандиозные.

— С футбольное поле? И будут передвигать здания? — Королев с сомнением покачал головой.

— Да, по рельсам. Но это секретная информация. Хотя об этом известно всем, так что не такая она уже и секретная. Наверное, наши инженеры знают, как это делать.

— Советский Союз, Иван, — это пример для всего мира! — с искренней гордостью заявил Королев.

При этом ему было жаль маленькие улочки своего детства и старые дома, которые собирались, в лучшем случае, переносить на новый фундамент, в худшем — сносить до основания, чтобы на их месте возводить новострои. Москва, в которой он рос, была полна тайн и загадок, знакомых запахов, двориков, аллеек и укромных местечек. А новый план реконструкции города предполагал грандиозный размах, величие и монументальность. Королев уже несколько раз задавался вопросом, есть ли в этом новом мире под названием «социализм» место для него и его старой, родной Москвы.

По мере того как они удалялись от центра города, улицы становились ýже, здания — обшарпаннее. На дорогах все чаще попадались ямы и выбоины, а неубранный снег местами сильно затруднял проезд. Застройщики пока не добрались до окраин с покосившимися домишками и церквями, которые за двадцать лет советской власти обветшали и пришли в запустение. Многие здания в этом районе были определены под снос, некоторые успели даже снести, освобождая место для новой ветки метрополитена. Забрызганные грязью рабочие столпились под транспарантом, который гласил: «Комсомолец! Комсомолка! Иди в шахту метро! Твое будущее требует великого метрополитена!» Вдруг со стройки на полной скорости выехал грузовик. Семенов надавил на тормоза, но «форд» еще несколько метров скользил по обледеневшей дороге, пока не остановился в полуметре от грузовика. Водитель, по возрасту похожий скорее на школьника, извиняясь, прижал руку к груди, когда Семенов грозно посигналил ему несколько раз.

— Мы из милиции! — прокричал лейтенант, когда грузовик проезжал мимо них, но парень лишь махнул рукой в ответ.

Семенов еще долго возмущался и удивлялся беспечности горе-водителя. Наконец они приехали на место.

— Я тоже комсомолец, Алексей Дмитриевич, и мне стыдно за него. Если бы я знал, в какой комсомольской ячейке он состоит, то сообщил бы туда. Он чуть не сбил нас! Я не виноват, поверьте.

— Верю, Ваня. Пойдем посмотрим, что там с телом.

Семенов припарковался, и они вошли в здание со знакомым запахом сырости и формалина. Подходя к моргу, они услышали, как Ларинин о чем-то громко спорит с Честновой.

— У меня сегодня есть и другие важные дела, доктор. Не надо извиняться за задержку. Я могу объяснить это только бездействием. Вот против чего должны бороться члены партии — против бездействия!

В этот момент Королев и Семенов открыли двери и увидели, что последние слова Ларинин произнес, назидательно тыча толстым пальцем в грудь Честновой. Они были одинакового роста и телосложения, но, если бы дело дошло до драки, Королев поставил бы на Честнову. Лицо у нее было решительным и свирепым, как у быка, готового вот-вот расправиться с тореадором. Поодаль стоял Гегинов и нервно улыбался. По его глуповатому виду капитан заключил, что фотограф снова навеселе.

— Что здесь происходит, Ларинин? — спросил Королев, подходя ближе.

Ларинин развернулся и пренебрежительно взглянул на Королева, но, учитывая высокий рост последнего, стушевался.

— По-моему, доктор не понимает, насколько для милиции важно поскорее получить результаты вскрытия, товарищ Королев. У меня очень срочное дело — сам генерал попросил разобраться с ним как можно быстрее. Но доктор говорит, что я должен ждать. И преступник спокойно разгуливает на свободе, потому что у нее нет времени осмотреть жертву. Честнова саботирует наши попытки делать работу эффективно, товарищи. Она саботажница! Интересно, какое у нее классовое прошлое?

Последняя фраза была произнесена презрительно-злорадным тоном, который испугал бы обычного человека, но доктор Честнова была не из робких, и эти слова только еще больше разозлили ее.

— Послушайте, вы, бочонок с жиром! — проревела она, грудью вперед наступая на противника и брызгая слюной ему в лицо. — Я уже сказала, что займусь вашим телом через двадцать минут. Сейчас я должна закончить вскрытие для НКВД. Или вы хотите, чтобы я сообщила на Лубянку, что, по вашему мнению, милиция важнее их ведомства? Что же, я так и сделаю!

