1. Введение

Русские магические формулы, обычно называемые заговорами, можно было бы рассмотреть в связи с народной магией в главе 2 или в связи с амулетами в главе 8, поскольку их нередко переписывали и носили как амулеты (в частности, неграмотные люди, которые не могли прочитать записанное заклинание). Применение заговоров также могло быть связано с ритуалами, амулетами и магическими объектами (что демонстрируют тексты, в которых фигурирует св. Сисиний — гл. 8.6.6.1) или с лечением травами, не во всех случаях бесспорно магическим. Однако широта темы заставляет выделить ее в отдельную главу, причем даже в этом случае возможен лишь самый общий очерк, сопровождаемый отдельными примерами. В этой главе при необходимости рассматриваются также невербальные процедуры (ритуалы), использование магических объектов и веществ, поскольку часто они комбинировались с заговорами и заклинаниями (произносимыми или записанными) или же должны были привести к аналогичному результату.

В русской традиции существует множество заговоров, которые имеют форму христианских молитв и в то же время включают в свой состав магические, фольклорные или, во всяком случае, неканонические элементы. Как и в Западной Европе или Греции, такие молитвы по терминологии и даже по содержанию могут мало отличаться от приемлемых с церковной точки зрения текстов и часто сосуществуют с ними. Фактически во многих случаях все зависит от того, кто и при каких обстоятельствах произносит молитву/заговор. Рассмотрим, например, «Большой требник». Эта книга была опубликована в 1641 году киевским митрополитом XVII века Петром Могилой. Она содержала молитвы и последования совершаемых в особых случаях священнодействий. «Большой требник» включает много таких молитв, которые, будучи произнесены {244} «вещей женкой», следовало бы определить как заговоры, причем в этом он всего лишь следует давней рукописной традиции. Такие молитвы обычно называются ложными молитвами или заговорами. На английский язык это чаще всего переводится как spell или иногда incantation (chant) — говорить нараспев), поскольку, за исключением тех заговоров, которые шептали, их обычно произносили нараспев, на манер церковного чтения, а русские крестьяне, как известно, обычно молились вслух. При этом термин «заговор» подразумевает нехристианское содержание и, возможно, пришел из языческих регионов, взаимодействовавших с Русью, или с латинского Запада.

Икона избранных святых, помогающих в различных случаях.

Палех, XIX в. (любезно предоставлено фирмой Кристиз, Лондон) {245}

Как и на католическом Западе, очень тонкая грань между канонически приемлемыми молитвами и магическими заклинаниями на низовом уровне часто бывала стерта из-за того, что в случае известных обстоятельств или болезней призывали определенных святых. Те атрибуты и иконографические особенности, которыми святые наделялись в церковном искусстве, усиливали это обстоятельство. К примеру, в России молились следующим святым или их иконам: иконам Богородицы — почти во всех случаях, но для зашиты от чумы и прочих эпидемий обычно обращались к Боголюбской иконе (см. гл. 8.6.2); св. Антипию — при зубной боли; св. Иоанну Воину — против воров и обидчиков; свв. Косме и Дамиану — для успехов в науке и обучении грамотности; Иоанну Крестителю — при головной боли; свв. Флору и Лавру — о лошадях; св. Анастасии — об овцах, а также при трудных родах; свв. Семи отрокам — о сновидениях и об избавлении от бессонницы; свв. евангелистам — о совете и любви между мужем и женой; св. Параскеве Пятнице — женщины о покровительстве; иконе Богоматери Всех Скорбящих Радости — об исцелении больного; св. Николаю Чудотворцу — при морских бурях; св. апостолу Петру — об успешной ловле рыбы; св. Власию — о коровах; св. Георгию — о скоте вообще; Илье-пророку — о дожде; св. Василию Великому — о свиньях; свв. Зосиме и Савватию — о пчелах; св. Сергию — о курах; св. Никите Мученику — о гусях; царю Давиду — об укрощении чьего-либо гнева.

В XIX веке писали иконы и печатали лубочные картинки, на которых как на своего рода памятках-справочниках были помещены святые и иконы, к которым следовало обращаться в случаях тех или иных болезней и несчастий; к ним могли относиться так же, как к чудотворным иконам. Например, на рис. на стр. 4 изображена палехская икона XIX века, на которой образы святых расположены в соответствии со сферой их заступничества: св. Иоанн Богослов (для обучающихся иконописи), семь архангелов, четыре популярных типа икон Богоматери, свв. Никита, Конон и Симеон (от детских болезней), св. Иустиния (для защиты от порчи), св. Флор (чтобы избежать опьянения). К приведенному списку можно добавить, например, Казанскую икону Богоматери, мч. Мину или Логгина Сотника, которым молились об исцелении зрения; св. Марфу — об излечении от лихорадки; Тихвинскую икону Богоматери — о здоровье детей; Богоматерь Неопалимую Купину и св. Никиту Новгородского — о защите от пожара и молнии; св. Романа {246} Чудотворца — от бесплодия; свв. Феодора Тирона или Иоанна Воина — о возвращении украденных вещей и беглых рабов; свв. Варвару, Харлампия и Онуфрия — о защите от внезапной смерти; свв. Гурия, Самона и Авива — от нелюбви мужем жены; свв. Нифонта и Маруфа — о защите от злых духов; св. Мартемиана — об избавлении от нечистой страсти; свв. Киприана и Иустинию — от корыстолюбия. (См. также гл. 8.6 о чудотворных иконах.)

Многие святые в роли защитников и покровителей имели особые народные прозвания, указывающие на сферу их деятельности, а в ряде случаев по народному названию своего праздника они вошли в народный календарь (особенно если этот праздник служил началом каких-либо сельскохозяйственных работ). (См. также гл. 5.3.)

 

2. Русские заговоры

Слово заговор, как и ряд близких ему синонимов (например, наговор, оговор, приговор, нашепти), подобно английскому spell и встречающемуся латинскому murmur, включает представление о речи (хотя очень многие заговоры описывают также сопутствующие действия). Другое значение слова — «тайное действие», «[политический] заговор», «деятельность заговорщиков», — возможно, не вполне случайно, имея в виду обычную многовековую связь магии и мятежа; о магии как о тяжком преступлении, измене см. подробнее в гл. 16. Глагольная форма заговорить (как и глаголы, соответствующие другим вышеупомянутым синонимичным существительным) означает «оказать действие заговором, заколдовать», а страдательная форма заговориться означает «быть заколдованным, защититься посредством заговора».

Семантически близкий, но более многозначный синоним заговора (возможно, с элементом эвфемизма) — слово. В.И. Даль приводит примеры: «он такое слово знает» и «клад со словом кладут» (в народе верили, что сокровище обычно прячут, произнося колдовские заклинания). Одна севернорусская сказка содержит следующий пассаж: «У разбойников было крепкое, темное слово. Сказывали они это слово на ветер, нес это темное слово ветер на заказанное место — и стала у богатыря лошадь, как вкопанная…»

Здесь сочетаются использование «слова» в магическом смысле и представление о заклятиях, посылаемых «на ветер» (см. гл. 2.3.2). Возможно, аналогом является выражение думу подумать, отмеченное {247} в Северной Сибири в значении «заколдовать, напустить порчу на кого-либо».

Слова заклинание . заклятие также иногда выступают синонимами слова заговор, хотя их собственные значения, вероятно, скорее ограничиваются понятиями «проклятие, магический запрет, экзорцизм, колдовство». В этом контексте глагол, от которого они происходят, означает «заговаривать, запрещать под страхом проклятия, завораживать, заколдовывать»; ср. заклинатель духов, заклинатель змей.

Заговоры также обозначаются словами: обереги (защитительные заговоры, ритуалы или талисманы), привороты, присушки (любовные заговоры), отвороты, отсушки (заговоры, направленные на подавление любовного влечения), уроки (может означать вредоносный заговор, сглаз — причиненное им несчастье и персонифицирующий его демон).

Малоупотребительное обозначение чертовщинные заговоры подчеркивает дьявольскую природу некоторых заговоров; ряд приводимых ниже примеров показывает, что некоторые заговоры являются «антимолитвами», в которых демоническими эквивалентами отрицаются или замещаются все благочестивые действия и обращения «хороших» заговоров. Б.А. Успенский в своем исследовании магического использования экспрессивной фразеологии отметил, что матерная брань может выступать функционально эквивалентной молитве или проклятию — в ситуациях, когда взывают о магической помощи, — поскольку считающий себя жертвой колдовства может обратиться и к священнику, и к колдуну.

Имеется несколько публикаций собраний заговоров, наиболее солидное — Л.Н. Майкова; ряд неканонических молитв опубликован Н.С. Тихонравовым, А.Н. Пыпиным, А.И. Яцимирским.

 

3. История заговоров

Заговор — это прежде всего магическая формула, призванная исполнить желание заговаривающего: обеспечить защиту, вызвать злого духа (отождествляемого с болезнью или персонифицирующего ее), причинить вред врагу или сопернику. Употребление заговоров с очень раннего времени осуждалось церковью; в Уставе Владимира Мономаха (конец XI века) оно, наряду с колдовством, отнесено к юрисдикции церковного суда. Новгородский архиепископ {248} Моисей в середине XIV века среди осуждаемых практик перечисляет приношение жертв бесам, лечение недугов «чарами и наузами», когда «немощнаго беса глаголемаго трясцю прогонять некыми писмены лживыми, проклятых бесов елиньскых пишюще на яблоцех и покладають на святей трапезе в годъ святыя литургия», а также различные магические действия, к которым прибегали, собираясь на охоту и рыбную ловлю или собираясь предстать перед князем. Чтобы предметы обрели магическую силу, их клали на церковный престол, что являлось, очевидно, распространенной практикой и еще в XVI веке было осуждено церковью на Стоглавом соборе (см. гл. 1.6); промысловая магия, обеспечивающая удачу на охоте, была распространена у шаманов нерусских народов Сибири и Севера.

Опахивание (дер. Шемякино Касимовского уезда Рязанской губ., 1914)

Совершенно очевидно, что часто к заговорам прибегало духовенство; некоторые ученые даже считают, что изначально они имеют церковно-византийское происхождение и лишь позднее приобрели местный языческий колорит. Общая модель русских магических практик и текстов, их византийские и западноевропейские параллели и родственные образцы заставляют считать этот тезис достаточно обоснованным.

Изучение заговоров осложнено несколькими факторами. Во-первых, отобранные и опубликованные образцы, пройдя сквозь призму интересов собирателя, могут намеренно отражать особые {249} экзотические, поэтические, языческие или иные элементы собранного материала. Во-вторых, заговор существует в двух интерактивных плоскостях — в устном народном творчестве (где набор базовых элементов по усмотрению клиента или исполнителя может быть организован в рамках разнообразных традиционных структур) и в виде записанных сборников заговоров (в них заговоры приобретают окончательную форму, в которой они были собраны или зафиксированы). Как и многие другие формы магии и колдовства, заговоры, видимо, были наиболее популярны в России в XVII веке, причем во всех слоях общества. Нельзя исключать, что это нам только кажется, поскольку этому периоду свойственны более высокий уровень политического и религиозного чувства, а также грамотности и лучшая обеспеченность источниками. Заговоры широко применялись и позднее, так что в большинстве русских домов хранились сборники — обычно в составе домашних лечебников (от врачебных сборников они отличались только деталями). Видимо, так было во всей Европе: в описанном Р. Кикхефером руководстве «Wolfsthurn» (XV век) наряду с доморощенными средствами народной медицины приведены и магические; причем эта традиция сохранялась и в новое время в форме печатных компиляций и компендиумов, приписываемых Аристотелю или Альберту Великому (книги назывались «Великий Альберт», «Малый Альберт» и т.д.). В русских рукописных собраниях сборники заговоров встречаются не так часто, как можно было бы ожидать. Несомненно, причина этого в том, что такие сборники являлись предметом повседневного домашнего обихода, ими пользовались, пока они, как и поваренные книги, не приходили в негодность. С другой стороны, как было отмечено выше, со времен Петра Великого владение этими книгами стало незаконным. Их, как и другие атрибуты магии, при обнаружении следовало сжечь. Кроме того, будучи частью тайного профессионального инструментария колдуна или знахаря, они ревностно охранялись. Известна тетрадка XVIII века (так эти сборники обычно назывались в судебных делах), которая явно принадлежала знахарю, предпринявшему ряд усилий, чтобы защитить ее от сторонних глаз. Она содержала травник, включавший ряд волшебных растений, и частью была написана шифром (тарабарской грамотой), частью — латинскими буквами, частью — русскими, но с опущенными гласными. Другая тетрадка (около 1730 года), написанная довольно архаичным языком, включала: заговоры от различных болезней; заговоры «ко власти» и «к суду», на оружие, {250} на рыбную ловлю, на облегчение родов; псалмы, которые следовало читать как заклинания в различных целях; древние гадательные тексты, такие как «Громник», «Лунник», «Колядник», о звезде Чигирь, о «добрых и злых» днях и часах (см. о них в гл. 14 и 15); и две физиогномики.

В конце XIX — начале XX века ряд ученых, такие как А.Н. Веселовский, В. Мансикка, Вс. Миллер, рассматривали проблему древних аналогов русских заговоров, но в советской литературе стали появляться заявления в националистическом духе о том, будто в заговорах проявилось чисто русское поэтическое воображение. Оценивая эти притязания, следует иметь в виду чрезвычайно сходную природу заговоров в других традициях, например в англосаксонской и позднейшей английской, скандинавской, немецкой, балкано-славянской, греческой. Американский заговор на лечение ожога, записанный в Кентукки, гласит: «Посмотри на восток, посмотри на запад, посмотри на юг, посмотри на север. Видел, шли три ангела. У одного Огонь, у другого Мороз. Погаси Огонь, задуй Мороз. Отец, Сын и Святой Дух». Этот заговор может с легкостью сойти и за русский. При этом несомненно, что некоторые русские заговоры отличаются выдающимися поэтическими достоинствами.