У Ларинина стало такое лицо, будто он проглотил осу. Он заморгал и беспомощно уставился на вошедших. Но Королев лишь пожал плечами, а Семенову и вовсе не было дела до разгоревшихся словесных баталий — он прилип к окну, выходящему в помещение морга, где были сложены трупы. Ларинин заулыбался и замахал руками в сторону Честновой.

— Ну, доктор, что же вы не сказали сразу? Конечно, у органов государственной безопасности задачи поважнее. Сам товарищ Сталин не раз — да что там, много раз! — говорил об этом.

— Именно это я пыталась донести до вас последние пять минут, но вы слушаете только себя. Говорите, говорите и говорите… И кому, интересно, вы собрались жаловаться? Шерлоку Холмсу?

— Товарищи! — наконец вмешался Королев. — Помните поговорку: в споре виноват тот, кто умнее.

Эти слова привели Ларинина и Честнову в замешательство, и они уставились друг на друга.

— Кстати, мне тоже надо осмотреть тело. Давайте, Ларинин, покурим на улице, и вы расскажите мне подробности с места преступления. Тело никуда не денется, а доктор Честнова пока займется своими делами.

Они вышли на крыльцо. На морозном воздухе табачный дым смешивался с паром и превращался в густые клубы. Ларинин рассказал, что изуродованное тело нашли на трибунах над стойкой с воротами на Томском стадионе. По количеству татуировок на теле можно сделать вывод, что убитый был, скорее всего, вором. Возле трупа обнаружены следы, ведущие к нему и от него. Вот и все, что смог сообщить Ларинин. Жертву привезли на стадион уже мертвой, все увечья были нанесены где-то в другом месте. Ларинин был уверен, что вор поссорился с дружками и те решили избавиться от него. Королев внимательно выслушал коллегу, и они вернулись в морг.

В прозекторской двое санитаров бесцеремонно забросили холщовый мешок с телом на металлический стол и развязали веревку. Комнату наполнил зловонный запах. Забрав мешок, санитары молча вышли. Семенов присвистнул.

— Да, видно, он здорово кому-то перешел дорогу. Посмотрите на фамильные драгоценности бедняги.

Семенов был прав. Лицо трупа представляло собой кровавое месиво, посреди лба красовалась дыра с обожженными краями, которая указывала на возможную причину смерти. Помимо явных признаков насилия, которому несколько часов до смерти подвергали жертву, было ясно, что жизнь у покойника и без того была бурная и тяжелая, драки и пьянки оставили отпечаток на его лице и теле. Мочка правого уха была откушена, в носу имелись переломы, а остатки пожелтевших зубов представляли собой некое подобие безобразного неровного частокола с дырками. Но комментарий Семенова относился к тому, что они увидели на месте гениталий. Королев даже отвернулся, чтобы собраться с силами, прежде чем снова взглянуть на вора.

Широкоскулое лицо покойного обрамляли коротко подстриженные темные волосы. Даже мертвым он выглядел впечатляюще: широкая грудь и большие руки с накачанными мускулами. Татуировки, густо покрывавшие могучий торс, выдавали его воровское прошлое. По ним, зная язык наколок, можно было прочесть всю историю его грешной жизни.

Дверь в прозекторскую распахнулась, и на пороге появился один из санитаров.

— Это недостающие фрагменты, — сказал он и поставил у ног мертвеца две стеклянные колбы. В одной из них плавал половой член, напоминавший ссохшийся кусок теста.

— Да, что-то дурно от всего этого, — сказал Семенов, лицо которого стало серо-зеленого цвета. Королев тоже с трудом сдерживал рвотный рефлекс.

— Итак, что тут у нас? — спросила Честнова, входя в комнату. Взяв банку, она поднесла ее к свету и поболтала.

— Похоже на яички. — Она посмотрела на Ларинина. — Две штуки, если не ошибаюсь.

Ларинин ответил ей сердитым взглядом.

— Вы думаете, это наш убийца, доктор? — спросил Королев, надеясь, что вопрос отвлечет Честнову. Он не мог спокойно смотреть, как атрибуты мужского пола плавают в банке.

Доктор взглянула на труп и ткнула пальцем в икроножную мышцу.

— Возможно. У него полное трупное окоченение, этой ночью было холодно. Где его обнаружили?

— На трибунах Томского стадиона, в снегу. Похоже, его привезли туда и выбросили.