 

4. Структура и характер заговоров

Заговоры и «ложные молитвы» могут иметь различный объем — от одного предложения до нескольких страниц текста, их содержание удивительно разнообразно и выразительно. Вместе с тем в основном они следуют определенным структурным моделям, хотя не все элементы обязательно присутствуют в каждом заговоре, и порядок их также может варьироваться.

Часто заговоры начинаются с молитвенного обращения, адресованного Господу, святым, силам природы (солнцу, луне, звездам, ветру, огню и т.д.), духу (как агенту или объекту экзорцизма, особенно если этот дух персонифицирует болезнь), лицу (в любовных или вредоносных заговорах) или объекту (оружию, талисману), которые следует заговорить. Эти обращения могут быть молитвенными или квазимолитвенными, например: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа», «Господи, благослови», «Я, раб Божий (имярек)…» Затем взывающий может сказать, что он встанет (т.е., возможно, {251} это раннее утро), пойдет в чистое поле, обратится лицом на восток. В некоторых заговорах, адресованных злым духам или подразумевающих помощь бесовских сил, заговаривающий, напротив, говорит, что он не будет ни молиться, ни креститься и станет лицом на запад (сторона нечистой силы); может даже заявить, что снимает нательный крест и пояс. Формула, подразумевающая восходящее солнце, известна в заговорах и магических ритуалах и в других культурных зонах. Представляется вероятным, что эта перформативная формула во многих случаях первоначально должна была описывать совершаемые исполнителем действия и в то же время имела целью психологически обозначить переход из повседневности в магический мир с его мифологической географией островов, волшебных деревьев и камней, библейских гор и рек. К сожалению, лишь немногие ранние записи заговоров содержат указания собирателей о том, как они исполнялись. Характерное употребление в этой формуле (но не в других частях заговора) глагола совершенного вида (который в фольклоре может использоваться как выразительный вид настоящего времени, а в современном русском языке обычно употребляется для обозначения будущего совершенного) любопытным образом напоминает специфическое использование будущего времени в некоторых эллинистических заклинаниях. За этой формулой может следовать обращение к природной стихии (часто персонифицируемой как Царь-Огонь, Царь Лесной и т.д.), святому или ряду святых с просьбой о помощи и заступничестве. Большинство заговоров может исполнять кто угодно, но некоторые представляют собой часть профессиональных действий колдуна или же произносятся людьми, которым приписывалось обладание магической силой: священником, мельником, кузнецом, повитухой. Для заговоров характерна либо прямая форма, в этом случае исполнитель часто описывает собственные обрядовые действия (см. выше), либо сравнительная, либо повествовательная, часто с символическими элементами; в завершение следует заклинательная часть.

Повествовательная часть заговора, с которой он может даже начинаться, обычно носит фольклорный (или эпический, по определению В. Мансикки) характер и отсылает к некоему удаленному экзотическому месту. Часто встречается рифмованный фольклорный зачин: «На море на Окиане, на острове на Буяне лежит камень…» (или «бел горюч камень Алатырь»). «Бел-горюч камень» часто фигурирует в таком жанре русского эпоса, как былина. В {252} одной из версий былины о Василии Буслаеве этот камень лежит на горе Фавор. Встречаются горы, известные в религиозной традиции, и несколько выдуманных: Афон, Сион, Фавор, Архан, Рахман. На камне могут стоять, например, дерево, церковь, три брата, три ангела, святой. Такой зачин не обязательно имеет очевидную связь с основным содержанием заговора, но его экзотический волшебный характер связывает повествование и магию. Можно также отметить рифму и ассонансы, постоянные эпитеты, тройное повторение, магическое число «тридевять», обращения к солнцу, луне, звездам, заре (часто персонифицированной), матери-земле, рекам и одновременно к православным святым. В заговорах имена православных святых могут перемежаться с именами демонов, как в «Сисиниевой легенде» (см. след. гл.). Когда призываются зори, чаще всего утренняя и вечерняя, к ним нередко прилагается женское имя — например, Мария, Маремьяна, Анастасия, Катерина и т.д.

Затем может следовать эпизод из Священного Писания или жития, обычно связанный с назначением заговора какой-либо подробностью жития святого или пророка (апостол Павел, укушенный змеей, обезглавленный Иоанн Креститель, уподобленный камню апостол Петр и т.д.) или чудом, сотворенным святым. В исследованиях заговоров античного мира этот элемент часто называется historiola. он придает действию заговора мифологическую парадигму; такая же формула часто встречается в западноевропейских заговорах. Нередко повествование включает встречу святого или Христа с человеком, страдающим от болезни, против которой и направлен заговор, с персонификацией болезни или несчастья. Часто эта встреча облечена в форму вопросов и ответов; в случае с персонификацией болезни или несчастья спрашивается, куда она идет и что собирается делать. Она проявляет свои злые намерения, после чего заклинается некоей экзорцистской формулой. На этом кончается вступительная часть заговора, причем она может быть сильно сокращена и даже совсем опущена.

Следующий элемент — указание на назначение заговора. Часто он принимает форму симпатического параллелизма, употребляются формулы типа similia similibus: «как огонь горит в печи, так бы ея сердце горело по рабе Божием»; «как у мертвеца не болят зубы, так бы у раба Божия не болели зубы».

Обычно заговор завершается молитвенной формулой («Во имя Отца и Сына и Святаго Духа»; «Всегда и ныне и присно и во {253} веки веков. Аминь») или формулой-«закрепкой» (типа «будьте мои слова крепки»), с упоминанием ключей, замков, склеивания, связывания или иных метафор, указывающих на его нерушимую абсолютную силу.

В литературе о народной магии часто утверждается, что слова заговоров следует произносить без пропусков и изменений. Это древнее представление: в начале III века н.э. Ориген (вслед за Плинием) в трактате «Contra Celsum» подчеркнул особую важность правильного употребления имен в магии и заметил, что при переводе заклинание утрачивает свою силу. Хотя в материалах других культур имеются подтверждения этого тезиса, относительно русских заговоров нужно сказать, что в его пользу известны лишь отдельные свидетельства. Тем не менее едва ли русские в этом отношении отличались от других народов, к тому же вес этой идее придает явная озабоченность Русской православной церкви точным соблюдением всех богослужебных предписаний и в неизменном виде текста молитв (что в XVII веке ярко проявилось в расколе). И, несомненно, в произведениях народного творчества отражено представление о том, что неисполнение должным образом невербальных магических ритуалов может привести к несчастью, — примеры этого приводятся в настоящей книге. В то же время любой представительный сборник заговоров демонстрирует как большое разнообразие формулировок, присутствующих в принципиально сходных заговорах, так и вольное смешение в них элементов религиозных текстов, различных жанров фольклора и даже имен книжного происхождения.

Следует также помнить, что в момент фиксации большей части заговоров они представляли собой ревностно хранимую семейную тайну или входили с состав инструментария профессиональных и полупрофессиональных колдунов и народных целителей, которые старались произвести впечатление на клиентов, используя не обычные заговоры и простое смешение или повторение того, что предлагали конкуренты. Существовало также общее убеждение, что передать заговор означает разрушить его силу; отмечено, что в Белоруссии заговоры часто передавались только на смертном одре и только следующему в роде.

Как и в случае с другими магическими практиками, заговоры следовало исполнять в определенных обстоятельствах и сопровождать определенными действиями, о чем, как было отмечено выше, говорится в самом тексте заговора. Как правило, это особые {254} церковные праздники или их канун, предварительное омовение, пост и молитва, ожидание на перекрестке дорог или на пороге, заговаривание в полночь в бане или три зари подряд. Среди требований могут быть такие: произносить заговор, обернувшись лицом на восток, с крестом и иконой или без них, с распущенными волосами и распоясавшись, шепотом или нараспев, при этом дуть на предмет или средство (обычно еду или питье), используемые в магическом сеансе. Обычно также требовалось, чтобы исполнителя заговора не видели и чтобы он, не оглядываясь, покинул место, где совершалось заговаривание или гадание. В случае более опасных заговоров следовало очертить заколдованный круг вокруг исполнителя для его защиты от призываемых демонов. Действенность восточнославянских заговоров, хотя они и могут включать обращения к солнцу, добывание огня луне и звездам, никогда, насколько мне известно, не связывалась с их исполнением в благоприятный с точки зрения астрологии период, чего иногда требуют магические тексты в других традициях. Эта ситуация, несомненно, отражает относительно примитивный уровень известных в России астрологических текстов и отсутствие, насколько можно судить, астрологии в народной магии и гаданиях. (Об астрологии подробнее см. в гл. 14 и 15; о времени, месте занятий магией и ее направлениях — в гл. 2.6, 7).

Добывание ритуального «живого» огня (по А.Н. Лявданскому и Б.А. Рыбакову) {255}

Восточнославянские приспособления для добычи огня трением (по Д.К. Зеленину; нижний правый — Северная Россия, остальные — Белоруссия)

 

5. Виды заговоров

Существуют заговоры, имеющие отношение практически ко всем событиям и сферам жизни. В данной книге они группируются следующим образом.

5. 1. Медицинские заговоры (профилактические и лечебные). Несомненно, здоровье — одна из самых распространенных областей приложения магии. Заговор на здоровье, связанный, как это часто бывает, с магическим объектом, упоминается в главе 5 постановлений Стоглавого собора (1551): проскурница обвиняется в том, что {256} берет деньги на проскуры за здравие или за упокой. Она «спросит имени о здравие и над проскурою сама приговаривает, яко же арбуи [колдуны] в чюди».

Чаще всего общую защиту от болезни обеспечивало ношение амулетов (см. особенно гл. 8), однако известны и более изощренные способы. Один из них — опахиваше (опашка). Более всего оно было распространено в центральных и южных регионах, обычно его совершали во время чумы и иных эпидемий женщины деревни (при этом, как правило, особо выделялись целомудренные девушки). Они выходили простоволосые и распоясанные, в белых рубахах или совершенно обнаженные, в полночь (иногда на утренней заре) и, двигаясь против солнца, вспахивали вокруг деревни борозду, которая должна была остановить эпидемию. Беременная женщина шла в обжах (оглоблях) сохи, старая дева правила сохой, вдовы сеяли песок в борозду, возглашая: «Когда песок взойдет, тогда к нам смерть придет». Все участницы обряда должны были кричать (согласно одному источнику, «Приходи вчера!»), петь, ругаться, производить всяческий шум. Если процессия встречала какое-то живое существо, его считали воплощением чумы и убивали. В некоторых случаях ритуал прямо требовал убийства мелкого животного. В.И. Даль сообщает даже о случаях человеческих жертвоприношений. Детали обряда варьировали в зависимости от местности; по одному из вариантов, обряд совершали девять вдов и три девственницы в рубахах.

Вариант, зафиксированный в 1925—1926 годах в Можайском уезде Московской губернии, представляет собой ежегодный обряд для защиты скота. В полночь накануне Троицына дня (считавшегося женским праздником) деревенские девушки в белой одежде (которую прежде специально изготавливали для этого случая), с распущенными волосами, босые, собираются и, взяв соху или плуг, в сопровождении нескольких парней с пастушескими кнутами выходят за деревню. Девушки впрягаются в соху или плуг и тянут, парни идут по сторонам. Процессию, двигающуюся в молчании, возглавляет одна из девушек или вдова с иконой. Вывороченную землю убирают. На перекрестке пропахивают крест, кладут в середину ладан, кусочки хлеба, ветки березы. Парни затем кнутами бьют землю, и процессия двигается дальше, пока не вернется к исходному пункту. Среди деревни громоздят плуги, сани и что попадется — это называется «строить новую деревню». После опахивания девушки гадают о замужестве. {257}

В дальнем северном районе Заонежья бытовали два варианта ритуала. В первом случае в обряде участвовали две обнаженные вдовы, они трижды обходили деревню, держа в каждой руке петуха и черную кошку (затем их зарывали живыми близ деревни); во втором — три вдовы на заре обходили деревню с иконами и серпами.

Русская практика опахивания — часть более широкой традиции: аналогичный обряд (но не специфически женский) с целью защитить деревню от бубонной чумы описан на Пелопоннесе; в сербском обряде братья-близнецы пашут на черных волах-близнецах; болгарская версия добавляет такую деталь: деревянные части плуга должны быть изготовлены близнецами из деревьев-«близнецов» — выросших из одного корня; в Хорватии опахивание совершалось семь раз двенадцатью обнаженными девственниками и девственницами, во время обряда они не должны были смотреть друг на друга. Обрядовая пахота обнаженными женщинами (в магии вызывания дождя) и опахивание с целью изгнания болезни — это древние и широко распространенные практики.

Болезни, а также опьянение и похмелье (господи хмель) в заговорах часто персонифицируются, как, например, в случае с трясавицами — лихорадками, дочерьми царя Ирода (см. гл. 8.6.6.1); известно несколько заговоров от них. Заговоры, собранные в сборнике Л.Н. Майкова под номерами 103-115, свидетельствуют, что лихорадок — «дочерей царя Ирода» могло быть от семи до тринадцати; заговоры обращены к царю Давиду, заключившему Иродовых дочерей в каменной горе (№ 113), св. Тихону, св. Пафнутию, вечерней звезде. Современное исследование, проведенное А.В. Юдиным, выявило свыше сорока адресатов. В заговоре № 104 из сборника Майкова конкретизируются три способа употребления данного заговора: 1) если больной грамотен, он должен, выучив заговор наизусть, тайно читать его по тринадцать раз в день, причем он клятвенно обязуется никогда не раскрывать его;

2) если больной неграмотен, знахарь сам читает заговор несколько раз в день, взяв с больного клятву держать услышанное в тайне;

3) знахарь пишет заговор на бумажке, сворачивает ее и велит больному носить на шее, никогда не разворачивая (по окончании лечения амулет возвращают знахарю). Еще один способ: пекут двенадцать пирожков, завязывают в платок и оставляют на перекрестке, приговаривая: «Вот вам, двенадцать сестер, хлеб, соль, полноте меня мучить, отстаньте от меня». Затем уходят так, чтобы никто не видел. {258}

В других заговорах болезнь также персонифицируется в женском образе (как в древних амулетах с Соломоном), причем к духу болезни обращаются как к матери, сестре, тетке, старухе, другу и даже желанной гостье. Элемент эвфемизма или табуирования может доходить до называния демона сложным именем с отчеством: корь может быть Царевной Васильевной, оспа — Оспой Ивановной (или Афанасьевной). Часто от болезни избавляются с помощью универсального приема: отсылают ее в другое место, в другой объект или животное.

Зубная боль — одно из распространенных заболеваний, от которых не существовало других средств. Многочисленные заговоры от зубной боли обычно содержат сравнения с камнем, мертвецом, месяцем, крестным древом. Часто призывается св. Антипий (Пергамский), приводятся свидетельства мертвецов, которым задают вопрос, не болят ли у них зубы. Встречается обращение к Иоанну Предтече (хотя чаще всего ему жалуются на головную боль — поскольку у него самого была отсечена голова). Вот типичный заговор, который следовало наговаривать на воск три вечерние зари подряд: «На море Океане, на острове Буяне лежат тридцать три мертвеца, у них зубы век не болели; так не боли они и у раба (имярек)». Еще один заговор: «На море на Кияне, на большом острове на Буяне стоят три высокия дерева, а как первое то дерево Петрий, а второе то дерево Хитрий, а третие дерево Кипарис; под ними лежит заяц; ты, зубная боль, к тому зайцу переселись». Этот краткий заговор замечателен тем, что в нем содержатся и формула волшебной сказки, и отсылка к апокрифу о трех деревьях, из которых сооружен крест, и такой фольклорный персонаж, как заяц, и персонификация зубной боли. О том, что заговоры, записанные в XIX веке, существовали издавна, свидетельствует заговор с призывом к св. Антипию. Он фигурировал во время процесса против Федора Шакловитого (1689) как улика против колдуна, якобы пытавшегося «испортить» молодого царя Петра. В нем св. Антипий посылается на тот свет: «Как у мертвых не болят зубы, так чтобы и у раба Божия не болели и не ломили и не пухли. Во веки веков. Аминь».

В другом заговоре от зубной боли св. апостол Петр сидит на мраморном камне; Христос спрашивает, почему он грустен; тот отвечает, что от зубной боли. Христос изгоняет духа зубной боли.Этот мотив известен во многих регионах, включая англосаксонскую Англию; А. Барб возводит его к апокрифическому Евангелию св. Варфоломея. Связь апостола Петра с зубной болью, несомнению, {259} проистекает из твердости камня и белизны мрамора — такими должны быть зубы; имеется также в виду эпизод наречения Симона Петром в Евангелии от Матфея (Мф 16:18: «ты еси Петр [камень]»). Еще одна ассоциация Петра с зубами возникла с обретением зуба св. Петра св. Лонгисом в VII веке.

Молитва к апостолу Павлу об исцелении от укуса змеи (здесь очевидна связь с эпизодом из Деяний Апостолов (Деян 28:1-8: Павел и змея) также носит апокрифический характер и известна в разных культурах. Русская молитва, подобно многим другим апокрифическим и мелким магическим текстам, восходит к греческому прототипу через южнославянские (в данном случае — сербские) версии. Русские версии, развивая южнославянские оригиналы, могут включать voces magicae и предписания записать молитву на хлебе (воде), а затем съесть (выпить). В повествовательной части молитвы (historiola) эпизод с Павлом переносится из Мальты в Сицилию. Более поздний и специфичный русский заговор от укуса змеи был записан под переплетом рукописного сборника апокрифических текстов конца XIX века (включавшего «Сон Богородицы», «Сказание о двенадцати пятницах» и «Епистолию Иисуса Христа о неделе»). Здесь Царь Ковер и Царица Ковровна призываются забрать свою змею. Большое количество заговоров от змей записано в Белоруссии Е.Р. Романовым. Характерно, что змеиные «цари» и «царицы» часто называются поименно. В XIX веке собиратель белорусских заговоров отметил, что один из его информантов отваживался лишь шептать заговоры на отдаленной лесной поляне и беспрестанно оглядывался по сторонам, опасаясь, не слушают ли его змеиный царь Ир и царица Ирица. Аналогичный украинский заговор: «Заклиная вас, гадюкы, именем Господа нашего Иисуса Христа и св. велыкомученыка и побидоносця Георгия и всимы небесными сыламы. Заклынаю тры царыци: Куфию, Невию и Полию, щоб не вредылы (старцу или младенцу по имени) волосом (цвет волос)». Потом читают молитву: «Пресвятую Троицу» пять раз и «Отче наш» семь раз; если змея очень ядовита, то читают заговор три раза. Змеиная царица Невия из этого заговора фигурирует в нескольких магических контекстах: она также одна из трясавиц — дочерей Ирода (персонификаций лихорадки — см. гл. 8.6.6.1). В русском заговоре от змеиного укуса, записанном в XX веке на Дальнем Востоке, на море-океане на острове стоит яблоня о двенадцати корнях, на той яблоне три деревянные кровати, на тех кроватях три подушки. На тех подушках лежат три старшие змеи: {260} первая Шкурапея, вторая Полюха, третья Люха. Далее призывается Люха, чтобы она уняла своих прислужниц ядовитых, болотных, подколодных, подзаборных и т.д.

А.И. Яцимирский цитирует некоторые типичные медицинские заговоры. Например, чтобы остановить кровотечение из носа или изо рта, на клочках бумаги делали надписи (в виде беспорядочно расположенных букв), помещали их на груди или лбу пациента. В одном случае надпись сделана кровью, и приписка велит тому, кто не верит в силу заговора, написать его на ноже, который следует вонзить в животное: кровь не прольется. Южнославянские версии известны с XIV века, позднее появились русские редакции. Приводятся и другие заговоры и молитвы, которые следовало читать над больным, например с мотивами трех ангелов (трех девиц) у Иордана, со словами «хинен, эгин, мантис» (или другими греческими словами, названиями рек, обычно четырех райских рек). Имеются заговоры, в которых упоминаются буквы, написанные на ногтях больного.

Любопытный заговор, в котором нет христианских элементов, предписывает пойти в лес, найти рябину, исполнить ряд ритуальных действий и написать челобитную царю Мусайле, главному лешему, чтобы узнать, за что раб Божий (имярек) «испорчен». Если царь Мусайла не ответит, ему угрожают, что придут стрельцы из Москвы и Новгорода и казаки с Азова и срубят его, оставив один пень.

Очень распространенный подтип медицинских заговоров — на излечение раны. Постоянный мотив здесь — обращение к Богородице с просьбой зашить рану. Вот типичный пример: «Аминь. На мори на Окияне, на острове на Буяне лежит камень; на том камне сидела Пресвятая Богородица, держала в руке иглу золотую; вдевала нитку шелковую, зашивала рану кровавую; тебе, рана, не болеть и тебе, кровь, не бежать; аминь».

Заговор XVII века для избавления от пьянства содержит требование пойти к могиле, к «незнаемому мертвецу», открыть гроб и сквозь саван продеть иглу, затем процедить воду сквозь саван и игольное ушко с заговором: «А ты, усопшей, сколько времени лежишь, и сколько хмельного не пьешь… так бы мне… хмельного пития не пити… ни хотети, ни зрети, ни слышати, ни подумати до гробовой доски». Затем следует выпить воду и снова закопать умершего. Использование трупа в позитивных целях контрастирует с другими описанными некромантическими практиками, но имеет параллели в английских поверьях. {261}

5.2. Заговоры при родах и над новорожденными. Считалось, что различные предметы, бывшие на будущей матери во время свадьбы, а также пояс священника помогают при родах. В некоторых регионах России родильную молитву приносили родильнице из церкви в шапке: можно предположить, что в этом случае молитву воспринимали как заклинание. В «Духовном Регламенте» (1721) Петра Великого эта практика была признана суеверной и осуждалась. Роды часто проходили в бане и сопровождались рядом магических обрядов (см. гл. 2.7.1). В Сибири для благополучных родов развязывали все узлы, расстегивали пуговицы и т.д., распускали волосы, в церкви открывали царские врата, проползали под столом или под ногами у отца, переступали через топор, заглатывали яйцо, приговаривая: как курочка скоро яичко кладет, так и я, раба Божия (имярек), скоро рожу. Подобные практики, распространенные и в других регионах, не требуют специальных объяснений.

Неудивительно, что заговоры на облегчение родов часто обращены к Богородице, например к Федоровской (Костромской) иконе Богоматери, а иногда — к персонификации матки. Менее понятно обращение к св. Анастасии. Заговоры при трудных родах могут содержать обращения к Богородице взять свои золотые ключи, отпереть у родильницы «мясные ворота» и выпустить младенца на свет. В этих заговорах часто упоминается золото (золотой), несомненно, по ассоциации с золотником (одним из обозначений матки). Интересно распространенное требование, обращенное к матке-золотнику вернуться на свое место (это может быть золотое кресло), как и в заговорах против демоницы-дны (они рассматриваются в связи со змеевиками в гл. 8.6.6).

Интересный родильный обряд, зафиксированный в Смоленской и Могилевской губерниях (в старообрядческой рукописи начала XIX века он осужден как колдовской), является разновидностью кувады. На полатях над родильницей должен лежать ее муж с обвязанным ниткой пенисом. Повитуха дергала за нитку в моменты родовых схваток, вызывая ответные крики мужа.

Заговоры произносились и над новорожденным с целью его защиты. В случае трудных родов в разных слоях общества было принято зажигать венчальные свечи родителей, свечи, сохранявшиеся от Церковной службы в пятницу, субботу и воскресенье. На Украине с той же целью использовалась трава Адамова голова (о ней см. в гл. 7).

В большинстве регионов России верили в особых демонов, которые вредят детям — полуношник, не дают им спать — полудница, {262} убивают или крадут их (ср. «бес полуденный» в Пс 90:6 в старославянской Библии). (См. также гл. 8.6.6.) Известны персонификации детских хворей: ревун, вопун, криксы. Младенцем мог завладеть демон тиренький. Его присутствие обнаруживалось, если только что родившийся ребенок засмеется; за такими детьми следовало очень внимательно присматривать и никогда не показывать посторонним, чтобы не вырос урод (разновидность верования в дурной глаз — см. гл. 2.2). В Сибири, чтобы защитить ребенка от дурного глаза, рекомендовалось вымыть три угла стола, три ложки, дверной засов, бросить в миску с этой водой три спички и подуть; вымыть ребенка в этой воде. Можно было вымыть ребенка мылом, которое мать держала за пазухой во время свадьбы. Ребенку никогда нельзя было показывать зеркало, поднимать его выше уровня глаз, разговаривать с ним во время купанья, стричь волосы и ногти до года.

Замечательный защитительный заговор для ребенка постарше включает многие мотивы, характерные для русской магии: «Пошла я в чисто поле, взяла чашу брачную, вынула свечу обручальную, достала плат венчальный, почерпнула воды из загорного студенца; стала я среди леса дремучего, очертилась чертою прозрачною и возговорила зычным голосом. Заговариваю я своего ненаглядного дитятку (такого-то) над чашею брачною, над свежею водою, над платом венчальным, над свечою обручальною. Умываю я своего дитятку в чистое личико, утираю платом венчальным его уста сахарные, очи ясные, чело думное, ланиты красные, освещаю свечою обручальною его становой кафтан, его осанку соболиную, его подпоясь узорчатую, его коты шитые, его кудри русые, его лицо молодецкое, его поступь борзую. Будь ты, мое дитятко ненаглядное, светлее солнышка ясного, милее вешнего дня, светлее ключевой воды, белее ярого воска, крепче камня горючего Алатыря. Отвожу я от тебя черта страшного, отгоняю вихоря бурного, отдаляю от лешего одноглазого, от чужого домового, от злого домового, от злого водяного, от ведьмы киевской, от злой сестры ее муромской, от моргуньи-русалки, от треклятой Бабы-яги, от летучего змея огненного, отмахиваю от ворона вещего, от вороны каркуньи, защищаю от кощея-ядуна, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи, а будь ты, мое дитятко, моим словом крепким в нощи и в полунощи, в часу и в получасьи, в пути и дороженьке, во сне и наяву укрыт от силы вражьей, от нечистых духов, сбережен от смерти {263} напрасной, от горя, от беды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорения. А придет час твой смертный, и ты вспомяни, мое дитятко, про нашу любовь ласковую, про наш хлеб-соль роскошный; обернись на родину славную, ударь ей челом седмерижды семь, распростись с родными и кровными, припади к сырой земле и засни сном сладким, непробудным».