Королев заметил, что Семенов следит за колбой в руках Честновой как завороженный.

— Хм… Ночью температура упала ниже нуля, поэтому определить точное время смерти затруднительно. Но я вижу на трупе следы разложения, поэтому вполне возможно, что он умер двадцать четыре часа назад, а то и больше. Кстати, посмотрите сюда. Узнаете отметины?

И Честнова указала на следы ожогов вокруг гениталий и сосков, которые Королев успел заметить, как только тело освободили от мешка.

— Такие же, как у девушки? — спросил он.

— Сделанные тем же инструментом, я бы сказала. Во всяком случае, так кажется на первый взгляд. — Она наклонилась ближе к телу. — А татуировки очень впечатляющие, капитан.

Королев согласно кивнул. Сине-черные чернильные наколки покрывали почти все тело жертвы. Это были тюремные татуировки, сделанные с помощью бритвы или обычной иголки и чернил, приготовленных из жженой резины и мочи. Каждая картинка раскрывала отдельную главу из жизни вора и говорила о его положении на иерархической лестнице уголовного мира. Так сказать, послужной список, но только на языке блатных. Как это ни парадоксально, зачастую татуировки были более правдивым отображением жизни преступника, чем милицейские архивы. Показания в деле можно подменить, но наколки были визитной карточкой уголовника, и, когда он попадал на зону, его могли попросить ответить за свои татуировки. Не соответствующую правде наколку сокамерники могли просто выжечь, а за оскорбительную — и вовсе прикончить.

Честнова принялась обмывать тело, и открылись новые детали. Самая большая татуировка — изображение распятия — находилась на груди. С креста смотрел Иисус с терновым венцом на голове. Татуировка была сделана отменно — каждое ребро, каждый мускул сына Божьего был выполнен очень тщательно. В глазах Христа Спасителя плескалась такая боль, что у Королева оборвалось сердце. «Сразу видно, что это дело рук мастера», — подумал он и изобразил в кармане знак креста. Картина была похожа на икону. Такие носили только воры в законе, авторитеты, которых уважали в тюрьме и на воле. Да и вообще подобная наколка могла быть только у крепкого мужчины. Чудо-картины такого размера и точности выкалывались на протяжении недель, а сама процедура была очень болезненной. У воров не считалось зазорным иметь незаконченную татуировку.

Под левым соском вора, прямо под пальцами Иисуса, красовался Сталин, уставившийся на кровавое пятно на том месте, где была срезана кожа. За ним было такое же пятно. Королев знал смысл этой татуировки и догадался, что на этом месте раньше были портреты Ленина и Маркса. Правда, непонятно, почему оставили Сталина. Он задумался.

Все тело было в наколках. На левом плече красовалось изображение черепа, проткнутого распятием с весами под ним. Такая татуировка в воровском мире встречалась редко и означала, что ее владелец разрешал споры во внутренних разборках воров. На другом плече покойника была наколка Девы Марии, скопированная с иконы Казанской Божией Матери. Этой иконе воры придавали особое значение, что неудивительно, ведь Божия Мать была почитаема превыше всех других святых в православном мире. На теле виднелось множество других изображений: кот в широкополой шляпе символизировал беззаботное отношение к жизни, корабль с парусами — попытку побега из тюрьмы, а вонзенный кинжал говорил о том, что покойный убил кого-то в интересах клана. Да, перед ними был примечательный экземпляр.

— М-может, это и не важно, н-но тело д-девушки было выложено т-так же, как распятие на этой т-татуировке, — подметил Гегинов, показывая на труп.

Королев кивнул, что-то записал и принялся осматривать руки мертвеца. Два пальца были отрезаны, но явно очень давно, скорее всего, за проигрыш в картах. В воровском мире проигравший мог искупить долг путем отрезания пальца, если не мог расплатиться иначе. На уцелевших пальцах были вытатуированы перстни в виде печаток.

— Видишь, Ваня, тут расписана вся его жизнь до мельчайших подробностей. — Королев приподнял левую руку жертвы. — Орел на большом пальце означает, что перед нами авторитет, важный человек среди воров. Видишь эти два креста в кругах на предплечье? Значит, он дважды сидел на зоне. Это хорошо, наверняка у нас в архиве есть что-то на него. Перстень с черно-белыми бриллиантами на указательном пальце свидетельствует о том, что он отказался работать на зоне. А трефы и пики в квадратике под церковью с куполами означают, что он вор в законе, которого следует уважать, — во всяком случае, среди подобных ему. Вот это, — Королев указал на изображение жука с православным крестом на спине, — означает, что он был осужден за ограбление. Простой крест на мизинце говорит о том, что на зоне он сидел в одиночной камере. Логично. Иначе и не могло быть, если он отказался работать.