Л.Н. Майков приводит ряд заговоров, чтобы ребенок спал и не плакал (№ 56-61). Один из них, с мотивом убывания, с небольшими вариациями, известен во многих регионах; видимо, он предназначен для особо беспокойных детей, поскольку исполнять его должна была деревенская знахарка. Надев платье задом наперед (форма магического обмана, рекомендуемого также для защиты от лешего), она берет больного ребенка на руки, идет за деревню в поле и, обратясь к заре, произносит трижды, каждый раз отступая шаг назад и плюя через левое плечо: «Заря-заряница, заря, красная девица, возьми крыксы и плаксы, денны и полуденны, нощны и полунощны, часовы, получасовы, минутны и полуминутны от раба Божия (имярек)». Сделав три поясных поклона, знахарка продолжает: «Заря-заряница, заря, красная девица! Твое дитя плачет, пить, есть хочет, а мое дитя плачет, спать хочет. Возьми свое безсонье, отдай нам свой сон…» Г. Попов в своей работе о народной медицине замечает, что подобные заговоры часто обращены к заре, к петуху (возможно, как вестнику зари). Он приводит еще два заговора этого типа. 1. Мать вместе с бабкой-ведуньей шла с ребенком в баню; бабка с ребенком заходила в парную, а мать ожидала в предбаннике. Бабка говорила: «Парю, парю». — «Кто парит?» — спрашивала мать. «Полуношник», — отвечала бабка. Мать: «Выпари его хорошенько, чтобы ушел и не возвращался». 2. «Заря вечерняя Марья, заря утренняя Маремьяна, отдайте сон рабу Божию (имярек)». В почти идентичном сибирском заговоре бабка отождествляет себя с Соломонидой, апокрифической повитухой, принимавшей младенца Христа (она же фигурирует в некоторых версиях апокрифа «Сон Богородицы»). Соломонида призывается и в заговорах на рост младенца. Кроме того, если ребенок плачет, можно было вымыть его в воде, в которой смешана зола от трех печей: из избы, из кузницы и из бани (т.е. щелоком, который использовали вместо мыла). Ряд белорусских заговоров от демона плача криксы и демона бессонницы ношницы приводит Е.Р. Романов. Слабые от рождения дети, страдающие от грыжи и рахита подвергались обряду, который обычно назывался перепекание. {264} Ребенка сажали на хлебную лопату и трижды засовывали в теплую печь. В украинском варианте перед этим в печи выпекался хлеб, замешенный местной знахаркой на воде, взятой из трех колодцев. Аналогичные практики известны в Англии еще из средневековых латинских епитимийников. Больного ребенка можно было также трижды пропустить через материнскую рубаху, от ворота до подола.

Магические приемы с целью контрацепции мало известны, хотя по крайней мере один перечень грехов XVI века содержит осуждение контрацепции и абортов посредством зелья. В одном источнике XVII—XVIII веков абортивным действием наделяется колдовской корень молодило (см. гл. 9, с. 393). В целях контрацепции применяли амулеты — ключи и замки; закапывали бутылку с водой, в которой стирали одежду, запачканную менструальной кровью; или эту запачканную одежду давали колдуну, который произносил особый заговор. Использование менструальной крови в контрацептивной магии практиковалось незамужними, вдовами и солдатками, т.е. женщинами, у которых беременность могла наступить только от незаконной связи. Менструальная кровь (она наделялась вредоносными качествами во многих культурах) могла также применяться в целях наведения порчи путем подмешивания ее в еду и питье жертвы. Это же средство можно было использовать и в позитивных целях — чтобы обеспечить верность мужа или любовника. По менструальной крови предсказывали пол будущего ребенка (см. с. 176), пили ее, чтобы избавиться от родинок и бородавок. Съесть плаценту означало или предупредить зачатие, или, наоборот, ему способствовать.

Был и более изощренный способ избежать зачатия: женщина должна держать под языком оберег. Сибирский заговор от зачатия: «Шли, прошли Петры и Павлы. Где вы, Петры-Павлы, ночевали? — В городу во Ерусалиму, в Божьей церкве на престоле, ключи, замки оборонили, нечем грешну душу пропустити: грешна душа согрешила, младенца в утробе потребила, всяким зельям заедала, всяким травам заливала: попала в жар-тарары, в огонь горючей; попала в жар-тарары, в смолу кипучу».

Противоположные обряды — для увеличения плодовитости — достаточно распространены, но, как и в случае с современной медициной, здесь сложнее выявить специфические способы помощи бездетным парам. Одно известное средство — последнее перо из орлиного крыла, другое — трава купальница. Могло помочь {265} паломничество бездетной женщины к чудотворному изваянию в Смоленский монастырь (см. гл. 8.5).

Методы предсказания и предопределения пола будущего ребенка рассмотрены в гл. 4.6.3.

5.3. Любовные заговоры. Это одна из наиболее распространенных категорий заговоров. Многие сохранившиеся древневосточные и античные образцы мало отличаются от эротических заговоров, известных в России нового времени. Приговоры и присушки были распространены во всех слоях русского общества. К ним прибегали и женщины и мужчины, чтобы привлечь любовника (любовницу), склонить кого-либо к сексуальной связи, увеличить или вернуть супружескую любовь. Как правило (хотя были и многочисленные исключения), к заговорам и обрядам, направленным на поиск и привлечение брачного партнера, прибегали женщины, мужчины же были более озабочены удовлетворением своих немедленных желаний. Об изготовлении приворотного зелья (приворота, приворотного средства, любжи) священники должны были спрашивать исповедующихся. Это неудивительно, поскольку многие любовные заговоры были адресованы Сатане (в одном из заговоров — Сатанаилу Сатанаиловичу). Любовная магия была предметом озабоченности и Восточной, и Западной церквей. Западноевропейская практика XIII века сопоставима с русской. Например, в «Беседах о чудесах» Цезариуса Гейстербахского есть рассказ о судьбе благочестивой женщины, которая, однако, страдает в чистилище из-за своего тайного греха — она пыталась с помощью магии обеспечить любовь мужа.

Обычно любовные заговоры требуют троекратного повторения, часто на заре, контакта с предметами одежды и, что наиболее характерно, употребления наделявшейся магическими свойствами еды или питья, например, как говорилось выше, содержавшей менструальную кровь. Очень распространена символика огня, дыма, ветра.

Древнейший известный мне русский любовный заговор содержит новгородская берестяная грамота второй половины XIV века: «…так ся разгори сердце твое и душа твое и душя твоя до мене и до тела моего и до виду до моего». Однако до середины XVII века (с этого времени материалы судебных дел могут служить источником по любовной магии) письменные известия по этой теме редки. В 1635 году одна из царицыных прислужниц обронила платок, в котором был корешок. При допросе она призналась, что это талисман, {266} чтобы приворожить мужа: его следовало положить на зеркало и смотреться в него. Женщину пытали и сослали. Н.И. Костомаров упоминает эту практику (причем называет корень обратим) и приводит заговор: «Как смотрюсь в зеркало, да не насмотрюсь, так бы такой-то на меня не насмотрелся». Тремя годами позднее придворная швея обвинялась в том, что кидала песок и золу на след царицы; под пыткой она призналась также в применении наговоренных соли и мыла для того, чтобы муж ее любил. По другому судному делу того же времени, несколько человек было сослано в Сибирь за занятия любовной магией. Одна женщина под пыткой призналась, что советовала женщинам давать мужьям соль и мыло со словами: «Сколь скоро мыло с лица смоется, столько бы скоро муж жену полюбил»; «как тое соль люди в естве любят, так бы муж жену любил».

В деле о государственном преступлении (т.н. Слово и дело — см. гл. 16, с. 614), разбиравшемся духовным судом в 1727 году, некий Роман Краснопольский признал, что он, желая склонить к сожительству женщин помимо своей жены, переписал заговор со слов крестьянина Моисея Чурина. Заговор надо было наговаривать на соль, сыпать соль в квас и иную еду и давать женщинам и девицам. Он поклялся, что никогда не использовал этот заговор, не говорил о нем и никому не давал переписывать (в подобных делах это всегда считалось смягчающим обстоятельством). Обыск у крестьянина обнаружил травы, список апокрифа «Сон Богородицы», заговор на подход к властям или судье, заговор для раздора между мужем и женой и месечник с указанием благоприятных и неблагоприятных дней для путешествия.

Для любовной магии характерно поедание заговоренных предметов. Например, если девушка съест пряник, над которым произнесен заговор, она полюбит заговорившего. В более сложном варианте парень должен был поймать и зарезать голубя, на голубином жире замесить тесто, испечь калач и угостить девушку, приговаривая: «Как живут между собою голубки, так же бы любила меня раба Божия (имярек)». Аналогичным образом женщины привораживали мужчин, наговаривая на еду, питье, одежду или след. Того же эффекта можно добиться, нашептав над предметами, связанными с адресатом заговора. В деле 1770 года крестьянин обвинялся в колдовстве: чтобы добиться любви вдовы, он должен был написать некие слова и нашептать их в бутылку вина, которую она выпьет. Возможно, нашептывание связано с участием в магии ветра: иногда {267} чары должны навеять три брата-ветра, иногда семь ветров, а в заговорах-отсушках — вихорь (в русских народных верованиях — демоническая враждебная сила). Другой мотив любовных заговоров — огонь: «В печи огонь горит, палит и пышет и тлит дрова; так бы тлело, горело сердце у рабы Божией (имярек) по рабе Божием (имярек)». В одном из заговоров присутствуют и фольклорные мотивы, и элементы других заговоров (в частности, упомянутые выше в связи со св. Сисинием). Например, двенадцать трясавиц (лихорадки, змеи, дочери царя Ирода) призываются вынести из белого камня Алатыря палящий и гудящий огонь, чтобы огненный змей зажег девицу (огненный змей связан с падающими звездами и предвещает смерть; змеи часто встречаются в славянском фольклоре, особенно в свадебной обрядности, и как фаллические символы).

Вот более сложный и страстный любовный заговор: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа аминь! Стану я, раб Божий, благословись, пойду перекрестясь из избы дверьми, из двора воротами. Выйду на широку улицу на восток лицом, на запад тылом, поклонюсь и помолюсь. Есть в чистом этом поли, в широком раздольи четыре брата, буйные ветра: восток и запад и лето и север. Как вы служили истеному Христу, царю небесному, так вы послужите мне, доброму рабу Божию (имярек). Возьмите от меня, раба Божия, тоску, и сухоту, и черну печаль, возьмите и не оброните противо ветра и ни по ветере, противо солнышка и по солнышку, противо воды и ни по воды, через ручья текущие и через реки быстры, через горы высоки, через лесы темны, через тыны железны; из сеней ходучи али на лествицы седючи, или на кровати, на постели лежучи, или за столом седючи. Со отцом или с матерью, и с братом или сестрою, или с подругой и со всем родом и племенем совет советует, тут берите его за белые руки и кладите ему в белое тело и ретивое сердце и в черную печень и в семьдесят семь жил и в семь суставов, что бы раб Божий не мог бы без меня, рабы Божьей, не жить и не быть, и не пил бы и не ел бы, смертной тоской тосковал бы, той тоски не мог бы хлебом заись, ни питьем запить, ни в бани замыть, Так он, раб Божий, за рабой Божьей бежал бы и сзади набегал бы, за шею хватил бы, и во уста целовал бы, и не глядел бы ни на отца, ни на матерь, ни на сестру, ни на род, ни на племя, ни на какого человека; так бы раб Божий обо мне думал, обо мне, рабе Божьей — в день при солнце, а в нощи при месяцы, на утренней зари и на вечерней зари, и на нову и на ветху, и на перекрой месяцы, и {268} на намежных днях. Чего не доумел, мастер не доучил — будь мои слова все сполна всегда и ныне и присно и во веки век. Аминь!»

Л.И. Минько описывает ряд белорусских приворотных практик: три пасхальных дня носить два пояса; капнуть своим потом в еду или питье привораживаемого; носить у живота соколиную голову; поститься двенадцать пятниц (практика, осуждаемая «Духовным Регламентом» Петра Великого); трижды обойти вокруг объекта с тремя церковными свечами; летучую мышь поместить в новую посуду, покрыть новой тканью, положить в муравейник, вернуться домой не оглядываясь и заткнув уши, чтобы не слышать ее писка, через три недели вернуться за косточками, которые и приворожат желанный объект. В «Золотой ветви» Дж.Дж. Фрезера описана аналогичная практика в Чехии, только с лягушкой; сходные методы применялись и в Великороссии, чтобы стать невидимым (см. ниже). Далее Минько ссылается на судебный процесс по обвинению колдуна в шарлатанстве, состоявшийся в 1950 году в Бресте. Чтобы вернуть сбежавших мужей, он предписал прокипятить в чане их нижнее белье, а затем разбрызгать воду на ступеньках крыльца. Приворожив суженого, белорусы оберегали супружество от вредоносной магии и носили для этого в качестве оберега лук и чеснок — широко известное во многих регионах Европы средство против дьявола и колдовства.

В заговорах подобного рода часто фигурируют рубашки и другие предметы нижней одежды — из-за того, что они непосредственно соприкасаются с телом. Один из способов: сжечь клочок рубахи и подсыпать пепел мужу в еду, приговаривая: «Какова была рубашка на теле, таков бы муж до жены был». Сопоставимый элемент свадебного обряда на Вологодчине — невеста идет в парную в одежде, припасенной ею в подарок мужу.

С заговариванием одежды связаны заговоры, в которых используются пот и слюна. Например, мужчина должен поработать до пота, утереть его платком и тем же платком обтереть любимую женщину, приговаривая: «Как у меня, раба Божия, пот кипит и горит, тако же бы у рабы Божией кипело и горело сердце обо мне, рабе Божием». Можно также плюнуть на руку, произнести наговор на слюну и неожиданно ударить женщину против сердца. Согласно «Вопрошанию» Кирика Новгородца, магия с использованием пота (чтобы обеспечить любовь мужчины, женщина давала ему пить воду, в которой мылась) была известна уже в XII веке и наказывалась шестинедельным церковным покаянием. {269}

Существовали также заговоры, чтобы подавить любовное влечение, — отсушки. К ним часто прибегали жены неверных мужей против соперниц. Такой заговор фигурирует в показаниях Романа Краснопольского, упомянутых выше.

Вот демонический заговор для раздора между новобрачными: «Стану я раб дьявольский (имя рек), не благословясь, пойду не перекрестясь из дверей в двери, из ворот в ворота новобрачных, и выйду я во чисто поле, во дьявольско болото. Во чистом поле стоят ельнички, а на ельнички сидит сорок-сороков — сатанинская сила. А во дьявольском болоте Латырь бел камень, а на Латыре бел камени сидит сам сатана. И пойду я, раб, к Латырь бел камню, и поклонюсь я, раб (имя рек), самой сатане и попрошу его: "Ой же ты, могуч сатана, как ты умел свести (имена мужа и жены), так умей и развести, чтобы друг друга не любили, друг друга колотили и порой ножем поразили. Ведь я твой раб, я твой слуга, и по сей день, и по сей час, и по мой приговор — во веки веков».

5.4. Заговоры от импотенции. Для этих заговоров характерны логичность и постоянство образности. Заговор XVII века о том, чтобы «фирс [от греческого обозначения жезла: на удивление книжный источник для простонародного словоупотребления!] не гнулся», гласит: «Встану яз, раб Божий (имя рек), благословясь и пойду перекрестясь в чистое поле под красное солнце, под млад светел месец, под частыя звезды, мимо Волотовы кости могила. Как Волотовы кости нетропнут, не гнутся, не ломятся, так бы у меня, раба Божия (имя рек)… фирс не гнулся, не ломился против женской плоти и хоти и против памятныя кости. И возьму яз, раб Божий (имя рек), свой черленой вяз и пойду я в чистое поле, ажно идет в чистом поле бык третьяк, заломя голову, смотрится на небесную высоту, на луну и на колесницу. И подойду яз, раб Божий (имя рек), с своим черленым вязом и ударю яз быка третьяка по рогу своим черленым вязом, и как тот рог ни гнется, ни ломится от моего вязу, так бы и у меня, раба Божия (имя рек) … фирс не гнулся, не ломился против женския плоти и хоти и против памятныя кости отныне и до веку».

Мотив кости, ассоциирующейся с эрекцией, представлен еще более выразительно в следующем заговоре: «Есть гора костяна. На той горе есть стул костян. На том стуле костяном седит царь костян, подпершись своим костылем костяным: шляпа на главе костяна, рукавицы на руках костяны и сапоги на ногах костяны. И весь {270} тот царь костян, и все семьдесят три жилы костяны, и становая ж жила кость. Так бы и у меня, раба Божия (имя рек), все семьдесят три жилы и вси семьдесят три жилы-суставы были бы костяны, и вся и становая ж жила была бы костяна, и стояла б она на жуе [т.е. "chuye" в записи "тарабарской" грамотой] сто раз и тысячу на пострекание, на малое место на женскую нифцу [pizdu] и девичью: на черную, на русую, на красную, на белую и на всякую — месяца молода и ветха и на перекройных днях».

В заговоре от импотенции может присутствовать также мотив «булатного дуба» и петуха: «…на верху булатного дуба сидит веселая птица петух, вставает рано, голову дымает и поет весело, столь же бы стояли у раба Божия (имя рек) 77 жил и едина жила…»

Заговоры и иные магические практики могли привлекаться и для того, чтобы вызвать импотенцию у соперника, или из мести. Если, например, нитку, выдернутую из покрывала мертвеца, вдеть в иглу и воткнуть иглу в подол женской рубашки, это вызовет импотенцию у мужа женщины. Либо можно на восходе солнца отрезать конец веревки от церковного колокола, завязать на нем три узла и произнести заговор: «Как висит колокол, так виси у раба (имя рек) сором (penis) на рабу (имя рек) отныне до веку. Аминь». Особая форма порчи, которая насылается на тестикулы, заставляя их раздуваться до гигантских размеров, называлась кила. Марк Ридли в конце XVI века писал о распухании половых органов, причиняемом колдовством; Ричард Джемс в 1618 году описывал килу, которая в результате колдовства раздувала половые органы до чрезвычайных размеров. Сэр Джером Горсей доносил, что у Ивана Грозного во время его последней болезни «начали страшно распухать половые органы»; он же сообщал о сексуальных излишествах, которыми похвалялся царь, и о колдовских обрядах и предсказаниях перед его смертью.

(Об импотенции и бесплодии, вызванных вредоносной магией, см. гл. 3.4.)

5.5. Защита от злых духов, вредоносных заговоров и отвращение дурного глаза. Большая часть заговоров и молитв, которые рассматриваются в данной главе, призвана тем или иным способом противостоять демонам, вредоносной магии и сглазу, поскольку болезни и несчастья обычно воплощались в злых духах или относились на счет вредоносной магии. Порчей, как правило, считалась болезнь человека, скота или посевов, вызванная колдовством, причем, чтобы эффективно снять колдовскую порчу, требовался специалист. {271}

Существует множество заговоров для защиты скота от порчи. Вот относительно короткий (приведен П.Н. Рыбниковым):

«Возьми у всякой скотины меж рогами шерсти и клади в воск, прочти эту книгу три раза, по солнцу и с образом обойди три раза, волочи за собою топор, а воск зарой в землю, чтоб люди не видали и не знали.

Аще кто на меня, раба Божия пастыря, и мой милый скот зло подумает, какой порчею, враждебною статьею, у того бы порченника и пыточника в тиме (темя) язык воротило бы, подколенные жилы рвало бы, скочили бы очи, со лба выпрянули бы, чтоб ему, порченнику и пыточнику, в день покою и в ночь усыпу не было, и до смертного его часу буди Господи во веки веков, аминь!»

Рыбников приводит также защитительные заговоры, которые исполнялись во время свадеб; в завершение следовало трижды плюнуть в дверной замок и запереть его.

Заговор от сатаны имеет форму молитвы ангелу-хранителю: «Ангел мой, сохранитель мой! Сохрани мою душу, укрепи мое сердце на всяк день, на всяк час, на всякую минуту. По утру встаю, росой умываюсь, пеленой утираюсь Спасова Пречистова образа. Враг-сатана, отшатнись от меня на сто верст, на тысячу, на мне есть крест Господень! На том кресте написаны Лука и Марк, и Никита мученик: за Христа мучаются, за нас Богу молятся. Пречистые замки ключами заперты, замками запечатаны, ныне и присно и во веки веков, аминь».

(О вере в дурной глаз и мерах против него см. в гл. 2.2. Травы и талисманы, применявшиеся наряду с заговорами, описаны в гл. 8.9.)

5.6. Вредоносные заговоры. Вредоносные заговоры многочисленны и разнообразны. В ряде случаев они могут быть краткими, как в приведенном ниже образце из сборника XVII века («Как сей мертвец (имя рек) [а имени буде не знаешь — назови его Иван] умер без покаяния, так и ты умри без покаяния»), но сопровождаться сложными обрядами. В данном случае следовало тайком отправиться на закате к могиле умершего без покаяния человека, имея при себе куриное яйцо и топор с привязанным к нему огнивом; у мертвого нужно было попросить разрешения взять земли у него в головах, принеся за это в жертву («поминок», «гостинец») белую лебедь, заменяемую в порядке обрядового формализма куриным яйцом, а затем попросить покойника о помощи. Взяв земли, нужно было идти домой не оглядываясь, а возле дома встать на камень {272} и, очертив топором вокруг камня круг, произнести оберег, охраняющий совершившего обряд «от недруга», кинуть топор в северную сторону, а через некоторое время достать его и отвязать огниво. После этого следовало бросить землей, взятой из могилы, в грудь недруга, произнеся заговор. Встречаются и сложные длинные заговоры, в частности направленные против соперников в любви.

Вредоносные заговоры могут сопровождаться почти универсальной практикой, когда изготавливают фигурки (куклы), изображающие тех, кому нужно навредить, и причиняют кукле тот вред, который предназначается потенциальной жертве. Описание шуточного исполнения этого обряда над персонификацией болезни можно найти в дневнике жены писателя М.А. Булгакова. Встречая новый 1940 год в кругу семьи, домашние подняли бокалы, а затем сделали куклу — воплощение болезни писателя — и «убили» ее. Аналогичная магия совершалась с частицами одежды или тела (например, обрезками ногтей) жертвы и даже с землей, по которой она прошла. В 1689 году Иван Биндаков признался под пыткой, что он для колдовства взял землю из следа, оставленного князем В.В. Голицыным.

Вредоносные заговоры, исполнявшиеся колдуном, на самом деле могли подразумевать просто отраву (действительно, вредоносная магия и отравительство в России, как и повсюду, часто были настолько тесно связаны, что многие, размышляя о возможной причине болезни, не проводили никакого различия между тем и другим, — см. гл. 9.2). Заговор произносился или нашептывался над такими магическими объектами, как травы, коренья, упоминавшаяся выше могильная земля; части человеческих тел; «мертвое мыло» и «мертвая вода», которыми обмывали покойника (с помощью «мертвой воды» женщины также пытались уменьшать слишком большую грудь); «мертвая свеча» (ее делали из добытого в могиле жира покойника, чтобы насылать сон или смерть). Сходное поверье, вероятно, скрывается за сообщением английской газеты о судебном процессе 1889 года в Курске: четырех крестьян обвиняли в убийстве одиннадцатилетней девочки ради изготовления сальных свечей, которые должны были помочь им незаметно совершить кражу. На суде говорилось, что это суеверие широко распространено в России.

Колдовской силой наделялись не только «мертвые» свечи: всякая церковная свеча, как и иной христианский ритуальный предмет, могла использоваться в целях магии. Чтобы навредить, устанавливали {273} свечу вниз головой и заказывали по живому недругу заупокойную молитву (разновидность проклятия путем инверсии).

Вернемся к теме мертвецов и вредоносной магии. А.Н. Афанасьевым опубликована народная сказка, в которой описано действие колдуньи с «мертвой рукой». Н.И. Костомаров утверждает, что «тогда, как и теперь [!], воры употребляли руку трупа для усыпления хозяев в доме, когда хотели их обокрасть». Для успеха в любом деле, в том числе и в воровстве, наговаривали также над просфорой.

Сигизмунд Герберштейн, посещавший Московию, в 1557 году отметил, что епископы судят «ведовство, чародейство, отравление, прения, возникшие из-за ереси или блуда [характерно само объединение категорий преступлений]… святотатцев, грабящих могилы, и тех, кто в целях чародейства отламывает кусочки от образов святых или от распятия». В зелье насыпали могильную землю — с этим связан заговор, гласящий: как мертвец не подымется, так чтоб и Федор не поднялся, как мертвец пропал, так бы и Федор пропал совсем. На Гомельщине (Белоруссия) до сих пор, желая навредить человеку, сыплют ему под дом землю с могилы. Гвозди от гроба тоже наделялись колдовской силой: если их подбросить в конюшню, лошади, принадлежащие жертве порчи, захромают.

В XVII веке при царском дворе постоянно опасались колдовства и порчи, и вся челядь царицы должна была клясться не произносить заговоры и не хранить кореньев и трав (чтобы их, с соответствующим заговором, не могли подбросить на дорогу или у входа в дом жертвы). В начале XVII века белье царя Михаила Федоровича носили на реку стирать в сундуке, запертом на замок и покрытом красной тканью (нередко считалось, что красный цвет защищает от колдовства и сглаза), и в сопровождении придворной служительницы, специально приставленной, чтобы не допустить возможной чародейской порчи.

К щадящим видам вредоносной магии можно отнести напущение икоты (кликушества). Один способ такой: снять крест, положить его себе под пяту и сказать: «Отрекаюсь от Бога и животворящего Его креста, отдаю себя в руки дьяволам». Затем следовало нашептать на соль: «Пристаньте сему человеку (имя рек) скорби-икоты, трясите и мучьте его до окончания жизни». Потом вынуть крест из обуви и повесить его на спину. В это время должны появляться дьяволы. Через сутки крест следует поместить обратно на грудь, а соль бросить на дорогу или туда, где будет проходить {274} жертва, с приговором: «Как будет сохнуть соль сия, так сохни и тот человек». В 1815 году крестьянин Михаил Чухарев был признан судом виновным в том, что с помощью этого заговора наслал на своего двоюродного брата злого духа — икоту и был приговорен к 35 ударам кнутом и публичному покаянию. В этом, как и в других сохранившихся судебных делах, известны не все обстоятельства. Суровый приговор (битье кнутом часто оказывалось смертельным) в этом деле, которое и в XVIII веке вполне могло быть прекращено, можно объяснить озлобленностью местного населения, истерией или какими-то неустановленными обстоятельствами, отягчавшими обвинения. К вредоносной магии обращались не только крестьяне. Примерно в это же время Марта Уилмот описывала жизнь в среде русской аристократии: «Обнаруживаются новые известия о г-же Щ[ербениной], желавшей с помощью колдунов погубить свою мать, невестку и меня. Могущественное заклинание должно было заколдовать нас, свести с ума или убить».