Семенов лихорадочно вносил все подробности в свою записную книжку. Королев поднял другую руку, на которой отсутствовали два пальца, и указал на изображение перстня на указательном пальце с квадратом и решеткой внутри.

— Эта наколка означает «Моя судьба — небо в крупную клетку». Иными словами, человек обречен умереть в тюрьме, глядя на небо сквозь решетку камеры. Церковь на большом пальце означает «Я был рожден вором», а скарабей на среднем пальце — это его талисман, символ удачи. И до вчерашнего дня, похоже, он ему помогал.

— Я никогда еще такого не видел! То, как его разделали… Как можно сотворить такое? Да это дикари какие-то, дьяволы, — скорее потрясенно, чем негодующе сказал Ларинин.

Королев посмотрел на доктора Честнову. Поначалу она проигнорировала его взгляд, смывая кровь с тела, а потом кивнула в ответ.

— Ожоги странного происхождения — скорее всего, дело рук того же человека, что расправился с девушкой.

Ее глаза были красными от усталости, но рука уверенно держала шланг, и чем дальше она продвигалась, тем больше шрамов и татуировок появлялось из-под запекшейся крови. На одной из наколок были имена «Лена» и «Тесак» в сердце с головой кота сверху. Это означало «воровская пара». Теперь они знали кличку покойного.

— Ваня, — обратился Королев к Семенову, — посмотри сюда. Видишь два имени в сердце и голова кота над ним? Кот — это обозначение вора, а сердце означает романтическую связь. Поскольку Лена — женское имя, то, скорее всего, Тесак — кличка убитого. Это должно помочь в поисках дела в архиве.

Час спустя Королев и Семенов стояли у капота «форда» и курили.

— Два вскрытия за два дня. Надеюсь, мы скоро поймаем этого урода, — буркнул Королев.

К ним подошел Ларинин.

— Ну, товарищ Ларинин, что вы думаете по этому поводу?

— Мертвый вор в законе? Да мы радоваться должны, вот что я думаю.

— Да, небольшая потеря для революции. И, похоже, с ним расправился тот же человек, что и с девушкой. Эти два дела надо объединить. Мы сейчас поедем с Семеновым на стадион, чтобы еще раз осмотреть место преступления. Мало ли, может, что упустили.

— Вы только потеряете время. Его просто привезли туда и бросили. Там нет ничего интересного.

Королев едва сдерживал раздражение. Он бы пригласил Честнову на место преступления, прежде чем отправлять тело в морг. Ларинин, наверное, думает, что одинаковое звание автоматически предполагает наличие одинакового опыта, но этот парень на самом деле ничего не умел.

— Товарищ, — сказал Королев, — если вы хотите участвовать в расследовании и дальше, это ваш выбор, к тому же нам нужны дополнительные человеческие ресурсы. С другой стороны, если вам хочется получить другое задание, я сообщу об этом генералу, чтобы он поручил вам еще какое-нибудь дело. Но в любом случае я буду сам принимать решение, как вести расследование.

Королев понял, что сейчас Ларинин просчитывает лучшую перспективу из возможных: участвовать в успешном расследовании, даже если его будет вести и контролировать Королев, или отстраниться и остаться ни с чем. Решение было для него очевидным. В конце концов, если что-то пойдет не так, все можно будет свалить на Королева.

— Конечно, капитан Королев. Это хорошая мысль — работать вместе по делу. И ваше право еще раз осмотреть место преступления. Давайте будем работать в духе обоюдного сотрудничества.

Ларинин протянул Королеву руку, и тот, поколебавшись несколько секунд, пожал ее. Это рукопожатие напоминало формальное касание, к которому обе стороны принудили себя без всякого энтузиазма. Взгляд Ларинина скользнул в сторону Семенова.

— Сотрудничества… — повторил он, обращаясь уже к молодому человеку, и снова повернулся к Королеву.

Тон у Ларинина был заискивающий. «Бедняга даже не может изобразить искренность», — подумал Королев. Но, видно, сама судьба — а скорее, генерал — свела их, и если им предстоит совместно вести это дело, надо использовать Ларинина по полной.

— А теперь расскажите, где конкретно обнаружили тело, — продолжил Королев.