Амулеты обычно наделялись защитительной силой, но бывали и вредоносными. Например, амулет в виде нити с завязанными узлами (описан в гл. 8.4) мог применяться вместе с заговором против врага. На шерстяной нити завязывали восемь двойных узлов со словами: 1) выйду я на улицу, 2) брошу в чисто поле, 3) в разстанье, 4) меж дворы, 5) в луга, 6) в моря, 7) в леса, 8) в зыбучие болота. Нить подкладывали туда, где жертва должна была наступить на нее. Более сложный вариант с нитью и тринадцатью узлами. При завязывании узлов говорится: «По позднему вечеру выйду я на улицу, и откажусь я от Иисуса Христа, от царя земнаго, от Бога вышняго, от веры православной, от батюшки, от матушки. Предаюсь я к нечистому духу, к окаянной силе, прошу я ей помощи, чтобы она помогла ей и пособила: поступаю я на вора — разбойника, на деннаго грабельщика, на ночного полунощника, на (имя рек). Я хочу его свержить, хочу я его испортить: хоша среди дня, хоша среди ночи, хоша в чистом поле, хоша в темных лесах, хоша в зыбучих болотах, хоша соннаго, хоша дремучаго, хоша в терему, хоша за столами дубовыми, хоша со яствами медовыми, хоша пошел бы он и запнулся бы, самого себя заклянулся бы. Окаянные духи, придайте мне силы, помогите и пособите мне, чтобы не было (имя рек) ни в день житья, ни в ночь спанья, ни в час моготы, ни в полчаса терпежу. Хошь бы схватило его грыжами или стрелами, взяло бы его в минуту или в две и узнал бы он все скорби и печали». Проклятие произносится вечером, при этом необходимо снять крест. Чтобы {275} усилить его действенность, рекомендуется предварительно убить черную кошку. Как только жертва наступит на заговоренную нить, она споткнется, и если выругается при этом, то проклятие подействует.

(О сглазе, который мог произойти от неумышленного действия человека, обладающего дурным глазом, или от целенаправленного воздействия колдуна, см. в гл. 2.2.)

5.7. Заговоры на умилостивление властей, правителей, судей и т.п. Л.Н. Майков приводит несколько таких заговоров, они упоминаются и в ряде судебных дел. Например, дьякон обвинялся в том, что дал волшебный порошок крестьянину, чтобы тот снискал расположение своего хозяина. Магическую защиту на суде мог обеспечить амулет с апокрифом «Сон Богородицы». Вот защитительный заговор от властей, судей и лихих людей: «Стану я, раб Божий (имя рек) благословясь, пойду перекрестясь в чистое поле и помолюсь на восточную сторону. На восточной стороне стоит святая церковь о двенадцати куполах, а в святой церкви той Мать Пресвятая Богородица. Мати Пресвятая Богородица, помолись Сыну своему, Богу нашему Иисусу Христу за меня, раба Божия Ивана, спаси и сохрани меня, раба Божия, от царей и королей, от неправедных судей и лихих людей. Во веки веков, аминь».

Идя на суд, можно было также снять с березы трепещущую сережку, «перепер», и сказать: «Так как сей перепер трясется, так бы мой супостат (имярек) и его язык трепетался». Колдун мог рекомендовать и более сложный ритуал: черную змею убить саблей или ножом, вырезать у нее язык, завернуть в тафту зеленую и черную и положить в левый сапог, затем идти прочь, не оглядываясь (обычное требование) и никому ничего не говоря. Когда понадобится идти на суд или на бой, положить в сапог змеиный язык и три зубчика чеснока, а под правую пазуху привязать плат. Другой амулет для той же цели — трава хвалила с четырьмя цветками (красным, черным, зеленым и синим) и с десятью листочками с каждой стороны. В.И. Даль приводит пословицу: «Тирлич [растение Gentiana Amarella] да жабья костка смиряют гнев властей» — поверье, восходящее по крайней мере к Плинию.

Человек, на которого прогневался царь или князь, должен был носить под левой пазухой правый глаз орла. Этого орла следовало поймать в полночь накануне Иванова дня и заколоть острой тростью на распутье дорог; левый глаз того же орла, смешанный с {276} коровьей кровью и перьями, высушенный и завязанный в чистый синий плат, — прекрасный амулет для охотников и рыболовов. Аналогичные заговоры и поверья распространены повсеместно.

5.8. Заговоры, чтобы отыскать или спрятать клад. Представления об охраняемых духами сокровищах распространены во всем мире, а поиски кладов, часто с помощью волшебства, — один из наиболее распространенных фольклорных сюжетов. В традиционных верованиях и преданиях Русского Севера зарытые клады обычно связаны с разбойниками, или с панами (польские искатели приключений — интервенты эпохи так называемого Смутного времени в начале XVII века), или с чудью (народ финского происхождения, имеющий репутацию колдунов, либо легендарный народ, оставивший в Сибири курганные захоронения). Видимо, в существовании этих кладов никто не сомневался, и действительно, в России было принято зарывать ценности в землю. Так, датский дипломат Исаак Масса писал в 1610 году: «Я думаю, что в Москве в то время все драгоценные камни и деньги были схоронены, ибо в Московии таков обычай, что в бедственное время зарывают деньги и добро в земле, в лесах, погребах и разных уединенных местах…»

Для народных представлений о кладах характерна их персонификация, воплощение в каком-либо образе, например ребенка, старика, собаки, лошади, петуха, ягненка, мертвеца, деревянной доски, которые рассыплются в виде денег, если их ударить или, в случае с мертвецом, сказать «аминь». Мотивы покойника и деревянных досок присутствуют в одном из многих преданий о панах — упомянутых выше польских воинах начала XVII века, которые, как считалось, зарывали свою добычу. В этом севернорусском предании рассказывается: был найден мертвец, а когда нашедший сказал над ним «аминь», он превратился в сокровище, спрятанное паном. Нашедший взял часть денег, но три года спустя умер, — согласно местному поверью, оттого, что нарушил запрет и рассказал о том, что с ним случилось.

Другой часто встречающийся мотив — демонический страж, который нередко является в виде таинственного огня, особенно на Пасху. Дух-хранитель имеет особое имя — кладовик (или подобное). Одолеть магическую защиту клада — кладовика, заговор или заклятие — можно с помощью волшебных книг, формул или трав, таких как разрыв-трава (известна также как прыгун, скакун, спрыг-трава, гремучая трава, железняк и т.д.). Разрыв-трава цветет {277} в полночь накануне Иванова дня (24 июня), пока только и успеешь прочитать «Отче наш», «Богородицу» и «Верую»; с ее помощью отпираются замки и запоры, она указывает клады и не дает работать кузнецам. Если накануне Иванова дня коса сломалась, значит, ею пытались скосить разрыв-траву. Другая волшебная трава — свети-цвет, вспыхнет в руках, если держать ее над кладом. В большинстве версий этого поверья, во всем славянском ареале, это чудесное растение идентифицируется с папоротником, но в Забайкалье в такой роли выступает конопля.

Литературное развитие темы папоротника, открывающего клады в ночь на Ивана Купалу, можно найти в повести Н.В. Гоголя «Вечер накануне Ивана Купала» (дополнительная кровавая подробность: чтобы добыть клад, нужно принести в жертву невинного ребенка).

Эта трава — папоротник и другие (ее ботанические определения варьируют) — явно связана с представлениями о магических свойствах железа, и рассказы о ней родственны известным поверьям (или восходят к ним), с местными вариациями, в Англии, Франции, Германии, Австрии и Италии (где сбор семян папоротника накануне Иванова дня был запрещен Феррарским собором 1612 года).

Указываются и другие растения. Например, в записке о сокровищах царя Соломона, их демонических стражах и способах их нейтрализовать Андрей Михайлов, профессиональный кладоискатель из Симбирской губернии (умер в 1854 году), упоминает огнею (обычно это одно из имен демонов лихорадки трясавиц, дочерей Царя Ирода), царь-траву, петров крест . плакун (см. гл. 9). Плакун следовало срывать накануне Иванова дня, загнув верхушку, и так оставить до Троицы, а на Троицу вместе с корнем отнести в церковь: молитва священника сделает плакун пригодным для открывания кладов. Открывая клад, следовало прочитать следующий заговор: «Приступаю я, раб Божий, к поклаже сей, окружаю в ширину и глубину, утверждаю Божьим словом; пошли мне, Господи, помощника, архангела Уриила, отогнать демонскую силу, от сей черты окруженной, от еретика и от волшебника. Пошли, Господи, грознаго Илию пророка с огненной колесницей, с громовым ударом истребить нечистыя силы от поклажи сей. Утверждаю поклажу сию на камне Алатыре, замок отмыкаю в небе, ключ в море; как морю огненну не бывать, из моря ключей, кроме меня, не вынимать, а замка не отпирать; аминь». {278}

Остается только удивляться, каким образом этот «профессиональный» кладоискатель мог заработать себе на пропитание! Упомянутая здесь плакун-трава — это трава, на которую упали слезы Богородицы во время распятия Христа; В.И. Даль говорит о ней в «Толковом словаре» (см. плакать), что она заставляет плакать бесов и ведьм, что ее собирают накануне Иванова дня и она хранит от соблазна.

Другой «профессиональный» кладоискатель, колдун из Вятского края, в 1744 году предстал перед синодальным судом. В основном он занимался знахарством и гаданием, но признался также, что призывал в помощь лесных духов — леших, чтобы отыскивать клады. Он приносил им в лес жертву — три гороховых пирога и сорок пять красных яиц, и произносил приговор, призывая леших взять подарки и показать спрятанные деньги. Колдун утверждал, что, хотя лешие оставались невидимы, он явственно слышал их указания, где искать клад. Несмотря на то что он следовал их инструкциям, клад ему найти не удалось.

Другой способ, к которому прибегали кладоискатели, — подбрасывали цветок папоротника в воздух. Сначала он будет парить в небе, как звезда, а затем упадет туда, где сокрыт клад. Здесь папоротник напоминает приносящую удачу перелет-траву, которую также искали накануне Ивана Купала.

В Белоруссии кладоискатели считали необходимым брать с собой петуха, запевшего на третий день после того, как он вылупился из яйца.

Поиск спрятанных сокровищ, обычно охраняемых с помощью колдовства или демонов, был опасным занятием, и магия, направленная на преодоление этой демонической защиты, сама могла иметь демоническую природу. Например, согласно одному из преданий Поволжья, чтобы добыть клад, заколдованный самим Стенькой Разиным, следовало пустить стрелу в сердце образа Богоматери.

Открывание кладов связано со способностью делать скрытые вещи видимыми. Одним из стражей сокровищ считалась змеиная царица Белая Змея; в Архангельской губернии полагали, что убивший ее обретал силу видеть спрятанные клады. Папоротник обретал это свойство, когда расцветал накануне Пасхи (или Иванова дня). Согласно одному источнику, следовало взять плат, на котором святили кулич, пойти в лес, ножом очертить круг вокруг папоротника, расстелить в этом круге платок, сесть и смотреть. Когда в {279} церкви запоют «Христос воскресе», папоротник расцветет. В этот момент нужно схватить его, покрыться платком и не оглядываясь поспешить домой; там разрезать руку ножом и вложить в рану цветок тогда можно увидеть спрятанные предметы. Другую версию со ссылкой на русский источник приводит А. де Губернатис: накануне Иванова дня взять платок, крест, Евангелие, стакан воды и часы; очертить большой круг и расстелить в нем платок, на платок поместить Евангелие, стакан с водой и часы; смотреть на часы — в полночь папоротник расцветет. Увидевший цветок увидит и другие чудеса: три солнца (о множестве солнц в иных контекстах см. в гл. 5.4) и сверкающий свет — в нем можно увидеть все, в том числе и спрятанные предметы. Услышав демонический смех, ни в коем случае нельзя оглядываться, а то дьявол оторвет тебе голову и твоя душа попадет в ад. Тот, кто не поддастся панике, обретет знание обо всем, что произошло и произойдет в мире, и великое могущество, он сможет делаться невидимым и получит любовь любой женщины, которой пожелает. Еще в одном описании черт старается сорвать цветок, как только тот расцветет. Следует очертить защитительный круг и ждать, когда позовет черт: он будет звать голосом кого-то из близких. Слушать или поворачивать голову нельзя ни в коем случае. Тот, кто сорвет цветок, будет видеть клады, оставаясь невидимым, обретет власть на суше и на море и даже над нечистой силой. Другие способы сделать тайное видимым: съесть остатки змеиной еды, зажечь свечу из человечьего сала (см. выше «Вредоносные заговоры»). Стивена Грэхема, который путешествовал по России накануне революции 1917 года, крестьянин, прислуживавший ему в трактире, уверял: если сделаешь свечу из человеческого сала и зажжешь ее, то станешь всевидящим.

Существуют особые ритуалы и заговоры, заклятия, сопровождающие зарывание кладов и призывающие проклятия на тех, кто их похищает. Заклятия часто встречаются в сказках о скупых стариках. Они могут быть очень краткими: «Щоб ци гроши таки руки выдкопали, яки закопали». В этом случае искатель клада преодолевал заклятие, выкапывая его руками мертвого скупца. Представление о спрятанном сокровище, защищенном колдовством (которое, однако, может обойти тот, кто обладает соответствующим знанием), нашло отражение в поговорке: «Умеючи и заклятый клад вынимают». Часто заговор включает требование положить на месте клада такое же количество голов (например, сто голов воробьиных, головы трех бравых молодцев), какое было положено, когда {280} его зарывали: только так можно добыть сокровище. Вариант этого мотива: если клад положен «на сорок голов», то первые сорок нашедших его кладоискателей падут жертвой заклятия, а сорок первый беспрепятственно добудет клад.

Вот более сложный заговор: «Кладу я, раб Божий, поклажу, каменным тыном огораживаю, каменной дверью запираю, за тридевять замков, за тридевять ключов, во един ключ, во един замок, через этот тын никому не хаживать, никакой птице не летывать; как утвержден Иерусалим на земле, так да утвердится земля на месте твердо, будь заговор мой от востока до запада, от седьмого неба и в третью бездну, отдам ключ Михаилу Архангелу, Михаил Архангел Гавриилу, Гавриил Архангел — Матушке Пресвятой Богородице за престол, Матушка Пресвятая Богородица во Иордан реку белой рыбе. Аминь».

Ключи и замки повсеместно используются как талисманы (для защиты скота, в доме покойника после похорон, на счастливое супружество, как противозачаточное средство), их находят, обнаруживая клады в ходе раскопок. Запирающая, связывающая сила ключа, несомненно, лежит в основе сибирского запрета детям играть с ключами и особенно брать их в рот (чтобы ребенок не начал заикаться). Мотив каменного или железного тына, забора также широко распространен и встречается в разного рода защитительных заговорах (на людей, скот, дома, клады).

Как было отмечено выше, клады могли быть персонифицированы, кладами называли и блуждающие огоньки, которые (так считалось и в других регионах Европы) охраняют сокровище.

Поиск кладов с помощью «волшебной лозы», видимо, не был распространен в России. Этому, правда, посвящен один неполный текст, очевидно, составленный или переведенный неким студентом, который в петровские времена был послан в Германию учиться горному делу. Там описана следующая практика: выбрать раздвоенную ореховую ветку для поиска серебра, вишневую — для меди, сосновую — для олова и свинца; срезать ветку на рассвете, в полдень или на закате на второй, восьмой, десятый или двенадцатый день месяца; произнести молитву: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Иисус, Мария, Господь Всемогущий и Всемилостивейший, Тебе, создателю всего сущего, аминь». Раздвоенную ветку следует держать в обеих руках так, чтобы пальцы и ветка смотрели вверх. Над кладом ветка качнется. Можно было также срезать или сломать ветку на восходе, присовокупив к вышеприведенной молитве обращение {281} к ветке с просьбой помочь найти золотые, серебряные, медные, оловянные, свинцовые и железные руды.

Еще один магический способ добыть богатство: взять петушиное яйцо (недоразвившееся или уродливое куриное яйцо — ?) и шесть недель носить за левой пазухой; когда из него вылупится змей, отправиться спать в заброшенную избу или в баню. Во сне привидится черт и велит змею принести сокровище в обмен на заключенный с ним договор. Это поверье — видимо, русское — рассмотрено в эссе Б.А. Успенского, который соотносит его с рядом других русских поверий и мифологических мотивов. Вместе с тем следует отметить, что весь процесс рождения змея, приносящего золото в обмен на договор с дьяволом, аналогичен тому, что описан в «Grimorium verum vel probatissime Solomonis Claviculae».

5.9. Защита от воров. Различные устрашающие магические практики, к которым прибегали воры для успеха в своем ремесле, описаны выше в разделе «Вредоносные заговоры», а некоторые способы обнаружить вора — в гл. 4.6.2. Сибирский заговор от воров требует взять из савана нитку длиной в рост мертвеца, трижды обойти с ней вокруг дома, амбара или иной постройки, которую нужно защитить, намотать нитку на палочку, затем воткнуть палочку внутри очерченного пространства и сказать: «Как сей мертвец, раб Божий (имя рек), не встает и не выходит из могилы, так бы сей заблужденный раб не вышел из сего круга. Век по веку, аминь».

5.10. Защита в бою. Вплоть до революции и даже позднее солдаты шли в бой с крестами, иконами и списками «Сна Богородицы» (см. гл. 8.6; 10.5). Существовали и особые воинские заговоры, например: «В высоком терему в понизовском, за рекою Волгою, стоит красная девица, стоит, покрашается, добрым людям похваляется, ратным делом красуется. В правой руке держит пули свинцовыя, в левой медныя, а в ногах каменныя. Ты, красная девица, отбери ружья: турецкия, татарския, немецкия, черкесския, мордовския, всяких врагов и супостатов, заколоти ты своею невидимою рукою ружья вражия. Будет ли стрелять из ружья, и их пули были бы не в пули, а пошли ты эти пули во сыру землю, во чисто поле. А был бы я на войне невредим, и мой конь был бы цел и невредим, а была бы моя одежда крепче панциря. Замыкаю мои приговорные словеса замком, и ключ кидаю в Окиан-море под горюч-камень Алатырь. Как морю не усыхать, камня не видать, {282} ключей не доставать, так меня пулям не убивать до моего живота, по конец века».

О заговорах на излечение ран см. выше в разделе «Медицинские заговоры». Существовали также заговоры на защиту рядовых солдат от офицеров. В белорусском заговоре говорится: как дитя выходит из утробы сердцем не лютое, так бы и командиры на солдата сердца лютого не имели.

5.11. Заговоры на оружие. Всякое оружие можно было заговорить: это делал или владелец, чтобы оно было успешно в охоте и било без промаха в бою, или враг — с противоположными намерениями. Представления о заговоренном оружии встречаются по всей Европе и за ее пределами: например, Саксон Грамматик упоминает несколько случаев, когда мечи были притуплены вражескими заклятиями. Осечка огнестрельного оружия могла иметь серьезные последствия, так что естественно было искать магической защиты от нее. Один из способов: протереть ружейный ствол кровью; в белорусском полесском варианте — кровью из мизинца на правой руке, а в карельском — теплой кровью сороки. В Карелии также полагали, что охотник должен купить у колдуна волшебное разрешение на охоту, в котором будет указано, каких животных и сколько можно застрелить. Другой способ — произнести над ружьем заговор или даже выгравировать его на ружье. На Могилевщине охотник должен был вымыть ружье водой из трех колодцев, а часть воды плеснуть налево с приговором: «Гром громыхает, молния сверкает, апостол Петр свинец направляет». Такие заговоры часто наговаривали кузнецы. С.Т. Аксаков в третьем отрывке из автобиографической «Семейной хроники» вспоминал, как в конце XVIII века его дедушка обращался с заговоренным ружьем: «Дедушка вообще колдовству мало верил. Даже стрелял один раз (вынув тихонько дробь) в колдуна, который уверял, что ружье заговорено и не выстрелит; разумеется, ружье выстрелило и крепко напугало колдуна, который, однако, нашелся и торжественно объявил, что дедушка мой "сам знает"…»

На Западе России ружье, которое никогда не промахивалось, называли иорданка, потому что его заговаривали на Иордани (проруби, делавшейся для водоосвящения на Крещение). С другой стороны, если охотник-богохульник зарядит ружье в праздник, оно «испортится». Вот заговор, призванный противостоять вражескому заклятию, испортившему ружье: «Во имя Отца и Сына и Святаго {283} Духа. Есть святое море Окиян; во святом море Окияне есть камень Латырь, на камне Латыре есть три брата родимые, три друга сердечные: един судит, другий дела отправляет, третий уроки заговаривает у меня, раба Божия (имя рек), и у моей пищали свинцу и пороху, огненнаго оружия; три брата родимые, три друга сердечные, ставили круг меня, раба Божия (имя рек), тын железен от земли и до неба, от востоку и до запада, от лете до севера. Из моря глубины придет царь морской с тридевятью замками, с тридевятью ключами, замкнет и ключи в море бросит; из моря глубины, из пещеры выйдет рыба-щука и ключи пожрет, и в море уйдет; что тое взять не где не ловцам, не водчикам — такожь меня, раба Божия (имя рек), взять не где и моей пищали, свинцу и пороху, огненнаго оружия, взять не где же; и никому не испортить, ныне и присно и во веки веков, аминь».

Еще один пример заклятия на оружие: «Завяжу я, раб Божий (имя рек), по пяти узлов всякому стрельцу не мирному, неверному на пищалях, луках и всяком ратном орудии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, замкните все пищали, опутайте все луки, повяжите все ратныя оружия. И стрельцы бы из пищалей не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратныя оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча, сила могуча змеиная сокрыта, от змия двунадесять главаго, того змия страшнаго, что прилетел со Окиан-моря, со острова Буяна, со меднаго дома, того змия, что убит двунадесятью богатырями под двунадесятью дубами; в моих узлах зашиты моей мачихою змеиныя головы. Заговариваю я раба Божия (имя рек) ратнаго человека, идущаго на войну моим крепким заговором, крепко на крепко».

Другой способ помешать заклятию против охоты: до того как настанет время заряжать, держать заряд во рту.

Е.Н. Елеонская приводит пример, когда пленный немец обучал русских заговорам на оружие. В Воинском артикуле Петра Великого (1716 год) заговоры на оружие причислены к колдовским практикам, за которые полагалось суровое наказание (см. гл. 16).

К заговорам на оружие прибегали не только охотники и военные; известно, насколько суеверными были преступники (см. выше 7.5.6), а один казак-разбойник в середине XIX века верил, будто его нельзя ни ранить, ни убить, потому что он умеет налагать заклятия на ружья. {284}

5.12. Заговоры на охоту и рыбную ловлю. Охотники и рыболовы могли прибегать и к другим магическим обрядам, кроме описанных выше заговоров на оружие. В Сибири в Великий четверг охотничьи ружья и рыболовные снасти клали под стол вместе с «четверговой смолой» (она напоминала о факелах, с которыми искали Иисуса в Гефсиманском саду, и тоже наделялась целительной силой).

Вот заговор на успешную охоту, который наговаривали на соль: «Как к тебе, Михаила архангел, сбирается народ Божий к церкве, так бы ко мне, к рабу Божию (имя рек), сбегались бы белые звери, зайцы криволапые и черноухие, со все четыре стороны, с востоку и с западу, с лета и с севера». В другом заговоре охотник молит Богородиц Тихвинскую и Владимирскую поставить ловушки золотые на разных зверей, причем приводится целый перечень видов ловушек и животных, который тоже имеет заклинательную силу.

С охотой связано множество суеверных примет. Например, встретить, отправляясь на охоту, женщину, особенно с пустыми ведрами, — дурной знак, а мужчину — добрый. При входе в лес, чтобы обеспечить удачную охоту, следовало принести умилостивительную жертву лешему — обычно кусок хлеба со щепоткой соли (традиционный знак гостеприимства). Рыбаки будут удачливы, если сети им свяжет в полночь беременная женщина. Интересно, что белорусские рыбаки почерпнули кое-что из традиций польского классического образования: в одном из заговоров благословить рыбную ловлю наряду с Богородицей призывается Царь Нептун.

5.13. Сельскохозяйственные заговоры, в том числе заговоры на погоду. Сельскохозяйственная магия включает в основном обряды плодородия, приуроченные ко времени сева и жатвы, и защитительные заговоры и ритуалы, исполнявшиеся главным образом во время первого весеннего выпаса скота. В последнем случае характерны заговор или молитва (обычно обращенная к одному из покровителей скота — св. Георгию или св. Николаю), символические действия (очерчивание или обход объекта, который нуждается в защите), магические объекты (часто имеющие символические, религиозные и естественные защитительные свойства: замок, нож, топор, свеча, ладан и др.) и приношения (например, хлеб, соль, свеча к иконе).

Во время одного из обрядов, спустив рукав рубахи, прихватывали несжатый пучок колосьев и либо пригибали его к земле, либо {285} завивали в венок и приговаривали: «Батюшка Илья-борода, уроди ржи, овса, ячменя и пшеницы». Иногда колосья связывали красной лентой и зарывали в землю вместе с хлебом и солью, приговаривая так: «Дай Бог, чтобы на другое лето был хороший урожай». (Хлеб и соль повсеместно символизировали гостеприимство, а красные ленты, нити и т.п. широко применялись для защиты от колдовства.) Согласно сборнику заговоров XVII века из Олонецкой губернии, на Севере существовал такой обряд: перед первым выгоном владелец скота вставал до зари, брал рогатину, с которой ходили на медведя («которая в звере бывала»), очерчивал этой рогатиной круг вокруг стада, шел за ворота и говорил: «Покажися, мой скот, всякому зверю черному и серому, и рыскуну пнем да колодою, да камнем от сего дни и во все лето до белого снегу». Затем следовало поставить свечу к иконе св. Георгия, помолиться о сбережении стада, поставить огарок свечи и приготовить обед из свежей щуки (причем кости потом нельзя было выбрасывать); отобедав, отодвинуть стол, ничего на нем не трогая, зажечь огарок свечи, всей семьей выйти на двор и, благословясь, выпустить скот со двора. После этого встать против рогатины, взять ее и положить в укромное место, чтобы никто ее не тронул, пока скот пасется в лесу до снега. Вернувшись в избу, прибрать стол, но в этот день ни костей собакам, никому ничего не давать. В некоторых местностях обряды для защиты скота совершались 6 января. Владелец скота приносил воды от водосвятия, выкладывал во дворе необмолоченные снопы разных видов зерновых в виде крестов и выгонял скот. Хозяйка в вывороченной мехом наружу шубе топором трижды очерчивала круг вокруг скота и крестов, держа в другой руке икону и свечу. Хозяин шел за ней, пучком ржаных колосьев окропляя скот освященной водой. В завершение хозяйка перебрасывала топор через животных.

До наших дней сохранился обряд в Юрьев день (записан в Никольске в 1969 году). Освященный в церкви последний сноп предыдущего урожая, хранившийся в красном углу вместе с иконами, выносили и скармливали скотине. Священник трижды обходил стадо с иконой св. Георгия, пастух отстригал клок шерсти у каждой коровы, а затем, сваляв всю шерсть вместе, поджигал с приговором, чтобы все стадо держалось вместе, как вместе горит вся шерсть.

Известны многочисленные календарные приметы о погоде и грядущем урожае, а также повсеместно описанные гадания, например {286} по внутренностям животных, и магические практики (скажем, чтобы не росли сорняки, надо закопать в поле живую кошку или выполоть сорняк и вновь посадить его корнем кверху — тогда он не вырастет вместе с хлебами).

В отдельный подтип выделяются заговоры и магические практики для вызывания дождя. Последние могли включать обливание водой упавшего на землю священника, погружение в воду изображения Иоанна Предтечи в Иванов день, бросание в реку прохожего. В Белоруссии вдовы раздевались донага и ночью обегали деревню вокруг, воровали сохи и вешали их на заборах, бросали в колодец похищенные кувшины, срывали чьи-либо ворота и бросали их на землю или в болото. Кроме того, устраивали крестные ходы вокруг полей, ткали особое полотно, проводили обряды у колодцев и могил «нечистых» покойников (колдунов, самоубийц, умерших насильственной смертью или от пьянства), перекапывали дороги, осушали речные русла, разрушали муравейники, убивали змей и лягушек. Отмечено, что еще в 1965 году под Смоленском колхозникам было предписано купаться в реке, чтобы прекратить засуху.

Распространены заклинания, чтобы вызвать или прекратить дождь. Вот одно из них: «Как вода огонь заливает, так и слова мои бурю утишают». Один из заговоров связан с повсеместно описанным поверьем, будто засуха и неурожай вызваны тем, что похоронен колдун, самоубийца, пьяница или жертва убийства. Заговаривающий описывает, как он видит гроб колдуна, на который никогда не проливается дождь, как срезает осиновый кол и втыкает его в живот мертвеца, а затем — как покойника перезахоранивают в болоте. Человек, который записал это, отметил, что в Поволжье крестьяне часто сопровождали заговоры соответствующими обрядовыми действиями. Известны и канонические молитвы о дожде, например молитва патриарха Филофея Коккина. Дождь можно было также вызвать, окропив поле водой из семи (в некоторых местностях — из трех) колодцев.

В зависимости от местности магически вызывали ту или иную погоду. На севере Сибири после долгого периода ясной морозной погоды хозяйка призывала облака, собрав клочки шерсти и лохмотья (напоминающие облака) и бросив их в огонь с приговором, чтобы Царь-Огонь дал облака, дал тепло дитятку. Напротив, долгое ненастье и дождь можно было прекратить, бросив в огонь кусок мамонтовой кости с приговором, чтобы погода стала ясной; {287} или заставив человека, родившегося в спокойный ясный день, раздеться донага и пробежать по тундре, крича, чтобы было ясно, как в день его рождения. Там же долгий период ветреной погоды старики прекращали, исполняя былину о Садко и призывая «богатого гостя» Садко утишить непогоду (этот эпический купец и певец наделялся способностью игрой на гуслях усмирять стихию).

Нередко считалось, что дождем управляют колдуны и ведьмы, они же портят хлеба и скот (см. гл. 3). Л.И. Минько приводит ряд белорусских магических практик для защиты скота от несчастья и колдовства: в день первого выгона положить у края поля замок (это замкнет волчьи пасти); влить освященную ртуть из градусника в отверстие, просверленное в коровьем роге (чтобы защитить животное от колдовства); подвесить в стойле дохлую сороку (чтобы защитить лошадь); окуривая пчел, использовать церковные свечи. Скот можно защитить от эпизоотии посредством «живого огня» или «деревянного огня», добытого трением дерева о дерево, обычно во время купальского праздника середины лета. (Другие способы защиты домашних животных описаны в гл. 8 и 9.)

Вернуть заблудившийся скот должен был заговор в форме письма к лесным «царю» и «царице» и их детушкам, а также «царям» водяному и земляному, чтобы они, если потерянная скотина (следует ее описание) окажется в их царстве, немедля вернули ее обратно. Письмо следовало написать справа налево (магическая инверсия, к которой прибегали для сношений с лешим) на бересте в трех экземплярах: один прикрепляли к березе, другой зарывали, а к третьему привязывали камень и бросали в воду.

В одной из местностей Украины, устанавливая новые ульи, следовало произнести не менее шести молитв и заговоров; исполняя последний («Як мыр християнський не может обойтись без оливы, так бы рои за десять миль не моглы обойтысь без моей пасики»), трижды обходили вокруг пасеки с освященным деревянным маслом.

5.14. Отправляясь в путь. Многие народные суеверия связаны с отправлением в путь: не следует начинать путешествие в понедельник; если, когда вы тронетесь в путь, начнется дождь, — это добрый знак; перед тем как отправиться в путь, следует посидеть молча; выйдя за дверь, не следует возвращаться и снова переступать через порог — «пути не будет» (это верование до сих пор широко распространено в России). Другие дурные предзнаменования, связанные {288} с путешествием, например монах или заяц, пересекающие дорогу, рассмотрены в гл. 5.2.

Есть несколько специальных магических способов выяснить, благоприятны ли обстоятельства для путешествия; существуют и более общие гадательные практики, к которым можно обратиться за советом. «Астрологический» способ по звезде «Араван» см. в гл. 15.3. В разных разделах этой книги описано применение различных амулетов и икон при отправлении в путешествие и во время него.

Исполнялись также и заговоры, например: «Едет Егорий Храбрый на белыим коне, златым венцом украшается, булатным копьем подпирается, с татем ночным встречается, речью с ним препирается: "Куда, тать ночной, идешь?" — "Иду я людей убивать, купцов проезжих добывать". А Егорий удал, ему дороги не дал, православных обороняет, в пути-дороге сохраняет».

Ниже (5.16) описывается заговор, призванный помочь путешествовать оставаясь невидимым и, следовательно, в безопасности; в примеч. 293 упоминается заговор, адресованный «лесному царю Оноприю».

5.15. Торговля. У купцов был обычай награждать или наказывать иконы, которым они молились об успехе в делах (см. гл. 8.6). Существовали и заговоры на торговлю. Например, краткий на мед: «Как пчелы ярыя роятся да слетаются, так бы к тем торговым людям купцы сходились» (потом следовало намазаться медом). В ряде заговоров упоминается неразменный рубль: монета, которая всегда оказывается у владельца, сколько бы раз он ею ни расплатился (иногда она встречается в сказках наряду с ковром-самолетом и другими волшебными предметами). Добывают неразменный рубль, связав черную кошку смоляной веревкой и продав за рубль (невероятная сделка); или спеленав черную кошку и бросив ее в полночь в баню с приговором: «На тебе ребенка, дай мне безпереводный целковый». Затем следует выбежать из бани, очертить около себя три круга крестом и произнести волшебное защитительное слово «чур». Существует народное верование, что масоны — это народ, живущий в дальней стране и владеющий такими монетами.

5.16. Становиться невидимым, летать, превращаться в животное. В России способность становиться невидимым приписывалась злым духам. Среди многочисленных народных наименований духов — невидимка . невидимая сила. В России, как и повсюду, в {289} числе распространенных сказочных мотивов встречаются шапка-невидимка, ковер-самолет, сапоги-самоходы, скатерть-(сума)-хлебосолка, котома-дай-пить-и-есть, скатерть-самобранка, карты однозолочные (золотые карты, которые всегда выигрывают), неразменный рубль. В русском и украинском фольклоре весьма распространено представление, что человек или колдун могут стать невидимыми. Для этого прибегали к особым магическим действиям с приговором: «Аще обрящещи муравейник велик, от которого есть дванадесять дорог, и ты разожги огонь и навари воды со ушат, и чтобы вода кипела, и облей весь муравейник; и как обожжешь, и разгреби весь до земли и второй раз облей водой, и обрящещи дыру в земле, и свяжи… пуговицу медную или оловянницу и спусти в землю; и доколе идет и как станет, и ты копай три сажени или две с половиною, и зряще царя муравьев на камени, и камень багровый или синий, и облей царя муравьев кипячею водою, и он отвалитце с камня; и ты держи при себе плат тавтяной и обхвати камень платом, и тут снова копать; и он спросит у тебя: "Нашел ли?" И ты в то время молчи, и тот камень держи во рте, и платом потирайся — и ходячи никто не видит.

Ты небо-отец, ты земля-мать, ты корень-свят, благослови себя взять на добрые дела, на добро».

Другой способ упомянут в том же источнике: взять траву ерек (она «растет близ средних рек на среднем месте, а цветет она, что будто голубец с киноварью»), положить под большой церковный угол на трое суток, затем забрать, положить в шапку и зашить с приговором: «Как сия трава под церковным углом лежала и никто не видел, тако б и меня, раба Божия (имя рек), никто не видел и не слышал на всяком деле в день и в нощь». (Это следовало говорить над травой три рассвета подряд.)

Существует сходное суеверное представление о косточке-невидимке; ее можно добыть, сварив совершенно черную, без единой белой шерстинки, кошку, так, чтобы разварились кости: среди них найдется особая косточка, которая сделает вас невидимкой и наделит способностью открывать замки. Об использовании «мертвой свечи», сделанной из человечьего жира, чтобы стать невидимым, говорилось выше в разделе «Вредоносные заговоры».

А.И. Яцимирский приводит заговор, чтобы стать невидимым во время путешествия: поймать летучую мышь, медной булавкой выколоть ей правый глаз с приговором: «Как ты, мышь проклятая, своим правым глазом видеть не можешь, так бы меня, раба Божия {290} Григория, некто бы не мог видети ходящего по земли». Магические действия, направленные на то, чтобы сделать спрятанное видимым, описаны выше в разделе об отыскании кладов.

О способности колдуна летать, превращаться в животное или в птицу см. в гл. 3, там же приводится соответствующий заговор. Колдуна, обернувшегося животным, можно заставить вернуть себе прежний облик, ударив осиновым колом. Заговоренному человеку, превращенному в животное, можно возвратить прежний облик, если надеть на него пояс с навязанными на нем узлами (при завязывании каждого узла говорить «Господи, помилуй»).

5.17. Переезд в новый дом. Существовали различные суеверия о том, где можно строить новый дом; при этом следовало прислушаться к совету колдуна. Переезжать в новый дом желательно в один из двунадесятых праздников, лучше всего — на Введение Богородицы во храм (21 ноября). Прежде чем войти в новый дом, туда следовало запустить петуха или кошку — если суждено случиться несчастью, оно случится с ними. Если все в порядке, можно въезжать в новый дом; лучше всего ночью в полнолуние, неся хлеб, соль и икону. Кусок хлеба следует положить под печью для домового. В некоторых местностях было принято, чтобы хозяйка до рассвета трижды нагишом обежала вокруг дома и произнесла заговор: «Поставлю я около двора железный тын, чтобы через этот тын ни лютый зверь не перескочил, ни гад не переполз, ни лихой человек ногой не переступил, и дедушка-лесной через него не заглядывал».

Некоторые из этих практик еще недавно были описаны в Карелии, причем отмечены дополнительные подробности: закопать под красным углом медную монету; у окон смолой нарисовать крест, чтобы охранить от молнии; разжечь первый огонь углями, принесенными из старого дома. Другой обряд призван пригласить домового переселиться из старого дома в новый: в новом доме следует оставить целый каравай хлеба с солью и чашку молока, затем ночью пойти в старый дом и, стоя в одной рубахе, произнести: «Кланяюсь тебе, хозяин батюшко, и прошу тебя пожаловать к нам в новыя хоромы: там для тебя и местечко тепленькое, и угощеньицо маленькое сделано». Достаточно любопытно, что в Англии существовали сходные обряды: первым делом в новом доме полагалось насыпать соль в очаг, но при этом представление о подношении духу дома, видимо, отсутствовало. { 291}

5.18. Защита от огня. И в городах, и в деревнях жилища были деревянными и часто случались пожары. Защитой от огня, видимо, чаше служили ритуалы и талисманы, нежели вербальная магия, хотя есть данные о том, что русские учились у пленного немца заговору против пожара. Хорошая погода на Благовещение (25 марта), кукушка прилетела к жилью, заяц пробежал по деревне, собака воет подняв голову, мыши или тараканы покинули дом, сверчок появился в доме — все это приметы грядущего пожара; так же как если разбить яйцо в стакан с водой и белок опустится на дно. Несчастье можно предотвратить, трижды обойдя вокруг дома с медведем; если же медведя нет, можно раздеться донага и трижды обежать вокруг горящего дома с просфорой во рту. Если и это не возымеет действия, распространению огня помешает икона, особенно св. Николая; последнее средство от пожара — магический квадрат SATOR или ритуал с пасхальным яйцом (перекинуть яйцо, которым первый раз похристосовались у заутрени, через огонь). В сибирском варианте знахарка нашептывает заговор над яйцом, а затем бросает его в огонь. Пожар, причиненный молнией — «Божьей волей», можно потушить яйцами, пивом, квасом, молоком либо бросив в огонь белого голубя. Однако некоторые полагали, что, поскольку такие пожары являются актами божественной силы (отсюда их название божий огонь), всякая попытка бороться с ними — грех. Согласно украинским представлениям, чтобы потушить пожар, следовало дождаться, пока уж не начнет заглатывать жабу, затем палкой достать эту жабу из пасти змеи и с этой палкой трижды обежать вокруг огня. Сделать все перечисленное в случае необходимости совершенно невозможно; это заставляет предполагать, что такие практики, равно как и ряд других зафиксированных заговоров и ритуалов, являются частью шуточного фольклора; при этом некоторые собиратели народной мудрости, несомненно, верят, что птиц можно ловить, посыпав им хвосты солью.

* * *

Бо́льшая часть приведенных выше заговоров относится к магии; включенный в них христианский элемент обычно является апокрифическим, если не еретическим. Существует много заклинаний и молитв, отличающихся от дозволенных лишь тем, что к ним добавлены или из них изъяты одно-два слова. Тот факт, что {292} заговоры осуждались Церковью, не означает, что к ним не прибегало духовенство. Священники обыкновенно были грамотнее своей паствы, поэтому их могли призывать к постели больного, считая необходимым прочитать заговор; нам известны случаи привлечения клириков к суду за владение сборниками заговоров. Не может быть никакого сомнения в том, что духовенство достаточно часто занималось подобного рода магией; такая же картина характерна для южных славян и — в разной степени — для других частей Европы. Для большинства людей, прибегавших к заклинаниям, это было практически единственным средством излечиться от болезни или защититься от эпидемии, насилия, беззакония, несправедливости и угнетения.